Аннотация: первый рассказ из серии "На службе у дьявола"
1. Прелюдия л-минор.
Творцы не открывают ворота, не устанавливают двери, ворота и двери возникают сами собой. Входи в любые.
"Слово о живописи из сада с горчичное зерно".
- Чем отличается сон от реальности?
- Во сне нет времени.
- Так, может, его и в реальности нет?
Из частного разговора.
"ТАК написал Мир и Законы, а затем покинул нас. Он не требует, чтобы мы размышляли о Нем, только чтобы мы вообще размышляли."
Т. Пратчет. "Бац". (дополнение от переводчика).
Я долго рассматривал разные варианты, исходил из соображений разума и чувств попеременно. Но все равно выбор случился как-то сам собой, без особенного напряжения или какого бы то ни было эмоционального порыва. Просто однажды я понял, что это должно произойти именно сейчас. Прямо здесь, не медля ни мгновения. И я резко вывернул руль до отказа влево.
Это должно было быть красиво. Оно просто обязано было быть так.
Сначала летящий снаряд неуправляемого автомобиля - великолепный блестящий металлом рычащий хищник врезается в толпу пугливо прыскающих в разные стороны малолитражек. Ударяясь в первую, разворачивается, отлетает в сторону, теряя скорость и части корпуса. От этого он становится похож на раненого, взбесившегося крупного зверя - слона, льва, крокодила. Кручение и удары сыплются в непредсказуемой последовательности, царящий на дороге хаос разрастается, захватывает все больше невольных участников, за визгом тормозов не слышны крики пассажиров, ужас и паника еще не начались. Еще только самое начало.
Потом, сокрушительно тараня небольшой грузовичок, почти заваливаясь на бок, автомобиль будто в танцевальном па выпрыгивает с автострады, кувыркаясь и подскакивая вверх. Там, куда он направляется, застывает картина немого ужаса. Ее участники, видя несущуюся на них смерть, не могут ничего предпринять. Не в силах не то, чтобы двинуться, даже вздохнуть, они статуями застыли на стоянке, рядом с машинами, около колонок. Летящему зверю остается до них всего доли секунд, полтора оборота с усыпанного гравием склона скоростной трассы, подскок, парение в воздухе, первый удар о землю вверх ногами, стремительное скольжение на крыше и наконец.... Конец! Начисто снесенная с места колонка номер три, фонтан бензина в воздух, выпавшая за миг до этого изо рта испуганного человека сигарета... О. Это было прекрасно. Это было красиво. Это должно было вызвать восторг и ужас. И оно безусловно его вызвало. Пламя рванулось во все стороны, и вверх, и взрывная волна окатила все безумным потоком, раскидывая на многие десятки метров, перемешивая, терзая, части людей, машин, деревьев, домов, животных и птиц. На короткий отрезок времени они перестали быть отдельными, и сделались просто частями первозданного хаоса, такими, какими были до рождения вселенной - частицами воздуха, воды, земли и пламени.
Это был мой собственный, рукотворный конец света. Небольшого масштаба и личного пользования. Просто я устал ждать давно обещанного настоящего, прописанного конца света, для всех людей сразу.
Поэтому, когда тьма вокруг меня начала обретать какие-то сложные очертания, я спокойно открыл глаза, и огляделся. В отличие от всего, о чем я читал при жизни, в смысле, как себя начинают вести люди, и ничему не верят - я точно знал, что умер.
Я даже местами помнил процесс - сминающие грудную клетку удары, хрустящие кости ног, под выворачивающимся внутрь капотом, боль брызгами люминесцентных красок в глазах, части тела отдельно от себя - рука по локоть, улетевшая в окно вместе с рулем, после удара о грузовичок... словом, впечатление было еще довольно свежим. Сказать, что мне было больно, значило бы ничего не сказать. Боль - это слово. Оно присуще разуму, как чувство присуще телу. Мой разум и тело поменялись местами. Тело стало словом. А разум - болью.
-Кхе-кхе... - вежливо прокашлялся кто-то сбоку от меня. Кто-то, кого я пока не видел.
Все, что я мог увидеть - это колыхание вязкого полога чего-то напоминающего табачный дым над головой. Но дым этот был сизым, лиловым с серыми разводами, и если мне не изменяли ощущения - он был влажным, липким и пах лимоном. Однако, лежа на спине, и созерцая в основном пространство наверху, я не мог точно сказать что еще находилось вокруг меня.
По первым ощущениям, все, что я понял - я не потерял чувствительность. Я обонял лимонный терпкий запах, ощущал давление твердой плоскости на которой лежал, чувствовал кожей покров какой-то одежды на себе, кроме того, качание полога дыма производило некоторое перемещение воздуха, которое прикасалось к лицу, как дуновение ветерка. Более того - эмоции также присутствовали при мне - я ощущал злость и раздражение. Проклятье! Я хотел совсем другого! Все, что я читал о смерти, все, что я смотрел и слушал, в один голос утверждало - смерть - отрицание жизни. Все, чем человек жив, все его ощущения и желания исчезают! Даже сторонники идей реинкарнации говорили, что человек после перерождения не помнит ничего из прошлого! Я все сделал правильно! Я точно умер! Где я, черт побери, промахнулся?!!
- Э-э-э... - Кто-то опять вежливо замычал по правую от меня руку, привлекая внимание. Я повернул голову. Когда я проделал этот нехитрый маневр, вместо того, чтобы повернуться одной голове, вся поверхность на которой я лежал завалилась набок, словно я был к ней прилеплен по всему телу, а моя шея вместе с головой служила пультом управления. Теперь колышущийся лимонный дым нависал над моим левым профилем, а я сам перпендикулярно к полу, смотрел на незнакомого человека... нечеловека... существо... несущество... на двуногое прямоходящее существо по всей вероятности обладающее разумом и владеющее речью.
Было в нем что-то от "него". Я хочу сказать, что с первого взгляда как-то сразу я предположил, что это он, а не, например, - она. Некоторая мужественность в складках кожи, экзотическим образом переплетающейся с панцирем доспеха. Этого человека, если он был когда-то человеком, положили в мешок со старинным доспехом неизвестной мне формы, завязали и потом загрузили в стиральную машинку-автомат. Стирали их на самой длительной программе, потом также старательно отжимали, и результат видимо оправдал ожидания. То, что получилось, напрямую ассоциировалось с комком того, что вы получаете на выходе, если положите стирать кучу носков вместе со спортивными штанами. Разделить их не представлялось возможным. Я даже как-то сперва не понял, что из торчащих деталей выглядело как кости, а что как железки. По крайней мере, ребра у него точно шли попеременно - то пластина, то ребро. То же самое можно сказать и о верхней части - то есть вроде того - голове. В некоторых местах из поблескивающего металла на черепушке росли волосы, а на коже правой скулы красовался выпуклая чеканка - мужик с щитом, волочет в направлении носа другого мужика за шкирку. Нос, впрочем, был вполне адекватный. Длинный прямой, классический римский нос. Но на этом сходство с человеком, пожалуй, заканчивалось.
- Э-э-э, - повторил незнакомый монстр, делая полшага ко мне, - простите, вы не ощущаете никаких неудобств?
- Нет, - прошипел я злобно. - Не ощущаю. Спасибо, что поинтересовались!
Я никак не мог успокоиться, после такого провала. Подумать только! Разбиться, сломаться, разлететься на куски, сгореть во взрыве и все равно чувствовать!! Запахи, цвета, свет, прикосновения, эмоции, чувства! Это было гораздо хуже всего того, что я мог себе представить. Поэтому настроения болтать с уродами у меня не было совсем. В идеале, я начинал обдумывать мысль о том, что можно было бы закрыть глаза, и представить, что я все-таки благополучно помер.
Дернув головой обратно влево, я, как и предполагал, развернул все свое тело вместе со столом, или там кроватью обратно в горизонталь, и яростно уставился на покачивающийся вонючий туман. Так. Ничего нового не произошло. Я опять проиграл. История всей моей жизни уцепившись за меня пролезла и на тот свет... Я не просто неудачник. Я полиглобальный неудачник. Полиастральный.
В правом углу зрения, между мной и туманом нарисовалась склоненная гибридная шлемо-черепушка монстра. В том, что предположительно являлось его глазами, светилось подобие мутного любопытства.
- И все же я хотел бы привлечь ваше внимание... - нудно затянул он.
- Да! - дернув головой так, чтобы повернуться не на 90, а всего на 30 градусов, я уставился на него. О, если бы я мог поджигать взглядом! Ни, или хотя бы замораживать!! - Что вас интересует?!
Существо сделало нервное движение подобное неуклюжему прыжку вбок, взмахнуло рукой, чтобы загородить лицо.
- э-э-э... - заблеял он опять, медленно отползая на несколько шагов, в сторону, как я сейчас разглядел стены, и двери на ней, - не стоит так волноваться, милорд. Я не хотел вас расстроить, я просто подручный. В мои обязанности входит обращать внимание вновь прибывших на их состояние, поэтому я и подумал, что вам будет небезразлично...
- Что мне будет небезразлично!? - Нет, еще пара минут, и я научусь-таки пирокинезу! - Чем ты подумал, урод?!! О чем подумал?!
- ... ваше состояние. Если будет угодно, состояние вашего тела, - сдавленно закончил он и быстро скакнул еще ближе к двери.
Состояние моего... тела? Да какая мне, к чертям разница - что там с моим телом!
- Вы должны были оглядеть себя, - плаксиво проныл неизвестно чей подручный, очень по-человечески нервно потирая ладони. - Вы должны были ужаснуться. Вы должны были почувствовать боль и страдания! - в его голосе было слышно неподдельное расстройство.
Ах, я был должен! Ну конечно!! Как это я не додумался сразу?! Ах ты чучело огородное! Да что ты можешь знать про боль и страдания?!
Не знаю чем бы закончился мой порыв встать, схватить уродину на торчащие из туловища железки и рассортировать на белково-металлические составляющие, если бы не внезапно открывшаяся дверь. Поскольку дверь распахнулась резко, а монстр двигался криво и медленно, то я с удовлетворением поглядел, как его размазывает по серой стене, припечатывая к ней спиной. Ручка двери пришлась ему между ребер, она воткнулась в тело, и застряла там, зацепившись.
