Аннотация: Жил-был кот. Жил долго и давно. Ловил мышей, спал на окне, хитро щурился и хранил семьи. Хранил в меру своих сил.
Девятая жизнь
...Во сне он видел, как по скрипучим половицам ходили чьи-то ноги. Рассохшиеся доски постанывали, жаловались на тяжесть, а он не отрываясь следил за чёрными ботинками. Потертая кожа, сбитые носки, на подошвах подсохшая рыжая глина. Ему не нравились эти ноги, потому он забился к стенке, тихонько подвывая от неприязни. Они... они напоминали о чем-то нехорошем, о чем-то таком, что он не хотел вспоминать. Внезапно сон изменился: он оказался в незнакомой комнате, на шкафу, среди пыльных коробок и пожелтевших бумаг. Сквозь грязные оконные стёкла пробивался тусклый свет, ложился пятнами на перевёрнутую мебель - пару плетёных стульев и такой же стол. Со стен свисали лохмотья обоев, пахло плесенью, мышами и старым гневом. Он потянулся, изогнулся так, что хвост едва не лег на уши, и спрыгнул вниз. Полёт длился бесконечно, он падал в огни, горящие огни, он падал, падал, падал...
Снова этот сон. Он повторяется которую неделю, не дает насладиться пребыванием в новой семье. Кстати, как там его подопечные? Что-то подозрительно тихо они себя ведут.
Огромный чёрный кот приоткрыл глаз и оглядел спальню. Никого. Придётся пройтись.
Коридор, детская, кухня. Нигде никого. Как же это он так оплошал, не заметил, как все ушли? Стареет, должно быть. Пора на пенсию. Он досадливо прянул ушами, подумав, что это - его последнее дело.
В подъезде зашумели, забегали. Крики и гам приближались с потрясающей скоростью; трудно поверить, что всего лишь двое детишек способны шуметь, как небольшой самолёт. Кот подошёл к двери и сел.
- Басик! Басик! - Крохотная девочка, не выговаривающая "р", ринулась к своему любимцу.
- ...Нет, на даче мы не были ещё... Да, мам... Хорошо, - высокая женщина говорила по телефону.
- Я разберу продукты, - долетело из кухни.
- Ма, а Барсик стал ещё больше! - пропищала девчушка постарше.
- Девочки, потише! Да, мам, я перезвоню... Катя, отстань ты от животного, дай мне ручку.
Катя послушно выпустила кота из рук и повернулась к матери.
- Оля, не стой, раздевайся.
Барс - он не любил, когда его имя переиначивали - отступил в тёмный угол, чтоб не мешаться под ногами, и оценивающе посмотрел на свою семью. Девочки трёх и пяти лет, обе рыжие и в веснушках, копии отца, молчаливого, рыжего и улыбчивого. Мать же совершенно иной породы: высокая, смуглая, с холодными чёрными глазами. За кем же присматривать? Слишком недолго он с ними, чтобы определиться с целью.
Попасть в дом было совсем несложно: пара ночевок в подъезде, жалобное мяуканье под дверью и терпение. Именно его не хватало ему - терпения и смирения, когда дети начинали играть со своей новой, живой игрушкой. Отвык он от людей.
- Ба-асик, - пролепетала Катя и вцепилась пухлыми ручонками в кота.
- Мяу. - Он попытался отстраниться от ребёнка, упираясь лапами - когти были втянуты, - но это не помогло. Его, такого солидного, покрыли сотней слюнявых поцелуев.
****
Ночь снова прошла беспокойно - плохие сны не давали спать, вползали змеями в сознание, шипели из углов. Нехорошо. Интуиция никогда не беспокоила его по пустякам, она включалась лишь в преддверии неприятностей. Эти обещали быть самыми крупными. Что ж, придётся ему опять брать всё в свои лапы; а теперь не пора ли подкрепиться?
- Миу! Ми-иу!
Накормив сначала кота, потом детей, затем снова кота, семейство собралось на дачу. Следовало подготовить здание к зиме: об этом давно просила бабушка. Кота взяли с собой. Всю дорогу он провёл на коленках у детей, притворяясь спящим. Девочкам это было даже на руку, так что к моменту прибытия в невеликое сельцо Барс весь извелся. Едва распахнулась дверца, он выскочил наружу и сразу же спрятался под днищем автомобиля.
