Вечером Трей сел-таки писать рассказ. Организм требовал чего-нибудь скромного, трогательного, небольшого, странички на три от силы. Он бы ни за что этого не сделал, если бы у него не закончилось пиво. И деньги. И еда, которая, по правде говоря, закончилась еще два дня назад, но он относился к этому философски. С едой всегда так бывает - то она есть, то ее нет. Это еще не повод впадать в панику.
Не то, чтобы написание рассказа в какой-то мере приблизило бы Трея к материальным благам, вроде свежего пива и новой еды. Ничуть! Общественность игнорировала творческие потуги Трея полностью и абсолютно. Он мог писать весело и смешно, мог писать страшно и уродливо, мог впадать в эксгибиционизм или политическую критику. Все оставалось так же равнодушно не замечено.
Трей нащупал в кармане пачку сигарет, среди свалки листов откопал на столе зажигалку, вздохнул и поплелся в коридор покурить для разогрева. Тут ведь самое главное - начало. Самое главное - начать, а уж дальше оно само собой покатится, только держись... в смысле, только держи... короче, неважно.
В коридоре стоял смог невероятной концентрации, что говорило о том, что тут только что тусовались девушки из квартиры напротив и их подружки. Об этом также свидетельствовали валявшиеся на подоконнике пустые пачки ярких расцветок изрисованные экзотическими цветами. Судя по запаху, сигареты наполовину состояли именно из таких экзотических цветков, с остальным производители решили не заморачиваться - помойка, она и есть помойка.
Трей, поморщившись, выловил свою классическую табачную сигаретку из пачки, прикурил, затянулся и задумался. Писать ему хотелось так же мало, как и курить. Но он уже привык это делать. Было в этом бессмысленном, пустом, трудоемком и напряженном процессе что-то похожее на табачную затяжку. Сознание путается, мысли успокаиваются, время останавливается... Ты словно по собственной воле поднимаешь руку и говоришь - Стоп! Я дальше не еду! Я выхожу! И по твоему велению транспорт останавливается. Двери открываются, ты выходишь наружу, на улицу. Куда-то в неизвестность, совершенно один, без указателей и сопровождающих. Никто не вправе тебе показывать куда пойти и что делать. Все решаешь только ты, только ты сам и никто другой на свете.
Сигарета зависла на половине, Трей уже видел свое новое начало: темная осенняя ночь, последний поезд, звенящий по мокрым рельсам, городские огни, промозглый ветер, запах дождя и слякоти, лужи под нависшими серо-золотистыми от огней тучами и девушка в одиноком вагоне... куда-то едет, прислонившись к стеклу головой...
Столбик пепла, покачнувшись осыпался с пальцев на колено, Трей зачарованно смотрел в полузакрашенное надписями из губной помады окно, видел там свой поезд, свой город, свою ночь и свою девушку... и тут...
- Ай! Ты, урод проклятый!
Трей чуть не подпрыгнул от внезапного вопля. Хорошо еще, что не затягивался, а то и сигарету проглотить недолго!
- Убирайся, придурок!! И только попробуй вернуться!
Сопровождая вопли из соседней квартиры на площадку вылетел растрепанный парень. Громко хлопнула дверь. Задребезжали стекла в окне коридора. Выброшенный на улицу парень метнулся было обратно к двери, но она встретила его на полпути движения ударом в плечо и лоб. От неожиданности и боли тот охнул, согнулся, прихватив руку.
- И чтобы духу твоего! И забирай!!
Из двери на голову согнувшегося обрушился туго набитый полиэтиленовый пакет. Истерические нотки в голосе девушки говорили о том, что пытаться штурмовать дверь парню не стоит. Чего доброго достучишься до полиции на ночь глядя. От второго сокрушительного хлопка дверью рама в окне заходила ходуном, Трей на нее опасливо покосился, не вылетит ли? Нет, пронесло.
Незадачливый кавалер почти не разгибаясь, как был, пошатываясь, стянул с головы пакет, и спустился на пять ступенек вниз на площадку.
- Черт! - выругался он сквозь зубы. - Закурить есть?
