ЯНКИН Алексей Евгеньевич

     ОБМЕЛЕВШИЕ РЕКИ

     ЧАСТЬ 2

     Они все-таки существуют

     Умей поставить в радостной надежде,

     На карту всё, что накопил с трудом,

     Всё проиграть и нищим стать как прежде

     И никогда не пожалеть о том,

     Умей принудить сердце, нервы, тело

     Тебе служить, когда в твоей груди

     Уже давно всё пусто, всё сгорело

     И только Воля говорит: «Иди!»

      Р.Киплинг, Заповедь

     Глава 7

     027

      Просыпается незадачливый следопыт от негромкого бормотанья и покашливаний. Сквозь полудрему скользит: «Зачем это они вернулись», одновременно пытается с сожалением разлепить глаза. Ещё не начало светать, но небо по-летнему прозрачно. Нет, это не Йогер и не Касэм-Вай. Он в окружении пяти-шести серых фигур-теней, с любопытством разглядывающих его. Фигуры продолжают переговариваться в полголоса. Больше всего охотника поразила их внешность – небольшого росточка (пожалуй не выше полутора метров), но при этом коренасты и весьма крепки с виду. Удивительно белый, несколько даже болезненный цвет лиц изборожден черными полосками и зигзагами татуировок. Пепельного цвета волосы частью заплетены в пару замызганных, висящих у самых висков, ближе к лицу косичек, остальные свободно свисают сзади. Надо лбом горизонтально стриженные чёлки. Ни следа бород или усов. Лица на несколько крупноватых головах широкоскулые, как у лесовиков. Но глаза!!! Явно не азиатского типа. Широко открыты, чуть на выкате, но не настолько, чтобы казаться отталкивающими. Не такие уж и большие, как представлялось по рассказам старой Вущты. Скорее кошачьи. Зрачки светло-небесного цвета. Словно выцвели. В них нет той глубины, что характерна для карих зрачков туземцев. Зато глаза обведены черным татуированным узором, отчего кажутся еще больше. У двоих таким же узором покрыты щеки, а у одного и лоб.

      «Нашел» - в следующее мгновение пронзает мысль. Сохти! Это они!

      Заметив, что он проснулся, двое из коротышек слегка (лишь для того, чтоб обозначить) натягивают небольшие луки и направляют на него. В это время обеспокоенный Рыжий, выскочив из-под кустов, принимаясь отчаянно и несколько озадаченно (как это он мог прокараулить?) лаять. Один лук, растянувшись в полную силу, тотчас склоняется в его сторону. Двое отводят назад правые руки с зажатыми в них короткими копьями. Никита бросается на защиту друга, что-то горячо говоря то людям, то псу. Пес с видимым облегчением перестает лаять и прижимается к ногам хозяина. Ему явно не по себе от вида целой группы этих непонятных существ, ни видом, ни одеждой не похожих на тех, кого он до сих пор встречал.

      Один, с татуированным лбом, что-то негромко говорит. Никита совершенно не понимает – язык не похож ни на русский, ни на язык лесовиков. Вообще ни на один из слышанных охотником. Некоторые его звуки словно сглатываются говорящим, а окончания большинства слов резко обрываются. Видя это, люди вновь обмениваются мнениями, затем всё тот же человек взмахом руки предлагает спутникам опустить оружие. Следующим жестом он велит пленнику (а то, что он пленник, по их решительным действиям сомневаться не приходиться) собрать свое имущество в лежащую неподалеку котомку. Едва он потянулся к ружью, его руку мгновенно перехватывает один из коротышек и вешает оружие себе на плечо. Это говорит о том, что они вполне отдают себе отчет, чем является эта железяка. Связывать Никиту не стали. Но на всякий случай обшарили и забрали нож. Решимость и мощные руки, а также оружие, которым они владели очень уверенно, даже не вызывают желания у пленника пытаться оказывать сопротивление. Силы явно не равны.

     028

      Больше часа уже идут по тропе, вьющейся между скал, постепенно забираясь все выше и выше. Поначалу маленькие люди выказывали некоторое недовольство тем, что Рыжий увязался за ними, но видя, что он не настроен враждебно, успокоились и перестали обращать на него внимание. Никите не страшно – агрессивности эти странные граждане не проявляют. Лишь любопытство скользит в их широко распахнутых круглых глазах.

      Насколько заметил охотник, лишь двое из его стражей вооружены короткими луками, у остальных из оружия лишь небольшие копья, имеющие длину даже несколько меньшую, чем рост самих их владельцев. Только присмотревшись, пленник сообразил, что эта та из разновидности копий, что некогда широко была распространена у аборигенных жителей северной Азии и звалась русскими «пальмой». Довольно толстое деревянное древко, постепенно сужающееся к одному концу. В расщеп другого - вставлено непривычно длинное металлическое острие, похожее на большой (сантиметров тридцати) и широкий массивный нож. Так же как и у ножа одна сторона этого наконечника остро отточена и имеет слегка выпуклое брюшко, противоположная же прямая и совершенно тупая.

      Пальма многофункциональна: она использовалась и как посох, и как копье, и как перекладина для просушки одежды. Ее использовали и как оружие, и как нож при разделке добычи. Один взмах пальмой позволял легко срубать молодые стволики березок или сосенок, а при необходимости отсечь конечность животного, распороть ему брюхо или вскрыть горло так, что зверь в минуту истечет кровью. Что «пальма» могла сделать с человеком, Никите даже не хотелось гадать.

      Двое несут на плечах на древке одной из этих самых пальм несколько подвешенных за жабры здоровенных рыбин (их хвосты почти волочатся по земле). Еще у двоих к поясам приторочено по пять-шесть свежеубиенных зайцев. У пятого на спине что-то вроде поняги, к которой приторочен небольшой, но, судя по всему, вполне себе увесистый кабанчик. Шестой, очевидно вожак, идет налегке, поглядывая по сторонам и важно опираясь о своё копье.

     029

      Неужели… Неужели это они? Те самые сохти из легенд, которых искал отец? И в существование которых сам он так до конца и не верил. Охотник даже пригладил волосы, сами собой зашевелившиеся на макушке. По коже побежали мурашки. Вот тебе и на! Живые сохти!! Настоящие сказочные существа!!!

      Солнце того и гляди приподнимется из-за верхушки ближайшей горы. Это явно не нравится коротышкам. Они ускоряют свой шаг, перепрыгивая ручьи и небольшие трещины, подгоняя пленника выразительными жестами. Впрочем, никакой угрозы в их движениях и голосах по-прежнему нет. Скорее озабоченность.

      Наконец они с облегчением пыхтят и втягиваются в узкую расщелину, открывшуюся прямо в скале и прикрытую снаружи большущим, упавших некогда с вершины горы обломком. Если не знать, что за этой каменюкой имеется вход, о нём никогда и не догадаешься, даже пройдя в нескольких шагах от него.

      Никита замешкался перед зияющей чернотой, но один из провожатых, показывая на скрывающуюся в этот момент в темноте спину соплеменника, довольно дружелюбно ворчит:

     - Сатт тотри пэта. – поощрительно подпихивая ко входу, очевидно предлагая брать с того пример.

     - Ты оставайся здесь! – велит охотник псу. Рыжий, поскулив для порядка, не возражает. Лезть в холодную, мрачную темноту ему абсолютно не хочется. Теперь же совесть его чиста. Ну, почти.

     030

      В щель пришлось протискиваться боком, сняв котомку. Местами она настолько плотно охватывает грудную клетку, что становится трудно дышать. Никита уже опасается, что сейчас застрянет, заклинившись между холодными шершавыми стенами. И ни туда, ни сюда! Невольно охватывает паника. Перспектива такой смерти ужасает. В груди нехорошо дрожит. Лишь надежда на то, что конвоиры знают, что делают, несколько успокаивала. Впрочем, через десяток-другой шагов стены расступились и они оказались в каком то коридоре, криво уходящем вдаль и вниз. Еще десяток шагов, и слабый свет, проникавший сзади, совершенно сошел на нет. К тому же круто свернули вправо. Налетев на какое то препятствие и пребольно саданувшись головой о камень, Никита решительно остановился. Сзади подтолкнули.

     - Ты что! – развернувшись, окрысился охотник, нащупывая на макушке липкий тёплый след крови, - Куда идти-то? Не видно ни черта!! Сверзнемся щас в каку пропасть!!!

      Теперь, после того, как он крутанулся на месте, он вообще потерял ориентацию в пространстве. Куда идти? Откуда пришли? Слепо шарит вокруг руками. Не видно ни зги. Раздались добродушные смешки. Его взяли за руку (рука небольшая, но крепкая) и решительно повлекли за собой. Неужели они что-то видят? Никита нащупывал дорогу рукой на уровне головы, чтобы вовремя уклониться от нового удара. В голове шумит.

      Шли минут десять. Может больше, может меньше. Не похоже, чтобы провожатые сомневались в дороге. Несколько раз сворачивали в стороны. Пару раз чья-то рука ложилась ему на макушку, заставляя пригибаться. Земля под ногами почти ровная, с продолжающимся легким уклоном вниз. Ни одного камушка. Очевидно за тропой заботливо ухаживают.

      Вскоре Никите показалось, что сквозь густоту мрака он стал различать белесые каменные стены. Как так? Не мог же он привыкнуть к абсолютной темноте!? Наверно разыгралось воображение. Но нет – действительно проступают очертания стен грота. Теперь это уже не чернота, а полумрак. Вот впереди маячит спина ведущего его за руку человечка. Тот, словно сообразив, что его помощь больше не требуется, отпустил руку пленника.

      Молодой человек не заметил сам, как процессия вышла из тесного коридора, оказавшись в небольшой пещере, стены которой, сужаясь, уходили далеко вверх. А оттуда, из невидимой отсюда щели, пробивается слабый, едва уловимый свет. Несмотря на свою скудость, он позволяет различать контуры и даже расплывающиеся пятна лиц спутников. Сохти останавливаются и рассаживаются по лежащим большим плоским камням, намереваясь передохнуть после многочасовой безостановочной ходьбы. Вытаскивают из небольших, подвешенных к поясу мешочков какие то кусочки и принимаются их жевать. Никите так же суют в руку такой кусочек. Голод не позволяет долго сомневаться. Да и трудно разглядеть в полутьме то, что у него оказалось зажатым в кулаке. На вкус вполне обычное вяленное мясо. Охотник не стал гадать, кому принадлежало это мясо.

     031

      Насытившись, коренастые сохти не стали торопиться продолжать путь. Один из них, посмотрев на пленника выпуклыми круглыми глазами, ткнул пальцем в себя и заявил хрипловатым голосом:

     - Мэн нюла Нунган! - затем показал на сидящего напротив, - Эда нюла Баорган! - махнул в сторону третьего, - Эда нюла Кикитай! - наконец навел палец на охотника, и с явным вопросом, - Дэр нюла кэн?

     Вполне очевидно, что он интересуется именем пленника. Особого смысла скрывать свое имя Никита не видит.

     - Я Никита.

     - Яхикта, - понимающе кивает назвавшийся Нунганом.

     - Нет, нет. Не Яхикта. – завертел головой молодой человек, и, притронувшись к своему носу, отчетливо произнес, - Ни-ки-та. Никита.

     - Хикта, - догадался Нунган.

     - Никита!

     - Хикта!

     - Ни! Ки! Та!

     - Хик! Та!

     - Ну пусть Хикта. – обреченно согласился Никита. В конце-концов, чем это хуже, чем «Накта-Юм», как называют его лесовики.

      Сохти быстро заговорил с товарищами, время от времени вставляя слово «Хикта» и указывая пальцем на пленника. Те понимающе кивали, повторяя: «Хикта, Хикта».

      Отдохнув, двинулись дальше, войдя в следующий коридор. Теперь Никита полностью отдался на волю проводника, ведшего его за руку. Коридор какое-то время довольно круто ведёт вниз, но вскоре выпрямился и почти сразу они вошли в новую пещеру, которая также освещалась очень слабым светом, просачивавшимся через щель в потолке. Кроме того в одном месте, метрах в двадцати от них тлел слабый костерок, распространяя резкий креозотный запах. Охотник обрадовался этому ярко-багровому пятнышку, как родному брату. Хоть что-то знакомое в сумрачном подземном мире. Пока он осматривался по сторонам, перед костерком выстроилась нестройная толпа.

      На первый взгляд пришельцу показалось, что толпа состоит из людей, похожих друг на друга как две капли воды. В самом же центре толпы, возвышаясь над ней больше чем на добрых полторы головы… бородатое лицо его отца. Он кажется сказочным гигантом в окружении пигмеев. Выражение лица отца понемногу меняется с удивленного на радостное.

     - И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…– басит отец, пробираясь навстречу, раздвигая руками людей перед собой, – Ну, здравствуй, сын.

      Под любопытные взгляды коротышек отец с сыном обмениваются объятиями. Затем Никита отстранился и с восторгом оглядывает отца:

     - Ты ли это, батя? Зарос то как!

     - Я, я, сынок, - бородач хрипло рассмеялся и закашлялся.

     - Что с тобой?

     - Да так. Дым. А без огня худо. Не видно ничего. Никак не могу привыкнуть.

      Между тем приведшие пленника уже делились с соплеменниками подробностями встречи с ним. Блестевшие со всех сторон большие любопытные глаза взирали на еще одного появившегося у них верзилу. Когда же отец несколькими словами на местном языке объяснил им, кем приходится ему вновь прибывший, сохти совсем успокоились. Один из них, с татуированным лбом и щеками, подойдя, похлопал молодого человека ладошкой по плечу и принялся говорить. Затем повернулся к Антону. Тот, изредка задумываясь, перевел сыну краткое содержание:

     - В общем, говорят, будь как дома. Мой друг - их друг.

     032

      Отец с сыном сидели у упомянутого нами уже костерка. Антон время от времени подкидывал в него пару камней, оказавшихся обычным бурым углем, издавна используемым сохти скорее для приготовления пищи, чем для освещения. Они никогда не сидели вокруг тлеющих углей, а устраивались всегда поодаль. Того тусклого, еле ощутимого света, что просачивался сверху, им вполне хватало, поэтому огонь в обозначенном несколькими камнями очаге они разжигали в основном тогда, когда появлялась нужда приготовить на нем пищу. И только теперь, ради старшего из пришельцев, угли тлели почти постоянно. Дымок от них медленно тянулся вверх и, завиваясь, исчезал где-то там, в расселинах.

      Никита рассказал о том, как обнаружил записку отца. О том, как они с сестрой гадали, куда он мог подеваться и о том, что ему поведали в стойбище лесовиков.

