"Жизнь моя, а может, ты приснилась мне?" - подумала мадам Цаца и стала тереть кулаками глаза.
Убрала кулаки, взглянула - и распахнула рот в ужасном немом крике. Было сумрачно. В облаках серой пыли, закрывающих небо, плыл кроваво-красный солнечный диск и темнели силуэты летящих динозавров. В душном воздухе мрачно звучал монотонный, загробный вой.
Тускло поблескивая металлом чешуйчатых бронежилетов, брели колоннами сухопутные динозавры. Огромные как брёвна хвосты волочились за ними. Земля гудела, стонала и содрогалась. Повсюду раздавался тяжёлый топот тысяч и тысяч ног. Кованые когти скрежетали, царапая каменную землю. Слышалось чавканье, переговоры, хохотки, маты, сопение, булькающий кашель, и шлёпались харчки. Грохотала где-то далеко позади чудовищная техника. Во главе каждой колонны находился тираннозавр. В стороне, ярко мелькая разноцветными огнями, стояла высокая сцена, на ней играли модные музыканты и заливался хор сладкоголосых соловьёв.
Вдруг пронеслась весть, что радары обнаружили впереди вооружённых ядерными мечами и копьями русских богатырей во главе Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алёши Поповича, которые двигались навстречу.
Лязгнули челюстями соловьи, взвизгнула и заглохла музыка.
Резко затормозив, колонны повернули назад и остервенело зачавкали жвачками и с удвоенной яростью шлёпнулись наземь харчки. Тираннозавры, принюхиваясь, морщась и озверело чихая, как от набившейся в нос злой махры, запрокинули головы и в бешенстве ревели:
-Здесь русский дух, ап-пчих. А-а.. здесь... пчих, здесь Русью пахнет! Когда-нибудь потом... пчих-пчих, сожрём мы всё равно богатырей!
Жадно взглянув на мадам Цацу, два тираннозавра голосами Циникуса Лапчатого и Ужастика сказали:
-Ты куда исчезла, принцесса Устрица? Мы тебя потеряли, так волновались, сбились с ног искать! Гостинцы тебе несём!
Громыхая бронежилетами, шмыгая носами и кряхтя, они на кривых ногах неспешно направились к ней. Ковыряли в зубах спичками и с матами отрыгивали и выплёвывали непереваренные обувь, одежду, обглоданные кости.
Тираннозавр Ужастик чертыхнулся и из пасти его вылетел, звеня, кухонный набор для приготовления еды с поварским колпаком.
Тираннозав Циникус Лапчатый посмотрел скептически на кухонный набор.
-Сколько раз тебе говорить, не жадничай, не жри что попало. А то копыта откинешь. - Он, отрыгнув, выплюнул два человеческих черепа. - Я думал, пломбы у меня торчат и мешают, а это оказывается черепа с позапрошлого века застряли фактически в зубе.
-У тебя ещё ерунда, - сказал тираннозавр Ужастик. - Я тоже вчера думал, что у меня пломбы торчат, выковырял - оказались фактически застрявшие лет пятьсот назад скелеты двух африканцев.
Тираннозавр Циникус облизнул задумчиво клыки и спросил:
-Интересно, как ты узнал, что они африканцы?
-Скелеты чёрные были.
-Хм, хм... чёрные, говоришь. Логично. А у меня черепа были красные.
-Должно быть, парижскими коммунарами ты отобедал.
-Нет, не коммунарами, а самого Маркса с Энгельсом сожрал, - гордо ответил тираннозавр Циникус.
Тираннозавр Ужастик обалдело посмотрел на приятеля:
-Ты не мог сожрать Маркса с Энгельсом.
-Отчего?
-Как ты мог, подумай сам? А кто же тогда сочинил "Капитал"?
-Ну... я их сожрал после "Капитала".
-Эй, а куда же тогда девались их бороды?
-Я тебе открою страшную истину, только ты никому не трепись. А то может подняться большая шумиха в научных кругах, и тогда придётся историю переписывать заново. Ведь Маркс с Энгельсом были беднее приютского таракана. У них была одна борода на двоих, и носили её по очереди. Представляешь, за неимением перьев и сапожной щётки, они свои сочинения писали бородою и ею же чистили себе ботинки. Признаться, она оказалась невкусной, дрянь борода, воняла чернилами и ваксой. И сожрал я её без особого зверского аппетита.
-Лучше бы ты сожрал Жирика. Хоть он и без бороды, но надоел хуже горькой редьки всем прогрессивным либералам.
