Аннотация: Название: Игры короля Филиппа. Автор: Elair.
Бета: karold. Фэндом: Ориджинал. Пейринг: Филипп Эдуард второй/ Сэйлин Ферье/Винсент Адри/и многие другие. Рейтинг: NC-21. Жанр: слеш, ангаст. Предупреждения: Роман гомосексуальный, высокорейтинговый, по большей части ангастовый и никоим образом не имеющий отношения к реальным историческим личностям, а потому все претензии по вышеперечисленным четырем пунктам мною приниматься не будут. Несовершеннолетних и гомофобов убедительная просьба - не читать. Статус: Закончен. Размещение: Желательно поставить меня в известность. Саммари: Действие романа происходит в выдуманном мною мире и по структуре антуража напоминает 15-16 века. Я нарочно и осознанно не упоминала таких обращений, как - Сир, Мой Лорд, Сударь и прочее, дабы не делать никаких конкретных привязок к культуре какой-либо реально существующей страны. И хотя, большинство имен в романе французские, например, Ферье или Адри, это не привязывает персонажей: не к истории Франции, не к ее обычаям. Все, что происходит в романе - только плод моей фантазии: выдуманный мир, выдуманные короли, выдуманные люди. В апреле этого года, банально от большого желания размять пальцы и получить немного творческого позитива, я набросала пару абзацев о неком молодом бароне Винсенте Адри, который страстно и безнадежно влюблен в королевского фаворита Ферье. Эта любовь безответна, более того, Адри с Ферье незнаком - барон только изредка наблюдает за ним на воскресных мессах, издали, тайно, молча. Но неожиданно для себя Адри получает приглашение во дворец и становится адъютантом короля Филиппа Эдуарда второго. Винсент - сын предателя и заговорщика, он недоумевает, как и почему удостоился такой чести, но ради того, чтобы быть рядом с Ферье, он дает согласие служить монарху. Он полагает, что ему везет и совершенно не подозревает, в какой грязной интриге оказался замешан. От автора: Те, кто думают, будто я всегда пишу только БДСМ-ные ориджи и фанфы, могут смело менять обо мне мнение и открывать текст. Не всегда автор плохой и кровожадный, и этим гордиться время от времени. Посвящение: Хотелось бы сказать особое спасибо Карольду и Хэлкесе, ибо только благодаря их поддержке и настойчивой стимуляции моих мозгов, с их же легкой руки на свет родился этот небольшой и дорогой моему сердцу роман.
Игры короля Филиппа.
Любовь - это такая болезнь, от которой проще умереть, чем вылечиться. (с) Elair.
Любовник короля Филиппа Эдуарда второго был божественно красив, и даже те, кому нордические блондины приходились не по вкусу, не могли не признать: Сэйлин Ферье - жемчужина королевской коллекции. В свои двадцать два года он был по-юношески строен и привлекателен, образован, талантлив в обращении со шпагой так же, как в обращении с лютней. "Его голос, - говорили все, - подобен высоким холодным ручьям, что звенят среди Ассирийских гор; подобен утреннему дыханию весенних ветров, ласкающих траву на лугах Пелеройских равнин; подобен оклику эхо под куполами Серого храма, что молчаливо внимает мольбам об отпущении грехов".
Где-то еще в конце зимы, стоя под громадой храмовой арки, молодой барон Адри впервые увидел его и понял, как правдивы и одновременно жалки слухи о королевском любовнике в сравнении с живым оригиналом. Адри смотрел издали и не мог оторвать взгляд от него, словно околдованный не в силах сойти с места. "Неужели это Сэйлин Ферье? - спрашивал себя он, и внутренний голос отвечал: - Вы пропали, дорогой Винсент. С этой минуты вы навечно обречены - грезить тем, кого никогда не заполучите. Вот наказание единой богини Виты за все разбитые вами сердца". И это было действительно так, потому что Адри не удостоился даже мимолетного случайного взгляда. Ледяная красота Ферье хранила такую же отчаянную ледяную неприступность - он стоял перед алтарем, и казалось, совсем не обращал внимания на любопытные взоры людей и шепот за спиной - он привык, что на него смотрят и к сплетням привык. Ясные голубые глаза в обрамлении длинных золотых игл ресниц в немой молитве были устремлены на массивную высокую фигуру Виты, гордо возвышающуюся над шумной толпой мелких людишек. В правой руке богини застыло янтарное сердце - символ любви, в левой - черный шар - символ ненависти. О чем это каменное изваяние просил Ферье? Эту загадку Адри когда-нибудь хотел бы разгадать. Однако он понимал, что дворянин его сословия не соперник королю, а потому раз в неделю, три месяца кряду, он приходил в Серый храм и стоял вот так - прячась за колоннами, с мягкой улыбкой на губах разглядывая отточенный профиль Ферье, и то, как его влажные красивые губы, покрытые тонким полупрозрачным персиковым маслом, беззвучно шепчут что-то похожее на: "Я прошу тебя..." Но право слово, о чем может просить богов человек, обладающий такой ослепительной красотой, перед которой меркнет белый бархат его одежд, расшитых жемчугом и алмазами? Чего желать тому, чьи волосы сияют ярче золота браслетов и ложатся волнами шелка, чьи глаза так же ярки, как бирюза, заточенная в драгоценных кольцах? Что нужно от Высших тому, у кого есть все блага мира, и этот мир лежит у ног - хочешь бери, хочешь топчись. О чем просит тот, кто сам не ведая, был для Винсента Адри богом?! С такими мыслями каждый раз барон возвращался домой, а потом до вечера запирался в своем кабинете. "Хандрит", - говорили слуги те, что постарше, а те, что помоложе заливались краской стыда и хихикали, украдкой прикрыв рот ладонью. И все прекрасно знали, что это за "хандра". Знали, что когда она кончится, господин проспит до утра совершенно обессиленный. Конечно, у Адри были любовники и любовницы, но ни с кем из них он не заводил слишком долгих отношений и уж точно ни по кому не хандрил.
Первого июня барон Винсент Адри отмечал свой день рождения. Отмечал в фамильном замке, что одиноко стоял в Ассирийских горах, нависая сиротливой массивной кладкой восточной стены над неглубоким ущельем. Этот замок называли Вороньим из-за серых птиц, что вечно осаждали его конусные крыши и хрипло перекликались по утрам. Он был маленьким, но по большому счету неприступным, потому что за всю свою историю за его стены не пробрался ни один враг. Увы, времена короля Филиппа вносили моду на другие замки, в которых уделялось больше внимания роскоши и внешнему виду, нежели практичности. Война была не в почете, ровно, как и барон Адри. Десять лет назад его отца обвинили в заговоре, после чего закономерно казнили, а четырнадцатилетнего Винсента сослали в серые туманы Ассирийских гор вместе с матерью. После смерти славного барона Жульена Адри она сильно сдала и не снимала траур. Даже на день рождения собственного сына она пришла в черном. Впрочем, Винсенту иногда казалось, что его мать носит траур не по отцу, а по погибшему положению при дворе.
От Вороньего замка в столицу ездить было хлопотно - почти пять часов тряски по горам, потом три - до восточного тракта, потом четыре часа до самой Онтальи. Тем не менее, барон Адри оставлял в пятницу все свои дела, седлал рыжего ахалтекинца Каро и всегда успевал к воскресной мессе, чтобы узреть своего бога, своего идола, свою несбыточную мечту. Наверное, так бы все и продолжалось, если бы в день своего рождения барон не получил письмо, опечатанное алым сургучом. Оно было довольно лаконичным:
"Господин Адри, вам немедля надлежит прибыть ко двору. Его королевское величество Филипп Эдуард ожидает вас в одиннадцать часов после полудня в Летнем дворце".
Адри был потрясен, польщен и заинтригован одновременно. С тех пор, как его отец попал в немилость монарха из-за обвинения в заговоре и был казнен, семейство Адри не жаловали подобными приглашениями. И хотя мать и самого Винсента пощадили, жили они весьма уединенно. Их маленький замок стоял далеко от столицы - одинокий в окружении мелких водопадов и крутых горных склонов - он стал для семьи Адри убежищем и одновременно тюрьмой.
Винсент оделся изящно, но не вычурно: темно-синий камзол, расшитый черным бисером плотно облегал его фигуру, хотя казался немного тесным в плечах; белый сатин шейного платка подчеркивал бронзовую смуглость его кожи, тяжелые черные волнистые волосы Винсент собрал в хвост и перевязал синей лентой, высокие сапоги, плащ и шляпа с широкими полями должны были защитить барона от непогоды, а острая шпага неизменно бы дала преимущество в бою.
Дорога предстояла трудная и долгая, а Винсент торопился. Благо, что погода стояла хорошая; две полные Луны светили так ярко, что Пелеройские равнины можно было разглядеть во всей ночной сизо-голубой красе; и дорогу, что петляла меж высоких трав бесконечной змей. Однако вблизи столицы небо затянуло тяжелыми тучами и Адри пришлось поторапливать выбившегося из сил жеребца, чтобы успеть добраться до Летнего дворца вовремя, да к тому же не угодить под дождь.
