Впервые Роннар попросил учителя о предсказании на второй месяц ученичества.
Старшие ученики говорили: Эриафор Лериадан никогда не ошибается! Еще старому королю предсказал две скоротечные победоносные войны - те самые, которые сейчас называют Войной одной весны и Двенадцатидневной войной. Именно столько они и длились... Говорят, что и нынешнему министру финансов он предрек быстрое возвышение. А вот молодая, недавно овдовевшая герцогиня Риальтон вышла из кабинета Эриафора в слезах (это лично видел рыжий Мартион, его заставили поклясться самой страшной клятвой, что он не врет) - наверное, узнала, что ее новое замужество, да не за кем-нибудь, а за принцем королевской крови, будет неудачным...
Роннар ужасно робел, но любопытство пересилило. В конце концов: ну что стоит великому прорицателю поведать, станет его ученик хорошим чародеем или нет?
Нет, Роннар, конечно, понимал, что учитель может быть в неподходящем расположении духа, и вообще... И все же ответ застал врасплох.
- Если тебе так уж не терпится узнать ответы на все вопросы, сходи к ярмарочному гадателю! - нетерпеливо отмахнулся от ученика старый маг.
И буркнул вслед:
- Даже в голодные годы ученичества я брезговал профанациями.
Непонятное слово "профанация" опечалило Роннара больше всего, едва ли не сильнее, чем факт отказа.
Но мысль о предсказании не ушла, она затаилась и ждала своего часа, и вот...
В тот день, когда Роннара торжественно приняли в подмастерья Цеха Чародеев, он рискнул повторить свою просьбу. Ему сровнялось семнадцать, он был впервые влюблен и даже самый невероятный успех охотно променял бы на счастье стать мужем ясноглазой Меланоры. Он хотел знать, непременно хотел знать, что все будет так, как задумано.
На этот раз учитель не рассердился - опечалился.
- Давно у меня не было такого одаренного ученика... и такого поразительного глупца с непомерно раздутым воображением. Роннар, предсказания в том виде, в каком ты их себе воображаешь, невозможны.
- Но ведь...
- Просто невозможны - и все. Можешь ли ты предсказать, сколько тебе прослужат сапоги, которые ты намереваешься заказать завтра? Это зависит от того, добавлю ли я к твоим медякам пару полновесных серебряных монет, ты ведь поиздержался, отмечая свой перевод в подмастерья... не отрицай, поиздержался! Даже если я добавлю пару золотых монет и ты пойдешь не в нашу сапожную мастерскую, где, как известно, полдня работают - полдня пропивают заработанное, а в хорошую мастерскую, где шьют сапоги дворянам, ты не можешь быть уверен, что кожа будет хороша, ведь наши отношения с Лаперионом, этим королем скотников, далеки от идеала, и его купцы всячески надувают наших. Допустим, и мастер был хорош, и материал не подвел, но... Но сегодня ты ходишь по улицам столицы, а завтра, быть может, тебе придется отправиться в путешествие, что тогда? Сапоги прослужат тебя вдвое, втрое меньше, чем если бы ты разгуливал в них по столице. Видишь, сколько вероятностей, сколько зависимостей от людей и обстоятельств? Так о каких же предсказаниях ты говоришь?
- Но ведь вы...
- Да, я предсказываю. Но те, кому я берусь предсказывать, прекрасно осведомлены о том, что предсказание - всего лишь картинка, на несколько мгновений увиденная магом... Роннар, в судьбе каждого есть что-то неизменное, несколько точек на карте нашего жизненного пути, к которым мы все равно придем, как бы ни плутали. Чем опытнее маг, тем точнее он может истолковать суть увиденной картинки. И все же в предсказаниях мы полагаемся на интуицию, а я, как тебе известно, предпочитаю опираться на знания. Интуиция - слишком шаткая опора для старика...
- Учитель, вы хотите сказать, что картинку можно истолковать неверно?
- Я хотел бы, чтобы так и было. Тогда можно было бы просто наплевать на предсказания и преспокойно заниматься другими отраслями магии... скажем, вещественной магией, она мне более всего симпатична... и тебе тоже, по-моему. Увы, если ты увидел палача, вздымающего над тобой топор, невозможно сомневаться, что ты погибнешь на плахе, - Эриафор вздохнул. - Немногие способны достойно встретить неотвратимое. А ты еще так молод, Роннар.
Как бы то ни было, с этого дня Эриафор взялся дважды в неделю учить Роннара искусству прорицания. Действительно искусству, слишком уж мало оно было похоже на точное магическое знание. И как бы то ни было, как бы ни пугала встреча с неотвратимым, Роннар почувствовал досаду, узнав, что делать предсказания для себя невозможно.
Четыре года спустя Роннар стал мастером и получил право самостоятельно заниматься чародейством. Он давно решил, что, получив жезл чародея, отправится в путешествие по стране, - и опыта поднаберется, и детскую мечту осуществит. А потом... потом хоть бы и на королевскую службу, Мартион, ныне - младший королевский целитель, обещал выхлопотать местечко, благо репутация у него, Роннара, отменная. В успехе на поприще чародейства Роннар уже не сомневался. Что же до любви... Ясноглазая Меланора вышла замуж два года назад - ровно через полгода после того, как наскучила ему. Теперь Роннар готов был поклясться: любовь - один из способов сделать жизнь интереснее, не более того.
И все же он в третий раз попросил учителя о предсказании. Он хотел заглянуть в глаза неизбежному... и надеялся, что готов к этой встрече. Равно как и к тому, что учитель в очередной раз откажет.
- Ну что ж, - ответил Эриафор. - Настаиваешь - изволь.
И добавил совсем тихо, будто бы говорил с самим собой:
- Надеюсь, это убережет тебя от соблазна раздавать пророчества, как знатный человек в праздничный день раздает медяки беднякам.
Роннар думал - учитель сядет рядом с ним, глаза в глаза. Роннару казалось - так проще. Но учитель стал у него за спиной.
- Молчи и постарайся ни на чем не акцентировать внимания.
Роннар думал - учителю понадобится немало времени, ведь он, Роннар, теперь тоже был чародеем. Роннару казалось - вторжение магии не пройдет незамеченным, ведь он теперь тоже...
- Я видел двух девушек. Они похожи - и не похожи. Обе любят тебя как отца и обеих ты любишь как дочерей... - старый маг помолчал. - Роннар, ты предашь и одну, и другую.
Глава 1
Старенький полупустой автобус уныло тащился по вечерней улице. Аня привычно угадывала дорогу по светящимся в темноте электрическим вехам. Голубое соцветие - мебельный, оранжевая пирамида - игровой салон, зеленая гирлянда - продуктовый на углу, а после того, как многоцветье центральных улиц сменится черной полосой пятиэтажек - пора вставать с продавленного сиденья и направляться к выходу.
Народу в автобусе немного - будничный "час пик" давно миновал. Честные труженики к девяти часам уже успели поужинать и расположиться перед телевизором. "Только такие ненормальные, как я, едут с работы в девять вечера, - про себя хмыкнула Аня. - Да ладно. В первый раз, что ли?"
