...Спустя год (это вторая часть моего воспоминания, связанного с Машнюком, хотя до этого вроде бы ничего не имело к нему никакого отношения) к нам в школу, где я к тому времени работал учителем физики, прибыл с проверкой представитель облоно - мужик примерно моих лет, с бородкой, подвижный и улыбчивый. Поселили его в школьном интернате. Было время выпускных экзаменов, мужик посетил пару из них и как-то вечером я пригласил его на рюмку чая ко мне домой.
Попивая винцо, мужик то и дело поглядывал на фото, висящее на стене, где, как вы понимаете, был запечатлен как раз тот порог Ревун, в котором я купался в прошлом году.
Мы мирно беседовали о том и о сем, находя друг в друге вполне привлекательные черты, как вдруг мужик неожиданно спросил, глядя на фото:
- Как проходили, левым берегом?
Я удивился, но ответил:
- Левым.
- А мне кажется, нужно было зайти правее. Там и "зубов" поменьше, и выход ровнее.
Тема оказалась интересна нам обоим, и мы еще долго обсуждали этот порог и все, что было с ним связано, не забывая попутно прихлебывать "чаек".
Вы, конечно, догадались, кто был этим мужиком, проверяющим от облоно. Да, это был Машнюк Виктор Ефимович. То ли судьба подбросила его мне, то ли я сам какими-то своими флюидами отыскал похожего на меня авантюриста, то ли он почуял во мне "человека одной крови", но то, что случилось, то случилось - мы встретились.
Все бы этим и закончилось, встретились и разошлись, но судьба решила, что уж коли встретились, то не на один же раз! (Машнюк, конечно же, будет оспаривать этот мой пассаж, мол - судьба здесь не при чем! Просто не хватало человека, имеющего опыт сплава. Дай, думаю, позвоню!).
А потом был мой день рождения, совпадавший с окончанием школьных экзаменов, а такие совпадения, сами понимаете, добром не кончаются.
В общем, сижу на следующее утро дома в кресле - голова трещит, во рту будто конский табун ночевал, пива хочется - жуть!
Звонок.
- В Саяны пойдешь?
Отвечаю, не раздумывая:
- Хоть куда, лишь бы отсюда! А пиво там будет?
- Будет! И рыба будет!
- Еду!
Потом было сутолочное доделывание срочных домашних и школьных дел, шитье комбинезона, упаковка вещей...
Спустя неделю я был в Кургане. Пара бессонных суток сборов, потом пара дней сплошного сна в поезде в общем вагоне на самой верхней багажной полке, где есть можно, а пить никак, после взлета в Нижнеудинске под оглушающий рев "аннушки" , далее тропа, рюкзак, изнеможение от дикой тяжести на плечах, пот рекой...
И вот сижу я вечерком на горке, любуюсь на закат и вдруг меня насквозь прошивает мысль: "Где я???".
Представилось расстояние от дома, вспомнились последние события, как-то совершенно по-новому увиделись окружающие горы и шумная река с необычным именем Кара-Бурень...
Саяны!
Оказывается, я в Саянах! Будто очнувшись ото сна, снова и снова осматриваю окружающий меня ландшафт - фантастика! Кругом кедры, лиственницы, за ними торчат верхушки гор, под ногами неизвестные мне растения: и с большими круглыми листьями, и с перепутанными стеблями, и какое-то растение, похожее по вкусу одновременно на лук и на чеснок... Все незнакомое, загадочное...
Потом был жуткий по тяжести переход через Саян, сумасшедший сплав по дикой реке с именем Чангыс-Ама, затем по Дототу, Хамсаре с выходом в Енисей, причал в центре Азии городе Кызыле, автобус на Абакан, железка до Кургана, "причальная" ...
И пошло, поехало...
Каждое лето, не считая одиночные перерывы, мы опять и опять мчались в Саяны, в Бурятию, в Туву, на северный и южный Байкал, в Рудный Алтай... Уда, Уба, Кара-Бурень, Урик, Чая, Ульмень, Дотот, Хамсара, Бий-Хем - все эти и другие реки, пройденные нами, и перечислить невозможно. Горные кряжи, таежные реки, ревущие пороги, непроходимая тайга и понимаемое только лишь кончиками пальцев и глубинам сознания чарующее таинство дикой природы...
ПРО НЕГО, РОДИМОГО
Сами понимаете - с нами был еще один член экипажа, совершенно не зависящий от его состава. Во время перехода через перевалы он безжалостно натирал нам плечи, вжимал нас в болота, заставлял идти по тропе, четко ставя шаг. Зато потом, на воде, с лихой отвагой он нес нас по речным ухабам и колдобинам сквозь таежное великолепие, даря нам восторг от сражения с порогами и наслаждение от прекрасных вечеров, сопровождаемых песнями под гитару и непременным таежным лакомством - жареным хариусом.
Этим несменяемым членом экипажа был наш клееный-переклееный, шитый-перешитый катамаран! Чехлы из двойной тентовой ткани, баллоны из детской клеенки и мягкая палуба из жердей - вот и вся нехитрая конструкция нашего пузыристого сотаежника, но сколько же рек было пройдено на нем, сколько порогов всех категорий трепали нас вместе с ним на дальних сибирских маршрутах, в каких только передрягах мы ни побывали за все время странствий!
