Все предельно ясно: если Горяйнов сразу не огорошил хорошими новостями, значит, нет их, хороших. Первое следствие из этого вывода - надо как можно быстрее избавляться от ломотной усталости и приводить себя в норму, чтобы встретить дурные вести во всеоружии. Самый простой способ - врубить музыку погромче и минут на пятнадцать отгородиться от внешнего мира. Второе следствие - подсуетиться бы насчет закуски... а это значит, что придется тащиться в магазин, то есть отгородиться не получится. Чистой воды диалектика, единство и борьба противоположностей.
Такую вот усталость, ничем не напоминающую утомление после хорошо сделанной работы, Антон называл расплатой за убитое время. Ему действительно было жаль пяти часов, потраченных на тех, кому предыдущая попытка сдать экзамен засчитана не была. А вообще-то охота пуще неволи. У него был выбор - по-быстрому выслушать этих последышей всеобщей грамотности и первенцев ЕГЭ и нарисовать им нейтральные "удовл.", олицетворяющие победу компромисса над принципами, ну или...
Он традиционно выбрал "ну или", подтверждая - не только окружающим, но и себе самому, - свою репутацию редкостного самодура. Нет, в первый год работы он не за страх, а за совесть старался провоцировать детишек с микросхемами в головах на нормальные человеческие рассуждения. Но потом сообразил, что становится похож на одержимого кабинетного ученого, которому некогда поглядеть в окно и сориентироваться в реальности. И только тихо зверел, узнавая, что Вторая мировая война началась в 1941 году, что Япония была союзником Соединенных Штатов, а Жуков - советским Верховным Главнокомандующим.
Антон предусмотрительно не задавал вопросов вроде "где вы были во время моих лекций", ибо прекрасно знал, что анекдотический ответ "за той большой колонной в лекционной аудитории" кочует из вуза в вуз не первый год. А вот от вопроса "вы читать умеете?" ему удавалось воздержаться все реже и реже. Половина студентов в ответ удивленно хлопала глазами (как правило, подкрашенными-подведенными), вторая ограничивалась ошарашенным "угу". И тогда следовал второй вопрос: "Часто альтисторическую фантастику читаете?" Пару раз за пять лет довелось услышать утвердительный ответ и на этот вопрос, что подтверждало несмелую гипотезу, что страна остается хоть что-то и как-то читающей. Появлялась общая тема для разговора, правда, весьма далекая от науки. Один из этих двоих потом начал ездить на Вахты Памяти... да и в этом году, надо понимать, поедет, если скоропалительная женитьба не аукнется... или правильнее сказать - не агукнет?
Он усмехнулся. Настроение понемногу начало улучшаться. Но, надо понимать, ненадолго, плохие новости уже в пути. А вот закусь сама до холодильника не добредет, факт.
И все-таки он не ушел. Потому что на пороге нос к носу столкнулся с всклокоченной Маринкой.
- Ты ничего не спрашивай, - выпалила она. - Я просто пересижу у тебя, можно? Ты прости, что я вот так, без предупреждения...
- Я и не спрашиваю, - Антон посторонился, пропуская Маринку в квартиру, - потому что и так знаю. И ты эти свои вопросики могла бы не задавать, потому что тоже ответы знаешь. Только вот минут через пять-десять Викторыч объявится. Подозреваю, сильно не в духе. Втроем печалиться будем, не возражаешь?
- Не возражаю, - Маринка жалобно улыбнулась.
- А печалиться лучше на сытый желудок, так?
- Ну, мне как-то не хочется...
- Вопрос был риторический. Давай так: я в магазин, а ты Викторычу откроешь, пусть оттаивает, авось к моему приходу сможет разговаривать на русском литературном, а то, сама понимаешь, при даме как-то некомильфошно. Мне ж за него стыдно будет, ага?
- Ага, - слегка оживилась Маринка. - Антош, может, я пока чего-нибудь готовить начну?
- Вот за что тебя люблю, так это за умение конструктивно мыслить... Но и просто так тоже люблю, честно-честно! Где картошка, ты знаешь, кастрюлю найдешь. Да, и главное, - Антон обернулся на пороге, как будто бы спохватившись, - Викторычу без меня не наливать.