Вид открывался невеселый. В осенней грязи, густой, жирно блестящей, утопали редкие домики, окруженные заборчиками из неструганных досок, чуть поодаль высился густой лес, наверняка населённый всякой живностью. Где-то заполошно, надрывно, изо всех сил лаял пёс, видимо, цепной, так как слышался звон металла. Людей не было видно, лишь кое-где над крышами поднимался дымок.
Семья двинулась к зелёным воротам, выкрашенным масляной краской, за которыми прятался небольшой нарядный домишко. У него был высокий фундамент, крыльцо с тремя ступеньками и резные наличники.
Пока его подопечные пробирались сквозь грязь, гулко ухающую при каждом шаге, он в пару длинных, стремительных прыжков добрался до дома и принялся обнюхивать дворик. Ничего необычного. Он задрал верхнюю губу, стараясь обнаружить старые, практически выдохшиеся запахи, и, кажется, на что-то наткнулся. Тонкий, незаметный аромат разложения, присущий болоту. Откуда он здесь?..
- Басик!
- Оля, смотри за сестричкой. Ты купил хлеб?..
В доме - деревянном, старом - были невысокие потолки, разномастная мебель, пережившая на своём веку немало потрясений, крашеные полы, покрытые вязаными пёстрыми половичками, уютная большая печь и множество книг. Хозяева хлопотали: разводили огонь, готовили обед, проверяли подпол. Дети бегали из комнаты в комнату, стуча пятками, визжали от переполнявшей их радости. Ещё бы, такое приключение!
- Мама, можно нам на улицу? - Оля шмыгнула носом.
- Можно, только со двора ни ногой! И шарф Кате завяжи потуже. А то снова заболеет...
Он смотрел в окно, пока девочки долго собирались, неуклюже путаясь в складках одежек. А чуть скрипнула дверь, отодвинулась щеколда, - первым выскользнул в холодную сырость. Взрослые смогут постоять за себя и сами, а он пока посторожит молодняк.
- Басик! Хочу Басика!
- Барсику надо подышать, Кать. Пойдём лучше яблочки поищем.
Дети направились к паре корявых яблонь, росших в тесном садике, а он остался обнюхивать воздух. Что-то в нем изменилось. Запах болота стал крепче, к нему примешивался соленый привкус моря, ржавый оттенок крови и игристое веселье. Необычная смесь. Очень необычная. Напоминает о... Нет, вряд ли это тот же случай.
След появлялся из-за дома, кружил у окон, не приближаясь ко входу, и снова нырял за угол. Высота его также колебалась: то он лежал у самой земли, то вдруг воспарял вверх. Кот оглянулся на беспечных девчонок, что как раз нашли какую-то палку и делили её, и неспешно потрусил по следу. Ничего с ними за минуту не случится.
****
На улице ещё как-то сохранялась иллюзия уединения благодаря хилым заборчикам, но широкое поле, раскинувшееся за строениями, разрушало всякие заблуждения. За огородами, на которых догнивала ботва, за распаханной нивой высился лес. Тёмный, сумрачный, он следил за людьми сотнями глаз, неодобрительно молчал, подавляя окружающее пространство своим массивным телом.
Запах привёл Барса к густому кустарнику, ещё хранившему желто-бурый покров из листьев, в котором что-то тихонько шуршало. Кот прижался животом к мокрой, холодной земле, отметив, что шерсть намокла удивительно быстро, и начал красться на шум. Стараясь остаться незамеченным, он приближался к перекрещению ветвей крохотными шажками, ртутью перетекая с места на место. Только хвост, нервно бьющий по бокам, выдавал волнение. Если бы кто-то, знавший его в обычной, мирной жизни, увидел сейчас - он поразился бы переменам. Обычный чёрный кот, сотни таких сверкают глазищами из тьмы подворотен, он стал похож на дикого зверя: тело укрупнилось, вытянулось, лобастая голова с прижатыми ушами сидит на крепкой шее. Напряжены даже шерстинки.
В орешнике что-то завозилось, и он прыгнул. Всей массой обрушился на беспомощный куст, заставив опасть последние листья, но зря - он не чувствовал в лапах добычи. Когти взрыли землю, а он рыкнул от досады на себя.
- Какой злой котик, - донеслось откуда-то сверху.
- Это не обычный кот.
- Почему?
- Разве ты не видишь, кто он?
Звук шёл с разных сторон. Невидимые собеседники обладали тонкими голосами и многими знаниями. Барс прищурил глаза.
- Я вас слышу. Покажитесь, - давненько он не упражнялся в речи, всё больше мяукал да мурлыкал.
- Мы тебя не боимся.
- Мы ничего уже не боимся.