     - Не думал, не думал, что догадаешься, где меня искать. А уж о том, что станешь искать, и подавно...

     - Зачем ты так? У меня ведь кроме тебя никого и нет.

     Антон невольно почувствовал угрызения совести, смешанным, впрочем, с радостным умилением, разлившимся теплом в груди. Он опустил голову.

     - Ну а ты-то сам как сюда попал? – продолжил сын, - И вообще, зачем пошел сюда? Почему не остался дома или в скиту?

     - Почему в скит не пошел? Знаешь, сынок, как то их образ жизни за все эти годы так и не пришелся мне по душе. Они все очень хорошие люди. По отдельности. А вот все вместе живут чудно, не так, как я привык. Не по мне их правила, уставы. Ну а почему дома не остался? Да попросту испугался нового одиночества… Нахлебался в свое время. – Антон провел ребром ладони по горлу, - Да и не молод уже. Старость заставляет на многое смотреть иначе, чем молодость. С возрастом человек вполне искренне считает, что раньше и реки были глубже, и солнце теплее, и люди добрее. Запахи были острее, краски ярче, страхи глубже, обиды мучительнее, а друзья вернее. С возрастом всё притупляется. Начинаешь ценить то, чему раньше не придавал ни малейшего значения.

     033

      Никита сразу отметил, с каким почтением местные относятся к его отцу. Пока они разговаривали, к ним несколько раз подходила маленькая женщина-сохти, преданно глядя на отца, и предлагала угощение, состоящее из кусочков вяленного мяса, каких-то вкусных печеных корешков и подсохших кусков вареной рыбы, из которых тщательно выбраны все косточки.

      Охотник с интересом наблюдал за жизнью стойбища. Здесь находилось десятка три мужчин и женщин и всего лишь с пяток совсем крошечных ребятишек. Еще двоих или троих младенцев он заприметил примотанными к спинам матерей. Впрочем, как он узнал позже, дети и подростки жили в другой пещере и без особого дозволения для выполнения поручений взрослых им не полагалось появляться в общей пещере. Они, конечно, могли зайти сюда, но если задерживались более положенного, то вызывали недовольные взгляды взрослых и спешили ретироваться.

      Одеты сохти легко и по большей части в одежды из хорошо обработанных, неброско разукрашенных разноцветными вставками шкур. Если на длинные теплые не распашные зимние куртки с капюшонами, весьма сходными с малицами северных туземцев, шли исключительно оленьи шкуры, то материал летних курток и одежд для нахождения в помещении более разнообразен – тут и великолепно обработанные козьи и лосиные шкурки с коротко стриженным мехом, а нередко, сообразуясь со вкусом хозяина, и вовсе лишенные шерстяного покрова. Беличьи, заячьи, куньи шкурки идут на украшение одежды и её оторочку. Волчий или медвежий мех использовался только в качестве матрасов и одеял.

      И на мужчинах и на женщинах одинаковые, несколько мешковатые штаны. Однако в пещере многие предпочитают ходить в более коротких штанах, больше похожих на длинные, ниже колен, свободные шорты. У мужчин штаны подпоясаны узкими, а у женщин, широкими поясами с парой подвешенных к ним мешочков (игравших роль карманов). Если мужские пояса имеют самый скромный вид, то женские сплетены из множества разноцветных сыромятных ремешков. Они увешаны металлическими, деревянными и костяными побрякушками, легко позвякивающими при малейшем движении тела женщины. Благодаря этому о приближении женщины можно догадаться задолго до того, как она появится из одного из каменных гротов, выходящих в центральную пещеру. Возможно это имело какой то скрытый сакральный смысл.

      На ногах летом (а в жилых помещениях круглый год) сохти обоего пола носят нечто вроде кожаных, мехом внутрь легких сапог, которые у женщин совсем коротки, а у мужчин по щиколотку и прихвачены здесь кожаными же обвязками. Впрочем, в пещерах они часто ходят и босиком. Зимой же на улицу надевают длинные меховые сапоги мехом наружу. Их голенища подвязываются ремешками к поясу под малицей.

      Вся одежда подземных жителей изготовлена с большой тщательностью и вкусом и не производит впечатления чего-то грубого и первобытного. У многих женщин по подолу одежды, вокруг рукавов и на груди нашиты полупрозрачные, мерцающие искорками бусины из небольших шлифованных камушков красного, синего, зеленого и молочного цветов, и металлические, похожие на бронзу или покрытую патиной медь, подвески. Как узнал Никита впоследствии, то были подарки мужей.

      На округлых, подогнанных по форме головы капюшонах мужских курток Никита еще раньше, когда его вели сюда, приметил нечто вроде пары специально пришитых светло-коричневых торчащих ушей, весьма похожих на волчьи. Самый верх остроконечных капюшонов женских малиц украшает один единственный, но довольно длинный хвостик-пучок из тонко нарезанных ремешков сыромятной кожи. Очевидно, эти украшения служили некими оберегами владельца.

      В пещере, скинув куртки, мужчины оставались в кожаных жилетах без рукавов, не имеющих никаких застежек, свободно распахнутых спереди и оставляющих грудь и живот обнаженными. Это не доставляло сохти неудобств, так как температура воздуха в пещере всегда держалась на одном, вполне комфортном уровне. Жилеты изготовлены большей частью из бобровых шкурок, уважаемых владельцами за долговечность носки, теплоту и непромокаемость. Их редкость придавала им дополнительную ценность.

      На женщинах вместо жилетов надето нечто похожее на рубахи-туники из искусно обработанной тончайшей козьей кожи, лишенной шерсти и крашенной в приятный светло-коричневый охристый цвет. Рубахи самого простого покроя и состоят всего лишь из двух прямоугольных деталей, сшитых между собой по трем сторонам тонкими ремешками с оставленными прорехами для рук и головы. Никаких намеков на воротник или рукава.

      Сохти обоего пола ходят в своих жилетах и рубахах исключительно внутри пещер. А случится намерение выйти «на улицу», обязательно снимают их (оставаясь на минуту полуобнаженными) и надевают прямо на голое тело куртки-малицы. Зимние куртки более теплые и длинные, почти до колен, нетронутым мехом внутрь. Летние – легкие и сравнительно короткие, чуть ниже бедер, с коротко стриженным мехом (отчего производят впечатление шитых из бархата с плотным ворсом) наружу. И те и другие, как упоминалось ранее, снабжены капюшонами разного, в зависимости от пола, покроя.

      Когда женщины в его присутствии скидывали свои туники и какое-то время беспечно ходили по пещере, совершенно не смущаясь своей обнаженности, в одних лишь штанах-шортах, молодой охотник стыдливо опускал глаза. Сохти не видели в этом ничего предосудительного. Мужчин нимало не беспокоила излишняя нагота своих дам. Впрочем, и лесовики в домашних условиях могли столь же свободно оголяться, правда делалось это лишь в кругу семьи. Постоянно без туник всё же женщины не ходили. Не то, чтобы стыдно - просто не принято.

      Пришедшие с Никитой охотники так же заменили свои легкие летние куртки с ушастыми капюшонами на солидные черные бобровые жилеты и теперь отдавали должное трапезе, с удовольствием почесывая наполняющиеся животы. Любопытные взгляды коротышек, беззастенчиво бросаемые на незнакомца, вполне отчетливо выдавали тему их разговоров.

     - Ну, теперь ты останешься главным предметом пересудов на несколько ближайших недель, - сообщил отец, - У них не так много развлечений. Как пить дать, мы с тобой попадем в местные сказки и легенды.

     - Ну а ты то, отец, ты сам как сюда попал. Вижу, они к тебе относятся неплохо.

     Антон расправил пальцами вполне приличную уже окладистую бородку и стал рассказывать:

     - Когда я остался один, поверь, стало так тоскливо, так худо на душе. Захотелось изменить жизнь, повернуть ее новым, еще неизведанным краем. Не знаю, прав ли я был тогда или не прав, но такая немочь накинулась. Может подожди я недельку-другую, всё прошло бы само. Но я не мог терпеть. Что-то гнало с места. Тянуло вдаль. Да тебе ли этого не понять, - усмехнулся Антон, глядя на сына, - Вот я и собрался и пошел, куда глаза глядят.

     - Пошел искать Счастливую Страну?

     - Да, знаешь, нет. – пожал плечами Антон, - Я даже не думал поначалу, что к лесовикам пойду. Шел просто, куда глаза глядят. Уже в пути решил навестить их. А мысль про Счастливую Страну пришла еще позже. Уже в стойбище. Сидели, беседовали с Томкагой. Он и помянул сохти.

     - Кстати, где он? Мне сказали с тобой ушел. Даже попеняли на то.

     - Попеняли, говоришь? Да нет, он сам пошел, по своей охоте. Скорее это он уговорил меня пойти искать эту сказочную страну.

     - И где он? – Никита стал крутить головой по сторонам.

     - Да он, паршивец, влюбился тут в одну вдовушку из соседнего стойбища. Там теперь и обретается постоянно. Сюда редко приходит.

     - Так это не единственное их селение? – оживился Никита.

     - Нет, нет. Насколько я понял, существует, по крайней мере, семь родов. И у каждого своя система пещер. Некоторые соединены общими ходами. К другим надо идти поверху.

      Тут отца окликнули и он отошел к нескольким старикам, принявшись о чем-то беседовать с ними. Через время вернулся, кутаясь в накинутый на плечи волчий полог, с подшитыми белой тесьмой краями:

     - Ни как не могу привыкнуть к сквознякам. Зябну, – словно оправдываясь, сообщил он, - Старики вот решили устроить пиршество в честь нашего с тобой воссоединения.

     Глава 8

     034

      Низкорослые сохти, мужчины и женщины вперемешку, расселись тесным, плечо к плечу, говорливым кружком прямо на каменном полу, в сторонке от тлеющих углей. По знаку одного из стариков все стали с жадностью хватать с трех больших продолговатых неглубоких каменных блюд куски вареной рыбы, запеченной над углями зайчатины и томленой в котле с какими-то пряными травками и грибами оленины. Зайчатина отдавала креозотом, зато оленина нежна и отменно вкусна. Только вот соли явно недостает. Каждый едок вытягивал из кучи понравившийся кусок и с удовольствием поглощал, ни мало не заботясь о текущих по лицу и рукам струйках жира. Слизывать его затем, отдельное удовольствие. Здесь же, в деревянных корытцах возлежат: нарезанное поперек волокон тончайшими, почти прозрачными гибкими пластинками сырое, чуть подмороженное мясо; измельченные сухожилия оленьих ног; размятый с вареными кореньями костный мозг. В четырех небольших керамических мисках горки душистой свежей земляники и черники, не пользовавшейся, впрочем, сегодня особой популярностью. Охотник сделал вывод, что не часто хозяевам удавалось поесть вволю мяса, обходясь в основном рыбой, кореньями и ягодами. Отец подтвердил его догадку. Тут же стояло с полдюжины высоких кувшино-подобных, с широким горлом сосудов, наполненных чистой водой, из которых желающие по очереди отпивали, не особо церемонясь при этом соблюдением гигиены. Никиту поразило это сочетание искусно сделанной, с тонким резным узором, тянущимся вдоль краев, из качественно обожженной глины кувшинов и блюд и внешне довольно примитивными условиями жизни хозяев. Он даже, преодолев брезгливость, взял один из сосудов и, отпив воды, осмотрел его. Сделан он явно без помощи гончарного круга, но исполнен тщательно, с изяществом. И обожжен до звонкости. Скорее где-то похитили или выменяли - решил охотник. Не может быть, что это произведение - дело рук примитивных сохти. Ему даже показалось, что возле вождя стоит высокий стакан из меди. Но тот от времени настолько был темен, что судить об этом наверняка трудно. А попросить передать его себе Никита не решился. Кто знает, какие тут обычаи.

      Вскоре, разгорячившись, многие туземцы поскидывали верхнюю часть одежды, оставшись до пояса обнаженными. Голые торсы женщин вгоняли в краску лишь молодого гостя. Он старался не смотреть на множество дамских прелестей вокруг, среди которых встречались как давно утратившие свою привлекательность, так и вполне соблазнительные упругой свежестью. Впрочем, он, отдавая должное необычайно вкусной и сочной оленине, быстро свыкся и перестал обращать внимание на окружающую действительность. Кроме того черные узоры татуировок, частично покрывшие не только лица, но и тела большинства пирующих, значительно скрадывали ощущение их обнаженности.

      Разговоры мало-помалу, по мере насыщения, затихали и один за другим сотрапезники расходились (уместнее сказать – расползались) по разным углам пещеры, привольно разлегшись спать прямо на земле. Лишь некоторые посчитали нужным подстелить под себя кусок шкуры, большинство же удовлетворялось подпихнутой под себя собственной одеждой. Вскоре под сводами пещеры раздавался дружный храп.

      Отец, позвав сына, отвел его к неглубокой нише в отдаленной части пещеры, не забыв прихватить с собой несколько тлеющих углей, разведя новый огонь в находившемся здесь маленьком очажке.

     - Это мои апартаменты, – сообщил он и, увидев удивление на лице сына, пояснил, - Моя персональная комната. И приемная, и спальня, и гостиная.

      На небольшом плоском камне, похожем на здоровенную шайбу и игравшем роль стола, лежит весь небогатый скарб хозяина: старинная, писанная на старославянском, с необычайно тонкими, почти прозрачными но плотными страничками Библия матери, непременный томик Марка Аврелия, тетрадка с торчащим из неё огрызком простого карандаша, огниво в тканном мешочке и нож.

      Никита указал на Библию:

     - Никогда раньше не замечал за тобой религиозности. Давно ли ты стал верующим?