И вот теперь он опять готов нести нас по алтайской реке, хотя уже хорошо видно, что этот маршрут, скорее всего, будет для него (но не для нас!) последним. За годы странствий чехлы снизу настолько обтерлись в порогах и шиверах , что двойная тентовая ткань (два слоя проклеенного плотного брезента!) превратились в тончайшую хрустящую пленку. Но нельзя не сказать, что издалека-то наш катамаран выглядел довольно пристойно и смотрелся еще вполне годным к новым дерзаниям, но вблизи... Хотя, если говорить "по-большому", наш "крокодил" никогда нас не подводил и, надеемся, не подведет и нынче.
...Сколько же он на своем веку прошел, прополз, проскрежетал, просвистел по диким порогам, сопровождавшим каждое из наших путешествий?! Сотни раз поротый топляками и острыми как лезвие скальными выступами, видевший под собой и сплошную каменную терку, и непроглядные глубины мрачных ущелий, жареный-пережареный беспощадным бурятским солнцем и выщелоченный полузамерзшими шиверами северных рек, катамаран средь таежной глуши в забытых богом краях был нашим плавучим домом, отважным боевым кораблем, ни разу не вызвавшим сомнения в своей надежности.
Мало того, в некоторых случаях он служил нам разведчиком, как, например, в Зун-Халбинском ущелье, куда мы намеревались однажды сунуться. Эта дыра в скалах грохотала только об одном - выжить там было невозможно.
Тогда наш бесстрашный друг навьючил на себя основную поклажу и в одиночку ринулся в жуткую белую кипень, давая нам возможность налегке перебраться на ту сторону ущелья.
Юрка пустил катамаран в бешеный порог и выстрелом из ружья сообщил нам о начале операции в то время как мы, перейдя хребет, на выходе из ущелья стояли по грудь в ледяной воде и готовились выловить нашего "боевого коня", если он сумеет выбраться из ада.
Выстрел! Ждем.
Ледяная вода сжимает грудь, старается столкнуть с места, а мы упорно ждем. Не дай бог упустить наш корабль!
Время идет, а корабля нет...
И он появился!
Вылетев из-за скалы, катамаран, почуяв свободу и резвясь как жеребец без привязи, никак не хотел даваться в руки. Кое-как мы его подтащили к одиноко торчащему из воды каменному столбу, и тут выскочка показал нам, кто на этой реке хозяин - встал на ребро и баллонами намертво приклеился к камню!
Как только мы ни отрывали дикаря! Что мы только ни придумывали, чтоб хоть слегка сдвинуть его в сторону. Но он вцепился в столб мертвой хваткой и, брызгаясь водой, надсмехался над нами: "Что, не можете? Я тоже люблю свободу, и вы еще узнаете, как тяжело ее у меня отобрать!".
Не менее часа нам понадобилось, чтобы укротить его свободолюбие, но когда это у нас получилось, он мгновенно затих и заскользил к берегу, покорно ведомый за веревочку. Мы же, вконец измотанные борьбой со "зверем", брели к берегу и каждый едва удерживался, чтобы не вынуть нож и не прикончить своенравного придурка.
- А ведь он выскочил из ущелья совсем сухим! - Нарком почесал в затылке. - Странно. Где он шлялся, если успел так обсохнуть?
Машнюк пнул вражину в бок.
- Говори, где был? С кем там миловался в ущелье, поганец? Мы тут его ждем, а он...
Юрка, к тому времени уже прибывший с той стороны, неожиданно высказался:
- Похоже, он сам умеет находить себе дорогу, если ему не мешать...
Эта мысль, что корабль умеет сам находить себе дорогу, впоследствии подтверждалась так неоднократно, что в какой-то момент мы включили нашего двубаллоного скакуна в свой экипаж.
И нисколько в этом не разочаровались, ибо порой в самых диких порогах, только подняв весла над водой, тем самым полностью доверив свою судьбу нашему спасителю, нам удавалось выбраться из ада живыми и невредимыми.
...А теперь "он" лежит на камнях, и старость вовсю лезет из всех его "щелей". Заплаты еще что - все днище серой брезентины потрескалось и облупилось. Время безжалостной рукой - даже такой могучий и крепчайший материал! - истрепало и искоробило так, будто на нем не раз и не два развернулся тяжеленный бульдозер.
Глянув на чехол более внимательно, я вслед за мужиками понял - нынешний поход, скорее всего, будет для нашего "крейсера" последним...
Мы взирали на него грустными глазами, а он, распластавшись на нагретом солнышком пляже, подперев валуном голову, смотрел на нас вылинявшими гусиными глазами и будто подмигивал: "На вас, мужики заплат тоже немало, и вас нещадно потрепала жизнь - на волосы на свои седые гляньте! - и оболочка ваша кожаная тоже вся сморщилась и потрескалась. Так что неча на меня пялиться. Собирайте меня и вперед - к устью!".
А ведь он прав - мы еще поборемся! Не может такого быть, чтобы что-то помешало нам удачно пройти маршрут в такой важнейший для нас год, когда мы снова вместе и впереди у нас еще не одна сотня километров пути!
...Собрали мы катамаран довольно быстро, и наш красавец, легко и весело покачиваясь на волнах, явно любовался собой, вселяя в нас неукротимый оптимизм - все будет прекрасно!
Детям было приказано следить за мустангом, чтоб не ускакал, и немедленно сообщить, если один из баллонов начнет сникать, обнаруживая в себе неучтенную нами пробоину.
