Есауленко Татьяна Владиленовна : другие произведения.

Смотрите в корень, господа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Татьяна Есауленко

Смотрите в корень, господа.

   По булыжной ухабистой дороге вечности, переваливаясь с бока на бок, медленно тащилась старинная карета, с трудом пронизывая временные потоки; внутри, откинувшись на мягкие подушки, важно восседал маленький человечек в черном смокинге и в высоком цилиндре; его короткие перекрещенные ноги в лаковых туфлях не доставали до пола кареты; в руках человечек держал украшенную самоцветами табакерку; он периодически запускал в табакерку руку и, захватив щепотку табаку, с удовольствием подносил ее к носу, громко и с наслаждением чихая. -Аапчхи, апчхи, ну вот, извольте в этом меркантильном двадцать первом веке найти необходимый для эксперимента человеческий материал, все бока себе отбил, поясницу ломит, глаз некогда сомкнуть, и все безрезультатно. - Он убрал табакерку в карман, вставил в глаз крупный монокль и выглянул в окошко кареты, - ну-ка, ну-ка, где это мы?...
  
   ...Обычный майский день доживал последние минуты, тихо и плавно перетекая в такой же обычный теплый вечер. Солнце, щедро расплескавшее за день тепло, медленно клонилось к западу, раскрашивая небо в закатные оранжево-розовые цвета. Легкий, озорной ветерок, словно пастух, сгоняющий непослушное стадо овечек, торопил плывущие по небу белые пушистые облачка, постоянно меняющие свои очертания. Валентин Семенович стоял у открытого окна своей двухкомнатной квартиры и с высоты третьего этажа наблюдал за этим перерождением весеннего солнечного дня в теплый, пахнущий свежестью и морем вечер.
  
   Окно выходило во двор, зажатый между трех старых пятиэтажек, внизу в деревянной, неизвестно как сохранившейся беседке, уже собиралась молодежь, оттуда доносился смех, громкие возгласы, перебор гитары. На детской площадке еще копошились малыши под неусыпным вниманием мам, бабушек и нянь. Валентин Семенович вздохнул, потянулся, набрал полную грудь бодрящего свежего воздуха, сделал несколько энергичных движений руками, расправляя грудную клетку, и с сожалением отошел от окна - пора приниматься за работу. За сегодняшний вечер он планировал написать заказанную ему одним солидным журналом статью на злободневную для нашего времени тему об искусственном интеллекте, о взаимоотношениях человека и компьютера, хотя сам Валентин Семенович с техникой не дружил, он ей попросту не доверял, предпочитая даже свои статьи писать вручную. Правда, потом ему все равно приходится набирать их на компьютере, но зато он уверен, что статьи никуда не денутся, ведь остается рукописный вариант. Это для Валентина Семеновича самый трудный этап работы. Компьютер постоянно капризничает, буквы разбегаются, куски текста то пропадают по не известной ему причине, то так же неожиданно появляются в самый неподходящий момент. Человек и компьютер никак не могут найти общий язык, вынужденные работать в одной связке, несмотря на взаимную неприязнь. Они раздражают друг друга.
  
   Такое впечатление сложилось у Валентина Семеновича после нескольких лет работы с компьютером. Но если говорить начистоту, то такие же отношения складывались у него с любой техникой, будь то пишущая машинка, утюг или электроплита. Да что там! Еще в школьные годы юный Валя Семенов страдал на лабораторных занятиях по физике: амперметры и вольтметры, такие послушные в руках остальных учеников, в его руках выдавали самые невероятные результаты, доводя и самого ученика и его преподавателя физики до нервного срыва.
  
   Дисциплинированный и исполнительный ученик панически боялся плохой отметки, а учитель переживал за вверенную ему школьную технику. "Филин" - такое прозвище дали учителю физики за круглые, закрывающие половину лица, очки с цилиндрическими стеклами - подозрительно поглядывал на Валины манипуляции с физическими приборами, потом не выдерживал и сам подключался к процессу снятия показаний; уж очень невероятными оказывались результаты лабораторных работ у этого странного мальчика.
  
   Валентин Семенович очнулся от воспоминаний и с удивлением заметил, что солнце давно закатилось за горизонт, вечер решительно вступал в свои права, заменяя яркие краски дня сумеречным рассеянным светом. На небе зажигались первые звезды, бледным слабым серпом проявился между ними молодой месяц, комната утонула в темноте. Только сквозь квадрат окна и прямоугольник балконной двери заглядывали в комнату мерцающие таинственным светом звезды, как будто подмигивали сидящему за столом человеку; разыгравшийся ветерок надувал белым парусом легкую занавеску, пытаясь сбросить на пол листы бумаги.
  
   Валентин Семенович включил настольную лампу, старенькую лампу-грибок на металлической ножке с облезшей краской, служившую ему верой и правдой еще со времен школы. На яркий желтый свет лампы устремились в открытое окно мотыльки, жучки, всякая крылатая мелюзга, мгновенно гибнущая в этом палящем свете. Валентин Семенович задернул шторы, спасаясь от крылатых самоубийц. Статья определенно не писалась, зато нахлынули воспоминания, правда, он не очень этому противился.
  
   Шестнадцать счастливых лет прожил он в этой самой квартире вместе с родителями: тихой, спокойной мамой и неугомонным, никогда не унывающим папой. Родители были полной противоположностью друг другу и по характеру и по внешнему виду, но жили дружно, наверное, срабатывал закон единства и борьбы противоположностей. Светловолосая, несколько флегматичная, склонная к полноте мама, постоянно болеющая и невысокий, подвижный, энергичный папа, с торчащими ежиком темными волосами, всегда веселый и бодрый. Папа не переставал удивляться, как это мама всегда чувствует свое сердце, то оно у нее бьется чересчур сильно, то, наоборот, слабо; вот у него, наверное, сердца вовсе нет, он его просто не ощущает. Как ни странно, сердце у мамы оказалось здоровым, хотя ушла она из жизни первой, неудачно упала на лестнице, и только в больнице определили, что мама все эти годы жила с одной почкой, отсюда и все ее недомогания, а после падения отказала и вторая почка. Папа пережил маму на несколько лет. Умер он на бегу, торопился на работу, заскочил на ходу в троллейбус, схватился рукой за сердце и упал - обширный инфаркт - констатировали медики; легкая смерть - шептали старушки во дворе, значит, божий человек, мало грешил, потому и не успел понять, что умирает. К этому времени Валентин Семенович успел окончить литературный институт и даже начал работать в местной газете. Жили они хоть и счастливо, но бедно, из наследства родители оставили ему эту двухкомнатную квартиру, старую мебель и несколько полок с книгами.
  
   Мама получила высшее образование, но сразу по окончании экономического факультета вышла замуж и ни одного дня не работала, а папа, получив диплом экономиста, проработал все эти годы в профсоюзном комитете крупного строительного управления, и в силу своей редкой, даже по тем временам, честности довольствовался небольшой зарплатой и двухкомнатной квартирой. Дурак, - пожимали плечами одни; сумасшедший, - авторитетно заявляли другие; порядочный человек, - благодарно отзывались третьи. Не надо объяснять, что этими третьими являлись те, кому он помог в трудную для них минуту.
  
   Валентин Семенович вспомнил себя мальчишкой. Высокий, нескладный, слегка сутулившийся подросток, не знающий куда девать чересчур длинные руки и ноги, тихий и незаметный в кругу вечно галдящих и шумных товарищей по учебе, Валя считался не проблемным, "домашним" ребенком, хорошо успевающим по всем предметам, хотя и слишком застенчивым, скованным, как было модно говорить в те годы, "закомплексованным". Никто не догадывался, что основная проблема его характера заключалась в боязни показаться смешным, а отсюда вытекало и неверие в себя и неверие в других людей, его окружающих. Друзьями он так и не смог обзавестись, а вот приятелей имел много, дело в том, что Валя умел слушать и анализировать услышанное, поэтому его советы всегда оказывались к месту. "Ты как промокательная бумага, - возмущался его отец, - вечно промокаешь чужие слезы и проблемы, не заботясь о своих собственных". Валя смеялся в ответ: "Это у меня наследственное, ведь ты тоже только и занимаешься проблемами и бедами работников предприятия". "Я холерик, - оправдывался отец, - а ты такой же флегматик как наша мама, ты даже внешне похож на нее, такой же светловолосый, невозмутимый, размышляющий о мировых проблемах, ну а я человек земной, практичный, я просто решаю повседневные проблемы рядовых людей".
  
   Валентин Семенович не заметил, как стемнело, комната погрузилась во мрак, скрыв старый, видавший виды диван, полки с книгами, трехстворчатый одежный шкаф, маленький журнальный столик и два мягких кресла. Желтый круг света освещал край круглого обеденного стола, с приютившимся на нем компьютером, которым Валентин Семенович пользовался в основном как пишущей машинкой, поскольку это была устаревшая модель.
  
   Валентин Семенович закрыл глаза и представил себя школьником лет двенадцати, именно тогда в их классе появилась новенькая девочка Лена Осипова, худенькая темноволосая, с карими грустными глазами, как будто она заранее предчувствовала свою судьбу. Ребята не находили в ней ничего особенного, обыкновенная девочка, замкнутая, молчаливая да и училась она так себе, тройки перемежались с четверками, изредка мелькали пятерки. Она никогда не участвовала в шумных играх, в спорах и диспутах, не посещала школьные вечера, после занятий торопилась домой, подруг не имела, почти никогда не смеялась, даже улыбалась редко, но когда улыбалась, ее лицо преображалось, освещенное каким-то внутренним светом, оно становилось красивым. Глаза приобретали глубину, их цвет колебался от карего до зеленого, иногда они казались бездонными как два темных колодца, красиво изогнутые губы при улыбке приподнимались кверху, полностью меняя выражение лица. Мальчику нравилось наблюдать за этими превращениями, Лена представлялась особенной, в каком-то таинственном ореоле. Ему ужасно хотелось проникнуть в эту тайну: узнать, о чем она мечтает, чем интересуется - как знать, а вдруг их интересы совпадут. Но он так и не решился заговорить с ней, несмотря на то, что она жила в доме напротив вдвоем с мамой, и каждое утро он шел за ней следом в школу и так же на расстоянии провожал ее из школы домой.
  
   После школы их пути разошлись. Он поступил в институт, уехав в краевой центр, а она сразу после школы вышла замуж, кажется, муж ее работал инженером в каком-то научно-исследовательском институте, ему к тому времени исполнилось уже тридцать два года. Через год у них родилась девочка, а еще через два года Лены не стало. Вторая беременность оказалась неудачной, врачи не заметили патологии, ребенок умер на шестом месяце беременности, началось заражение крови, спасти Лену не удалось. Ее муж забрал дочку и уехал в другой город, где жили его родители, а мама переехала к сестре. В памяти Валентина Семеновича Лена осталась такой, какой он увидел ее в их последнюю встречу. Он тогда учился на втором или на третьем курсе, у него выдались свободные дни, и он приехал домой; кажется, встреча произошла в такой же майский вечер. Валентин увидел ее с балкона, быстро выскочил из квартиры, хлопнув дверью, сбежал по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, и догнал ее уже возле подъезда . В темно-зеленом брючном костюме, в туфельках на каблуках и с небольшой зеленой сумочкой через плечо, она показалась ему очень красивой и взрослой. Увидев подскочившего к ней Валентина, она радостно улыбнулась и протянула ему руку.
  
  -- Очень рада тебя видеть, Валя, надолго приехал? - просто спросила она, как будто они часто общались, как будто она знала, где он учится и чем занимается.
  
  -- Всего на несколько дней, а как твои дела, работаешь? - в свою очередь спросил он.
   Лена отрицательно помотала головой, - сижу дома, воспитываю дочку, поддерживаю огонь в семейном очаге.
  
   Она тихо засмеялась. Валентин впервые услышал ее смех, почему-то ему стало очень грустно, словно он потерял очень важную и дорогую для него вещь.
  
  -- Наверное, ты счастливый человек, Лена? - задумчиво спросил он.
   Она ничего не ответила, стояла около него и загадочно улыбалась так, как умела улыбаться только она - всем своим существом.
  
  -- Я желаю тебе счастья, Лена, - он тоже попытался улыбнуться.
  
  -- У тебя все будет хорошо, Валя, вот увидишь, - быстро ответила она, - я знаю - из тебя получится отличный журналист.
  
  
  -- Ты знаешь, где я учусь? - Валя удивился, обрадовался, ему захотелось вдруг рассказать ей, что он работает над серией рассказов о любви, захотелось поделиться своими удачами и сомнениями.
  
   Но она не поддержала разговор, подняла руку, посмотрела на свои часики и торопливо произнесла:
  
  -- Извини, мне пора, удачи тебе.
  
   Резко развернувшись, Лена вошла в подъезд, ни разу не оглянувшись, а он остался стоять столбом, глядя ей вслед, не понимая, почему она прервала разговор, почему дала ему понять, что интересовалась его судьбой. Вздохнув, Валентин медленно повернулся и направился к своему дому.
  
   Это была их последняя встреча, это был их первый и единственный разговор. Лена так и осталась для него загадкой, которую он пытался разгадать без малого уже двадцать пять лет. Он и сам не мог понять, почему застряла в его памяти эта девочка. Наверное, это была его первая настоящая любовь, хотя на его жизненном пути встречались и другие женщины, но с ними все было предельно просто и понятно, поэтому, видно, они не оставили в его памяти глубокий след. Не удалось встретить родственную душу, которую он мог и хотел бы назвать своей женой. Встречались все какие-то "не те". Так и остался Валентин Семенович холостяком, жизнь вел размеренную, упорядоченную, спокойную, без каких - либо потрясений и переживаний, единственно, чего ему не хватало - денег и не для поездок за границу, не для обустройства своего быта, Валентин Семенович тратил все, что зарабатывал на приобретение книг.
  
   Книги сопровождали его всю жизнь, с ними он коротал свободные вечера, в них искал разрешение своих сомнений и дум, они являлись его постоянными собеседниками. Валентин Семенович встрепенулся и посмотрел на часы - надежда на написание статьи рухнула, такое случилось с ним впервые, обычно он всегда выполнял задуманное, никогда не отступал от своих планов. "Неужели старость подкрадывается, - вздохнул он про себя, - весенний вечер, детские воспоминания, грезы о первой любви". Он покачал головой и тихо засмеялся: "Сентиментальность - первый признак старости".
  
   Что-то изменилось в комнате, Валентин удивленно оглянулся по сторонам: все предметы в комнате занимали свои привычные места, разве что изменилось освещение. Оранжево светился круг на столе под лампой, сквозь тонкие шторы просачивался серебристый лунный свет , четко выделялся на темном фоне светлый квадрат монитора. Валентин Семенович удивленно уставился на монитор, он никак не мог сообразить, почему светится экран , если он не включал компьютер. Не мог же компьютер включиться самостоятельно. Что это? Неужели склероз? - в панике подумал он. Несмотря на вечернюю свежесть, на лбу его выступила испарина. Развернувшись в сторону окна, он уже хотел встать и подойти к нему, чтобы глотнуть свежего воздуха, и в этот момент заметил, что штора уже не развевается от ветра как прежде, под ней угадывается фигура неподвижно стоящего человека.
  
