Аннотация: В несколько сокращённом виде рассказ участвовал в Конкурсе ПВ-12
Калейдоскоп
В своё время на меня произвело большое впечатление творчество Акутагавы Рюноскэ, особенно рассказ "В чаще". Захотелось написать что-нибудь в том же стиле, когда одно и то же событие подаётся от лица разных действующих лиц. Причём, совершенно по-разному.
Следователь, Роман Антонович Быстрых
Такие дела я люблю. Уже то хорошо, что выезжать на труп днём выпало, а это не то, что ночью или, хуже того, под утро, в "час быка"1, когда глаза слипаются, а мысли в голове шевелятся вяло, как мухи в киселе. Днём - совсем другой коленкор, особенно, когда дело - явный несчастный случай, просто классический, любо дорого посмотреть. Выпил мужик изрядно, от души так выпил, потянуло беднягу в сон, он прилёг, закурил в постели, да и задремал - просто хрестоматийный вариант. Надо же, и в газетах граждан предупреждают "не курите в постели", и по телевизору, всё без толку. Впрочем, пьяный, есть пьяный: выпивка инстинкт самосохранения гасит.
Конечно, просто так, сходу, даже такое простое дело мне закрыть никто не позволил бы, сперва надо определённые следственные действия произвести, всё проверить, свидетелей опросить, дабы полностью исключить возможность умышленного убийства. За что я и принялся с немалым энтузиазмом, потому что ещё там, в адресе, едва только жмура увидел, сразу почуял: неожиданностей не будет. Закопчённая, залитая водой квартира, по паркету пустые водочные бутылки раскиданы, на полусгоревшем диване труп. О чём тут ещё думать?
Подобные диваны мне уже в аналогичных обстоятельствах попадались - не очень удачная конструкция. Там такой наполнитель, который не горит, а тлеет, выделяя удушливый дым. Поэтому я не сильно удивился, что обгорел мужик не слишком, скорее, он от дыма задохнулся, поэтому идентификация затруднений не вызвала. Покойного уверенно опознали сначала соседи, а впоследствии, уже у нас в морге, и мать, и вдова.
Оставалось дождаться результатов экспертизы, но на эксперта я не давил. Во-первых, на Арона Моисеевича не очень-то надавишь (кто по неопытности имел неосторожность, потом долго жалел), а во-вторых, время не поджимало, всё ж яснее ясного. Ну а пока эксперт над телом колдовал, я решил, как полагается, сведения о покойном собрать и опросить всех, кто так или иначе его знал. Итак, Владимир Евгеньевич Волков, сорока лет от роду, физико-химик, кандидат наук, работал в закрытом НИИ (которые обыватели "ящиками" зовут), связанном с оборонкой. Зарабатывал не то, чтобы много, но и не нищенствовал. Коллегами по работе характеризовался, как исключительно порядочный, хотя и малообщительный человек.
Меня учили, что любое умышленное убийство (за исключением терроризма и серийных преступлений) обязательно предполагает мотив. А их, мотивов то есть, по большому счёту, только два: корысть и личная неприязнь. Какие-либо меркантильные соображения можно было смело исключить: в квартире, по свидетельству матери покойного, ничего ценного не имелось. Обычная интеллигентная семья, много книг, в том числе и иностранных, ещё в войну привезённых дедом Владимира Евгеньевича из Европы, но и только. Ничего особенного.
Что же касается личных обстоятельств, то и они не просматривались. "В порочащих его связях" Владимир Евгеньевич замечен не был. Первый раз женился с год назад на парикмахерше, что выглядело в моих глазах явным мезальянсом. Хотя, учитывая, что парикмахерше этой, Ольге только тридцать, из себя дама видная, фигуристая, а на Владимира Евгеньевича до сорока лет никто не позарился, может и не так уж он прогадал, тем более, учитывая сведения, собранные капитаном Красновым у соседей.
По службе наш учёный муж характеризовался хорошо, слыл тихим, спокойным, уравновешенным, хотя и несколько замкнутым мужчиной (впрочем, я об этом уже упоминал). Однако оказался человеком с двойным дном, подтверждающим поговорку про тихий омут. Как выяснил капитан Краснов из опроса соседей, покойный, оказывается, в свободное время попивал, а надравшись, случалось, жену поколачивал. Не скажу, что совсем не удивился, но и не особенно, разные проявления человеческой природы повидать довелось. В любом случае, требовалось, как минимум, приглядеться к вдове: постоянные побои могли ей, в конце концов, надоесть.
Однако Ольга Петровна оказалась чиста и невинна. Не знаю, как там, в смысле морали, но уж в смысле алиби, точно. Самое надёжное алиби то, которое подтверждают незнакомые вам люди и как раз такое имела Ольга, чему я искренне порадовался. Я и так не сомневался в невиновности вдовы, но сумев точно и доказательно объяснить, где она была и что делала, Ольга сэкономила мне время, чего нельзя было не приветствовать. Заметив, что муж к бутылке потянулся, она просто ушла из дома, чтобы под горячую руку не попасть ("Люблю я его, товарищ следователь, хороший он очень, когда трезвый, да и пьёт всё же не каждый день, не то, что другие всякие"). Поехала в "Атриум"2, по бутикам пошаталась, потом в кино пошла.
Владимир Евгеньевич к тому роковому дню уже несколько дней находился в отпуске. Но не в плановом, а за свой счёт. В его "ящике" такое практиковалось: в промежутке между окончанием одной темы и началом другой, руководство для экономии средств периодически выгоняло сотрудников в неоплачиваемые отпуска. Теперь вот и до Владимира очередь дошла. И с первого же дня вынужденного безделья он перестал бриться и начал пить. Правда, поначалу в меру, а в тот день живенько так принялся, бутылку быстро опростал, а Ольга, сообразив, что муженёк серьёзно за дело взялся, из дому и свалила от греха.
Алиби вдовицы проверял старший лейтенант Голубь, оно полностью подтвердилось. И дело даже не в билетах, которые Ольга Петровна предусмотрительно сохранила. Просто её запомнили. Вдова, как я уже упоминал, дама видная, фигуристая, да и поскандалила слегка в тамошних бутиках. Одна из продавщиц так госпожу Волкову охарактеризовала: "Знаю, видала. Сразу видно, что наши вещи ей не по карману (да и вкуса у таких тёток обычно не хватает), вот и отрывается, скандалит. Не потому, мол, не купила, что денег нет, а потому что товар дрянной". Простительная, прямо скажем, слабость.
Вообще-то свидетельства продавщицы не требовалось, Ольга Петровна в "Атриуме" на камерах наблюдения засветилась. Словесным свидетельствам можно не верить, но запись - железное алиби. По предварительным прикидкам, умер Владимир Евгеньевич около четырёх часов дня, а Ольга Петровна развлекалась с трёх до семи, то есть из дому ушла не позднее половины третьего, что и дворничиха подтвердила.
Да и не было у жены мотива на убийство, материального мотива, я имею в виду. Ценностей не имелось, квартира тоже покойному не принадлежала. Да, забыл о родне сказать. Владимир Евгеньевич имел семидесяти пятилетнюю мать и пятидесятилетнюю старшую сестру, инвалида. Обе дамы, правда, постоянно жили на даче, предоставив просторную, трёхкомнатную квартиру в распоряжение молодых, но записана она (равно как и дача) была на мать, Галину Ефремовну. Так что в случае кончины мужа, Ольге Петровне пришлось бы возвращаться в коммуналку, оставшуюся от первого мужа, что теперь, по всей видимости, и произойдёт. Жить-то сейчас в этой квартире затруднительно будет: что не сгорело, то пожарные залили. Как минимум, ремонт делать надо, а это дело не одного дня.
И мать, и сестра, кстати, очень удивились сообщению о тайном пороке своего Володеньки, решительно отвергая любые намёки на сей счёт. Мол, не пьёт он, никогда тяги к спиртному не имел. А уж чтобы на женщину руку поднять, так и вовсе немыслимо. Не верим и точка. Но вера - понятие иррациональное, а факт, он и в Африке факт. Родня покойного не каждую неделю видела, а соседи - ежедневно и их свидетельства, это тот самый факт и есть. Тем более на показания обеих дам я и в более серьёзном деле опираться не стал бы. Сестра - инвалид, с головой проблемы, не всегда адекватна, а мать... Ну какая мать не соврёт ради сына?
Впрочем, старушка вполне могла и не знать о пристрастиях сына. В конце концов, Владимир Евгеньевич не был запойным аликом, со всеми присущими такому типажу внешними атрибутами, вроде сизого носа, нарушенной координации движений и заплетающейся речи. Пил он не регулярно, мать навещал даже не каждую неделю, вполне мог изредка в выходные и воздержаться от водки. На работе же как-то держался, там его тоже коллеги считали человеком нормальным. Не трезвенником, заметим, а нормальным, в меру пьющим мужиком, не избегающим вечеринок по торжественным случаям, но и не напивающимся до пьяна.
Так что мамаша вполне могла добросовестно заблуждаться, да и не имело её мнение определяющего значения, поскольку пока мы опросами занимались, заключение экспертизы подоспело. В акте я ничего неожиданного не обнаружил, всё там оказалось именно так, как я и предполагал, да и на словах Арон Моисеевич своим неподражаемым говорком подтвердил.
- Ну шо вам за того поца сказать? Таки чистый жмур, следов насилия никаких, печень, сердце, ваще весь ливер на загляденье, молодому впору. Если изнутри смотреть, никогда не скажешь, шо парню сорок, шоб я так жил.
- А умер он?..