В открывшемся проеме появилась высокая фигура более человекообразной формы. На фоне темного-темного коридора начинающегося за дверью, такого темного, что вообще создавалось впечатление не объема, а плоскости, аккуратно закрашенной черной матовой краской, вошедший прорисовывался очень четко. Не глядя на извивающегося слева от него за дверью уродца, он сделал пару широких шагов, отделявших его от меня. Немного склоненная голова в легком шлеме, нагрудник из незнакомого зеленого металла, какие-то накладки на одежде - штанах, рукавах, браслеты на запястьях... Этот парень видимо был вариантом того же монстра, но до стирки с предварительным замачиванием. Глаз я не видел, человек глядел в пол, себе под ноги.
Резко остановившись, но так и не поднимая глаз, вошедший поднял руку вверх, предположительно отдавая салют.
- Приветствую вас, милорд. Прошу нижайшего прощения за своего подчиненного, он будет подобающим образом наказан. В него не заложена возможность отличать прибывших друг от друга, поэтому вина за происшедшее целиком и полностью лежит на мне. Я также готов понести, и понесу соответствующее наказание. Счастлив вас приветствовать, и готов с честью проводить по коридору.
Закончив речь, солдат изобразил что-то вроде сдвигания пяток, и если бы у него на сандальях имелись каблуки, то вероятно они бы звонко щелкнули. Он наконец поднял голову, и я увидел его глаза. Они были зеркальными. По-настоящему отражающими все вокруг. Как будто человеку вделали вместо глаз очки со специальным покрытием. В остальном, впрочем, он выглядел довольно обыкновенно. Солдат и солдат, даже скорее - лейтенант, и вероятно даже старший лейтенант.
Я опять перевернулся на спину и наконец задумался. Что там напевал этот барбос? Состояние моего тела? Боль и страдания? Да, меня душила злоба, но теперь, уже немного меньше. Все-таки приятно, когда рядом с тобой кого-то публично унижают, и ты наконец-то находишь подтверждение тому, что твое собственное унижение есть ни что иное, как событие могущее случиться с каждым.
Я сделал движение, подобное наклону головы вперед, но вместо того, чтобы увидеть свое тело, просто перешел в вертикальное состояние ногами вниз головой вверх. Я чувствовал, что кроме головы на мне что-то еще есть вроде ног или рук, ощущал их, даже чувствовал, что на них есть какие-то покровы вроде одежды. Но я не мог их увидеть. Только скашивая глаза влево и вправо, видел воротник - обыкновенный воротник куртки табачного цвета, в которой ехал по хайвэю, в которой разбился. И еще - да, - я чувствовал боль. Быть может даже ужасающую, кошмарную, мучительную боль. Может быть даже такую боль, которая перестает быть просто болью и становится предметом поклонения. Может быть даже боль, стирающую границы между сознанием и безумием. Но, проклятье! , мне быть на это наплевать!! Никакая боль не могла сравниться с той яростью, которая сейчас переполняла мое сознание. Я ненавидел все, что только мог. Весь мир. Всю вселенную, все пространства и времена. Все плоскости ада и рая. И в первую очередь - себя.
Видимо, приняв мое вертикальное положение за состояние готовности идти с ним по какому-то коридору, по которому меня предполагалось проводить с честью, воин прошел к стене, переступив через наконец-то свалившегося стирального уродца, и стукнул по ней кулаком. Возможно, я погорячился с должностью. Не младше капитана. Он не сказал ни слова о том, куда, зачем и почему. Он вообще ничего конкретного не сказал, если подумать.
Пока звук от глухого удара еще висел в воздухе, отскакивая от провисающего дымного потолка, я уже ощутил свободу вращать головой отдельно от стола и остального тела. Также мгновенно исчезла и пресловутая телесная боль, от чего желчная злоба стала только более ядовитой.
- Требую объяснений! - Я набычился, скрестив руки на груди, и расставив ноги пошире. Мне терять было нечего. Я уже один раз умер. Так тупо и бездарно бессмысленно, что все равно ничего не изменилось. Может быть, второй раз будет более качественным?
- Так точно! - опять отдал салют солдат, теперь не опуская глаза в пол. К сожалению, выражение его лица при их зеркальности было никаким. Пустым, словно смотришь на тыкву или воздушный шарик. - Состояние вашего тела здесь, в перемещении, определяется состоянием вашего сознания. Ощущая боль или страх, после ухода из мира люди представляют свои раны или увечья. Таким образом, они определяют свой внешний вид здесь, милорд. Если человек боится, что у него сломаны ноги - они становятся такими, как он боится. Если он чувствует боль в животе и представляет, что у него вывалились наружу кишки, ему в дальнейшем придется таскать их в кармане.
- И этот урод тут был поставлен тобой, чтобы их всех пугать? Чтобы на выходе получать коллекцию вывернутых наизнанку трясущихся от страха болванов?
- Никак нет, милорд! Этот приказ исходил не от меня! - выражение его лица стало еще более зеркальным, если так можно выразиться.
- Вот как?! И как, предполагается, должен был выглядеть я?! Чего вы добивались?
- Нижайше прошу прощения, милорд! - еще раз шаркнул он подошвами, вытягиваясь вверх. - Это была чудовищная ошибка и бестактность. Ваше сознание не боится боли тела, и не испытывает страх за него. Вы в любом случае выглядели бы так, как сейчас. Как сами того хотите, милорд.
Я поморщился. Я не хотел никак выглядеть. Вернее сказать - я хотел сейчас выглядеть "никак". Я планировал исчезнуть! До основания. Ну, в крайнем случае, переродиться в следующую жизнь в виде жучка, сверчка или еще лучше - дерева. Если даже искать с особой тщательностью, за мной не водилось ни одной заслуги, которая бы обеспечила мне более разумное перерождение.
Солдат развернулся так, чтобы я мог пройти мимо него к двери, и изобразил караульное стояние столбом. Не-е-ет, дружочек, это еще не все, что я хотел узнать. Я не знаю, с кем ты меня перепутал, и не собираюсь этим интересоваться - милорд, так милорд, - но кое-что ты мне все же скажешь прямо сейчас!
- Куда? И зачем?! - я постарался выразиться сдержанно. Я все еще никак не мог успокоиться, хоть и со всей силы напряг мышцы скрещенных рук, чтобы не дай бог не броситься хоть на кого-нибудь. Ползающий по полу в поисках запчастей урод продолжал меня раздражать. Особенно когда я думал, зачем он оказывается был тут нужен. Это было талантливо задумано - "вас ничего не беспокоит? Вы не хотели бы взглянуть на распоротый живот? Ваша размозженная голова не болит? Мозг на глаза не капает?". Нет, не капает! Ублюдство!!
- Имею распоряжение от милорда Вара. Не имею распоряжения сообщать подробную информацию.
Ах, ты еще и хам, капитан! На ладно. Надеюсь тебе придется в пору заслуженное наказание. Не знаю, что это тут у вас означает, но судя по тому, что я уже видел - людей тут не любят. Видимо, это тот самый ад, про который мне втирала любимая мамаша с самого детства. Ну что ж, тем лучше! Поглядим, было ли мне хуже при жизни! У меня появилась возможность сравнить условия - всю жизнь мечтал!! Ха, погода налаживается!
Так же набычившись, но теперь сцепив руки за спиной, я прошагал мимо солдата, по направлению прямиком в открытую дверь. И плевать мне было на то, что чернота двери так и осталась плоской. Оно по внешнему виду напоминало раскрашенную стену - не было никаких косяков, стояков, деревянных или каких-нибудь других разделений между дверью и не дверью.
- Милорд! - успел только крикнуть стоящий навытяжку солдат, и дернуться вдогонку, но я уже со всего маху врезался в черноту, с некоторым даже предвкушением удара стены по лбу. Так мне и надо, идиоту!
Но вместо этого, я впечатался всем телом в сухое, сыпучее и текущее сверху нечто. Нечто черное, и щекочушее. Оно сразу осыпало меня всего с ног до головы, забралось за шиворот, потекло по лицу и за ушами. Какая-то пыль, или мелкий песок. Что-то совершенно неожиданное. Я автоматически зажмурился, покачнулся, но был подхвачен твердой рукой видимо капитана, успевшего все же ринуться за мной следом. Рука проволокла меня еще на несколько шагов вперед, пока я не перестал чувствовать шевеление за шиворотом текущей струи песчинок. Вот те, здрасьте, вот и помылись насухо... Слегка ошарашенный, я вырвался из его цепких пальцев и остановился. Странное дело. После сухого душа мне стало легче. Куда-то подевалась злоба и ненависть к очередной своей неудаче, словно растворилась в этом самом черном песке и ссыпалась с меня вон. Я стоял с закрытыми глазами, привыкая к новому ощущению - ощущению душевной пустоты и глубокого безразличного покоя. Только где-то вверху, под самым черепом мерцал кровавый огонек. Там что-то тихонько тлело, какая-то маленькая смутная частица невнятной ярости, которая теперь уже не причиняла мне ни боли ни беспокойства.
Я открыл глаза. И восхитился. О, я бы хотел написать это место! Но я бы не смог его написать. Даже в самых летучих своих мечтах, я не представлял таких высот, и такой сумасшедшей красоты. Я стоял на дне темного каньона, в самой его середине, и справа и слева от меня вверх, в невидимую глазом бесконечность взмывали зеркальные стены, в глубине которых множились миры: синие горные озера, извилистые лесные дороги, поднимающиеся к звездам скалы и кручи, гудящие и бьющие в стекло изнутри океанические валы. Зеркала миров! Бесчисленное множество всевозможных пространств! Между двумя стенами, за которыми были они заключены, пролегала вперед гладкая дорога, покрытая темным похожим на металл веществом. Я обернулся, и увидел сзади такую же тропу, уходящую в такую же бесконечность. Очарованный, я не мог двинуться с места, так бы и стоял глядя на все это, если бы меня за локоть аккуратно не тронул мой проводник.
- Милорд?
- Да! - я взглянул на него и увидел, что теперь его лицо выглядит совсем уж по человечески - исчезли зеркальные глаза, уступив место обычным серым. Так, какой-то древне-воин, или скорее - современный человек увлекающийся старинными одеждами. Ничего особенного.
