Утро сентябрьского дня уже шествовало бодрым маршем, расцвечивая город осенними красками и наполняя его будничным жизнерадостным шумом, а я все еще в бездействии сидел на диване и с тоской размышлял о фронте предстоящей мне работы: необходимо не только провести генеральную уборку моей трехкомнатной жилплощади, но и освободить эту холостяцкую берлогу от лишних вещей, потому как в ближайшее время мне предстоит покончить с моим холостяцким положением и примириться с тем, что перед моими глазами постоянно будет мельтешить любимая женщина. Моя будущая жена необычайно чистоплотна, рациональна, принципиальна, то есть обладает определенным набором принципов, одним из которых является минимализм в вещах.
Самое трудное - начать уборку. Я решил, что следует сначала избавиться от старой одежды, лишних бумаг и остального хлама, который незаметно накапливается, и с которым мы обычно не любим расставаться, потому что он, этот хлам, напоминает нам о прошлом, о людях, которых уже нет рядом с нами, о нашей юности, о наших успехах и поражениях.
И в этот критический момент зазвонил мобильник.
- Федька, привет, как дела с Авгиевыми конюшнями, не нужна ли помощь Геракла?
- Еще как нужна, - радостно завопил я.
- Тогда встречай, через пять минут подъезжаю.
Вот это повезло, мы вдвоем с Жоркой справимся с предстоящим трудовым авралом за пару часов. Жорка действительно выглядит Гераклом: высокий, широкоплечий, с мышцами атлета, не то что я. Я подошел к зеркалу и критически оглядел свою щуплую невысокую фигуру без всяких намеков на мышцы. Но и уродом меня тоже назвать нельзя: приятное овальное лицо, строгая мужская стрижка, серые с прищуром глаза, правда, прищур от близорукости, хотя мне хотелось бы думать, что взгляд у меня проницательный; вот подбородок подкачал, во всех книгах настоящие мужики обладают квадратными подбородками, что свидетельствует о твердости характера, а у меня подбородок округлый, значит, и характер у меня мягкий, воли маловато. Уши я рассмотреть не успел, потому что звякнул входной звонок.
Жорка с видом хозяина вступил в квартиру и огляделся по сторонам, - лежебока, у тебя тут еще и конь не валялся, я так и знал, что придется брать инициативу в свои руки.
Я беспомощно развел руками, - что ты хочешь, мне впервые предстоит одновременно испытать на себе роль дизайнера и мужа, здесь требуется определенная сноровка и должная подготовка, чем я и занимаюсь сегодня все утро, пытаясь представить себя и тем и другим.
- Так, предлагаю следующую программу: перво-наперво освободим шкафы от старья, потом займемся антресолями и бумажным хламом.- Энергия из Жорки била ключом, он успевал заниматься несколькими делами одновременно: танцуя на одной ноге, поспешно переодевать брюки и ознакамливать меня с планом работ. -- Новая жизнь предполагает новую обстановку, перестановку, - вещал Жорка, - в общем, все новое, а посему безжалостно изгоняем из квартиры дух старины глубокой и открываем шлюзы для творчества и современного дизайна.
Я послушно кивал головой, с радостью подчиняясь руководящему тону приятеля. Открыв шкаф, я с опаской заглянул внутрь, - отец умер два года назад, а у меня все руки не поднимались избавиться от его вещей, пока вещи висели на своих местах, казалось, что отец рядом, просто выехал на некоторое время. Так было и после смерти мамы, но тогда новая жена отца быстро навела порядок, взяв все в свои руки. Хорошо, что есть Жорка. Он сразу все понял и без лишних слов отодвинул меня от шкафа.
- Жаль, что я не художник, а то написал бы твой портрет и назвал бы его "Созерцатель". Дуй, созерцатель, к антресолям и выгребай оттуда все на пол, думаю, мы очистим их полностью, кстати, предварительно подготовь тару, во что будем складывать хлам под выброс.
С облегчением вздохнув, я бросился выполнять указания, тем более, что тара у меня уже подготовлена; насвистывая какой-то навязчивый мотивчик, я поставил лесенку и широким взмахом руки отправил на пол все, что накопилось за многие лета в предпотолочном пространстве. Затем слез, оглядел кучу и приступил к разбору вещей. Чего там только не было: старые учебники, мои школьные тетрадки, альбомы, папины записи и блокноты, мамины поурочные планы, старые письма, видимо принадлежащие моим родителям. Их я отложил в сторону, с удивлением обнаружив мои собственные записки , отправленные из трудового лагеря, куда меня высылали на летних каникулах, какая-то методическая литература и даже древние елочные украшения. Я уселся прямо на пол и окунулся в эту бумажную летопись моей жизни. После двухчасовых утомительных усилий бесформенная куча превратилась в несколько упорядоченных стопок, аккуратно уложенных в мешки для мусора.