     - Что ж поделать, – усмехаясь, смущенно оправдывается отец, - С возрастом даже атеисты все чаще и чаще задумываются о сущности бытия, о смысле и оправданности своей жизни. Живешь, живешь так, коптишь небо. А потом вдруг - бах! Исчез! Бесследно! Нету тебя! А вера, она дает хоть какую-то надежду. На будущее. Там, за горизонтом. Пусть даже если это всего лишь успокоительная неправда. Но ты живешь уже с этой надеждой. Обидно, знаешь ли, пройти долгий, долгий путь, накопить много чего в голове и знать, что стоишь на самом краю темной бездны небытия. Что исчезнешь, испаришься вместе со своими знаниями, со своим опытом, со своими талантами, со всеми своими умными мыслями. Пшик – и лопнул шарик. Нет его. Зачем тогда все это было? Тяжело знать, что там, впереди - ни-че-го! Абсолютно! Вообще ничего! Очень хочется оставить себе хоть чуточку надежды, что за чертой, подводящей итог твоего бренного существования ЗДЕСЬ, что-то да есть ТАМ. Хоть в какой-то форме. Вообще, прожив без малого семь десятков лет, я пришел к выводу: совершенно не важно, есть ли Бог на самом деле или его нет, и не было. Поверь, не столько мы нужны ему, сколько он нужен нам. Каждому из нас нужна вера в него! Пусть там, внутри, глубоко в себе. Она примиряет нас с мыслью о смерти. Успокаивает тем, что мы не уходим, а лишь переселяемся из одного места в другое. И продолжим существовать уже там, в новом качестве. И становится так хорошо, так спокойно, так мирно на душе! Ты уже не боишься ничего. Ты веришь, что встретишься рано или поздно, но обязательно, со всеми теми, кого любил и кто покинул этот мир раньше тебя. Что они не потеряны для тебя, а ждут и радуются тебе. Только в беседах с ним, с Богом, мы можем быть полностью откровенны. Ведь бессмысленно от него что-то скрывать, он и так все знает, всё ведает, предвидит. И только он выслушает нас безропотно. Всё поймет, рассудит, простит. И не важно для меня, есть ли Он или нет Его, если вера в него дает мне надежду и наделяет смыслом мои последние годы на этой земле.

      Никите опять не очень понятен смысл слов отца, и он решает поменять скользкую тему на более безопасную:

     - Ну так как вы все таки попали сюда с Томкагой?

     - Очень даже просто. Почти так же, как и ты. Сохти вообще невозможно найти, если сами они того не пожелают.

     035

      Антон с Томкагой провели в пути пожалуй больше трех недель, когда вконец отчаявшись обнаружить следы таинственного подземного народца, стали потихоньку сами себя поругивать, ворча, что затеяли мол бесполезное и, по большому счету глупое и бессмысленное предприятие. Какие такие сохти? Кто они? Откуда им взяться? Понятно же было, что это явно сказочные, мифические существа, на вроде эльфов, домовых, речных духов. Правда Томкага в последнем не был так уверен.

     036

      «И вот сидим как-то вечерком у костра и договариваемся, что завтра, мол, точно отправимся обратно. Рассуждаем, как и что станем отвечать на насмешки соплеменников Томкаги, да как они станут ёрничать над нами, как вдруг тот вскакивает и орет благим матом:

     - Волки! Волки!

     - Какие волки здесь, в горах…- успеваю ответить я, как и сам слышу вой нескольких глоток. И тут же, вслед ним, нечеловеческие вопли. Или боли в них больше, или испуга - не понять. Недолго думая, хватаем ружья и в ту сторону! Бежим, бежим. Волчий вой как назло прекратился. Совсем стемнело. Только вдали наш костер и посверкивает. Уж не почудилось ли? Может местные духи шутки с нами шутят? Томкага высказал такую версию, добавив - «однако». И тут еще один крик. Совсем рядом. Слабый, отчаянный. И рык волчий. Злой такой. Аж мороз по коже. Мы туда. Видим, как несколько матерых зверюг, склонившись к лежащему на земле существу, сломив его последнее сопротивление, готовятся растерзать добычу. В стороне еще один волчара извивается с проткнутой насквозь копьем грудью. Недолго думая почти одновременно палим. Двое падают замертво, еще три зверя отбегают в сторону. Они даже не испугались, а скорее удивлены - кто посмел? Не ожидали такого и не знают, что дальше делать. Перезаряжаем винтовки и снова палим. Один волк падает, другой завился юлой, но, тем не менее, вслед за уцелевшим товарищем скрывается в кустах. Его удаляющийся вой еще долго мечется эхом по ущелью.

     - Эх, я, голова щучья, - восклицает Томкага, стуча себя кулаком по затылку, - как так мог промахнуться? Совсем стар стал! Словно баба совсем! Пора мне платье женское одевать! Малицы шить пора!

      Его самобичевание прерывает стон. Неужели несчастное существо еще живо? Темно. Подходим, склоняемся – на земле явно человек. Но маленький такой. Еще удивились, откуда пацан мог в горах взяться? Может где рядом деревня? Ну, делать нечего, под мышки и понесли. К костру подтащили, уложили поудобней. Стонет, бедолага. Костер почти погас, угли чуть теплятся. Томкага пошел хворосту свежего набрать, а я стал раны проверять. Левая рука в двух местах порвана, но не до кости. На груди несколько рваных ран, тоже не очень глубоких. Ни живот, ни пах, ни горло, слава богу, не задеты. Очевидно парнишка отважно отбивался сколько сил было.

     - Весьма, весьма вовремя пришли, - говорю подошедшему с дровами Томкаге, - еще с полминуты и нет человека. Загрызли бы вконец.

      Томкага кидает охапку хвороста в костер и поворачивается в нашу сторону. Огонь вспыхивает ярким светом, а мой спутник уставился дикими глазами на несчастного у меня за спиной и тычет в него пальцем. Я так же оборачиваюсь и тоже разеваю рот. На земле лежит вовсе не ребенок, а вполне взрослый мужчина: лицо, изборожденное морщинами, мощные мышцы рук. Но он ростом действительно с тринадцатилетнего паренька. Глаза прикрыты, а лицо и обнаженная грудь, видная из под изорванной волчьими зубами легкой малицы, необычайно светлого, почти белого цвета. Лицо, грудь и руки покрыты странными узорами. Я даже не сразу понял впотьмах, что это татуировка.

     - Кто это? – подумал сперва, что человек попросту болен. Карлик или еще что.

     Но Томкага с ужасом шепчет:

     - Да это ж он.

     - Кто «он»?

     - Как кто? Не понимаешь совсем? Глупый? Сохти, однако! Вот кто!

     - Сохти? – с любопытством смотрю на представителя таинственного народа. Так значит, они все-таки существуют! Вот они какие!

      Что делать? Перевязали, как могли, раны, чтобы остановить сочащуюся кровь. К счастью ни одной серьезной. Дали напиться. Он всё что-то бормочет. В круглых глазах ужас. Нас, похоже, боится больше, чем волков. Спрашиваю своего приятеля, знаком ли ему язык? Нет, говорит, совсем не знает. А наш сохти, между тем, почти без сил. Но видит, не враги мы ему. Зла не желаем. Успокоился, а вскоре и вовсе заснул бедолага, расслабившись после пережитого. Ну и мы тут прикорнули рядышком.

      На другой день решили никуда не ходить. Подкормить мужичка (ему лет тридцать-тридцать пять, судя по выражению лица, не меньше), дать ему придти в себя. А там уж и решим, что дальше делать. Утром, как проснулся, он опять уставился на нас со страхом. Не знает, что ждать от нас. Глаза большущие. Как солнце стало подниматься, он запричитал. Ладонью глаза прикрывает, пытается подняться, отползти в сторону, да не может – слаб очень. Мы поначалу думали, убежать хочет, но вскоре сообразили, он просит отнести его в тень. Отволокли под кусты. Там он и пролежал до вечера, опустив на глаза капюшон. Несколько раз с трудом поел, но все еще очень слаб. Правда, пока был в сознании, ни единого стона не издал. У сохти проявить слабость за большой позор считается. Томкага меж тем сходил на охоту, подстрелил косулю.

      К вечеру разожгли костер, мясо жарим. Подтащили несчастного поближе. Как начало темнеть, он перестал в свой капюшон кутаться. Пытаемся говорить с ним. Он к тому времени совсем перестал нас бояться. Улыбается только так робко, нерешительно. Никак не можем понять ни единого его слова. Да и ему наши слова ничего не говорят. Делать нечего, стали на новую ночевку располагаться. Тут и высыпало человек десять его приятелей. Все с копьями да с луками. Морды расписные, как матрёшки. Все такие же недоросли. Но руки крепкие. Шипят, ругаются. Разве что не плюются в нас. Думали, наверное, что это мы их приятеля ранили. Руками размахивают - того и гляди заколют или пристрелят. Глаза злые. Только тут наш раненый, приподнявшись, стал говорить им что-то и на нас указывать. Сохти притихли. Выслушали. И сразу отношение к нам переменилось: с неприязни на благожелательность. Им вроде как неудобно даже стало. Явно смутились. Оружие опустили. Одни у раненого хлопочут, другие с костра наше мясо подгоревшее снимают да новое нанизывают, нам наперебой предлагают. У них, кстати, вообще нет понятия своего и чужого, поэтому наше мясо они совершенно свободно принялись поедать. А как наелись, мы думали, что сейчас все спать лягут. Но сохти и не думали оставаться здесь. Четверо быстро соорудили нечто вроде носилок (ловко нарубив молодых сосновых стволиков острым краем наконечников своих копий) и уложили на них раненого приятеля, а остальные словами и жестами стали нас приглашать с собой. Сначала мы даже испугались, а потом я говорю: «Так мы же сами их искали. Неужели теперь на попятную пойдем?». Томкага кивает. Так мы и оказались здесь. Вот уж месяца три как живем между ними».

     037

      На следующий день, о приходе которого свидетельствовали лишь сероватые блики, бессильно цеплявшиеся за скальные выступы стен в вышине и почти не добиравшиеся до дна пещеры, с Никитой пожелал пообщаться пожилой сохти, которого отец представил как местного вождя по имени Кари-Эхси. Он долго выспрашивал о намерениях пришельца, внимательно вслушиваясь в перевод Антона. Так как у туземцев совершенно отсутствовала растительность на лице, о его преклонном возрасте можно было судить разве что по выражению лица, морщинам на лбу и несколько согбенной худой фигуре. Затем вождь заговорил сам. Без всяких уверток заявил, что охотник останется у них в гостях. Потом, если он пожелает, его примут в члены рода, выдадут за него одну из молодых девушек и она принесет от него детей – крепких и здоровых как отец. Но сперва, он должен выучить язык народа, частью которого станет. Они посовещаются со старейшинами рода и решат, кто возьмется за его обучение. Было очевидно, что сохти обучение гостя его отцу доверять не намерены. Да тот и сам еще недостаточно хорошо говорил на местном наречии.

      Сразу после этого Кари-Эхси в купе с тремя пожилыми полуголыми джентльменами удалился в один из примыкающих гротов и отсутствовал довольно долго.

     038

      За проведенные здесь сутки глаза охотника успели несколько адаптироваться к полумраку и он уже неплохо различал всё, что находится в пещере. Временами он уточнял результаты своих наблюдений у отца. Оказалось, что на самом деле не весь род постоянно живет в этой самой пещере. Тут, как правило, проводят дневное время женщины, занимающиеся готовкой и рукоделием, да некоторые мужчины, собирающиеся на охоту либо пришедшие с неё. В полном составе род собирается лишь на общие утренние и вечерние трапезы, празднества и собрания по вопросам, требующим принятия совместного решения. Сохти свободно обходятся во многих своих помещениях совсем без света, привыкнув ориентироваться в кромешной темноте на ощупь и даже по эху от издаваемых ими звуков. Кроме того большинство своих помещений они знали по памяти. В незнакомых или малознакомых ходах часто используют факела.

      По соседству с этой пещерой имеются еще несколько довольно больших, соединенных с ней ходами. В одной из них живут неженатые молодые люди, в другой – незамужние девушки. И тем и другим вход в пещеру противоположного пола категорически заказан. Взрослые семейные пары чаще ночуют в своих отдельных нишах, примыкающих к одному из коридоров, соединяющих большую пещеру и пещеры молодежи. Семейные ниши отделены от коридора завесами из шкур. Ниши эти не больше трех-четырех квадратных метров и предназначены большей частью лишь для ночевок и хранения личных вещей, будь то одежда, оружие, женские наборы для рукоделия либо что иное из их небогатого скарба. Кроме того наличие такой ниши у пары свидетельствует о её семейном статусе. Большую же часть дневного времени, как мы уже упомянули выше, взрослые сохти обоих полов проводят в центральной пещере. Взрослые могут находиться и в пещерах юношей или девушек (соответственно своему полу), где занимаются обучением молодежи.

      Как Никита узнал позже, даже женившись, супруги не сразу получают право на отдельное жилье. Пока у них не родится первый ребенок, муж и жена продолжают жить порознь, в общих пещерах. Бывало, что уже проживши в качестве супругов лет по пяти мужчина и женщина, так и не обзавелись общими детьми и продолжают обитать отдельно, не получив семейного гнезда. В таком случае они имеют право расстаться, заявив об этом на очередном собрании рода, после чего создать новую семью с другим партнером. Главная цель супружества, это дети, так как какого-то отдельного семейного ведения хозяйства не предусматривалось. В роду всё общее, совместное. Даже питались сообща. Исключение из этого правило делалось в редких случаях и касалось больных и беременных, на поздних сроках беременности, а так же женщин в определенные периоды. В мужских и женских помещениях вместе с молодежью живут вдовцы и вдовы, не пожелавшие вновь создать семью или слишком старые для этого. Одновременно они присматривают за шкодливым потомством. Обычно мальчишки и девчонки к этим воспитателям испытывают больше теплых чувств, чем к собственным родителям.

      Мальчики до шести лет живут с родителями, а в шесть их забирают из семей и отправляют в общую мужскую пещеру, где они проживут до времени, когда получат право на свой семейный угол, обучаясь премудростям взрослой жизни. Они уже никогда не возвратятся в семью, в которой появились на свет, особо не общаясь больше со своими родителями, отдаляясь от них с каждым годом все дальше и дальше. Теперь их семья - весь род.

      Между братьями, забранными в разное время из одной и той же семьи и воспитывающимися в общей мужской пещере, совершенно не наблюдается братских чувств. И совершенно не важно, что у них общие родители. Зато юноши-сверстники, подвергшиеся обряду посвящения во взрослые мужчины в один и тот же день, считаются отныне побратимами и на всю оставшуюся жизнь воспринимают друг друга самыми близкими людьми. Не к родному брату или родителю, а именно к такому побратиму мужчина в случае нужды в первую очередь пойдет за помощью.

      Девочки же напротив, живут с родителями подолгу, лет до одиннадцати-двенадцати и уходят в женское «общежитие», когда посчитают это своевременным (обычно это случается в период наступления первых месячных, но и это не обязательный критерий). Даже после такого переселения они часто навещают родителей, продолжая с ними общаться. Никакой определенной процедуры, в отличие от мальчиков, свидетельствующей о переходе во взрослую жизнь у девушек нет. Точнее – этим зримым переходом является замужество. Благодаря вышесказанному молодые женщины, в отличие от мужчин, сохраняют с престарелыми родителями очень близкие отношения.