Низкий мужской голос что-то пробурчал в динамике, обшарпанные двери с тяжелым стуком разъехались в стороны, и Аня медленно вышла на абсолютно пустую остановку.
Из темноты двора, как пьяный приставала, вырвался промозглый ноябрьский ветер, бесцеремонно забрался под узенькое черное пальтишко, злорадно, со знанием дела ударил в лицо, растрепал выпущенную из-под беретки тонкую прядь. Аня досадливо поежилась. До дома всего-то пять минут ходьбы, но пробираться по темным лабиринтам дворов пятиэтажек, одинаковых, настроенных вдоль и поперек, - удовольствие сомнительное. "Лампочки у подъездов - это анахронизм, или, вернее, историзм", - равнодушно сострила Аня сама для себя: вроде, веселее стало. Она вообще с некоторых пор острила только для себя.
Колени в прозрачных колготках начинали мерзнуть. Аня обреченно зашагала с улицы в неуютную темень дворика.
Вот, раньше боялась: убьют, изнасилуют. И Валентина пугала: в соседнем дворе каждый день шприцы находят. Удивила! Примета времени, как-никак.
А теперь все равно. Не страшно, просто тупое равнодушие: будь что будет. "Может, это я взрослею: рано или поздно маленькие девочки перестают бояться темной комнаты. Может, мне просто параллельно, настанет ли завтрашний день? Ну, настанет. И опять начнется то же самое..."
Аня, раздраженно вскинув сползающую сумку на плечо, прибавила шагу.
Справа металлически засигналила и решительно хлопнула дверь подъезда. Наперерез Ане от темного прямоугольного пятна отделилась высокая мужская фигура в кожаной куртке:
У, какой высоченный... Простите, мужчина, кажется, нам не по пути... С неожиданной для самой себя ловкостью Аня обогнула нежеланного кавалера и сорвалась на бег.
- Эй, девушка... - неуверенно окликнули ее сзади.
Аня рванула вдоль дома, завернула за угол, немного отдышалась, непослушными замерзшими руками расстегнула сумочку, достала сотовый. Экран приятно засветился голубым. Набрав "Валю", Аня с досадой услышала искусственный голос: "Абонент временно недоступен..." Не везет так не везет. Наверняка сегодня мачехе не до нее. "Бравада - прекрасно, но инстинкт самосохранения пересиливает..."
Наконец-то подъезд - обычный, тщетно охраняемый от алкоголиков и бомжей кодовой дверью, в меру грязный, в меру исписанный похабными пожеланиями и именами народных кумиров. Впрочем, разобраться в местной стенописи поздним вечером все равно не было никакой возможности: на все пять этажей приходилась одна исправная лампочка. На пятом этаже. До нее у дворовой шпаны руки... вернее, ноги не дошли. Зато жильцам лампочка призывно освещала дорогу...
Тихонько отперев замок, Аня застыла на пятачке возле двери (он же - прихожая крохотной однокомнатной квартирки) - и по привычке оценила обстановку. Справа у шкафа гордо расположились мужские ботинки размера этак сорок пятого. Из кухни, из-за матового стекла двери, на старенький линолеум "под дерево" падал размытый прямоугольник света и слышались приглушенные голоса.
"Опять..." - обреченно-устало подумала Аня. Значит, действуем по отработанной схеме: как можно тише открываем гардероб, вешаем пальто и беретку, без единого стука снимаем ботинки и так же бесшумно ставим их подальше под полку.
Видимо, перевоплотиться в призрака не совсем удалось, потому что незнакомый мужской голос негромко спросил:
- Валь, кто-то пришел?
- Да нет.
- Что-то хлопнуло...
- Сквозняк, наверно...
Вот и отлично: притворимся сквознячком, на цыпочках прокрадемся в зал (который одновременно и гостиная, и спальня) и окажемся "у себя". Так Аня называла свою часть комнаты - кровать за шторой, разделяющей единственную в квартире комнату на две неравные части: Анину "спальню" - и собственно зал, который одновременно служил спальней Валентине. Хорошо сквознячку, хорошо невесомому эфиру - а тут, как ни устраивайся, пружины в старом диване все равно заскрипят.
Всякий раз, когда Валентина Ивановна занималась обустройством личной жизни, с Аней происходило чудесное преображение: квартира ограничивалась размерами "спальни", вся информация из внешнего мира поступала в виде звуков, а зрение становилось практически бесполезным. Кроме того, всё, что Аня в это время делала, - она делала, виртуозно "выключив" звук.
И свет включать нельзя - но это не проблема. На цыпочках, обходя по рисунку выцветающего паласа скрипящие доски пола, Аня добралась до кресла и встала на деревянную ручку. Потянулась к верхней двери старого полированного серванта-"горки", купленного где-то в начале восьмидесятых. Вытащила постельное белье, с теми же предосторожностями прокралась по паласу и с облегчением вздохнула: "Кажется, не услышали..."
Глухо стуча по линолеуму, в коридоре все ближе затопали каблучки. "Туфли надела наша красавица, - отметила Аня. - Как будто мужик на туфли глядит в первую очередь...А впрочем, откуда мне знать? По мне монастырь исплакался..."
Металлические кольца, держащие штору на самодельной перегородке-карнизе, тихонько лязгнули, плотная ткань песочно зашуршала под невидимой рукой.
- Ань, - позвал вкрадчивый шепот. Штора отодвинулась, и в "спальне", загромождая собой кусочек свободного пространства в ногах дивана, появился темный силуэт: невысокая женщина в свободной блузке, скрывающей полноту талии и бедер, и прямой юбке до колен.
- А? - так же шепотом отозвалась Аня.
- Мы сейчас ненадолго магнитофон включим...
- Ясно.
Аня усмехнулась про себя: фраза о магнитофоне - очень прозрачный намек. Взять полотенце, шмыгнуть в совмещенный санузел, привести себя в порядок, вернуться в комнату и попытаться уснуть. Или не уснуть, просто не подавать признаков жизни.
За шторой в "зале" послышался скользящий звук пластмассы о дерево, приглушенные шаги по мягкому паласу и тупые постукивания по линолеуму, удаляющиеся в кухню. Щелчок закрывшейся двери, отозвавшийся еле слышным дребезжанием дверного стекла. Еще один, высокий всхлип-щелчок кнопки на китайском магнитофончике, и - наконец-то! - из кухни поплыла одна из стилизованных под русские народные, весьма популярная среди дам климактерического возраста песенка.
Аня давно уже приноровилась надавливать на кнопочку потертого выключателя так мягко, чтобы он не щелкал. Усвоила, что в ванной по вечерам не следует запираться на шпингалет - по той же причине, а холодную можно воду пускать только маленьким напором и только в раковину. Почему холодную? А потому что колонка находится в кухне... Пора закругляться и идти бай-бай.