   Валентин Семенович схватился за сердце, оно билось какими-то неровными, сильными толчками. Онемев от неожиданности, он впал в ступор. Надо было подняться и посмотреть, действительно ли за шторой кто-то прятался или это игра его воображения, проделки весеннего ветра и особенности освещения, но ноги его прочно приросли к полу, руки вцепились в подлокотники стула, а голос совсем пропал. Валентин Семенович открыл рот, но не смог выдавить из себя ни звука. С вытаращенными от ужаса глазами, с открытым ртом, намертво приросший к стулу, - он являл собой олицетворение картины Мунка "Крик". Сколько времени он провел в таком состоянии Валентин Семенович потом вспомнить не мог, как ни старался. За окном шумела молодежь, в комнате царила тишина, нарушаемая лишь жужжанием залетающих на огонек насекомых и слабым гудением работающего компьютера. Но вот ветерок совсем расшалившись, высоко подбросил штору, и Валентин Семенович увидел на миг женскую фигуру в брючном костюме, неподвижно застывшую у окна. Оторвав с усилием руки от стула, он произнес едва слышно онемевшими от страха губами: "Кто вы, что вам от меня надо?". Фигура медленно оживала, она вышла из-за шторы, и Валентин Семенович понял, что видит перед собой Лену, видит такой, какой она была в момент той, единственной и последней встречи. Но ведь этого не может быть, - подумал он, - Лена умерла, умерла много лет назад, абсурд какой-то. Неужели он сходит с ума? Или на него так подействовали воспоминания?
  
  -- Не бойся меня. Ведь ты мечтал о нашей встрече? - безжизненным голосом произнесла нынешняя Лена.
  
   Она улыбнулась, но улыбка придала лицу неестественное выражение, Валентин Семенович почувствовал в этой улыбке что-то фальшивое, искусственное, исчез свет, озарявший живое лицо прежней Лены. Глаза смотрели прямо перед собой, но они ничего не выражали, потеряв глубину и магнетизм взгляда. Не услышав ответа на свой вопрос, эта нынешняя Лена развернулась лицом к Валентину Семеновичу.- Странно, - подумал он, - она наводит взгляд словно боец, направляющий орудие на противника. Его страх исчез, вместо страха им овладело безразличие, он равнодушно наблюдал за женской фигурой, за ее манипуляциями, отмечая про себя все несоответствия ее поведения.
  
  -- Почему ты не отвечаешь мне? - все таким же безразличным тоном спросила Лена.
  
  -- Я вам не верю, - ответил Валентин Семенович, - вы - не Лена, вы - фантом, созданный по ее подобию, но кому и зачем это могло понадобиться?\
  
   Он не заметил, как начал размышлять вслух.
  
  -- Сначала засветился экран монитора, потом появились вы. Я никогда не верил в привидения, собственно я не верю в них и сейчас, я для этого чересчур рационален и мыслю довольно здраво. Однако я не могу объяснить подобное явление, если это только не галлюцинации. Наверное, я последнее время слишком много работал, сказалось нервное и эмоциональное напряжение, добавились воспоминания и одиночество, все вместе и породило подобное явление.
  
  -- Валя, ты всегда отличался от других ребят в классе, - "привидение" сделало еще одну попытку вызвать доверие к себе, - я наблюдала за тобой, меня интересовал образ твоих мыслей, твое воображение, у тебя высокая степень обучаемости.
  
  
   Валентин Семенович с сомнением смотрел на женщину, склонив голову на бок и иронически посмеиваясь.
  
  -- Вы хотите сказать, что в свои двенадцать- четырнадцать лет занимались вопросом определения степени обучаемости своих сверстников, сравнивали их умение мыслить, оценивали их воображение, да за кого вы меня принимаете, - он ухмыльнулся, - я ведь не самовлюбленный болван, клюющий на любую лесть. Вы не хотите сказать мне правду? Кто вы и зачем я вам понадобился, как вы проникли в мои мысли и воспоминания? Конечно, я далек от мысли, что ко мне пожаловали инопланетяне, но то, что вы создание искусственное, ничего общего не имеющее с реальным человеком, чей образ вы представляете, в этом у меня нет ни малейших сомнений.
  
   Договаривая последнюю фразу, Валентин Семенович заметил, что женская фигура начинает расплываться, очертания ее становятся размытыми, и вот уже никого нет, только слабая дымка еще несколько мгновений висела в воздухе, но и она растаяла. Экран монитора по-прежнему светился. Долго сидел Валентин за столом, стараясь найти логическое объяснение необычному происшествию. Желание писать статью об эре искусственного интеллекта и перехода человечества в новую фазу, когда люди станут практически бессмертными, приобретя возможность менять свои внутренние органы, у него пропало. Автоматически посмотрев на часы, он отметил, что стрелки показывают 22-00, значит пора отходить ко сну.
  
   Для Валентина Семеновича это длительная процедура, можно сказать, ритуал: сначала несколько дыхательных упражнений; потом в течение 30-40 минут он то отмокает в ванне, то плещется под душем, используя воду контрастных температур; затем балует себя чем-нибудь вкусненьким, это может быть что угодно - чай, кофе, сок, мороженое, бутерброды или пирожные - сочетая трапезу с чтением любимых книг. Перед сном он обязательно читает от 30 минут до часа, в зависимости от настроения.
  
   Посмотрев с сожалением на девственно чистый лист бумаги, которого так и не коснулась за весь вечер его ручка, Валентин Семенович горестно вздохнул, выключил компьютер, настольную лампу и зажег верхний свет. Комната сразу приобрела свою реальную повседневность: все предметы прочно стояли на своих раз и навсегда отведенных для них местах, никакой игры полутеней, никаких посторонних фигур, никаких непривычных звуков. Только за окном гуляла молодежь, оттуда доносились взрывы смеха, дикие вопли, треньканье гитары и песни, не имеющие ни смысла, ни мелодии. Пока он раздумывал, стоит ли отгораживаться от внешнего мира или оставить для мира эту лазейку, через которую к нему в его крепость проникают звуки ночного города и свежий ночной воздух, в дверь кто-то позвонил.
  
  -- Странно, - подумал Валентин Семенович, - так поздно ко мне обычно не приходят, собственно ко мне вообще редко кто заходит, а если решится зайти, то обязательно предварительно позвонит, чтобы предупредить о своем визите.
  
   Валентин Семенович заспешил к двери, первый раз в жизни он пожалел, что в его двери нет глазка, и он не может видеть визитера, потому что задавать глупые вопросы типа: кто там, что вам надо - он не привык. Слегка приоткрыв дверь, Валентин Семенович осторожно выглянул в коридор. У двери стояла невысокая, опрятного вида старушка с аккуратно уложенными седыми волосами, в домашних туфлях и фартуке.
  
  -- Извините, что побеспокоила вас так поздно, - вежливо обратилась к нему старушка, - мы недавно переехали, я еще никого из соседей не знаю, вот решилась обратиться к вам с просьбой: не могли бы вы одолжить мне немного хлеба, забыла купить, а в такой час выходить в магазин боюсь.
  
  -- Пожалуйста, - пожал плечами Валентин Семенович, - может быть, зайдете, пока я вам хлеб отрежу.
  
  
   Он провел женщину в кухню, усадил на стул около кухонного стола, и, вспомнив уроки маминого гостеприимства, предложил ей чашку чая. Старушка поспешно, с благодарностью согласилась, Валентину Семеновичу даже показалось, что она ждала этого приглашения и боялась, что оно не последует. Накрыв в считанные минуты стол, Валентин Семенович сел напротив соседки, поставив перед ней чашку с дымящимся чаем. Старушка с наслаждением потягивала горячий, бодрящий напиток, с аппетитом хрустела печеньем и исподволь выспрашивала Валентина Семеновича о его житье-бытье: с кем живет, где работает, о родителях, о соседях. Пристально посмотрев старушке в глаза, Валентин Семенович задал ей встречный вопрос: когда она переехала в этот дом, в какую квартиру, кто еще с ней в этой квартире живет.
  
  -- Неделю назад, голубчик, переехали, - старушка задумалась, подперев рукой щеку, горестно вздохнула и стала рассказывать о тяготах переезда, о переоформлении документов, потом, словно очнувшись, заохала, что совсем совесть потеряла, время -то уже позднее, соседу, наверное, отдыхать пора, а она на ночь глядя непрошеная заявилась да еще и на чай напросилась. Взяв кусочек хлеба и поблагодарив соседа за теплый прием, она с извинениями заторопилась к выходу.
  
   Валентин Семенович решил посмотреть, в какую квартиру зайдет симпатичная старушка, но она так ловко и проворно выскочила за дверь, что он не успел даже заметить в какую сторону она направилась. Пожав в недоумении плечами, он захлопнул дверь и занялся приготовлением ко сну. Однако события этого вечера не выходили у него из головы. Сначала самовключающийся компьютер, потом - ожившее "привидение" и в завершение - встреча с новой соседкой. Только тут он вспомнил, что она не представилась, а он не удосужился узнать ее имя-отчество и номер квартиры.
  
   Спал Валентин Семенович плохо. Ему снились отрывочные, беспокойные сны - то ли он убегал от кого-то, то ли кого-то догонял, ему снилась последняя встреча с Леной, которая вдруг превратилась в новую соседку и, грозя ему пальцем, со зловещим смехом предупреждала о скорой опасности; внезапно старушка закрутилась волчком и превратилась в черную кошку с зелеными фосфоресцирующими глазами. "Брысь", - закричал Валентин Семенович кошке, норовившей прыгнуть ему на шею. "Сам брысь" - фыркнула от возмущения кошка, потом зашипела, как старый пылесос, и замахнулась на него лапой, но ударить не успела - мимо пробежала девочка в белом школьном фартуке с колокольчиком в руке, и кошка побежала следом за ней, а колокольчик все звенел и звенел.
  
   Валентин Семенович открыл глаза, звенел не колокольчик, не переставая звонил телефон. С трудом поднявшись с постели, Валентин Семенович глянул сначала на часы, удивился, что уже восемь часов утра, и поплелся к телефону. По закону подлости звонил, конечно, редактор, заказавший ему статью. Отговорившись плохим самочувствием, что не являлось такой уж неправдой, поскольку Валентин Семенович после вчерашних событий находился не в своей тарелке, и клятвенно заверив, что статья пишется, он получил отсрочку на целую неделю. Довольный этим обстоятельством, Валентин Семенович совсем было собрался забраться снова в постель и попробовать обмозговать план этой неподдающейся статьи в комфортных для себя условиях, но не тут-то было. В дверь опять кто-то трезвонил, звонок заливался соловьиными трелями. Пришлось Валентину Семеновичу набрасывать на себя старый, потрепанный временем халат и спешить к двери. На этот раз он решил изменить своему правилу и уточнить, кому он понадобился в такое раннее время.
  
  -- Откройте, пожалуйста, - услышал он из-за двери приятный женский голос.
  
   Поспешно отворив дверь и придерживая рукой расходящиеся полы халата, Валентин Семенович нос к носу столкнулся с миловидной молодой женщиной, оглядевшей его с насмешливым любопытством, и с ужасом вспомнил о своем внешнем виде: ведь наверняка волосы торчат в разные стороны, под глазами мешки, физиономия мятая и небритая.
  
  -- Простите, я подняла вас с постели, но мне нужна ваша помощь, - женщина явно еле сдерживала смех, глядя на неловкие попытки Валентина Семеновича разгладить взъерошенную шевелюру, укротить разлетающиеся в разные стороны полы халата и в то же время держать одной рукой приоткрытую дверь.
  
   В этот момент из-за спины женщины выскочила маленькая собачонка и с визгливым заливистым лаем бросилась в квартиру, проскочив между ног Валентина Семеновича. Он растерялся и попытался лихорадочно придумать, что делать: закрыть перед носом женщины дверь и отловить в квартире эту бесцеремонное четвероногое или, оставив дверь открытой, броситься на поиски этого исходящего лаем где-то в глубине квартиры существа. Женщина металась перед дверью, отчаянно взывая к своей питомице хорошо поставленным голосом.
  
  -- Ко мне, Тутти, ко мне,- хотя собака просто не могла ее слышать.
  
   Решившись в конце концов на второй вариант, Валентин Семенович развернулся и трусцой бросился за собакой. По доносившемуся лаю он определил, что собака находится в спальне. Но это извергающее ужасные звуки существо в страхе забилось под кровать и ухитрялось устрашающе лязгать зубами под неумолчный аккомпанемент своего визга. Валентин Семенович пытался достать зловредную собачонку, став на колени и засунув под кровать голову, но когда собачка неожиданно сделала выпад, чуть не откусив ему кончик носа, он оставил эти попытки и поднялся, собираясь поменять тактику. Развернувшись, он столкнулся с женщиной, которая спокойно стояла в дверях спальни, оглядывая комнату.
  
  -- Что любит ваша собака? - резко обратился к хозяйке Валентин Семенович.
   Женщина непонимающе уставилась на него. При всей своей не конфликтности Валентин Семенович начинал сердиться.
  
  -- Я спрашиваю, - уже несколько раздраженным тоном повторил он, - что любит ваша собака из еды, чем ее можно приманить?
  
   В глазах женщины мелькнуло замешательство, но уже через минуту она мило улыбнувшись, небрежно махнула рукой:
  
  -- Что-нибудь мясное, наверное.
  
   Протиснувшись бочком мимо прочно застывшей в дверях женщины, Валентин Семенович поспешил на кухню, отрезал ломоть колбасы и вернулся в спальню. Собачка также заливалась лаем под кроватью, но женщины в комнате не было. Ему некогда было задаваться вопросом, куда делась женщина - приходилось думать, как вытащить из-под кровати визжащее существо. Засунутая под кровать колбаса произвела действие выключателя - резкие вопли сменились тихим урчанием, и Валентин Семенович смог, наконец, уделить внимание неожиданной посетительнице. Но она исчезла. Обежав всю квартиру, Валентин Семенович растерянно огляделся по сторонам - пусто, виновницы переполоха и след простыл. Записку он обнаружил на столе возле компьютера. "Мне очень неловко, но я вынуждена уехать на несколько дней, а Тутти совершенно не с кем оставить. Она скрасит вам ваше одиночество, расходы я по приезде компенсирую. Заранее благодарю.
   Соседка."
  
   Валентин Семенович несколько раз перечитал записку, потом со злостью разорвал ее на мелкие клочки. Еще одна соседка. За последние двадцать лет соседи к нему ни разу не обращались, а тут, пожалуйста, в течение двух суток два обращения подряд. Нет, он ничего не имел против старушки, ну напоил чаем, выделил кусочек хлеба, но это бесцеремонное вторжение в его квартиру выводит его из себя. Что он будет делать с этой злобной собачонкой? У него никогда не было животных, он не знает, как с ними обращаться, чем кормить, как ухаживать. Кажется, их необходимо несколько раз в день выводить на улицу, а может быть, это относится только к большим собакам, а для маленьких годятся кошачьи лотки. Взъерошив рукой и без того взлохмаченные волосы, Валентин Семенович направился на кухню, нашел несколько старых мисочек, которые можно использовать для кормежки своего квартиранта, наполнил их тем, что обнаружил в холодильнике: мясным паштетом, мелко нарезанной колбасой, налил немного кипяченой воды и принялся искать, что можно использовать в качестве поводка. Он не представлял себе, как поведет гулять это взбалмошное, визгливое существо. В ход пошел старый ремень от брюк и толстая бечевка, получился неплохой ошейник.
  
   С этим ошейником в руках Валентин Семенович направился в спальню на примерку. Под кроватью собаки не оказалось. Обойдя всю квартиру, он, наконец, нашел Тутти, - развалившись на диване, она спокойно лежала, повернув голову в сторону компьютера. Экран монитора опять светился. Ошарашено посмотрев на светящийся экран, Валентин Семенович почесал затылок, пожал в недоумении плечами и выключил компьютер из сети. Тутти подняла голову и злобно зарычала. Валентин Семенович сбегал на кухню и приволок миску с паштетом, пока Тутти с жадностью поедала паштет, он ухитрился накинуть на нее ошейник, который подошел как нельзя лучше, правда, веревку пришлось отцепить, чтобы не путалась под ногами.
  
