Поселок Комсомольский находился под обстрелом уже восьмые сутки. С утра над ним проходила вереница самолетов, скидывая бомбы, превращавшие когда-то цветущие сады и небольшие, мазаные домики в грязное месиво из кирпича, земли, стекла и крови. Затем, под прикрытием пехотинцев по селу шли тяжелые, неповоротливые танки, хищно поводя дулами башенных орудий. То и дело от бронеколонны отделялось несколько солдат. Они, пригибаясь, подбегали к руинам, кидали в дверные и оконные проемы гранаты, затем забегали внутрь с автоматами наизготовку. Иногда из руин доносились очереди.
За несколько дней до этого рота капитана Ряхина попала под обстрел. Во время одной из дневных очисток из полуразрушенных руин вылетела реактивная граната. Она попала в гусеницу Т-62 и танк, дрогнув, замер на месте. Тут же, с обеих сторон деревенской улицы затрещали очереди, задрожала от разрывов земля. Танкисты не успели закрыть люк, и внутри грозной бронемашины глухо рванула пущенная меткой рукой лимонка, из башни повалил дым. Мотострелки поспрыгивали с ближайшей БМП, боясь оказаться внутри машины, но, оставшись без прикрытия, многие не поднялись, изрешеченные пулями. Бойцы, пытаясь укрыться от огня, кинулись врассыпную, но, со всех сторон в них летели раскаленные, несущие смерть пули.
Второй танк подоспел вовремя. Неуклюже ворочая башней, он выплевывал из ствола все новое и новое возмездие, укрываясь за его мощными боками, солдаты открыли по руинам автоматный огонь. И вот руины затихли.
По приказу Ряхина дымящиеся развалины были тщательно осмотрены, но ни одного трупа боевика обнаружено не было - они будто провалились сквозь землю.
Всю ночь с блокпоста велся обстрел расположенного недалеко от села ущелья. Небо было мутно-белым от осветительных ракет и разрывов, то тут, то там рвущих землю и поднимающих куски камней в воздух.
Около часа ночи в мобильный штаб заглянул чумазый от копоти Суконников, молодой, но, несмотря на возраст, очень серьезный и ответственный парень, старлей.
- Товарищ капитан! Там местные воды требуют! - жители села были эвакуированы еще на второй день зачисток, но, за неимением свободного места, они были собраны в поле рядом с постом. Жить приходилось под открытым небом. Люди собирали хворост, жгли костры. Ночью за водой к реке из оцепления выходить запрещалось.
Ряхин вздохнул и пробормотал:
- Четверым жителям разрешить выйти к реке. Обеспечить охрану. На все - полчаса.
Ситуацию осложняло то, что, по данным капитана, около ста мирных жителей все еще оставалось в южной части селенья, в основном, старики.
После выполнения приказа Суконников вернулся в палатку капитана. Тот, не спрашивая, налил в жестяную кружку из огромной фляги, и протянул старлею. Суконников понюхал, резко выдохнул из легких воздух и одним глотком вылил в рот содержимое кружки. Поморщился, отломил кусок хлеба, лежащего на раскладном столе перед Ряхиным, задумчиво уставясь в пространство, разжевал.
- Валяй, обращайся, - усмехнулся Ряхин: надо же, "Сергей Палыч"!
- Зачем мы здесь?
- В смысле? - слегка оторопел капитан.
- За кого мы воюем? За что?..
- Таааак, старлей, давай без демагогии! Ты - солдат, твое дело - исполнять, а не думать. Знаю я таких философов, - ожесточился Ряхин, - "зачем, за что"... до хера задумываетесь, и не замечаете как шальная полчерепушки снесет. А потом-то поздняк...
Он открутил горлышко фляги, налил в кружку, выпил. Старлей, воспользовавшись паузой, вновь завел разговор:
- Да я не то, что философ... просто, непонятно почему мы - пешки, за что мы умираем? Неужто за чью-то нефть, за чье-то золото, за чьи-то баксы? Просто это так как-то все абстрактно... а смерть - она реальна, вот она, куда ни глянь...
О смерти Ряхин знал многое. За время второй кампании он насмотрелся на ее лики сполна. Сотни искореженных тел, оторванных конечностей - рук, ног, голов... Он знал: если он выживет в этой войне, то две вещи будут ассоциироваться с ней - кровь и грязь, грязь и кровь. Красно - бурое месиво, в котором неважно, кто ты: федерал, моджахед, мирный житель. Месиво без расы, пола и возраста.
За неделю он потерял одиннадцать своих бойцов, пятерых из них собирали по всему селу.
