Аннотация: 7 рассказ. и на мой вкус - самый класный из серии. (исключая первый).
1.3 Перевал.
Над перевалом занималось утро. Я наблюдал этот процесс, стоя у окна маленького деревянного дома. Чтобы коснуться потолка руками, тут совсем не нужно было подпрыгивать, достаточно всего лишь вытянуть руку. В таких крохотных избушках и окна предполагались маленькие, однако в этом доме окно занимало чуть ли не половину стены, это меня немного озадачивало, как и многое тут. Как и сам перевал.
Вообще-то говоря, когда слышишь слова "горы", представляешь нечто возвышенное и обрывистое, крутое и скалистое, норовящее тебя скинуть со своего хребта каждую минуту. Что-то типа этого я всегда рисовал на картинках, буде какой-нибудь заказчик хотел разнообразить убожество своей жизни и своего жилища. Когда-то мне частенько приходилось изображать пейзажи, которых я никогда в жизни не видел. Теплые островные берега, таежные леса, те же горы. А что делать? Люди хотят приобщаться к природе, особенно если эта природа необременительно повешена в вашем холле, всегда можно представить себя с ледорубом, карабкающегося к ледяным вершинам... Ну так вот, о чем это я... о ледяных вершинах. Словом, этих самых вершин - ни ледяных, ни каких-то других пока что я вокруг не видел. А когда попросил Маара объяснить, почему он называет это место "перевалом", получил в ответ недоумевающий взгляд и обычные в его случае непереводимые сентенции.
- Потому что это перевал, - сказал Маар, пожимая плечами. - Самая верхняя точка.
- Я догадался, что это верхняя точка по названию, - тогда я еще не терял надежду, - верхняя точка чего?
- Дороги. Ну, как тебе объяснить... идет дорога, поднимается в горы, и когда она начинает спускаться...
- Да-да-да! Но где все это? - я развел руками. Мы тогда стояли на улице и я еще мог размахивать руками, не опасаясь смахнуть при этом со стола какую-нибудь кринку или ковшик.
- Что, "это"?
Терпение Маара долго испытывать мне не удавалось, потому что Маар и терпение вещи совершенно не совместные.
- Горы!
- Вот они! - Маар также как я до этого, а может быть гораздо шире, развел руками. У него вообще обмах плеча немаленький.
Мне стало грустно. Если это горы, то из каких далеких измерений были привезены те фотографии, с которых я рисовал свои нереальные картинки?
- Это шутка? - на всякий случай уточнил я.
То, что меня тогда окружало представляло собой изломанную, раздолбанную дорожную колею, в которой запросто мог утонуть не только пеший и конный, но и автомобильный и бульдозерный тоже. Сама колея выглядела так, как будто последний транспорт, который по ней проехал, имел по крайней мере пятнадцать колес, некоторые из которых во время движения пересекались по траектории. Глубина залегания, или лучше сказать - высота колеса этой удивительной повозки составляла в среднем высоту моего колена. Мы стояли где-то в середине этой разверзшейся грязевой машинной фантазии, и я пока шел, попутно представлял, как этот техномонстр тут двигался. Идти по высохшей многомерной колее, поминутно перешагивая с одной полосы на другую было ужасно неудобно, но мы все равно по ней шли, потому что альтернативы не было.
Нет, в принципе, альтернатива была. Она представляла собой обочины справа и слева. Этакая светло-зеленая мелкая травка, коварными кочками высовывающаяся вокруг черных луж. Если можно было сказать, что там было "мокро", это было бы уменьшительно-ласкательным преувеличением. Пятьдесят процентов обочины, кажется, состояла из воды, которая сочилась, текла, лилась, капала, булькала, стояла, падала и совершала еще множество сложных действий. Стоило к ним присмотреться, как сразу пропадала охота подходить поближе.
Маар поглядел на меня удивленно-задумчивыми своими угольными черточками, которые у него в хорошем настроении заменяли глаза.
- А что, похоже, что я шучу?
- Да по тебе трудно догадаться, - честно ответил я. - Это не похоже на горы.
Маар пожал плечами.
- А по-моему, так вылитые. Что тебе не нравится? Вон видишь, вокруг камни лежат.
Я попытался саркастически улыбнуться.
- Вижу! Да, лежат камни... а где остальные камни? - к сожалению, весь мой сарказм потонул в очередной неприметной луже, на которой я поскользнулся.
Та груда крупного щебня, на которую мне показывал Маар, находилась в сотне шагов впереди от нас. Именно до нее мы старались добраться последний час, после того, как появились в окрестностях. По словам Маар-сана, мы "маленько промахнулись", поскольку он собирался оказаться прямиком на перевале.
- Остальные лежат у нас под ногами, но их не видно.
- Потому что они грязные?
- И поэтому. А еще потому, что они заросли травой и кустами.
На этот счет с ним трудно было поспорить, травы и кустов вокруг простиралось невиданное море. Как они росли тут на камнях покрытых грязью, между протекающей из ниоткуда водой было неясно. Они тянулись дальше, насколько хватало обзора, то поднимаясь полого вверх, то так же нерезко опускаясь, что создавало некоторую иллюзию покатости ландшафта. Изредка, когда невысокие местные деревья отступали подальше, например на повороте, далеко слева можно было рассмотреть так же полого поднимающийся склон, туманная вершина которого выглядела желтовато-лысой.
- Граница растительности, - пояснил Маар, очертив пальцем контур, где заканчивалась зеленая и начиналась желтая полоска. - А вон, видишь те белые вертикальные линии на самом верху?
Я старательно прищурился, потому что все это было изрядно далеко, да еще закрыто утренней дымкой.
- Да, вижу что-то такое.
- Это ледопады.
- Ледопады?
Маар кивнул, и перебравшись через четыре полосы на сухое место, продолжил неторопливо, временами останавливаясь и поджидая меня, двигаться вверх по дороге.
