- И молока не забудь! - сказала жена, чмокнув Сашку на прощание.
Впрочем, какое там прощание? Неторопливо дойти до магазина, купить там разные несрочные продукты и, так же не спеша, вернуться домой.
Каких продуктов? Несрочных? Ну... Сахар там, потому как скоро закончится. Йогурт такой в баночках. И чтобы не одни там мюсли были, а мюсли с персиком, на крайний случай с клубникой. А то с одними мюслями - не очень вкусно. Можно какого-нибудь мяска на вечер. Но к мяску обязательно коньячку. Только немножко и недорогого. Коньяк дешевым не бывает? Тогда мяты, сока и водки. Будем мохито делать перед сном. Суббота же сегодня! Не забыл? Сока... Только не апельсинового. Возьми ананасового. Мне так больше нравится. Да, и не забудь молока! Только в бутылке, а не в пакете!
А по пути обязательно зайти в кабачок и принять кружку другую доброго эля.
И на самом деле, куда Сашке спешить? Бабье лето - ласковое, нежное и ни разу не капризное - во всю царствовало в городе. Листья уже начинали желтеть, но еще не шуршали лохматым грязно-золотым ковром под ногами. Красота! Да и завтра - выходной. Предпоследнее воскресенье сентября. Ну как тут пива не выпить?
Жена? А что жена? Жена прекрасно понимает, что это значит для мужчины - неспешная прогулка в одиночестве.
Да и кабачок тот весьма привлекателен. Не только относительно демократическими ценами и не только вкусно-уютным меню, но еще и тем, что этот кабачок был практически не посещаем. Во дворах, в подвале одной из панелек - не знаешь, так и не найдешь. И как он не разорился еще?
Сашка подозревал, что хозяин кабачка сделал себе место для встреч с друзьями. Ну, чтобы своей жене сказать - деловая встреча, а сам поехал в свой кабачок. На кой фиг в сауну? Иногда просто хочется посидеть с мужиками, и чтобы никаких баб рядом. Не потому что мешают, а просто так. Чтобы никто не мешал, отвлекая на себя мужское внимание. Редкая женщина умеет не мешаться за мужским столом.
Хорошая версия? А даже если и плохая - Сашку это не волновало.
Впрочем, редких случайных посетителей туда пускали, а значит все океюшки
Сашка открыл этот кабачок в начале лета, решив пройти от метро к дому через дворы, с тех пор заходил туда регулярно после работы.
Пиво ему тоже там нравилось. Не стандартное балтийское пойло, как везде, а свое, сваренное с любовью и уважением. Причем - разнообразное. И тебе обычное, и портер, и фруктовые, и даже зеленое ирландское и красное баварское. Особенно пристрастился Сашка к зеленому. Легкое освежающее, с прозрачной нежной кислинкой оно было самым настоящим спасением душными вечерами тягучего как асфальт московского июля.
Красное же, наоборот, согревало плотностью и сладковатой горчинкой в сырой холод конца августа.
А еще там играла тихая музыка...
Сашка не любил большие рестораны, популярные бары, клубы и, не к ночи будь помянуты различного рода фаст-фуды. Или музыка грохочет так, что горло потом болит не от выкуренных сигарет, а от попытки докричаться до собеседника, сидящего напротив. Или наоборот - телевизор включат на такую мощность, что в туалете слышно.
А тут играет тихая музыка. Легкий джаз, грустный блюз, негромкий рок - и никакой попсы.