В тот вечер он загнал Каро до пены у рта. Обычно выносливый и быстрый конь едва держался на ногах, когда конюшенный пришёл за ним и, пряча от Адри суровое обветренное лицо, взял Каро под уздцы, неторопливо повёл к стойлам через широкий, вымощенный каменой кладкой двор. Винсент немного беспокоился о своей лошади - это чувство напрочь испортило ему настроение и первое впечатление от великолепной роскоши, открывшейся взору. Летний дворец стоял в восточной части города в окружении цветущих парков и построек из белого мрамора. Его фасад был красного гранита с белыми барельефами и карнизами, с массивными балюстрадами; он утопал в многоцветии сирени - синей, жёлтой, розовой, лиловой; он покоился в зелёно-белых волнах высоких магнолий - и их огромные цветы, в вечернем сумраке проступали, словно причудливые свечи. Можно было только гадать, как прекрасен Летний дворец в свете золотых лучей солнца, или в моменты нежных бледно-розовых рассветов. И в этом восхитительном месте жил тот, кто красотой мог затмить даже такое великолепие мира - для Адри во всяком случае.
Всё испортил дождь, который начался резко и быстро усилился. Порою издалека сюда долетали глухие раскаты грома, но Винсент уже стоял в холле, напротив центральной лестницы и радовался, что успел как раз вовремя. Высокий худощавый лакей в красно-золотом камзоле учтиво встретил его, принял шляпу и плащ, после чего проводил барона на третий этаж; там отчего-то слуга наотрез отказался сопровождать Адри до покоев короля и просто коротко объяснил, как пройти.
"Две проходных залы, коридор, три раза свернуть налево, - мысленно повторял Винсент, - потом пройти галерею и ещё одну залу, подняться по лестнице". Отличная память барона Адри могла бы стать поводом для истинной гордости - он запоминал с первого раза если не всё, то очень многое. Ему не составило особого труда следовать предписаниям лакея в точности, и он ни разу не ошибся, ни секунды не засомневался: туда он идет или нет. Его беспокоило совсем иное - барону Адри казалось, что в вечерней тишине королевского замка его обитые железом подошвы гремят словно кандалы. Уезжая, Винсент совсем не думал о том, что королю вряд ли понравится стиль его одежды, он слишком торопился, чтобы тщательно обдумать детали. А следовало бы. И то, что письмо короля задержалось ровно настолько, что Адри был вынужден сразу отправиться в путь, не стало бы оправданием в глазах жесткого и властного Филиппа. Король может и не был тираном, но и спуску не давал никому: ни бедным, ни знати.
Стараясь ступать как можно тише, Винсент тщетно пытался унять внутреннюю противную дрожь. Он нервничал и стремился просчитать в уме все возможные варианты беседы с королем вплоть до мыслей и взглядов монарха, которого он не слишком любил, но и не питал лютой ненависти.
За окнами галереи, по которой шёл Винсент, уже вовсю лил дождь - такой сильный, что в его черно-стальную пелену страшно было смотреть. Он хлестал по деревьям, по карнизам и стенам, по белому мрамору балюстрад, брызгал свежестью в открытые окна дворцовых коридоров.
Неожиданный звук, похожий на судорожный сдержанный всхлип вырвал Винсента Адри из мрачных мыслей. Остановившись, барон понял, что тот исходит откуда-то с балкона, окутанного ливнем и вечерней тьмой. Подумав, что все это ему только померещилось, Адри вознамерился пойти дальше, когда тот же звук - уже более отчетливо и громко - во второй раз коснулся его слуха. Сам не понимая почему, Винсент сделал шаг навстречу зияющей тьме в узорных дверях, над которыми ветер грубо трепал полупрозрачные золотые шторы.
- Эй, кто тут? - спросил он, но в ответ услышал в мерном шуме ливня странный судорожный вздох, донесшийся откуда-то слева.
То, что произошло потом, было чудовищно. Ярко блеснула молния, осветив все вокруг и барон, наконец, увидел источник странного звука. Стройная высокая фигура в плаще с капюшоном, небрежно наброшенном на голову, стояла босыми ногами на перилах балюстрады, спиной к нему, простирая руки к грохочущим небесам, а потом просто занесла ногу вперед, чтобы шагнуть в пустоту и погибнуть. Эта мысль внезапно обожгла сознание Адри ужасом и страхом - не помня себя, он бросился на помощь и стащил безумца с перил. Плащ человека вымок насквозь, но это Винсент понял уже позже, когда незнакомец отчаянно забился в его крепких руках, шипя подобно дикой горной кошке и пытаясь вырваться.
- Какого черта?! Не трогайте меня! Пустите!
Они ввалились в галерею - и тут, в свете многочисленных свечей, из-под отяжелевшей от воды ткани капюшона на Адри зло сверкнули бирюзовые светлые глаза. Это был Ферье - разгневанный, растрепанный, тяжело хватающий губами воздух.
- Вы спятили? - прошипел он. - Под страхом смерти не смейте ко мне прикасаться! Никогда! - в этом последнем приказе звучало столько лютой ненависти, что у Винсента мгновенно ослабели руки.
Как и следовало ожидать - его тут же грубо оттолкнули.
- Кто вы такой? Откуда вы взялись?! - крикнул Сэйлин Ферье, сдергивая с головы капюшон и с вызовом глядя в глаза обидчика. - Отвечайте!
- Я барон Адри, - с трудом выговорил Винсент, изумленно моргая. - Я всего лишь хотел вас спасти.
- Что? - Гнев на лице Ферье сменился гримасой крайнего изумления, и Адри совсем не понравилось, что на него смотрят, как на умалишенного.
Пытаясь унять дрожь в голосе, Винсент спешно заговорил, нелепыми жестами указывая то на Сэйлина, то на балкон.
- Вы хотели спрыгнуть вниз... А тут высоко... Вы могли... Я не знаю, наверное, погибнуть и я... - он и сам уже был не уверен, что правильно расценил намерения Сэйлина.
- Стоп, - спокойно скомандовали ему, и ледяная невозмутимость в голосе Ферье шокировала Адри больше, чем недавний гнев. - Вы меня спасали? Вы? Меня?
Около минуты они смотрели друг на друга, и Адри знал, насколько растерянно и нелепо он выглядит, но лицо его божества и идола было так близко, как не было никогда до этого, и отважный барон только и смог, что сказать тихое:
- Да.
Ферье склонил голову набок, недоверчиво прищурился, изучая нового знакомого с видом большого знатока древних вымирающих существ.
- Значит вы тот самый барон Винсент Адри, - произнес он, начиная методично расшнуровывать двойной узел на горловине своего холщевого плаща; под ним Адри увидел белую мятую сорочку и узкие штаны. Ткань намокла, прилипнув к телу, и вероятно, что фаворит короля Филиппа стоял под дождем не меньше получаса, но самому Ферье, похоже, до этого не было никакого дела. Он разговаривал с Адри надменно и холодно: - Кто вам дал право вмешиваться в личную жизнь других?
- Когда человек сводит счеты с этой самой личной, как вы выразились, жизнью, боги дают нам право вмешиваться, и наша совесть, - тихо ответил Винсент, не понимая, почему без всякого труда терпит насмешливый тон Ферье и его не менее насмешливый взгляд. Любого другого дворянина он бы вызвал на дуэль и без сомнения убил... Но не его, не Сэйлина Ферье, потому что даже сейчас тот был прекрасен, и даже яд на его устах лелеял сердце барона Адри обманчивой сладостью хмеля.
Ферье рассмеялся.
- Это благородство? Какой ужас! - заключил он, сняв мокрый плащ и небрежно отбросив его на один из канделябров так, что несколько свечей вылетели с держателей и, погаснув, разлетелись в стороны. Одна из них опасно тлея, прокатилась под шторой, и Адри содрогнулся при мысли, что та запросто могла полыхнуть, после чего весь Летний дворец короля Филиппа непременно бы сгорел.
- Вы уверены, что я собирался спрыгнуть? - Ферье беспечно продолжал допрос, который его, судя по всему, сильно забавлял, как и оппонент собственно.
- Но я видел, что вы собирались прыгнуть, - настойчиво ответил Адри, который решительно ничего не понимал: ни ситуации, ни мотивов, толкнувших Ферье на край балкона, ни его странной, и чего уж там, ненормальной ответной реакции. Не понимал точно так же, как не понимал смысла его воскресных молитв в Сером храме.
- Весьма сомнительное утверждение, учитывая, что сейчас на улице непроглядная тьма.
Сэйлин сделал шаг навстречу Винсенту и почти невесомо положил ладонь на его грудь, с тайным эротическим наслаждением наблюдая за своими тонкими длинами пальцами. Ткань камзола Адри местами успела пропитаться влагой, пока тот держал Ферье в душных объятиях спасителя. Сэйлин медленно поднял глаза и заглянул в темную гладь зрачков Винсента.
- Выше сердце всегда так сильно бьется? - лукаво спросил он, но улыбки на его губах не было. - Вы считаете, что спасли меня сегодня, но это не так. Вы ошиблись, уверяю вас, и я вообще не понимаю, с чего вдруг вы набросились на меня, распускали руки, в то время как я просто вышел подышать свежим воздухом...
Ферье продолжал говорить о том, что совершенно не собирался прыгать, что Адри просто все неправильно понял - говорил размеренно и вкрадчиво, а Винсент чувствовал за вуалью дружеского тона самую настоящую угрозу. Всем прекрасно было известно, насколько ревнив король, и как неразумно даже бросать в сторону его любовника томные взгляды, не то, что прикасаться к нему. Разум Винсента плыл, сердце гулко стучало в груди, и даже через плотную пелену бархата он кожей чувствовал дикий жар пальцев, ласково ощупывающих его камзол. Адри смотрел в голубые глаза Ферье внимательно, молча, и сейчас впервые в жизни хотелось его не целовать, а встряхнуть, словно зарвавшегося мальчишку.