   Ошейник Тутти тоже приняла благосклонно, она подошла к своему новому хозяину и лизнула ему руку. Не без опаски Валентин Семенович протянул руку к своенравной собаке и слегка ее погладил. Ничего страшного не случилось. Собака подняла голову, пристально посмотрела ему в глаза, завиляла хвостом, потом запрыгнула к нему на колени, свернулась колечком и закрыла глаза. "Наверное, она устала от крика, переволновалась бедная", - с жалостью подумал он. Так и сидел, не смея шевельнуться, чтобы не потревожить чуткий сон нового четвероного друга.
  
   Следующие несколько дней пролетели для Валентина Семеновича незаметно в хозяйственных хлопотах. Впервые за двадцать лет ему пришлось заботиться не только о своей персоне, но и о другом существе, а забот это существо приносило много. Валентин Семенович быстро освоился с кормежкой, гуляньем и даже с мытьем своего своенравного друга, собственно даже не друга, а подруги, поскольку Тутти оказалась девочкой. Прежде всего, пришлось заменить ей имя, Валентин Семенович считал, что прежнее имя какое-то легкомысленное, унижающее собачье достоинство, поэтому он переименовал собаку, назвав ее Клеопатрой, по-домашнему - Клепой. Клепа отнеслась к переименованию как настоящий философ. Скосив лукавый коричневый глаз на нового хозяина, она наклонила голову на бок, прислушалась, слегка приподняв свои, свисающие как лопухи уши, и снисходительно откликнулась на новое имя коротким одобрительным лаем. "Ну, если тебе нравится так меня называть, - пожалуйста, я не возражаю, - как бы говорила она всем своим видом, - лишь бы сумел создать нормальные условия для собачьей жизни".
  
   Между собакой и человеком быстро установились доверительные отношения. Валентин Семенович с удивлением признался сам себе, что с собаками значительно легче найти общий язык, чем с людьми, они понимают хорошее к себе отношение и имеют чувство благодарности, которого абсолютно лишены многие люди. В течение нескольких дней их никто не беспокоил, но Валентин Семенович, быстро привыкший к Клепе, с ужасом думал о том злосчастном дне, когда появится настоящая хозяйка собаки.
  
   Он с радостью узнал, что его Клепа - животное беспородное, значит и цена за нее должна быть невысокой. Это ему сказали в элитном собачьем клубе, куда он отвел на следующий день свою Клепу, чтобы определить ее состояние здоровья. На его вопрос о породе симпатичная молоденькая врач с улыбкой ответила: " Дворово-подвальная" - и удивилась радости хозяина. "Мы с тобой, Клепа, оба беспородные", - обратился к ней Валентин Семенович с довольным смехом.
  
   Самое странное, что прежняя хозяйка Клепы не подавала о себе никаких вестей, мало этого, к своему безмерному удивлению Валентин Семенович выяснил, что старожилы его подъезда не видели никакой старушки и вообще ни о каких новых жильцах ничего не слышали. Это известие его заинтересовало, он попытался найти хоть какие-нибудь следы таинственной новой соседки, навестившей его поздним вечером, но такой бабушки среди жильцов его подъезда не оказалось. Между тем время шло, а статья все еще не была написана, хотя нельзя сказать, что Валентин Семенович занимался только Клепой. Он написал несколько коротких статей для разных журналов, кроме этого, ему приходилось несколько раз в неделю посещать редакцию, где он работал журналистом на полставки, писать небольшие заметки, просматривать письма читателей, иногда даже выезжать в короткие командировки.
  
   Прошла неделя. Валентин Семенович со страхом ожидал телефонного звонка от разъяренного редактора, но тот почему-то не звонил. Другой человек в таком случае забросил бы эту несчастную статью подальше и забыл о ней, но Валентин Семенович не мог себе этого позволить. Поэтому, выбрав свободный вечер, он снова расположился за столом, обложившись необходимыми материалами, включил свою престарелую настольную лампу и погрузился в работу. Клепка ему не мешала - она дремала на диване, вытянувшись во весь свой собачий рост. Неожиданно засветился экран монитора. "Опять компьютер хулиганит", - недовольно подумал Валентин Семенович, но выключать не стал - собирался воспользоваться некоторыми материалами, которые он обнаружил в интернете. Внезапно за его спиной послышалось утробное ворчание.
  
  -- Клепа, чем это ты недовольна? - не оглядываясь, обратился к ней Валентин Семенович. - С каких это пор тебя стал раздражать компьютер.
  
   Ворчание переросло в грозное рычание, потом сменилось хриплым испуганным лаем. Глазам Валентина Семеновича, которому пришлось резко развернуться на стуле, вместо милой дружелюбной собачки Клепки предстало разъяренное существо со вставшей дыбом шерстью, горящими злобой глазами и напряженно торчащим кверху распушившимся хвостом.
  
   Продолжая злобно рычать и лаять, Клепка, дрожа от ненависти и страха, напружинилась и повернулась в сторону балкона. Проследив за ней взглядом, Валентин Семенович увидел, что из-за опущенной шторы, как и в прошлый раз, медленно выступила женская фигура. Клепка с визгом соскочила с дивана и скрылась в глубине квартиры. Валентин Семенович непроизвольно схватился рукой за сердце, оно колотилось так сильно и громко, что он испугался, как бы оно вообще не выпрыгнуло из груди.
  
   Перед ним стояла его мама, словно и не прошло этих долгих лет со дня ее смерти. Вот она стоит в своем домашнем платье и любимом переднике с кокетливыми оборочками, над которым всегда смеялся папа, называя ее доморощенной официанткой. Ее длинные светлые волосы собраны в большой пучок на затылке, волосок к волоску, на ногах легкие туфельки - мама не признавала тапочки. Она протягивает руки к Валентину Семеновичу и тихим грудным голосом произносит:
  
  -- Я рада видеть тебя, сыночек, я так соскучилась.
  
   Странно только, что голос у нее какой-то невыразительный, бесцветный. Она произносит ласковые слова, но они звучат без всяких эмоций, нет в них ни радости, ни печали, ни скорби. Они просто слова, без всякой эмоциональной окраски. Точно также как в тот раз, когда перед ним предстала Лена.
  
  -- Да что же это такое? - не замечая, что произносит эти слова вслух, проговорил Валентин Семенович, - прямое издевательство, так и до инфаркта недалеко.
  
   Он собрался с силами, стараясь справиться с колотящимся сердцем, проглотил комок в горле и, откашлявшись, хриплым от волнения голосом спросил:
  
  -- Кто вы, почему вы меня преследуете? Я, конечно, знаком с трудами Сведенборга, но лично я в беседы с духами не верю, не верю в подобную связь с потусторонним миром.
  
   Он заставил себя подняться и включить верхний свет, одновременно выключив компьютер. Комнату залил яркий, ослепительный свет. Фигура женщины быстро расплывалась, таяла, в том месте, где она только что стояла, осталось лишь легкое дрожание воздуха. Но вот воздух перестал колебаться, от "привидения" не осталось и следа. Проведя дрожащей рукой по вспотевшему лбу, Валентин Семенович без сил опустился на стул.
  
  -- Клепка, Клепочка, ко мне, милая, ко мне, - непослушными губами едва слышно произнес Валентин Семенович.
  
   Его воинственный настрой сменился упадком сил, вытянув ноги почти на середину комнаты, и удерживая рукой вырывающееся из грудной клетки непослушное сердце, Валентин Семенович с трудом удерживал слезы. В этот момент ему в руку уткнулся холодный собачий нос. Верная хозяину Клепка, каким-то чудом услышав его тихий призыв, примчалась на помощь. Она забралась к нему на колени, облизала ему лицо своим мокрым шершавым языком и улеглась, свернувшись клубочком, как кошка.
  
   Валентин Семенович постепенно приходил в себя, неторопливо поглаживая мягкую собачью шерсть. Трудно сказать, сколько времени они так просидели вдвоем в тишине и покое, но в конце концов сердце обрело свой обычный ритм, исчезла испарина, перестали дрожать руки. К Валентину Семеновичу даже начало возвращаться чувство юмора. Он засмеялся, представив себе, что могло произойти, если бы он вдруг сделал вид, что поверил этому "привидению" и бросился бы в "материнские" объятия. Интересно, как бы отреагировало на такой поступок это неизвестно кем сотворенное существо? Сам Валентин Семенович наверняка бы полетел с грохотом на пол, перепугав своих соседей снизу, а вот "привидение", верно, отлетело бы в сторону или растаяло в воздухе. Жаль, что он не догадался провести подобный эксперимент. Интересно, кто появится в следующий раз? Теперь по всей вероятности очередь за мужчинами, вряд ли в его прошлом смогут отыскать других женщин, которыми бы он дорожил. Да, с мужчинами проводить подобные эксперименты более рискованно, - подумал он и снова засмеялся - все-таки нервное напряжение еще не прошло.
  
   И тут раздался звонок в дверь. Ритмично бившееся сердце снова зачастило. Валентин Семенович застыл на стуле, не имея сил, чтобы подняться и подойти к входной двери. Звонок продолжал требовательно верещать.
  
  -- Надо поставить на дверь другой звонок, - автоматически отметил про себя он, - иначе мне гарантировано нервное заболевание.
  
   Клепка соскочила с колен и с остервенением залаяла. Она то выбегала в коридор, как бы приглашая хозяина идти за ней следом, то возвращалась к нему, недоумевая, почему он не реагирует на ее зов. Наконец, Валентин Семенович смог оторвать себя от стула и, волоча ноги, как восьмидесятилетний старец, потащился к двери.
  
  -- Валентин Семенович, - раздался за дверью воркующий знакомый голосок, - откройте, пожалуйста, я знаю - вы дома.
  
  -- Ну вот, Клепка, закончилось наше счастье, - тоскливо сказал Валентин Семенович и наклонился, чтобы погладить своего четвероного друга на прощание, - за тобой пришли.
  
  
   Клепка перестала лаять, внимательно прислушалась к словам своего хозяина и друга, подняв одно ухо кверху, а потом, развернувшись, рысцой затрусила в сторону спальни. Валентин Семенович махнул безнадежно рукой и отпер дверь. На пороге действительно стояла молодая женщина, хозяйка собаки. Она была в джинсах и легкой свободного покроя блузе, белокурые волосы красивыми волнами падали ей на плечи, на губах застыла приветливая улыбка, но голубые глаза смотрели настороженно и жестко.
  
  -- Извините, что не открыл сразу, - виновато развел руками Валентин Семенович.
  
  -- Можно войти? - кокетливо спросила она, склонив голову на бок.
  
  -- Да, конечно, пожалуйста, - заторопился Валентин Семенович, - распахивая пошире дверь, и резко шагнул в сторону, задев при этом невысокий шкафчик для верхней одежды, на который он в течение последних лет складывал разные ненужные вещи.
  
   От толчка шкафчик пошатнулся, и на голову хозяина квартиры посыпались как из рога изобилия старые шляпы, зонтики, связки желтых от ветхости журналов и газет, роликовые коньки, ракетки для игры в бадминтон, и какое-то тряпье. Потеряв от неожиданности равновесие, Валентин Семенович оказался на полу, заваленный этой грудой ненужных в хозяйстве вещей, а в завершение на голову сидящего на полу с растерянным видом мужчины свалились разношенные порванные ботинки сорок пятого размера.
  
   Шагнувшая в этот момент в коридор женщина зацепилась ногой за вытянутые во всю длину ноги хозяина квартиры и с размаху упала сверху на эту гору макулатуры и тряпья. Валентин Семенович сделал попытку подняться на ноги первым и помочь своей гостье, но поднимаясь, нечаянно толкнул тоже спешащую встать на ноги женщину, в результате они оба снова очутились на полу, барахтаясь среди макулатуры и старых вещей. Наконец, разбросав в сердцах наваленный на него хлам, Валентину Семеновичу все-таки удалось принять вертикальное положение и даже помочь подняться чихающей от поднявшейся пыли хозяйке собаки. Приветливая улыбка куда-то исчезла с ее лица, она выглядела так, как обычно выглядит боксер после полученного внезапно нокаута. Валентин Семенович как истинный джентльмен подал ей руку и провел ее на кухню.
  
  -- Ради Бога, извините, за это маленькое недоразумение, - со смущенным видом оправдывался он, - никак руки не доходят, чтобы навести порядок в квартире, я же закоренелый холостяк.
  
   Отряхиваясь от пыли, женщина сделала попытку вернуть на лицо прежнюю улыбку, но улыбка вышла какая-то кривая. Растерянно оглядывая себя со всех сторон, она попросила разрешения воспользоваться ванной. Пока гостья приводила себя в порядок, Валентин Семенович вспомнил о Клепке, его насторожила возникшая в квартире тишина. Он быстро заскочил в спальню и заглянул под кровать. Сжавшись в комок, в самом дальнем углу затаилась Клепка, увидев Валентина Семеновича, она подползла к нему, лизнула его в нос и сразу же заняла прежнее положение, словно просила не выдавать ее бывшей хозяйке.
   Валентин Семенович вылез из-под кровати, почесал затылок и задумался, что сказать этой женщине, как уговорить ее оставить ему Клепку насовсем, может предложить ей деньги, но сколько?. Валентин Семенович абсолютно не умел торговаться, продавать или покупать что-либо, он всегда терпел убытки при всякого рода торговых сделках. Постаравшись натянуть на лицо такую же приветливую улыбку, он решил, что должен проявить все свои дипломатические способности, все свое мужское обаяние, чтобы отстоять Клепку, поэтому бросился на кухню и занялся приготовлением к чаепитию.
  
   Когда пришедшая в себя и вернувшая себе надлежащий вид женщина вышла из ванной, стол уже был сервирован к чаю, а хозяин квартиры, облачившись в строгий костюм, являл собой образец элегантности и мужской предупредительности. Он провел ее в кухню, усадил за стол, рассказал смешной анекдот о закоренелом холостяке, которого никак не могли женить, они посмеялись над анекдотом и над собой, жалея, что некому было заснять это досадное происшествие в прихожей на пленку.
  
  -- Кстати, вы ведь так и не представились, - попенял он шутливо своей гостье, - я даже не знаю, как к вам обращаться, в какой квартире вы живете, чем занимаетесь.
  
   Она улыбалась, но не произносила ни слова.
  
  -- Не могу же я все время обращаться к вам в безличной форме, - настойчиво допытывался Валентин Семенович, - вы не хотите назвать мне хотя бы свое имя?.
  
   Она небрежно махнула рукой и засмеялась.
  
  -- Ах, эти имена, разве имеет значение имя, ну назовите меня как вам понравится, любым именем, я разрешаю, - она кокетливо повела глазами.
  
  -- Ну знаете, я не согласен, - запротестовал Валентин Семенович, - как-то нечестно получается, вы знаете обо мне так много, а я о вас - ничего.
  
  -- "Должна быть в женщине какая-то загадка," - ответила она ему словами из популярной кинокартины.
  
  -- Главное, чтобы сама женщина не стала загадкой, - с грустью ответил Валентин Семенович.
  
  -- Вы считаете, что чрезмерная загадочность вредит женскому обаянию?
  
  -- Нет, когда женщина сама становится загадкой, она может сломать жизнь заинтересовавшимся ею мужчине, - серьезно объяснил он.
  
  -- Вы говорите о себе, да?
  
   Он неопределенно пожал плечами.
  
  -- Какая разница о ком я говорю, самое главное, что я говорю правду. Вы так и не назовете мне свое имя?
  
  -- Какой вы настырный, - смеялась женщина, - хотите, называйте меня Матреной, хотите - Анжеликой, а еще лучше - Кларой.
  