Рай для любого семейного мужчины. А еще здесь нет вай-фая - и нет соблазна открыть ноутбук и завязнуть в сети, как муха в паутине. И, наконец, самое главное - здесь не ловил мобильник! Сашка от всей души ненавидел этот поводок. В современном мире возник новый вид невроза, еще не описанный психиатрами - человек начинает впадать в неконтролируемую панику, если не может дозвониться до кого-либо. И ведь не объяснишь, что был занят, сидел в туалете или, наконец, сексился от всей мужской души. Да и просто - никого не хотел слышать и видеть. Не объяснишь. Шеф всегда истерил, когда Сашка не брал трубку вечерами, ставя ее на беззвучку. "Жена подождет, а деньги - нет!" - заявил он однажды на робкое: "У меня жена молодая...". Про клиентов вообще лучше умолчать. Эти вообще разницу между днем и ночью не понимают. Это у тебя три утра. А в Петропавловске-Камчатском - полдень. А пик звонков приходится на метро. Грохочет так, что себя не слышно, но с той стороны трубки это не понимают. Мир перевернется, если Сашка через полчаса ответит? Долго он отучал жену, а особенно маму с тещей, не звонить ему каждые полчаса. Жену научил - звонить только в экстренных случаях. А вот старшее поколение перевоспитывалось с трудом. Вернее, никак не перевоспитывалось. Только обижалось на сухого и грубого сына и зятя.
Долбаный поводок, который контролирует каждый твой шаг. Антиутопия надвигается семимильными шагами, но Большим Братом нынче не государство - а все окружающие.
Сашка завернул за угол дома, в который раз улыбнувшись абсурдно смешной надписи на стене панельки: "Фриц - еврей!". Интересно, как эти два несовместимых понятия уместились в башке у того, кто водил баллончиком с краской по стене?
Так и есть. В баре никого не было. Удивительно, вечер субботы, а нет никого! И ведь, практически центр Москвы - Маросейка, все-таки. И прямая трансляция футбольного матча не привлекла посетителей. Впрочем, бармену, лениво протирающему идеально чистые стаканы идеально белым полотенцем, на это было плевать.
- Привет! - поздоровался Сашка с барменом, махнув рукой.
Тот кивнул головой:
- Как обычно, Саша?
В ответ клиент посмотрел на часы.
- Давай, литру красного. А там посмотрим.
- Закусить?
- Не, Андрей, я ж из дома.
- Присаживайтесь.
Бармен Андрей был под стать заведению. Он никогда не задавал лишних вопросов, но помнил Сашку по имени. После десятого посещения, бармен тогда поинтересовался именем постоянного клиента и Сашка получил скидку.
Нет, никаких накопительных, дисконтных и прочих карточек. Просто скидку. Все по сто пятьдесят за поллитра, а Сашка сотню отдает. Вот так!
- А кто с кем играет? - Сашка сел перед телевизором, пододвинул поближе пепельницу и немедленно закурил.
- Зенит с Рубином. В Казани, - не глядя на экран ответил бармен, сосредоточенно наполняя большую кружку тонкой красной струйкой. - Звук прибавить?
- А давай!
В юности Сашка был рьяным болельщиком, старался не пропускать ни одной трансляции. Даже в тетрадке таблички старательно чертил, высунув от усердия кончик языка. Если б он так на лаборантских чертил - закончил бы с красным дипломом. Болел за ЦСКА. Болел, болел да и переболел. Сборную старался не пропускать, вечно матерясь на кривоногих миллионеров, лениво бродивших по зеленому полю. А чемпионат России... Ну как бы так. Можно посмотреть. А можно и забить. Ну а если случай представился, отчего же не посмотреть на татарских бразильцев и питерских португальцев?
Как раз закончился первый тайм. Счет был два-один в пользу "Рубина", шли повторы голов. Один татары забили с пенальти. Второй хитрым ударом из-за штрафной. Питерский "Зенит" отыграл один гол, когда их нападающий в невероятном прыжке, прямо из-под носа воротчика рубинцев, опередив защиту, буквально сунул мяч в сетку.
Когда пошла реклама, официантка принесла ему кружку с пивом.
Бармен убавил звук телевизора - и правильно сделал, не хрен рекламой мозг отравлять - и снова включил музыку. Волшебный, с хрипотцой, голос Норы Джонс нежно наполнил небольшое помещение.
We're gonna be
Sinkin' soon,
We're gonna be
Sinkin' soon,
Everybody hold your breath 'cause,
We're gonna be sinkin' soon
Как-то Сашка поинтересовался у жены - о чем поет дочь индийца и американки, на что та улыбнулась и ответила:
- Она предупреждает, что мы скоро утонем.
И они утонули друг в друге...
Он в ней и она под ним.
