Чваков Димыч. Поэт живёт...

ПОЭТ ЖИВЁТ...

Попытка...

на стихотворение Л.Ю.

Перед вратами ада приоденусь,

тональным кремом затеню лицо.

Из-за портьеры появлюсь степенно...

А вы, мон шер, сегодня молодцом:

сияет ментик, а усы завиты,

на голове походный перманент.

Вы вспомнили, что наша дольче вита

теряется в тени альковных сцен,

и принесли их в качестве презента,

пытаясь извинение добыть.

Я ж непреклонна - эта кинолента,

так опостыла... И тапёр судьбы

меня уже не сможет заморочить.

Подите прочь, изящный интриган!

И только сердце бедное клокочет,

не в силах распознать в словах обман!

По Грибоедову

Скиталец в собственном дому,

я неприкаян был и глуп.

Как не подогнанный хомут,

на шее натирает струп,

так мой мятежный лафонтен

бьёт по сусалам дураков.

Мне выдан знания патент,

а глупость в виде облаков -

как будто серость от ума

или пустая чепуха,

или несбыточный роман,

или гнилые потроха -

нам холостит судьбы патрон,

наперсник вольтерьянских дум;

в нём правда - сущий моветон,

а ум - лишь вектор на беду.

Оброк

Не питаюсь от мракобесия,

защитить постараюсь словом.

В нём не встретите вы агрессии...

и ни слога пустого, кроме

откровений порой нешуточных,

грустных песен дурных паяцев...

Мир мне платит оброк посуточно

в глянце сотовых декораций.

Я гуляю как будто облако

в небесах кружевных плетений,

и не киснет здешнее молоко

неожиданным обретеньем.

Не питаюсь от мракобесия,

ухожу в золотую россыпь...

Пляшет ангел - кудрявый... бестия...

Ну и я с ним гуляю босый.

небесный тапер

рояль пугливо спрятал струны в брюхо,

под крышкой свои гаммы затаил;

к словам любви его сознание глухо:

тапер - лишь приложение к любви...

на клавишах сияет отражение -

не солнца блик, а от софитов луч,

суть музыки - к Всевышнему движение,

а суть любви - от тайны жизни ключ...

пугаясь громких - понапрасну - звуков,

летит мотив неведомо куда;

с Всевышним понимаем мы друг друга,

а перестанем - тоже не беда:

мелодия нас вновь объединяет

и тащит из болота бытия...

моя Планида несколько иная,

чем пить всю жизнь любви увядшей яд!

Куда таки идём?

По жизни мы спешим

прошествовать на плаху,

порой забыв о том, туда ли мы идём

И ты бы не спешил

рвать на груди рубаху,

пока не протрубили ангелы "подъем".

И ты бы не спешил

навстречу гильотине,

а шёл бы прямо в сад невиданных камей.

Под запах жжённых шин

в шиньонах паутины --

там истину искать, а вовсе не в вине.

И ты б не посылал

с телятами Макара,

куда он их хлыстом ни разу не гонял.

Плохи твои дела,

коль сломана гитара

и как-то на заре цыган украл коня.

Ты виноват лишь в том

что вырос человеком,

не став уже не раз занудливым козлом.

В резиновом пальто

пройти возможно реку,

течение её ломая, словно зло.

Не та

(режиссура-инферно)

Вчера с тобой расстался просто так,

Мы разошлись бортами, словно яхты.

Я понял -- жизнь с тобою суета

Как предписал нам безымянный автор;

Он где-то здесь таится, будто плут,

Сидит в кущах, улыбку прячет ловко;

А раньше, подсадивши на иглу,

Любить заставил нас без тренировки.

И мы пошли, ведомые тобой,

Под брак венца и под шальные страсти.

Прибавилось потом пустых забот,

Но, оторвав от шкуры, чёрный хлястик,

Ты нас развёл, хвостом метя черту

Вдоль ревности, нет мочи от которой...

Я полюбил, наверное, не ту

По мановению чёрта-режиссёра!

Кавказская наяда

Куры рукав -- оторванный ручей

Несёт меня фарватером нещадным.

Горит в луны малиновом луче

Воды напор неистовством парадным.

Сегодня я свалился из гнезда,

Где ночевал с наядою из сказки.

Упал под утро, в тот поток, когда,

Едва закончив дьявольские пляски,

Решил воды легонько зачерпнуть...

И вот теперь камнями бьюсь потоком.

Наяда объявила мне войну,

Она почти как женщина жестока...

Мне нечего ей было предлагать

Своей любви затейные мотивы.

Наставил этой лапочке рога --

Теперь в Куре погибнуть перспектива!

Мир обнажённого солнца

В зелёной чаще жил большой кузнечик.

Он солнцу утром оду стрекотал,

А мир огромный бесконечно-вечный

Нёс не тепло, расплавленный металл

По юзанному ветром бездорожью,

По саранчой покоцанным полям,

Где от масонов закипают ложи,

Сгорают, словно свечи, тополя,

Где солнце уплетает Тропик Рака,

Затмением закрывшись от стыда,

Где воет одноногая собака

Как символ бесполезного труда,

Где на могилах пляшут тени предков

И ежедневно следуют сквозь строй

Кузнечики - пустые малолетки -

В кремации разверстое метро!

Не в себе

Кружку с крышкою подать -

я сегодня не в себе!

Не пора ли нам поддать,

чтоб забыть источник бед?!

Чтобы вспомнить о любви,

чтобы спеть ей сто сонат...

Нет же - сука "се ля ви"

мне несёт ведро вина;

тихо шепчет: "Милый мой,

ты скорей её забудь...",

рассосётся, мол, само,

если пьяным торишь путь...

Ах ты подлая змея,

виночерпия сестра,

нежить хладная моя,

"се ля ви" больших утрат,

я тебя гоню весь день:

"Уходи-ка со двора!"

