В землянке царил полумрак, но мне после солнечного майского утра он показался кромешной тьмой. Я заморгал, пытаясь привыкнуть к тусклому свету поставленной на дощатый стол лампы странного вида, чуть ли не керосиновой.
- Заходи, мил человек, - сказал расположившийся у того же стола человек, неспешно выговаривая слова.
Он один сидел, приведший нас туда парень стоял у стенки, у противоположной угадывался еще кто-то. Дальше, в сумраке угадывались очертания коек, небольшой печки с уходящей в крышу трубой, пахло тут дымом, мужским потом и крепким, вовсе не трубочным табаком.
Батька, командир партизан напоминал атамана казачьей вольницы - крепко сбитый, плечистый, с сединой в буйных черных волосах, с ястребиным носом и острыми глазами. Каждое его движение и слово давали понять, что это вожак, лидер, что за ним люди пойдут.
Не хватало только кафтана и сабли на поясе, их заменяла полинявшая гимнастерка и пистолет в кобуре.
- Заходи, - повторил батька, - и рассказывай, кто ты таков будешь, и откуда взялся... Хотя нет, сначала ты, Гоша.
- Слушаюсь, - и бородатый коротко поведал о том, как мы "познакомились".
Не упустил ничего, рассказал даже, как я в одиночку обезоружил и связал их обоих.
Партизанский командир слушал внимательно, на меня вроде бы вовсе не глядел, зато его помощник зыркал так враждебно, словно я уже признался, что подрабатываю шпионом фашистов.
- Хороши же вы, - проговорил батька, когда Игорь смолк. - Или ты хорош?
И я удостоился испытующего взгляда.
- Уж каков есть, - сказал я, пожимая плечами.
- А каков ты есть? - батька встал, и подошел ко мне вплотную, двигаясь мягко, пружинисто. - Да, до меня дошли слухи, что алеманы в Коломне переполошились, что кто-то из комендатуры удрал. С этим все ясно, а вот как ты в ней оказался, интересно мне.
- Даже не знаю, как сказать, - признался я, испытывая желание отодвинуться на шаг-другой, разорвать дистанцию - командир партизан был опасен, это я чувствовал. - Решите, что я с ума сошел.
- А ты попробуй.
И я решил, что скажу правду - была не была, а начинать с вранья всегда нехорошо.
Вышло все довольно путано и даже глупо, благо начал я с заявления о том, что попал в этот мир двое суток назад. Сообщение это оказалось встречено гробовым молчанием, Васька раскрыл рот, а Игорь принялся скрести в затылке.
- Ну и трепло! Трепло же! - не выдержал приведший нас к командиру парень, когда я рассказал, как попал в плен к немцам... извините, алеманам, но стоило батьке нахмуриться, как болтун умолк.
- Вот и все, так и было, - завершил я. - Можно попить, а то в горле пересохло?
- Позже, - батька вновь поднялся из-за стола, и принялся ходить от стенки к стенке. - Выглядит все это, конечно, бредово, но если бы майор Крам решил заслать к нам шпиона, то его снабдили бы легендой, способной выдержать хорошую проверку, а не этой нелепицей...
- Да бред это сивой кобылы, пустить его в расход, и все дела! - встрял молодой, бывший, похоже, заместителем командира.
- Остынь! - бросил батька, и повернулся ко мне. - Доказать свои слова ты не можешь, это ясно, то, что одет странно, ни о чем не говорит, мало ли чего где носят... Очевидно только, что боец ты хороший, если этих двоих обезоружил.
Игорь досадливо закряхтел, а Васька наконец подобрал свою челюсть.
- Мы проверим то, что ты сказал, - продолжил командир партизан. - Есть у нас свои люди среди алеманов, и они выяснят, подбирала ли кого армейская колонна на одной из лесных дорог... А пока идет проверка, ты посидишь под замком, и уверяю тебя, комфорта у тебя будет много больше, чем в алеманнской комендатуре.
Очень хотелось возразить, заявить "Да я же свой!", но смысла это не имело.
- Ладно, как скажете, только проверяйте быстрее, - сказал я.