-Меня один знакомый политдиетолог предупреждал: будь осторожен с Жириком, не связывайся с ним. Или, говорит, изжога страшная с него замучает до самой смерти, или будешь страдать вечным поносом. Но Жирик для нас меньшее из всех зол. Президент со своею командой по шашлыкам, они запугали шашлыками весь мир! Но время придёт, и этот Один Человек со своею командой нам ответит не только за шашлыки и за Тавриду, а отчитается за все нюансы. И за сломанный зуб Чёрного Президента в сирийском вопросе.
-Если сам Чёрный Президент сломал зуб об этого Одного Человека, то мы и подавно останемся без зубов. Но мы должны действовать и победить! А иначе динозавры всей земли нам не простят.
-Согласен. Двух мнений тут быть не может. Так называемый русский мир, с их смехотворными взглядами на жизнь, должен быть искоренён и выброшен на всемирную свалку истории. - Отрыгнув ещё один череп и выплюнув его, тираннозавр Циникус Лапчатый продолжил: - Ты, знаешь, я люблю ездить в Африку. Они там на белых смотрят свысока. Они там себя считают выше нас, - расхохотался утробно он, сотрясаясь огромным белым пузом. - Думаешь, отчего? Если у нас интеллигенция вечно наступает на старые грабли, то у них вечно - на старые бивни слонов. Интеллигенция всюду разноцветная, но одним миром мазана. Она обвиняет власть, а не народ, ха-ха! Было время, нам нравилось наше пьяное быдло, нам они казались почти богами, и вот результат: превращение их в бабуинов. Хотя ради исторической объективности надо отметить, что и мы превратились не в мотыльков. Но это наша маленькая военная хитрость, и мы о ней никому не расскажем.
-Я думаю, надо разобраться со всеми подряд, - произнёс, облизываясь, тираннозавр Ужастик, - и с предательской интеллигенцией, и с народом, и с африканцами. И с китайцами тоже. А заодно и с европейцами, ха-ха-ха-ха!
У мадам Цаци в глазах потемнело, и она повалилась в обмороке.
Она почувствовала осторожные хлопки по щекам. В щелочки глаз увидела склонённые над ней человеческие физиономии Циникуса и Ужастика. Улыбаясь, они пропели:
-Всё будет хорошо, принцесса Устрица!
Вдруг они превратились в муху цеце. И, гнусаво жужжа, муха уселась ей на нос. Стеклянное синее небо в глазах потрескалось, раскололось на мелкие кусочки, и тьма опять поглотила её...
Мадам Цацу трясли за плечи и раздавался голос:
-Гражданочка! Что с вами, гражданочка?
Ничего не понимая, она открыла глаза и увидела склонённое на собою молодое широкоскулое лицо в бейсболке цвета хаки.
-Где я? Что со мною? - простонала мадам Цаца.
-Иду, а вы лежите на газоне, - сказал незнакомец, протягивая ей руку.
Он помог ей подняться и пошёл своей дорогой.
Мадам Цаца уныло смотрела ему вслед. Ей вспомнились динозавры, муха цеце - она передёрнулась плечами. Потом с облегчением подумала, что весь этот кошмар позади и дала себе зарок, больше никогда кулаками глаза не тереть.
"Ничего не могу сообразить," - сказала про себя мадам Цаца, разглядывая свои большие волосатые мужские руки. Ощупала колючее, с щетиною лицо...
"Да это же я, Циникус Лапчатый, а не мадам Цаца! - обрадовался он. - А куда же тогда делись Цаца с Ужастиком?"
В воздухе что-то мигнуло, и Циникус посмотрел вверх: на светло-коричневом потолке горели лампы дневного света
-Как же тут всё запутано до невозможности, - говорил Циникус Лапчатый про себя, - попробуй пойми - где правда была, а где вымысел?"
Он двинул дальше прогуливаться. Ему дорогу перегородил плотный ряд насупленных матрёшкиных. Они гневно глядели на Циникуса, как на супостата. Трое матрёшкиных вышли из ряда вперёд. Циникус тотчас их узнал: это были Гоголь, Достоевский и Толстой. А те, что остались позади - выдающиеся писатели соцреализма. Так и жгли они взглядами сочинителя Циникуса Лапчатого.
Заныло на сердце у Циникуса.
-Здравствуйте, Лев Николаевич, здравствуйте, Фёдор Михайлович, здравствуйте, Николай Васильевич, - отступая, сказал несколько приниженным голосом Циникус, - здравствуйте, господа классики соцреализма.
-Куда сваливаешь? - рыкнул по-львиному Лев Николаевич, шевеля сердито лохматыми бровями.
Циникус решился перейти в наступление на великих писателей и завопил:
-Что, светочи русской культуры, моя правда вам колет глаза! Нет шкатулки с драгоценностями в русском народе, обманули вы! Там гробы с гниющими потрохами!