- Угорел, в смисле от продуктов горения помер, но судя по содержанию алкоголя в крови, засосал он литра полтора. Полтора, не меньше! Ви могете себе такое вообразить? Если б от дыма не задохся, от водки бы помер.
- Ну да, ну да, спасибо, Арон Моисеевич, я примерно так себе и представлял.
- Не торопитесь, молодой человек, не торопитесь. Я сказал, что следов насилия нет и это так. Но есть одна странность: на сгибе локтя я обнаружил след от свежего укола, оснований для которого не вижу. Диабетом покойный не страдал, наркотиками не баловался (организм чист), так откуда укол? Можно было бы предположить эмболию3, но умер он не от этого: сердце в порядке, а в лёгких полно дыма.
- Этот укол мог стать причиной смерти?
- Однозначно, нет. Никаких препаратов покойному не вводили.
- Ну и как бы вы это объяснили.
- Извините, молодой человек, объяснять не моя задача, моя задача - констатировать. Давайте каждый будет заниматься своим делом. Надеюсь, голова у вас не только для того, чтобы ею есть? Вот и воспользуйтесь мозгами. Кстати, я ещё одну странность отметил: в желудке покойного слишком мало алкоголя.
- Но он же растворяется, всасывается в кровь...
- Это так, но, если покойник выпил полтора литра, по моим представлениям, водки у него в желудке на момент вскрытия должно было бы остаться больше, чем я обнаружил. Хотя, конечно, индивидуальных особенностей организма исключать нельзя.
Когда старик местечковый говорок отбрасывает и начинает изъясняться литературным языком, это означает, что он хочет что-то важное сообщить. К сожалению, это "важное" часто неприятно для следователя, поэтому я таких моментов всегда боялся, испугался и сейчас: не дай бог Арончик нашёл что-то такое, из-за чего придётся долго возиться с делом, которое я уже мысленно закрыл. Но бог миловал. Подумаешь, укол, эка невидаль. Главное - не он причина смерти, а возгорание. А учитывая, что покойник три бутылки принял (как и умудрился-то, непонятно, я бы точно умер), ничего удивительного в пожаре я не вижу, да и никто не увидит.
Конечно, останься Ольга Петровна дома, пожара не случилось бы, но лично у меня язык не повернётся осуждать женщину, не единожды битую пьяным мужем, за то, что сбежала на время очередного запоя. Всё, вывод однозначный: несчастный случай, дело можно с чистой совестью закрывать.
Оставалось выполнить последнюю формальность. Из родни у покойного имелся ещё двоюродный брат, Тимофей и его мы тоже опросили. Алиби Тимофей Иванович не имел, но у него, откровенно говоря, внятного мотива на злоумышление против погибшего не просматривалось: при живых матери, вдове и родной сестре в наследники он никак не годился. Даже если бы было что наследовать. Тимофей оказался человеком без определённых занятий. По профессии он был сантехником, но последний год зарабатывал на жизнь частным извозом.
По словам Тимофея, с кузеном он практически не видался, что меня совершенно не удивило, хотя в детстве парни были дружны, проводя всё лето на даче матери Владимира. Но, когда мальчики подросли, их дороги разошлись, что вполне естественно: ну что общего мог иметь с сантехником кандидат наук? С парикмахершей, правда, тоже общего мало, но с Ольгой Петровной Владимир хотя бы спать мог. Иногда, в перерывах между пьянками и побоями.
Таким образом, хотя кузены были ровесниками, друг на друга, тем не менее, никоим образом не походили, ни внешне, ни интеллектуально. Владимир коротко стригся, не носил ни бороды, ни усов (за неделю вынужденного отпуска, правда, перестав бриться, отрастил приличную щетину). Тимофей же щеголял окладистой бородой и длинными волосами, собранными в хвост по молодёжной моде.
Собственно, все эти сведения для дела не то, чтобы совсем лишние, но ничего нового не дают. Я их собрал только потому, что привык ответственно выполнять свою работу. Однако мы с операми сработали не впустую. Пусть я с самого начала был уверен в том, что имел место несчастный случай, через два дня (особенно после того, как Акт экспертизы в Дело подшил), моя уверенность стала непоколебимой. Ни малейших сомнений не осталось, ни грамма, ни капелюшечки.
Дворничиха, тётя Нюра
Ой, да ладно, начальник, зови меня тётей Нюрой, меня усе так зовут. Ну конешно, знала, я усех тута знаю, считай, почти сорок лет двор мету. Усех знаю, усё примечаю, но при себе держу. Не люблю, знашь ты, трепаться зря. Енто у Клавки из пятнадцатой квартиры язык што помело, а я молчок, в чужие дела не лезу. Вы, менты, дело другое. Меня ещё мать, покойница, так учила: помни, мол, дочка, когда заместо меня метлу в руки возьмёшь - дворник менту первый помощник.
Вот потому я и примечаю, што могу, авось когда и пригодится. Сегодня? А што сегодня? Как всегда. Какое время, ховоришь? Ну да, во двору возилась, усё видела. Олька аккурат в полтретьего из подъезда выскочила, да шустро так, будто ей под хвостом горчицей помазали. Откуда время знаю? Дак от часов, откуда ж ещё? Я ж не туземка дикая, без часов ходить, да и примечать усех привыкла, я ж тебе, начальник, ховорила.
Значит, Олька убежала, мне кивнула, но во двору не задержалась, к метро побежала. А муж ейный, Володька, не выходил. Не, посторонних сегодни не было, токи свои туды, сюды шастали. Свои то хто? Ну дак ясно, жильцы енто, да всякие те, хто постоянно ходют. Медсестра Ниночка из районной поликлиники приходила без десяти три, она уколы Петровичу из одиннадцатой квартиры ставит. Социалка Любка из собеса была, она Кузьминишну из двадцатой обслуживает и Клавку. Ну Кузьминишна понятно, едва ноги таскает, а Клавка носится, как Карлсон с мотором. Любка, значить, дважды забегала: сначала в два с минутами заказы приняла, потом уже к пяти харчи притащила. Ну и сантехник заходил минут в двадцать четвёртого, но вот к кому не скажу, не знаю.
Спасибочки, начальник, у меня точно, как в аптеке, енто верно. Жильцов? А как же, всех знаю и Володьку, естссно, тоже, он же считай, у меня на глазах вырос. Не, ничего плохого о нём не скажу, разве што не мужик он, а так, тилихент. Зато тихий. Он и пацаном кохда был, нам, дворникам проблем не доставлял. Мамаша его в кулаке держала, воспитывала. Сурьёзный, тихий, спокойный, всяких шкод не любил, дак и подрос - не поменялся. Вежливый. Мимо идёт, всегда поздоровается, будто я не простая дворничиха, а мадама образованная. Одно слово - тилихент. И не верю я, што он пьянь и дебошир. Да вот так, не верю и усё тут. А то я алкашей не видала? И батяня мой, и муж покойный тоже любили в стакан хлядеть, а как хобота зальют, руки распускали.
Так што я это дело знаю, на своей шкуре изучила. Вот и ховорю тебе: Володька не такой. Што? Да, врать не стану, видала, как Олька бутылки пустые выкидывала. Да не дорогие какие, а из под самой што ни на есть дешёвой водки, такую наши забулдыги во-он в том закутке хлебають. Ну мне-то на руку: я пустую посуду прибираю да и сдаю, а дорогие енти и не беруть. Я ж говорю, видала. И фингал под глазом тоже. Не, што ты, ну какая баба ентим хвастаться станет? Да и не спрашивала я у ей ничего, я ж ховорила - не люблю. Отметила только, што у ей очки тёмные, навроде как от солнца, а солнца-то и нету, фсё небо обложило.
Так што я-то в чужие дела не лезу, а Клавка как раз любить. Первая сплетница на весь дом и любопытна, как сорока. Прилипнет, как банный лист к заднице, не отдерёшь. Вот когда Олька бутылки в мусорку в очках понесла, Клавка к ей и прилипла. Ой, а што енто у тебя бутылок много? Можа банкет был, а мы ничого не слыхали. А што это ты, Олюшка в тёмных очёчках, аль мужик приласкал? А от Клавки, поверишь, начальник, только матюками можно отделаться.
Я-то, баба простая, как надоест Клавка, посылаю далёко и все дела. А Олька, видать, так не может. Хоть и не тилихентка как муж, парикмахерша простая, а с Володькой с год прожила, поднабралась. Короче, достала её Клавка, Олька очки-то и сняла. А я в даль хорошо вижу, ну и углядела. Нормальный фингал, в своё время и я с такими украшениями ходила, как порядочной замужней бабе положено.
Ваще я так тебе так скажу, начальник: увидишь бабу вроде меня без фингала, точняк незамужняя. Но Олька - дело другое, у ейной Володьки характер не тот, чтоб бабу свою поучить, тилихент, одно слово. Такие всё больше сюсю, пусю, политесы разводят, а с бабой так нельзя. Баба от ласковостей всяких дуреет, её на хлупости тянуть начинает. А в глаз разок словила, все хлупости враз отшибает. Конечно, есть такие скоты, што бабам рёбра ломають, это хреново, это беспредел, а в глаз разок - самое оно. Но для того мужиком надо быть, а Володька - не мужик был, прости Господи, што о покойнике так ховорю. Потому и не верю.
Ну видела, не отрицаю и што? А всё одно не верю.