Меня вывели из землянки, и обшмонали по полной программе - отобрали подаренный Ириной рюкзак, вытащили из джинсов ремень, и еще разочек обыскали, но без души, просто для порядка.
- Хоть карту оставьте, - попросил я. - Или на подтирку пойдет?
- Бумага больно плотная, - с видом знатока заявил Игорь. - Ладно, держи уж...
Посаженных под замок тут держали, как нетрудно догадаться, в еще одной землянке. Была она размером с небольшую комнату, а все убранство состояло из выемки в стене, изображавшей койку, и грубо сколоченного стола рядом с ней. Щели в дощатой двери пропускали достаточно света, чтобы я не сидел в темноте, а в койке имелся спальный мешок, пусть немного рваный, но достаточно толстый.
- Не замерзнешь, разве что заскучаешь, но это ничего, - сказал Вася на прощание. - Обед через два часа, если что понадобится, стучи, Петька тут будет, на страже стоять...
Петька был на удивление пухл для партизана, обладал носом картошкой и круглой простецкой физиономией.
- Главное, не суетись, - заявил он мне, и дверь камеры закрылась.
Скрипнул засов, клацнул замок, я остался наедине с запахом сырой земли и полумраком. Изучил новое обиталище повнимательнее, ничего интересного не обнаружил, и решил лечь, подремать до обеда.
Ночью почти не спал, все больше перебирал ногами...
"Койка" оказалось жестковатой, но больше всего напрягало отсутствие подушки - я вертелся и так и сяк, пока не устроился, подложив под голову собственную руку. Получилось довольно удобно, я заснул, и до обеда успел эту самую руку отлежать.
Покормили меня просто - макаронами с тушенкой - но досыта.
Когда изъявил желание прогуляться отлить, Петька проводил меня до выгребной ямы.
- Спасибо, братец, - сказал я ему, когда мы возвращались. - Еще бы покурить...
- Не положено, - ответил круглолицый партизан.
Пришлось смириться - и так со мной обходились куда лучше, чем на фашистском "курорте", по морде не били, рук не связывали, голодом и жаждой не морили, даже ножом не резали.
Где-то через час после обеда ко мне зашел невысокий мужик лет сорока с бородкой клинышком, оказавшийся врачом отряда. Осмотрел раны на лбу и на бедре, неодобрительно поцокал языком, помазал их какой-то вонючей гадостью и налепил свежий пластырь.
Синяки даже трогать не стал, заявил, что "само рассосется".
Вновь оставшись в одиночестве, я забрался на койку и с наслаждением вытянул ноги - отдыхай, пока можно. Кольнула тревожная мысль, как там родители, что дочки, но я поспешно отогнал ее - все равно я не имею представления, как к ним вернуться, что для этого нужно сделать и куда идти.
А может быть, там и время идет по-другому, и прошло уже лет пять?
Или наоборот, пять минут, и о том, что я сгинул, еще никто не знает...
Хотя нет, не должно так быть, учитывая, что у нас и здесь один и тот же год, один месяц и время суток совпадает.
- Ничего, вернусь, - пробормотал я, с силой ударив кулаком по стене землянки.
От мрачных мыслей отвлекло раздавшееся снаружи карканье и голос Петьки, крикнувшего что-то вроде "Кыш!". Телевизора мне не выдали, газет не предоставили, поэтому развлекаться придется самому - я соскочил с койки и торопливо подошел к двери.
Ага, вот эта щель подойдет, чтобы приложить глаз.
Часовой стоял ко мне спиной, а неподалеку от него, примостившись на низкой ветке, сидел ворон. Что это ворон, а не ворона, становилось ясно сразу - размерами чуть не с бройлера, с мощным клювом, да и цвет не грязно-темный, а благородный, траурно-черный.
- Каррр! - сказала птица, как мне показалось, насмешливо.
- И чего тебе надо? Проваливай! - Петька замахал руками, но ворон не обратил на это внимания.
Интересно, получится у меня с этой птичкой как с той крысой или собакой?