Поднял Лев Николаевич свой заскорузлый указательный палец. Целый шкворень, а не палец. Даже не шкворень - дубина. Если двинуть такой дубиной по лбу, то и носорогу мало не покажется, а не то что Циникусу Лапчатому.
Всё это хорошо вообразил и прочувствовал в мозгах Циникус. А ещё он почувствовал на себе острый, как казацкое копьё, взгляд Николая Васильевича.
Лев Николаевич уже тянул указательный палец к лбу Циникуса поставить щелбан. Не раздумывая, Циникус юркнул между прохожими и, спрятавшись за угол стены, оттуда хитро выглядывал одним глазом.
Но только как же спрячешься от гениальных прорицателей, для которых дно самого мутного болота, или океана, или Вселенной как на ладони, любого насекомого узрят. У Фёдора Михайловича на голове, на лице натянулись и загудели жилы, с треском вздулись шишки и заходили ходуном. Он, пронзая глазами насквозь прохожих, сразу узрел Циникуса Лапчатого, и на том зачадила одежда.
Возмущённые до придела, подошли полки, во главе которых были светлейшие князья, генералиссимус Александр Васильевич Суворов и генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов. Поздоровавшись за руки с всеми писателями, светлейшие князья, налитые благородной яростью, размахались кулаками:
-Где эти циникусы и ужастики! Мы им покажем, как на народ брехать!
А там уже, на подходе, бряцало оружием народное ополчение под предводительством русских героев Пожарского, Минина и Святого Александра Невского. И все, в благородной ярости, искали циникусов и ужастиков.
Загалдели одобрительно выдающиеся писатели соцреализма, указывая на дымящегося Циникуса:
-Видите, дым идёт, там один схоронился.
-Сейчас мы его поймаем и скрутим! - отвечало геройское воинство.
-Только голову ему отрывать не надо и чтоб без крови, - уговаривали геройское воинство гуманисты Гоголь, Достоевский, Толстой и писатели соцреализма.
Не выдержал Циникус Лапчатый такого накала страстей, нервы сдали, и он понёсся не чувствуя ног под собою. А вслед ему озорной свист и топот.
Долго удирал он, устал, запыхался. Оглянулся - погони не было. Одежда на нём ещё слегка чадила, и был он доволен, что сумел убежать. Хоть в Бога и не верил, а перекрестился.
Двое матрешкиных, засучивая рукава свои как перед дракой, встали у него на пути, Александр Сергеевич Пушкин и Михаил Юрьевич Лермонтов.
-Скажи-ка, дядя, ведь не даром, - наступал Лермонтов и глаза его сверкали синими молниями, - Москва, спалённая пожаром...
-Любовь к родному пепелищу, - наступал Пушкин и глаза его метали белые молнии, - Любовь к отеческим гробам.
-Здравствуйте, солнца русской поэзии, - с нарастающим беспокойством сказал Циникус.
Шкура гуся на Циникусе Лапчатом зашелестела перьями.
-Что же вы ко мне все пристаёте! - завопил он.
Не помнил он, как летел от поэтов не задевая земли. Помнил одно - ветра разбойничий свист, шуршание своих крыльев за спиной, да вёрсты полосаты мелькали в глазах.
-Лови, держи, гуся лапчатого! - доносилось до него всё слабее и слабее.
И наконец, потерялись за спиной голоса.
Успокоился Циникус и пошёл шагом. Устал он. Захотелось присесть, отдохнуть. Неожиданно откуда-то понабежали матрёшкины, сделалось людно, шумно, точно в предпраздничные дни на базаре.
К удовольствию своему он увидел в стороне от народа две длинные деревянные лавочки с выгнутыми спинками, стоявшие недалеко друг от друга: одна - занятая, другая - пустая. И направился к ней.
Сел он на лавочку и навалился на спинку, вытягивая с удовольствием гудящие ноги.
На занятой лавочке сидели двое и играли в шахматы. Находящийся справа упитанный мокрогубый господин с налимьей мордой, - впрочем, он так и лицедействовал в этой жизни под псевдонимом Налим, - сразу же привлекал к себе внимание. И всё-то он игриво бубнил, этот оживлённый, франтоватый господин в серой фетровой шляпе с наклоном чуть вбок. Под носом у него брали своё начало и оттуда валились на грудь длинные, как у сома, либеральные усы, отливающие жёлто-зелёным. Когда Налим рот приоткрывал, то в нём неприятно виднелись редкие острые белые зубы. Глаза у него - муть жуткая, беспросветная, сколько в такие глаза ни гляди, хоть целый час, хоть целый век, ничего-то в них никогда не загорится, не блеснёт, не промелькнёт - ни золотинки, ни серебринки, ни самой малой искорки живой, - одна бесконечная жуткая болотная муть, муть... Взгляд этого Налима всегда был направлен чёрт знает куда. Вроде бы и глядел казалось на тебя - да всё время мимо. Неуловимый у него был взгляд, невозможно поймать. Как бы всё охватывая, взгляд его не останавливался ни на чём, распылялся мутью вокруг.