- А это что еще такое? - я держал в руках толстую тетрадь, на которой большими буквами выведено одно слово: "Дневник". Оторопев, я осторожно как ядовитую змею взял его в руки, я-то считал, что давным-давно избавился от него, ан ничего подобного, кто же так бережно спрятал его в самый конец, неужели отец? У меня по спине мурашки пробежали, получается, он прочитал ту юношескую галиматью, которую я доверчиво поведал бумаге, и ничего мне не говорил все эти годы.
Дрожащей рукой я вытер пот со лба и задумался. - Да нет, не может быть, но если не он, то кто? Я точно не мог спрятать этот юношеский плач по загубленной жизни, потому что был на сто процентов уверен, что давно выбросил его. Остается Света. Хотя она тоже молчала все это время, а при ее болтливости это противоестественно. Машинально открыв тетрадь, я кинул взгляд на первую страницу и пробежал глазами несколько строк. Неожиданно на меня пахнуло детством, я забыл обо всем на свете...
- Это что такое? Снова отлыниваешь? - услышал я над своей головой Жоркин возмущенный бас. - Я уже шкафы перепотрошил, а он, сидя на куче бумаг, упивается воспоминаниями. Непорядок. Я хоть и Геракл, но силы мои исчерпаемы, а посему мой организм нуждается в подпитке, как у тебя насчет завтрака, а еще лучше, если этот завтрак можно совместить с обедом, тогда, обретя прилив сил, мы до конца дня успеем очистить твое жилище полностью.
Он выхватил у меня из рук тетрадь, - ну-ка, поглядим, что тебя так увлекло.
-Отдай, - завопил я, набрасываясь на Жорку и отбирая злополучную тетрадь.
- Да ладно тебе, я же пошутил, - Жорка с оскорбленным видом отвернулся и направился в ванную. Я отложил тетрадь в сторону и поспешил на кухню, зная, какое действие оказывает на моего приятеля вкусная пища. Открыв холодильник, я ужаснулся: на полках сиротливо жались друг к другу два пакета кефира, несколько кусочков сыра, напоминающие своим внешним видом маленькие листки пергамента и несколько неаппетитных кусочков колбасы, потемневших от давности.
- О чем задумался, созерцатель? - Я и не заметил, как за моей спиной выросла высоченная фигура Жорки, - хорош, нечего сказать, - Жорка взял меня за руку и отвел к зеркалу. Действительно, выглядел я довольно экстравагантно: волосы стоят дыбом - это я взъерошил их, размышляя чем кормить голодного Геракла; бледное лицо украшено черными полосами - осевшая на потное лицо пыль составила интересный орнамент; кстати, такой же орнамент оказался и на моей футболке, приобретшей неопределенный цвет; добавьте к этому удивленно выпученные глаза и полуоткрытый от напряженных раздумий рот, - и вы получите полное представление о моем внешнем виде.
Ну как, созерцатель, пришел в себя? Гони монету, я сгоняю в магазин, пока мы окончательно с тобой не оголодали.
Отправив Жорку в магазин, я заметался по квартире, ища подходящее место для моей тетради, при одной только мысли о том, что ее может коснуться чужая рука или, еще того хлеще, чужие глаза пробегут по написанным мною в юности строчкам, меня бросало то в жар, то в холод. Наконец, обойдя всю квартиру и не найдя безопасного места, я решил убрать сей основательный труд туда, где хранятся документы, предварительно обернув этот опус в плотную бумагу.
Жорка вернулся как раз к тому моменту, когда я, управившись с дневником, уселся на диване, стараясь вспомнить все, что я поведал общей тетради.
- Нет, вы подумайте, опять сидит, теперь это не созерцатель, а скорее мыслитель, то ли Сократ, то ли Диоген, хотя на Сократа, ты, мой друг, не тянешь - тот все вопросы задавал, а ты что-то больно молчалив сегодня. - Жорка стоял у входа в комнату, опустив на пол тяжелую сумку, и задумчиво рассматривал мою персону. - Диогеном тебя тоже назвать нельзя - тот размещался в темной бочке, а ты расположился со всеми удобствами. Так кто же ты, мой работодатель?
Я вскочил, не выдержав насмешливого тона Жорки, и мы немного поспаринговались, пока сумка не перевернулась, вывалив на пол разноцветные пакеты.
Наш завтрак, действительно, затянулся и плавно перешел в обед, а после обеда наперекор обещаниям Жорки, что, насытив наши молодые организмы, мы с новыми силами приступим к работе, наши насытившиеся тела отказались нам повиноваться. Пришлось устроить передышку.