А поддать нагайкой лень,

хоть вчера-то был бы рад...

Но теперь ушёл в запой:

как какой-нибудь слабак,

проторённою тропой

в омерзительный кабак.

В нём полным-полно "друзей"

в шлейфе белого вина*.

Только лучше тут не пей -

здесь объявлена война

для отъявленных лохов,

что не могут бросить пить.

"Се ля ви" идёт в поход -

так что, хроник, потерпи!

* - белым вином в Российской империи обычно называли водку.

...было слово

Я за ширмой лежу в коммуналке,

где полно неуютных господ...

Жизнь промчалась так быстро, как жалко,

будто бурное бешенство вод.

Жизнь ушла за кордоны глухие,

где гуляют шальные ветра.

Не такие мы всё же плохие...

Каждый дню приходящему рад.

Каждый выбрал игру без уловок -

пусть всё будет, как скажет судьба.

Из однажды рождённого слова

прорастают флюиды раба!

Сказка о царе С и сыне его Г

царь Гвидон приплыл на бочке,

как солёный огурец,

и привёз Салтану дочку -

"вот жена моя, отец!"

батя долго сомневался -

а не птица ли сноха...

примерял позднее галстук,

"а невестка неплоха", -

рассудил, царевну+лебедь

все одно потом любить,

бросил ловко "дебет - кредит",

да не скрыться от судьбы.

сватья баба-бабариха

разневестилася вдруг -

знать познала баба лихо

без мужских горячих рук...

тихо крылья разметала

словно бабочка в ночи,

а Салтану горя мало -

изменяет и молчит.

Стихи о дяде

Мой дядя грех свой не поправил...

Себя любить уже не мог,

и пел всегда в чужой октаве,

как завещал ему Дамокл,

что меч над головой подвесил

и приказал всем долго жить...

Живое слово дядю бесит

сильнее самой явной лжи.

Но он противник мертвечины:

ни жив, ни мертв - ну как понять?

Мой дядя девственник - причина,

чтоб деву выдать за коня,

себя в покое заморозив -

мой дядя frozen маргинал:

стихи всегда читает в прозе,

как будто чувствует финал,

в котором умирает сказка

и оживает мелкий бес...

Он 'честных правил' для отмазки,

чтоб соблюдали политес...

Прогулка перед масленицей

Спокойный и чуточку пьяный,

гуляю по здешним лесам.

На снежную выйду поляну,

она превосходна, а сам

я тоже румян и достоин

эпитетов громких и фраз:

мы с лесом красивые двое -

нет в мире красивее нас.

Такая сложилась программа

роскошным малиновым днём,

что песня, что странная драма

сегодня пылает огнём:

неделю кутить будем смело,

давая дорогу блинам

у нас есть великое дело,

которое любит страна!

На масляной этой неделе

гуляем и весело пьём.

Весенние слышатся трели,

под них-то мы вряд ли уснём.

А дальше - поста изнуренье,

и Пасха придёт невзначай...

Мы с лесом лишь бледные тени

с Господнего неба-плеча...

Знаки

(из алфавита и не только)

Анониму с признательностью за уроки мастерства

от знаков холодеет кожа,

когда попробуешь уснуть,

всю жизнь по главам подытожив,

приняв невинность за вину...

а простота определений

давным-давно известных слов

кружит в пространстве, будто гений -

как по воде прудов весло

взлетает ласточкой в подвздошье...

мне непонятен смысл борьбы,

когда хандра, покинув ножны,

спешит хозяина забыть,

забить бессвязными речами

всеторжествующей тоски...

где лёд и пламень за плечами,

а в голове жужжит москит

и вводит в царство тараканов,

живущих в головах людей...

но унывать покамест рано,

пока не высвечен злодей,

что посрывал метели снега

с раскосых флагов навсегда...

я помню, альфа и омега -

по ходу, счастье и беда...

от знаков кожа холодеет,

когда душой владеет сон,

живёт в нём спорная идея:

мол, в мастерстве зарыт масон!

Невесты

Наяд обнажённых припомнишь причуды

и сразу захочется радостно жить

и крикнуть решительно: - Доброе утро!

Какого ты чёрта в постели лежишь?

Какого рожна не шевелишь и рогом,

чтоб завтрак мужчине тотчас принести?!

Ты что-то, богиня, сегодня жестока,

коль так откровенно плюёшь на престиж!

Возьму я другую русалочку в жёны,

коль выбор имеется, что же не взять...

да ты не смотри на меня удивлённо -

любая ундина творит чудеса,

поэтому нет у меня сожалений -

легко покидаю и просто схожусь...

В моих провокациях нет преступлений,

а злые соседи подавятся пусть!

Живут без натуги подводные девы,

танцуют красиво под сводом небес...

Закину в пучину старательно невод -

сегодня поймаю с десяток невест!

Лукоморье в наши дни

Бликуют липкие зарницы

перед рассветом нищих душ,

к истцу примазана истица -

ей так же сладок жирный куш

почти смятенного паденья -

как низок этот пьедестал...

Здесь подшофе гуляют тени

тунгусов, принявших фестал...

Здесь Лукоморье за аллеей,

волшебный дуб и иже с ним...

Учёный кот с утра болеет,

из сказок за разврат гоним -

такой прекрасный повод выпить,

на дрожжи старые разлив...

И дуб уже не дуб, а липа,

а самогон - аперитив:

для добра молодца подмога,

для красной девицы - что SPA...

Глотнув живительного сока,

ушёл Салтан в полураспад...

Рогдай сыграет нынче в ящик,

похожий так на банкомат...

- Вы приходите к нам почаще! -

из Закулисья говорят.

Для прокурорских - песни века,

для лукоморских: царь Гвидон

с царицей от папаши бегал...

Буян - не остров, чудо-сон.

Там белка, скромная трудяга,

жуёт просроченный орех,

А за скорлупки - чисто драка

на радость местной детворе...