Сашка вздрогнул, когда голос Норы внезапно погас и снова заорал стадион в Казани. Команды вышли на поле. Начался второй тайм.
Глоток пива и...
Зенит сразу пошел в атаку, еще бы на кону стояло чемпионство. И практически сразу же забил гол. Два-два. Гол был хорош, Сашка уже приготовился рассмотреть его во всех деталях, но не успел.
Внезапный удар грохотом оборвал трансляцию. Экран погас. Выключились лампы. Сначала Сашка ничего не понял, чуть привстал, но тут же получил удар по голове и потерял сознание.
During apocalypse...
Он открыл глаза. Потом закрыл. Потом снова открыл.
Ничего не менялось.
Темнота была такая, что...
Или он ослеп?
Он медленно провел рукой по лицу, стряхивая пыль и каменные крошки.
Вроде бы нет, глаза на месте. Почему он ничего не видит?
Голова гудела словно колокол. Именно не болела, а гудела. Или это гул со всех сторон шел, не только изнутри? И почему вокруг так мокро?
Он поводил руками вокруг себя. Точно - мокро. Кровь? Непохоже...
Сквозь гул кто-то застонал. Стон был протяжным, но резко оборвавшимся. Сашка перевернулся на живот, попытался подняться.
Правой рукой он попал во что-то липкое, левой же напоролся на что-то острое. Рефлекторно он отдернул левую и едва не потерял равновесие.
Кое-как он сел. Гул в голове не проходил, но, все же, слегка уменьшался, словно кто-то вращал регулятор громкости.
Но темнота не проходила.
"Теракт?" - испуганно мелькнула вялая мысль.
Угораздило же... Нет, москвичи жили в состоянии постоянной паранойи уже лет двадцать. Паспорт всегда с собой, любые средства связи, вплоть до нашивок на внутренней стороне курточек и прочих пальто. Это неизбежная цена за жизнь в столице. Но вот как-то обходило же стороной... Обкуренные таджики, пьяная гопота с рабочих окраин, мрачные ваххабиты с Кавказа, обдолбанные мажоры на папиных ферарях, милицейские нукеры Нургалиева - все это было рядом, но в каком-то другом мире.
В мире Сашки этого не было. Но ОНО вдруг появилось. Только потому, что Сашка оказался не в том месте и не в то время.
Это как переходишь на зеленый, а тебя все равно сшибает машина. Ты сделал все, что мог, но ОНО догнало тебя. Просто ты встал у ОНО на пути.
Впервые в жизни Сашка вдруг пожалел о мобильнике. Вот отзвонился бы сейчас и утешил - все нормально, моя хорошая. Я жив и цел, только весь в каком-то дерьме.
Впрочем, это не дерьмо. Сашка лизнул руку. Пиво. Красное пиво, разлитое по белому полу и острые осколки, впившиеся в ладонь - это осколки разбитого бокала.
Мобильник?
Вот только сейчас доперло до Сашки - надо его достать и посветить вокруг себя. Фонарик же есть встроенный. Лишь бы не разбит был...
Не разбит!
Сети как не было - так и нет, но фонарик работает.
Ну, слава Богу, не ослеп. Белый свет так ударил по глазам, что Сашка непроизвольно прищурился. Да, действительно - пиво разлито на полу. Не кровь.
Гул в голове все уменьшался и уменьшался.
Но сквозь него, по-прежнему, доносился стон. Уже другой, более тонкий, женский такой, переходящий во всхлипывание.
Сашка посветил мобильным фонариком на звук. Около полуразрушенной упавшей плитой барной стойки рыдала официантка. Динара, кажется? Да, Динара. Точеная ее фигурка всегда вызывала улыбку - хороша Дина, но, увы, не наша.
Он потряс головой. С волос посыпалась бетонная пыль. Потом осторожно пополз к ней.
- Дина! Дина! - позвал он ее хриплым голосом.
Вздрогнув как испуганный котенок, она вдруг посмотрела на него, но тут же, ослепленная фонариком, прикрыла глаза рукой:
- Кто ты? - дрожащий ее голос окончательно выключил гул.
- Саша я. Пиво зашел выпить. Помнишь?
- Нет, - и опять зарыдала.