- Мы должны идти, милорд. Здесь трудно удерживать баланс без движения.
Я медленно двинулся следом за ним, все еще полностью завороженный картинами, от которых меня отделяли пара метров и слой стекла. Вот мимо проплывают зеленые джунгли с порхающим фейерверком разноцветных птиц, цветов, плодов. А вот уже пустынное побережье, прибой выбрасывает на берег куски дерева, раковины. Одна крупная витая раковина с нежно-лиловой внутренностью и белыми шипами катается под пеной волны в песке и никак не может остановиться. Еще два шага и на меня летят разноцветные машины, двигаясь по направлению насквозь между зеркалами. Они появляются слева и уносятся вправо, словно между ними нет никакого разрыва. Мелькают огни ограждения на повороте, и кажется, что слышен издаваемый ими зудящий непрекращающийся гул. И так дальше, и дальше и дальше... туманная низина, время заката, солнце опускается в дым и траву, стоящие в полутьме кони - две сонных, спокойных лошади без уздечек и седел поднимают головы одновременно, будто видят меня, провожают взглядом... обрыв, и глубоко внизу стены каньона, с прорезающей скалы бурлящей рекой... звезды, отражающиеся в ледяной проруби и желтая долька месяца в центре...
Я слышал, что перед моими глазами должна была пронестись вся жизнь... Но это было гораздо лучше! Во много раз лучше. В моей жизни не было и доли всего того, что я сейчас видел. Эти миры были разными. И знакомыми, и чужими, и населенными, и пустынными. Ландшафты планет подобным нашей, сменялись вдруг каскадом вулканов или безжизненными и безвоздушными провалами медленно вращающимися серди звезд. Иногда это были огромные пространства - например вид газового гиганта с орбиты его колец, а иногда - маленькие тесные помещения, где находились люди - поодиночке, или группами.
Около одной такой комнаты я даже притормозил от неожиданности. Молодая девушка сидела за столом прямо перед стеклом. Темная узкая комната, свеча, зеркало, белая ночная рубашка ... все как полагается для гадания. Пухлые чувственные губы шевелятся, выговаривая слова. Поди - "суженый-ряженый..." Я приблизился к стеклу и приложил ладонь прямо напротив нее. Девушка отшатнулась, хватаясь за сердце. В глазах ужас. Ну вот! А чего ты, милая хотела? Ты гадать тут устраивалась, или в песочнице куличики лепить?
- Не стоит, милорд, - остановил меня наглый капитан. - Не сейчас. Если желаете, можно отметить ее на структуре, и зайти в следующий раз. Она тут все время ошивается. Надоела.
Вот значит как? То-то я гляжу, ужас был какой-то ненастоящий... Я поглядел на ладонь, которой дотрагивался до стекла. На ней еще осталось ощущение прикосновения не к твердой, а к вязкой поверхности, словно к слою влажного геля, мармелада... Интересно, как в него бились морские валы? Да, жалко, что в физике я никогда особенно силен не был. Хотя - не жалко. Зачем мне эта физика нужна?
Я шел по металло-дороге, вертя во все стороны головой, и не заметил, как мы подошли к развилке. Тут я просто забыл поймать челюсть, вспомнил о ней только через несколько минут, то есть обратил внимание на ее отсутствие на должном месте. Я стоял с открытым ртом перед разделением пути. Выглядело это приблизительно так: тропинка, стискиваемая с двух сторон мельтешащими пространствами немного расширялась и из центра ее возникал угол - жесткая узкая форма в виде таких же стен, расходящаяся в стороны. Для интереса я попытался посмотреть вверх - что там на потолке? Где-то далеко-далеко вверху мне удалось в темноте разглядеть еще плоскости и углы, но потом у меня немного закружилась голова, поэтому я решил в подробности не вдаваться. Мой провожатый уверенно свернул вправо, и я тоже двинулся за ним, стараясь разглядеть как можно больше подробностей в возникающих картинах. Теперь мы двигались уже среди практически одних комнат, залов, коридоров, ангаров и клетушек, то есть, почти у всех помещений, которые нас окружали имелись какие-то стены, потолки, двери или на худой конец - окна. И я опять же с огромным удовольствием теперь уже рассматривал всякие предметы обстановки, как до этого ландшафты. Богатые, бедные, средние - всякие. В одних золото и драгоценные камни, красиво одетые люди и не люди, в других - грязь, травяные циновки, полуголые обитатели. Однако никто из них не обращал на нас внимания, хотя некоторые стояли или двигались довольно близко. Только один раз, когда слева открылась зала церкви - центральный неф, - я встретился глазами со священником. Он меня видел, это точно. Даже совершенно не вовремя по тексту махнул в мою сторону крестом, толи благословляя, толи отмахиваясь от нечистой силы.
Все это напомнило мне зоопарк, где за стеклом, отираясь об него боками, бродят жестокие хищники, не видя глазеющих на них человечков. Зверям не положено видеть людей, для них это стекло - зеркальное и оно отражает пейзаж вольера, а человечки могут прыгать за стеклом, строить рожи и даже стучать в него.
- Мы пришли, милорд. Прошу! - внезапно довольно громко сказал солдат, как и раньше входя в свое "отражающее" состояние. Глаза его исчезли, появились линзы. Он вытянулся вверх, прижал локти к бокам, ладони к бедрам - ну не даль не взять - оловянный солдатик. Я увидел, что впереди дорога, перестав теряться в бесконечности, закончилась дверью. Мой провожатый как раз дернул за серую металлическую ручку, когда я услышал... я не знаю как это передать... это было как шум, начинающийся поток звуков, как будто капают капли, потом течет струйка, за ней уже журчит ручеек, дальше шелестит и бурлит речка, и так вплоть до грохота водопада. Когда воин открыл дверь, мне почудилось, что стены между мирами начали рассасываться, таять, исчезать, и сквозь них постепенно стали просачиваться звуки. Я представил, как все эти миры сейчас рухнут друг на друга, сливаясь и перемешиваясь, обернулся, чтобы посмотреть, но увидел только подтекающие зеркала стен, идущие волнами, словно они внезапно стали мягкими. С некоторым сожалением я шагнул в комнату, и дверь за мной закрылась.
На этот раз обошлось без сухого душа из черного порошка. Да и комната теперь была совершенно другая. По крайней мере, тут не пахло лимоном.
Тут вообще ничем не пахло. Зато здесь был потолок, пол, и много чего-то похожего на окна. Я бы сказал, что это не комната, а смотровая площадка, позволяющая человеку, который в ней находится следить за тем, что происходит вокруг и внизу, потому что если смотреть прямо в окна ничего кроме черноты и звезд видно не было. На какой-то миг я даже подумал, что меня украли инопланетяне и теперь везут в своем звездном корабле с целью проводить надо мной биологические эксперименты. Например, потому что все те световые годы, которые они вынуждены лететь до своего мира им скучно и нечем больше заняться. Но тут же передумал. Потому что - глупость это и чушь собачья. А вообще - забавно... летят они, значит, долго... друг другу уже надоели, и залетают на все подряд планеты, подбирают там живность, чтобы было с кем оригинально по пути развлечься. Душевная получилась бы подборка фэнтези, можно озаглавить "млечный путь" - в таких позах, в сяких позах... люди это дело любят рассматривать, это тебе не медицинскую энциклопедию читать. Главное побольше грудей и мускулов. До чего же, черт возьми, мерзко, аж тошнит!
Человек, который сейчас пользовался широтой осмотра из окон, стоял ко мне соответственно спиной. То ли его серьезно увлекало то, что он там внизу видел, то ли специально изображал полное невнимание к пришедшим. Мой сопроводитель, капитан, этим делом ничуть не стеснился, а так и остался рядом с дверью, изображая античную статую, на которую и так был изрядно похож. А я опять начал злиться. Немножко, для разогрева...
- Похороны. Не хотите посмотреть? - вдруг резко обернулся от окна человек. У него был низкий глубокий голос, про который часто говорят "грудной", приятного тембра. Лицо его показалось мне насколько знакомым, что я инстинктивно начал вспоминать, где я мог видеть эти широкие скулы, темные волосы с проседью, бритые слегка обвислые щеки... возраст, пожалуй, лет пятьдесят, плюс-минус, глаза яркие, синие, поблескивающие внутренней силой и некоторой склонностью к садизму... мне казалось, что я его однажды рисовал. А может быть и не один раз. Распространенная внешность, пожалуй, исключая синие глаза - такой насыщенный цвет глаз я вообще до сих пор не встречал.
- Чьи? - коротко осведомился я.
- Ваши.
- Нет, спасибо. Не интересуюсь.
- О! - непонятно ответил он, отворачиваясь обратно.
А что, предполагается, мне это должно быть любопытно? Или опять какая-то психологическая приколка - глядишь, как тебя закапывают, страдаешь по безвременно и бесполезно утраченной жизни и на глазах рассыпаешься в прах? Благодарствую... И на что смотреть? На плачущих родственников, которые при жизни от тебя все время чего-то хотели и теперь жалеют, что мало получили? На безутешную вдову, обжимающуюся с лучшим другом? На этого самого друга, прижимающего к себе эту самую вдову? Нет. Положительно не интересно.
Стоящий спиной господин покачал головой, будто со мною соглашаясь, и не обернувшись, снова спросил:
- А похороны остальных? Жертв, если так можно выразиться...
Да, вот это уже ближе к теме. Это я, пожалуй, погляжу. Не то, что мне этого как-то очень хочется, но раз уж все равно грядущей полной смерти не предвидится, придется себя развлекать и дальше.
