- Осокин, спишь?! - заместитель начальника райотдела майор Стешин ударил ладонью по столу.
Удар у майора получился внезапным и звучным. Коля Осокин вздрогнул. Осокин конечно же не спал, а лишь задумался, глядя в окно на облако здорово похожее на придавленную слоном черепаху Тортиллу и на его безотрадную жизнь. И тут явился Стешин. Не было печали, так вот на тебе - получи боксёр нежданный апперкот в открытую челюсть.
- Чего по краже тёса со стройки дома быта? - поинтересовался майор.
- Разобрался, товарищ майор, плотники его тиснули, - лейтенант Осокин стал торопливо искать на столе нужную бумагу. Бумага, как всегда и бывает в таких случаях, никак не желала находиться. Под руку попадалось всё что-то не то...
- Ладно, - Стешин махнул рукой, - потом доложишь, а сейчас гони в Хлебалово.
- Как в Хлебалово? - вытаращил глаза Коля. - Это же даль несусветная! Когда ж я обернуться успею?
- Надо будет, там заночуешь, - отрезал майор, сверкнув дорогой фиксой. - Бери мотоцикл и гони. Только без коляски. Там дорога - не фонтан. К тому же ливень обещали. У них почтальоншу ограбили. Велосипед, вроде как, сперли и сумку... Велосипед какой-то маленький, а сумка серая. На месте уточнишь...
- Из-за велосипеда ехать в такую даль? - попробовал возразить Коля. - Так, участковый там...
- Нет там участкового, в отпуске он, - ещё раз хлопнул ладонью по столу майор. - Ты, Осокин, всегда языком много лишнего треплешь, а толку от тебя - как от козла молока.
Последнее замечание показалось лейтенанту особенно обидным, но спорить с начальством - себе дороже. Лучше промолчать. Невзлюбил майор начинающего сыщика, а потому и гнобил его при каждом удобном случае. Вот и сейчас - гонит Стешин лейтенанта в лесную деревню, куда дорога такая противная, что её и 'дорогой-то' назвать не у всякого язык повернётся. Но Коле до атаманского звания ещё далеко, а потому приходится терпеть. Хотя, сказать по чести, терпеть уже здорово надоело. Разве о такой жизни Коля думал, поступая в школу милиции? В мечтах он тогда, как инспектор Томин, раскрывал одно громкое дело за другим и только успевал подставлять грудь под ордена да медали. А вот в жизни всё оказалось по-другому: за тёс и велосипеды орденов не дают.
Когда Осокин, выезжая за город, довернул ручку газа до упора, за его спиной из-за горизонта выползла чёрная туча. Лихо промчать, подставляя широкую грудь ветру, получилось километров пятнадцать, потом лейтенант свернул на лесную дорогу, и сразу стало не до лихости. Дорога была скользкая и грязная. Скоро стали попадаться лужи. С виду они казались мелкими да безобидными, но, как говорится, не верь глазам своим, а больше думай о здоровье. Первый раз, угодив с разгону передним колесом в яму, Коля чуть было через руль не перелетел, еле уберёгся, чтоб не ударить лицом в грязь самым натуральным образом. После этакого приключения скорость пришлось ещё сбросить, но и это не спасло от неприятностей. Железный конь то и дело сваливался задним колесом в глубокую колею и вяз там в грязи. Пару раз лейтенант вместе с мотоциклом свалился на бок.
В деревню Хлебалово лейтенант Осокин приехал грязный, злой и с прожжённым голенищем казённого сапога. Когда-то Хлебалово было богатым селом на торговом тракте, а теперь здесь осталось с десяток изб. Нет здесь торговой дороги, в другом месте её провели, а потому и погибает деревня в зарослях кустов ольхи и черёмухи. Около одной из изб стояли люди.
- Наконец-то, - заспешил к милиционеру мужчина в клетчатой рубахе, черном пиджаке и в брюках такого же цвета, которые были заправлены в высокие резиновые сапоги. - Я председатель сельсовета - Васькин Иван Иванович. Мне Мятов позвонил, я сразу в милицию сообщил и сюда... Сельсовет-то у нас в Сосновке, семь километров отсюда, а участковый в отпуске... А тут такое...
- Где потерпевшая? - Осокин прислонил мотоцикл к поленнице и вместе с председателем пошёл к крыльцу. Люди перед ними расступились.
Когда лейтенант взялся за ручку двери, в небе загремело. Старушки, стоявшие тесным кругом возле крыльца, стали часто креститься. Осокин снисходительно усмехнулся и посмотрел на сияющий солнечный диск, к которому медленно подползала черная, будто прокопчённая туча. Лейтенант не верил ни в бога ни в чёрта, но иногда надеялся на светлое будущее и на торжество справедливости.
В избе сумрачно, а потому Осокин не сразу потерпевшую и заметил. Она лежала около окна лицом вниз, а на затылке её зияла преогромнейшая рана. Пропитанный кровью, но ещё наполовину зелёный платок, укрывал голову убитой. Всю, кроме страшной раны. Еле-еле сдержав приступ тошноты, Осокин вышел на крыльцо.
- Так мне сказали, что тут велосипед украли, - тихо сказал он, утирая бледное лицо рукой.
- Это всё Мятов, - развёл руками председатель сельсовета и кого-то позвал. - Федотыч, подь сюда! Где тебя черти носят?