Кузен потерпевшего, Тимофей Иванович Кузякин
Сколько себя помню, никогда эту семейку не любил, а особенно кузена Володечку и причин тому много. Мы ж росли с ним вместе, его я лучше всех знаю. Братец всегда раздражал меня своей правильностью. Я в упор не пойму, как нормальный пацан может не шалить? Пошкодить - это ж для нормального пацана, как дышать. А он как-то обходился. Вёл себя, как собачка дрессированная: скажут сидеть - сидит, скажут - читать, читает. Ботаник, одно слово. А всё потому, что мамане перечить не смел, тётя Галя его всегда в кулаке держала. Так хоть бы возбух когда.
А сколько раз мне из-за Вовки попадало? Всю дорогу мне его в пример ставили. Так ведь он меня ещё и закладывал. Но не стучал, врать не стану, просто, когда его прямо спрашивали, честно и очень подробно всё рассказывал. Уж как мне его вздуть хотелось, но сдерживался, я с детства рос пареньком сообразительным. Все школьные годы я проводил лето на тёть Галиной даче, мне там было хорошо, уж всяко лучше, чем дома, и я не хотел этой благодати лишиться. Мелкие шкоды, шалости на стороне тётя Галя мне прощала, только мягко журила, но если бы я её Володечку вздул... Не знаю.
А ведь дача могла сейчас быть моей. Моей!!! Вот что обидно до соплей. Строил-то её дед Ефрем, а он мне такой же родной дедушка, как и Вовке, пусть мы его никогда и не видали. Но даже пополам не поделил, сволочь старая, всё старшей дочке оставил, тётке Гале. Она тоже "правильно" жила, отцу не перечила, Вовка в неё пошёл. А моя мамаша всегда была веселушкой, как говорится, на передок слабой. Тёть Галя замуж пошла за того, на кого отец указал, а маманя связалась, не пойми с кем, вот строгий дедуля от дочки-то и отказался. Самодур, ети его.
Правильная тёть Галя-то, промежду прочим, тоже не без греха. Дочку свою малохольную она, правда, в законном браке родила, а вот Вовочку своего недоделанного в подоле принесла, как и меня моя маманя. Только родила его уже после того, как строгий дедуля дуба дал, вот и получила всё отцово наследство, а мы с мамашей - кукиш с маслом. Не свезло, на годик подольше дед прожил бы, глядишь и мне что обломилось. Но я понял: главное не без греха жить, а суметь согрешить без последствий.
Тёть Галя, наверняка совестью маялась, оттого что в одну глотку отцово наследие хапнула, поэтому всегда брала меня к себе на лето. Тут у сестриц устремления совпадали: старшая нянчила свои комплексы, а маманя скидывала с рук спиногрыза, чтобы не мешал по мужикам шляться. И обеим было на меня наплевать! А тёть Галя хороша. Она-то считала, что облагодетельствовала бедного родственника, не подозревая, как это бесит, когда тебе благодеяния от щедрот отсыпают.
Идёт, допустим, богатый господин. Видит, нищий безногий бомжик подаяние просит. Пошарил господин по карманам, выскреб мелочишку, которую выбросить хотел, чтоб карман не рвала, да нищему в банку и сыпанул. То есть без разницы ему что в сугроб, что нищему. Вот так я к благодеяниям отношусь. А тётка ведь меня ещё и от армии отмазала. Вовка-то поступил без проблем, а мне институт не светил (куда соваться, коль учился с тройки на двойку?), моих "знаний" только на ПТУ хватило.
Мы с Вовкой, кстати говоря, похожи, как близнецы, хотя у нас матери - только сёстры, а отцы и вовсе разные. Но похожи, факт. Дед Ефрем, мать говорила, имел железный характер, его кровь видно сильной оказалась. Я дедову детскую фотку видел - одно с нами лицо. Генетика, блин, "продажная девка империализма". Ну, деда мне любить не за что, но я его хотя бы не видал никогда, а с Вовкой мы жили бок о бок. И так мне противно становилось, когда меня с ним путали, что я внешность изменил, насколько смог. Вовка коротко стригся, так я, напротив, длинный хвост отрастил, а как в возраст вошёл, так ещё и усы с бородой. Ну а если б ему блажь вступила патлы до плеч отпустить, я б налысо побрился, ей-богу, да только ему б тёть Галя ни в жисть не позволила б.
А когда нам по пятнадцать стукнуло, Вовка, поганец, мне жизнь спас и тут я его просто возненавидел. Сознавать, что я этому ботану жизнью обязан было невыносимо. Сколько раз я его мысленно убивал, не сосчитать. Тогда не успел, после школы наши пути разошлись, зато сейчас могу юношескую мечту осуществить. И как же меня от этой мысли прёт! Жаль только не узнает братец от кого смерть примет. Зато получу я куда больше, чем просто моральное удовлетворение.
Мы с моим "заклятым" кузеном, оба жили бобылями, хотя и по разным причинам. Вовку тёть Галя сильно опекала, всех подруг отваживала, а на меня мать откровенно плевала, оттого рос я, как трава. Хорошим манерам никто меня не учил, образование очень среднее, культурки, чего скрывать, не хватает. Подруг-то у меня было много, но все бабы простые, неказистые. Меня такая жизнь устраивала, хомут на шею вешать никогда не тянуло. А около года назад Володька неожиданно женился. Как уж получилось, не знаю. Может, сумел, наконец, на материно мнение плюнуть, а может тёть Галя внуков захотела на старости лет, не знаю, да и узнать не стремлюсь.
Короче, женился кузен и женился, хрен бы с ним. Я, когда узнал, только удивился слегка, плечами пожал, да из забыл тут же. Но когда Ольку впервые увидал - обалдел натурально. Вот это баба! Да не модель, а настоящая: грудь, бёдра, попка, всё на месте. Такую лялечку сразу завалить хочется, я потому её с тех пор только Лялькой и называл. И такая досада меня взяла, что кузен ботаник и тут меня обошёл, что в глазах потемнело. Мало того, что он, блин, учёный, а я - простой сантехник, так братец себе такую бабу отхватил, о какой я, настоящий мужик, даже не мечтал.
И тут моя, поутихшая за двадцать с лишком лет ненависть, разгорелась с новой силой. Но убивать Вовку я тогда ещё не думал, а вот Ляльку отбить решил твёрдо. Тем более, она, как выяснилось, тоже из простых - парикмахерша, а значит, скорее пролетарию пара, чем кандидату наук. Узнал, где Лялька работает, стал захаживать, после работы встречал, типа случайно. Сначала она, как порядочная, на мои попытки прохладно глядела, хихикала только, но капля камень точит. Поняла видно Лялька, что такой парень, как я подходит ей куда лучше Вовчика. Короче, стали мы встречаться интимно и вскоре я понял, что жизни без Ляльки уже не представляю.
И вот как-то раз (месяца три назад это было) приезжает ко мне Лялька в тёмных очках. Хотел я её приобнять, как обычно, а она отстраняется. Чего-то мне это странным показалось, сорвал я с неё камуфляж, а под ним синячище на весь глаз. Стал приставать с расспросами, Лялька долго отмалчивалась, отговаривалась какой-то ерундой, но я настаивал и она всё же рассказала, я просто осатанел, как услышал.
Оказалась, это кузен мой недоделанный её избил, причём, не впервые! Вовка в своём "ящике" работал сменами. Есть заказ - на работе пропадает, нет заказа - дома сидит. И стал он во время вынужденных отпусков попивать. Это-то ладно, с такой мамашей запьёшь, пожалуй. Но он, мало того, что пил, так ещё и руки распускал. Вот скотина-то, бог ему такую жену послал, а он её бьёт, тварь этакая. Но то, как выяснилось, были только цветочки, а правда оказалась куда страшней.
Стал я Ляльку уговаривать бросить мужа, ко мне переехать. А что? Жильё есть: у меня однушка, у неё - комната, вполне можно на двушку обменять. Плюс оба с профессией, проживём. Лялька долго отмалчивалась, с неделю, не меньше. Я никак понять не мог, в чём дело. Главное, говорит, что любит, а от мужа не уходит и ничего не объясняет, только плачет и твердит, как заезженная пластинка: "Невозможно, невозможно...". Но я упрямый, своего, в конце концов, добился.
А добившись, понял, почему Лялька смущалась, почему говорить не хотела. Вовка жену приворожил. Ну это я в переносном смысле, конечно, ни в какую мистику не верю, но по сути приворот и есть, только химический. Кузен же на оборонку работает, в своём "ящике" разные хитрые штуки разрабатывает. И вроде бы разработал он какой-то химикат, от которого человеку крышу сносит.
- Понимаешь, Тима, дорогой, - рассказала она, - муж что-то почувствовал. Ну, в смысле, что у меня кто-то есть. Вот и накормил меня каким-то препаратом и теперь я привязана к нему, как канатом. Я не химик, объяснить точно не могу, но я теперь на его запах реагирую. Через какое-то время меня начинает домой тянуть, мне физически плохо становится, вроде как ломает, пока запах мужа не почую, не отпускает. Он мне так и объяснил: "Пока я жив, никуда ты от меня не денешься".
Решение убить это чудовище пришло не сразу, хотя, если подумать, оно просто напрашивалось. Избавить мир от такого подонка, это ж благо. Я излечил бы любимую женщину от искусственной зависимости, плюс получал возможность осуществить мечту юности. По хорошему, надо было бы самому всё сделать, ничего не говоря Ляльке, такие разборки дело мужское, на бабу их перекладывать негоже. Поэтому раздумывал я долго и всё же решил ей всё рассказать.