Я приблизился к окну, одновременно разглядывая из чего оно сделано, потому что мне начало казаться, что это не окно, а что-то вроде изображения окна, набросанное в пространстве. Не рама, а рисунок рамы - неровный, даже кривоватый набросок. И там, где рама должна соединяться со стеклом проступал радужный контур шириной в пару сантиметров, и все. И больше ничего там не угадывалось, кроме звезд и черноты. Подойдя поближе, я убедился, что мои глаза меня как всегда не обманывают - действительно, ничего похожего на окно там не было. Прямо передо мной висела намалеванная в воздухе картинка в виде параллельных и перпендикулярных линий белого цвета, окаймленная как я и говорил семицветной оболочкой. За ней в ширину и глубину находился безграничный космос, которым я бы не преминул восторгнуться, если бы он не был таким однородным - яркие точки, средние точки, мелкие точки, - ничего особенного. Ну да, пространство было огромным, была в нем какая-то бесконечная удаленность, которая ощущается человеком только во сне, либо на грани засыпания, когда падаешь в темноту и, летя вниз, точно знаешь, что никогда не ударишься о землю. Тут было то же самое чувство - можно было уверенно прыгать вниз головой, в ближайшие миллион лет до дна этой пропасти не долетишь. Вот и весь космос. Бездна. Точки... нет, коридор меня впечатлил куда больше.
Я пошарил взглядом по пространству, ища обещанные похороны, и наткнулся на висящую прямо на уровне моей переносицы искорку. Когда я ее заметил, она стала разгораться ярче, увеличиваться, притягивая к себе мое внимание, двинулась ближе, и в какой-то момент я параллельно космосу увидел кладбище. Вот это было для меня совершенной новостью - видеть параллельно. Одновременно две вещи сразу. Они не были перемешаны, не сплетались друг с другом, но и одна не была в какой-то мере ярче другой - наложения тоже не было. И черноту со звездами и толпу шагающего народа с выражением угрюмой скорби на лицах привыкших выражать что угодно я видел ясно и четко.
Людей было много, скорби, как и полагается, - навалом. Вереница пустых гробов двигалась по дорожке, как исключительный показатель человеческого скудоумия и эгоцентризма. Тем, кто умер, вроде меня, эти гробы были уже не нужны. А те, кто был еще жив, тоже ими пользоваться не собирались. И к чему, спрашивается? Вот уж, черная романтика в быту... а еще говорят, что я был склонен к мрачному видению мира. Я-то как раз надеялся на лучшее, но мои надежды опять не оправдались.
Люди шли, и несли цветы - море цветов. И играла музыка. С трудом верилось, что хоть один из тех, кого сегодня заочно погребали, удостаивался при жизни таких же почестей. И пока еще живые говорили много слов про уже мертвых, слов уважения, любви, чувств и привязанности, мое легкое раздражение при виде этого парада постепенно начинало переходить в твердую стандартную злобу. Ну, разумеется! Все хорошее - трупам. На живых можно не обращать внимания. Особенно меня злили цветы, потому что я их когда-то давно очень любил, и потому что никогда в жизни не получал их в подарок. Как мужчине мне не было положено, а случайный букетик на день рождения скорее похож на издевательство, чем на подарок от души.
- Позволю себе поинтересоваться, - заговорил стоящий рядом полу-знакомец, - ваша жизнь была практически идеальной. С рождения и до смерти. По всем параметрам вы тянули на рай высшей категории, даже могли бы стать особо приближенным ангелом... родились в честной христианской семье, выросли не нарушив ни одной заповеди. Это мало кому удается, да и жизнь у вас там, на земле, строго говоря, к этому не располагает. Как это...
Как это? Я, стиснув зубы, боролся с всплывающими воспоминаниями. Как это?! Детство без велосипеда, без телевизора, без подарков и сладостей, без книг с яркими картинками, без шумных игр и беготни, без друзей, потому что друзья - все как на подбор сатанинские отродья, а игры - богомерзкие телодвижения! Я родился в христианской семье, и провел за чтением писания, в молитвах больше времени, чем любой нехристь тратит на сон или еду. Я был ребенком, и я никогда не был ребенком. У меня даже не было собаки, потому что собаки - грязные свиньи! Все, что мне полагалось любить - это Бог. Без альтернативы. Еще я должен был активно почитать родителей, уважать старших, заботиться о младших, и стремиться всей душой делать добро каждому человеку. И, поверьте, я стремился! Но Бога полюбить я не мог. Не получалось, хоть и нельзя сказать, что я не старался. Это пришло уже позже, в старшей школе.
О, старшая школа! Школа без сигарет, пива, футбола, девчонок... Но именно там, в самом начале я понял, что по-настоящему успел привязаться к праведному образу жизни. Я научился видеть грех, различать его формы, стили и ракурсы, и я начал его рисовать. Можете себе представить, насколько меня любили и уважали одноклассники - бесплатное порно, взамен на неприкосновенность моей личности. Это были не просто абстрактные картинки. Это были рисунки учителей, учеников, родителей... когда бог говорил - "кто здесь без греха?" - он знал о чем говорит. Мне было достаточно пару минут поглядеть на любого человека, и я начинал видеть что он сделал грешного сегодня или вчера. Если честно, как правило, чаще всего это были мелкие, легко отмаливаемые прегрешения, вроде вкушения мяса в постный день, или непосещения церкви в праздник, однако были и интересные. Даже убийства. Я рисовал с упоением, как человек, который наконец дошел до воды в пустыне. И тогда я возблагодарил Бога и возлюбил его.
- ... для нас было удивительно, что такой человек, как вы... Вы ведь даже оставались девственником до самой свадьбы!
Сказав это, человек у окна слегка повернулся в мою сторону, словно не мог поверить, что я никуда не испарился, или не исчез как привидение.
Я пожал плечами в ответ, отказываясь от комментариев. Да, оставался. И премного про это наслушался оскорблений еще при жизни. Надо мной смеялись так, как не смеялись над клоунами в цирке. Понять, почему это смешно - не трахать все, что садится тебе на колени, - я не мог. Видимо, мое чувство юмора было вывернуто наизнанку. Глядя на извивающихся красоток в стриптизе, я видел вокруг шеста языки не неонового, а настоящего адского пламени, вместо эротического тумана - дым, поднимающийся со сковородок, скворчащее и плюющееся брызгами масло. Когда я возвращался на работу после выходных, вокруг меня танцевали опухшие с перепоя демоно-свиньи мужского и женского рода... вобщем, я тоже весело проводил время, если так можно выразиться. Менять реальное удовольствие это наблюдать на предполагаемый любовный экстаз? Да ладно!
Тогда я уже любил Бога, но еще его не понимал. Все вокруг тогда казалось мне увлекательной игрой, феерической картиной, вроде сна или полусонной утренней грезы, когда приоткрыв глаза сквозь ресницы присматриваешься к размытым фигурам. Вроде бы и люди, соседи, коллеги, друзья, родственники, а приглядишься повнимательнее, чуть сместишь в сторону угол зрения и такое полезет из-за плеча!! Так я стал потребляемым художником, признанным и хорошо оплачиваемым. Мне даже не нужно было заканчивать академию - для того, чтобы честно изображать мерзость и грязь в душах совершенно не обязательно учиться, достаточно это видеть. И всегда найдутся те, кто с упоением хочет на это смотреть. И чем больше я рисовал, тем больше поражался. Наверное это вот удивление и привело меня в конце концов к пониманию происходящего. Встречая все больше и больше греха, я не мог не потрясаться его разнообразию. Где те десять заповедей! Это просто детский лепет по сравнению с теми мягко говоря экзотическими стремлениями и делами, которые я встречал... мать не хочет рождать девочку, травит плод, потому что боится, что ее бросит ее отец, но когда рождает - он все равно ее бросает, поэтому она неоднократно пытаясь от девочки избавиться (забыть в магазинах, на улице, в транспорте), все же выращивает ребенка, и лицемерно уверяя, что все, что у нее есть в жизни - это она, выгоняет ее работать на панель проституткой... Мужчина, в попытках поддержания своего статуса крутого, регулярно избивает жену, издевается над стариками, терроризирует соседей, искренне считает себя жертвой. Это, понимаешь, они ему жизнь испортили! А он не издевается над ними - он являет собой заслуженное возмездие. Он вообще, если подумать - святой человек. Мальчик травит собаку - "она на него гавкает". Девочка топит в канаве вещи подруги - "она говорит, что я толстая". Папа изменяет маме - "она мне надоела". Мама изменяет папе - "он всегда был идиотом". Сосед пускает петарды в окна соседа - "они такие зануды!". Брат отрубает все телефоны в доме, чтобы старшая сестра не болтала со своим другом - "а просто так, по приколу". Сестра подсаживает младшего брата на наркоту - "все равно кто-нибудь ему даст попробовать".
Феерия. Сказка. Фантастический сюжет повседневной жизни.
Я мог бы рисовать это веками, но скоро я понял, что ВСЕ, что я вижу в окружающих - это падаль, гниение, мрак, разврат, страх и страдание. И я задумался - такими ли представлял нас Создатель, когда лепил из глины? Я понял - он сделал людей из грязи. Это истина. Основа человека - глина, прах, нечистоты.
Значит, чтобы вылепить человека, Создатель испачкался? Когда он касался всего ЭТОГО - его руки не могли оставаться чистыми!
Синеглазый мужчина у окна опять покивал головой в такт моим мыслям, но продолжил:
- Я слышал, что людям свойственна такая черта, как "жалость" и "сочувствие". Так же я припоминаю, что она считается там у них - хорошей, добродетельной чертой. Или человек не изведавший греха не может в полной мере постичь и добродетель? Собственно, лично меня это не интересует, но Они высказались неоднозначно за вашу кандидатуру. Однако меня все еще не оставляют некоторые сомнения...
- Мою кандидатуру куда? - спросил я, уловив основной для меня смысл его мутного изречения.
- На данную должность, милорд Брэкхем.
О, так я известная в кулуарах личность! Тут слышали мое имя! "Никто не забыт и ничто не забыто"? Ладно...
- А вы, милорд Вар, - тоже на должности? - как можно более желчно поинтересовался я в ответ.
Даже в полупрофиль я увидел как он поморщился, и, скосив глаза на стоящего около двери зеркального солдата, поджал губы. Ага, не нравится, как тебя именуют подчиненные за глаза! Так это все от недостатка добродетели, от нее все, родимой.
- Вар-Самен, если быть точным. - Он почти обернулся ко мне целиком, когда протягивал руку для пожатия. - Да. Я здесь уже довольно давно.