- А я боюсь, - третий голосок дрожал.
- Раз такие смелые, то... - Он не любил необычные явления, хотя они и составляли большую часть его жизни. Слева что-то мигнуло. Вспышка? - ...я вам не страшен.
- Мы знаем.
Из переплетения веток, листьев и теней выплыл сгусток света. Небольшой, размером с детский кулачок, пушистый и мягкий на вид, он мерцал, приближаясь к морде кота, будто подмигивал. За ним медленно, будто таясь, появились ещё два огонька. Давно Барс не встречал им подобных, очень давно.
- Болотные огни...
Души убитых или утопленников после смерти - довольно часто она была крайне жестокой - оставались привязанными к месту своей гибели, и хороший колдун мог провести ритуал, результатом которого становились блуждающие огоньки. Они заманивали жертв в ловушки, в болота, в топи, тем самым выполняя наказ хозяина и пополняя свои ряды; в иные годы болота кишели светляками загубленных душ. Они не были жестокими, как не были и добрыми. Они были... мертвыми.
Плохо. Очень плохо. Нынешние недоучки не способны повторить обряд, слишком сложен он для них. Значит, это кто-то старой школы.
- Уходи отсюда, хранитель. Тебе здесь не место, - прошелестел первый огонёк, видимо, самый опытный, самый знающий.
- Уходи! - Лепестком пламени на ветру заплясал второй.
Сейчас он не мог ничего поделать. Только бессильно следить за уплывающими в сторону леса огнями.
****
Наверное, он просто стар. Сколько уже ему? Девяносто, сто? Да какая разница, если сейчас он чувствует себя испуганным котенком, брошенным в воду. Он тонет в воспоминаниях...
...Толстые волосатые руки отрывают его от мягкого, уютного, пахнущего молоком, он плачет и отбивается слабыми лапками, но все зря - из коробки не выбраться, не вернуться назад. Он не сдаётся, карабкается наверх, впиваясь хрупкими коготками в картон, пищит из последних силенок. Никто не отвечает ему. Он один...
...На паркетном полу пляшут лучики. Яркое солнце отражается от зеркал и начищенных, блестящих поверхностей. Он лежит на коленях у юной девушки, недавней гимназистки, подставляет для ласки шею и довольно урчит. Его лапы сминают тонкий батист платья, а хозяйка будто и не видит. Она смеётся шуткам какого-то хлыща...
...Прыжок! Клубок катится под кресло, а он, вытянув лапу, пытается его достать. Хозяйка, уже молодая женщина, хохочет над неуклюжим котом, а он подыгрывает ей. Нитки повсюду - на нем, на полу, на изящных туфельках. А вот кожаные ботинки тяжелы. Он ощущает их вес своим телом, когда мужчина подходит к креслу. Должно быть, она не видит чёрный хвост под чёрной обувью. Ведь так?..
...За кладбищенской оградой водят хороводы блуждающие огоньки. Они выписывают какие-то немыслимые узоры, парят над фигурами ангелов, спускаются к самой земле, будто вынюхивают следы. Но его им не увидеть. Он крадется следом, слившись с тьмой, оставив позади свежую могилу, не оглядывается. Таится. Ему некогда скорбеть. Он должен продолжать охранять свою семью...
...В сторожке мало мебели - стол, стул и диван, под которым он прячется. Дощатый пол скрипит жалобно под тяжестью чёрных ботинок, что ходят из угла в угол. Их владелец ему хорошо знаком. Это муж его хозяйки - даже в мыслях он не может смириться с тем, что мерзкий колдун его хозяин. Он следит за ним прищуренными глазами, в которых горит зеленое пламя гнева, и начинает подвывать от злости и ненависти. Но мужчина не слышит - он весь поглощен своим действом. На столе высится нечто угловатое, сияющее приглушенным светом, но коту не видно, что именно. И так ли это важно? Колдун замирает посреди тесного помещения, а перед ним медленно, будто проявляясь, вырисовывается призрачный силуэт. Хозяйка! Она в саване, руки скрещены на груди, на веках тяжелые монеты. Подчиняясь воле мужа, её фигура будто сминается под невидимыми пальцами, лицо искривляется, растягивается, тает, как воск.