Из толпы вышел невысокий жилистый старик в клетчатой кепке, в полинялом военном кителе, в новых светло-серых брюках и в яловых сапогах. Когда Федотыч подошёл к крыльцу, с неба вдарил ещё один раскат грома, а сильный порыв ветра сорвал ветку с берёзы и погнал её вдоль улицы наперегонки с обрывками бумаги да серой соломой. Старушки опять стали креститься, а стоявшие за их спинами два мужика негромко выругались.
- Вот он! - не замечая грома, указывал пальцем на старика Васькин. - Позвонил мне и сказал, что почтальоншу ограбили, что велосипед у неё отобрали. Я с его слов и докладывал!
- И ничего не так, - утёр ладонью взмокший лоб старик. - Я сказал, что зашёл с Веркой Сипеловой к Бедовой, к почтальонше за граблями, а её ограбили и по башке... Сумку почтовую унесли, она у неё всегда на серванте стояла... Вон, Верку спросите...
Одна из женщин утвердительно кивнула, всхлипнула и потёрла тыльной стороной ладони глаза.
- Про велосипед и речи не было, - продолжил Федотыч. - А то, что слышимость с нашего телефона, как из брюха беременной коровы, так это я уже не раз говорил. Я по связи двадцать с лишним лет отслужил...
Старик-связист хотел ещё что-то уточнить, но тут опять ударил гром, а порыв ветра швырнул на людей крупные капли дождя. Люди засуетились, и, вжав головы в плечи, стали расходиться. Чёрная туча закрыла полнеба и наползла на солнце. Начался дождь. Сперва просто закапало, а потом полило как из ведра. Стало темно, сверкнула молния и опять загремело. Раз, второй, третий...
- Мне надо срочно позвонить в отдел, - закричал Осокин. - Тут оперативная группа нужна! Чего я один сделаю?!
- Беги за мной! - крикнул Федотыч.
Он снял кепку и побежал. Лейтенант с председателем сельсовета поспешили следом.
Телефон у Федотыча не работал. Лейтенант долго крутил диск, но из трубки - ни звука.
- Поди, дерево на провода упало, - развёл руками пожилой связист. - Бывает у нас такое. Вон и света нет. Теперь монтёра надо из района ждать.
- Тогда я поеду, - Осокин шагнул к порогу.
- Куда ты, лейтенант? - остановил его председатель. - Посмотри, чего на улице творится. Теперь пару дней отсюда не выбраться. Все дороги затопило...
- Это из-за плотины городской всё, - вздохнул Федотыч, глядя на оконное стекло, буквально дрожащее от частых ударов дождевых капель. - Как построили её, так у нас всё заболотилось...
- А вот плакаться нечего, - Васькин строго глянул на старика. - Не раз вам предлагали переехать на центральную усадьбу. Не согласились, так теперь терпите.
- А мне-то чего делать? - лейтенант посмотрел на Васькина.
- Убийцу искать, - сдвинул брови председатель. - Ты же милиционер. А я тебе помогать буду. Нельзя это дело просто так оставлять.
За окном сверкало и грохотало, дождь лил, словно во время потопа вселенского, а в избе сухо и тепло от топившейся русской печки. Председатель присел к столу, Федотыч стал разжигать угли в самоваре, а Осокин никак не находил себе места. Он - то подходил к окну, то хватал с комода истрёпанный журнал без обложки, то швырял этот журнал на стол, то садился на табурет и начинал чистить форменные брюки, потом опять шагал к окну.
- У меня сын тоже марки начал собирать, но хватило на неделю, - Васькин неторопливо листал журнал. - Да... И каких только открыток раньше не печатали. Вон, даже нарисовали - как Гитлер в тулупе из-под Москвы удирает. Смотри - как ловко изобразили. Да... А неужто значки и до революции выпускали?
Осокин взял с комода книгу, но успел только рассмотреть обложку.
'Что это на монетный двор такой?' - подумал лейтенант'. Тут внезапно распахнулась дверь, и в избу вбежала старуха. Она промокла насквозь, седые мокрые волосы высовывались из-за сбившегося на затылок платка.
- Ты чего, Петровна? - вытаращил глаза на нежданную гостью Федотыч.
- Нюшу Барчукову убили! - выпалила старуха, схватилась за грудь и плюхнулась на диван.
- Как 'убили'? - вскочил с табуретки Васькин.
- Не знаю, - тяжело дыша, отвечала Петровна. - С утра её сегодня не видела. Мне племянник трактор обрезков с лесопилки привёз, так я почесть весь день их убирала. Еле-еле до дождя успела. Устала сильно, хотела чайку попить, хвать - заварка кончилась. Побежала к Нюше одолжить, а она... Холодная уже лежит... Господи, за что же так её? Пойдёмте!
Старушка быстро поднялась - и к двери! Осокин с Васькиным за ней!
Труп лежал тоже головой к окну. И рана на затылке такая же, как у Бедовой: с верхней трети шеи и почти до макушки. Кровь возле раны почернела, на полу около белой шеи убитой небольшая круглая лужица такого же цвета. Край лужи слегка размазан. Заголосила соседка.
- Горе-то какое, горе! Дочка от неё только третьего дня уехала. Почесть неделю вместе с зятем гостила. Обещала осенью к себе её забрать. А тут такое... Нечистая сила на деревню нашу напала.
- Да, - почесал затылок Васькин, - дела... Нелюдь какой-то завёлся. Так он и всю деревню может изничтожить. И не выберешься отсюда никуда. Теперь вся надежда на тебя, лейтенант.