Снова послышался щелчок-всхлип, певица замолчала на полуслове, из кухни докатился негромкий звон убираемой со стола посуды. Несколько секунд пошумела вода. "Так, уборкой решила на сегодня не утруждаться". По коридору тупо застучали каблучки и зашлепали домашние тапки.
- Иди в ванную, а я пока все приготовлю, - послышался женский шепот.
Дальше - по очереди - шлепанцы, щелчок, двойной стук шпингалета, шум воды, шпингалет, выключатель, шлепанцы. И одновременно: скрип раскладываемого дивана, причмокивание магнитной присоски в шкафу, легкий шорох материи и свистящие движения ладоней по ткани вдоль и поперек - Валентина расправляет складки простыни.
- Слышь, а там, за перегородкой, есть кто? - вдруг спросил мужской голос.
- Ну, дочка, - недовольно ответила мачеха.
- А большая?
Аня злорадно улыбнулась. Ну-ну, пусть теперь выкручивается! Ситуация-то пиковая: если назвала дочкой, значит, ее, Анин, возраст прямо пропорционален возрасту Валентины!
- Большая, - уклончиво ответила мачеха.
Пять с плюсом! Понимай, как знаешь! Да здравствует теория относительности! Если хочешь скрыть свои мысли, просто озвучь их! ...Большим и годовалого ребенка можно назвать - это смотря для кого и для чего он большой.
- А она спит? - не унимался мужик.
- Спит, - раздраженно прошептала мачеха. - Ну?..
- Неудобно как-то, ну это... - едва разобрала Аня.
- Неудобно знаешь что?
Аня даже пожалела мачеху: ведь знает прекрасно, что падчерица не спит и слушает эту галиматью. Чувствует неловкость перед Аней и злится на нее же.
А все-таки какую власть над людьми получает воспитание: то неудобно, это неудобно, это не тронь, туда не лезь. Фразы заготовлены на все случаи жизни, даже книги соответствующие написаны и слово умное придумано - этикет. И люди вроде даже и обижаются, не услышав дежурного приветствия или затертого комплимента. А всё отчего? Правильно: детская привычка, не поддающаяся логике и анализу. Скоро в предрассудки начнем верить. А, собственно, почему - начнем? Многие и так верят. Аня и сама при виде черной кошки легонько прикусывала язык и хваталась за пуговицу - не то чтобы верила в неминуемую напасть, а так, на всякий случай.
Эх, ну почему никто не догадался соотнести правила этикета с нашими жилищными условиями?
События за шторой шли своим чередом, оставляя незначительный простор для фантазии.
Аня, естественно, только в книжках читала про немое кино: изображение есть, а звука нет - здесь же ситуация была обратной. Лет десять назад у Валентины сломался телевизор: звук идет, а экран черный - и гадай, что там происходит. Вот и сейчас Аня не могла отделаться от догадок, морщилась, гнала от себя картинку, которая все проявлялась перед глазами, как негатив.
"Дура! - ругала себя Аня. - Мазохистка, идиотка! Синий чулок! Неприятно ей, видите ли, грязь всюду чудится! Вот и сиди (то есть лежи), слушай, дожидайся рыцаря на белом козле! Который - в смысле, рыцарь, а не козел - будет стихами объясняться в любви! Надо было не строить из себя недотрогу пять лет назад, тогда, на первом курсе. Нет, блин, оскорбилась до глубины души, когда рыцарь прозаически позвал в кровать. Он что, убить тебя хотел?.. Счел дурой клинической, и правильно сделал".
Раскладной диван ритмично поскрипывал, из-за шторы ясно доносилось учащенное сиплое дыханье и короткие вздохи.
"И нечего было корчить оскорбленную невинность. Авось бы не умерла, может, даже понравилось бы. Вспомнить страшно: вены резала, тоже мне, поруганная добродетель... Максималистка. Жила бы, как все, и не выпендривалась. Так нет, возомнила себя особенной! А что во мне особенного? В школе - старательная хорошистка, и не более. Поступила в институт, строго уложилась в проходной балл - тоже не велико достижение. Выучилась на никому не нужного библиотекаря. Словом, типичная серость. И надо было устраиваться рядом с такой же серостью, уйти от Вальки, пусть бы хоть узнала к пенсии, что такое бабье счастье..."
- А-ах, - послышался глубокий вздох за шторой. Диван, взвыв в последний раз, устало затих. Через минуту по коридору прошлепали босые ноги - выключатель, шпингалет, вода... Из-за шторы донесся тихий шорох одежды, скользящей по телу, и короткий звук застегиваемой молнии.
- Ну что ты, остаешься? - прошептал женский голос из коридора.
- Да нет, поеду.
- Автобусы не ходят. Куда ты поедешь? - зашипела Валентина.
- А я на машине. И потом, неудобно. Дочка у тебя... не буду вам мешать.
"Скажите, какой деликатный! - раздраженно подумала Аня. - Стеснять нас не хочет. А о чем он час назад думал? Ясно о чем... А тут - решил свою маленькую мужскую проблему, и совесть заговорила!.. Хотя, оно, конечно, к лучшему. Сейчас Валька уляжется, и можно спать".
По полу проскребли ботинки, коротким крещендо взвизгнула молния на куртке, два раза клацнул дверной замок.
- Ну, пока, - уже в полголоса попрощался мужчина.
- Давай, пока, - так же вполголоса отозвалась женщина и добавила с едва скрываемой надеждой, - до встречи...
Облегченно вздохнув, Аня с наслаждением повернулась на бок, не обращая внимания на тоскливо скрипнувшие пружины. Доступное для жизни пространство снова расширилось до пределов квартиры. Механически Аня отметила, что мачеха прошлепала на кухню и стала разогревать чайник.
Можно засыпать.
Аню разбудил размеренный звон посуды и резкий шум воды. Колонка мерно гудела, едва слышно гундосило радио. Еще не совсем рассвело, а "в спальне" за шторой и вовсе не наступало утро, но лежать было как-то совестно. Вон, Валентина, несмотря на воскресенье, поднялась пораньше и вовсю трудится. Надо встать и внести свою лепту в еженедельный квартирный марафет, а потом с сознанием выполненного долга позавтракать. А дальше? Может, Ленке позвонить, она давно звала посмотреть на годовалого сыночка. Посидели бы вместе, погуляли с Андрюшкой, потом еще посидели бы. Авось и день пройдет.
Аня быстро убрала белье, влезла в старые джинсы и футболку и прошлепала на кухню.
- Помочь?
Валентина сосредоточенно мыла тарелки, демонстрируя спиной нежелание вступать в общение с падчерицей. "Что я успела натворить с утра пораньше?" - удивилась Аня.
- Давайте, вытру, - Аня сделала еще одну попытку.
Но мачеха резко вскинулась, обернулась, и Аня увидела искаженное несдерживаемой злостью, красное, опухшее от слез лицо.
- Соизволила проснуться?! - севшим от слез, срывающимся на визг голосом выпалила Валентина. - Я уже полчаса как мою!