Вобщем, если говорить мягко, эти горы мне не понравились. Какие-то они были ненастоящие. Не было в них романтического дыхания вершин, ветра странствий, захватывающего дух. А было в них обыденное напряженное движение по дороге, на которой "вверх" означало расстояние от одного кустарника до другого, растущего на сто-двести шагов впереди.
Избушку на перевале я увидел первым, и показал на нее Маар-сану. Нелепое крохотное здание лепилось слева от дороги, которая тут поразительно сужалась. Многоколесный транспорт, который все это время перепахивал хрупкий каменистый грунт, вероятно мог складываться до двухколесного, но это с лихвой возмещалось глубиной трассы. Кое-где я погружался в дорогу по пояс.
Деревянный домик, сложенный из круглых бревен местной убогой растительности, вызывал из глубин подсознания детские сказки про сказочных фей, гоблинов и троллей. Как я уже говорил, стоял он слева от дороги на неширокой ровной площадке, от которой во все стороны дорога шла вниз. Это трудно описать, но именно так и обстояли дела - "вниз" было и справа и слева и сзади и спереди. Этакое плоское возвышение, одиноко выпирающее из плотного зеленого кустарника.
- Это оно? - я показал на домик.
- Оно. - Маар, перешагнув вывороченный колесом острый булыган, который мне пришлось обходить по кругу, остановился. - Но пальцем лучше не тыкай.
Я тоже остановился и облегченно вздохнул. Я конечно не вспотел от натуги, пробираясь по буеракам, но все же ходьба пешком всколыхнула воспоминания о множестве трудных и порой нелепых прогулок, которые случались у меня на земле. Почему-то некоторые мои начальники считали, что отдых на природе улучшает творческий настрой работников. Время от времени вместе с коллегами нас вывозили куда-нибудь в лес, где сначала мы должны были восхищаться первозданной красотой, старательно не замечая закиданные бутылками и пластиковыми стаканчиками поляны, а потом добавлять к этой красоте свои бутылки и стаканчики. Иногда мне отвертеться не удавалось, и оставшийся от таких мероприятий осадок надолго выбивал меня из того самого "творческого настроя", который в нас так навязчиво культивировали.
- Почему?
- Потому что это неблагопристойно.
Маар вытащил из-за плеча недавно появившуюся планшетку, полистал на ней странички, сверился с чем-то.
- Да. Это оно.- Более уверенно добавил он и улыбнулся. - Ну что, заглянем на огонек?
- Тут кто-то живет?
- С чего ты взял? - Маар кинул на меня косой взгляд. Иногда он себя вел так, будто я говорю что-то двусмысленное. Как будто что-то знаю, и только внешне прикидываюсь.
- Ну, до этого мы ходили к Фрис. Кстати, а она почему с нами не пошла? - я уже решил, что буду лепить все вопросы подряд. Реакция Маара для меня так и оставалась загадкой. Иногда он обижался на совершенно безобидные вещи, иногда раздражался или злился, если я спрашивал что-то с мой точки зрения умное. А вот когда я порол очевидную дурость, он как-то фильтровал. Ну и я подумал, что пока буду пользоваться этой возможностью.
- Я ее просил. Если захочет, она присоединится к нам, когда решит.
- Круто. А как она нас найдет?
- Как-нибудь. - Маар хладнокровно пожал плечами. - Это не трудно.
- Значит, и ты можешь найти кого угодно?
- Разумеется нет. Не кого угодно.
Что-то его опять заботило, но в этот раз не так негативно, как в ситуации с его домом. Жаль конечно, что мы ушли оттуда. А я-то надеялся узнать побольше о том, как тут живут монстры, имеющие собственные замки. Да и вообще, любопытно как это - владеть замком? Там у него, наверное, куча всяческой обслуги - повара, горничные, мажордомы... интересно, что такое "мажордом"?
- Ну как, ты задал все вопросы? - Маар закинул за спину планшетку, на его лице отразилась суровая решительность, немного пугающая на взгляд.
- А что, там, в доме, я уже не смогу этого сделать? - я попробовал усмехнуться, но внезапно понял, что моя шутка может вполне обернуться реальностью.
- Хм... поглядим, - многообещающе пробормотал Маар, и расправив плечи, выбрался из грязи на ровную траву.
Его обувь, которую мне пока не удалось классифицировать ни как ботинки ни как сапоги, потому что она имела тенденцию превращаться то в одно то в другое, в зависимости от желания Маара, тут же погрузилась всей стопой в воду. Я поежился. Мое желание относительно одежды так и осталось никаким. Я до сих пор оставался в своей мягкой осенней куртке, полуботинках и джинсах. Может попробовать все это перелететь? Увы, летать здесь мне тоже почему-то не хотелось. Да что это за место такое? Ничего тут не хочется!
- Это специальное место. - Сосредоточенность Маара начала меня настораживать. Подумать только, сам разговаривает, не насмехается, не издевается!... ну точно, что-то здесь не так. А по мне, так все места тут у них одинаково непонятные.
Я высмотрел, куда наступал Маар, и погружаясь в те же лужи, двинулся по его следам. Из двух зол - Маара и неизвестности, я выбирал Маара.
Домушка оказалась на редкость приятной внутри, я почувствовал это, как только вошел в дверь. Во-первых, был в ней какой-то особенно близкий и родной запах, который ощущаешь, когда возвращается домой или в место, которое в прошлом было горячо любимо. Ты его забываешь, даже не думаешь о нем, но когда ты ступил на порог, он бросается к тебе, словно верный пес, охватывает со всех сторон, поднимает настроение. Даже если на улице пасмурно или ночь, все вокруг становится чуточку светлее.