На этот раз сдвига в мозгах я добился с ошеломляющей легкостью - в голове хрустнуло, по позвоночнику пробежал холодок, и я обнаружил, что смотрю на мир не так, как это свойственно людям.
Поле зрения одного глаза не пересекалось с другим, а между ними имелось нечто массивное, выдающееся далеко вперед.
- Каррр! - произнес я, и захлопал крыльями.
- Вот ирод, - проговорил Петька, и голос его показался мне странно приглушенным, неотчетливым - ясное дело, до моих собственных ушей далеко, а ворон слышит не особенно хорошо.
Часовой сделал шаг к птице, затем нагнулся за какой-то веткой, но я уже взлетел. Мелькнула перед глазами еловая ветка с шишками, и я очутился на крыше землянки, приземлился на покрытую молодой травкой землю...
В следующий момент вернулся в свою камеру, в собственное тело, показавшееся тяжелым и неуклюжим.
- Ни хрена себе! - пробормотал я, понимая, что чувствую присутствие ворона даже через крышу, через бревна и дерн, и могу вернуться в него в любой момент, и не только присутствие, а и настроение - птице было интересно, ей нравилось то, что произошло только что.
Прежде чем экспериментировать дальше, нужно обезопасить человеческий организм, и я поковылял к койке - случись что, потеряй я сознание, из лежачего положения никуда не денусь, в то время как стоя можно запросто шлепнуться на пол и заработать новые синяки.
Мне и тех, что есть, пока достаточно.
Мгновение тьмы, и я вновь не человек, а птица, и осторожно ворочаю головой, пытаясь оглядеть себя. Нормальному ворону такая мысль в голову никогда не придет, и приспособлен он для этого плохо - все, что я разглядел, это лапы с мощными когтями, и крылья.
Но и тем и другим остался доволен - с таким "арсеналом" не стыдно и в люди выйти.
- Крух! - вырвалось из клюва, и после нескольких прыжков птица взлетела.
Не потому, что я ей приказал, а потому что захотела сама, и я не стал ей препятствовать - посмотрим, насколько далеко протянется этот "контакт", в какой момент меня выбросит назад.
Собственное тело, лежащее в землянке, я продолжал ощущать так, как примерно ощущаешь занемевшую конечность - сдвинуть можно, но для этого требуется прилагать усилия.
Мы поднялись метров на десять, и неспешно полетели меж деревьев.
С такой высоты я мог разглядеть весь партизанский лагерь - вон землянка батьки, а вон и он сам, разговаривает с парой бородатых партизан; вон группа бойцов, сидящих на земле и деловито орудующих ложками; вон еще двое, пыхтя и оступаясь, тащат от ручья ведра с водой...
Отогнав искушение нагадить командиру отряда на голову, я направил ворона прочь. Шарахнулась в сторону какая-то мелкая птичка, вызвавшая у меня кровожадное желание метнуться, ударить клювом.
Нет, это потом, братец, уже без меня...
Засевший на высокой сосне часовой проводил нас удивленным взглядом, и внизу оказалось болото - серовато-зеленая "шкура", волосатыми бородавками на которой выглядели травянистые кочки.
В отличие от слуха, зрение у ворона было отличным, и деда Егора мы углядели с расстояния в несколько километров.
- Каррр! - огласил небеса ликующий крик, и старик в малахае оглянулся в нашу сторону.
А мы уже летели дальше, куда-то на юго-запад, туда, где висело над горизонтом багровое, слепившее птицу солнце - пока суд да дело, время потихоньку подкатилось к вечеру, скоро день перейдет в длинные майские сумерки.
Дед Егор остался чуть в стороне, я увидел впереди серую ленту дороги, и стоящие у обочины машины.
Из одной из них, самой большой, выбирались солдаты в черной форме, и шагали в лес. Двигались они странно, как-то дергано, белые лица их казались застывшими, словно покрытыми инеем.
В первый момент, я не понял, что происходит, а когда сообразил, то перья на затылке встали дыбом - это же облава, фашисты явились в лес не для того, чтобы подышать воздухом и пособирать цветочков. Наверняка их целью стал отряд батьки - топают они именно в эту сторону, и будут тут через пару часов.
