Блэкхен : другие произведения.

Разбудите Херцина!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Опубликован в журнале "Меридиан" (Ганновер) Љ3 (27) за май-июнь 2014г. Ретро-тема "Вторые мировые"


Разбудите Херцина!

  
   Хенерал Ведмедёв прочёл доклад столичного снабженца и смачно выругался. Наложенное поверху указание Воеводы "Принять решительные меры" зело встревожило: за неисполнение могли запросто уволить из войска! Сгоряча надумал было пустить виновника в расход, но потомственный собаковод Ведмедёв превозмог в себе осторожного службиста. Распорядился пока держать пса в клетке и выгуливать только ночью, чтоб ни одна посторонняя сволочь не увидала. И ещё наметил оторвать свой начальственный зад от кресла и, несмотря на зиму, лично наведаться в питомник, чтоб воочию во всём убедиться. Пёс-то, как писал полуполковник Хохолев, ценный, однако хотелось бы понять, из-за чего рискуешь...

***

   Год тому назад нашёл собаку прапорщик Вес Белицкий, из Князевского питомника который. В аккурат под зимний перелом солнечный отправился он в соседнюю поросячью военчасть за мясом. Запряг в сани полковую клячу Надью, и покатили - не на горбу же своем туши таскать!
   Выписал наряд на мясо. А как дело до отбора дошло, чернявый поросячий ефрейтор, хитрованского племени, указал на угол хлева, где лохматая бурая хрюшка кормила выводок поросят:
   - Молочных брать будете? - и хитро поглядел на прапорщика.
   В наряде значился один поросёночек - у полуполковника Хохолева день рождения близился, на пятую дюжину лет заходил начальник питомника, полагалось стол накрыть от души.
   Среди хвостиков-завитушек, подрагивавших от усердного сосания, прапорщик сразу выделил прямой короткий хвост, хотя бы оттого, что его обладатель был крупнее собратьев и заграбастал самый дойный сосок.
   - Беру этого, - не раздумывая, заявил Белицкий. В наряде значилось: "Молочный порось - одна штука", а приглянувшаяся штука была весьма мясистой и аппетитной.
   Ухватил бравый прапорщик поросёнка за ногу, да чуть не испугался. Вместо копытца - когти!
   - Чертёнок, что ли?! - брякнул невпопад Белицкий и поднял тяжёленького молочника повыше.
   И точно - не поросёнок оказался! Извернувшись в воздухе, животное клацнуло зубками и уставилось на прапорщика любопытным взглядом карих глаз.
   - Смотри-ка, пёсик! - изумился Белицкий. - Откуда он тут?
   - Кто знает, - пожал лукавый сержант плечами, - приблудный, может, из трубы вылез. Так как, берёте?
   Про трубу Вес знал, но немного. Была она гладкой, будто вырезанная из неизвестного серого камня. В полсажени в поперечнике, уходила труба в землю под малым уклоном в сторону реки Мошковолжи. Если умом пораскинуть, под ней и проходила. Потому как на другом берегу другой такой же конец её выступал, как раз у драконоводческого гарнизона.
   До провала ещё, когда в несколько лет земля просела почти по прямой от Дубёны до самой Мошковы, никакой трубы не было и в помине. Потом в самых глубоких местах огромной канавы хлынула снизу вода - вблизи Икоши, Выхромы и ещё кое-где. А когда провал заполнился, потекла вода из Мошковы-реки в Вологу. Недолго думая, назвали новоявленный водоём рекой Мошковолжей да пользовать стали. Вскорости концы трубы и стали выпирать, будто река её собой придавила в глубине.
   Драконоводам-то вообще все по бубну - просто устроили из трубы поганую яму. Куда-то ж надо драконий навоз девать! В первые годы, когда часть только разворачивали, селяне забирали дерьмо на удобрение. Урожай получался несметный! Но когда у сельских детишек новорожденных стали крылья на спине прорастать, зареклись селяне, да новые пашни подняли, от греха подальше. А старые поля забросили да в наделы переименовали - дракон наделал, значит. Военные тогда просто задачу разрешили - в трубу дерьмо сваливать! Верно говорят: где появляется дракон, там порядок кончается.
   На восточном берегу реки любопытства особого к трубе не проявляли - ну труба, ну из серого камня. Мало ли непонятностей на свете! Главное, жить никому не мешала и оборонная мощь Росси от неё не страдала.
   - Беру. А ну, поехали, посмотрим, где он выполз, - скомандовал Белицкий солдату. А на полуполковниково празднование решил потом что-либо сообразить.
   Ефрейтор пожал плечами и согласился. Начальства своего, он, видать, не опасался. Хитроване мастера вино делать, да в подарок его подносить. Спускалось им, чего уж. А хитрость его прапорщик уж после понял: списали-то поросёнка, а отдали приблудную собачку. Навар, однако, особливо когда неучтённый порось подрастёт!
   Посадили пёсика на дровни, поехали. По пути глядит Белицкий - а пёс-то ещё молодой, щенок, можно сказать. Даром что с полпуда весом. Доверчивый, за палец покусывает, у прапорщика на груди сиську ищет. А какая у прапорщика сися - смех один. Вот если дородную жену его Марусю взять - вот тогда да! Правда, молока от неё не дождёшься, порожняя она, но насчёт потискать - самое милое дело. Знал Вес, что кое-кто из охотников до жёниной груди порой до неё добирался, а то и не только до неё.
   Не успел Белицкий вздохнуть горестно по поводу непутёвой жены, как из-за кустов появилась труба. Конец её был завален снегом почти доверху, на локоть только дырка темнела. Земля рядом, вывороченная рыжими комьями, от когтей следы. Прапорщик заглянул туда, лучиной зажжённой посветил - ничего не видать. А щенюшка тут скулить принялся, да с дрог спрыгнуть норовит. Хитрованец его с трудом удерживает, прапорщика зовёт.