Во-вторых, тут было тепло, хотя пока я шел по улице я не чувствовал температуры окружающего воздуха, как будто мне было все равно, или она меня не касалась. А здесь, еще стоя у порога и разглядывая нехитрое убранство состоящее из печки, стола и деревянного топчана с накиданными поверху черными шкурами, я ощущал теплоту.
На правой стене, около двери, вбитые в стену гвозди создавали подобие вешалки. Не задумываясь, я снял куртку и, повесив ее туда, прошел мимо стола к окну.
За окном начинался рассвет. Только отсюда были видны легкие розовые лессировки на сером туманном мареве, заменяющем небо. Я подумал, что это потому, что солнце ползет здесь снизу, а не из-за горизонта, как на равнине и удивился собственной мысли. Тогда я обернулся к Маару.
Тот стоял посреди дома, и прищурившись на меня глядел. Глаза у него вообще не были широкими, а сейчас можно сказать совсем потонули в неровной поверхности лица, но выражение я расценил как внимательно изучающее.
- Что? - понимая всю бессмысленность вопроса, но не придумав другого, спросил я.
- Где? - в тон мне ответил Маар, однако на этот раз я не различил в его голосе привычной уже издевки.
Он так и стоял посредине дома, не сняв ни обуви ни одежды, и почему-то мне сейчас это казалось неправильным. К сожалению, я не мог придумать, как ему об этом сказать, и отвернулся обратно к окну.
- Пойду я за водой схожу, - неожиданно сказал Маар.
Пока я удивленно оборачивался, он загремел чем-то железным из угла. Я успел увидеть только его спину в двери, да покачивающееся железно блестящее ведро в левой руке.
Когда хлопнула дверь, я снял мокрые ботинки, прошел ближе к печке. Пол в доме был покрыт неприметным, но теплым ковриком или половиком, а может быть плетеной циновкой, уж очень жестким казалось плетение под подошвой. Я пристроил обувь на железный лист недалеко от печки, потрогал шершавый глиняный горячий бок. Прикоснуться было можно, поверхность не обжигала ладонь, а стало быть человек, который закладывал дрова мог уже давно уйти по любой дорогое и разминуться с нами.
Я присел на корточки рядом, потом понял, что неудобно, и, поискав глазами, обнаружил слева небольшой табурет, словно специально сколоченный, чтобы сидеть напротив печки. Подвинув стульчик поближе, я развернулся так, чтобы при этом открывался обзор через окно на горы... гм... теперь мне казалось, что где-то там, за ранней розово-лиловой дымкой они все-же есть, просто пока я их не вижу.
И когда я все это проделал, меня будто ударом тока парализовало. Так часто пишут, когда на человека находит озарение, и раньше я представлял, что при этом он должен подпрыгнуть как ужаленный, вскричать что-нибудь или на худой конец всплеснуть руками. Но нет, ничего такого со мной не случилось. Я не прыгал, не кричал и руками не размахивал. А сравнение это выбрал только потому, что как пишут в книжках по физике, удар током человек переживает по-разному. Бывает, что его отбрасывает от провода, а бывает, что притягивает. В этом случае он наоборот словно прилипает к проводнику как к родному, так, что его без специальных средств и не оторвать даже. Вот и у меня случилось именно такое притягивание. Прилип я к этой плохооструганной табуретке, глаза вылупил и сидел неподвижно. До тех самых пор, пока в дом не вошел Маар-сан с ведром воды. На этот раз он культурно снял свой плащ, повесил его на гвоздик, разулся и только потом пронес воду мимо меня за печку. Потом грохнул там еще раз какими-то кастрюлями, забулькал, переливая воду в чайник.
Это я узнал, когда он вынес из-за печки тот самый толстый серый металлический помятый чайник с деревянной ручкой. Потом он подвигал на печке железки, освободил круглое окно, из которого пыхнуло горьким дымом, но тут же он заткнул его чайником.
- Ну вот, чайку щас... Погреемся, - присел он на корточки рядом со мной. И сказал он это как-то совершенно по-другому. Просто, тепло и по-человечески.
- Мы ведь живые, да? - Чтобы спросить это, мне пришлось сделать особенное усилие, как человеку ударенному током.
Маар кивнул.
- Живые. А ты не думал, да?
Я отрицательно потряс головой, говорить мне было трудно. Почему-то из глубины души к горлу подкатывала непонятная горечь и обида. Хотелось топнуть ногой, расплакаться у кого-нибудь на груди, или на худой конец закатить истерику с катанием по полу.
- Но почему? - сдерживая дрожание в голосе спросил я, понял что это глупый вопрос, и почему-то чуть-чуть успокоился. - Как могло такое произойти? Я же помню, что умер!
- Может быть, ты недостаточно хотел умереть? - предположил Маар-сан.
Я прикусил губу. Нет, плакать все еще хотелось. От обиды и бессилия. Больше всего от бессилия что либо сделать.
- И когда это мои желания что-то значили?!
Маар закашлялся, отвернувшись. Потом нашел под печкой длинную кочергу, открыл топку, чтобы пошевелить красно-пылающие головешки. Я смотрел, как мелкие голубые огоньки скачут по алым, пышущим жаром, насквозь прогоревшим поленьям, и ждал когда мне станет легче. Не хотелось позориться перед Мааром. Я опять остался один... как и там, на Земле, как раньше. Там я не мог найти человека, который бы меня понимал. Тут я не могу найти ничего, что понимал бы я сам. В конце-концов, это невыносимо и может достать кого угодно. Какое-то глобальное безнадежное невезение и одиночество, от которого даже убежать не получается, как ни старайся. Но ведь дело даже не в этом. К одиночеству можно привыкнуть, тем более, что на пути тебе все равно будут попадаться люди интересные, каждый по-своему, события в которых придется участвовать, дела, которые затягивают не хуже водоворота, задачи и испытания которые нужно исполнять и преодолевать... мне часто говорили, что именно это и есть жизнь. Ах, да, забыл... еще, разумеется - высокие чувства! Про них вещали гораздо дольше и чаще, с большим пафосом.