"Ну и спала бы, - про себя огрызнулась Аня. - И потом, за собой ведь моете, вы тут вчера с кавалером чаевничали!" Но вслух, естественно, ничего не сказала: к чему подносить фитиль к бочке с порохом? Аня покорно потянулась к полотенцу, но мачеха рванула его к себе. Петелька на полотенце оборвалась, а пластмассовый крючок-наклейка полетел в стоящее возле мойки мусорное ведро.
- Ч-черт! - выругалась Валентина. - Иди в комнату! Не нужны мне помощники из-под палки!
- Ладно, - недоуменно отозвалась Аня. - Как хотите.
Однажды в какой-то газете Аня прочитала мудрое наблюдение: женщины любят разыгрывать представления типа "Уходи навсегда!.. Нет, постой, я еще не все сказала!" Аня четко представляла себе, как должен себя чувствовать несчастный собеседник в подобной ситуации. Мачеха играла точно по сценарию.
- Куда пошла?! Вот наказание с тобой! Нет, ты подумай своей головой, какая у меня может быть личная жизнь со взрослой дочерью в одной квартире?! Кому я нужна?! Кто со мной останется?! А ведь я - женщина, и еще молодая женщина!.. Я-то в двадцать два года уже замужем была, матери глаза не мозолила! Все нормальные люди в твоем возрасте давно замужем, детей рожают! А ты кукуй дальше в своей библиотеке, кукуй хоть до старости! - Валентина с грохотом сунула кипу тарелок в шкаф.
- Я это всё уже слышала, - стараясь сдерживаться, как бы про себя вставила Аня.
- Не перебивай, когда с тобой разговаривают! - в голосе Валентины послышались истерические нотки. - Что-то твой папочка не больно тебя воспитывал! Послал же мне Бог наказание! И с тобой вечные проблемы! Не могу я так больше, не могу! - Валентина со стуком швырнула на стол вымытые ложки.
Аня, сжав губы, старалась не смотреть на мачеху, озлобленно разбирающую тарелки.
На улице уже совсем рассвело, и серая кирпичная стена соседней пятиэтажки уныло маячила в окне сквозь голые ветви тополей.
- Ну? Чего в окно уставилась?! Заняться нечем? Нет, ты не молчи, ты мне ответь, пожалуйста, долго мне еще с тобой маяться?!
- Нет, - разжала губы Аня. - Недолго. Ухожу на весь день, вернусь вечером. Ушла бы и на ночь, да некуда.
- Хамка!.. - крикнула Валентина.
Аня решительно прошагала в зал. Собраться было делом двух минут. Натянуть узкие брюки, прямо на домашнюю футболку - вязаный фиолетовый свитер, чуть подвести глаза... Впрочем, если верить мачехе, что с косметикой, что без, - при Аниной внешности роли не играет. Ну и пусть, не очень-то и надо. Аня стянула волосы в короткий хвост, оставив сбоку вьющуюся прядь, и засунула в сумку щетку для волос. Метнулась к шкафу, выхватила читаную-перечитанную Ахматову в мягком переплете и тоже кинула в сумку. Всё. Можно идти.
Из кухни неслись рыдания мачехи - громкие, со сладким подвывом. Далеко засунутые под полку ботинки, как нарочно, не хотели вытаскиваться, тугие пуговицы нового пальто плохо слушались, настенное зеркало в прихожей мстительно отметило размазавшийся карандаш, но Аня не стала задерживаться. Застегиваясь на ходу, она выскочила на лестницу и заперла дверь своим ключом.
Глава 2
Следуя детской привычке, Аня сбегала вниз по ступенькам: помнила, что в детстве это порою поднимало настроение. На площадке между вторым и третьим этажом ее слуха достигло протяжное, внушительное "Мя-яу", профессионально срезонированное подъездным эхом. Угольно-черная бабы Клавина Муська уютно расселась на подоконнике.
- Мя-я-яу, - Муська со знанием дела вывела очередную чувственную руладу, спрыгнула с подоконника и перебежала площадку.
Пакостница Муська обладала известной всему подъезду дурной привычкой - бросаться идущим по лестнице чуть ли не под ноги. А поскольку Муське посчастливилось родиться угольно-черной, без единого пятнышка, жильцы Аниного подъезда относились к злосчастной кошке кто с подозрением, а кто и с явной неприязнью. Например, тетя Катя с третьего этажа всегда шипела: "Сгинь, нечистая сила!" и сгоняла Муську сумкой с подоконника - правильно, как раз себе под ноги. А сантехник Михаил Петрович однажды, не иначе как с большого бодуна, бегал за "нечистой силой" по всему подъезду, матерясь так, что подростки заслушивались.
Аня привычно схватилась за пуговицу пальто, но одернула себя и решительно прошла вниз.
Электронные ручные часики показывали девять - рановато для воскресенья. Мерзнуть на улице нет смысла: лучше всего поехать в библиотеку, как раз она уже открылась. Там всегда найдется работа. А можно и просто посидеть в читальном зале, как все нормальные люди.
Намозолившие глаза четыре остановки на автобусе - Аня ловила себя на мысли, что уже видеть не может примелькавшиеся за шесть лет улицы. Ну да, действительно, шесть лет: сначала, как прилежная студентка, Анечка штудировала всю рекомендуемую литературу, а потом год работы на абонементе. Быстро прошагав на ветру по маленькому голому скверику от остановки до парадного фасада, то и дело обгоняя рвущихся к знаниям студентов унылого вида, Аня с привычно рассчитанным усилием потянула тяжеленную входную дверь и вошла в просторный холл.
Слева, у гардероба, уже выстроилась очередь человек в двадцать - преимущественно молодежь, хотя попадались и интеллигентные старички. Тётя Рая всегда проклинала воскресное утро, самое трудное за всю неделю. Справа в деревянной кабинке безукоризненно одетая Наталья Сергеевна деловито выдавала контрольные листы, и осчастливленные читатели проходили по лестнице на второй этаж. Перед кабинкой - стеклянная дверь на абонемент с грозной компьютерной надписью "В верхней одежде не входить!" Аня позабавилась: вот и до скромного филиала библиотеки имени Пушкина докатился научно-технический прогресс! Раньше сия директива была старательно выведена по трафарету.
И будучи студенткой, и теперь, работая на абонементе, Аня искренне не понимала, зачем человеку нужно отстоять в очередь - раздеться и одеться - чтобы сдать и получить книги. Ну какая ей самой разница - в пальто или без пальто пришел читатель. Лишь бы шифр правильно выписал.
На всякий случай кивнув тете Рае (та, естественно, не заметила кивка: хороводилась с посетителями), Аня повесила пальто на специально отведенную вешалку для служащих и прошла на абонемент. В воскресенье с утра здесь, в уютном небольшом зале со старыми стеллажами и давно не лакированными каталожными шкафами, всегда толпился народ: кто-то изучал каталог, кто-то выписывал названия книг, а возле обоих столиков библиотекарей выстроились маленькие очереди человек из четырех-пяти.
