Язева Марианна Арктуровна : другие произведения.

Лок-Фергус (отрывок 3)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Звонок был резким и неожиданным.
   Анастасия чуть не выронила из рук пульт от телевизора, с помощью которого пыталась обнаружить в телепрограмме что-нибудь соответствующее своему настроению. Настроение было пасмурное, чтобы не сказать хуже. Его еще усугубило увиденное утром в зеркале ванной комнаты: глаза припухшие, с темными полукружьями внизу, резко обозначившиеся морщинки возле глаз и в уголках рта... Да, не опасаясь последствий, плакать женщинам можно только в детстве. В раннем.
   Анастасия осторожно вбила кончиками пальцев в нежную кожу подглазий специальный крем. Надо было этим заняться вчера, но придя с поминок домой, она бессильно рухнула на постель. Едва хватило сил раздеться. Нервы, нервы... она даже не ожидала, что будет так переживать. Ингу она едва знала, на уровне "здравствуйте, как дела", и все. Они даже были "на вы", что необычно для молодых женщин, живущих почти по соседству.
   Анастасия вообще не симпатизировала Инге. Ей казалось не совсем приличным для женщины с достатком и положением в обществе гонять на грузовике по округе, одевшись в мужской рабочий комбинезон. Правда, эта одежда шла спортивной фигурке Инги, но все же... И потом, этот ее сын, несчастный даун... Анастасия была твердо убеждена, что таким детям следует воспитываться в каких-то специальных учреждениях, отдельно от нормальных людей. И что это, действительно, за манера, - усаживать маленького урода возле кассы, да еще поручать ему укладывать покупки! Анастасии всегда было неприятно, что он прикасается к пакетам с продуктами.
   Однажды Томас, укладывая что-то из ее приобретений, выпустил упаковку из рук, и она, подхватывая коробку, нечаянно прикоснулась к пальцам мальчика. Она тогда с брезгливой гримасой резко отдернула руку, и тут же ее обжег взгляд Стивена, - пронзительный, быстрый и недобрый. Он немедленно извинился за неловкость сына, и даже сам, выйдя из-за кассы, уложил ее пакет, но этот взгляд она запомнила. И случившееся ее раздосадовало, потому что Стивен-то как раз ей всегда нравился. Наверное, в ее отношении к Инге присутствовал и легкий элемент ревности... но в этом она себе никогда не признавалась.
   Звонок все трещал с бестактной настойчивостью, присущей современной технике.
   Анастасия швырнула пульт на диван и подошла к телефону. Звонил доктор Войвер. Несколько привычных общих приветственных фраз, напоминание о каких-то обещанных книгах... Боже, неужели только из-за этого он ее побеспокоил, этот староватый поклонник?.. но нет, вот и что-то интересное:
   - ... Кстати, моя дорогая, что вы думаете о предложении нашего нового соседа? ... Ну как же, вы же сами мне говорили о том, что он приглашал... Да-да, именно! И знаете, буквально на следующий день после вашего приема... ну хорошо, хорошо, пусть будет просто вечер, хотя вы так изысканно обставляете свои вечера... Так вот, он заходил ко мне в кабинет, так, с какой-то мелочью... Ах нет, извините, сударыня, врачебная тайна, знаете ли... Ха-ха-ха, и язычок же у вас... Ну, в общем, заходил, и мы с ним очень небезынтересно побеседовали, после чего он пригласил меня... Да-да, именно. Он сказал, что хотел бы видеть у себя человек шесть, и я, со своей стороны, предложил Кристофера Баярда, мы с ним давние коллеги по покеру... Как при чем? Разве он вам не говорил? У него какая-то интересная методика, связанная с игрой в карты, причем игра необычная, я такого названия никогда и не слышал, между прочим. Гарантировал, что будет интересно. Даже, знаете ли, некоторым образом заинтриговал меня. Психология вообще интереснейшая штука... Да-да, совершенно с вами согласен, моя дорогая. Итак, вы согласны?..
   Далее следовали комментарии вчерашних событий ("вы так переживали, моя дорогая, что я был некоторым образом обеспокоен за вас...") и традиционные уверения в своем глубочайшем уважении... и прочая, и прочая.
   Когда Анастасия положила трубку на рычаг, мысли ее приняли совершенно новое направление.
  
   * * *
  
   - И ты считаешь это удобным? Я имею в виду - сейчас, после похорон?
   Сжимая между ладоней чашечку с кофе, Айвис удивленно смотрела на мужа.
   Кристофер ответил ей таким же удивленным взглядом.
   - Но что в этом неудобного? Это ведь не какое-то ... не вечеринка с танцами или ... не знаю... капустник с маскарадом! Человек приглашает к себе. Разве так уж неприлично пойти в гости? Даже если у соседей траур... Мне кажется, память умершей никак не оскверняется.
   - В общем-то да, но все же...
   - Что - "все же"? И потом вспомни, ты же сама убеждала меня в серьезности его научных... изысканий. Если воспринимать это именно так, то цель визита становится более чем серьезной, раз уж на то пошло. Доктор Войвер вообще высказывался в том смысле, что карточная игра - это какой-то там метод... Не помню, метод чего, - какого-то погружения в какое-то состояние... По-моему, доктор сам не вполне понял - что к чему. Но определенное любопытство это возбуждает.
   Кристофер поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед по просторной кухне. Оба лежавших на пороге чау радостно вскочили было навстречу хозяину, но, убедившись, что он не собирается выходить за пределы запретной для них территории, разочарованно улеглись на прежнее место.
   Айвис с сомнением покачала головой.
   - Не знаю, Кит. Должно быть, ты прав, но мне как-то немножечко не по себе. У людей такое горе, - а тут какой-то мальчишник с картами...
   - Почему мальчишник? Кто говорил про мальчишник? Конечно, нас с милейшим доктором девочками не назовешь... Гуго Расмиса тоже... Но я точно знаю, что приглашена Анастасия и, кажется, кто-то из сестер Анкс.
   - Не сомневаюсь, что Коллерия, - задумчиво заметила Айвис. - Анну как-то трудно представить в такой роли. Да и где бы они познакомились? А Коллис была тогда у Анастасии... и мне показалось, этот Меркль произвел на нее определенное впечатление.
   Она поставила на стол пустую чашку и откинулась на спинку стула. Кит подошел к жене со спины и взъерошил ее коротко стриженные волосы.
   - А по-моему, он на всех на вас ... провинциальных дамочек ... и не только незамужних, вроде Коллис Анкс... произвел впечатление! Вот я пойду и разберусь, что это такое за впечатляющий субъект!
   - И кто же тебя больше интересует в этой компании? Новый сосед или незамужние провинциальные дамочки? И убери свои лапищи от моей роскошной шевелюры! Мне не нужен массаж теменной области... тем более, в исполнении такого некомпетентного специалиста... ну, прекрати же, наконец!
   Кит подхватил жену вместе со стулом и закружил по кухне. Рыжие наблюдатели тут же вскочили и возбужденно запыхтели, с трудом удерживаясь от радостного лая: последствием поднятого шума неизбежно было бы немедленное изгнание во двор, и они это прекрасно знали. Не сдержав эмоций, Каспер вкатился-таки в кухню и в молчаливом порыве поймал зубами ножку стула. Но тут же его настигло возмездие, - совокупный вес хозяина и хозяйки (не считая стула) придавил оказавшуюся в опасной зоне лапу нарушителя дисциплины, и тот с жалобным воплем кинулся прочь из кухни. Гималайя на всякий случай метнулась за ним.
   - Ну вот, покалечил собаку, медведь этакий!
   Айвис кое-как соскочила с укушенного стула, оправляя на себе одежду и приглаживая волосы.
   - Посмотрел бы кто-нибудь на нас сейчас... взрослый же человек, отец семейства, а ведешь себя!..
   - Пусть смотрят - и лопаются от зависти! - провозгласил Кит, возвращая стул на место. - Пожалуйста, - окна открыты, любуйтесь!
   - Еще не хватало, лопаться под окном, - резонно заметила Айвис, сурово глядя на супруга, - всю стенку обрызгают... а давно ли красили?
   Кит удовлетворенно хохотнул.
   - В общем, так, - не меняя сурового выражения лица, объявила Айвис. - Если идти к этому... ученому... так идти вместе. Я тоже шестерку от туза в состоянии отличить, если потребуется. Для науки. И если уж для психологических опытов какой-то интерес могут представлять такие недалекие примитивные существа... я не имею в виду, конечно, уважаемого доктора и Анастасию с Коллис... и даже Гуго... то уж такая всесторонне одаренная личность, с богатым внутренним миром и высокими идеалами, как я...
   Договорить Айвис не удалось. Ее высокий идеал (один метр девяносто два сантиметра!) снова подхватил одаренную личность в объятия, не обращая ни малейшего внимания на протестующие возгласы и преступное гавканье вернувшейся на прежний наблюдательный пункт Гималайи.
  