И лодьи пристают местами,

и звёзды падают на ют...

...русалки, сдобные устами,

по водам сказочным снуют.

У Черномора кризис жанра:

царевна - Лебедь, царь - гусак.

А пены пыльная сметана

оближет наши паруса,

когда заложим крен под румпель,

сваливши яхту в дифферент.

Хоть мяса много в этом супе,

запомни вот какой момент -

поразбрелись по лесу гости,

топча невиданных зверей,

и леший нынче на погосте,

и не хватает егерей...

создатель иллюзорности дождей

я громом разгонял тревогу дней,

а грогом чистил горло от "осанны"

и твёрдо помнил - истина в вине,

а в правде - земляничные поляны,

в которых заблуждаться не с руки;

ходить не в ногу - главная задача.

стоит в лесу ветхозаветный скит,

и в том скиту отшельник тихо плачет.

ему нельзя отсюда в мир уйти,

ему тот мир ни капельки не нужен

а на огне котёл водой блестит

над глинозёмом серо-бурых кружев,

которые я тоже разогнал

по всей земле - по городам и весям...

зелёного пристанище сукна

дождями струн построчно занавесил

Попытка написать лунный сонет

Луна спала, дорожки спрятав лап

холодные... застенчиво за спину.

А ночь мятежно вдаль меня звала -

в какую-то прохладную долину,

где я дышу, наядам яд цедя

несообразно дивных комплиментов...

А с неба звёзды пристально глядят

глазами рассекреченных агентов.

Луна уснула на моём окне,

дорожки лап под головой сложила.

А я всё сочинить хотел сонет...

...уменья не хватило!

Судьба-погремушка

Судьба молчит, не подаёт сигналов,

и я давно не знаю, как же быть...

...ей сотни лет, она давно устала

лупить поэтов в налитые лбы.

Лежит пустая, будто погремушка,

из недр которой высыпан горох...

наперсница, сутяжница, кукушка,

ей небо ветром выстригает срок

из годовых колец приобретений

на капе от берёзовых стволов...

Остановись, фальшивое мгновенье,

останови усталое стило...

Но нет покоя, нету и не будет -

писал, пиши, пока дрожит вожжа...

Даст Бог, тебя когда-то вспомнят люди

и памятью чугунной размозжат...

Угли от глаголов

навеяно стихотворением Ольги Фост "Глаголы"

гла гол, гла - снасть;

гад бос, глас - в ость,

глаз в лог, вол в тор...

аз - маг!

сед, но горд!

горб в горсть

не нам, не Настье...

флаг лага злит, небось,

моля у тремоло вол тор, ну...

в миазмах

серных...

а хотел - Луну!

ну?.. и ну...

Наину наивную

вином поили...

по илу вилами

Иисуса Навина...

Ханаан бы с ним бы

и с его нимбом,

да - угли

тухли,

чадила рухлядь

вдоль по Транссибу...

и на том - спасибо!

Запись в долговой книге

Поэт не должен - ему должны!

Владимир Бродский

Поэту должны повсеместно

солдаты и проститутки,

и девы, на диво прелестны,

индюк, петухи да утки;

нефтяники и олигархи

с поэтом не рассчитались

за слов фильдеперсовый бархат

за рифмы прочнее стали!

Правительство и журналисты

изрядно должны все поэту,

братки, слесаря и юристы,

партийные апологеты.

Жена и любовниц стайка -

поэтовы дебиторы,

Киркоров с бывшею Зайкой,

Эйнштейны и Нильсы Боры.

Поэту здесь должен каждый,

поскольку тот маг в квадрате.

Внимание честных граждан -

ему тоже очень кстати!

Поэту должны, конечно,

но кто же заплатит, братцы?

Вопрос, словно космос, вечен,

живучий, как папарацци.

А мы всё идём куда-то,

разумное в землю сеем,

покинувши инкубатор,

бесхозные Одиссеи.

нет хороших поэтов!

по мотивам стихотворения Любови Бурель

"Плохие поэты"

нет, хороших поэтов

не найти днём с огнём...

ураганное лето

эрогенным зовём...

плодовитость не слишком,

экстерьер ни в дугу...

поэтессу мальчишки

зажимали в стогу!

только нету в том толку,

слышно вздохи и... всё...

к телу липнет футболка,

но она не спасёт

от пустого бахвальства -

пацанам не дано

в ритме венского вальса

слышать музыку нот...

а вот был бы поэтом

среди них хоть один...

грудь зажал мне корсетом...

неумелый блондин!

нет хороших поэтов,

есть плохие стихи,

в них ни ритма, ни света...

да мальчишка-рахит!

Евгений Онегин, синопсис романа

Татьяна жизнью деревенской

вполне довольная была:

не делала движений резких

турнюрам предпочтя халат.

Сама себя порой любила,

сама с собою... неглиже.

А Женьку кликала дебилом -

яйцом варёным Фаберже...

Владимир Ленский плакал горько,

когда пошёл под пистолет

на сельской полупьяной зорьке,

купив в Большой театр билет.

Металась Ольга, в створ прицела

змеёй влезая иногда.

Онегин покрывался мелом,

не нанося себе вреда...

Светился месяц ясным хреном,

как опереточный жуир...

Венера вылезла из пены,

зенит сменивши на надир...

Погиб Владимир. Спору нету,

пал не любовник, но пиит

в одеждах стиля England retro,

как сноб, набоб и сибарит.

Татьяна с Женькою рассталась

и наконец-то под венец

пошла; пошла за генерала

и здесь бы сказочке конец,

да приключилась вскоре встреча:

Онегин Таню увидал...

Мол, то да сё... мол, время лечит,

мол, не забыл я тот скандал...

Так говорил герой-повеса,

нахальный денди, дяделюб.

Но, закругляя нашу пьесу,

Онегин стал внезапно груб -

любви потребовал запретной,

и... по мордасам получил!