- О, Ань, - оторвала глаза от формуляров Наташка, такая же выпускница "библиотечного дела", только четырьмя годами старше. - А ты чего здесь?
- Да так, посижу, почитаю, - неловко ответила Аня.
- Делать тебе нечего, голуба моя, - громко, на весь зал, пробасила Екатерина Степановна - типичная "русская женщина", пятидесятилетняя мать троих детей и бабушка стольких же внуков. Стоящие возле Екатерины студенты недоверчиво покосились на Аню: что за невиданное ископаемое, которому в выходной делать нечего?
Наташка убежала за книгами.
- И когда мы тебя пропивать будем? - звучно вдохнула Екатерина и набросилась на растерявшуюся молоденькую девушку. - Это ваши три книги? Ваши? Ну, так кладите их, куда следует. Я что, всех вас помнить должна?
- Я там у вас за столом посижу, - и Аня кивнула на столик возле окна, где в перерыв абонементские дамы собирались пить чай.
- Да сиди, - отмахнулась Екатерина.
Кстати, о птичках: сегодня выходной, завтра я приду сюда по обязанности, и послезавтра, так жизнь и пройдет среди стеллажей. Вот, Екатерина уже замучила: когда замуж выйду и рожу кого-нибудь. Семейная статистика Наташки - муж и трехлетняя дочка - Екатерину вполне устраивает. Ой, даже снисходительно пожалела меня сегодня. Да ну ее. Хватит обращать внимание. На всех не угодишь: ни на мачеху, ни на Екатерину... Как тогда, пять лет назад, не угодила одному человеку.
Можно, конечно, подобрать себе чтение, но и Ахматова пока сойдет...
Когда от мелких буковок заломило глаза, Аня поняла, что пора сделать перерыв и немножко прогуляться по скверу. Дошла до конца аллейки и свернула влево, к трехэтажному зданию огромного супермаркета, площадка возле которого постоянно была загромождена легковыми машинами.
В двух шагах от Ани изящно притормозила серебристая "Ауди", из которой выбрался невысокий светловолосый парень в дорогой кожаной куртке. Аня остолбенела: "Нет, я точно телепатка. Это же он.... Сережка... Почти не изменился. Только выглядеть стал, как крутой босс, и машинка неслабая. Ведь только вчера вспомнила... Похоже, у меня обострилась связь с космосом!"
Аня инстинктивно поправила простенькую, видавшую виды беретку, неумело изображая неузнавание. Нет, сердце не забилось учащенно, щеки не зарумянились в наивном смущенье, разве только взгляд машинально опустился на левое запястье... Как давно, господи. Как будто в прошлой жизни.
Правая передняя дверца машины открылась, и в асфальт уперлась остроносая туфелька - лодочка со стразами, тонюсенький серебристый каблучок-шпилька. Как в таком люди ходят и ноги себе не переломали? Вслед за туфелькой вытянулась изящная длинная ножка в расшитых золотыми бабочками черных колготках. Потом вторая ножка, потом коротенькая кожаная мини, потом завитая пепельная головка... Наконец девушка эффектно выпрямилась, давая возможность лицезреть серо-голубую коротенькую курточку-жакет. Как в замедленном кино: красавица не спешила продемонстрировать белому свету модные тряпки и точеную фигурку. Любуйся, чернь, королева прикатила!
- О, Анюта, - Сергей приветственно вскинул руку в небрежно-компанейском жесте.
- Привет, Сереж, - кивнула Аня в ответ.
Сережа обогнул машину. Теперь они стояли почти рядом. Как когда-то - в прошлой жизни.
- Ну, как ты? Где работаешь?
- В библиотеке, - ровно ответила Аня. Кто бы сомневался, что ее работа - не повод для того, чтобы гнуть пальцы.
- А-а... - неопределенно протянул Сергей, - не то сочувственно, не то равнодушно: и такое бывает. - А я у отца в конторе тружусь. Юрисконсультом. Бываю в центре наездами, предки квартиру купили, мы сейчас там обитаем. Неплохой магазинчик, я тут регулярно затариваюсь, когда к родителям езжу. А ты в этой, что ли, библиотеке работаешь? - Сергей махнул рукой в сторону скверика.
- В этой.
- Странно, что мы ни разу не пересеклись.
- В самом деле странно... Как-то не замечала за тобой любви к чтению. Даже излишне спрашивать, как у тебя дела. Шикарно выглядишь, - выдавила Аня, внутренне поморщившись и проклиная собственную деликатность. Общаться с Сергеем не хотелось абсолютно, но нельзя же так вдруг прервать разговор.
- Спасибо. Ты тоже ничего. Даже похорошела.
Аню передернуло.
- Замуж не вышла?
Секунду помедлив, Аня неловко ответила:
- Нет пока.
- А я вот собираюсь жениться. Мы с Викой второй год встречаемся. Как думаешь, этого достаточно для оформления отношений?
- Тебе виднее, - Аня пожала плечами, осторожно и ненавязчиво перевела взгляд на блондиночку возле "Ауди", нетерпеливо постукивающую ножкой в умопомрачительных туфлях.
- Сережа! - раздался требовательный звонкий голосок. - Долго мне еще на морозе торчать?
Сергей заторопился:
- Ну, ладно, Ань, счастливо!
- Счастливо, - отозвалась Аня в пустоту. Сергей уже догонял капризную даму, уверенно двинувшую на своих огромных шпильках к автоматическим дверям супермаркета.
Молодец эта Вика, аж завидно. Она, видите ли, замерзла... Жаль, мачехи нет, уж та бы не упустила случая попенять: какой вариант упустила! И профессия хлебная, и при деньгах, и есть, куда жену привести! На этом витке мысли Валентина надолго застряла бы, вспомнив бывшего супруга - увы, безденежного и к тому же падкого до прекрасного пола. А тут - и симпатичный, и не дурак, и в супермаркетах товар приобретает, а не в магазинах низких цен. И родитель не дворы метет, а фирмой заправляет.
Прохожие сновали в супермаркет и обратно. Вот женщина в светлой трикотажной юбке: ну посмотри же вниз, тетенька, у тебя пакет потек, сбоку на юбке во-от такое пятно расползлось! Словно подслушав Анины мысли, женщина опустила голову, охнула и, отодвинув наконец пакет, принялась оглаживать запачканную юбку. "Точно, в телепатку превращаюсь. Уже пора давать объявления, типа потомственная гадалка и всё такое. А может быть, не телепатка, а психопатка?"
...В родную библиотеку больше не тянуло: мозолить глаза хоть и законным, но все-таки бездельем совсем зашивающимся Наташке и Екатерине?
Ах да, с утра же хотела увидеться с Ленкой - единственной институтской подругой. Аня не то чтобы питала к ней горячую дружбу, да и Ленка не платила ей тем же, просто сидели вместе, создавали "парность", столь удобную в институте. На четвертом курсе Ленка вышла замуж. Кстати, даже не пригласила Аню на свадьбу - только фотографиями похвасталась. Но, как ни странно, Ане и в голову не пришло обижаться: она и не ждала большего от этой дружбы.