   Валентин Семенович внимательно посмотрел ей в глаза и сказал:
  
  -- Хорошо, я буду называть вас Кларой, а у Клары есть Карл, играющий на кларнете?
   Женщина почему-то с испугом посмотрела на улыбающегося Валентина Семеновича, лицо ее приняло напряженное выражение, словно кто-то невидимый прошелся по ее лицу ластиком. От ее приветливости, словоохотливости, показной доброжелательности не осталось и следа. Она вдруг заинтересовалась, который час, поднялась со стула и протянула руку Валентину Семеновичу.
  
  -- Мне пора, приятно было с вами встретиться снова.
  
  -- Как, вы уже уходите, - беспомощно проговорил Валентин Семенович, - но мы ведь не обсудили нашу проблему.
  
  -- Проблему? - наморщив лоб, переспросила она. - У меня не бывает проблем.
  
  -- Но вы же не просто так зашли ко мне сегодня? - уже с интересом спросил Валентин Семенович.
  
   Она задумалась, провела рукой по лицу, прикрыв на минуту глаза, потом недоуменно посмотрела на стоящего перед ней мужчину.
  
  -- Не помню, если разрешите, я еще зайду к вам в ближайшее время.
  
   Она так спешила и нервничала, что потеряла ориентацию, беспомощно ища выход из кухни: то пыталась открыть дверцу холодильника, то открывала дверцу стенного от пола до потолка высокого кухонного шкафа. Перепуганный не меньше ее Валентин Семенович, с трудом вывел ее в коридор и направил к входной двери. Женщина выскочила из квартиры, словно мышка, вырвавшаяся из мышеловки, ее каблучки дробно стучали по ступенькам лестницы, лифт она почему-то проигнорировала. Валентин Семенович, проводив странную гостью, бросился в спальню. Ожившая Клепка как ни в чем ни бывало развалилась на кровати и спала без задних лап. Валентин Семенович в изнеможении опустился на кровать рядом с ней.
  
  -- Что же это такое, - думал он, вытирая со лба холодный пот, - или я сошел с ума или меня окружают сумасшедшие, но почему они сконцентрировались вокруг меня, почему именно меня выбрали объектом своих посещений?
  
   Вопросов у него возникло много, а вот отвечать на них никто не торопился. В этот день Валентин Семенович изменил своим привычкам. Обычная процедура отхода ко сну уменьшилась в несколько раз, он даже не раскрыл на ночь книгу, как только его голова коснулась подушки, он тут же провалился в сон. Пережившая не меньший стресс Клепка заснула так же быстро в ногах своего хозяина.
  
   В ближайшие несколько дней Валентин Семенович занимался возникшими вдруг из ниоткуда различными неурядицами и неприятностями, которые сыпались на него со всех сторон, не оставляя времени для работы. О том, чтобы сесть и проанализировать все, произошедшие с ним в эти дни события, нечего было и думать. Сначала пришло уведомление о просрочке коммунальных платежей и строгом предупреждении, что если в течение трех дней вся недостающая сумма не будет оплачена, ему отключат электроэнергию и воду. Затем он получил повестку в суд, куда он должен обязательно явиться через неделю в качестве свидетеля по неизвестно какому делу. Валентин Семенович попробовал дозвониться в суд, чтобы выяснить, по какому делу его вызывают, но так ничего и не смог выяснить - его отсылали из одного отдела в другой, просили перезвонить то по одному телефону, то по другому, наконец, ему это надоело, и он окончательно бросил это бессмысленное занятие.
  
   Не разобравшись с этими делами, Валентин Семенович получил новую проблему: его срочно вызвали к главному редактору местной газеты, где он работал, и объявили, что больше не нуждаются в его услугах. Валентин Семенович почувствовал себя вратарем, в ворота которого летят со всех сторон мячи, а он бросается их ловить, но, поймав один мяч, пропускает десяток других. Прежде всего, он решительно потребовал объяснить ему причину своего увольнения, но и тут ничего не получилось. Главный редактор внезапно заболел, секретарь оказалась не в курсе, никто ничего не знал, но приказ уже подготовили.
  
   Беготня по различным инстанциям, постоянное нервное напряжение и бесконечная усталость поспособствовали тому, что Валентин Семенович заболел - его скрутил радикулит. Пришлось вызывать лечащего врача. С трудом доковыляв до входной двери, чтобы впустить врача в квартиру, Валентин Семенович узнал от врача о своей персоне много нового и интересного. Молодая женщина со строгим и недовольным выражением лица долго читала ему нотацию об эгоизме больных, которым надлежит самим приходить к врачу на прием, а не отрывать по пустякам от работы занятых людей, заставляя бедных врачей, получающих жалкую зарплату бегать по городу. Валентин Семенович сделал робкую попытку объяснить доктору, что он не может ходить, но на доктора это объяснение оказало такое же действие, какое оказывает на разъяренного быка красная тряпка тореадора. Поэтому он узнал, что является эгоистом, симулянтом и к тому же преступником, так как пока доктор тратит свое рабочее время на таких непорядочных людей, настоящие больные, не дождавшись врачебной помощи, может быть, в муках умирают. Выписав ему несколько рецептов на самые дорогостоящие препараты и несколько направлений на анализы, врач потребовала, чтобы Валентин Семенович на следующее утро сдал все анализы и спустя два часа после сдачи анализов явился на прием к врачу, иначе она отказывается открывать ему больничный лист.
  
   Пришлось Валентину Семеновичу заниматься самолечением. Он вытряхнул все лекарства, какие только нашлись у него дома, напился обезболивающих таблеток, натерся какими-то вонючими мазями и ранним утром смог кое-как добраться до поликлиники. Анализы он сдал, но когда спускался с лестницы, поскольку лифт не работал, как оказалось уже месяц, его бедную поясницу пронзила острая боль, согнувшая его пополам. На его счастье мимо проходила заведующая отделением - Валентина Семеновича дотащили до процедурного кабинета, сделали ему укол и вызвали "скорую помощь", которая и привезла злостного "симулянта" домой. Больничный лист ему открыли и даже разрешили три дня лечиться дома. Это его обрадовало. Но появилась еще одна проблема: как быть с продуктами. И ему и Клепке необходимо питаться, а для приготовления пищи нужны продукты, которые надо купить, принести домой и приготовить еду. С тоской оглядев пустой холодильник, он решил кому-нибудь позвонить. Добросовестно обзвонив своих приятелей, болящий выслушал кучу соболезнований, еще больше причин, по которым приятели не могли ему помочь, массу извинений и, потеряв пару часов времени, Валентин Семенович приобрел некий жизненный опыт, вернее жизненное правило: в трудную минуту человек остается со своими проблемами один на один.
  
   Но поглядев в голодные глаза своего четвероногого друга, он решительно выполз в подъезд. Обзвонив несколько квартир, Валентин Семенович в конце концов попал на сердобольную соседку, которая за умеренную плату согласилась купить и доставить к нему домой необходимые продукты. Действительно, всего через три часа за какие-то три сотни Валентин Семенович получил почти весь список заказанных им продуктов. Теперь голодная смерть не угрожала ни ему, ни Клепке. Готовил Валентин Семенович сам, хотя соседка, получив свои три сотни, с сочувствием спрашивала, не надо ли ему помочь по хозяйству, причем он прямо-таки слышал, как щелкал в ее мозгу счетчик, подсчитывая возможную прибыль.
  
   На второй день болезни Валентин Семенович так осмелел, что решил разобраться со всеми неурядицами, свалившимися ему на голову. Он начал обзванивать коммунальные службы, выясняя, откуда мог взяться долг, родную редакцию, чтобы сообщить о своей болезни и выяснить, наконец, причину своего увольнения, попытался найти редактора, заказавшего ему злосчастную статью об искусственном интеллекте. В течение нескольких часов в лежачем положении, держа на груди телефонный аппарат, он добросовестно работал телефонистом, набирая различные телефонные номера, по которым его просили позвонить раздраженные голоса. В конце концов это неблагодарное занятие ему надоело. Ни один звонок не оправдал его ожиданий, единственный положительный ответ он получил, когда искал редактора, заказавшего ему статью. Положительный, конечно, с точки зрения самого Валентина Семеновича. Незнакомый человек на другом конце провода скучным голосом сообщил ему, что редактор, которого он ищет, находится в больнице и пробудет там долго, поскольку у него обширный инфаркт, поэтому заказанная Валентину Семеновичу статья в ближайшие номера журнала не попадает, так что он может не торопиться и не рассчитывать на гонорар.
  
   Облегченно вздохнув, что отпала надобность оправдываться и объяснять, почему он не может представить заказанную ему статью в определенный срок, Валентин Семенович поплелся к своему рабочему месту за большим круглым столом, чтобы навести на нем относительный порядок. Он убрал ненужные пока материалы, которые собирался использовать при написании статьи, и только тут обратил внимание, что компьютер включен, а на светящемся экране монитора сами собой открываются и закрываются окна, проходят какие-то сообщения, словно кто-то невидимый управляет работой этого ящика, как про себя называл свой компьютер Валентин Семенович.
  
   Усевшись на стул, он с интересом наблюдал за бегающим по экрану курсором мышки, но вот на экране появилась страница из какого-то журнала с фотографией : "Сказки бабы Веры", - прочитал Валентин Семенович с недоумением вглядываясь в лицо пожилой женщины, которое почему-то казалось ему удивительно знакомым. "Ну конечно, - хлопнул он себя рукой по лбу, - эта баба Вера как две капли воды похожа на старушку-соседку, забежавшую к нему недавно вечером за хлебом. Мелькали названия журналов, газет, фотографии, журнальные статьи. Его внимание привлекла статья с фотографией молодой женщины. " Непревзойденная целительница, маг, ясновидящая, экстрасенс Клара поможет изменить судьбу, перебороть любые неприятности, обрести любовь и удачу в делах", - с фотографии на него смотрела хозяйка Клепки, визит которой оставил в душе Валентина Семеновича странный осадок. Он чувствовал свою вину, что не смог надлежащим образом принять молодую женщину, но еще более неприятное чувство вызвало поведение самой женщины: ее визит, причину которого она не смогла объяснить, ее поспешное паническое бегство, до такой степени поспешное, что она потеряла ориентацию, путая входные двери с дверцами шкафов.
  
   Тут было над чем подумать. Валентин Семенович потер дрожащей рукой вспотевший лоб. - Что происходит? Как могли попасть к нему домой эти две женщины, фотографии которых напечатаны в популярных журналах, издающихся в Москве или Санкт-Петербурге? Что общего между ними? Почему эта "ясновидящая" Клара позвонила в его дверь, почему оставила ему на попечение свою собаку, почему в последнее свое посещение даже не спросила об этой собаке? - Сплошные "почему". Валентину Семеновичу пришла в голову неожиданная мысль: а что, если все эти невероятные визиты связаны с одиночеством. Может быть, его сознание взбунтовалось и посылает ему такие видения? Но тогда ему необходим хороший психолог, потому что от таких "видений", "привидений", один шаг до звучащих в мозгу голосов, отдающих зловещие приказания, а значит он в шаге от шизофрении.
  
   В свое время Валентин Семенович изучал психологию, читал об этой душевной болезни и всегда с сочувствием относился к таким больным. Хотя работать с такими людьми было сложно. Однако им разрешалось работать, если врачи находили, что такие больные не опасны для общества. Валентин Семенович вспомнил женщину, работавшую сторожем в одной из редакций. Небольшого роста, симпатичная на вид пожилая женщина обладала резким металлизированным голосом, прекрасной памятью на лица и события, к работе относилась очень добросовестно, даже педантично, но временами на нее находили приступы необоснованной ярости, во время которых она могла совершить все, что угодно. Например, однажды она отрезала голову собаке, которая вместе с ней охраняла редакцию, разгромила и разбила всю мебель в своей квартире, объясняя свои действия приказами звучащего в голове голоса. После каждого подобного приступа, пролежав некоторое время в больнице, она опять выходила на работу, притихшая и внешне вполне обыкновенная. Она понимала, что больна и спекулировала своей болезнью, последние годы перед пенсией она постоянно писала жалобы во все инстанции, обвиняя редакцию журнала в ущемлении своих гражданских прав. Редакцию заполонили всякие комиссии и проверяющие, работники редакции свободно вздохнули только после выхода на пенсию своего "ценного" сотрудника, уволив ее по собственному желанию. Она поставила такое условие: если ей дадут доработать до пенсии, то она уволится сама по собственному желанию, если попробуют уволить ее по другой причине раньше ухода на пенсию - она объявит им войну. И редакция побоялась связываться с больным человеком.
  
   Анализируя поступки этой женщины, Валентин Семенович в страхе сравнивал их со своим поведением. Неужели у него наблюдаются подобные симптомы? Под влиянием этой мысли Валентин Семенович бросился к телефону и лихорадочно набрал номер своего коллеги по работе. Владислав нравился ему искрящимся жизнелюбием; всегда деятельный, общительный, он заражал всех вокруг себя хорошим настроением, там, где он появлялся, всегда звучал смех. "Ты, наверное, и на смертном одре будешь веселиться, издеваясь над собой и над теми, кто пришел тебя оплакивать", - не раз выговаривали ему его приятели. - Если хотите знать мое мнение, - заявлял Владя, - нельзя оплакивать то, ради чего человек рождается на этот свет. - И для чего же рождается по-твоему человек? - дразнили его друзья. - Для того, чтобы умереть, - охотно объяснял он, - поэтому все эти сказки о смысле жизни - для сопливых юнцов, а весь смысл земного существования заключается как раз в том, чтобы подготовить себе эффектный уход - "готовься к смерти, чтобы оседлать жизнь" - вот мой девиз, - смеялся Владислав. И никто не мог понять, шутит он или говорит всерьез. Такому балагуру и трепачу и позвонил Валентин Семенович, чтобы выяснить свое психическое состояние.
  
   Голос, раздавшийся в телефонной трубке, никак не мог принадлежать Владиславу - сонный, растягивающий слова человек на другом конце провода никак не мог понять, кто звонит.
  
  -- Простите, может быть я ошибся, мне нужен Владислав, - раздраженно пояснил Валентин Семенович.
  
  -- В каком смысле нужен? - вяло поинтересовался голос.
  
  -- В том смысле, что я хотел бы с ним переговорить.
  
  -- Так за чем дело стало - говорите, - так же вяло разрешил голос.
  
  -- Владя, брось свои шуточки, это Валя Семенов, у меня к тебе серьезный разговор.
  
  -- Ну и что тебе, Валя, от меня надо? Конкретнее, пожалуйста, ближе к делу.
  
  -- Что с тобой, ты что пьян? - в ужасе вскричал Валентин Семенович.
  
  -- Зачем же так вопить, у меня даже телефонная трубка чуть из рук не выпала от таких децибел. Ты что, позвонил мне для того, чтобы рассказать, как бутылка водки убивает лошадь, постой, я все перепутал, лошадь убивает что-то другое, а вот что - не помню. Просто помню, что убивает. А кого может убить бутылка водки? А, Валя? Ну что ты молчишь? Позвонил, чтобы говорить, а сам только орешь или молчишь. Ну и молчи себе на здоровье, нечего тогда людей отвлекать от важных занятий. Вот попробуй угадать с одного раза, какое у человека может быть самое важное занятие в разгар рабочего дня? Ладно, не страдай, все равно не отгадаешь. Я тебе и так скажу. Самое главное в разгар рабочего дня - выпить один на один бутылку водки и полностью изменить свое миро - воз - зрение, - он произнес это слово по слогам и икнул. - Очень трудное слово, но я его выговорил правильно. Видишь, я совсем даже трезв, просто уже пора спать, так что бывай, товарищ Валя, до скорого.
  