- Угу, - на этот раз Маринка улыбнулась совершенно искренне.
Ох, Маринка-Маринка, терпеливица и жизнелюбка, чем труднее тебе приходится, тем больше ты молчишь и реже приходишь. Сначала пыталась беду отвести, потом - отвадить. А раз сегодня прибежала на ночь глядя - значит, пришла пора прятаться от беды. Совсем невмоготу стало, значит. И ведь ничем не помочь, разве что добрым словом... Толку-то от них, от этих слов! Ты Мишке тоже наверняка много чего говорила. Толку-то!
...Впрочем, смотря от каких слов. Возвращался с тяжелым сердцем, а услышал - и дышаться стало легче:
- Ну вот, дальше все предсказуемо Полкан Петрович наш отгреб орденок, я, как всегда, огреб по полной программе и в виде утешительного приза получил возможность реализовать свое конституционное право на отдых. И нет бы сразу рвануть на родину лобзать березы оптом и нахальную кошачью морду Старшего Сержанта персонально, так меня в странствия потянуло...
- Ай-ай-ай, Маринка, тебя мама не учила, что открывать дверь чужим дядям нельзя? - обозначил свое присутствие Антон. - Митька, сумки забери, я устал, как черт, а ты, судя по тому, как бодро языком ворочаешь, полон энергии...
После приветственных рукопожатий (то есть, как выразился Митька, когда с сантиментами было покончено) вся честная компания переместилась в малюсенькую кухоньку, где, в тесноте да не в обиде, принялась готовить ужин. Антон взялся помогать Маринке. Митька с кровожадным видом профессионала резал колбасу. Горяйнову, как самому, по утверждению все того же Митьки, многоопытному, доверили протирать рюмочки - просто для порядка, запылиться они не успевали. Начинать серьезный разговор на резвую голову никто не торопился, а вот поводов для трепа нашлось предостаточно.
- Бухан, ты, собственно, откуда? - спросил Антон, заранее зная, что на простой вопрос последует очень непростой ответ. Митька вполне мог составить конкуренцию армянскому радио.
- Я отовсюду, - голосом чревовещателя поведал Митька.
- А конкретно?
- А конкретно - только сегодня из-за рубежа. Ближнее зарубежье, в просторечии именуемое Украиной, по-прежнему радует нас незалежной от интеллекта государственностью и не залеживающимися в закромах дарами, а именно салом и горилкой.
- Неужто привез? - преувеличенно удивился Антон.
- А ты, можно подумать, сомневался? Я ж к тетке ездил. Так что, если честно, не понимаю, чем мы тут занимаемся, у меня ж все с собой. Не, ну мы, конечно, - нация, которая норовит само время, эту сакральную черепаху, препроводить в супец, однако же...
- Мы готовим полноценный ужин, который, как я понимаю, для подавляющего большинства окажется еще и поздним обедом, - поспешил внести полную ясность Антон
- Баловство все это, - Митька недоверчиво покачал головой. - Лженаука гастрономия. На самом деле, что ты догнал, то и еда.
- Никак свинку самолично умучил? - притворно ужаснулся Антон.
- Да как ты мог такое обо мне подумать? Если я Сержанта столько лет терплю, тварюку мохнорылую, то свинку-то за что? - со слезой в голосе возопил Бухан. - И вообще, зачем ты меня обижаешь, а? У меня ж натура деликатная, прямо скажем, - художественная. В душе я живописец. В смысле, тем, кто меня обижает, живо писец приходит.
- Митя, ты не отвлекайся, режь колбаску.
- А может, ты и прав, - Митька задумчиво поглядел на Антона, перевел взгляд на колбасу. - Не закусывать вредно. Даже если употребляешь только кофе. Так говорил Заратустра, а вслед за ним - в меру тучный, в меру пьяный и безмерно радостный диетолог. Правильное питание, горячее и горячительное, радует и душу, и тушу. А вот худой, тверезый и злой детский писатель еретически утверждал иное - друг познается в еде. Именно эту бескрылую истину якобы изрек Винни Пух, запивая свиную отбивную кока-колой. Да что с него взять-то, с порождения потенциального противника? Весь мой жизненный опыт вопиет: от существа, которое употребляет за обедом кока-колу, ничего хорошего ожидать не приходится. То ли дело наш человек! Он не будет в полной мере счастлив, если на столе нет икры черной, икры красной, икры голубой, которая при ближайшем рассмотрении оказывается яйцами дрозда...