Просил прощенья после... тщетно.

Без всяких видимых причин

вдруг заскучал, гонимый сплином,

уехал в Ниццу, где лазурь,

гуляка, сердцеед, мужчина...

И там, мятежный, ищет бурь!

Пересказ романа "Евгений Онегин" своими словами на ночь глядя

Отказано в сказке ребёнку сегодня...

- Онегину Ольгу советует сводня

и хочет Евгению сунуть Татьяну,

к которой Онегин - как кот на сметану -

стремится подспудно стремительным юзом.

Владимир - терпила, ботаник и лузер -

на Ольгу запал, потеряв разуменье:

её не ревнует он только лишь к тени.

Грозой пахнет в воздухе, также дуэлью -

кровавой, смертельной, как все вы хотели.

А дальше - разлука, и сплин, и досада,

прогулки аллеями Летнего сада;

потом появилось письмо от Татьяны,

которое вскрыло зажившие раны.

Роман не дописан, конец провисает,

но даже и он новизной потрясает:

и дядя, от правил немного унылый,

любовь запоздалая с привкусом "мыла",

дуэль меж друзьями, убитая горем -

ещё не вдова - лапидарная Оля...

Ну, спи, мой хороший, уж близится Германн,

а полночи нет. Да ты что такой нервный?

Владимира жалко? Так то поправимо -

поэты живут между нами незримо;

и этот живёт, даже не сомневайся:

его излечили, как мёртвого зайца,

что был на прогулке в охоты угодьях,

где леший с русалкой, нетрезвые, бродят.

Закрой-ка немедленно сонные глазки,

а я расскажу тебе новые сказки

о том, как Раскольников кокнул старушку

ну, спи мой хороший... А где ж моя кружка?

Франсуаза

Франсуазе Саган

Тугие струны весело поют,

звеня мотивом призрачно-нездешним.

Я у Планиды замер на краю,

как парус в штиль, обвиснув безнадежно...

Для струн - вокал, предписанный молвой,

а для меня - унылая досада.

Ах, был бы жив сейчас аббат Прево,

он бы меня тотчас же пропечатал:

развёл б чернил, туды его в качель,

и накрапал на гербовой бумаге,

как эта дрянь, похожая на Белль,

плела интриги, ела козинаки...

Ну, а потом... наставила рога,

найдя врага в моём неджентльменстве...

Ах, Франсуаза... ты моя Саган -

скандал по жизни в маске совершенства!

я - блог Блока

по мотивам стихотворения Владимира Бродского "До ста б..."

я - блог Блока,

я - Der Склока,

я - сок кокона,

смог-сокола,

с окон сон конки кессонный...

я - соль тока,

я - вой рока,

одинок и... я -

смоль ока - на! -

тень паденья поклонная...

РУХ лядь - лёд Ъть!

под лёд подло рухнуть -

хну взять хоть бы,

при ходьбе чтобы

ухнуть нельзя

было

с жару с пылу...

непруха?

эко дело мило -

хлебни-ка текилы!

я - суть духа,

я - мысль в ухо,

горю, не тухну

огнём кухонь

в полторы версты да с гаком...

я - пыль пуха,

я - сель-сука,

всегда "под мухой"

возьми, ну-ка -

не беседа, банальней - драка...

Побег в стиле бельканто

по мотивам стихотворения Ариэлы "Былая музыка"

от музыки устал себя таить...

ну, что ж, пора - уже пошёл на сцену;

здесь микрофон распятием стоит,

а я его втыкаю вдохновенно

в разверстую аорту и пою,

срываясь на фальцет в последней ноте;

на сцене я сражаюсь, как в бою,

а голос мой один из многих сотен,

которым не владеть - превыше сил,

или владеть частично-неумело...

вдруг осветитель дрогнул (я ж просил!),

меня накрыв густым софитом белым...

и по спине течёт не кипяток,

а пот земли враждебного разлива;

моей свободы наливной глоток -

неявная, но всё же перспектива:

я убегу со сцены крепостной,

все разодрав невидимые путы,

я убегу от гнёта низких нот

в туманами седеющее утро...

итак, ушёл; молчание ценой -

один стою в раздумьях на распутье,

совсем свободен... есть одно лишь "но":

мне тесен мир, в котором лилипуты

и день, и ночь считают барыши

финансового ложного успеха...

выходит, я, безумный, поспешил,

когда со сцены в этот мир отъехал!

Охота на АБЫ

- Абы что бы не лови, -

говорили люди мне. -

Лишь бы почки не отбили.

Почки пухнут по весне.

Почки - это не синички

и не, даже, голубки...

В иней выкрошены спички,

и охота без молитв

не выходит утром что-то.

АБЫ - очень страшный зверь,

На него аж с той субботы

я update открыл теперь.

Не поймать мне сетью зверя,

из ружья не подстрелить.

Ну-ка, сонные тетери,

хватит в твиттеры палить.

Отправляемся со мною.

АБЫ - зверь не абы как.

То как няня он завоет,

то чеканит, как Гознак,

свою звонкую монету

по проталинам весны.

То свою приметит ветку:

если что, так сразу - шмыг,

и тихонько притаится,

абы кто бы не узрел.

АБЫ мне вчера приснился -

замечательнейший зверь!

Призрак ночи

Отпивая воды глоток

из распахнутых уст криницы,

я люблю эту жизнь за то,

что с листа... и без репетиций.

Я люблю её, как могу,

как научен и - как умею.

В небе быстрой строкой бегут

криптограммы воздушных змеев.

По полям чуть парит туман

ненавязчивым мёдом кочек,

как густой аромат "Climat" -

призрак прошлой бессонной ночи.

Колдовская ночь полнолуния

Пахнут ночи духами страсти,

пахнут страсти духами ночи;

я сегодня у ней во власти,

как цепочка из многоточий.

Я сегодня в плену и неге

у Цирцеи гощу небритый.