Там, в Москве, люди читают газеты, статьи о войне. Про то, как наши выдавливают бандформирования все выше в горы, про то, как освобождают мирные селенья от кровожадных моджахедов. Это было правдой. Как правдой было и то, что во время первой кампании он разрядил автомат в озверевшего от крови и свободы молодого соотечественника, когда застал его одной рукой сдирающим юбку с насмерть перепуганной чеченской девчонки, а второй - зажимающим ей рот. Боец услыхал шум, схватился за оружие, кинулся на Ряхина, тот, оторопев, выстрелил в упор.
Когда человек насилует, вспарывает животы, перерезает глотку, пускает пулю в лоб - он не русский, он не чеченец, он - не человек.
Он знал: все на первый взгляд просто: вот - мы, вот - они. Одни убивают других, но зачем? За что? За кого? Он не знал, как ответить на эти вопросы, поэтому и рявкнул на Суконникова.
Следующим утром по блокпосту начался плотный артобстрел из ущелья. Земля, становясь на дыбы, барабанила по стенкам палаток. Ответный огонь не приносил результатов. Ряхин, прячась в траншее принял единственно верное на тот момент решение. Он, взяв с собой Суконникова и еще около двух десятков бойцов, обошел ущелье по горам. Внизу, расположившись линией вдоль ущелья, засело около тридцати боевиков, долбивших блокпост из гранатометов. Отряд Ряхина напал на них неожиданно, но, несмотря на это боевики быстро сориентировались. Заняв оборону, они открыли ответный огонь, гортанно перекрикиваясь друг с другом.
Боец, засевший рядом с капитаном, нелепо взмахнул руками и свалился на землю. Одного взгляда на него хватило, чтоб понять, что больше он не встанет.
- Шестой, шестой, держите атаку, тесните за перевал, подгоняем "Буратино"!... - донеслось до капитана из наушников, когда он приказал радисту, совсем еще юному парню с перепуганным взглядом, связаться с ближайшим постом.
Команда была более, чем ясна. Если "Буратино", здоровенный и мощный ТОС, накроет ущелье, то не останется и камня на камне. Месиво из крошки, крови, земли.
Когда Ряхин вытеснил остатки отряда духов за перевал, то его отряд насчитывал около пятнадцати солдат. Остальные остались над ущельем навсегда.
Но и боевиков заметно поубавилось. Они медленно отступали, открывая стрельбу из-за любого пригодного укрытия. И вот, в тень горы, пригибаясь кинулись лишь три силуэта.
- Суконников, отряд - на пост, трое - со мной! - скомандовал Ряхин и, не дожидаясь остальных, крадясь, кинулся в погоню.
Минут через десять перестрелки и преследования, капитан понял, куда отступали моджахеды. Метрах в пятистах впереди, за очередным перевалом, виднелось несколько замаскированных ветвями и дерном построек. Возле них копошились гражданские.
Вдруг в голове Ряхина прогремел взрыв. Глаза как будто задёрнуло красной пеленой, и он потерял сознание.
Пришел в себя оттого, что кто-то ощупывал его карманы.
- Рамзан, ларлуш хила! Юхадала! - услышал он грубый голос. Превозмогая боль, разлепил ссохшиеся от крови веки, и увидел рядом с собой мальчугана лет девяти. За ним стоял взрослый бородатый чечен в камуфляже и натовских ботинках, с автоматом наперевес.
Ребенок послушно отбежал в сторону и спрятался за близлежащим кустом.
- Как самочувствие? - обнажив в усмешке золотые зубы, произнес боевик, подойдя к нему вплотную, и, начав, в свою очередь, обыскивать офицера, нацелив на него дуло автомата.
Стиснув зубы, Ряхин отвернулся. Умереть - так по-мужски, не жмурясь. Показать этим сукам, что такое русский офицер.
- Нет, ты не бойся, я не убью тебя, - гортанно, с грубым акцентом произнес моджахед. - Живи, гяур, живи, чтобы передать своим, что мы их ждем с распростертыми объятьями. Накормим мясом, напоим кровью! - коротко хохотнул он и, попытался подняться с корточек. Корчась от головной боли, Ряхин быстрым движением схватил боевика руками за виски, притянул к себе и, чуть приподняв, резко рванул голову влево. Раздался глухой хруст, и тело чеченца обмякло. Капитан оттолкнул труп от себя, случайно заглянув в открытые глаза. Взгляд был безмятежен, покойник не успел понять, что происходит.
Кое-как поднявшись, шатаясь, капитан побрел в сторону блокпоста.
Когда он скрылся за горизонтом, из-за куста выскочил мальчуган и подбежал к мертвецу.
- Дада.... Дада.... - тихо зашептал он, будто умоляя чеченца подняться или хотя бы открыть глаза. Все было тщетно.
Мальчуган нагнулся и, кряхтя, поднял с земли, автомат, выпавший из рук отца в момент смерти. Озлобленно поглядев вслед Ряхину, прижимая автомат к груди, он упрямо пошел за ним по пятам.
Новая доза ненависти смешалась с кровью и была впрыснута в вену.