- Но мы никому не скажем о вашем глупейшем положении, ведь так? - Сэйлин улыбнулся.
- Вы немного не в себе, - растерянно заметил Винсент.
- Всего лишь немного? - В голубых глазах полыхнула ледяная серьезность. - Хотите узнать всю степень моего сумасшествия - поцелуйте меня. Или я вас поцелую - и завтра об этом будет судачить весь двор. А уж как его величество расценит нашу сегодняшнюю встречу, здесь, в полумраке коридора, в котором почти всегда безлюдно, я даже говорить не хочу.
Адри было раскрыл рот, чтобы возразить, но Ферье в этот самый момент легко положил пальцы на его губы.
- Вы меня абсолютно правильно поняли, барон, - тихо сказал он, всматриваясь в карие глаза Адри и своей близостью парализуя его волю. - Знаете, я тоже никому не скажу о нашем знакомстве.
Ферье вздохнул, словно только что окончил тяжелую работу, потом сделал два шага назад.
- И вы храните наш маленький секрет в тайне, - приказал он, развернулся, поднял плащ с пола и зашагал босыми мокрыми ногами прочь, не оглядываясь.
Дождь за окном стал хлестать с двойной силой, разразился над спящей Онтальей настоящей стихией.
Адри вопреки логике совершенно не ощущал себя счастливым. Еще недавно он грезил Ферье, думал о нем беспрестанно, в мечтах представлял их встречу: его теплую улыбку, его ласковый голос, нежный застенчивый взгляд, его изящные манеры дворянина - а Ферье был графом с рождения. Но то, что Винсент увидел сегодня, заставило его сердце плакать, заставило сжаться - нет, не из-за разочарования - из-за странной нелепости и тщетности собственных заблуждений. И правда, как он мог подумать, как посмел допустить, что фаворит самого Филиппа второго не обладает надменностью, свойственной людям его круга и положения? Как он мог помыслить, что эти большие чистые, как небесная лазурь глаза, должны взглянуть на него с кроткой нежностью? Да, Винсент был недурен собой и выглядел моложе своих двадцати пяти лет; да, он обладал совершенно очаровательной улыбкой, отличной осанкой, сильным телом и кучей тех малозначительных на его взгляд достоинств, которые покорили не одну женщину и не одного мужчину. Но для Ферье он всегда хранил свою самую ценную особенность, самый драгоценный дар, которого не касалась рука ни единого человека в мире - свое сердце. Сейчас Винсент ясно понял, что его сердце будет принадлежать Ферье несмотря ни на что и будет разбито им без сожаления. Эта встреча всколыхнула все чувства Винсента, казавшиеся некогда большими и важными, но, только заглянув в ясные глаза Ферье, Адри понял, что способен на большее - на одержимость. Он неосмотрительно и по какой-то роковой случайности подпустил Сэйлина слишком близко к телу, и как следствие - гораздо глубже в душу. Адри прикоснулся к нему и этим был проклят навеки.
В покоях Филиппа Винсента встретил пожилой слуга - тощий, с некрасивым лицом, усыпанным оспинками - он поинтересовался кто перед ним и, получив ответ, который ожидал, попросил немного подождать Адри в рабочем кабинете короля. Филиппа не было около четверти часа и Винсент, стараясь не думать о неприятной встрече с Ферье, немного осмотрелся.
Вся мебель кабинета была из красного дерева; винный терракотовый оттенок полировки гармонично сочетался с бордово-золотым шелком стен. На выбеленном потолке примостилась огромная хрустальная люстра, словно причудливый стеклянный паук, раскинувший два десятка лап - на их гладкой поверхности сейчас подрагивало пламя свечей, закрепленных в тонком обруче, который едва проглядывался за стеклянными шариками. Толку от этой люстры было мало, но в Онтальи ходили слухи, что изобрел ее сам Филипп, и в любом хоть каплю приличном замке такая вещичка считалась писком моды. Вдоль всей левой стены кабинета располагались остекленные стеллажи, заваленные книгами в драгоценных обложках, старинными свитками, бумагами и всякими мелкими забавными вещичками. Были тут и жемчужные шкатулки, и серебряные табакерки, огромные морские раковины разных форм и цветов, даже малахитовый глобус с золотой росписью двух материков - Рафины и Онтэ, на котором собственно и находилось огромное королевство Филиппа второго. А континент Рафина делился на три средних государства и находился от Родины барона Адри через целый океан с кучей мелких островов. В Онтэ ходили слухи, что острова эти - царство морских разбойников, которые нападают на торговцев и порой похищают женщин из королевств Рафины.
Разглядывая вещи на полках стеллажей, Винсент неспешно дошел до дальней каминной стены - точнее, это и был камин - огромный вширь и высотой почти с человека; сделан он был из черного гранита и огонь в его чреве давал света больше, чем хрустальная люстра с потолка. Над этой массивной своеобразной печкой в застывшем полете расправило крылья чучело огромного орла и Адри на миг показалось, что его желтые стеклянные глаза внимательно наблюдают за ним. В кабинете царила жара, пахло сухим деревом, а в стекла решетчатых широких окон, занавешенных бледно-желтыми гардинами, по-прежнему барабанил дождь. В центре комнаты стояли стул и большой стол - такой массивный, что не подняли бы и двое здоровых мужчин. На нем аккуратно лежали гусиные перья, стопки бумаг и свитки, пара книг, какие-то письма.
Адри подошел поближе и робко взглянул на один из желтых конвертов, не прикасаясь к нему. Винсент про себя прочел имя получателя, которое ему ни о чем не говорило, и вдруг со стороны дверей услышал:
- Вы очень похожи на своего отца, барон. Особенно в своем любопытстве.
Адри вздрогнул, неосознанно сделал шаг от стола, взглянул в сторону дверей и наткнулся на пристальный колючий взгляд серых глаз короля. Казалось, что вся их стальная глубина разом резанула душу Винсента до самых потаенных ее уголков. Сердце в груди барона забилось чаще.
- Ваше величество. - Адри вытянулся как по струнке и в немой покорности склонил голову. Что сказать в свое оправдание, он не знал, да и, судя по расположению монарха, извиняться было бесполезно.
- Разбираете мою почту? Похвально,- в глубоком многогранном голосе короля не было гнева, а звучала всего лишь легкая игривая насмешка. Бесшумно ступая по мягкому ковру, Филипп неторопливо подошел к Адри.
Винсент понял, что оправдываться все же необходимо - он вскинул на монарха потрясенный взгляд и в этот раз увидел на ровных бледных губах короля снисходительную улыбку. Филипп был высок ростом - на полголовы выше самого Винсента и к тому же широк в плечах. Для своих тридцати семи лет он был все еще силен, подтянут, бодр, только малозаметные морщинки в уголках глаз выдавали его истинный возраст. Ходили слухи, что король неутомим во всем: и в пирах, и в бою, и даже в постели, но о последнем Адри предпочитал не думать. Филипп для Винсента, прежде всего, был человеком, который владел Сэйлином Ферье полностью, безраздельно. Сейчас в сознании барона встрепенулось любопытство, и он смотрел на Филиппа с тщательно скрываемым интересом. Король одевался элегантно, не излишествуя в драгоценностях и кружевах; на нём были коричневые сапоги из мягкой кожи, темно-зеленый бархатный камзол, ворот и края которого были выложены золотым тонким шнуром, причудливо переплетающемся в легком травяном узоре. Оливковый шелковый жилет немного разбавлял темную гамму королевских одежд. По большому счету Филипп считался привлекательным: высокий лоб, гладко зачесанные к затылку русые волнистые волосы - густые, ухоженные, едва ниспадающие на шею, прямой узкий нос с маленькой горбинкой, лукаво изогнутые брови и широкий лоб. Именно это лицо, должно быть, видит граф Ферье в своих сладких снах и в своей теплой постели. И эти удивительные глаза - цвета ртути, большие, внимательные.
- Не извиняйтесь, Адри, - сказал Филипп, неправильно расценив неловкое молчание барона. Король один раз обошел вокруг Винсента, с некоторой заинтересованностью разглядывая его.
Адри даже не смел обернуться, когда Филипп в какой-то момент оказался за его спиной.
- Когда я в последний раз вас видел, - продолжал король, - вы были совсем ребенком. Тогда вы больше были похожи на вашу матушку. Надеюсь, она здорова?
- Да, благодарю вас, ваше величество.
Винсент на миг прикрыл глаза - и память сыграла с ним плохую шутку - он, словно наяву, увидел небо в серых тяжелых тучах, широкий белесый от ноябрьского снега двор их замка, в котором было полно солдат. Это был день ареста его отца. Тогда еще новоиспеченный король Онтэ, гордо восседал верхом на вороном высоком коне и на холодном осеннем воздухе дыхание разгоряченного скачкой животного обращалось в пар, напоминая отчего-то юному Адри о драконах. Мать Винсента плакала, о чем-то умоляя беспристрастного Филиппа, но четырнадцатилетний Адри не слышал их разговора - он стоял у распахнутого окна на втором этаже и редкие снежинки начинающегося снегопада ложились на его горящие стыдом и гневом щеки. За его спиной, положив тяжелые ласковые ладони на плечи, стоял старый слуга, учивший Винсента доброте, благородству и владению шпагой; он судорожно вздыхал и сбивчиво молил Виту о милости для старшего Адри. А Винсент думал о том, что это отец запретил ему спускаться во двор - именно тогда, когда узнал, что король едет в замок с большим отрядом солдат. "Сын мой, - сказал он с грустью, - запомни одну единственную вещь раз и навсегда: никогда не приближайся к хищнику, даже если намерения его благие. Помни, что зверь всегда остается зверем, и лишь человек всегда остается человеком. Прячь свои прекрасные глаза от похоти зверя и ни в чем не верь ему". От чего барон Жюльен Адри пытался предостеречь в тот день своего единственного сына, Винсент не знал. Но только в тот момент, когда молодой Филипп случайно встретился с ним взглядом, старый слуга почему-то спешно потащил Винсента от окна вглубь комнаты - в спасительный сумрак, и с тех пор Адри больше никогда не видел: ни Филиппа, ни своего отца.