Трей поглядел внутрь пачки. Четыре штуки, однако... ладно, перетопчемся. Молча он протянул парню сигарету и зажигалку. Тот все никак не мог совладать с огромным белым пакетом из супермаркета, съехавшим набок пиджаком и трясущимися руками. Трею пришлось подождать, пока он немного успокоится, пристроит пакет на полу, возьмет сигарету. После этого ему опять пришлось отбирать у парня сигарету, поскольку тот пытался прикурить ее не тем концом, а этого, по ограниченности финансов Трей не мог позволить.
- Черт! - прикурив наконец, ругнулся парень, - Бабы!
- Жена? - поинтересовался Трей без особого любопытства, точно зная, что не жена. Ни одна из его соседок не была замужем. Но спросить что-либо другое он просто не мог, из мужской солидарности.
- Если бы!!
Парень жадно затянулся, длинно выдохнул. Трей разглядывал его возбужденно полыхающее краской лицо. Темноволосый, ярко выраженный брюнет, волосы слегка вьются, карие глаза с таким бессмысленно мутным взглядом, который часто бывает у брюнетов с темными глазами. Фигура, торс, мышцы, все было при нем, изящно очерченное темно-синим вечерним костюмом. Этакий "мачо", местного разлива из соседней подворотни. Если бы у Трея были такой торс и такие мышцы, он врядли бы сидел сейчас без выпивки. А сидел бы он сейчас в каком-нибудь местном баре, крепко именующем себя "ночным клубом", провалившийся в грохочущую музыку, гомон, топот, визг и писк, стук стаканов об стол и стук каблуков танцующих. Пил бы текилу, заедал бы чем-нибудь этаким... соответствующим...
Парень затянулся еще раз и теперь спокойнее повторил, с какой-то уже не злостью, а тоской:
- Если бы!
Трей аккуратно сложил в банку, служившую местной пепельницей фильтр от своей догоревшей почти впустую сигареты. Пока он это делал, он отвернулся от парня, поэтому дружеский удар по плечу застал его можно сказать врасплох. Голова его дернулась почти в сантиметре от высокого подоконника.
- Спасибо братан! Я у тебя в долгу! Если чё...
Вздохнув еще раз, парень сплюнул на сигарету, бросил окурок на пол, подобрал пакет и пошел вниз по лестнице. Трею показалось, что тот скривился набок, когда поворачивал на нижнюю площадку. Трей опять достал пачку, поглядел внутрь. Три сигареты осталось. Н-да... и ведь не покурил даже, как человек... всегда так, только расслабишься, только с мыслями соберешься. На тебе! Подарочек. Он еще поразмышлял несколько минут, но потом все же решил сэкономить. Да и ноги в тапочках стали подмерзать. Пора было возвращаться домой. Пора было продолжать свою жизнь, начинать свой рассказ.
Вернувшись в теплую комнату, Трей сразу сел за компьютер, чтобы не смущаться никакими иными соблазнами. Как всегда он поднял глаза над монитором, пригляделся...
... улицы были пустынны. Дождь закончился, но люди за день устали от серой слякоти и мокрой грязи. Ночь зажгла фонари. Где-то они горели яркими точками, вырезая в сумраке желтые пятна, где-то полосами лились на серое небо, отражались в мокром асфальте, глубоких и мелких лужах, и тогда казалось, что это пылает не искусственный, а самый настоящий, первобытный огонь. Он изливается из разрывов и трещин в земной коре, мерцающей красной лавой течет по тротуарам, перекатывается среди деревьев на аллее, поджигает кучи опавших листьев.
Только этого никто не видит. Люди разошлись по домам, в тепло и уют. На улице стоит непогода. Одинокие прохожие почти бегом спешат, скрываясь под ненужными уже зонтами. Они не видят ни ало-золотого неба, ни адских провалов в земле, ни текущей лавы. Они вообще ничего не видят. И не слышат. Хотя в темноте звуки становятся громче, острее. Свист и скрежет тормозящего поезда взлетает в пустое пространство перрона, прилипает к стенам вокзала.
Станция конечная. В вагоне, прижавшись головой к стеклу, спит девушка.