КАЙЛ ИТОРР

                    СЛОВО УБИЙСТВЕННОЙ СИЛЫ





                                  Так было, так есть и так будет,
                                      пока человек не исчез...
                                           Редьярд Киплинг
                                        "Боги Азбучных Истин"

  "...И было слово мое дождем, и поднимались  собратья  мои,  как
пшеничные колосья под весенними каплями. И было слово мое громом,
и склонялись подданные мои, как пшеничные колосья на ветру. И бы-
ло слово мое молнией, и падали враги мои, как  пшеничные  колосья
пред серпом жнеца..."
  Писец умолкает, повинуясь резкому жесту владыки.
  Табличка из обожженной глины сообщает то, что некогда сказал  о
предке царя его предок, слово в слово повторяя то, что в свой час
говорил предок его предка о предке царского предка. Раз сказано и
записано верно, к чему что-то менять?
  Верные и справедливые думы писца, однако, не защищают от  речей
владыки. Медленные и тяжелые, каплями расплавленной  меди  падают
слова на спину хранителя царских архивов.
  - Собратья мои ждут от меня дождя, но дождя золотого, драгоцен-
ных даров и богатых подношений. Подданные мои склоняются от  гро-
ма, но гром этот поднимают чиновники и сборщики  налогов,  колотя
палками по их тупым головам. Враги мои падают, сраженные  молния-
ми, но молнии эти - секиры, копья и стрелы войска моего.
  Ты знаешь слова, писец, ты умеешь сохранять их в  глине,  чтобы
передать нашим потомкам. Скажи, предки наши тоже говорили не  то,
что делали? Или писцы записывали только слова, а не дела?
  Хранитель архивов хранит молчание.
  - Я даю тебе шесть лун сроку, писец. Или ты за это время  разы-
щешь для меня слова, которые заменят золото, чиновников и армию -
или будешь записывать все как есть, а не как оно хотелось бы.
  Хранитель архивов с низким поклоном удаляется.

  Он рассказывает о приказе владыки школьным друзьям - одни  слу-
жат писцами у мелких начальников и чиновников, другие работают на
храмы, третьи сами стали жрецами и посвящены теперь не  только  в
секреты запечатления слов на мягкой глине. Некоторые  сочувствуют
хранителю архивов, некоторые не понимают, зачем этот безумец цеп-
ляется за старые слова: если царь хочет записать что-то, надо за-
писать это так, как владыка того желает.
  Помочь, однако, не могут даже самые мудрые из жрецов.  Нет  для
царя таких слов, что заменили бы армию, чиновников и золото.  На-
верное, будь они, цари древности прекрасно обошлись бы и без  зо-
лотой казны, и без толпы помощников-чиновников, и без грозных ар-
мий... но если нарушить традицию и записывать слова, которые вла-
дыка произносит на самом деле, кто ж из потомков  поверит,  будто
он был богорожденным царем! мол, говорит по-нашему, ест-пьет тоже
по-нашему, друзьям дарит дорогие подарки - по-нашему; выбивает из
подданных налоги - да, это по-нашему; посылает армию, чтобы пору-
бить врагов на салат - наш человек, наш, но при чем тут боги?..
  Жрецы это понимают лучше всех и не скрывают от хранителя  архи-
вов пагубности такого нарушения. Если народ сочтет, что  владыка,
богорожденный царь, отличается от простых смертных только титулом
- этого титула весьма скоро не станет, как не станет и царя...
  Удрученный, писец отправляется в странствия, послушать чужезем-
ных мудрецов. Не только от дурной головы ногам горе, от умной то-
же случается. Он спрашивает совета у горных мудрецов, у пустынных
отшельников и лесных духов, но ответа нет.
  А шестая луна уже на исходе...
  Хранитель архивов возвращается в родной город, решив: паду царю
в ноги и расскажу обо всем, а там пусть казнит или милует. Он го-
товит завещание, прокатывает по влажной глине резной цилиндр  се-
мейной печати и зовет соседа как свидетеля. Тот, приложив большой
палец, спрашивает:
  - Что такого стряслось? Вроде ты не болен, так зачем готовишься
умирать прежде времени?
  Писец столько раз уж рассказывал свою печальную историю, что не
все ли равно, одним больше, одним меньше... Сосед - простой  гор-
шечник, что он может знать, чем он может помочь?
  А тот, выслушав, кивает: да, друг, нелегкая тебе досталась  за-
дача, но ежели с пониманием подойти, да как надо...
  Полночи писец ходит из угла в угол, думая над советом соседа.
  Утром, надев парадное платье, отправляется к царю.
  - Ну как, отыскал нужные слова? - интересуется владыка. Он  се-
годня в хорошем настроении, не как тогда.
  "Может, повиниться, наверняка же простит..." - мелькает мысль.
  Но потом с языка слетает заготовленная ночью речь.
  Царь велит всем удалиться, приказывает хранителю архивов взгля-
нуть ему прямо в глаза. Писец чувствует себя так, словно на  него
взирает лев, который думает: сейчас съесть добычу или дать ей от-
бежать на два шага, - но теперь уже деваться некуда.
  - Покажи мне эти слова, - требует владыка.
  Тростниковое перо оставляет на глиняной табличке  узор  клиныш-
ков. Царь читает, шевеля губами, потом задумчиво глядит на писца.
  - Нет в этом слове силы, что должна быть.
  - Есть, о повелитель, только слово надо правильно написать... -
И хранитель архивов объясняет, как - правильно. - После царь ска-
жет написанное вслух, и слово обретет убийственную силу.
  - Если ты лжешь, я прикажу содрать кожу с тебя и твоих сыновей.
  - Наши жизни в твоей деснице, повелитель.

  ...Сотни тысяч, миллионы, десятки миллионов кирпичей для нового
зиккурата замешивают в ямах и обжигают в очагах. Десятки,  сотни,
тысячи рук укладывают их ряд за рядом, уступ за уступом. Десятки,
сотни, тысячи ног вколачивают фундамент ступенчатой башни в землю
- все основательнее, все прочнее.
  Сотни, тысячи, десятки тысяч голодных  голосов  разносится  над
страной. Однако правителю нужна каждая крупинка богатства, и сол-
даты и чиновники не знают отдыха.
  Удушливая каменная пыль, жар расплавленной бронзы, зарево  жид-
кого золота... Простенькие клинописные знаки, которые так  удобно
наносить палочкой на влажную глину - но сущее мучение вырезать  в
камне или выбивать на металле.
  Сотни, тысячи рук втаскивают на вершину зиккурата три громадных
плиты. Каждая повторяет форму пехотного щита, однако воин,  кото-
рому по руке такой щит, может пинком крушить любые стены.
  Первый щит - каменный, второй щит - бронзовый, третий щит - зо-
лотой. И слово, которое написано на всех трех, обозначает власть,
силу и богатство.
  Царь любуется снизу на новый зиккурат. Все веревки и леса убра-
ны, ступенчатая башня готова.
  - Теперь идем, - приказывает он писцу и поднимается по внутрен-
ней лестнице. Хранитель архивов послушно следует за владыкой.
  - А отсюда хороший вид, - молвит царь, окинув взором округу.  -
Даже если ничего не выйдет, я позволю твоему младшему сыну жить.
  Писец молча кланяется.
  Владыка набирает в грудь воздуху и выкрикивает слово. Раз, дру-
гой, третий.
  Башня рушится, словно хилый тростниковый шалаш.
  Последнее, что видит царь - падающее на него с небес слово. Зо-
лотое, бронзовое, каменное.
  Слово убийственной силы.

                              К О Н Е Ц