Я ж не уголовник, никогда не сидел, не привлекался, навыков нужных не имею. Шпанистым был в молодости, это да, но то - детские шалости, а нынче дело серьёзное. Значит что? Значит, чтобы косяков не упороть, надо с кем-то посоветоваться. А кому кроме Ляльки я могу довериться? Кроме того, если сам действовать стану, по своему разумению, могу её ненароком подставить. Всегда ведь жену в первую очередь подозревают, в каждом детективе об этом пишут. То есть Лялька при любом раскладе должна вне подозрений остаться, а для этого нам надо сообща действовать.
Короче, рассказал я Ляльке о своих планах. Как же она меня отговаривала... Мол грех это, нельзя так... Но я упрямый, я Ляльку убедил. В конце концов, она заметно тяготилась своей ненормальной зависимостью, мучилась оттого, что не может уйти к любимому человеку. И вскоре я убедился, что не ошибся, посвятив подругу в свои планы: очень толковая баба оказалась, даром что красивая. И, казалось бы, чего проще: мужик упился, закурил в постели, да и угорел? Но сам бы я не додумался, а если б и додумался, не смог бы сделать. Я бы подумал, что от пожара квартира спортится, а квартира-то тёть Галина, значит чего об ней печалиться?
Порешили мы так: когда у Вовика очередной запой случится, Лялька его для верности снотворным угостит, а как уснёт братец, сразу из дома наладится. Пошатается по "Атриуму", поскандалит, чтоб запомнили. А я через часок после того, как Лялька отчалит, заявлюсь. Запасной комплект ключей от квартиры Волковых я заранее припас, Лялька подогнала. Заявлюсь, значит, войду тихонько, перетащу кузена на диван, водочкой полью, сигаретку зажжённую ему в пальцы вложу, да ещё и зажигалочкой простынку для верности прижгу. Чтоб, значит, не погасло. К кузену в гости пойду в своей спецухе сантехника. На нашего брата, да на почтальонов с докторами (на всех, кто в униформе ходит) никто внимания не обращает, об этом тоже в детективах вычитал.
Смешно. Я ведь, до сих пор, у Вовика в гостях всего только раз и побывал, нынче второй будет. И последний. Всё, пора. Лялька полчаса назад отзвонила, в полтретьего. Вовик заснул, как сурок, она за алибью отправилась, да и мне уже пора, как раз за полчаса неспешным шагом до места доберусь. Только что три пропикало, в Петропавловске-Камчатском полночь. Вот и для тебя, братец через часок полночь наступит.
Мать потерпевшего, Галина Ефремовна Волкова
- Я вас очень прошу, Иван Макарович, разберитесь, пожалуйста. Вы не подумайте, у меня найдётся чем вам заплатить: пенсия хорошая, мы с дочерью живём довольно скромно, скопила на чёрный день... Да я ещё и на переводах подрабатываю.
- Простите, мадам, я, гхм, не вполне понимаю, чем, собственно, могу быть вам полезен? С делом я, естественно, не знаком, но с ваших слов оно представляется мне довольно ясным. Угорел человек, бывает, сотни таких случаев. Я вам, разумеется, сочувствую, но жизнь есть жизнь.
- Понимаю. Вообще-то я далека от криминалистики, детективы не люблю, но тут даже мне понятно. Я, извините, несколько сумбурна, но дело не в... Не в смерти сына дело. Как бы вам объяснить? Я понимаю: Володю не вернуть, но... Я хочу ясности. Не смогу жить в сознании, что мой мягкий, добрый, интеллигентный сын тайный алкоголик и дебошир с наклонностями садиста. Понимаете?
- Разумеется, ваши чувства, Галина Ефремовна, мне понятны, но в жизни и не такое бывает, поверьте моему опыту.
- Согласна, но мне надо точно знать. Либо я плохо воспитала сына, тогда грош мне цена, как матери и некого винить, кроме себя самой, либо Володю оболгали, а этого не мог сделать никто, кроме жены. А зачем это ей? Я должна знать! Ведь если Ольга оклеветала сына, значит какая-то причина у неё для этого была. Какая? А главное, это означало бы, что она причастна к его смерти.
- С ваших слов у неё железное алиби. Да и мотива, насколько я понял, нет.
- В том-то и дело. Господи, как всё запутано. Володя нормально зарабатывал, но он не миллионер, наследства не оставил, квартира и дача оформлены на меня. Если сын Ольге надоел или, предположим, любовника она завела (что, между нами говоря, более чем вероятно), могла просто развестись, на это согласие мужа не требуется. Так что мотива у неё нет, а алиби, действительно есть. И лично, то есть собственноручно, она сына не убивала, тут я уверена абсолютно. Зачем тогда врала? Чтобы мой Володя мог ударить женщину? Это немыслимо.
Как я просила сына не жениться на этой ужасной женщине, если бы вы знали? Но Володя меня не послушал, не послушал первый раз в жизни и каков финал! Она же совсем ему не пара: ну что может быть общего у кандидата наук с примитивной парикмахершей, родом из богом забытой дыры?
- Извините, мадам, но никак не могу разделить ваши сословные предрассудки. Разве дело в происхождении? Мои корни, в конце концов, тоже деревенские и что из того?
- Ровным счётом ничего, вы-то профессор и изъясняетесь интеллигентно. И дело не в происхождении, а в самом человеке. Мой покойный батюшка тоже крестьянский сын, а я свободно владею тремя языками. Согласна, нельзя так вот, огульно, но её нужно видеть, поверьте мне. Фотография некоторых нюансов не передаёт, вот если бы вы с ней поговорили, вы бы меня поняли. Я, признаться, редко такие типажи встречала, так что и описать-то затруднюсь. Эта Ольга смотрит на собеседника со странной смесью жадности и похоти на лице. Будто оценивает, что может с вас получить, и готова тут же в постель ради этого запрыгнуть.
Когда видишь женщину с таким выражением лица, в голову невольно лезут нехорошие мысли насчёт её морального или, лучше сказать, аморального облика. Но привлекательна, ничего не скажешь, только это привлекательность не Венеры, а дикой вакханки. Привлекательность такого сорта воздействует не на чувства, а на инстинкты, если вы понимаете, что я хочу сказать. Похотливая корыстная баба. Этим она моего чистого наивного сыночка и окрутила.
- Уважаемая, Галина Ефремовна, когда сорокалетнего человека характеризуют словом "наивный", это вряд ли можно счесть комплиментом. И потом, сдаётся мне ваш сын, при всех его несомненных достоинствах, не слишком привлекательный объект для корыстной женщины. У него же нет ничего, стоящего более-менее приличных денег. Или я неверно вас понял? Так зачем тогда эта Ольга замуж за него пошла?
- Не знаю! Видит бог, не знаю. И так прикидывала, и этак, ничего придумать не могу. Вот вы и разберитесь.
- В чём? Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я разобрался с моральным обликом вашего сына?
- Вот именно! Это что же получается: я воспитала пьяницу и дебошира, способного поднять руку на женщину? Значит, я плохая мать, а вы не понимаете, чего я переживаю. В конце концов, с потерей сына смириться можно (Бог дал, Бог взял), но с тем, что я оказалась неспособна собственного ребёнка воспитать, никогда не смирюсь. Племянника, Тимофея вообще никто не воспитывал, но он вырос пусть и малообразованным, но приличным человеком, а мой домашний сыночек алкаш! Не бывать этому.
- Занятно... Чем дольше с вами говорю, тем дело кажется интереснее. Может всё же что-то из квартиры пропало?
- Да нет. Ценностей у нас никогда не имелось, ни золота, ни ковров с хрусталями, да и не пропало ничего. Квартира, правда, изгажена, но не сильно, я всё тщательно осмотрела. И когда Ольга выметалась, ничего лишнего не взяла, да и не пыталась, если честно. Хотя... Да нет, ерунда.
- Что-то вспомнили?
- Куда-то три немецкие книжки подевались.
- Дорогие?
- Не думаю. Отец с войны привёз, мы их в память о нём хранили, только и всего. Я же говорю, ерунда. Ну что, Иван Макарович, возьмётесь?
- Давайте договоримся так. Я встречусь со следователем, с делом ознакомлюсь, а там уж решу. Но даже если за ваше дело возьмусь, ничего не обещаю. Так сказать, без гарантий, всё-таки месяц прошёл...
- Спасибо и на этом.
Вдова потерпевшего, Ольга Петровна Волкова (в девичестве Пронькина)
Должно, должно было и мне наконец-то повезти. Как там Пугачёва пела? "Если долго мучиться, что-то да получится". Точно сказано. Видит бог, помучилась, но всё же удача мне улыбнулась и не что-нибудь, а вполне себе ничего. Правда, только к тридцати, но лучше поздно, чем никогда. Хотя, может и действительно лучше так. Девчонка, дура неопытная, профукала бы всё враз, а я нынче женщина зрелая, жизнь знаю, я своё богатство с умом использую.
О школьных годах и вспомнить нечего: крохотный, заплёванный городишко, глухая провинция. Не сказать, чтобы жила я плохо - мать на трёх работах пласталась, чтобы дочура единственная ни нужды, ни горя не знала, но ведь скучища и никакой перспективы. Ждала меня та же безрадостная судьба, что и у матери: уборщица, воспитывающая ребёнка без мужа, потолок - в Сберкассу или на почту пристроиться.
Но хотелось-то большего, известности хотелось, в артистки выйти или в модели. Потому что известные - они и богатые. Жизнь у них интересная, а работа - не бей лежачего, чай не тряпкой по полу елозить. Конечно, совсем уж дурой наивной я и в семнадцать лет не была, понимала: чтобы артисткой стать или, скажем, певицей, способности надо бы иметь. А везение? Сколько безголосых бездарностей по "ящику" каждый день кажут? Да на десяток дешёвок много, если одна с голосом.