А лейтенант тем временем мысленно проклинал майора Стешина и вспоминал лекции по криминалистике. Опыта в расследовании подобных злодейств у него - кот наплакал, и вся надежда теперь на знания. Но и насчёт знаний в голове всё больше вертелось только одно философское изречение: я знаю - что ничего не знаю. Конечно, кое-что Осокин помнил из наук, но знания те подобны редким островам в бурном океане неведомого: осмотр места происшествия, опознание трупа, судебно-медицинская экспертиза, допрос свидетелей, выдвижение версий, допрос подозреваемого...
Определённо - начинать надо с осмотра места происшествия. Осокин подошёл поближе к трупу. В глазах у сыщика слегка помутилось, но он быстро взял себя в руки - некогда нюни распускать, работать надо.
- Возьмите бумагу и пишите, - приказал он Васькину.
Васькин подчинился. Лейтенант диктовал, а председатель записывал. Когда дело дошло до описания рук убитой, Осокин заметил торчавший из кулака обрывок бумаги. Опять собрав всю свою волю в кулак, сыщик с трудом, но разжал холодный кулак покойницы. В руках лейтенанта оказался газетный обрывок. Обрывок был мятый, но разобрать там что-то можно.
- Двести тридцать тысяч семьдесят три, сто сорок, ковёр фабричной работы...
- Так это из таблицы лотереи, - председатель взял у сыщика обрывок газеты, - вчера в 'Сельской жизни' печатали. Я рубль выиграл. На две цифры номер не сошёлся...
- У неё в руке была газета, - высказал первую версию лейтенант. - Убийца эту газету вырвал. Надо искать газету. Там должны быть отпечатки пальцев преступника.
Газету в избе убитой не нашли, но нашли на некрашеной половице отпечатки кирзовых сапог.
- Пишите, - распорядился Осокин, трогая след влажным от слюны пальцем. - Похоже на кровь... Преступник, по всей вероятности, одним сапогом вступил в кровь. Сапог левый. След ведёт к порогу, потом преступник вытер сапог о половик. След большой - сорок четвертый или сорок пятый размер.
- В деревне только Витя Сектант такие носит, - решила помочь сыщику соседка. - Мужик-то у нас в основном плюгавый, а этот ростом под потолок - чисто гренадер.
- Кто этот?
- Витя Морёнов - тихо сказала соседка. - Через два дома отсюда живёт. Городской он. Недавно приехал. У нас его все Сектантом ключут, потому как с бородой. Господи, что же такое деется на свете божьем... Неужто он? А чего с покойницей делать? Так на полу и оставим? Испортится. Нехорошо... Не по божески...
- Сфотографировать бы всё это, - потёр пальцами подбородок лейтенант. - И тогда...
- Так, ко мне внука привезли, - сказала соседка, - а у него фотоаппарат. Сейчас принесу...
Через пять минут Осокин держал в руках фотоаппарат 'Смена-8'. Сфотографировав всё нужное, сыщик разрешил поднять покойную с пола. И сразу несколько старушек вошли в избу. Васькин взялся им помогать, а лейтенант вышел на крыльцо. Дождь пошёл на убыль, туча медленно уползала к лесу.
Минут пять Осокин постоял на крыльце, потом вышел Васькин.
- Вот, под телом лежали, - сказал он лейтенанту, подавая ему два лотерейных билета.
Осокин внимательно осмотрел билеты и убрал их в планшетку. Сыщики уже сошли с крыльца, но тут из избы выбежала Петровна.
- Товарищи, - ухватила она лейтенанта за рукав. - Кажись, у Нюши икона пропала. Под Богородицей на новой полочке она стояла. Старая икона Николая Угодника. До того старая, что чёрная аж. А теперь её нет, кажись... Дочка приедет, надо спросить, может, она забрала. Слышала я, как зять у Нюши икону выпрашивал. Вы там запишите себе.
- Запишем, - кивнул лейтенант и пошёл к дому Бедовой.
Там оперативные мероприятия ситуацию мало прояснили. Ни следов, ни отпечатков кровавых, ни прочих улик. Лейтенант сфотографировал место происшествия и разрешил подошедшим к дому старушкам поднять убитую с пола. Осмотр местности около дома тоже ничем оперативно-розыскную деятельность не вознаградил. Если и были около избы следы, то дождь их все изничтожил. Теперь у Осокина было два варианта действий: допрос единственного пока подозреваемого - Сектанта или опрос свидетелей. Лейтенант решил начать с подозреваемого, подумав, что остальные свидетели никуда из деревни не денутся, а вот подозреваемый, если он, конечно же, имеет к этому делу какое-то отношение, может и дёру дать. Слухи в деревне разносятся быстро. Здесь легче злую осу во рту удержать, чем какую-нибудь самую завалящую тайну.
К избе Морёнова сыщиков привёл Федотыч. Он поджидал их на крыльце. Дождь кончился, люди опять вышли на улицу.
- Вот здесь он обитает, - показал Федотыч на покосившуюся калитку и отступил за спины представителей власти.
На дверях крыльца Морёнова висел замок.
- Сбежал, подлец! - сжал кулаки Осокин. - Надо было сразу за жабры его брать!
- В лес, поди, подался, - вздохнул Федотыч. - Ищи теперь ветра в поле...
- Вы же говорили, все дороги залило, - лейтенант обернулся к Васькину.
- Насчёт дорог, так это точно, - кивнул председатель, - но пешком на север через бурелом пробраться можно. Тяжело, но можно, ежели знаючи. Чего дальше будем делать, лейтенант?