  
   * * *
  
  
   Прошло три дня после похорон.
   Природа, слегка смилостивившись, с раннего утра сбрызнула истерзанный жарою городок небольшим освежающим дождиком. Снова гоняли по улицам счастливые мокрые мальчишки и распахивались настежь окна домов, чтобы выгнать вон пыльный тяжелый воздух. Потрескавшаяся земля до последней капельки впитала в себя все подаренное небесами, но не успела и наполовину утолить мучительную жажду, как дождь уже прекратился. Еще неуверенно бродили по небосклону заблудившиеся тучки... но скоро они бесследно растаяли, и солнце снова вступило в свои права.
   И все же дышать стало легче. Жара слегка ослабла, и +25 по Цельсию уже казались вполне комфортными. Вечер же получился просто замечательный: с мягким ветерком, принесшим со стороны леса живые прохладные ароматы и с эффектным разрисовавшим полнеба закатом.
   Назначено было на двадцать ноль ноль.
   Первым к дому Натана Меркля подошел Эрнест Войвер. Он уверенно открыл калитку с видом человека, часто бывающего в чужих домах и уверенного в том, что его везде и всегда ждут с нетерпением. Пройдя по отсыпанной свежим гравием дорожке, он подошел к входной двери, и та тут же отворилась, как будто кто-то уже стоял наготове в прихожей.
   Через несколько минут у калитки появился Гуго. Он несколько раз неуверенно оглянулся по сторонам, прежде чем толкнул невысокую деревянную дверку, и к дому шел так быстро, словно опасался, что его здесь кто-либо увидит.
   Остальные гости - супруги Баярд, Анастасия и Коллис - подошли к калитке одновременно, встретившись еще на улице. Так, оживленно беседующей компанией (женщины, как это им зачастую свойственно, встретились так, словно не виделись целую вечность, к тому же разговор помогал преодолевать некоторую ощущаемую ими неловкость) они и вошли в дом.
   Внутренняя отделка дома произвела на всех впечатление, но отнюдь не роскошью, - о ней не было и речи, - а масштабом произошедших перемен. От старой обстановки папаши Генну не осталось даже воспоминания. Обшитые современными материалами стены, узорчатые натяжные потолки, упругие ковровые покрытия на полу. Никакого яркого света, только приглушенный - от расположенных на стенах светильников. Минимум мебели. И масса картин, - в два, в три ряда они покрывали поверхность стен, причем, на первый взгляд, старинных среди них не было. Множество картин украшали даже прихожую, и вошедшие остановились было - посмотреть, - но хозяин пригласил пройти дальше в дом.
   Прямо из прихожей гости попадали в просторную гостиную, в которой прочно расположилась пара огромных диванов с низкими столиками возле каждого и с целым семейством разномастных кресел, - все совершенно разной конструкции и с различного цвета обивкой! - уютно окружившем какой-то непонятный деревянный предмет (сооружение? аппарат? устройство?) в форме невысокой пирамидки. Стены гостиной так же были обильно увешаны картинами.
   Из гостиной вся компания прошла в комнату, предназначенную для сегодняшней игры. Всю середину пространства занимал большой прямоугольный стол, окруженный дюжиной стульев. Пара массивных кресел, - одно во главе стола, другое в противоположном углу комнаты, - завершали обстановки. Стены здесь были непривычно пусты, а окна наглухо задрапированы тяжелыми портьерами.
   Хозяин приглашающим жестом указал на стулья, и вошедшие расселись: на одной стороне расположились Айвис с Кристофером и Гуго Расмис, напротив - Анастасия, доктор Войвер и Коллис. Сам Натан Меркль занял место во главе стола. Перед ним лежала расписанная красно-желтыми узорами шкатулка.
   Он открыл шкатулку и достал карты. Увесистая колода была толще обычной раза в три, но хозяин держал ее ловко и уверенно. Повернувшись к гостям, он быстрым цепким взглядом пробежал по их лицам, выдержал эффектную паузу, затем перевел взгляд на карты, лежащие на его раскрытой ладони и легким вкрадчиво-трепетным движением погладил их кончиками пальцев.
   - Ну что ж, познакомьтесь, - сказал он глухо, и всем показалось, что обратился он именно к картам, а не к ним. - Они вам понравятся. Я не призываю к традиционному "любить и жаловать". Вы их будете любить, я в этом нисколько не сомневаюсь.
   Он быстро вскинул глаза и снова внимательно оглядел всех присутствующих. Все смотрели серьезно, даже с некоторым напряжением, только Коллис ответила на взгляд Меркля неуверенной улыбкой.
   - Итак, - продолжил он, подходя к столу. - Это почти обычная колода. Пока обычная, - выделил он голосом. - И здесь всего тридцать шесть карт. Они всем знакомы, - от шестерок до тузов. Ничего нового.
   Он сделал неуловимое движение кистью, и карты легли по черной поверхности стола идеальным веером. Кит восторженно присвистнул, но тут же осекся под кинжально сверкнувшим взглядом хозяина. Правда, Меркль тут же заулыбался и даже благосклонно покивал:
   - Натренировался, знаете ли. Ловкость рук... Люблю точные движения. Наверное, я мог бы стать неплохим ювелиром... но совершенно равнодушен к драгоценностям, а без этого ничего не получится. Безразличие, господа, губит любое дело, не правда ли?
   Теперь настало время покивать гостям.
   Одарив присутствующих широкой улыбкой, Меркль снова посерьезнел и показал рукой на карты.
   - Я думаю, вам стоит подержать их в руках, присмотреться, познакомиться. Они слегка непривычны ... на ощупь.
   На ощупь карты действительно оказались непривычными. Плотные, толстые, почти негнущиеся, изготовленные из какого-то необычного материала. На вид идеально гладкие, они воспринимались пальцами как шероховатые, и не только не скользили, но словно бы прилипали к коже. Поверхность их была холодной и не нагревалась от тепла рук.
   - Четыре традиционные масти, - продолжал хозяин дома. - Бубны, черви, пики... Немного непривычно изображены трефы, но вы привыкнете, это нисколько не мешает.
   Кит задержал в руках три карты. Пиковая масть. Валет, дама и король. Сначала его внимание привлекла дама. Властное лицо с презрительно поджатыми тонкими губами, надменным взглядом, легким взлетом бровей никак не подходило для карточной штамповки. Присмотревшись, Кит обнаружил на изображении массу мелких деталей: настоящее произведение искусства!
   Валет выглядел попроще, - юная безразличная физиономия с невыразительным взглядом и застывшей нелепой улыбкой. Зато король вполне соответствовал даме: холеное породистое лицо, орлиный нос и такой же взгляд, высокий лоб патриция, гордый поворот головы. И та же тщательность в прорисовке элементов одежды, полутеней, мелких деталей изображения.
   - Помилуйте, - не удержался Кит, - да это просто портретная галерея! Восхитительная вещь... коллекционная, должно быть? Эти лица... Такими невозможно шлепать по столу... да, впрочем, и материал этому препятствует... это, наверное, какой-то пластик?
   - Полностью с вами согласен!
   Хозяин оказался прямо за спиной Кита, так что он не мог видеть выражение его лица, однако чувствовал, что тот доволен его реакцией.
   - Шлепать, как вы выразились, действительно невозможно. Да вам и не захочется, прошу поверить! Сейчас я объясню вам условия игры. Они своеобразны, но постичь их нетрудно. Это гораздо проще покера или, к примеру, преферанса, но смею заверить - отнюдь не менее занимательно. Тем более, что собственно игра будет лишь прелюдией... но об этом позже. Итак, прошу внимания! Каждому играющему раздается по четыре карты...
   Обучение началось. Меркль кружил вокруг стола, внезапно появляясь за спиной то у одного, то у другого, вкрадчиво подсказывал, бурно радовался удачным ходам, добродушно подсмеивался над явными просчетами. Все внимание гостей было привлечено к картам, так что на хозяина никто не глядел, лишь однажды Кит поднял на него глаза и поразился произошедшей в нем перемене, - лицо Натана приобрело какое-то хищное выражение: глаза сверкали, ноздри возбужденно раздувались, рот то оскаливался в довольной ухмылке, то раздраженно кривился, то приоткрывался в напряженном ожидании, и алый кончик языка нетерпеливо пробегал по верхней губе. Пальцы Меркля тоже находились в постоянном движении, то потирая друг друга, то судорожно сжимаясь в кулаки, то сплетаясь в какие-то замысловатые мудры.
   " Вот это да," - подумал пораженный Кит. " Да это, оказывается, невероятно азартный человек! "
   Почувствовав на себе взгляд, Меркль впился пылающим взором в лицо Баярда - и тут же погасил возбуждение в своих глазах, уже через секунду посылая ему добродушную одобряющую улыбку. Только руки его как бы продолжали жить собственной, отдельной жизнью, откровенно выдавая истинное состояние души владельца.
   Мысленно пожав плечами, Кит углубился в игру.
   Вскоре все уже вполне сносно ориентировались в правилах и могли самостоятельно, без постоянного вмешательства Меркля, разыграть партию. Он сам об этом объявил с чувством явного удовлетворения.
   - Похоже, у меня собрались исключительно способные ученики, - польстил он присутствующим, встав во главе стола. Адресовался он сразу ко всем, но каждый воспринял похвалу на свой счет, так быстро пробежал он глазами по лицам, успев создать впечатление индивидуального обращения. - Я очень рад.
   Он оперся костяшками пальцев о стол и слегка наклонился вперед.
   - И прежде, чем мы приступим к игре... ведь вы этого хотите?
   Масса утвердительных кивков и междометий.
   - Прежде, чем мы начнем играть... вернее, вы начнете, а я буду вам ассистировать... я должен пояснить свои слова насчет прелюдии. Если вы помните, я упомянул, что собственно игра - лишь вступление, преамбула, введение ... что там еще? Интродукция.
   Меркль выпрямился, сделал паузу и убедился, что публика полна внимания. Он опустил голову, заложил руки за спину и отправился в медленный путь по комнате, - от стола к завешенному плотной черной портьерой окну и обратно. Говоря, он внимательно глядел себе под ноги, словно опасаясь внезапного возникновения каких-нибудь коварных препятствий, и лишь иногда резко вскидывал голову и осматривал сидящих вокруг стола людей, всякий раз при этом останавливаясь и делая паузу. Он вообще был мастер на выразительные паузы, этот Натан Меркль.
   - Я предложил вам, и вы согласились - не правда ли? - участвовать в моей научной работе. Собственно, вам это будет не менее интересно, чем мне, смею уверить. Это будет в какой-то мере процесс... да, пожалуй, так можно выразиться, - процесс самопознания. А это всегда любопытно, в любом возрасте, на любой стадии развития. Особенно на такой интеллектуально высокой, которая характерна для всех здесь присутствующих. Ведь я прав?
   Скромные улыбки, пожимания плечами и прочие невербальные подтверждения того, что присутствующие очень даже согласны с подобным утверждением, хотя и слегка смущены.
   - Ну, не будем спорить с очевидным. Итак, ничего не изменилось: вы согласны участвовать в моих научных исследованиях. Наше сегодняшнее общение не отвратило вас от моей персоны... не вызвало подозрений, недоверия, антипатии, наконец?
   Из общей массы протестующих голосов ясно выделилось "да что вы, нисколько, совсем наоборот!". Меркль с галантной улыбкой отвесил изящный полупоклон в сторону смутившейся Коллерии.
   - Я отнюдь не кокетничаю, задавая подобный вопрос. Дело в том, что мне необходимо полное ваше доверие. Ведь вы не смогли бы общаться, скажем, с психоаналитиком, который чем-то вас раздражает, подавляет, да, в конце концов, просто неприятен вам внешне. Сможете вы раскрыть ему свою подноготную, если он, слушая вас, делает что-то такое... ну, допустим, теребит пальцами бородавку на шее ? (Смех.) Нет, серьезно, у меня в практике был такой случай! Здоровенная такая черная бородавка, с хорошую фасолину... и у основания всегда воспаленно красная кожа...
   Он театрально передернулся, состроив брезгливую гримасу.
   - Решительно неаппетитное зрелище, доложу я вам! Решительно! И при этом еще имя - Эмилио! Как вам такое сочетание? М-да... Вот такое было Эмилио. Большие проблемы у него были с клиентурой, насколько я помню. а специалист, между прочим, неплохой... был. Нет, серьезно, неплохой. Ну да ладно. Оставим в покое психоаналитику... это, собственно, не по моей части. Итак, сейчас вы разыгрываете партию. Одну. Всего одну, и так будет каждый раз. Победитель - тот, что остался без карт на руках - получает некоторое преимущество. Он будет последним в последующих событиях... да, событиях. Вы не возражаете, если я так буду называть происходящее? Мне нравится это слово, - событие.
   Никто и не думал возражать.
   - Остальные внимательно смотрят на оставшиеся у них карты. Они в это время уже несколько... видоизменятся. Я имею в виду карты, разумеется. От того, что окажется в ваших руках, напрямую будут зависеть дальнейшие события. И в будущей игре, и в наших с вами исследованиях. Может быть, даже в вашей жизни. Я вас не слишком напугал?
   - Скорее, заинтриговали, - отозвался Гуго. - Звучит даже заманчиво. Собственно, с помощью карт всегда предсказывали судьбу, так? Гадалки там всякие, Таро или как его там... А вы, значит, обещаете с помощью карт на нее влиять. Занятно!
   - Ну, боюсь, что вы немного утрируете: влиять на судьбу - это звучит как-то... я не знаю, зловеще, что ли! Вмешиваться в лабиринты рока, диктовать свою волю провидению... Помилуйте, возможно ли это? Воспринимайте все проще, на бытовом уровне. Так нам всем будет спокойнее. Ну что ж, начнем? Передайте мне, пожалуйста, карты. Да, еще одно: всех устраивает свое положение за столом? Очень важно состояние полного комфорта... Да и результат игры будет зависеть от этого. Доверьтесь своей интуиции; если вас что-то беспокоит - пересядьте. У вас есть время, пока я тасую карты.
   Гости неуверенно переглянулись. Анастасия отодвинула стул от стола, и все взгляды обратились на нее. Она решительно поднялась и перешла на другую сторону.
   - Вы не уступите мне свое место, Кристофер? Если, конечно, вас устроит мое.
   Кит молча развел руками, поднялся и приглашающим жестом предложил Анастасии сесть на освобожденный стул. Так же молча он отправился на опустевшее место. Больше желающих переместиться не оказалось.
   Карты как живые мелькали в руках Меркля. Он с потрясающей ловкостью управлялся с массивной колодой, которую с трудом обхватывали пальцы. В этом мелькании было что-то завораживающее, так что некоторые даже встряхнули головами, словно избавляясь от наваждения, когда хозяин аккуратно опустил стопку карт перед собой.
   - Итак, приступим!
   Меркль положил ладони на стол, так, что они касались друг друга кончиками больших пальцев. Несколько секунд сидел неподвижно, опустив голову, кажется, даже прикрыв глаза. Затем плавным скользящим движением убрал руки со стола. Подняв их на уровень груди, несколько раз резко сжал и разжал пальцы. Прикусил нижнюю губу, словно решаясь на что-то трудное. Наконец, решившись, взял колоду, положил на раскрытую левую ладонь, поднял ее на уровень лица и поверх нее внимательным долгим взглядом обвел сидящих за столом. Все, замерев, наблюдали за священнодействием.
   Лишь слегка опустив ладонь и прищурившись, как бы прицеливаясь, Меркль начал раздачу карт. Неуловимое движение пальцев - и следующая карта, вращаясь, планирует на гладкую поверхность стола и скользит по ней прямо к очередному участнику игры. Когда перед каждым оказалось по четыре карты, хозяин положил остаток колоды возле себя и провозгласил:
   - Господа, мы начинаем!
  