- Вы не будете возражать, барон, если мы оставим в покое любезности и перейдем сразу к делам? Уже довольно поздно.
- Как вам будет угодно.
- Вы устали с дороги, присядьте, - взглядом Филипп указал барону на широкое кресло, одиноко стоящее у стены, противоположной каминной.
Адри повиновался. В последний момент он заметил, как король мельком скользнул по его одежде взглядом, полным иронии. Винсент снова мысленно упрекнул себя за недальновидность в вопросе моды и приличий. Он подождал, пока Филипп сядет на свое место за столом, потом сам присел на край неудобного и слишком мягкого кресла.
- Вы чересчур напряжены, барон, - подметил король, не сводя с лица своего гостя внимательных глаз. - Расслабьтесь, я не кусаюсь. И хотя речь пойдет по большей части о судьбе вашего дражайшего родителя, я намерен разрешить миром все наши неурядицы и, в свою очередь, смею надеяться на сотрудничество с вашей стороны.
Адри сглотнул и слегка прокашлялся - в горле у него пересохло, но он ответил спокойно и с достоинством:
- Я сделаю все возможное для этого, ваше величество.
- Прекрасно. - Филипп улыбнулся почти искренне. - Итак, я пригласил вас, чтобы уведомить лично о том, что гибель вашего отца очень огорчила меня, как и его участие в заговоре против моего отца. Тем не менее, я считаю, что наша враждебность по отношению к поступкам барона Жульена Адри, не должна стать поводом для отчуждения его сына. К вам, Винсент, лично я не имею никаких претензий, кроме того, ваша матушка сама раскрыла тайну участия вашего отца в заговоре и тем самым спасла свою и вашу жизнь.
- Что? - голос Адри сел, и Винсент на миг утратил самообладание. У него в голове не укладывалось: его мать отправила на плаху человека, который отдал ей всю любовь и состояние, взяв в жены бесприданницу и дав ей свое имя?! Его мать?!
- Баронесса Адри?
- Вы удивлены? - Филипп огорченно улыбнулся. - Что ж, я не знал, что ваша матушка скрыла сей факт от вас, но тем лучше. Теперь я вижу, что вы искренне любили своего отца.
- Он был хорошим человеком, - не подумав ляпнул Винсент и растерянно опустил глаза. В его словах прозвучала горечь: - Он не собирался травить его величество Эдуарда и не стал бы участвовать в подобной низости...
- Иными словами заговор вы считаете низостью? - Филипп оперся локтем на подлокотник кресла и, коснувшись рукой гладковыбритого подбородка, задумчиво провел по нему пальцами. - Да, интересный вы человек, Адри, - немного погодя заключил он. - Вы напрочь лишены революционного духа, и похоже, что не переняли стремлений вашего отца... Или вы меня обманываете?
Адри словно хлестнули открытой ладонью по лицу, и он вскинул на монарха уже до боли знакомый потрясенный взгляд с ничтожной долей вызова.
- Ваше величество, - начал он, но король предостерегающе поднял руку, приказав замолчать.
- Не кипятитесь, Винсент. Ваша молодость очаровательна в своей искренности и горячности и в своей неосмотрительности тоже. Мне импонируют черты вашей натуры, и я вам верю. Более того, я предлагаю забыть все обиды и собираюсь взять вас на службу.
Адри удивленно сморгнул - он совершенно не ожидал подобного предложения. Впрочем, он даже всерьез не задумывался о причинах этого визита. Он размышлял только о том, что ему выпал мизерный шанс хотя бы мельком заглянуть в голубые глаза Ферье и, если очень повезет, обмолвиться с ним парой слов. Конечно то, что произошло между ними полчаса назад, везением можно было назвать с огромной натяжкой, но Винсент получил все же больше, чем мечтал - глупое прикосновение и лишенные всякого любовного оттенка объятия. А теперь он мог получить гораздо больше, и если воспользуется этим шансом, то сможет видеть Ферье с завидной периодичностью. После таких измышлений Винсент был согласен даже выносить из королевской спальни ночную вазу.
- Я постараюсь оправдать надежды вашего величества, - с благодарностью ответил Адри и наконец, облегченно вздохнул.
Король улыбнулся.
- Как хорошо вы владеете шпагой и верховой ездой?
- До сих пор я еще не пропустил ни один выпад в свою сторону, а сюда я приехал верхом за десять часов, - без хвастовства ответил Винсент, подумав о том, что Филипп намерен сделать из него солдата, отправить к границам, или того хуже - к морю, сражаться с пиратами. И тогда прощайте редкие воскресные мессы в Сером храме вместе с голубоглазым божеством. Но Адри, как оказалось, здорово ошибся.
- Мне нужен адъютант, - Филипп хитро заулыбался, с наслаждением наблюдая за очередным потрясением Адри.
- Но я не достоин подобной чести, - пролепетал Винсент, - я ничем ее не заслужил.
- Барон Адри, - с нажимом сказал король, - оставьте за мной право решать, кто и чего заслуживает. Не думаете ли вы, что я не осведомлен о вашем титуле и законах, по которым адъютантом короля может быть только человек очень высокого сословия и титулом не ниже виконта? И уж не полагаете ли вы ошибочно, что я не наводил справки о вашем характере? Должен признать, что некоторые ваши знакомые, рекомендовали вас как человека честного, обязательного, лишенного тщеславия и преданного. Поэтому давайте оставим в покое вопросы ваших собственных заслуг или достоинств. Я так решил. Конечно, если должность вас не устраивает по тем или иным причинам, вы можете отказаться от нее.
- Я не смею, ваше величество, - ответил Винсент.
- Ну, вот и славно.
Филипп деловито потер ладони друг о друга и, взяв перо и бумагу, стал писать распорядительное письмо.
- Утром я велю приготовить для вас покои, - продолжал король, не глядя на Адри, но точно зная: барон слушает его со всем вниманием. - От вас мне потребуется скорость и четкость выполнения моих поручений. Не скрою, их будет много, и вы чаще будете сидеть на лошади, чем на моих пирах. Сегодняшнюю ночь проведете в крыле для гостей. Утром можете послать кого-нибудь в Вороний замок за вашими вещами. Вашу мать я пока не считаю нужным приглашать во дворец - не хочу, чтобы она отвлекала вас от дел государственной важности. Вас же, господин барон, я желаю видеть завтра ровно в восемь утра в этом кабинете. Без опозданий. Вам все понятно? - Король поставил на бумаге свою подпись и взглянул на Адри.
- Да, ваше величество.
- Ну что ж, - Филипп довольно кивнул, - не смею больше задерживать. Ступайте, Освальд вас проводит.
Адри поднялся и, отвесив королю чеканный поклон головой, покинул кабинет со странным чувством тревоги.
Освальдом звали того самого слугу, который встретил барона в покоях монарха, его же и приставили служить барону при дворе. Винсенту не слишком понравился этот человек - уж больно взгляд у него был недобрый, хитрый, к тому же собеседником он оказался довольно скучным и немногословным. Едва Адри привели в роскошную серо-голубую гостевую спальню, барон попросил воды для умывания, после чего отпустил Освальда восвояси. Кроме того, в отличие от придворных вельмож, Винсент многие вещи привык делать сам. Потрясений на сегодня ему хватило и без того, чтобы его раздевали и омывали слуги. Его мать, его обожаемая матушка, оказалась вовсе не такой мягкосердечной, как привык считать Винсент. Как он могла? Он задавался этим вопросом и не хотел понимать поступков баронессы Адри. Ему было горько, что в тугих жилах его собственного тела течет кровь человека, который убил его отца. Теперь Винсент тайно радовался, что его мать останется в их замке - он не желал ее видеть.
Адри присел на край широкой постели, слишком мягкой для него, потом руками стянул с ног сапоги и бросил к ножкам резного стула, стоявшего рядом. Пальцы у Винсента болели. Усталость от долгой дороги, словно разом навалилась на него, а перед глазами незримо стояло лицо Ферье. Мысли барона постепенно абстрагировались и от омерзительных дел его матери, от странного спонтанного назначения адъютантом его величества и неизбежно сконцентрировались на графе Сэйлине Ферье. Адри почти свыкся с той неизбежностью, с которой к нему липли мысли о фаворите короля - его идоле и боге - таком яростном, сумасбродном, ненормальном и все же таком желанном. Воистину, если твое сердце попало в любящую руку богини Виты - ты уже не сможешь иначе, как бы ни гнали тебя, ни презирали, как бы ни игнорировали. И твое сердце постепенно станет янтарным, расцветет изнутри мелкими трещинками нежности, переполниться теплом ласкового весеннего солнца и вберет в себя его золотой блеск - свет счастья и восторга, оно пропитается карими вкраплениями грусти и печали - и станет по-настоящему драгоценным. Лишь бы его не коснулась мертвая чернота ненависти. Именно этого боялся Винсент больше всего - боялся, что Ферье своей ледяной жгучей надменностью, в конце концов, убьет все прекрасные и теплые чувства Адри к нему. Ведь как груб он был сегодня, как жестоки были его слова и угрозы. Неужели он не заметил той любви, которая жила в глазах Винсента? Вряд ли нет, скорее ему просто все равно. С такими тревогами барон Адри разделся, умылся и, погасив одинокую свечу, лег спать.