- Свидетелей допросить надо, - Осокин вышел из калитки. - Неплохо бы всю картину преступления восстановить, чтоб покрепче Сектанта этого фактами прижать. Никуда он от нас не денется - поймаем.
- Товарищи, может быть, ко мне? - подал голос Федотыч. - Я гуся ради дорогих гостей зарезал. Поужинаем...
- Не до ужина сейчас, - сказал лейтенант. - А вот допросить свидетелей у тебя можно.
Первым делом Федотыч сбегал за Верой Сипеловой. Вместе с Верой пришёл и её муж Витя по прозвищу Зятёк. Осокин хотел выгнать мужа свидетельницы, но тот упёрся и стал прекословить, дескать, его бабу любой дурак вокруг пальца обведёт, а он воробей тёртый. Вступилась за мужа и Вера.
- Я без него ничего не скажу, - поджала она губы и утёрла концом платка нос. - Он у меня умный и начитанный, не чета некоторым, хотя и выпивает...
У лейтенанта и без того голова трещала, поэтому он махнул на Зятька рукой. Свидетельница Сипелова сразу разговорилась.
- Клава каждый день на велосипеде в Сосновку ездила, - рассказывала она, часто поглядывая на Васькина, который вёл протокол, - а я письмо сыну написала. Насчёт того, чтоб приехал крышу помочь подлатать. Мой-то уже на крышу и не залезет. На днях полез нашест в курятнике поправить и...
- Потому что ты лестницу хорошую оттуда к сеновалу поставила, а в курятник подсунула гнильё, - не преминул вмешаться муж свидетельницы.
- А если б ты лучше за хозяйством следил, - проворно развернулась к мужу Сипелова, - а не книжки читал да о стакане мечтал, так и не было бы на дворе гнилья! Сколько раз тебя просила курятник...
- Хватит! - Осокин ударил ладонью по столу. - Не надо про курятник! Ближе к делу!
- Ну, вот, - обиженно шмыгнула носом свидетельница, - иду я к дому Клавы - почтальонши, а Федотыч у своей калитки стоит и спрашивает: куда, дескать?
- А меня Клава ещё вчера просила грабли ей починить, - вклинился в допрос и Федотыч. - Сенокос скоро. Я и подумал, что надо грабли сломанные у неё взять да узнать насчёт письма. От товарища по службе весточку жду.
- Короче! - опять ударил стол лейтенант.
- А чего короче? - развела руками свидетельница. - Мы вошли к ней, а она лежит сердешная...
- У дома никого не встретили?
- Нет.
Прасковья Петровна Проскурина, которая первой узнала об убийстве Барчуковой, тоже ничего нового для следствия не сказала. Слово в слово повторила то, что уже было известно. Васькин и эти показания записал. Пока шёл допрос свидетелей - стемнело, Федотыч зажёг керосиновую лампу. А в избе, между тем, как-то незаметно собралось почти всё население деревни. И теперь все смотрели из сумрака на освещённый лампой стол, где Васькин записывал показания, а рядом его тень ползала по стене жутким чудовищем. Когда лейтенант спросил Проскурину о Морёнове по прозвищу Сектант, заговорили все разом. Особенно плохого про подозреваемого никто ничего не сказал, но, без оговорок тоже не обошлось - и на солнце есть пятна: любил Сектант выпить.
- Запойный он, - подвела итог Вера Сипелова. - Недели две может не пить, а потом неделю квасит так, что хоть всех святых выноси. Сейчас у него второй день пошёл. Утром с моим уже причастились. Послала его за обувью, а он... Я своего, конечно, приструнила, а Сектант затаился. Сегодня утром всё тихо было, а иной раз и побуянит он. Мужик же... Не без этого. А пока не пьёт - тихий. Всё рисует или ботинки ремонтирует. Я, говорит, художник, только меня признавать не хотят, а сапожное мастерство - это, чтоб жить.
- Очень интеллигентный человек, - поддержал речь супруги и Зятёк. - Мы с ним много про местную историю рассуждали. У нас же тут барский дом был, а построил его Иван Васильев, а был этот Васильев, ко всему прочему прошу заметить, медальером...
- Понесло телегу по кочкам, - вмешался Федотыч, - ты, Зятёк, своей историей всем уж уши прожужжал. Уймись. Тут дело серьёзное, не до истории...
- А если я свой край люблю и всё историческое собираю? - никак не хотел униматься Зятёк. - Я, как с фронта пришёл, так всю жизнь прожил в родных пенатах, а тебя вот носило где-то ...
- Где надо, там и носило, - стал ерепениться хозяин избы, - а лекции эти твои уж всем поперёк горла...
- А ты мужика моего не замай, - вступилась за супруга Вера. - Насчёт барского дома он правду истинную сказал. Нюшка-то, почему Барчукова? Потому как прабабка её - сынка от барина нагуляла.
- Не от барина, а от офицера, - подала голос стоявшая у порога старушка. - Мне ту историю бабка в точности описала...
- Так, правильно! - недобро глянула на старушку Вера. - Сын барина тогда и был офицером, а когда он на войну уезжал, так подарил прабабке Барчуковой из-за большой любви...
- И ничего неправильно! - перебили рассказчицу сразу несколько голосов. - Не на войну он уезжал, а на ссылку!
- Какую ссылку? На войну! Ты ещё про клад расскажи!
- Чего не знаю, того не знаю, а что на ссылку - так это точно!
- Хватит! - закричал Осокин, у которого голова кругом пошла от такого гомона. - Попрошу освободить помещение!
