На счёт тепла пока вряд ли: с утра дождь с ветром. Стоял у окна и думал, откуда столько влаги, ведь степи кругом на тысячи километров!
"Вот, надо же: приехал из солнечного Санкт-Петербурга в дождливый Казахстан! - удивлялся я, глядя на кружочки в лужах. - Просто удивительно, как меняется климат. Это просто какая-то настоящая климатическая бомба!"
Климатическое оружие - это реальность, но кому и зачем его применять против Казахстана? Китаю? США? Затем, чтобы не уродился хлеб и степной республике пришлось бы не то что продавать, а закупать его у них? Конечно рынок жесток, но, чтобы против Казахстана...
Вообще, миролюбивей Казахстана, по-моему, нет никого в целом мире. Даже удивительно, как на протяжении трёх десятилетий независимости этой стране удаётся дружить со всеми: и, к примеру, с Россией, Китаем, Индией, Арабским миром, и с США, Израилем, Украиной, Евросоюзом, словно она для всех священная!
Но дружба эта, думаю, вполне объяснима.
И прежде всего объясняется она однозначно верной, принятой с первых шагов независимости, международной политикой страны (во всяком случае, в первые десятилетия - в период становления и укрепления), основанной с кем-то на сугубо деловой, взаимовыгодной основе, а с кем-то, к тому же ещё, и на исторической, даже "кровной". Решающая заслуга здесь первого Президента, Нурсултана Назарбаева, ведь он сумел со всем миром поладить, найти общий язык. И никогда он ни перед кем не заискивал, но и никогда не перед кем не вставал "в позу". И никогда никому не выдвигал никаких претензий, но и требовать своё тоже умел. И угодить мог любому, не унижаясь, и сделать по-настоящему дорогой подарок, получая взамен не менее дорогой, а часто даже более дорогой (здесь всё относительно, конечно, и каждый судит по-своему). И никогда он не торопился высказывать собственное мнение. И никогда не торопился с выводами. И никогда не был замечен в однозначности суждения или в резкости своих высказываний, а всё больше находил "обтекаемые" или усреднённые определения, стремясь всегда угодить "и вашим, и нашим". И всё больше выжидал, прислушивался, присматривался, думал и ждал наиболее выгодного момента. Недаром за ним на международной политической арене закрепилось прозвище "Хитрый Лис".
Объясняется также ещё эта универсальная дружба и богатством степной республики. И прежде всего, наличием у неё на зависть всем широкого спектра рудных и нерудных полезных ископаемых, включающих уран (Казахстан - в пятёрке стран по его запасам и добыче), золото, редкоземельные металлы, медь, цинк, хром, свинец, олово, марганец, соль, асбест, мрамор и пр. Ко всему этому ещё свой уголь, нефть, газ, по запасам и добыче которых Казахстан среди мировых лидеров. А с богатыми все и всегда хотят дружить!
Объясняется, несомненно, и её огромным потенциалом во всех сферах, ведь республика развивается, открыта для всех, кто приходит, что называется, с миром, плюс, нельзя сбрасывать со счетов грандиозное советское наследие (научное, производственное и пр.), ведь наследие это без всякой натяжки явилось в самом начале независимости и, уверен, до сих пор в немалой степени является трамплином для развития молодой республики.
Естественно, это и удачное географическое расположение страны - на стыке Запада и Востока. Наконец, это и сама огромная территория, неплотно заселённая, много где ещё неосвоенная, даже нетронутая - целинная, - также благоприятствует международному хозяйственному сотрудничеству.
Но самое главное объяснение дружбы страны со всеми - это совершенно миролюбивая её политика. И ведь не только на словах, а реально на деле, ведь достаточно вспомнить, что страна ещё в самом начале своей независимости добровольно отказалась от ядерного оружия, доставшегося ей после распада СССР, превратившись, тем самым, из "ядерной державы" в "неядерную".
Здесь же следует вспомнить и о добровольном уничтожении в нашем городе подземного завода по производству биологического оружия, взамен на признание суверенности Соединёнными Штатами Америки.
И что же в итоге? А в итоге, Казахстан после всего этого в принципе стал никому не страшен, и Западу - в первую очередь, а стал единственно только всем интересен!
И вот какая при всём этом интересная "штука" получается: Казахстан такой богатый, с такой огромной, "лакомой" территорией и при этом такой совершенно нестрашный в военном смысле! И самое характерное здесь то, что уже десятки лет никто не то что не посягает на его богатства, на его обширные и часто пустынные земли, а даже намёка на это не делает, даже слова грубого в его адрес не говорит, и только лишь одно происходит - все дружат с ним и, уверен, дорожат этой дружбой! Может, действительно Казахстан стал после этого отказа и уничтожения завода священным...
