Аннотация: О том, что создавать миры - непростая и неблагодарная работа.
Наставления начальства... ИХ, точнее, а не начальства. Снова нагоняи, снова сделал что-то не то. Ты должен сотворить что-то, что вызвало бы очередной одобрительный кивок. Должен послушать, что там хотят сказать тебе неугомонные братья, послушать и, если нужно, дать какой-нибудь совет, как исправить то, что они натворили в этот раз. А потом откинуть длинные каштановые волосы и долго смеяться их безграничной фантазии. И знать, что никто не поймет, как это трудно - вот так вот смеяться. Труднее, чем делать то, что от тебя требует звание Творца.
А ведь никто не спросит, почему в твоих глазах порой появляется туман. Не понимает, когда взгляд твой расфокусируется. Почему дрожат руки или почему ты так часто молчишь. Ты часто молчишь, потому что слушать гораздо полезнее, чем говорить, и готов поделиться этим наблюдением, но знаешь, что никто этого не спросит - никогда не спрашивали. Никто не поймет, как это трудно - жить и смеяться, когда на самом примитивном, животно-инстинктивном уровне, хочется лишь одного: забиться в самый тихий и темный угол, чтобы не беспокоить зрение, слух и обоняние, как будто страдаешь бешенством. Забиться и завыть, в мучительной попытке выплеснуть наружу всю свою боль.
Но ты продолжаешь жить, как всегда, как прежде, лишь чаще набирая полную грудь воздуха, каждый раз неосознанно растерзывая свое тело, ломая об него ногти в тщетной попытке заглушить другую, более густую, усмехающуюся боль. Но даже зная, что бесполезно, не чувствуя облегчения, все равно вновь и вновь терзать уже кровоточащую кожу, не в силах остановить природных рефлексов. Словно за то, что оно такое слабое, это твое тело. За то, что не дает спокойно сливаться с серой массой обычных людей.
И с горьким весельем думать каждое утро: "интересно, а как это - быть здоровым?". Как вставать каждое утро и не чувствовать привычной боли? Каково это - не знать, в какую сторону нужно повернуться, чтобы унять ее и как можно скорее привести себя в состояние готовности для подъема, только потому что это не нужно. Находить ответ глубоко в памяти и снова закапывать его под груду старого хлама вроде школьных распрей или рецептов жаркого.
А потом брать себя в руки, умываться теплой, псевдоживительной водой и идти вперед с полным осознанием собственной непригодности для дальнейшей жизни. Но знать, что кому-то в этом мире хуже, и стыдить себя за вечерние минуты слабости.
И снова - по кругу, вдыхая воздух, колющими крупицами оседающий на легких, обрабатывать царапины на ногах, появившиеся в результате вчерашней борьбы с болью, понимая, что вечером ты будешь драть их снова, в каком-то клиническом забвении, отключаясь от мозга.
А на занятиях - засыпать, делать вид, что засыпаешь, чтобы, когда сознание вновь уплывет, окружающие считали, что ты засыпаешь - всегда, везде. И ловить, с каким-то странным упоением, забвение, приходящее, когда действительность, за которую ты хватаешься, начинает просачиваться сквозь пальцы, как тонкий шелк, как прозрачная вода, когда самое большее, что хочется на свете - это уткнуться лбом в стол и остаться без движения. На час, на сутки, на год, до конца жизни...
Но ты должен знать, что никто, кроме тебя, не выполнит эту работу. Больше нет вокруг таких же отрешенных, которые видят и знают устройство материи, которые чувствуют дыхание жизни и ломкие изгибы пространства. Тех, кто сталкивался в жизни с чем-то более нематериальным, чем Время. Они, должно быть, есть где-то, но пошли другим путем. Одни объявляют себя сумасшедшими, пытаясь убедить мир в реальности своих видений. Другие давно мертвы или лишились рассудка, сравнивая свой мир с тем, которым его заставляют жить простые люди. Третьи идут путем наименьшего сопротивления, становясь аутистами или уходя в горы. Ты же, гордо танцуешь один, в пламени живого мира, никому не пытаясь ничего доказать. Говоря, когда просят, но не убеждая. И единственный твой спутник - отсутствующая улыбка на губах.
Ты создаешь этот мир, разрушая себя взамен. Равноценный обмен, не правда ли?
Поднимаешь чуть дрожащую руку - пусть люди не знают, что именно такого ты так бескорыстно отдаешь им, пусть не знают, чем ты платишь за это, но ты знаешь, что мир, который сейчас все еще твой, проживет еще долго, когда, после того, как от тебя ничего не останется, придет новый Странный Человек. Придет и будет кусать губы в бесплодной попытке сохранить границы разума в потоке известной боли.
Боль - она ведь вечна, и час ее приходит, когда настает время созидать мир...