Он не может выдерживать больше зрелища её мук и потому вылетает из-под дивана сгустком чистой ярости и обрушивается на спину колдуна. Урча, впивается зубами в шею, раздирает когтями одежду. Он ненавидит его и потому больше не боится. Мужчина неловко вертится, размахивает руками, не в силах оторвать от себя разъярившегося зверя. Кот утробно завывает, грызет кожу, радуясь солоноватому вкусу крови, и не обращает внимания на удары. Борясь, они налетают на стол, и с него падает светящийся амулет. Он разбивается. Тень хозяйки, до того застывшей в изломе превращения, исчезает.
Кот замечает это краем глаза - он весь охвачен жаром битвы. Ему приходится нелегко: хвост будто сейчас оторвут, с такой силой его тянут, когти, впившиеся в плоть, выворачиваются. Колдун срывает его с себя и бьёт с размаху о стол. Он не может двигаться. Лишь шипит из последних сил, задирает верхнюю губу, демонстрируя окровавленные клыки. На беспомощное тело опускается нога в тяжелом чёрном ботинке. Кот видит подошву - с нее летит подсохшая рыжая крошка. Хруст. Белые ребра торчат среди чёрного меха. Он слепнет...
Это была его первая жизнь.
****
Вечером вся семья ужинает за круглым столом. Он лежит на подоконнике и притворяется спящим. Подслушивает.
- ...Сан Саныч у меня отчёт требует каждый день, а сам его и не читает. Вот зачем я трачу время? Чтоб он себя настоящим директором чувствовал? - тихонько жалуется мужу нынешняя хозяйка.
- Мама, я хочу мо-оженое! - капризничает младшая.
- И я! - старшая не отстает.
- Сначала суп... Так вот, вчера я...
- Он невкусный!
- Катя, ешь.
- А мо-оженое? - хнычет Катя.
- После супа.
- А я сегодня видела белых птичек, - вступает Оля, ревниво оглядываясь на сестру. Ей тоже хочется маминого внимания. - Они в кустах разговаривали.
- Птички поют, - впервые высказывается отец. - Или щебечут.
- Оля, ну какие белые птички? Чайки? - Хозяйка раздраженно хмурит брови. Ей не нравится, что девочки живут в мире фантазий.
- И я видела! Они с Басиком игали... Хочу мо-оженое!
Кот настороживается. Он не заметил своих подопечных, когда выбирался из кустов. Где же они были?
- Не чайки, а маленькие птички. Беленькие, пушистые, как цыплятки... Мама, а давай купим попугая?
- Хочу попугая!
- Никаких попугаев! Ешьте суп молча!
За столом обиженное сопение девчонок. Они нехотя ковыряют ложками в тарелках и поглядывают на маму: успокоилась ли?
Кот лениво потягивается, перебирает лапами и спрыгивает на пол. Пора отрабатывать кормёжку.
- Мяу. - Он смотрит на хозяйку.
- Басик... - шепчет Катя.
- Мяу. Мяу. - Он встаёт на задние лапы, бодает головой бедро.
Он запрыгивает на её колени и довольно мурлычет. Мир восстановлен.
****
Позже, когда дети умыты и уложены спать, взрослые начинают наводить порядок. Удивительно, но две маленькие девочки способны перевернуть вверх дном дом за каких-то пять минут. Пока хозяйка моет посуду, тихонько подпевая телевизору, хозяин решает проверить чердак.
Так просто к нему не добраться - люк на потолке. Приходится затаскивать в коридор стремянку, которая обычно хранится в сарае. Петли скрипят, и мужчина морщится, замечая, сколько сора просыпалось вниз.
Кот совершает обычный обход. На кухне порядок, в спальне горит ночник, а вот тьма подкрышная ему не нравится. Кажется, там что-то есть. Он взлетает по лестнице, оказавшись на чердаке раньше хозяина. Тот ругается на глупое животное, которое чуть не довело его до инфаркта. Но ему не до того. Он осматривается.
Под деревянными балками мрак, лишь слегка разбавленный светом, льющимся из квадрата входа. Углы затканы паутиной, кот видит, как паучки бегут прочь, чем-то или кем-то напуганные. Зрачки сужаются, когда он старается рассмотреть, что таится в темноте. Мыши! Летучие мыши, свернувшись в кокон крыльев, висят под крышей, как гроздья винограда. Мало что он не любит с такой же силой, как эти воплощения зла. Он шипит и выгибает спину.
- Барсик, что там? Ты чего?
- Ма-ау! - утробно завывает он.
- Тише, мы поставим мышеловку. - Мужчина пробирается сквозь баррикады из сломанных стульев, плетёных корзин и старых газет к окошку. - Вот, проветрим немного.
- Ма-а-ау!