Ворон замахал крыльями, уходя в сторону, а я поспешно рванулся назад.
Обнаружив себя на койке в темной и душной землянке, я несколько мгновений не мог двигаться, слишком резким оказался контраст после заполненного воздухом и светом простора неба...
Но затем поднялся, проковылял к двери, и заколотил в нее кулаком.
- Что тебе? - спросил подошедший Петька.
- Фрицы... алеманы, идут сюда, - прохрипел я. - От дороги! Поднимай тревогу!
- А ты откуда знаешь? - часовой презрительно сплюнул. - Совсем рехнулся? Бредить начал? Сиди смирно, а то свяжем да и кляп в рот затолкаем, чтобы не болтал.
Мне не поверили, хотя чего еще стоило ждать?
Чувак, заявляющий, что он родом из другого мира, вызовет доверие разве что у врачей-психиатров, а если он еще начнет вещать о том, что обладает ясновидением, то дело вообще пипец...
Еле ворочая тяжелыми конечностями, я вернулся к койке, но ложиться не стал.
Фрицы придут, это как пить дать, наткнутся на часовых, ну а дальше все будет зависеть от того, как сложится бой. Если партизаны ввалят врагу как следует, то мне вообще дергаться нет смысла, а если вдруг проиграют, хотя это маловероятно, то надо бы поразмыслить...
Вновь попадаться в лапы фашистов не хочется.
Хотя что я могу сделать, сидя тут, под замком, без оружия?.. Твою мать!
Тут меня посетила и вовсе безумная мысль - а что если алеманы явились сюда из-за меня? Но я тут же засунул ее поглубже в... поглубже, в общем - нет, это невозможно, ради одного тупого беглеца без аусвайса затевать облаву против партизанского отряда, да и как они могут знать, где я?
Какое-то время я сидел, напряженно вслушиваясь, ожидая, что вот-вот начнется стрельба. Затем решил, что до столкновения время еще есть, и что нужно использовать паузу для того, чтобы набраться сил.
Повалялся, на всякий случай не снимая обуви, затем мне принесли ужин.
И только когда я опустошил котелок гречневой каши, обильно заправленной шкварками, издалека донесся раскатистый треск.
- Что это? - спросил Петька, зашедший ко мне, чтобы забрать посуду.
- Враги пришли, - ответил я. - Те самые, о которых я хотел тебя предупредить. Понял, дубовая голова?
На круглом лице парня отразилось изумление, и он едва не забыл запереть меня.
За первой очередью последовали сразу несколько, зазвучали хлопки одиночных выстрелов - судя по громкости звуков, фашисты то ли сняли часовых, то ли как-то сумели их обойти, но как-то ухитрились подойти к лагерю.
И вояки батьки, похоже, не могли остановить врага.
Когда я услышал шаги, бой шел уже совсем близко, загрохотали отпираемые засовы.
- Выходи! - скомандовал заглянувший внутрь молодой помощник командира, еще утром настаивавший на том, что меня нужно расстрелять.
Лицо у него было красное, злое, глаза блестели, губы кривились, но револьвер в руке не дрожал.
- Зачем? - спросил я, ощущая смутное желание оказаться подальше от этого типа.
- А в расход тебя пустим, - он нервно мотнул головой. - Вон дружки твои пришли. Сука ты предательская, подстилка алеманнская...
- А чего бы не прямо здесь? Какая тебе разница? - задавая эти вопросы, я тянул время.
Вряд ли этот добрый молодец действует по приказу батьки, скорее всего сам решил грохнуть "предателя". Ну а значит, есть шанс, что сюда явится настоящий гонец от командира партизан, чтобы увести меня... или про меня могут запросто забыть, или решить, что и фиг со мной.
Кто я для них? Слегка сумасшедший чужак?
- Кровью пачкать пол неохота! - рявкнул он, брызгая слюной. - Ну!
Медленно, изображая на лице страх и заставляя дрожать ноги, я двинулся к выходу. Револьвер оказался нацелен мне в лоб, но это ерунда, главное понять, где Петька, и один ли мой гость.