  
   * * *
  
   В первой партии победила Анастасия. Всю игру казалось, что ей откровенно не везет, но ближе к финалу она удачно заказала карту у доктора Войвера, избавилась от роковой трефовой девятки и сбросила целую "семью" червей.
   Поднявшись из-за стола, Меркль восхищенно развел руками и даже поаплодировал победительнице кончиками пальцев.
   - Браво, прекрасная Анастасия, - я могу вас так называть? - еще и еще раз браво! Сегодня вам сопутствовала Ее Величество Удача, - дама, безусловно, весьма приятная во всех отношениях, но невероятно, непостижимо капризная... Итак - я прошу вас проследовать сюда, и будем считать сегодня это кресло троном Королевы Игры!
   Хозяин самым галантным образом, на манер придворных кавалеров позапрошлого века, проводил нескрываемо довольную Анастасию к стоящему в дальнем углу комнаты креслу. Откровенно говоря, она предпочла бы находиться поближе к своим недавним соперникам, чтобы хорошенько рассмотреть все происходящее далее, но покинуть "трон" ей было теперь как-то неловко. Приходилось довольствоваться этим отдаленным наблюдательным пунктом.
   Покинув новоиспеченную "королеву игры", Меркль вернулся во главу стола.
   - Ну что ж, прелюдия окончена. Далее следует, если продолжать пользоваться музыкальной терминологией, главная тема!.. Нет-нет, не следует показывать друг другу свои карты. (Коллис поспешно положила свои карты рубашкой вверх). Все дальнейшее касается только вас! Ну, и немножко меня, как мы уже договорились... Одну минуточку!
   Он отошел к занавешенному окну, запустил руку за портьеру и сделал какое-то движение, - то ли что-то дернул, то ли с усилием на что-то нажал, - и комната на мгновение погрузилась во тьму, но тут же снова осветилась, но уже каким-то мертвенно голубым светом.
   - Итак, господа и дамы, - Меркль перекрыл голосом испуганные и удивленные возгласы игроков. - Настало время присмотреться к вашим картам! Не торопитесь, старайтесь не отвлекаться друг на друга. Вы можете выйти из-за стола, если у вас возникло такое желание, отойти в сторону или, к примеру, присесть на диван. Постарайтесь почувствовать себя наедине с картами, вникнуть в то, что они пытаются сказать вам. У вас получится. Может быть, не сразу... Но довольно скоро вы научитесь общаться с ними... и будете с нетерпеньем ждать новой встречи... если я не ошибся в вас. Итак, смотрите, смотрите же!
   Последние слова прозвучали резко и повелительно.
   Доктор Войвер приблизил к глазам оставшиеся у него на руках четыре карты, - и испуганно отбросил их от себя.
   - Помилуйте, что ж это такое?! Ведь это совсем не...
   - Аккуратнее, аккуратнее, прошу вас! - моментально очутившийся рядом Меркль одним движением подхватил упавшие на стол карты. - Такая бурная реакция... что вы, доктор, как можно? Я считал вас выдержанным человеком!
   В это время раздались изумленные возгласы остальных гостей, вглядевшихся в свои карты.
   - Минуточку внимания! - Меркль бегло взглянул в карты доктора, нахмурил брови и аккуратно положил их рубашкой вверх на стол перед ним.
  - Если помните, я предупреждал вас о том, что они, - он указал пальцем на лежащие прямоугольнички, - изменятся. Предупреждал, не правда ли?
   - Да, но чтобы так... Просто волшебство какое- то! - говоря это, Коллис не отрывала глаз от зажатых в ее руке пары карт, еще недавно бывших семеркой пик и десяткой бубен.
   - Ну что ж, - картинно встав в позу, провозгласил Меркль. - Я разрешаю считать меня магом и чародеем... местного масштаба. Боюсь, что на большее не потяну. Досадно, но факт!
   Он шутливо развел руками и поклонился, но когда выпрямился, шутовское выражение начисто исчезло с его лица.
   - Дорогие гости, прошу вас, принимайте все как должное! Ну что за скучный прагматизм - искать всему объяснение, да еще при этом пугаться... А ведь вы пришли сюда играть! Играть, господа! Так получите же удовольствие от игры, считайте, что она продолжается! Смотрите в свои карты, смотрите в карты!
  
  
   * * *
  
   - Ну что ж, Королева, я приглашаю вас покинуть трон!
   Ах, какой вкрадчивый бархатистый голос произнес эти слова, как галантно была подана эта рука, как блестящ был влажный взгляд этих глаз!.. Анастасия поднялась с кресла, чувствуя не только венец на голове, но и по меньшей мере горностаевую мантию на своих прекрасных плечах.
   Прикоснувшись к руке Меркля, она едва не вздрогнула, как от ожога. Нет, рука его не была горячей, скорее наоборот - собственная ладонь показалась Анастасии непристойно разгоряченной. И все же прикосновение показалось ей именно обжигающим, как обжигает в первую секунду ледяная вода или промерзший металл.
   - Я надеюсь, вы не скучали, - продолжал Натан, выпуская ее напрягшуюся руку из своей ладони. - По-моему, ожидание для вас не слишком затянулось? Впрочем, в любом случае оно должно быть вознаграждено. Я не могу ничего обещать: в определенном смысле, все зависит именно от вас; но я почти уверен, - и пусть вас не пугает слово "почти", - что вы не будете разочарованы.
   Говоря это, хозяин подвел Анастасию к двери в таинственную комнату.
   - Одну секундочку, - остановил он ее в последнюю секунду. - Я должен объяснить вам ваше преимущество как победительницы в игре. Дело в том, что карты, оставшиеся после ее окончания на руках у проигравших (назовем их сейчас так, хоть это и не совсем верно по сути), являются ... ну, что ли, определенным требованием. Условием, если хотите. А вы...
   - Подождите, - перебила его Анастасия. - Я уже не понимаю. Требованием - к чему? Условием - чего?
   - Это не так просто объяснить, моя прекрасная Королева. Но я думаю, вы все поймете сами, если наши ... исследования продолжатся, и Госпожа Удача окажется к вам не столь благосклонна, как сегодня.
   Меркль сделал очередную свою эффектную паузу, изящным движением потирая лоб кончиками чутких пальцев.
   - Изображение на картах становится для игрока в какой-то мере предсказанием, в какой-то - указанием на то, что необходимо сделать... или, напротив, не сделать... или как отреагировать на какие-то события... Конечно, если он не надумает выйти из игры.
   - Ну что ж, Натан, если вы хотели меня заинтриговать, то вы это сделали, и весьма успешно!
   Анастасия изо всех сил старалась держаться непринужденно, но удавалось ей это с трудом. Ей остро захотелось, чтобы все - что бы это ни было -поскорее кончилось, и чтобы она поскорее оказалась у себя дома... и чтобы можно было привычно устроиться в глубоком кресле напротив камина, и снять трубку телефона, и от души наболтаться с наверняка уже изнывающей от нетерпеливого любопытства Энн Реверголл.
   Меркль слегка улыбнулся, словно прочитал мысли собеседницы.
   - Не смею вас больше задерживать, Королева. Скажу вам то же, что и всем вашим предшественникам: зайдя туда, - он показал на закрытую дверь, перед которой они стояли, - вы вольны делать, что хотите. Можете стоять, можете присесть, - к вашим услугам вращающееся кресло, - можете прохаживаться... насколько позволят размеры помещения. Условие одно: не закрывать глаза. Находящиеся там зеркала расположены таким образом, что способны оказывать некоторый ... гипнотический эффект. Он пройдет сам собой, и вы отправитесь домой. Вы можете поделиться со мной своими ощущениями и мыслями. Можете оставить их при себе. Я все равно получу нужную мне информацию. Разумеется, все будет строго конфиденциально. Я гарантирую. Ведь вы доверяете мне, не так ли?
   И снова последние слова он произнес с нажимом, отчего Анастасии показалось, что ее мягко взяли рукой за подбородок и приподняли голову, заставив глядеть прямо в глаза говорившему. Она молча, чуть ли не против воли, кивнула.
   - Ну, вот и чудесно. Прошу вас.
   Открылась невысокая дверь, и Анастасия шагнула через порог навстречу своему отражению.
  
  
   * * *
  
   Вкрадчивый шепот накатывающихся волн мягко окутывал все пространство. Резкие крики чаек вплетались в его легкую ткань яркими несимметричными узорами. Солнце, жаркое, огромное, занимающее текучим золотом весь небосвод, разбивало свои палящие стрелы о плотную ткань тента, не в силах добраться до сидящих в его тени людей.
  - Сегодня еще жарче, чем вчера. Или мне так кажется?
   Она откинулась на спинку плетеного кресла, свесив вниз тонкую руку с массивным перстнем на среднем пальце. В пальцах другой руки она вертела модные - в виде узкой темной полоски - солнцезащитные очки.
  - Пожалуй. Быть может, зря мы отказались от прогулки на яхте? В открытом море жара наверняка переносится легче. Знаете, легкий морской ветерок...
  Ее собеседник вопросительно глядел в ее лицо, на котором была написана привычная скука.
  - Помилуйте, Фред, сегодня же явный штиль! Что может быть нелепее яхты с обвисшими парусами?..
  - Наверное, яхта, не оснащенная к тому же надежным мотором.
  Ответом была вежливая улыбка.
  - Ваше чувство юмора достойно всяческого уважения: мое, я думаю, уже расплавилось и утекло в песок.
  - Судя по этим словам, дело обстоит отнюдь не так печально!
  - О, Фред, ваша галантность так же неистребима, как и чувство юмора!
  Он молча благодарно склонил голову.
  Бесшумно появившийся откуда-то прямо из знойного марева смуглый юноша в белоснежном костюме поставил с вежливым полупоклоном на стоящий между собеседниками и похожий на перевернутую корзину низкий плетеный столик вазу с фруктами и так же бесшумно исчез.
  Мужчина предлагающе пододвинул плоды ближе к даме. Поблагодарив его легкой улыбкой, она лениво покопалась в вазе длинными холеными пальцами, выбрала было персик, но передумала и положила обратно. Отщипнула небольшую веточку от роскошной виноградной грозди и аккуратно принялась обирать ее по одной ягодке.
  Он взял отвергнутый ею персик и приложил, не откусывая, к своим губам.
  - Скажите, Фред, - спросила она, задумчиво прищурившись. - А что, та книга, которую вы так усердно читали вчера перед ужином... она действительно так невероятно увлекательна?
  - Книга? Она действительно любопытна, во всяком случае сюжет отнюдь не тривиальный, и некоторые персонажи очень выпукло прописаны... Если вы заинтересовались, Стаси, я с удовольствием принесу ее вам!
  - Нет-нет, не стоит... это я так, любопытствую. Ведь это за чтением вы засиделись так поздно? Свет из вашего окна падал на дорожку, и я видела его, когда поднималась ночью, чтобы закрыть окно. Какие-то ночные птицы - вы, кстати, не знаете, какие? у них такой неприятный резкий голос! - разбудили меня своими воплями.
  - Местные жители называют их "леке-мигу", а цивилизованное название мне, к сожалению, незнакомо. Если хотите, я узнаю...
  - Да Бог с ними, пускай кричат неопознанными, так даже экзотичнее. Так все же я права, и это книга увлекла вас до такой степени?
  - Боюсь, что нет. Сначала я действительно некоторое время читал... потом написал пару писем... деловых... на них ушло довольно много времени. Потом ненадолго вышел в сад подышать воздухом. Боюсь, что это я невольно взбудоражил посмевших разбудить вас дурацких птиц...
  - Вот как! Придется наказать вас за такое преступление!.. Да что вы мучаете этот несчастный персик! Съешьте его наконец!
  Он послушно надкусил сочную душистую мякоть.
  - И вообще, Фред...
  Она поднялась, прихватив еще одну гроздь винограда.
  - Если вы вдруг возьмете за правило бродить по ночам по саду, провоцируя этих леке... меке... этих пронзительных пернатых, то хотя бы потрудитесь предупредить меня, чтобы я заранее затворила свои окна... или присоединилась к вам. Ночная прохлада замечательно оздоравливает сон, а я сплю здесь очень беспокойно.
  Она сделала вид, что не заметила вспыхнувшей на его лице сумасшедшей радости.
  - Простите, Фред, я вас сейчас оставлю. Встретимся за обедом. Не провожайте меня, пожалуйста.
  Она царственной походкой удалялась по обсаженной яркими экзотическими цветами дорожке, а он, кинувшийся было провожать, но послушно остановившийся при ее последних словах, остался стоять в тени тента, сжимая в руке драгоценный недоеденный персик.
  
