Язева Марианна Арктуровна : другие произведения.

Лок-Фергус (отрывок 4)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Доктор Войвер вышел из дома Меркля вполне удовлетворенным. Объяснения, данные ему, были весьма убедительны. Более того, они изобиловали научными, в том числе и медицинскими, терминами и потому вызывали безусловное уважение. Правда, некоторые из этих терминов оказались для доктора не вполне понятными, но он был готов поклясться, что встречал их в литературе, и даже дал себе слово по возвращении домой немедленно покопаться в справочниках и словарях... если бы еще запомнить конкретно, что именно он собирался там для себя выяснить.
  Короче говоря, Натан Меркль оказался прелюбопытнейшим, с точки зрения доктора, представителем плеяды современных учёных, по уровню своему слегка опережающих своё время и потому, быть может, не получивших ещё всеобщей известности, но безусловно её достойных. Проводимые Мерклем исследования человеческой психики поражали своей нестандартностью, а применяемые методы в большинстве своем являлись несомненным "ноу хау".
  "Мы, пожалуй, ещё будем гордиться, если наш новый знакомый упомянет нас в своих трудах... пусть даже всего лишь в роли подопытных!" - подумал доктор, раскланиваясь с хозяином на пороге его дома.
  С таким чувством - приобщенности к высотам передовой науки - доктор Войвер, не торопясь, вышагивал по улице, намереваясь еще навестить по пути Лавинию Морриг. Старушка хоть и убеждала его по телефону, что совершенно оправилась и не испытывает ни малейшей потребности в каком бы то ни было медицинском контроле, но визит к ней у доктора был запланирован заранее и внесён в соответствующую графу тщательно оформляемого ежедневника, записи в котором имели для его владельца силу закона. Поэтому хотела того тётушка Винни или нет, нуждалась ли она в срочной медицинской помощи или, к примеру, готовилась к участию в марафонском забеге, роли это не играло в данном случае никакой. Визит доктора был абсолютно неотвратим.
  Пациентка встретила доктора как всегда приветливо, увлекла его на кухню опробовать очередную стряпню, без особого энтузиазма позволила измерить себе давление, а жалоб на здоровье не высказала никаких.
  - Хватит уж мне больную из себя корчить, - заявила она безапелляционно. - И так всех соседей переполошила... ох, и спасибо же им огромное за заботу, не побрезговали старухой, дорогие мои! Вот и верно говорят, в беде да и проверится... И ребятишки, что ни день, забегали, и Сана, и Анна... Кстати, доктор, скажите, а как чувствует себя Вильгельмина - после всего этого кошмара?
  О состоянии здоровья мамаши Эмстерволл доктор мог сказать лишь то, что к его профессиональной помощи она в последнее время не обращалась. Да и малыш Томас, слава Богу, чувствовал себя вполне удовлетворительно, совершенно оправившись после последнего сильного приступа.
  - Ну и славно, ну и славно, - отреагировала тетушка Винни. - А мальчик... ему, конечно, не сказали о смерти матери?
  - Ну конечно же, нет. Он думает, что она уехала по каким-то делам. К счастью, она действительно довольно часто отлучалась из дому, вы же знаете... С Томасом всегда больше занимался Стивен. Так что ситуация как бы вполне обычная. Я думаю, он просто понемногу привыкнет к ее отсутствию, забудет... Детская психика, знаете ли, тем более - такая ущербная...
  - Ох, не знаю, доктор, не знаю, - задумчиво протянула старушка. - Забудет ли он мать? Такие дети, мне кажется, совсем не так примитивны, как принято считать.
  - Возможно, вы и правы... но в данной ситуации - лучше бы ошибались, не правда ли? Ну что ж, я рад, что у вас все в порядке. Думаю, что в моих визитах к вам действительно больше нет нужды.
  Откланявшись, доктор покинул дом тетушки Винни.
  На самом выходе, уже у калитки, он столкнулся со спешащей навстречу Ликой Расмис. Девочка так спешила, что едва разминулась с неторопливо шествующим доктором. Пробормотав на ходу что-то, одновременно служащее и приветствием и извинением, она пролетела мимо него, прижимая к груди какую-то цветастую тряпку. Укоризненно покачав головой, Эрнест Войвер прошествовал далее.
  
  
  * * *
  
  - ... Сана говорит - не вздумай, это совершенно не вовремя, а я думаю - почему же не вовремя, если как раз такой случай подвернулся, тем более, мне она не разрешает, говорит, скоро в доме будет младенец, поэтому нельзя, негенично это, так куда же ее теперь?..
  Лика тараторила не останавливаясь, а тетушка Винни молча смотрела на крохотный пушистый комочек, барахтающийся на расстеленной прямо на полу старой ликиной футболке.
  - Негигиенично, - тихо произнесла она, не глядя на девочку.
  - Что?
  - Негигиенично. Ты неправильно произносишь это слово. Не-ги-ги-е-нич-но. Это значит - нарушаются правила чистоты, то есть гигиены.
  Лика кивнула головой, не решаясь повторить заковыристое слово, и замолчала. Собственно, говорить ей было уже нечего, оставалось ждать решения соседки. А та, как назло, снова погрузилась в молчание.
  В это время серо-кремовое существо, с трудом освободив зацепившиеся за ткань коготки, отправилось исследовать окружающую обстановку. Решительно задрав хвостик, оно энергичными, но не очень уверенными шажками устремилось к дивану и через несколько секунд оказалось перед тапочками тетушки Винни. Осторожно тронув лапкой незнакомый предмет, котенок, - а это был, конечно же, котенок, - потерял к нему интерес и, развернувшись, забавными скачками, во время которых задние лапки успешно обгоняли передние, направился к креслу, на котором сидела Лика.
  - Вот видите, какая умница, - радостно констатировала девочка. - Она уже меня запомнила. Представляете? Всего два часа у меня побыла - и вот, пожалуйста, уже запомнила. Она и к вам сразу привыкнет!
  Котенок в это время пробежал мимо кресла и отправился в направлении кухни. Лика вскочила с места и подхватила его на руки. Раздалось обиженное писклявое мяуканье.
  - Ну вот что, Лика, - решилась наконец старушка. - Спасибо, конечно, тебе большое, что заботишься обо мне. Только что-то не очень я сейчас... Может, и заведу я еще себе кошку - потом как-нибудь. Я уж, честно скажу, об этом думала. Да только рано мне еще. Что ж я... еще после той, как говорится, корзиночка не остыла...
  Тетушка Винни судорожно сглотнула. Лика, воспользовавшись случившейся паузой, тут же затараторила снова:
  - Вы может, думаете, что она некрасивая будет, непородистая, так вы не думайте, у нее мама почти персидская, вот такущая шерсть! И морда блюдечком, смешная такая! Для нее, для мамы ее, даже специальные щетки покупали, представляете? Вот такая шерсть! Чистый пух!
  - Да я разве об этом... - начала было старушка, но Лику уже было не остановить.
  - Говорят, они даже лечебные, такие кошки, лягут на больное место, полежат немного - и все, готово, здоров! А она потом пойдет, коготками поскребет где-нибудь, ваша болезнь с нее сойдет, и все дела.
  - А если голова? - вдруг спросила тетушка Винни.
  - Что... голова? - не поняла девочка.
  - Голова если болит? Или, к примеру, зуб? Куда тогда твоя лечебная кошка ложится?
  - Ну... не знаю... на подушку, может быть, - рядышком... Рядышком тоже должно помогать! - не очень уверенно ответила Лика.
  Снова помолчали, при этом котенок сердито вырывался из рук своей маленькой хозяйки, решительно пуская в ход остренькие коготки. На кисти девочки уже появилось несколько ярко-красных полосок.
  - Да отпусти ты его, - не выдержала старушка.
  - Не его, а ее, - поправила Лика, возвращая царапучку на пол. - Это же девочка, помните, я вам сразу сказала. Кошечка.
  Предмет разговора тем временем снова устремился в кухню.
  - Так она, наверное, проголодалась уже, - сообразила Лика. - И видите, какая сообразительная, прямо в кухню бежит. И откуда только знает? Я же говорю, умница невероятная!
  - Ну что ж, молочко у меня, пожалуй, есть... и даже сливочки найдутся, только погреть их придется - из холодильника.
  Старушка тяжело поднялась с дивана и отправилась вслед за котенком. Девочка тоже вскочила.
  - Тетушка Винни, можно, она у вас хотя бы пока побудет? Я обещала Сане кое-что по хозяйству... Я мигом, и сразу к вам прибегу, ладно? Она покушает и спать ляжет, маленькая ведь еще совсем, она вас не побеспокоит, правда-правда! Пусть побудет, ладно?
  И не дожидаясь ответа хозяйки, еще раз громко повторила "я быстренько, и сразу к вам!" - и исчезла за дверью.
  - Ну Лика, ну хитрунья, - пробормотала старушка, копаясь в холодильнике в поисках бутылочки со сливками.
  