      Мужчины вспоминают о родстве со своими сестрами, так же как и женщины о родстве со своими братьями лишь в тот период, когда ищут себе супруга. Брак между близкими родственниками, даже между двоюродным братом или сестрой, не допускается. В прочее время они никак не выделяют друг друга из общей массы соплеменников.

      По большому счету брак сам по себе ни к чему супругов по отношении друг к другу не обязывает. Даже имея маленьких детей, муж и жена вполне могут не хранить физической верности друг другу. Главная цель семьи, не ведение совместного хозяйства, а производство как можно большего количества детей, учитывая, что значительная часть новорожденных не доживёт и до года. Пополнять стойбище новыми членами – основное призвание женщины. Это многократно важнее эфемерного «супружеского долга», чем сохти обоих полов охотно пользуются. Впрочем, чувство ревности, как впоследствии убедился Никита, сохти всё же знакомо. И некоторые нарочитые измены могли стать причиной весьма трагичных сцен. Причем в вину изменщику ставился не сам факт измены, а его оскорбительная для другой стороны публичность и нарочитость.

      Рожденные в таких браках дети все равно находятся на общем иждивении рода и в этом смысле своим родителям ничем особо не обязаны. Взрослые сыновья, рано вырванные из семьи, хоть и знают своих родителей, но относятся к ним, как правило, весьма прохладно, если не сказать - безразлично.

      Что удивительно, оба родителя продолжают трогательно любить всех своих детей, даже давно не живущих с ними, при этом сами практически не вспоминая своих еще живых родителей.

     039

      Наконец старейшины рода вернулись и провозгласили (устами Кари-Эхси) свою волю. Гостю выделят отдельную нишу с имеющимся невдалеке отверстием для вывода дыма (есть такая на примете). Они понимают, что без очага ему первое время будет трудно. Кроме того их гостю надлежит выучить язык. Только после этого состоится церемония приема в члены рода, где он, между прочим, получит женщину, которая станет шить ему одежду, согревать его, рожать детей. Собственно свадьба и станет свидетельством признания его членом рода.

     - А почему мне не разрешили остаться с тобой? – обратился Никита к отцу. Тот несколько смутился:

     - Видишь ли, я живу не то чтобы один…

     - Не один? А с кем?

     - Они считают, что если каким-либо образом не удержат нас у себя, мы можем покинуть их и привести в их подземный мир других верзил с железными луками. И тогда придет конец их спокойному и благополучному существованию. Поэтому, недолго думая, они выделили мне жену…- даже во мраке видно, как заросшие щеки отца зарделись. - Они считают, что женщина и дети лучше всего прикрепят нас к племени. Кто от хорошей жены да родных детей побежит? Ну, в моем случае, хотя бы от жены.

     - Жена? Дети? Постой! – спохватился вдруг молодой охотник, - Так это получается, что я не гость здесь, а пленник.

     - Ну… не думаю… может на первое время. Пока не поверят нам. Но здесь не так уж и плохо, когда привыкнешь. Спокойно. Мирно. Они относятся друг к другу с большим уважением. Я не слышал, чтобы у них были какие либо конфликты.

     - Постой, - еще раз воскликнул Никита, - Так это получается, что и ты такой же пленник, как и я.

     - В общем-то… да, – признался Антон, - По факту, так и получается. Пока они еще и мне не доверяют полностью. Слишком мало времени прошло. Но воспринимают уже почти как своего. Внутри же пещер я могу ходить куда захочу. Вот наверх без сопровождения двух-трех воинов под любым предлогом не выпускают. Говорят: «Потеряешься». Да я и не хочу отсюда никуда уходить.

     - И что, твоя… жена… живет здесь? - Никита обвел глазами нишу, в которой они сидели, - в этой самой… конурке?

     - Да. Она хорошая женщина, – в голосе отца скользят нотки вины, - Вдова. У нее есть взрослые сын и дочь. Как и у меня. Вообще, когда лучше узнаешь их, поймешь, что они такие же обыкновенные люди, как и все прочие, там, – он ткнул пальцем вверх. – Так же любят своих детей, так же переживают за них.

     - Только вот нас эти хорошие люди лишили свободы! – нетерпеливо перебил Никита.

     - Ну… это временно. Пойми, им трудно сразу поверить чужакам, какими мы им видимся. Но как только мы докажем, что не представляем для них угрозы, что не хотим им зла, они поверят нам. Тогда всё станет по-другому. Поверь, они больше за себя боятся, чем желают унизить нас. И потому пытаются всячески скрасить наше существование здесь.

     - Но я-то не хочу доказывать им свою верность!

      Вождь, внимательно прислушивавшийся к их разговору и старавшийся по его интонациям, а так же по выражениям лиц собеседников понять о чем идет речь, наконец прервал беседу, заявив, указывая пальцем на фигурку, безмолвно стоявшую несколько поодаль, в тени:

     - Это Элея-Ми, моя дочь. Она будет учить тебя нашему языку, – при этом он поманил фигуру к себе. Приблизившись, та предстала молодой, еле развившейся девушкой. Черты ее лица вполне приятны. Писаной красавицей ее не назвать, но что-то невыразимо притягательное в выражении её лица есть. Она заметно выше других женщин и даже некоторых мужчин. Большущие глаза с некоторым испугом, но в тоже время с любопытством смотрят на своего будущего ученика. Пухлые губки капризно надуты, маленький носик задорно чуть вздёрнут. Рубаха-туника из тончайшей кожи с более светлой беличьей меховой оторочкой по подолу и проемам для рук и шеи, отчетливо прорисовывает стройное тело. Светлые волосы собраны в четыре длинных косы, две из которых откинуты за спину, а две ниспадают спереди, обрамляя лицо и соединяясь внизу распушенными хвостиками.

      Никита смущен. Непроизвольно вскочив, протягивает своей наставнице раскрытую ладонь.

     - Здравствуй.

      Все, в том числе и девушка, удивленно смотрят на него. Отец же, отвалившись на спину, с удовольствием хохочет. Никита смутился еще больше и сел на место. Антон объяснил хозяевам, что означает этот жест и те довольно заулыбались. Элея-Ми, фыркнув, подошла и вытянула руку в сторону молодого человека.

     - Энь да!

      Он, вновь вскочив, аккуратно жмет ладошку. Ладошка мягкая. Все вновь смеются – непонятно над кем больше – над гостем или над девушкой. Та, вскинув подбородок, гордо окинула соплеменников вспыхнувшим взором, но тут же смягчилась и заулыбалась. Затем уже без тени смущения грациозно опустилась на поджатые под себя коленки, как это делают японки, сев прямо на землю рядом с учеником, и потянула его за рукав куртки вниз. Он сел рядышком, неуклюже свернув ноги калачиком. В висках стучат молоточки.

      Девушка коснулась кончиком указательного пальца своего носа и произнесла мягким голосом:

     - Мэн нюла Элея-Ми, - затем коснулась тем же пальцем его носа и вопросительно изогнула брови, - Дэр нюла кэн?

     Эта процедура уже знакома Никите:

     - Хикта, - заявил он, чтобы не доставлять девушке неудобства, - Мэн нюла Хикта.

     Окружающие, толи из скромности, толи просто надоело, разбрелись по своим делам. Элея же, не откладывая в долгий ящик, принялась обучать молодого человека первым словам, заставляя повторять их по десятку раз, пока ее не устраивал результат. Почти после каждого сказанного им слова она закатывалась звенящим смехом и сгибалась вперед, касаясь земли кончиками кос. Ей откровенно нравилась роль учительницы. Никите с ней легко, словно они друзья с детства.

     Глава 9

     040

      Язык сохти оказался неожиданно сложным. Только шесть определений степени темноты! Семь степеней родства. Кроме единственного и множественного, существует двойственное числительное. Время прошлое, настоящее, будущее, возможное и неопределенное. Зато вполне четко закреплен порядок слов в предложении, который нельзя менять, так как сам смысл предложения может измениться на противоположное. Или тебя попросту не поймут. В лучшем случае - поднимут на смех. При этом глаголы всегда оканчиваются на слог «нэс», а вопросительное предложение на слово «кэн», своеобразный вопросительный знак, что уже помогало сориентироваться в речи. Чтобы подчеркнуть особую важность слова, его произносили дважды, а то и трижды, подняв вверх указательный палец. Поднятый вверх палец левой руки означает насмешку, сарказм, а правый - особую серьезность сказанного.

      Некоторые слова могли употребляться только женщинами или только мужчинами, правда их было, к счастью, немного, не больше трёх десятков. Но попробуй, назови грудного ребенка: «пэпэ», как говорят женщины, а не по мужски – «шу». Или большой котел для приготовления пищи по-женски - «сапу», а не как пристало мужчине - «тэт». Либо говоря, «надо бежать, побежали», скажешь - «таэнэс» вместо положенного твоему полу - «пирасмэнэс». Засмеют. Да еще намеками разными забросают. Сохти вообще оказались смешливым народом. Иногда чересчур. Никита долго не мог понять, почему Элея называет что-то таким-то словом, но ему велит называть это совершенно другим. Поначалу от всего этого голова шла кругом.

      Но, благодаря своему усердию (а больше, тому, что кроме учебы делать то совершенно нечего), уже через неделю Никита мог понять, чего от него хотят. А еще через пару недель смог с грехом пополам изъясняться на чужом языке, выразить словами то, чего хочет он. Он с невольным трепетом, как школьник, взирал на свою учительницу, едва достигавшую ростом ему груди. Она же обходилась с ним строго и величественно, весьма серьезно подойдя к возложенной на неё старейшинами миссии. Когда стали проходить счет, Никита первым делом выяснил, сколько лет Элее. Уж очень сбивал с толку ее невеликий рост и детское выражение лица. Оказалось, что ей уже семнадцать. Для этого она попросту вытянула в его сторону две растопыренные пятерни, затем одну еще раз, присовокупив два пальца другой и, гордо тряхнув косами, заявила:

     - Экуданахо сиэр!

     Из этого молодой человек сделал заключение, что девушка считает себя вполне взрослой и ей его намёки на её детский возраст даже оскорбительны.

     041

      Спустя еще месяц благодаря упорству Элеи и своей старательности Никита уже мог вести довольно сложные беседы. Они частенько усаживались в сторонке ото всех (посещать его «комнату» девушка категорически отказывалась: очевидно это считалось неприличным для незамужней девицы) и вели долгие разговоры, время от времени прерываемые перезвоном девичьего смеха. Она терпеливо исправляла его малейшую ошибку, добиваясь полной, с ее точки зрения, грамотности речи ученика.

      Теперь они могли свободно общаться даже на отвлеченные от грубой материальности темы. Никита решился задать давно мучавший его вопрос о том, что соплеменники Элеи думают относительно его будущей судьбы. Отпустят ли они, когда либо, его наверх, или намерены оставить здесь, под землей, до самого конца? Девушка замолчала, посмотрела своими большими пронзительно-голубыми удивленными глазами и спросила:

     - Разве тебе, Хикта, плохо здесь?

     Никита растерянно молчал. Что тут скажешь? Разве она поймет, что как бы здесь не было спокойно и тепло, но он находится в неволе. Он скучает по тому солнечному миру, что раскинулся наверху - по бескрайней тайге, по рекам и озерам. Даже по горам. По множеству разных людей. Элея же, истолковав молчание ученика по своему, продолжала допытываться, не понимая, как это человек может хотеть добровольно вернуться в тот дикий неприветливый мир:

     - У тебя там, наверху, есть женщина? - и тут, словно в испуге, прикрыла ладошкой рот, - Может у тебя там есть дети? – в её голосе прозвучали нотки упрека.

     - Да нет, что ты! Я не женат. Да и детей у меня нет.

     - Почему же ты хочешь уйти отсюда? - искренне удивилась девушка. - Здесь так хорошо! У нас здесь нет холодной зимы, нет жаркого лета. Нет дождя или снега. У нас есть всё, что нужно человеку для счастья.

     - Да, да, знаю, - Никита уже раскаивался, что завел разговор на скользкую тему. Он не хотел обидеть девушку.

     - А скоро тебе дадут жену. Ты станешь как все. Тебе будет совсем, совсем хорошо.

     - А может, я не полюблю ту женщину, которую мне дадут? – примирительно сказал охотник, - Вдруг она мне не понравится?

     - Разве я тебе не нравлюсь? – круглые глаза заполнили все вокруг.

     - Ты? При чём тут ты? – не сразу понял Никита, но, еще прежде, чем он окончил фразу, вся правда открылась ему, - Ты!?

     - Да. Старейшины решили меня отдать тебе в жены, – девушка робко коснулась ладошкой его руки, - Я согласилась. Отец согласен. Я думала, что нравлюсь тебе.

     - Но… но ты же… ещё совсем… молодая?

     - Экуданахо сиэр! – сердито напомнила девушка, - Мне уже семнадцать. Семнадцать!!! Многие в моем возрасте второго ребенка имеют. Так я тебе совсем, совсем не нравлюсь? – внезапно спросила она вкрадчивым, как у нашкодившего ребенка голосом. Словно ответ на заданный вопрос ее вовсе и не интересовал, она, склонившись вперед и сложив губы трубочкой легко дула на угли.

     - Нравишься, – вынужден признаться охотник. Он и сам только что это в полной мере осознал, - Даже очень…

     - Да? – Элея легко вспорхнула на ноги, - Я и так это знала, - бросила она уже на бегу, - Буду просить отца, чтобы до Праздника Нанесения Узоров отдал меня тебе! - смеющийся голос девушки исчез в коридоре, ведшем в сторону женской комнаты.

      Никита чувствовал, как лицо его заливается краской. Он украдкой оглянулся по сторонам – никто не видел произошедшего? Но если кто-то что-то и слышал, то не показал этого. Все занимались своими делами в отдаленных уголках пещеры.

     042

     - Слушай, Элея, а что такое за Праздник Нанесения Узоров? - невинным голосом спросил Никита дня через два, когда закончился очередной урок. К недавнему разговору ни один, ни другой с тех пор не возвращались.

     Элея не подала виду, что понимает, откуда молодой человек знает об этом празднике. Она задумчиво почесала кончик носа:

     - Праздник Нанесения Узоров?

     - Угу.

     - Ты заметил, что у многих из взрослых мужчин и женщин на теле нанесены узоры?

     - Конечно. Но я так же заметил, что у тебя их нет. Я думал, это сами люди для красоты наносят. Кто хочет.