  
   * * *
  
  Яркий свет ударил в глаза, и Анастасия вздрогнула, как от удара.
  - Прошу прощения, я, кажется, испугал вас!
  Темный силуэт Натана Меркля четко вырисовывался на пороге.
  - Вам помочь?
  Он сделал несколько шагов, и силуэт многократно умножился в стенах. Анастасия пристально вглядывалась в приближающуюся фигуру, в мыслях и чувствах ее царило смятение.
  - Это... вы? - прошептала она, защищающимся жестом приподняв руку ладонью вперед.
  - Боюсь вас разочаровать, но это действительно всего лишь я, прекрасная Королева. Подозреваю, что вы видели сейчас перед собой кого-то, гораздо более привлекательного... не так ли?
  Не дождавшись ответа, он продолжил:
  - Сеанс окончен, Анастасия. Пойдемте. Я хочу закрыть Зеркальную Комнату. Больше в ней находиться не следует.
  Она послушно поднялась с удобного вращающегося кресла, на котором, оказывается, сидела все это время, и вышла вслед за ним.
  В этой комнате она еще не была. Здесь почти отсутствовала мебель, лишь в углу стоял массивный письменный стол, рядом с которым красовалось роскошное кресло, - такие принято называть "вольтеровскими", - да еще притулились у противоположной стены два обычных пластиковых стула дачного варианта - с сетчатыми сидениями и легкомысленно изогнутыми спинками.
  - Вы хотите мне что-нибудь рассказать? Или предпочитаете сначала в одиночестве.., - он нетерпеливо пошевелил длинными пальцами, подыскивая подходящее слово, - переварить - извините за невольный натурализм! - свои впечатления?
  Окончательно пришедшая в себя Анастасия пристально взглянула в лицо хозяина дома.
  - Скажите, что это было? Очень похоже на сон ... но ведь не сон! Такой реализм ощущений... запахи, звуки ... даже вкус! У меня до сих пор во рту привкус винограда, честное слово!
  - О, похоже, вы неплохо провели время! Приятная компания, фрукты... что-то романтичное? Впрочем, не отвечайте. По-моему, вы слишком взволнованы. Поговорим как-нибудь в следующий раз. Между прочем, именно таковым было желание почти всех игроков. Это совершенно естественно. А насчет того, что это было... Считайте, что это действительно был сон. Очень важный для вас во всех отношениях. Поэтому организм мобилизовал все органы чувств, все имеющиеся у него возможности, все резервы... А наш организм очень могущественен, мы даже не представляем, до какой степени! Так что не надо думать о чем-то сверхъестественном, воспринимайте все как нормальный физиологический ... ну, и психологический, конечно, тоже... в общем, естественный процесс.
  Через несколько минут Анастасия, отказавшаяся от предложения сопроводить ее до дома, медленно шла по улице. Она не могла отделаться от чувства какой-то серьезной необратимой потери: то ли неиспользованной возможности, то ли оборвавшейся мысли...
  За забором заливался хриплым лаем цепной пес. По сдавленным звукам его голоса зримо ощущалось, с какой яростной силой натягивает тот свою привязь, как безжалостно врезается в горло ошейник. Такая ненависть слышалась в этом надсадном хрипении, что Анастасия поежилась и прибавила шаг. Ей стало очень не по себе.
  Вскоре она уже взбегала на крыльцо своего дома, и через минуту в его окнах вспыхнул яркий свет. На журнальном столике надрывался телефон, но хозяйка не торопилась поднимать трубку. Она буквально повалилась в глубокое кресло, и откинулась на его удобную спинку, прижав ладони к пылающим отчего-то щекам.
  Притихший ненадолго телефон затрезвонил снова. Анастасия глубоко вздохнула, словно собираясь с силами, и решительным движением подняла трубку.
  - Привет, Энн! Слушай, ты сейчас обалдеешь!..
  
  
   * * *
  
  После карточной игры у Натана Меркля Гуго Расмис вернулся домой не сразу. Да что там не сразу: битых два часа он то ли бродил по улицам, то ли сидел где-то прямо на земле (судя по приставшим к брюкам травинкам и прочему мелкому мусору). Сам он не мог потом четко восстановить последовательность своих действий. Он четко помнил, как в состоянии некой прострации вышел из Зеркальной комнаты, как попрощался с хозяином, - от этого момента осталось чувство жгучего желания откреститься от всех разговоров и обсуждений и как можно скорее остаться наедине с самим собой. Затем в его восприятии окружающей среды образовался изрядный провал.
  Пожалуй, что-то похожее с ним уже случалось: в дни школьной юности. Гуго, активно подстрекаемый лихими дружками, попробовал покурить некую "травку". Видавшие виды сотоварищи гарантировали "полный улет", и желанный "улет" действительно состоялся. Мальчишка, лишь незадолго до этого впервые познакомившийся с табаком, "улетел" после нескольких неглубоких затяжек, да так, что некоторое время не помнил себя совершенно. Зато хорошо запомнил ощущение пребывания в каком-то ином, существующем параллельно с реальностью, мире. Неверно было бы сказать, что он получил от посещения этого мира особо острое удовольствие, о каком взахлеб рассказывали его дружки. Скорее, он испытал испуг, но испуг восторженный, притягивающий и манящий.
  Как знать, насколько сильно он увлекся бы посещениями этого параллельного мира, если бы не случившийся с ним буквально в тот же вечер сильнейший приступ аппендицита, завершившийся срочной операцией в местной больнице. В сознании пацана первый "улет" психологически крепко связался с кошмаром острой боли и дальнейших мучительных событий, поэтому, вернувшись в класс после больницы, он решительно сказал "нет" на предложение "подкурить", за что был незамедлительно разжалован в слабаки и трусы. Лишь положение недавно прооперированного спасло его от физической расправы, так как в ответ на пренебрежительные и даже уничижительные эпитеты в свой адрес он немедленно ответил действием.
  Впрочем, все это было уже очень давно и помнилось не слишком ярко. Однако, именно воспоминание о наркотическом "улете" пробудилось у Гуго после выхода из зеркальной комнаты.
  Кое-как отбившись от многочисленных вопросов Саны, жаждавшей подробностей посещения загадочного соседа, сославшись на внезапную головную боль и пообещав подробнейшим образом доложить обо всем завтра, он мешком свалился на кое-как расстеленную на диванчике постель. Слава Богу, в последнее время Сана, оберегая свой необъятный живот, настояла на том, чтобы супруг переселился на отдельное ложе. Сейчас это было как нельзя более кстати.
  Гуго выключил свет и отвернулся к стене. Ему хотелось сейчас же, сию минуту, вспомнить то, что пережил он недавно в доме Меркля. Возбужденный мозг отказывался концентрироваться на чем-либо конкретном, беспорядочно листая события прошедшего дня. Гуго резко сел на смятой постели, изо всех сил сжал ладонями пульсирующие виски. В этот момент память включила, - да, именно включила, - первую картинку, возникшую в Зеркальной комнате, ту самую, при появлении которой он почувствовал внезапную давящую боль в ушах...
  