- Режь колбаску, Митя!
- Да все, порезал я колбаску!
- Во-от, а еще кричал про чувствительную художественную натуру.
- Ну дык я ее художественно порезал.
Устроившись за столом между Маринкой и радиатором, Бухан принялся развивать новую тему - сообразно моменту:
- Хочешь теплого соседства - сядь поближе к батарее, хочешь душевного - сядь поближе к прекрасной даме. Мариночка, будешь водочку?
- Митька, да ты еще и джентльмен, - Маринка с недоверием воззрилась на него.
- Ну да, практически английский аристократ, родом из графства Дебошир. Овсянка, сэр, сухари, кореш... и так далее, и том подобное. Хотел и вовсе в рыцари податься, да понтами не вышел, я ж мужиков не граблю, девственниц не насилую, посевы конем не вытаптываю... Короче, с практикой у меня напряги. И даже меч давным-давно в ломбард заложил.
Митька болтал без остановки, исхитряясь при этом пить столько же, сколько и остальные, и лопать вдвое больше. И все же Антон слишком давно и слишком хорошо знал Бухана, чтобы обманываться: Митька ждал удобного момента, чтобы без суеты прояснить для себя ситуацию. И, досказав очередную историю, внешне вполне пристойную, но если вдуматься - ой-ой-ой, потянул Антона курить в подъезд:
- Не будем Викторыча искушать, чтобы он потом не отмазался, типа, из-за нас его очередная изначально обреченная на провал попытка бросить каку окончилась так, как и должна была окончиться.
Оставшись с глазу на глаз с Антоном, резко сменил тон, хотя слово к слову подгонял в своей обычной манере:
- Просвети, по поводу чего траурный митинг? Я как вошел, как на Викторыча с Маринкой посмотрел - ну, все, думаю, капец по календарю майя. И мне резко захотелось назад... хоть на ковер к товарищу полковнику.
- Да я и сам толком ничего не знаю, только догадываться могу. Викторыч сегодня на высокие мраморные лестницы карабкался. Надо понимать, они опять оказались очень скользкими.
- По твоему вопросу?
- Нет. По нашему общему. В моем вопросе, слава Богу, все довольно гладко. Какая-никакая летняя база для подготовки у меня будет. Заброшенных пионерлагерей в области хватает, а тут, считай, и вложений не просим, сами крутимся. И мне уже плевать, что какая-нибудь бешеная сука на камеру порасскажет, как она семь верст обежала ради нас, беспомощных.
- У-у-у... как все плохо! Тебя Викторыч не кусал, а? - снова принялся ерничать Митька, но настороженность во взгляде не исчезла. - Толерантные вы мои, я на вашем фоне - агрессор агрессором, просто в зеркало глядеться страшно. Ну так что у него стряслось-то?
- Да с землей, где памятнику стоять, вопрос сегодня решиться должен был. Судя по всему, не решился. Или, того хуже, решился не так, как нам хотелось.
- Ну а Маринка? Все то же самое?
Антон молча кивнул.
- Слушай, может, наведаться к Ивлеву?
- И?
- Ну, поговорить... Спросить, чего он вообще добивается.
- Можно подумать, он знает, - резко ответил Антон. - Понимаешь, Митька, он и потонуть боится, и спасательный круг обеими руками отталкивает. И, что всего хуже, других с собой на дно утянуть норовит.
Митька с силой загасил окурок о край жестяной банки, приспособленной в подъезде под пепельницу.
- Ладно, пойдем. Раз все настолько хренеово, откашивать от пьянки не резон.
- Только ты вопросов лишних не задавай, а? Викторыч сам расскажет, а Маринка... я уж и не знаю, как тут лучше.