Здесь морями сплетают реки

в нечто вечное... нереиды.

Здесь прекрасны сады и нивы,

и рабы искупают в лести...

Неизменная перспектива -

оставаться с остатком чести.

Только дом впереди маячит,

Телемах возмужал... наверно.

Пусть преследуют неудачи,

Посейдон отозвался скверно

о моих перспективах в море...

...ну, да флаг ему, впрочем, в руки -

пусть готовит печаль и горе,

обрекая меня на муки!

Ухожу, загостился слишком;

пахнут ночи духами страсти,

да тревожит одна мыслишка -

не прощу себе этот кастинг!

Пахнут страсти духами ночи,

и Цирцея, что слаще нету,

подарила сынов, не дочек,

только мне - всё брести по свету.

Вдох на вение...

Вот и свежий эфир вдохновения

просыпается к нам в закрома.

Только я весь дрожу, тем не менее,

изучая свой новый роман.

Он написан по озеру вилами

да и на заберегах веслом.

Так меня резонёрством, увы, томит -

тянет книзу как будто бы лом.

Ночь-полночь отзывается посвистом

радикально невидимых птиц.

Напишу-ка я, милая, пост о том,

что не встретится мне на пути -

свеж и весел рябиновым проблеском

через сети рыбацких затей

Царь Небесный - взглянуть бы одним глазком! -

да тенеты попались не те.

Не увидеть-услышать, не каяться,

не впадать в откровенный экстаз.

А клеврет, словно змей, расстарается -

саламандрою пустится в пляс

по каминным заулкам, по пламени,

по эфиру нездешних страстей.

Вдохновение было... и снова нет

да и вечно висеть на кресте...

Литер

по мотивам "ночного" истинного поэта по рождению

в нокдаун угодив, хлебнувши грогги,

распластанный вдоль трассы возлежал,

как строки полупьяные во блоге,

как между ног попавшая вожжа

или же струп под кожей подвенечный -

наивный брат наколотых тату...

и фонари на глаз ложились млечно,

овеществляя вечную мечту -

ночного створа призрачной аптеки,

где раздают задаром чудеса...

вздымается отныне и вовеки

за тем пригорком Гефсиманский сад,

где каждый фрукт - сплошное наслажденье,

а овощ всяк опять не ко двору...

стремаются вдоль трассы люди-тени

и ночью денно во весь дух орут...

окончен бой, увенчан победитель,

а побеждённый унесён в кусты;

вселенной в этот раз вручили литер

на право жечь и подрывать мосты!

Писатель помирал на фоне Ниццы

Каприз души притален очень низко;

и брат по цеху, вроде бы, не брат.

Писатель помирал на фоне Ниццы -

не счесть "в пещерах" этого добра.

На набережной парочки струятся,

и фимиам - как будто бы престиж.

А за оградой тучный папарацци,

снимает... ну, никак не запретишь!

Прискорбно - погибая на ривьере,

писатель пил и слово людям нёс...

Пусть не Толстой, но и, по крайней мере,

словесный... не совсем ещё понос...

Стилистика почти себе ... как "здрасьте",

и нет расхожих штампов... слово - честь!

Он беллетрист и эссеист отчасти,

да и верлибр в его "пещерах" есть...

Всё ест да пьёт, не жалуя желудок,

и в печень бьёт "мартеля" кулаком...

И умирать, так говорит рассудок,

рассчитывает очень широко:

гостей созвал на фоне летней Ниццы

гуляли, пели ровно сорок дней,

потом пришла пора опохмелиться,

и каждый понял - истина в вине,

а не в какой-то там литературе,

на фоне Ниццы он как заводной -

писатель пьян, семипудовый дурень...

А-ну, ещё, ребятки, по одной!

Поклонники и недруги поднимут

значительный и очень важный тост,

потом почти покойного обнимут,

нетрезвого и мокрого от слёз...

А Ницца на обоях полиняет,

исчезнут пары в призрачном дыму...

Весь этот балаган напоминает

от папарацци ношенный хомут.

Ну, как же вы не вовремя приспели -

разоблачать без пристава обман!

На фоне пиццы умирал похмельем

один небезызвестный графоман!

Конь в сиреневом пальто

Вползает мерзко тихой сапой,

скрипеньем выпавшей листвы

да по душе шершавит лапу

травы, измученной на вид,

тугая грусть осенних ливней.

Раскрыта карта бытия,

на ней рисую непрерывно

пастелью профили наяд,

которых видел прошлым летом,

вступая в гендерную связь.

Сквозняк устал читать газету,

переключив себя на нас.

А мы лежим, пустые оба -

осталось лето за бортом,

и где-то в нём - "любовь до гроба"

и конь в сиреневом пальто.

Рыцарь рифмы

На пепелищах шелушится сажа,

я напомажен, словно бы стилист...

Невероятен, сумрачен, отважен

и приставуч, как влажный банный лист.

Горела искра Божия в киоте

и озаряла чей-то тёмный лик.

И я, сверкая стрекозой в полёте,

проткнул крылом подвздошину земли.

А сам полёт натужного гламура

вам не оставит никаких надежд:

я приставуч, как опера из МУРа,

и не уймусь, хоть режь меня, хоть ешь!

Заставлю вас забыть или забыться,

пройму своей мистической иглой.

Я - не поэт, а только рифмы рыцарь,

не добрый, но и всё-таки не злой.

Моих садов цветущих в небо росчерк

направит вас по бабам - c'est la vie.

И полетят по гривам да по рощам

ритмические отзвуки любви.

Джин-тоник

Филатовой Свет Андреевне с нежным восхищением

пахнет ветер морем дальним,

за рукав меня хватает...

руки - это вам не ветки:

обломал - не отрастут же!..

впрочем, если встать за камнем...