В общении с людьми Налим чрезвычайно редко когда гневался и повышал голос. Говорил только мягким, лестным тоном и бархатно посмеивался. Завоёвывая доверие простодушных граждан, по-простецки открывался перед ними, поверял свои различные интимные тайны. Умел он также превосходно говорить магическим загробным голосом и гипнотически действовать. У человека, слушавшего его посулы, обычно начинали приятно бегать по коже мурашки и постепенно охватывала сладкая дремота, слипались глаза... И в эту-то роковую минуту для жертвы мокрогубый Налим безжалостно бросался на неё, крепко хватал и, вильнув задницей как рыба хвостом, тащил на дно.
Соседом Налима по лавочке и соперником в шахматной игре был толстомордый господин сердитого вида, с псевдонимом Полковник. Он-то и заметил на соседней лавочке известного сочинителя Циникуса Лапчатого.
То тараща выразительно глаза на Налима, то показывая ими в сторону соседней лавочки, Полковник отрывистым лающим голосом предупредил:
-Вы угадали, Циникус сам лезет в наши сети. Будем его брать?
-Убавьте, пожалуйста, мой друг, свою громкость на несколько децибел, - сказал бархатным голосом Налим и пошевелил усами, - а то провалите к чертям собачьим всю операцию.
-Так точно, - пролаял ещё громче Полковник, - ему от нас не уйти.
Налим опять пошевелил усами и вздохнул:
-Вы безнадёжны... Доиграем партию, тогда и схватим его. И смотрите, без самодеятельности, действуем строго по разработанному плану: затащим Циникуса в подвал и от имени матрёшкиных отделаем его так, чтобы живого места на нём не осталось. Репортёры будут ждать моего сигнала. Просвещённый мир содрогнётся, узнав, что знаменитый сочинитель Циникус Лапчатый был похищен спецслужбами матрёшкиных и жестоко избит.
-Отличный план, - пролаял уже тише Полковник и сходил слоном.
-Так-с, пугаете меня слоном, - оттягивал Налим двумя пальцами нижнюю губу и отпускал её. - Я пешку вам жертвую. Как, Полковник, поступите?
-Знаем мы ваши либеральные жертвы. Значит приготовили какую-то большую свинью, - сварливо заявил Полковник и пробормотал, сдвинув косо брови: - Порядочные люди так не играют.
-Ну-ну. Пока не забыл: когда долг мне отдадите? Не прилично, мой друг, занимать и не отдавать.
-Мне не до приличия. Я теперь особенно в затруднительном положении. У меня вопрос жизни и смерти. Поэтому, я бы хотел... - Полковник угрюмо поглядел на покатый лоб Налима, - занять у вас ещё.
-Однако вам всегда не до приличия, - хихикнул довольный Налим. - И каждый раз перед вами стоит вопрос о жизни и смерти, как у Шекспира.
-Вот уж я кого не люблю, - пролаял Полковник, - а особенно его Гамлета с его идиотскими и душещипательными проблемами!
-Ну ещё бы вы любили Шекспира, - развеселился Налим. - И про идиотов мы от вас уже наслышаны достаточно. Не забывайте, мой друг, хроническая нехватка денег в итоге переходит в неизлечимое вирусное заболевание с последующими тяжёлыми осложнениями, ха-ха. Своего рода генетическая мутация. Ну что ж... ну что ж... Бу-бу-бу-бу... - забубнил Налим, и вдруг, словно фокусник, стал пускать изо рта радужные пузыри.
-Как это у вас получается, не могу понять?
-Очень просто, смотрите, научу: открываете рот бубликом и выпускаете из себя вместе с дыханием пузырь за пузырём.
Налим открыл рот и пустил подряд несколько пузырей. Чмокнув губами, он расплылся в самодовольной улыбке.
Полковник, ещё больше нахмурившись, тяжёлым взглядом уставился на доску с фигурами.
-Не люблю циркачей, - пролаял он, - особенно фокусников, одно надувательство. Чтоб им пусто всем было.
-Ну ещё бы. Я бы умер от смеха, если бы узнал, что, кроме себя и денег, вы ещё кого-то любите!
-Вы, господин Налим, меня постоянно недооцениваете. Я люблю всё хорошее и полезное, - пролаял Полковник, - но не люблю дурацких рассуждений и моралистов. Покажите мне хоть одного приличного человека, который бы не любил себя и деньги. Таких дураков нет, за исключением хронических психов. А так как я не псих и вполне здоров, то я всегда нуждаюсь в деньгах.