Жорка устроился с комфортом на диване, я с ногами забрался в широкое кресло и сонным голосом поинтересовался, почему Жорка до сих пор не женился, ведь он уже давно живет общим домом с привлекательной молодой женщиной по имени Алена.
- Моя бизнес-леди не хочет выходить за меня замуж, - таким же сонным голосом пробасил Жорка, - говорит, что не собирается обихаживать такого здорового мужика с ненасытным желудком, потому как она должна самореализоваться.
- Это как?
- Ну, ты же знаешь, что ее папаша подарил ей в собственность аптеку, вот она теперь занимается усовершенствованием этой аптеки, мечтая приобрести целую сеть аптек, - нельзя останавливаться на достигнутом, надо двигаться вперед, - говорит моя деловая женщина и изучает фармацевтику, - мало этого, она и мной занимается как этой аптекой, усовершенствуя мой интеллект и мой образ жизни.
Мне стало интересно, я даже проснулся, - и как? Получается?
- Не очень, поэтому она и не осчастливливает меня согласием на брак, видно, надеется довести меня до нужной кондиции, а пока она меня держит на привязи: вроде и видеть постоянно не хочет и в то же время от себя надолго не отпускает - прямо собака на сене. Вот к тебе сегодня отпустила, даже разбудила пораньше.
Голос его звучал все глуше и глуше, наконец, послышался оглушительный молодецкий храп.
Когда мы проснулись, за окнами уже темнело. Подскочив, как ужаленные, мы, проявив чудеса энтузиазма, через несколько часов окончательно очистили мою берлогу от ненужного старья. Усталые, но довольные, мы оглядели плоды своих трудов: очищенные от вещей шкафы удивляли пустотой, письменный стол, кабинет отца, антресоли зияли девственной чистотой, переставленная мебель создавала иллюзию новизны. Потом мы спохватились и посмотрели на часы: двенадцать часов, ночь вступила в свои права, а мы и не заметили, как она прокралась в город, высветив звездами небо и протянув через него светящиеся лунные дорожки.
- Странно, - задумчиво произнес Жорка, - почему это моя бизнес-леди не напомнила мне о времени, да и твоя невеста недобро молчит.
Оказалось, что наши женщины неоднократно пытались напомнить нам о себе, но мы, увлеченные трудовым порывом из-за шума музыки и пылесоса, проигнорировали их звонки. Пришлось оправдываться, и Жорка получил даже разрешение остаться у меня до утра. Он обрадовался и тут же завалился спать, а я, дождавшись его храпа, уселся штудировать свой дневник.
...Вот и закончилось мое почти благополучное детство, и вместе с ним пришел конец моим надеждам и стремлениям, все пошло прахом из-за смерти мамы. Нет, я знал, что мама болеет, но мне как-то не приходило в голову, что ее болезнь смертельна, никто не предупредил меня об этом, а сама мама, видно, не хотела меня тревожить. Так что для меня случившееся стало настоящим громом среди ясного неба.
Только когда мамы не стало, я понял, что именно она являлась стержнем нашей семьи, она создавала атмосферу благополучия и комфорта. И как же, наверное, она страдала с моим выпивохой папой, скрывая от меня и окружающих неприглядные качества его характера. Жизнь остановилась. Квартира без мамы приняла нежилой вид, вещи выглядели заношенными, мы с папой - неухоженными, кухня изобиловала грязной посудой и тараканами, забытые на столе продукты пропадали, наполняя квартиру не слишком приятным ароматом.
Я пытался браться за уборку, но когда мои руки касались маминых вещей или вещей, которыми она часто пользовалась, эти руки вдруг опускались, мне становилось так тоскливо, казалось, что сердце вот-вот разорвется от боли. Тогда я укладывался в постель и засыпал, забывая об уроках и еде. А утром не хотелось открывать глаза. Меня раздражало все и все: школа, учителя, одаривавшие меня сочувственными взглядами, одноклассники, шумно веселящиеся и беззаботные, постоянно пьяный папа, слезливо жалующийся на жизнь, соседи с озабоченным видом качающие головами и осуждающие моего папу.
Школу я стал прогуливать. Папу, по-моему, совсем не интересовало, чем я занят. Таким образом я прожил несколько месяцев, а потом вдруг подумал, а что, если мама сейчас видит, как мы живем, наверное, для нее это такая же трагедия, как и для меня. Правда, что мы знаем о смерти? Одни разговоры, но ведь с того света никто еще не возвращался. И я пересилил себя, постарался вести себя так, как это было при маме. Как же это трудно. Не все получалось. Особенно тяжело пришлось с готовкой. Однако за это время я научился жарить яичницу, варить и жарить картошку, даже приготовил что-то отдаленно напоминающее салат оливье. Я бегал по магазинам, готовил ужины, делал уроки, стирал, хотя уборку успевал делать всего раз в неделю. Но все равно квартира приобрела почти такое же состояние, как при маме. Папа приходил с работы поздно, всегда пьяный, но ужин, приготовленный мной, поедал полностью и ложился спать, ни о чем меня не спрашивая. Казалось, он вообще перестал меня замечать.