Часового не было, вообще рядом с землянкой-тюрьмой царило безлюдье.
Ага, отлично... я сделал очередной шаг, а потом задвигался очень-очень быстро. Поднырнул под револьвер, не обращая внимания, что ствол дернулся вниз, перехватил руку, и ударил.
Снизу в нос, чтобы сломать его... болевой шок от такой травмы кого угодно выведет из строя.
- Ыыыыы! - взвыл заместитель командира, падая на землю и размазывая кровь по физиономии.
А я стал гордым обладателем револьвера.
Никогда не имел дела с подобной машинкой для стрельбы, но как-нибудь разберусь.
- Сссууука! - с ненавистью прохрипел мой "друг".
- Сам такой! - ответил я. - Я тебя убить не пытался!
Учитывая то, как я обошелся с заместителем командира отряда, мне лучше всего под шумок дать деру. Но тогда партизаны точно уверятся, что я вражеский засланец, да и снова шляться в одиночку по лесам мне совсем не улыбается.
Поэтому лучше использовать доставшийся мне ствол против настоящих врагов, а там посмотрим...
***
Виктор Семенович Цветков вот уже много лет работал экстрасенсом.
Сам он это слово не любил, и перестал употреблять еще десять лет назад, когда оно вышло из моды, но суть его занятий от этого не менялась - он помогал людям, используя способности, не признанные официальной наукой, и брал за это деньги.
Репутацией своей он дорожил, за невыполнимые дела не брался, всякие глупости вроде "приворотов" и "коррекции судьбы" не практиковал. В жизни любого человека полно других неприятностей, помимо несчастной любви и фатальной глупости, и вот для борьбы-то с ними Виктор Семенович и годился...
Клиентов он делил на две категории - "обычные" и "дойные коровы", и расценки его сильно отличались для тех и для других. Первые приходили в салон "парапсихолога" за реальной помощью, вторые просто бесились с жиру и хотели странного, чуток пощекотать нервы, прикоснуться к эзотерическим таинствам.
Что же, если есть богатый дурак, то почему бы не сделать его кошелек легче?
Очередной вечерний прием начался для Виктора Семеновича с парочки "обычных" - немолодые уже мужчина и женщина, в глазах у обоих потрясение, настоящее горе, она вообще на грани истерики.
- Садитесь, - сказал Виктор Семенович. - Воды? Или сразу валерианки накапать?
Немного наблюдательности и умения шевелить мозгами, а люди это воспринимают почему-то как ясновидение.
- Нет, пока не надо, - мужчина бросил на женщину неуверенный взгляд. - Вера?
- Как хотите. Я вас слушаю.
- Вот, - женщина достала из сумочки фотографию и положила на стол. - Сын у нас... Пропал он, несколько дней назад... машину его нашли, а от самого никаких следов, только труп чей-то...
Она остановилась, явно сдерживая не только слова, но и слезы.
Виктор Семенович взял фотографию, думая, что об этом случае по телевизору слышал. Действительно, исчез мужчина, а рядом с его "Газелью" обнаружили тело, причем какое-то необычное.
Болтали, что тут замешаны сатанисты или сектанты, или еще кто похуже...
С фотографии на него глянул русоволосый крепкий парень возрастом где-то под тридцать: глаза светлые, под правым глазом небольшой шрам, на губах улыбка, и живой, однозначно живой.
Это почувствовать не так трудно, и ошибиться невозможно.
- Вы сможете его найти? - спросил мужчина. - Если он... жив?
- Жив, тут сомнений нет, - сказал Виктор Семенович. - Но не все мне понятно...
Предстояла работа не на публику, и поэтому он не стал вынимать из шкафа хрустальный шар на подставке, зажигать свечи, использовать прочую требуху, что нужна лишь для антуража.
Главное, чтобы был ты сам, и была точка опоры, точка приложения сил, вроде этой фотографии.
- Попробуем, глянуть, что с ним и как, - Виктор Семенович поерзал, поудобнее устраиваясь на стуле, и закрыл глаза.