Несомненно, отказ страны от оружия массового поражения - смелый и сильный поступок, на который нужно было решиться. И Казахстан решился на него ВО ИМЯ МИРА. Этот поступок был оценён всеми. И уверен, что у всех миролюбивых людей этот поступок вызывает только глубокое уважение.
"Да как же можно, - размышлял я по дороге в парк, - силой посягать на богатство суверенной страны, ведь это варварство какое-то, ведь мы всё-таки живём в цивилизованном мире! Хотя, возможно сейчас есть другие способы захвата богатств страны - не варварские, "не кровавые", цивилизованные..."
Цивилизованные...
А в цивилизованном ли мы мире сейчас живём? Как-то уже сомнительно это...
2
В парк взял кулёк старого печенья. Высыпал его на "мамин" пенёк. Хоть печенье и засохшее, но под дождём размокнет. Сразу высоко, в кронах сосен, проявились птицы, словно пропитались через хвойную губку, закопошились, раскрыли крылья и залетали, закружили. От дождя они прятались в укромных местах: в гущах сплетений и хвои. А теперь вот заволновались - и дождь им стал не страшен!
Птицы быстро запоминают человека, который хоть раз их покормил. А если ещё не раз покормил - тем более! И, завидя его, или почувствовав его, преображаются, начинают волноваться, сообщать друг другу о нём, слетаться к нему со всех сторон, кружить над ним, возиться возле его ног, надеяться и ждать, что он их снова покормит. А может, и не только, что покормит. Может, хотят ещё с ним поближе познакомиться, пообщаться, подружиться...
Помню, как-то на Балтийском заводе покормил раз птиц под башенным краном. И с того дня, как оказывался вдруг на том же самом месте, ко мне тут же откуда ни возьмись слетались птицы. Да много! Казалось, они прилетали со всего завода (а завод-то немаленький - 65 га!). Они кружили надо мной, садились у ног, кричали мне, то радостно, то взволнованно, словно жаловались мне или приветствовали меня, что-то мне сообщали, чем-то делились, может, новостями, может, наболевшим...
Одна женщина на заводе давно их кормит. Так она им стала родной: они, завидя её, летят к ней, как на праздник к тёще, стараясь перегнать друг друга, чтобы занять лучшее место за "праздничным столом". Они смело садятся ей на голову, плечи, руки. Она ещё не успевает раскрыть кулёчек, а они уже на её руках начинают нетерпеливо, жадно, дружно клевать! И потому мешают сами же раскрыть его. Тогда она начинает на них ворчать. Но они не понимают. Тогда она и ворчит, и смеётся одновременно!
Роста она небольшого. И вот облепят птицы её всю, и превращается она в ёлочку, украшенную разноцветными птицами. А те копошатся на ней, словно сверкающие гирлянды, кричат ей что-то, клюют её всю, словно целуют...
Только сейчас заметил, что в парке много скворечников и кормушек для птиц, некоторые ярко разукрашенные, с добрыми пожеланиями для крылатых, написанными детским почерком, сделанные с весенней радостью и любовью. Как это мило выглядит! Трогательно! Красиво! Просто очаровательно! Такое точно только в цивилизованном мире можно увидеть...
3
Бегал под дождём, ведь не печенье же - не размокну!
Но дождь-то - "петербургский": моросящий, мелкий и щекотливый. Он и сюда добрался, баламут, - за мной!
А ветер, этот вечный степной странник, оказался пострашней дождя: какой-то въедливый, словно токсичный газ, проникающий всюду...
Организованных пенсионерок с темпераментным и звонким тренером не было. "Шамаханской царицы" - тем более. Один старик занимался в беседке. Ещё два казаха ходили по лесу угрюмыми в чёрной одежде под чёрными зонтами...
Это давно известно: казахи любят чёрный цвет, особенно мужики. Сами чёрные, глаза чёрные, одеваются в чёрное, раскрывают над собой чёрные зонты и идут, опустив чёрную голову...
Раньше их вообще не было видно в парке. Но и город-то, надо признать, был в советские времена "русским", казахов было мало, потому как все или в основном все, как казалось тогда, жили они в деревнях и занимались своим исконным, хорошо известным им делом, наверное, единственным, в котором им нет равных - скотоводством, или, короче говоря, - мясом. Потому и не ходили в парке - их просто не было.