Налим покачал головой, улыбаясь и глядя мутью вроде бы на Полковника, а на самом деле чёрт знает куда.
-Значит, мой друг, вы говорите, таких дураков нет, за исключением психов. А я вот служу не за деньги и не за страх, а исключительно за идею. По-вашему, я псих?
-Не знаю, не знаю... А сколько ваша идея стоит? - пролаял Полковник, зависая рукой над конём.
-Она стоит ровно весь мир и не цента больше. Блюм-блюм, - ущипнул Налим себя за нижнюю губу и пустил пузырь.
-Все идеи, - презрительно усмехнулся Полковник, - это дурацкая блажь мошенников или ловко закамуфлированное жульничество. - Он решительно убрал руку от коня и двинул ладью. - Власть, прикрывающаяся идеями - натуральная афера, цель которой - получение всё тех же высших удовольствий. А иначе смысла никакого. Ну как там насчёт денег в долг?
Пропустив мимо ушей вопрос о деньгах, Налим спросил:
-А что, Полковник, вы подразумеваете под высшими удовольствиями?
-То, что мне приносит больше всего приятностей, есть высшее удовольствие.
-И в чём оно заключено?
-Люблю шикарно жить и отдыхать шикарно. Не прочь сыграть в рулетку или в картишки и не прочь затащить в постель какую-нибудь смазливую звезду, пусть даже местного масштаба. Разве это не удовольствие, разве не в этом смысл всего высшего? Признайтесь, без вранья, идейный вы человек, господин Налим. Не отказались бы, поди, сыграть в рулетку и затащить к себе в постель смазливую звезду? - мрачно загоготал Полковник.
Налим хмыкнул в сторону и ответил:
-К рулеткам я совершенно безразличен, как и к деньгам и ко звездам. Это для меня не цель жизни, мой друг. Я человек более высшего порядка, чем некоторые считают себя. Я не размениваюсь и свои идеалы не продаю. Но при случае не откажусь и от звезды, большой, алмазной, для коллекции или на грудь. Буль-буль, однако.
-А я идеями, как некоторые господа, не прикрываюсь. Я не аферист.
-Это кто аферист, это в кого вы, мой друг, камушек метите? - плутовато улыбнулся в усы как бы удивлённый и сердитый Налим.
-Вы прохвост и аферист самой высшей пробы, но я вам откровенно завидую и готов перед вами снять шляпу, - с солдафонской прямотой польстил Полковник. - В следующий раз обязательно буду в шляпе и перед вами сниму. А теперь я имею честь просить у вас в долг.
Налим расслабил на шее бордовый галстук, округлил губы и пустил подряд четыре пузыря, которые, крутясь и радужно переливаясь в воздухе, один за другим звонко лопнули с брызгами над головой зажмурившегося Полковника.
-Вы знаете, что сказал Сенека о деньгах?
-Судя по вашему тону, он сказал о них пребольшую мерзость. Терпеть не могу Сенеку, этого шарлатана и жулика.
-Вы знакомы с его трудами? - удивился Налим.
-Я не только знать его не знаю и не видел никогда, но ничего о нём не слышал и слышать не желаю. И так с ним всё ясно, что за фрукт.
-Так вот, Сенека сказал: "Деньгами надо управлять, а не служить им".
-Управлять, не управлять, - пролаял Полковник. - Сам знаю лучше вашего Сенека, как управлять и чем управлять. Так что пошли все советчики в задницу!
-Послушайте, как выразился ещё один мудрец о деньгах.
-Не люблю мудрецов. И не хочу слушать.
-Надо хотя бы изредка прислушиваться к мудрым советам, мой друг.
-Что бы делали такие мудрецы, как вы, если бы не было таких умников, как я.
-Хм... хм... - разглаживал усы Налим, - однако, вы слишком самонадеянны, буль-буль.
-Вы, господин Налим, ловко ускользаете от ответа. Который раз прошу: дайте в долг, а слышу от вас одно пустое бульканье. Я в жесточайшем кризисе, я измучен ночными кошмарами сна. Меня могут спасти только деньги! Иначе мне придётся прибегнуть к более решительным и действенным средствам, - угрожающе произнёс он.
-Позвольте узнать, к каким?
-Я могу пойти в компетентные органы с чистосердечным признанием.
-Хорошая заявка на шантаж и предательство, - сказал Налим скучным голосом и зевнул. - Но я, как ваш добрый друг и как ангел хранитель, не советую вам шантажировать и предавать меня. И знаете почему?
-Почему?