И вдруг новый поворот судьбы. Это случилось несколько дней назад. Прихожу я из школы домой, достаю ключ и слышу из-за двери женское пение, музыка гремит вовсю. Я ушам своим не поверил. Даже сердце екнуло, на минуту показалось, что мама вернулась. Только чудес в этой жизни не бывает. Руки у меня задрожали, еле-еле дверь открыл и застыл на пороге.
По квартире словно тайфун прошел, вся мебель переставлена, а вокруг этой мебели в вихре вальса носится женская фигурка, сдирая с окон шторы и занавески, моя пол и одновременно весело подпевая нашим звездам эстрады. У меня в глазах потемнело от ужаса: неужели папа пригласил чужую женщину убирать квартиру в наше отсутствие?
Наконец женщина заметила меня, но никак не отреагировала на мое появление, только кинула мне небрежно, - ну что стал как бедный родственник, проходи, не стой на дороге, видишь, человек убирает.- Я молча разделся, помыл руки и прошел на кухню. Все, что я приготовил с вечера, исчезло, в холодильнике зияла пустота, чисто вымытая печка не сохранила даже запахов пищи. Так же молча я прошел в свою комнату и принялся за уроки, только мне ничего не шло на ум. Я просидел за столом битых два часа и не заметил, как моя голова опустилась на руки, и я заснул. Разбудил меня бесцеремонный приход этой несносной распевающей девицы.
- Иди есть, - коротко бросила она и упорхнула . Если честно, то есть хотелось. На кухонном столе стояла тарелка с омлетом, кружка с чаем и тонко нарезанный сыр на блюдечке. Не Бог весть какая пища, но я проглотил ее в мгновение ока и почувствовал себя дома абсолютно чужим, к горлу подступили слезы. Я выскочил из-за стола, оделся и бросился вон из дома. Бежал куда глаза глядят, не заметил, как прибежал к морю, уселся там на лавочку и бездумно уставился на волны, бьющиеся о берег. Не знаю, сколько времени я так просидел, когда очнулся, понял, что уже поздно, стемнело, похолодало, ветер ощутимо гулял под курткой. С тяжелым сердцем, едва волоча ноги, я поплелся к дому, который неожиданно стал для меня чужим.
Дома я застал, как ни странно, совершенно трезвого папу, с довольным видом восседающего за кухонным столом и поедающим поздний ужин. Несносная девица сидела напротив него, уминая омлет.
- О, сынок, пришел, - радостно приветствовал меня папа, впервые за несколько месяцев обратив на меня свое родительское внимание. - А мы вот со Светиком ужинаем, присоединяйся.
Наверное, у меня на лице застыл выразительный вопрос, потому что папа засмеялся и пояснил, - это Света, моя жена, она теперь будет жить с нами, и тебе не придется заниматься уборкой и готовкой, на твоей совести останутся лишь уроки. А ты, Светик, не сердись на Федора, ему трудно со мной пришлось, ему надо время, чтобы привыкнуть к тебе.
Я буркнул в ответ, что не голоден и ушел к себе. Как всегда, когда жизнь преподносит мне неприятные сюрпризы, я ложусь спать. Так я поступил и в этом случае. Сказать, что у меня на душе кошки скребли, значит, ничего не сказать. Этот удар был для меня даже более болезненный, чем потеря мамы. Привести в дом, в наш дом, где еще все напоминало нашу умную красавицу маму, эту несносную особу, молодую вертихвостку и с довольным видом демонстрировать мне новоявленную женушку - это выглядело для меня страшным кощунством. Откуда он вытащил на свет божий это ветреное, легкомысленное создание? В какой подворотне он ее нашел?
Для меня, далекого от суровой правды жизни, это существо являлось женщиной легкого поведения, меня тошнило от одного ее вида, а отца я просто возненавидел. Да, я пылал ненавистью к своему отцу, который всегда казался мне не совсем взрослым с его тягой к выпивке, с его легким отношением к жизни. Прежде, в той жизни, где была моя мама, он представлялся мне толстым балованным ребенком, эгоистичным, но добрым и любящим. Теперь же я его презирал, его коренастая пухлая фигура вызывала у меня отвращение, такое же стойкое отвращение вызывали у меня его взгляды, которые он бросал на Светика, они выглядели масляными и вульгарными. Вся его фигура, его поведение, его слова - все носило на себе вульгарный характер.