Корабелы же, устав от трудов праведных, разлеглись у костра и крепчайшей чайной заваркой отметили завершение важнейшего этапа нашего путешествия - переложением груза с плеч своих на "плечи" вон того, радующегося своему очередному рождению, крутобокого придурка.
РЫБАЦКАЯ ИКЕБАНА
Рыбалка для нас - святое.
Для Ефимыча рыбалка - это вероисповедание. Куда бы он ни ехал, ни шел и ни плыл, в конце пути обязательно... должна быть рыба!
Машнюк, в общем-то, всеяден, но в любой реке, в любом болоте он первым делом закидывает спиннинг с наживкой на хариуса. Если не берет хариус, меняет оснастку на щуку; не берет щука - начинает охоту на окуня, потом на леща, затем на чебака... и так по нисходящей.
Пусть он в итоге поймает пескаря размером со спичку, но рыбалку Витюня всегда начинает с охоты на хариуса.
Где только Виктор ни рыбачил! Если начинать перебирать все реки, на которых ему привелось махать спиннингом, то только перечисление займет пару часов. Все, в чем находится вода, им обловлено - от Байкала до Карелии: реки, озера, болота, водоёмы, протоки, канавы, лужи, унитазы... Впрочем, про унитазы я нагло преувеличил, хотя...
А если рассказывать о тех приключениях, что преследовали его на рыбацком пути, то жизни не хватит.
Не удержусь, расскажу об одном из случаев. Он связан не с рыбой, а с рыбалкой, точнее, даже и не с рыбалкой, а... в общем, читайте, сами поймете.
Дело было на Байкале. Как мы туда попали, зачем и где мы там обретались - это другой разговор.
Все было прекрасно: фантастическое озеро, сияющее небо, завораживающий шум накатывающихся волн... и полное отсутствие рыбного меню! Тушенка была, змеиные супы, брикеты с гречкой и рисом - ешь, не хочу! Но вот с рыбой случился прокол...
Рыбалка - ну, никак не получалась!
Хариус стоит под ногами, скользит в чистой воде между валунами, к наживке подходит, но... не берет! Что мы только ему ни предлагали: обманки всех видов и цветов, что мы наготовили дома и навязали намедни; всех насекомых, кому не повезло пролететь или проползти мимо нас; искусственные мухи из перьев, выдранных из несчастных каркал, разнообразивших наше скромное меню; хитроумные приманки, изготовленные из широкого набора растительности, что к тому времени произросла в некоторых открытых и укромных местах наших организмов - не берет!
Наш главный рыбак чувствует, что его авторитет в глазах боготворящей его команды стремительно падает, готовясь рухнуть на каменистый берег и, отскочив, нырнуть в холодные воды славного моря.
Ну, не берет хитроумная пресноводная, хоть ныряй за ней!
Виктор раз за разом изобретал все новые и новые орудия лова, перепробовал все, что он знал о них, но увы - рыба его игнорировала...
После очередного неудачного похода за рыбой сидим мы на камушках, молчим. Витя застыл в позе мыслителя, подперев подбородок кулаком и было видно, как ворочается у него в голове тяжелая, не дающая покоя, дума.
И тут он видит, как к нашему рыбацкому месту, где мы уже который день безрезультатно машемся спиннингами, подплывает на лодке местный рыбачок и - внаглую! можно сказать, из-под нашего носа - начинает выдергивать одну за другой НАШУ рыбу!
Вы бы стерпели такое?
Правильно. Вот и Ефимыч не стерпел. Он ринулся к мужику с такой скоростью, будто стремился cмять соперника и размазать его по берегу.
Но нет! Наш капитан мягко притормозил, ласково обнял за плечи местного умельца, энергично помахал руками и, указывая перстом в нашу сторону, о чем-то с ним переговорил. Через какое-то время рыбачок сидел у нашего костра и потягивал из кружки наш драгоценный спиртик, в восторге потирая живот и млея от неожиданно привалившей удачи.
Витюня же в это время внимательно изучал местную рыбацкую снасть. На лице у него почему-то было такое выражение, будто он рассматривал НЛО местного разлива.
Мы тоже подтянулись к капитану и тоже несказанно удивились.
И было от чего - вместо привычной нам обманки на крючок был нанизан... как бы это точнее сказать... винегрет! Нет, шашлык! Или и то и другое вместе!
Представьте: головка крючка обмотана красной ниткой, затем идет опарыш, туловище кузнечика, снова опарыш, кусочек червячка и на кончике головка мухи!
Попробуйте понять наше удивление!
Представьте и выражение наших глаз, разглядывавших этот натюрморт.
- Слушай, а почему так? - Машнюк потряс головой, не в силах оторвать взгляд от этой "вкуснятины".
Мужичок, все так же блаженно улыбающийся возникшему в животе благолепию от принятого спирта, отвечать не спешил. Возможно, он и не слышал вопроса, не хотел слышать или считал его мелким и не стоящим ответа.
Мы тоже, сраженные наповал представшим перед нами шедевром рыбацкого искусства, не меньше капитана хотели знать, зачем нужна такая нанизанная на крючок гирлянда деликатесов.
- Мужик, - мы почти хором задали тот же вопрос, - зачем ты нанизал все это?
Видимо, в нашем хоре так явно звучало тупое недоумение, что рыбачок, наконец, вышел из седьмой степени самосозерцания, подтянул плечи к ушам, резко опустил их, выдохнул и рявкнул:
- Ну, если он так клюет, так чё!!!