-Ну, во-первых, Полковник, ваше чистосердечное признание ни сколько не нанесёт мне вреда. Я, как обычно, выйду сухим из воды. А во-вторых, жалко мне вас, - наигранно печально вздохнул Налим, - потому что у всех шантажистов и предателей, даже к астрологам не ходи, дальнейшая жизнь заканчивается одним классическим плачевным сюжетом: их либо вешают на брючных подтяжках, маскируя под самоубийство, либо им пуля прилетает с чердака прямо в лоб. - Вдруг он быстро спросил: - Вы, кажется, обожаете армянский коньяк? А к обеду коньяк с ядом Королевской кобры вас устроит? Или, может быть, вместо яда кобры, предпочитаете жёлтого скорпиона на ночь в постель? А боевой отравляющий газ не хотите попробовать?
-Я...
-Но все эти окультуренные, чувствительные киллеры, в ожидании жертвы читающие со слезами на пыльных чердаках "Божественную комедию" Данте и чихающие в душистые носовые платки, подаренные мечтательными дамочками, все эти жутко романтичные жёлтые скорпионы в постелях и ужасно благородные яды в золочёных рюмках с коньяком, все эти классические повешения на фирменных подтяжках или поясных ремнях, - всё недостойно вас! Поэтому такая внезапная и быстрая смерть - роскошью будет вам. Лично я приложу максимум усилия, мой друг, чтобы вас зарезали какие-нибудь пьяные отморозки в грязной подворотне. Вы будете медленно и мучительно умирать, плавая в луже собственной крови, и взывать слёзно о помощи. Но никто, смею заверить, никто не спасёт вас. Прохожие будут пугливо, как тараканы от дихлофоса, разбегаться от вас.
-Ваш тонкий намёк на толстые обстоятельства понял. Я передумал доносить. Я страшный жизнелюб, и меня плачевные финалы, пусть даже благородного происхождения, ни в коем разе не устраивают. Так что вопрос о предательстве или шантаже с повестки дня я с лёгким сердцем отстраняю. Но вопрос о деньгах теперь заострился ещё с большей силой.
Налим сходил ферзём и объявил:
-Бамс-бамс, вам шах, Полковник. А через ход, буль-буль, и - мат.
-Вопрос о деньгах, вы говорите, заострился с большей силой. Из-за чего так вдруг?
-Я понял, не без вашей помощи конечно, жизнь свою надо ценить гораздо выше. Тем более она даётся только раз! И цена моих услуг, естественно, взметнулась ввысь. Можете так и передать своим заокеанским хозяевам.
-Заокеанским хозяевам... - небрежно усмехнулся Налим. - Как всегда, вы не правы, мой друг. Я из другой системы, и не принадлежу к когорте заокеанских и европейских исключительных болванов, которые не могут справиться с дубинами и остолопами матрёшкиными.
-Из какой же системы тогда вы? Хотя интуиция мне подсказывает, что дело тут нечисто и, скорее всего, пахнет чертовщиной.
-Так уж и чертовщиной, - насмешливо сказал Налим, - зачем же так сразу грубо и примитивно в лоб. Не забывайте, Полковник, что на дворе просвещённый двадцать первый век, а не средневековое мракобесие. И человечество осваивает уже не только космос, но и искусственный интеллект. А неким могущественным силам, ярым критикам Вселенной, поверьте мне, Полковник, совершенно небезразлично будущее человечества и в какую именно бездну свалится оно.
-Просвещённый век, непросвещённый, свалится, не свалится - разве об этом сейчас вопрос стоит ребром? - пролаял Полковник. - Я всё понимаю, я не баран и не болван. Принцип везде один на все времена: кто платит, тот заказывает музыку. Только почему-то вы, господин Налим, - прорычал он злобно, - мне заказываете музыку, но прилично платить жмотитесь.
-Я - жмочусь?
-Вы.
-Ну, ладно... Сколько значит ваше "прилично"? - спросил елейным голосом Налим и беззвучно рассмеялся. - Назовите цифру, Полковник.
Толстокожее лицо полковника напряглось.
-Я не размениваюсь по мелочам и родину продавать по дешёвке, за килограмм колбасы, не собираюсь. Играть, так играть по крупному!
Взглядом пронзая насквозь Налима, он видел в золотистом сиянии шикарный пентхауз со смазливой, голой звездою, возлежащей на полосатой шкуре тигра. Звезда была пляжного, шоколадного цвета. Полковник обожал пляжных фигуристых звёзд и облизнулся.
Ему в уши лился елейный голос Налима:
-Ваша цифра, Полковник?
-Ну конечно! - бодро ответил Полковник своим мыслям.
И дальше всё повторилось, как в детективных кинушках. Полковник решительно достал из кармана блокнот с ручкой, оглянулся по сторонам, хмуро начертал на листе цифру, вырвал его и молча протянул Налиму.
