Однажды утром собираюсь я на работу, а мой младший сын Лева просит:
- Пап, возьми меня с собой!
Я говорю:
- Да ты с ума сошел. Знаешь, какой у меня сегодня трудный день! Что я тебя, в карман, что ли, засуну?
Он говорит:
- Нет, ты меня лучше проглоти.
- А-а, - отвечаю, - это другое дело, это можно.
Взял его и проглотил. И пошел на работу как ни в чем не бывало. Ну, Лева у меня в животе устроился довольно уютно и вылезать не захотел. Так и стал там жить. Ест со мной одну пищу, из меня ни шагу. Я для него еще книжку с картинками проглотил и лампочку от карманного фонарика. К лампочке проводки подсоединил, а в боковой карман батарейку засунул. На работе, когда никто не видит, вынимаю я незаметно изо рта кончики этих проводков и подключаю к батарейке. Сидим, тихонько переговариваемся, я за компьютером работаю, он внутри меня книжку читает.
Так мы и жили до самой весны. А летом стало наше большое семейство в деревню собираться, и чувствую, Лева внутри меня забеспокоился...
Вот в один прекрасный день погрузились они все в машину, со мной попрощались и покатили. Вдруг слышу, Лева мне тихонько так изнутри говорит: "Пап, плюнь меня, а? Повыше. Я по маме соскучился."
Ну, я, конечно, не стал возражать. Повернулся в сторону дачи, втянул в себя побольше воздуха и плюнул Левку вдогонку машине. Высоко-высоко, как он просил. Вылетел он из меня и метеором над крышами помчался, я только рукой успел помахать.
И вот представьте себе, такая картина: в голубом небе среди облаков летит мальчик. Удобно так устроился в воздухе, словно на диване. Рот до ушей, ножку на ножку закинул, вниз поглядывает.
А внизу змейкой дорога вьется. По дороге автомобиль "Жигули" катится, раздутый от натуги, как жук. Из него во все стороны удочки торчат, сверху на багажнике велосипеды громоздятся. Пассажиры из окон головы высунули, на Левку смотрят и руками машут. Кричат что-то, да все равно из-за ветра ничего не слышно.
Долго ли, коротко ли это путешествие длилось - часа два, не меньше. Наконец, доехала наша машина до деревни. Подъезжает к лужайке перед домом и останавливается. Дальше двигаться нельзя: трава выше фар поднимается, никто ж ее не покосил. Ну, водитель мотор заглушил, дети из дверей повывалились, визжат от радости, кувыркаются. Мама тоже на свежий воздух выбралась.
Вдруг раздается страшный свист, и какое-то космическое тело шлепается с неба прямо на лужайку. А это было Левино тело. Сидит Лева на лужайке, от удивления рот разинул и глаза таращит. Хорошо еще, что трава была некошеная, а то бы он ушибся.
Тут все как заорут да как бросятся Левку тормошить, а он спрашивает:
- Мам, а папа скоро приедет?
Что же вы хотите? Человеку всего пять лет, он без родителей еще жить не может.
ЗЕЛЕНАЯ ШТУКА
У моего сына Левы очень плохой характер. Просто несносный. Одно его упрямство чего стоит. Он, например, ни за что на свете не хочет стричься, как его ни уговаривают. Оброс так, что вместо головы у него стог сена. Прохожие на него оглядываются, а старушки качают головами. Если его зовут есть, он притворяется глухим, а когда мы садимся за стол, приходит самым последним и еще ругается, что его не позвали.
А что он выкинул прошлой зимой! Моя жена привела к нам соседского мальчишку, потому что он стоял у подъезда и плакал: родители его куда-то ушли, а ключ от квартиры он потерял в сугробе и теперь замерз как сосулька. Жена дала ему горячего чаю, сняла с него мокрые носки и надела сухие Левины. Когда Лева все это увидел, он подумал, что мама поменяла его на другого мальчика. И решил, что настало время действовать. Он большими шагами прошел в мой кабинет (меня как раз дома не было), вырвал из письменного стола самый главный ящик и грохнул его об пол, так что от ящика остались рожки да ножки, а мои бумаги рассыпались по всей комнате. Потом он подошел к книжной полке и разорвал в клочья мою любимую энциклопедию. Получилось, что я пострадал больше всех, хоть в этой истории никак не был замешан. А потом Лева куда-то спрятался.