Все стало еще хуже...
Я поднял голову от тетради и словно погрузился в прошлое. Вспомнил, как тяжело мне пришлось в эти дни, каким одиноким и брошенным я себя чувствовал, и это в шестнадцать лет, на пороге новой взрослой жизни. Не зря же я поверял мои мысли и обиды бумаге, ни с кем из окружающих меня людей я не мог поделиться своей болью, а боль рвалась наружу, не находя выхода в слезах. Воспоминания нахлынули на меня так живо, я заново переживал свое унижение, свою ненужность, мысленно я называл себя "лишним человеком", посылая упреки судьбе за свое появление на нашей не для всех приветливой планете. Наверное, я задремал, потому что очнулся от громогласного возгласа:
- Кроме "созерцателя" и "мыслителя" ты еще оказывается и полуночник. - Надо мной стоял Жорка, заспанный, лохматый и широко во весь рот зевающий. - Что прошлое покоя не дает? Брось ты этот дурацкий дневник, или грехи так велики, что гонят прочь сон? Так покайся, могу пожертвовать ради друга часочком и выслушать твои покаянные речи.
Я почувствовал, что краснею. - Ладно тебе, все нормально, уже иду спать, просто нашел старые записи и окунулся в детство.
Жорка взлохматил мои короткие волосы, и тоном умудренного жизненным опытом мужа изрек, - эх ты, дитя судьбы, игра природы, все бы тебе в себе копаться, правды доискиваться, кланялся тебе Достоевский, что-то в тебе есть от князя Мышкина, ты не находишь?
И он, продолжая зевать, отправился досматривать сны. Я тоже лег, но злосчастная тетрадь всколыхнула во мне то, что я постарался забыть, выбросить из памяти, словно ничего подобного со мной не происходило, всю муть из глубины души. Я проворочался до рассвета, а потом выключился и открыл глаза, когда солнечный луч, проникнув через закрытое окно, коснулся моего лица, как будто теплая ласковая рука матери легла мне на лоб. И тут до моего носа донесся аромат свежесваренного кофе. Бодро выпрыгнув из постели, несмотря на почти бессонную ночь, я влетел в кухню. Так и есть, Жорка уже колдовал над плитой.
- Ага, соня, "открыл сомкнуты негой взоры", изголодался по пище насущной, пресытившись пищей духовной, дуй в ванную и к столу, завтрак вас ждет, маэстро.
- Почему "маэстро"? - с недоумением спросил я.
- Ну тогда, великий деятель прозаического жанра или ты и стихами в юности грешил?
Он увидел, что я отрицательно покачал головой.
- Ах, стихи вы не писали, жаль, жаль, и все-таки, маэстро звучит лучше, более емко и коротко.
День покатился по заданной траектории, Жорик отбыл к своей любимой бизнес-леди, а я вернулся к своей тетради, к своей Голгофе. И рад был бы забыть о дневнике, да грехи действительно не отпускали. Необходимо осмыслить все, что произошло со мной в этот непростой для меня год. Я снова окунулся в воспоминания, и хоровод былых чувств и страданий завертел и закружил меня. Я то вчитывался в неровные строчки, то закрывал глаза, пытаясь представить себе, каким меня видели окружающие, особенно папа и Света.
Я пытался вспомнить, как получилось, что наши отношения с папиной молодой женой из молчаливого противостояния перешли в дружеские. Помню, что сначала ее невежество меня забавляло, я едко высмеивал ее изречения, а она не обижалась, даже смеялась вместе со мной, но вот что случилось потом... Очевидно, нас объединила ненависть и некоторая доля презрения к папе. Дело в том, что папа руководил строительным управлением и руководил грамотно и профессионально, его уважали и рабочие, и начальство. Однако, по мере того, как наши со Светой отношения очень быстро переросли из дружеских в более близкие, папа снова пристрастился к выпивке.
Только сейчас я понял, чем вызвано было папино пьянство: наверняка он обо всем догадался, но свои догадки держал при себе. Он спивался, и руководство вынуждено отреагировало: его перевели начальником строительного участка, потом папа очень быстро покатился по наклонной плоскости - от прораба до сторожа. Рабочие его жалели, начальство негодовало, обвиняя папу в слабоволии, а мы обменивались красноречивыми взглядами, когда он на полусогнутых вползал в квартиру, бормоча о каких-то днях рождения или поминках.
А потом, потом папа внезапно умер: я так и не понял, что случилось. Одни врачи утверждали, что тромб оторвался, другие уверяли, что на почве пьянства случился обширный инфаркт. Главное, что смерть настигла его в одночасье, во сне, очевидно, он даже не почувствовал, что умирает. Светка сразу собралась и ушла, тоже внезапно, не предупредив. Просто я пришел домой, а ее нет, собрала вещи и была такова. Правда, я не сильно горевал, меня это даже порадовало. Наши отношения зашли в тупик, и ее уход оказался наилучшим решением проблемы. Так я считал тогда. Зато теперь...
