Яременко-Толстой Владимир Николаевич : другие произведения.

Глава 64. Явление Христа народу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пасха 1989, 30 апреля, Ленинград, освящение кулича в Спасо-Преображенском соборе. В преддверии Вальпургиевой ночи. Дом Мурузи, балкон Бродского, случайная встреча с Виктором Топоровым в разливухе, жаркий спор под бутылку водки о поэзии, Иосифе Бродском, Дмитрии Бобышеве. О Елене Рерих (яснослышание), Александре Скобове и прочих.
  Глава 64
  ЯВЛЕНИЕ ХРИСТА НАРОДУ
  
   В ясный солнечный день православной Пасхи в день 30-го апреля 1989-го года весна в Ленинграде уже в полном разгаре, всё вокруг цветёт и благоухает. Пасха в этом году довольно поздняя, Пасхалии высчитываются почему-то по лунному календарю, а не по церковному, в прошлом году этот светлый праздник Воскресения Христова отмечался почти на три недели раньше - 10-го апреля, я это прекрасно запомнил, потому как Преподобный презентовал мне тогда номер парижской еженедельной газеты "Русская Мысль" от страстной пятницы 8-го апреля с Пасхальным посланием митрополита Виталия, Первоиерарха Русской Православной Зарубежной Церкви.
   А вечером нас ждёт весёлая и жуткая одновременно Вальпургиева ночь, когда вылезут отовсюду все ведьмы и вся нечистая сила. Во многих странах Европы - в Финляндии, в Швеции и в Германии в эту ночь отмечается приход весны, там жгут костры и водят шумные народные хороводы вокруг деревянного столба с венком из цветов на вершине, так называемого "майского дерева" .
   Мы же с Аней в эту ночь раскачаем метафорическую "колыбель трёх революций", запустив этим процесс распада СССР. Эту акцию я хотел сделать ещё полтора года назад, сразу по моему приезду в Ленинград, но чувствовал тогда, что время ещё не пришло, а теперь оно наступает. Сегодня ночью мы сделаем это. Мы раскачаем "колыбель трёх революций" и запустим необратимый процесс.
   В Спасо-Преображенский собор валит к утренней службе народ с куличами. Я отпускаю в эту толпу Аню, но сам туда не пойду, я пойду к Бродскому. После того, как в конце позапрошлого года он получил Нобелевскую премию по литературе, к его дому наведываются его почитатели.
   Дом Мурузи был построен в конце XIX века по проекту архитектора Серебрякова в мавританском стиле с тяжёлыми арочными окнами-нишами, изящными эркерами и балконами, украшенными узорами-арабесками, облегчающими его вес. Он вольготно раскинулся на углу Литейного проспекта вдоль по улице Пестеля до Преображенской площади, поворачивая плавным изгибом за угол на улицу Короленко.
   Комната поэта Иосифа Бродского с её нависшим над полуподвальной наливайкой балконом, находится на втором этаже и выходит на Пестеля. Забегаловка-наливайка имеет свой собственный вход, раньше, во времена Бродского там был общественный городской туалет.
   Эта скромная стоячая разливуха без имени с её тремя высокими одноногими столиками хорошо известна в народе под названием "В друзьях у Бродского". Внутри уже одиноко стоит за своею первою утренней поллитрою литературный критик Виктор Леонидович Топоров, так похожий на гриб-боровик, крепко вросший в это место. Он живёт совсем рядом на улице Чехова, в этом коротеньком переулке всего лишь на 18 домов, зажатом между улицами Жуковского и Некрасова, и по утрам он часто опохмеляется здесь.
   - Поэты перестали писать стихи, увы, - разочарованно бросает он мне в лицо упрёком вместо приветствия. - Мы сейчас тут присутствуем на похоронах русской литературы! Давай же, вдвоём водовки выпьем, помянём нашу поэзию, иди, возьми себе стакан у Петровны на стойке, я сегодня добрый, я наливаю.
   - Да врёте вы всё, Виктор Леонидович, врёте, вот я, например, каждый день хоть что-то, да пишу, иногда даже рифмами думаю. Если хотите, то я сейчас вам чего-нибудь из последнего зачитаю:
  
   Давила прыщик на носу,
   Побрызгав нос одеколоном,
   Девчонка в платьице
   Зелёном.
  
   Косу откинув за плечо,
   Гляделась в зеркальца овал,
   Блестело зеркало лучом, -
   А прыщик красен был и мал.
  
   - Ну, скажи мне на милость, ну разве ж это стихи? Как высрал, так и примёрзло? Признайся, это ты сейчас нарочно, чтобы меня позлить? Образ прыщика не убедителен, прыщик должен быть жёлт и гноен, а не красен и мал. Это должен быть огромный фурункул, а не просто какой-то там жалкий прыщ. Нужен объёмный образ, а у тебя сю-сю-сю... Ты же поэт, а не поэтесса! Вот я тебе в следующий раз Дмитрия Бобышева принесу! здесь в это же время, вместе разберём, посмотришь, как он над стихами работает - там у него всё плотно упаковано - и метафоры, и скрытые смыслы, и игра слов, и философия, и рифмы неожиданные, не банальные, а ты - рифмоплёт! Вот послушай, каков Бобышев, как он тонко узор образов вяжет:
  
   Как топор без топорища,
   медленно по звёздам рыща,
  
   выйдет месяц на ущерб
   над гниющею деревней.
   В тишине, без ударений,
   он навалит нежных щеп.
  