В размеренном стуке дождя сквозь сон ему слышались голоса - чужие, низкие, словно раскаты грома. Адри не понимал, о чем они говорят, о чем предупреждают его.
Солнечное утро, тем не менее, оказалось ничуть не лучше. Мало того, что Освальд разбудил Винсента только в семь утра и Адри пришлось собираться наспех, так еще в кабинете Филиппа барон натолкнулся на хмурого донельзя Ферье. Граф поначалу смерил его таким брезгливым взглядом, что Винсент не нашелся, что сказать.
Филипп еще не пришел и, разумеется, пожеланий доброго утра от фаворита короля ждать не следовало.
- А вы даже не соизволили переодеться, барон, - сказал Сэйлин, иронично разглядывая Адри. Ферье сидел в кресле короля, закинув скрещенные ноги на стол и подперев щеку ладонью. Граф определенно скучал. Голубой камзол, расшитый сапфирами и белые легкие кружева подчеркивали его яркую неповторимую красоту. Новые почти неношеные сапоги из белой замши едва задевали каблуками стопку каких-то старых пожелтевших от времени бумаг. Впрочем, так роскошно одеваться графа обязывало его положение королевского любовника. Адри в своей старомодной одежде на его фоне выглядел серой мышью.
- Я слышал, что его величество назначил вас своим адъютантом?
- Вы правильно слышали, - твердо ответил Адри, пристально глядя в насмешливые голубые глаза. Винсент начинал злиться - он откровенно не понимал предвзятого отношения графа к своей персоне. Еще через порог переступить не успел, а уже до смерти надоел Ферье?
- Хотелось бы поздравить вас с назначением, но не могу, - ядовито улыбаясь, продолжал граф. Он протянул руку к горстке гусиных заточенных перьев и стал брать их одно за другим, придирчиво разглядывать, чтобы решить, какие лучше годятся для работы. - Видите ли, барон Адри, вам совсем не место здесь.
- Это вы так решили? - Винсент неспешно прошел до стола и остановился перед Ферье, спокойно глядя на него сверху вниз.
Однако графа это нисколько не смутило.
- Я или не я - какая вам разница? Это факт, который бросается в глаза любому человеку при дворе.
- Но я еще не был представлен ко двору.
Ферье на миг замер, а потом, запрокинув голову, рассмеялся.
- Помилуйте, барон! - воскликнул граф. - Да вы еще вчера вечером спать лечь не успели, а добрая половина знати Онтальи уже вовсю перемывала вам кости. А к утру они вынесли вам свой вердикт, который, по сути, совпал и с моим тоже. - Ферье прочертил пером в воздухе букву "S" и тонким голосом брезгливо изобразил придворных сплетниц: - Барон Адри? Кто это? Ах, не сын ли этого предателя Адри, что участвовал в убийстве короля Эдуарда? Какой ужас! Невероятно! Его величество слишком добры! - Сэйлин перестал дурачиться и сделался антагонистично серьезным. - Ну, и так далее... Разумеется, барон, вам никто ничего не скажет - не посмеет, пока Филипп держит вас подле себя, но если вы оступитесь, всего один единственный раз - против вас ополчится весь свет. Я просто даю вам чисто дружеский совет: забирайте ваш старомодный плащ и шляпу, садитесь на своего убогого ахалтекинца, рыжего вроде, и - как там дальше? - отправляйтесь в свой маленький горный замок, пока еще не поздно.
Ферье наградил Адри лучезарной белозубой улыбкой и притворно-ласковым взглядом.
Винсент внутренне кипел, дыхание его участилось, в душе болезненно дрожало что-то, но рука так и не легла на эфес шпаги, а с губ не сорвалось в ответ ни единого оскорбления.
- Я не сделал лично вам ничего плохого, - Винсент сказал это и сам поразился, как ровно и спокойно прозвучал его голос, сколько благородного достоинства отразилось в словах. - Ваши насмешки могли бы задеть кого угодно, граф, и возможно, что меня тоже, если бы были обоснованы хоть чем-нибудь. Я не нанес вам ни одного оскорбления, и не буду делать этого даже сейчас, несмотря на то, что ваш тон очень соответствует содержанию ваших измышлений. За совет дружеский спасибо, но он мне не пригодится. Я не могу позволить себе прислушиваться к советам человека, который, не зная меня, заочно считает ничтожеством.
Улыбка Ферье померкла. Еще какое-то время он пристально смотрел в карие глаза Адри, а потом отвел взгляд. Он хмыкнул в сторону и собирался что-то сказать, но в этот момент в кабинет вошел Филипп, одетый в черный простой камзол и белую рубаху. Кружевное жабо на шее монарха скреплял кроваво-красный рубин величиной с голубиное яйцо.
Адри учтиво поклонился, а Ферье так и остался сидеть, как сидел.
- Я вижу, вы уже познакомились? - король обошел Винсента и остановился позади своего кресла. Он мягко положил руки на плечи Ферье и тот, откинув голову, чуть улыбнулся монарху.
- Барон имел несчастье выслушать мое мнение относительно его стиля одежды.
Винсент, наблюдавший за этой сценой, в сердцах отвел глаза.
- Смотрю, граф уже привел вас в состояние шока, Адри, - мягко сказал Филипп, не сильно сжимая пальцы на плечах своего фаворита. - Не обращайте на него внимания - он плохо воспитан. Надеюсь, вы не поссорились?
- Нет, - неожиданно в голос ответили оба и, похоже, что это немного позабавило короля.
Филипп не веря, но искренне улыбнулся, а Адри и Ферье на миг встретились недружелюбными взглядами.
- Откройте окна, граф, - приказал монарх. - На улице светит солнце. Ни к чему сидеть в духоте. А вы, барон, займите себя чем-нибудь, пока я не придумаю для вас поручения.
Ферье повиновался без желания, но и не делал недовольного лица - он молча встал, освободив место королю, потом один за другим открыл настежь все три окна и, взяв со стола одно гусиное перо, сел в кресло у стены, неприлично опершись спиной на левый подлокотник и закинув ноги на правый. Сэйлин вертел перо в руках, разглядывал то так, то эдак, подбрасывал над ладонью, потом ловил - забавлялся, точно породистый кот, а Адри чувствовал себя так, словно устраивая этот спектакль, граф нарочно продолжает над ним издеваться.
Пока Филипп сосредоточенно читал письма и писал приказы, Сэйлин ни разу не взглянул на Винсента, который отошел к камину и оттуда украдкой поглядывал в его сторону. Этот кошмар длился целый час. У Адри голова шла кругом. Он отворачивался от Ферье, старался смотреть в окно - туда, где зеленое море листвы нежилось в лучах яркого солнца, шелестом перекрывая птичий гомон, или в черную пустоту камина, но словно какой-то проклятый магнит манил Адри снова и снова обращать свои взоры к фавориту короля. Наваждение это уже через четверть часа кончилось полным поражением гордости Винсента - мало того, что барон совершенно не злился из-за недавней мелкой склоки, сейчас он безуспешно пытался очистить свой разум от видений, в которых делал с Ферье совершенно недопустимые вещи. Даже думать о его теле в присутствии Филиппа казалось Адри преступлением. Ему становилось душно в кабинете, полном свежего легкого ветерка, несущего сюда горьковатые ароматы сирени и терпкие запахи разнотравья.
- Барон? - наконец позвал король, и Адри быстро подошел к монарху, в последний момент заметив, как Ферье бросил в его сторону насмешливый взгляд.
Филипп протянул Винсенту скрепленный королевской печатью конверт.
- Отвезите это маркизу Рене Морелу, дождитесь ответа и возвращайтесь назад. Адрес узнаете у Освальда. Вам все понятно?
- Да, ваше величество.
Адри взял конверт и, поклонившись, направился к двери - он уже выходил из кабинета, когда за спиной услышал голос короля, обращавшийся к Ферье:
- Вы мне нужны, граф. Подойдите ближе.
Последнее, что видел Винсент перед тем, как прикрыть за собой массивную резную дверь из красного дерева с позолоченной ручкой, это как Ферье подошел к королю и с улыбкой потянул камзол со своих плеч. Потом что-то глухо упало в кабинете - наверное, это были книги, сложенные в аккуратную стопку на краю стола справа от кресла короля.