Тот посмотрел то ли на лист, то ли чёрт знает куда, присвистнул и произнёс:
-Бам-с, бам-с, загнули вы, Полковник, однако слишком. У вас, как у Ницше...
-Опять, господин Налим, мне какого-то бестолоча толкаете в нос.
-Зря вы так. Ницше был не бестолочь, а гений и занимался сугубо переоценкой всех ценностей.
-Наценять, это не яму копать, - угрюмо пролаял Полковник. - Я бы лучше смог.
Глаза Полковника, тёмно-зелёные, перелились ядовитым блеском. Он, роняя на шахматной доске фигуры, придвинулся близко к Налиму и жарко зашептал:
-Давайте прямо и начистоту. Ну какие это к чёрту деньги, которые я прошу. Так себе... на год приличной жизни не хватит. Только вы меня, господин Налим, можете по-настоящему понять!
-Ну что ещё? - Налим сердито дёрнул себя за ус.
-Удвойте.
-Что?
-Гонорар. Вам ничего не стоит.
-Не сходите сума.
-Требую, - прорычал Полковник, - я заслужил.
-Заслужили?
-Ну да.
-Что - ну да?
Полковник выкатил злые глаза:
-Приличный гонорар. Не забывайте, у меня двое детей, и я весь в долгах.
-Ну, знаете ли... У всех дети, а я не благотворительный фонд.
-Про всех не знаю. А таких как у меня паршивцев ещё поискать надо. К совершеннолетию у них раскрылись замечательные способности к мошенничеству. Из них, я уверен, со временем получатся гениальные жулики.
-Я рад, Полковник, за ваших прекрасных ребят.
-Вы шутите, а мне не до шуток.
-Нисколько.
-Для них ничего святого нет.
-Понимаю, - кивал Налим, - никаких моральных принципов.
-Да, как у большинства. Места не уступят в общественном транспорте. Думают только о себе.
-Порочное поколение, - произнёс Налим с явным удовольствием и не без ехидства, - эгоисты конченные. И к чему мы придём? Я уж молчу о построении общества сверхчеловеков.
Скользнув угрюмым подозрительным взглядом по Налиму, который сидел с благообразным выражением, сложив бледные тонкие руки на животе, Полковник поделился заветным:
-Хочу отправить своих паршивцев от себя подальше, куда-нибудь подальше в Европу, а лучше за океан, в Империю Золотого Тельца. - Вдруг, дёрнув назад головой, Полковник шмыгнул носом и всхлипнул, ну совсем как мальчишка.
-Вам не понять... - опять всхлипнул Полковник и высморкался громко в носовой платок. - Если я от них не избавлюсь, они меня уморят, они меня оберут до нитки. Ну так что, договорились?
-О чём?
-Как о чём? - удивился Полковник. - О двойном гонораре.
-Буль-буль, однако, - кисло поморщился Налим.
-Буль-буль, однако, - желчно передразнил Полковник. - Однако я стал замечать, господин Налим, что какой-то вы присвиснутый. Видно, вас в детстве напугали из-за угла.
Налим потянул носом и настороженно замер. Вдруг резко он обернулся: известный сочинитель Циникус Лапчатый, сидевший на лавочке, с любопытством глядел на него.
"Слепой он, что ли, - подумал Циникус, пытаясь уловить направление взгляда чудаковатого господина с налимьей мордой и с либеральными усами сома. - Ну и физия".
-Пора, наш час пробил, - сказал несколько напыщенно Налим, собирая фигуры в шахматную доску.
Захлопнув её со стуком, Налим сунул доску под мышку. Поднявшись разом с лавочки, они подошли к Циникусу.
Он глазел на них снизу вверх.
-Буль-буль, - произнёс Налим и пустил пузырь, который, красочно вспыхнув огоньками и крутясь, полетел вверх.
Провожая взглядом пузырь, Циникус неохотно улыбнулся и вяло похвалил:
-Недурственно.
Налим пошевелил губами и бархатным голосом представился:
-Налим.
Как воспитанному человеку Циникусу пришлось подняться с лавки, и, думая, что ослышался, переспросил:
-Как, как вы сказали?
Бархатный голос подтвердил:
-Налим.
-Циникус Лапчатый, - представился Циникус и протянул руку.
Налим своей не протянул.
Зардев на скулах, Циникус опустил зависшую растерянно в пустоте руку.
Мстительно игнорируя Полковника, Циникус подумал неприязненно: "Ну и типы, особенно этот сукин кот Налим. Что за образина, а усы-то!"
Уязвлённый Полковник тем, что ему не ответили на приветствие, подумал: "Какая он всё же либеральная сволочь!"