Я любил Бога. Но никогда не обманывал себя на счет ответной его любви... Может быть, если бы мог, как это удавалось моей матушке и другим глубоко верующим, время от времени повторять, что Бог меня любит... Всегда именно эти слова мне напоминали аутотренинг. Как бы, стоит человек на лютом морозе в одной рубашке, босиком на снегу, и повторяет про себя - "мне тепло, мне тепло, мне уже очень жарко". И здесь тоже самое, "Бог любит тебя, и все свои создания"... гм... извините, но просто не верится. Ладно, про остальные его создания я ничего сказать не могу, достойны ли любви кишечные паразиты, вирус герпеса или кровососущие насекомые. Может быть. Уж во всяком случае, не меньшей, чем человек! Так что любовь моя осталась безответной. А другие "высокие чувства", оказались для меня недоступны. Хотя, если говорить честно, я не наблюдал их и в тех людях, которые патетически закатывая глаза, стенали - "ах, Любовь! Без нее нет жизни на земле!"
- А как же это все? - наконец я ощутил, что могу открыть рот без того, чтобы случайно не всхлипнуть. Мне было бы стыдно, если бы это произошло. Все-таки Маар не виноват в том, что ему подсунули такого тупого и некомпетентного спутника, да еще к тому же из рук вон плохо созданного.
Я обвел руками вокруг себя, подыскивая нужные слова:
- Я могу не дышать. И не спать... я не чувствую холода или жары, не замечаю того, что уже несколько дней не ел, как это? И когда меня вел Вар-Самен, я летал! Человек не может летать, это бывает только в сказках. Я читаю мысли, вижу сквозь предметы, да, и еще! На каком, скажи пожалуйста, языке я с тобой разговариваю?!
Маар почесал голову, изображая озадаченность.
- Тебе как, все сразу или по-порядку?
- В смысле?
- Ну, тебе как все это нужно объяснить, - общими словами, или может, книжку почитаешь какую-нибудь?
- Книжку? - Я тупо уставился на Маара, для этого мне пришлось поднять лицо вверх, хотя я сидел на стуле, а он на корточках. - Смеешься?! Разве есть такие книжки? Да и сколько мне придется этих книг перечитать?!
- Ага! - Маар улыбнулся, и как обычно поднял вверх указательный палец. - А ты хочешь, чтобы я тебе это все сейчас рассказывал! Тебе меня не жалко? Я же могу состариться и помереть, пока до середины доскажу.
Да, вот это он может быть и прав... но принимать все местные чудеса просто как данность очень тяжело. И голова не верит, и тело отказывается. Одно дело, если ты призрак, дух, приведение - им по литературе положено все это. Другое дело, если ты живой человек... Живой человек, который был разорван на части? Это просто смешно!
- Я понял. Значит, ты не сможешь мне объяснить?
- Это смотря что, - Маар пошарил в карманах необычной своей одежды, вытащил на свет сигарету, посмотрел на нее с сомнением. - Ты не против, я закурю?
- Кури, - кивнул я. Запах лесных трав и сосновой смолы, исходящий от его курева меня не раздражал. Зато меня удивил сам вопрос, до этого момента Маар-сан никогда не интересовался у меня можно ли ему что-либо сделать. Он просто делал что хотел. - Почему ты меня спрашиваешь? Это нужно у хозяина интересоваться, можно у него в доме курить или нет.
- А за неимением хозяина. - Он вытянул руку в сторону стола, выбрал там плоскую керамическую мисочку и поставил на пол между ног.
Домик был настолько маленьким, что все движения, которые тут нужно было делать, - взять кружку, снять с печки чайник, найти заварку на полке, Маар мог бы выполнить даже не двигаясь с места. Нет, полшага ему все же пришлось сделать. Резная полочка с банками круп, чаем, чашками и еще какими-то разноцветными пакетами, висела на противоположной стене.
- Но ты основательно замахнулся, - говорил он, тонкой струйкой разливая из пузатого чайника кипяток по чашкам. Я никогда не видел раньше, чтобы чай наливали с такой чуткой заботой, будто одаривая вниманием каждую падающую каплю. Когда я принял у него из рук свою чашку, которая кстати говоря, была сделана их материала вроде фарфора, но при этом матово-прозрачного, чай можно было пить не боясь обжечься. Чаинки медного цвета давно упали на дно, а запах наоборот поднимался вверх, легким парком. - А тебе, извини конечно, не все равно, почему ты можешь не дышать и не спать?
- Ведь до этого не мог! Ладно, со сном может быть я переборщил... но дыхание? Если организм живет, он должен получать кислород, питание, воду, выделение опять же...
- Материя - сложная штука, - заметил Маар, отпив небольшой глоток чая, поставил чашку на пол и наконец раскурил сигарету.
- Да чем же это? Даже не земле с ней давно разобрались - атомы, молекулы, я не физик, не знаю до чего они в итоге доковырялись, но кажется дела в последнее время шли более чем удачно. Ядерная энергия, термоядерная... еще чуть-чуть, и уже ничто не помешает им взорвать свой мир.
- Это не их мир, - Маар стряхнул пепел.
- Как это, не их? - я запутался, сбился с мысли. Вообще-то мне было не важно, кому принадлежит Земля, как-то я раньше над этим не задумывался.
- А так. Они в нем просто живут. И права на него не больше, чем у ящериц или голубей. Каких там животных у вас больше всего?
- Бактерий, наверное, - это у меня всплыло что-то из школьного курса.
- Ну вот, бактерии значит обладают большими правами на эту территорию, - закончил Маар.
Я пригляделся повнимательнее, пытаясь понять, шутит он на этот раз или нет. Похоже, все-таки нет. Земля - планета людей? Земля - планета бактерий? Вот уж правда, все зависит от точки зрения...