Адри и сам не заметил, что замер, стоя спиной к двери и напряженно прислушиваясь. Он услышал смешок Ферье, потом голос Филиппа, но совершенно не разобрал слов. Зато ярко представил, зачем королю понадобилось, чтобы граф подошел поближе. Почему-то сейчас это внезапно обескуражило Адри, всколыхнув в его чувственном сердце волну горестной ревности, словно Винсент имел на нее право. Это право ему дала Любовь, а она превыше всех существующих человеческих законов на земле! Увы, Адри жил среди людей и их законы чтил к своему несчастью. Только поэтому он, сжав зубы и скрепя сердце, не влетел отчаянно в кабинет монарха, а пошел прочь по коридорам, разыскал Освальда, расспросил, как проехать к замку маркиза Морела, собственноручно оседлал Каро, беспечно поболтал с молоденьким рыжим конюхом о лошадях всех пород и мастей, и поехал выполнять поручение короля. В общем, Винсент старался занять себя чем угодно, лишь бы не думать о том, что сейчас Филипп страстно берет Ферье, уложив его животом на стол и каждым отточенным ритмичным движением плоти внутри горячего тела выбивает тяжелые вздохи из груди, стоны с губ, мольбы о любви и бесстыдные пошлые просьбы. Не думать, как должно быть, изумительно красивы голубые глаза графа, затуманенные пеленой любовной неги, что дурманит сильнее любого крепкого вина; как ласковы его умелые руки, как горячи его мягкие губы - блестящие от тонкого слоя персикового масла! Не думать о Ферье...
Маркиз Рене Морел, как оказалось, жил довольно далеко за городом - так далеко, что у Винсента сложилось впечатление, будто Филипп нарочно отправил его туда - только одна дорога до замка маркиза заняла у Адри час быстрой езды. Обратно ему было суждено вернуться уже после полудня.
Морел держал большое поместье к югу от Онтальи. Говорили, что у него лучшие винодельни в Онтэ и, проезжая мимо роскошных виноградников, Винсент склонен был в это верить; их сочная зелень бросалась в глаза, застилая простор до самой кромки лесов, что от дороги, ведущей к замку Морелов, казалась темно-зеленой полосой. Здесь царила умиротворенная деревенская атмосфера: ветерок гнал с равнин запахи далеких дождей, в молодой зеленой траве, усыпанной всевозможными полевыми цветами, сердито жужжа, возились пчелы, стрекотали кузнечики и роилось множество других насекомых, в придорожной пыли бурно разросся подорожник, выпустив зеленые стрелки с семенами, которые часто навещали неугомонные воробьи.
Адри пустил Каро шагом и ослабил поводья. Жеребец довольно всхрапнул, тряхнул головой, позвякивая кольцами уздечки.
Иногда оступаясь на камешках, Каро уверенно зашагал по дороге - он сильно устал, но голос и ласка хозяина придавали ему сил.
На одиноком холме среди зеленых равнин возвышался знаменитый замок Морелов. Знаменит он был тем что, по сути, представлял собой развалины старой крепости Ашайре, еще более древней, чем Вороний замок. Мощные стены из красного кирпича под солнцем казались бледно-рыжими - они давно обветшали местами и где-то утратили часть верхних зубьев, но по-прежнему защищали огромный двор и жилую часть построек от напора полевых порывистых ветров и стихий.
Адри проехал вдоль восточной стены, свернул к раскрытым настежь воротам и тут же почувствовал себя так, словно попал на шумный рафинский базар - только там могла царить такая толкотня, суматоха и гомон. Винсент поначалу даже осадил Каро, пытаясь определиться, как пересечь широкий запущенный двор, чтобы его лошадь ненароком никому не отдавила ног. А тем временем на барона никто не обращал никакого внимания; крестьяне туда-сюда таскали хворост и тюки, толстый лысый кузнец, расположив свою кузню у центрального колодца, подковывал гнедого старого мерина, который недовольно мотал головой, что ужасно раздражало его хозяина - высокого молодого цыгана в пестрой жилетке и грязной рубахе. Только сейчас Винсент заметил, что во дворе полно цыган, но то, что крестьяне совершенно не беспокоятся о своих карманах, поразило Адри еще больше. Он сам уже опасался оставлять Каро без присмотра - может Ферье и считал лошадь барона убожеством, но для Винсента Каро был другом, помощником и любимцем. А эти уведут - глазом моргнуть не успеешь.
Тяжело вздохнув, Адри подтолкнул жеребца пятками в бока и не торопясь направил вперед. Над его головой прошла массивная каменная арка - взгляду окрылись три высокие башни замка с пустыми темными бойницами.
Каро под ноги со звонким противным лаем бросилась маленькая лохматая собачонка, больше похожая на моток спутанных веревок, чем на животное. Наспех облаяв незваных гостей, псина бросилась наутек; следом пробежали трое цыганских ребятишек с палками и, подначивая друг друга, затерялись среди взрослых. Каро поджал уши, недовольно захрапел и Адри, успокаивая, ласково погладил его по гриве.
- Спокойно, Каро. Спокойно.
- Ваша лошадь мне мешает пройти, - вдруг услышал он позади тихий с хрипотцой голос и обернулся.
Седой невысокий горбун с вымазанными сажей щекой и руками придирчиво смотрел на него снизу вверх. Отчего-то Винсенту он показался очень старым, хотя морщин на его лице было не больше, чем у любого шестидесятилетнего мужчины. Наверное, все дело было во взгляде - усталый, пытливый и тусклый - он смотрел в суть вещей и людских душ. Такие люди обычно хорошо знают жизнь, но никому об этом не говорят. Одет старик был хорошо, только из-за той же сажи его бархатный серый камзол покрылся черными неопрятными пятнами на груди и рукавах, а сапоги просто перепачкались в пыли и золе. В руках горбун держал пузатый котелок с какой-то мутной зеленой жижей; пар от нее разносил такой неприятный запах, что Винсент с непривычки на миг прикрыл нос ладонью.
- Я ищу маркиза Рене Морела, - морщась, сказал Адри, думая только о том, как бы его не стошнило прямо тут. - У меня для него послание от короля.
- От этого мерзкого извращенца, что тащит в свою постель невинных юношей? - резко ответил горбун, поморщился с отвращением, а потом сказал: - Идемте, - старик махнул рукой, приглашая Винсента следовать за ним, и пошел к замку - казалось, что толпа расступается перед ним совершенно неосознанно.
Адри внутренне передернуло - за такой отзыв о короле можно было попасть на плаху, но на горбуна никто не обратил внимания, словно он не сказал ничего такого, о чем в этом дворе не знал каждый захудалый бедняк. Что-то неприятное кольнуло у Винсента в груди, и он снова вспомнил Ферье, стоящего на перилах босыми ногами, простирающего к небесам руки.
Тихо выругавшись, Винсент последовал за горбуном. Они остановились у огромных окованных железом дверей и Адри спешился.
- Танар! - старик позвал цыганского мальчонку лет десяти-одиннадцати и тот с радостью подбежал к нему.
- Ты опять наварил этой дряни, Рене? - заливисто засмеялся он, с опаской поглядывая на котелок. - Не понесу я ее в подвал.
- И не надо. - Старик кивнул на Каро. - Возьми у гостя лошадь и напои.
- А-а, ну, это я завсегда.
Мальчонка потянулся тощими руками к поводьям, но Винсент только крепче сжал их в кулаке. Танар немного удивленно приподнял черные густые брови.
- Я бы хотел переговорить с маркизом... - начал было Адри.
- Я - маркиз Морел, - недовольно фыркнул старик. - Чего вам еще? Отдайте коня и пойдемте в замок. Мне умыться надо.
Винсент сначала удивленно уставился на горбуна, потом недоверчиво покосился на веселого Танара. У мальчишки были совершенно изумительные черные глаза - доверчивые и добрые.
- Да не съест он вашу кобылу, - заворчал Морел, переступая через порог и исчезая в сумраке башни.
Танар рассмеялся.
- Давай твоего жеребца, не боись. Пригляжу лучше любого сторожа.
Адри с глухой тоской отпустил поводья, и цыганенок повел Каро прочь, ласково разговаривая с ним - иногда нараспев, иногда просто. Винсенту хотелось думать, что он видит своего коня не в последний раз.
Внутри замка царил такой же жуткий беспорядок, как и во дворе, и Адри удивлялся, каким образом Морел умудряется находить в этом хаосе нужные ему предметы. Горбун подошел к длинному низкому столу, заваленному ржавым оружием и старыми плетеными корзинами - поставил на него свой котелок.
- Филипп давно мне не писал, - не оборачиваясь, сказал он, увлеченно разыскивая среди корзин какую-то особенную. Когда он нашел ее, то извлек из нутра светлую чистую тряпку, которая через минуту послужила Морелу полотенцем. У старой кадки, что стояла в углу, маркиз тщательно умыл лицо и руки. - Что нового при дворе? Как обычно? Травят, режут, обманывают друг друга? Или там появился хоть кто-то, обладающий зачатками совести?
Горбун взглянул на Адри с липким вниманием в глубине выцветших зеленых глаз и Винсент понял, что он вовсе не ждет вразумительных ответов на свои вопросы. От противного мускусного запаха, исходящего от котелка, барона слегка мутило, к тому же тут еще воняло плесенью и гнилой соломой, валявшейся на полу, на лестнице, ведущей в узкий темный коридор, повсюду.
На улице кто-то заиграл на гитаре, и ее мелодичный звук разбавил суетливый гомон двора ноткой прекрасного.
- Ваше лицо, - горбун указал пальцем на собственную щеку, сопровождая свои слова этим выразительным жестом, - оно мне знакомо. Только вот не вспомню откуда. Мы с вами могли видеться раньше?
- Боюсь, что нет, - вежливо улыбнулся Адри и достал из-за пазухи конверт. Он протянул его маркизу - тот вздохнул, а потом с неохотой надломил сургучную печать. Руки у Морела были покрыты густой сетью морщин, под кожей проступали тугие шнуры вен - старость сделала их уродливыми, словно ветви дерева.