   Ночь пролетела, как всегда, стремительно. Казалось, вот только что щека коснулась шершавой, слегка влажной от невысохшего пота ткани свернутой в плотный валик и уложенной в изголовье жесткого деревянного топчана куртки, и вот уже взвыла проклятая сирена. Впечатление такое, будто ненавистный звук не просто даже втекает через уши, а буквально захлестывается в мозги и распирает изнутри черепную коробку.
   С силой сжав ладонями виски, Киввер сел, скрестив ноги, и, слегка покачиваясь, сидел так некоторое время, пока сирена, как всегда, омерзительно взвизгнув напоследок, не вырубилась наконец. Наступившая оглушительная тишина призывала закрыть глаза и повалиться обратно на свое спартанское ложе, но Киввер знал, что это неминуемо обернется двумя, а то и тремя, если Коркрен будет не в настроении, днями работ в Облитом Каньоне. А что такое работа в Облитом Каньоне - знает каждый, и хорошо, если только понаслышке, потому что на своей шкуре испытать это удовольствие, - значит недели две потом дышать со свистом и кашлять кровью, да еще страдать от мелких мучительно зудящих язвочек по всему телу. Они сходят только на седьмой - восьмой день, а до этого приходится спать, - если сможешь заснуть, - чуть ли не стоя, потому что прикосновения даже одежды, не говоря уж о досках топчана, заставляет страдальца обливаться холодным потом от боли.
   Воспоминания об Облитом Каньоне, куда Киввер попал еще в прошлом году, но запомнил как самый яркий кошмар на всю жизнь, прогнали остатки сна. Еще слегка пошатываясь от недосыпа, он поплелся в угол хижины, где уже возился возле ведра с водой Зануда Лопо. Набранная с вечера речная вода за ночь отстоялась и уже не была безобразно мутной, но зато успела нагреться и совершенно не освежала. Дождавшись, когда Зануда вытрет грязной цветастой тряпкой свою треугольную физиономию и заковыляет на улицу занимать очередь в единственный на весь седьмой сектор сортир, Киввер поплескал теплой, пахнущей затхлостью водой в лицо, подумав, сбросил рубаху и обтер мокрыми ладонями шею, грудь и бока. Не вытираясь, чувствуя, как вода добегает каплями до пояса полотняных штанов, он снова подошел к топчану и сел. Двигаться не хотелось.
   По-видимому, он задремал, и возглас вернувшегося Зануды заставил его вздрогнуть.
   - Представляешь, этот чертов Бенцион опять отхлестал ночью Дуга! Говорят, в их хижине все раздолбано вдрызг...Кровь чуть ли не на потолке! Дуга оттащили в лечилку, вроде еще дышит, но, говорят, совсем плох...
   - Их проблемы, - равнодушно сказал Киввер.
   С хрустом потянувшись, он наклонился и стал напяливать ботинки. Хорошие когда-то были ботинки, с двойной шнуровкой, подкованные, Киввер их выменял...страшно вспомнить, чего он только не отдал за них Мату Бувену! Все сбережения, все заначки, и еще был в долгу целый месяц, каждый день делясь с Матом жратвой. Сволочь Мат, потребовал свою долю пайки, даже когда Киввер еле живой вернулся с двухсуточного наряда в Засечье! У него тогда руки тряслись от слабости и ноги сводило судорогой от малейшего напряжения, в сортире на корточках без стона примоститься не мог. Даже Коркрен тогда проникся, - поставил на самые легкие работы и велел три дня выдавать полуторную пайку. Так Мат забирал свою половину и с этой полторашки, как компенсацию за те два дня, что Киввера не было в лагере. Но и тогда Киввер не жалел, что взял у него эти ботинки. А сейчас, - сейчас растрескавшаяся кожа пропускала воду, шнурки заменяла истертая, вся в узлах, тонкая бечевка, а хуже всего было то, что левая подошва, истертая острыми камнями, прохудилась насквозь. Скверно это, очень скверно остаться без обуви, особенно когда приближается сезон холодных ветров и затяжных дождей.
   С трудом соединив короткие растрепанные концы бечевки, Киввер поднялся и протянул руку за брошенной на край топчана рубахой. Дьявол! В последний момент он судорожно отдернул руку. По выцветшей, когда-то клетчатой ткани, плавно извиваясь, неторопливо ползла угундра. Укус этой элегантной красавицы, покрытой нарядными голубовато-серыми крапинками по блестящему коричневому фону, без немедленного введения сыворотки с противоядием означал верную смерть в ужасных ломающих тело конвульсиях, а спасительный укол хоть и гарантировал жизнь, но не предотвращал печальных последствий в виде регулярно накатывающих припадков, похожих на эпилептические, к тому же сопровождающихся кратковременными приступами сильнейшего удушья.
   Киввер кое-как успокоил бешеное биение сердца. Какие-то двадцать - тридцать сантиметров отделяли его от мучительной гибели, - драгоценная сыворотка предназначалась отнюдь не тем ничтожным бесправным существам, которыми были каторжане.
   Обернувшись, Киввер увидел, что Зануда Лопо замер, как в столбняке, вытаращенными глазами наблюдая за жуткой гостьей. Вид у него был весьма забавный, но сейчас некогда было высмеивать перепуганного напарника.
   - Что уставился! - рявкнул Киввер. - Будем ждать, когда тут у нас эта тварь спрячется понадежнее?
   Зануда шумно сглотнул и вышел из ступора. - А чем ее?.. она ведь вся ядовитая!.. мне Пленк говорил, их даже давить нельзя...
   - Ладно, не дребезжи! - Киввер быстро огляделся. - Брось-ка мне свою кружку!
   - Да, а где я потом... - начал было Зануда, но тут же осекся под взглядом Киввера и быстро метнулся в угол хижины, схватил с полки мятую жестяную кружку с криво нацарапанной на боку огромной буквой "Л" и сунул ее в протянутую руку соседа. Чувствуя предательскую слабость в ногах, Киввер обошел вокруг топчана, не спуская глаз с неторопливо уползающей угундры.
   - Слушай, Лопо, - неестественно громко заговорил он. - А может зря я беру это на себя? Может, ты сам не прочь подзаработать? Конечно, она шарится по моей рубашке... и по моему топчану... Но я по-дружески могу тебе уступить... Опять же и кружка твоя...
   Почти не слушая бурно и многословно запротестовавшего Зануду, Киввер осторожно протянул руку с зажатой в ней кружкой и, выждав момент, когда угундра полностью переместилась на ровную поверхность топчана, быстро накрыл ее жестянкой. Изо всех сил прижимая свое орудие к доскам, он чувствовал, как гадина билась о стенки, и внутренним зрением видел, как в бессильной ярости она поливает их своим чудовищным ядом.
   Замерший в безопасном отдалении Зануда шумно перевел дух. Киввер почувствовал боль в судорожно сжатых на кружке пальцах и аккуратно поменял руку. Всем известно, что при желании угундра способна вытянуться буквально в нитку и просочиться в мельчайшую щель. К счастью, доска в этом месте была почти идеально ровная и выбраться из под плотно прижатого к топчану края кружки ей не удавалось. Но стоять так вечно было невозможно, тем более, что зазвучал очередной сигнал сирены, возвещающий о начале десятиминутного завтрака.
   Свободной рукой сняв с шеи цепочку с личным жетоном, Киввер бросил ее Зануде. - Дуй в обжираловку (таково было прозвание покосившегося сарая, приспособленного под столовую; невеселая ирония, учитывая размеры и качество выдаваемых там вечно голодным каторжникам порций). Получишь мою пайку, притащишь сюда. Да смотри, не сожри по дороге! И позови Дигуна. Да не говори пока никому про эту тварь! - он кивнул на кружку.
   Зануда моментально испарился.
   Через несколько минут он снова появился в сопровождении крайне недовольного Дигуна.
   - Какого дьявола! - начал было он от самой двери. Но тут же осекся, увидев неестественно напряженную позу Киввера, согнувшегося над занудиной кружкой. - Ты что это, Кив? Ты ...того...в порядке?
   - Пока да, - заверил его Киввер. - И останусь в порядке, если ты мне немного поможешь. И даже смогу вернуть тебе долг ... и еще кое-что добавить...я думаю, ты не должен быть против? От Зануды толку - сам знаешь, это ведь последнее дело - на Зануду рассчитывать. Ему что-то важное доверить ... кстати, Зануда, где моя пайка?.. это значит угробить все дело, сам ведь понимаешь...
   - Погоди, Кив, ты о чем? - Дигун подошел ближе, не отрывая глаз от припечатанной к доскам кружки. - Какого дьявола ты там...
   - Вот именно, что дьявола, Дигун. Я словил дьявола, и если ты мне поможешь, он нас не угробит, и даже кое в чем удружит, слышишь, Дигун? У меня тут ровным счетом сорок кредиток под этой кружкой, и десять из них будут твои... да еще те две, что я тебе должен. Двенадцать твоих кредиток спрятаны под этой кружкой, Дигун, но ты должен помочь мне их оттуда достать!
   - Сорок кредиток?! Подожди, Кив... Ты хочешь сказать...
   - Кой черт хочу! Я тебе го-во-рю! Открытым текстом, можно сказать, говорю! Или ты знаешь какой-нибудь другой вариант, который принесет бедному каторжнику сорок кредиток? Да, я подловил тут угундру, и вряд ли она стала ручной за те десять минут, что я с ней знаком!
   Следующие пять минут, отведенные распорядком на подготовку к выходу на работы, ушли на бурное обсуждение способов транспортировки ядовитой гадины в лечебный блок, где за каждую живую угундру, - материал для приготовления противоядия, - честно выплачивают сорок кредиток. Целое состояние, между прочим! Те же ботинки, если изловчиться, можно достать за семь-восемь...
   Сигнал сирены, сгоняющий на построение перед выходом на работы, как ветром вымел Зануду Лопо из хижины. Не решаясь помочь Кивверу, - вдруг проклятая тварь вырвется из под кружки, - он не хотел неприятностей из-за неявки на перекличку. С Конкреном шутки плохи! Кстати говоря, неизвестно еще, какую долю с этих сорока кредиток заберет он у Киввера и Дигуна: свое он никогда не упустит, а неявка на построение - проступок серьезный, и от наказания придется откупаться...
  
   * * *
  
   - Ты не хочешь рассказать, что с тобой было там ... в этой дьявольской комнате с зеркалами?
   Лицо Айвис было непривычно напряжено. Казалось, она вот-вот расплачется. Однако Кристофер сам был слишком озадачен, чтобы заметить это.
   - Конечно, я расскажу тебе, если ты хочешь. Но... не сейчас. Хочется собраться с мыслями, понимаешь? Как-то все очень необычно... Собственно, я не понял, что это было. Похоже на сон, - но уж очень все реально. И потом, это ощущение, что влез в шкуру чужого человека, как будто ты - уже не ты! Пожалуй, во сне бывает нечто похожее... Кстати, милая, а почему ты не дождалась меня, как мы договорились?
   - Наверное, мне хотелось скорее вернуться домой ... я не помню. Я даже не очень помню, как шла! Слушай, Кит, мне страшно!
   Только сейчас он заметил, как у нее дрожат руки. Он буквально кинулся к ней, крепко обнял, почувствовал ее дрожь и частые удары сердца.
   - Что ты, что ты, родная! Что-нибудь случилось? Господи, да провалиться этому чертовому Натану с его фокусами! Ну, успокойся, прошу тебя... Тебе не холодно? Ты же вся дрожишь!
   Ее действительно трясло. Кристофер укутал ее пледом, усадил на диван и сел рядом, крепко обняв жену за плечи. Она уткнулась лицом ему в руку, несколько раз глубоко вздохнула и замерла. Он сидел, боясь пошевелиться. Наконец, она подняла голову и уже совершенно нормальным голосом объявила:
   - Сейчас мы будем пить чай. Мне действительно надо согреться. Я даже намереваюсь плеснуть в чай немного коньяка. И, возможно, устроить пьяный дебош. А ты иди посмотри, что творится в детской. Я попросила Олафа лечь сегодня у Фиби, так что там должен быть полный кавардак... или к утру выпадет снег. Кстати, ты заметил, что куда-то исчезли собаки? Во дворе их не было, я подумала было, что они просочились в дом, но здесь их не видно тоже.
   В это время из-за двери детской комнаты наверху послышалось энергичное царапанье, вполне убедительно демонстрирующее местонахождение рыжих чау.
   - О Боже, там собралась вся компания! - Айвис воздела руки к небу, и ненужный уже плед свалился на пол. - Сходи выпусти зверье, и посмотри, осталась ли цела хоть одна подушка!
   Через несколько минут разочарованные собаки были безжалостно выдворены из дома, спящие дети перенесены на полагающиеся им места, а с пола убраны наиболее громоздкие предметы обстановки и домашней утвари. К этому моменту поспел и чай.
   Супруги уселись за кухонный стол и, не сговариваясь, внимательно уставились друг на друга.
   - Итак, - начала Айвис, - расскажешь ли ты мне все-таки о своем ... о своих видениях? Или нет? Может быть, там было что-то слишком ... фривольное?
   - Хороша фривольность! Представь себе, я чуть не умер от жажды... или не совсем я?.. но действительно, чуть не умер. Кажется, у меня до сих пор саднит горло!
   - Постой, постой! Повернись-ка к свету!
  Кит послушно повернулся.
   - Что это у тебя с лицом? Красное, словно обветренное ... или обгорелое? Морщинки какие-то в уголках губ ... их раньше не было!
   Кристофер медленно вышел в прихожую и некоторое время стоял там, внимательно всматриваясь в свое лицо. Айвис, замерев, ждала. Наконец, он вернулся и молча сел за стол. Поднял кружку с чаем, но, не донеся ее до рта, поставил обратно. Потом так же молча прошел к буфету, достал хрустальную рюмку и плеснул в нее хорошую порцию коньяка из стоящей на столе бутылки. Поднял рюмку и бесконечно долго глядел, прищурясь, на темную жидкость. И когда Айвис, не выдержав затянувшегося молчания, уже собралась что-то сказать, Кристофер тихо и хрипло не сказал, - выдохнул:
   - Что же, получается, я и вправду был в этой пустыне?!
  