  
  * * *
  
  "...не в своей тарелке. И это явно связано с этими зеркалами. В смысле, с пребыванием в этой комнате. Черт возьми, потрясающий эффект! Полное ощущение реальности событий... Я совершенно натурально чувствовал себя этим человеком; я даже знал - тогда, там, в этой ужасной пустыне - как я там оказался и куда иду; удивительно, но сейчас я этого не помню абсолютно. А только то, что происходило в тот самый момент, возле колодца... Что за Оракул? Ведь я знал это... там. А здесь - опять же - ничего не помню. Удивительно.
  Айвис тоже рассказывает о каких-то невероятно реалистичных видениях. В подробности не вдается, но явно испытала некое потрясение. Я еще, конечно, ее расспрошу... Интересно, это было со всеми присутствующими?
  Даже не знаю, хотел ли бы я испытать вновь что-то подобное. Сначала мне казалось, что - нет. Но сейчас я, пожалуй, чувствую какое-то смутное сожаление..."
  Гималайя осторожно положила морду на колено Кристофера.
  - Что, подруга, чувствуешь, что хозяин слегка не в себе? - Кит закрыл дневник, убрал его в ящик стола и аккуратно закрыл на ключ. - Есть такое дело, есть. Чуткая ты животина, что и говорить. Ну ничего, не переживай, все будет нормально. В конце концов, это даже интересно...
  На лестнице послышались шаги, и Гималайя радостно метнулась навстречу хозяйке.
  - Ах, вот с кем ты тут разговариваешь, - произнесла слегка запыхавшаяся Айвис, осторожно отстраняя собаку.
  - Ну да, а ты думала, что я тут тайком принимаю гостей... в смысле, гостью? Она залезает ко мне через окно по связанным простыням! Нет, постельное белье трогать не будем... оно пригодится для других целей... А, вот, по связанным носкам! Не зря же ты подарила их мне за последнее время не меньше трех дюжин...
  - Болтай, болтай. Тебе дай только волю, заговоришь до смерти.
  Айвис подошла к окну.
  - Ага, - обрадовался Кристофер. - Проверяешь? Да целы, целы твои носки! То есть, мои, конечно... На самом-то деле я сплел лестницу из медицинских бинтов, и поэтому...
  - Если бы ты надумал плести лестницу, ты легко бы сделал это своим языком! Хватит, Кит... у меня что-то нет настроения шутить.
  Айвис повернулась к окну спиной и принялась сосредоточенно рассматривать что-то у себя на ладони.
  - Линия жизни у тебя замечательно длинная, - не удержался Кристофер. - Можешь даже не проверять... Что-то случилось, милая?
  - Не знаю, Кит. Вот честное слово, не знаю. После той дурацкой игры... Я словно раздвоилась. Такое странное чувство...
  - Нет уж, моя дорогая, не раздваивайся, пожалуйста! Боюсь, что каждый из этих двух экземпляров окажется слишком мал... для полноценного общения. К тому же у меня есть повод серьезно подозревать, что они начнут чудовищно ревновать меня друг у другу!
  Айвис молча подняла на мужа глаза, и у того моментально пропала охота балагурить.
  - Извини, малыш. Я ведь тоже слегка не в своей тарелке... только что признался в этом Гималайе. У меня это, наверное, немного по-другому: не то, чтобы раздвоение... но чувство действительное необычное. Давай я тебе сейчас расскажу все, что помню. И ты, если захочешь. Может быть, мы видели одно и то же?
  Он обнял жену за плечи и увлек ее на стоящий у стены небольшой диванчик.
  - Первое, что я почувствовал - это был зной. Страшный, иссушающий зной. И жажда...
  
  * * *
  
   В отличие от Айвис, Коллерия Анкс испытывала непроходящее чувство лихорадочного возбуждения. Она испытывала его даже во сне, - и сны приходили какие-то яркие, быстрые и эмоциональные, но почти сразу же испаряющиеся из памяти после утреннего пробуждения. Она испытывала жажду деятельности, и даже затеяла в доме нештатную генеральную уборку, перевернув вверх дном все вокруг.
  Удивленная таким непривычным рвением сестры, а также памятуя о состоявшемся не так давно разговоре, Анна осторожно попыталась снова вызвать ее на беседу, но Коллис отвечала невнимательно, словно куда-то торопясь, а один раз даже повторила (явно сама этого не заметив) два раза подряд одну и ту же фразу.
  Анна совершенно точно связала такие перемены в поведении младшей сестры с посещением дома Меркля и сделала самый естественный для любой женщины вывод: Коллис влюбилась. Что ж, в этом нет ничего особенного... почему бы и нет? Выбор сестры Анна не одобряла, - он не показался ей симпатичным человеком. Натан Меркль, конечно, невольно притягивал взор и привлекал внимание... при том он чертовски аристократично держался, в нем несомненно чувствовалась порода... и все же.
  "Сильное отрицательное обаяние", так сформулировала для себя Анна. Может быть, она была не права, и новый сосед положительнейший из героев... как знать. Пусть разбирается Коллис. И все же выбор сестры Анне пришелся не по душе. И очень не по душе.
  А Коллис стремительно летала по дому, с трудом удерживала себя положенное время на рабочем месте и мчалась на тренировку, где наконец-то давала выход накапливающейся в ней сумасшедшей, не дающей ей покоя энергии. Здесь у нее все получалось отлично: прямо в корзину шли трехочковые броски, роскошно получался дриблинг, а в прыжке словно сила какая-то тянула ее вверх, позволяя "перевисеть" в воздухе выпрыгивающих одновременно с ней соперниц. Тренер восторженно потирал руки, предчувствуя успех на предстоящих в ближайшее время играх и умолял Коллис быть осторожнее, чтобы упаси Бог! не получить нечаянную травму. Коллис только усмехалась, чувствуя внутреннюю уверенность в том, что ничего плохого с ней приключиться не может, и что она защищена от любых напастей невидимым, но могучим щитом.
  Возвращаясь домой с одной из тренировок, она встретила на улице Меркля. Он шел прямо ей навстречу, и ей показалось, что она уже издали, даже не различая еще, собственно, черты лица, видит его проникающие прямо в душу глаза.
  Приблизившись, он остановился, галантно склонил голову и протянул руку. Вспыхнув, она мальчишеским движением сунула ему свою широкую ладонь, но он прикоснулся к ней лишь кончиками пальцев и мягко приблизил к своим губам. Коллис даже слегка вздрогнула, когда тонкие холодные губы Натана прижались к ее руке, и он это движение заметил.
  - Я пугаю вас, Коллерия? - спросил Меркль, слегка улыбаясь уголками рта.
  Эта улыбка, а также то, что он так и не отпустил ее руку, привело Коллис в полнейшее смущение.
  - Ой, нет, что вы! - совсем по-детски и, пожалуй, излишне поспешно воскликнула она. - Вовсе нет! Просто... просто я не привыкла... у нас как-то никто...
  Тут она смутилась окончательно и замолчала.
  - А мне кажется, что это замечательная традиция, - приветствовать женщину, целуя ей руку, - Меркль заговорил чрезвычайно серьезно, словно не замечая ее смущения. - Это не простая галантность. В этом есть глубокий смысл...
  Он наконец освободил ее руку, но девушка еще мгновенье держала ее на весу и лишь потом, спохватившись, спрятала за спину. Сообразив, насколько неловким было это движение, и как бы увидев со стороны свою крупную тяжеловатую фигуру в просторных спортивных брюках и выцветшей футболке, с непременно растрепавшимися от быстрой ходьбы волосами, с видавшей виды раздувшейся спортивной сумкой через плечо, Коллис почувствовала такой острый стыд, что едва ли слышала то, о чем говорил ей Меркль. И тут же прозвучало:
  - А вы прекрасно выглядите, Коллерия! Молодость, спорт... И знаете, я ведь тоже когда-то был не чужд игре мускулов: представляете, - прыгал в высоту, и даже, смею признаться, неплохо! Но - увы! - оказалось слабовато ахиллово сухожилие... вы, конечно, знакомы с этой деталью организма?
  Коллис энергично покивала, мол, да, знакома.
  - Так что моя спортивная карьера увяла, не успев расцвести, - заключил, иронично улыбаясь, Натан, - что вам, я полагаю, не грозит! Впрочем, я, наверное, задерживаю вас... вы шли так стремительно... Могу я надеяться увидеть вас у себя? Я хотел пригласить нашу чудесную компанию на очередную игру. Послезавтра вечером, в то же время... вас устроит?
  Послезавтра вечером "Золотые стрелы" играли домашний матч против "Легионерок" из Тонгбера. "Легионерки" были постоянными соперницами баскетболисток Лок-Фергуса, причем выигрывали они чаще, поэтому предстоящий матч имел более чем принципиальный характер. Об этом и сообщила Коллис Мерклю.
  - Я думаю, что многие из нашей, как вы выразились, компании придут болеть: Гуго, например... доктор Войвер тоже... По-моему, Баярды тоже не пропускают матчи, приходят вместе с ребятишками. У них девочка, Фиби, отчаянная болельщица!
  - Вот как...
  Меркль раздумывал недолго.
  - Что ж, так тому и быть. Нашу игру мы можем перенести на следующий день... в конце концов, здесь не ставится на кон спортивная честь родного города! Итак, до встречи на матче! Боюсь, у "Легионерок" на этот раз нет ни малейшей надежды...
  Он отвесил Коллис вежливый полупоклон, пожелал всех благ и удалился.
  Не удержавшись, девушка посмотрела ему вслед, и, словно почувствовав ее взгляд, он, не оборачиваясь, на ходу приподнял левую руку и слегка пошевелил пальцами, - этакий товарищеский прощальный жест.
  Коллис оглядела пустынную улицу, - лишь промелькнула вдали стайка мальчишек на велосипедах, - и быстро, почти бегом, отправилась домой.
  