Шум заставляет мышей проснуться. Их немного, лишь три особи. Они не торопясь разворачивают кожистые крылья и зевают, от чего их собачьи мордочки становятся ещё уродливее.
- Тише ты! - отмахивается от кота хозяин. Отвернувшись от окна, он проходит под балкой, забыв пригнуть голову, и натыкается на мышей. - У-у, чёрт!
Мелкие создания пронзительно пищат - Барс воспринимает высокие частоты, недоступные людям, - и запутываются в волосах человека.
Он понимает разумом, что хозяину ничего не грозит, но не в силах обуздать инстинкты: прыгает на ближайший завал, шипит и размахивает когтями, сидя на задних лапах. Мыши наконец-то высвобождаются и, слепо натыкаясь на препятствия, вылетают в проем. Кот горд собой.
- Что там? Детей разбудишь, - доносится снизу.
- Мыши. - хозяин спускается по лестнице, а за ним спрыгивает и кот. - Летучие. Барсик их прогнал.
- Молодец. Барсик, иди сюда, я тебе молочка налью.
Он не очень любит молоко, но с достоинством подходит к миске и лакает. Хозяева шепчутся о чем-то, склонив головы друг к другу, а он деликатно отворачивается к окну. Из-за отражаемого света стекло превращается в зеркало, так что рассмотреть, что происходит на улице, невозможно, если только не прижаться к гладкой поверхности. Именно это и делают блуждающие огни. Они будто пытаются протиснуться в дом сквозь тесное отверстие - так тщательно скользят вдоль рам.
Звук зарождается где-то в глубине и, вырываясь из горла, окатывает тело дрожью. Он бросается на противников, ударяется о тонкую преграду и скользит вниз, но не сдаётся - грозно рычит и прыгает. Снова и снова. Когти царапают стекло с неприятным скрежетом, клыки оскалены, загривок встопорщен.
- Барсик! А ну прекрати! - хозяйка недоумевает, что случилось с обычно спокойным животным.
Они не видят, как огоньки дразнят его, не слышат, как они шепчут: "Сегодня кто-нибудь умрет...", не замечают, как вокруг дома сгущается что-то нехорошее, злое. Они всего лишь люди - наивные существа, твёрдо уверовавшие в свою безопасность. Но такие, как он, живут ради того, чтоб защищать. Даже ценой собственной жизни.
Потому он завывает, надеясь, что его недруги испугаются и улетят, и продолжает атаковать.
- Перестань! Там ничего нет! - Его оттаскивают за шкирку, как нашкодившего котёнка. Это оскорбительно и он, вывернувшись, царапает хозяйскую руку. В ответ его шлепают. Он, ещё не остывший после вспышки гнева, шипит.
- Да что с ним такое? Он будто взбесился.
- Может, его укусили мыши... - с сомнением говорит мужчина. - Вдруг они больные?
В темноте за окном вновь мелькают огоньки, уплывающие куда-то в сторону, и он издает полурык-полувизг, от которого по спинам пробегают мурашки.
- Не знаю... Но раньше Барсик никогда так себя не вел.
- Ладно. Ну, тогда закрой его пока в кладовке, а завтра к ветеринару отвезем.
- Хорошо.
Его отправляют в тёмное, пыльное пространство, прямо на веник, и дверь захлопывается. Слышно звяканье шпингалета. Нет! Они не могут оставить его здесь, когда за стенами бродят враги!
Он умолкает и пытается найти выход. Может, где-то есть дыра, достаточно широкая, чтобы он смог пролезть сквозь нее? Но вокруг только старая обувь, банки с огурцами, лыжные палки и стены.
- Что так холодно? Откуда сквозняк?
- Чёрт! Я окно наверху закрыть забыл... Подожди, я сейчас.
В узкую щелку Барсу видно, как хозяин ставит лестницу и карабкается вверх - после недолгого отсутствия он спускается, но на одной из ступенек поскальзывается и падает вниз. Он корчится на полу, прижав к себе ногу, и сдавленно матерится. Ступня вывернута в сторону, сквозь ткань проступает кровь, пятнает пол.
- Господи, ты жив?!
- Жив, жив... - На лбу капли пота.
- Надо в больницу. Срочно!
- А дети?
- Маме позвоню, пусть возьмёт такси. Она доберётся быстро, они не проснутся.
Хозяйка споро собирает вещи - куртки, обувь, сумку, ключи, - держит плечом телефон и помогает одеваться мужу.