Вообще, когда Лева прячется, лучше и не пробовать его искать, все равно не найдешь. Он и в ящик шкафа может залезть, и между глажеными простынями заползти, и под ванну забиться, да мало ли в доме тайных мест. Только старшая сестра знает, как его извлечь на свет. Она становится посредине комнаты, упирает руки в боки и, поглядев в потолок, громко объявляет: "А мама - моя!" - "Нет, моя," - говорит Лева басом, покидает свое укрытие и мчится в кухню, чтобы в случае чего охранить свою собственность. А недавно он до того дошел, что предложил моей жене выйти за него, Леву, замуж. Так и сказал: "Я на тебе женюсь." И опять: выбрал же время, когда я был на работе. Прихожу домой, а они оба хохочут как сумасшедшие. Мне даже обидно стало.
Когда наша семья куда-то спешит, Лева нарочно плетется в самом хвосте. Мы ему кричим, торопим его, а ему хоть бы хны. Как-то поздним вечером возвращались мы из гостей. Видим издали: последний трамвай подходит, и помчались к остановке. А Леве как раз вздумалось посчитать, сколько его ступней на дорожке уложится. Вот мы стоим у раскрытой двери, машем ему руками, торопим его, а он знай ногами перебирает: пяточка к носочку, пяточка к носочку... Трамвай не стал дожидаться, захлопнул свои двери и уехал. Пришлось нам ночью на такси домой добираться.
В другой раз ехали мы с ним вдвоем опять на трамвае и доехали до конечной остановки. Все пассажиры вышли, а Лева замешкался и остался внутри один. Трамвай как ни в чем не бывало поехал к другим трамваям отдыхать между рейсами, а Лева так и уплыл от меня вдаль: нос к окну прижат, а глаза на меня уставились. Долго я ждал, пока наш трамвай отдышится, остынет, с другими трамваями о делах наговорится. Наконец, вижу: возвращается. А Лева внутри как стоял, так и стоит: носом к стеклу прилип, а глаза бегают, меня на остановке выискивают. Вот двери открылись, Лева пулей наружу вылетел и сразу - хвать меня за руку.
И с той поры, как говорится, пошло-поехало. Как было дело, точно не знаю. Может, этот трамвай рассказал своим собратьям про Левино вредное поведение, а может, они все между собой сговорились ему отомстить, только не стало от них Леве никакого житья. Все время двери перед его носом захлопывают - то на остановке оставят, то увезут куда-нибудь не туда, а ты потом бегай по всему городу, разыскивай этого путешественника. Найдешь его на какой-нибудь дальней улице, а он насупится, выпятит нижнюю губу: "Все равно не победят!"
Однажды я не выдержал всех этих безобразий и, когда все заснули, сказал жене: "Так не годится. Я, в конце-концов, весь день на работе, а ты тут сама его воспитываешь. И что-то у тебя неважно получается. Если дело так пойдет, его в школу не примут." Жена отвечает: "У тебя всегда другие виноваты. Попробуй сам воспитай этого мальчика." Я говорю: "Я-то воспитаю, не волнуйся. Я бы воспитал, но мне ведь нужно каждый день на работу, разве ты же знаешь?" Рассердился и ушел в свой кабинет. Сижу на стуле, думаю. Тут она ко мне вошла, постояла немного в дверях, вздохнула и говорит: "Пойдем к нему в комнату, так и быть, покажу тебе кое-что."
Мы тихонько открыли дверь и на цыпочках подкрались к Левиной кровати. Он мирно посапывал, беспомощно раскинув на подушке разжатые кулачки, как будто во сне сдавался каким-то своим неведомым врагам. Тут жена незаметно вытащила из рукава платья тонкую серебряную трубочку и широким матовым лучом мягко осветила из нее спутанные Левины волосы.
− Откуда у тебя этот фонарик, − удивленно прошептал я. − Я тебе вроде такого не дарил.
− Тс-с. Не шуми. Это особые фонарики, их не дарят. У каждой матери такой есть, разве ты не знал? Ты лучше сюда посмотри.
− И у моей мамы тоже был? − Я растерянно провел себе рукой по голове, у меня и волос-то столько нет, как у Левы...
− Конечно был. Я ведь сказала - у каждой матери. Смотри же, - кивнула жена.