Ну а моделью работать и вовсе ни образования, ни умения особого не нужно, только по сцене правильно ходить, а этому и зайца научить можно. Тут уж чистая удача работает: такого чела встретить, под которого вовремя лечь. И разве не говорила эта (забыла, как звали) из фильма "Москва слезам не верит", что в жизни можно счастливый билет вытянуть. Ей, допустим, не удалось, но кому-то же везёт. Так почему не мне?
Потому, как только аттестат получила, вещички в сумку покидала, да и рванула в столицу. Восемнадцать мне к тому времени уже сравнялось, спрашивать разрешения ни у кого не надо. Ну а в Москве вышло так, как и должно было: в артистки не прошла, а в манекенщицы не подошла. Фигурой. В одном из агентств тётка душевная попалась, объяснила мне, дурёхе провинциальной, в чём моя проблема. "Понимаешь, детка, ты фигуристая, а хорошая манекенщица - вешалка. Но тебе худеть нельзя - кость широкая. Сейчас ты такая лапушка, а похудеешь, без слёз на тебя уже не взглянешь".
Хватило мозгов понять, что права та тётка. Да и то сказать: похудеть-то не фокус, а дойки пятого размера куда девать? Не отрезать же. В итоге выучилась я на парикмахера. А что, думаю, стилист - тоже профессия козырная, их нынче часто по "ящику" кажут. Да и в модный салон пристроиться можно, там цены такие, что хороший мастер деньжищи лопатой гребёт. Но хорошим мастером прежде стать надо, а это долго, проще замуж. Выучилась я, значит, работать пошла, а вскоре жизнь вроде как наладилась.
Ещё там, на родине я порешила при первой же возможности замуж выскочить. Мне ж известности хотелось, а какая может быть известность с фамилией Пронькина? Способная молодая актриса Пронькина - это ж курям на смех. Я ж, дура провинциальная, и не знала, что фамилию просто так сменить можно. Но всё ж смекалку имела, а потому на мужского мастера выучилась. На бабах клиентках заработки, понятно, выше, но замуж за них не выйти, вот я и решила клиента на мяско словить: мужик ведь не пёс, на кости не бросается. Ну и пошла за первого же парня, который позвал. А чего не обжениться? Семья интеллигентная, коренные москвичи, дом - полная чаша.
Только длилось семейное счастье не долго. Свекруха меня сразу невзлюбила: не вписывалась я со своей провинциальной рожей в их аристократический круг. Папаша, правда, глядел приветливей, но, как я вскоре поняла, не как на невестку глядел, а как на девку, которую обжать в тёмном уголке хочется. Не вопрос, я б ему дала, чтобы гармонию в семье сохранить, да пока раздумывала, брак наш и закончился, едва начавшись. Дожала мамаша моего Витюшу, развела нас.
Выгнали меня, как шавку шелудивую, чтобы, значит, породу их благородную не портила. И что обиднее всего, я повода вроде и не давала, не изменила Витюше ни разу. Просто не успела. Но поступила свекруха благородно, врать не стану: купила мне комнату в коммуналке. Ничего, думаю, первый блин не так уж и плох, не совсем комковатый получился: жилплощадь есть, прописка постоянная, я теперь настоящая москвичка, не хуже других, прочих. Да и профессию имею, можно жить, счастье себе ковать. Да только дальше не заладилось.
Вот уже и до тридцатника почти добралась, старость не за горами, а я всё в той же коммуналке. Получается, что я не вперёд иду, а бегу на месте, как в фитнес-центре по беговой дорожке. Вроде и не бедствую, и деньги водятся (даже за границу отдыхать ездила), а отложить не получается. И мужики меня вниманием не обделяли, да только ни один надолго не задержался. И уж чего только я не делала, пыталась даже советам училки школьной следовать, да всё без толку.
Училка-то нам чё говорила? Мол, женщина должна марку держать, не уступать мужчине сразу, потому как доступные женщины мужикам не интересны. Но, если я форс давила, ухажёр отлипал сразу: мол, нафиг мне такая фря, посговорчивей найду. А если уступала, бойфренд задерживался. Месяца на два, рекорд - три. И вот когда очередной дружок (Альбертом его звали, как сейчас помню) объявил, что уходит, я наглости набралась и прямо спросила: а что во мне не так? Интересно же.
Альберт объяснил, только лучше бы он этого не делал. "Да всё, - говорит, - так. Фигурка аппетитная, есть за что подержаться, в постели хороша, слов нет. Только извини, подруга, рожа у тебя бл----ая, тебя же неудобно в приличное общество выводить, только и можно потрахивать втихаря, но ведь и это надоедает. А жениться? Пардон, на таких не женятся. Если кто тебя замуж позовёт, так или явный лох, или человек ограниченный, малокультурный".
Ей-богу, подвернулось бы что тяжёлое под руку в тот момент, прибила бы Альбертика, так он меня задел. Крепко зацепил, прям в душу харкнул, я долго его слова забыть не могла, всё себя в зеркало разглядывала, понять пыталась, что же такого он во мне углядел, но так и не поняла. Рожа, как рожа, и даже довольно симпотная. Может у него вкус извратный? Но и другие френды, которые гадостей не говорили, почему-то замуж не звали и через месячишко, другой сваливали.
Короче, к тридцатнику вплотную подошла, а удачное замужество даже в отдалённой перспективе не просматривается. И тут начал один тип за мной ходить, ну, в смысле ухаживать пытался. Да так робко и неумело, что сразу понятно было - ботаник. Причём такой, типа пожизненный ботан, потому как сороковник уже, а с бабами явно неопытный. И сам такой... никакой, я и не сразу вспомнила, что недавно его стригла.
Поначалу мне даже смешно стало, что этакий неказистый мужичонка смеет надеяться на мою взаимность, а потом призадумалась: эй, подруга, на землю спустись, зенки распахни: женихи что-то в очередь не выстраиваются. Потискать охотников много, а чтоб замуж, не очень, так стоит ли бросаться тем, что само в руки прёт? Тем более, неизвестно ещё, встретится ли прынц?
Решила приглядеться, позволила себя в кафе сводить, расспросила. Оказалось, не так уж и плохо. Учёный, кандидат наук, работает на оборонку (платят там, кстати прилично). Квартира трёхкомнатная, дача утеплённая, на которой круглый год проживать можно, что ещё надо? И фамилия звучная - Волков, значит и я буду Волкова, а это вам не Пронькина и даже не Кузина (так я по первому мужу звалась). Ну и решила замуж за Владимира сходить. В конце концов, не заладится, развестись всегда успею, а статус жены учёного при мне останется.
Но дельце чуть не сорвалось, когда Володя на дачу меня повёз с сестрой и матерью знакомить. Сестра-то ладно, малохольная, на башку явно слабая, сидела себе молчком в сторонке, никому не мешала, а вот мамаша... Я как эту Галину Ефремовну увидала, будто на десять лет назад откатилась: один в один моя свекруха.
Ну понятно, интеллигенция, мать её, простая баба, вроде меня, ей не в жилу. Всю дорогу шпыняла, с подковырочками лезла, провоцировала. Но вежливо так, с улыбочкой. И хотя больше всего хотелось мне ей космы повыдёргивать, сдержалась. Морду лица ящиком и с такой же улыбкой отвечала, будто и не понимаю ничего. Старуха видит, не пронять ей меня, нервничать стала, а после и вовсе сорвалась так, что даже такой пентюх, как мой Володя заметил и мамаше замечание сделал. Запунцовела старуха, как варёный рак, но замолкла. Первый раунд за мной остался.
Обженились мы вскоре, стали жить-поживать вдвоём в трёхкомнатной квартире (старуха с дочерью на даче сидели безвылазно, нам не мешали). И так я радовалась тому, что стала солидной дамой, что не сразу поняла: радоваться-то особо нечему. Да, Володя зарабатывает прилично (мы даже в Египет съездили, в свадебное путешествие), но только когда работа есть. В НИИ работа типа сменной: есть заказ - есть деньги; нет заказа - сиди на попе ровно и не чирикай. Квартира мужу не принадлежит, на мать записана, дача тоже, значит, в случае развода или (тьфу, тьфу) смерти мужа, мне даже на комнату в коммуналке рассчитывать не приходится. Да и ценностей в доме никаких. Во, блин, попала, думаю. И вот тут мне, наконец-то свезло.
В доме было много книг, я столько зараз нигде не видала, разве только в библиотеках больше, но как-то так получилось по жизни, что ни в одной библиотеке, кроме школьной, мне побывать не довелось. Ну а какая школа, такая, стало быть, и библиотека, так что читала я в детстве не много. И вот как-то шарю по полкам, ищу чего бы полистать. Чтоб интересно было и не слишком заумно, на хрен мозг без нужды напрягать. И вдруг натыкаюсь на три книжки на немецком языке.
В школе у нас немецкий был, но условно. Препода с дипломом в нашей дыре не сыскалось (вишь ты, незадача какая), поэтому дойч нам преподавал трудовик, дядя Вася, который в молодости в ГДР служил (тогда, говорят, две Германии было и в одной наши войска стояли) и потому немного по-ихнему балакал. Понятное дело, в немецком я с такого обучения разбиралась, как зайчиха в апельсинах, но отличать могла. Но язык побоку, я эти книжки узнала типа в лицо (ну по обложке, в смысле) и чуть на задницу не плюхнулась. Книжки-то антикварные, стоят немерено.