Маркиз беглым взглядом прочел послание и в тот же миг сделался мрачным, нахмурил косматые брови, сморщил острый нос. Он нехорошо посмотрел на Винсента. Барону сразу захотелось провалиться под землю от этого взгляда - туда, где тихо и темно, где можно затаится от всего непонятого.
- Его величество приказали мне дождаться ответа, - вспомнил Адри.
Морел всплеснул руками и нервно заходил взад-вперед. Он метался перед Винсентом, потрясая письмом короля, и бормотал на рафинском - "Аи сан мортен", что означало - "Настал день для бед". Адри прекрасно знал язык Рафины - почти так же хорошо, как свой родной. В Онтэ мало кто утруждал себя этим занятием; разве что купцы да люди, жившие в Альторрийских бухтах, но юный Винсент всю юность провел вдали от столицы и общества и увлечения для дворянина имел весьма странные. В то время как другие юные бароны занимали себя танцами и охотой, Винсент сутки напролет сидел над книгами, изучая морское дело, языки, до дыр перечитывал старые романы о рыцарях и доблестных отважных разбойниках. Он часто представлял себя бесстрашным пиратом или великим путешественником, добрым королем или доблестным рыцарем, лазал по склонам Ассирийских гор, спал на соломе и в траве, гонял тряпичный мяч с крестьянскими ребятишками, а набегавшись вдоволь, обедал в кухне для слуг, что сильно раздражало баронессу Адри. "Винсент, вы ведете себя недостойно вашего положения", - часто говорила она, но юный Адри слишком много вынес из гибели своего отца - он понял, что жизнь в любой момент из почета и роскоши может безжалостно бросить тебя в грязь - и к этому лучше быть готовым всегда. А тем, кто лежит на дне общества танцы и этикет ни к чему - для них гораздо важнее способность выживать. Положение? Какое положение? Все социальные условности - это выдуманный людьми миф, не имеющий к реальной жизни никакого отношения. Вряд ли человек успешный и блестящий смог бы понять всю практичность владения шпагой - для него это только атрибут чести, для Адри же это было весомым аргументом, чтобы остаться живым в банальной уличной драке; ему не раз приходилось встречать вооруженных до зубов бродяг, что неразумно льстились на его лошадь или кошелек. Когда Винсент в пятнадцать лет впервые убил человека - разбойника, напавшего на него в горах, Адри стошнило. Он сам был ранен в плечо, но своего врага по какой-то нелепой случайности насадил на шпагу, словно тетерева на вертел, попятился назад и, падая, просто зажмурился и выставил вперед руку. Только спустя минуту он очухался под тяжестью мертвого тела - тонкое лезвие, багровое от крови, прошло через сердце и легкое его врага, а потом криво вышло под лопаткой. Старый пьяный ворюга скончался сразу, а Винсент даже не помнил, как после добрался домой и, цепляясь дрожащими руками за ручку ворот, ввалился во двор весь в крови, грязи и слезах. Он до сих пор помнил запах своей первой человеческой крови.
Морел тем временем перестал метаться и со странным любопытством всматривался в лицо Винсента.
- Сын Жюльена Адри теперь адъютант короля, - Рене невесело покачал головой, иронизируя над превратностями судьбы.
Адри сейчас очень хорошо понимал, что чувствует маркиз; ему самому до сих пор плохо верилось, что такое произошло с ним, с сыном убийцы Эдуарда, предателя и человека, который бросил вызов существующей власти... и проиграл.
- Король в письме просит задержать вас на часок другой, - продолжил Морел. - Почему?
Винсент, едва не выказав крайнего изумления, вызванного просьбой монарха, почти безразлично пожал плечами. Впрочем, кажется, он знал причину.
- Его величество заняты графом Ферье.
- Тьфу ты, - старик с досадой плюнул на пол и смял письмо в руке.
- Простите, но вы очень странно реагируете на это, - осторожно подметил Адри, сделав от стола пару шагов назад, чтобы глотнуть свежего воздуха, который тянулся от дверей. На вонючий злосчастный котелок Винсент уже не мог смотреть. - Филипп имеет право уделять внимание своему фавориту.
- Да плевал я на них обоих, - безразлично заявил маркиз, беря Адри под локоть и неторопливо уводя к лестнице, что вела наверх башни. - На вашем месте, я бы держался подальше и от одного, и тем более от другого. Но раз уж вы теперь адъютант его величества и вас требуют задержать ненадолго, идемте, угощу вас чем-нибудь. Будем обедать, как говорится. Сколько вам лет, молодой человек?
- Двадцать пять.
- Прекрасная пора.
Они поднялись в светлую просторную полукруглую комнату(,) и Адри показалось, что он попал в одну из глав рыцарского романа; на стенах красовались лиловые полотна с изображением герба Морелов - серебряной змеи, обвивающей мощным телом черного голубя. Разглядывая эту странную сцену и всматриваясь в обреченно тусклые глаза птицы, Винсент поймал себя на мысли, что именно черные голуби по какому-то странному совпадению или злому умыслу, вьют гнездо под королевской короной на гербе монархов Онтэ. Такая вызывающая смелость Морелов запросто могла напугать любого здравомыслящего человека, но Адри вдруг поддался любопытству: каким образом и почему, старый маркиз мог оскорбительно отзываться о короле в то время, когда многие были казнены и за меньшие огрехи? Этот вопрос засел в мозгах Винсента(,) словно заноза. Он прошелся по комнате. Простая деревянная тесаная мебель вышла из моды еще в прошлом столетии: скамейки, застеленные волчьими шкурами, длинный стол, почерневшие от времени табуретки, с наваленной на них глиняной посудой - в столице уже давно ели и пили с фарфора. И все же, атмосфера дикости и подобной запущенности была милее душе Адри, напоминая ему счастливые моменты собственной юности. Кроме того, здесь не воняло гнилой соломой и странной жидкостью из котелка, которую невзлюбили все вокруг, кроме хозяина замка.
- Теперь рассказывайте мне, молодой глупец, каким образом вы оказались в услужении Филиппа? - спросил Морел отеческим тоном, изредка поглядывая на Винсента. Маркиз собственноручно расставил на столе пару тарелок, чаш и деревянных вилок.
- Простите? - Адри не сразу понял суть вопроса, а точнее одной едва уловимой детали в нем: с чего вдруг горбун обозвал его глупцом.
Морел указал пальцем на скамью:
- Садитесь сюда, - сказал он, потом дважды хлопнул в ладоши.
Пожилой полный слуга появился на пороге - маркиз приказал принести вина, вяленого мяса, лук и сыр. Но слуга, видя, что у хозяина гости, заодно притащил жареного гуся, меда, свежих огурцов и винограда. Глядя на это деревенское великолепие, Винсент сознался себе, что здорово проголодался, а потому отказываться не стал.
Морел набросился на еду так, словно не ел две недели.
- Я сфидетельствофал на слувшанье по делу фашего отца на стороне обфинения, - сказал он, жадно уплетая жирную птичью ногу. Его губы двигались немного смешно, как у всех стариков, у которых выпала часть зубов. Глаза маркиза внимательно следили за Винсентом.
- Зачем вы сейчас мне все это говорите? - Адри внутренне покоробило и он, хмурясь, хлебнул вина.
Горбун проглотил мясо, вытер ладонью подбородок, покрытый седой щетиной, потянулся за своей глиняной чашей.
- Хочу знать, рассказал ли вам кто-нибудь правду о гибели Жюльена Адри.
- Моя мать отправила моего отца на плаху, - ледяным голосом проговорил Винсент, серьезно смотря на Морела. - Этого достаточно?
Маркиз поставил локти на стол, держа перед глазами чашу с вином. Лицо его стало таким загадочным, что Адри начинал злиться.
- Я любил вашего отца, - горько вздохнул Рене. - Он был моим самым близким другом и прекрасным благородным человеком. Если вы пошли в него хоть на десятую часть, вы можете гордиться собой.
- Почему же вы тогда свидетельствовали против него? - с кривой ухмылкой поинтересовался Винсент.
- Потому, что я не умею говорить неправду, молодой человек. - Морел снова взялся за еду, но уже неторопливо, с наслаждением. - Жюль был у меня пять или шесть раз за месяц до того трагичного дня, когда король Эдуард был отравлен синильной кислотой. Ваш отец у меня интересовался именно ей - это все, что я сказал на суде, и ваш отец знал, что я это скажу. Боюсь, что Жюльен действительно отравил короля Эдуарда, но Адри был лишь пешкой в большой игре. В таких играх главные фигуры всегда остаются невидимыми. Я говорил Жюльену, что он связался не с теми людьми и что гибель Эдуарда вряд ли изменит что-либо в этой погрязшей в разврате и коррупции стране. Увы, Жюль слишком верил в справедливость. - Морел искоса посмотрел на Винсента. - А вы верите в справедливость, молодой человек?
- Верю, - твердо ответил Адри, вяло поедая виноград - его душистые зеленые ягоды опьяняли сладостью и ароматом первого летнего урожая.
- Зря, - фыркнул маркиз, покачав головой. - Вам бы следовало поучиться у жизни таким вещам. У вас есть прекрасный пример того, что справедливости не существует. Ваш отец пострадал за дело рук своих, но с вами поступили зло, сослав жить в горах, в бедности и нищете.
- У вас тут тоже не королевские хоромы, - пошутил Винсент и Морел в ответ улыбнулся.