- Бактерии не разумны, - на всякий случай сказал я, - кажется...
- Скорее всего, - кивнул Маар, выдохнув облачко белого ароматного дыма. - Ну так и люди пока что себя не заявили.
- Заявили?
Маар кивнул, поднял чашку с пола, отпил еще глоток. Все действия, которые он совершал, когда что-то пил или ел, были наполнены совершенно определенного смысла. В них была глубокая насыщенность, их можно было зарисовывать и вывешивать с названиями - "человек, подносящий к губам чашку чая", и никто не усомнится, что в этой посуде именно чай, а не, скажем, молоко или вино. Вместе с тем, он мог одновременно разговаривать, слушать собеседника, отвечать на вопросы.
- А как они могут себя "заявить"?
- Да как угодно. Любым способом и на любом доступном языке. Даже можно молча, скажем, мысленно. А, да! Вот про язык я тебе могу объяснить.
- Погоди про язык, - попытался я его остановить. Скорость, с которой Маар мог перескакивать от одной темы к другой, вызывала у меня головокружение. И затормозить его, к сожалению, реальной возможности не было.
- Мы с тобой говорим на каком угодно языке. Ты на том, к которому привык в последнее время, я на нескольких разных, но ты этого не замечаешь. Вар-Самен тоже разговаривает на твоем языке, а Офис чаще пользуется междуречью.
Слава тебе, Господи! Теперь я точно знаю, как тут помру! Я скончаюсь от натуги, в попытках понять очередной раз какую-то из Мааровых мыслей.
- Междуречье, это место такое на Земле. Месопотамия. Тигр и Евфрат... - тускло выдавил я из себя все, что мог.
-Серьезно? - брови Маара удивленно выгнулись. - Здорово! А я даже не слышал. Ну так вот, акустические элементы речи почти не связаны с ее смысловой частью... Э-э-э, знаешь, а давай я не буду тебе сейчас про это рассказывать? Лучше как-нибудь потом, на досуге.
Кажется, тоска в моем взгляде наконец-то реализовалась в вещественной форме, и дошла до Маара крылатой птицей. Или случилось какое-то другое счастье, или это избушка действовала на него так прочувственно. Я заметил, что он стал вести себя по-другому, но пока не мог понять в чем дело.
- Что значит - "заявить"? - спросил я для пробы. Если говорить откровенно, этот вопрос меня мало волновал, но он и не вызывал в душе эмоционального отклика.
Это стояло как-то в стороне, хоть и будило стандартное раздражение. Люди, их жизни, чувства, мысли и поступки. Глубокая уверенность в своей нужности для мироздания или полное уничижение перед ним же, сравнение себя с мокрицами, червями. С одной стороны убежденность в том, что человек есть бог на земле, а с другой упование на небесного Бога во всех мелких бытовых проблемах. Преклонение перед высшей силой, приписывание ей абсолютного знания и справедливости, или обвинение этой же силы в том, что она обошлась с тобой незаслуженно жестоко. Все это можно только наблюдать вживую. Мне не удастся описать или рассказать это никому и никогда, как например, Маар-сану, который сначала живо интересовался моей прошлой жизнью. Потому что неизъяснимо трудно описывать эти абсолютно противоположные по состоянию вещи, а потом утверждать, что это все помещается в голове у одного человека. Когда я попытался это сделать в первый раз, когда начал объяснять Маару, кажется он мне не поверил. Потом, правда смирился и признал за мной право человека принимавшего личное участие.
- У этого слова много значений, - Маар отставил в сторону чашку и с сомнением еще раз поглядел на чайник. - Я имел в виду, что люди не утвердили свой абсолютный статус.
- Извини, - я вздохнул и тоже поставил чашку на еще одну табуретку, стоящую рядом с кроватью. - Но я ничего не понял. В чем смысл этого действия? Что должен сделать человек? Что он должен сказать на любом языке?
Маар глубоко вздохнул, как вздыхает человек прежде чем приступить к особенно тяжелой работе за которую наверняка он не дождется никакого вознаграждения.
- Ты меня конечно, прости, Питер, но боюсь что именно эту тему нам с тобой придется отложить еще дальше, чем разговор о языках.
- Потому что я кретин?
- Дело не в твоих умственных способностях, которых кстати много и не нужно. Дело в твоем восприятии. Вот только что ты маялся вопросом, почему ты можешь не дышать. Но это же не вопрос...
Все. Это самая настоящая преисподняя, как я и догадывался. Попросить чтоли, чтобы меня перевели в отделение, где жарят на сковородках или топят в крови? Ледяной дождь и оводы с комарами меня уже тоже более чем устроят.
Маар, вытянув длинные свои руки убрал мою и свою чашки подальше на стол, расчистил себе место и уселся прямо на пол, скрестив ноги. Ему кажется было удобно и комфортно, и может быть поэтому он начал разговаривать со мной каким-то другим тоном. Я заметил, что он уже несколько раз употребил "извинительные" слова, типа "прости"... и это всего за десять то минут!
- Ты хочешь сказать, что такие вещи должны быть мне безразличны? - уточнил я.
- Я хочу сказать, что существо твоего типа может само определять характеристики своей материальности.
- Существо? - я озадачился. До сих пор мне не приходилось еще называть себя существом.
Маар кивнул головой, отчего стал похож на перекошенного китайского болванчика. Именно таких уродцев лепили криворукие китайские ремесленники для продажи в магазинах этнических товаров.
- Сущность, - уточнил он.
- А-а-а... как же это, насчет того, что я человек?
- А это уж, как тебе угодно. Хочешь - человек. Не хочешь - не человек.
Ага. Опять это пресловутое "хочешь - не хочешь". Нет, что-то в этих его словах не так. Если все настолько просто, то почему он сам выглядит так страшно, а когда начинает злиться - наоборот красиво? То есть, ему значит нельзя, а мне можно?