     - Нет-нет, - рассмеялась девушка, - Не для красоты. И эти узоры никто не может нанести себе сам. Мальчикам первые узор на лице, в виде линий вокруг глаз наносят в день, когда они становятся мужчинами. Лет в тринадцать-четырнадцать. После этого они могут жениться. Но чаще женятся после шестнадцати. Затем наносят новые, на щеках, на плечах, руках, груди и спине по мере того, как мужчина проявляет себя. Самым умелым и знаменитым охотникам наносят узоры на лоб. Чем больше узоров, тем более заслуженным считается воин. Заметил, как много узоров у моего отца?

     - Конечно.

     - Кроме того есть специальные узоры, которые наносят только вождям родов и колдунам. Первым эти узоры наносят на виски, а вторым на горло.

     - И когда наносят эти узоры? Кто их наносит?

     - Наносит их колдун в День Праздника Узоров, который проводится в разгар зимы (когда день там, наверху, начинает пребывать), один раз в два года. Колдун должен быть обязательно не свой, а из другого рода. В этот день все юноши, которые достигли положенного возраста, принимаются в воины. Юноша садится на камень и колдун концом специального ножа прорезает ему кожу в виде узора и втирает в порезы приготовленную из растертого с водой мягкого зеленого камня краску. В это время взрослые мужчины хлопают в ладоши и хором поют песню, желая молодым воинам выдержки и предсказывая им героическое будущее, напоминая о знаменитых воинах и охотниках прошлого.

     - Что это за камень, - предвидя вопрос Никиты, заявила Элея, - знают только колдуны. Я ни разу не встречала такого. Поэтому никто не может сам себе нанести такой узор. А если кто и попытается, его ждет самое страшное наказание. Изгнание из рода. И ни один другой род не примет его к себе. После того, как новому мужчине нанесли первую в его жизни татуировку, его волосы завязывают у висков в две косички. У взрослых женщин тоже две косы, но они расположены дальше от лица, ближе к затылку, сразу за ушами. И женские косы, как сам видишь, гораздо толще и длиннее. После юношей, в этот же день, наносят дополнительные узоры проявившим себя за прошедшее время взрослым воинам.

     - А женщинам тоже наносят узоры в этот день? Я видел, что у многих есть узоры, но они другие, плавные, не как у мужчин. И почему тогда у тебя нет узоров? Ведь тебе уже семнадцать лет?

     Элей заметно покраснела.

     - У девушек нет специального праздника, когда они превращаются из детей во взрослых. Молодым женщинам наносят первый узор на щеки и на плечи, когда они выходят замуж.

     - А если она несколько раз будет выходить замуж?

     - Значит под первым узором нанесут второй, точно такой же.

     - Я видел у некоторых женщин на щеках по два, а у Сонни даже три одинаковых узора.

     - Да, да. Сонни уже третий раз замужем. Её первый муж погиб при обвале, а от второго она сама ушла.

     - Ну а другие узоры?

     - Другие узоры наносятся женщинам после рождения ребенка. После рождения первого – узор в виде круга вокруг сосков, а когда ребенку исполнится три года, по большему кругу на животе и лопатках, в зависимости от того, мальчика она выкармливает или девочку. Кроме того, после каждого следующего ребенка на груди добавляется новый круг поверх первого. После того, как её первому сыну исполнилось шесть лет, когда его забрали в мужскую пещеру, наносят узор на кистях рук. Затем, когда её сын становится воином, ей наносятся узоры в виде кольца вокруг запястий обеих рук. Так же на плечах женщины наносится узор, когда ее дочь родит своего первого ребенка, то есть её внука или внучку. Причем некоторые линии узоров у каждого из родов немного различаются. По всем этим узорам всегда можно сказать, из какого рода мужчина или женщина, сколько раз женщина была замужем, сколько она родила детей и скольких из них она вырастила. Стала ли она уже бабушкой. Когда первый внук женщины становится воином, она может участвовать в общих собраниях Матерей рода.

     - Очень удобно, - согласился охотник.

     - А вот как у вас, там, наверху, узнают, кто из людей что сделал полезного для своего рода?

     - У нас? Да у нас как то обходятся без татуировок. По одежде о человеке можно многое сказать. По тому месту, где он живёт. Но больше попросту от него самого или от других узнают.

     - Но это же неудобно? Вдруг он неправду скажет.

     - Может быть, может быть. Нередко так и случается. Привирают. У каждого народа свои обычаи.

     - Расскажи мне о своем народе? – загорелась Элея.

      Никита, подумав, стал описывать внешний вид, обычаи, одежду тех мест, где ему удалось побывать, стараясь представить свой народ в более выгодном свете, тщательно взвешивая каждое слово. Ему очень не хотелось, чтобы люди сверху предстали перед пещерными жителями (а то, что девушка передаст его слова своим, он не сомневался) дикими и опасными, которых надо всеми силами остерегаться. И без того большие глаза девушки становились все круглее. Временами она прерывала рассказчика и уточняла то, что казалось ей особенно удивительным или невероятным. Что-то она откровенно признавала глупым, а что-то ей нравилось. Особенно много вопросов она задавала, когда зашла речь (по её же требованию) о любви между мужчиной и женщиной. Она удивлялась, что мальчики так и оставались воспитываться в семье:

     - Кто же делает их мужчинами? Кто воспитывает в них отвагу и выносливость? Они наверное вырастают слабыми и безвольными? – сказала она, с сомнением глядя на собеседника.

     - Да нет. Поверь – вырастают вполне приличными людьми, – рассмеялся Никита.

     043

      После того, как Никита окончил, он попросил девушку в ответ рассказать ему о своем народе: кто они, когда и как попали сюда? Как называют сами себя?

     - А то о вас у нас там, наверху, ничего не известно. Только слухи разные ходят.

     - Что неизвестно, это хорошо, - заключила Элея, - А какие слухи?

     - Ну… ну, например, считают, что вы воруете детей и молодых женщин?

     - Воруем?! Зачем?! – искренне удивилась девушка, - Зачем они нам?

     - Ну… говорят, что вы их… едите.

     - Едим?! – Элея сначала онемела от удивления, а затем рассмеялась во весь голос, упав на спину. На её громкий смех стали оборачиваться остальные. Элея вслух, к полному смущению Никиты, пересказала то, что о них думают верзилы сверху. В ответ раздались смешки и язвительные замечания. Кто-то, под общий одобрительный хохот, мрачно заявил: «Эти дикари сами кого хочешь съедят! Они, злобные твари! Это они наших предков гнали отовсюду. Нигде жизни им не давали. А теперь, оказывается, это мы у них детей воруем!».

      После того, как последние раскаты смеха стихли, Никита вернулся к прерванному разговору. Он стал оправдывать людей сверху, поясняя, что им трудно что либо иное думать о сохти, раз те сами прячутся ото всех.

     - Нашим предкам пришлось прятаться в пещерах, так как твои соплеменники чуть не уничтожили их всех до единого.

      Никита не стал спорить, еще раз попросив девушку рассказать о своем народе. Элея долго отнекивалась, заявив лишь:

     - Народ наш называется вовсе не сохти, как ты говоришь, а ва-сату, что по нашему означает «самые первые люди». А об истории нашего народа тебе лучше поговорить с моим дядей, братом моей матери, Ага-Реххом.

     - И где его можно увидеть?

     - Он кузнец, делает ножи, наконечники для стрел и копий и потому живет отдельно. Наши называют его Огненным Человеком. К тому же, - явно смутилась девушка, - они с отцом недолюбливают друг друга и дядя старается пореже появляться здесь. Особенно после того, как моя мама умерла. Если кому нужна его работа, тот сам идет к нему. Несет плату продуктами.

     - Как же мне тогда поговорить с ним?

     Элея-Ми, хитро улыбнувшись и подмигнув глазом, согласилась:

     - Придется сводить тебя к Огненному Человеку. Заказ на копье сделать, что ли.

     Глава 10

     048

      Вдвоём шагают по коридорам. Пока не потух взятый им факел, он еще мог разглядывать стены коридора. Это действительно коридор, а не просто расщелина в теле горы – отчетливо видно, что во многих местах каменные стены подправлены (иногда довольно значительно) каким-то инструментом: выступавшие концы стесаны, местами проход явно искусственно расширен, ямы завалены, на крутых подъемах или спусках вырублено по несколько ступеней. Временами от этого коридора в стороны под разными углами отходят другие – часть из них так же обработана, а часть, очевидно не ведших никуда, оставлена в первозданном состоянии. Несколько раз сворачивали в эти боковые проходы. Трудно определить время, которое они уже находятся в пути. Несколько раз становилось прохладнее, а два раза из боковых расщелин тянуло настоящим морозом, продиравшим до костей, словно они шагнули среди летнего знойного дня в ледник. Девушка пояснила, что здесь род хранит излишки запасов мяса (когда этот излишек вдруг образовывался) и рыбы. Мясо, по ее словам, быстро леденело и могло сохраняться в таких местах бесконечно долго. Один из потоков морозного воздуха задул еле теплившийся огонек на конце палки. Теперь оставалось использовать ее в качестве посоха, нащупывая дорогу и стараясь не отстать от проводницы. Толи она действительно могла видеть в полной темноте, толи, что скорее всего, просто отлично знала знакомый ей с детства путь, но она ни разу не ошиблась и не замешкалась. Временами, по гулкости их голосов и по тому, что девушка брала своего подопечного за руку, можно догадаться - проходят очередной пещерой. Элея всякий раз заботливо предупреждала о близких ступенях вверх или вниз. Несколько раз ноги Никиты шлепали по мокрой почве. Один раз он отчетливо слышал шум бурлящей воды и ощутил влажное дыхание невидимого потока, поклявшись отныне ни ступать больше сюда ногой без достаточного запаса факелов.

     049

      Новая пещера (заметно меньше той, из которой они начали свой путь) открылась совершенно неожиданно за резким поворотом коридора. Здесь заметно темнее, чем в общей пещере. Какой-то красноватый отблеск озаряет своды. Впрочем, через несколько секунд стало понятно, откуда берутся эти смутные багровые блики на стенах. Вдали, в смежной с этой и соединенной с ней широким проходом с арочным сводом небольшой пещере горит кучка всё того же бурого угля. О том, что горит именно уголь можно догадаться по специфическому запаху. У костерка стоит мужчина, одетый в одни кожаные штаны. Крепкая фигура, так же как и лицо, густо покрыты татуировками. Две непременные мужские засаленные косички его пепельного цвета волос, бравшие начало у висков, ближе ко лбу, связаны хвостиками под затылком. Понятно, что он давно уже услышал их шаги и голоса и теперь ожидал, кто покажется из темноты. Подойдя поближе, Элея сообщила своему спутнику:

     - Это Ага-Рехх, мой дядя, – после чего, уже дяде, - А это Хикта, наш гость сверху.

      Из того, что Ага-Рехх ничуть не удивился, понятно – он знает о пришельцах сверху. Огненный Человек приложил раскрытую ладонь правой руки к сердцу и, не дожидаясь ответного приветствия сел на прежнее место. Элея и Никита расположились по другую сторону тлевших в небольшом кольцеобразном очаге углей. Никита очень удивился, так как сохти никогда не сидели у самого огня и даже женщины, готовя пищу над очагом старались поскорее отойти от него и выжидать чуть в сторонке, ориентируясь о степени готовности блюда больше по запаху и звуку, чем по виду.

      Девушка рассказала кузнецу, зачем они пришли. Он кивнул, ответив, что после того, как закончит свою работу, охотно расскажет новому члену клана все, что знает. Только тут молодой человек заметил, что в мерцающих углях лежит раскаленная до красна железяка.

      Огненный Человек выхватил из очага неизвестно откуда взявшимися довольно искусно сработанными большущими щипцами деталь, перенес её на расположенный справа от него плоский камень-наковальню величиной с колесо легкового автомобиля, и принялся проковывать увесистым, судя по напрягавшимся мышцам правой руки кузнеца, железным молотом на очень короткой деревянной ручке. Временами кузнец вновь отправлял деталь в очаг, зарывая ее в угли. Обмахивал вспыхивающие угли куском грязной шкуры, после чего этим же куском утирал взмокший лоб. В эти пару минут он выспрашивал у племянницы о делах в роду, что там нового, как родственники.

      И снова ковал раскаленную деталь. Уже на второй раз Никита понял, что это будущий нож. Но нож непривычно большой. Нет, догадался он, скорее всего это не нож, а ножеобразный наконечник копья сохти. Вернее даже не копья, а того, что у таёжных народов называется пальмой.

     - Откуда вы берете железо? – не утерпел гость. Взгляд кузнеца сразу стал подозрительно-строгим. Он нехотя ответил что-то вроде: «в горах находим». Затем добавил уже спокойнее:

     - Раньше наши далекие предки, которые жили тогда наверху, собирали упавший с неба металл. Очень хороший метал был. Чистый. Удивительные ножи получались. Не надо было проковывать по нескольку раз.

      Когда деталь окончательно обрела задуманную мастером форму и, очевидно, удовлетворила его, он, остудив её, еще раз сунул в угли, но уже не плашмя, а наклонно, лезвием вниз. Когда лезвие приобрело тускло-вишневый цвет, но тело клинка оставалось еще темным, мастер вытащил заготовку из очага и тут же ловко окунул в расположенный сразу за наковальней металлический тазик с водой. Никита мог дать руку на отсечение, что тазик изготовлен из настоящей меди. Ему сразу вспомнился медный стакан, стоявший в его первый обед у сохти возле вождя. Удивительно, но других медных изделий охотник здесь больше не видел.

      Мастер опустил в забурлившую воду зауженный конец, затем погрузил лезвие и, наконец, отправил деталь в воду целиком. От воды поднялся клуб пара с мягким приторным запахом, свидетельствующим о наличии в воде каких-то добавок. Через минуту кузнец вытащил остывшее изделие и беспечно бросил на землю.

     050

     - Ну вот. Осталось только еще раз прогреть, чтобы на морозе от удара не треснул, и заточить хорошенько. Затем приделаю древко и отличный лахри готов, - кузнец, подтянув к себе мохнатую шкуру, утомленно опустился на нее боком, опершись локтем, - Так зачем, говорите, пришли?

     - Хикта интересуется историей Настоящих Людей, дядя, - повторила Элея, устраиваясь поудобнее в предвкушении предстоящего рассказа, - Расскажи ему.

      Ага-Рехх не спеша выудил из стоявшего тут же мешочка несколько длинных полосок вяленого мяса и, раздав по одной гостям, сам с удовольствием впился зубами в свой.

     - Народ наш, Ва-Сату, самый древний и самый настоящий из всех людей, существующих ныне на земле. Он появился задолго до всех прочих. И, в отличие от других, мы созданы светлыми, добрыми духами с добрыми намерениями.