   - Виктор Леонидович, это он про вас - "как топор без топорища"? А вы с ним были лично знакомы?
   - Если бы это про меня было! Эх, жаль, так я с ним и не познакомился, видел не раз в Доме Писателя на улице Воинова, но подойти не решался, в молодости у меня была заниженная самооценка, позже со временем я это в себе преодолел, а тогда ещё думал: он же гений, звезда, а я кто таков? Топор без топорища...
   - Медленно по звёздам рыща...
   - Бродский тоже звезда, великий поэт, и Нобелевскую премию заслуженно взял, из Ахматовских сирот, из самых низов в люди вышел, а тебе Нобелевку ни за что не дадут, посадят тебя, горе-поэтишка! Тебе отрицать нужно, что ты эту твою "Россию" писал, мать её, не ты автор, не ты! Так им и говори! И ничего они на суде не докажут.
   Мамаша моя знатным адвокатом была, Бродского на процессе она защищала, Зоя Николаевна Топорова. Она ещё хоть и жива, но уже давно не практикует, ей скоро - 22 июня, восемьдесят лет стукнет. Но вот тебе её профессиональный совет, просила меня при случае передать, вот он и случай - на суде всё отрицай, уходи в несознанку, и конец!
   А лучше, так вообще поэзию бросай! Хватит уже нам поэтов, давай тобою жирную такую точку на русской поэзии поставим! Надо нам всем честно признаться самим себе, что Ахматовскими сиротами русская поэзия себя исчерпала. Нам нужна проза, нам нужен новый Толстой! Напиши толстый роман - эдакую панораму нашей русской жизни уёбищной, и станешь ты тоже Толстым!
   - Меня один сумасшедший мудак, Сашка Скобов, жертва советской карательной психиатрии, на собрании ДС, когда из партии нас выгоняли, Яременко-Толстым обозвал, то ли в шутку, то ли всерьёз...
   - Звонкая погремуха! - заразительно хохочет Топоров, энергично рубанув воздух ребром ладони. - Сумасшедшие, они как оракулы, что ни скажут - сбывается, главное, чтобы смерти не пожелал. Значит так, если ты роман напишешь, но только толстый роман, не меньше, чем на пятьсот страниц, тогда получишь от меня лично право в русской литературе Яременко-Толстым именоваться! А то просто так Яременко - это тебе ни то ни сё, ни рыба ни мясо, ни кафтан ни ряса... Давай же, рифмоплёт, дерзай!
   - Да кто ж меня издаст, Виктор Леонидович?
   - Кто? Кто? Как это - кто? Я - Виктор Топоров! Я тебя отредактирую и сам издам, моя пишущая машинка "Эрика" под копирку целых четыре экземпляра берёт. Поровну тираж порубим - мне два и тебе два.
   - Кстати, Бродский мечтает умереть на Васильевском острове, как Тарас Шевченко, вы явно знаете эти его строки, а я на эту тему стихи написал, хотите услышать?
   - Да иди ты нахуй со своими стихами, - отмахивается от меня Топоров стаканом. - Сказал же тебе ясно: ты лучше романы пиши, а не хернёй майся!
   Сдвинув наши стаканы в звонком дребезжащем чоке, мы пьём с Топоровым водку за Бобышева и за Бродского, за мой будущий, ещё не написанный роман, и я, покачиваясь, выхожу на улицу. Поворачиваюсь к балкону Бродского у себя над головой и воображаю себе, что на нём стоит в лавровых венках, словно император русской литературы, сам он - величайший поэт нашей современности, вдруг неожиданно вернувшийся в свой родной Ленинград.
  
   Было всё очень просто -
   было всё очень скромно -
   на Васильевский остров
  
   Бродский
   пришёл умирать,
   ёб твою мать,
   ах, ёб твою мать...
  
   И вдруг где-то прямо у меня за спиной, словно сеанс мистического яснослышания из эзотерической Агни-йоги Елены Ивановны Рерих:
  
   Ни страны,
   Ни погоста,
   Не хочу выбирать,
   На Васильевский остров,
   Я приду умирать...
  
   Оборачиваюсь, а там в лучах солнца стоит, улыбаясь, с только что освящённым куличом моя верная другиня Аня. Господи, как лепо на душе от водки! Как прекрасна жизнь! Весна, любовь, солнце и колокольный звон!
   И колокольный звон наполняет воздух густым гулом - бум-бум-бум-бум...
  
   - Ты как думаешь, Бродский вернётся когда-нибудь в Ленинград, в Россию? - спрашиваю я Аню.
   - Мне кажется, что он сюда не вернётся. Помнишь слова Владимира Набокова по этому поводу: "В Россию я никогда не вернусь. Пока я жив, могут быть живы и те бестии, которые пытали и убивали беззащитных и невинных. Откуда мне знать, какая бездна зияет в прошлом моего современника - добродушного незнакомца, чью руку я могу случайно пожать?" - Разумеется, ведь те, кто его преследовали и те, кто на него стучали, всё ещё живы, в Дзержинском райсуде до сих пор работает одиозная судья Савельева, отправившая его в ссылку, мне об этом только что рассказал за стаканом водки литературный критик Виктор Топоров, сын адвоката Зои Николаевны Топоровой, защищавшей тогда поэта на процессе. А вдруг Бродский случайно по неведению пожмёт руку фанерного диссидента Хулия Мудакова? После такого ему будет потом трудно отмыться...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"