- Мам?.. Да, случилось. Нет, нет, все живы!.. Приезжай, побудь с девочками... Да.. Да, ногу... Спасибо, мам. - Она не теряла времени и уже одета. - Ты можешь встать?
- Попробую.
- Вот... Я тебя держу...
Они медленно уходят, оставляя в доме двух детей и кота.
****
Ночные звонки никогда не бывают к добру. Вера Ивановна застегнула пальто, последний раз заглянула в зеркало и вышла из квартиры. Спускаясь в тесном лифте, она снова вспомнила разговор с дочерью и нахмурилась. Не везёт им в последнее время: то дочь уволили и она долго искала новое место, то девочки по два месяца в больнице лежали. А теперь этакая неприятность. Нехорошо.
У подъезда уже стояло такси. Угрюмый водитель средних лет спросил адрес, и они тронулись. Спящий город радовал пустыми дорогами, поэтому на трассу они выбрались довольно быстро. Женщина откинулась на спинку, прикрыла глаза. Ехать осталось всего ничего. А вот и съезд на узкую, разбитую колею, что, петляя по лесу, ведёт к деревне.
Яркий свет фар высвечивал ломаные линии деревьев, не давал темноте, разбавленной мерцанием звёзд, ни единого шанса. Машина неспешно перекатывалась по грязевым холмикам, гудела, нащупывала опору. Вера Ивановна решила поторопить водителя и кашлянула:
- Кхе... Простите, а почему мы так медленно едем?
- Дык это... Туман-то, - прохрипел мужчина и кивнул на окно, - не видать ни черта.
- Какой... - начала возмущаться пассажирка и осеклась. Впереди, по бокам, позади клубилась свинцовая мгла. По стеклам стекали капельки воды.
- Как свернули, так он и упал. Я, главное, гляжу, небо чистое, дождя не будет, а тут - раз! - и он.
- И он...
- Ну.
Сказать больше было нечего. Вера Ивановна вздохнула и посмотрела на часы.
Спустя полчаса она начала беспокоиться: даже при их черепашьей скорости они должны были уже доехать до первых домов. Но за серой пеленой мелькали лишь угольно-черные ветки.
- Долго нам ещё?..
- А я почем знаю? Вы ж местная, - буркнул водитель.
- А нельзя ли как-то побыстрее?
- Ну, дорога-то лучше не стала...
- У меня внуки одни на даче!
- Попробую.
Через двадцать минут она начала переживать уже всерьёз. Деревни все не было. Но это невозможно! Сколько там времени обычно она тратила на поездку? От силы полчаса.
- Дед мой - лесник он у меня - говаривал, что это бес путает след, - неожиданно сказал водитель.
- Какой... бес?
- Обычный. С рогами. Голову морочит путникам, насылает то хмарь, то сон.
- Вы это серьёзно? - рассмеялась Вера Ивановна, убежденная материалистка.
- Ну дык... Где ваша дача-то?
- На месте. А вот куда вы нас завезли - это ещё вопрос.
- Я завез?! Да я из этой колеи не вылезаю! Вон, проверьте!
- Да не нужно... - отступила от своих слов женщина. - Я вам верю.
Помолчав, мужчина продолжил:
- И туман странный. Густой, но только впереди. За нами-то расходится.
- Ну, может, за нами теплее... Выхлопы... - она попыталась найти какое-то логическое объяснение.
- Не-а, - с удовольствием отмел версию водитель, - это все бесы.
Вера Ивановна уставилась в окно, надеясь, что безумное путешествие, как и разговор, скоро закончится. Кажется, туман посветлел. Она снова посмотрела на часы. Больше часа прошло.
- А вон, гляньте, не дома? - указывал на что-то тёмное толстый палец.
- Наверное... Наконец-то добрались!
Спустя некоторое время машина притормозила у освещенного здания и женщина, расплатившись и попрощавшись с болтливым водителем, выбралась наружу.
****
В эту ночь Оля проснулась от плача. Она приподняла голову с подушки, чтоб посмотреть, как там сестра. Катя крепко спала, прижав ко рту сжатый кулачок. Девочка полежала ещё немного, послушала завывания ветра и дыхание малышки, посчитала, сколько ещё ей осталось до дня рождения, и решилась. Она села, спустила ноги на холодный половик и в неярком освещении ночника нашла свои тапки. Они были пушистыми, белыми, в форме весёлых заек. Оля полюбовалась ими ещё немного, потом вздохнула - она не любила ходить в сумраке, опасаясь страшилищ, - и пошла к двери.