дым здесь нежен, как ягнёнок,

под руном не видно кожи,

кожи розовых младенцев,

что порой мне ночью снятся,

как загубленные прежде

государем-самодержцем...

...ну, а ветер дело делал -

загорал кормой на солнце,

извиваясь угрем в сети,

словно пойманный параграф...

можжевельник кипарисом -

только маленьким - склонился,

шишки скинувши под корень...

море - содовая пена,

ветер - джина воплощенье...

вот теперь мы - англичане,

хоть на миг, но так похожи -

даже "Таймс" о нас писала...

...как о русских отморозках...

Гуляка март в гостях у поэта

Пот снега сивый бередил восток

и, негатив отправив на задворки,

вздымал забор, и плакал оттого,

что заедало в объективе шторку;

с восторгом тёр загривки дольних туч,

теряясь в густо сеяном тумане,

взимая влаги трепетность как мзду,

влезая гостем званым этой ранью

в непродуктивный образ дурака -

гуляки, безобидного повесы...

В терцете виснет длинная строка,

набравшись недозволенного веса,

приняв в себе неслыханный сарказм,

иронией неизданной взращённый...

Тупило время изощрённость ляс,

ломала эра неподъёмный гонор...

Октав моих невыбранных излом

стоит скалой, терпимости не просит,

а мой Пегас, как прежде, под седлом,

и нива, слава Богу, плодоносит...

Поэзия обиды

Нет, на молчанье вовсе не согласен.

Гирлянды слов развешу - как бельё,

моя строфа досуг унылый скрасит,

а голос, что мне ангелом поёт,

привечу я в раздумьях ожиданья

как хлеб насущный страждущей души...

На перекрёстках зреют оригами,

слоги изломов молнией прошив.

За пазуху холодным тянет ветер,

а храм из прозы - это тихий скит...

Я б не попал в твои тугие сети,

поэзия блуждающей тоски,

когда б не ждал порою вдохновенья

от Муз, что прозе слово воздают,

служить легко, коль тяжело в ученье

тебя по рифмам с наслажденьем бьют;

когда ты в прозе увязаешь нервно,

когда от ординарности мутит...

Часы стучат по времени инферно

эротикою прожитых обид.

В ожидании жеста

От мозолей сплошное расстройство,

от регалий - широкая грудь.

В бой, моё непутёвое войско,

в разнедетскую эту игру!

Гималаи с Тибетом взывают,

на окраинах скользкой межи

что-то, видимо, главное знают -

то, что нас провоцирует жить...

Шаолинится скользкая пудра

ледяного уступа в горах...

Просыпается бодрое утро,

известив, неминуемый крах

приближается... время с устатку

тормозит на крутом вираже.

Свыше меры в засохшем остатке

значит ярко проявленный жест!

Шелуха

Я отвлекаюсь на пустой изюм

словесно-отработанного шлака:

шаман вверху, а плоть его внизу -

в той густоте невиданного мрака,

в котором жутко тянет утонуть,

а отдохнуть душою невозможно...

Я в сотый раз возьму твою вину

и унесу её в чертог подкожный,

как носят, к телу кутая, табак

по контрабандным еле видным тропам.

Моя судьба костяшечки абак

наносит звонкой ленточкой по нёбу -

считая суммы клеточных страстей,

как будто птиц на жёрдочках насеста...

Дрожит во мне неистовый истец

когда-то не доигранного детства.

Я извиняюсь сотню раз на дню

за перманентно стыдное бессилье;

саднит в груди синдромом инженю,

и пролетает мимо время-киллер!

Сизиф

Досуг в мечтах своих лелеял,

но камень всё волок наверх.

И с каждым разом злее, злее

гонял в душе пустой химер!

И с каждым шагом крыл всё громче

своих кураторов-богов.

Сизиф взопревший тщетно ропщет

и одевает в грязь веков

чужие мысли, встречи, письма,

и горних ангелов игру...

Герой богами дружно выслан

в артель "Сизиф, напрасный труд".

А выслан, вроде, не напрасно -

с Эгиной будто б согрешил;

в Аиде спесь его угасла

на дне пустеющей души.

Бархатный хомут

на стихотворение Лилии Тухватуллиной "Немой снегопад"

Верлибр остыл

во льдах пустых дорог,

его не отлучить от злой личины.

Стоят мосты,

как ноты в болеро,

преследуемы полутьмой лучины.

Мычит в бреду

пространный снегопад,

почти Герасим местного разлива...

А я бреду,

в бреду читая чат...

... и ржу, как конь, по Пушкину ретивый...

А по краям срезает бахрому

с печали строк не ветхого Завета...

Не жмёт на шее бархатный хомут,

но слёзы жгут срываясь против ветра...

в Сети скрываюсь как в подлодке

в Сети скрываюсь, как в подлодке,

и уношу печаль на дно;

из сожалений день мой соткан,

в которых старое вино

не набирается букета,

а киснет, словно бы квашня...

растут, как снежный ком, наветы

и на меня уже пенять

стремятся борзые артисты

непотопляемости душ,

изгои, бляди, аферисты

и те, кто пишет ерунду-с -

мол, зазвездился, сизокрылый

да раньше времени запел...

чего, козёл, воротишь рыло?

ты нам сыграешь на трубе?

нет, не сыграю, вы не ждите -

на дно ушёл и там лежу...

а Гавриил - большой любитель!

передаю ему вожжу...

архангел смел и благороден,

он вам, друзья, не даст пропасть...

а на трубе, согласно моде,

враз попадёт в любую масть,

тотчас куда-нибудь направит,

вы не спешите, вас пошлют...

в своём крутом небесном праве,

придав движение рулю,

архангел чуть приметно весел,

расправит крылья до небес...

а под водою нет агрессий,

но там иной таится бес -

гордыню скроет литератор,

издав притворный тяжкий стон,

и отпоёт неоднократно

невинность жертвенных мадонн!

Из какого сора?

Понять... пенять... пинать... побить... убить...