     051

      «Много, много, много лет назад не существовало ни людей, ни зверей, ни Солнца, ни Земли, ни звезд, ни гор, ни тайги. По миру была разлита только одна бесконечная вода. И лишь холодный ветер поднимал волны на ней. Пролетала как-то над этой водой Большая Белая Птица. Она залетела в этот пустой мир случайно, из другого, небесного мира, мира добрых духов, который невидим из этого мира. И вместе с Большой Белой Птицей из другого мира проник сюда узенький лучик от того благодатного света, который царит в Небесном Мире. Он, ударившись о поверхность воды, подскочил высоко-высоко вверх и превратился там в наше Солнце. Представляете, какая благодать творится в том, другом мире, если даже крошечная, ничтожная его частичка смогла осветить весь этот темный до того мир и до сих пор не потухла в нашем небе. А темнота и холод над нашей землей царили раньше такие, каких нет даже в самой глубокой пещере. Не было в мире ничего светлого или теплого!

      И тогда увидела птица этот мир. И стало ей любопытно, насколько он большой и богатый. Летела она много, много, много дней. Стала совсем изнемогать, ибо не было в этом мире места, куда она могла опуститься и отдохнуть. Одна вода - без начала и конца, в которой отражается молодое Солнце. Тогда Большая Белая Птица нырнула на самое дно и зачерпнула со дна своим огромным жёлтым клювом сколько могла камней. Затем взлетела в самую высь и кинула оттуда камни в воду. И образовались из этих камней острова посреди бесконечной воды. Одни острова, из камней побольше, большие. Другие, из камней поменьше, маленькие. Из налипших на камни песчинок, совсем маленькие острова. А из тех брызг, что поднялись к самому небу и повисли там, образовались звезды. Только их из-за ярких лучей Солнца не видно. Села тогда Большая Белая Птица на один из островов отдохнуть. Но не понравилось птице на этом острове, так как был он пустой и неприютный. Взлетела птица ввысь и села на другой остров, но и там пусто. И на какой бы остров она не садилась, на маленький ли или на большой, везде одинаково неприютно. Птица к тому времени проголодалась, но не было на земле ничего, чем бы утолить голод. Тогда птица вновь нырнула в воду и зачерпнула со дна полный клюв ила. И стала она разбрасывать этот ил по островам. И из этого ила появились деревья, кусты и травы, в зависимости от частичек ила. Махнула птица своими огромными крыльями на одно дерево – превратилось оно в оленя, махнула на другое – обернулось дерево медведем, на третье, превратилось в рыбину. И так сколько бы раз птица не взмахивала крыльями, получались все живущие и сейчас в этом мире животные, птицы и рыбы. Решила птица, что хорошо поработала. Наелась она и заснула глубоким сном. И спала так в созданным ею мире, согревшись на солнце, много, много лет подряд, ибо была она бессмертная и время для неё было пустым звуком.

     052

      А пока она спала, животные расплодились. Стало им тесно на земле. Раньше-то они дружно жили и не враждовали. Нечего им делить было. Каждому места хватало. А теперь тесно стало и стали они биться между собой. Тогда птица вновь нырнула на дно и, набрав камней, принялась разбрасывать их по земле. Там где падали камни, образовывались горы. Эти горы разделили сушу на части, каждому животному своё место. И еще решила Птица создать того, кто охотился бы на этих животных, начальствовал над ними и не давал им заполонить всю землю. Кого бы из зверей сделать старшим, думала птица. Но все они либо слишком глупые, либо слишком жадные, либо слишком маленькие, либо слишком трусливые. А когда Большая Белая Птица увидела медведя, подумала, что вот она, самая умная из созданных ею тварей. Вот из кого, подумала, сделаю новое существо, которое будет стоять над всеми и разумно владеть всем созданным ею. Налетела на медведя, схватила за длинную шерсть когтями, приподняла над землей, встряхнула, да так сильно, что с того облетела вся шерсть (только на голове остался клок, за который держалась птица). Взмахнула над ним крыльями. И упал медведь на землю самым первым мужчиной.

      Подумала Птица, что получилось хорошо. И успокоилась на том. И заснула.

      А как проснулась и полетела посмотреть, как там живет созданное ею разумное существо, увидела, что мужчине скучно. Бродит он по земле голый, завывает как волк и ест сырую пищу, разрывая её зубами. И нет у него смысла в жизни. И решила Птица, что нужна мужчине подруга, чтобы продолжился род его, и было кому о нем самом позаботиться. Не делать же каждый раз нового человека из медведя. Нашла молодую медведицу, не имевшую еще медвежат. Но медведица испугалась и пустилась бежать. Смеется Белая Птица. Говорит: «Глупая, сама не понимаешь своего счастья. Ибо не будет зверей ни на земле, ни под землей, ни над землей, ни на воде, ни под водой сильнее, чем твои дети. Хотя мужчина и будет сильнее тебя, но ты будешь руководить им во всём. И будет он, сам того не желая, подчиняться тебе». Заслушалась медведица такими речами, стало ей любопытно. Подняла вверх косматую морду, а Птица взмахнула над ней крыльями и превратила в самую первую женщину.

      Подбежал тут мужчина, осмотрел странное существо. Показалось оно ему тёплым и мягким. Впервые не захотелось ему убивать и съедать его. Улыбнулся он и остался доволен подарком Птицы. А женщина рассмеялась мужчине в лицо и сказала, что он голый. И она голая. И это плохо, потому что они не звери теперь. К тому же ей холодно. И она голодная. Велела, чтобы пошел он туда, куда сам хочет, убил и принес ей животное, из шкуры которого она пошьёт одежду для себя и для него, а из мяса приготовит вкусное кушанье. Послушался мужчина, сам не понимая почему. А когда уже был он сыт и одет, он удивлялся – как он раньше мог обходиться без женщины?

      И сказала им Птица: «Теперь сами можете жить и заселять этот мир».

      Так появились на земле первые люди, настоящие ва-сату, наши предки. Они жили очень счастливо, всегда у них была пища и шкуры, чтобы прикрываться от ветра. Сама Птица поселилась на самой высокой из гор. И пришло в мир спокойствие и справедливость.

     053

      Но позавидовали этому счастливому миру злобные духи из другого, нижнего мира, где царствовал Злобный Га. Злобный Га послал на землю Большую Черную Птицу. Она создала из злобных, вечно голодных и коварных волков других людей, больших, неуклюжих и страшных, еле бормочущих на своём зверином языке. Они не ведали ни добра, ни жалости, - при этих словах рассказчик покосился на Никиту, - Стали эти не настоящие люди сразу враждовать между собой, как дикие звери, поднимать друг на друга и на других, кто был вокруг, палки и камни и убивать их. Стали они обижать первых людей, истреблять животных сверх всякой меры, убивая их там, где застигнут. Убивать не для пищи или шкур, а просто для удовольствия, ибо созданы дикарями из дикого.

      И вынуждены были наши предки, настоящие люди, уйти далеко на север, переправиться на один из небольших островов, куда не могли добраться из-за своей глупости дикие люди. И продолжали жить там так же счастливо, как и прежде, ни в чем не нуждаясь, так как было в те времена там тепло и уютно и было множество всякой живности и растений. Но злобный Га опять позавидовал им и вновь послал на землю Большую Черную Птицу. И та, взмахнула своими черными крыльями так, что закрыла все небо, наслав на те счастливые острова, где жили наши предки, крепкие морозы и постоянную ночь. Солнце от страха спряталось в воде и боялось показаться на небе. На небе стали видны звезды, которых раньше не было видно из-за яркого света.

      Совсем плохо стало нашим предкам. Принялись они звать Большую Белую Птицу, жаловаться ей, просить спасти их. Прилетела Большая Белая Птица, но не смогла она полностью отменить колдовство, наложенное Черной Птицей, а лишь отменила наполовину. С тех пор половину года на земле там царствовали морозы, а половину – лето. Половину года держалась ночь, а половину день. А встречаясь – свет и тьма боролись друг с другом много дней, пока один из них не побеждал на свой срок. Только забыла Птица вернуть на острова, на которых жили наши предки, животных. Ей уже порядком надоели эти созданные ею суетные существа, расселившиеся по Земле. Пришлось нашим предкам питаться рыбой и прячущимися под водой животными, покрытыми крепкой шкурой и толстым слоем жира и имеющими по два огромных зуба в пасти. Из тех зубов они делали хорошие копья.

      Но духи из нижнего мира по-прежнему не успокаивались. Покрыли всю воду вокруг острова толстым слоем льда, который не таял ни зимой, ни летом. Но ва-сату кололи лед и продолжали ловить рыбу и морского зверя. Тогда духи подняли ветер невиданной раньше силы. И стали ледяные глыбы наползать на остров и рушить его берега, так как был тот остров не из камня, а из песка. Через несколько лет от острова оставалось совсем немного. Пришлось нашим предкам покинуть свой остров и перебраться обратно, на большую землю. Здесь много животных, но и много диких людей, созданных злобным Га, владыкой Нижнего Мира. И куда бы наши предки не шли, на них всюду нападали дикие и убивали, потому что их было значительно больше. Тогда пришлось ва-сату бежать далеко в горы. Но дикари шли по пятам, ловили их и здесь и убивали, а затем поедали их мясо прямо сырым, так как не знали даже огня.

     054

      И остались на земле из древних настоящих людей только одна девушка по имени Мянь и семь ее младших братьев. Мянь была красива, умела шить крепкую одежду и готовить вкусную пищу. Злобный Га возжелал её и отправил на землю посланца в виде Красной Коварной Лисы с требованием, чтобы красавица Мянь непременно явилась к нему и вышла за него замуж. Тогда он защитит оставшихся в живых древних людей, возьмет к себе под землю и каждому из ее братьев даст в жены женщину-духа. Но, посоветовавшись с братьями, отказалась гордая девушка. Рассвирепел повелитель нижнего мира Га и поклялся отомстить древним людям, открыв их убежище дикарям.

      Стали оставшиеся ва-сату вновь кликать Большую Белую Птицу, молить ее помочь им.

     Сжалилась над ними Большая Белая Птица. Послала им на помощь своего любимца, самого большого, самого доброго и самого сильного из созданных ею тварей - я-хорра. Древние люди редко видели его и то издалека, так как жил я-хорра под землей и наверх выходил ночами. Люди называли его Земляным Оленем, так как настоящего имени его Птица никому не открыла, чтобы не дать злым духам власти над ним. Злые духи боялись зверя и обходили стороной. С ним даже Черная Птица не вступала в бой, поэтому злобный Га преследовал этого зверя и он ушел под землю.

      Сказала Большая Белая Птица: «Следуйте за ним, он спрячет вас. А ко мне больше не обращайтесь, ибо я ухожу из этого мира в свой, откуда пришла. Вы же будете преклоняться перед этим зверем и кормить его. Вместе вас не одолеет ни один злой дух».

      Этот зверь позвал людей за собой. Привел к этой самой горе и показал вход в неё, так как внутри этой чудесной горы оказалось множество пещер. Пришлось Мянь и ее семи братьям спрятаться в самой глубокой пещере. С тех пор мы и живем в этих пещерах, выходя наверх только ночами, как завещал нам наш спаситель, я-хорра, когда дикари спят, так как их глаза слепы ночью. Или в сильные туманы, чтобы поохотится да наловить рыбы.

      А от красавицы Мянь и ее семи братьев, бравших её по очереди в жены (так как других настоящих людей во всем мире больше не осталось), родилось семь дочерей. Когда они подросли, поженила Мянь своих дочерей на своих семи братьях. И от этих семи пар произошло семь наших родов. Мянь же строго настрого наказала своим внукам, что отныне никто из сестер не должен жениться на своих братьях, а братья не смеют брать себе в жены своих сестёр. Если случится такое, добрые духи отвернуться от Первых Людей. Брать супругов можно только из людей другого рода.

      Саму же прародительницу Мянь, как пришел срок, большая Белая Птица забрала с собой в другой мир и выдала замуж за своего любимого небесного сына-гагару с желтым клювом. Матушка Мянь скучает по своим детям и, обернувшись Луной, каждую ночь смотрит с небес на них и помогает им, чем может. Матушка Мянь почитается всеми семью родами нашего народа. Только теми ночами, когда злобный Га выходит из Нижнего мира в этот, она не появляется на небе. В такие безлунные ночи и мы не выходим из своих пещер.

      Перед Мудрой Матушкой Мянь преклоняются женщины и поминают её всякий раз, как хотят родить крепких, здоровых детей. А мужчины почитают ее братьев, каждый род того из братьев, чьими потомками они являются.

     055

      А Злобный Га, потеряв древних настоящих людей из виду, оставил их наконец в покое, посчитав, что перебили всех их дикари, сожрали мясо волки, сглодали кости лисы, растащили волосы по гнёздам птицы и не осталось от них ничего, что напоминало бы о их существовании. Поэтому мы не выходим никогда днем наверх, чтобы нас не моги обнаружить ни злые духи, соглядатаи Га, ни потомки диких людей. Ночью же нам помогает Луна – наша матушка Мянь. Она набрасывает на глаза наших врагов пелену и те не видят ничего лунной ночью.

      Наши предки еще в своих старых землях, на далеком северном острове, которого теперь нет, научились из Небесных Камней, посылаемых им с небес добрыми духами, ковать железные ножи, копья и многое другое. Научились делать, из спрятанной для нас добрыми духами синей глины посуду и обжигать её на огне так, что она становится огненного цвета и твердой как камень, но хрупкой как лёд. Для этого добрые духи подарили нам секрет огня, пронеся его в этот мир из своего спрятанным в камни, и показали, как выпускать огонь из камня на волю. А дикари так и охотились палками, да камнями, да своими когтями.

     056

      Забрёл как-то в пещеру к ва-сату раненый дикарь. Хотели сразу убить его, да пожалели, так как ва-сату были добрыми. Вылечили и оставили жить у себя. Но как не привечай дикаря, он так и останется получеловеком, полузверем. Окрепнув, он украл у наших предков секрет разведения огня и секрет изготовления металла и сбежал, оставив одну из женщин, дочь кузнеца, с не рожденным еще своим ребенком».

     057

      Помолчав, кузнец с лукавой усмешкой добавил:

     - Через положенное время у той женщины родился сын. Её сына женили на дочери колдуна одного из родов, чтобы он не смотрел в сторону родины своего отца и даже не знал о нём. Его дед, кузнец, обучил его своему ремеслу. Но мальчику очень хотелось знать, кто его отец. И мать проболталась о том сыну, так как продолжала любить вора. Так вот, этот сын беглеца, укравшего у нашего народа мастерство изготовления железа и огонь, является моим прямым предком. А значит и предком моей сестры, её матери, - он кивнул на племянницу, - Поэтому мы ростом выше остальных наших людей. И с тех пор все мужчины, родившиеся первыми от первого, прямые потомки того самого дикаря, поколение из поколения становятся кузнецами, передавая от отца к сыну секрет изготовления настоящего железа. Но в наказание за преступление своего предка и поныне они обязаны жить отдельно от прочих. Их даже редко приглашают на общие пиршества, не вспоминая, пока не придет в них надобности.