Мы повалились от хохота!
Мужик сначала не понял, от чего это мы катаемся по траве, потом еще "хлебнул кваску", закушал тушонкой и, оскалив свой беззубый рот, тоже захохотал.
- А вы, поди, совали ему железку с волосьями? Вот ты бы, - он обратился к Машнюку, - стал бы есть волосатое железо, когда у тебя в котелке каша с маслом обретается? Вот так же и у харюзей: жратвы для них в Байкале хватат, а им, как и нам, тоже разносольев хотца!
Он вылил остатки спирта в рот, крякнул и, подхватив снасти, поплелся к лодке. Пойманную рыбу он, как бы невзначай, оставил на траве возле скамейки.
...Долго мы обыгрывали увиденное, пока Ефимыч не высказал самое главное, до чего мы не могли дойти нашими нерыбацкими мозгами:
- Это же сколько лет понадобилось, чтобы местные рыбаки достигли искусства создания такой икебаны?!
Мы задумались.
Действительно - это вам не синхрофазотрон склепать, тут пахнет веками...
Назавтра мы собрали необходимую сумму, сбегали в порт Байкал, купили мормыша, накопали червей, полдня "кверху рожком" ловили кузнечиков и мух и, в конце концов, все последующие вечера на столе не переводилась рыба.
Вот тебе и рыбацкая икебана!
И так было везде, куда не заносила нас судь..., простите - куда ни заносил нас неистребимый мужской инстинкт... а еще точнее - неутомимый Машнюк.
Новая река - новые способы лова. Как ни богат был приобретенный опыт, всегда и везде возникала необходимость творчества, поиска той единственной для этого места снасти, в какую любопытный как и мы хариус должен сразу и безоглядно влюбиться, чтобы ежевечерне на нашей сковороде шкварчало неповторимое по вкуснотище блюдо.
Все шло к тому, что и здесь, на этой алтайской реке, нужно следовать тому же непререкаемому закону: бороться и искать, найти и... отнести Наркому, чтобы вечером мы опять, облизав пальцы, погрузились в то состояние умиротворения, что и является той частичкой счастья, ради которой мы... сидим сейчас и, напялив на глаза очки - а Машнюк специальные налобные линзы! - пытаемся сварганить уловистые мухи.
...Вечер был рыбным. Не так уж и много было поймано, но "поросята" были упитанными и осанистыми.
РАЗВЕДКА
- Ну, что идем вперед или как?
Машнюк рвется в бой, и он прав. Видеть собранный и готовый к дальним странствиям катамаран - картинка не для слабонервных, а мы как раз и есть слабонервные, потому как страстное желание заглянуть за горизонт всегда было нашим главным желанием.
Я уж было хотел ответить: "Пора!" - как тут вмешался Нарком.
- Мы как - берем подвески или будем делать каждый раз новые?
Подвески - это ивовые крючья для котлов, в их изготовлении особого искусства не требовалось, потому вопрос - а это в стиле друга - был со скрытым смыслом.
Мудрый Нарком редко задает прямые вопросы, чаще он как бы наводит на мысль фразами, как будто совершенно не имеющими к проблеме никакого отношения.
Вот так в его устах, например, звучит предложение пристать к берегу по естественной нужде: "Да-а, супец был сегодня жирный...". Или: "Эх, стопарик бы сейчас!" - это Нарком всего лишь приглашает на перекус. А вот как звучит в его устах пожелание стравить давление во фляжке: "Да, чего-то не хватает...".
Таких парольных фраз у дядьки немеряно, наше ухо уже само научилось отличать одну от другой, а иной раз и верно оценивать новую, потому реакция организма и его хозяев всегда верна и правильна.
Иной раз парольные фразы чередуются с парольными действиями. Например: если Нарком ушел искать место для стоянки и задержался, то сушить весла не стоит, место для стоянки плохое. Хорошее - это когда Нарком вышел на берег, нырнул в кусты и тут же вернулся. Значит, надо чалиться , хватать топоры и пилы и готовить сушняк для костра.
На этот раз вопросом про подвески хозяин костра намекал на какую-то неопределенность.
- Николай, бери таяк, пошли на разведку. - Я все правильно понял, потому как Нарком тут же снял свою незаменимую брезентовую шляпу и уселся на валун. Это означало: "Шагайте, ребята, а я пока позагораю!".
Машнюк доверяет интуиции друга, потому тоже вернулся к кедре и распаковал свой рыбнабор, готовясь ваять сверхуловистый настрой.
Сам ведь не пошел, хотя всегда доверял только собственным наблюдениям. Значит, посылая меня в разведку, Витюха заранее чуял, что впереди будет то, что счастья не принесет.
Сынуля в одно мгновение выбрал себе таяк и, было видно по тому, как он "бьет копытом", готов был бежать вперед на поводу своей заскучавшей любознательности.
Молодой! Ему-то лишь бы бежать, а я-то знаю, что возвращаться с плохими вестями - это тут же напороться на острый язык безжалостных "кунаков". Но что делать, хозяин - ишак своего гостя. Сам заманил друзей на эту реку, сам и отвечай за нее.
- Давай дойдем до того поворота!
Парня тянет вперед. Уже сколько речных поворотов позади, а ему кажется, что вот за тем поворотом откроется такое... такое...
Мы идем по руслу, сплошь выстеленному омытыми рекой и выжженными солнцем покатыми светлыми валунами.