Я перевел взгляд на Левину голову и вздрогнул. Волосы его так и шевелились от кипевшей в них жизни. В глубине чащи я увидел горящие глаза каких-то диких зверей. Чуть поодаль в кустах дрожали дети, убежавшие от родителей. Какие-то людишки вытащили на полянку длинный стол с угощениями, ели, пили и плясали вокруг. В другом месте разбойники грабили человека. Он стоял между ними в одних трусиках, а они со смехом делили отнятое у него богатство. Маленькие человечки строили дома, пасли скот, прокладывали дороги, и по этим дорогам во все стороны мчались разноцветные машинки. На самой Левиной макушке велось сооружение какого-то большого дома или башни, и строители бегали и суетились по всей площадке, как муравьи. Повсюду играли в прятки и догонялки множество детей. В одном домике родители склонились над кроваткой маленького мальчика.
Но самое удивительное было то, что рядом со всем этим мирным, хоть и странным житьем-бытьем по всей Левиной голове бурлила война. Вот только простые жители ее вовсе не замечали, да и солдаты бегали сквозь мирное население, как будто его и не было. Сколько тут было армий, мундиров, государств и кто против кого сражался, было не разобрать. То тут, то там разрывались ядра, клубился дымок, вставали на дыбы взмыленные кони. Военные человечки размахивали саблями, спорили о чем-то, давали друг другу поручения и стремглав бежали их исполнять. А посреди этого яростного боя как ни в чем не бывало сидели кружком неизвестные в капюшонах и старались проделать дырку в Левиной голове какими-то острыми инструментами. Наверно, хотели докопаться до его мыслей...
Потом я увидел нечто совсем уж странное - и даже не поверил своим глазам. Справа у затылка в волосах у Левы запуталась какая-то зеленая штука с шипами и колола ему ухо. Больше всего она походила на столетник или кактус. И еще - на морскую медузу, которая медленно шевелила конечностями в Левиных волосах.
- А это еще что? - спросил я.
- А это, - строго сказала моя жена, - и вообще неизвестно что.
- Так вот, значит, сколько у него в голове всякой всячины...
- Да уж побольше, чем у некоторых, - сказала она и чуть-чуть прищурилась на меня в темноте.
- Пожалуйста, - пожал я плечами. - Можешь выйти за него замуж. Я согласен. Тем более, что он сам тебя об этом просил.
- Нет уж, спасибо, − по голосу было слышно, что она испугалась, − мне и так неплохо, пока поживем как есть, а там видно будет.
Я расправил Лёвино ухо, укрыл его получше одеялом и открыл форточку.
- Теперь ты понял, − спросила моя жена, - почему наш мальчик так плохо себя ведет и отчего у него такой трудный характер?
- Я-то понял, - говорю, - но как объяснить это трамваям?
КОФЕ И ЧЕРНИЛА
1
Мама с папой сидели на кухне и пили кофе.
Папа говорит:
- Я всегда говорю, что...
Прибежал Гриша и спрашивает:
- Где моя записная книжка, в которой я мысли пишу?
2
Мама говорит:
- Посмотри на папином столе.
И покачала головой.
Гриша ушел.
3
Мама с папой опять стали кофе пить.
Папа говорит:
- Я вообще-то что хотел сказать...
Прибегает Лева:
ќ - Где мой пенал?
4
Мама говорит:
- Последний раз я его под Гришиной кроватью видела.
Лева убежал.
5
А мама с папой опять кофе пьют.
Папа подумал-подумал и говорит:
- Вот я все думаю...
6
Тут Лева возвращается:
- Под кроватью нет!
- Тогда в рюкзаке своем посмотри.
Приходит Филя в пижаме, сонный:
− Мам, где моя майка?
− На веревке в ванной или на столе под словарем.
7
Тут опять Лева прибегает и про свой пенал спрашивает.
Мама отвечает:
- Если нет в рюкзаке, то, наверно, ты его на буфете забыл, когда за конфетами лазил...
И опять головой покачала.
8
Тут папа что-то вспомнил и говорит:
ќ - Помню, как-то раз...
Вдруг приходит Лева с синей бородой и усами, и пальцы у него тоже синие, как у привидения. А изо рта синие чернила текут.
- Ну как, нашел пенал? - спрашивает папа.