- Вот и правильно, - поддержал гневный порыв лейтенанта Федотыч. - Разорались тут, словно галки на гумне. Давайте поужинаем, товарищи начальники.
На этот раз никто против ужина возражать не стал. Хозяин избы быстро собрал на стол. В центре стола Федотыч поставил большую сковороду тушеной гусятины с картошкой, рядом с пышущей жаром сковородой стояли миски с деревенскими разносолами. Не пожалел хозяин для гостей дорогих и графинчика с крепкой настойкой. Сыщикам эта настоечка как раз в пору пришлась. Желала утомлённая душа драгоценного ковша. Выпили, поели, потом Васькин с Федотычем разговорились о погоде, а лейтенант, уставившись в одну точку, думал. О чём думал сыщик никому знать не суждено. Чужая душа - потёмки. Но вдруг он мотнул головой и, глядя на председателя, сказал.
- Главное сейчас - выяснить мотив!
- В смысле? - нахмурился Васькин.
- Зная мотив, можно предположить дальнейшие действия преступника. А ну как мотива совсем не было?
- А такое бывает? - понизив голос, переспросил председатель.
- Бывает, - Осокин почесал лоб. - Предположим, он психически больной, и тогда никак не догадаешься - чего он дальше надумает делать. Может, он сейчас и не в лесу прячется, а ещё кого-то в деревне убивает...
В доме стало тихо-тихо. А на улице где-то далеко гремело.
- А ведь Сектант мог не только по психическому делу бабок наших оприходовать, - первым нарушил молчание Федотыч. - Иконами он очень интересовался, прямо до дрожи заходился, когда образ старинный где-то приметит...
- Соседка Барчуковой что-то говорила про икону, - посмотрел на хозяина избы председатель.
;- А я что говорю... Сам видел как он перед иконами трясся. И буйный Сектант во хмелю. Попробуй - откажи ему. Помню, как на второй день Пасхи он картины свои топором рубил. Вся деревня тогда к избе его сбежалась.
- Это плохо, - лейтенант посмотрел в окно. - Если у него началось обострение психическое, то не остановится он. На лекции по криминальной психиатрии профессор рассказывал, что за дебютом болезни начинается её развитие и сколько оно продлится - никто не знает...
На улице завыла собака. И где-то далеко сверкнула молния.
- А я, все-таки думаю, что Барчукову с умыслом убили, - тихо сказал Васькин. - Лотерейные билеты мне покоя не дают.
- А чего тут удивительного? - внимательно посмотрел на председателя Федотыч. - Зять ей их подарил. Об этом она всей деревне не раз хвастала.
- А почему два? По два никто не дарит... Не принято чётное количество чего-то дарить. А что если на один билет выигрыш большой случился? А?
- Корыстный мотив? - потёр переносицу Осокин. - Подходит. Только вот непонятно - за что почтальонку? У неё тоже билет был?
- Это я согласен, - председатель налил рюмки. - Не просматривается связь...
- Вот именно, - сказал лейтенант, - не похоже на корыстный мотив. Психически больной человек совершил преступление. И почерк один и тот же... Зверский почерк...
- Подожди, подожди, - Васькин подхватил на вилку солёный гриб, - а чего же он не всех подряд бил, если психический? Клавдия с Нюшей через четыре избы друг от друга жили...
- Может, заперто у других было, - пожал плечами Осокин. - Может ещё чего...
- Иконы он искал, - опять высказал свою версию и Федотыч. - Вы завтра проверьте у Бедовой иконы. У Сектанта от вида икон всегда глаза нехорошим блеском загорались и руки дрожали. Психически дрожали... А чего вы не едите, товарищи? Чего не выпиваете? Вы на меня не смотрите, я своё отпил...
Лейтенант с председателем выпили, поговорили ещё насчёт версий, но ничего нового не придумали, сговорились утром ещё раз провести осмотр мест преступления, позевали всласть и легли спать. А на улице где-то далеко гремело и сверкало.
Среди ночи их разбудил крик 'Пожар!'. Зарево било прямо в окна. Сыщики еле-еле разлепили глаза, выбежали на улицу и услышали крики.
- Дом Сектанта горит! Соседние избы спасать надо! Вся деревня сгорит! Крыши поливайте!
Огонь уже почти полностью охватил крыльцо. Кто-то разбил окно избы - и оттуда сразу же вырвалось пламя. Задымилась крыша. Люди вокруг пожара бегали с вёдрами. Осокин с Васькиным взялись поливать крышу: старушки подносили им вёдра с водой, а сыщики с размаху выплёскивали эту воду на крышу. Вода сверкала в отсветах пламени и обиженно шипела. Но всё это было - как мёртвому припарка. Крыши дымилась всё больше и больше.
- Соседнюю крышу надо поливать, - закричал кто-то. - Этот не потушить! Соседний дом спасать надо!
Из соседнего дома выносили вещи. Осокин с Васькиным перебежали к дому соседнему. Теперь они стали лить воду на эту крышу. Жара и здесь нестерпимая! С крыши поднимался пар. А, может, и дым... В горячке не особо разберёшь. И всё-таки это был уже дым! Никак у людей не получалось обуздать злобный огонь. И погубило бы жаркое напастье всю деревню, если бы не помощь с неба. Начался ливень. Теперь люди стали лить воду в окна горящего дома. А ещё с лестницы ломом наделали дыр в крыше. Дождевая вода полилась на чердак.