Но непростой разговор начала именно Маринка, которая ни с того ни с сего распереживалась:
- Валентин Викторович, вам, наверное, с Антоном поговорить надо было, а тут я... Вы уж меня извините, пожалуйста.
- Да брось ты, Мариш, - досадливо махнул рукой Горяйнов, - какой там разговор! Это в добрый час сказать...
- А в плохой тоже сказать, но нецензурно, - подхватил Бухан. - Ты не стесняйся, Викторыч, тут все свои.
Горяйнов нахмурился - и, похоже, непритворно.
- Митька, тебе слово "субординация" о чем-нибудь говорит?
- Смутно припоминаю... М-м-м, а ты уверен, что оно мне нужно? У меня мозги и так загажены инфой, как пригородная лесополоса - следами бурной туристической деятельности. Лишние сведения будут действительно лишними, ага.
- Короче, вот что, ребята, - тихо и очень серьезно начал Горяйнов. Митька умолк, как по волшебству. - Прокатили нас архитекторы со свистом, а Ляхов подсвистел в унисон.
- Ляхов? - живо переспросила Маринка. - Антош, это тот Ляхов о котором я подумала?
Антон кивнул.
- Валентин Викторович, и вы что, всерьез рассчитывали на его помощь? Да он же еще в бытность преподом у нас на факультете чуть на взятках не погорел. Точнее, погорел, но быстренько улегся в больничку, симулировал сердечный приступ, а врач ему, не иначе как тоже небескорыстно, инфаркт нарисовал. Ну, его и пожалели, не уволили. А он через полгода в горадминистрацию ушел.
- А теперь совмещает полезное с очень полезным - сидит в областной да еще и на факультете полставки урвал, - добавил Антон. - Если через год он не станет доктором наук, я удивлюсь безмерно.
- Да что и говорить, если он в самом начале, когда я еще студенткой была, знаете, какие штуки проворачивал? Издал на вузовской полиграфической базе два не то три пособия по краеведению и принялся продавать втридорога. Идешь на экзамен - положи денежку в зачетку, если хочешь книжку приобрести. Ха, если! Он, конечно, всем твердил, что дело сугубо добровольное, но - сами понимаете.
Маринка раскраснелась, голосок зазвенел. Такой Антон ее и знал, Маринку. Чертов Мишка!
- Короче, прирожденный, - констатировал Митька. - Природный, то есть. А вообще-то, нет, нежить типичная. Боится только осинового кола и серебряной пули. А каких они, братцы, названий своим должностям понапридумывали! Тривиальный замкомпоморде истерит в сторонке! Вот в Древнем Египте, как мы все хорошо помним из школьного учебника истории, чиновник назывался весьма откровенно - писец. Маринка права - как на ТАКОЕ можно рассчитывать?
- Совсем меня за старого дурака держите? - Горяйнов невесело усмехнулся. - Да не считал я его альтруистом, не считал. Просто ему тоже выгодно, чтобы наше дело сдвинулось с мертвой точки, это же и галочка для отчета, и возможность покрасоваться. Но, надо понимать, иные интересы перевесили.
- Мне даже не особенно интересно знать, какие именно, - Антон недобро прищурился.
- Короче, что тут долго говорить, - Бухан шумно вздохнул. - И в анфас, и в профиль получается задница.
- Митька! - Горяйнов глазами показал на Маринку.
- Ну дык я ж предупредил, что я ни разу не рыцарь. Да и вообще, можешь именовать задницу хоть по-латыни, но она все равно останется задницей. Ты, Викторыч, уже не человек. Ты терновый венец политкорректности. Я от некоторых твоих фразочек просто офигеваю. "Не альтруист", "иные интересы перевесили"!.. Слова-то, блин, какие! Да скажи ты по-людски: загадочное, дескать, существо по прозванью Ляхов опять насвинячило.
- А чегой-то загадочное? - опешил Горяйнов, на мгновение позабыв, что с Буханом надо держать ухо востро, а то попадешься к нему на язык, как Колобок к лисице.
- А ты не обращал внимания, какое загадочное выражение лица у наших чиновников? Еще бы - такую страну загадить!
- Не слишком обобщаешь, а? Ляхов-то, по большому счету, - так, мелочь...