   Владислав с грохотом уронил трубку на аппарат, а Валентин Семенович сидел с монотонно гудящей трубкой в руке и, оцепенев от услышанного, с удивлением смотрел на телефон. Кому бы еще позвонить? У него было такое чувство, что мир за эти несколько дней сошел с ума. Надо позвонить человеку здравомыслящему, серьезному, далекому от излишних мудрствований. Валентин Семенович набрал номер Анны Федоровны, которой было далеко за пятьдесят, она работала в редакции больше двадцати лет, занималась письмами читателей, кадрами и, поскольку представляла собой тип ответственного человека, дополнительно тащила на себе воз общественных нагрузок. Анна Федоровна моментально откликнулась на звонок, только голос ее звучал напряженно и настороженно.
  
  -- Слушаю вас, Валентин Семенович, - официально произнесла Анна Федоровна.
  
  -- Анна Федоровна, что у вас происходит? Что с Владиславом?
  
   Анна Федоровна горестно вздохнула и каким-то неестественным тоном также официально ответила:
  
  -- Вы по какому вопросу звоните, Валентин Семенович? Если по поводу увольнения, то вам придется подождать несколько дней, потом перезвоните, я скажу, когда вам подойти за расчетом и трудовой книжкой.
  
  -- Ничего не понимаю, - с обидой заговорил Валентин Семенович, - вы не хотите со мной разговаривать? Мало того, что я не могу добиться, чтобы мне объяснили причину моего увольнения, так со мной вообще почему-то не хотят общаться. Владислав пьян, лыка не вяжет, секретарь ничего не объясняет, вы отвечаете мне как совершенно постороннему человеку, а мы ведь с вами отработали вместе несколько славных лет.
  
  -- Извините, Валентин Семенович, больше ничем вам помочь не могу, позвоните через несколько дней, - прозвучал равнодушный голос Анны Федоровны, от которого тянуло зимним холодом.
  
   Валентину Семеновичу показалось, что даже телефонная трубка покрылась инеем. Да что же это такое! Ни от кого ничего не добьешься. Он схватился руками за голову - что я мог совершить такого, что вызвало такую ответную реакцию в родном коллективе и притянуло ко мне чужих психически ненормальных людей. Заканчивался второй день его болезни, а Валентин Семенович так и не смог пока разобраться в возникшей неприятной ситуации. Время не просто летело, оно галопировало, скакало. Вроде бы он недавно проснулся, ничего не успел сделать, а на носу уже вечер. Валентин Семенович, скорчившись от боли в пояснице, проковылял к зеркалу.
  
  -- Ну что, дружок, плохо тебе приходится? - с сочувствием всмотрелся он в свою небритую, побледневшую и исхудавшую физиономию. - Никому ты не нужен в целом свете, ни жены, ни детей, ни родственников, ни друзей. Даже приятели и сослуживцы отвернулись от тебя. Сам виноват - забился в свою квартиру-раковину и живешь этаким раком отшельником. Нет, надо кардинально менять свою жизнь: найти хорошо оплачиваемую работу, любимую женщину, поменять имидж, обзавестись красивыми вещами, как сейчас принято, тогда и друзья появятся, тогда ты всем сразу будешь нужен.
  
   Он с сомнением оглядел себя, стараясь увидеть себя глазами других людей и представив себе нового Валентина Семеновича, карьериста, делового человека, выставляющего напоказ свою успешность. Но этот образ никак не хотел создаваться в его воображении, вместо него Валентин Семенович видел нескладного, длинного, неухоженного мужчину, которому уже за сорок, в старых заношенных брюках и застиранной рубашке, с глубоко запавшими от боли глазами, с длинными руками, которые он не знает куда деть, и такими же длинными, худыми ногами сорок пятого размера.
  
  -- Да, друг мой Валя, предрекаю тебе, что ты навсегда останешься таким неудачливым, одиноким, беспечным человеком, не рвущимся к материальным ценностям, живущим в основном духовной пищей, особенно сейчас, человеком лишним и, наверное, бесполезным для общества. Обществу необходимы материально обеспеченные индивидуумы, живущие одним днем, заботящиеся в первую очередь о себе любимых, берущих от жизни все, невзирая на интересы других людей.
  
   Новый приступ боли заставил Валентина Семеновича еще сильнее согнуться , и он вынужден был прекратить беседу со своим отражением. Его ожидали еще хозяйственные дела: приготовление ужина для себя и Клепки, уборка и мытье посуды - наискучнейшие занятия, но такие необходимые в повседневной жизни холостяка. Покончив со всеми делами, он с трудом доплелся до стола с компьютером, который упорно не хотел выключаться. В конце концов Валентин Семенович махнул на него рукой и предоставил самому себе.
  
   Стемнело, вечер полностью вступил в свои права, вызвездив небо и посеребрив лунным светом темноту за окном. Комната приобрела таинственный полумрак. Клепка в кухне доедала свой ужин. В квартире царила тишина, нарушаемая тиканьем часов, сонным бормотанием компьютера и чавканьем Клепки, доносящимся из кухни. Валентин Семенович принял удобную позу на диване и задумался, глядя в раскрытое окно, освещенное нежным лунным светом.
  
   Странное чувство охватило Валентина Семеновича, чувство непричастности к окружающему его миру, как будто мир существовал сам по себе, а он, Валентин Семенович, крохотный осколочек этого мира, затерянный и заброшенный всем живущим, остался сам по себе; и этому миру нет никакого дела до своего осколочка, не интересует мир, что станется с этим осколочком, найдет ли он кусочек свободного для себя пространства или нет. Валентин Семенович сидел в отрешении, но краешком своего сознания отметил, что Клепка больше не чавкает, не сопит, не слышно постукивания ее коготков по полу, значит, уснула на стуле в кухне или на кровати в спальне. Слабо светился экран монитора, стоящего посередине круглого обеденного стола, за которым давно никто не обедал.
  
   Валентин Семенович перевел взгляд на экран, на светлом фоне резко выделялся какой-то текст с фотографией пожилого человека с удлиненной козлиной седой бородкой, глубоко ушедшими в глазницы темными бусинками глаз и сложенными в ироническую улыбку тонкими губами. " Карл Карлович - величайший провидец будущего, ученый, занимающийся изучением ресурсов биоэнергетики человеческого организма и проблемами взаимосвязи земного мира с тонкими, параллельными мирами. Он является последователем теорий Сведенборга, и сам внес немалый вклад в развитие этих теорий в соответствии с современным уровнем науки....."
  
   Валентин Семенович с разочарованным видом отклонился от стола. Опять эта назойливая реклама, пропагандирующая всяких магов, колдунов и целителей, которые на поверку зачастую оказываются обыкновенными шарлатанами, обманщиками и просто вымогателями денег. У него никогда не возникало желания обратиться к различным ясновидцам и предсказателям будущего, он даже в шутку не пытался проникнуть в туманное далеко. Зачем? Если его ожидают неприятности, то чем раньше он о них узнает, тем больше переживаний они принесут, а если его ожидает удача - то чем неожиданней будет с ней встреча, тем больше удовольствия она доставит. Валентин Семенович перебрался на диван, прикрыл глаза и предался размышлениям. Остался всего один свободный день, и он должен разобраться с этим потоком неурядиц. Составление в уме плана действий на завтра внезапно было прервано посторонним звуком - чьим-то негромким покашливанием. "Показалось?" - пронеслась в мозгу неуверенная мысль.
  
  -- Гкхм, - уже громче раздалось покашливание.
  
   Валентин Семенович со страхом приоткрыл глаза. А вдруг у него начались кроме зрительных еще и слуховые галлюцинации? Сквозь щелки осторожно приоткрытых глаз он заметил на стуле около стола, сбоку от себя человеческую фигуру. "Продолжение следует, - нервно подумал он, - снова эти "привидения" или фантомы или вообще неизвестно что".
  
  -- Кхм, ошибаетесь, батенька, не извольте беспокоиться на мой счет, я отнюдь не привидение и не фантом, - раздался со стула, где восседала человеческая фигура, негромкий голос. - Разрешите представиться, Карл Карлович, больше добавлять ничего не стану, поскольку вы изволили прочитать обо мне несколько строк. Вы, уважаемый Семен Валентинович, зря волнуетесь, никакой опасности для вас я не представляю. Ой, пардон, старческая забывчивость, постоянно меняю местами имена и отчества, ничего не могу с собой поделать, Валентин Семенович, На этот раз обратился кажется правильно, - пожилой человечек на стуле довольно захихикал.
  --
   Валентин Семенович широко открытыми глазами обескуражено разглядывал незваного гостя.
  
  -- Не понимаю, почему все это происходит именно со мной? Кто вы такой и как здесь очутились?
  
  -- Ах, батенька мой, не надо нервничать, это вредно для вашего здоровья. Кто я такой вы уже знаете, сначала вам обо мне рассказал компьютер, а потом я и сам имел честь вам представиться. А вот этого делать не следует, - человечек нервно подпрыгнул на стуле и опять ехидно захихикал, - полицию впутывать в наши с вами отношения не будем, голубчик, я ведь слежу за вашими мыслями, во избежание, знаете, всяких недоразумений, хи-хи-хи.
  
   Он затрясся от смеха, кашляя и захлебываясь от удовольствия, наблюдая за меняющимся выражением лица Валентина Семеновича. Недоумение сменялось страхом, страх перерастал в ужас, который в свою очередь приводил к какому-то параличу чувств. Желание звать на помощь, бежать и искать спасения у соседей или у доблестных работников полиции после слов таинственного гостя перешло в состояние оцепенения. Валентин Семенович, пройдя все стадии человеческих чувств, теперь с полнейшим равнодушием смотрел на корчащегося от смеха человечка. Наконец, Карл Карлович отсмеялся, внимательно посмотрел на неподвижно сидящего хозяина квартиры и одобрительно кивнул головой.
  
  -- Вот так-то лучше, голубчик мой, так значительно лучше, так и поговорить можно. А то кто же говорит в возбужденном состоянии? В таком состоянии человек адекватно ничего воспринимать не может и не хочет, никаких доводов не воспринимает, логическое мышление для него недоступно. Правильно, я рассуждаю, да, как вы, батенька мой, думаете? Ну ладно, ладно, молчите, вам надо прийти в себя, осмыслить мое появление и мои слова, не торопитесь, голубчик, не торопитесь, времени у нас с вами много, - он снова неприятно захихикал, закашлялся, вытащил из кармана вышитый и надушенный платочек и вытер выступившие от смеха и кашля слезы. - Прошу прощения, уважаемый, я отвлекся, вы меня еще о чем-то спрашивать изволили. Ах, да, вы спросили, почему все это происходит с вами. Но ведь случись подобное с кем-нибудь другим, он тоже задавал бы себе и мне эти же вопросы. Вы об этом, голубчик, не подумали, нет? А зря. Когда у человека происходит что-либо неприятное для него, человек этот всегда задается одним и тем же вопросом: за что, почему именно на мою долю выпало это испытание. Правда, ведь именно эти вопросы возникают в мозгу любого человека, когда ему плохо? Я правильно говорю, да? Вы согласны со мной, голубчик? А на самом деле все очень просто, обыкновенная лотерея - ткнули пальцем и попали на вас, вот и вся загадка, хи-хи-хи., - он опять зашелся от смеха.
  
   В его руках неожиданно, как у фокусника, возник платочек, которым он промокнул мокрые от слез глаза. Валентин Семенович сидел и молча смотрел на безостановочно болтающего непрошенного гостя. Он никак не мог понять, кого тот ему напоминает. Мелькал чей-то очень знакомый образ, но чей? Речь незнакомца тоже о чем-то напоминала, понять бы только, о чем. Время шло, а ничего не происходило. Все это уже стало надоедать Валентину Семеновичу, и вдруг он, повинуясь внезапному порыву, воскликнул:
  -- Замолчите, вы мне изрядно надоели, все вы, ясновидцы или экстрасенсы или рядящиеся под них, вы что же думаете, я не могу найти на вас управу, да я вас просто выключу.
  
   Он быстро поднялся с дивана, сделал два шага и выключил компьютер. В комнате стало совсем темно и тихо. Боясь задеть умолкнувшего человечка, Валентин Семенович бочком, осторожно протиснулся мимо стула и, держась рукой за ноющую поясницу, включил верхний свет. На минуту он ослеп от яркого света, мгновенно озарившего всю комнату. Открыв глаза, он удивленно уставился на пустой стул. Человечек действительно исчез, словно его никогда и не было. "Чертовщина какая-то," - подумал про себя Валентин Семенович, проведя рукой по вспотевшему лбу. И, конечно, в этот момент зазвонил дверной звонок. Устало махнув рукой, Валентин Семенович с трудом поплелся в прихожую, он даже не стал задумываться, что делать: спросить, кто явился в такой поздний час или открыть дверь без всяких вопросов. Вместо размышлений он просто распахнул дверь как можно шире. Не увидев никого перед собой, он опустил глаза вниз - около двери стояла маленькая девочка лет семи. Она попеременно вытирала рукой то мокрый нос, то мокрые от слез глаза и тихо всхлипывала.
  
  -- Что случилось? - испуганно спросил Валентин Семенович, не выносивший слез, особенно детских.
  
  -- Девочка в очередной раз вытерла рукой заплаканные глаза, от чего на ее щеках появились грязные разводы, и тихо сказала:
  
  -- Отдайте, пожалуйста, мою собаку.
  
  -- Какую собаку? - с недоумением переспросил Валентин Семенович.
  
  -- Какую, какую, будто не знаете, Кнопку, конечно, - девочка всхлипнула громче.
  
  -- А с чего ты взяла, что у меня есть твоя собака? - не уступал Валентин Семенович.
  
   Но тут раздался радостный визг Клепки. Она выскочила на лестничную площадку перед дверью и волчком завертелась вокруг девочки, стараясь дотянуться до ее носа и от всей собачьей души провести по нему своим длинным шершавым языком. Смеясь сквозь слезы, девочка села на корточки перед собакой и прижала ее к себе.
  
  -- Кнопочка моя, как я соскучилась, как хорошо, что ты нашлась.
  
   Пока собака и девочка обнимались, обмениваясь радостными эмоциями, Валентин Семенович стоял столбом, держась рукой за поясницу, и пытался осмыслить происходящее. Увидев, что девочка подхватила собаку на руки и собирается уже с ней уходить, он не выдержал.
  
  -- Подожди, девочка, не спеши, - он облокотился плечом на дверь, чтобы удобнее было стоять, - куда ты уводишь мою Клепку, мне ее оставила на несколько дней хозяйка, попросила за ней посмотреть, а тебя я не знаю.
  
   Девочка серьезно посмотрела снизу вверх на стоящего перед ней мужчину, согнувшегося, словно в поклоне, и широко открыв свои заплаканные глаза с темными разводами вокруг них, звонко сказала:
  
  -- А разве вы не видите, что это моя собака? Она же меня узнала, и у моей Кнопки только две хозяйки - я и моя мама, а не какая-то там чужая тетя. Моя мама вам собаку не давала.
  
  -- Вот и давай выясним этот вопрос, - решительно заявил Валентин Семенович, - позови, пожалуйста, свою маму, а потом будем выяснять, чья это собака - ваша или моя.
  
   Валентин Семенович властно позвал: Клепка, ко мне, - и похлопал себя по ноге. Клепка бросилась к нему, потом повернулась и снова подбежала к девочке. Она явно находилась в растерянности.
  
  -- Ну видите, видите, - закричала радостно девочка, - она не хочет от меня уходить.
  
  -- Я вижу, что она и от меня не хочет уходить, - запротестовал Валентин Семенович, чувствуя, что теряет единственного друга.
  
  -- Так что же нам делать? - глаза девочки опять налились слезами.
  
  -- Подожди, - спохватился Валентин Семенович, - а почему ты так поздно пришла за собакой, где твои родители, как они могли отпустить тебя одну в такое недетское время к незнакомому человеку?
  
   Девочка молчала, опустив голову, и поминутно вытирая глаза тыльной стороной ладошки.
  
  -- Что же ты молчишь, как тебя зовут, девочка? - Валентин Семенович хоть и с опозданием, но все-таки понял, что зря забросал ребенка вопросами.
  