  * * *
  
  Как и в прошлый раз, приглашение на игру в дом Меркля Анастасия получила от доктора Войвера.
  Опять Натан посетил врачебный кабинет (доктор так и не открыл любопытной даме причину его визитов) и перед уходом предложил провести еще один вечер за карточным столом. Доктор, нисколько не сомневающийся в важности научных изысканий своего нового пациента, сразу же дал свое согласие и сам предложил передать приглашение Анастасии.
  Где-то подсознательно он чувствовал нечто вроде легкой ревности после прошлой игры, выигрыш в которой возвел Анастасию на импровизированный трон. Он видел, что хозяин дома произвел на нее, - как, собственно, и на всех присутствовавших! - сильное впечатление. И теперь, сообщив Мерклю о том, что может сообщить Анастасии о его предложении, так как он, доктор Войвер, общается с ней ежевечерне, он считал, что некоторым образом отыгрался. Правда, Меркль не продемонстрировал ни малейшего чувства досады по этому поводу, но не заметить этого факта он конечно же не мог!
  Итак, доктор позвонил Анастасии, и она, поколебавшись для виду, дала свое согласие на участие в игре. На самом-то деле она страстно ждала этого приглашения, и в какой-то степени была разочарована тем, что оно поступило от ее старого поклонника, а не от самого Меркля... но что поделаешь, не отказываться же от нового удовольствия из-за таких ньюансов!
  ... А вечером была игра.
  Лихорадочное возбуждение поселилось в Коллис с самого утра. Все валилось у нее из рук, любая мелочь вызывала раздражение, а попытка пришить к рубашке оторвавшуюся пуговицу оказалась абсолютно невыполнимой: иголка отчаянно вырывалась из пальцев и категорически отказывалась попадать в предназначенную ей цель. Нитка же коварно сплеталась в безнадежные узлы и обрывалась при всякой попытке ей в этом помешать.
  Кое-как справившись со злополучной пуговицей, Коллис решила больше не заниматься тонкой работой, и весь день свято выполняла свое решение.
  Игра началась многообещающе. С первых же минут "Легионерки" бросились в атаку и записали на свой счет восемь безответных очков. Тренер "Золотых стрел" нервно метался по краю площадки, призывая к активным действиям, но его подопечные были явно подавлены бурной активностью соперниц.
  При счете 16 : 4 был взят первый тайм-аут. По сути дела, вся речь тренера была обращена к Коллерии Анкс. Она же почти не слышала его слов, отчаянно пытаясь разобраться в своем состоянии. Возбуждение сменилось отнюдь не боевой готовностью, как это бывало всегда во время игры, а какой-то странной напряженностью, мешающей чувствовать себя уверенно на площадке. Все действия приходилось контролировать, и сразу же потерялись и скорость, и техника, и прыгучесть.
  Левая трибуна, полностью занятая жителями Лок-Фергуса, выглядела невесело, но активно старалась поддержать своих девушек. Местные школьники размахивали самодельными плакатами, размалеванными в цвета любимой команды - золото с черным. Среди общего хора ясно выделялся голосок Фиби Баярд, - "Стрелочки, давай вперед!" Это был ее собственный боевой клич, который охотно подхватывался окружающими болельщиками.
  Игра продолжилась, но перелома так и не намечалось. "Легионерки" теснили, что называется, по всему фронту, и разрыв в счете все возрастал; к перерыву он составлял уже двадцать два очка.
  -... Да что с тобой стряслось?! Я тебя просто не узнаю! По сравнению с последними тренировками это просто... я просто не знаю, что такое!.. Что случилось? И вся команда, глядя на тебя - капитана, между прочим! - совсем разваливается! Такое ощущение, что ты боишься мяча!
  Коллис буквально упала на скамейку и набросила на запрокинутое лицо влажное полотенце. Не хотелось видеть ни тренера, ни подруг по команде... никого.
  Во время игры на трибуне среди болельщиков она заметила Меркля. Он сидел рядом с доктором Войвером, - аккуратный, почти неподвижный, выделяясь черным пятном в пестроте окружающей толпы. Кажется, он помахал ей рукой... впрочем, вряд ли он мог понять, что она его заметила. Ей очень хотелось показать ему, на что она способна, но... ничего не менялось, игра не шла, и все тут. Это был провал, и это был позор.
  Резким движением сдернув с лица и швырнув на пол полотенце, она поднялась и подошла вплотную к тренеру.
  - Меняйте меня.
  - Ты что, с ума сошла?! В такой ситуации?..
  - Меняйте. Я не могу сегодня играть. У меня... в общем, не могу.
  - Но тогда - все, полный провал! Ты что, не видишь счет?! Да такого не было еще никогда! Коллис, они слишком быстро начали... они откровенно устали, сейчас надо постараться прибавить темп и хотя бы сократить разрыв... ты что?! Еще не все потеряно...
  - Да все потеряно, все! Неужели не видно?! Все!!..
  Коллис сама не ожидала, что сорвется на такой истерический, такой пошлый бабий крик, но остановиться не могла. Похоже было, что вот-вот брызнут и слезы. Этого допустить было уже никак невозможно, и Коллис буквально помчалась в раздевалку.
  Она думала, что сейчас за ней вслед бросится тренер, девчонки из команды... Некоторое время она этого ждала, скорчившись на деревянной скамейке в углу за массажным столом. Но никто за ней не бежал и вернуться в игру не уговаривал. По доносившемуся с площадки шуму она поняла, что игра продолжается. Продолжается без нее, капитана "Золотых стрел", бросившей свою команду в тяжелую минуту!
  Истерическое состояние быстро прошло, и Коллис буквально раздирали противоречивые чувства: бежать на поле, играть, биться изо всех сил?.. тайком, не привлекая внимания, исчезнуть, уйти домой?.. посмотреть на игру со стороны?..
  Нет, последнее совершенно невозможно!
  А уйти? Сможет ли она вот так просто снять форму, спрятать в спортивную сумку это вот золото с черным, вместе с капитанской повязкой... Стоп! Но ведь команда не может играть без капитана! Если капитан не может играть, повязка передается другому...
  Медленно, словно вытаскивая сама себя за шиворот, она вышла из раздевалки. Издали было видно табло: ее подругам удалось отквитать пять очков. Без нее. Или как раз благодаря тому, что ее не было? Ушла с поля истеричка, перестарок, эгоистка, думающая только о себе... Балласт. Тормоз. Якорь.
  Коллис остановилась. Сердце бешено колотилось, - идти или не идти?! Ей казалось, что сейчас, вот именно сейчас решается вся ее жизнь: вернется она в привычный мир или навсегда останется у него за бортом. И в этот момент зрители восторженно закричали, засвистели, затопали ногами, - кто-то из "Стрелочек" забросил трехочковый мяч.
  А если она сейчас выйдет, захочет вернуться на площадку - а ее отвергнут? Тренер отмахнется от нее, - мол, все, не мешай, прекрасно обходимся и без тебя. Кто ты такая, чтобы терпеть твои капризы и идиотские истерики?.. И все, весь Лок-Фергус узнает, а кто не увидит сам, тому расскажут, как Коллерия Анкс просилась играть, а ее не выпустили.
  И Коллис повернула назад. Она медленно переоделась и аккуратно сложила в сумку спортивную форму. Так же аккуратно сняла с рукава синюю капитанскую повязку и положила ее на скамейку.
  - Вот и все, - сказала она себе.
  Издали волнами накатывал шум возбужденных трибун.
  Игра продолжалась. Жизнь продолжалась.
  Без нее.
  