- Хорошо, что предупредил. Значит, хватит с него и осинового кола, хрен бы серебряные пули транжирить, - с видом рачительного хозяина подытожил Митька. - А вообще, спешу тебе напомнить, бесценный наш непротивленец злу насилием, что в приличном обществе за кидалово морду бьют и говорят, что это массаж лица для лифтинга, - поглядел на посуровевшего Горяйнова и сбавил тон до примирительного: - Ладно, Викторыч, я понимаю, что работа у тебя не для слабонервных. А таким, как я, сильно нервным лучше и вовсе не соваться.
Митька вздохнул и принялся разливать по рюмкам прозрачный дар незалежной. Даже Маринке плеснул. Она не протестовала. Как загорелась, так и погасла.
- Антош, ты позвони Мишке, а? Беспокойно мне что-то.
Он помедлил.
- Ну правда, позвони.
- Хорошо. Хочешь слышать наш разговор?
- Нет. Ты мне потом скажи, что там у него.
Да что там у него там может быть хорошего, если Маринка здесь?
Коротко сообщив Митьке и Горяйнову: "Я сейчас", Антон прошел в комнату, поплотнее закрыл дверь и воззвал к своему упрямству. Интересно, кто первый додумался, что упрямство - это плохо? Только оно и выручает, когда никакое упорство уже не в помощь.
Названивать, действительно, пришлось долго, не меньше четверти часа, прежде чем в трубке раздалось хриплое, явно спросонья:
- Алло?
- Обычные любезности, с твоего позволения, пропущу, - сухо проговорил Антон. - Сразу к делу. Маринка беспокоится твоим драгоценным здоровьем.
- Она что, у тебя?
- Да.
- А какого х... она к тебе таскается? - мгновенно вызверился Мишка.
- Этот вопрос следовало бы переадресовать тебе...
- Иди ты!.. Дай ей трубку.
- Зачем? Извиниться хочешь?
- Короче, сам скажи, чтобы домой ехала.
- Нет.
- Что, она тебя уже накрутила?
- Она мне ничего не говорила. А вот ты наговорил предостаточно.
- Ну, я к вам приеду, раз по-человечески не хотите, - заявил Мишка - и отключил мобильный. То есть - совсем. Повторная попытка дозвониться обогатила Антона крайне ценной информацией: "Абонент временно недоступен".
- ...как утверждал вернувшись из турне по России мой друг Гамлет, который принц Датский, время рехнулось... - похоже, Митька, соловей курский, заслушался сам себя - на возвращение Антона не обратил ни малейшего внимания. - Я понимаю, дураки - вечная наша проблема. Но в последнее время они вообще плодятся, как тараканы. Я вот, грешным делом, думаю: может, какой внешний враг распылил над нашими необъятными просторами чего-нибудь бактериологическое с психотропным эффектом?..
- Угу, похоже на то, - Антон невесело усмехнулся. - И подтверждение не заставит себя ждать. Ивлев почтит нас своим посещением эдак через полчасика.
- Ну что ж, может, оно и к лучшему, - Горяйнов виновато взглянул на Маринку. - Давно пора с ним поговорить.
- Поговори-поговори, - насмешливо поддержал Бухан. - Только учитывай, что можно, конечно, задавить и авторитетом, но танк надежнее как-то. Ничего личного, просто дело техники. Я не стремлюсь в технические гении, однако же вполне способен вкрутить лампочку куда следует и вставить фитиля кому следует.
- Митька, уймись!
- Если вам не подходит примитивно-механическое решение проблемы, могу предложить усложненно-эзотерическое. Я - потомственный маг пятого поколения, магистр белой, черной и зеленой магии Митрий. Творю добро за ваши деньги, все по прейскуранту: отворот, приворот, от ворот поворот, кишок за-ворот, паук за ши-ворот... ну и ёж в штаны - это для убедительности. Присушиваю, отсушиваю, отмачиваю, замачиваю, вправляю карму, выправляю мозги. Снимаю сглаз... с ушей, и прочих частей тела, штопаю астральную оболочку без наркоза. Результат гарантирую.
Митька и вправду был очень зол.