  -- Саша, - еле слышно прошептала девочка.
  
  -- Очень хорошо, Сашенька, а меня зовут Валентином Семеновичем, тебе не трудно запомнить мое имя?
  
   Девочка, не говоря ни слова, отрицательно помотала головой.
  
  -- Что ж мы тут с тобой на пороге знакомимся, проходи-ка ты в квартиру, я тебя чем-нибудь угощу, и ты мне расскажешь, почему твоя собака оказалась у меня.
  
   С этими словами Валентин Семенович подхватил на руки Клепку и сделал приглашающий жест Саше. Та, с опаской, озираясь по сторонам, настороженно переступила порог его квартиры, на лице ее застыл испуг, от чего ее большие голубые глаза казались огромными на чумазом, заплаканном личике. Валентин Семенович предложил ей умыться, помыть руки и повел в кухню. Поставив перед ней печенье, он налил ей чашку горячего чая и уселся напротив.
  
  -- Ну вот, теперь мы можем спокойно все обсудить, - облегченно вздохнул он, - рассказывай.
  
   Девочка торопливо прожевала и проглотила кусочек печенья и, едва не поперхнувшись горячим чаем, спросила:
  
  -- А что рассказывать?
  
  -- Начни, пожалуй, с себя, - предложил Валентин Семенович, - где ты живешь, кто твои родители, откуда у тебя появилась собака, как ты ее потеряла. Ведь ты ее потеряла, правда?
  
   Девочка, набив полный рот, снова помотала головой из стороны в сторону.
  
  -- Ты что же, Саша, можешь разговаривать только при помощи головы? - спросил ее Валентин Семенович. - Так где ты живешь?
  
   Саша молча жевала и старалась не смотреть на Валентина Семеновича.
  
  -- Могу предположить, что ты живешь в этом же доме, - задумчиво сказал он, - если не скажешь, в какой квартире - пойду обзванивать все квартиры подряд. Так что лучше скажи сама.
  
   В конце концов ему удалось выяснить, что девочка живет вместе со своей мамой в этом же доме, только в другом подъезде. Собаку они с мамой купили на рынке, ее продавал какой-то пьяный дяденька. Саша назвала ее Кнопкой, потому что она маленькая и очень звонкая.
  
  -- Напоминает звоночек, - догадался Валентин Семенович.
  
   Девочка согласно кивнула головой и продолжала рассказывать:
  
  -- Мы жили дружно, только недавно я вывела Кнопку погулять, а ремешок порвался. Кнопка обрадовалась и решила со мной поиграть. Она убегала, а я ее догоняла. Потом она отбежала далеко, а там на лавочке сидела какая-то тетенька. Эта тетенька дала ей что-то понюхать, а потом взяла на руки и унесла. Я хотела их догнать и не смогла. Мы с мамой искали Кнопку, искали, а ее нигде нет. А вчера Анна Степановна пришла к нам и сказала, что видела, как с нашей Кнопкой гуляет чужой человек. Она сказала, что он, то есть вы, живете в этом же доме и даже квартиру назвала. Я хотела вчера прибежать, только мама не пустила.
  
  -- Как же ты сегодня меня нашла, наверное, убежала тайком от мамы? - улыбнулся Валентин Семенович.
  
  -- Ага, - девочка тоже улыбнулась, - мама устала, легла отдохнуть и заснула. Тогда я тихонько вышла и побежала к вам.
  
  -- А почему ты плакала? Тебя кто-нибудь обидел?
  
  -- Саша небрежно махнула рукой, попала по тарелке с печеньем, которое рассыпалось по столу, а тарелка упала на пол и разбилась, - Ой, я нечаянно, я не нарочно, честное слово, - девочка явно собиралась заплакать.
  
  -- Только без слез, - запротестовал Валентин Семенович, - подумаешь, тарелка разбилась, разве это причина для переживания? Так ты ответишь, почему плакала?
  
  -- А, это мальчишки, они меня напугали, сказали, что вы - злой и не отдадите мне Кнопку просто так, что надо платить деньги. А у нас нет денег...
  
  -- Стоп, - прервал Сашу Валентин Семенович, подозревая, что за этими словами последуют реки слез, - мне все понятно. Только еще один вопрос - у вас телефон есть?
  
   Саша кивнула в ответ, прижимая к себе собаку, которая забралась к ней на колени и старалась лизнуть ее в нос.
  
  -- Давай тогда позвоним твоей маме и пригласим ее на чай, а заодно обсудим создавшуюся ситуацию.
  
   Саша испуганно посмотрела на Валентина Семеновича.
  
  -- Я не знаю, что это такое, си-ту-а-ция, - медленно повторила она.
  
   Валентин Семенович хлопнул себя по лбу.
  
  -- Виноват, я не так сказал, мы вместе решим, как нам быть с нашей собакой.
  
   Девочка нахмурилась и кажется решила снова зареветь.
  
  -- Собака не ваша, она наша, я ее вам не отдам, - голос ее дрожал от сдерживаемых рыданий, но она твердо смотрела прямо в глаза Валентину Семеновичу.
  
  -- Хорошо, - покорно согласился он, - собака ваша, но видеть ее я смогу? Ты мне разрешишь ее навещать, или ты будешь приходить с ней ко мне в гости?
  
   Саша задумалась, потом засмеялась и, соглашаясь, покивала головой.
  
  -- Мы можем даже гулять вместе, чтобы никто не мог украсть ее у меня, - добавила она радостно.
  
   Пока девочка играла со своей собакой, Валентин Семенович позвонил ее маме, которая уже места не находила себе от беспокойства, не понимая куда делась ее дочь. Через пять минут зазвонил дверной звонок. Валентин Семенович открыл дверь и замер. На пороге стояла молодая женщина, которая чем-то неуловимо напоминала ему Лену, может быть взглядом темных глаз, может - улыбкой или выражением лица.
  
  -- Извините, ради Бога, - услышал он ее голос, - Саша у вас?
  
  -- Да, да, - очнулся от столбняка Валентин Семенович, - все в порядке, она играет с Клепкой, проходите, пожалуйста.
  
   Женщина уже собиралась войти, но при последних его словах задержалась в дверях и тревожно спросила:
  
  -- С какой Клепкой? Моя дочь действительно у вас?
  
  -- Простите, это я перепутал, не с Клепкой, а с Кнопкой, ваша дочь играет со своей собакой., кажется ее зовут Кнопка?
  
   Не говоря ни слова, женщина поспешила войти, а ей навстречу выбежала Саша, за которой с радостным лаем неслась Кнопка.
  
  -- Мамочка, я же тебе говорила, что Кнопка обязательно найдется, а ты не верила, - подпрыгивая на месте, закричала Саша, - мы теперь вместе с Семеновичем будем выводить Кнопку гулять, и никакая тетенька теперь не сможет забрать у меня Кнопку.
  
   От чая Сашина мама отказалась, извинившись за поздний визит и причиненное беспокойство, и ушла вместе с Сашей и Кнопкой. Захлопнув за ними дверь, Валентин Семенович вдруг почувствовал себя очень одиноким, тишина в квартире казалась зловещей, давящей, глухой болью отзывалась поясница, жизнь предстала перед ним в виде череды однообразных, похожих друг на друга буден, бессмысленных и скучных. Он только понял, что значит жить, отвечая за жизнь другого существа, преданного и любящего без всякой корысти. И вот он опять один - насмешка судьбы. А встреча через столько лет одиночества с женщиной, напомнившей ему его первую и единственную любовь, - судьба явно издевается над ним! Валентин Семенович, стеная и охая, - благо никто его стонов не слышит, - медленно пополз в комнату.
  
  -- Что, батенька мой, снова поясницу прихватило? - с сочувствующим смешком встретил его скорчившийся на стуле тот же неприятный человечек. Он уже сменил простой черный костюм на смокинг и одной рукой обмахивался батистовым белоснежным платочком, а в другой крутил небольшую тросточку, оканчивающуюся вместо набалдашника огромным изумрудом.
  
   Валентин Семенович в замешательстве остановился на входе в комнату, он очень хорошо помнил, что, выходя из комнаты, погасил свет и выключил компьютер, однако теперь компьютер работал, а комната была ярко освещена. Более того, этот непонятно откуда взявшийся великий маг и кудесник спокойно расположился здесь, как у себя дома.
  
  -- Семен...эээ... Валентин Семенович, что же вы не проходите в комнату, вам ведь тяжело стоять, вы бы присели, - с насмешливым сочувствием произнес человечек и издевательски захихикал.
  
   Для пущей важности неожиданный гость, спрятав в карман смокинга платочек, вытащил монокль на тонкой золотой цепочке и вставил его себе в правый глаз; склоняя голову то к одному плечу, то к другому, он внимательно разглядывал стоящего перед собой молодого мужчину, как редкое, диковинное насекомое, занесенное в Красную Книгу.
  
  -- Если бы вы знали, Карл Карлович, как же вы мне все надоели, - устало проговорил Валентин Семенович и тяжело опустился на диван.
  
  -- Не логично, милостивый государь, не логично, только что, минуту назад вы горевали из-за своего одиночества, а теперь вы, голубчик мой, упрекаете меня в назойливости. А где же благодарность за то, что скрашиваю ваше одиночество? Видите, батенька, я приглашен на званый ужин, а вот вожусь тут с вами, пытаюсь договориться, объясниться, помочь, так сказать, бескорыстно, - он приложил правую руку к сердцу, и сейчас же монокль выпал из его глаза и скатился к нему на колени.
  
   Валентин Семенович невольно засмеялся - уж очень нелепо выглядел человечек: фалды его смокинга свисали со стула, маленькие ступни в лаковых на вид почти детских туфельках странным образом перекрещивались, а сам он раздувался от гордости, ощущая себя неотразимым и мудрым. Смех Валентина Семеновича заставил человечка непроизвольно дернуться от негодования, но Карл Карлович сдержался, даже постарался улыбнуться в ответ, только улыбка получилась кривой.
  
   - Вот и развеселил я вас, батенька вы мой, рад, душевно рад, что поднял вам настроение. Теперь и поговорить можно по душам, - он захихикал, - или о душе, а может о душах.
  
   Продолжая улыбаться своим мыслям, Валентин Семенович согласно покивал головой:
  
  -- Можно поговорить, почему бы нет, и о душах и о духах, тем более, что они последнее время что-то ко мне зачастили. Хоть вы и утверждаете, Карл Карлович, что выбран я абсолютно случайно, позвольте мне все-таки в этом усомниться. Хотел бы я знать, что именно в моей душе вас заинтересовало, вернее не вас, вы, как я понимаю, действуете не от себя лично, а того, кто посылает ко мне ваши сущности. Признайтесь, вы ведь можете выглядеть по-разному, я не ошибаюсь?
  
   Неунывающий Карл Карлович успел взять себя в руки, теперь он излучал саму доброжелательность.
  
   С уверенным видом вращая в пальцах цепочку с моноклем, он одобрительно сказал:
  
  -- Ну что же, голубчик, мыслите вы в нужном направлении, только в отношении меня. батенька, вы ошибаетесь, да, ошибаетесь. Я -величина постоянная, я- это я, живу всегда, во все времена, могу находиться в нескольких местах одновременно, - он лукаво ухмыльнулся и гордо посмотрел по сторонам, как будто выступал перед публикой, - однако выгляжу всегда одинаково, в отличие от некоторых особей. В одном я не перестаю удивляться, батенька, как это вы, современные люди, носитесь с таким устаревшим понятием, как "душа". Далось вам это слово, ведь слова - это только сотрясание воздуха, ничего более, вы бы, голубчик мой, подумали на досуге, откуда взялось это слово, что из себя представляет, что вам от этой души. Разве смысл жизни для человека - в существовании души? Странные вы существа - люди, вы на самом деле верите, что "человек - это звучит гордо", как сказал один из ваших писателей. Чем гордитесь? Вон сейчас сколько психологов, парапсихологов развелось, вовсю воздействуют на человеческий мозг, на человеческое сознание, а вы наивно считаете себя самыми разумными существами. Нет, голубчик, не в свои сани садитесь, всяк горшок должен знать свой шесток, так кажется у вас говорится? Не в душе вашей дело, милостивый государь Семен...эээ... Валентин Семенович, дело в разуме, в интеллекте. Ну сами подумайте, что значат для жизни планеты какие-то семьдесят лет? Пшик, ерунда, а вы, - он приглушенно засмеялся и снова закашлялся, - а вы носитесь со своей жалкой жизнью, сотрясаете воздух своими глупыми рассуждениями, трясетесь над своим дряхлеющим телом и надеетесь силой кратковременных мыслей перевернуть мировой порядок.
  
   Он смеялся, кашлял, вытирал слезы, выступившие от смеха и от кашля, и не мог остановиться. - Жалко мне вас, самонадеянных людишек, на что замахнулись? На вечность? На подчинение себе созданного по своему подобию искусственного интеллекта? Но вы-то, вы-то, голубчик мой, вы же человек разумный, разве вам подобные мысли в голову не приходили?
  
   Увидев, что Валентин Семенович собирается заговорить, он вставил в левый глаз монокль, небрежно взмахнул батистовым платочком и торопливо продолжил:
  
  -- Молчите, батенька мой, молчите, знаю, что вы мне ответить собираетесь, а вы не торопитесь отвечать, вы прежде подумайте хорошенько над моими словами, прислушиваться надо к мудрым речам и мыслям, к вечным истинам, и не спорьте, пожалуйста, мой жизненный опыт несравним с вашим жалким сорокалетним существованием.
  
   Он закашлялся, вытирая платочком заслезившиеся глаза, захихикал довольно, глядя на удивленного Валентина Семеновича и, скрутившись кренделем на стуле, замахал на своего молчащего собеседника руками.
  
  -- Ну, ну, ну, эк вас, батенька, занесло в какие дебри, на такую роль я не претендую, не надо мне льстить, я свое место знаю. Статейка-то ваша как, голубчик мой, пишется или вы все еще в творческих поисках?
  
   Валентин Семенович удобнее устроился на диване, он уже совсем освоился со своим непрошеным гостем, поэтому без особых церемоний ответил:
  
  -- Не логичное у вас поведение, Карл Карлович, то вы не даете мне вам отвечать, утверждая, что знаете мои мысли, а то задаете наивный вопрос, ответ на который не требует особых логических усилий, а не то что чтения мыслей. Судя по вашему поведению, вы должны быть в курсе всего, что происходит в моей жизни и в моей голове.
  
  -- Так-то оно так, голубчик, все правильно, да я должен быть твердо уверен в ваших действиях, вы уж не обессудьте; иногда вам и вслух отвечать мне придется, возраст мой сказывается, никуда не денешься, вы же видите, что я уже не молод, живу давно; даже, как, верно, изволили заметить, часто путаю имена и отчества.
  
   Он горестно повздыхал, ожидая соболезнования, но его не последовало. Валентин Семенович в эту минуту думал явно о других вещах, возраст и забывчивость собеседника его никак не интересовали. Покряхтев, покашляв и поерзав на стуле, Карл Карлович, видя, что сознание хозяина квартиры занято совсем другими мыслями, стал тихо растворяться в воздухе. Когда Валентин Семенович очнулся от своих мечтаний, над стулом слабо колыхалось голубоватое облачко, экран монитора сам собой погас, в комнате царила тишина. На следующий день Валентин Семенович, не откладывая дела в долгий ящик, отправился навестить свою Клепку. Квартиру он обнаружил быстро, а вот решимости позвонить в дверь набирался долго. Прошло минут тридцать, в течение которых он то подходил к заветной двери, то отскакивал от нее, как будто его ударило электрическим током, не представляя себе, как он объяснит свое раннее появление. Неизвестно, сколько еще времени он бы так скакал козликом к двери и от нее, если бы из соседней квартиры не вышла пожилая женщина. Она сначала подозрительно покосилась на чужого человека, а потом, узнав в нем соседа из другого подъезда, радостно заулыбалась.
  