На пятом курсе, уже перед защитой диплома, Ленка родила. Аня пару раз навещала ее, помогала с дипломом, и неоднократно, просиживая дни в библиотеке, делала конспекты для обеих. После окончания института подруги примерно раз в месяц встречались: Ленка, вероятно, восполняла недостаток общения, а для Ани это был удобный вариант отсидеться вне дома в выходной. Прочих знакомых по институту Аня практически сразу растеряла, да и не тянуло с ни с кем встречаться. На всяких встречах выпускников принято хвастаться успехами, слегка гримируя их под новости, а тут - чем похвастаешься?
Ленкина квартира - это, конечно, вариант. Но вот сама Ленка, с нескончаемой трескотней о том, когда у Андрюшки прорезался зубик, какие штанишки лучше связать - синие или зеленые, и почему детское питание такой-то фирмы лучше не брать... Иногда, правда, в приливе откровенности, изрядно подпитанной девятиградусным коктейлем, Ленка обсуждала с подругой проблемы... хм... интимной жизни, но тут уж Аня играла роль пассивного слушателя. Оно и понятно: чтобы делиться опытом, надо его где-то взять.
Видимо, все же придется ехать: до вечера еще далеко. А пока - можно отложить звонок подруге и притвориться перед собой, что она, Аня, ничего еще не решила, и вообще свободный человек - куда захочет, туда и поедет. Не торопясь (а куда торопиться-то?) Аня вернулась в библиотечный скверик и, расстелив целлофановый пакетик на мокрую облезлую скамейку, присела. Бесцельно порылась в сумочке, достала дешевенькое карманное зеркальце. Самое обычное кругленькое зеркальце в банально-розовой пластмассовой оправе, в котором свою драгоценную физиономию можно созерцать лишь по частям. Губы, что ль, подкрасить?
- А-а! Ма-ама! - почти рядом с Аниной скамейкой раздался оглушительный детский вопль.
Аня от неожиданности вздрогнула: режут ребенка, что ли? - и выронила зеркальце. Но ничего сверхъестественного не происходило: малыш в розовом комбинезончике растянулся на тротуаре, а молоденькая джинсовая мамочка суетилась рядом. Будь Анина воля, она бы погладила малыша по ушибленной коленке, поцеловала в зареванную красную щечку... Но современная родительница предпочитала другие методы:
- Под ноги смотри! Сколько раз тебе говорила! И прекрати реветь!!
Несчастная жертва педагогики буквально зашлась в плаче.
- Отряхивай коленку! Как ты отряхиваешь, ты что, ослеп?! У всех дети как дети...
Так. Что-то похожее сегодня выдала с утра Валентина: у всех, мол, дети как дети, замуж повыходили... - не у меня одной проблемы с родителями. Можно только пожалеть маленького человечка. Да и мамашу заодно, так мастерски испортившую настроение и себе, и сыну из-за сущей ерунды.
Ну вот, к "связи с космосом" добавилось ощущение дежавю: точно пора к доктору.
Но зеркало осталось цело: упало на коленки, на мягкий черный драп. Слава богу! Хотя что сразу - слава Богу? И не стыдно же дергать Бога по таким пустякам! Правда, если разбить зеркало - к смерти, то и не пустяк получается...
И кто только это выдумал?! А если не зеркало, а чашку или блюдце, - видите ли, к счастью! А вазу? Оконное стекло? Химическую пробирку? Банку из-под майонеза?! И вот еще, теперь - спасибо научно-техническому прогрессу! - можно бить CD-диски. Пачками! Сто процентов - к зависанию компьютера.
А вот возьму и обману глупые приметы! Как хлопну это дурацкое розовое зеркальце об асфальт - и цена-то ему пять рэ, не жалко. А если помру, так зеркальце мне тем более ни к чему. Сколько ж вокруг этих зеркал накрутили: и стихи им посвящают, и песни - "Хочу, мол, у зеркала, где муть..." В самом деле, муть. А у Брюсова, помнится, даже рассказ какой-то есть. И свечки к зеркалу ставят, и женихов в нем рассматривают, и под подушку кладут вместе с куском пирога, волосами любимого мужчины и просроченными таблетками от кашля!
А я сейчас всю эту мистику - раз! - и об асфальт. С размаху. Без всякого суеверного почтения. Только подожду, пока интеллигентный дядечка пройдет: зачем ему в пожилом возрасте такие стрессы?
Но дядечка, как назло, повернул к скамейке, достал из старомодного портфеля газету и уселся рядом с девушкой.
- Напрасно, вы, барышня, с предубеждением относитесь к приметам и суеверьям. Несмотря на внешнюю абсурдность, они нередко имеют под собой вполне реальную почву...
"Вас не спросила", - ехидно усмехнулась про себя Аня и похолодела. Откуда этот чудик узнал, о чем она только что думала?! Аня осторожно отодвинулась.
Но дядечка (на дедушку он все-таки не тянул: осанка внушительная, да и седины в темных волнистых волосах почти нет, только очки стариковские, в толстой пластмассовой оправе) нимало не смутился и продолжал:
- Подумайте сами: если информация - пока неважно, правдивая или ложная, передается из поколенья в поколенье, то, как вы думаете, почему?
Аня старательно делала каменное лицо, надеясь, что странный, хоть и, на первый взгляд, культурный и безобидный пенсионер оставит ее в покое.
- Человеческая память - вещь весьма рациональная и, смею вас уверить, избирательная, от лишнего с завидным упорством избавляется. Гораздо проще позабыть глупую примету, не правда ли? Пользы от нее никакой, а вред в виде испорченного настроения и потрепанных нервов - налицо.
- А как же древние мифы до сих пор живут? А небылицы про Иванов Царевичей и всяких Бабок-Ёжек? - не удержалась Аня и дернула себя за язык.
- Оч-чень хороший вопрос, - одобрительно-серьезно кивнул дядечка и поправил поношенную коричневую шляпу. - Вы знаете, ведь мечты и сказки живут дольше всего... Но не об это у нас с вами речь. Вспомните, как вы купили ваше зеркальце?
- Ну, как обычно... вас конкретный ларек "Роспечати" интересует? - усмехнулась Аня уже с некоторым любопытством.
- К чему мне, милая барышня, ларек? Вы лучше вспомните, как выбирали его, почему из тысячи зеркал в вашем городе выбрали именно это?
- Но это очевидно! - пожала плечами Аня. - Во-первых, большое настенное зеркало с собой носить не будешь...
- Совершенно с вами согласен, - согласился дядечка.
- Значит, надо купить маленькое, карманное. А потом... - Аня нахмурилась, припоминая, и внезапно воспроизвела ситуацию - неожиданное доверие далось на удивление легко. - Ну, если вам так интересно, оно мне показалось таким... глупым, по-дурацки розовеньким, кругленьким... не знаю, это скорее ощущения...