Через час пожар потушили, а вот ливень хлестал до рассвета. Заходить в выгоревший дом было жутко, но тут вызвался помочь Зятёк.
- Я после госпиталя в похоронной команде с год служил, - сказал он, ломая остатки обгоревшей двери, - и не такое видел. Зрелище в некогда жилой части дома оказалось ужаснейшим, но в протоколе Осокин записал только самую суть:
'На месте пожара обнаружен обгоревший труп гражданина Морёнова. Под трупом сильно повреждённые огнём фрагменты иконы, задняя часть фрагментов разбита в щепки. По одному из фрагментов гражданка Проскурина опознала в присутствии свидетелей Мятова и Сипеловой икону гражданки Барчуковой. Около стола найдены обгоревшие сапоги сорок пятого размера и остатки сумки почтальона. Основная версия пожара - неосторожное обращение с огнём потерпевшим в пьяном виде, что показали: водочная бутылка, стакан, обгоревшая бензиновая зажигалка и опрокинутая керосиновая лампа с разбитым стеклом'.
Когда сыщики пришли с пожара, Федотыч сразу проводил их в баню. После бани Осокин с Васькиным сели за стол завтракать. Сперва кусок в горло не полез, но Федотыч поставил графинчик настойки. После пары рюмок настойки дело с завтраком наладилось.
- Нормально всё в цепочку сложилось, - сказал лейтенант, закусывая картошкой. - Убил, иконы украл, испугался и в лес убежал, ночью вернулся за иконами, выпил и ... Жаль только, что не могу начальству всё в подробностях доложить. У Стешина глаза б на лоб вылезли.
- А мне всё-таки лотерейные билеты покоя не дают, - хмурил брови Васькин. - Держала же в момент убийства Барчукова газету. Почему?
- А кто ж её знает? - пожал плечами Осокин. - Может он внимание этой газетой отвлекал?
- Вот, - поднял вверх палец председатель, - внимание отвлекал. Значит, готовил преступление и не было никакой психической болезни... А ещё заметь: Верка Сипелова сказала, что позавчера запой у Сектанта начался. Понял? И газета тут не на последней роли? Не бросил он её в избе. И откуда ночью у него бутылка водки взялась? С умыслом всё...
- Что ты Иваныч лейтенанта смущаешь? - сказал Федотыч, ставя на стол кипящий самовар, украшенный рисунками старинных медалей. - Он такое дело раскрыл.
Видимо, хозяин избы хотел похвалить профессиональные качества сыщика, но не успел. Заскрипела и потихоньку открылась дверь. Разговоры за столом смолкли и все смотрели на нового гостя. На пороге топтался Зятёк.
- Может, ещё чем помочь, - сказал он, внимательно оглядывая стол. - Моя-то с остальными бабами к Барчуковой ушла. Снаряжать, так сказать, в путь последний. Вася Кривой домовину сладит и ...
- Чего ты всё тут вынюхиваешь, Зятёк? - набросился на нежданного гостя Федотыч. - Иди...
- Подожди, Виктор! - не дал прогнать Зятька Васькин. - А ты не знаешь, случаем, кто у вас тут 'Сельскую жизнь' выписывает?
- Да, многие, - топтался у порога Зятёк. - Всех и не упомнишь.
- А Барчукова выписывала?
- Нет, у неё с глазами плохо было. Не любила читать, а потому и газет не выписывала. Это точно.
- А ещё ты мне вот что скажи, - продолжил свой спрос председатель. - У Бедовой икона старинная могла быть?
- Нет, - махнул рукой Зятёк. - Однозначно! Она ж детдомовская, замуж за Ваську Бедова вышла. Царство ему небесное. А отец Васьки здесь главным комсомольцем считался, и он все иконы из дома сжёг. Его даже отец проклял. Потом, правда, простил. А у Клавдии икона стояла из новых. Я все старинные иконы в деревне знаю. У меня дома список есть...
- Чего топчешься? - толкнул плечом Зятька Федотыч. - Проходи да помогай. И наглый же ты человек... Глаза б мои на вас не смотрели...
Хозяин поставил на стол бутылку водки и вышел из избы, крепко хлопнув дверью.
Гость быстро подсел к сыщикам и стал подробно рассказывать о революционном прошлом родной деревни. Когда он дошёл до третьего председателя колхоза, зажглась электрическая лампочка.
- Свет дали! - подмигнул сыщикам Зятёк, наполняя рюмки. - Не обмыть такое дело - грех!
Лейтенант схватил телефонную трубку, но там снова облом. Ударив от досады кулаком по столу, Осокин выпил, встал, подошёл к комоду, взял одиноко лежавший там фотоаппарат и приказал.
- Хватит праздновать! Надо версию ещё раз проверить. Непременно мы должны понять - почему преступник убил Бедову? Стешин обязательно меня спросит... Иваныч, ты иди к Проскуриным и займись с их внуком фотографиями, а мы с товарищем Сипеловым пойдём ещё раз осмотрим места преступлений.
В красном углу избы Бедовой иконы не было. Около пустой полки висела лампада, лежали несколько свечей и высохшая веточка вербы. Версия с кражей иконы подтверждалась, но... Но для чего понадобилась злодею новая икона? Ценности она не представляла, а преступник из-за неё человека загубил. Зачем?
- А может он дом перепутал? - предположил Зятёк. - С пьяну... Когда я к нему утром за сандалетами пришёл, он уже прилично усугубил. Вполне мог перепутать. Пойдём, лейтенант, я тебе покажу список всех старых икон на деревне.