   Раскаленный воздух вливался в широко раскрытый рот и обжигал пересохшее горло. Глотательные движения не выполнялись даже усилием воли. Словно несмазанный поршень застрял раз и навсегда в проржавевшей трубе. Последние капли вонючей горячей воды из фляжки, попав на распухший язык, даже не смочили его, - испарились, не принеся ни малейшего облегчения. Отшвырнув бесполезную посудину, Он сел. А может, у него просто подломились ноги.
   Чертов Оракул опять наврал. Колодец был мертв, и мертв давно. Он был так занесен песком, что только по сохранившейся частично каменной стенке можно было определить его местонахождение. Бывшее местонахождение. Местонахождение могилы колодца. Могилы воды. Могилы... Это слово раскаленным шипом застряло у него в мозгах. Могила. Да, очень может быть, это проклятое место станет его могилой. Сколько он еще протянет без воды: день, два?
   Он подтащил свое иссохшее тело к остаткам каменной кладки и привалился к ней с той стороны, где намечалась жалкая пародия тени. Еще часа три, и солнце подкатится к закату. После недолгой блаженной прохлады наползет холод. Короткая ночь - и снова раскаленное светило выползет на небосклон. Увидит ли он этот рассвет? И хочет ли он уже его увидеть?..
   Его привела в чувство крохотная ящерка, пробежавшая прямо по лицу. Упираясь в быстро остывающий песок бессильными руками, он сел, снова уперевшись спиной в полуразвалившуюся стенку. Голова кружилась. Воспаленные глаза открывались с трудом, и чудовищно саднило горло.
   Кое-как развязав мешок, Он достал из него изогнутую пластинку Оракула. Прошептав положенные слова, двумя руками прижал ее ко лбу, закрыл глаза, расслабился. Не сразу, но настроился на контакт. Возникло знакомое ощущение плывущего вокруг зеленоватого тумана, потом резким ударом в мозг включилось внутреннее зрение.
   На этот раз Оракул принял вид пожилой степенной дамы, одетой во все черное. На причудливой шляпке колыхалась тончайшая вуалетка. Изящно облокотившись на что-то вроде пузатой фарфоровой вазы, Оракул задумчиво глядел куда-то в пространство.
   С трудом сконцентрировавшись, Он сказал: - Ты обманул меня. И теперь я умираю.
   Дама в черном медленно повернула голову. Губы ее не шевелились, но Он ясно услышал слова: - Обман? Ты говоришь об обмане? Об обмане?!
   Он слабо поморщился. - Если ты хочешь назвать это ошибкой - называй. Мне уже не до этого. Ты же слышишь - я умираю. Колодец мертв, и скоро мертв буду я. Ты не зря в черном, Оракул.
   Дама слегка искривила тонкие красиво очерченные губы. - Стоит ли говорить о смерти?.. - Она изящным женственным движением откинула наверх вуалетку и Он почувствовал легкое покалывание где-то внутри глазных яблок, как всегда, когда встречал прямой взгляд Оракула. - Стоит ли...если впереди еще долгая жизнь?..
   Он изобразил что-то вроде смеха. - Мне осталось жить не больше суток. Это, по-твоему, долгая жизнь?!
   Дама снова опустила вуалетку, повернулась спиной и сделала несколько шагов. Полуобернувшись на ходу, она бросила: - Рядом с мертвым - всегда живое. Рядом - живое... запомни.
   Дама исчезла в сгустившемся зеленоватом тумане.
   Застонав от боли, Он открыл глаза и опустил руки с пластиной. Как всегда, зазвенело в ушах. Впрочем, в ушах у него звенело уже от слабости.
   Он убрал пластину Оракула обратно в мешок, чувствуя, что не хватает сил даже завязать его. Мысли шевелились медленно и неуклюже, как язык в пересохшем рту. Надо было что-то обдумать, обязательно обдумать...
   Так. Оракул. Весь в черном, проклятая баба... То есть, не баба, конечно, а Оракул... Что он сказал? Что она сказала... Мертвое...живое...рядом. Живое рядом с мертвым. Мертвое рядом с живым. Зачем это?.. Так, а что я сам сказал? Я умираю... да, это правда, я умираю... умираю в этом проклятом месте...стоп. Не об этом. Что-то другое. Да... колодец умер, и теперь умру я. Мертвый колодец. Живое - рядом с мертвым. Рядом... Рядом ?!..
  
   ... восхитительное ощущение текущей в горло воды. В горло, по лицу, по груди, по рукам... Прилипшая к телу мокрая одежда. Пригоршня ледяной воды, брошенная в обожженное лицо.
   Он пил воду, он целовал ее, он бросал ее в воздух, он погружал в нее лицо и дышал ею, как рыба. Он понял, что будет жить вечно. Жить прямо здесь, возле найденного всего в двадцати метрах от старого, колодца нового, живого, полного хрустальной воды!
  
   Напившись, он спал. Проснувшись, мылся: долго, старательно, с наслаждением, отдирая ногтями корку грязи и соли. Перестирал - пусть без мыла, - все, что мог. Снова заснул, положив на лицо мокрую рубаху.
  
   Окончательно проснулся Он на закате следующего дня. Уже ощутимо холодало, и он одел на себя все имеющиеся тряпки. С удовольствием отметил, что глаза почти пришли в норму, преследовавшие его в последнее время непрекращающиеся жжение и резь исчезли. Сейчас самым сильным чувством был голод. Он готов был съесть сырой ту ящерку, что так вовремя его тогда разбудила!
   Покопавшись в мешке, он нашел лишь небольшой обломок окаменевшего сухаря и мумифицировавшийся кусок вяленого мяса. Он налил в помятую железную чашку немного воды и стал размачивать свои припасы. Когда мизерная порция безвкусной кашицы была проглочена, Он пошел искать брошенную накануне фляжку. Она отыскалась там, где и должна была быть: около старого колодца. Вокруг нее крошечные лапки оставили множество мелких следов: любопытные песчаные ящерки изучали незнакомый предмет.
   Ему стало не по себе при воспоминании о недавнем отчаянии, испытанном здесь, под полузанесенной песком каменной стенкой у мертвого колодца. Он уже не боролся. Он был готов к смерти. Он почти хотел ее. Если бы не Оракул...
   Он развязал мешок и бережно протер пластину. Она тускло блеснула в свете низко повисших звезд. Он неуверенно поднес ее ко лбу, но тут же опустил. Нет, сейчас не время. Он должен быть сильным, и он будет сильным.
   Набрав воды в два кожаных меха, лежащих у него в мешке, и наполнив фляжку, он поднялся и закинул приятно отяжелевший мешок за спину. Открыл крохотную блестящую коробочку, висящую у него на груди в виде медальона на кожаном шнурке. В коробочке стремительно заметались яркие зеленые и синие огоньки, Через пару минут их движение замедлилось, стало упорядоченным, а затем и вовсе прекратилось. Он сосредоточенно вглядывался в мерцающее содержимое коробочки, морщил лоб, бесшумно шевелил губами, даже издавал какие-то невнятные восклицания. Наконец, он бережно закрыл коробочку и заботливо спрятал ее под рубашкой.
   Сделав уже несколько шагов, он остановился, подошел к колодцу и еще раз напился, - впрок. Потом резко развернулся и решительно зашагал в одному ему известном направлении.
  
   ... Кит застонал и повернулся на бок. Каким-то судорожным движением он подтянул колени к груди. Поза эмбриона, вспомнила Айвис из недавно прочитанной журнальной статьи. Ничего себе эмбриончик... весом под центнер! Кит что-то неразборчиво пробормотал, вздрогнул и снова затих. Дыхание его было тяжелым и хриплым, как при сильной простуде. Айвис осторожно коснулась ладонью лба мужа: нет, слава Богу, никакого жара нет, вот только кожа на ощупь непривычно шершавая. Впрочем, он в последнее время подолгу находился на этом невыносимом солнцепеке...
   Она аккуратно поправила одеяло. Даже свернувшись по-детски калачиком, Кристофер занимал большую часть их кровати. Рядом с ним Айвис всегда казалась миниатюрной, и это при ее вполне приличном - метр семьдесят один - росте и достаточно крепком телосложении.
   Но постойте... ведь совсем недавно ей довелось почувствовать себя существом и вовсе маленьким и слабым, правда, при этом очень ярко и эмоционально чувствовавшим все происходящее вокруг...
   Это воспоминание нахлынуло так неожиданно и сильно, что Айвис вскочила с постели и, сама не понимая зачем, выскочила из спальни в коридор. Там она почувствовала внезапную слабость и прислонилась спиной к стене, а потом медленно опустилась на корточки и уткнулась лицом в колени.
  
   Гриммо был неприлично, по-щенячьи счастлив.
   Чувства распирали его, и он непроизвольно ерзал, крутился, хотя и знал, что вернувшийся наконец Вожак этого не выносит. Он и сам всегда невозмутимый, Вожак, и любит, чтобы все вокруг были такими же невозмутимыми. Вот и сейчас он бросил суровый взгляд на Гриммо и неодобрительно буркнул: "Ну и что ты дергаешься? Утухни!.."
   И Гриммо утих, утух, сжался в своем углу. Даже голову отвернул, чтобы Вожак не видел плещущую в его глазах радость. Спасибо, хоть вовсе не выгнал. Наверное, просто забыл. Сразу забыл, как только отвел от него взгляд. Еще договаривал свое всегдашнее "утухни" - и уже забыл о нем. Что для Вожака какой-то там Гриммо!
   Другое дело - Мик. С Миком Вожак совсем другой. Он и смотрит на него по-другому, и говорит с ним по-другому. Мику разве скажешь так -"утухни!", это даже представить себе невозможно, сказать такое Мику!
   Дверь отворилась с шумом и грохотом, словно от пинка, - или как раз от пинка? - и в комнату вошел Мик. Наверное, узнал, что Вожак уже вернулся, и вот он тоже уже здесь. С порога быстро оглядел комнату, заметил Гриммо и, словно вовсе даже не к Вожаку пришел, громко говорит: - Так это Гриммо тут, что ли? Ну, здорово, парень!
   Гриммо и лестно внимание, и страшно, что Вожак рассердится. Даже дыхание перехватило от таких противоречивых чувств. Он потянулся было навстречу Мику, но тут же еще больше съежился в своем уголке. А Вожак уже нахмурился и с неудовольствием буркнул: - Да брось ты с этим... Здорово, Мик. Ну что, принес?..
   Мик с грохотом отодвинул оказавшийся у него на дороге стул, - он все делает с шумом, этот Мик! - размашисто шагнул к столу и широким движением швырнул на стол перед Вожаком какой-то сверток. Что-то завернутое в бумагу и перевязанное бечевкой. Бумага на свертке старая, замызганная, кое-где уже неопрятными лохмотьями висит, а бечевка новехонькая, это даже Гриммо из его угла видно.
   Вожак руку протянул и осторожно двумя пальцами коснулся свертка, - так проверяют, достаточно ли горячий кофе поднесла нерасторопная официантка, - потом убрал снова руку и молчит. И Мик тоже стоит и молчит, и хотя спиной к Гриммо стоит, но Гриммо уверен, что тот сейчас скалится. У него прекрасные зубы, у Мика, белые и ровные, и блестят даже в темноте; наверное, поэтому он так широко всегда и улыбается, что гордится своими ослепительными зубами. Так что сейчас он наверняка растянул до ушей свои губы, этот Мик, это даже по затылку его видно.
   Наулыбавшись вдоволь, Мик скрещивает руки на груди и громко удивляется:
  - Эге, Вожак, да ты, я вижу, не рад нисколько? Я тут спешу к нему... можно сказать, спотыкаюсь и падаю, так спешу... а тут - никакого интереса?!
   Мик даже голову набок склонил, глядя на Вожака. И руки в бока упер. А Вожак словно и не слышит ничего, сидит невозмутимо, глядит куда-то внутрь себя. Потом поднял на Мика глаза и говорит: - Что спотыкаешься ты, это я еще поверю, Мик, а вот что спешишь... - И Вожак крутит отрицательно головой, и так долго крутит, что Мик опускает руки, а Гриммо вжимается покрепче в угол. - Ты слишком медленно спешил, Мик. Слишком. - Теперь Вожак покивал Мику, горестно так покивал. - Я ведь не просто так уходил Наверх. Совсем не просто так.
   Он вдруг резко встал, и сразу стало очень заметно, что он гораздо ниже Мика. Ниже, но шире и в плечах, и в грудной клетке. И наголо стриженная его голова крупнее, чем голова Мика, хотя у того шевелюра хоть куда, да еще и бородка щегольская по последней моде отпущена, топориком, обесцвеченная по краям и - одной прядкой - посередине.
   Поднялся Вожак, и стал обходить вокруг стола, не отводя взгляда от лица Мику. И тот, так же глядя на него, стал поворачиваться вокруг своей оси. Повернулся он к Гриммо в профиль, и Гриммо увидел, что краска с лица Мика медленно-медленно отливает, словно наползает на него легкое белое облако, и весь он как-то сникает, и даже не пытается больше скалить свои роскошные зубы. А когда Вожак двинулся к нему, то Мик даже назад отшатнулся. Слегка, совсем чуть-чуть. Тень усмешки промелькнула на лице Вожака, он прошел мимо Мика, подошел к двери и остановился на пороге.
   - Пойдем-ка, Мик, - сказал он негромко, глядя при этом уже не на окончательно побледневшего Мика, а куда-то себе под ноги. - Пойдем-ка мы с тобой, дружище Мик, под крылышко старины Моисея, возьмем у него пузырек светлой - ты же не будешь против пузырька светлой, дружище Мик? - и кое о чем поговорим. Тихо и спокойно. А Гриммо последит, чтобы сюда никто без нас не зашел и ничего - ты понял, Гриммо? - ничего отсюда не вынес.
   Они ушли.
   И Гриммо подумал, что хотя сроду его Вожак другом не называл, да и вряд ли когда назовет, но никогда - никогда! - не хотел бы он услышать от Вожака такое вот "дружище"...
  