   Взял Белицкий щенка на руки, к трубе поднёс. Совсем взбесился пёсик - пищит, от трубы воротится, вырывается. Не стал прапорщик мучить собачку, погрузились и в часть родную поехали. А как до дому добрались, решил оставить щенка у себя, в питомник не сдавать. Потому как породы пёс неопределённой, по всему - нездешней, и для какой военной надобности сгодится - только время покажет.
   Жена Маруся подобрала собаке кличку:
   - Были в древности, я слыхала, два великих бударя - Белицкий да Херцин, кого хош на ратное дело поднять умели, - объяснила Маруся мужу, - хоть кляклого-размяклого, хоть целое войско на конях, если надо. Раз, Весенька, ты Белицкий, то вот тебе дружок Херцин, он тебя по тревоге поднимать станет, не всё ж мне тебя расталкивать! Хоть высыпаться буду.
   Это она в отместку так назвала, за первую служебную собаку мужнюю. Чёрная с тёмно-рыжим подпалом херманская козявка так глянулась Весу, что души он в ней не почаял: умна, послушна, работяща. Он тогда только сватался к Марусе, и чтобы невзначай не назвать суженую другим именем, собаку тоже Марусей именовал. Девица поначалу отказывала Весу, говорила: "есть у тебя уж одна Маруся, с ней и любись". А потом уступила. Стало две Маруси у Белицкого - собака да жена. Одна верная, другая погуливала.
   Терпел Вес, попивал только порой, когда совсем невмоготу становилось. Его жалеючи, полуполковник Хохолев властью данной ажно развести суженых грозился - прилюдно, перед строем. Однако ж слово обручальное было Весом дадено, а прапорщику росскому не след от слова отступать! Терпел.
   Так бы и шло оно, да позор, однако, случился.
   В питомнике в конце полевого года подводят итоги, лучших собак выбирают. И вот Хохолев при всём честном народе оглашает, что сукой года признаётся Маруся прапорщика Белицкого. Половина военных - в хохот, другая - молчит смущённо. Тут Вес и понял, что врут люди - не со всем гарнизоном погуляла его благоверная, а только с половиною. С тою, которой не до смеха было.
   Понятно, почему не до смеха. Не смотри, что увалистый и косолапый, Белицкий весил с дюжину пудов, был крут да сноровист, и под горячую ногу ему бойцы старались не попадаться. А вот Марусю свою жалел нежно, пылинки сдувал, ни разу пальцем не тронул, хош и было за что.
   Тут бы и разойтись ему с Марусей, ежели не по сердцу, а по уму поступать. Но сердце уму не соратник. Всего и сделал тогда Вес, что служебную собаку переименовал в Верную. Чтоб, значит, животное не срамить. Теперь-то собака померла, а верность её прапорщик помнил! И от Херцина того же ожидал.
   Дело прошлое, да живучее. Высыпалась с тех пор нагулявшаяся жена, Херцин Веса и впрямь будил. И рос пёс, рос! Шерсть тёмная, с серебристым отливом. За год больше доброго хряка вымахал. С полдюжины пудов, тулово плотное, лапы крепкие и шустрые, даром что внутрь развёрнутые сильно. Ни дать, ни взять - второй прапорщик, только на четырёх ногах ходит. Подшучивали служивые, мол, Херцин - это Белицкий после полуведра браги.
   Послушный, ни на шаг от Веса не отходил. И боец бесстрашный. Правда, драться ему не давали - ни один даже бульбуль бурский ему не соперник, чего ради слабым кости крошить?
   А с месяц тому, жена Весова ушла. Из-за пустяка, казалось бы. Сказала, к столичному снабженцу. Чудно! Тому теперь женские ласки как нож острый. Супротив зубов Херцина и самая большая берцовая кость не сдюжит. Тем паче, похотливая конечность, за которую пёс ухватил кобелястого снабженца, когда тот воровато выскользнул из двери дома Белицкого. По запаху отработал, умница! Посчитал, видно, что суетливый носатик уносит что-то из имущества хозяина. Ведь всё, что пахнет Весом, это его достояние! И жена тоже. А на кой ляд мужику достояние, которое само раздаривает себя направо и налево - не собачьего ума дело. Рванул зубами, и ладно.
   С того случая Херцина по приказу хенерала Ведмедёва поместили в клетку, где пёс тут же задрых на месяц, а Белицкий на тот же месяц запил, ожидая неизбежных разборок: снабженец - та ещё штучка придворная...
  

***

  
   Утром уходящего года направился прапорщик Вес Белицкий с обходом к собачьим клеткам. Голова разваливалась со вчерашнего надвое, снег противно скрипел под ногами, солнце выбивало слезу из покрасневших глаз.
   Жить не хотелось совсем, подкосил служивого уход Маруси. Если б война какая шла, так напросился бы в самое пекло - геройски голову сложить. Но Хохолев поведал, что войны нынче не предвидится, и самое большое, что может сложить Вес, коли не бросит пить, так это звание прапорщика и причитающееся продуктовое довольствие.
   Война, не война, а дневальному по питомнику от обязанностей не уйти. Как говорится, утренний обход не отменяется, даже если больная голова вообще забыта дома на тумбочке. Грело токмо, что через три недели день начнёт прибавляться, всё ж повеселей на душе станет.
   Смутно припоминалась прошлая хмельная ночь и сон, с нею пришедший. Приснилось прапорщику, будто бы направился он с Херцином к трубе, а оттуда стали вылезать зеленые чёртики, все шустрые и носатые, как злосчастный снабженец. Знатно погонял их Вес по белой равнине, вихри снежные кружа! Выли, черти, плакали аки дети, а всё едино Вес с собакою загнали их обратно в трубу. А оттуда вдруг Маруся его как закричит: "Вот и спасибо тебе, Весюшка! С ними мне не скучно будет!" На том и проснулся.