  * * *
  
  Боль накатила неожиданно и сильно, но так же неожиданно и отступила. Сана, буквально свалившаяся в начале приступа на диван, осторожно, прислушиваясь к себе, села. Положила руки на живот: ребенок, почти непрерывно толкавшийся в последнее время, похоже, замер тоже.
  Сана почувствовала, что у нее моментально пересохло во рту, и потихоньку отправилась на кухню, где на окне стоял пузатый стеклянный кувшин с холодным чаем, в котором плавали колечки лимона. Она уже выпила полстакана, когда боль вернулась, - правда, на этот раз не слишком сильная, а мягко и настойчиво тянущая весь живот вниз. И так же скоро отпустила, но совершенно явственно затаилась где-то внутри, ожидая своего времени.
  У доктора Войвера на телефонный звонок никто не ответил: сам он в настоящий момент сидел на трибуне, активно переживая за "Золотые стрелы", а его приходящая домработница полчаса как отправилась восвояси, окончив приготовление ужина. Сана нашла в телефонной книге номер медсестры и позвонила ей. К счастью, Элиза Грич не была баскетбольной болельщицей. Она пообещала тут же придти в дом Расмисов и захватить с собой дочь, чтобы в случае необходимости отправить ее на матч на поиски доктора.
  Частота и сила схваток нарастала гораздо быстрее, чем это полагалось в случае первых родов, и Сана уже не на шутку разнервничалась. Она бродила кругами по комнате, одной рукой придерживая живот, другой изо всех сил растирая поясницу. Во время очередного приступа боли она опиралась руками о стол, мотая головой и издавая громкие протяжные стоны.
  Медсестра Грич после первого поверхностного осмотра сразу отправила дочку за доктором Войвером.
  - Я полагаю, нам уже поздно ориентироваться на больницу, - уверенно объявила Элиза тяжело дышащей и весьма перепуганной Сане.
   - Это то, что принято называть "стремительные роды". Не стоит пугаться... в конце концов, это даже в какой-то степени везение: не придется долго мучиться в предродовом периоде. Я, например, рожала едва ли не сутки... и не скажу, чтобы это был самый приятный отрезок времени в моей жизни. А моя старшая сестра, Ревия, уложилась в полтора часа. Ей всегда везло, моей сестрице! Причем всегда и во всем! В прошлом году она даже умудрилась выиграть в лотерею, причем выигрышный лотерейный билет - это просто невероятно! - она выиграла тоже в лотерею! У нее на службе праздновали какую-то годовщину создания фирмы и устроили розыгрыш...
  Но тут Сана снова тяжело навалилась на стол и застонала так душераздирающе, что Элизе пришлось прервать свое повествование и энергично заняться подготовкой к предстоящему процессу родов.
  Доктор Войвер появился в сопровождении Гуго и Лики, которые тоже были на матче.
  Лику тут же отправили прочь из дома, чтобы не крутилась под ногами. К тому же Сана не слишком-то сдерживалась, так что не дело было девочке слушать ее вопли и причитания.
  Появившийся на пороге спальни Гуго тут же услышал в свой адрес целый залп весьма острых замечаний, основная суть которых заключалась в том, что вот этот самый негодяй вволю получал себе удовольствие всеми доступными ему методами, а отдуваться за все и терпеть смертные муки теперь приходится ей, Сане. Оторопевший супруг попытался было что-то сказать в свое оправдание, но был буквально вытолкан за дверь Элизой.
  - Ваше присутствие нежелательно! - безапелляционно заявила она. - Бывает, что мужья присутствуют при родах... если могут благотворно влиять. Но это явно не ваш случай. Побудьте где-нибудь поблизости, но в комнату не входите. Если понадобится, мы вас позовем.
  Она уже отправилась было обратно, но снова обернулась и, внимательно посмотрев на Гуго, строго приказала:
  - И воздержитесь от употребления спиртного!
  После чего исчезла за дверью, из-за которой раздался очередной пронзительный крик роженицы.
  Гуго, озадаченный последней фразой суровой медработницы более, чем воплями дражайшей супруги, удалился на кухню, где погрузился в стоящее в углу глубокое кресло и застыл в состоянии некоей легкой прострации. Небольшая доза спиртного, уже попавшая в его организм в процессе наблюдения за баскетбольным поединком, настойчиво требовала аналогичного подкрепления, и молодой отец после некоторого колебания это подкрепление все-таки произвел. Сунув опустошенную бутылку за кресло, он снова устроился поудобнее в его объятиях и честно приступил к ожиданию.
  Ждать пришлось не так уж долго.
  После относительного затишья, во время которого крики Саны практически прекратились, но зато слышен стал голос доктора Войвера - громкий, настойчивый и даже с какими-то угрожающими нотками, дом огласился мяукающими звуками. Гуго вскочил с места и почему-то на цыпочках направился по коридору к спальне.
  В ту же секунду зазвонил телефон.
  В доме Расмисов было установлено пять параллельных телефонных аппаратов, и ближайший находился на стене в коридоре. Гуго вернулся на несколько шагов назад и сдернул трубку.
  Негромкий доброжелательный мужской голос, - Гуго слышал его по телефону впервые, но узнал сразу, - поздравлял его с рождением сына. Молодой отец автоматически поблагодарил, но тут же опомнился:
  - Подождите, Натан, но откуда вы... Я и сам еще, честно говоря, не знаю...
  В этот момент распахнулась дверь в спальню и на пороге возникла фигура доктора Войвера, энергично вытирающего руки длинным, чуть ли не до пола свисающим полотенцем.
  - Ну что ж, папаша, поздравляю! Как планируете назвать наследника? Здоровячок, доложу вам - любо-дорого поглядеть!
  Гуго, не глядя, принялся пристраивать на место трубку, тут же забыв об абоненте на другом конце провода.
  - Стало быть, пацан! - восторженно выкрикнул он, звонко хлопнув кулаком правой руки по левой ладони. - Я ж говорил, что должен быть пацан!
  Телефонная трубка, не удержавшись в положенном ей углублении, сорвалась вниз и, никем не замечаемая, закачалась на проводе, методично стукаясь о стену.
  
   * * *
  
  - Может, позвонить? Или сбегать? Хотя нет, мне сказали, чтобы я в дом пока не заходила... пока все не кончится. Знаете, Сана так кричала, так кричала!.. А как я узнаю, что уже все?
  - Не торопись, Ликуша.
  Тетушка Винни повесила на рогульку сушилки вымытую чашку и повернулась к девочке.
  - Это дело не скорое, - человеку на свет появиться. Иногда даже очень не скорое. Но ты не переживай: доктор Войвер хороший врач. Да и сестра Грич свое дело знает. В больнице, конечно, спокойнее бы... ну, да раз уж Сана так заторопилась... Давай пока не будем ни ходить туда, ни звонить. Посиди у меня. Или скучно со старухой вдвоем?
  - Ну что вы, тетушка Винни, мне с вами никогда не скучно! И потом - это почему же вдруг вдвоем? И вовсе не вдвоем, а втроем! Что ж это вы нашу Калахари не посчитали?
  Та, о ком шла речь, вполглаза подремывала, славно пристроившись среди цветочных горшков на подоконнике. Корзиночек, коробочек и прочих уютностей она принципиально не признавала. Зато оказалась редкостной чистюлей и ни разу не оставила в доме ни одной пахучей метки.
  - Правда твоя, Ликуша, втроем.
  Тетушка Винни подошла к окну, и кошечка тут же распахнула ярко-медные глаза. С истинно кошачьей грацией потянулась ласково мурлыкнула навстречу хозяйке. Та взяла ее на руки и оказалась украшена кремово-серой муфточкой.
  - Да, - с некоторым сожалением протянула девочка, - все же жалко, что Сана мне ее оставить не разрешила. Гуго-то не против был, он сказал - а что, в доме мало места? пусть себе живет зверушка, не пускать ее в детскую, и все дела. А Сана - ни за что, кошки - это бродячая инфекция, я не хочу рисковать ребенком... Ну, какая же тут инфекция? Такая чистюлька... просто прелесть что такое! Красавица наша!
  Она подошла к старушке и стала гладить кошечку. Та принимала ласку с величавым достоинством истинной аристократки. Только тихо-тихо включила свой кошачьий моторчик, сдержанно демонстрируя высшую степень удовольствия.
  Когда тетушка Винни, устав стоять, села на диван, кошечка тут же соскользнула у нее с рук, запрыгнула на диванную спинку и улеглась там рядом с головой хозяйки, грациозно свесив заднюю лапку и хвост. Моторчик все продолжал работать.
  - Смотри-ка ты, умница какая, - поразилась старушка. - У меня с утра сегодня голова что-то побаливает... к непогоде, должно быть, или давление поднялось... не знаю. И гляди, как она ко мне льнет, словно помочь хочет!
  - А я что говорила! - радостно заметила Лика. - Я ведь вам сразу говорила, что такие кошки - лечебные! А вы не верили... Вот, пожалуйста вам, - готовая процедура.
  Готовая процедура широко и вкусно зевнула и прищурила, охотно соглашаясь, медные глазищи.
  