Непривычно видеть их ранним утром в парке! Мне всегда (не в обиду им будет сказано) казались они далёкими от спорта, от "здорового" образа жизни. Они всегда, сколько их помню, старались поменьше двигаться, а побольше посидеть, а ещё лучше полежать, обложив себя со всех сторон подушечками. Ко всякой там "траве" - овощам и прочему "силосу" - они всегда относились равнодушно, как к чему-то пустому, как какой-то кулинарной забаве, капризу, прихоти или моде, или просто привычке друга или коллеги, или соседа другой национальности с вежливой снисходительностью, а иногда и со смешком. И если приходилось им всё же есть эту самую "траву", к примеру, в гостях у русских, они делали это, казалось, только из вежливости к хозяевам.
Мясо! - вот их главный продукт, дающий, по их убеждению, и силы, и здоровье, и хорошее настроение, и удачу (до недавнего времени, во всяком случае)!
Всегда считалось, что если хочешь покушать досыта мяса, иди к казахам в гости: у них всегда оно есть и накормят им до отвала. У них может ничего больше не быть, но мясо всегда будет. Причём, именно для гостей. Они себе могут отказать в нём, но для гостей у них всегда оно наготове. Причём, самое лучшее - элитное - конина. Не зря ведь существует народная поговорка: казах без мяса - не казах!
Зато сейчас я с лёгким удивлением вижу, как они простаивают длинные очереди за помидорами, огурцами, капустой, зеленью. А раньше на них даже не смотрели! И на мой вопрос одному молодому казаху, заданный ещё вначале девяностых: "Какое национальное блюдо у вас без мяса?" - Он, помню, после долгого раздумья, ответил: "Баурсаки!"
Потому и непривычно, и даже удивительно всё это сейчас видеть: и как они в парке "наматывают" километры, и даже вот так - под дождём, и как они стоят в очередях за "травой"!
Да, подходы к образу жизни и к питанию у них, видимо, изменились...
С чем же это связано? Естественно с тем, что жизнь стала другой: более непростой, более дорогой и рациональной - рыночной. Да к тому же ещё стало много информации о "здоровом образе жизни", причём всякой - полезной, вредной, противоречивой, агрессивной. И она "прёт" сплошным потоком ото всюду - с телевизора, интернета, радио, журналов и книг, - обрушивается на человека, увлекает его, топит его и поглощает. И человек волей-неволей в этих вопросах становятся "умными". Даже, порой, слишком...
Зато уж во времена моей юности подобной информации почти не было. Жизнь была спокойной, без неожиданностей и сенсаций. Всё было известным и предсказуемым. Государственная система казалась незыблемой, как литой, самый прочный бетон. В общем, время было "отстоявшееся", "аналоговое". И люди были под стать времени: спокойными и сытыми (словно сонными), довольными и улыбчивыми (во всяком случае, в нашем городе были именно такими), светлыми и мягкими, гладкими и неторопливыми (особенно женская половина).
Кстати, очень интересно посмотреть по старой хронике, как выглядели советские люди и сравнить их с нами настоящими - это просто небо и земля!
4
Промокшим прибежал из парка.
Эх, после такого экстрима под горячий бы душ! Но водичка из крана даже не тёплая - прохладная. И вот эта прохладная вода называется горячей! У кого бы из соседей не спрашивал: "У вас есть горячая вода?" - Все отвечали неизменно: "Есть!"
Да, "суровые" здесь стали люди жить, ничего не скажешь...
Только после того, как я очень удивлялся их ответу и переспрашивал, все вдруг словно что-то понимали или что-то вспоминали и тогда добавляли: "У нас же водогрей стоит!" - или: "Мы водогреем пользуемся!".
Итак, всё понятно: у всех водонагреватели. И стоят они давно. Так давно, что жители, думаю, уже и не понимают разницы "горячей" воды, подающейся по трубам, и горячей воды, поступающей из водогрея. Люди уже просто стали забывать, наверное, что они сами греют воду, хотя, что характерно, за горячую воду платят по квитанциям ежемесячно (и за электроэнергию, потребляемую водогреем, естественно, тоже).
Интересно получается: "горячей" водой из городской сети практически не пользуются, а за неё платят! Что это со стороны жителей - покорность? И что это со стороны коммунальщиков и властей - наглый и неприкрытый обман своих жителей? Как это понимать?
Хорошо, наверное, на этом кто-то наживается...
Обмываясь прохладной водой (как говорится, "из огня, да - в полымя!"), окончательно осознал, что надо сходить в баню: прогреться! Просто и пора, чтоб не заболеть, и на самом деле хочется, ведь давно уж не был. И тело прямо просит уже человеческим голосом!