Пожимая крепкую холодную ладонь, я заметил, что у него что-то странное с левой стороной черепа за ухом, но поскольку я его целиком не видел, то эту странность не разглядел. Что-то типа шерсти или чешуи. Вероятно, попав сюда впервые и посетив незабываемую "комнату страхов" он чего-то радостное с нее огреб. Умер, совокупляясь с самкой крокодила? Да запросто. При его-то внешних данных. В жизни я и не такое повидал от мужиков с сильными чертами лица... ага, видать моя догадка была не так и далека от истины. Лицо моего собеседника сразу сделалось отсутствующе далеким, и он тут же продолжил:
- Детали вашей службы вам укажут чуть позже, однако в мои права входит возможный опрос кандидатов. Я этим воспользовался, чтобы задать один вопрос...
- А пока я воспользуюсь своими правами новоприбывшего, и задам вам несколько, - бесцеремонно прервал его я. Мне только не хватало тут после смерти устроиться на работу! Да чего же сложного я такого хотел?! Просто - умереть! Что, это совсем что ли нереально?!
- Вопрос номер одни - классический. Это что - вариант загробной жизни? Только учтите - не надо меня парить на тему, что это мне все снится когда я лежу в больнице под капельницей, и мой дух в это время висит над каталкой. Я все очень четко помню. Однако результат не оправдал моих ожиданий.
- О, результат вашего самоубийства оправдал ожидания очень многих, помимо вас. Собственно, поэтому как вы говорите вы сейчас имеете дело с такой вот "загробной жизнью". Согласен, выглядит не особо увлекательно. Что касается прямого ответа на вопрос - Да. Это вариант. Но к жизни он не имеет отношения.
- Служба, о которой вы говорите как я понял - дело решенное? Я не могу его изменить - служить или не служить?
- Буквально несколько мгновений назад вы приняли одно решение. Это всего лишь результат.
Замечательно. Офигенно классно! Да за всю жизнь я и принял только ОДНО это решение.
Я понял, что одинок, когда перестал запоминать людей и их лица. Только временами, сталкиваясь с особенно яркими картинами их "плотской" жизни, словно вздрагивал душой от потрясения. И я понял Бога еще больше, однако тогда я все еще считал, что люди со всей коллекцией своих оригинальных "недостатков" существуют не просто так. Я предполагал, что если Создателю было угодно так напрягаться и творить из ТАКОГО материала, когда у него под рукой было много более приятных вещей, то вероятно Он делал это осмысленно. Как меня учили - пытаться понять замысел Создателя уже само по себе грешно. Я и не пытался, просто я предполагал, что этот замысел существовал. До того момента, пока не встретился с Сэмми.
Саманта появилась в моей праведной жизни в виде невесты. Это я узнал, приехав очередной раз к родителям на выходные. Милая беседа за ужином и конкретные намеки на мой возраст, улыбочки и ужимочки, хиханьки и хаханьки. Через полчаса такого строгого режима, я был готов броситься в объятья любого демона, буде он появится рядом и скажет, что готов меня отсюда забрать прямо сейчас. Как всегда, впрочем, демон не появился. А я не нашел ни одной стоящей причины, по которой уважающий родителей сын может быстро сбежать из камеры пыток. Поэтому вечер разворачивался по классической программе. Девушка была в меру мила, в меру симпатична, и чтобы развлечь себя, я начал к ней присматриваться, как я это обычно делал со всеми предлагаемыми мне невестами. Мои зарисовки после таких просмотров обыкновенно давали моим родителям повод отказываться от следующих обедов.
Но на этот раз, как я ни старался, ничего более серьезного, чем ковыряние в носу в церкви при чтении воскресной проповеди мне не удалось увидеть. Она была просто никакой. Ни веселой, ни грустной, ни сильной, ни слабой... она была пустой. Оболочкой, в которой, похоже, никогда ничего не присутствовало. При этом она улыбалась (без удовольствия), смеялась (без веселья), охала (без испуга) и ахала (без восторга), производя все действия, которые положено делать человеку наделенному эмоциями. Она меня заинтересовала. Впервые я увидел кого-то похожего на себя самого. Это была тряпичная кукла на ладонь - надевай кто хочешь, и она будет говорить и двигаться вслед за движениями пальцев. После ужина нам ударно-вежливо порекомендовали посетить сад, для более близкого знакомства. Мы вышли во влажную полутьму, потопали по дорожке к беседке и она даже по-моему взяла меня за руку, что с точки зрения морали выглядело практически развратом.
- Ах, Питер, скажите, неужели такой приличный молодой человек, как вы мог рисовать эти ужасные картинки? - своим ноющим голосом она задала ежедневный вопрос. Я отвечаю на него как минимум раз в сутки, иногда чаще, поэтому уже произношу слова автоматически.
- Ах, нет, Саманта, конечно это не я. Люди сами их рисуют, мне остается только проявлять. Знаете, как детская водяная раскраска - стоит только коснуться мокрой кистью, сразу возникают цвета и контуры. - Я пригляделся к ней повнимательнее, и решив немного раскрасить проведенный вечер, спросил в ответ, - А вы их видели, мои картинки? И что скажете? Вам понравилось?
Она выдернула свою ладонь, быстро приложив к щеке, словно скрывая румянец. Века полтора-два назад наша пара в саду выглядела бы образцово показательно. Но сейчас это казалось просто крайним фарсом, но это ничего, потому что все остальное, что меня окружало вообще представляло собой юрские джунгли. Каждый старался сожрать соседа, не забыв его предварительно потрахать.
- О, я ходила на выставку в художественном салоне с вашей мамой, и она мне рассказала, что это Бог дает вам силы видеть Зло. Чтобы спасать невинные души.
Ну да... в таком ракурсе мне никогда не удавалось увидеть свои картинки. Спасать те души, которые изображались было уже поздновато, а другие, которые на них пялились были далеки от невинности так же, как луна от альфы Центавра. Интересно, что увидела там Саманта?
- Это было ужасно, я была в шоке!
Здорово! Браво! Произнести слова "ужасно" и "шок" не испытав ни малейшего колебания эмоций. Просто великолепная картина, которую нельзя даже назвать лицемерием. Она говорила эти взрывные по своей сути слова, не имея ни малейшего представления о шоке или ужасе. Она никогда не испытывала эмоций сильнее омерзения, которое человек ощущает, видя прогрызенный червяком ход в яблоке, от которого только что откусил.
Я был очарован до кончика мозгов! Я почти влюбился в порочность, которой нет названия, и про себя назвал ее - грех пустоты или грех отсутствия. Воистину, даже Бог не мог бы придумать наказание для такого человека. Как наказать душу которой нет?
- Знаете, Саманта, - я самостоятельно взял ее за руку. - Я просто должен вас рисовать. Вы будете моей самой лучшей, самой великой и самой пристойной картиной!
- Ах, - она потянула ладонь на себя, - Что вы такое говорите! Я в полном смущении!
Да, проклятье! Смущение на словах. Скромность в формах и движениях. И никаких ощущений. Великолепно! Я просто обязан был на ней жениться.
Нас, как и было положено, обвенчали в церкви. Наши души были официально соединены перед Богом и людьми пока нас смерть не разлучит...
Парадокс. У нее не было души, получается, что я и женат-то толком не был...
Мужчина у окна поморщился, и слегка как бы откачнулся в сторону, словно я подумал или сказал что-то неприличное, обидное.
- Это все, что вы хотели узнать, милорд Брэкхем? Тогда, наконец-то, если позволите, спрошу я.
Я повернулся к нему, отрываясь от милого моему сердцу зрелища упокоения пустых деревянных гробов. Но вместо того, чтобы спросить, мой собеседник глубоко задумался, впал в некое подобие транса - стоял покачиваясь в пятки на носок и о чем-то своем раздумывал. Я так даже прикинул, что если он покачнется немного сильнее или к примеру я его подтолкну, то вывалится он в окно или нет? Так просто. Любопытно. И это даже нельзя будет назвать попыткой убийства, потому что, чтобы разбиться выпав с высоты нужно, чтобы у этой высоты было дно, а тут пропасть под ногами совершенно бездонна. Так что будешь лететь, лететь, лететь... нет, умрешь разумеется от нехватки воды, если дышать тебе не нужно... я начал уже прикидывать какой можно было бы сделать под это фон - например темно-пурпуный с разводами как болотная зелень, и даже в некоторую коричневизну... этакий будет космос-трясина, эффект засасывания обеспечен. А звездочки проковырять в холсте - и сзади подсветку!
Я улыбнулся, представляя как такое полотно интересно было бы выставлять в классической галерее рядом с томными и жирными богами ренессанса... летящий в пространстве синеглазый мужик, нежно обжимающийся с крокодилицей. Вещь! Или как сказал бы мне один из моих друзей-коллег - "парень, да ты настоящий псих!".
Я настоящий псих?! Это несмешная шутка. Тогда кто же все те, кого я рисую? Нормальные?
Представляю, как поражен был Создатель, когда дал человеку свободу воли, выбора, райский сад в надел и увидел, что человек со всем этим сделал. Деревья повалил и пожег, зверей поел и побил на шкуры, некоторых посадил в клетки, чтобы не сбежали до ужина. Настроил себе невнятного назначения строений, народил толпу детей, которые с воплями носились за оставшимися обитателями рая и кидались в них камнями и палками для развлечения. Из сладких плодов древа познания Добра и Зла быстренько нагнали самогона, напились, подожгли те строения, которые долго строили и начали вокруг них танцевать и кричать от радости. После устроили драку, пару-тройку мужиков пришибли насмерть, и в завершение праздника жизни расползлись по кустам совокупляться.
Утром они проснулись на пепелище, опохмелились и придумали Психологию, чтобы не было стыдно, за все, что они натворили. Они придумали, что у человека есть какая-то "природа", против которой никто не в силах идти, и еще придумали "подсознание", которое - ах, как это ужасно! - само вылезает и управляет человеком, как манекеном. Да много еще чего придумали. Если Создатель все это видел, он наверное просто дар речи потерял. А что он мог сказать - кроме ПОЧЕМУ??? Человек, я сделал для тебя все, что только в моих силах, и поверь, это очень много - но почему ты делаешь все это?! Ну и человек разумеется, поглядел вокруг на дело рук своих и сразу соврал с честным видом:
"- Да это не я! Это меня бес попутал!"
"- К-Хто?" - удивился Создатель, который впервые слышал о существе по имени "бес".