ДВЕРЦА В НОВЫЙ ГОД
Вот какая необыкновенная история приключилась со мной и моим сыном Левой под Новый Год. Как-то вечером возвращаемся мы с гулянья. Вошли в подъезд, снег с башмаков стряхнули, поднимаемся по лестнице и от нечего делать стали ступеньки считать. Лева вообще-то считает хорошо, но иногда ошибается. Например, после "двадцать девять" говорит "двадцать десять", а тридцать семь вообще пропустил. Добрались мы с грехом пополам до шестьдесят пятой ступеньки и сбились.
Тут Лева говорит: "А ты вот так можешь?" И стал подниматься пятками вперед. Я попробовал, получилось. "А так?" - и начал такие кренделя ногами выписывать, что я и пробовать не стал, еще грохнешься с лестницы. Лева не унимается: "Давай, кто быстрее!". А сам, пока спрашивал, уже на целый пролет меня опередил, стоит наверху и хитро улыбается. Мне обидно стало, я говорю: "Давай!" - и как брошусь за ним. Но тут Левка этот несчастный начал так тоненько икать, быстро-быстро, что у меня от смеха сразу скорость снизилась. Все-таки я его почти догнал, но когда мне оставалось только его за плечо цапнуть, он остановился и говорит: "Все, я выиграл!" И оставил меня с носом.
В общем, долго мы так с ним фокусничали, а сами тем временем выше и выше поднимаемся, обо всем на свете забыли. Лева весь взмок, распарился и вдруг спрашивает: "Пап, а нам вообще-то долго еще идти?". Тут я остановился как вкопанный и даже глаза выпучил - мы ж на третьем этаже живем, а в доме нашем их всего пять. А сколько мы уже наверх топаем? Целый час, не меньше. Выходит, мы с Левой мимо своей квартиры проскочили и вообще неизвестно куда забрались. Очень нам это странно показалось. Стали мы кругом озираться, смотрим, как-то все вокруг не так. Во-первых, чистота. У нас в подъезде сроду такой не было. Во-вторых, светло, лампочки не разбиты. Надписей по стенам нет, и на некоторых ступеньках кое-где горшки с цветами стоят. Я нагнулся, земля влажная, значит, недавно поливали. Чудеса да и только.
Я говорю: "Знаешь, Левка, давай, что ли, позвоним в эту дверь. Раз уж такое дело, а?" Он отвечает: "Давай, только ты сам, я боюсь". И за мою спину прячется. А чего тут бояться, я взял и нажал на кнопку. Стоим мы с ним, приложили уши к двери, слушаем. Сначала было тихо, потом раздались чьи-то шаркающие шаги. Кто-то ковылял по коридору, да так медленно, что мы с Левой даже заскучали. Потом слышим - с дверной цепочкой копошатся. Мы сразу назад отпрянули и приняли вежливые позы. Тут дверь стала потихоньку открываться, и показалась голова - чья бы вы думали?
Да это же Капка, Капитолина! Наша черепаха старая, которая в прошлом году у нас в деревне потерялась. Мы по ней горевали, думали, может, она в какой-нибудь норе перезимует. А она, оказывается, вон где устроилась. Мы просто онемели от удивления. Капа говорит: "Что же вы на пороге стоите, только холоду напускаете. Проходите скорей". Ну, мы не заставили себя упрашивать, вошли. Капа нам свою квартиру показала. Очень симпатичная квартирка, чистенькая, повсюду бумажки золотые наклеены. Только телевизор у нее сломался. "Я, - говорит, - сейчас как раз мастера жду, а то в Новый Год без телевизора скука." Ну, посидели мы у нее немножко, рассказали что да как и стали собираться. Капа нас очень благодарила за визит: "Теперь я хоть новости узнала, а то живешь в полном неведении".
Мы с Левой поднялись на следующий этаж и снова стали в дверь звонить. Тут уж нам сразу открыли. И кто открыл? Мишка, который давным-давно со всей семьей в далекую страну Испанию уехал, потому что у его мамы там работа. Сам весь загорелый, веселый. Еще бы, там ведь в Испании море совсем рядом. "Что ж ты, Мишка, нам не пишешь, ведь обещал?" - мы спрашиваем. "Да как-то все времени не было, дела навалились," - отвечает. Ну, мальчики сразу на пол улеглись в паровозики играть, а мы с Мишкиной мамой на диване посидели, поговорили. Мне его мама уже давно немножко нравилась, только болтает чересчур. На прощанье Мишка подарил Леве машинку и обещал обязательно написать.