Только не думайте, что я в антиквариате разбираюсь. Случайно вышло. В то лето, когда я в выпускной класс перешла, появился у меня дружок - приезжий из Питера. Был он далеко не первым моим дружком, но от наших пацанов, простых как коленвал, отличался, как чёрная икра от икры минтая и научил меня многому, причём, не только в смысле траха. Глеб этот работал, тьфу, не знаю, как называется, вроде "чёрный следопыт". Ну, короче, это такие ребята, которые ездят по глухим деревням, по городкам мелким, разные антикварные штучки ищут. Ну там иконы, например, книжки старые, короче, всё то дорогое старьё, которому хозяева цены не знают.
В перерывах между экспедициями и трахом, стал Глеб меня образовывать, на ноутбуке показывал картинки разных редкостей. Мне интересно, а Глеб свой расчёт имел. Я ж в нашем городке многих знала, вот он и прикинул, что могу наводку дать. В числе прочих показал и картинку с тремя книжками. Я прям обалдела, когда узнала, что каждая на триста штук тянет, да не долларов, а евро. А все три в комплекте хорошо за лимон, потому как по отдельности книжки эти иногда встречаются, а вместе - нет.
"Прикинь, детка, - соблазнял меня Глеб, - лимон с гаком, это много. Конечно, лимона мне хозяин не даст, но тыщ шестьсот, легко. А я бы тебе за наводку пять процентов отслюнил". Тридцать тыщ евро для девчонки, которая и десятку штук деревянными в руках зараз никогда не держала, это ж целое состояние. Ну, книжек этих я тогда не нашла, но кое-чем Глебу помогла и он мне заплатил по чесноку. Я как раз на эти деньги в Москву уехала, и жила на них первое время, пока на парикмахера училась.
Вот эти книжки я в мужниной квартире и сыскала. Осторожные расспросы ("Ой, милый, у тебя даже иностранные книжки есть. А на каком они языке? Ты что же и немецкий знаешь? А зачем тогда дома держишь?") показали, что Володя и не подозревает о том, какое сокровище имеет. А книжки, как муж объяснил, его дед Ефрем с войны привёз. Понятно, тиснул старый в логове оккупантов, что под руку подвернулось. Кто попроще - серебряные вилки тырил, а у образованного рука к книгам потянулась. Вот и стоят они с тех пор на полке, как память о геройском дедушке.
Это даже подумать страшно, как я развернусь, ежели лимон хапну. Можно, например, салон красоты открыть или фитнес-клуб, да мало ли что можно. Как на раритеты лапу наложить, вот в чём вопрос? Просто так, втихаря, не увести, Вовик заметит стопудово, он на полки часто лазит, заметив - ментам стуканёт и плакали мои денежки вместе со свободой. А вот если муж помрёт, вот тогда прибрать под шумок можно будет. И пусть свекруха вопит, коли спохватится, никогда не докажет, что я взяла, а не сынуля куда-то задевал. Только и делов - выждать месяц, другой, а там и продать. Дело за малым, так мужа убрать, чтоб не засветиться.
Помощник всяко нужен, но с ним делиться придётся, а ведь не хочется. И я как-то сразу про Тимофея подумала. У мужа из близкой родни ещё только двоюродный брат имеется. Они, правда, почти не общаются, что и не удивительно: Тимофей этот простой, как валенок, по специальности сантехник, сейчас таксует, но я заметила, что брата Вову он сильно не любит (муж, простая душа, о том и не подозревает) и что я ему понравилась, тоже заметила. Если парня немного поощрить, он мне поможет. Правда, придётся в постельке постараться, покувыркаться, ну так не впервой. Жить я с ним не собираюсь, а ради мильона потерпеть и не месяц, а год можно. Ведь если этот пентюх в меня втюрится, всю грязную работу сделает безвозмездно, то есть даром.
Значит, надо сделать так, чтоб Тимоня меня сначала полюбил, а потом пожалел. Сказано - сделано: через две недели ходил он за мной, как телок, в рот глядел. Стала я тогда почву готовить, чтоб соседи меня несчастной жертвой считали. Муж, когда не работает, встаёт поздно. Я заранее прикупала несколько пустых водочных бутылок, а перед выходом из дома, рисовала себе синяк на глаз. И старалась соседкам поболтливее подвернуться. Как бы случайно. Мусоропровод у нас в подъезде, но и в подъезде есть кому на глаза попасться, главное правильно время выбрать. Да и у мусорных контейнеров во дворе всегда найдётся с кем словом перемолвиться.
Люди любят соседям кости мыть. Добропорядочная домохозяйка, выносящая водочные бутылки, обязательно вызовет интерес, особливо, если в тёмных очках выходит. Зачем солнечные очки в пасмурный день? Не от солнца же. Пристают, сплетницы, любопытно им. Помнёшься чуток, потом очёчки невзначай сымешь и всё: через неделю никто уже не сомневается, что интеллигентный Владимир Евгеньевич, оказывается, тайный алкаш и жену лупцует, как алкашу положено.
С Тимоней отношения развивались предсказуемо. Удовольствия с него я не получала, секс он практиковал незатейливый, на уровне моих школьных приятелей, но явно считал себя мастером, а я подыгрывала. И своего добилась: втюрился парень прочно. Наконец наступил момент, когда любовничек начал настаивать на моём переезде к нему. Уходи, мол, Лялька от своего ботана, заживём открыто. Я предполагала, что рано или поздно он этого захочет, но, понятное дело, жить с ним не собиралась (если лимон баксов хапну, то нафиг мне, спрашивается, эта деревенщина; итак уж несколько месяцев его терплю), поэтому заранее отмазку приготовила.
Рассказала я Тимофею, что муж меня зомбировал. Опоил какой-то дрянью, в его "ящике" разработанной. Ну и меня та дрянь типа на запах мужа зарядила и уйти я от него теперь не могу, пока он жив. А Тимоня, лапоть необразованный, поверил. Как же он меня жалел, я порой с трудом от смеха удерживалась. И, в конце концов, созрел: решил освободить свою мадаму, рыцарь недоделанный. А я его отговаривала, мол, что ты Тима говоришь, это ж грех. И чем больше отговаривала, тем сильнее он настаивал.
Пока суд да дело, Володя вдруг и в самом деле запил. Прихожу как-то со смены и глазам своим не верю: муж водяру из горла тянет. "Ты чего"? - спрашиваю. "Тоска". Ну потоскуй, милый, думаю, не долго тебе осталось, кузен тебя от тоски скоро избавит. Удивилась я, конечно, сильно, но и порадовалась: Вовик, подружившись с "зелёным змием", сильно мне задачу облегчил.
План мы разрабатывали вместе с Тимоней. Решили не мудрить: как муж пить начнёт (он сейчас в отпуске, так что это в любой момент может случиться), я его снотворным угощу и пойду гулять в "Атриум", а чтобы меня наверняка там запомнили поругаюсь с продавщицей какого-нибудь бутика. Ну а через часок после того, как я уйду, Тимофей на огонёк заглянет. Наденет свою спецовку сантехника, чтобы на него никто внимания не обращал, зайдёт, переложит Вовика на диван, да и изобразит случайный пожар от курения в постели. Осталось только день наметить, но я всё откладывала (грех всё же на душу брать придётся), пока муж меня сам не подтолкнул.
Прихожу как-то домой после смены, а меня встречает Вовик, довольный, будто ему королева красоты бесплатно дала. И с порога: дорогая, мы с тобой скоро богачами станем, те дедовы книги, оказывается, раритеты. Мол, случайно в интернете наткнулся. Богатой я действительно стать решила, но не вместе с кем-то. А мой умник чего учудил? Поняв, что ценность дома просто так валяется, он забоялся, что грабители влезут и отволок "мою прелесть" в банк, в ячейку положил. Одно хорошо: этот идиот походу в моей верности не сомневается, договор на ячейку на нас обоих оформил. Дурачок. А за глупость надо платить, вот ты, милый, и заплатишь.
Решено, всё случится сегодня. Вовик к бутылке потянулся, теперь ему не до меня, можно прогуляться, Тимоне позвонить, сориентировать, чтобы не лажанул, чётко сработал. Удивительно, до чего кузены похожи (не внешне, внутренне), хотя один учёный, а другой работяга. В том похожи, что оба дурни, обоих я легко вкруг пальца обвела. Любовничка уже настроила: месяц нам видеться нельзя. Пусть сначала всё уляжется, а уж после заживём.
Я и заживу, только не с ним. "После" он меня уже не найдёт!
Потерпевший, Владимир Евгеньевич Волков
Раньше, когда я читал о случаях внезапного пробуждения скрытых резервов организма в стрессовых ситуациях, не то, чтобы совсем не верил, но воспринимал довольно абстрактно, отстранённо, а вот поди ж ты... Абстрактные идеи лучше всего постигаются на собственном опыте и я тому живой пример. Совсем недавно был искренне убеждён, что самый крутой поступок в моей жизни, это женитьба вопреки мнению мамы. Кто бы мог подумать, как всё в итоге повернётся?
Мама у меня замечательная и очень меня любит, но лучше бы чуть, чуть поменьше, потому что она буквально душит меня своей любовью. Характером мама пошла в деда Ефрема, а я - в своего отца, человека мягкого, поэтому, никогда и не мог противостоять маминому диктату. А она с детства воспитывала меня правильным человеком и, хотя мне часто хотелось пошалить, я никогда не мог себе этого позволить.
Как же я завидовал двоюродному брату, с которым мы в школьные годы проводили время на нашей даче. Его мать была занята, в основном, собой, на сына внимания не обращала. Сейчас-то я понимаю, что это тоже плохо, как всякая крайность, но тогда завидовал Тимофею отчаянно: он был предоставлен сам себе и мог делать всё, что душа пожелает. И, несмотря на жёсткий характер, мама прощала ему куда большее, чем простила бы мне, видимо не решалась применять к племяннику те же методы воспитания, что и к родному сыну.