"- А вот он" - тут человек ткнул пальцем в первую попавшуюся еще не съеденную зверюгу.
Создатель поглядел на оцепеневшего от ужаса змея, который тоже потерял дар речи. Змей особой фантазией сроду не обладал, он жил с остальными змеями тихо и мирно, и точно никогда ничего не поджигал и не напивался. Вся его вина состояла в том, что он был юркий и скользкий - поэтому успевал скрыться когда велась облава на зверье. И еще он был ядовитый - но исключительно в целях самообороны.
"-Так что же, мне змея за все это наказать?" - ошеломленно cпросил Создатель.
"-ага-ага!" - радостно закивал головой человек, - "его, поганого! А еще..." - капризно надул губы человек, - "ты сам во всем виноват!"
"- кто, Я?!" - в еще большем потрясении попятился Создатель.
"-Конечно ты! Не я же!" - человек подбоченясь придвинулся ближе, задрав вверх подбородок. - "Ты же тут всяких тварей наделал, чего они ко мне лезут? Они опа-а-асные! И вот мне пришлось убежище строить от них. И плодов сладких наделал - они меня соблазняют! Были бы только кислые или например соленые - самогонка бы из них не получилась! А вот еще ты придумал нас поделить на две части - мужиков и баб. Это ты тоже специально! Издевался! Нам же ничего не остается, как только обратно пытаться соединиться все время. А нас много, все перепутались и постоянно не те половины попадаются! Но это все фигня - самое главное - а чего ты на все это глядел и молчал?!! Я тебя спрашиваю?!! Пришел бы, дал по шее, или там - пальцем бы погрозил - мол, нельзя! Нет ведь, не пришел!! Значит ты на меня внимания не обращаешь! Сделал и забы-ы-ыл!!! " - человек разревелся от обиды и того, как ему было себя жалко, одинокого, брошенного Создателем.
А вконец обалдевший Создатель наконец понял, что непонятно как наказывать змея и человека, но Себя он уже наказал. На всю оставшуюся вечную жизнь.
А, черт возьми, не лепи из грязи!!
- Скажите пожалуйста, милорд - почему?
Я показательно-удивленно поднял брови. Что почему? Почему земля вертится? Это тебе, милок, не ко мне нужно обращаться с такими вопросами.
- Как вы понимаете, меня не очень интересует ваш последний штрих к портрету, - смерть дело частное. Но ваша жизнь... что вас не устраивало?
Я стиснул зубы, внутри начала разгораться уже слегка подзабытая черная волна злобы. И что, интересно меня не устраивало в этом гадючнике строгого режима?! Может сказать - соседи?!
Я постарался успокоиться, взять себя в руки:
- Больше всего отсутствие выбора, - предельно честно ответил я.
Я думал, что он сейчас переспросит, или начнет говорить, что "как же так - у вас там на земле выбора завались! Делай чего хочешь, жри что хочешь, спи с кем хочешь...". А мне придется ему отвечать... И мне трудно будет объяснить. Мне всегда было трудно это объяснять, что выбирать между правдой и ложью, чистотой и грязью, спокойной совестью и стыдом, работой и бездельем, смелостью и трусостью - это вовсе и не выбор никакой. Как можно выбирать между тьмой или светом, даже если есть выключатель? Включил - есть свет. Выключил - нет.
У радуги семь цветов. Если бы я этого не знал, я бы свихнулся в черно-белой жизни с серыми оттенками. Я не хотел выбирать между черным и белым, плохим и хорошим! Я хотел жить в радуге! Или не жить вовсе! Красота последней битвы - Армагеддона,- меня захватила как и многих, в ней я наконец увидел желаемое смешение цветов и оттенков Добра и Зла и Всего Остального. Наверное, в душе я шел именно за этим вот - "всем остальным", от Добра и Зла меня уже тошнило.
Но Вар-Самен ничего не сказал. Видимо здесь к общению относились попроще, чем на земле. Хочешь - говори, не хочешь - не говори. Как он это выразил - "смерть дело частное". Он, сделав приглашающий жест рукой, повернулся влево и двинулся прямиком в черноту космоса. Я тоже пошел следом не чувствуя ни малейшего на этот счет удивления - всегда мечтал походить пешком по-над звездами. Должно выглядеть забавно.
Мысленно помахав рукой вычурно-печальной церемонии похорон, я подошел к краю пола, и немного притормозил в нерешительности. Вар-Самен уже перешагнул на свободное космическое пространство и теперь удалялся куда-то вперед, если так можно сказать о месте с полным отсутствием видимого направления.
Нет, пожалуй, я слегка погорячился, кода отказался восхищаться звездами. Оно как-то всегда завораживает, хоть и ничего нового не происходит. Особенно когда глядишь на них вот так вот - под ногами и вокруг. Что еще для меня было необычно, так это вместо ожидаемого ледяного холода, как проходили в школе, я почувствовал теплый ветерок по лицу. Я еще раз поглядел на широкую спину бодро топающего впереди лорда и смело двинул за ним. Даже если я тут же провалюсь вниз, по крайней мере проведу несколько тысячелетий восхищаясь превосходными видами. Как я уже догадался, дышать, есть и пить мне теперь было не актуально. То есть не обязательно. Можно дышать, а можно и нет. Это я выяснил еще когда топал по зеркальному коридору. Под ногами при ходьбе не ощущалось ничего. Ни давления упругой поверхности, ни какой-либо другой - получается, как будто перебираешь ногами во сне, или в подвешенном состоянии. Пустота, и движение происходит ниоткуда. Я перестал шагать, и заметил, что спина впереди еще больше удалилась. Ох тыж, интересно-то как! Я прибавил скорости, да почти что побежал - что за ерунда?! Может быть, если сделать какие-нибудь другие движения, то тоже получится? Ну-ка, как это у нас во сне летается?
Для пробы я раскинул руки в стороны и глубоко вдохнул, одновременно представляя себе, что отрываюсь от земли, ощутил знакомое влечение вверх, медленно наполняющее тело начиная с ног, поднимаясь выше. Когда это давление коснулось головы, я действительно ощутил движение, и заметил, что впереди идущий человек резко приблизился. Я его нагонял! Я мог летать! Черт возьми, я летел в открытом космосе, просто так - без скафандра! От острой щенячьей радости, я несколько раз перевернулся через голову, и еще раз кувыркнулся через бок, сделал широкую петлю и набрал скорость. Ха! Я летел!! Пролетая над макушкой своего провожатого и разворачиваясь на круг, я смеялся и думал, что никогда, никогда, никогда во всей своей жизни ничего подобного не испытывал! И никогда бы не испытал. Там я жил безо всего... и привык так жить. Даже если бы я не знал, что можно жить иначе, я все равно бы чувствовал себя обделенным.
Я кувыркался в черной бездне, щурился на звезды, веселился и думал. Я думал о том, как жил... как это он сказал? "Почему?" Почему я не ходил в бары, не напивался и не снимал девочек после работы? Так ведь все делают, это естественный процесс! Работал я оформителем в модном журнале, денег у меня было навалом. А я тратил их на благотворительность. Жертвовал в хосписы... мне говорили, что это глупо. Но я-то как раз считал, что глупее прожигать жизнь в кабаках. И мне как раз казалось, что глупо себя ведут мои коллеги.
Почему я не заботился о семье, жене и не старался обзавестись детями? Не старался. Не заботился. Для меня это было одно из самых необъяснимых мест в религии... почему, интересно, когда прямо на днях ожидается конец света и все предваряющие его ужасы, нужно обзаводиться потомством? Это как минимум жестоко, обрекать детей на мор и глад, и ужасные болезни, подвергать их тяжким искушениям, и неизвестно еще в какой они окажутся после этого стороне. А вдруг - по разные стороны? Да и если все вместе попадете в Ад - глядеть как твои дети жарятся на сковородах?!
Я вернулся обратно, опустился рядом с Вар-Саменом и зашагал с ним в ногу. Он опять понимающе кивнул. Этот дядька явно читал мои мысли. Потому что... Потому что там, на земле я понял - Последняя битва уже началась. Более того, она началась уже давно, и шла все время. Не замечая того сами, мы поколения за поколением живем, если так можно выразиться, в эпоху конца света.
Почему я не устраивался поудобнее в портере и не смотрел на развитие событий в этой битве? Так, все что я мог бы увидеть, все равно оказалось бы маленьким кусочком от огромной трагедии человечества. Когда на моих глазах взрослый парень толкает в грязную лужу маленькую девчонку, и рядом весело гогочут его дружки. И все считают, что это нормально. И он, и она, и прохожие. Как мне говорили тысячу раз - это жизнь такая. Нет! Они ошибаются, жизнь не такая. Это вы такие! Тупые, злые, ленивые, развратные, пустые, трусливые, агрессивные. Жизнь тут совершенно не при чем.
Почему я не захотел принять в битве деятельное участие, не поднял знамя Добра и не бился за свои привычные убеждения? Потом что мне не дали сделать выбор. Биться или не биться. У меня изначально не было никакой свободы воли. Война уже шла, когда я появился на свет. И все, что мне оставалось - брать в руки все что попало, и начинать разить врага карандашом, который, как говорят, острее шпаги. А если быть примитивно честным - я не бился, я выживал. Никакого знамени я не смог бы поднять, это мне не по силам. Какого труда мне стоило оставаться в здравом рассудке, после каждых новогодних праздников! После отмечания Рождества!! Это же, простите, День Рождения Спасителя мира!!! Что, обязательно так напиваться?! Какого труда мне стоило видеть соседских детей... всякий раз, глядя на невинные пока что детские лица, их забавные игры, веселый смех. И самое страшное - встретить их через несколько лет, приглядеться... О! то, что я видел, внимательно присматриваясь, ввергало меня в полное отчаяние. Я видел тьму. И не было этой тьме никакого названия, потому что "боль" - это просто слово. Я устал выживать, участвовать в войне, смысла которой не понимал. Особенно трудно становилось, когда люди, которые сперва казались "однополчанами", постепенно отдалялись и уходили в "нормальную жизнь", чтобы там нормально веселиться, нормально красть, нормально врать и нормально себя за это уважать. Впрочем, их с самого начала было немного. Я жил, рисовал картинки и ужасался. Это стало моим естественным состоянием.