Искать людей ему доводилось, и не всегда это было легко и приятно - особенно если пытаешься отыскать того, кто уже мертв, не дышит, не шевелится и не возмущает пространство вокруг себя.
Но сейчас все должно получиться.
Лицо с фотографии встало перед ним, как живое - улыбка сменилась серпдитым прищуром, тот ушел.
- Так... так... - проговорил Виктор Семенович, и "нырнул", точнее попытался это сделать.
Впереди точно возникла невидимая упругая стена, и он врезался в нее с такой силой, что голова загудела. От неожиданности он открыл глаза - перед ними все плыло, лица клиентов расплывались точно так же, как мгновением раньше колыхалось лицо их сына...
Подобного с Виктором Семеновичем не бывало никогда!
- С вами все в порядке? - спросил мужчина.
- Да, все хорошо, такое бывает...
Собраться с мыслями Виктор Семенович смог не сразу, и тут же предпринял вторую попытку. На этот раз он повел себя куда осторожнее, и даже сумел почувствовать объект поисков, но стена никуда не исчезла, она находилась все тут же, рядом, незримая, но непроницаемая.
Изображенный на фотографии был жив, вроде бы здоров... но где он находился? Словно рядом, в пределах области, но при этом неизмеримо далеко...
Расстояние не являлось помехой для способностей Виктора Семеновича, оно вообще не имело значения, по крайней мере, в пределах России, за ее пределами ему никогда искать не приходилось.
Что же тогда?
- Ваш сын жив, в этом я готов поручиться чем угодно, - сказал он, понимая, что нехорошо дальше томить клиентов молчанием. - Но вот где он, я понять почему-то не могу, сейчас попробую еще разок, должно получиться.
Главная проблема вставшего перед Виктором Семеновичем препятствия состояла в том, что его не удавалось воспринять, получалось ощущать только последствия влияния заграждающей дорогу "стены". Но раз у нас есть что-то невидимое, лучше всего сделать его осязаемым, собственной волей наделись материальностью.
Трюк этот сработал, хоть и не сразу, и Виктор Семенович увидел...
Стена перегораживала мир надвое, уходя в обе стороны сколько хватало взгляда, и была составлена из огромного множества часов, будильников и наручных, старинных напольных и современных начтенных. Все они показывали разное время, но шли, и мир заполняло многоголосое, оглушающее тиканье.
Оно отвлекало, сбивало с толку, и приходилось напрягаться, чтобы сохранить концентрацию. Виктор Семенович потел и вздрагивал, чувствовал, как силы утекают из него, подобно воде из дырявой кастрюли.
Но ничего, нужно лишь найти "дырочку".
Рывок вперед, по ушам ударила гулкая тишина, и перед глазами замелькали картинки... стволы сосен, шагают солдаты в черной форме, трясутся автоматы в их руках, летят сбитые пулями веточки... кружится над вершинами большая черная птица, распахнутая дверь ведет в землянку, внутри темнота...
Вздрогнув всем телом, Виктор Семенович вернулся в свой кабинет.
Во рту стоял привкус крови, спина была мокрой от пота, а руки дрожали - где бы он ни побывал, это потребовало от "парапсихолога" максимального напряжения сил.
- Что... что с вами? - поинтересовалась женщина, бледная, словно призрак. - Показалось, что вы на мгновение... а, неважно.
Виктор Семенович провел рукой по лбу, почесал в затылке.
- Я в порядке, - сказал он. - Ваш сын... он сейчас где-то в лесу, и не очень далеко... Только я не смог определить, где это.
- Если вопрос в деньгах... - начал мужчина, но Виктор Семенович остановил его взмахом руки.
- Нет, не в них. Я попробую еще поискать, мне самому интересно, что произошло. Оставьте тысячу за визит, ваш телефон, и я позвоню, если еще что-то узнаю.
Образ стены, сложенной из миллионов кирпичиков-часов, не шел из головы - теперь он сам не успокоится, пока не разгадает, что это такое, и что случилось с изображенным на фотографии парнем.