Сашка подполз к ней:
- Ну, тихо, тихо, - приобнял он ее, руками стараясь пробежать по всему ее телу. Не похоти ради, но здоровья для - понять есть ли раны, переломы и прочие вывихи. Внешне, по крайней мере, ничего вроде такого не было. Хотя раны бывают разные - например, внутреннее кровотечение. Внешне и не поймешь, если не врач, а человек сгорает за несколько часов без помощи.
- Ты как? Все в порядке?
Она пожала плечами.
- Андрей где?
И опять пожала плечами.
- Посмотри на меня! На меня посмотри! - он несильно ударил ее по щеке.
Она покорно посмотрела на мужчину.
- Цела?
- Не знаю...
В этот момент Сашка вдруг почувствовал облегчение. Мужчине всегда становится легче, когда он о ком-то заботится.
- Динара! Ты это... Сиди спокойно, я Андрюху поищу.
Искать пришлось не долго.
Та самая бетонная плита, разрушившая стойку, упала острым углом точно на бармена. И только ноги его в синих джинсах торчали из-под нее. А вокруг растекалась кровь.
"Смешно" - отрешенно вдруг подумал Сашка. "А ведь стой он у кранов с пивом - жив бы остался".
Захотелось курить.
Он присел рядом с хныкающей Динарой, пошлепал себя по карманам, вытащил пачку сигарет и зажигалку... А потом вспомнил. Нельзя. Наверняка, взрывом гексогена разорвало газовые трубы в доме. Чиркни спичкой - и кирдык. Да, да... Надо вспомнить, как себя вести в этой ситуации?
Так... "Вот же я тормоз!" - Сашка машинально хлопнул себя по лбу. А потом бросился к выходу из бара.
Увы.
Огромная, почти в человеческий рост, груда камней напрочь отрезала выход.
И что теперь делать?
А просто. Сидеть и ждать. Ни в коем случае не разбирать завалы. Стронутый камень может обрушить лавину железобетонных осколков. И все время подавать сигналы. Стучать по трубам, разговаривать, песни петь. У спасателей есть эти, как их... "Минуты тишины", что ли? Раз в полчаса останавливают работы и прислушиваются. Осталось узнать, на месте ли спасатели? А как узнать? А никак?
Сашка отключил фонарик. Посмотрел на экран. Из дома он вышел ровно в четыре. А теперь уже восемь вечера. Это ж он часа три с половиной без сознания провалялся? Значит, спасатели должны уже быть на месте. Жена уши оторвет, потом истерику устроит...
- Дина, ты петь умеешь?
- Что? - впервые более-менее осмысленно ответила она и посмотрела на него.
- Петь умеешь?
- А что именно?
- Не важно...
Он выключил фонарик и на двух человек упала темнота.
В пробитую бетонным острием дыру медленно капала тягучая кровь. Кровь собиралась в струйки и текла сквозь камни и глину в земное тело, внезапно покрывшееся оспинами выдавленных прыщей. Человечество белым гноем размазывалось по коже планеты.
Но ни Сашка, ни Динара об этом еще не знали. Они просто задремали, обнявшись в полуразрушенном подвале.
Сашка проснулся от того, что на лоб упала холодная капля. Он вздрогнул от удара, открыл глаза, и снова ничего не увидел. Динара тихо сопела где-то под мышкой.
Кап!
Новая капля обрушилась с невидимого потолка.
Кап!
Он утер текущую со лба влагу. Дина даже не пошевелилась.
Кап!
Он осторожно повернул голову.
Кап!
Вода ударила в висок.
Он зашевелился, Дина что-то буркнула во сне, потом вдруг вскочила, закричав.
- Тише, тише, тише... - прижал он ее к себе. Верное дело, истерящую женщину надо обнимать и прижимать. Только так она успокаивается. Впрочем, можно еще пощечину дать, но это совсем уже крайний случай.
- Ты кто? - внезапно спросила Динара и голос ее перекрыл капающую воду, эхом отразившись от бетонных обломков.
- Саша, я. Саша, - ответил он, гладя ее по мягким волосам.
- А я Дина...
- Я помню...