Дома Зятёк сразу же усадил гостя за стол, а сам полез в сундук и достал оттуда потрёпанную тетрадь. Пока краевед искал нужные места в своих записях, Осокин осматривался. И взгляд его остановился на странном газетном свёртке, лежавшем на краю стола. Мятая газета была с таблицей лотереи. Руки сыщика как-то сами собой потянулись к этой газете. Сыщик развернул её, на пол упали рыжие сандалии, но лейтенант на них и не глянул, внимательно посмотрел он на газетный лист и обомлел - на газете был оборван самый уголок. Осокин быстро раскрыл планшетку, достал обрывок, который он вытащил из руки убитой и приложил его к газете. Всё сошлось!
- Твоя газета? - спросил лейтенант Зятька, который как раз хотел начать перечисление старинных икон деревни.
- Моя? - переспросил Зятёк, внимательно разглядывая мятую. - Да, нет, вроде... Моя вон на серванте лежит. Мы вчера с Верой лотерейный билет проверяли... Не досталось ничего... Представляешь, на один номер серия не сошлась...
- Какой билет? - у лейтенанта лицо пошло красными пятнами от внутреннего напряжения.
- Нюра Барчукова ей подарила, - сказал Зятёк. - Вера ей капустной рассады дала, а та билет... Деньги зажилила. Но, это ерунда, ты лучше насчёт икон послушай. Вот смотри: самая старая у Ольги Ганиной. Тут дачник у Федотыча в прошлом году жил, так он сказал, что у Ганиной шестнадцатый век... А дачник тот - историк и дело своё знает...
- Подожди! - прикрикнул лейтенант на краеведа и поднёс ему к носу газету с таблицей. - Не до икон сейчас с дачниками! Твоя газета?
- Я ж говорю тебе, что не моя, - Зятёк выхватил у Осокина газету. - Я тебе сейчас скажу, чья она. На газете же номер дома пишут.
Место, где почтальон писал номер дома - тоже было оборвано.
- Незадача, - Зятёк почесал затылок и оживился. - Слушай, так мне, поди, Витя Сектант в эту газету вчера сандалии завернул. Отремонтировал и завернул. Он всегда всё заворачивает. Как же я сразу-то не сообразил? Я же тебе говорил, что утром пошёл к нему, чтоб обувь из починки забрать. Там Вася Кривой был... Ну, мы на троих пузырёк и... Потом мы с Васей услышали крики у дома Бедовой и пошли туда...
Ещё одно несомненное доказательство вины Сектанта подтолкнуло мысли лейтенанта к идее, что почтальонку Бедову убили не из-за иконы, а из-за газеты. Преступник не сразу заметил, что угол газеты оборван. Хотел вернуться, но около дома соседки убитой разгружали обрезки. И Сектант решил заметать следы. У Бедовой имелся список всех подписчиков 'Сельской жизни', а с тем списком найти владельца газеты - проще пареной репы. А ещё, взяв список, можно рваную газету на целую подменить. Икону же преступник взял, чтоб пустить следствие по ложному следу. Теперь вся мозаика сложилась: преступник позарился на старинную икону, пришёл к Барчуковой с газетой, дескать, проверяй билеты, а когда она с газетой подошла к окну, так он её и..., но тут коварный план нарушил обрывок, оставшийся в руке убитой. Этот обрывок подписал смертный приговор и Бедовой. Всё сходилось, но лейтенанта насторожило обилие улик и кое-какие несуразицы. Например, преступник из-за газеты убил человека, а потом в эту газету завернул сандалии. Мог, конечно, во хмелю, но никак не вязалась эта оплошность с заранее спланированным преступлением. Преступник должен был газету как можно скорее сжечь или... Или подсунуть её кому-нибудь другому. А этот другой не сможет доказать своей невиновности. А кто не сможет доказать своей невиновности? Покойник. И вот тут у Осокина впервые зародилось подозрение, что его кто-то умело водит за нос. А с чего всё началось? Со следа сапога!
- Пошли к Барчуковой, - скомандовал лейтенант Зятьку.
По деревенской улице шёл худощавый старик с плотницким ящиком в руке, а за ним с десяток старушек.
- Кто это? - спросил сыщик у Зятька, кивнув в сторону старика.
- Вася Кривой. Пошли они Клавдию Бедову снаряжать...
В центре избы Барчуковой стоял стол. На столе гроб. Увидев гроб, Осокин остановился, хотел выйти на улицу, но столкнулся с Зятьком и быстро взял себя в руки. Негоже лейтенанту свои слабости посторонним показывать. Начали повторный осмотр. Первым делом Осокин встал на колени и стал разглядывать следы от сапога. На этот раз он быстро смекнул, что всё это инсценировка. Даже, если бы злодей случайно наступил на лужу крови, то следы непременно повели бы к красному углу избы - где висела старинная икона. Хотя, у преступника мог быть и сообщник. Но и следов большой лужи крови на полу тоже не видно. И когда эта кровь натекла, чтоб в неё вступить сразу после убийства? А вот следы сапога - точно кровавые. Откуда могла на сапоге взяться кровь? Но это пока вопрос второстепенный. Главные же вопросы: был ли у Сектанта сообщник или кто-то один усиленно старается изобразить Сектанта кровожадным злодеем. В любом случае - преступник сейчас в деревне.