- Вот-вот, - серьезно подтвердил ее собеседник. - Ощущения. А почему такие ощущения вызвало именно это зеркальце? Причем ощущения настолько выпуклые, что вам захотелось его купить? Вы уже выбрали его, стали его хозяйкой, понимаете? А потом... в нем поселился ваш образ, и оно привыкло к вашим чертам... Не уверен, но могу предположить, что вы никому его не давали. Кстати, если б вы, к примеру, потеряли ваше зеркальце, вам неприятно было бы думать... даже не думать, а смутно чувствовать, что оно досталось другому человеку, который словно подсматривает за вами...
"Понятно... - напряженно подумала Аня и нервно сжала сумочку. - Кто-то за мной подсматривает, зеркало оказалось мыслящей субстанцией, а я веду непринужденную беседу с тихим безобидным психом. Хорошая компания подбирается. Надо вставать и быстренько двигаться к остановке - там, по крайней мере, народу много. Адекватного". Она уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь вежливо-неопределенное, но странный пенсионер вдруг поднялся со скамейки, свернул газету в трубочку и извиняющимся тоном произнес:
- Я вижу, наш разговор показался вам несколько необычным... Ну, что ж. Не смею дольше вас утомлять старческой болтовней. А с зеркальцем все-таки поосторожней, не роняйте его... без надобности...
И дядечка тронулся вправо, предоставив ошеломленной Анечку созерцать аристократически прямую спину. Аня почувствовала холодок где-то в животе.
Ладно, ушел - и бог с ним. Аня вскинула руку и с надеждой глянула на часики - но нет, время не обмануть, пока только полдень, и неизбежно близится решение: звонить Ленке или не звонить. Хотя что тут решать? Идти-то, кроме Ленки и библиотеки, всё равно некуда. Аня потянулась за телефоном, и в этот момент из сумочки донеслась негромкая мелодичная трель. Аня поспешно расстегнула молнию надежного внутреннего отделения под нетерпеливый звон телефончика, глянула на высветившееся имя... "Ленка! Как чувствовала, что я собираюсь ей звонить. Значит, судьба - едем к ней в гости".
Глава 3
Просидев у Ленки столько, сколько позволяли приличия, пообедав и даже несколько раз попив чаю с домашним печеньем, обсудив все радости и хлопоты, связанные с годовалым малышом, Аня засобиралась домой. Восемь часов в воскресенье - не такое уж позднее время, но опять же - дворы, дворы... и отметившие выходной полупротрезвевшие и потому обозленные на весь мир граждане.
Грустно и тревожно.
Хотя дело не только в знакомой обреченности - снова домой, а дома Валька, и дай бог, чтобы одна.
По дороге к Ленке Аня спиной чувствовала чей-то пристальный взгляд. Недоуменно оглядывала пассажиров автобуса, на улице оборачивалась на идущих сзади прохожих - но нет, никому не было до нее дела. В гостях у Ленки, под ее уютную болтовню, параноидальное ощущение притихло, а перед самой дорогой вновь дало о себе знать. "Да что ж это за день такой? - горько пробормотала Аня, выходя из Ленкиного подъезда. - Мотаюсь, как бездомная собака, теперь вот, пожалуйста, мания преследования начинается... А если серьезно, к сожалению, по медицинским данным очень может быть и такое... Все-таки материнская наследственность... И как жить, если?.."
Настоящую свою маму Аня совсем не помнила, и с трех лет звала мамой Валентину Ивановну, пока... одним словом, пока не разразился ужасный скандал между мачехой и отцом, после которого Аня с замиранием сердца высматривала в собственных поступках и даже мыслях признаки сумасшествия, а Валентину навсегда прекратила называть мамой...
Странное ощущение, почти затаившееся в людных местах, колкими иголочками страха подступалось в темных дворах, болезненным ознобом пробиралось по телу, тенью маячило в дворовых закоулках. И дорога вроде неплохо освещена, и даже обычных горластых пьяниц не попадается, но что-то заставляет прибавить шаг, а последние два двора бегом бежать к спасительному подъезду.
Скорее - на пятый этаж, на родную лестничную площадку, пробежать полутемные нижние пролеты, открыть дверь, в кои-то веки обрадоваться присутствию Валентины, нырнуть под одеяло... Аня боялась думать о том, что будет, если страх не улетучится и в квартире.
Черная тень метнулась с подоконника под ноги, бесшумно, как клубок пряжи, прокатилась по площадке. Взвинченные нервы не выдержали, Аня вскрикнула... а в ответ раздалось недоумевающее низкое мявканье.
- Муська, Мусенька, хорошая, - с каким-то неестественным облегчением быстро заговорила Аня, чувствуя, что в носу защипало, а в голосе зазвенели проступающие слезы. - Мусенька, как же ты меня напугала!
На всякий случай не оглядываясь на бедолагу Муську - мало ли, в какое чудище она превратится - Аня через ступеньку побежала вверх, как не бегала, наверно, со времен школьного детства.
Из зала доносилось Валькино пение - немного фальшивое, но в целом даже приятное. На кухне был оставлен свет, туго шумела колонка, в раковину сильной струей бежала вода. На полу в тесной прихожей уютно расположились только что вымытые Валины полусапожки. Аня, еще не веря своему счастью, прислушалась: нет, голос действительно один, и никаких подозрительных звуков в квартире.
- Ну, наконец-то, - вполне спокойно, без всяких следов утренней истерики встретила ее Валентина, спеша из зала на кухню. На мачехе был застиранный, явно не гостевой халатик. - Я беспокоиться начала, ты ушла, вечер на дворе - а тебя все нет и нет, - донеслось уже из кухни. Раздевайся, ужинать будешь?
Словом, рай, да и только. Особенно в сравнении со вчерашним.
- Спасибо, я у Ленки поужинала, - Аня заглянула в кухню и, чтобы не дай бог, не обидеть Валентину, попросила, - а вот чайку бы выпила, если есть.
- Почему ж нет, - захлопотала Валентина. - Ну, как там Лена, как Андрюшка? - Вале не терпелось начать обычный женский разговор. Аня с безотчетной благодарностью - за то, что мачеха дома, и на кухне горит свет, и допотопные, но все равно уютные кухонные шкафчики привычно сияют всеми стеклами, и разговор идет спокойный и неспешный, - начала рассказывать о Ленкином малыше. Зубки режутся, плакал, ползает шустро, а ходить самостоятельно ленится, всё больше с мамой за пальчик, в манеже сидеть не хочет, любит играть с мячиком...
Валентина умиленно ахала, переспрашивала и, слава богу, не высказалась на тему "когда ж своего заведешь?"
- Давайте, посуду помою, - предложила Аня.
- Да ладно, - отмахнулась Валентина. - Посиди лучше на кухне. Представляешь, мне вдруг сегодня так не по себе стало. Уже вечером, только темнеть начало. Как будто предчувствие, что ли? Ну, я свет включила, музыку поставила, вроде прошло. А страшно. Не представляю, как люди одинокие живут - бабушки там, дедушки, в наше-то время... Хотя привыкли, наверно, ко всему люди привыкают.