- А теперь разрешите сказать мне, - с нажимом проговорил Антон. - Вы оба сейчас спокойно отправляетесь по домам. Спокойно - это значит на общественном транспорте или на такси, это уж как вам будет угодно.
- А как же его прелесссть? - снова встрял неугомонный Митька.
- С его прелестью за одну ночь ничего не случится. У нас многие месяцами машины под окнами держат - и ничего, пока обходится.
- Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Сплюнь через левое плечо, - осадил Горяйнов.
- Суеверный вы народ, летуны. Говорю тебе, нормально все будет. А вот если вы останетесь - не уверен. Долгие разговоры с ним сейчас без толку.
- А если...
- Викторыч, еще раз: я его слышал. Этого достаточно?
Уже на пороге Горяйнов остановился:
- Ты хоть позвони потом.
- Потом, - пообещал Антон.
Маринка потерянно смотрела на закрывшуюся дверь.
- Ты прости, что я тебя втянула.
- Вот заладила! - Антон качнул головой. - Ты думаешь, можно меня куда-то втянуть? Плохо же ты обо мне думаешь.
Ему показалось, что Маринка всхлипнула. Нет, только показалось, просто судорожно вздохнула. Глаза сухие. Постояла минуту-другую и молча принялась убирать со стола. Видеть молчаливую Маринку было невыносимо.
- Марин, пойди-ка за комп, почитай или киношку посмотри, там сориентируешься. А здесь я сам как-нибудь. И без возражений. Я ж не геройствую, мне так с мыслями собираться проще. И еще. Когда Мишка придет, не высовывайся, договорились?
Маринка нерешительно кивнула.
Мишка заявился только через полтора часа. Намаявшаяся Маринка задремала на диванчике в кабинете, а Антон успел навести порядок в кухне, посмотреть хэппи-энд какого-то в меру идиотского боевичка и в очередной раз убедиться, что права народная мудрость, нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Мишка почему-то не позвонил, а принялся молотить в дверь. Ввалился. С первого взгляда стало ясно: не на разговор он настроен - на драку.
- Маринку позови.
- А нам с тобой, Мишаня, совсем поговорить не о чем, а? - Антон понимал - избран не лучший тон, но ничего не мог с собой поделать. - Пойдем-ка в кухню, может, до чего и договоримся.
Мишка пошел. Медленно и неохотно, но все ж таки пошел. Плюхнулся на табурет
- Ну?
- А я думал, это ты мне расскажешь, что у вас происходит.
- Я вот не врубаюсь, ты-то тут каким боком?
- Во-первых, мы с Маринкой давние друзья...
- Во какое слово нашел - друзья!
- Очень хорошее слово. Жаль, если ты этого не понимаешь.
- Это ты скаутам своим будешь звиздеть про чистую дружбу между мальчиками и девочкам и прочую лабуду...
- Жалко мне тебя, Ивлев. И ладно бы убеждал себя в том, во что действительно верить хочешь, а то... И стыдно, да. За то, что именно я вас свел. Вот каким я тут боком, Мишаня. Ты мне скажи, почему Маринка на ночь глядя вынуждена была уйти из дома? Или нет смысла спрашивать? Даже если и ответишь, соврешь. Ты всегда находишь виноватых. Я почти уверен, что тот пацан, с которым ты сцепился, тебя не провоцировал. И бывший твой директор вовсе не такая мразь, как ты пытаешься представить...
Ивлев тяжело мотнул головой. Видно: еще минута - и сорвется.
- Маринку зови.
Антон медлил.
- Маринка! Марин! - заорал Мишка.
Она вышла. Антон и не сомневался, что выйдет. Не испуганная, не взволнованная даже. Просто усталая. Моложе и старше своих лет. Антон не раз подобное видел... добро, если бы только в кино. И пытался подобрать слова, чтобы самому себе объяснить, что же это за чертовщина. И не находил. Вот и сейчас четко понял только одно: если Мишка будет продолжать нарываться, решать дело миром он не станет.
- Домой пойдем.
Маринка промолчала. Не хватило духу сказать "нет". Значит, до сих пор любит. И можно ли при таком раскладе встревать в их отношения?