И как же обидно становилось, когда ловил вскользь брошенный полупрезрительный взгляд Тимофея. Обижался, но внешне никак этого не показывал, понимая, что брат прав, как есть прав. Он мне очень нравился и, может быть именно поэтому, на одну авантюру меня всё-таки уговорить сумел. Тимофей решил поэкспериментировать с самодельной взрывчаткой и, как это часто бывает в подобных случаях, пострадали мы оба - осколками посекло. У нас и шрамы с тех пор почти в одном месте.
Почти, потому что меня только поцарапало, а Тимофею задело артерию и, хотя ногу быстро перетянули, крови он потерял много. А в поселковой больнице выяснилось, что кровь у нас с братом одинаковая, причём, очень редкой группы (мы вообще были похожи, как однояйцовые близнецы) и такой в больнице нет. Пришлось мне выступить в качестве донора. Впрочем, почему пришлось? Я сделал это с радостью.
После школы наши пути разошлись, но жили мы как и раньше: Тимофей свободно, а я при маме. И по-прежнему она меня воспитывала и опекала, как маленького. И когда студентом был воспитывала, и когда работать начал, и когда диссертацию защищал воспитывать продолжала. В том, что дожив почти до сорока, я так семьёй и не обзавёлся, её заслуга. Нет, подружки-то у меня были, но мама успешно отвадила всех до единой, ни одна не казалась ей достойной её Володечки. А мама всегда умела обидеть, даже оскорбить, не сказав ни одного грубого слова.
Я и на Ольге-то женился не оттого, что влюбился без памяти (хотя она мне очень понравилась, что уж скрывать), а скорее маме вопреки. И на смотринах Ольга держалась великолепно. Мама попыталась действовать по привычной для неё схеме, но в этот раз не вышло. Ольга показала незаурядную выдержку, на провокации не поддалась, изображая дурочку, которая просто не понимает, что её пытаются оскорбить, чем довела маму до бешенства. Так довела, что мама, впервые на моей памяти, потеряла лицо, скатившись на вульгарное базарное хамство. Как же я веселился, наблюдая их схватку.
Эйфория, однако, длилась не долго. Уже через пару месяцев я пришёл к выводу, что мама, пожалуй, была права и только гордость не позволяла мне признать очевидное. А заключалось оно, очевидное, в том, что я не оправдал надежд, которые Ольга, видимо, на меня возлагала. Что она увидела при знакомстве? Солидного учёного с квартирой, дачей и приличным доходом. А на деле вышло, что недвижимость записана на свекровь, а доход хоть и неплох, но нерегулярен.
Да к тому же я отнюдь не гигант секса. Ольга постельные утехи любит, явно знает в них толк, но, боюсь, мне её удивить было нечем, опыта по этой части у меня маловато. В результате, жена ко мне заметно охладела. Так мы и жили: вроде семья, а по сути, чужие друг другу люди с разными вкусами и жизненными интересами. И вдруг, всё чудесным образом переменилось. Ольга снова стала ласкова и приветлива, как в первые дни нашего знакомства. Если раньше она изобретательно находила разнообразные предлоги, чтобы избегать исполнения супружеского долга, то теперь сама тянула меня в постель.
Есть люди, воспринимающие приятные перемены, как данность. Мол, хорошо мне и ладно, и нечего раздумывать, почему так случилось. Но я - не все. Пусть я ботаник (так меня в школе дразнили), но ещё и учёный и с аналитическими способностями у меня всё в порядке. Я привык устанавливать причинно-следственные связи, а в данном случае причин столь приятных для меня перемен в настроении жены понять никак не мог. Однако вскоре кое-что прояснилось. Вернее, не то, чтобы прояснилось, появились новые данные, давшие мне обильную пищу для раздумий.
Примерно в то же время, когда Ольга снова воспылала ко мне нежными чувствами, я обратил внимание на то, что соседи почему-то стали на меня как-то странно поглядывать: кто неодобрительно, кто осуждающе, а кто и вовсе неприязненно. И здесь я причин понять не мог. Дружеских привязанностей (так, чтобы запросто на рюмку чая зайти) у меня ни с кем не сложилось, но отношения с соседями за много лет установились ровные. Склонности к сплетням я не имею, в чужие разборки не лезу, всегда был вежлив. Откуда же тогда такие перемены? Вроде, никого не задел, не обидел.
И вот, как-то раз, отправился я на работу, а едва выйдя из дома, вспомнил, что кое-что позабыл. Сейчас уже не помню, что именно, да и не важно. Важно, что я вернулся незаметно. Доводчик на входной двери в тот день не работал, хлопать дверями я не люблю, поэтому вошёл тихо. Вошёл, и вдруг голоса слышу, один Ольгин, а в другом, по характерным визгливым интонациям я с удивлением опознал Клавдию, соседку с четвёртого этажа. Мы с ней не общались, поскольку Клавдия - первая сплетница нашего дома. Если хочешь что-то до общего сведения неявно довести, скажи Клаве по секрету, через час весь дом узнает.
И хотя я с детства усвоил, что подслушивать неприлично, стало мне любопытно, какие такие дела могут быть у Ольги с этой пустой трещоткой. Квартира у нас находится на высоком первом этаже - полпролёта от подъездной двери. А мусоропровод расположен между первым и вторым этажами. Я немного поднялся, прислушался и испытал настоящий шок от того, что услышал.
- Ну что, Олюшка, твой опять руки распускает? - спрашивает Клавдия участливо, но с нескрываемым любопытством, - Смотрю, ты снова с синяком вышла, горемычная. И как ты его терпишь?
- Что делать, тётя Клава, люблю я его. Да к тому же он пьёт, только когда дома сидит без работы. А у них скоро заказ, так что недели две, а то и месяц всё будет хорошо.
Я, признаться, не сразу понял, что обо мне речь, а поняв, хотел сразу же разборку учинить, но сдержался. Тугодум я, быстрых, скоропалительных решений не люблю, мне сперва подумать требуется. Выскользнул я из подъезда, дверь притворил тихонько, чтобы не стукнула и отправился в сквер. Покурить и поразмыслить. Так вот, значит, почему соседи ко мне отношение переменили, они же меня пьяницей и дебоширом считают.
А Ольга-то какова артистка! Если бы я не знал, о ком речь, ни секунды не усомнился бы, что несчастную страдалицу и впрямь муж поколачивает, пожалел бы. Но про себя я точно знаю, что не только жену ни разу пальцем не тронул, но и вообще не могу женщину ударить. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Приходится признать: Ольга распространяет обо мне клеветнические слухи, целенаправленно создавая крайне непривлекательный образ. Возникает законный вопрос: зачем? То есть, тактическая задача понятна: изобразить себя невинной жертвой мужа садиста, но вот зачем ей это, так сказать, стратегически? Какова, как спросил бы Станиславский, сверхзадача роли, разыгрываемой Ольгой перед дворовыми кумушками?
Допустим, жена завела себе любовника и хочет от меня уйти. В этом случае, если бы мы разводились через суд, свидетельства соседей ей очень пригодились бы. Но у нас нет ни совместно нажитого имущества, ни детей, следовательно, не будет и суда. Отпадает. А вот если Ольга задумала убийство мужа, замаскированное под несчастный случай, ей соответствующие показания соседей очень пригодятся: чтобы следствие не особенно копало - случайная смерть горького пьяницы никого не удивит.
Но проблема в том, что у меня нет ничего ценного, ни недвижимости, ни вкладов в банке. Отложено на чёрный день сто пятьдесят тысяч рублей, но это все мои свободные средства и Ольга о них не знает. Даже если бы я сегодня помер, ей не досталось бы ровным счётом ничего, кроме относительно небольшого вклада, а это не те деньги, ради которых стоит столь сложную комбинацию разыгрывать. И тут меня будто осенило, я вспомнил незначительный эпизод, имевший место неделю назад.
В тот день я правил только что написанную статью, а Ольга книги на полках рассматривала. Её внимание привлекли три старинные немецкие книги, в своё время привезённые дедом с войны. Мы с мамой хранили их просто в память о дедушке. Но Ольга как-то очень подробно меня об этих книгах расспрашивала. Слишком подробно. Тогда я не придал расспросам значения, отнеся их на счёт извечного женского любопытства, но сейчас задумался.
Эти книги были единственной в доме вещью, о которой я не знал точно, что это и сколько может стоить. Поэтому, придя на работу, первым делом полез в Интернет и довольно быстро нашёл. Три невзрачных, не слишком больших томика оказались настоящим сокровищем, стоимостью больше миллиона евро. Да, за такую кучу денег многие готовы были бы взять грех на душу.
Конечно, интересно бы узнать, где простая парикмахерша научилась разбираться в антиквариате, но сейчас основной вопрос не в этом. Если женушка и впрямь решила меня убить, акция должна быть замаскирована под несчастный случай, а вариантов тут не много: газ, ток, огонь, падение с высоты. Значит, скорее всего, убивать меня будут дома. Причём, Ольга в момент, так сказать, устранения, должна находиться подальше от места действия. А это с неизбежностью подводит нас с мысли о необходимости сообщника. Как известно, "praemonitus praemunitus"4, поэтому личность сообщника надо установить.