- Я, да будет вам известно, живу так, как хочу. Пожалуй, это все, - Рене обвел взглядом комнату, - это все я называю свободой. Старику не нужна роскошь и балы мне, сами видите, ни к чему, - Морел указал пальцем на свой горб за спиной. - Красоваться перед придворными дамами мне сами боги не велели. Все мое богатство - это наука да книги. Знания. Стремитесь к знаниям, молодой человек, они - суть силы и защита от врагов. Знаешь, что на уме у твоего соперника - считай, уже выиграл: и спор, и сражение.
- Но у меня нет врагов, - мягко заверил Адри.
Рене вздохнул.
- Враги есть у всех. Особенно у юных, смелых и красивых. Особенно у тех, кто верит в справедливость. Вы молоды, энергичны. В вашем возрасте наивность защищает вас от мощной разрушающей силы вашей энергии и уберегает от поступков, способных перевернуть мир. Если бы вся молодежь знала жизнь такой, какая она есть на самом деле - со всеми ее горестями и тайнами, со всем ее коварством и беспощадностью, на Земле наступил бы хаос. Лицо, настоящее лицо жизни уродливо и безразлично - оно открывается человеку только в миг, когда он познает всю мудрость старости, болезней и горя. Юные никогда не приглядываются к этой истине, а потому жизнь для них прекрасна и мир их - только большая площадка игр. Люди ведь не от возраста стареют, молодой человек, - Морел сожалея, покачал головой, - они стареют от потерь, от скорби, от душевных мук. Люди стареют, потому что устают жить. Вы уже видели горе, но еще не познали усталости. Берегитесь жизни - она готовит вам серьезный урок, гораздо более серьезный, чем арест вашего отца.
Адри хмуро слушал маркиза, и конечно, мог бы принять все его слова за бред старика, но Морел отличался удивительной ясностью взгляда. В мыслях и сердце Винсента зародилось плохое предчувствие, а Рене уже улыбался и разливал вторую порцию вина в их чаши.
- Не слушайте меня. Ах, не слушайте, мой дорогой Адри. Я бываю совершенно невыносим. У меня же нет ни детей, ни внуков, вот, и учу жизни кого попало. Танара. Теперь вот вас. Пообещайте мне, что навестите старика Морела недельку через другую. Мне бы хотелось пообщаться с вами в неофициальной обстановке. Покажу вам свои виноградники. Я все же был очень привязан к вашему отцу.
- Я заеду, как только смогу, - сказал Винсент, толком не представляя, когда наступит этот момент - находясь на службе у короля уже невозможно было принадлежать самому себе и вольно распоряжаться собственным временем - Адри это понимал хорошо. - Мне, наверное, уже пора, маркиз. Спасибо за гостеприимство.
Морел с грустью кивнул.
- Что ж, вы торопитесь, понимаю. Подождите четверть часа, я напишу ответ его величеству.
- Благодарю вас.
Морел поднялся из-за стола и пошаркал к двери. У порога он словно вспомнил о чем-то и обернулся.
- Чтобы вы не скучали, пока я придумываю для Филиппа достойный ответ, я пришлю Танара. Он не силен в этикете, но болтун еще тот - не даст вам скучать.
Адри вовсе не хотелось слушать цыганскую болтовню, но он зачем-то согласно улыбнулся Морелу и отвел взгляд.
- Вот и хорошо, - сказал Рене, исчезая за дверью.
Несколько минут мягкого ласкового одиночества стали для Винсента истинным подарком. Атмосфера вокруг будто разом пропиталась умиротворением и плавным течением времени. Суетливое щебетание воробьев под стрехой казалось Винсенту лучшей музыкой для слуха. Легкий теплый ветерок забирался сквозь стрельчатые окна вместе с прозрачной золотой дымкой солнечных лучей и гонял в воздухе искрящиеся пылинки; наблюдая за ними, Адри размышлял о словах Морела, о том, что более странных людей он никогда не встречал в своей жизни - разве что Ферье. Адри вспомнил, чем именно занят сейчас граф и тяжело вздохнул, сделался мрачным. Все, что минуту назад радовало его, потускнело, став незначительным. Задумчиво барабаня пальцами по столу, Винсент не заметил, как в комнату бесшумно вошел Танар.
- Ух ты-ы! - мальчишка подбежал к столу и восторженно уставился на жареного гуся. - Вот свезло-то!
Адри с легким удивлением наблюдал, с каким блаженным удовольствием цыганенок набросился на еду, при этом улыбаясь ему с полным ртом, но держась подальше - вдруг господину вздумается надавать ему по рукам за наглость.
- Тебя что, родители не кормят? - этот вопрос напросился сам собой.
- Почему, - чавкая, возмутился тот, - кормят.
Танар проглотил кусок мяса и небрежно вытер рот рукавом бледно-красной рубахи.
- Только у нас семья большая - не всегда успеешь что-нибудь урвать. А за обедом каждый сам за себя. Вот за что я Рене люблю, так это за то, что он меня в замок пускает, и к столу иногда.
- Вот как? - Адри улыбнулся, дав тем самым понять Танару, что совсем не возражает против его нахальства.
- Да ты не подумай, я ничего не краду тут, - заверил Танар, разбираясь с остатками жирной ножки. - Рене такой, что у него и красть стыдно. Нашего брата знаешь, как гонят с любого двора? А тут живи - не хочу. Вот сколько влезет. А Рене еще говорит, что это хорошо, что мы здесь, мол, всякие напыщенные снобы нос сюда совать не будут почем зря. - Танар немного наклонил голову вбок, как собака внимающая словам хозяина и спросил: - Что такое снобы?
Адри невольно замер - и вдруг засмеялся.
- Спросить уже нельзя, - недовольно надулся мальчишка, усаживаясь на место маркиза. - Чего я такого сказал-то?
- Ну, не сердись, - весело попросил Винсент, понимая, что детская непосредственность Танара ему нравится, и хотя тот наверняка познал в свои годы и голод, и холод, и боль, он остался в чем-то невежественным, наивным и очень очаровательным. Открытость таких душ часто не импонирует людям, но только не тем, кто сам открыт. Адри уж снобом точно не был. - Забавный ты просто. Смешной.
- Ага, - проворчал Танар, но улыбка уже ползла на его губы. - Ты и сам-то смешной.
- Это еще почему?
- А потому. Видел бы свое лицо, как во двор въехал. Растерянный, как дитя малое. Это другие, что раньше приезжали - важные, гордые, так нос задерут, что не видно, куда шагают.
- Снобы, - улыбнулся Винсент, и глаза Танара озорно заблестели смесью веселья и благодарности. - Расскажи мне про Морела, - попросил Адри. - Чем он занимается?
- А тот, из которого воняло, и который ты не хотел в подвал нести.
- Ах, это. - Танар пожал плечами. - Так про то каждая собака в округе знает. Рене снадобья делает. Лекарь он.
Ответ цыганенка показался вполне искренним, но Винсент не очень поверил в то, что Морел - лекарь. Лекари в Онтэ были сплошь люди публичные, а хорошие - так просто герои, которых бы следовало знать в лицо. То, что маркиз занимался ядами у Адри уже не вызывало сомнений и если предположить, что король ценит в Мореле именно его талант химика, можно объяснить и странную смелость Рене в высказываниях.
- А что у Морела в подвале? - спросил Винсент.
- А мне про то говорить не велено, - нахально заявил Танар, уже основательно хозяйничая на столе и поедая, что больше всего приглянулось.
Они с Адри улыбались друг другу и какое-то время молчали. Мальчишка торопливо набивал желудок, а Винсент с пониманием наблюдал за ним. Тощий цыганенок был - кожа да кости, угловатый, неказистый, растрепанный, как чертенок. А глаза все же были добрые.
- Как там конь мой? - после долгого молчания поинтересовался барон. Совершенно искренне поинтересовался.
- А что с ним станется? - отмахнулся Танар, довольно поглаживая грязными руками сытый живот. - Я его накормил, напоил и брату оставил приглядывать.
- Брату? - забеспокоился Винсент.
- Да не трусь ты. Мой брат знаешь какой? Он уже большой и лошадей страсть, как любит. Вот дай ему поводья подержать - так он и не выпустит. Тому только отдаст, кто ему коня вручил. Барка у нас лучше любого сторожа. Жаль только руки две. Ему весь табор лошадей стеречь дает.
- Ворованных, - усмехнулся Винсент и Танар не стал отрицать очевидной правды.
- И ворованных, - сказал он, потянувшись через стол к Адри и беря его за руку. - Хочешь, погадаю тебе? Я хорошим людям даром счастье предсказываю.
Рука у Танара была теплая, легкая, ласковая.
- И откуда знать тебе, что я хороший человек? - позволяя заглянуть в свою ладонь, спросил Адри.
- А вот знаю, хочешь - верь, хочешь - нет.
Танар деловито нахмурил брови, и Винсент едва не рассмеялся - так забавно это выглядело. Мальчишка с точностью копировал взрослых цыган, силясь принять важный серьезный вид, словно и в самом деле что-то мог разглядеть в его смутном неизвестном будущем. Адри не верил гаданиям - считал это одной из самых больших глупостей на свете, придуманных для успокоения собственной души теми людьми, у кого не хватает мужества творить свою судьбу самому. Такие считают, что все на свете предопределено, и вряд ли кто-то из них догадывается, что упрямство и железная воля часто могут изменить намерения судьбы на счет своего подопечного. Ну не глупо ли читать жизнь человека по руке, или в брошенных на тарелку бобах, или предсказывать по фигуркам плавленого воска?