- Мне тоже можно, - Маар решил не дожидаться, когда я выскажусь вслух. - Всем можно. Таков Закон.
- Каков?
- Всем можно все, что ты можешь сделать.
Маар сказал это на удивление грустно, а я не понимал почему.
- И что в этом плохого?
- Плохого? - Маар изумленно выпучил глаза. - Нет, плохого тут ничего нет.
- Я хотел сказать, что в твоем законе нет смысла. Он повторяет слова. Масло масляное. Если я могу что-то сделать, значит мне это можно, - я начал уставать от бессмысленности разговора.
Маар опять по-китайски кивнул, но промолчал.
- Ну ладно! Бог с ним, пускай я существо! Меня создали в процессе группового эксперимента, чтобы узнать может ли разум самоорганизовываться. Так прямо и хочется спросить - "ну и как, узнали?"! - не выдержал я.
- Спроси, - предложил Маар.
- Да с удовольствием! Как только найду возможность слово вставить! С вами же и поговорить нормально нельзя, вы меня постоянно путаете!
Нет, ну почему я адекватно себя чувствую только когда злюсь?! Нежели нельзя как в книжках, красиво, логично и спокойно вести долгие умные беседы? Что обязательно орать друг на друга, выпучив глаза?!
- Мне тоже непросто, - произнес Маар-сан, и мне послышалась в его голосе некоторая напряженность.
- Что непросто?
- С тобой разговаривать, - сознался он.
- Это почему?
Маар потер шею, задумавшись.
- От тебя нет ответа. Мне приходится все время поддерживать контакт, а я так не привык. Потом, трудно подбирать понятия, чтобы они были тебе хотябы частично знакомы. Ну и вообще - у тебя чересчур сложные эмокартины.
Вот это да! А я-то думал у меня одного такой праздник жизни!
- Я могу тебя конечно таскать за собой как собаку или чемодан, - продолжил Маар, - в память о большой своей дружбе с Офисом, только боюсь скоро мне это надоест. Во-первых, это отнимает массу энергии, которая со всех сторон на деревьях не растет, во-вторых, приятнее иметь рядом разумного человека, с которым, как ты только что верно заметил, есть о чем поговорить.
Ну что сказать, честно, откровенно и по-существу. И даже не обидно, потому что каждое слово правда. Но что толку?
- Я рискнул, - Маар перестал качать головой, уставился на меня, сверля глазами. Так как на его лице они находились на разной высоте, в ответ лучше было не глядеть, можно окосеть. Потом он достал из воздуха свою папку-планшетку, откинул крышку и что-то поглядел там.
- Когда привел тебя сюда. У меня есть еще один вариант, но он уж совсем безумный. Поэтому я прошу тебя, Питер, посмотри вокруг. Встань, пройдись по дому. Если нужно, выйди на улицу. Ты пытаешься понять что с тобой происходит через слова или объяснения, ты ждешь от меня каких-то откровений. Но все откровения прямо сейчас находятся вокруг тебя.
Я отрешенно поднялся с табуретки, и в два шага вернулся к окну, продолжая слушать, что говорит Маар-сан.
- Мне жаль, но в противном случае я ничем не смогу тебе помочь. Или ты все увидишь и поймешь, или так и останешься игрушкой в чужих руках.
- Игрушкой? - слова возникали во мне как-то помимо меня, а потом сами выбирались наружу. Наверное от этого я понизил голос, перейдя почти на шепот. За окном уже вовсю полыхало розово-сине-фиолтетовое зарево утра, и теперь стали видны горы, похожие не облака и облака похожие на горы. Они занимали весь горизонт, всходили к зениту, неподвижно висели для всеобщего обозрения. Наблюдая все это каждый день нельзя не стать художником. Ведь это выглядит таким ясным и таким простым!
- А я думал, что ты заодно с Сэмом, Варом и Офионом. Разве нет?
- Я заодно только с самим собой, - перебил меня Маар. - Хотя я понимаю их ситуацию, сочувствую и готов помочь. Но не ценой человеческой жизни, разума и силы!
Ого! Кажется мои наниматели нашли не совсем того, кого хотели. Или все-таки именно того?
- Тебе жалко людей? - сначала я хотел обернуться, чтобы поглядеть на лицо Маара, но потом передумал. Сомнительно, чтобы я там увидел что-то новое. - Ты думаешь, что в них действительно есть скрытые возможности?
- Мне никого не жалко! - я услышал спиной, как Маар ухмыляется. - А единственный человек, который меня сейчас интересует - это ты. Я имел в виду твою силу, и твой разум. А жизнь, как ты заметил, мы тебе уже вернули.
- Вы?! Вы вернули!?? - я задохнулся, резко обернувшись. - Ты и Фрис?!!
Я догадывался, что тут не все просто!
- Но как?!
- Дело техники. - Я увидел, что Маар широко улыбается, выставив на обозрение все ряды острых зубов, и только это заставило меня остаться на месте. В противном случае, если бы я не смог его придушить, то хотя бы попытался.
- А ты хотел полетать Свободным духом? Да ладно! Не нужно себя красиво обманывать! Если бы ты хотел умереть, при твоих возможностях, ни один Вар-Самен, ни какой из его подмастерий ни в жизни тебя бы не остановили! Ты не хотел умирать, Питер! Очнись! Открой глаза, и оглянись по сторонам! Что ты видишь сейчас вокруг?!
Что я вижу вокруг?! Да ничего я вокруг не вижу, кроме своей собственной злости! Ну почему все подряд за меня всегда знают, что я хочу?!! Рукой не махни, тут же набежит толпа, чтобы объяснить тебе почему и отчего ты тут руками машешь! Как он не понимает?! Меня тошнит от людей! Меня тошнит от самого себя!!... ну да... откуда ему понимать.