Теперь, вчитываясь в свои откровения, я задумался, а как она живет, где и на что. раньше мне подобные вопросы не приходили в голову - юношеский эгоизм.
Я дочитал свой дневник. Все, что прежде казалось мне серьезным испытанием, в свете нынешнего дня представало сентиментальным бредом избалованного ребенка. Неужели Светка или папа читали мои откровения? Стыд и позор. Махровый эгоизм, зацикленность на своих переживаниях. Тысячу раз прав Жорка, сравнивая меня с героями романов Достоевского.
Я бы еще долго клял себя последними словами, если бы из тетради не выпало несколько листов. Я похолодел. Два письма. Одно от папы, другое - от Светки. Руки у меня опять задрожали, я никак не мог решиться развернуть исписанные пожелтевшие листки. Подумав, я взял первым Светкино письмо. Вот оно. Я его лишь немного исправил, очень уж много в нем орфографических ошибок, а запятыми Светка себя и вовсе не утруждала.
- Извини, Федюня, что прочитала без разрешения твой жалобный плач по загубленной жизни, очень впечатляет. Нашла я его после похорон, хотела отдать тебе, а потом передумала и надежно спрятала. Мне стыдно, что мы так плохо думали о твоем отце. Меня удивило его письмо, я вложила его в дневник, чтобы не потерялось. Надеюсь, ты обнаружишь дневник и письма задолго до своей пенсии. За меня не переживай, я не пропаду, тем более, что твой отец меня обеспечил. Меня и моего ребенка. Да, не удивляйся, у меня будет ребенок, только я не знаю, от кого он. Надеюсь не от тебя. Меня не ищи. Я выхожу замуж за человека, который считает этого ребенка своим, и это к лучшему. Желаю тебе удачи. Прощай, не поминай лихом. Твой Светик-одноцветик, помнишь, ты меня так называл.
Меня бросило в жар. Что же ожидает меня в письме -прощании с того света? Я поспешно развернул сложенный вчетверо листок, исписанный папиным почерком, четко выписанные буквы с резким наклоном вправо.
- Сынок, раз ты читаешь эти строки, значит, я уже умер. Хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, по-мужски, но духу не хватило, я всегда отличался слабоволием. Трудно решиться на подобные откровения, поэтому лучше сказать сразу самое неприятное, это как броситься в холодную воду. Так вот, меня предупредили еще в молодости, что у меня никогда не будет детей.
Я провел рукой по внезапно вспотевшему лбу. Ничего себе заявление, а как же я?
- Да, ты правильно понял, мама родила тебя от другого мужчины. Кто он, я тебе не скажу, так просила мама. Ты только помни, что для меня ты родной и единственный сын, ребенок, которого я очень ждал и которого очень люблю. Теперь следующее. Свету я устроил к нам в управление, потому что девчонка пропадала, она никому не была нужна. Я подобрал ее в какой-то забегаловке. К стыду моему должен признаться, что она быстро стала моей любовницей, мама об этом не догадывалась, а я не мог решиться ей об этом сказать, боялся, что не простит. Потому и пил. Не думай, я не оправдываюсь, констатирую.
Я знаю, ты ненавидел меня за то, что я женился на Свете и привел ее домой, но, сынок, я видел, как тебе тяжело, а помочь не мог. Надеялся, что вы найдете с ней общий язык, она рано узнала жизнь с изнанки, но не озлобилась. Веселая, жизнерадостная девчонка должна была скрасить нам жизнь. Сначала так и было. Я и пить перестал. Потом почувствовал, что ты меня ненавидишь, смеешься надо мной, а она вместо того, чтобы помочь мне, стала на твою сторону. Я догадался о ваших отношениях. Ты не думай, я не в обиде. Конечно, вы молоды, а я - человек отживший. Ты, верно, не знаешь, что Света беременна, она не хотела, чтобы ты знал об этом, пытаясь уверить меня, что у нее есть любовник, за которого она собирается замуж, но я думаю, что она выдает желаемое за действительное. Постарайся выяснить правду о ребенке.
Надеюсь, что я не доживу до этого события. На всякий случай сообщаю, что квартиру я оставляю тебе, а ей я оставил достаточно денег, чтобы купить однокомнатную квартиру. Прощай, сынок, и не держи на меня зла. Прости, что не смог объяснить тебе все лично. Любящий тебя папа.