Первый завал, встреченный нами на Садре, мы увидели почти сразу же за поворотом. Каменистый остров, разделяющий речку пополам, собрал на себя немалый запас древесины, даже, на первый взгляд, и непонятно было, откуда здесь взялось столько наваленных деревьев, если вокруг острова текут два небольших ручейка. Но вспомнились завалы на тропе, и в очередной раз мы получили подтверждение тому, что по весне речушка эта злобствует неимоверно.
За первым завалом мы нашли еще один, потом еще... Проходы были, но без топора и ножовки... на первый взгляд... протащить катамаран будет невозможно. Хотя, если повнимательнее посмотреть, кое-какие нависшие над водой бревна можно было не трогать, если притопить судно и протащить его снизу.
Навык в этом деле мы получили еще в самом первом сплаве при форсировании тувинской Чангыз-Амы , где тоже завалов было немало, да и позже на других сибирских реках.
Ну, что ж, отговорка есть - катамаран пролезет, значит, сепуку делать не будут.
И то ладно.
А лето кругом - глаз не оторвать!
Все таежное хвойно-лиственное население Садринской низинки собралось здесь как на праздничное гуляние: вечно юные пихточки, будто кружась в своих нежно-зелененьких платьицах, подчеркивают разухабистость кедров, что толпятся на склонах и как бы рисуются перед своими хвойными подружками; устроившиеся на цветистом разнотравье березки, плавно шевеля струящимися косами, скромно судачат меж собой о превратностях судьбы, вспоминая березовое равнинное царство своих предков; дурашливые осинки, рассыпавшись стайками вкруг своих вечнозеленых кумиров, одетых с иголочки, весело забавляются, вовсю вертя листочками, будто перед зеркалом.
Вдоль берегов, рассматривая в реке отражение своих курчавых головок, выстроились ягодники. Глядя в воду, кислицы и рябинки подкрашивают губы, чернушки и черемушки подводят глаза, нисколько не смущаясь того, что и ростом и статью им никак не сравниться с хвойными гигантами, и надеяться им можно было только на то, что речка разнесет по всей долине их спелые ягодки, и такие же курчавые ребятишки разбегутся по берегам, продолжая их ягодный род.
А уж про траву и говорить нечего! Она заполонила землю и заводи, ластится к ногам, очаровывает красками и кружит голову запахами. Склоны гор покрыты мохнатым зеленым ковром так, что рассмотреть их настоящие очертания невозможно. Мало того, горы вдоль реки закрывают собой все, что находится за ними, потому представить окружающий нас ландшафт тоже затруднительно, хотя, чего уж там особенного - горы и горы. Не Тянь-Шань, слава богу, но и далеко не равнина. А забраться на какую-то из этих выпуклостей мы даже и не стремимся - на них произрастают глухие джунгли, продираться сквозь которые можно только по звериным тропам, а мы далеко еще не звери...
Природа буйствует во всю свою таежную силу, наполняя воздух такими запахами и ароматами, что кружится голова; хочется сесть в тени кедра, прислонившись к его могучему стволу и, не моргая, впитывать глазами эту невообразимую красоту.
- Паап, а давай до того поворота еще дойдем, а?
Вот так и расползалось человечество по Земле, взнузданное своей неутомимой любознательностью, от своей африканской колыбели до самых дальних северных краев: давай, дойдем до поворота... а давай еще до одного...
ОТДАТЬ ШВАРТОВЫ!
Вернулись мы не так скоро, как хотелось бы, но и не задержались настолько, чтоб полностью удовлетворить юношеское любопытство моего любознательного отрока.
- Да ерунда, там пара завалов, в одном только одну лесину распилить, а в другом под бревно протолкнуть...
Вспыхнувшие было глаза капитана, в надежде смотревшего на юного разведчика, тут же затуманились в печали. Ему ли не знать, что кроется под словом "завал"! Из всего изведанного на реках Сибири лишь это слово всегда вызывало тоску и предощущение неприятностей вместо удовольствия.
Нарком, тоже мельком взглянувший на нас, невозмутимо отсоединил "лягушку" от баллона, засунул ее под такелажную резину, сдвинул шляпу на лоб и почесал в затылке. Эта его скупая жестикуляция, а также долгий взгляд туда, откуда мы только что пришли, вполне красноречиво заменяли тоскливое и протяжное слово: "Поня-а-атно...".
Завал на реке - это... как бы помягче выразиться... в общем... ладно, промолчу. Нет таких определений, чтобы объяснить истинную суть того, что кроется за этим коротким словом, в благозвучных выражениях.
Просятся одни "неблагозвучные".
Катамаран, накачанный, увязанный и развернутый носом "по течению", был полностью готов к покорению очередной горной реки.
Что же - в небольшой заводинке катамаран смотрелся вполне боевито!
Гора барахла, громоздящаяся на его палубе, путем долгих, но давным-давно отработанных в прошлых странствиях действий, распределена и принайтована так, чтобы центр массы этой пирамиды располагался точно над геометрическим центром нашего пакетбота.
Надо сказать, что процесс укладки-увязки того, что мы взгромоздили на "пару гнедых" - это, скорее всего, даже и не техническая работа, а какая-то еще неизведанная область искусства, познанием которой мы занимались не один десяток лет. Об этом виде творчества мы никогда не читали и не слышали, потому овладевали им исключительно путем самообразования и самовоспитания, сопровождаемыми неисчислимыми мозолями, содранной кожей и горькими последствиями в виде безвозвратно утерянных и, как всегда, самых дорогих сердцу вещей. "Узелки вяжи, не сетуй, а иначе бульк - и нету!"