   * * *
  
  Стивен откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза.
  Компьютер, урча, проделал традиционные завершающие операции и попросил выключить питание.
  "Все, хватит с меня на сегодня, распечатать можно и завтра", подумал Стивен, нажимая зеленую кнопку. Слегка ломило спину и весьма ощутимо ныла шея. Все-таки тяжелое это дело - просидеть полдня с документами, проверять все счета, накладные и прочую бухгалтерию. Раньше этим занималась теща, но после похорон она как-то молча удалилась от дел, а Стивен даже ни разу с ней об этом не заговорил. Впрочем, он вообще ни о чем с ней не говорил, так как Вильгельмина Эмстерволл практически прекратила общение с зятем и внуком.
  Стивен нанял для Томаса приходящую няню, пожилую, опытную, но мальчик принял ее недоверчиво и каждый раз, когда отец оставлял его с ней, обижался и расстраивался. А оставлять приходилось довольно часто, этого требовали многочисленные связанные с магазином дела.
  И вот теперь Стивен принял решение: он продаст магазин и уедет из Лок-Фергуса. Конечно, здесь могила Инги... здесь удобный, обжитый дом, и так любовно отделанный спортзал... Кстати, он уже целую вечность не тренировался.
  Он набрал номер на диске стоящего на столе телефона. Роза, няня Томаса, подняла трубку почти сразу. Отчиталась, что мальчик ведет себя спокойно, поел хорошо, а сейчас увлекся вырезанием картинок из журналов.
  Пообещав придти через час с небольшим, Стивен отправился прямиком в спортзал, вход в который был отдельным, рядом с гаражом.
  Переодевшись в кимоно и перехватив волосы черной повязкой, Стивен приступил к разминке. С досадой ощущая, каким чужим и неловким стало отвыкшее от привычной тренировки тело, он жестко и тщательно отрабатывал все положенные упражнения, хотя и понимал, что назавтра этот форсаж аукнется тянущей болью во всех мышцах и связках.
  Интенсивной разминки хватило для того, чтобы жесткая ткань кимоно пропиталась потом. Решив, что на сегодня этого достаточно, Стивен принял контрастный душ и отправился к сыну. В обещанные няне час с небольшим он уложился точно.
  Томас встретил его, как после долгой разлуки: кинулся навстречу с широко раскинутыми в стороны руками, обхватил за пояс, крепко прижался, запрокинув лицо и напряженно вглядываясь в отца, - не уйдет ли снова? Стивен уходить не собирался, отпустил няню домой и самолично отправился на кухню готовить ужин. Томас не отставал от него ни на шаг, вертясь вокруг, как щенок, то забегая вперед, то пристраиваясь сбоку, и все время тревожно заглядывая отцу в лицо.
  - Да что ты, Том, - не выдержал Стивен, - успокойся, пожалуйста! Я никуда больше сегодня не собираюсь. Сейчас мы с тобой будем... знаешь, что мы с тобой сейчас будем делать? Мы пожарим два а-а-громадных бифштекса и сварим золотистый рис... ты же любишь золотистый рис?
  Томас очень любил золотистый рис и выразил это, как мог: закрыв для пущей убедительности глаза и изо всех сил кивая головой. Однако уже через пару минут он снова выглядел необъяснимо взволнованным.
  - Так, - строго объявил Стивен, закончив необходимые манипуляции с мясом и рисом и усадив сына перед собой прямо на кухонный стол. - Ты сейчас мне расскажешь, что у тебя случилось. Ты поссорился с няней Розой? Она тебя наказывала? Или ты чего-то испугался? Успокойся и расскажи мне. Ты ведь хочешь мне что-то рассказать, правильно? А я очень хочу тебя послушать. Давай, малыш, выкладывай!
  Том несколько раз нервно облизнул толстые губы, покрутил из стороны в сторону головой и вдруг выпалил:
   - Не надо его!
   - Кого не надо? - опешил Стивен. - Ты о ком это?
  Мальчик только крутил головой, повторяя свое "не надо, не надо". Стивен крепко взял его за плечи, заставил посмотреть себе в глаза.
  - Успокойся, Томас. Ты не должен ничего бояться. Что случилось? Ты смотрел телевизор? Комиксы? Кого не надо? Я тебя не понимаю, сынок!
  Том заерзал, показывая, что ему неудобно на столе. Стивен спустил его на пол, присел перед сыном на корточки, но тот так ничего вразумительного и не сказал.
  Запахло горелым. Чертыхнувшись, Стивен бросился спасать бифштексы, но в этот вечер, похоже, все было против нормального кулинарного процесса. Только он накрыл сковороду крышкой и переключил свое внимание на гарнир, затрещал телефон.
  Звонила Роза.
  - Я совсем забыла вам сказать, - зазвучал в трубке ее спокойный низкий голос. - Почти сразу после обеда к вам заходил один человек... он оставил визитную карточку и просил позвонить ему сегодня вечером, если вам не трудно. Я так поняла, что вы знакомы. Карточку я оставила на полочке под зеркалом в прихожей. Возможно, вы ее сами заметили, но я считаю своим долгом сказать...
  Поблагодарив няню и уточнив планы на завтра, Стивен положил трубку.
  Визитка действительно обнаружилась в прихожей на указанном месте. Она была темно-синего цвета, и по этому фону затейливым шрифтом была нанесена серебряная надпись "НАТАН П. МЕРКЛЬ". И больше ничего, даже адреса. Только внизу мелкие цифры - номер телефона.
  Пока Стивен разглядывал карточку, Томас изо всех сил вытягивал шею, стараясь рассмотреть заинтересовавший отца предмет. Пришлось объяснить ему, что этот кусочек картона оставил приходивший днем человек.
  Тут же и выяснилась причина беспокойства Тома. Из его сбивчивых отрывистых слов и жестов, он понял, что указанный Натан П. Меркль и есть тот самый злополучный "он", которого "не надо". Используя весь свой дар убеждения, Стивен объяснил мальчику, что этого дяденьку бояться не следует, это просто новый сосед, который попросил позвонить ему по телефону, и абсолютно ничего страшного в этом нет. Из слов сына он понял, что визитер был по обыкновению одет во все черное, и решил, что именно это и напугало впечатлительного ребенка.
  Наконец, ужин был-таки благополучно приготовлен и с аппетитом употреблен по назначению.
  Когда Том удобно устроился перед телевизором смотреть непременную вечернюю сказку, Стивен отправился к телефону и набрал указанный в визитке номер.
  Трубка снята была моментально. После обмена приветствиями и приличествующими случаю извинениями по поводу беспокойства... поздних звонков... и прочая и прочая.., Натан П. изъявил горячее желание познакомиться со своим соседом по новому месту жительства и предложил присоединиться к компании любителей одной немудреной, но весьма увлекательной карточной игры. Как-то в скобках прозвучала мысль о сопутствующих этой игре неких психологических опытах... впрочем, скорее даже не опытах, а исследованиях.
  Стивен за приглашение поблагодарил, хотя к признался, что картами совершенно не увлекается, а вечера предпочитает проводить с сыном. Тут же он выслушал ряд комплементов в адрес няни, с которой Натан П. имел удовольствие пообщаться сегодня днем, а также убежденное мнение Натана П. о том, что эта в высшей степени внушающая доверие особа безусловно согласится в течение одного вечера взять на себя заботу о ребенке. Впрочем, он, конечно, ни в коем случае не вправе настаивать... и т.д. и т.п. Стивен обещал подумать.
  На этом и расстались.
  
   * * *
  
  
  Известие о рождении сына в семействе Расмисов разнеслось стремительно. В немалой степени это способствовало то, что доктор Войвер произвел традиционный телефонный звонок Анастасии Хеген, а упомянутая дама отнюдь не отличалась сдержанной немногословностью.
   Доктору Войверу было приятно лишний раз похвастаться своим профессиональным мастерством (которое, следует заметить, действительно было весьма и весьма высоким). Для Анастасии же не было большего удовольствия, чем оказаться обладательницей еще неизвестной никому информации. Телефон позволил ей возвестить о замечательной новости широкому кругу своих подруг и просто знакомых.
   Счастливая мать очень быстро оправилась после родов, хотя и находилась в постели. Элиза оценила ее организм как прекрасно приспособленный для деторождения и настоятельно рекомендовала не останавливаться на достигнутом. Сана шумно и многословно протестовала, хотя уже и не без оттенка некоторого кокетства.
  Посетителей в дом пока не пускали, но Сана охотно принимала поздравления по телефону. В течение первых же двух дней отзвонились практически все знакомые и даже те, с кем отношения семейства Расмисов были весьма условными. В числе поздравлявших оказался и новый сосед, о котором Сана была наслышана, но лично не встречалась. Натан Меркль был само очарование и добродушие, высказал массу приятных для молодой матери и приличествующих событию комплиментов, а в заключение попросил к телефону новоиспеченного отца и после изрядной порции поздравлений предложил поприсутствовать на очередной игре. Гуго выразил полнейшую готовность к дальнейшему общению за карточным столом, а Меркль, соответственно, такое же полнейшее удовлетворение этим фактом. В общем, все оказались весьма довольны друг другом.
  
   * * *
  
  Велосипед - штука такая: ломается в самый неподходящий момент. Например, когда друзья уже ждут в условленном месте, чтобы рвануть... ну, скажем, в другое условленное место, и ты уже готовишься запрыгнуть в седло, - вот тут-то самое время для бессовестной железяки, чтобы выкинуть внеплановый фортель.
  Копо с досады пнул по жалобно задребезжавшему колесу.
  Похоже, на сегодня поездка отменялась, это факт. Возни предстояло немало... если вообще удастся обойти без приобретения запчастей. А если не удастся, то это значило - просить мать... вернее, лучше отца, он более благосклонен к техническим занятиям сына. Но в любом случае, шансов на выдачу необходимого количества дензнаков не слишком много, Копо на днях был нечаянным свидетелем размолвки родителей из-за весьма незначительной суммы. С финансами в доме дело обстояло далеко не лучшим образом, и ремонт велосипеда явно выходил за рамки семейного бюджета. Так что выкручиваться предстояло самому.
  И, как бы то ни было в перспективе, сегодняшние планы рушились, буквально с лязгом и скрежетом.
  Копо еще раз пнул ни в чем не повинное колесо.
  Решив, что необходимо как-нибудь отреагировать на повторившийся звук, Холт наполовину высунулся из своей бочки и без особого энтузиазма гавкнул.
  - Ты еще тут!
  Пущенный мальчишеской рукой комок земли шмякнул по рассохшимся доскам и осыпал лобастую башку не успевшего увернуться пса. Тот недовольно встряхнулся, позвенев цепью, укоризненно покосился на юного хозяина и запятился обратно в будку.
  Хлопнула калитка, - Копо отправился к месту встречи пешком, бросив недееспособный велосипед посреди двора.
  Приятели еще ждали. Увидев издали безлошадного приятеля, они оседлали "мустангов", как было принято в их среде называть свои двухколесные машины, и рванули к нему навстречу.
  - Черт, обидно! Может, давай ко мне на багажник? - выяснив ситуацию, предложил Олаф. У него единственного из всей компании на велосипеде был багажник, способный выдержать вес человека. У остальных над передним крылом крепились металлические корзинки для небольших грузов.
  - Ну, и далеко мы так с тобой уедем? Особенно по песочку на Горелой Косе! Нет, ребята, вы уж сегодня без меня. Я просто предупредить пришел... да вот еще Джиму насос вернуть. Ладно, дуйте. Расскажете потом, как и что.
  Копо махнул рукой и, не оглядываясь, запылил по улице.
  