- Ничего, главное, чтобы всё было в порядке, - внутренне сжавшись, вспоминая кошмарную дорогу домой, ляпнула Аня, что первое пришло в голову. Но Валентина не заметила очевидной несвязанности фразы с ее собственными словами - наверно, из-за того, что слова слишком обыденные, затертые и потому сами по себе успокоительные.
- Ну, я и говорю, теперь всё в порядке. А потом ты пришла, мне сразу веселее стало. А посуду я сама вымою. Иди, почитай.
- А вы? - зачем-то переспросила Аня.
- А я сейчас тоже приду. Лягу сегодня пораньше. Завтра на работу, в семь подниматься... - вдруг поскучнела Валентина. - Ох, чтоб ее, опять на целую неделю...
- Ничего... вот, у нас зарплата скоро, - Аня знала, как подсластить пилюлю и развеять неприятные мысли о завтрашнем трудовом дне. И точно, мачеха оживилась:
- А премию вам в декабре не обещали?
Аня могла бы поручиться, что уж про премию-то она не забыла рассказать, тем более, что дело было позавчера. Но она каким-то шестым чувством ощутила, что Вале просто захотелось еще раз услышать приятную новость - будто от пересказа эта новость сделается надежнее.
- Обещали, к Новому году, - подтвердила она.
- Вот и слава Богу, - удовлетворенно кивнула Валентина. Аня с трепетом ждала возмущенного: "Уж если зарплата - курам на смех, так хоть премии давайте почаще..." - но Валя, ловко орудуя полотенцем, вытерла последнее блюдце, с чувством выполненного долга поставила его в сушку и направилась в зал. Аня, как хвостик, поспешила за ней.
- Я лягу, а ты читай, если хочешь, - благодушно разрешила Валентина. - Мне твой светильник не мешает.
Аня ловко вынула из шкафа белье, пробралась к себе за штору и начала стелиться. "Как же хорошо, - расслабленно думала она. - Прийти домой, ни от кого не таиться, спокойно поговорить... Да, мы с Валентиной живем в разных измерениях, но я уже давно поняла одну вещь: не требуй от человека, чтобы он тебя понимал. Пусть лучше любит... ну, или просто хорошо относится. Понимание - это слишком большая роскошь". Шорохи в зале, казавшиеся вчера такими омерзительными, сегодня почти не воспринимались, шли ненавязчивым фоном почти мимо сознания.
Пару недель назад Аня задалась целью прочитать "Сагу о Форсайтах" - чем и занималась по вечерам - если, конечно, была такая возможность. Первую книгу она "в обязательном порядке" проштудировала в институте на зарубежной литературе, однако внутренняя неудовлетворенность осталась, и теперь Аня с каждым днем увлеченно приближалась к финалу, но позволяла себе читать только по вечерам. Утешительный, так сказать, приз за бездарно прожитый день. Иллюзорная полнота жизни... Аня ловила себя на мысли, что лучше искать пятый угол из-за реальных драм, чем из-за осточертевшей тоски.
Дочитав главу до конца, достала ручные часики - пол-одиннадцатого. Валентина уже давно мирно посапывала, и какое-то внутреннее чувство времени подсказывало Ане, что надо прямо сейчас ложиться спать, иначе завтра будешь, как сонная муха. Но Аня, ругая себя за слабохарактерность, начала следующую главу.
Внезапно в теплую уютную комнатку диковинным зверем вползла уже знакомая паника, ощущение ненавязчивой, но ощутимой слежки. Аня не могла бы сказать, откуда взялось это чувство: только что его не было - и возникло в воздухе из ниоткуда. "Да что ж это такое?! Бред! - храбрясь, одернула себя Аня, но вдруг с ужасом подумала, - а если и правда бред? Говорят, кто осознает свое сумасшествие - не сумасшедший, но кто скажет наверняка?"
А чувство тревоги все нарастало. Аня, с трудом переборов себя, выглянула за занавеску. Нет, ничего там сверхъестественного: на разложенном диване спокойно спит Валька, свет Аниного светильничка слабо пробивается за штору, мягко освещает зал и часть коридора. Собравшись с духом, Аня вышла в коридор - тишина, только в ванной медленно капает вода. Аня заглянула и туда, покрепче закрутила кран. Пусто. Оставив свет в ванной зажженным - при свете не так страшно - Аня на цыпочках прошла в кухню. На кухне тоже, разумеется, не обнаружилось никаких представителей иностранной разведки. "Ну ты и трусиха," - почти успокоено попеняла себе Аня и, решительно шлепая домашними тапочками, прошагала в зал, уверенно отдернула штору...
... и зажала обеими руками рот. Хотела закричать, но из горла вырвалось невнятное сипение, ноги подкосились... Аня из последних сил попятилась назад.
Он сидел на диване, тактично сдвинув простыню, и перелистывал брошенную рядом "Сагу о Форсайтах"...
Глава 4
На нем были темно-коричневые бархатные штаны и - привидится же такое! - черная, крупными складками, мантия... Лицо рассмотреть не удалось (да Аня особенно и не жаждала): он отвернулся, задумчиво листая пухлый том Голсуорси, - виден был только рукав белой, с серебристым отливом, рубашки.
Услышав Анин сдавленный не то вздох, не то всхлип, незваный гость встал, оправил простыню, как ни в чем не бывало улыбнулся Ане и негромко произнес:
- Добрый вечер.
Аня с несказанным удивлением узнала в нем сегодняшнего знакомого - интеллигентного дядечку, который так искренне признавал за Аниным зеркальцем высший разум. Хотя выглядел он сейчас не в пример лучше: очков в дурацкой оправе не было; не было и потертой шляпы, наползавшей на лоб, а главное - кошмарного старомодного пальто. Темные, с легкой сединой волосы зачесаны назад благородными волнами, такие яркие без очков золотисто-карие глаза смотрят серьезно, но не сурово, а эта уверенная, четкая линия рта... Сейчас, когда он стоял, занимая почти все пространство в Аниной "спальне", Аня машинально отметила высокий рост, статную фигуру - и совершенно странную, хотя, безусловно, красивую и дорогую одежду, которая сему незнакомцу оказалась очень к лицу.
И все-таки это был он, загадочный незнакомец из библиотечного скверика. Поэтому, увидев знакомое и совсем не страшное лицо - по крайней мере человеческое, а не какого-нибудь мифического чудовища! - Аня отмерла и изо всех сил, стараясь заглушить уже вполне реальный ужас - вор? маньяк? в ее собственной квартире?! - закричала:
- Как вы сюда вошли?! Уходите! Я милицию вызову!
Показалось ли ей? - неизвестный чуть улыбнулся и сказал приветливо, но твердо:
- Успокойтесь, пожалуйста. Присядьте.
От этого уверенного голоса стало еще страшнее, и Аня дернулась, чтобы бежать к телефону в коридоре. Да что ж Валька-то спит?! Не слышит, что ли? Да от Аниного вопля не то что Валька, небось, все соседи пробудились!