Аннотация: Вошел в антологию "Аэлита/008" (2012г.)
Пацаны из заводского дома обступили Вадика полукольцом - спину ему прикрывал бетонный забор военного института. До обидного высокий и некстати крепкий. Деваться было некуда. На забор смотрело кухонное окно квартиры Вадима, но в спасительном свете абажура никто не виднелся, да и на помощь звать мальчик не хотел - гордость не позволяла. "Так уж вы меня воспитали, - нарисовалась в сознании картина будущего объяснения с родителями, - учили быть стойким и самостоятельным, вот и научили".
Шестеро приближались, отсекая пути к дальнейшему бегству. В морозный воздух над ними выстреливали частые клубы пара - побегать по сугробам пришлось всем. Но и Вадик устал, чувствуя, как в груди скатывается плотный комок, перехватывающий дыхание.
В лицо мальчику бил уличный фонарь, и он не определил, кто именно из шпаны сказал:
- Ну что, сам отдашь, или в чухальник двинуть?
Наверное, все же самый рослый из них, лет тринадцати на вид, как его называли - Тюля, что ли.
Вадик поправил очки, потом, не снимая варежек, сдернул их с ушей и бросил через забор, в снег. "Потом с отцом откопаем, - решил он, - завтра".
- Гы, гы, - загыкали заводские, - он драться собрался! Герой! Сейчас чухальник ему начистим! - взбадривала себя стая перед растерзанием добычи.
Отдавать заводским "командирские" часы он не собирался - отец выдал их с таким многозначительным взглядом, что о добровольной сдаче не могло быть и речи. И выбросить через забор нельзя - часы редкие, наградные, еще сломаются или потеряются совсем! "Чтоб в двадцать два ноль-ноль был дома!" - как приказ прозвучало отцовское напутствие перед выходом на улицу. "Как бы вообще до дома добраться, - мелькнула страшная мысль, когда Вадим ощутил спиной непоколебимую твердость бетона, - можно бы и прямо сейчас, не обязательно в десять".
Но к одиннадцати годам интеллигентные мальчики уже не верят в щучье веление или добрых фей, а пацаны из заводских семей, наверное, и вовсе никогда не верили в чудеса. Наверное, поэтому волшебного перемещения домой не случилось, и неравная драка стала неизбежной. Но чем-то и Вадик силен ведь! Надо только вспомнить, чем. И быстро притом - полукруг сужался, и стали различимы ухмыляющиеся рожи мальчишек. "Фу, лица, конечно, - не к месту поправил себя Вадим, вспомнив бабушку, строго следившую за косноязычием внука, - извини, бабуля".
Кстати, хулиганы пользуются такими словечками, что бабушка бы упала в обморок, услышав кое-что из уличной лексики. Одно только непонятное слово "чухальник" чего стоит!
- А чухальник - это где? - вдруг вырвался у Вадика вопрос, как-то помимо воли, сам прозвучал. Должно быть, хотелось подспудно узнать, какое место будут начищать эти безжалостные звереныши. В смысле, дети.
- Гы?! - застыл в недоумении самый маленький из них. Очевидно, вопрос застал его врасплох.
- Гы-гы... - неуверенно подхватили двое-трое постарше и тоже нерешительно замолчали. Видимо местонахождение чухальника не знали и они.
Пользуясь паузой, Вадик снял варежку, расстегнул ремешок часов. Видя в этом покорность, Тюля расслабился и подошел вплотную.
- Ну, вот и молодец, - он протянул руку, намереваясь получить трофей незамедлительно, - правильно, мал еще знать, чем люди чухают, гы-гы-гы!
Предвкушая легкую победу и, главное, как показалось Вадиму, уходя от ответа на вопрос о сущности чухальника, ватага загонщиков облегченно заржала. Нет, засмеялась, конечно, но очень громко, в голос. "Как табун жеребят, - подумал Вадим, - если бы не их хищные оскалы и алчные взгляды".
Несправедливость, нечестность ситуации не вгоняли его в панику. Напротив, внутри у Вадика все кипело негодованием - как же он может сдаться без боя, если отец доверил ему реликвию - часы, врученные самим командармом?! Будто сигнал к действию в морозной тишине раздался мелодичный звон: то ли часы застучали как-то по-особенному, тревожно, призывно, то ли в ушах зазвенело от волнения. Он покрепче сжал командирские в руке, быстро натянул варежку и резко заехал Тюле кулаком в нос.
"Бедная бабушка, - подумал Вадик, засунув руку с часами за пазуху и согнувшись под градом ударов, - если она сейчас на кухне, то через приоткрытую форточку такого наслушается"!..
Вадим очнулся, когда тележка под ним дернулась и вывезла его из зева томографа под свод лаборатории. Ногами вперед, ну и ладно, по-другому - никак. Уснул-таки...
Перед исследованием дородная ассистентка строго-настрого предупредила, что спать ни в коем случае нельзя, чтобы не сбить картину, случайно повернувшись во сне. Уснул. И сон пришел, как назло, тот самый, тревожный. Когда ему снится драка, знал Вадим, он страшен во сне: выбрасывает кулаки и локти, лягается ногами. Значит, исследование пошло насмарку, жаль...
- Одевайтесь, Вадим Андреевич, - прозвучал в динамике приятный высокий женский голос, - не забудьте часы и личные вещи.
Часы. Командирские лежали на покрытой белой тканью тумбочке, отражая свет настольной лампы треснувшим еще в далекую пору детства стеклом. Хозяина дожидались. Вадим заправил ремешок в пряжку, застегнул его на запястье. "С часов все и началось, наверное", - подумал он.
- Проходите в кабинет, Вадим Андреевич, - тепло пригласило контральто, - результаты будут готовы через пять минут.
Огорченно вздохнув, мужчина, побрел к выходу из лаборатории.