' А чтоб его вывести на чистую воду, - думал сыщик, глядя на след кровавого сапога, - надо знать мотив. Ни психическое заболевание, ни кража старинной иконы на мотив этого преступления не очень похожи. Скорее всего кража иконы - это инсценировка. Преступник, к примеру, дал Морёнову водку с ядом и повесил на дом замок, ночью пришёл, положил под труп икону, чтобы она ни в коем случае вся не сгорела полностью, и поджёг дом'.
- Славную полочку Федотыч сварганил, - сказал Зятёк, поправляя горящую лампаду около икон. - Красота.
- Какую полочку? - на секунду отвлёкся от своих мыслей лейтенант.
- Да вот эту, - краевед показал пальцем на светлую полку в углу с иконами. - Нюра никого к иконам не допускала. Уж как её дачник-историк уговаривал, чтоб в руках икону подержать - не позволила. Зять её как-то раз потянулся к этой иконе, Нюра его так отсобачила, что он до ночи на задворках курил и в избу войти оспасался. И только когда старая полка сгнила, Федотыча к иконам допустила, но не отходила от него ни на шаг.
- Почему?
- Кто ж её знает? Странная она была. Тихая, почти ни с кем не разговаривала. И замуж не вышла...
- Подожди, - остановил краеведа сыщик. - А Проскурина говорила, что у неё дочь недавно гостила...
- Так это приёмная. Вроде, родня она какая-то, вот её Нюра и удочерила. Вообще, странные эти Барчуковы. Всегда они бирюками жили. Я думаю, что это из-за клада всё.
- Какого клада?
- У нас тут эта история из поколения в поколение передается. Говорят, что барин наш последний очень пробабку Барчукову любил и отдал ей все семейные ценности. Мы все думали, что всё это - враньё, легенда, так сказать, но прошлым летом историк этот, который у Федотыча квартировал, меня просветил. Он рассказал, что пращур барина - Иван Васильев служил медальером в монетном дворе ещё при Анне Иоановне. Делал штампы для монет, и позволено ему было первые монеты с этих штампов себе забирать. Даже золотые. Эти монеты и были у бар здешних наипервейшей ценностью. Это в мемуаре каком-то прописано. А на полюбовнике пробабки Барчуковой их род и пресёкся. Монет до сих пор и не нашли. А они теперь огромных денег стоят. Это мне всё историк рассказывал, и журнал давал почитать, где об Иване Васильеве написано.
- Какой журнал?
- 'Советский коллекционер'. Там про марки пишут, про открытки, про значки, про монеты.
- А Мятов о кладе знал? - спросил лейтенант, вспомнив книгу о монетном дворе с комода Федотыча и разговоры Васькина за столом о марках, об открытках и значках. А потом - и книга и журнал с комода пропали.
- А как же! Федотыч мужик ушлый. Он же по связи в лагере исправительном служил и много чему там у сидельцев научился. Он мне сам как-то хвастал. Раньше к Барчуковой на выстрел пушечный не подходил, а с прошлого лета: и загородку ей починил, и пень на огороде выкорчевал, и дров наколол, и вон какую складную полочку для иконы смастерил...
- Подожди, - остановил Зятька Осокин. - А помнишь щепки с задней стороны иконы, которую ты из-под мёртвого Морёнова достал?
- Ну...
- А мог ли в этой иконе быть тайник?
- Вполне, - почесал затылок местный краевед. - Так вот где Нюра монеты хранила!
- И Мятов это понял, когда икону на новую полку ставил, - перешёл на шепот сыщик. - Слишком тяжелой икона была, вот он и сообразил. А если так, то и со следом кровавым всё ясно - кровь гуся на сапоге. Его Мятов рано утром зарубил. Ему надо было сразу следствие по неверному пути пустить. И ещё я заметил: как только речь о местном помещике заходила, он сразу разговор в сторону уводил. И версию с иконой он нам подсказал... Только...
- Что только?
- Всё это слова, их к делу подошьёшь.
- Незадача, товарищ лейтенант, - послышался с порога голос Васькина. - Ничего у нас с Игорьком не получилось. Засветили плёнку...
- Ладно, - махнул рукой лейтенант. - Ты, Иванович, сходи сейчас к Федотычу и попроси у него пилу с топором. Скажи, что нам половицу со следом сапога надо для экспертизы вырезать.
Когда председатель сельсовета ушёл, Осокин стал что-то нашёптывать на ухо Зятьку. Выслушав лейтенанта, краевед кивнул и ушёл. На крыльце он столкнулся с Васькиным и Мятовым.
- Чего тут надо вырезать? - порога поинтересовался Федотыч.
- Вот этот кусок доски, - сыщик показал пальцем на отпечаток сапога.
- Тут надо пол вскрывать, - Федотыч почесал щёку и оглянулся сперва на гроб, потом на горящую лампаду. - А при покойнике, как-то не по-людски это. Давайте, вот что сделаем, как Нюру хоронить понесут, так я вам хоть все доски вырежу.
- Все не надо, - покачал головой Осокин, - только вот этот кусок. Ладно, давайте его сейчас тряпками закроем, а потом вырежем.
Вечером Федотыч опять потчевал гостей настойкой, но те отказались, сославшись на усталость.
Средь ночи разбудил сыщиков частый стук в окно и истошный крик.
- Поймали!!!
Когда сыщики прибежали к дому Барчуковой, там их встерили Зятёк и его жена. Рядом с крыльцом сидел связанный Федотыч, а у ног его стояла канистра с керосином. Хотел он избу Барчуковой сжечь, чтоб гусиную кровь с половиц изничтожить.
Вот так лейтенант Осокин вывел на чистую воду хитрого кровожадного злодея.