  * * *
  
   Фотография Стеллы Кейн оторвалась и повисла вверх тормашками, удерживаемая последней кнопкой. В таком положении ее роскошный бюст и толстые ярко-красные губы казались гораздо более естественными и объяснялись воздействием силы тяжести.
  Коллис поднялась с измятой неразобранной постели и собралась было поправить фотографию, но передумала и подошла к окну. Знакомый пейзаж за окном не надолго задержал ее внимание, и она снова вернулась к постели. Расправила покрывало, взбила свалявшуюся в ком подушку.
  В коридоре послышались тяжелые шаги; они приблизились и затихли, и Коллис ясно представилось, как отец нерешительно стоит перед закрытой дверью. Она села на постель, и тут же в дверь постучали.
  - Коллис, - голос у отца был неуверенный, как всегда, когда ситуация оказывалась в чем-то необычной. - Коллис... ты как там, нормально?
  - Да, я тут нормально.
  Пауза.
  - А ты не того... не заболела?
  - Нет, я не того.
  Понимая, что у нее нет ни малейшего повода обижать отца, который пытается, как умеет, проявить заботу о ней, она все же отвечала резко и раздраженно, и даже не открыла запертую на задвижку дверь.
  Сольвер потоптался еще немного под дверью и, уже уходя, довольно громко пробурчал:
  - А не заболела, так нечего и сидеть взаперти целый день...
  Шаги протопали в обратном направлении.
  Издалека раздался телефонный звонок, который почти сразу же прервался, - видимо, отец снял трубку. Коллис замерла, прислушиваясь. Вскоре снова послышались отцовские шаги, и он, не подходя уже к двери, издали зычно крикнул:
  - Коллис, это тебя!
  Помедлив пару секунд, она отперла дверь и отправилась к аппарату.
  Меньше всего на свете ожидала она услышать сейчас этот голос. Но это был именно он, и она узнала его с первого звука.
  Поздоровавшись, она некоторое время молча слушала позвонившего, изредка утвердительно кивая головой, - очевидно, сама себе. Затем произнесла всего одну фразу:
  - Да, хорошо, я приду.
  И аккуратно, словно великую ценность, опустила трубку на рычаг.
  Сольвер как бы случайно прошел мимо стоящей у телефона дочери и пытливо взглянул ей в лицо. Оно не показалось ему ни взволнованным, ни огорченным. Коллис не обратила на отца никакого внимания и медленно побрела к себе в комнату.
  
   * * *
  
  
  Вторая игра состоялась в том же составе. Стивен, извинившись по телефону, не пришел, сославшись на недомогание няни и необходимость остаться с сыном.
  Обстановка была все та же, разве что в углу отсутствовало кресло, послужившее когда-то троном для Анастасии. Пришедшие расселись на те же места, что и в первый раз. Хозяин буквально источал любезность, найдя для каждого из гостей любезные фразы.
  Гуго, разумеется, был в очередной раз поздравлен с появлением на свет наследника, доктору Войверу же, соответственно, была вознесена хвала как замечательному акушеру. Анастасия с огромным удовольствием выслушивала изысканные комплименты своей внешности... конечно же, когда вблизи не было других представительниц прекрасного пола. Супругам Баярд были адресованы приятные слова о их детях, причем Олаф, к некоторому недоумению родителей, был помянут в качестве "весьма воспитанного молодого человека". Коллис же узнала, что Натан П. Меркль с некоторых пор является восторженным поклонником ее спортивного таланта; причем о бесславном исчезновении ее с площадки в разгар последнего матча не упомянуто было вовсе.
  Итак, компания была в сборе, и удивительные карты снова заскользили по гладкой поверхности стола прямо в руки игроков. Партия длилась долго, дважды Меркль перетасовывал сброшенные карты, снова выставляя колоду на прикуп.
  На этот раз победу одержала Айвис.
  Извинившись за отсутствие "трона", хозяин опять включил мертвенно-синий свет, и проигравшие с изумлением разглядывали оставшиеся у них в руках карты с самыми разнообразными изображениями. Гуго даже присвистнул, не удержавшись, опознав в трефовом валете... самого себя. Сходство не было полным, однако ряд деталей, в том числе одежды, не оставлял никаких сомнений в том, что на карте ни кто иной, как Гуго Расмис собственной персоной. Впрочем, что говорить о деталях одежды, достаточно было видеть выдающийся фамильный нос...
  Потрясенный Гуго принялся было демонстрировать родственного валета присутствующим, но Натан резко, даже грубо, запретил ему делать это.
  - Только вы сами должны видеть свои карты! Только вы, и никто другой!
  Несколько обиженный резкостью хозяина, Гуго надулся, нахмурился, но тут же был первым приглашен в зеркальную комнату.
  
  ... Киввер притопнул ногой и остался доволен. Ботинки были чуть-чуть великоваты, но так оно и было нужно: всем известно, что к вечеру уставшие ноги отекают и требуют более просторной обуви.
  Он еще раз постучал по грунту подошвами.
  - Годится, Клаха, беру.
  Восемь замусоленных кредиток перекочевали из его кармана в паучью лапку местного подпольного торговца.
  - Ты теперь богач, Киввер! - Клаха широко осклабился, цепко ощупывая близко посаженными глазками лицо покупателя. - Может быть, что-нибудь еще? Рубаху, куртку, штаны? Есть свежая травка... для тебя найдется и кое-что покрепче...
  - Ты же знаешь, я не балуюсь дурью!
  Клаха согласно закивал.
  - Знаю, конечно, знаю... но почему бы не попробовать? Хотя бы ненадолго вернуться в нормальную жизнь... да еще какую жизнь, - ты такой и не видал на свободе!..
  - А потом тащить к тебе все, что имеешь, за очередную порцию? Иди к дьяволу, Клаха, соблазняй придурков! Вот что, мне нужна еще кружка... я угробил посудину Зануды, и мне пришлось отдать ему свою. Есть у тебя приличные, не самоделки?
  Конечно же, у Клахи была - прямо-таки специально для старины Киввера! - самая что ни на есть приличная кружка, объемистая, ладная, не какая-нибудь там гнутая жестянка. Нашлись и сыромятные шнурки для новых ботинок, и почти полная баночка стеларитовой мази, и защитные очки на кожаном ремешке. Все это хозяйство стоило Кивверу еще одной кредитки. Теперь у него их осталось двенадцать, - после расчета с Дигуном, без которого ему никак не удалось бы доставить угундру в лечебный блок, а также откупа от проклятого Коркрена, содравшего в свою пользу, не моргнув глазом, ровным счетом пять кредиток за неявку двух каторжников на утреннюю перекличку. Да еще две кредитки он дал взаймы Мецсу Беспалому... отдать долг тот вряд ли когда сможет, но дать надо было... В общем, деньги еще остались, а это значило, что холодный сезон он, скорее всего, переживет, и это будет уже четвертый его холодный сезон.
  Киввер вернулся в свою хижину, встреченный завистливым взглядом Зануды Лопо. Этот трус уже тысячу раз пожалел, что отказался помочь напарнику в поимке ядовитой гадины, но случись такое еще раз, - он снова наделает в штаны, и даже жадность не заставит его приблизиться в смертоносному насекомому.
  - Слушай, Кив, - нерешительно начал Зануда, когда Киввер, не разуваясь, завалился на лежанку. - А твои старые ботинки... у нас почти один размер... и если ты...
  - Я отдам их Сейеру, - оборвал его Киввер. - Мы уже договорились. А Сейер отдает мне свои перчатки с усилением... у него есть запасные.
  - Сейер... ну да, конечно... он их починит и продаст, зачем ему твои старые, когда он ходит в отличных "хорчерах", - пробормотал Зануда Лопо.
  - Вот ты у него и купи, когда он починит, - широко зевнув, предложил Киввер.
  Лопо продолжал еще что-то обиженно бормотать себе под нос, но Киввер его не слушал. Он закрыл глаза и моментально вырубился. Было еще целых двадцать четыре минуты до сирены на вечернюю перекличку...
  
  Гуго с некоторым недоумением обнаружил себя на диване, куда был переселен после рождения малыша. За стеной звучала отнюдь не сирена, а надрывный плач юного Расмиса, которого не далее, как сегодня утром, окончательно решено было окрестить Сойером. Сойер Расмис орал так, словно что-то ужасное угрожало его едва начавшейся жизни.
  Прошлепав босиком в соседнюю комнату, Гуго обнаружил там свою супругу, накрывшую свою голову подушкой и крепко спящую в таком малокомфортном виде. В первую минуту Гуго подумал было, что неизвестный злоумышленник удушил бесчеловечным образом молодую мать, оставив несчастного сироту захлебываться вместо молока слезами, но тут же увидел размеренное колыхание богатырской груди Саны, категорически исключающее страшную версию ее трагической кончины.
  Растолкав жену, Гуго узнал, что она уже двести раз поднималась к беспокойному отпрыску в течение последней ночи, и двести же раз прикладывала его к груди, так что голодным тот не может считаться ни в коей мере. А укачивать юного Сойера на руках после недавних родов у нее нет решительно никаких сил, так что новоиспеченный отец, вместо того, чтобы будить несчастную измотанную сверх всякой меры супругу, мог бы заняться успокоением сына. Тем более, что весь вечер упомянутый папаша предавался сомнительным развлечениям, бросив упомянутую супругу буквально на произвол судьбы. А поплакать всякому ребенку только на пользу, потому что это лучшим образом развивает легкие.
  Сообщив всю эту информацию мужу, Сана повалилась обратно на подушки. Гуго опасливо приблизился к кроватке и после некоторого колебания извлек из нее орущий сверток. Неумело прижав его к груди, он принялся расхаживать по комнате, вполголоса уговаривая сына угомониться. К его немалому удивлению, сын действительно через некоторое время замолчал. Осторожно, стараясь не разбудить драгоценное чадо, Гуго опустил малыша в кроватку, вернулся в соседнюю комнату и снова лег на диван.
  "А не дорого ли я отдал за ботинки?.." - промелькнуло у него в голове перед тем, как сон сморил его окончательно.
  