"Почему нет спасателей? Или они еще не добрались до завала?" - подумал Сашка. Вместо этого он сказал:
- Есть хочешь?
Она покачала головой:
- К маме хочу...
И тут Сашка задал дурацкий вопрос:
- А мама где?
- В Арске, - успела ответить она и снова зарыдала. Голова ее легкими толчками билась о его грудь.
Кап!
- Тихо! - рявкнул Сашка и полез в карман за мобилой. Включил ее. Сети как не было, так и нет.
Дина чуть затихла, но плакать не перестала. А вода все продолжала капать.
- Где у вас тут кухня? - встал Сашка, машинально отряхнув изгвазданные джинсы.
Дина не ответила, продолжая тихо плакать.
Сашка перебрался за стойку. Под ногами звенела мелочь, шуршали купюры, хрустели осколки бокалов, хлюпала подсохшая кровь бармена.
Осторожно переступив ноги бармена, он посветил на стойку. Бутылки с иностранными этикетками почему-то уцелели. Сашка схватил одну из них, наполовину полную и хлебнул от души. Допинг - наше все. Особенно в такой ситуации. "Тем более, на халяву!" - мелькнула дурацкая мысль.
И только после этого он подумал: "А сколько же они спали?". Глянув на мобильник - Сашка часы не носил принципиально - обнаружил: двадцать три пятьдесят. Это что, их вырубило аж на четыре часов? Или сколько там с двадцати прошло? Мозг упрямо не хотел вспоминать правила арифметики.
А и фиг с ним. Двадцать три пятьдесят. Только где же спасатели и все это гребаное МЧС вместе с их министром в оранжевой куртке? Что-то не торопятся...
Дверь в кухню, впрочем, как и выход из бара, была завалена осколками бетона. Одна из плит, хищно распахнув пальцы арматуры под потолком, словно предупреждала - не подходи, рухну.
- Отлично... - буркнул Сашка.
- Что? - тихо подала голос Динара.
- Ничего, - ответил он и шагнул назад, едва не наступив на тело бармена.
А потом полез смотреть уцелевшие ящики в стойке. Осколки посуды, ножи и прочие салфетки его не интересовали. Интересовала еда. А из нее оказались лишь пачки сухариков, чипсы, соленая рыба и пять кег с пивом. Красное, зеленое, лагер, бочковое какое-то и крепкое. Мда... Нет, конечно, много пива это хорошо, но не в такой же ситуации? Блин... И куда тут наливать?
А есть хочется.
Первая реакция организма на стресс - отрубон. А потом пробивает на немерянное потребление калорий. Есть, конечно, другой вариант - бесконтрольный выброс этих калорий, то бишь, истерика. Откуда Сашка об этом знал? А от жены, опять же. Все-таки она клинический психолог. Нет, не в смысле абсолютного идиота, а в смысле медицины. Это такая отрасль в психологии - работа на грани нормы и патологии. Первый год после универа она работала в скорой, фельдшером - такого насмотрелась, мама не горюй! Зачем работала? А для практики. Много потом чего рассказывала.
"Мать ети, куда же налить-то?" - подумал Сашка, лихорадочно шаря в глубине шкафчика.
Из всех емкостей уцелел лишь поддон для ложек-вилок.
В тишине, разрываемой лишь капающей водой, раздался грохот столовых приборов, безжалостно выкинутых на пол.
- Пить будешь? - хрипло спросил Сашка.
Молчание в ответ...
- Пить, говорю, будешь?
Молчание...
- Жива?
- Да...
- Пить, спрашиваю, что будешь?
- Я не хочу...
- Я не спрашиваю, хочешь или нет. Я спрашиваю, что будешь пить?
- Ммм...
"Нда... Ну угораздило же? Лучше бы Андрей жив остался, чем..." - мгновенно устыдившись своих мыслей и самого себя, Саша нажал на кран. Тугая струна ударила в поддон, обрызгав изгаженный свитер.
Осторожно, светя мобильником под ноги и стараясь не расплескать содержимое, он подошел к Дине:
- Пей.