Когда фото-принтер выплюнул несколько листков с томографическими снимками, молодая, лет тридцати, доктор нахмурилась, поправила очки в легкой металлической оправе, чуть тряхнула головой - видимо занервничала. Еще раз перебрав снимки, она, вместо того, чтобы отдать их пациенту, отложила листки в сторону и, сплетя пальцы обеих рук в замысловатый замок, тревожно посмотрела на Вадима.
- Виноват... уснул... - Вадим пожал извинительно плечами, и даже немного ссутулился, - понимаете, милая э-э... Елена Петровна, - прочел он имя женщины на металлизированном бейдже, приколотом к белому халату на крутом скате левой аккуратной груди, как раз напротив глаз Вадима, - я бы хотел вас... просветить...
- Извините, - смутился он, уловив, что строгая доктор отследила направление его взгляда на бейдж и, очевидно, ошибочно связала его с направлением мыслей Вадима на неформальные отношения. - Дело в том, что больше пятнадцати минут я не могу ничего не делать. Сильно устаю на работе, и засыпаю при первой возможности. Я сбил вам всю картину, да? - Вадим так игриво-извинительно заглянул ей в глаза, что строгость Елены Петровны мгновенно улетучилась, и вместо строгого медработника вдруг предстала недавняя студентка медицинского вуза, еще не разучившаяся смущаться и краснеть.
Девушка хихикнула. "Пожалуй, тридцати ей нет, - прикинул Вадим, - где-то двадцать пять, в два раза младше меня... всего лишь. Сущие пустяки".
- Пустяки, - пряча улыбку, ответила Елена Петровна, - если вы и уснули, то лежали неподвижно. Контуры черепа четкие, ровные. Если человек вертит головой, то очередной слой сканирования смещается. Но и в этом случае, мы можем обработать снимок, вернув в компьютере слои на то место, где им полагается быть. Не очень честный способ, но все-таки.
- Дело в другом, - вновь посерьезнела она. - Очевидно, неисправен томограф. Или программа обработки изображений дала сбой. Трудно сказать определенно - прежде такого не случалось. Нужен специалист-инженер, а его мы отпустили домой уже - время-то позднее. Вы сможете прийти еще раз?.. Завтра, скажем, - она провела пальцем по настольному стеклу, под которым виднелся какой-то график - расписание исследований, наверное, - в то же самое время, например?
- Конечно, смогу! - Вадим откликнулся с такой истовой готовностью, что подозрения Елены Петровны относительно его мужской заинтересованности вновь обрели почву, - в смысле, я до пятницы совершенно свободен... - поправился Вадим, умерив свой пациентский пыл, - то есть вечерами по будням не занят. А в пятницу - на дачу пораньше уезжаю... вот.
- Ну, до пятницы мы управимся определенно, - с пониманием кивнула белокурой головкой доктор, - ждем вас завтра!
Чтобы не уснуть и на этот раз, Вадим решил думать о чем-нибудь животрепещущем. Например, о работе. Но, как назло, очередной заказ на дефектоскопию был выполнен и сдан, а нового пока не поступало. Перебрав в уме все неотложные дела, он пришел к грустному выводу, что и они его не занимают, стало быть - думать о них нечего. Тогда он решил помечтать о чем-то прекрасном. Среди прекрасного не нашлось ничего более привлекательного, чем левая грудь Елены Петровны, и Вадим Андреевич принялся думать о ее выпуклости и крутой покатости в области приколотого бейджа. Когда его пытливая мысль добралась до раздевания Елены Петровны, - исключительно с целью выяснить причину крутизны, от лифчика она образуется или же имеет природный характер, - Вадим уже спал...
- Слушай, Воронин, - шепнула соседка по парте, отличница Оля Спирина, и для пущего привлечения внимания к себе, ткнула Вадика локтем в ребра, - ты как догадался, что та задачка не имеет решения? В уме просчитал?
Вадик отрицательно помотал головой и продолжил царапать ручкой по клетчатой тетрадке - решение давалось с трудом. Вместо задачи трех тел, для решения которой не хватило исходных данных, моложавый физик, признав неточность, дал задачу двух тел, и последняя оказалась для Вадима слишком сложной.
- Воронин, ты можешь ответить, когда женщина спрашивает? - нетерпеливая Спирина долбанула кулачком пониже ребер, чувствительно. Свой вариант будущая золотая медалистка давно решила, и теперь лавры Воронина не давали ей покоя. Ну, в самом деле, как троечник может сходу оценить задачу повышенной сложности, которую и на городской олимпиаде, если верить учителю, решили всего два человека, да и те, как теперь оказалось, неправильно?!
- Отстань, - прошипел Вадим. - Дай дорешать...
- Эту легкоту?! - Спирина усмехнулась, в две строчки расписала решение варианта Вадика на черновике и подсунула тому под локоть. - Списывай!
Вадик скривился от непрошенной помощи, но надежды на самостоятельное решение стремительно таяли вместе с минутами, остававшимися до конца урока. Последнего, кстати, урока физики в этом году, да и вообще - последнего в школьной жизни. Весна кончалась, и детство вместе с нею.
Вадик переписал решение и отложил тетрадь на край парты. Физик тут же с молодецким задором схватил тетради Спириной и Воронина.
- Идите, голубки, поворкуйте в коридоре, - со значением улыбнулся он, выпроваживая парочку за дверь, - не мешайте остальным...
В рекреации было безлюдно и гулко. Оля уселась на подоконник, поставив ногу на крашеную в голубой цвет батарею отопления, отчего под юбкой вызывающе мелькнуло белое. Вадик отвернулся и прислонился к спиной к простенку между окнами.
- Воронин, почему ты дикий такой, а? - Оля лукаво повернула к нему голову, покачивая свисающей ногой в изящной туфельке.
- Я домашний, - буркнул Вадим.
- Я и говорю - дикий, ха-ха! - парадоксальная синонимичность понятий рассмешила Олю. - Я про то и говорю - зашоренный какой-то, нелюдимый. Через месяц мы уже будем взрослыми, а ты как пятиклассник - меня сторонишься. Что, не нравлюсь? - Оля приподняла левую бровь и повела ею, будто заигрывая.
- Нравишься, - не соврал Вадик, - и что с того?
- Ну так и скажи: Лялька, хочу с тобой близко пообщаться. Стесняешься? Знаешь, ты меня сегодня поразил! Прямо в сердце, ха-ха-ха, - по-русалочьи глубокий, ее смех заметался между стен пустынной залы. - Слушай, ну как тебе это удается - с полпинка видеть нестыковки и несуразицы? Я и раньше замечала. А теперь эта задача о трех телах... Физик, я видела, причумел, когда ты брякнул: "данных не хватает".
- Откуда я знаю, как? - Вадим откинул голову назад, прислонившись затылком к прохладной стене, - просто вижу и все. Или слышу. Иногда запахи приходят. А вчера вкус появился - горький, когда бабушка старое варенье достала с антресолей. Посмотрел на банку, и загорчило во рту. Оказалось - на самом деле прогоркло...
- Воронин, а ты не уникум какой-нибудь, а? Типа Ванги или Вольфа Мессинга? Я жуть как обожаю необычных мужчин, прямо дрожу вся... - Спирина часто задышала. Поскольку Воронин не понял прозрачного намека и продолжал пялиться в потолок, она продолжила: - пойдем после уроков ко мне, а, Вадик? У меня музыка классная и все такое, - она соскользнула с подоконника на пол и подошла к Вадиму. Взяла за локоть, коснулась левой грудью его предплечья, - не хочешь?
- Хочу, - Вадик закрыл глаза и боялся шелохнуться. - А что мы... делать будем? - хрипло выдавил он первое пришедшее на ум, с усилием сглотнув слюну внезапно пересохшим горлом.
- Мы будем решать задачу двух тел, - жарко шепнула в ухо Оля, - скоро выпускные экзамены, надо подготовиться, - она заглянула в ошалелые от счастья глаза Вадика и, раскрасневшись, добавила: - ты и я, и никого кроме. И ты мне расскажешь, как ты получаешь сокровенное знание, да?
От ее свежего дыхания, близости, прикосновений у Вадима закружилась голова. Страшно захотелось ее обнять, поцеловать в эти полные, налитые искусом губы, а там...
Но тут в голове затенькало тревожно: "что-то не так, что-то не так!"
- Нет! - неожиданно выпалил он ей в лицо, помимо воли, будто кто-то подсказал ему верный ответ. - Нет, тогда мы будем решать задачу трех тел. Ты, я... и физик...
- Кто?!! Кто тебе сказал?!! - задохнулась Спирина от негодования, - ты думаешь, это он меня поднатаскал, да?! Чтобы ни одной четверочки в аттестате не осталось, так? Говори!
Вадим молча кивнул, вдруг осознав, что - да, все именно так, как сказала Оля. И звон в голове улетучился, как не бывало его! Как молнией высветилось то отнюдь не тонкое обстоятельство, которое имел в виду учитель, выпроваживая их двоих с урока. Что Оля совсем не целомудренна, как рисовалось ему в мечтах, и он напрасно надеялся, что когда-нибудь они будут вместе - от обручения и до гроба...
- Вот что, Воронин!.. - зашипела Спирина ему в лицо, придвинувшись еще ближе, - ты пожалеешь, если хоть кому-нибудь... хоть словом, хоть намеком... - она зашлась во гневе, голос ее стал страшен и тих, - с таким как ты только дура станет, понял?! Ты ничтожество! Прикуси свой поганый язычок, если не хочешь неприятностей. Больной!
Вадим не мог вымолвить ни слова, ни междометия. В голове шумело, плясали в глазах цветные пятна, вспыхивая то впереди, то на периферии зрения. И страшно хотелось пить, будто попал в пустыню, и жаркий самум забил песком горло и нос!
- Мразь! - легкая, двумя пальцами, и оттого страшно обидная пощечина обожгла и, показалось, располосовала лицо Вадима. - Не суй свой чухальник, куда попало, а то пожалеешь! - напоследок добила бывшая любовь своего верного обожателя и, скривив губки, бросилась к туалету.
"Наверное, будет мыть рот с мылом, - подумал Вадим, - как сказала бы бабушка, столько гадостей могут породить только поганые уста. Надо же - и эта про чухальник знает. И, наверное, где он находится - тоже".
Томограф давно перестал шелестеть и пощелкивать, будто сыпля слабыми пощечинами по невидимым лицам, а Вадим еще досматривал свой сон. На этот раз - про свое прощание с детством, про десятый выпускной. Сердце, скорострельно отстукивая по ребрам, еще переживало тот давний драматический эпизод, а мозг уже спокойно рассуждал о насущном.
- Проснулись? Вот и хорошо, - прозвучал голос Елены Петровны в динамике. - Одевайтесь, берите часы и ко мне, пожалуйста.
Вадим потянулся, открыл глаза. В этот раз он даже не заметил, как тележка вывезла его из томографа, и лишь ее финишный толчок об упор разбудил его. "Ну что ж, посмотрим, что показал магнитный резонанс, - подумал он, спрыгнув на пол, - и сколько лет Елене Петровне нынче", - усмехнулся он своим вчерашним гаданиям о возрасте докторицы.
- Садитесь, Вадим Андреевич, - пригласила Елена Петровна вошедшего пациента.
Вадим устало опустился на стул. Хотя с чего бы ему уставать? Спал опять полчаса, как минимум.
- Давайте посмотрим, что у вас сегодня... - она перевернула снимки лицом вверх и... снова отложила их в сторону. Попыталась что-то сказать, но слова застряли где-то в месте своего рождения и на свет божий не показались. Однако, что-то надо было говорить, и она снова притянула пачку снимков к себе, с недоверием сжав их двумя аккуратно наманикюренными пальчиками.
- Вы, наверное, создаете какую-то аномалию, Вадим Андреевич. Весь день томограф исправно работал, а сегодня опять выдал эти... как вчера... впрочем... - она взяла вторую пачку снимков из стола - вчерашнюю, догадался Вадим. Разложила их, более не тая от пациента, в два ряда и внимательно стала сопоставлять, поглядывая то на верхний, сегодняшний, то на нижний вчерашний ряд.
- Знаете, а картина не та же самая... интересно... оч-чень интересно! - она с живым любопытством еще раз оглядела снимки и, наконец, взглянула на Вадима, который, будто здоровье головного мозга интересовало его в последнюю очередь, в это время пялился на грудь доктора. - Вадим Андреевич! - укоризненно обратила на себя внимание Елена Петровна, - отвлекитесь на минуту, пожалуйста, если не трудно...
Вадим встрепенулся, чуть мотнув головой вбок, взгляд его прояснился.
- Так-то лучше, - с легким лукавством отметила доктор. - Посмотрите, что за ерунда у вас в голове творится, - и пригласила жестом Вадима взглянуть на томограммы.
Вадиму показалось неудобным смотреть на свой мозг вверх тормашками, и он встал, зашел сзади и сбоку за спину Елене Петровне, и пригляделся к снимкам. На фоне, очевидно, полушарий, а может и других умных частей содержимого черепной коробки виднелись...
Колокольчики.
Колокольцы.
Не колокола, потому что они были маленькие, со сливу величиной, и симметричные.
Полупрозрачные, туманно-дымчатые в серой гамме снимка.
Вадим невольно протер глаза, потому что этого быть никак не могло. Вадим зажмурился и замотал головой, потому что бред нужно отгонять активно, пока он не обжился в сознании и не заявил о своем праве проживания в нем. Вадим от неожиданности присел, потом склонился над снимками, сняв очки, и близоруко уткнулся носом в изображения. При этом он оперся левой рукой о стол, а правую бессознательно положил на плечо Елены Петровны и даже, разволновавшись, намного сжал его. Надо понимать, от боязни, что голова закружится, и он брякнется на чисто вымытый ассистенткой линолеум. Или чем та дородная женщина занимается помимо укладывания клиентов на каталку?
Видимо, от не меньшего потрясения Елена Петровна не среагировала на эту вольность пациента, не сбросила его тяжелую руку с плеча и даже не поставила того на место, как полагается отвечать на фривольности благовоспитанной выпускнице мединститута. А может, она даже почувствовала себя в чем-то виноватой перед Вадимом, и терпела фамильярное, как ни крути, обращение с его стороны? Но несколько минут оба молчали, так глубоко и взволнованно дыша, что неискушенному слушателю показалось бы, что эти двое в опустевшей коммерческой клинике переживают глубокое взаимное притяжение, и только деловой характер встречи удерживает парочку от откровенных проявлений чувств. Но это было, как понимаем, совсем не так! Или почти не так.
- Смотрите сюда, - наконец нарушила молчание дрожащим от волнения голосом Елена Петровна, и показала на один из колокольчиков, - это вчерашний. Судя по оси симметрии, - она ткнула пальцем и в снимок, сделанный в другой проекции, - раструб этого предмета, - она так и сказала, "предмета", хотя откуда взяться колокольчику в голове? - раструб направлен под углом градусов в сорок пять относительно оси симметрии головы. Примерно в угол лаборатории, там у нас тумбочка, и там клиенты раздеваются... в смысле, оставляют металлические вещи. Так было вчера. Теперь смотрим сюда, - она приложилась отточенным ноготком в сегодняшние снимки, - здесь предмет имеет более вытянутую форму, и направлен широким концом к... - она задумалась, прикидывая в уме направление, - смотрит туда, где мы с вами сейчас находимся. Вы понимаете, что это означает?
- Что? - совершенно отупевшим взглядом Вадим уставился на доктора.
- Действительно - что? - Елена Петровна и сама, как видно, мало что понимала, но она ведь профессионал, а значит, должна давать объяснение продукту своего квалифицированного труда. И она попыталась: - как минимум, это означает, что предмета нет!
- То есть как? - Вадим окончательно запутался и, почувствовав слабость в коленках, шлепнулся обратно на свой стул.
- Ну... так. Если предмет в голове, то он всегда один и тот же. Как если бы у вас там застрял осколок с войны...
- Я родился несколько позже... а в армии служил при штабе, - перебил ее Вадим.
- Не важно! Или если это какое-то патологическое образование, типа опухоли... не дай бог. Главное, смотрите, предметы не просто день ото дня меняют размеры и ориентацию, они по форме разные.
- Ориентацию? - не понял Вадим.
- В пространстве, - пояснила Елена, отчего-то покраснев. - Вам трудно понять, вы не медик... а кто вы, кстати?.. - она открыла "карту больного", как гласила на книжечке надпись поверху жирным шрифтом. - Кри-сталло-граф. Хм, надо же - граф! А это что значит "кристаллограф"?
- Ну... так. Из графьев мы. Граф Митя Кристалл, к вашим услугам. Шутка, -произнес он отрешенным тоном. Потому что на самом деле Вадиму было сильно не до смеха, да и Елене тоже. - Я дефектоскопией занимаюсь. Исследую неоднородности. А по образованию - физик твердого тела. И уж в снимках кое-что смыслю.
- Какого-какого тела? - растерялась доктор, но осеклась, поняв, что это понятие в плоскости ее медицинского образования выглядит слишком двусмысленным, - так вы, значит, понимаете, что плавающих неоднородностей не бывает?!
- В моем деле - да. Твердые тела потому и твердые, что изменения в них редки и всегда необратимы. Но причем тут мой мозг?
- Ни при чем, - Елена кивнула, - это для взаимопонимания пример, чтоб говорить на одном языке. Так вот, либо у вас там что-то болтается и перемещается, что при известной плотности мозга невозможно, либо это брак... в смысле, снимок бракованный... либо...
- Галлюцинация? - недоверчиво склонил голову набок Вадим. В последнее ему верилось как-то охотнее, и он подсознательно ждал, что Елена кивнет или скажет краткое "да".
- Да, - кратко сказала Елена, - но снимки не могут служить источником галлюцинаций! Поэтому мы видим... видим черт знает что... - она нахмурилась. - И с этим надо разобраться... Вы не сможете послезавтра, в четверг, к двадцати одному ноль-ноль, а? В клинике никого не будет, и мы сможем спокойно поразмыслить над вашими колокольчиками, - просительно проговорила она. - Хотя, знаете, часто делать эМэРТе не рекомендуется...
- Ради истины я готов на гораздо больший риск! - с героической твердостью пообещал Вадим.
- Слышь, Воронин? Пойдешь сегодня дневальным, - ефрейтор Дёмин раскачивался в проходе между койками с пятки на мысок, засунув руки глубоко в карманы бриджей, - вместо меня, понял?
Вадим протер глаза, но проснуться сразу не получилось. До самого утра он рисовал плакаты для занятий по безопасности полетов, и поспать удалось едва пару часов. А тут еще этот рыжий Дёмин - наглый и не вовремя.
- Почему я? - порой Вадиму и вправду хотелось какой-никакой армейской службы, не все же время в штабе рисовать да на машинке стучать. Но вот так, с кондачка, как сказала бы бабушка, подчиниться кому попало он мог. Не начальником ему приходился этот ефрейтор, а просто равным по званию старослужащим. Несуразность, неправильность распоряжения Дёмина возмутили Вадима, и в голове тенькнуло, как обычно когда ему виделись вопиющие несоответствия, ломалась логика ситуации или просто возникала отчаянная несправедливость.
- Потому что я так сказал, - объяснил Демин, цыкнув зубом, - тебе этого мало? Думаешь, при штабе окопался, так и служба тебе - мёдом?
Выспаться оказалось не судьба, и Вадим приготовился к разборке: встал с койки, нос к носу с Деминым. К месту скандала не спеша стекалась рота: впереди оскалабившиеся "старики" с распущенными свободно ремнями, так что надраенные пряжки прикрывали не пупки, а самые что ни на есть тестикулы. За стариками показались взволнованные лица новобранцев одного с Вадимом призыва.
- Чё вылупился, в чухальник захотел? - скривил рот в усмешке рыжий ефрейтор, - генеральский сынок! - презрительно выдохнул он Вадиму в лицо. Пахнуло вчерашним перегаром. "А ведь в армии сухой закон, - подумал Вадим, - отец же не мог соврать".
Нет, подраться, конечно, можно бы, хотя рыжий, ясное дело, здоровей и искушенней в драке. Но и у него, наверняка есть слабое место... только где оно?
- А у тебя чухальник есть? - спросил Вадим, разминая затекшие от сна руки. Он сосредоточился на конопатой ухмыляющейся физиономии, будто по ней можно было прочитать внутренний мир Демина, разглядеть в ней изъяны - организма или психики, все равно, какие.
И тут Вадим увидел. Это было и грустное и смешное одновременно знание. Неприличное. Но в этой ситуации особенно щепетильничать не стоило, и он сказал:
- Нет у тебя никакого чухальника, одни глисты, - заключил Вадим и полез обратно под одеяло.
За спиной он услышал оглушительный солдатский гогот, причем больше всего смеялись, как ему показалось, новобранцы. Должно быть, это разозлило рыжего еще больше. Демин схватил Вадика за плечо, пытаясь развернуть его к себе лицом и дальше ясно, что сделать. Но тут...
- Отхлынь, рыжий! - Послышался голос старослужащего сержанта Пимкина, культуриста и молчуна, даже в казарме не расстававшегося со штангой и, дай ему волю, готового спать с ней в обнимку. Хватка Демина тут же ослабла. - Чего ты как повидло липнешь к человеку? Не видишь - солдат ночь не спал?
- Вставай, падла! Да я ему сейчас дам такой... - все еще пытался довести дело до драки Демин.
- Заглохни, - поставил жирную точку Пимкин, судя по звукам, вытолкнувший Демина из прохода, - кроме глистов тебе и дать-то нечего. В санчасть сходи лучше, там таблетки выпишут, чтоб не свербело у тебя в заднице.
- Вставай, забулдыга, - над Вадимом склонилась женщина в оранжевом и потрясла его за плечо. Вагоновожатая? Точно, она, - приехали. Конечная, клиника.
- Какая клиника? - с трудом продрал глаза Вадим Андреевич и огляделся. Неоновые буквы "Медицинский центр "Родись заново"" приветливо напомнили о цели поездки.
- Придумают же - заново родись, - проворчала главная по трамваю, с изумлением обнаружив, что перед ней не пьяный пассажир, а вполне приличный человек, только уставший сильно, - легко сказать, будто это так просто - дзынь, и родился!
Трамвай, выпустив последнего пассажира, прощально дзынькнул и покатил на круг. В голове Вадима ничего не дзынькнуло в ответ, видимо все шло правильным путем.
Ассистентку Елена Петровна отпустила, потому что рабочий день давно кончился. А показывать, как надо ложиться на каталку, Вадиму Андреевичу было излишне - все-таки опыт он уже приобрел. Однако отсутствие вспомогательного персонала все же сказалось, причем - самым неожиданным образом.
Не заснул Вадим. Может, в трамвае выспался, а скорее всего - из-за того, что в клинике они с Еленой остались вдвоем. Не считая охранника на входе. Но тот вряд ли мог оставить пост и оказать влияние на взбудораженное воображение Вадима, стремившееся туда же, что и вчера, к...
В общем, не заснул он.
Когда томограф наконец выключился, и тележка выехала на исходную позицию, раздался голос Елены Петровны:
- Вадим Андреевич, идите скорей сюда!
По интонации трудно было понять, стряслось что-то страшное или наоборот радостное, и Вадим поспешил к доктору.
- У вас все чисто, - с порога огорошила Елена, - ничегошеньки!
Она искренне разволновалась и не знала, куда пристроить руки, то сплетая пальцы в свой специфический замочек, то вновь расплетая. Понять причину такого сильного волнения Вадим не мог и напряженно опустился на стул.
- Наверное, это хорошо? - робко предположил он.
- Ничего хорошего, - резко пресекла дилетантские рассуждения доктор. И верно, медик лучше знает, хорошо это, когда все в норме, или наоборот - тревожный фактор, свидетельствующий о множественных скрытых проблемах. Поэтому Вадим не решился возражать.
Из знакомо прогудевшего принтера выползли фотографии. Елена разложила их на столе и провела над ними ладонью, приглашая Вадима полюбоваться. Он посмотрел, привстав, ничего не понял и опустился на стул. Склонив голову чуть набок, Вадим с нетерпением ожидал комментариев. И они последовали, кто бы сомневался.
- С медицинской точки зрения у вас все в порядке, - тоном лектора начала Елена после недолгой паузы, - но не стоит обольщаться! Потому что тут, - она опустила ладонь на медицинскую книжку, озаглавленную как "Карта больного В.А. Воронова", - снимки прошлого и позапрошлого обследований. А они не нормальные! Или наоборот, - завершила она нерешительно вступительное слово.
- Так "наоборот" или "ненормальные"? - не выдержал "больной".
- И то, и другое, - добавила ясности Елена. Как ей показалось. Или Вадиму показалось, что ей показалось, потому что ему яснее не стало. Так или иначе, Елена продолжила: - Я вчера много думала о вас... о вашем случае, точнее. И пришла к выводу, что в измененном сознании, когда человек спит, например, или, скажем...
- Медитирует? - предположил-таки Вадим, рискнув. Все-таки его проблема немного касалась.
- Да! Или под воздействием медикаментов. Так вот, в этом случае мозг ведет себя как попало, самостоятельно выстраивая свою работу. Это известный факт. А новое в вашем случае то, что, вероятно, нейроны не просто следуют программе, а образуют некие сообщества.
- Как люди в Интернете? - усмехнулся Вадим.
- Значительно более слаженные сообщества! - со значением посмотрела Елена на Вадима. - Они организуются по заданию центра, но не из конкретных нейронов, а из случайных, соответствующих текущей задаче. Вот смотрите! - она раскрыла "Карту больного" и разложила фотографии. - Здесь вы перед сном думали о своих часах, вероятно. А в прошлый раз... скажем условно... обо мне. Ибо колокольчики направлены по оси на эти... предметы, - она показала авторучкой, направления осей.
- И при этом... - начал, было, Вадим.
- При этом вы спали. А сегодня, готова спорить, нет! Я права? Честно?
- Да, - смутился Вадим, - мне в первый раз снился сон про часы, а во второй я перед сном думал о... - он замялся и даже чуть покраснел, взглянув на бейдж доктора.
- Понятно, - Елена поймала направление его взгляда и солидарно залилась краской.
- Так, будем исходить из фактов! - стряхнула она нежданную неловкость. - Первое: спит у нас на МРТ половина пациентов. Второе: ни разу ничего подобного не было зафиксировано. И в медицинской практике ничего аналогичного не отмечено, - она кивнула на монитор компьютера, отображавшую страницу какого-то специализированного "поисковика". - Третье: вот ваши неповторимые снимки, - она снова сделала приглашающий жест ладонью. - А вот это... - она вытащила из ящика стола еще одну пачку листков и протянула их пациенту, - это...
- Ваши снимки, - решительно заключил Вадим, рассмотрев их бегло.
На томограммах еле заметно виднелись сильно сплюснутые в направлении оси симметрии колокольчики. По одному в каждой из проекций.
- Хотите, я угадаю, когда они сделаны? - очень серьезно предложил он.
- Чего тут угадывать?! На снимках отпечатаны дата и время, - Елена махнула рукой и отвернулась, приложив ладонь с платочком к глазам. - Вы живете в северной части города? - дрожащим голосом прозвучал ее вопрос.
- Нет, в восточной, - ответил Вадим, - но в это время я был именно на севере. Я заезжал вечером проведать детей. Мы... отдельно живем. А вы, значит, после работы решили исследовать себя? Сопоставить? У вас тяга к исследовательской работе, да?
Елена, судя по встряхиванию ее белокурой стрижки, ответила все три раза утвердительно.
- А как вам удалось уснуть? Аутотренинг?
- Снотворное. Сильное. Н-не спрашивайте!
"Ну вот, не умерла еще в России жажда познания, - подумал Вадим, - прямо в традициях русских врачей!"
- И вы думали обо мне, - уже не спросил, а вновь догадался он. И хотя подтверждения догадке не последовало, он понял, что прав. - Как специалист по... в общем, могу сказать, что я был далеко, и поэтому колокольчик получился широким, почти полусферой или... параболой. Вы мысленно искали мое местоположение, а я был далеко, поэтому нейроны выстроились по большому радиусу. Знаете ли, есть такой метод Гаусса, когда исследование кристаллических структур ведется на одной частоте, не очень высокой, но окружность, на которую попадают атомы, очень большая, и она захватывает много узлов решетки, давая весьма наглядную картину отражений. Вот и ваш случай очень похож - я был неизвестно где, и вы ловили мои... отражения широким фронтом.
- Бре-ед! Бред, бред!! - почти прокричала Едена Петровна в стену, потому что повернуться зареванной к Вадиму было выше ее сил. - Получается, что я тоже... вы понимаете?! Это же ужас!
- Понимаю, - Вадим встал, подошел к ней. Попытался положить руку на плечо и не смог, отдернул ее. - Мне тоже страшно. Я и не думал, что мои... заскоки могут быть проанализированы, просчитаны. Я к ним за долгие годы... привык, что ли. Сроднился. Это было чисто мое, личное. Если бы не головные боли в последние месяцы, я бы никогда...
- У вас не должно быть болей, - Елена обернулась к нему, - это от перегрузки, недосыпа или... стресса, может быть. В остальном, - она снова взглянула на сегодняшние снимки Вадима, - все идеально! Вам нужен сон, хорошее питание, нормальный режим...
- Где я его возьму, нормальный-то?! - с горечью воскликнул Вадим, - какой есть.
Оба надолго замолчали, так и стояли у стола, глядя на отпечатанные результаты высоких технологий. Не то, чтобы нечего было сказать, скорее наоборот. Однако что делать дальше двоим практически незнакомым людям, в течение пары дней вдруг осознавшим, что они по-родственному больны одной уникальной болезнью? Или не больны, а наоборот? Кто отличит болезнь от избыточного здоровья вполне определенно? Где кончается неадекватность и начинается гениальность? С какого момента кончается оздоровляющая физкультура, например, и начинается изнурительный спорт? Что является мерилом - перелом в осознании собственной необычности или запись в медицинской карте?
Ох, сколько вопросов промелькнуло в головах доктора и пациента в эти минуты! Что характерно, одних и тех же вопросов - отстраненных от собственного я, от проблемы "что делать" и вне вопроса "кто виноват"? Особенно неуместного вопроса для здравомыслящих людей, попавших в неожиданный переплет. Надо было как-то выбираться из патовой ситуации, и выход нашелся сам собой.
- Есть хочу! - решительно заявил Вадим Андреевич, - составите компанию?
Елена нерешительно кивнула.
- А заодно я расскажу вам, как дошел до жизни такой, - улыбнулся грустно Вадим, - и про значение одного замечательного слова, преследовавшего меня всю первую половину жизни.
- ...значение которого вы поняли только что?! - продолжила Елена. Вадим кивнул.
Из богатого жизненного опыта он твердо знал, что этой штуки у человека нет, решительно нет! У обычного человека, нужно уточнить. Для двоих не совсем обычных людей сегодня невозможное стало явью, тревожной, тяжкой, но явью! Страшной, пугающей. А когда страшно, люди тянутся друг к другу, чтоб не испугаться на всю оставшуюся жизнь, сколько бы ее ни предстояло.
Как Лена предположила невзначай, так оно и вышло: до пятницы они управились. Вряд ли Елена Петровна имела в виду именно этот исход. Потому что о совсем обратном говорило мысленное "да уж, управились...", пришедшее к ней в сумерках ранним пятничным утром вслед сонному бормотанию Вадима "как раз успели...".
Вадим задышал часто-часто, и открыл глаза.
- Что ты сказала? - спросил он, глупо улыбаясь. Ну и, правда, глупо получилось - а чего особенно умного он сделал, соблазнив девушку вдвое младше себя? Молчаливо следовавшую его порывам и пожеланиям, скорей по неопытности, чем из сострадания.
- Я молчала со вчерашнего вечера, - улыбнулась она в ответ. Потому что Вадим выглядел просто-таки умилительно: изборожденная сонными складками умная и одновременно наивная физиономия. И кто его учил так спать, забиваясь лицом под подушку?
- Кто тебя учил нежности? - вспомнив вчерашний вечер, восторженно спросил Вадим Андреевич. Как будто этому можно научить. Как будто сам окончил курсы нежности.
- На каком курсе ты женился? - вопросом на вопрос ответила она. Как будто от этого ответа зависел и ее ответ. Но порой бывает, что два ответа рождаются одновременно, от двух родственных вопросов. Не тот ли случай?
- На третьем, а что? - Вадим прижался небритой щекой к Лениному плечу. Лену не передернуло, и она не отстранилась. Наверное, ответ для нее было важней оцарапанной кожи.
- В медицине есть такое понятие "болезни третьего курса". Это когда начинаются спецпредметы, и студенты находят изучаемые болезни у себя, по сходным признакам. Мнимые болезни, - Лена провела ладонью по другой щеке Вадима. Видимо, сравнивала небритости обеих щек. Или просто так, от нежности.
- Тебе крепко досталось на третьем, - догадался он. Лена кивнула, и хотя он не видел этого, понял, что угадал.- И тогда ты вместо того, чтоб зациклиться на болячках, стала с добром и пониманием относиться к по-настоящему больным? Первый шаг к нежности?
- Зачем спрашиваешь, если уже сам знаешь? - фразой из какого-то фильма ответила Лена. "Интересно, откуда это"? - подумала она.
- "Подземелье ведьм", - вспомнил Вадим. - Ты тоже заметила, что мы думаем в унисон?
- Еще до нашего... знакомства, - Лена свела брови, сосредотачиваясь и вспоминая, как это было. Под знакомством она имела в виду понятно что. Главное, что Вадим понял, о чем именно речь. - А теперь я просто боюсь, что мы зазвучим резонансно.
Вадим от неожиданности сел на кровати, встав на колени, повернулся к Лене, совсем не заботясь, что ей представится его поседевшая грудь и прочие признаки очевидной немолодости. Улыбка не успела за его порывом и, наверное, осталась по-чеширски приклеенной к подушке. Ему действительно стало тревожно. Занимательно, и тревожно. Любознательно, интригующе, но тревожно. А если правда возникнет резонанс?
- Это нужно знать наверняка, - сказал он, - иди сюда!
Он помог ей встать на колени, так же, как стоял сам. Оказавшись лицом к лицу с Вадимом, она закрыла глаза и подалась вперед, пока они не соприкоснулись лбами. Наверное, ее действиями руководило подсознание, не опыт же, в конце концов! Замерев на несколько секунд, Лена начала говорить:
- Кран на кухне с трещиной, это я и раньше знала. У соседки опухоль на... в общем-то об этом можно было догадаться. Кодовый замок в подъездной двери искрит, верхняя секция водосточной трубы готова упасть, у припаркованной машины то же самое, то есть... как его... глушитель вот-вот оторвется...
Вадим, не закрывший глаз, с трудом различал выражение лица Лены. Если бы она говорила страшным загробным голосом, он бы, наверное, испугался, настолько бегло и непринужденно Лена "видела" совершенно разнородные нарушения.
- Это и есть твоя хваленая дефектоскопия? - спросила Лена, открыв глаза. С очень близкого расстояния оба глаза Вадима слились в одно огромное око. Третий глаз, что ли, такой? - Твои профессиональные успехи связаны именно с этим видением?
- Наверное. Это больше, чем дефектоскопия, это прозрение какое-то! Без приборов, расчетов. Без всяких датчиков, - Вадим закрыл на секунду глаза, мысленно пробежался по проговоренным Леной точкам, как бы проверяя увиденное ею. Все совпало. Кроме соседки, разумеется, ибо неловко мужчине... и не медику, к тому же - совать свой чух... ну да, чухальник - куда не просят. Надо бы удивиться совпадениям, но ему показалось, что так и должно быть, что это естественное явление, свойственное человеческой природе, просто открытое внезапно только что. - Все верно, неполадки в этих местах. Надо же, я так явственно не видел раньше, до тебя!
- Я и говорю, резонируем. Ну что, попробуем вместе? Не боишься?
- Честно говоря, страшновато, - он нерешительно переступил с колена на колено, сосредоточился. - Знаешь, давай попробуем, только... где-нибудь поблизости, в пределах комнаты, да? Ну, постараемся, по крайней мере...
Они обняли друг друга за плечи, вновь соприкоснулись лбами и закрыли глаза...
Тень-шшшшихххх!
Оба испуганно повернулись к источнику звука, к столу. Рассыпавшаяся в мелкое посверкивающее крошево ваза высвободила подаренные вечером розы и воду, которую вмиг впитала, сколько смогла, скатерть. Остальная влага задробила по полу, срываясь со свисавших уголков материи.
- Прости, - Как настоящий мужчина, Вадим объявил виноватым в этой неприятности себя. Он соскочил на пол, одной рукой сграбастал цветы, другой сгреб мешком за углы скатерть, - где у тебя... впрочем, ясно.
Он вынес осколки в ведро, розы оставил в ванне, включив холодную воду, вернулся в комнату. Лена сидела, завернувшись в одеяло, взгляд ее остановился на лужице, образовавшейся под столом.
- Вазе было лет двадцать? - спросил Вадим, прикрываясь мокрой скатертью.
- Двадцать шесть, мама привезла из Карловых Вар за год до моего рождения. Думаю, именно в связи с будущим рождением, - проговорила она грустно.
- Знаешь, а давай махнем в Чехию! - Вадим просеменил к кровати, присел на край перед Леной, - возьмем отпуск и махнем, а?! В Прагу? Купим новую вазу, такую же. У этой уже состарилось стекло, образовались точки напряженности, могла развалиться и от музыки, и от гудения в водопроводных трубах. Как специалист тебе говорю.
- И новая будет ждать своего часа еще четверть века... - отрешенно прошептала Лена. Вадим услышал. Придвинулся ближе, обнял поверх одеяла за плечи.
- И будет ждать. Это же прекрасно! Ты не согласна?
Лена склонила голову вбок, к Вадиму, коснулась щекой его предплечья, пристраиваясь, замерла.
- Наверное... прекрасно, - она заморгала часто, прогоняя слезу, проступившую в уголках глаз. - Только, знаешь, что?! - Она вскинула голову, посмотрела на Вадима в упор, тревожно обшарила взглядом его лицо, будто в поисках точки ненадежности - не бросит ли, не соврет ли этот опытный мужчина? Надежен ли он, нет ли изъяна в его предложении? Вроде все ее устроило, и она договорила твердо и безапелляционно:
- Только полетим разными рейсами!
Вадим даже отстранился от неожиданной категоричности в Лениных словах, непривычной и внезапной. Но очевидная разумность предложения заставила его молча кивнуть в ответ. И правда, а вдруг они уснут в полете или просто одновременно сосредоточат внимание на жизненно важном агрегате самолета?!
- И жить будем в разных номерах, - логически развил он Ленино предложение, лукаво сверкнув глазами.
- Это, пожалуй, излишняя предосторожность, - милая улыбка вновь вернулась к Лене, озарив полумрак комнаты светло-розовым светом. - В конце концов, нам же нужно научиться вместе... как это назвать.. чухать, да?
В головах у них мелодично зазвенели колокольчики, подстраиваясь по высоте тона друг к другу. Жаль, они не могли слышать звуки в не своей голове. Пока не могли. Но дом уже услышал, просыпаясь, задышал форточками, по-утреннему зажурчал в стояках водопровода, шваркнул дверью лифта.
Жизнь продолжалась, намекая двоим, что им предстоит еще многому научиться, очень многому. Возможно тому, чего не умеет никто другой в целом свете! Хотя счастье - совсем не в этом, правда ведь?..