   * * *
  
  
  Анастасия неожиданно для себя увлеклась настолько, что даже забыла наблюдать за хозяином. Коллизии карточной игры так захватили ее, что она смотрела только на соперников, стараясь по их лицам определять, чего можно ожидать от следующих ходов. Наиболее благодарным в этом плане была мимика Коллис, - она явно отражала общую ситуацию и демонстрировала положение самой девушки. Не особенно скрывал своих чувств и Кристофер. А вот Айвис и доктор Войвер были почти невозмутимы. Гуго же сидел около Анастасии, и наблюдать за ним было неудобно.
  Анастасии уже казалось, что она совсем близка к выигрышу, когда Айвис (так же невозмутимо, как и играла) объявила о своей победе. Анастасия едва не ударила кулаком по столу, так огорчила ее неудача. В этот момент она поймала на себе внимательный сочувствующий взгляд Меркля. Он болел за нее, это ясно! И она мгновенно успокоилась.
  Первым в зеркальную комнату отправился Гуго. Само собой, новоиспеченного отца надо было отпустить пораньше! Пока хозяин провожал его к месту психологических экспериментов, Анастасия внимательно разглядывала оставшиеся у нее на руках карты, - ведь их превращений она еще не видела. Вернее, не карты, а карту, так как не удалось ей избавиться от единственной бубновой семерки. Семерка же эта в свете зажженной Мерклем лампы стала изображением сухого корявого дерева, в ветвях которого зачем-то торчали свечки наподобие тех. которыми украшают рождественские елки. Горела из них лишь одна, на самой нижней ветке, и расположена была так, что грозила подпалить все дерево.
  Когда Натан появился в игровой комнате, Анастасия попросила его объяснить сюжет этой картинки.
  - Не торопитесь, прошу вас! Посмотрите на карту... подумайте. Мысли, ассоциации, эмоции, - это все должно быть только ваше. Не спешите. Я не могу ответить на ваш вопрос.
  И увел в зеркальную комнату следующего, - доктора Войвера.
  
  ... Кобб потеребил корявыми пальцами загривок Бубны.
  Непривычная к ласке сука отпрянула, недоумевающе глянула на хозяина. Он с трудом распрямил спину, кулаком растер поясницу. Годы... все меньше остается сил, а выживать в этих краях нелегко... ох, как нелегко! Да еще из собак осталась всего одна, эта самая Бубна. Пика он закопал на заднем дворе, возле кучи отбросов; хорошо закопал, надежно, глубоко, и даже камень привалил сверху, не поленился. Вряд ли его самого, Кобба, похоронят так после его смерти. Скорее всего, достанется он на обед диким зверям... да вон и та же Бубна, небось, не побрезгует человечьим мясом. Она и возле камня на могиле Пика уже несколько раз принималась рыть землю, - знать, собиралась полакомиться останками своего бывшего супруга. Пришлось чувствительно огреть собаку палкой по хребту. Пинать-то ее сейчас Кобб остерегается: сука ждет приплода, а в сложившейся ситуации особенно не хотелось бы ей что-нибудь повредить.
  А Треф и вовсе пропал. Не вернулся тем злополучным вечером домой, и все. Бубна прибежала ночью, дрожащая, перепуганная, морда в липкой пене, хвост плотно зажат между задними лапами. Как не скинула щенков - до сих пор непонятно Коббу. В прошлый раз, когда была уже на сносях, загоняла в лесу какую-то добычу, да набегалась так, что до срока ощенилась и пожрала весь помет. Да и не жалко, все равно ранние были щенки, не выжили бы. Молоко тогда у Бубны с сосцов капало, хорошее молоко, жирное, вкусное. Кобб как-то даванул пальцами, облизал, - давно такого лакомства во рту не бывало. Он даже хотел тогда выдаивать суку, но та не далась, держалась в отдалении, в дом не заходила, мерзавка. А кобели сосцы лизали, он сам видел.
  Кобб затащил в дом еще одну охапку кривогула, бросил возле печки. На сегодняшнюю ночь хватит. Снял с окна мятый закопченый котелок с остывшим варевом - для Бубны. Вынес его во двор, плеснул в собачью плошку возле крыльца. Подумав, добавил еще. Пусть жрет, не надо ей сейчас на охоту бегать, ни к чему это.
  Собака подошла бесшумно: по-дикому настороженная, на негнущихся лапах, опасливо глядя на хозяина. Боится, тварь такая, опять палкой получить... Кобб плюнул, ушел в дом, и сразу же донеслось до него жадное чавканье. Вылизав дочиста свою посудину, сука, крадучись, вдоль стенки, вошла в дом. Все так же, стараясь держаться подальше от Кобба, шмыгнула в дальний угол и завозилась там, устраиваясь.
  Темные углы ищет, отметил Кобб, видать, пора ей подходит. Следить надо, не пожрала бы опять свой выводок. С нее станется. А щениться будет, конечно, в самую глухую ночную пору, так что следует на всякий случай загодя выспаться. И Кобб, предварительно плотно затворив дверь, завалился на лежанку...
  
  Видение было недолгим, и доктор Войвер уже на выходе из дома Меркля старательно анализировал ощущения.
  Сейчас, со стороны, ему была решительно неприятна обстановка грязи, запущенности и тягостного ожидания, царящая в том мире. Но когда он был там, когда он был Коббом, он ничего подобного не испытывал. Была озабоченность, была тянущая боль в спине... чувство голода, кажется, еще было. И явственное воспоминание вкуса сучьего молока на языке тоже было.
  Доктор Войвер даже содрогнулся, вспомнив раздутое собачье брюхо с отвисшими грязными сосками среди слипшейся от грязи клочкастой вонючей шерсти. Ничего себе - деликатес, подумал он, и определил для себя, что, вернувшись домой, сразу глотнет хорошую порцию виски. Для дезинфекции.
  
   * * *
  
  
  Анастасия отправилась в зеркальную комнату после доктора.
  Меркль галантно подал ей руку, проводил, заметно задержал ее ладонь в своей, усаживая на стул.
  - Мне показалось, вы слишком расстроились из-за этого пустяка, - заговорил он, мягко сжимая ее кисть. - Это только игра, моя дорогая. А игра - это такая штука... неизвестно, стоит ли выигрывать, если не знаешь, каков главный приз. Вы со мной согласны?
  Он склонился, слегка прикоснулся к ее пальцам холодными губами. Не выпрямляясь, вскинул на нее глаза, - она ответила неуверенной улыбкой. Медленно, словно с неохотой, он распрямился, выпустил ее руку из своей, ответно улыбнулся, совсем слегка, одними уголками губ, и вышел.
  Анастасия осталась наедине с десятками, сотнями, тысячами своих отражений...
  