- Каких-таких возможностях?! О чем ты говоришь?! Я полуразумный идиот! Ошибка создателя! Приглядись внимательнее сам! - со злости я с силой ткнул себя пальцем в грудь. - Я что, вправду похож на творца?! На тех парней, с которыми мы разговаривали, как ты их называешь, - архитекторы?! Я не знаю, за кого они меня приняли, но они ошиблись, Маар!! Я - никто! Нет, я даже меньше, чем никто!!!
- Они не ошиблись, Питер, - спокойно ответил Маар-сан, перестав улыбаться.
Я осекся на полуслове. Я все больше и больше уставал, поэтому даже злиться мне становилось трудно, оставалось только отчаяться, положить на все и плыть по течению.
- Я не верю.
- Ну и что? - удивленно спросил Маар. - При чем тут вера? Я тебя не прошу ни во что верить, я тебя прошу смотреть!
Я отвернулся к окну. За стеклом, или что там было прозрачным в белой раме, поднимался ветер. Кустики с узкими листочками неприглядного зеленовато-коричневого цвета старательно сопротивлялись его порывам. И, надо сказать, у них это неплохо получалось, может быть потому, что ветви кустарника выглядели кривыми дальше некуда. Все равно, что на японских гравюрах. Ну правильно, Япония горная страна... наверное. Я никогда не был в Японии.
Время от времени мне доводилось читать фантастические книжки и смотреть фильмы, которые всегда меня неприятно поражали узостью воображения авторов. Нет, иногда что-то в них проскальзывало такое смутно знакомое, но это были всего лишь короткие эпизоды. Может быть местность, или события, или ситуация, которую легко было примерить на себя. Особенно мне не нравились такие книги, где персонаж с Земли оказывается в чужом мире и сразу же там его признают каким-то неизмеримо крутым, все перед ним преклоняются, выбирают его королем или делают главнокомандующим... нда, даже сейчас я ощутил подкатывающую к горлу тошноту. До таких вершин антропоцентризма способны подняться исключительно "псевдоразумные", как сказал бы тот же Офион.
Однажды я наблюдал, как прыгает кошка. Серое, гибкое животное вальяжно подошло к лестнице, и абсолютно не напрягаясь, как будто даже не отталкиваясь от пола, взлетело на шестую снизу ступеньку. Я посчитал, во сколько раз это расстояние превышало ее собственный рост, - в пять раз! Там она спокойно уселась, будто ни в чем не бывало, вытянулась и принялась вылизывать заднюю лапу. Для нее это расстояние не было чем-то особенным, она привыкла так прыгать. Я не великий наблюдатель, хотя у любого даже самого плохого художника должно вырабатываться умение схватывать особенности окружающего его пространства, мелкие, неприметные черточки из которых впоследствии, минуя сознание, рождается картина. Пока я находился здесь, автоматически я продолжал фиксировать эти малозаметные признаки. Ну так вот, если бы меня попросили нарисовать свои впечатления от всего этого, я изобразил бы прыгающую на лестницу кошку. Здесь все было пронизано этой невероятной легкостью свершения вещей невозможных для человека. Его тела, мозга, души... В принципе, и человек способен прыгнуть в высоту, превышающую его рост в пять раз, но чего это будет ему стоить! Да и все равно, придется использовать дополнительные приспособления. Потому что человек - не кошка!
Я вытянул перед собой руку, повернул несколько раз внутрь и наружу, рассматривая ладонь и пальцы. Чего от меня хочет Маар? Чего он ожидает? Какие "откровения" меня сейчас окружают? Стол, лавка, топчан со шкурами? Печка или посуда из необычного фарфора? Кстати, полка с бакалейными товарами вроде круп, приправ и чая выглядит ну прямо-таки совершенно обыкновенно. Да и металлические коробочки с сыпучими съестными припасами тоже. На некоторых видны полустертые незнакомые надписи, как бывает в деревенских домах: сахар закончился, но коробочка из-под него вполне еще пригодится для хранения гороха... кстати, сахара я здесь не видел, насчет гороха еще не выяснял. Есть мне до сих пор не хотелось. Может быть, Маар все-таки пошутил на счет возвращения к жизни? Не-е-ет, врядли. Уж больно у него был серьезный голос, когда он говорил. Что же я сейчас вижу?
Можно попытаться поглядеть на местную природу, как это я делал, глядя не людей. Вдруг поможет...
Прищурившись, я смотрел на грязную колею, сгибающиеся от ветра кусты, ручейки прозрачной, но даже на вид ледяной воды, пока глаза не начали слезиться. Ничего. Все оставалось таким же простым и откровенно материальным, никакого двойного дна не было у этого промозглого горного пейзажа. Я сдвинул угол обзора вправо, туда, откуда мы только что пробрались и где еще остались в грязи вмятины наших с Мааром следов. Там, где дорога расползалась на множество пересекающихся глубоких полос, среди темных пятен стоячей воды, поворотом закруглялся спуск с поляны, а следующий подъем терял четкость, сливался синеватым пятном с камнями, водой, травой, облаками и небом. Удивительная эта смесь, кажется, имела собственный влажный запах, который мнился мне даже сейчас в хорошо протопленном помещении.
- Я ничего не вижу. - Я перестал напрягать зрение, потер глаза руками. - Вообще ничего.
Как хорошо, что на земле я был христианином, и мне полагалось со всем смиряться! Если бы не такая профессиональная закалка, наверняка мне было бы трудно сейчас.
- Вообще НИЧЕГО? - с какой-то необычной интонацией переспросил Маар-сан.
- Ну да, ничего особенного. Ничего другого. Я вижу дорогу, по которой мы сюда пришли. И перевал, как ты его называешь. Ну и еще немного возвышенностей на горизонте, которые должно быть и есть те самые горы... Все осталось таким, как было, когда мы вошли в дом.
- ВСЕ?