      В последних словах кузнеца прозвучала горечь и явная обида на неблагодарность сородичей.

     - А сбежавший дикарь, вернувшись к своим, выучил их многому, что узнал от нас. Научил разжигать огонь, научил ковать железо, научил делать изделия из глины и обжигать их на огне. Только так и не научились они ковать хорошее железо, – рассмеялся Ага-Рехх, - при всяком удобном случае старались у нас своровать. И посуду из глины не могут изготовить хорошо, потому делают её чаще из дерева да из коры.

      Кузнец мрачно глянул на пришельца:

     - Наши самые умелые колдуны наложили очень сильное, вечное заклятие на все вещи, изготовленные руками ва-сату. Отныне тот из дикарей, кто похитит у нас нож ли, копье ли, одежду ли, глиняный кувшин или просто обработанную руками наших женщин шкуру, не будет больше знать счастья. И не будет иметь потомства до тех пор, пока не вернет похищенное обратно. Но такого еще ни разу не случалось. Дикари глупые и жадные.

      Глава 11

     058

     - Он всё одно его не отпустит, - заявил Ага-Рехх, пожимая плечами, в ответ на сообщение племянницы о намерении отца выдать её замуж за гостя, - Думаю, Хикте у нас будет гораздо лучше, чем там, среди дикарей. Ты посмотри на неё! – на этот раз кузнец обращается к охотнику, кивая на девушку, - Где еще найдешь такую жену?!

     - Да. Элея-Ми хорошая девушка. Красивая, - охотно соглашается Никита, решив не касаться больше темы обретения им свободы. Вполне очевидно никто не расположен выпускать его из недр горы. Даже эти, доброжелательно расположенные к нему люди. У каждого свои причины, но результат один.

     - Красивая? Пустое говоришь! Красота быстро уходит, как вода, пролитая на землю. Вот она есть, а через мгновение уже ничего не осталось. А вот доброта, верность останутся. Если обижать не будешь и станешь любить свою жену. И то, что она лучше всех женщин своего рода может выделать кожу, останется навсегда! Кожа из-под её рук выходит тонкой, словно березовый листок. А кто может расшить малицу лучше неё? Нет такой женщины во всех семи кланах! Ни кто так не умеет запечь кусок оленины, как она! Ни у одной женщины он не получается таким сочным и мягким! Взявший её в жены мужчина будет счастлив! Он никогда не останется голодным или раздетым. А посмотри на её бёдра… - Никита невольно глянул туда, куда ткнул короткий заскорузлый палец, и залился краской, - …с такими бедрами она даст роду много здоровых, крепких детей. У тебя будут сыновья, которые прославят тебя и дочери, которые позаботятся о тебе в старости.

      Элея невозмутимо нарезала ножом на деревянной плашке полоски вяленого мяса, разминая получившиеся крошево с черемшой, делая вид, что речь идет вовсе не о ней. И не слышит то она ничего. Но порозовевшие щеки свидетельствовали о том, насколько приятны ей слова дяди.

      Чтобы сменить тему, Никита вспомнил про загадочное существо, о котором слышал уже не первый раз - я-хорра:

     - Вы сами видели его? У него есть на морде длинный-длинный гибкий нос, которым он может брать, как рукой?

     - Длинный нос, говоришь? – Ага-Рехх задумался, - Как рукой, говоришь? Сам-то я я-хорра живым никогда не видел. Но у нас в святилище находятся кости этого огромного зверя. На морде у него два больших изогнутых рога, которые растут не на голове, а прямо изо рта. Каждый из этих рогов больше четырех мужских рук длинной. А вот был ли у него длинный нос, не знаю. Правда в святилище есть изображения я-хорра, сделанные нашими предками, которые еще помнили его и видели своими глазами. Там действительно на морде что-то похожее на толстый длинный хвост или гибкую руку, в которой нет костей. Только никто из нас не говорит, что это нос. И наши предки не говорили об этом. Но если рога у него растут не на голове, как у всех животных, а изо рта, почему бы и толстому хвосту не расти на морде?

     - А где это святилище? – загорелся молодой человек, - Можно ли посмотреть его?

      Ага-Рехх почесал спину самым кончиком подобранной заготовки для лахри, в сомнении глядя на гостя. Девушка же сразу поддержала просьбу избранника:

     - Дядя, Хикта новый член нашего рода. Ему надо познакомиться со святилищем.

     - Не знаю, не знаю. Об этом надо бы поставить в известность не только вождя вашего рода, но и других родов? Да и колдуну, и Хранителям сообщить не помешает.

     - Но что будет плохого, если он просто посмотрит? Ты же и сам немного колдун. Ты обладаешь даром лечить переломы и самые глубокие раны. Даже сам колдун Шак-Апэ признает это. Ты можешь сам всё решить.

      Глаза Огненного Человека остановились на мерцающих углях, словно остекленев. По их выпуклой радужке метались багровые всплески.

     - Пожалуй ты права. Ничего плохого в этом не будет. Ему надо знать нашу историю и наши обычаи, чтобы стать хорошим членом рода.

     - И когда пойдем? – оживился Никита.

     - Зачем тянуть? Сейчас поедим и отправимся. Дорога довольно длинная, подкрепиться не помешает.

     059

      И снова идут по каменным коридорам. Очевидно глаза кузнеца, постоянно пользующегося очагом, не столь чувствительны к темноте, как глаза его соплеменников. Поэтому он прихватил несколько смолистых палок, в расщепленный до состояния мочалки один конец которых вплетен пропитанный чем-то черным и густым мох.

      Один раз выскочили в рассекавшую гору сверху донизу, залитую солнечным светом расселину, довольно долго пробираясь по дну узкого каньона, ступая вдоль тонкой струйки едва живого ручейка. В дождливые периоды ручеек этот, если судить по золотистому, устилавшему дно каньона песочку, несомненно превращался в бурный поток, переворачивавший булыжники, перемалывая их как жерновами в каменное крошево. Никита прикрыл рукой глаза от слепящего дневного света. Даже ослабленный невероятной глубиной ущелья, он все же нестерпимо ярок после мглы пещер. Кузнец и его племянница вытащили откуда-то берестяные полоски с прорезями и пристроили их с помощью веревочек на глаза.

      Каждое сказанное здесь слово отдавалось глухим эхом. Все невольно прекратили разговоры.

      Шагающий рядом с Элеей Ага-Рехх вдруг остановился в том месте, где стены ущелья расширялись до нескольких метров и по-молодецки, во все горло завопил, так что спутники его даже присели от акустического удара. И тут же по сводам узкого ущелья запрыгало многоголосое эхо, отскакивая от стен словно мячик, бросаясь из стороны в сторону, дробясь и сливаясь. С десяток секунд продолжалась какофония, порожденная кузнецом, пока не затихла где-то среди скал. Довольный произведенным эффектом, Огненный Человек шел, весело усмехаясь. Он даже начал мурлыкать себе под нос какую-то мелодию.

      Шагов через триста - четыреста нырнули в новый грот, первоначально бодро увлекший их чуть ли не вертикально вверх. Но вскоре, после того, как путники миновали небольшую пещерку, резко сменивший настроение и под крутым углом побежавший вниз. Почти всю дорогу приходилось держаться за выступы близких здесь стен, нащупывая ногой - куда бы ступить, рискуя каждую секунду оступиться и покатиться вниз, во тьму, ломая шею, руки, ноги. Благо огонь от факела ловко спускавшегося впереди Ага-Рехха помогал.

      К счастью этот мучительный спуск скоро закончился. Немного передохнув, двинулись дальше. От центрального коридора почти на каждом шагу ответвлялось множество боковых ходов. Недра горы в этом месте напоминали губку. Без помощи проводника охотник давно уже безнадежно затерялся бы в этом переплетении больших и малых коридоров. Но присмотревшись, Никита заметил, что лишь те из них, которые выбирает кузнец, носят явные следы ручной обработки стен. К тому же на потолке во многих следах заметны следы копоти.

      Наконец вступили в один из боковых ходов - и сразу стало теснее. Стены уже не носят следов обработки, а то и дело норовят острым углом торчащего камня ткнуть тебя в бок. Временами приходится глубоко кланяться, чтобы не ударится головой о нависающие выступы. На каждом шагу запинаешься о большие и малые булыжники. Элея, в ответ на удивление Никиты, пояснила, что в этом, ведущем к святилищу коридоре, чтобы не побеспокоить духов нельзя ничего делать. Даже расчищать пол от камней.

     060

      Входят в огромную пещеру. Она значительно больше главной пещеры клана и совершенно круглая в плане. Ребристые стены уходят в невероятную высь, постепенно сближаясь, переходя в далекий купол, самую макушку которого украшает еле различимое отсюда крошечное отверстие, через которое видно белое пятнышко неба. Отсюда, снизу, трудно определить величину этого отверстия, но свет, проникающий через него, прекрасно освещает всё вокруг таинственным мистическим светом, невольно вызывающим чувство трепета.

      По центру зала насыпан основательный холм из плотно слежавшейся смеси мелких камней и глины. Он возвышается над полом метра на четыре. Вершину его венчает плоская как стол площадка метров десяти в диаметре.

      Отверстие, через которое спутники проникли в святилище, находится метра на два – два с половиной выше дна пещеры, выходя на неширокий карниз, убегающий влево и вправо вдоль всей окружности стен пещеры. Тут же, напротив входа, от края карниза вниз ведет выложенный плоскими камнями спуск. Отсюда, сверху, прекрасно видна плоская верхушка холма. На ней, прямо в световом пятне падающих сверху солнечных лучей отчетливо виден гигантский костяк животного. Он развернулся большим белым лобастым черепом с расходящимися в стороны, завивающимися кверху бивнями на встречу вошедшим. Массивная клетка ребер вот-вот раздвинется, повинуясь мощному вздоху. Чудище словно ждало их и теперь готово вскочить и бросится навстречу, желая наказать нарушивших его покой чужаков. Но заметив среди них своего знакомца, Огненного Человека, успокоилось.

     - Когда я-хорра привел наших предков сюда, - заявил Ага-Рехх, указывая на костяк, - и взобрался на эту самую кучу, он настолько ослаб от усталости и голода, что, сказав напутственные слова, застыл на одном месте словно каменный. Шкура и мясо с него исчезли сами собой. Но у нашего народа, - голос кузнеца приобрел торжественность, - сохранилась вера, что если мы будем верно служить ему, поклоняться и кормить, то со временем я-хорра оживет. Его покроют новые мышцы и шкура, и он уведет нас в лучшие, счастливые места, где всего в изобилии. Где нет дикарей и злых духов, где в избытке сытого непуганого зверя в лесах и жирной рыбы в реках, где ягоды на кустах размером с кулак, а отъевшаяся птица не может взлететь. Там весь год тепло. Это мир, созданный для нас Большой Белой Птицей и спрятанный от нас Злобным Га.

      По мере того, как люди, трепеща, спускаются вниз, площадка с находящимися на них костями скрывается из виду. Даже охотник в невольном шоке. Оказавшись в самом низу, чуть поколебавшись, ступают на другую, более крутую и узкую тропу, карабкаясь по которой оказываются вскоре на краю плоской части холма.

     061

      Вот он, настоящий скелет настоящего мамонта! Никита не сомневается в этом! Разумеется, он никогда не видел ни одного мамонта. Даже слонов он не видел. Но зато не раз перечитывал толстенную книгу из собранной отцом библиотеки, в которой описывались обитавшие в этих краях тысячи лет назад животные. Были там и цветные картинки с изображением покрытого коричневой шерстью гиганта с гибким хоботом. Никита в тайне до последнего надеялся встретить живых мамонтов, которым поклоняются ва-сату. Надеялся, что до сей поры где-то да живёт и благоденствует их колоссальный покровитель. Но, увы - сероватые кости явно очень древние. Да и не могли ва-сату не знать, что у мамонта есть хобот, если бы хоть раз видели его живьем. Конечно, это стало разочарованием, но что поделаешь?

      Еле дыша, молодой охотник маленькими шажками двигается вперед. Девушка попыталась остановить, схватив за руку, но он даже не обратил на это внимания. Огненный Человек промолчал, сочтя восхищение гостя вполне уважительной причиной к нарушению сложившегося очевидно здесь этикета.

      Никита остановился в шаге от огромных, выше его роста, загнутых крутой дугой бивней. У самого основания каждый из них толще его бедра. Свет падает сверху отчетливым лучом прямо на макушку исполинской мёртвой головы. Медвежий череп по сравнению с этим, словно мышонок по сравнению с самим медведем. Каким же должно было быть это существо при жизни!? Пожалуй, он смог бы даже залезть внутрь черепа. Если постарается. Ну, если не он, то Элея уж точно. Никита вздохнул, с шумом втягивая в оробевшую грудь воздуха.

      Да. Это останки самого настоящего мамонта! Разумеется, никаких следов хобота или иной плоти не осталось. Ни самого малого клочка шерсти. Никита протянул руку и коснулся пальцами слегка сероватой, тускло отсвечивающей полированной поверхности. Сзади раздался приглушенный писк. Похоже, он первый за сотни лет осмелился сделать это. Поверхность неожиданно теплая. Несомненно - не камень! Настоящая, стопроцентная кость!

      Когда охотник очнулся от размышлений и оглянулся назад, на площадке уже никого не было. Лишь спустившись вниз, он столкнулся с встревоженными взглядами спутников.

     - Ты совсем как околдованный стоял! – приглушенно прошептала Элея. Она по-прежнему боялась побеспокоить присутствующие здесь таинственные сущности, - Как будто свою душу потерял совсем.

     - Да. Мы даже испугались, - признался Ага-Рехх, - Уж думали, тобой овладели духи беспамятства. Ты беседовал с я-хорра?

     - Нет, - вздохнул молодой человек, - Просто вы не понимаете, насколько это великолепно! Это древнее животное. Раньше их там, наверху, было много. Последние из них исчезли много-много поколений назад.