В коридоре был включен свет. В кухне тоже. Оля прошлепала к второй спальне, помялась в нерешительности и отворила дверь. За ней было темно и тихо.
- Мама? - шепотом позвала она.
Тишина.
- Мам?.. Ты тут?
Она почти шагнула за порог, как вдруг её ноги что-то коснулось.
- Ой! - вскрикнула она от испуга. Опустив взгляд, девочка увидела кота, что уселся у проема как ни в чем не бывало. - Барсик, ты меня напугал.
Кто-то заплакал. Теперь девочка ясно слышала голос сестры, поэтому побежала к ней.
Катя сидела на подушке и, всхлипывая, тыкала ручкой в пустой угол:
- Там бабайка!
- Не плачь, Катюша! То... Котик! Барсик, - Оля утерла ей слёзы краешком одеяла.
- Мяу. - Кот поставил лапы на кровать.
- Басик, - малышка уже забыла о страхе и потянулась к своему любимцу.
Кот выходит из комнаты, напоследок призывно взмахнув хвостом. Катя бежит за ним, так что Оле не остаётся иного, как последовать за ними.
- Птички! - визжит от восторга младшая.
На вешалке, на тумбе для обуви, на шкафу - повсюду необычные, белые птахи. У них сияющее оперение, маленькие крылышки и тонкие, красивые голоса. Они поют и их песня зовёт, будит в душе желание выйти на улицу, под небо, туда, где так вольно и свободно, где нет ничего плохого, где живет волшебство. В их щебете слышны обещания чудес. Девочки очарованы. Они забыли мамины предупреждения и запреты. Катя зовет сестру одеваться - она хочет гулять! Оля собирает малышку, потом себя и не раздумывает ни о чем. Ей хорошо и радостно.
Странные птички летают между детьми, оставляя за собой искристый след, приглашают следовать за ними. В отражении зеркальном они отчего-то превращаются в холодные, колючие огни, от которых тянет потусторонней жутью, а пение их оказывается настойчивым шепотом, который сверлит уши, от которого голову пронзает острая боль. Да и с котом происходит что-то не то. Барсик идёт впереди девочек, время от времени он оглядывается и тогда в его глазах мелькают отблески темного багрового пламени. Но девочки ничего этого не замечают - они слушают трели райских птиц, бездумно вышагивая за котом. Перед входной дверью он останавливается, пропустив Олю, и подталкивает головой зазевавшуюся Катю. Сестры уверены, что их ждёт замечательное приключение, они смеются и, взявшись за руки, бегут за призрачным котом.
***
Он не мог ничего сделать. Колдовской морок не дал ему дозваться до беспечных детей, предостеречь от опасности, потому сейчас он сидел в тесноте замкнутого пространства и злился. Не было смысла тратить энергию на бессмысленные действия - дверца, хоть и тонкая, выдерживала его удары, не поддавалась. Спустя время, для него бесконечное, по полу застучали каблуки. Раздался голос бабушки:
- Оля? Катя? Девочки, вы где?
- Мау-у! - завыл он.
- Барсик? Что ты тут делаешь? - удивленно спросила Вера Ивановна, заглянув в кладовку.
Он ринулся вперёд, едва не сбив с ног женщину, и помчался по свежему следу. Уши прижаты к голове, сощуренные глаза подмечают малейшие подробности: потерянный шарф, запутавшийся в орешнике, отпечаток крошечной ножки, горький привкус тины. Пересекая поле, он увидел, как вдалеке над лесом пылают зелёным крупные лучистые звезды. Значит, колдун уже начал обряд.
Он бежит так, что сердце подпрыгивает к горлу, а сам он со стороны похож на черную смазанную полосу, оставленную небрежной кистью на сером полотне убывающей ночи. Комки сырой земли летят из-под его лап, гнилая трава застревает между подушечками, но ему все равно, он спешит к цели.
А вот и лес - густой, дикий, недолюбливающий людей, - он подсовывает корни и выемки под лапы, обрушивает с полуголых крон потоки холодных капель, всячески мешает и вредит. Коту приходится замедлить движение. Он нюхает прелый воздух оврагов с палой листвой, растерянно вертит головой. След раздваивается! Тот, что слева, пахнет кислым страхом, правый же отдаёт весельем, игристым, как скисший сок. Из-за деревьев доносится смех, чистый и высокий, как звон колокольчика. Снова эти проклятые огоньки! Взрыкнув, он бросается направо, надеясь, что не опоздал. Чаща редеет, деревья становятся все более хилыми и мелкими, твердая почва уступает место топким, ненадежным проплешинам.