  
   * * *
  
   Вернувшись домой, Коллис как можно бесшумнее проскользнула в свою комнату и, не зажигая света, упала ничком на кровать. Смятение чувств, в котором она пребывала последнее время, обострилось до предела. Ей одновременно хотелось и выплеснуть эмоции в каком-то эксцентричном поступке, и, в то же время, спрятаться от всего мира, чтобы еще и еще раз вспоминать и обдумывать случившееся. А в том, что сегодня что-то случилось, она нисколько не сомневалась. Недаром она так волновалась, собираясь на эту игру.
   Она все время чувствовала на себе Его взгляд. Внимательный, все замечающий взгляд. Оценивающий и одобряющий. Он и пугал, и притягивал. Встретившись с Ним глазами, она вздрагивала и менялась в лице. Чувствовала, что это заметно окружающим, но ничего не могла с собой поделать. И даже находила в этом какое-то тайное удовлетворение.
   Она знала, что Он болел за нее. Переживал, пытался подсказать, но ее волнение мешало воспользоваться его помощью. Она так хотела выиграть! В сущности, ей была глубоко безразлична сама игра, азарт охватывал ее только во время спортивных состязаний, связанных с физическим напряжением, но заслужить Его одобрение, стать объектом Его внимания хотелось ей безумно.
   Когда он, расточая комплименты, вел к "трону" Анастасию, Коллис до боли стиснула зубы и с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Но Он мимолетно, на какое-то мгновение, взглянул на нее, и она успокоилась. В Его взгляде было понимание и просьба верить Ему, и она поверила, - поверила, что "коронование" Анастасии - это просто элемент игры, и не более того.
  А потом вспыхнул странный свет, и Коллис не смогла удержаться от удивленного возгласа. Она точно помнила карты, оставшиеся у нее на руках по окончании игры. Это были десятка бубен и пиковая семерка. Но сейчас она держала совсем другие карты ... или не карты уже?
  Одна из них представляла собой изображение необычного цветка: с длинным, змеевидно изгибающимся стеблем и крохотным нераспустившимся бутоном бледно-розового цвета, без единого зеленого листика. В верхнем правом углу картинки был изображен какой-то темно-лиловый сосуд, напоминающий древнегреческую амфору, покрытый тонкой вязью орнамента.
  Вторая карта содержала совершенно абстрактный рисунок: графическое изображение желтого цвета то ли молнии, то ли изломанной стрелы, нацеленной на ярко-оранжевый круг.
  Коллис даже не удивилась, когда хозяин дома первой пригласил ее в соседнюю комнату. Перед тем, как войти в мир зеркал, она протянула Натану свои карты и попросила объяснить, что значит изображенное на них.
  Он протянул раскрытую ладонь, и она чуть было не подала ему свою руку, но, спохватившись, положила на его ладонь карты. Меркль аккуратно, кончиками пальцев, поднял верхнюю из них - с цветком -, улыбнулся, затем перевел взгляд на вторую, чуть нахмурил брови и на несколько секунд задумался. Коллис, замерев, ждала.
  - Я могу предположить, что эти карты могли бы сказать мне ... если бы я принимал участие в игре. Но для вас, - он серьезно, даже строго, взглянул на молодую женщину, - для вас они могут означать совершенно другое. Вы еще научитесь понимать их. Если захотите, конечно.
  Подавленная этим строгим взглядом, Коллис торопливо кивнула головой.
  - А пока я советую просто запомнить то, что показали вам карты. Просто отложить в уголке памяти, этого достаточно.
  А затем она шагнула через порог и, кажется, села на стул. Или это сделала уже не она?..
  
  Ри опустилась на низкую скамеечку у ног госпожи, привычным движением обхватив колени.
  Раздался звук открываемой двери, и в зал вошел начальник стражи. Низко склонился в подобострастном поклоне и застыл, не поднимая глаз. Шлем он держал на согнутой руке, и хорошо были видны на нем многочисленные вмятины и царапины. Интересно, откуда это, подумала Ри, сроду он не ввязывался ни в какие заварушки, этот великий воин. Наверное, напялил шлем на болванку и колотил по ней чем попало! Представив себе эту картину, она уткнулась лицом в колени, чтобы скрыть улыбку. В это время госпожа заговорила:
  - Что там с Левым Кутбертом? Все восстановлено, или?..
  Многоточие после "или" было весьма выразительным и не оставляло никаких двояких толкований того, что ожидает начальника стражи, если Левый Кутберт, одна из башен защитного пояса замка, еще не избавился от своих повреждений, полученных в ходе последнего нападения сассакомов.
  Набелон снова склонился в полупоклоне.
  - Все будет закончено не позже полудня, моя госпожа.
  За спиной Ри зашуршала ткань, и она проворно вскочила, подавая руку поднявшейся со своего трона Алагири. Но та не стала спускаться, а только выпрямилась во весь свой немалый рост, не сводя глаз с начальника стражи, который согнулся еще ниже.
  - Не позже полудня? Полудня какого дня, могу я узнать?
  По-видимому, этот вопрос не подразумевал ответа, потому что начальник стражи даже не пошевельнулся, только вздрогнули его плечи.
  - Быть может, мне следовало бы поинтересоваться не днем, а неделей? месяцем? годом? Или тебе удались чудеса дипломатии, и ты заключил перемирие с сассакомами на время ремонтных работ?
  - Разведчики докладывают о спокойствии в лагере сассакомов, - хрипло заговорил начальник стражи. - В ближайшие дни нападений ждать не следует. Враги зализывают раны. К тому же траур по Мей-Дорду... Они не станут нарушать традиции, - все же представитель клана Высших.
  - А! У нас, оказывается, нет повода для беспокойства!
  Алагирь все-таки сошла со ступенек возвышения, так и не воспользовавшись помощью Ри. Она подошла к Набелону, и стало заметно, что она выше его чуть ли не на голову.
  - Пожалуй, я распущу свой Совет ... Зачем он мне нужен, если у меня такой мудрый начальник стражи? Совет может отдыхать ... или пойти в стражники, под начало мудрейшего Набелона! Неплохая из них получится стража, Ри?
  Алагирь так резко повернулась, что край ее шелкового шарфа, взметнувшись, задел лицо Набелона, и Ри заметила, что тот дернулся, как от удара.
  Ри широко улыбнулась госпоже.
  - Это будет роскошная стража! Если, конечно, члены Совета не сменят свои одежды на побитые латы ...
  - Ну, побитыми они станут не сразу, а только после нескольких сражений! А блестящий металл - это весьма красиво, разве не так?
  - Истинного воина украшает металл со следами вражеских ударов, моя госпожа! Впрочем, такие украшения можно приобрести и не воюя: царапины от кухонной утвари вряд ли с первого взгляда отличаются от тех, что нанесены боевым оружием...
  Быстрый полный ненависти взгляд Набелона невольно утвердил Ри в ее шутливом предположении.
  Алагирь громко расхохоталась, откинув назад красивую голову, увенчанную тяжелым обручем с крупным темно-синим камнем посередине лба.
  - Ах, какая же ты злюка, Ри!
  - Что вы, госпожа! Я глубоко уважаю военные заслуги... А наряды членов Совета действительно роскошны и радуют взоры окружающих. Разве это плохо? И я не сомневаюсь что в случае необходимости они встанут на защиту города ... и вас, моя госпожа ... с той же отвагой, что и профессиональные воины.
  - Ну, если уж дойдет до этого...
  Алагирь подошла к одному из высоких узких окон, выходящих на внутренний двор.
  Стоял мутный пасмурный день, сырой и промозглый, как и всегда в это время года. Алагирь сложила руки на груди и о чем-то задумалась. Начальник стражи, явно успокоившись, позволил себе выпрямиться и немного опустить держащую шлем руку. Глаза его забегали по залу, словно что-то выискивая.
  Неслышно ступая, Ри приблизилась к госпоже. Та, не оглядываясь, бросила ей через плечо:
  - Отпусти этого ... ретивого стражника. Он мне больше не нужен.
  Звучало это зловеще.
  Ри сделала несколько шагов по направлению к Набелону и громко объявила:
  - Ступай! Ты больше не нужен госпоже.
  Начальник стражи низко поклонился спине Алагири, бросил прощальный испепеляющий взгляд в сторону Ри и, пятясь задом, исчез за тяжелой резной дверью.
  Ри снова подошла к Алагири, выжидающе взглянула на нее сбоку. Чеканный профиль правительницы Тваоса был абсолютно неподвижен. Сейчас она как никогда походила на собственную статую, установленную на центральной аллее дворцового парка.
  Ступая, как всегда, бесшумно, Ри вернулась к своей скамеечке; мгновение поколебавшись, села рядом с ней прямо на ступеньку. Опершись на скамейку локтем, она склонилась на руку головой и незаметно для себя задремала...
  
   * * *
  
  Доктор Войвер всегда был человеком действия, и то состояние, в котором он пребывал некоторое время после визита в дом Меркля, ему совершенно не понравилось.
  Он ощущал себя чем-то вроде зомби, которому была дана команда: попрощаться и идти домой. Команду он выполнил, и лишь минут через двадцать после того, как вернулся к себе, аккуратно переобулся в прихожей в домашние тапочки и уселся в кресло перед незажженным камином, почувствовал, что вполне способен производить какие-то манипуляции по собственному желанию.
  Первым его желанием было позвонить виновнику такого его состояния, и это желание доктор осуществил тут же. Он набрал номер, и моментально, словно абонент на другом конце провода уже держал руку на телефонной трубке, ожидая звонка, ему ответил знакомый вкрадчивый голос:
  - Слушаю вас, доктор!
  Разговор был коротким. Меркль был безукоризненно корректен, но наотрез отказался что-либо комментировать по телефону. Доктору было предложено нанести повторный визит в любое удобное для него время ... вот хотя бы часов в пять. На этом разговор и был закончен.
  Доктор Войвер положил трубку с чувством выполненного долга.
  Час был уже достаточно поздний, и пора было ложиться спать. Однако, видимо, сказывалось общее возбуждение, и сонливости не было и в помине. Приготовив себе постель, доктор наполнил ванну теплой водой, добавил ароматическую соль, придающую воде не только приятный запах, но и заманчивый ультрамариновый цвет. Предвкушая удовольствие, он не спеша разоблачился и погрузился в ласкающую тело жидкость. Оперевшись затылком на предусмотрительно постеленное на край ванны махровое полотенце, он прикрыл глаза, привычно отдаваясь во власть приятного расслабления, и в этот момент - пожалуй, даже против его желания - в его памяти всплыла и стала разворачиваться недавно пережитая сцена. Жуткая, но чертовски реальная, притягивающая своим предельным натурализмом и силой испытываемых ощущений, недоступных в обыденной жизненной рутине...
  