Вроде бы, всего одно мгновение колебаний и промедления. Но его хватило, чтобы Мишка каким-то шестым чувством уловил - дорога открыта, шагнул к жене и схватил ее за запястье, рукав Маринкиной кофточки приподнялся. Вот и все ответы на все вопросы. Антон мысленно выругал себя - он должен был догадаться, что скрыто за Маринкиным молчанием. У нее просто язык не повернулся признаться, что Ивлев ее бьет. И, самое главное, она пока не решилась сказать - дальше ничего не будет, край.
Действительно, край. Пора прекращать.
Мишка явно пил не один день, рефлексы притупились - и опамятовался он только на лестничной площадке, когда Антон уже захлопнул дверь (у себя за спиной и перед носом у Маринки), а рыпаться начал вообще этажом ниже, но получил короткий удар под дых, вынудивший его молчать и слушать.
- Отправляйся домой. Выяснение отношений откладывается до той поры, когда ты будешь вполне адекватен, - Антон хотел на этом и закончить, но не сдержался: - Хотя будь моя воля, ты бы с Маринкой в следующий раз встретился уже в суде.
- Мар-ринка-а!
- И не вздумай буянить.
- А то че?
М-да, дежавюха. Именно в таком духе изъяснялся герой только что досмотренного боевичка. Антон тогда еще подумал: ну, блин, сценаристы-режиссеры, лажают через раз, из одного листа картона героев выкраивают. И вот пожалуйста! Шутит иногда жизнь, ох, как не смешно шутит!
- Ничего. Все бы ничего, но... Время уже к полуночи, а тут в одной квартире пара с грудным ребенком, а в другой - ну очень принципиальная бабуля. То есть кто-нибудь милицию да вызовет. А учитывая, что ближайший опорный пункт через два дома... Короче, решай, где лучше ночевать, у себя или в ментовке.
Сказано все. И даже больше. Но у мишки, похоже, было иное мнение на этот счет: поднимаясь по лестнице, Антон спиной чувствовал, что вот сейчас...
И не ошибся.
И, глядя, как Мишка, сверзившись с высоты пяти ступенек, неуклюже поднимается на ноги, не смог удержаться от назидательного, тоже почти киношного:
- Подзабыл ты, Мишаня, как опасно недооценивать противника.
На душе было мерзко, как если бы это его со всего маху приложили мордой о лестницу.
Куда потом побрел Ивлев - черт его знает, но в подъезде было тихо.
Час спустя Маринка, вдоволь наговорившись и наревевшись, уснула. Антон сидел в кухне, курил одну за одной и пробовал сосредоточиться. Получалось плохо, лучше бы и не пытаться. Давно ведь вывел для себя правило: когда грустные мысли начинают преобладать над веселыми, пора на боковую, сказано ведь - утро вечера мудренее. Но почему-то казалось: погаснет огонек сигареты - и станет совсем темно.
Тихонько мурлыкнул телефон. Антон поспешно глянул на определитель.
- Да, Лесь?
- Полуночничаешь? - спросила Олеська.
Ф-фу, вроде, голосок веселый, слава Богу!
- А у меня новость. Помнишь, я на сетевой конкурс рассказ про наших ребят отсылала? Так вот, только что результаты объявили. Первое место.
- Молодчага. Я и не сомневался.
- Мы молодцы, Антон, мы! Я понимаю, что это всего лишь один из сетевых конкурсов, но...
- А вот это - не смей, - строго оборвал Антон. - Радость свою обесценивать не смей.
- Ла-адно, - уступчиво протянула Леська. - Слушай, а Егору позвонить? Или не будить, подождать до завтра?
- Чего это вдруг мне сегодня, а ему завтра? Я за равноправие.
- Угу, поняла, сейчас... - Леська прервала вызов.
Антон помедлил мгновение-другое, затушил недокуренную сигарету и поглядел в окно.
Меж клочковатых белесых туч проглядывали чистенькие, цвета надраенного мельхиора, звездочки. А с земли завистливо смотрел на них единственный подслеповатый глаз уличного фонаря.
Нет ее, темноты, нет и не будет.