Представьте: утро, на воде изящно колышется еще не напоклаженный двухбаллонный красавец, которому хватает даже легкого дуновения блуждающего по руслу ветерка, чтобы заскользить по водной глади, ибо глубина погружения этого воздушного судна не насчитывает и нескольких сантиметров - настолько он легок и порывист.
И вдруг ему на загорбок, чуть ли не со всего маху, начинают швырять огромные рюкзаки, мешки с провизией, палатки, тенты и прочее хламье. Вы бы вытерпели? Вряд ли. А он терпит! Мало того - мы это чувствуем! - он даже рад этому! Почему? Да потому что этот хитрец знает - на спокойной воде это для него и не груз даже, а так - нагрузка. Но где вода покруче, там уж хозяевам барахла придется махать веслами и махать. Если же мелкая шивера на пути, то придется еще и на руках носить.
Про завалы пока промолчим.
ШИВЕРА ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ
Никогда - запомните! - никогда не начинайте жизнь, простите, сплав - с волока! Не зря народная мудрость гласит: "С волочи начнешь - волочью и закончишь!".
...Идет уже второй час "сплава", а мы еще ни разу не работали веслами!
Нет, вначале-то мы все исполнили, как учили, даже в спасжилеты влезли. Правда, Машнюк, явно нарушая правила спортивного режима, выстелил своим спасжилетом на вершине вещевой пирамиды место для "штурмана", коим на все время пути большинством Машнюка был избран самый-самый из нас - Глеб Валерьевич.
Конечно, этот поступок капитана заслуживал порицания, но, видя, с какой заботой он устраивает лежбище любимому дитяти, мы решили - а, пусть! Ему же хуже. Ведь спасжилет, как известно, исполняет единственное свое предназначение - защищает от ветра. Потому пусть выпендривается, если ему этого так хочется, но мы-то уж знаем, чем заканчивается сплав без спасжилета - сопля... простите, выпрашиванием лишней порции спирта!
И ведь - разрази нас гром! - капитан опять оказался правее нас! Мало того - он еще и весло под веревочную стяжку засунул! Мы-то по простоте душевной еще надеялись на что-то, но мыслительный аппарат Ефимыча соединил воедино все наблюдаемые особенности "фарватера", просчитал выпирающие из него "параметры" и выдал, как мы с запозданием поняли, своему владельцу несколько твердых рекомендаций: освободись от всего лишнего и настройся только лишь на одно - таскать, таскать и таскать...
Вскоре и мы последовали примеру старшего товарища - сложили весла, сняли с себя все лишнее, оставив только бродни и "колготки", ибо единственное, чем мы занимались весь день - тащили катамаран на себе.
...Да, сбылось самое худшее предчувствие - весла нам еще долго не пригодятся. Те небольшие ямки с лужицами воды, что иногда возникали на прижимах , были не в счет. На них мы даже не успевали отдохнуть. В основном мы занимались только тем, что под "И-и раз! И-и два!" перетаскивали тяжеленный плот через валуны, коряги и песчаные намывы.
Баллоны противно скрежетали на валунах, ремни, которыми они были привязаны к раме, цеплялись за все, что попадалось на пути, ладони пылали жаром от неошкуренных жердей, ноги саднили в тех местах, где им пришлось получить неласковые тумаки от подводных булыганов.
Первые завалы мы преодолели с помощью ножовки, распиливая проход в ветвях поваленных стволов деревьев. Только гораздо позднее мы узнали, что эти завалы были "цветочками" перед теми "ягодками", что ждали нас впереди, но и эти "цветочки" сумели превратить наш первый день "сплава" в каторгу.
Почти такое же испытание в давнем прошлом мы прошли на р. Чая .
Получилось так, что, сплавляясь по довольно спокойной " чайной" реке и устав от однообразных взмахов весел, мы обнаружили брошенную кем-то связку плотов. Живо перебравшись на них, мы вначале испытали большое наслаждение - можно было расслабиться, развалившись на бревенчатой палубе, свободно покидать спиннинг - чем мы и занялись, не теряя времени, завалив все емкости, включая сапоги, харюзами, ленками и прочим рыбным ассорти - а то и вздремнуть под шумок забортной водички.
Но скоро случилось то, что и должно было случиться - плот сел на мель. Мель перекатная оказалась мелковата для этого гиганта. С помощью жердей, раскачки, а в основном такой-то матери мы кое-как перетащили его через перекат.
Свободно вздохнув, мы едва успели перевести дух, как вскоре сели на мель во второй раз. Потом в третий... Четвертого раза не понадобилось. Вконец измотанные, мы оставили плот на очередной мели, подкачнули наш уютный и ласковый катамаран и уже с совершенно иным к нему отношением продолжили дальнейший путь, дав себе слово никогда не изменять нашему крутобокому товарищу.
Шивер в нашей речной жизни было немало. Все горные реки схожи в одном - они все имеют плоское дно. Чуть глубже, чуть мельче, но плоское. Исключения - участки возле скал. Там возможно всякое - и прижимы, и пороги и прочая экзотика. Но все же за многие века русла рек, проутюженные водой и льдом, становятся плоскими.
Это первое.