- Ну ладно! - я закусил губу. Смиряться уже получалось плохо. Видимо отвык. - Ветер поднялся, ветки качаются!
Я услышал шуршащий звук, сопровождавший движение Маара, потом ощутил его присутствие за спиной.
- И ты это ВСЕ видишь? - Теперь я более четко разобрал эту интонацию. В голосе Маара слышалось удивление.
- Да! - я глубоко вздохнул. - Я это "ВСЕ" вижу! Вон там, - я ткнул пальцем в первый от дороги и дома куст, - растет кустарник с длинными листьями, но они настолько блеклые, что если их рисовать, зеленого цвета почти не понадобится. По форме и виду напоминает земную иву, если только ивы бывают такими низкими и такими корявыми.
Я двигал палец по ширине окна, сантиметр за сантиметром описывая этот довольно непримечательный пейзаж, все больше увлекаясь.
- ...Кроме того, если ты хочешь знать, то поскольку солнце еще не поднялось из-за туч, вода в лужах выглядит черной, так, будто в земле прожгли бездонные провалы. Но когда оно встанет, мы сможем увидеть, что на самом деле вода здесь прозрачная, зеленая почти как текучее бутылочное стекло, а там, где ручей в своем течении натыкается на камни, зелень смешивается с белой бурлящей газировкой. Это очень красиво, похоже на ванну с гидромассажем. Хотя, ты же не знаешь, что такое гидромассаж... На склонах, среди камней, встречаются маленькие розовые и желтые цветочки. Бог знает, откуда они здесь родятся в сырости и холоде. А наверху, отсюда это место плохо видно, вон в той правой седловине, есть синее озеро-чаша, окаймленное ледяным берегом, сползающим к воде. Там лед никогда не тает, потому что его от солнца закрывает северный склон. Но летом воздух прогревается и снег становится зернистым, круглым, скользким на ощупь, его нельзя скатать в комок, а если сжать в кулаке он все равно рассыплется.
Я закончил обзорную экскурсию, утомился и повернулся к Маару, чуть не уткнувшись в него плечом, настолько он близко стоял сзади. Взглянув на его отрешенное, даже несколько изумленное лицо, я озадаченно умолк, приглядываясь.
- Ну? - спросил я спустя пару минут, когда он все так же, не отрываясь от окна, продолжал глядеть на покатый ландшафт. - Теперь ты убедился, что ничего "особенного" я там не вижу!
- Здорово! - невпопад сказал Маар.
Я с подозрением покосился на него. Маар-сан и в самом деле смотрел в окно, как будто прямо сейчас и отсюда мог разглядеть все те ерундовины, которые я ему только что описывал в порыве непонятной мне самому страсти. Разные цветочки, камушки, ядовито желтый мох и сочащиеся из-под ледяной корки обжигающие холодные ручейки толщиной с палец, которые больше всего походили на кровеносные сосуды в теле человека. Скорее всего, именно от них на севере пошли легенды о спящих в земле ледяных великанах. Так же как и капилляры, потом они пересекались, соединялись, сливались, образовывая сперва бегущий по камням ручей, затем маленькую речушку, а ниже превращались в могучую струю, переворачивающую на своем пути громадные камни, низвергающуюся вниз с уступов каскадом гремучих водопадов.
- В каком смысле, здорово?
- В твоем смысле, как ты его употребляешь. Хорошо, отлично, великолепно, круто... замечательно. - Маар нахмурился, вспоминая синонимы, но я его перебил.
- Да что в этом хорошего?! Особенного, превосходного? Я вижу на улице дорогу, по которой сюда шел! Экая невидаль! Прямо-таки удивительное событие! Как будто ты эту дорогу не видишь!?
- Ну... сейчас вижу, - Маар слегка отодвинулся назад, как бы приглядываясь к картине за окном. В его взгляде было слишком много внимания. Так ученый смотрит на подопытного кролика, ожидая что тот с минуты на минуту забьется в судорогах. - ... Озеро, говоришь?
Пока я наблюдал за таким внимательным Маар-саном, у меня возникло нехорошее предчувствие. Я пару раз бросал взгляды то на него, то опять в окно, для общей убедительности. Нет, слава Богу, дорога никуда не исчезла. Да и куда она могла подеваться? Это же тебе не мираж, не сказочный замок Али-бабы, или видение оазиса в пустыне!
- Красиво, - задумчиво проговорил Маар и захлопал по карманам в поисках сигарет.
- Лежат у печки, - подсказал я ему, потому что стоял вполоборота и видел эту мягкую темно-зеленую пачку.
Маар вернулся к табуретке, прикурил и уселся. В глубокой задумчивости и абсолютно автоматически он открыл дверцу, пошевелил в углях кочергой, закинул еще несколько поленьев внутрь, хотя итак было достаточно тепло. Мне показалось, что все действия он совершал не раздумывая, а по привычке, потому что его голова в этот момент была занята важными размышлениями.
- Так как, - повторил я, потому что все-таки хотел получить наконец вменяемый ответ, - Ты убедился?!
- Да. - Маар серьезно кивнул головой. - Более чем. А ты сам?
- Я?
- Да. Ты.
- Да в чем же!? - я прикусил губу от досады.
Маар покачал головой, задумчиво затянулся. Насколько я помню его выражение лица, он не мог подобрать подходящих слов для объяснений.
- Что они не ошиблись, когда делали тебе предложение, - наконец высказался он.
Руки у меня опустились, плечи поникли, образно говоря. Я почувствовал абсолютное и полное бессилие доказать что-то этим людям, этим существам, если им так будет угодно. Потихоньку гнев сменялся тоскливым отчаянием. Я наверное чего-то здорово недопонимаю во всей этой истории. Вот бы попытаться напрячься и подумать... Маар сказал "сейчас вижу", может быть, до этого он видел в окне что-то другое?