Я сидел, обхватив руками голову. Все перевернулось с ног на голову. То, что казалось мне главным грехом моей туманной юности, померкло в свете открывшихся семейных тайн. И что мне со всем этим делать? И совета не у кого спросить, не будешь же постороннему человеку выкладывать такие подробности о своей семье. И как объяснить моей невесте, откуда появился у меня ребенок, если окажется, что Света родила его от меня. Свадьба отодвигалась на неопределенное время, на первый план вышла проблема поиска Светы и выяснение происхождения ребенка.
Настойчивое дребезжание дверного звонка заставило меня подскочить, кто-то отчаянно давил на кнопку звонка. Я выскочил в прихожую, но никак не мог открыть дверь: то ключ не попадал в отверстие замка, то дверь не желала открываться, а звонок настойчиво трезвонил, действуя мне на нервы. Наконец, дверь открылась, и в прихожую влетела любимая женщина.
- Что случилось? - завопили мы одновременно. Конечно, Наташка перекричала меня.
- Нет, ты мне можешь сказать, почему я не могу до тебя дозвониться?
- Могу, - уже спокойно ответил я, - ты так трезвонила, что у меня руки тряслись, и ключ в замок не вставлялся.
- Я не о том, - снова завопила Наташка, - ты не отвечал на мои звонки по мобильнику и сам не звонил. В чем дело? Я уже и Жорке звонила и его Алене, Жорка сказал, что когда он уходил от тебя, все было нормально, а за последующие часы он не отвечает. Правда, он сказал, что ты носишься с каким-то дневником, всю ночь над ним просидел.
Я пожал плечами, - ну вот видишь, ты сама и ответила на свой вопрос, что ты еще от меня хочешь услышать?
Но Наташка уже исследовала квартиру на предмет уборки, поэтому мою реплику она оставила без внимания, зато, осмотрев квартиру, сменила гнев на милость.
- Надо же, а вы хорошо поработали, даже не ожидала.
Она уселась в мягкое кресло и приказала, - а теперь рассказывай.
- О чем? - тупо глядя на нее, спросил я.
- Почему найденный тобой дневник произвел на тебя такое неизгладимое впечатление?
Я собрался с мыслями и в краткой форме поведал, что нашел в дневнике письмо от отца, которое он написал перед смертью, и письмо от его молодой жены. Оказалось, что она в то время ожидала ребенка, а я ничего об этом не знал. Папа попросил, чтобы я позаботился о его жене и ребенке.
- И что такого особенного? - раздраженно спросила любимая женщина. - Подумаешь, обычное дело, при чем тут ты? Твой отец дал ей отступного, как я полагаю, так что ты к этому не имеешь никакого отношения. Надеюсь, ты не собираешься заняться поисками этой женщины, чтобы предложить ей свою помощь?
- Именно это я и собираюсь сделать, - категорично заявил я.
- Глупо, очень глупо брать на себя ответственность за последствия недальновидных поступков твоего отца. - Она фыркнула, как рассерженная кошка, - Может быть, ты и свадьбу предложишь перенести?
Меня поразила ее догадливость, - ты удивительно прозорлива, из тебя получился бы замечательный экстрасенс, кучу денег заработала бы, - усмехнулся я.
И тут моя любимая женщина встала на дыбы и забила копытами, словно норовистая лошадка, она подскочила, глаза ее сверкали как два уголька, мне показалось, что даже ее короткие темные волосы, всегда аккуратно уложенные и ухоженные, поднялись над ее головой наподобие маленьких змеек.
- Ты в своем уме? - истерично взвыла Наташка, голос ее приобрел металлическое звучание, обычно ей не свойственное. - Даже думать забудь об этой непорядочной особе с ее непонятно от кого родившемся ребенком, с тебя станется признать его своим ребенком и платить ей алименты. Даже если бы это так и было, мало что случается в юности, не ты первый, не ты последний. Я не собираюсь всю жизнь возиться со всякими приблудными детьми.
Я остолбенел и стоял, открыв рот, напоминая собой рыбу, внезапно вытащенную из воды, - ты знала? - с трудом разлепив губы сумел я выдавить два слова.
- Знала, - злобно ответила Наташка, - подумаешь, тайна века, мне Жорка сказал, когда мы с ним встречались.
Я сел, нет, вернее, упал в кресло, где только что сидела Наташка, - как это вы встречались? - глупо переспросил я.
Наташка умолкла, с тревогой покосившись на меня, - а что тебе Жорка раве не рассказывал?
- Что он должен был мне поведать? - почему-то шепотом задал я еще один нелепый вопрос.
-Ну, о наших с ним отношениях, - нерешительно, запинаясь на каждом слове, сказала некогда любимая мной женщина. В настоящее время она предстала передо мной в другом свете, да и Жорка хорош, друг называется.
- А как же Алена?
- Алена в курсе, - равнодушно ответила Наташка, - она же и предложила познакомить тебя со мной.