  ... - Подайте сюда!
  Пожилой слуга в национальной пестрой рубашке и с ярко-красной повязкой на курчавой седой голове бесшумно приблизился к шезлонгу и в низком поклоне протянул серебряный поднос с лежащим на нем узким конвертом.
  Взяв конверт и мягким движением отослав слугу, она небрежно бросила бело-синий прямоугольник на стол.
  - Должно быть, опять сестра... она большая любительница сочинять послания самого назидательного характера.
  Она состроила забавную гримаску.
  - Ваша сестра... она живет не с вами?
  Она рассмеялась.
  - Слава Богу, нет. Беренисия... она старше меня почти на шестнадцать лет, и до сих пор не устроила свою судьбу. Но считает своей святейшей обязанностью учить меня жить.
  - Если она хоть чуточку похожа на вас, Стаси, ей приходится всю жизнь отбиваться от поклонников, я полагаю!
   Повинуясь ее жесту, он подал ей лежащий на другом конце стола веер. Принимая из его рук изящную вещицу, она слегка коснулась его руки кончиками пальцев и почувствовала, как он вздрогнул.
  - Помилуйте, у нее никогда в жизни не было ухажеров! Впрочем, нет, кажется, был один... Но, видимо, у него было весьма скверное зрение... если оно вообще у него было. Видите ли, у моей несчастной сестрицы родимое пятно на лице. И это не просто пигментация, оно такое... знаете... выпуклое...
  Она, поморщившись, неопределенно пошевелила в воздухе пальцами.
  - И такое большое, - почти весь лоб и часть правой щеки... просто ужасно! Бедная, бедная Беренисия! Мои родители очень долго не решались родить еще детей, - какая-то прорицательница им сказала, что такими будет все их потомство, представляете? Но родилась я, и, как видите...
  Она очаровательно улыбнулась и поправила упавшую на лоб прядь белокурых волос.
  - Благодарение Богу, вы прелестны, Стаси! - горячо воскликнул он. - Природа одарила вас так щедро, как только могла!
  - Умерьте свой пыл, мой дорогой Фред. Мне даже неловко вас слушать...
  Она взяла со стола конверт и, близоруко прищурившись, поднесла его к глазам.
  - Природа все же слегка обделила меня... я имею в виду зрение... постойте, но это вовсе не от Беренисии!..
  Адрес на конверте был начертан крупно, угловато, явно мужской рукой и без какого-либо намека на имя и координаты отправителя. Она протянула конверт своему собеседнику:
  - Будьте любезны, Фред, откройте!
  Через несколько секунд вскрытое послание вернулось адресату.
  На листке роскошной бумаги с водяными знаками было все тем же почерком написано всего несколько строк. Она быстро пробежала их глазами, нахмурилась, перечитала еще раз, для чего-то перевернула листок и осмотрела его с другой стороны, потом медленно опустила его на колени.
  - Я ничего не понимаю, Фред!
  Это прозвучало почти жалобно.
  - Вы позволите?..
  Так как она не ответила, он встал со своего шезлонга, подошел к ней и осторожно поднял письмо. Медленно, шевеля губами, прочитал текст и, аккуратно сложив, вернул ей. Она вскинула на него испуганно расширенные глаза.
  - Вы что-нибудь поняли, Фред?
  Он отрицательно помотал головой.
  - Но я... и что же теперь делать?
  - Не волнуйтесь, Стаси, умоляю вас! Я полагаю, надо немедленно вызвать Свидрикса...
  Уловив ее протестующее движение, он снова заговорил, на этот раз быстро и с напором:
  - Это необходимо, Стаси! Я знаю ваше отношение... но все же подумайте непредвзято... Кто же еще? Ну, согласитесь же со мной! И прошу вас, не надо медлить, решайте же!
   Она подняла руки, словно сдаваясь:
  - Ну хорошо, хорошо... Если вы так уверены... В конце концов, вы мужчина и просто обязаны разбираться в этом лучше меня! Боже, как все это нелепо...
  Она резко поднялась. Забытый веер упал на песок.
  - Я хочу побыть одна, Фред. Пожалуйста, возьмите на себя общение с этим вашим... Свидриксом. Я буду у себя. Зайдите ко мне... попозже... я пришлю за вами. Заранее спасибо... мой милый.
  Она прощально махнула рукой и быстро пошла по дорожке к белеющему в глубине парка дому. Он поднял упавший веер и, машинально раскрывая и закрывая его, смотрел вслед ее удаляющейся фигуре.
  
   * * *
  
  -...да что с тобой? Ты здорова?..
  Ну вот, теперь и сестра считает ее больной!..
  - Все в порядке, Анна, у меня все нормально.
  - У тебя такой вид, как будто ты... я не знаю... лунатик, что ли!
  Лицо у Анны действительно встревоженное не на шутку.
  - И где ты была? Ничего не сказала... Тебе звонил тренер, и я не знала, что сказать!
  - Послушай, Анна, тебе не кажется, что я уже давно взрослая девочка и не обязана отчитываться в каждом своем шаге? Если тебе так уж интересно, - я была в гостях у нашего нового соседа. И не волнуйся за мораль, там была целая компания. Или тебя удивляет, что меня приглашают в компании? Я чудесно провела время, если тебя опять же это интересует. И я не понимаю, почему нельзя элементарно задуматься без того, чтобы тебя тут же окрестили лунатиком!
  Не дожидаясь ответа, Коллис решительным шагом прошла в ванную. Там она пустила холодную воду и поплескала себе в разгоряченное лицо. Странно, она действительно не помнила, как вернулась домой. Лунатик... что-то похожее. Последнее, что она четко помнила из этой, нормальной, жизни, - это как Натан закрыл за ней дверь в той странной комнате. И снова был дворец, и снова она сидела на ступенях...
  
  ... - О, боги Тваоса, как же утомил меня этот Совет!..
  Алагирь откинулась на спинку трона и бессильно бросила руки на подлокотники. Невозможно было представить, что еще несколько минут назад она была полна энергии и полновластно царила в этом огромном зале, полном одетых в роскошные одежды высокопоставленных мужей.
  Стараясь действовать как можно тише, дворцовые слуги торопливо выносили из тронного зала широкие обитые дорогими тканями скамьи, на которых по традиции располагались члены Совета. Когда за последним из слуг затворилась тяжелая резная дверь, Ри легко поднялась со ступеней у подножия трона, подошла к госпоже и замерла, выжидательно глядя в усталое лицо с прикрытыми глазами.
  Не открывая глаз, Алагирь кивнула головой.
  Ри подошла вплотную к госпоже, осторожно сняла с ее головы тяжелый обруч с драгоценным темно-синим камнем, бережно, обеими руками, опустила его на колени Алагири. Та, все еще не открывая глаз, возложила на него тонкие руки, унизанные перстнями. Как всегда, кончиками пальцев левой руки правительница Тваоса стала плавно оглаживать гладкую поверхность камня, и как всегда, Ри показалось, что ее пальцы при этом начали излучать легкий голубоватый свет.
   Зайдя сзади, Ри положила узкие прохладные ладони на горячий лоб госпожи и легкими движениями принялась массировать ее виски, затем затылок, шею и плечи. Она физически ощущала, как уходит, перетекает в ее руки напряженность, тяжесть и усталость, переполнявшие царицу. Закончив, Ри едва могла пошевелить руками.
  - Спасибо, Ри.
  Голос Алагири звучал все еще утомленно, но в глаза уже вернулся живой блеск, а в фигуру - царственная осанка. Она надела на голову обруч, тщательно расположив камень ровно посередине лба.
  - Скажи, как тебе понравился сегодня наш несравненный Тхор?
  Ри осторожно улыбнулась, внимательно наблюдая за лицом госпожи. Не попасть бы впросак, комментируя членов Совета. Впрочем, эпитет "несравненный" достаточно явно означает настрой Алагири.
  - Сегодня он превзошел самого себя, пытаясь доказать свою незаменимость! Еще немного, и впору заказывать скульптору его статую для аллеи дворцового парка...
  - А Чемальдо? Его "и это я предусмотрел"?
  Они немного посмеялись.
  - Впрочем, - тон Алагири заметно посерьезнел, - в целом Совет прошел, я считаю, неплохо. Мне теперь многое надо обдумать... Я хочу сегодня поговорить с Хранителем Покровов и с новым Главным Следящим; распорядись, чтобы были готовы после тихой трапезы.
  Ри молча склонила голову.
  - Иди сейчас. Я буду думать.
  Ри бесшумно пробежала по залу и выскользнула за дверь. Теперь можно было расслабиться и ей.
  Из ниши в стене появился непременный Цур.
  - Хранителя Покровов и Главного Следящего позови после тихой трапезы! - бросила ему на ходу Ри.
  Цур важно кивнул головой, слышал, мол. И засеменил прочь. Но Ри уже не было до него дела; она почти бегом пересекла еще две огромных залы, не обращая внимания на стражников в блестящих латах и придворных в традиционно синих и голубых одеждах, свернула в полутемный коридор, спустилась по узкой крутой лестнице, стараясь не касаться закопченых факелами стен, и оказалась в гулком сыром помещении с низким сводчатым потолком и забранными частой решеткой крохотными оконцами с мутными полупрозрачными окнами.
  Ри опустилась на стоящую у стены лавку и громко позвала:
  - Айче!
  Откуда-то из глубины помещения на ее зов появилась маленькая старушка в длинном, до пола, черном халате, перепоясанном тонкой желтой лентой. Коротко постриженные седые волосы были перехвачены кожаным ремешком. На ногах старушки звонко цокали по каменным плитам пола деревянные сандалии.
  Не говоря ни слова, Айче открыла крышку стоящего под одним из окон почерневшего от времени ларя и извлекла из него стеклянный сосуд в виде приплюснутого по вертикали шара с двумя ручками по бокам. В сосуде тяжело колыхалась темная маслянистая на вид жидкость.
  Старушка бережно установила сосуд на лавке рядом с Ри и опустилась рядом на корточки.
  Прикрыв глаза и прошептав какие-то обязательные фразы (Айче тоже старательно беззвучно шевелила губами), Ри с несдерживаемым вздохом облегчения опустила кисти рук в сосуд. Жидкость едва слышно зашипела, со дна поднялась стайка мелких пузырьков, тут же с легким шорохом лопнувших на поверхности. Запахло кисловатым.
  Ри пошевелила пальцами, и это движение породило еще массу пузырьков. Жидкость словно закипела. Старушка снова зашевелила губами.
  Дождавшись, когда появление пузырьков прекратилось, Ри медленно вынула руки, следя, как тяжелые капли срываются с кожи и шлепаются обратно в сосуд. Айче тут же развернула неизвестно откуда появившееся белоснежное полотенце. Ри протянула к ней руки, и старушка старательно отерла их, тщательно промокнув каждый палец. Закончив, она подхватила сосуд и упрятала его обратно в ларь.
  Благодарно кивнув старушке (та замерла неподвижным темным столбиком на фоне окна), Ри покинула неуютное помещение, поднялась по лестнице и, миновав еще несколько коридоров и зал, оказалась в небольшой комнатке с узкой жесткой кроватью, крохотным столиком в ее изголовье и двумя высокими деревянными ящиками около стены. Единственным предметом роскоши в комнатке был ковер на полу, - большой, яркий, с длинным упругим ворсом.
  Ри опустилась на колени, а затем легла ничком в его прохладную ласковую мягкость...
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"