5
Днём нашёл ещё одну баню, которая расположилась в бывшем садике. С виду-то заманчиво, а вот как парок...
- Как вам баня, нравится? - спросил мужика у кассы.
И вместе со мной на него пристально стала смотреть с большим любопытством кассир-администратор - молодая, бойкая дамочка с "нарисованными" чёрной гуашью глазами, - дескать, ну-ка, голубчик, что ты скажешь! А мужик, чуть растерявшись, мельком глянул на неё, потом на меня, пожал плечом, просто ответил:
- Отличная баня. Мне нравится... - И как-то суетливо снял большую вязанную шапку, обнажив лысину.
- Ну, а парок-то как? - допытывался я с улыбкой, с такой естественной в этом случае.
- Да хороший пар. Мне нравится... - всё как-то неестественно серьёзно отвечал мужик с небольшой, лысоватой головой.
"Как-то странно отвечает, - подумал я. - Казалось бы, если любимая банька, прекрасный парок (если "парок", действительно), ну и ответь непринуждённо, с любовью! Значит, что-то здесь не то..."
Мы ещё молча посмотрели друг на друга так... серьёзно и так же молча и серьёзно разошлись, как в море серьёзные корабли: он - к "хорошему пару" (не "парку", однако), а я - к выходу.
- Что-то я сомневаюсь! - произнёс я вслух, выйдя из бани.
Да и как-то не вязалось у меня в голове, что в бывшем садике теперь баня! Как-то не вязалось это: раньше детки в нём игрались, а теперь мужики голые, да бабы такие же в нём "играются"!
"Баня теперь, наверное, актуальней садика, - размышлял я, неторопливо идя под моросящим дождиком. - Но ведь рожать-то казахи стали больше! Как же тогда понять? А понять просто: просто баня выгодней для города, вот и всё. Просто выгодней. Или совсем не для города... Но всё равно выгодней. Это ж теперь так естественно..."
6
Подошёл к памятнику погибшим из нашего города воинам-афганцам, да и всем, конечно, погибшим в той войне.
Что сказать... Большие молодцы все те, кто памятник этот создал и все те, кто за ним ухаживает.
Спасибо Вам, ребята!
Очень достойная память о погибших наших земляках, совсем молодых наших героях, о советских воинах-интернационалистах, воинах-степногорцах.
Вечная память: Соболевскому Владимиру Вацлавовичу (погиб в бою 14 января 1980 года), Кореннову Александру Валентиновичу (погиб в бою 3 июня 1980 года), Кожину Валентину Михайловичу (умер от ран, полученных в бою, 28 сентября 1980 года), Усманову Абдулахат Гаппаровичу (погиб в бою 14 июля 1981 года), Лебедеву Виталию Фёдоровичу (погиб в бою 2 апреля 1984 года) и всем, всем, всем...
Тогда ничего не говорилось об Афганской войне, и мы знали о ней очень мало. Мы, подростки, жили счастливой мирной жизнью. И, казалось, все так жили. Но однажды разнеслась по городу новость, что привезли цинковый гроб с погибшим нашим солдатом, и что завтра будут хоронить. Я помню, как резко тогда меня накрыла какая-то очень неприятная "морозная" волна. Она словно поглотила меня и стала куда-то уносить. Она словно отрывала меня от моего родного берега, такого привычного, такого тёплого, такого солнечного!
Я помню это очень неприятное чувство. То ли это был страх такой, то ли тоска такая. А скорей всего, и то, и другое: это был и страх какой-то белый, душный, отчаянный, и тоска какая-то зимняя, безнадёжная, неживая. Может, это было дыхание смерти...
И с того дня мир для меня в какой-то степени стал уже другим. Видимо, я что-то понял, чего раньше не понимал. Видимо, я стал взрослей...
А понял я, наверное, ещё и то, что все мы заложники своего государства. И оно может нами распоряжаться совершенно не в наших личных интересах, а в своих - государственных. И потому запросто может нам дарить и радость, и совершенно другое, превращаясь вдруг из солнечного и ласкового в хмурое и суровое. И ничего с этим не поделать...
Отец с мамой в тот вечер шептались на кухне. Помню, папа в сердцах говорил:
- Каково это родителям, ты только представь!
- Да что ты, отец, я представить такое не могу! - со страхом и слезами в голосе отвечала мама...