Второе - дно всегда усыпано всевозможного размера валунами. Самые молодые из них - большие и необработанные, самые старые - мелкий галёшник. Мелкий галёшник всегда обточен и гладок, но вот крупный... Вот как раз участок реки с крупными валунами в русле и называется "ШИВЕРА".
Можете себе представить - мы скользим вместе с рекой над всевозможных расцветок камешками, устилающими дно и сияющими в солнечных лучах как стекляшки в калейдоскопе, и вроде бы любуйся ими, наслаждайся их радужным разноцветьем, тем более, что кажется будто мы стоим на месте, а речная мозаика скользит по нами сама собой, но нет - все внимание реке!
Навстречу нам, грозно ревя бурунами, будто стая подводных медведей, движутся темные угрюмые призраки. Одни наползают внаглую, высовываясь из воды чуть ли не в полный рост, другие только обозначают себя, торча головой лишь слегка, но вот третьи... Эти скрыты водой по макушку, потому с воды их довольно трудно определить. Они-то самые опасные из всех, потому что позади них обычно огромная яма, свалившись в которую даже одним баллоном, можно култыхнуться так, что и жердей не соберешь.
Все напряжены, каждый всматривается вперед, только и слышны возгласы: "Камень по центру!", "Бегемот слева!", "Медведь справа!", "Табань слева!", "Загребай справа!", "Заводи корму!"...
Конечно, шивера - не порог, но потеря внимания хоть на минуту грозит порядочными неприятностями.
Река жизни тоже ведь изобилует теми же качествами, что и горные реки: бывают тихие и гладкие участки, где приятно расслабиться и возлежать на мягких и ласковых волнах, жмурясь от яркого солнышка и ощущая в груди растекающееся тепло; бывают моменты, когда яростная стихия готова ломать и крушить все на своем пути, и пребывание в ее страшных объятиях далеко не всегда совместимо с жизнью. Их-то и называют "порогами". Они как некий перелом в вашей судьбе. Порогов не так уж и много, но каждый из них - тяжелое испытание, где победитель удостаивается медали под названием "жизнь", а проигравший не удостаивается ничего.
Но чаще всего жизнь - это сплошная шивера, условие существования в которой одно - живи, не паникуй попусту и радуйся жизни, но чересчур не расслабляйся! "Приплывет серенький волчок и ухватит за бочок!". Крути головой и внимательно вглядывайся - не приближается ли что-то такое, что в один миг перевернет твою жизнь с ног на голову? Не выпускай весло из рук, чтобы в любой миг ты смог увернуться от надвигающейся опасности.
Если, следуя специфике фигурного катания, отбросить крайние оценки, то наша жизнь - это сплошная шивера.
Точнее - шивера длиною в жизнь.
ОБ ЭТИХ
Вконец измотанные бурлачеством и на пределе эмоций в полном молчании мы возлежим у костра, устремив пустые взгляды туда, куда нам придется идти - в прямом смысле этого слова - и завтра и во все последующие дни.
Сплошной волок вымотал нас до предела.
Кое-как соорудив костер и пожевав Наркомовской кашки, мы, возложив головы на ствол упавшей березы, распластались на земле и погрузились в думы. Каждый думал об одном - а что же дальше? Весь день мы ждали, что вот-вот вода приподнимется, скроет под собой камни, и мы, наконец, начнем махать веслами. Река понесет нас вперед, качая на своих волнах, как крепкое вино.
Но... ничего этого не произошло. Весь день мы занимались волоком. Воды вроде бы становилось все больше, ручейков слева и справа впадало немало, но русло все больше расширялось, а потому глубина реки оставалась прежней. Какой-то непознанный и вредный физический закон!
И мы волокли, волокли, волокли...
И вот сейчас, скинув бродни и подставив избитые ноги теплу костра, мы перевариваем этот нерадостный для нас факт, а вопрос - что же делать дальше? - не отпускает наши размышления ни на секунду.
Ребятишки, выпущенные "на вольные хлеба", шли по берегу, собирая вдоль тропы в рот все то, что успело к моменту их появления покраснеть, поспеть и созреть. Как было видно по цвету щек, губ, языка и даже ушей, позади их движения уже найти что-то съедобное было невозможно. Земляника? В рот! Недоспевшая черемуха? В рот! Красная и черная смородина? В Рот! Черника? Тем более - в рот! А уж про черемшу и говорить нечего - она и в карманах, и за рубахой и в руках.
Вот она-то, черемша, будет нам в самый раз! Похоже, есть ее нам придется и часто и много. Еды было явно мало, потому вкусные зеленые листья - неплохой приварок в нашем таежном существовании.
В струях дыма над костром лениво колышутся носки и...
Вот про это "и" и пойдет речь.
Ну, я не знаю... За всю мою жизнь я не видел о них не то, что романа, и не повести даже - скромного абзаца ни разу не прочел! А ведь все точно знают - без них никак! Нет, на рыбаловку там, или так просто "прогуляться по сошше" - эт пожалуйста! Но в тайгу без них - ни шагу!
О чем вы подумали - о сапогах? Об удочках? О чем, о чем? Ха-ха! Вы не угадали!
Речь пойдет о... портянках!
Понимаю - некоторые из вас городские жители, вам этот предмет напоминает только то, что с ним как-то связаны не вполне приятные впечатления: запах, мол, нехороший, вид, скажем прямо, не ахти, да и вообще - тема довольно... нескромная, что ли. Мол, неужели, нельзя обойтись носками? А эти, фи... грязные тряпицы... фи...