Он видит огни! Они перелетают с места на место, заманивают, заводят младшенькую - Катю - в самую трясину. Она заливисто хохочет, ловит игривых птичек, как ей думается, не замечая, как бредет по колено в стылой мёртвой воде, все глубже и глубже заходя в болото. Он прижимает уши и прыгает по кочкам не хуже какого-нибудь зайца. Перегоняет девчушку и подпрыгивает, клацнув зубами в паре сантиметров от светящегося пятна. Огонёк отшатывается в сторону, хор распадается и колдовство пропадает.
Катя плачет, не понимая, где она оказалась, блуждающие же огни неспешно уплывают ввысь. Он провожает их взглядом и возвращается к ребёнку. Она не успела зайти в самую топь, так что ещё не все потеряно. Вцепившись зубами в курточку, он тащит её на сушу, пятясь назад. Она послушно идёт за ним, все ещё всхлипывая. Мокрые сапожки хлюпают водой, на щеках разводы грязи. Он не может оставить её здесь, хоть и теряет время. Рискнув, он меняет форму, раздается вширь, становясь похожим на крупную чёрную рысь.
- Басик! - лопочет Катя, будто только узнав своего любимца.
Он забрасывает её на спину и урчит:
- Держись!
Девочка зажимает в кулачках пучки шерсти, отчего у него натягивается кожа на шее, и потрясенно молчит. Дорога назад, к оврагу, где ещё витает запах Оли, занимает считанные минуты, но он, не замедляя бега, мчится дальше. Вот и опушка. На поле, не так и далеко, виден дергающийся свет фонарей, слышны крики людей, зовущих девочек. Кот ссаживает Катю и подталкивает к краю леса. Миг - и он исчезает среди деревьев.
Не чуя лап, он летит сквозь чащобу, ловит остатки следа, тающего в воздухе. Предчувствия подстегивают его, заставляют буквально стлаться над землёй в парящих прыжках. Быстрее, быстрее, быстрее! Чем ближе он к цели, тем сильнее удушающая вонь тёмной волшбы. Она вплетается в тонкий аромат ребенка, соединяется с ним, придавая острый оттенок отчаяния и ужаса.
Совершенно неожиданно он оказывается на поляне, где стоит приземистый домик. Дверь распахнута, в проеме видно, как высокий мужчина размахивает ножом, будто разрезает что-то недоступное взору. Взревев, кот бросается вперёд. И натыкается на невидимую преграду. Он повисает на крепких нитях паутины, заткавшей вход, рычит, дергает лапами, но все больше запутывается в клейкой сети. Тогда он затихает и следит за колдуном. Тот, будто и не заметив ничего, перебирает светящиеся пузырьки; их количество совпадает с числом блуждающих огоньков, что парят под потолком и тихонько перешептываются. В дальнем углу, свернувшись в клубок, лежит Оля - у нее вздрагивают плечи от сдавленных рыданий. Наконец, закончив с душами, мужчина оборачивается, и кот видит его лицо. И длинные, выпуклые шрамы на шее. Колдун улыбается и молчит.
От ненависти Барс выпускает когти и показывает клыки, но что они могут против волшбы? Так что он лишь угрожающе рычит, когда такой знакомый лик приближается к нему. Все с той же холодной усмешкой колдун вонзает ему в грудь нож. Медленно, с нажимом проводя клинком, он взламывает грудину. Трещат и выворачиваются ребра. Кровь падает на нити и, шипя, испаряется.
Он чувствует, как слабеет и теряет свою последнюю жизнь, но напрягает в последнем рывке все силы, всю застаревшую ненависть. Видимо, из-за невнимательности врага - поглощенного пыткой, - паутина теряет свои свойства, и коту удаётся освободиться. Он вцепляется в шею, не обращая внимания на боль, рвет вену. Колдун бьёт ножом, беспорядочно, невидяще, кот же, изнемогая, не сдаётся и смыкает челюсти. Мужчина отступает назад, его рука слепо шарит по столу, сметая хранилища душ, на нем висит крупный чёрный зверь. Кровь, смешавшись, падает на пол крупными кляксами. Пошатнувшись, мужчина заваливается на спину. Он умирает. Барс ещё успевает увидеть смерть своего старого знакомого, но вот и его затягивает тьма, зовёт туда, где он побывал уже восемь раз. Но этот раз станет последним - он навсегда останется с нею, со своей доброй подругой. Пускай. Ему не о чем жалеть, он был хорошим хранителем.