   Только прапорщик свернул за угол, к клеткам с ищейками, как послышался скрип ворот, и в питомник вкатили крытые дроги противодраконовой пятнистой окраски. "Снабженец ябеду накатал, - от мгновенной догадки сердце Белицкого тревожно ёкнуло, - ну, теперь дознание начнётся по полной!"
   Тяжёлая повозка на мягких колёсах, шурша по утоптанному снегу, прокатилась ещё чуток и замерла. Из открывшейся двери и впрямь показалась хенеральская коса с двумя вплетёнными алыми лентами, заколотыми двуглавым золотым петушком. Промеж себя в питомнике военные шутили, мол, придуман сей знак во времена великой государыни, одновременно и на благо Отечества ловко крутившей головами как Государя-батюшки, так и Воеводы-дядюшки.
   А тут и весь остальной хенерал Ведмедёв ступил на снег питомника. Рядом с ним образовался невысокий серый человечек, пристально зыркающий по сторонам из-под меха бровей. Тайная служба! Пока Ведмедёв принимал доклад полуполковника Хохолева, серый, будто знал заранее, сразу направился к клетке нумер восемь дюжин четыре. Со злорадной усмешкой проверяющий удостоверился, что в ней дрыхнет здоровенный пёс непонятной породы. Пожелтевшие перья домашней птицы, выбившиеся из плетеного тюфяка, возносились горячим дыханием животного к потолку клетки и, кружась вперемешку с пушистыми снежинками, оседали на лохматом собачьем боку.
   - Что за чудо в перьях?! - строго поинтересовался серый у Белицкого. - Дворняга?
   - Это чудо природы зовут Херцин, - пояснил прапорщик, не моргнув глазом. - Только не дворняга он, а боевая норная собака. Да вот, тут всё сказано.
   Прикрученная дратвой к загородке, отделяющей клетку от остального мира, белая планка дёгтевыми буквами сообщала: "Кличка - Херцин, порода - хихантский чаво-чаво, боевой вес - шесть пудов, назначение - норный штурмовик". Выходило всё по военному правилу, ибо собака без предназначения в войске ни к чему.
   - Похож на хряка, - с сомнением отметил гость, - только когти вместо копыт. Как чёрт, только толстый. А по какой статье расход оформляете?
   - Ест, сколько требуется для поддержания боевой формы. Кормим как штатную собаку, из общего котла.
   - Теперь понятно, отчего в докладе снабженческой службы отмечены огромные растраты! Такая бесполезная туша все нормы сожрёт, - серый еле заметно скривил губки. Как и всякий проверяющий, он искал повода придраться, хотя сам-то понимал, что один неучтённый пёс ну никак не объест четыре дюжины дюжин собак, содержащихся в питомнике.
   - М-м, штурмовик, - недоверчиво процедил он. - И какие же боевые действия могут быть... хе-хе... в норах?! Подземные короли какие-нибудь на нас нападут, что ли?
   - Это военная тайна, господин проверяющий! - не растерялся прапорщик. - Ежели хенерал Ведмедёв дозволит, сообщим.
   А тут и бас хенеральский за спинами послышался.
   - Кто тут меня всуе?.. Об чём беседа?! - поинтересовался подошедший Ведмедёв.
   - Да вот, прапорщик ваш скрывает что-то касательно этой собаки, - повёл серый подбородком на храпящего Херцина. - А сокрытие сведений - вопрос государственной безопасности! - он указал в небо пальцем. - Моё, стало быть, ремесло.
   - Гм...э... кхе... - замялся хенерал, любуясь диковинным зверем. - Прапорщика понять можно, - он живо представил себе картиночку, как пёс обесценивает снабженца, и с трудом упрятал усмешку в усы, - у Белицкого с этой собачкой личное связано, не расскажет.
   - Не прелюбодеяние ли?!
   Белицкий напружинился и сжал кулачищи. Серый и впрямь пальцем в самое небо попал, и от того подозрения ещё обидней сделалось.
   - Говорит Белицкий, твоё высокоблагородие, будто тебе ведомо военное назначение сего прожорливого пса, - с подозрением поглядел снизу вверх серый на хенерала, - и будто бы где-то поблизости угроза для Росси из-под земли исходит!
   Тут Ведмедёв понял, что наврал Белицкий с полкороба. Надо как-то выкручиваться, а опасно! С другого боку глядеть - собака и верно знатная. Такую на развод бы, да телохранителей для государей выводить! Слава-почёт на века!
   Решил хенерал, пусть прапорщик сам выкручивается, а там поглядим.
   - Ну, Белицкий, ответствуй, - разрешил он, - господин тайный советник имеет право.
   Теперь и прапорщик озадачился: одно дело на клетке дёгтем мудреные слова царапать, а совсем другое - тайной службе лапшу в уши вправлять. Ох, и несдобровать Весу, коли серый подлог раскусит! Была, не была - решил. Херцин ему всё ж как брат меньшой, отступаться негоже!
   Пришёл тут ему на ум сон ночной...
   - Лезут, господин тайный, лезут из-под земли. Окорачиваем доблестно!
   Ведмедёв ажно поперхнулся! Ведь про военные действия докладывать государю надобно, особливо - с иномирцами ежели.
   - Кто - лезет? - елейно пытает тайный.
   - Дак ить... - прапорщик понизил голос до шёпота, - зелёные человечки!..
   Хенерал заскрипел зубами, готовый за наглое враньё немедленно взгреть прапорщика по пятой точке. Пресловутых зелёных никогда живьём не видели, и летучие блюда ихние ни разу дракон не сбивал наземь. Дабы пресечь сомнения в войсках, Воевода запретил упоминать сии явления даже вслух, уж не говоря про писаные доклады.
   - Другой день, по два, по три вылезают. Противные такие! Носатые. Росту небольшого... - Вес приложил ребро ладони к груди, и как раз вровень с макушкой проверяющего получилось. Хенерал скрытно показал Белицкому кулак, и ладонь прапорщика сразу опустилась до пупа.
   - Вы тут не до чёртиков ли допились, вдали от стольного города?! - осерчал тайный, принюхиваясь, и Белицкий похвалил себя мысленно, что утром не забыл дубовой коры пожевать, для отводу запаха.
   - И чего зелёные хотят? - снова задал каверзный вопрос проверяющий.
   - Знамо, чего - мяса! - не растерялся Вес. - Ворую-ут! Кости-то поросячьи мы на санях к лесу вывозим, шкуры селянам сдаём на дубление, а в столовой только сало дают. Всё думали, куда же мясо девается? Собакам тоже поросятину нельзя, - тут, заслышав про недостачу, хенерал грозно насупил брови, и прапорщик извинительно развёл руками: - мы уж думали, что теперича велено так ростить поросей, чтоб без мяса совсем. А как-то глядим - человечки зелёные от задов столовой что-то тащат. Мы их вязать, а они, шустрые такие - шасть, и в трубу!
   Насчёт поросятины прапорщик привирал не сильно: бывшая жена Маруся в столовой стряпухой работала, но, сколь ни пытал её Вес, так и не призналась, куда мясо девается. Не полуполковник же Хохолев его съедает в одиночку! "А снабженец-то, наверное, не за одной только Марусиной грудью охотился! - догадался теперь Белицкий. - Мясная у них любовь-дружба, выходит. Уж не за тем ли Маруся к нему подалась, чтоб завсегда при достатке быть? А заодно на Херцина все убытки списал, мразь носатая!"
   - Как поглядеть, вы тут все бурые и пушистые, а на деле-то рыльце в пушку! Покрывательство налицо! - со злорадством употребил серый новомотное государево словечко, которое простые вояки с обидой воспринимали как намёк на неуставное размножение.
   Белицкий непроизвольно потрогал ладонью подбородок, и убедился, что и впрямь волос на нём мягкий и шелковистый, как пух. Не понятно, что имел в виду проверяющий - не то вышел указ снова брить бороды, не то иное что?
   - Ну, уж будет, господин тайный, напраслину возводить, - встрял за Белицкого Ведмедёв, разобидевшись за "покрывательство", - воров среди моих служивых нету! Насчёт зелёных человечков, кхе... конечно, разбираться будем...
   Тут из-за клетей послышались крики, сдобренные незатейливым сквернословием, и вскоре к беседующим выбежал полуполковник Хохолев с выпученными как от ужаса глазами. Малый снежный завихорь крутился за его спиной. Доброго служаку до такого состояния мог довести разве что налёт вражьего драконотряда, да и то навряд ли. К тому, и время мирное, и до границы три месяца пешком идти...
   - Господин хенерал, разрешите... - начал запыхавшийся полуполковник, и, получив одобрительный кивок Ведмедёва, продолжил, - поймали лазутчиков! Двух. Из-под земли выскочили! Из трубы, то есть.
   - Кто такие? - вопросил хенерал сурово.
   - Неизвестно. Мычат, не разобрать, что. Зелёные из себя, носы огромные! - полуполковник изобразил в воздухе рукою нечто, напоминающее хобот индусского лефанта. - И в белых мелко-тканых одёжах! - Хохолев многозначительно икнул, мол, такого богатства ни в жисть не видал. - Разрешите предъявить?
   Опешивший Ведмедёв только позволяющее махнул рукой. Полуполковник, увлекая за собой снежный завихорь, умчался исполнять.
   Белицкий, отгоняя наваждение, потряс тут же отозвавшейся болью головой. "Я ж пошутил, - подумал он, - для пользы токмо. Неужто, накаркал?.."
   Серый проверяющий подозрительно поглядел на обоих, засопел и заложил многозначительно руки за спину. "Сговорились все, - гласило его поведение, - сейчас я вас на гладкую воду выведу!"
   Вскоре из-за угла показались Хохолев и двое рослых служивых, которые держали за холку невысоких как подростки лазутчиков, подталкивая их вперёд. Руки пленных были заведены за спину и, видать, связаны дратвой. И впрямь на них были одёжи из ровной чисто-белой такни, только ступни охвачены светлым и ворсистым. Но главное - головы!
   Серо-зелёного цвета гладкая кожа покрывала безволосые черепа, на которых наличествовали два огромных плоских глаза и ребристый длиннющий нос, конец которого уходил под одёжи, не иначе - чтоб не путался под ногами во время вылазки. Ушей не виднелось, но там, где им надлежало быть, зелёная кожа выпирала сильнее.
   На шеях у пленных висели на кожаных ремнях диковинные составные штуковины из дерева и, судя по тревожному запаху, кованого железа. Деревянная половина была затейливо обстругана наподобие детской лапты. Железная была прямой и нетолстой, с продолговатыми дырами по всей длине. Снизу посредине к штуковине крепился боком плоский, железный тоже, кругляш, шириною с крынку.
   - Вот они! - Хохолев показал на пленных.
   Был бы серый трусом, не служить ему тайным советником! Он подошёл поближе к зелёным человечкам, и со стороны стало видно, что ростом лазутчики всё ж пониже его вышли. Проверяющий обошёл пленников кругом, поглядел с ухмылкой на белые гладкие ладони, стянутые за спинами бечевой. Поцокал неодобрительно языком, увидев, что на их тыльной стороне волосы почти не растут. Потом пригляделся к зелёной коже на голове, сравнивая её с кожей на руках, и, с усмешкой взглянув на хенерала, сделал страшное...
   Подцепив ногтем сзади на шее у одного из лазутчиков кожу, он резко дёрнул рукой, и... зелёное, чавкнув, сорвалось с головы вперёд и опало как тряпка, раскачиваясь на трубчатом носу! Военным предстал краснокожий человечек с голубыми испуганными глазами. Волосы его были очень короткими и светлыми, как у северных норгов, и совсем не росли на лице. Пленный отдувался и затравленно озирался по сторонам. Впрочем, лицо его быстро белело, и взгляд становился всё увереннее.
   - Кто таков?! - пробасил Ведмедёв.
   - Здравия желаю, товарищи обезьяны! - пропищал пленник и, помолчав, добавил: - комвзвода разведроты лейтетнант Пантелеев.
   - Что за чушь он понёс? - спросил хенерал непонятно у кого. Проверяющий тем временем - даром ли их тайную службу живодёрами величают! - сделал спускание ложной кожи второму пленнику. Тот оказался таким же краснолицым, но смуглым, чернявым как хитрованцы и кареглазым. Прищурившись, лазутчик бойко пропищал:
   - Рядовой Анорбаев!
   - Вроде, по-нашему балакают, а не понятно! - осерчал хенерал. - Этот, чернявый, он главный по ряду... по отряду, что ли? Толмач в гарнизоне имеется?
   - Толмач нам не положен, - ответствовал полуполковник Хохолев, - с собаками мы молча управляемся, силой мысли. Однако сдаётся мне, что первый вам, ваше высокоблагородие, пожелал здоровья, а потом назвал себя. Важная птица, видать - четыре слова целых!
   - А зачем он сказал, будто я должен искать для него какой-то товар?
   - Это не вы должны, господин хенерал, а какой-то безьян, - догадался Белицкий и подумал, что второй помладше чином будет, раз его имя короче, и того вполне могли посылать за товаром, - полагаю, напарник евоный.
   Он указал рукой на чернявого, отчего тот сразу помрачнел, злобно сверкнул глазами и прошипел сквозь стиснуты зубы непонятное:
   - Я не обезьян, я узбек!
   Тем временем серый потянул за тесемки белой ткани первого плененного, и одёжа опала, явив под ней зелёную! Но не кожу, а тоже ткань, доходившую до шеи! Ниже подбородка на зелёном виднелись полоски чёрного цвета, а на оных - агатовые камушки о четырёх углах.
   - Крепко у них тайная служба работает, - проворчал проверяющий, - столько обличий на одного лазутчика выделяют!
   - Товарищи, - снова выступил первый пленный, - мы же русские! И вы, видимо, русские, хоть и обезьяны. У нас война там, - он мотнул головой в сторону, откуда их привели. Должно быть, имел в виду трубу. - Мы направлялись на запад, чтоб выйти немцам в тыл, но под каналом имени Москвы враг совершил газовую атаку...
   Белицкий, слушая речь пленного человечка, всё больше проникал в смысл его речи. Когда лазутчик сказал про какую-то атаку и сморщил свой длинненький носик, прапорщик будто почувствовал ужасную вонь, которую могло производить только драконье дерьмо. Так вот куда их занесло - к драконоводам!
   - С кем война? - спросил Белицкий, не по чину беря переговоры на себя.
   - С Германией же, - удивился человечек, пожав плечами, и продолжил рассказ: - мы одели противогазы и пошли вперёд, но враг стал заваливать трубу, и мы повернули назад, но вышли не к своим, а... сюда вот.
   - Чудно, господин хенерал, - доложил Белицкий, - я понял, что они тоже росичи, воюют с Херманью, которая будто бы сразу за Мошковолжей. Разрешите допросить?
   - Валяй! - с интересом согласился Ведмедёв: громадному прапорщику мелкие лазутчики всё выложат без утайки, коль жить хотят. - Про военные хитрости спроси, какие у них пользуют, - и пробурчал в усы: - это ж надо, Хермань до Мошковы допустили!..
   Белицкий подошёл меж тем к пленным и, ухватив трясущегося Анорбаева за белый край одёжи, вопросил:
   - Эта ткань пошто?
   - Так ведь маскировка! - удивился снова тот, что назвался Пантелеевым, - на снегу чтоб не обнаружили.
   Белицкий представил себе, что могла бы означать "маскировка", и ему привиделось, как Пантелеев ползёт по снегу. В небе с рёвом кружит дракон с крестами на крыльях, и не видит Пантелеева, в которого хочет метнуть огонь или сбросить мертвящее дерьмо. "Вот, дурень, - подумал Вес, - тебя ж по-иному всё равно видно!"
   - Глупо, - сказал он Пантелееву, и отвёл всем глаза. То есть, уставным военным приёмом стал невидимым. Затем сбросил глазотвод и, снова появившись, спросил, - а так почему не делаете?
   Назвавшийся Анорбаевым тихо завыл: "Шайта-ан, шайтан!", и в сознании Веса нарисовался чертёнок, но почему-то с копытами. А Пантелеев потряс головой и сказал восхищённо: "Вобла!". Или что-то вроде того, и Белицкий, пытаясь понять слово, почему-то вспомнил бывшую жену Марусю. Во всяком случае, незаковыристая военная хитрость поразила лазутчиков.
   - А это пошто? - прапорщик потрогал зелёную ткань на Пантелееве.
   - Так ведь гимнастёрка, - удивился лазутчик, - военная форма. Это - знаки отличия, - попытался он подбородком дотронуться до агатового камушка. К тому же зима, - он передёрнул плечами, - холодно!
   Белицкий понял, что ребятишки эти безволосые и мерзлявые. Он показал на вплетённую в его бурую косу прапорщицкую двойную жёлтую нить, на густую шерсть, покрывавшую всё его могучее тело с ног до головы:
   - А так если? - спросил он.
   - А так не получится, - ответил с сожалением Пантелеев, - мы уже от вас произошли.
   В голове Веса при этом промелькнул ряд намалёвок, показывающих сначала прапорщика, ползущего на четвереньках, потом его же стоящего на ногах, но сильно полысевшего и с дубиной, и так далее, пока Вес не превратился в голого и бесшёрстного маленького Пантелеева. Белицкого передёрнуло от отвращения.
   - Господин хенерал, - доложил он, - эти лазутчики - тоже люди. Похоже, наши родичи. Они обороняют свою Мошкову. Токмо не пойму, как. Простых военных навыков не имеют, слабые, мерзлявые, да ещё в драконье дерьмо вляпались.
   - А что за неведомое у них на шеях болтается? - встрял тайный советник, тронув за деревянную, из опаски, часть странной штуковины, - уж не амулеты ли какие запрещённые?
   - Оружие, - понял вопрос Пантелеев, - автомат пэпэша.
   Он повернулся спиной, прося, видимо, снять дратву с рук. Хенерал кивнул служивым, и те развязали пленного. Пантелеев чуть отошёл в сторонку, направил штуковину железякой к лесу, и тут как загрохотало! Запахло палёным льном, на снег попадали жёлтые горячие кругляшки.
   - Вот! - гордо показал Пантелеев на будто кем срубленные юные деревца на опушке.
   Хенерал поковырял в ухе, в котором поселился звон и не хотел выходить. Серый советник понимающе покачал головой. Прапорщик пожал плечами.
   - А если так? - спросил он, ныряя под время. Под временем Вес неспешно добежал до опушки, переломил берёзку толщиной с лошадиную ногу, вернулся обратно, и вынырнул обратно в тот же миг, что и нырял. - Так разве не могёте? - показал он на заваливающееся в снег дерево.
   - Так - не могём! - вздохнул Пантелеев и сокрушённо мотнул головою. Анорбаев согласно закивал, а потом что-то шепнул своему старшему в ухо. Тот понял.
   - Товарищи... русские! - Пантелеев, похоже, едва не выпустил на волю непонятное слово "безьяны", - Родина в опасности. Позади Москва, отступать некуда. Окажите помощь военной силой, будьте людьми! Есть приказ форсировать канал и провести наступление в направлении Дмитров-Клин. Сегодня, шестого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, вы можете внести исторический вклад в победу над Германским фашизмом!
   - Господин хене... - начал Белицкий, но Ведмедёв его прервал:
   - Да ясно всё! Не совсем же я дурак, - пророкотал он. - Мошкова - святое. Хоть и не наша, а всё ж росский стольный град. С такими пукалками, - указал он ногтем на пэпэша Пантелеева, - вам его не оборонить! Помогли бы вам охотно, да в войну встревать без государева повеления неможно. Покамест, решаю, в столицу доложим, разведку проведём, а там, глядь, и решение из Мошковы приспеет.
   - Вот, если прапорщик Белицкий с собакой пойдёт? - предложил тут же находчивый Хохолев, - ладно ли будет? Он у нас холостой теперь, а и всё одно Маруся не зарыдала бы.
   Прапорщику не шибко заохотилось воевать не за свою Россь. Однако ж он сам просился у полуполковника на войну! Отказаться от своего слова честь прапорщика не позволяла. А и позволила бы, так потом совесть замучает, коли вместо Веса кто-то другой падёт на войне. И как жене убитого потом в глаза смотреть?!
   Анорбаев снова зашептал Пантелееву на ухо.
   - Согласны, - ответил старший лазутчик, - такой воин один стоит целой роты!
   - Он стоит много больше вашего рота, - со значением пробасил хенерал. - Решено! Развяжите второго, - приказал он бойцам, - да будите пса этого, как его, Хе...
   - Херцина, - подсказал Хохолев.
   - Вот-вот. Был такой Херцин в древности, разбудил в месяц Стужень родовых князей на правое дело. С того времени пошла наша Россь крепчать да славиться силою. Стало быть, и в этот Стужень суждено собачке Белицкого поднять войско росское.
   - И у нас Герцен разбудил декабристов, надо же... - подивился Пантелеев.
   - А собачка злая? - опасливо посмотрел Анорбаев вслед убежавшему к клеткам воину.
   - Собачка справная, - ответил полуполковник Хохолев. - Почитай, второй прапорщик Белицкий.
   Ещё постояли, постояли воины. Наконец появился посланный боец, развёл руками - не могу добудиться, мол. Тогда тихонько присвистнул Белицкий, и тут же всхрапнула в испуге кляча Надья, а через миг вихрем вылетел из-за угла радостный Херцин, и прямиком к Весу! Подбежал, встал на задние лапы, в лицо лизнул.
   - Мам-ма, - пропищал оробевший Анорбаев.
   - Это же не собака, а медведь! - воскликнул Пантелеев, схватившись за оружие. - Медведей мы не... того. Боязно!
   - Так вот что за зверя вы скрывали под видом собаки, - заключил проверяющий, не особо воодушевляясь. Видать, понял, что по навету судить собирался. К тому ж, дело посурьёзней растрат образовалось.
   - Чудно! - пробасил хенерал Ведмедёв, отмахнувшись рукой от обвинителя. - А я читаю в родовой книге берестяной, что пошёл наш род от какого-то ведмедя, а в толк не возьму, что бы это значило. Теперь своего прародителя узрел, от как! Стало быть, у вас там, в трубе, мои предки живут...
   - Не в трубе, а за трубой, - уточнил Пантелеев и повёл рукой, будто дорогу над Мошковолжей проложил. - За ней. Встречаются. Ну что ж, в путь, товарищи?
  
   В путь, не в путь, а побеседовать пришлось - уж больно скоро слаживалось дело, подозрительно! Помучались, пока поняли странные слова, мелкими воинами произносимые.
   Рассказали пришлые человечки, что трубу ту проложили ещё когда русло для Мошковолжи копали - по тайному приказу Товар Ища Бери-и, знатного, по имени судя, купца. В трубе ещё несколько дюжин воев притаилось, ждут возвращения Пантелеева и его указаний. Старшим у них остался политрук Жбанов, да не гораздый на литры вести счёт выпитому, как подумалось Белицкому сначала, а наоборот, тверёзник.
   Войска росские да херманские - несметные, даже счесть невозможно! Хермань, которой правит какой-то хитрый Хитлер, обманом напала на Россь, Советским Союзом называемую оттого, что правят государством все сразу и посоветовавшись. "Неужто, и стряпухи тоже?" - подивился Белицкий, вспомнив, как ловко Маруся хранила мясную тайну, да крутила мужней головой. Оказалось, да. Однако есть в той Росси товарищ Сталин с Партией, которые вдвоём приглядывают, чтоб стряпухи правили как должно. "То есть, лодырничают?" - уточнил серый. "Ещё как работают! И по ночам даже", - не внёс ясности ответ Пантелеева.
   Красная армия оказалась войском, но не красой блещущим, а штыками. Красный - это такой кумачовый оказался цвет. И рубиновый, и агатовый, и алый - все цвета схожие, красоту дающие. Ведмедёв тут показал свою двойную алую ленту в косе - красно ли? "Так точно, товарищ генерал!" - ответили пришлые.
   Товар искать, оказывается, совсем даже не предлагалось, а обращение "товарищ" - это вроде как к человеку, с которым имеешь общее - товар ли, думы ли. "А жёны - тоже общие?" - вновь спросил о наболевшем Белицкий. "Нет, - рассмеялся Пантелеев, - это заблуждение, уже изжитое. Жён положено по одной иметь". Куда положено и сколько их всего бывает у воина - переспрашивать постеснялись.
   Тут солнце к вечеру склонилось, в дорогу засобирались воины.
   Бывшие лазутчики вытащили из закромов своих тканых одежд нахлобучки наголовные. На оных спереду держались пятиконечные камушки цвета запёкшейся крови с серпом да молотком. Видать, и такое оружие у пришлых имелось.
   Надели нахлобучки, приложили свои ладони пальцами к виску. Хенерал, а за ним и остальные служивые додумались как-то, что это не знак усечённого ума, как принято для смеху показывать на Росси дуракам, а воинское приветствие. В ответ перекинули они из-за спины наперёд свои косы с двуглавыми золотыми петушками и по разу стукнули кулаком в гулкую грудь.
   - В путь, - сказал Пантелеев.
   - И я с вами, - почесав шерстистый серый бок, молвил со скрытой хитринкой тайный советник, - засиделся в теремах государевых. Заодно посмотрю насчёт угрозы неведомой - нет ли её в той трубе?..
  
   Первыми полезли разведчики. Пришлось немного разгрести лаз, который день ото дня всё уменьшался - труба уходила обратно в землю. Пантелеев сказал, что канал имени Москвы, прорытый как раз в том месте, где в мире Белицкого текла Мошковолжа, наполнен теперь водой не шибко, чуть выше человеческого роста. Оттого видать, труба стала уходить обратно в землю. В любое время может скрыться она совсем, и из неё уж никто не выберется.
   Пантелеев достал ещё одну странную угловатую штуковину, называемую фонариком. Она давала слабый жёлтый свет, в котором Пантелеев находил дорогу впереди. За ним полз Анорбаев, трясясь и подвывая. Поразмыслив над его пугливостью, следом за ним Вес пустил не Херцина, а тайного советника. Сам пёс, памятуя недоброе, видно, прошлое, рыкнул в трубу - не то для острастки, не то с испугу, и лезть не заохотился. Но Вес урезонил его, мол, надо Херцин, надо, и тот юркнул в тёмное круглое чрево.
   Шествие замыкал Белицкий. Хотя, какое ж это шествие, когда ползком на брюхе?! Поползновение, да и только.
   Вскоре достигли основного отряда во главе с политруком и приказали ползти дальше в трубу, отчего Жбанов оказался не во главе поползновения, а совсем наоборот. Еле раздались бойцы, чтобы пропихнуть вперёд Пантелеева, который занял место во главе и повёл отряд за собой. Как вскоре оказалось, к отвалам драконоводства.
   Как только труба пошла вверх, и запах стал нестерпимым, маленьким воинам было велено надеть свои зелёные кожи, сиречь противогазы. А ещё через некоторое время Херцин забеспокоился, зарычал и... пропал. Вес ощупал место, где только что был пёс, и нашёл, что труба как бы расходится под потолком, и там есть ещё пространство. Мысленно поднатужившись, он увидел нутряным чутьём ещё одну трубу, примыкающую к этой и уходящую в обе стороны. Вот откуда провалились к нам незадачливые маленькие воины, догадался он!
   - Эй, вои! - крикнул Белиций. - А ну, по одному ползи сюда задом!
   Тайный советник, поскольку был ближним, подозрительно принюхался к воздуху наверху.
   - Ох, не росским духом оттуда тянет, - проговорил он, ныряя в новое пространство.
   - Можно подумать, драконье дерьмо пахнет по-росски, - пробормотал Белицкий, подсаживая в дырку политрука. Тот оказался не робкого десятка и принял помощь страшного и волосатого Белицкого без особого испуга. А вот следующих героев-разведчиков пришлось уговаривать, для чего задержался Анорбаев. Он подсаживал братьев по оружию, подставляя им свою спину, а прапорщик сдал назад и считал, пока все три дюжины воев не были отправлены наверх.
   Последним показался Пантелеев.
   - Хитро устроен мир! - воодушевлённо сказал он, содрав ставший ненужным противогаз. - Получается, труба как бы раздваивается в этом месте. Верхняя труба уходит к нам, к каналу, а нижняя - сюда, к Мошковолже. Только не пойму, как это получается, ведь все четыре конца уходят вверх!
   - Буквой хе получается, - ответил Белицкий. - Я посмотрел тёмным взглядом, переворот в этом месте происходит. Когда полезешь вверх, осторожничай! На потолок верхней трубы упадёшь.
   Пантелеев полез и верно, чуть головой не приложился. Упал на спину, перевернулся на живот и понял, что не на потолке лежит, а на новом полу.
   - Чудеса! - сказал. - Давай за мной!
   Прапорщик не заставил себя ждать.
  
   Выход из трубы выпал на ночь.
   Воины заработали железными лопатками, иначе не пролезть. Херцин же неведомо как уж просочился через остаток пространства, и ожидал остальных, волнительно утаптывая снег, снаружи.
   Пока копали да поодиночке выбирались, труба несколько раз, ухнув басовито, опускалась, и грести приходилось снова и снова. Наконец все выбрались, и Белицкий, вынося на себе комья глины, последним выпрыгнул в темноту. Херцин бросился к нему, виляя задом и ластясь, как никогда. С чего бы это? Сказать чего-то хочет?
   Огляделся прапорщик в ночи и тут увидел тёмным взглядом, что вокруг полно вражьей силы: людей дюжины дюжин и железных телег немало. И ещё он уразумел, что маленький отряд Пантелеева врагами обнаружен и вот-вот будет нападение!
   "Побьют ведь, не назад ли нам податься?!" - подумал Вес. Но тут позади утробно чавкнуло, и труба окончательно скрылась под землёй, лишь комья глины, осыпаясь в яму, выдавали, что она тут была... "Стало быть, судьба, - решил Белицкий, - коли назад ходу нет, биться будем"!
   - Пантелеев, - шепнул он лейтенанту, - сейчас на нас херманцы нападут! Они про нас знают! Я с собакой побегу в ту сторону, отвлеку, а вы держите оборону. Как зайду хермани в тыл, вам легче станет. Не робей, воин! - и, присвистнув Херцину, побежал на север, ломая сучья и голося по оленьему.
   Тут как затрещало, засверкало, зарокотало с херманской стороны! Вспыхнул яркий свет, будто солнце зажглось в ночи, и стал следовать за Белицким, освещая его и Херцина. Послышались крики:
   - Дас ист шнееман! Шнееман унд бер! Шиссен!
   Сильно ударило в плечо, пронзило болью, будто заклятием колдовским долбануло!
   Белицкий не стал искушать судьбу, нырнул под время, увлекая за собой Херцина. Сел, отдышался, осмотрел плечо. Спереди и сзади кровоточили дырки, сильно болело. Разводить огонь и прижигать раны не стал, торопился Вес - хоть время теперь не поджимало, но силы здесь утекали быстро, будто в прорву. Да и на запах кровососы могли слететься - отмахивайся потом от них!
   Дал Херцину быстро зализать раны, чтоб заразу прибить. Затем наложил краткий лекарский заговор, и, не дожидаясь, пока кровь запечётся, побежал херманским воям в тыл, роняя на снег вневременья алые капли.
   Плохо запомнилось, как вынырнули с Херцином в тылу у херманцев. Как рвал их руками и зубами, нагонял мыслью своей ужас, заставлявший человечков в серых одёжках падать и трястись в беспамятстве, биться аки в падучей. Как верный пёс прикрывал спину, добивая врагов. Как поднялись, завидев ярость Херцина, залегшие было вои Пантелеева и пошли, пошли с боем!
   Плохо запомнилось, ой, плохо...
  

***

  
   Уж к исходу шёл месяц Просинец, когда труба снова выперла из земли в питомнике. Промозглой ночью вылез из неё прапорщик Белицкий. Один, без Херцина и тайного советника. Грязного, израненного и обессилевшего, подхватили его под буры руки караульные бойцы. Отнесли в дом, на кровать уложили. Запрягли Надью, за врачевателем военным отправили нарочного.
   И без лекаря бы можно, коли была б Маруся дома! Зализала б она Весовы раны, заговорила, отвела бы хворь мужнюю за порог дома родного. Спасла бы.
   Увидала б Маруся, что окромя золотого двуглавого петушка Весова воинская коса заколота пятиконечным камнем цвета запёкшейся крови, в серёдке которого вылеплен в сером железе не то Пантелеев, не то Анорбаев со штуковиной пэпэша в руках.
   Долго бы слушала она Весовы рассказы о войне на другом свете. Про рычащие железные самоходные дровни, что плюются огнём. Про херманских ревучих драконов, что мечут смерть не дерьмом, а разрывным железом. Про маленьких и слабых безволосых воинов, отчаянно гибнущих ради жизни на своей Росси.
   Но не было Маруси.
   А потому прапорщик Вес Белицкий споро уплывал то ли во дрёму, то ли в небытие - поди, отличи их! И виделось ему, как нашедший свою семью Херцин дрыхнет с первогодками братом и сестрой под корнями вывороченной снарядом ели. Как Пантелеев с Анорбаевым бредут раскисшими дорогами войны от Мошковы на Хермань. А тайный советник, имени которого Вес так и не узнал, убитый лежит обок с мёртвым политруком на том берегу реки Мошковолжи.
   На том том берегу. Который, хош и не на этом свете, а всё едино - Родина.
   2011г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"