Вид за окном стремительно изменялся. На фоне бетонных домов то и дело мелькали зеленые пятна весенней растительности. Что это - деревья или искусственные насаждения, разглядеть не удавалось. Слишком уж споро гнал старенький, дребезжащий автобус по Калужской автостраде.
Из приоткрытого на щель окошка приятно тянуло теплым воздухом, а из дешевых наушников струился бодрящий готический рок. И жизнь сегодня, определенно, радовала позитивным настроем и праздничностью.
От созерцания подмосковных пейзажей меня оторвал резкий толчок по плечу. Такой сильный, что одно ухо наушника выпало. Я очумело повернулся в сторону неожиданной угрозы, готовый рвать и метать все живое - будь то обычный пьянчуга или сам Тайсон. Повернулся и замер.
Передо мной стояла старушка. Лет 80-85, с сухим морщинистым лицом и шамкающими губами. Бабушка держала в одной руке тяжеленную сумку, а в другой - изогнутую, похожую на жезл Саурона, деревянную клюку. По тому, как располагалось орудие я понял - по плечу мне заехали именно этим.
Я никогда раньше не грубил и - боже упаси - не скандалил со старшими. Особенно с пожилыми, прожившими трудную жизнь людьми. Я всегда уважал, а иногда даже защищал от нападок бабушек и дедушек. За что получал благодарные взгляды и добрые слова.
А сейчас захотелось сказать. Ком к горлу подкатил. Я сжал зубы так, что заболели скулы, но сдержался. Проглотил обиду и поднялся с сидения.
- Извините, - бормочу, пряча глаза, - Я вас не заметил... Садитесь, пожалуйста.
Говорю это и отхожу в сторону. Внутри аж кипит все - ну что я, урод какой-то что ли? Почему так? За что? За спиной кто-то сдавленно кашлянул. Я молча уставился в окно, делая вид, что ничего не слышу и не замечаю. Пусть теперь кто угодно, что угодно говорит мне или обо мне. Что с меня теперь взять? Стою, никому не мешаю, не разговариваю и даже не улыбаюсь...
Покашливание повторилось вновь, и я все-таки повернул голову на звук. Кашлял невысокий дедуля. У меня почему-то сразу всплыл образ из школьных книжек - "Дед Мазай и зайцы". Ну, вылитый Мазай, только вот шапки на нем не было, да и лицо какое-то... жесткое.
- Что вам, дедушка? - начал было я, все еще сердясь на злую старуху. Дед мотнул головой и поднял вверх руку, развернув ее ладонью ко мне. Я не понял, зачем он это. Только тупо уставился на загрубевшие мазоли.
- Ты прости ее, сынок... - сказал дед, сухим, бесцветным голосом. - Не суди строго. Она войну прошла, сына и дочь потеряла. Мужа у ней потом так и не было, не сложилось. Откуда ж ей, ласку то знать. Вот она, как сумела и...
Дед поднес ладонь к лицу, и я понял - он плачет. Захотелось ему что-то сказать. Утешение придумать или просто - доброе слово. Но в голове, как назло - ничего. Вместо этого я посмотрел на притихшую возле окна бабушку и несколько раз моргнул.
За окном продолжали меняться пейзажи. Тоже синее небо, те же дома и бесконечная лента дороги. Только зелени стало больше и... чего-то еще.
До конечной ехали молча - автобус и три пассажира. Каждый ехал своею дорогой, погрузившись в раздумья. Сутулый дедуля, шамкающая старуха и молодой дерзкий парень. На выходе я не спешил. Помог деду спуститься с высокой ступеньки и подождал бабку. Она появилась, натужно дыша. Волокла за собой сумку.
- Давайте помогу, бабушка. - Робко начал я, опасаясь нового взрыва негодования. Но бабулька смолчала. Только губы ее задрожали сильнее, а в больших, черных глазах мелькнули слезинки.