   ... - Треф, Бубна!
   Тишина.
   - Пик! Бубна, Треф! Чертовы дети! Ну, только вернитесь, твари бесстыжие, попрыгаете у меня!
   Кобб резко развернулся и заковылял к дому. В пыли четко отпечатывались его следы. Выразительная строчка, описывающая походку немолодого и не очень трезвого человека. Правая нога шагает ровно и почти уверенно, а левая словно спешит ей вдогонку: царапает носком землю, проскальзывает на криво стоптанном каблуке. Вот отпечаток лежавшего у обочины камушка. Трах! Уверенная в себе правая отшвырнула его точным... ну, почти точным ударом. Вот цепочка мелких следов гревшейся на солнышке ящерки. Фр-р-р-р! Завидев гигантскую фигуру, загородившую ей полнебосклона, она метнулась прочь, готовая в любую секунду пожертвовать частью своего тела для спасения жизни.
   Скрипит открываемая калитка... нет, жалобно вскрикивает от пинка все той же уверенной в себе правой. Пропустив через себя Кобба, она остается приоткрытой: у проржавевшей пружины уже недостает сил вернуть ее в нужное положение. Впрочем, кому нужное? Уж во всяком случае, не Коббу. Ему совершенно наплевать, закрыта или нет его калитка. Кроме него самого, уже много месяцев ни одна живая душа не приближалась к этому дому, ни одна рука не толкала эту калитку, ни одна подошва не оставляла свой отпечаток на этой дорожке.
   А Пик, Бубна и Треф, неразлучная троица коббовских собак, мелких рыжих, как все собаки в этой местности, злобных тварей, неутомимо истребляющих все живое в округе, неизменно проникали к дому через дыру в заборе. Там, на задах, возле покосившегося зловонного нужника и вечной кучи отбросов, они врывались во двор после очередных охотничьих набегов на кроличьи норы или поселения талагатов, довольные, еще возбужденные, облизывая заостренные окровавленные морды. Они всегда возвращались до наступления темноты. Даже самая азартная собака, даже очень голодная собака, даже совсем дурная и никчемная собака знает, что ночью лучше держаться возле человека. Ночью в лесу скверно. Ну его к Дромулу, этот ночной лес.
   Из трубы лениво потянулся тонкий дымок. Потек над крышей и развеялся в темнеющем на глазах небе.
   Кобб, кряхтя, наклонился и еще раз заглянул в приоткрытую пасть огромной печки. Огонь с трудом, но разгорался. Дров было мало, и дрова были сырые. Спалив вчера спьяну почти весь свой запас, Кобб поленился притащить хотя бы одну охапку сучьев от Кривой Рощи. А ведь там, в Кривой Роще, он целую гору сучьев насобирал на прошлой восьмидневке, когда вдруг взыграла в нем редко проявляющая себя хозяйственная жилка! Он даже хотел сразу перетаскать ее во двор, но налетевший брызгучий дождь прогнал его домой, а там уже и сумерки подоспели. Удивительно, как укорачиваются дни, когда надо успеть что-нибудь сделать до темноты! Кобб замечал это уже не раз.
   Хозяйственный запал Кобба быстро прошел; уже на следующий день он не выходил со двора, занимаясь только мелкой сиюминутной дребеденью и думать забыл о Кривой Роще и сваленных там сучьях. И вот теперь пришлось разжигать печь последними жалкими щепками, собранными вдоль забора, а ночь обещала быть холодной.
   Кобб чувствовал надвигающийся холод, хотя на улице весь день стояла сухая жара, и выгоревшие на безжалостном солнце стебли сочной когда-то травы скрипели под его тяжелыми ботинками. Ночь обязательно будет холодной, и тем более странно, что рыжая троица до сих пор не вернулась к дому. Инстинкты никогда не подводят здешних собак, и непогода никогда не застает их врасплох.
   Чертыхнувшись, Кобб запихнул в топку еще одно сырое полено. Древесина Клятого Дерева не высыхает никогда, даже если его срубили и раскатили на чурки много лет назад. Так и остается влажным, словно только что выловлено из реки. Горит оно плохо, очень плохо, но чем еще топить, когда все окрестные леса - это просто гигантская плантация Клятого Дерева? Одно спасение - сучья кривогула. Ствол кривогула не свалить никаким инструментом, а ветки - другое дело. Растут они так густо, что из-за недостатка света половина засыхает, и первый же сильный ветер обламывает их, швыряя на землю. Собирай, знай, не ленись! Вязанки из этих причудливо изогнутых сучьев вязать мудрено, это да, зато горят они - лучше не придумаешь! Но последние щепочки кривогула он уже собрал за земле вдоль забора.
   Кобб уселся на лежанку, свесил между колен огромные корявые кисти рук. Когда-то он мог этими руками ворочать такие тяжести, к которым сейчас не решится и подойти. Да... когда-то.
   Когда-то и жил он по-человечески, среди других людей, не очень-то задумываясь о завтрашнем дне. У него даже была женщина. Не сказать, чтобы очень красивая, но так... ничего себе женщина. У нее были черные волосы, густые и жесткие, и росли они чуть ли не от самых бровей, так что лба у нее почти что и не было. Да собственно, зачем женщине лоб? Зачем ей вообще голова, если она настоящая женщина?
   У Велле, - да, точно, ее звали Велле, ту женщину! - были могучие сильные бедра и крепкие колени, круглые, как головки младенцев. У нее были полные, округлые в плечах мягкие руки с ямочками чуть повыше локтя. Правда, у нее были изуродованные телоедой ногти на руках и ногах, но разве это имеет значение ночью, когда жадные руки Кобба мнут податливое горячее тело, не ласкают, нет, а месят, давят, щиплют, а пересохший от звериного желания рот не целует, нет, а впивается и кусает, заставляя даже терпеливую Велле вскрикивать и вздрагивать? Не все ли равно, есть ли у нее не только что ногти, а даже и сами пальцы, когда Кобб глубокими толчками вбивает себя в ее распластанное под ним, обливающееся потом тело самки?
   Кобб хрипло выдохнул воздух, - неожиданные воспоминания перебили дыхание и бросили в жар. Давненько не вспоминал он о женщинах, ох, как давненько. А тут даже ямочки над локтями Велле увидел словно наяву. Почему бы это? Зачем?
   Он глянул в окно и в который уже раз выругался. На улице почти совсем стемнело, а собаки, единственные его живые компаньоны в этой глуши, так и не появлялись. Он выбрался на крыльцо и еще несколько раз прокричал в надвигающуюся темень их клички. Потом спустился во двор и обошел вокруг дома, даже зашел в ненужный ему сейчас нужник. В который раз пожалел, что так и не научился громко свистеть; сиплое шипение сквозь слюни получалось у него всегда вместо свиста.
   Постояв еще немного возле кучи отбросов, запаха которых он даже не ощущал, Кобб потащился обратно в дом.
   Но не успел он прикрыть за собой дверь, как, чуть не сбив его с ног, в дом ворвался воющий, брызгающий вокруг себя темно-красным, бесформенный рыжий клубок. Кобб едва успел отпрянуть в сторону и прижаться к стене, с ужасом глядя на то, как Пик (а это, судя по всему, был все-таки он), корчится, распластавшись на полу, и ни на минуту, ни на секунду не перестает пронзительно визжать. Наконец, визг его перешел в прерывистый скулеж, и судорожные дерганья всего тела несколько ослабились. Забыв про настежь распахнутую в ночь дверь, Кобб осторожно подошел к собаке.
   Целыми у нее оказались только лапы. Все тело истерзано было так, что даже видавший виды Кобб содрогнулся. Мясо висело лохмотьями, кое-где в глубине кровавого месива белели кости, из разодранной брюшной полости свисали синеватые петли кишок. Только смертельный ужас мог заставить несчастное животное в таком состоянии не просто добраться, а добежать до дома.
   Кобб присел рядом с Пиком на корточки. Жуткий наполовину вытекший глаз бессмысленно глядел на него из разодранной глазницы. Пасть собаки неестественно широко распахнулась и из-под вывалившегося почерневшего языка на пол натекла липкая лужица кровавой слюны. Жизнь уходила из тела собаки буквально на глазах. Несколько последних конвульсий - и все было закончено.
  - Проклятье, - с трудом выпрямляясь, прохрипел Кобб, не в силах оторвать глаз от страшной картины. - Проклятье. Проклятье.
   В открытую дверь ощутимо потянуло холодом. Подойдя к ней, Кобб почувствовал, какой враждебной силой веет от сгустившегося вокруг его жилища непроглядного мрака.
  - Великий Дромул ... похоже, это не шутки. Совсем даже не шутки. Ох, какие это не шутки. Ох, какие ...
   Похоже, он сам не слышал себя и не понимал, какие слова безостановочно бормочет, переваливая труп пса на старую циновку. Подтащив ее к двери, он понял, что не может заставить себя выйти из дома. Кое-как вытерев окровавленные пальцы о лоскут грязной тряпки, служившей ему полотенцем, Кобб подбросил еще пару сырых поленьев в топку и, не раздеваясь, повалился на лежанку.
   Скверно, что не осталось у него ни капли косорыловки...
  
   * * *
  
   - Провалиться мне, если она меня видела!
   Копо переводит взгляд с одного друга на другого. Джим явно озадачен, он морщит лоб и в который раз уже пожимает плечами. А Край восторженно распахнул глаза, а так как их явно не хватает ему для поглощения информации, он приоткрыл еще и рот. Поняв, что Копо закончил свой рассказ, он тут же спросил:
   - А что ж ты не попробовал заговорить с ней? Или, к примеру, встать у нее на дороге? Интересно, обошла бы она тебя или нет?
   - Обойти-то, наверное, обошла бы. Я ж говорю, когда она шла по улице, нормально же шла... в смысле, ни на что не налетала, не спотыкалась, ровненько так, как по линеечке, нормальному человеку нипочем так не пройти!
   - Как робот, что ли?
   - Ну, не робот, конечно... Не знаю, как кто. Как лунатик, во, как лунатик!
   - Ну, дела... Так, говоришь, она точно от этого, приезжего, уходила?
   - Ясное дело! Я ж говорю - сам видел, прямо так из калитки этого проклятого дома и вышла.
   Тут Джим звонко хлопает себя ладонью по лбу:
   - Слушайте, надо звать Олафа!
   - Ну ясное дело, ему тоже будет интересно...
   - Да нет, не в этом дело! Надо его расспросить, в каком виде его родители вчера домой пришли! Я ж вспомнил, он мне говорил, что вечером из дома выйти не сможет, потому что его предки собрались в гости к этому... Натану, а его оставили с сестрицей сидеть. Точно, они тоже там были!
   Оседлав велосипеды, мальчишки рванули к дому Баярдов.
   Олаф выскочил сразу, услышав призывный свист. Подбежав к калитке, выпалил:
   - Я скоро, мне только надо еще кое-что доделать, я отцу обещал, а потом свободен, Фиби мать с собой увела, буквально двадцать минут подождите, я мигом!
   - Ладно, - распорядился Джим, - заканчивай свои дела, раз обещал, а мы тебя ждем через полчаса на нашем месте. Есть интересный разговор, Ол!
   - Я мигом!..
  Олаф скрылся в доме. Ребята, не торопясь, покатили по улице в сторону пустыря.
   Через полчаса они уже сидели тесным кругом, пристроив в качестве импровизированных сидений коробки то ли из-под краски, то ли чего-то в этом роде.
   К сожалению друзей, Олаф не смог ничего рассказать им о том, как вернулись накануне домой его родители: Фиби заснула на удивление быстро и без капризов, и он в свое удовольствие валялся с плейером и журналом в ее комнате и не заметил, как сам вырубился. А поздно вечером - да, он слышал, как они о чем-то разговаривали в кухне, нормально разговаривали, ничего необычного он не заметил, а подслушивать у него привычки не было и нет.
   Копо настаивал: девица Анкс выглядела совершенно как лунатик, и шла она именно из дома Натана.
   - И вроде живая, глазами моргает... я специально смотрел!.. и дышит...все как положено! А все равно - будто бы кукла, - ни рукой не махнет, ни голову не повернет, ни ...я не знаю... нос не почешет, к примеру, или волосы не поправит... знаете, как это женщины делают постоянно?.. - не успокаивался Копо.
   Все согласились, что это действительно интересно, если, конечно, Копо ничего не померещилось ("Да вы что, сдурели, что ли?! Я же вам толкую: специально следил, вглядывался!"), и неплохо бы вообще за этой самой Коллис понаблюдать. Ну, не то, чтобы слежку устраивать, а так... поприсматриваться. Может, новый жилец тут и не при чем вовсе ("Да он это, он, я нутром чую!"), а просто дамочка наглоталась чего-нибудь, к примеру. Вон, Шот, например, - все знают Шота? - ну так вот, этот Шот как налупится каких-то колес...или что он делает, этот Шот, колется, что ли?.. ну, неважно, что он там с собой творит, а только после этого он как стеклянный делается и мало что вокруг себя замечает. Да, он как-то раз во дворе школы самого директора не заметил; тот идет прямо на него, а Шот стоит себе и смотрит не поймешь куда, и ноль внимания, ни отойти - ни поздороваться. Директор остановился и давай распинаться о невоспитанности и прочем. А Шот молча повернулся и пошел от него, и лицо у него было такое...брезгливое, что ли... разорался, мол, тут, раздражает только. Директор так и захлебнулся на полуслове...
   В общем, решение было принято. Следовало поинтересоваться как минимум двумя персонами: Натаном Мерклем (этим особенно) и Коллис Анкс. И если обнаружится что-то интересное, сообщить всем остальным, и как можно скорее.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"