     - Почему исчезли, - в очередной раз пожал крепкими плечами кузнец, - Другие, не этот, и сейчас живут. Глубоко под горами, там, где земля мягкая, своими клыками ходы роют. Иногда случайно падают в такие каменные пещеры, как эта и не могут отсюда обратно выбраться. Наш народ крепко в это верит. Но людям я-хорра больше не показываются, если только этого не пожелает их небесная хозяйка, Большая Белая Птица. Бывает, наши люди натыкаются на такие земляные норы. Но чтобы не рассердить я-хорра, быстро бегут оттуда. Если я-хорра кого поймает в прорытых им подземных ходах, затопчет так, что и следов не останется. Они очень обидчивы. Но этот я-хорра особенный. Он был послан нам Белой Птицей и призван ею защищать нас. Поэтому мы уверены, что рано или поздно он обязательно оживет.

     062

      По всей окружности пещеры, на уровне входа в неё идет уже упомянутая нами каменная терасса шириной от полутора, до двух с половиной метров. Этот своеобразный длинный балкон возвышается на пару метров над осевшим некогда дном пещеры, но не достигает уровня площадки центрального «холма» с костяком мамонта. По всей окружности, на одинаковом расстоянии одна от другой, прямо во внешней стене пещеры выдолблены одиннадцать больших ниш удивительно одинаковой сферической формы с плоским дном. Вход в каждую оформлен в виде украшенной каменной резьбой узкой высокой арки. Эти великолепные арки производят удивительное впечатление на фоне почти не тронутых обработкой грубых окружающих скалистых стен. Сами ниши довольно велики - так, что в каждую могут в полный рост войти и свободно разместиться там человек пять-шесть. И по центру каждой из ниш навалены груды костей. Каждую такую кучу венчают черепа, дружно, но безучастно таращащиеся своими пустыми глазницами на вошедшего. Судя по черепам, это в основном олени и лоси, но встречались и более мелкие черепа косуль, лис, рысей, волков, пара кабаньих. Две ниши отведены исключительно под медвежьи костяки.

      В шаге от арки, ведущей в самую дальнюю от входа нишу, вертикально, одним концом в землю, врыт массивный трехметровый четырехгранный лиственничный брус. Он гладко оструган и до блеска отшлифован. Похоже, что помещен он сюда не одно столетие назад, так как поверхность его потемнела, а верхний торец осунулся от ветхости. На нем местами видны многочисленные застаревшие разной глубины надколы и едва различимые, более темные пятна и потёки.

      На верхней, обращенной к скелету я-хорра части бруса грубо вырезан рисунок обнаженной женской фигуры. Лицо плоское и пустое, зато признаки пола прорисованы очень натуралистично.

      Осмотрев брус, соображая, для чего бы он мог собственно служить, Никита шагнул дальше… и замер у самого входа в глубокую нишу. Он ожидал увидеть здесь всё что угодно, но только не это.

      На полу четырьмя выверенными рядами выложено десятка три человеческих черепов со вставленными в пустые глазницы подогнанными по их размеру черными угольками. Кости владельцев аккуратно, не в пример беспорядку прочих ниш, разложены вдоль стен: позвонки отдельно, тазовые кости отдельно, ребра отдельно, лопатки отдельно, кости рук и ног отдельно. Даже косточки пальцев рук и ног лежат особняком. Черепа выкрашены оранжевой охрой. Зубы вычернены. На лбу каждого выведен белый значок. Если б Никита обладал большими познаниями, он распознал бы в этих значках так называемые пиктограммы – зачатки будущей письменности. Кости производят впечатление очень старых. Но в самом помещении, несомненно, постоянно поддерживается порядок. На каменном полу нет даже намека на пыль.

      Никита, не в силах вымолвить ни слова, повернулся к своим спутникам:

     - Кто эти… люди?

     Ага-Рехх равнодушно заявил, что черепа принадлежат «верхним людям». Это кости жертв, принесенных Матушке Мянь. Дикари платили своими жизнями за загубленных их предками братьев и сестер Прародительницы. Они были принесены в жертву еще в те далекие времена, когда «настоящие люди» воевали с дикарями и подвергали плененных врагов мучительным казням, проведя над ними кровавые обряды.

      Но сейчас народ ва-сату больше не приносит человеческих жертв. Даже животное Матушке Мянь здесь, на алтаре, было принесено последний раз в жертву еще тогда, когда сам Ага-Рехх был ребенком. Теперь же ограничиваются тем, что охотник, добывший животное, прямо на месте убийства спускает его кровь в вырытую в земле ямку. Но это благодарственная жертва я-хорру за удачную охоту, а не искупительная жертва Прародительнице.

     - Следует различать искупительные жертвы, - строго сообщил Ага-Рехх, - приносимые Матушке Мянь и благодарственные, приносимые я-хорру.

      Оказалось, что сейчас в ходу именно благодарственные жертвы, состоящие (помимо крови, спускаемой охотниками) из молодых веточек, цветков, корешков, ягод, которые сжигаются в небольшом очаге, имеющемся у подножия центрального холма. Проводят обряды и следят за порядком в Святилище люди, называемые Хранителями Древних Тайн. Правда, ходят слухи, что Хранители до сих пор практикуют негласное принесение в жертву мелких грызунов, птиц, ящериц, змей, имевших неосторожность попасться в подземных коридорах. При этом считается, что сами духи и направляют их к Хранителям, желая получить мзду.

     063

      «Вот тебе и «добрые» люди» - подумал охотник, спросив вслух:

     - Это те, кого называют «колдунами»?

     - Нет, нет. Совсем другое. Колдуны лечат и помогают людям. Колдуном может стать не каждый, а лишь тот, на кого укажут сами духи. Колдуны живут в одиночестве и почти не знаются с другими колдунами. Они не приносят жертв, а напрямую общаются с потусторонними силами. Они презирают Хранителей, потому что те не «избранны». Хранителями же становятся те, кого пригласили в свои ряды сами Хранители. Они не способны общаться с потусторонними силами, принося им жертвы и совершая обряды. Но они сильны своей сплоченностью и числом. – видно, что Огненный Человек весьма неохотно говорит на эту тему. Очевидно, что он недолюбливал членов этого таинственного ордена.

     - А что ваши предки делали с мясом животных, приносимых в жертву?

     - Как что? Съедали на общем пиру всех семи кланов. Не выкидывать же пищу.

     - А с мясом… людей? – еле слышно продолжил Никита, одновременно боясь услышать ответ и желая устранить недомолвки.

     - Съедали тоже, - безразлично пожал плечами кузнец, - Почему нет? Оно такое же мясо, как и мясо прочих животных.

     - Но это же мясо людей!

     - Это не настоящие люди, – отрезал Ага-Рехх, - это дикари.

     - А мясо других ва-сату вы не ели?

     Огненный Человек посмотрел на него, как на сумасшедшего:

     - Как можно есть мясо людей?!

     - Во и я так думаю… Но «верхние люди»…

     - …дикари! – перебил его Ага-Рехх, - Запомни! Они, совершенно другое. Они только похожи на нас, но они дикари. Они не настоящие люди.

     Вдруг Никиту словно подбросило:

     - Так это вы может и меня съедите при случае?

     - Нет. Не говори глупостей. Ты – другое. Тебя есть никто не собирается. Во-первых: ты вскоре станешь одним из нас. Во-вторых: наш народ давно уже не ест человеческого мяса, - нравоучительно сказал кузнец, словно разъясняя простую истину несмышленому ребенку.

     - И с каких пор вы перестали есть мясо… верхних людей?

     - Дикарей… - уточнил кузнец, - Много-много лет назад, когда на свете не было еще отца деда моего деда, один наш очень сильный колдун, Великий Я-Сан-Ло, долго говорил с я-хорра, тем, что лежит там, обращаясь через него к Большой Белой Птице. Про другое спрашивал. Совсем про другое. Она же вдруг открыла ему, что теперь нельзя вкушать мяса дикарей. Совсем нельзя. Даже во время церемоний принесения искупительных жертв нельзя. Потому что мы с ними больше не воюем. Они хоть и дикари, но теперь не враги нам. Сказала, что отныне это большой грех, если кто попробует их мяса. Кто из её детей отведает мяса дикого человека, она, Птица, сама отдаст того злому Га на расправу. Никого не пожалеет. Сказала, что отныне ни Матушка Мянь, ни сам я-хорра не потерпят этого. Отныне они желают, чтобы в жертву им приносили только растительную пищу. Указала, какие именно травы, плоды и корешки каких растений приносить и когда каждое из них следует собирать. Сказала, что растения должны быть не свежими, а хорошо высушенными. Чем жарче они горят в жертвенном очаге и чем ярче вспыхивает притом пламя, тем угоднее это духам. И хорошо добавить в жертвенное пламя горсть сушеных грибов с пятнистыми шляпками. И мы исполнили волю Птицы, переданную самим я-хорра через великого колдуна. Теперь в жертву в святилище не приносится вообще никакого мяса. Только растения. Даже Хранители отрицают, что делают то на своих тайных церемониях.

     - Я-хорра очень любит высушенные молодые весенние побеги березы и ивы с набухшими, не раскрывшимися еще почками. Сосновые и, особенно, еловые корешки. Собранные пучками и подсушенные до хруста молодые веточки папоротника. Связки сухих пахучих трав. Особенно ему нравится ягель, что едят олени и мох, собранные в конце лета, а так же собранные с земли коричневые сосновые шишки. Мы стараемся не нарушать волю я-хорра. Поэтому теперь он всегда доволен, добр к нам и никогда не злится. Мы приносим ему достаточно еды, оттого он не чувствует себя обделенным нашим вниманием. Принесенное раскладывается перед я-хорра, чтобы он мог насладиться его ароматом и видом. А мы поем ему гимны и танцуем перед ним. Затем сжигаем подношения в жертвенном очаге, чтобы дух насытился священным дымом.

     - А раньше, когда мы приносили ему мясо, он злился. Несколько раз даже стены нашей пещеры тряслись и камни падали сверху, передавив многих. Мы не понимали, почему он злится. Чем он недоволен? Зачем он трясет землю? И только великому колдуну Белая Птица раскрыла причину. А Матушке Мянь хором возносят хвалу замужние женщины. И чем больше у женщины детей, тем угоднее Прародительнице её восхваления и тем скорее она прислушается к ее словам и исполнит её просьбу.

      В ходе этого монолога Никита обратил внимание на выражение лица Энеи. При упоминании человеческих жертвоприношений и поедании её предками мяса верхних людей её лицо явственно побледнело. Очевидно и для неё это стало страшным откровением. Это подтвердили и слова дяди, который, обернувшись к племяннице, попросил её хранить всё это втайне от молодежи рода. Это дела давно минувшего и они не должны смущать молодые головы.

     - Что здесь услышано, здесь же должно и остаться! – торжественно заключил он.

     064

      Выйдя из ниши с человеческими костяками и несколько успокоившись, охотник стал рассматривать нанесенные прямо на сглаженные поверхности стен между арками ниш тусклые рисунки. Несомненно художник, исполнивший их столетия назад, воочую видел живых мамонтов-я-хорра. Рисунки хоть и нанесены весьма схематично, но очень талантливо передавали характерные черты зверя. Никита отчетливо различил то вздымающийся вверх, то опущенный книзу, то вытянутый вперед хобот существа.

     - Вот он! Вот о чем я говорил! Видите! – в восторге закричал он, тыкая пальцем, - Длинный гибкий нос.

     Дядя с племянницей с интересом приглядывались к рисункам.

     - Мы никогда не думали об этом… ну как о длинном носе. Думали, это просто такой рог на морде я-хорра, - кузнец словно впервые увидел эти изображения, - Если то, о чем ты говоришь, правда, то это поистине удивительно! Но ты пока никому не говори об этом. Не надо, чтобы кто-то знал, что ты бывал без позволения в святилище, пока еще не стал членом одного из кланов настоящего народа.

      Здесь же, на небольших полочках, вырубленных прямо в скале между рисунками, разложены многочисленные металлические и костяные фигурки. Одни из них изображали все того же я-хорра, другие - Большую Белую Птицу, третьи совсем непонятны и выполнены очень схематично. Ну, предположим, вот эти вроде похожи на рыб. А эти на оленей. Та напоминает медведя. Вот небольшая стая волков. Другие вообще ни на что не похожи, но тоже что-то, да и должны значить. Скорее всего, это подношения более поздних времен, призванных заменить человеческие, а затем и животные жертвы. Никите совершенно перехотелось задавать вопросы.

      Из разговоров, которые молодой охотник вел по дороге сюда с Огненным Человеком, он сделал вывод, что неправильно толковал для себя слово «лабри», переводя его как «дух», «духи». Ва-сату на самом деле верили не в конкретных духов, как все северные туземцы, а в некие «сущности». Эти обезличенные таинственные субстанции, не имеющие телесной оболочки, проникали в человека (либо в любое иное живое существо или растение) и крали его силы или напротив, дарили их. То есть Сущности не были частью конкретного животного, растения или места. Они были некими завоевателями, захватчиками. Могли направлять действия своего подопечного в плохую или хорошую сторону. Но могли и подчинится сильной личности и действовать в её интересах. Такие сильные личности, управляющие обитающими в ней Сущностями, повелевавшие ими, становились Колдунами. Колдун мог заморозить и усыпить зловредную Сущность в другом человеке, но не изгнать её безвозвратно. Только сама Сущность решает, когда покинуть тело, которым она овладела. При этом в одном теле могло находиться несколько разных Сущностей, которые жили меж собой в дружбе или, напротив, враждовали друг с другом. Тогда тело болело и, даже, гибло. Но Сущности, обитавшие в одном теле, могли и игнорировать своих соседей. И тогда колдуну приходилось договариваться с каждой Сущностью в отдельности, чтобы они хотя бы не мешали друг другу. Сущность могла покинуть одно тело и так же легко поселиться в другом.

      С ними трудно общаться, они своенравны и переменчивы. Плохое они могут сделать не то чтобы из злого намерения, а из вредности, ибо обидчивы как малые дети.

      Но Никита сам для себя продолжал называть это «духами». Так проще и понятнее.

     065

      Вскоре троица нарушителей молча покинула пещеру-святилище, углубившись в систему коридоров.

      Но уйти далеко от святилища путешественникам не суждено. Не прошли они и пятиста шагов, едва успев свернуть во второй коридор, как путь им преградило несколько державших в руках копья мужчин. Их с полным правом можно назвать воинами. И эти воины не принадлежали к роду Элеи. Покрой их одежды несколько иной, но главное, лица покрыты татуировками, заметно отличающимися от тех, к которым привык Никита. Они и не подумали поприветствовать встреченных соплеменников. Два копья с нескрываемой угрозой уткнулись в живот чужаку. Охотник даже не успел оглянуться на своих спутников, как позади раздались повелительные окрики.