А потом надоело. То ли я просто устал, то ли перестал должным образом театрально реагировать. Я не хотел творить зло. Но и добра я тоже не мог сотворить, даже убого примитивного добра для отдельно взятого человека. Дашь кому-то денег - потратят на ерунду. Устроишь на работу студента - заведет роман с женой начальника. Поможешь кому-нибудь с делами - приведут еще троих друзей, которым тоже нужна помощь... непостижимо, с какой скоростью тебе валятся на шею желающие пожить на халяву! Я умел только смотреть, видеть и рисовать. От постоянной тренировки я начал видеть не только зло в человеках, но и сложные потоки и движения темноты в природе. Мировой океан тьмы, со своими рифами, течениями, Марианскими впадинами, приливами и отливами. Я мог бы составить карты этих морей, выделить самые белые и самые темные участки, поделиться своими знаниями с теми, кто имеет желание или силу изменять мир, с теми, кто пытается воевать. Но не нашел желающих.
- Теперь я наконец-то понимаю их логику, - неожиданно прокомментировал мой ведущий, - Извините за фамильярность, милорд, но неужели ничего светлого, ничего радостного или внушающего любовь?
- Кроме Творца? Нет. - Я покачал головой, и попробовал хоть что-нибудь припомнить.
Природа, погода, ландшафты, птицы и звери... вызывают восторг и эмоциональный подъем. Тем больший, чем более ты художественно образован и видишь их не как материальную данность, а как воплощенный замысел. Из серии: вот тут река идеально вписывается в рельеф между горными породами, и ее изгибы со временем будут только улучшать картину, а склон безусловно осыплется лет через восемьсот, и когда на нем появится растительность будет еще шикарнее гармонировать с лесом, сползающим уступами к воде. Как это все удачно задумано, что даже без постоянного присмотра не теряет в красках и яркости! Природа без сомнения самый выразительный инструмент, если жить только в ней, покажется, что никакого райского сада не было, потому что невозможно создать что-то еще более великолепное, более тонкое и живое одновременно. Вот, например, ветер. Удивительная работа. Нужно было продумать все мелочи, чтобы шло это движение воздуха из мест высокого давления в места низкого. Ты им дышишь, но почти никогда не замечаешь... Да, восхищение природой плавно переходит в восхищение тем, кто это все продумал и создал.
А вот людей я любить не научился, но тоже был человеком. Человеком, который не хотел быть. Я, черт возьми, не ел яблоки познания Добра и Зла, но я точно знаю, что они ядовитые. Мне было омерзительно быть частичкой жирного пятна от бутерброда на прекрасном холсте. Я даже иногда представлял выражение лица Создателя, который, возвращаясь к работе, вдруг его замечает. Удивление, смущение, расстройство...
- Ну, скажем прямо, оно не слишком так. Было не слишком, - очередной раз невнятно выразился мой проводник. - Хотите с ним встретиться?
- Нет, - пожал я плечами. К чему? Посочувствовать? Так я этого никогда не любил - пустого сочувствия. Да и не понять мне его - у нас разные "весовые категории".
Пока я предавался радостным сиюминутным впечатлениями и нерадостным воспоминаниям прошлого, мы подошли к границе космоса. Не то, что бы прямо перед нами возникла какая-то черта, за которой закончились звезды и начались киты с черепахами - нет, просто вместо отсутствия какой-либо поверхности перед нами началось нечто... нечто более вещественное, чем межзвездный вакуум. Я было даже подумал, что у меня галлюцинации - то я не чувствуя под ногами опоры все же двигался вперед, а теперь я ощущал под ногами не только поверхность, но и ее движение. Словом, мы стояли словно на текущей полосе, либо настолько прозрачной, что ее было не видно, либо качественно раскрашенной в цвет окружающей раскинувшейся вселенной. Повертев головой по сторонам, я все же убедился, что с моими глазами все в полном порядке, просто они не в силах соотнести происходящее с накопленным мною при жизни опытом - все вокруг... менялось. Не знаю, как еще можно это выразить. Наверное, если бы у меня были нервы, или что-то в этом духе, или я бы не привык к хроническому шоку от созерцания дел и помыслов людей на земле, я бы сильно впечатлился. Может быть, даже попытался уйти в запой. Потому что осознать, как именно и что происходит вокруг я был не в силах. Больше всего это походило на... на сложный разноцветный коктейль, где вместо напитков в шейкере взбалтываются разные, как бы это сказать... миры? Планеты? Пейзажи? Территории? Увы, слов для описания не находилось.
Я наблюдал очередное подтверждение своим прижизненным догадкам о семи красках. Правда недолго, потому что внезапно, можно сказать прямо без привычных уже дверей, мы оказались в зале. И оказалось, что по этому залу мы уже некоторое время идем. Пока я старался унять головокружение от перехода из пространства опять в плоскости, и хоть как-то сориентироваться, мы почти пересекли зал по диагонали и подошли к небольшому скоплению мебели. Еще при жизни, я точно знал, что самый страшный сон дизайнера - обставлять залы для собраний. Как ни поставь мебель, ее будет либо слишком много, и она будет мешаться под ногами, либо слишком мало. Местный дизайнер вообще видимо закончил только предварительные курсы, потому что "слишком мало мебели" здесь опиралось на слово - слишком. Зал был большой, но вменяемых размеров, то есть, стоя у одной стены, можно было разглядеть фактуру противоположной. В данном случае - камни, или декоративные извращения штукатуров, эти камни имитировавшие. В этом гладком, мутно освещенном помещении, по которому можно было пустить вальсом табун выпускников старшей школы, вся мебель сгрудилась возле левого дальнего от входа угла, окна и небольшого горшка с деревом. То ли кадка с пальмой, то ли ведро с елкой, я не разглядел, его заслоняла широкая спина стоящего рядом с диваном человека. Буквально в полшаге от дивана, на краю рабочего стола присел второй человек болтая свешенной ногой. Он выглядел гораздо щуплее первого, более подвижным и нервным. Кроме того, беспорядочно разбросанные вокруг стулья, пара кресел и нечто похожее на сервант с выставкой разноцветных бутылок в стеклянной полке, сообщали о том, что дизайнера скорее всего уволили сразу после первого просмотра его работы. А может быть и утопили.
- Приветствую, милорды! - громко бухнул Вар-Самен, и гулкое эхо поскакало от нас во все стороны.
Ах да, я забыл сказать, что мы остановились. Так вот - мы остановились.
- Ну да, ну да... - пробормотал в ответ присевший на стол, не поднимая головы. Он видимо был безмерно заинтересован пошивом собственных брюк, либо качеством ткани из которых они были скроены.
- И мы тебя тоже сердечно приветствуем! - откликнулся второй - широкий, - быстро развернувшись и одаривая нас классической пасторской улыбкой.
Он произвел сложный маневр, протиснувшись между боком дивана и болтающейся ногой сидящего человека, которую тот даже не подумал убрать, чтобы освободить проход, раскинул руки в приветственном как бы обнимающем жесте. Я покосился на Вар-Самена, пытаясь определить, что делать, если сейчас к нему или ко мне полезут обниматься. Горячей симпатии с первого взгляда к присутствующим я не ощутил. На лице своего спутника я обнаружил сложную гамму чувств, основой для которых служила легкая паника, мне даже показалось, что он слегка дернулся в обратную сторону. Но, быстро овладев мускулатурой лица, слегка поклонился.
- Милорд Сэм, милорд Офион, - первый кивок в сторону сидящего, второй идущему навстречу, - счастлив представить вам милорда Питера Брэкхема, сопровождая его к вам, я выяснил необходимые подробности и более вопросов к его кандидатуре не имею.
Нда, манера выражаться у этого парня была самая что ни на есть странная. Пока еще ни разу с ходу его слов я не понял, над ними все время приходилось задумываться. А этого как раз я совершенно не хотел делать. Общаться было не интересно, и пока что интересно не становилось.
- Если вы не против, я хотел бы вернуться на свою территорию к делам.
А, это я понял. Ура, блин. Ну спасибо, что проводил и представил, трус несчастный.
- Ну что вы такое говорите, уважаемый! - всплеснул распахнутыми руками широкий, вцепился в плечо Вар-Самена и потащил его к креслу, которое стояло напротив стола. - Присаживайтесь! Дела всегда найдутся, а когда еще нам выпадет удача вот так посидеть по-дружески, поболтать?!
Худой человек на столе выразительно хмыкнул и достал из кармана какой-то предмет вроде перочинного ножа, задумчиво его повертел, и убрал обратно, после чего поменял ноги местами, но со стола не слез и в разговор не вступил. Глядя на его челку, я не мог даже предположить размеры или формы его лица, не говоря уже о выражении. Но почему-то оно представилось мне весьма узким, и если так можно сказать - недобрым.
- И вы, милорд, тоже если желаете присесть - садитесь! - бодрым голосом продолжил тот, кого, как я понял, называли Офион. - А если желаете, - он очень активно подмигнул, даже как бы это сказать - скорчился, в сторону импровизированного бара, - можете пойти и налить себе стаканчик горячительного. Нужно же расслабиться после всего, что вам, бедняге, довелось испытать!
- Спасибо, я не пью, - рефлекторно ответил я, даже не задумываясь. Привычка.
- Да знаю, знаю! - замахал на меня руками странный человек, - Но вы же не думаете, что мы вам предложим что-то вроде того, что принято потреблять у вас там... - он поморщился, как будто внезапно глотнул лимонного сока вместо обычной воды, - в э-э-э...
- Земле. - Буркнул сидящий на столе.
- Да-да... - подхватил Офион, - Ну, как хотите. Мы собираемся сделать вам одно предложение...
- От которого я не смогу отказаться? - ехидно перебил его я.
Проклятье! Да не буду я играть во все эти игры! Я же наигрался до самого края там, как изящно они выразились "в Земле"!
- Нет, ну почему же?... - растеряно, и даже как-то невинно удивился широкий Офион, присел на мягкую рукоятку кресла рядом с сидящим Вар-Саменом, закинув руку ему за спину. Я имел удовольствие понаблюдать, как всесильный повелитель, каким мне казался до этого милорд Вар, постарался максимально вжаться в противоположный угол этого самого кресла. Лицо у него стало одновременно мужественным и несчастным. - Разумеется, вы можете отказаться. Но вы ведь даже еще его и не выслушали. Отчего же такой негатив?