-Федеральная служба безопасности, - сказал Налим. - Вы задержаны до выяснения обстоятельств. Пройдёмте с нами.
-На каком основании? - возмутился Циникус, чувствуя: дело здесь не чисто. - Что вы мне за обстоятельства шьёте? Документы мне покажите.
-Пожалуйста, - ответил Налим и ткнул Циникусу в нос раскрытое удостоверение и тут же захлопнул.
-Я не успел разглядеть. Ага, да это, видно, фальшивка!
-Вы опасно заблуждаетесь, гражданин, - строго сказал Налим, пряча удостоверение, - оскорбляете сотрудников при исполнении.
Воровато оглядевшись, он взметнул над собой загрохотавшую фигурами доску и энергично ею стукнул Циникуса по голове. А Полковник с удовольствием сунул ему свой внушительный волосатый кулак под дых.
Циникус забалдел крепко и стал медленно оседать. Они схватили обмякшего тело под руки и быстро потащили волоком. И были уже близко от длинного пологого спуска с тёмно-зелёными замшелыми каменными ступенями, сбегающими к подвалу, как им навстречу ринулись трое молодых матрёшкиных спортивного вида.
-Буль-буль, - сказал Налим, отпуская жертву, и, вильнув задницей, как рыба хвостом, стрелой метнулся вниз, к подвалу. За Налимом уже, смяв его слетевшую фетровую шляпу, кубарем катился рычащий Полковник.
Бросились следом молодые матрёшкины, семеня по замшелым мелким ступеням.
Налим и Полковник исчезли в темноте подвала: шаги их гулко хрустели по битому стеклу и камням, гремели, звенели по пустым бутылкам и банкам, и было хорошо слышно, как крепко матюгался Полковник и звучно булькал Налим. К ногам матрёшкиных, стоявших в сером прямоугольном проёме раскрытой двери, прилетела из тьмы вместе с шуршанием и отборным матом и упала на пол с пустым жестяным стуком консервная банка и покатилась, дребезжа. Матрёшкины сморщились от подвального вонючего сырого холода, поглазели на тьму, не решаясь туда войти, и вернулись наверх к Циникусу.
-Без фонарей там делать нечего, темно, - сказали они ему. - Что эти мерзавцы от вас хотели, гражданин?
-Мерзавцы хотят всегда только одно - обобрать честного человека. Спасибо вам большое, выручили! Даже боюсь представить, что бы было со мною, если бы не вы.
Матрёшкины попрощались с ним и пошли.
Циникус, не выбирая дороги, шагал прямо, скрипел зубами и думал: "Как тут жить дальше? Достоевский, Толстой и почти все писатели соцреализма скрыли матку-правду о матрёшкиных. А потом ещё и грозились и гнались за мной. И в довершение всего какой-то усатый Налим со своим злым Полковником набросились на меня. Ну я их всех...!"
Впереди, шагах десяти от него, гремя, отодвинулась тяжело тёмная чугунная крышка канализационного люка. Циникус, уже наученный горьким опытом, насторожённо встал. Из люка вначале (как в классических случаях положено) выскочила с возмущённым писком большая серая крыса, а затем, чертыхаясь, один за одним вылезли помятые, грязные Налим и Полковник. На потной бледной лысине Налима краснела свежая царапина. Он обернулся в сторону Циникуса, и того обдало болотной мутью.
Полковник, злющими глазюками шныряя по Циникусу, пролаял:
-Брать его будем?
Водянисто улыбнувшись, Налим ответил по-шпионски в усы:
-Тише. Операция, как я и предполагал ранее, с блеском провалилась ко всем чертям собачьим. А эти матрёшкины неспроста за нами гнались. Они из разведки и крепко у нас сидят на хвосте. Залягте пока на дно. Утихнет, я сам вас найду. Ещё раз: строжайшая конспирация и только строжайшая конспирация, буль-буль.
Пустив пузырь и вильнув задницей, Налим промелькнул к прохожим матрёшкиным и затерялся среди них.
Полковник, отряхиваясь, выматерился Налиму вслед и враждебно поглядел на Циникуса, тот ответил испепеляющим взглядом. Показав ему кулак, Полковник вынул из кармана брюк тёмные очки, надел их, расправил крепкие плечи и быстро зашагал прочь.
...Циникус Лапчатый спешил домой, в свой кабинет за письменный стол. Свод его черепа от едва сдерживаемой клокочущей ярости дребезжал, как крышка на кипящем чайнике, из-под свода и с ушей вырывался жгучий пар. Малиновые губы и щёки тряслись, руки чесались от мучительного нетерпения. В эту минуту ему были нужны только ручка и чистые листы, и тогда он покажет им всем, чего они стоят в этой невежественной стране.