- известная цепочка откровений.

Поэты православные - рабы,

поэты из агностиков - как тени...

Поэты-исламисты - что халва,

а лютеране - будто кружка пива,

ашуг кавказский тонок, как лаваш,

а синтоист - теченье Куросио!

Поэтов невозможно полюбить,

они упрямы, как гранит на стеле...

Их не принять... а лучше бы - забыть,

поэты - грешный дух в немытом теле...

Классики не по сезону

Лилии Тухватуллиной, на её "Осень не по погоде"

Сёстры? В Москву едут...

Треплев - ужом в душу.

Осень, красней меди,

вниз янтарём кружит.

Прикуп сдаётся странным

снежным дождём в воду...

Призрачные поляны,

мёдами льют соты...

Сёстры в Москве бродят,

Чехов хрустит сушкой...

Вроде бы - дань моде,

только пуста кружка...

Няня поёт, не плачет,

дядя без правил честен...

Осенью от Версаче

мир православный тесен.

Сёстры? Их три, кстати...

Нина взлетает чайкой.

Пьёт по утрам Сатин

горькую без утайки.

Табун неистовых страстей

Светлане Герш с теплом и обожанием

Не пострадав за светлое искусство,

не смей себя поэтом называть!

Поэтов нынче, стало быть, не густо,

а графоманов, понимаешь, рать!

Сидят себе - и сыты и довольны,

в "Макдональдсах", шашлычных и кафе...

Когда поэтам нереально больно,

они идут, нетрезвые, в буфет

и там стекают по стеклу стаканов,

таланты пропивая день за днём...

Поэт, конечно, тоже в меру пьяный,

но и искусство непременно в нём

живёт в неувядаемом растворе

таланта, водки и больших страстей...

Я жизнь поэтов часто мониторил

и нёс её сорокой на хвосте

читателям небрежно полусонным...

Читатель нынче - часто сибарит;

поэтам не везёт определённо -

они не попадают в темпоритм

простого обывательского счастья,

им - что ни скажешь - нужно поперёк

ответить, эпатируя от страсти

и призывая инфернальный рок

ворваться в жизнь, ломая столп устоев,

насилуя и волю, и судьбу...

Любить поэта - действие пустое:

как в одиночку укротить табун!

Сонный поэт

В полушалке, лохматых онучах,

просекая надежды момент,

я бреду - неумеренно тучный,

безобразнейший интеллигент...

Мне навстречу - красавиц колонны,

обнажённость ласкает искус...

Ничего, что я, барышни, сонный!

вот проснусь - сразу вами займусь!

Бухта

прилёг в кустах, а там рояля нет...

и насвистел мелодию брутально,

подсел ко мне трезвеющий сосед:

он - баритон с похмелья уникальный;

и подчирикал эту песню дрозд -

дрозды такие милые повесы, -

и понял я, что звуки - тот же мост

от наших душ к обедне в виде мессы;

и заструил дымами грозный флот

по океану наших приключений,

в котором я уже который год

скрываюсь в бухте беспробудной лени...

АС САша...

Словно платьев слышен шорох -

рядом славные Ижоры...

Девки вспыхнут, будто порох

бастионных баталёров...

Разневиданны просторы -

На черта нам нужен город,

Если здесь как раз-то впору

Завязать шальную ссору?

_______________________

Подерёшься, будешь весел

Над весёлым камельком.

Растекутся нежно песни

Эх, далёко-далеко...

Прекрасный сон

Дружил с беспечной Музой в хлад и в зной,

делил еду, жильё и благочестье...

Ей нелегко, наверное, со мной,

но мы взлетаем, если только вместе!

Поврозь же пропадаем и молчим,

усталые, невзрачные, пустые,

как леди Макбет в испитой ночи

нукерами коварными Батыя.

Нас рисовал однажды сам Шагал,

отправив в путешествие над миром -

чем созидать и строить помогал

прекрасный сон в мерцании эфира.

Затяжной роман с Музой

А в музыке звучит канкан иллюзий

Не музыка, горячий шоколад!

Я переспал... чтоб стать по нраву Музе,

Накинув на метафоры халат.

Чуть-чуть прикрыл промежности аллюзий,

Гипербол обнажив тугую плоть.

Я не один готов отдаться Музе

И ей отдать душевное тепло.

Но мне она ответила неясно,

Мол, приходите как-нибудь потом.

Такое отношение опасно,

Но не послала, хорошо и то...

Побуду-ка пока что как фрилансер -

Без управленья, смысла и ветрил,

На душу натянув унылый панцирь -

Воображенья прободной гастрит.

Я подожду, она ко мне вернётся,

Проказливая Муза нежных строк.

И на вершине радужных эмоций

Пойму, конечно: лучше серебро

Словесных форм, разлапистых метафор,

Чем золото - молчания бурьян;

Что нету в мире лучше маний графа,

А моя Муза - знатный графоман!

*смерть муравья*

не хотел понимать... вот теперь и волнуйся,

продюсируя этот печальный итог -

подуставший сигнал овдовевшего пульса

заскорузлой душой на прекрасный восток!

не желаешь прощать... вот теперь и прощайся...

уходи... исчезай... как пыльца на ветру...

не стремился попасть на божественный кастинг,

так теперь ты бездушный хитиновый труп!

О Р А Д И О

(форма телится содержанием)

ради радия

рядился в эпоху радио.

ради о

ла?

ла!

ла-ла...

эстраду рассудит

правда,

ансамбля джаз-банда от прадеда -

"Ялла"?

в засаде

ради радио

подкрадывался

к народу сзади,

чтобы не бряцать

баритональным квасом,

электорально-рвотными массами

с мясом...

кстати,

Ватсон,

с выделением токсично-таксистских газов

на ГАЗе,

руки тревожа пассами,

акациями провокаций -

лекарства

оваций

ради радия

родил

гада я -

сокровище нации -

сукровицу жалких реляций,

в робкую радость

одетую...