Я покачнулся с носка на пятку. Как не крути, я остался единственным стоящим в этой вольноиграющей компании. Они смотрели на меня, а я не понимал что я тут делаю и с кем они меня спутали. Да, конечно, я Питер Брэкхем. Но я не милорд, и вообще никогда не имел родственников знатных кровей. Я прищурился, вглядываясь в сидящую пару Офион - Вар-Самен. Я почти начал видеть складывающуюся картинку, парящие струи сизого пара или дыма, сильный ветер - очень сильный ветер, практически ураган, и в центре что-то белое и круглое, очень гладкое, такое холодное, по сравнению с чем поверхность шлифованного мрамора покажется мягкой пуховой подушкой...
С громким стуком рухнул стул. Я вздрогнул и обернулся, встретившись взглядом с худощавым парнем, сидевшим на столе, которого предположительно назвали Сэм. Или милорд Сэм. Нет, я был не прав. Его лицо было не просто "недобрым", оно было страшно, ужасно, основательно недобрым. Мордочка акулы из района большого барьерного рифа выиграла бы конкурс "милейшие улыбки", если бы их было двое номинантов. Стул он толкнул ногой, как я понял, специально.
- Ну, хорошо, - я обреченно вздохнул. - Что это за предложение?
- Замечательно! Превосходно, ты не находишь, Сэм? - Офион подскочил с кресла, оставив там слегка расслабившегося Вара, в два шага добежал до окна, выглянул наружу, отвернулся, подергал елку в горшке за растопыренную лапу, отошел от нее к столу. От такого мельтешения у меня немного закружилась голова. - Я же говорил тебе, что там нужен именно такой вот человек! У них просто не останется вариантов как э-э-э...
- Отмазаться. - Договорил за него худой, после чего вернулся к изучению рисунка на штанах.
- Да, конечно... Видите ли, милорд, - обернулся он ко мне, и я ощутил сильное желание оглядеться вокруг, чтобы обнаружить того "милорда" к которому обращались. - Ваша, как бы это выразиться получше... смерть, официально зарегистрирована несчастным случаем.
Несчастным случаем!? Я почувствовал, как у меня от кожи лица отливает кровь, и как со всех сторон на глаза наползает мутная пелена бешенства. Несчастным?!! Случаем?!! Это моя жизнь была - "несчастным случаем"!! Сквозь шум в ушах я все еще слушал продолжение его речи.
- В машине на которой вы разбились нашли неисправности, которые могли бы вызвать аварию и без участия человека, и поэтому все события были признаны катастрофой, случайностью, неудачным стечением обстоятельств. Вас официально признали жертвой автомобильной аварии наравне с другими, отпели и похоронили в освященной земле. Таким образом, вы так и остались чисты перед церковью и людьми. Вы безгрешны, милорд. В жизни и в смерти.
Замечательно. Я сделал несколько вдохов-выдохов, не для того, чтобы подышать, а исключительно для того, чтобы не закричать от бессильной злобы. Скрежет зубами тоже уже не помогал. Поскольку голос его не менялся по тону, он подействовал на меня слегка успокаивающе, и зрение немного прояснилось. Даже умереть мне не дали так, как я хотел.
- Но, мы с вами понимаем, что мнение окружающих не абсолютная истина, кроме поступков существуют еще и мотивы... нда... о чем это я? Ах, ну вот! - он подошел ко мне, немного склонился и заглянул в глаза. До сих пор я не понимал настоящего значения этой фразы, она казалась мне пустым штампом, но сейчас я почувствовал что это значит. Он что-то сделал со мной, словно взял и погрузился внутрь моей головы, как бы проникнув через зрачки. От неожиданного щекочущего ощущения прикосновения к черепной коробке изнутри, я моргнул и попятился. - Понимаете, у нас у всех работа... она, понимаете, простаивает!
Я еще больше попятился, совершенно ошеломленный.
- А он все твердит одно - "можно все отладить, я еще введу несколько переменных, попробуем еще один вариант...". Войдите в наше положение, милорд Брэкхем, мы все вкладывали силы и время в создание этого пространства, и у нас разумеется у всех были на него определенные планы. И если уж ты завалил свой проект, то сделай милость, - согласись с коллегами и освободи помещение! Или предполагается, он будет исправлять свою работу бесконечно? А мы вынуждены бесконечно ждать своей очереди?!.. Хм. - Он, словно смутившись, отстранился и потер подбородок в нерешительности. - Вероятно, я не очень понятно выражаюсь?
- Я.. Э... - я помотал освобожденной головой, неожиданно обнаружив там новые, доселе не приходившие мне в голову мысли и знания. Они пока еще бродили там отдельно, но некоторые уже вплетались в среду того, что я уже знал, или предполагал еще при жизни.
- Я так понял, что вы все, все здесь находящиеся ... - я неуверенно обвел взглядом присутствующих. Сидящего на столе Сэма - Самаэля, расслабившегося в кресле Вар-Самена - Властителя Неба, и стоящего напротив, скрестив руки, Офиона - Офиса, Великого Змея.
- Вы все Творцы? Создатели?! - я пытался освоить нахлынувшие образы, уложить их в голове, или хотя бы заставить их перестать вертеться.
- МЫ все здесь находящиеся, - поправил меня Офис, мягко потянул за руку, подвел к креслу, усадил, после чего будто одним прыжком оказался у шкафа с выпивкой. - Мы все...
- Но я... я же ничего, никогда... - Я растеряно взял из его рук высокий стакан.
- Ну что вы, милорд! А как же ваш Мерцающий город? - улыбнулся мне Офион яркой, но довольно холодной улыбкой.
Мерцающий город... да, был у меня такой приход. Рисовал я серию картинок. Но никогда не выставлял. Людям это не интересно... Им интересно, когда про них, ихние пороки, страсти, мечты и страдания. А про всякие там другие миры - только под пиво или лучше под более крепкие напитки. Я поглядел на стакан у себя в руках, понюхал и глотнул. Что ж, это было не виски. И на том спасибо.
Да-да, "Мерцающий город", как я помню тогда только не измудрялся, пытаясь его хоть кому-то показать. Не то, чтобы не смотрели - смотрели. Даже некоторые оценщики старались вежливо выразить заинтересованность, одна галерея взяла пару картин на продажу, впрочем, так и не продала. До сих пор они там наверное стоят... никто не отвечал на мои вопросы, никто не обсуждал, никто внятно не критиковал - все молчали. Я удивлялся, поражался и все пытался найти ответ на свой вопрос. Однако получил его внезапно от девушки-секретарши, длинноногой дивы из худ-салона, которая все рабочее время проводила за художественной полировкой малиновых ногтей. Она, не прекращая при разговоре с клиентами жевать жвачку, на мой вопрос о картинах, купил ли кто или нет, переспросила:
- Это которые с левой стены? Там, где ничего не понятно? Не-а, не купили...
- А почему не понятно? - неожиданно для себя я переспросил, хотя с этой девицей разговаривать не собирался - тоже мне, живописный эксперт!
- А потому что у нас таких мест нету.
Проклятье, я так и знал! Я догадывался, что нужно было называть серию не "Мерцающий город", а какой-нибудь "Архипелаг Шпицберген"! Там никто не был, и понятия не имеет - есть там такое или нет. А еще лучше - "Полинезия" или "Молинезия" или "Земля королевы Мод"... нда. Но тогда я был христианином, и врать мне было нельзя, ведь на самом деле это была никакая не "Молинезия", а самый что ни на есть Город.
Я еще раз глотнул из стакана, пытаясь понять что именно туда налито, но ничего знакомого на ум не приходило. Ну, допустим, я навалял какие-то картинки, не особенно соотносящиеся с "земной" реальностью, так и что?
- А, ну это же, собственно, не имеет значения, милорд Брэкхем, - полповернулся ко мне от бара Офион, который в это время что-то наливал. - Акт творения не определяется формой, важна суть процесса. Для вас это конечно еще все внове, но вы я думаю, быстро привыкнете. Так вот, о чем мы вас хотели просить...
Он отвалился от серванта, покачивая тремя стаканами, держа в каждой руке по одному. Да, этого я вот с ходу еще не мог освоить, то у него две руки, то три... удобно наверное, сколько надо, столько и сделаем, потому что, когда он рассовал стаканы по хозяевам, а сам опять устроился на ручке кресла, рук у него на одну убавилось.
- Если никто из присутствующих не имеет ничего против, я хотел бы слегка отвлечься, и ввести нового человека в курс дела.
Вероятно это был вопрос, и не просто вопрос - а напрямую адресованный вопрос, на который нужно было ответить.
- Я согласен. - кивнул головой недобрый милорд Сэм. Все те немногие слова, которые я от него слышал, были произнесены коротко, отрывисто и странно низким голосом. Слишком низким для человека такого сложения. Бокал, который достался ему, содержал светящуюся едко-малиновую субстанцию, напоминающую раствор плакатных красок для рекламы какой-нибудь женской мелодрамы под названием "любовь навсегда".
- Я согласен, - негромко ответил милорд Вар, аккуратно отстраняясь от нависающий над его шеей руки Офиона.
Они опять посмотрели на меня. Что, я тоже должен что-то сказать? То есть - согласен я или нет быть введенным в курс дела? Несмотря на пачку внезапно приобретенных знаний, я все еще не мог в них отчетливо ориентироваться. Например, я понял, что здесь у них существуют какие-то правила поведения, какие-то права личности и статусы, но совершенно в них не разбирался. Что ж, я не видел ничего хорошего с того самого момента, как умер, и это обнадеживало. Потому что "хорошее" и "плохое" для меня были самыми ненавистными материями. Тут все казалось странным, чужим и разнообразным, здесь было и сложнее и проще одновременно. Сложно, потому что приходилось все время думать, и просто, потому что не нужно было себя ограничивать в поведении. Я почувствовал что-то похожее на головокружение, которое испытываешь глядя с большой высоты - не страх, не азарт, не восторг, а все три чувства, соединенные вместе, и сказал: