Так начиналось абсолютно каждое утро, не исключая сегодняшнего. А как ещё оно могло начаться в психбольнице? Я села на кровати. Игорь Михайлович, местный Наполеон, уже успел проснуться, и ему явно что-то сильно не нравилось.
- Где я??? А ну-ка, ты, на колени!
Ага, значит, опять приступ у старого шизофреника. Ничего нового!
Я вышла в коридор. Как мне надоела вся эта бессмысленная однообразность жизни! Вот именно поэтому я здесь, в психлечебнице. Я не собиралась жить после прыжка с шестого этажа, но получилось так, что я упала в сугроб и отделалась парой переломов и лёгким испугом. Сейчас мне остался какой-то час до выписки. Представляю, как меня будут пилить родители, когда я вернусь домой... или не вернусь? Всё зависит только от меня. Надо сказать, сейчас я чувствую себя ничуть не лучше, чем в момент того самого прыжка. Но нужно притвориться здоровой, чтобы, наконец, сбежать из дурдома. Сигареты у меня забрали, когда только регистрировали, полгода назад. Или уже даже год... столько времени прошло, что и не вспомню. Но время не унесло с собой беспробудной трёхлетней депрессии и желания разбить вдребезги своё тело вслед за душой. Хоть плеер оставили, и это давало немного сил и надежды. Надежды дожить до выписки...
Я порылась в халате и достала из кармана самую дорогую моей душе вещь - mp3 плеер простейшей модели, купленный мною на накопленные деньги. Как же, однако, хорошо, что я решила помереть с музыкой, иначе пришлось бы мне сейчас поклоняться Наполеону. Я была безумно рада видеть своего лучшего друга рядом с собой в такую трудную минуту. Сев на подоконник, я на секунду задумалась и нажала на play.
За окном было солнечно - конец мая, как-никак! Даже решётка не помешала мне любоваться летней погодой. Во дворе гуляли пациенты больницы, на редкость спокойные и тихие. Это предвещало нечто хорошее, хотя в тот момент я в такую фигню не верила.... Плеер орал голосом Пургена, что жизнь бессмысленна. "Помолчи хотя бы пять секунд" - мысленно шепнула я ему, нажимая кнопку OFF. Осталась одна, без друзей и поддержки.... Казалось, только он меня и понимал в тот момент, но мне просто хотелось хотя бы на пару секунд надеть те самые розовые очки, которые просто перенесут меня в другой мир с другими законами. Законы.... Надоело жить по законам! И опять по старому кругу. Я здесь. Ничего не исправить, никого не вернуть. Родители давно в разводе. Отец в другом городе, живёт с самой настоящей истеричкой-собственницей, считая, что она лучше всех на свете, и что она знает, что значит для олдового панка слово свобода. Мама же до сих пор пытается сделать меня такой, как все: женственность, холодная улыбка, отточенные движения.... Поначалу я даже считала это забавным, мне тоже хотелось нравиться окружающим меня людям. Но так было только в то время, когда всё было на своих местах. Ведь тогда меня можно было назвать примерной девочкой, я всегда слушалась родителей, была чуть ли не лучшей ученицей в классе, никогда ни с кем не дралась, не имела никаких врагов. А что осталось от этого всего лишь через какие-то жалкие три года жизни? Да ничего! Молодые родители прячут от меня своих маленьких детей за спины, а сама я, никого не стесняясь, хожу с сигаретами и пивом в руках, на учёбу забила и с радостью бы поубивала всех, за редким исключением, своих одноклассников. Да и вообще, я не знаю, почему я решила убить именно себя, а не их... может, просто не хотела никому зла? Очень странно... Может, это и есть то, что осталось от тех самых счастливых времён? Сострадание к идиотам? Всё может быть....
Внезапно я поняла, что кто-то стоит позади меня. Вероятно, резкое торможение головой о плотно лежащий снег при довольно большой скорости сильно повлияло на состояние моей психики. Скорее всего, я здесь и из-за этого тоже, причём в большей степени. Я развернулась и увидела перед собой фальшиво улыбающегося Геннадия Юрьевича, нашего лечащего врача. Наверно, он увидел в моих глазах некое удивление, поэтому решил начать разговор.
- Светочка, у меня хорошие новости! Ты можешь ехать домой! Забирай свои вещи и спускайся, твоя сестра ждёт тебя.
Ой, вот только Лизки мне и не хватало! Что это вдруг могло привести сюда за мной мисс Великую Антимелочь всех времён и народов? Вроде бы не нужен повод для прогула лекции, выходной ведь. Да и мама вряд ли стала бы просить её об этом. Хотя за время моего пребывания в психушке многое могло измениться. Но только не характер этой стервы, доставшийся ей в наследство от мамаши. Лиза была моей сводной сестрой, что только усложняло ситуацию. Мне же не было дано другого выхода, так что пришлось смириться с печальной действительностью и пойти за одеждой.
Быстро одевшись, я вышла в холл. Перед глазами предстала девушка лет девятнадцати, с виду казавшаяся милой. Мало кто мог даже подумать о том, каково её истинное лицо! Мгновенье назад улыбавшаяся молодому охраннику Лиза, наконец, соизволив заметить "то, зачем Она пришла", недовольно посмотрела в мою сторону, мол "опять ты мне всё испортила, маленькая дрянь!", но всё же подняла пятую точку с красного кожаного кресла и показала мне украшенным дорогим кольцом пальцем на дверь. Это означало "иди вперёд, тупая скотина!"
Мне ничего не оставалось, кроме как повиноваться. День обещает быть жестоким! Но мне привыкать уже не нужно...
- Вы только посмотрите, КАК она одета! Нет, это просто немыслимо! Боже, хоть бы никто из моих знакомых не увидел меня вместе с этой полоумной!
Ух-ты, теперь Лиза сможет усовершенствовать свою лексику! Вот это да! Прогресс...
- Так объясните мне, пожалуйста, Елизавета Сергеевна, где же связь между моим интеллектом и тем, что на мне надето?
Видимо, она хотела, чтобы я молча выслушала её причитания, не ставя под сомнение умственные способности. Лизины глаза стали просто огромными, ноздри расширились, из-за полных губ показался белозубый оскал. Она молча, но с явным отвращением, схватила меня за руку и быстро перевела через дорогу, словно бы я не смогла сделать этого сама.
- С меня хватит! Я забрала тебя из дурдома, а ты ещё смеешь огрызаться?! Да ты мне по гроб жизни должна быть благодарна! Хотя я знала, что мне очень не повезло, когда мы тянули жребий, и мне пришлось тебя забирать!
Не дожидаясь моей реакции, Лиза перешла дорогу обратно и направилась куда-то в сторону торгового центра. Значит, там, дома, никто не хочет меня видеть? Наверно, оно даже к лучшему.... Пойду, куда глаза глядят, будет у меня жизнь бродяги. Весьма романтичный "end of this story"...
Внезапно мой мозг озарила какая-то искра. Слева от меня двое скинхедов добивали парня в широких штанах и круглой бейсболке, один из них что-то искал в карманах камуфляжных штанов. "Нож!" - быстро мелькнуло у меня в голове. Нельзя терять последнего шанса, дарующего смерть, как раз, может быть, спасу жизнь человеку, который, в отличие от меня, ещё не потерял интерес к ней. Я в два прыжка оказалась на нужном мне месте, успев нащупать в кармане потёртых джинсов ножик.
Наверно, я слишком громко преодолевала расстояние между мной и артистами, участвовавшими в этой, простой на первый взгляд, сценке. Каждый из этой "спокойной" тройки испуганно посмотрел на меня. Все молчали.
Наконец один из бритоголовых очнулся.
- О, это к нам! Присоединяйся к чистке страны от америкосов! - он со всей силой пнул ногой полуживого репера.
Я мельком посмотрела на свое отражение в витрине. Короткие черные волосы без каких-либо кудряшек плавно ложились на плечи. Жилетка с косым воротом, майка с нецензурным словом, старые, изношенные джинсы, держащиеся лишь стараниями тридцати пяти нашивок с панковскими символиками. Да уж, очень похоже, что я сильно не люблю реп и всё, что с ним связано. Но я сюда пришла совсем не для того, чтобы говорить о своих вкусах, а для того, чтобы спасти "мусор" от "страны".
- Не, ребят. С радостью бы к вам присоединилась, но, пожалуй, на правах его сестры, добью его дома. А сейчас извиняйте, но мама сильно хочет отправить за хлебом именно его.
- Ну, что ж, забирай, - подал голос второй скинхед, пару секунд назад искавший нож в кармане, - думаю, ты точно не дашь ему сбежать.
Оба они развернулись и пошли к остановке, видимо, за пивом. Парень, которого мне пришлось представить им своим братом, лежал на земле, не в силах подняться. Я присела на корточки и посмотрела ему в глаза. Испугался... срочно надо его разговорить.
- Ты давно их знаешь?
- Нет, впервые вижу. Я вообще слабо представляю, где я нахожусь. Помню только первые пять бутылок.
Я огляделась вокруг. Этот город был мало похож на Тулу - слишком большой и чистый. И тем более, раз уж забирать меня пришлось именно Лизе, то...
- Точно знаю только город - мы в Москве.
- Так, уже хорошо, что не так далеко загулял. А сама ты откуда будешь?
- Из Тулы.
- А, ну так я ведь тоже оттуда!
- Ага, уже радует.
Из моего кармана послышался хохот. Это была единственная мелодия в моем телефоне, которую можно было поставить на звонок. Давно он у меня молчал, чему я несказанно радовалась. Но сейчас надо было доставать его и отвечать на звонок...
- Алло.
- Свет, ты уже у папы? - телефон заговорил маминым голосом.
- Нет, Лиза оставила меня где-то около больницы и пошла в торговый центр.
- Да уж.... Этого и следовало ожидать. Ты сейчас далеко от больницы?
- Не особо, только дорогу перешла, сейчас стою возле метро.
- Хорошо, тогда спускайся туда и езжай на Пражскую. Мы с дядь Серёжей тебя ждём.
Мама отсоединилась.
- Слушай, у тебя деньги на метро при себе?
Парень сунул руку в карман.
- Да, вроде хватает.
- Короче объясняю план действий: сейчас едем на Пражскую, оттуда встречаем моих предков и едем домой. Ты как?
- Видимо, блеск.
- Отлично, тогда спускаемся.
В подзёмке была куча автоматов с различной фигнёй, и один из них оказался аптечным. У меня в джинсах лежали сто рублей и билет на одну поездку. Я быстро подошла к машине и дала команду. Вскоре оттуда высыпались вата, зелёнка и сдача. Затем я двумя метровыми шагами догнала его. Странно как-то получается, я ведь даже имени его не знаю. Но это, скорее всего, исправимо.
- Вот, это тебе в качестве подарка на днюху, - я протянула ему "награбленное"
- Ой, вот спасибо, - он улыбнулся, - а ты откуда про днюху знаешь?
- Простое совпадение... и бухать надо меньше! - мне очень многого стоило сдержаться от смешка.
В вагоне не было почти никого. Разве что пара старушек с газетами и вязанием. Мы, разумеется, сели. Я вручила своему возможному собеседнику зеркало, и он приступил к самолечению.
- Ты смотри, хуже не сделай. Давай-ка, с толком, с расстановкой!
- Да ты не парься, всё хорошо будет! И не в такое влипал. Кстати, спасибо тебе, что не прошла мимо.
- Пустяк.
- Знаешь, как-то оно некрасиво получается. Вот ты меня спасла, а я и имени твоего не знаю даже. Тебя как зовут-то?
- Света.
- Красивое имя... Я Костя. Очень приятно познакомиться.
- Что ж, взаимно.
- А ты где живёшь?
- Если ничего не изменилось, то в Пролетарском, на Кирова.
- Таких совпадений не бывает! Ну разве что я недавно переехал.
- Очень даже любопытно.
- Вот и я о том же.
До предков добрались без лишних приключений. Уже начинало темнеть, так что, скорее всего, мама сразу отправит меня в кровать. Пока мы ехали, Костя успел у меня выпытать не только имя, но и номер аськи и телефона. Я, наверно, даже была рада такому повороту событий. Вот если бы Лизка меня не бросила, возможно, он бы долго не протянул...
И тут полёт мыслей был прерван. Кто-то коснулся моего плеча. Я обернулась.
- Свет, ну мы что, едем? Ой, здравствуй, Костя. А ты тут как оказался? И что у тебя с лицом?
- Тёть Лен, это очень долгая история. Просто слишком весело отметил день рождения...
- Поняла, не продолжай, - педагогично, по профессиональной привычке, мама дала ему возможность помолчать, - Рада, что вы уже знакомы. Света, это наш новый сосед по этажу. Помнишь тётю Яну, к которой ты ходила в детстве? Она решила переехать.
- Но почему?
- Пожалуйста, давай не будем об этом.
- Хорошо...я поняла, почему, - я посмотрела маме в глаза и прочитала в них свои мысли. Она чуть грустно кивнула. Многие люди не хотят соседствовать с выжившими самоубийцами...
К нам подошёл заметно похудевший, видимо, окончательно отученный от привычки пить пиво Сергей - бывший муж Лизиной мамы и мой нынешний отчим. Вообще, весело у них получилось - обе пары развелись почти одновременно, и звенья поменялись местами. Никогда не переставала удивляться всему этому каламбуру, да и вообще жизни. Кто-то куда-то зачем-то падает, разбивается, чуть ли не насмерть, этого кого-то пытаются откачать. В результате тот, кто просто не удержал равновесие, умирает, а тот, кто приложил усилие к тому, чтобы как следует перегнуться через карниз, оттолкнуться, отцепить провод для наушников от окна соседей снизу, размахивал в воздухе руками и ногами, чтобы хотя бы головой попасть на менее заснеженный кусок асфальта, остаётся в живых. Странно это всё!
- О, Светка! Жду - не дождусь момента, когда злобный дядь Серёжа начнёт тебя мучить! - Сергей подмигнул мне, - Лен, ну мы как, едем?
- Ну раз уж все в сборе.... Возьмём с собой нашего гуляку Костика? - мама потрепала мальчика по голове.
Костя чуть заметно покраснел. Затем мы все дружно погрузились в машину и тронулись в путь. По дороге мама о чем-то тихо болтала с Сержем, Костя сидел молча, а я очень быстро заснула, уронив голову ему на плечо. Надеюсь, никто не понял этого не правильно...
Часть вторая: воспоминания
Некоторое время после потери сознания как такового вследствие удара головой о лёд я не видела совершенно ничего. Быть может, это много кому знакомо: человек засыпает так, будто утром он уже не проснётся. И даже если он действительно не хочет просыпаться, он всё равно проснётся, потому что его час ещё не настал. А когда же этот час настанет, больше всего на свете этот самый человек будет любить жизнь и хотеть жить. В этом, как я считала, заключался весь смысл величайшего закона подлости. Однако всем был известен лишь закон, но не его автор. Вероятно, этот самый великий закон первым делом повлиял на автора. И вполне возможно то, что тот самый автор хотел жить, причём не просто жить, а жить красиво, став богатым и знаменитым. Скорее всего, он был человеком далеко не глупым, но, придумывая очередную умную фразу, он не предугадал её последствий. Ясно любому то, что сейчас он, конечно же, беспокойно ворочается в уютном на первый взгляд гробу, спя беспробудным вечным сном. Конечно же, так никто и не узнал его как автора или интеллигента-юмориста, ведь это и есть закон подлости, передающийся из поколения в поколение через ДНК, из уст в уста, от семьи к семье, от общины к общине. Но его автор был успешно забыт как какой-нибудь сумасшедший старикан, несущий бред на пороге смерти. И этот его бред запомнил и после присвоил какой-либо медбрат или же младший родственник, так же похороненный народом физически и духовно. Вероятнее всего то, что я ошибаюсь по этому поводу, так как совсем недавно меня саму вызволили из психбольницы, едва ли тут же не вернув обратно. И если бы кто-то мог услышать мои мысли, он мог бы смело стать Лизиным единомышленником. И исполнению их желанию не могло бы помешать даже наибольшее сопротивление, которое я могла бы оказать, ведь я всего лишь слабая девчонка, которая не любит и не умеет драться. Разумеется, сопротивление подобной девушки силе пары-тройки мускулистых санитаров показалось бы простым людям более чем смешным. Но почему именно я? Почему я думаю не так, как обычный человек? Психологическая травма? А может быть, невзаимная первая любовь? Или я всего лишь-то жертва переходного возраста? Но нет, через этот возраст прошли все, а никто так и не прыгнул из окна первого этажа, не порезал бумагой вены, не утопился в сливном бачке унитаза, не попытался отравиться йогуртом, купленным накануне. Одна я - почти ангел где-то в корнях своих, дружелюбная, добрая и отзывчивая девочка лет десяти и сущая чертовка во плоти, ненавидящая всё и вся, у которой не может быть и мыслей о друзьях или о ком-то более дорогом в свои неполные четырнадцать. Кто мог бы только подумать, что это всё - один и тот же человек? Однако, я слишком ничтожна для внимания учёных, проводящих опыты над крысами и обезьянами в клетках. Это не могло не радовать меня, ведь это обещало мне состояние относительного покоя. Хотя о каком, нафиг, покое может идти речь, когда меня в самом детстве настигает широкая чёрная полоса, длящаяся чуть ли не до совершеннолетия, как можно было бы предположить. Наверно, вам было бы интересно узнать, почему же я считаю этот период чёрной полосой, зачем я прибегаю к подобным аллегориям и для чего я, наконец, совершила этот завершающий, как мне казалось прыжок? Всё это было бы так просто, если бы не было так сложно. Конечно же, одной слабой душевной раной резко опуститься в такую глубокую яму было бы невозможно или хотя бы просто глупо. Здесь не обошлось без множества плавных переходных мостиков через реку Ересь, в сторону деревни Ада, расположенной близ горы Смертоносной. Как раз через эти самые мосты и катили вымытую в смоле бочку, внутрь которой силой запихали обескрыленное существо, которое когда-то могло быть как мухой, так и особью из ангельского сообщества. За время почти четырёхлетнего пребывания в такой бочке белый наряд его изорвался и почернел навсегда, небесно-голубые глаза из-за слёз поменяли свой цвет, золотые кудри превратились в прямые чёрные сосульки, из макушки стали пробиваться острые рога цвета запёкшейся крови, видимо, вместо огромных белоснежных крыльев. Но зачем надо было так пытать даже не человека, а ангела в людском обличье? Кому это могло понадобиться? И почему же те, кто в душе не желает никому ничего кроме зла, страданий и боли, называют себя ангелами, а жертвы их, тихо плача ночами, продолжают мирно терпеть их издёвки в ожидании лишь скорого спада "ангельского", как будто бы праведного, гнева, прося сатану восстановить справедливость? На самом же деле всё намного проще, чем может показаться на первый взгляд: всё дело в уровне наглости и высоте самооценки того или иного существа. Да и самооценка играет далеко не самую главную роль. Если человек умён, добр и обладает другими хорошими качествами при отсутствии наглости, он всё равно не сможет пробиться в люди, а будет лишь пресмыкаться перед нескромной и нахальной элитой общества. Это простое правило давно известно людям, прошедшим через все трудности переходного возраста без посторонней помощи, то есть в абсолютном одиночестве. А особенно хорошо подобные законы и правила усваиваются в компании тяжёлых воспоминаний о предательствах, мыслях об элементарной несправедливости и просто осознаний того, что ты теперь очень нескоро увидишь того, кто был так дорог тебе когда-то. Например, тот же отец. Мне никогда не было понятно, почему же он так просто сбежал от трудностей, словно он не является мужчиной. И вообще, в нашей семье никто не лишал его свободы, но никто и не говорил ничего из рода "я дарую тебе свободу!". Но нет, обязательно на горизонте должна появиться некая женщина, которая окажется даже чуть старше и намного ужасней на вид, чем его жена. Она окажется всего лишь-то более наглой, способной сломать несколько жизней одновременно только ради исполнения своего малейшего каприза: "хочу, хочу, заверните, забираю!". Разумеется, получая, как ей самой кажется, то, что принадлежит ей по праву, она, не задумываясь, пообещает вольной птице свободу, запирая её в тесную клетку с железными прутьями. И когда-то умная птица лишь влюблённо кивает головой, быстро, но очень плавно и незаметно теряя рассудок. Она наивно верит новой хозяйке, которая говорит ей, что она и кормит лучше, и полетать по квартире отпускает чаще, и клетку чистит тщательней. Ежу понятно, что всё это неправда, но влюблённая птаха слепо верит своей наглой и властной хозяйке. Конечно, есть вероятность, что когда-нибудь птичка случайно разобьёт свои розовые очки, и ей откроется вся неприглядная правда её новой жизни. И рано или поздно это должно случиться. Тогда птица вспомнит, что когда-то у неё было куда больше свободы, но теперь дороги назад уже нет: просторная клетка старой хозяйки давно заржавела где-то в куче мусора или на дне океана, а больная, отощавшая птица, у которой когда-то очень давно было много ярких перьев, больше не нужна никому. Одно из свойств беззаветной любви - это полная потеря рассудка и слепое доверие предмету воздыханий, человеку, которому не важно, что любящее его существо будет страдать, узнав горькую правду о том, что им лишь воспользовались для причинения страданий другому...или же другим. Но кому это будет важно через пару десятков лет?
Конечно, трудный подросток, так сильно переживающий по поводу переезда одного из родителей в другой город, всё же вряд ли станет пытаться покончить жизнь самоубийством. Но не прошло и времени, которого было бы достаточно для отрезвления мыслей и прихода в себя, на горизонте появился ещё один человек. На сей раз, он заглянул в душу ко мне. Его тоже звали Костей. Именно он помог мне справиться с трудным периодом в жизни при помощи разрушительного, но такого солнечного музыкального жанра, как рок. Совсем скоро мы стали лучшими друзьями, постоянно помогавшими друг другу в трудную минуту, а затем начали встречаться. И вроде бы всё нормально, даже хорошо, но не обошлось, как и во всех добрых сказках, без лучшей подруги. Катя была очень похожа на меня по характеру, но по внешности она была полной моей противоположностью: с виду она была больше похожа на ангелочка со стандартными для него золотыми кудрями и голубыми глазами с длинными и пышными ресницами. Я же к тому времени успела перекрасить волосы в сине-чёрный цвет, а мои шоколадные глаза, как не странно, никогда не имели злобного оттенка. Мы очень часто гуляли по городу втроём и никогда не ссорились, поэтому я ни в коем случае не ожидала подвоха, доверяя как Костику, так и Катюхе. А подвох всегда приходит только тогда, когда его ждёшь меньше всего. В тот снежный ноябрьский день я пребывала в очень хорошем настроении: конечно, телефоны на улице не каждый день или даже год под ноги попадаются. В предвкушении чего-то хорошего я в припрыжку побежала домой окольными путями. Но за углом одного из гаражей меня ждал небольшой сюрприз: там были Катя с Костей. Стоя очень близко друг к другу, они, конечно же, не замечали меня. Без малейшего желания видеть продолжения, я отвернулась и быстро побежала в сторону дома. Не помня себя и того, как я поднялась в квартиру, я почти машинально открыла дверь ключом, после чего им же зачем-то её и закрыла, бросив по старой привычке связку на зеркало, стоявшее в прихожей. Я как всегда разулась, сняла куртку и пошла мыть руки, не отдавая себе отчёт в своих действиях. Затем я прошла на кухню, открыла холодильник, достала оттуда что-то такое, что никогда не могло являться моим любимым блюдом и, очень быстро прожевав кусок копчёного мяса, отправила его внутрь себя. После данной процедуры я направилась в свою комнату с единственным вопросом в голове: "как он мог?". Я совсем не помню того, как я открыла нижний ящик своего письменного стола и вытащила оттуда привычное и родное мне чудо техники - маленький хранитель музыки с огромным количеством музыки. Включив его, я запустила нашу любимую песню. В почти бессознательном состоянии я прошла на балкон и открыла окно лоджии. Посмотрев вниз, я со скоростью света поняла, что должна сделать для того, чтобы перестать думать обо всём на свете. Переместив табуретку ближе к окну и встав на неё, я ещё раз посмотрела на загрязняющие воздух заводы, находящиеся где-то вдалеке, на машины, нарушавшие разметку и столь упорно нарывавшиеся на столкновение и, наконец, я бросила короткий взгляд на тропинку, пролегающую между стройкой и моим домом, которая вела во двор через арку. По этой самой тропинке медленно шли за ручку Костя с Катей. В этот самый момент я чуть не упала назад, но, сделав над собой усилие, я встала на оконную раму, взявшись руками за её края и высунув голову вперёд. Тогда вся моя жизнь промелькнула передо мной где-то там, в подсознании. Я прекрасно осознавала, ЧТО я сейчас сделаю, и ЧТО от меня останется через каких-то пять секунд. Но я ничуть не сожалела о том, что я вот-вот сделаю. Итак, шаг и...нет, пока ещё не полёт. Я благополучно зацепилась капюшоном толстовки за железобетонный крючок соседей с пятого этажа, на котором должно было висеть что-то вроде детских санок. И вот капюшон успешно отцеплен. Теперь полёт, о котором я ни на долю секунды не пожалела и во время которого я так и не успела передумать и захотеть жить. Внезапно я почувствовала резкую боль, калечившую тело и убивавшую душу. Затем послышались спешные шаги, голоса и крики. "Светка!!!", "А кто это такая?", "Что это с ней?", "И часто у вас тут так прыгают?", "Сейчас позвоню 03!".... Голоса постепенно утихали, но я всё равно слышала их, при этом, не переставая чувствовать боли в рёбрах, но не в затылке. Я довольно хорошо помню, как меня погрузили на носилки и положили в машину с мигалкой, увозя куда-то очень далеко.... Но вскоре я закрыла глаза и прогрузилась в темноту. А больше я так ничего и не вспомнила ни за всё время пребывания в лечебнице, ни за тот единственный день, проведённый на свободе.