падая

в сад

этим летом,

будто Одетта

убила Одиллию,

в схватке офсетовой...

но не сильно -

наверное, как учили...

поэтому!

не агрессивно

били...

ради О!

Я твою отрываю крышу

обожали стяжать скрижали,

вожделевщие болоньезе,

задрожали, потом сбежали

антитезою вены взрезав;

антибукером - кровь из носу -

рассекретим слова-удавки

и пойдём с тобой - голы-босы -

по стопам Чехонте и Кафки,

и помчимся, как дым, в Толедо,

Торквемадою мир утешив...

я сегодня такой конкретный,

как бездомный в столице леший,

как в падучую вбитый шкворень

или сбитый с катушек всадник,

или пьяный от дури дворник,

как лохматый на зеке ватник...

или певчий отчасти ворон,

зажигающий папироску

в отражении монитора,

пусть тот даже и будет плоским...

я сегодня уныл, унижен,

не желающий петь осанну

я твою отрываю крышу -

пусть она отъезжает в Канны!

*зимний двор... анфас*

(забавная аллегория)

...а у нас во дворе... жил один дворник...

ПОСВЯЩАЕТСЯ АНДРЕЮ ПЛАТОНОВУ

вот летим мы

и хлёстко

и бешено

в ужасе тьмы

сквозь тучи извёстки

сквозь облак асбеста

взвешенного

как сахара пудра...

по этажам

затяжного ремонта

трудно дышать

в сонной аорте

шалит анаша

прижимает бедром к борту...

весами событий

багровое утро

растёкшимся тестом

сияет на солнце

настом нескошенным

лопатою дворника

подъезда соседнего

жителя...

держите -

такое простое событие...

там у него забавы для

вашего сведения

живёт один друг

и враг один - тля

паразитирующая

на наследии гения

употребившего за завтраком яд

соблазнительных дамских коленей

наяды

в белья ослепительной пене...

сил несравненно неравных бой

и вызов простреленной "скорой"

плач и метания... ставшей вдовой...

торро!

какое там... торро?

с бледным лицом как сметана в снегу

прячет она свою душу

дворника песни под камень текут

чтоб мирозданье разрушить...

холодно... зло...

ненавистен им плод

где воровство... а где я...

голого в голову...

травят весь год

травят и не ПРОСТЯТ!

Куплю коня

Я всем на свете этом задолжал,

да и на том мне предъявляют счёт.

Под хвост попала чёртова вожжа,

и вот кобыла под откос несёт.

Её ничем сейчас не удержать,

и не помогут - где там! - шенкеля.

А вместо мыслей - сгустки куража

не в голове, в предсердии шалят!

Летит кобыла, комья-чернозём

из-под копыт - да на киот небес.

Мой ангел, он нимало обозлён,

крылами чертит православный крест,

а я опять ему не помогу:

за дерево хватаюсь - вот он я!

Кобыла в пропасть мчится, на бегу...

Нет, в этот раз куплю себе коня!

Самосуд

Синкопирую

медленно...

снасти надрывно рвутся...

где уж нам, сирым,

до берега,

где бы после переобуться;

и уйти бы - да в наледи -

будто б в защитном панцире...

Не привыкли мы на людях

эпатировать имперскими танцами.

Нам бы к эпосу

подвига

хоть на шаг бы приблизиться,

здесь, увы, самосуд -

вот ведь как! -

твою-то моторизованную дивизию!

Блок яблок

Я Блоком яблок колбу наполнял,

прилежно изучая Хираоку.

Коэльо пробуждался ото сна ль,

как в Рио-Гранде Герцен одинокай,

или же Беккет, мучимый тоской,

к Ирландии стремящийся с прононсом,

твердил французский, будто Вальтер?.. Скот

сбежал из хлева: зажигалкой Ronson

он был зажжён под вечностью огня,

который подвенечным грешен "горько!"...

Готов я был от нежности линять

на безупречной - на июльской - зорьке...

Да только август, гуннами пришед,

сорвал жары суконное одеяло.

Я Блоком колбу наполнял в душе,

что по себе само - уже немало!

Фото на память

На листе многослойном танцпола

закружим мы с тобой вальс-бостон...

Я красив и отчаянно молод,

и сорочка - глазам моим в тон.

Ты же - просто принцесса из сказки:

сексапильна, пикантна, нежна,

на лице карнавальная маска...

Ты немного от брюта пьяна,

ну, а я нерешительно робок

и сконфужен неловкостью рук.

Мы такие счастливые оба -

словно дети на царском пиру.

Фотография высохла, будто

под воздействием времени след.

Ты ж прекрасна и ночью, и утром

в череде фантастических лет.

к цели

Я раскаянье в камне искал,

покоряясь седому граниту...

Я бродил как варяг среди скал

как любви нерасплавленной слиток...

Мне гремели заливы волной,

мне и чайки безумные пели...

Я ходил неприкаянный... но

шёл к своей обозначенной цели!

Песок забвенья

Не плачь, поэт, тебе ж не до игры,

не до шаров в пустеющие лузы.

Плетётся дождь, рыдающий навзрыд

и простотой обманчивого груза

морочит нас, читателей судьбы

раскрытой книги, пусть и голубиной.

И мы хотим постыдное забыть

и утопить в космических глубинах.

Но зло всплывает, будто поплавок.

Из прошлых лет услужливая заметь

качает нам седою головой,

как протодиакон в православном храме.

А мы стоим, свободу расплескав

да выменяв на сладкие посулы.

Струим меж пальцев забытьё песка

и ждём-пождём, чтоб нового надуло.

Комментарии: 17, последний от 04/02/2019. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 10/02/2018, изменен: 10/02/2018. 127k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия
Аннотация: ...и продолжает жить...

Чваков Димыч : другие произведения.

Поэт живёт...