- Ничего не понимаю, - затряс я головой, - вы меняете партнеров, как будто это шахматные фигуры, а жизнь - просто короткий шахматный матч.
- Так оно и есть, - злобно усмехнулась Наташка, - подумаешь открытие века. Поэтому Алена и не собирается выходить замуж за Жорку, ждет, когда ей подвернется более выгодная партия.
- Значит, я тоже для тебя просто выгодная партия, да?
- А почему бы и нет - с вызовом ответила Наташка, - ты вот-вот получишь высшее образование, у тебя перспективная работа, тем более, что начальство помнит твоего отца, следовательно, позаботится о тебе, к тому же у тебя трехкомнатная квартира в центре города, ну и сам ты человек порядочный, слишком порядочный, - рассерженно добавила она.
- И только? - упавшим голосом зачем-то спросил я, хорошо представляя себе ее ответ.
Наташка поправила перед зеркалом растрепавшиеся волосы и повернулась ко мне лицом, - так ты откладываешь свадьбу, я правильно тебя поняла?
- Правильно, - коротко ответил я.
- На какой срок? - деловито спросила Наташка.
- Не знаю, - пожал я плечами, - сначала найду Светку, узнаю все о ребенке, а там .. время покажет.
- Ну-ну, ищи приключений на свою голову, только без меня, прощай, князь Мышкин или Дон Кихот или как там тебя еще зовут, в общем человек из былых времен, не понимаю, как я могла проглядеть в тебе этот слюнявый романтизм восемнадцатого века.
И она, гордо задрав свою аккуратно причесанную головку, направилась к выходу, - если сумеешь избавиться от этого налета сентиментальной чепухи, звони, поговорим. - Она небрежно махнула мне на прощание рукой и скрылась в прихожей, через минуту хлопнула входная дверь. Таким образом, последние иллюзии моей туманной юности исчезли вместе с моей бывшей невестой, а я наконец вступил в настоящую взрослую жизнь. Осталось, правда, найти Светку с ребенком и вплотную заняться этой новой для меня взрослой жизнью.
...Светку я нашел на удивление быстро. Она жила в соседнем районе в однокомнатной квартире с двухлетним сыном. Деньги она , конечно, потратила, сидела на мели, но попросить у меня помощи ей, видите ли, не позволяла какая-то ложная гордость. Я ей так и сказал. А она ответила, что не привыкла получать подачки с барского стола, тогда я напомнил ей о деньгах отца. Мы чуть не поругались, когда она заявила, что так и знала, что я буду укорять ее этими злосчастными деньгами.
- Если хочешь знать, я взяла их ради твоего отца, - со слезами заявила она, - я виновата перед ним, он оказался настоящим человеком, настоящим мужчиной, в отличие от многих современных юнцов.
- Если ты имеешь в виду меня, то я с тобой полностью согласен, я тоже виноват перед папой, но надеюсь, что смогу выполнить его последнюю просьбу.
Светка рассмеялась, - что, будешь содержать меня вместе с сыном, откуда у тебя такие средства?
- Нет, спокойно ответил я, - мы будем вдвоем воспитывать нашего сына.
- Уж не собираешься ли ты на мне жениться, - насмешливо поинтересовалась Светка, - мы с тобой не пара.
- Ошибаешься, - уверенно заявил я, - мы с тобой замешаны на одном тесте, я это только недавно понял. Видишь ли, люди делятся на две категории: те, которые могут нести добро людям в соответствии со своими принципами, и те, которые живут по одному принципу - все для себя, любимого; - эти люди умеют лишь брать, ничего не давая взамен, как в анекдоте Ходжи Насреддина. Слышала о таком?
- Неа, не слышала, - засмеялась Светка.
- Так вот, однажды местный судья провалился в водоем с пресной водой и стал тонуть, люди бросились его спасать, кричат: "Дай скорее руку, давай!". А судья словно не слышит их призывов, знай себе пузыри пускает. Подошел Ходжа Насреддин и говорит: " Вы неправильно спасаете судью, не так надо". "А как?", - спрашивают жители. Насреддин опустил руку в водоем и закричал: " На, бери скорее мою руку!". Судья схватил Насреддина за руку, и вылез из водоема. Ничего не меняется в этом мире. Вот и теперь - одни дают, другие - берут. Понятно?
Светка согласно кивнула головой, а потом сказала, - а мы, мы - те, которые дают или те, которые берут?
Я почесал затылок, - знаешь, Светка, не все так однозначно, однако, я надеюсь, что мы принадлежим ко второй категории., - А про себя подумал, -да, грехи туманной юности требуется исправлять, кто бы мог подумать, что детские дневниковые записи могут привести к таким последствиям...