Остался над нами только один, последний этаж, и мы решили напоследок и туда наведаться. Нажимаем на звонок, а изнутри кричат: "Открыто!" Входим - а перед нами в темной прихожей Левкина бабушка стоит и щурится, такая маленькая, легонькая, а если обнять, то очень даже тепленькая и уютная. И сразу нас за стол приглашает: "Ну-ка, быстрее руки мойте, все остынет. Я вас еще к обеду ждала". Мы говорим: "У нас вообще-то дома мама волнуется". "Ничего, поволнуется немного, - бабушка отвечает. - Как Левушка-то вырос". И погладила его по головке. Ну, поужинали мы у бабушки, как говорится, от всей души, даже компоту попили. Мы едим, а она все Леву по головке гладит: "Совсем большой мальчик стал". Я поел и говорю: "Мам, вот у тебя котлеты опять пересолены. Ты же знаешь, я соленого не люблю." А мама: "Что ты выдумываешь, ничего не пересолены. Очень вкусные котлеты". И вдруг спохватилась: "Ты что, забыл, что тебя жена дома ждет? Живо собирайтесь, она же там беспокоится". Потом вздохнула: "Ну вот, к Новому Году ребенку подарить нечего... Ой, как же нечего, совсем забыла. У меня же для вас подарок припасен. Пойдемте". Проводила она нас до дверей, и когда мы на лестницу вышли, мама из прихожей мне секретным взглядом куда-то вверх показывает. Я голову запрокинул, а она дверку-то тихонько за нами и закрыла.
Стоим мы с Левой, ничего не понимаем. Рядом с нами железная лесенка, под самый потолок ведет. В потолке маленький люк. Выбрались мы через этот люк на крышу, я первый, Лева за мной - и разом ахнули. Такая вокруг была красота. Снизу поток огней, несущихся куда-то, а сверху - такие же огни, только неподвижные и пушистые. "Смотри, пап, у звезд вокруг лучики, как шерстка," - сказал Лева и уставил в небо свой пальчик. Но самое удивительное - чуть поодаль мы увидели совершенно небывалую, пушистую и зеленую великанскую елку, невозможную красавицу, которая наполовину стояла, наполовину висела в воздухе и чуть-чуть пританцовывала. Так вот он, бабушкин подарок! Мы с Левой переглянулись и опрометью кинулись к этой чудесной елке. И она тоже приветливо двинулась нам навстречу. Тогда мы крепко-крепко ухватились за ее ствол и, не сговариваясь, со всего разбега ухнули с крыши прямо в темный прозрачный воздух. И елка, словно огромный парашют или воздушный шар, плавно понесла нас вниз. Мы летели мимо освещенных окон, за которыми люди изо всех сил готовились встречать Новый Год.
...Вдруг - бац! Приземляемся на собственный балкон. Смотрим, а в комнате уже вся семья собралась. Тоже чего-то суетятся, прибираются. Мы стали барабанить пальцами по стеклу, все подняли головы да как заорут: "Вот они! Да где вы шляетесь? Как вы вообще на балконе оказались?" Мы входим и за собой елку втаскиваем. Они от удивления на пол сели. Тут мы им всю эту историю и рассказали.
ДРУГАЯ ЗЕМЛЯ
Один мальчик решил лететь в космос. Больше медлить было нельзя. Почти все его родные, близкие и соседи уже снялись с мест или спешно укладывали чемоданы.
Они отправлялись осваивать другую планету, потому что на Земле жизнь в последнее время никак не шла на лад. Деревьев осталось совсем мало, сделалось грязновато и как-то уж слишком тесно.
И тогда люди решили построить новую, прекрасную жизнь на новом месте. Но строить теперь уже не как попало, словно в доисторические времена, а солидно и толково, с помощью науки. Для этого они захватили с собой самые лучшие компьютеры.
Мальчик слонялся по безлюдным улицам и заглядывал в неинтересные окна. Некоторые рамы скрипели и хлопали на ветру. Жильцы оставляли окна распахнутыми, без занавесок, и не заботились о брошенных пожитках. Другие окна, наоборот, были забиты и наглухо зашторены. Словно бы хозяева, заперев свои дома, надеялись когда-нибудь вернуться на Землю. Но Мальчику в это как-то плохо верилось. Больше всего его огорчало, что по тротуарам и мостовым перекатывались рваные газеты и летели какие-то тряпки.