7
Рядом пьяно шумела молодая компания, которая, несмотря на дождь, расположилась с баночками и бутылочками на лавочке. Было понятно по их лицам, голосам и внешнему виду, что ребята большие любители выпить, а может, и не только выпить, судя по их глазам и поведению, и что "отдыхают" так они уже давно. Они чего-то кричали матерное и нечленораздельное, чему-то ржали, смотрели кругом дикими глазами и ничего, и никого не замечали. От них постоянно сыпались пепел, окурки, плевки, исходил тошнотворный запах...
Наркомания в городе, я слышал не раз от местных и не раз читал в СМИ, процветает - это настоящая беда!
Сразу вспомнился сосед по лестничной площадке, живший с матерью до недавнего прошлого. Еле передвигал ноги. Еле говорил. Всё время требовал от матери денег на наркотики. Потому всё время у них были скандалы, вплоть до рукоприкладства, - были буйства! Он даже нож поднимал на мать, за что правосудие его изолировало от общества и матери на некоторое время. Мать в то непродолжительное его отсутствие отдыхала...
Чтоб не встречался со своими такими же "друзьями", мать решётки на окна поставила, всюду двери массивные, запирала его на несколько замков в своей комнате, в квартире, контролировала каждый его шаг. Пыталась лечить его, просить его, молить его. И сама молилась. Мучилась...
Потом умерла. Он остался один. Быстро потерял квартиру. И куда-то пропал. Где он, что с ним - не знаю...
Вспомнился вдруг жалкий старик, которого видел, когда ходил на базар к "меняле". Сидит он недалеко от базара в инвалидной коляске на перекрёстке у светофора. Сидит он с протянутой рукой. И такие жалобные у него глаза, как у голодной собаки!
Что-то знакомое показалось мне в них... "Господи, неужели это он!"
А он, кажется, узнал меня. Или мне показалось...
И ещё припомнился мне один молодой казах в парке, который, видимо, как я понимаю, искал "закладку". Было это несколько лет назад. В тот день я смотрел грибы, потому ходил не по дорожкам. Вдруг увидел худого, совсем молоденького чёрненького паренька. Он быстро ползал на коленях у куста, всюду шарил руками и внимательно высматривал каждую веточку, каждый листик, каждую травинку. Вдруг он что-то схватил и увидел меня. Следующее его действие меня даже испугало: он прыгнул ко мне и стал что-то быстро-быстро говорить, словно что-то объяснять или о чём-то просить. Говорил он очень взволнованно, сумбурно и я мало, что понимал. Но всё же понял, что он, действительно, и просил меня, и объяснял мне. А просил он меня, чтобы я не сообщал в полицию о том, что увидел. А объяснял мне, что умрёт, если не уколется. И извинялся, извинялся, извинялся, чуть ли не до слёз!
За что же он извинялся? - за себя извинялся: за то, что он такой, за то, что он ничего не может с собой "таким" поделать - ничего!
Видеть это, слышать это было и страшно, и неприятно, и поразительно!
Мне было не по себе...
8
На клумбах - бурьян. Вывороченные бордюры лежат на дороге и никому нет дела. Вымощенные плиткой тротуары зарастают травой...
На площади заметил небольшой прямоугольный серый домик (раньше почему-то не замечал или не придавал значения). Над входом буквы: POLISIA. Внутри за маленьким столом, словно школьной партой, широкая женщина в полицейской форме и с закрытыми глазами - спит.
Дождь почти прекратился. Площадь пустынна. Её накрывают тяжёлые, чёрные северные тучи, несущие снег. Никогда здесь таких не видел, тем более в сентябре, даже похолодело от них в груди. Но на их фоне на здании Акимата бесстрашно "бьётся" со стихией тёплый огонёчек: трепещется аквамариновый государственный флаг.
На остановке, сжавшись от "кусачего" ветра, женщины с озабоченным видом: ждут автобус. Автобусы ходят по расписанию. Очень старые, грязные. От своей дряхлости, даже чуть шокируют. Едут и дребезжат, как несмазанные телеги.
По тротуару не пройти: весь перекопан и навалены горы земли, тут же лежат трубы. Пятый день живу и ни разу не видел, чтоб велись какие-то здесь работы. Даже ни одного рабочего ни разу не увидел. В общем, всё перекопали и бросили!
А земля глинистая. Под дождём она становится подвижной, как густой кисель, и липкой, стекает и расползается, потому сложно пройти, не испачкав обувь. Отмывать её засохшую потом крайне трудно.
Сумрачно. Уныло. Да к тому же, быстро смеркается.
Пора домой: пора к чаю с маминым вареньем, к тёплой книжке, тёплым любимым тапкам, к уютной тёплой лампе...