  -- Раненько прибежали, соскучились, верно, по собачке, это ж вы ихнюю Кнопку выгуливали? Сомневаетесь, в этой ли квартире они живут? Здесь, вы правильно угадали.
  --
   Она решительно надавила кнопку звонка.
  
  -- Да вы не думайте, они рано встают. Открывайте, - обратилась она уже к хозяйке квартиры, - тут к вам спаситель вашей собачки пришел, а звонить боится.
  
   Смеясь и качая головой, она направилась к лифту, дверь открылась - на пороге стояла Сашина мама в домашнем халатике, сонная, она непонимающе смотрела на Валентина Семеновича, явно не узнавая его. Из-за ее спины выглянуло озорное личико Саши.
  
  -- Ой, Семенович, как хорошо, что ты пришел, сейчас пойдем гулять с Кнопкой, она уже ждет- не дождется.
  
   Саша схватила Валентина Семеновича за руку и потащила в квартиру.
  
  -- Заходите, мы сейчас соберемся.
  
  -- Саша, разве так можно разговаривать с незнакомым человеком? - ужаснулась мама. - Ты ведешь себя невоспитанно.
  
  -- Это ты, мамочка, ведешь себя невоспитанно, - откликнулась девочка, - держишь Семеновича на пороге, вместо того, чтобы пригласить его войти.
  
  -- Ничего, ничего, - запротестовал тот, - я тут вас подожду.
   Услышав его голос, Кнопка-Клепка с визгом выскочила на лестничную площадку и принялась скакать вокруг Валентина Семеновича.
  
  -- Ну вот, видите, что делается, - засмеялась Саша, - так мы никогда не выберемся. Придется вам зайти. Валентин Семенович, неловко потоптавшись на пороге, протиснулся в темную прихожую, мимо радостно снующей под ногами Кнопки. Резко забрав вправо, чтобы не наступить на собаку, он уперся в какой-то шкаф. От толчка шкаф зашатался, и с него посыпались на Валентина Семеновича старые газеты, свертки, несколько книг и женская шляпа с широкими полями. Шляпа плюхнулась прямо ему на голову, закрыв при этом пол- лица; пытаясь сдернуть дурацкую шляпу, Валентин Семенович пошатнулся и, чтобы удержаться на ногах, ухватился рукой за шкаф. Этого оказалось достаточно, чтобы на его бедную голову свалилась старая детская коляска, которая не упала сразу только потому, что зацепилась одним колесом за край шкафа. И хоть шляпа смягчила удар, Валентин Семенович не смог ему противостоять - оглушенный, он упал как подкошенный на груду макулатуры. Кнопка с визгом носилась вокруг его тела, загородившего собой весь проход. Саша и ее мама суетились вокруг пострадавшего, пытаясь его поднять, но их сил было явно недостаточно. От этого шума Валентин Семенович быстро очнулся и не сразу сообразил, где он находится, почему вокруг темно, как в гробнице, почему он валяется на полу в груде старья, пропитанного пылью. Нанюхавшись пыли, он начал беспрестанно чихать и где-то на пятом или шестом чихе уже сообразил, что находится в квартире, где живут девочка Саша и ее мама, имени которой он еще не успел узнать. В этот момент в его лицо уткнулся мокрый и холодный собачий нос, и Кнопка старательно стала слизывала с его лица сантиметровый слой пыли. Почему-то никому не пришло в голову включить свет, и все это шумное действо происходило в кромешной тьме. Поднявшись с трудом на ноги, Валентин Семенович сдернул с головы огромную шляпу и ощупал свою многострадальную голову. Шишку он почувствовал сразу, приличная шишка величиной с еловую торчала на затылке. Мама Саши уже спешила ему навстречу с мокрым полотенцем и какими-то примочками.
  
  -- Семенович, не волнуйся, моя мама тебя быстро вылечит, - авторитетно заявила Саша, - она у меня врач, - потом подумала немного и уточнила, - детский.
  
  -- Это ничего не значит, - услышал Валентин Семенович голос Сашиной мамы, - травмы - они для всех травмы: и для детей и для взрослых, да и лечатся они практически одинаково.
  
   Тяжело ковыляющего Валентина Семеновича, у которого теперь к ноющей пояснице добавилась головная боль, довели до дивана и осторожно уложили, предварительно приложив к шишке компресс и обмотав голову так, что он стал похож на раненого бойца. Он предпринимал попытки объяснить, что ему уже значительно лучше, что он вполне может сам себя обслужить, что он уже готов гулять с Кнопкой, но его никто не слушал. Полежав так минут десять, пострадавший решительно поднялся, аккуратно снял с головы километровый слой бинтов, смущенно поблагодарил за лечение и попросил Сашу подготовить Кнопку к прогулке. Неизвестно, кто больше обрадовался прогулке: собака или девочка. Пока Саша готовила Кнопку к выгулу, ее мама хлопотала вокруг Валентина Семеновича, пытаясь счистить с его одежды многолетнюю пыль, скопившуюся на шкафу.
  
  -- Вы уж извините, руки никак не доходят, этот старый шкаф вот-вот развалится, боишься лишний раз до него дотрагиваться; конечно, давно пора делать ремонт, но он сейчас нам не по карману, - смущенно оправдывалась она.
  
   Валентин Семенович не выдержал и засмеялся, потом поглядел на обиженное лицо молодой женщины и пояснил:
  
  -- Знаете, а ведь у меня точно такая же ситуация. И шкаф старый в коридоре застрял со старьем наверху, и ремонта я тоже себе позволить не могу - все денег не хватает, правда, я много на книги трачу. Чем еще может побаловать себя застарелый холостяк! Вот придете ко мне в гости - сами все увидите, - неожиданно для самого себя сказал Валентин Семенович.
  
   Женщина смутилась, повертела в руках одежную щетку, словно видела ее первый раз в жизни, и сказала, что у нее давно уже нет свободного времени: работа, дочка, а теперь еще и собака добавилась.
  
  -- Семенович, ты долго собираешься с мамой разговаривать, - бесцеремонно вмешалась в их разговор Саша, - Кнопка уже извелась вся.
  
  -- Да, да, конечно, идем скорее, - спохватился он, и взяв за руку Сашу, крепко сжимавшую в руке поводок, поспешил на улицу.
  
   И лишь при дневном свете, опустив взгляд на брюки, он в ужасе остановился.
  
  -- Какой кошмар, я выгляжу так, будто меня дня три жевал верблюд, а потом выплюнул.
  
   Саша заинтересованно посмотрела на него.
  
  -- Нет, если бы верблюд тебя выплюнул, у тебя не было бы таких грязных полос на щеках, и волосы не торчали бы ежиком, а были бы прилизанными.
  
   Она критически оглядела Валентина Семеновича с головы до ног.
  
  -- Ничего страшного, - успокаивающе произнесла она, - просто тебя надо погладить, а так, ты даже симпатичный.
  
   Валентин Семенович так распереживался по поводу своего внешнего вида, что перестал обращать внимание на окружающее.
  
  -- Семенович, Семенович, смотри скорей, - дернула его за рукав Саша, - вон та тетенька, которая мою Кнопку тогда украла, да не туда ты смотришь, надо налево, а ты смотришь - направо. Вон же она на другой стороне улицы.
  
   Валентин Семенович закрутил во все стороны головой. Женщина, оставившая ему на попечение собаку, неторопливо шла по другой стороне, глядя себе под ноги, но вот она подняла голову, и ее глаза встретились с глазами Валентина Семеновича. В этот момент между ними проехала большая многотонная машина с прицепом., на несколько секунд он потерял женщину из виду. Машина промчалась, и женщина исчезла. На улице не видно было ни одного прохожего.
  
  -- Странно, - Саша остановилась и стала оглядываться по сторонам, - куда это она делась? Улетела, что ли?
  
  -- Может быть, зашла куда - нибудь, - пожал плечами Валентин Семенович. - сам понимая, что городит чепуху, - куда она могла зайти, если рядом нет ни одного магазина, а до ближайших домов надо пройти приличное расстояние. Место открытое, прекрасно просматривается.
  
   Он хотел почесать затылок, но только дотронулся до него рукой, как голову пронзила острая боль, и он вспомнил о шишке.
  
  -- Ты Семенович, прямо как маленький, - возмутилась Саша, - никуда она не могла зайти. А может быть, ее машина подобрала? - в свою очередь внесла она предположение.
  
  -- Мое почтение, милостивый государь, - гулять изволите? - услышали они рядом с собой чей-то голос.
  
   Саша с испугом уставилась на небольшого пожилого человечка в старомодном костюме, с тросточкой в руке и в странной высокой шляпе на голове. Саша никогда не видела таких смешных шляп. Она подхватила Кнопку на руки и боязливо отступила за спину Валентина Семеновича.
  
  -- А, это опять вы. Карл Карлович, - со вздохом произнес тот, - неймется вам, вы меня уже и на улице поджидаете и даже не один, только что имел счастье видеть старую знакомую, только она почему-то держалась в стороне и исчезла без всяких объяснений. Кто еще меня сопровождает, не подскажете?
  
   Человечек взмахнул своей тросточкой, чуть не сбив с головы цилиндр, который Саша разглядывала с неподдельным интересом, и, почти согнувшись пополам от смеха, с трудом проговорил, кашляя и задыхаясь:
  
  -- Ох, и шутник вы, Сем..., ой, пардон, Валентин Семенович, так и уморить меня недолго. Ну зачем нам вас караулить, мы и так знаем, что с вами происходит, что вы делать собираетесь, неужели вы до сих пор ничего не поняли?
  
   Он закашлялся, сунул тросточку под мышку и вытащил из кармана пиджака маленькую, украшенную самоцветами табакерку, открывшуюся с музыкальным звоном. Округлив от напряженного внимания рот в виде буквы "О", Саша во все глаза наблюдала за действиями странного человека. Вот он взял что-то из красивой музыкальной коробочки и сунул себе прямо в нос, втянул в себя вместе с воздухом, потом покраснел как рак и начал чихать.
  
  -- Раз, два, три, четыре, пять.... - считала вслух Саша.
  
   От напряженного чихания цилиндр на голове человечка подпрыгивал, кренился то на один бок, то на другой, но к удивлению Валентина Семеновича и Саши не падал. "Может быть, он приклеенный?" - подумала девочка. А Валентин Семенович обратился к чихающему старичку:
  
  -- Как это ваш цилиндр до сих пор не свалился с головы? Вы не боитесь за свое здоровье, небезопасно так чихать в ваши годы.
  
  -- Апчхи, ... ааапчхи, - вы опять меня смешите, хи-хи-хи, ааапчхи, кхе, кхе, кхе, - человечек снова закашлялся, продолжая в то же время чихать и говорить.
  
   Наконец, ему удалось справиться с приступом кашля, он отсмеялся, но периодически продолжал чихать. Табакерку он спрятал обратно в карман и, помахивая своей тросточкой, обратился к Валентину Семеновичу.
  
  -- Вы, батенька мой, забываете, с кем говорите, о моем здоровье не беспокойтесь, вы лучше о своей жизни подумайте, одна она у вас, а вы ее не рационально используете. Ну что вы хорошего в своей жизни видели? Денег у вас нет, по миру вы не ездили, ничего интересного не видели, семьи не завели, работы престижной у вас никогда не было и нет, ничего выдающегося вы не создали. Вы, голубчик, проживаете свою жизнь холостяком и в холостую. Правильно я говорю, да, не сердитесь на старика, голубчик, я вам добра желаю, по-отечески ворчу, годы не маленькие, да, прислушаться надо к моим словам, а, как вы думаете?
  
   Он склонил голову на бок и вопросительно заглянул в лицо Валентина Семеновича.
  
  -- Какая бескорыстная забота о моей жалкой личности и о моей неудавшейся жизни, - Валентин Семенович саркастически улыбнулся, - прямо отец родной. А почему вы думаете, что наши понятия о смысле человеческой жизни сходятся? Лично я своей жизнью доволен. Совесть моя чиста, занимаюсь любимым делом, пишу помаленьку, может, еще и напишу что-нибудь стоящее, кто знает. Семьи вот, к сожалению, нет, зато избежал предательств, разводов и связанных с ними стрессов. Если я в вашем понимании такой неудачник, то что заставляет вас преследовать меня и искушать мое бедное сознание?
  
  -- Что вы, что вы, батенька, кто вас преследует, - удивительный старичок оперся одной рукой на тросточку, а другой замахал, будто отгоняя назойливого комара, - о каком искушении изволите говорить, и в мыслях подобного не держал, только из дружеских побуждений.
  
   Заметив мелькнувшую в глазах Валентина Семеновича лукавинку, и растягивающиеся в иронической улыбке губы, Карл Карлович поспешил добавить:
  
  -- Не спорю, батенька, интерес имеется, как без интереса, без интереса ничего в жизни не случается, у всякой пташки-букашки свой интерес имеется, а уж у такого бывалого, видавшего виды, как я, тем более. Признаюсь, мы нуждаемся в людях умных, неординарных, думающих, самодостаточных, умеющих отстаивать свою точку зрения, даже если она, эта точка зрения, как у вас, голубчик, и ошибочная, да, кхе, кхе, хи-хи-хи, - он закашлялся и засмеялся одновременно. Но тем приятнее и почетнее заключить с вами союз.
  
  -- С кем это с вами, - нахмурился Валентин Семенович, - вы все время увиливаете от прямых ответов, говорите обиняками, недоговариваете вы что-то, Карл Карлович.
  
   Саше надоело слушать эти скучные разговоры, человечек перестал ее интересовать, ей хотелось поиграть с Кнопкой, побегать, а Семенович застрял с этим противным старикашкой. Саша подергала Валентина Семеновича за рукав, Кнопка, сидевшая до этого на руках у девочки притихшая и чем-то явно обеспокоенная, вдруг вырвалась из Сашиных рук и запрыгала вокруг Валентина Семеновича, стараясь обратить на себя его внимание.
  
  -- Семенович, пойдем скорей, видишь, Кнопка нервничает, да и мама, наверное, уже волнуется, - Саша изо всех своих маленьких сил оттягивала своего взрослого друга от этого неприятного старичка.
  
  -- Да, да, конечно, - Валентин Семенович глянул с тревогой на девочку, подхватил поводок и перевел взгляд на своего необычного собеседника.
  
  -- Прошу извинить, мне пора, надеюсь, это наша последняя встреча?
  
   Человечек с насмешливым любопытством наблюдал за его действиями.
  
  -- Ну, ну, голубчик, если вы так спешите - задерживать не стану, но и обещать ничего не буду, поживем, как говорится, увидим, хи-хи-хи, - с издевкой захихикал он.
  
  -- Кто это? - спросила на обратном пути Саша. - Я его боюсь.
  
  -- Один такой... знакомый, - с заминкой ответил Валентин Семенович.
  
   Саша с сомнением посмотрела на него, но спрашивать больше ни о чем не стала.
  
  -- Господи, я испереживалась уже, что так долго? Это ты задержала Валентина Семеновича? - упрекнула Сашу мама.
  
  -- Вот, всегда ты так, не разберешься, а сразу ругать начинаешь, просто Семенович встретил...
  
   Но тут Валентин Семенович выразительно взглянул на девочку и покачал отрицательно головой. Саша, не закончив фразы, замолчала, но опаздывающая на работу мама не обратила на это никакого внимания.
  
  -- Саша, ты мне так и не сказала, как зовут твою маму, - шепотом обратился Валентин Семенович к девочке, почему-то опасаясь услышать имя Лена.
  
  -- Екатерина Ивановна, - тоже шепотом ответила девочка, и он облегченно вздохнул.
  