Эх, господа-товарищи, неужели вы думаете, что носки только при вашей жизни изобрели? Да им несколько сотен лет! А почему же тогда таежный народ упорно мотает на ноги эти так не понимаемые вами тряпицы?
Отвечаю "за вас".
Первое - редко кто умет их правильно наматывать. Штука-то, в общем, нехитрая - мотай, суй в сапог и вперед! Но, увы... Те, кто впервые имеет дело с портянками, через пару часов наживают такие мозоли, что становятся совершенно "нешагабельными". Вот именно поэтому многие портянок так боятся.
Второе - название предмета. Само слово "портянки" далеко не всем по слуху, грубое и неэстетичное, что ли. Возможно, поэтому в некоторых местах их называют иначе: опорточки, обмоточки, куколки и даже - девочки!
Вот давайте - исключительно для эксперимента! - примем название "девочки". Представим, как они ласково и заботливо обнимают наши копыт... простите, ноженьки, своим теплом согревают огрубевшие от тяжкого "ходильного" труда мосл... еще раз простите, ступни, с женской заботливостью смывают с ног накопившуюся за день гря... последний раз простите, усталость. Чувствуете, как меняется ваше отношение к "девочкам"?
Конечно, чтобы обмоточки вели себя как девочки, нужно и с ними обходиться так же нежно и ласково, как вот сейчас, например.
Аккуратно уложенные на жердочку над костром наши девочки-труженицы уже начинают вспархивать, легко взмахивая крылышками. Если до этого, только снятые с ног, они, понуро опустив крылья, никак не реагировали на горячие потоки дыма, то постепенно, насыщаясь теплом благословенного костра, девочки осмелели, и готовы как птицы взлететь над тайгой. Только и гляди, как бы эти проказницы, мечтающие о дальних путешествиях, не свалились в костер и не лишили нас своей очаровывающей ласки.
Вот тут-то важно уловить нужный момент, подхватить взлетающих "девочек" и прижать их к груди, чтобы потом, в палатке, уложить их рядом с собой, в изголовье, и всю ночь чувствовать их чудодейственное обаяние и чарующий арома...
Простите, я немного забылся и не учел, что вам-то это все, может быть, незнакомо и вы не испытываете тех же чувств, что переполняют нас при виде наших "девочек". Но мы, я имею в виду всех нас, кто в эти минуты на всей нашей планете сидит вот так же у костра и нежно взглядывает на порхающих над костром "бабочек", думаем о них и чувствуем их именно так.
И никто нас в этом не переубедит!
А носки - простите за ненароком вырвавшееся грубое слово - это... как бы выразиться понятней... в тайге даже не часть одежды, а... вот, нашел - развлечение, что ли! После тяжелого дня, когда ногам уже ничего не грозит, когда всякие там валуны, скользкие корни, ямы, болота, топляки, коряги и прочий лесной "спотыкач" уже позади, приятно натянуть легкие носочки и в сладкой истоме протянуть ноги... к костру. Хотя, уверяю вас, протянуть ноги к костру можно и без носок, что тоже неплохо.
Так что, как вы уже поняли, "девочки" нам ближе и по ощущениям и по мировоззрению.
А утром...
Мы с душевным трепетом расправляем на колене наших легких, ароматных, ласковых "девочек" и начинаем священнодействовать, стараясь сделать из них аккуратных и обаятельных куколок. Заметьте - нога здесь вовсе не при чем, она служит всего лишь колодкой, вокруг которой мы создаем изящную и гибкую фигурку.
Легкие, ароматные, ласковые "девочки" обнимают наши ноги, заботливо льнут к ним и готовы любить нас весь последующий день, а мы, проявляя искреннюю нашу к ним любовь, нежно провожаем их в подсохшие (слегка!) и теплые сапожищи. Там, нам думается, им будет уютно и счастливо...
...Фу-ты, ну-ты, расчувствовался. Даже глаза слегка увлажнились. А что делать, если такое у нас "к этому" отношение?! Вы, конечно, поняли, что я уже перестроился и начал говорить о ногах, ибо ноги в тайге - это наиболее важная деталь всего путешествия.
Вы только подумайте, что будет, если один из нас натрет мозоль на ноге!
Его рюкзак придется распределять по нашим и так нелегким рюкзакам, рыбак и костровой из "мозолиста" никакой. Вместо того, чтобы на отдыхе расслабленно благовонять на песочке, мы должны будем выслушивать его причитания о слабой коже и каком-то камушке, случайно попавшем в сапог; к тому же тратить силы на всякие там перевязки и примочки; оберегать его от лишних телодвижений; весь день думать, чем еще помочь несчастному человеку; мечтать о том, как бы придушить этого гада... Простите, последние слова вырвались сами собой, считайте, что я их не говорил.
Но на самом деле человек с мозолью - неполноценный человек!
И ведь заметьте - жрет и пьет он в тех же порциях, что и до мозоли, а то и больше!
Исходя из вышесказанного, всякий уважающий себя бродяга обязан думать не столько о себе, сколько о своих друзьях. Именно поэтому, чем бы ты ни занимался, ты все должен делать для того, чтобы твоим сотаежникам было хорошо. Ради этого ты и портянки... простите, "девочек" мотаешь как надо, и заботишься о них, и сапоги клеишь и лелеешь, чтобы ногам было комфортно.
Ничего не поделаешь - иначе никак. Иначе ты обуза и дармоед, если не сказать хуже!