В те времена у каждого была своя ракета, как раньше - велосипед. И люди с малых лет учились ими управлять. Мальчик по лесенке забрался в кабину, захлопнул за собой люк и выглянул в иллюминатор. Перед ним лежал путь в несколько тысяч световых лет. Преодолеть его обычным способом было, конечно, невозможно: тут никакого топлива не хватит. Но в то удивительное время ракеты летали гораздо быстрее, чем в двадцать первом веке. Выглядели они как самые обыкновенные, ступенчатые. Но вот что это были за ступени...
Инженеры придумали, чтобы космонавт во время полета отправлял вниз не просто тяжелые металлические кольца, как раньше, а использовал бы в качестве ступеней мощно спрессованные куски собственной прошлой жизни. Для этого были построены специальные прессы, которые перед полетом сжимали прошлое человека в плотные диски. Эти диски прикреплялись к задней части ракеты, и, когда нужно было увеличить скорость, космонавт нажимал на особую красную кнопку и какая-нибудь часть его прошлого отрывалась и летела вниз, в черное пространство. А ракета отталкивалась от этого диска и вихрем неслась вперед, в миллион раз быстрее прежнего. И, надо признать, это было разумно: ведь прошлого все равно не вернешь, на то оно и прошлое. Тем более летели-то они строить новую, интересную и очень хорошую жизнь на неведомой планете.
И вот наш Мальчик мчится сквозь мировое пространство и видит по приборам, что скорость его ракеты начала чуть-чуть снижаться. Тогда он нажимает кнопку, и - раз! - назад полетел маленький деревенский домик, в котором он летом жил вместе с бабушкой на берегу реки, под большим тополем. Мальчик вздохнул тихонько, но не стал чересчур расстраиваться: все равно этого дома давно уже нет на свете, а на его месте построена волейбольная площадка. Зато стрелка прибора сразу поползла вправо и у Мальчика появилась надежда добраться до места к вечеру.
Но не прошло и получаса, как ему снова пришлось нажать на красную кнопку. Вслед за домиком на Землю отправилась протертая до дыр пара кожаных перчаток, в которых он целое лето геройски стоял на воротах;
кусок обоев с пятном в виде лысенькой рожицы (это пятно он сам надышал и натер пальцем на стене у изголовья дивана, когда болел ангиной);
рисунок высотного дома мелом на асфальте, испорченный мокрыми следами какого-то дядьки;
целая вереница заводных игрушечных машинок, многие без колес и с разбитыми стеклами, зато колесики летели следом, хотя некоторые без шин, но шины тоже неслись вдогонку...
И чем меньше и пустяковей были летевшие назад вещицы, тем больше огорчался Мальчик, хотя и сам не знал почему. И даже старая газета, тихонько гонимая ветром по маленькому переулку где-то там, на далекой Земле, стала казаться ему милым и как будто живым зверьком. Внезапно Мальчика охватила тоска по дому и ему мучительно захотелось вернуться. Но как раз в это время в иллюминатор его ракеты тихо заглянул прозрачный и прекрасный серебряный шар, занимавший своим сиянием половину черного неба. Это и была новая земля, к которой он стремился.
"Нет, - подумал Мальчик, - нельзя раскисать. Я должен сделать последнее усилие." И он снова резко надавил на красную кнопку. От хвоста ракеты отделилась последняя частичка его прошлого и, слегка покачиваясь, медленно поплыла сквозь космические бездны назад, по направлению к Земле. Это была маленькая детская кроватка, из которой он давно уже вырос, с маленьким одеяльцем и крошечной подушкой.
Но вот что удивительно. Если бы кто-то, например его мама или папа, приблизился к этой летящей кроватке и приподнял одеяльце, то оказалось бы, что на ней, свернувшись калачиком, лежит Мальчик и крепко спит. Как он там оказался, неизвестно. Наверно, так и не смог расстаться со своим прошлым.
И вот Мальчик летит в своей кроватке среди россыпи звезд, и ему снится, что вслед за ним на Землю стали возвращаться другие люди. Будто они прилетали на денек за какой-нибудь забытой мелочью или просто немножко погулять по знакомым местам да так и оставались навсегда. Начали прибираться в своих домах, выбивать ковры, подметать улицы, сажать деревья. Вообще стали вежливее относиться друг к другу. И будто бы жизнь у них потихоньку снова стала налаживаться...
Вернувшись, Мальчик сел на пороге своего дома, запрокинул голову в небо и стал ждать.