   Они вместе покинули квартиру, вместе вышли из подъезда, Валентин Семенович совсем было собрался, набравшись храбрости, еще раз пригласить ее с дочкой к себе в гости, но Катя, прервала его на полуслове, объяснив, что опаздывает на работу и, развив с места спринтерскую скорость, помчалась в сторону автобусной остановки. Валентин Семенович остался стоять у подъезда, глядя ей вслед.
  
   Ему удалось закрыть больничный лист, дозвониться на работу и даже выяснить, что происходит в родной редакции. А там был настоящий переполох. Старого редактора еще не сняли, хотя на работе он отсутствовал, а нового еще не назначили. Редакцию лихорадило. Сотрудники подозрительно косились друг на друга, ходили слухи о массовом сокращении и даже о закрытии редакции. Владислав, никогда не берущий в рот спиртного, несколько дней сидел дома у телефона, потихоньку спиваясь и жалуясь самому себе на судьбу-злодейку. Жене надоело видеть его несчастную, нетрезвую физиономию, и она укатила к маме в другой город. Раздраженная Анна Федоровна, целый день сидя у беспрестанно звонившего телефона, находилась в крайней степени замешательства, не зная как объяснить все происходящее. Валентин Семенович занялся другими своими проблемами, и как-то незаметно они разрешились сами собой. День пролетел как один час, незаметно подкрался вечер. Усталый Валентин Семенович решил провести его в одиночестве. Правда, ему ужасно хотелось пригласить Катю с дочкой в гости, погулять с Кнопкой, но он стойко преодолевал искушение. Некрасиво так навязываться людям, - думал он, - подожду день, другой и если они не проявятся, напомню о себе.
  
  -- Кхе, кхе, гм, ну-с, как ваши дела, уважаемый, эээ... Семенович, - услышал он вдруг знакомый голос с ироническими интонациями. - Все-таки, какие смышленые дети, недаром говорят, что устами младенцев глаголет истина, вот и для меня нашлось решение моей проблемы с именами и отчествами. Все гениальное просто - надо называть людей либо по имени, либо по отчеству. Вы не обидитесь, голубчик, если я по-свойски буду обращаться к вам по отчеству - Семенович, а, не обидитесь?
  
  -- Ну что вы, Карл Карлович, мы же с вами уже старые знакомые, - усмехнулся Валентин, отбросим церемонии, хотя вы мне так и не объяснили, что за суета вокруг моей скромной персоны.
  
  -- Нехорошо, Семенович, нехорошо, - погрозил ему пальцем человечек, он снова был одет в смокинг и лаковые туфли, держал в руке неизменную тросточку и сидел на том же стуле в той же самой позе, что и раньше, скрючившись и переплетя кренделем ноги, - вы же мыслящее существо высшего порядка, как вы себя называете, давно должны были догадаться обо всем по моим подсказкам.
  
  -- Наверное, вы во мне ошиблись, - засмеялся Валентин. Я ваших намеков не понимаю, и что означают все эти мои встречи с духами или привидениями, с экстрасенсами, которых пугают обыкновенные детские скороговорки, я тоже понять не могу. Отчего бы вам не сказать мне прямо, для чего я вам потребовался.
  
  -- Ох, как же я устал объяснять очевидное этим глупым людишкам, рыская в пыли времен по разным странам и континентам, - хнычущим тоном произнес странный человечек. - Поверьте, ваша жалкая короткая жизнь не стоит и одного медного грошика сама по себе, но когда набирается определенная мыслительная масса необходимых индивидуумов, способных противостоять консервативности серой, примитивной части человеческой массы, тогда можно сделать многое, плоть до изменения общего мирового порядка. Таков эксперимент, да.-
   Он горестно вздохнул и покрутил в руках свою тросточку, - больше я вам, к сожалению, ничего не могу объяснить, ни-че- го, - произнес он по слогам и приложил палец к губам. - Тс, это между нами, это секрет, имеющий всевременное и всемирное значение, вы понимаете, кем я послан, не правда ли?
  
   Валентин Семенович округлил глаза и уже открыл рот, чтобы заговорить, но его собеседник поспешил его опередить.
  
  -- Ни слова, батенька, ни слова, вы не до конца все правильно поняли, но истина близка, она даже ближе, чем вы предполагаете. Отвлекитесь от книжных премудростей, звучных имен, всемирных страшилок, это все выдуманные персонажи. На самом деле все обстоит значительно проще и в то же время сложнее. Сложите два и два. Вспомните все, что с вами происходило и как происходило, больше я не могу делать вам подсказки. Завтра истекает последний срок, данный мне для переговоров с вами, завтра вы должны дать мне окончательный ответ: вы с нами или выбираете ваше жалкое человечество.
  
   На последнем слове образ человечка начал таять в воздухе, колебаться, и вот уже вместо него колышется над стулом голубоватое облачко. Минута - и от облачка не осталось и следа. Заинтригованный этой беседой, Валентин Семенович задумался над словами этого нелепого и страшного в своей обыденности человечка. Неужели? - мелькнула в его мозгу неожиданная мысль, но он прогнал ее прочь, - не может быть, это так просто и одновременно очень сложно, если вдуматься. Тогда что же получается? Человечество должно прекратить свое существование или что еще страшнее, оно никогда и не существовало. Он закрыл глаза и попытался представить себе будущее этого общества, через несколько минут он крепко спал и даже похрапывал во сне. Ему снилось Царствие Небесное, не совсем такое, как описывал его Сведенборг и вовсе не такое, как описывают его священники. Практически здесь все напоминало земную жизнь, только без различных эмоций, без суеты. Тихое, безмятежное и вечное состояние покоя и умиротворенности, взаимопонимания и участия. Бывшие прежде людьми сущности спокойно предавались любимым при жизни занятиям, но этой жизни, как он понял, удостоились не все, а только самые достойные. Где были в это время недостойные, он увидеть не успел. Подлетели два ангела с нежными неземными голосами и стали в чем-то убеждать его, о чем-то просить. Он силился понять, что им надо, но у него ничего не получалось. Ангелы, как видно, отчаялись убедить его в чем-то и замолчали, но раздался совершенно определенный звук, который напомнил ему что-то очень знакомое. Колокольный звон, - подумал он про себя, - нет, этот звук более резкий, что же он напоминает? Может быть, школьный звонок? Какое отношение может иметь школьный звонок к Царствию Небесному? Валентин Семенович постарался сосредоточиться получше и... проснулся. Звонил, конечно, телефон, а около дивана, на котором он спал, стояли две женские фигурки, она повыше, другая совсем маленькая.
  
  -- Вы? - удивленно воскликнул Валентин Семенович, и резко вскочил, словно его подбросило пружиной, - как вы здесь оказались?
  
  -- Мы уже минут пятнадцать пытаемся вас разбудить, спасибо, телефон помог, его звук оказался более действенным, - Катя смущенно улыбалась, а хохочущая Саша теребила его за рукав рубашки и, перебивая маму, поспешила добавить:
  
  -- Бедная Кнопка сидит одна дома и ждет нас, а мы не можем тебя добудиться. А почему ты спишь с открытой дверью, Семенович, ты что ли знал, что мы придем и специально не закрыл дверь, да? Ты что совсем никого и ничего не боишься?
  
   Валентин Семенович спросонья долго не мог понять, о чем она толкует, а когда понял - ахнул.
  
  -- Вот идиот, это же надо - заснуть с открытой настежь дверью в наше неспокойное время, а впрочем, когда оно у нас было спокойное, это время, - задал он себе риторический вопрос.
  
   Потом до него все же дошло, что его ждут, что бедная собака сидит взаперти. Он заторопился, растерявшись, что делать: предложить своим гостьям чаю, пока он собирается или как можно скорее отправиться на прогулку, а после прогулки пригласить на чай. Поэтому он стоял столбом около дивана и не мог принять нужного решения. Как всегда в таких случаях решение пришло само. Саша уже тащила ему пиджак и туфли.
  
  -- Семенович, ну что ты стоишь, как приклеенный, идем что ли?
  
   Катя стояла в сторонке и, смеясь, наблюдала за сборами.
  
  -- Семенович, не забудь закрыть дверь, - озабоченно подсказала ему девочка, - а то еще этот вредный старикашка придет.
  
   Катя хотела спросить, о каком старикашке говорит ее дочь, но Валентин Семенович задал ей какой-то вопрос, и она отвлеклась.
  
   Прогулка удалась на славу. Кнопка с Сашей носились друг за другом, а Катя и Валентин Семенович разговаривали. Как ни странно, рассудительная и серьезная на вид женщина увлекалась фантастикой, которую Валентин Семенович почему-то недолюбливал, зато милые его сердцу философы 18-19 веков навевали скуку на Катю. Они с удовольствием спорили, стараясь убедить друг друга в своей правоте, время летело незаметно. После прогулки он отважился -таки пригласить их на чай. Этот вечер показался Валентину Семеновичу самым счастливым в жизни.
  
   Всю ночь Валентин Семенович не сомкнул глаз. Первый раз за двадцать лет он задумался о женитьбе. Действительно, почему бы ему не жениться на Кате? Мечтая о будущем, вспоминая прошлое, страшась предстоящего объяснения, он в который раз за ночь мысленно выстраивал фразы, которые должны были убедить Катю в его любви. А если она не захочет, если она не любит его и самое ужасное - если она любит другого, например, Сашиного отца. Он ведь так и не знает ничего об этом человеке, может быть, Катя специально не хочет ничего о нем рассказывать, надеется на примирение с ним. Так переходя от сомнений к надежде, Валентин Семенович провел эту ночь в мучительных переживаниях. Он задремал, когда уже рассвело, устав от размышлений, забыв обо всех своих жизненных неурядицах. Ему приснился Карл Карлович в старинной карете во фраке и со своей неизменной тросточкой, откинувшись на спинку сиденья, он печально думал о чем-то, полузакрыв глаза и шепча что-то себе под нос. Как ни удивительно, но Валентин Семенович смог разобрать, что он шепчет.
  
  -- Какой глупый этот мир, какие глупые и неблагодарные существа эти жалкие людишки со своими мелкими заботами и мечтами, - тихо шелестел голос Карла Карловича, - столько трудов, столько сил и времени затрачено и все впустую. Сам виноват, - неожиданно громко произнес он, - недоглядел за этой Кларой, понадеялся на ее опытность, а она оказалась с брачком, не просчитала всех вариантов, вот и выплыла эта девчонка со своей собачонкой и прямиком привела к своей маме. Да, вот такая ирония судьбы. Стоило так долго искать подходящий материал, чтобы самому же его безнадежно испортить, - он грустно покачал головой и полез в карман за табакеркой.
  
   Нюхая ароматный табак и постоянно чихая, он еще долго сетовал, что потратил столько усилий на работу с разными службами и учреждениями, особенно много пришлось повозиться с редакцией и ее сотрудниками. Тут Карл Карлович захихикал, вспомнив, как он "поработал" с Владом. Вытерев своим батистовым платочком выступившие от смеха, кашля и чихания слезы, он снова поник головой. И как ему теперь отчитываться о проделанной работе, кто будет оплачивать все эти убытки, где искать новый материал для важнейшего в его жизни эксперимента, продолжающегося более двух тысяч лет? - Эх, Семенович, - воскликнул он со слезой в голосе, - подвел ты меня, а я так радовался, что нашел наконец единственный за последние двести лет нужный экземпляр.
   Валентин Семенович открыл глаза и снова закрыл их - сон явно продолжался. В углу его кровати примостился поникший человечек, чихающий и кашляющий.
  
  -- Ну, проснулся, батенька, чего же лежать с закрытыми глазами, меня ведь не обманешь, - так же тихо, как и во сне, прошелестел он.
  
  -- Так это не сон?
  
  -- Хотел бы я, чтобы это оказалось сном, но, увы, - он развел руки в стороны и небрежно покрутил тросточкой, - вот, прощаться пришел, а ты меня со сном перепутал.
  
   Он улыбнулся и шутливо погрозил пальцем Валентину Семеновичу.
  
  -- Смотри, не проспи свое счастье. Хотя какое счастье может быть в этом вашем человеческом мире, где все так призрачно и иллюзорно! Счастье - это краткий миг, тонкий светлый лучик, его надо увидеть, поймать, только удержать его невозможно, кхе, кхе, хи-хи-хи, - он как всегда закашлялся от смеха, и пояснил, - бронхит замучил совсем, говорят, нельзя табак нюхать, а куда же я без своей табакерки.
  
   Валентину Семеновичу стало жалко этого нелепого старичка, вечно кашляющего, чихающего и посмеивающегося над собой и над всем этим таким непрочным и непонятным миром.
  
  -- Куда же вы теперь? - с сожалением в голосе спросил он.
  
  -- Вечный странник я, вечный изгнанник, - нараспев проговорил Карл Карлович, - скитаюсь по временам и мирам, ищу, перекапываю горы материала, а стоит только найти что-либо подходящее, как оно либо портится, либо украдет кто, либо потеряется. Ну что же, пора прощаться, батенька мой, не поминайте лихом.
  
  -- А вы можете сказать, что ждет меня в жизни дальше, ведь вы все знаете?
  
  -- Хи-хи-хи, - разочарованно рассмеялся старичок, - и вы, Семенович, туда же, такой же, как все. Ждет вас, голубчик, простая человеческая жизнь: семья, заботы о хлебе насущном, болезни, работа, радости и горести быта, дети, внуки, проблемы, связанные с ними, разочарования и смерть, конечно, в вашем человеческом понимании.
  
   Последние слова Валентин Семенович еле успел расслышать, потому что фигурка Карла Карловича уже почти расплылась, вот она заколебалась словно под ветром и медленно растаяла, оставив после себя небольшое светлое облачко. Валентин Семенович протер глаза. Облачко тоже исчезло. Зато зазвонил телефон.
  
  -- Кому это неймется в такую рань? - удивился он.
  
  -- Привет, старик, не спишь? Никак не могу к тебе дозвониться, - услышал он в трубке бодрый голос Влада, - сюрприз: в редакции все осталось по-прежнему, "старика" вернули, сокращения удалось избежать, ты - в штате, смотри, не опоздай на работу. Самое главное на закуску - твои рассказы пошли, их собираются печатать. Как тебе такая новость? Ну, разве я не молодец? Кто бы поспешил порадовать тебя ни свет, ни заря? Все, старик, встретимся на работе.
  
   Валентин Семенович плюхнулся на стул с телефонной трубкой в руке. Он не мог поверить, может быть, Влад его разыгрывает? Хотя судя по его голосу - не похоже. Бедный Карл Карлович вылетел у Валентина Семеновича из головы. ...
  
   Хитро поблескивая глазками, Карл Карлович выглядывал из окошка переваливающейся на ухабах кареты, вставленный в его правый глаз монокль искрился как горный хрусталь в ранних лучах рассветного солнца.
  
  -- Кхе, кхе, кхе, - раскашлялся он, доставая любимую игрушку-табакерку, - слаба человеческая порода, слаба, неблагодарна, забывчива весьма, но ничего- это дело поправимое, исправим.
  
   И он самодовольно ухмыльнулся, - все впереди - найдем подходящий экземплярчик, наберем нужную массу и продолжим. Эксперимент гуляет по планете, и результаты его весьма и весьма обнадеживающие, вот так. милостивые государи, а вы думаете, что Карл Карлович - обыкновенный вредный старикашка, нелепый и несчастный. Великое человеческое заблуждение - верить словам. В корень надо смотреть, голуби мои сизокрылые, в корень, хи-хи-хи.... Смотреть - это еще не значит видеть, слушать - это еще не значит слышать, думать - это еще не значит понимать. Вот так-то, господа!
  
  
  
  
  
  
  
   ---
   2017. Т.В. Есауленко
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"