Да. Потом голова будет болеть с крепкого пива. А, может быть, стресс сожрет алкоголь и не поморщится? А какая разница? Сейчас главное просто перебить голод. Потом пусть медики со своими капельницами разбираются.
- Пей, я сказал! - рявкнул он, когда девочка отвернулась.
Она упрямо смотрела в сторону. Бледный свет косо падал на черную прядь, скрывавшую белое лицо.
Сашка вдруг схватил ее за эту прядь и ткнул лицом в поддон с пивом:
- Пей!
И он, словно послушная собачонка, начала не пить, но лакать.
Когда налакалась - он отпустил ее волосы и допил остатки. Странно, но ни виски, ни крепкое пиво не зашумели в голове. Тогда он встал, неловко перебрался через груду обломков и ноги бармена и схватил бутылку за горлышко. Насовал полные карманы пакетики сухариков и кальмаров, чтобы второй раз не ходить. Потом наплескал себе еще пива в поддон.
Вернувшись обратно, сел рядом с девушкой. И выключил мобильник. Свет надо было беречь.
- Дина... - позвал он ее.
- Что?
- Как ты здесь оказалась, я имею в виду в Москве?
- Поступать приехала...
- Куда?
- В ГИТИС...
- Не поступила?
- Нет... Что ты там пьешь?
- Вискарь.
- Дай и мне.
- Из закуски только снеки...
- Это не важно.
Две руки, мужская и женская нашли в темноте друг друга. Тихое бульканье в горлышке бутылки.
- Нет, не поступила.
- А обратно почему не уехала? В этот свой... Орск?
- Арск. А как бы я в глаза родителям посмотрела? Стыдно...
- А потом?
Слова летели через плотную темноту, нарушаемую лишь звонким: "Кап... Кап... Кап..."
Зашелестел разорванным целлофаном пакетик с кальмарами.
- Решила здесь остаться. Вот, нашла работу. Здесь хорошо, комнату мы с девчонками снимаем в Мытищах - денег хватает. На следующий год поступать снова буду.
- Дура ты, - немного поразмыслив, сказал Сашка.
- Я знаю, - тихим эхом ответила Динара.
Он снова глотнул.
Постепенно алкоголь китовьим жиром успокаивал адреналиновый шторм в венах.
Они говорили. Говорили обо всем, что приходило в голову. Говорили для того, чтобы спасатели услышали их голоса и пробились сквозь бетонные груды и спасли их, наконец. Сашка еще пару раз ходил наливать пива, на полу росла гора пустых пакетиков и скорлупки фисташек летели во все стороны. Когда виски закончилось, принялись за ром. И разговаривали, разговаривали, разговаривали, пока алкоголь не победил...
...Сон сменялся явью, а явь сном. Густое похмельем пробуждение начиналось с глотка из очередной бутылки. И все время хотелось курить, но курить было нельзя.
Время от времени Сашка включал мобильник и смотрел на часы. Время шло, но тишина продолжала бить пульсом в ушах.
Спасать их, видимо, не спешили.
Иногда они пели песни. Любые, которые придут на память. Странно, но вспоминались в основном те, которые из детства:
- Ведь мама услышит, ведь мама придет, ведь мама меня непременно найдет!
Они кричали, не пели, и хриплые их голоса стучались об обрушенный потолок, метались как сумасшедшие по грудам обломков, застревая среди покосившихся колонн.
И говорили, говорили, говорили...
О чем говорили? Да обо всем. Он рассказывал ей о своей работе, она ему о фильмах, которые недавно смотрела.
- Недавно вот смотрела фильм такой "Непристойное предложение". Слышал?
- Нет, - честно ответил он.
- Там Деми Мур играет. И этот... Все время забываю... Вуди?
- Харрельсон?
- Да, он. Они там, типа, молодая семейная пара. У них денег нет, а они еще в долги залезли. Поехали в казино играть и проигрались. А тут миллиардер пришел и предложил им миллион долларов за ночь с Деми Мур.
- И что?
- Она согласилась...
- А он?
- Кто?
- Вуди?
- Дятел он, - вздохнула Динара. - Он тоже согласился.
- А она?
- Кто?
- Деми?
- А она, мне так показалась, даже с удовольствием согласилась.