Уж чем, чем, но одним моя работа точно хороша: здесь можно разжиться разными полезными штучками, недоступными обычному человеку. Я и разжился, домой пришёл не пустой. За ужином угостил "верную" жёнушку чаем с особой добавкой. Хитрый препарат, разработанный в нашем НИИ, в небольших дозах обеспечивает крепкий, глубокий сон. Особая прелесть заключается в том, что препарат через три часа после применения уже невозможно обнаружить, это, во-первых. А во-вторых, испытуемый после пробуждения ничего не помнит. То есть наутро у Ольги не возникнет ни малейших подозрений в том, что я её усыпил.
Когда жена заснула, я переложил её на кровать и приступил к обыску. В сумочке обнаружил один телефон, а под стопкой белья - другой. Тот, что в сумочке, я сам Ольге на день рождения подарил, а второй, скорее всего левый, потому что в его адресной книге обнаружился только один абонент. В оба мобильника я вставил компактные жучки, позволяющие слушать не только переговоры в эфире, но и разговоры в радиусе десяти метров. Если, конечно, телефон включён, но с чего бы Ольге его выключать? Утром, нежно поцеловав жену, я отбыл на службу. Необходимости в том не было, я сейчас в вынужденном отпуске, но там слушать удобнее, никто не помешает.
Дальше можно долго рассказывать, но не буду, противно. Любовником и подельником Ольги оказался Тимофей, мой двоюродный брат. Меня страшно возмутило даже не то, что он спит с моей женой, а то, что он решил меня убить. А ведь Тимофей мне жизнью обязан! Но самым интересным во всей этой истории было обнаружить, что кузен, оказывается, туп и ограничен. Строго говоря, его трудно назвать соучастником, просто дурак, которого обвела вокруг пальца жадная и не слишком ловкая баба. Дурак и подлец в одном флаконе - опасное сочетание. Прежде всего, для самого дурака опасное.
Господи, что она несла. Разве что прямым текстом не объясняла, чего хочет. Мол и пью я горькую, и бью её напившись. А ещё я её зомбировал так, что от меня живого она уйти не может. Хочет, просто-таки рвётся к любимому Тиму, но не может! Зомбировал её Вова, подлец этакий. Это каким же надо было быть дебилом, чтобы купиться на такую чушь? Тимофей купился. Наконец, настал день, когда братец дозрел до идеи меня убить. Ольга немного его поотговаривала, дрожащим от радостного возбуждения голосом. Но согласилась и передо мной немедленно встал вопрос: что делать дальше?
Самый вроде бы естественный вариант, сдать заговорщиков. Но, не говоря уже о том, что это может ни к чему и не привести (намерение - не есть преступление), как бы самому не пострадать. Записи я делал незаконно, на ворованном, если называть вещи своими именами, оборудовании. Но, допустим даже, всё завершится благополучно (заговорщики обезврежены, я на свободе), что меня ждёт в этом случае? Возвращение в досемейное состояние, то есть, ничего хорошего. Снова маменька со своим диктатом и одиночество. Правду о ценности семейной реликвии не скрыть, мама, полагающая, что богатство развращает, либо не станет раритеты продавать, либо наложит на деньги железную длань, будет выдавать мне по пятьсот рублей на кино по праздникам.
И тут я вспомнил, что мы с Тимофеем похожи. Очень похожи, так, что нас путали, пока кузен длинные волосы не отрастил. У нас и кровь одной группы и даже шрамы после того взрыва почти одинаковые. Отпечатки пальцев, конечно разные, но с законом ни я (что естественно), ни Тимофей (что странно) не конфликтовали. Так что я вполне могу занять его место, начать новую жизнь свободного, богатого человека. Только для этого мне нужно будет братца убить. Ужасно? Как посмотреть. Он же решился, презрел узы крови, несмотря на то, что мне жизнью обязан, значит и меня ничто не ограничивает. Самооборона. Да и проверить интересно, "тварь я дрожащая или право имею"? Надеюсь, получится лучше, чем у Роди5.
Но для того, чтобы провернуть дельце чисто, мне нужно контролировать процесс, то есть самому назначить день акции. Эту задачу я решил просто. Сначала почву подготовил, начал по вечерам выпивать. Понарошку, конечно. Приходит Ольга со смены, а я сижу перед телевизором, из водочной бутылки прихлёбываю. В бутылке вода, но настоящая чекушка под рукой: на рубашку плеснуть, рот прополоскать...
Ольга удивилась, но и обрадовалась одновременно, чего даже скрывать не пыталась. Ну как же, пьяного легче успокоить, да и экспертиза алкоголь в крови обнаружит, после чего следствие особо напрягаться не станет. Так продолжалось несколько дней, а потом я Ольге сюрприз преподнёс. Жена, когда ей нужно в парикмахерской на смену заступать, уходит из дома рано. В ближайший такой день, я прямо с утра собрался, книжки раритетные в пакет сложил, да и в банк подался. Арендовал ячейку, оговорив право доступа к ней для Тимофея, и сокровище своё туда поместил.
А в ячейку в другом банке (на меня и на Ольгу оформленную) положил металлический кейс с обычными книгами, ценой по сотке. Возвращаюсь, жду жену и сразу, как она домой вернулась, на руки подхватываю, улыбка - до ушей. Мол, радуйся, подруга, скоро заживём с тобой, как люди. Она не понимает. Объясняю: полез с утра в Интернет, случайно наткнулся на сайт с фотографиями разных раритетов и увидел там свои книги (Помнишь? Те, на немецком, дедушкины). А они, оказывается мильён стоят.
Я их от греха в банковскую ячейку положил, боязно такие ценности дома держать, замок на двери примитивный, ногтем открыть можно. Вот и договор, я его на нас обоих оформил, любимая, а вот и ключ от ячёйки. Возьми, родная, тебе я, как себе доверяю (верит, дура, по выражению лица вижу, верит). Сегодня отмечу (это ж какое событие!), а завтра к одному знакомому антиквару пойду. Полной цены он, конечно, не даст, но тысяч восемьсот - вполне. Половину матери отдадим, а на остальные заживём. И без лишних слов я присосался к бутылке, краем глаза за Ольгой наблюдая.
Она обеспокоилась, сильно обеспокоилась. Поняла, что убирать мужа надо сегодня, потому что завтра про книги слишком много народа узнает. Мило, но несколько вымученно улыбнувшись, Ольга выходит, якобы за сигаретами. Ну как же, мне из окна хорошо видно: остановилась у подъезда, лихорадочно пальчиком в мобильник тычет. Понятно, любовника вызванивает, инструкции даёт. Возвратилась заметно успокоенная, мазнула глазом по пустой бутылке (а я уже вторую посасываю), на кухню метнулась. Возвращается с бокалом апельсинового сока: вот, мол, тебе запивка, родной. Пей, отдыхай, а я пока погуляю, в кино схожу. Ясное дело, в бокале не только сок, но и снотворное, а спать мне сейчас нельзя. Поэтому, пока жена одевалась, я бокал в унитаз опростал, а когда Ольга из спальни вышла, начал зевать.
Ушла. На часах половина третьего. Тимофей должен появиться через час и я его достойно встречу своим препаратом, он у меня и в виде спрея имеется. Затем подстригу коротко, бороду сбрею машинкой, оставив трёхдневную щетину (специально несколько дней не брился). В квартире должны обнаружить тело человека, находящегося в состоянии сильного опьянения, но Тимофей, наверняка, пойдёт на дело трезвым, разве что сто грамм для храбрости примет. Поэтому я введу ему немного водки шприцем прямо в вену. Тогда любая экспертиза покажет высокое содержание алкоголя в крови.
Потом я переодену братца в свою пижаму, уложу на диван и устрою то, что он мне уготовал. Переодевшись в спецовку Тимофея, первым делом отправлюсь к нему на квартиру. Соберу вещички, документы и вперёд, в новую жизнь, стану господином Кузякиным. Фамилия так себе, простовата, но и я совсем не аристократ, так что мне плевать, как меня звать будут. Кузякин, так Кузякин. Ну а чтобы из образа не выпадать, первое время похожу в накладной бороде и парике с хвостом.
Мой план не без изъянов, ведь, как известно, идеальных преступлений не бывает. Так что рисковать придётся, но риск получается оправданным. Теоретически у меня могут отобрать книги на таможне, но сумеет ли таможенник распознать раритеты? Да и с чего бы ему копаться в ручной клади скромного туриста, если книги не в розыске и никто, кроме Ольги о них не знает? Меня (то есть Тимофея, конечно) могут попросить задержаться в Москве до конца следствия, но я не вижу причин, по которым оно может затянуться. Если я сделаю всё как задумал, картина получится настолько ясной, что даже у самого дотошного следователя сомнений не возникнет. Отдельное спасибо жене, славно поработавшей над моим отрицательным имиджем.
Самое узкое место - след от иглы на руке трупа. Эксперт его, безусловно, заметит, а заметив, обязательно внимание следователя обратит. Но прямой связи между уколом и смертью моего глупого братца не отыщется, а чтобы косвенную понять, надо быть, как минимум, Шерлоком Холмсом. Как видим, шансы на успех достаточно высоки, на таких играть можно. Мне нужно продержаться неделю, максимум две и с Ольгой пересекаться нельзя ни лично, ни по телефону. Похожи-то мы с Тимофеем, как две капли воды, но голоса разные, она меня враз расколет.
Телефон я выкину, с квартиры съеду. Сниму без регистрации комнатёнку у какой-нибудь бабули, подам документы на загранпаспорт. Я уже договорился предварительно с фирмой, которая мне его за неделю изготовит. Дорогое, правда, удовольствие, тридцать тысяч, но дело того стоит. Помешать мне ничто не должно. А лежит мой путь в Лондон, на аукцион Сотбис. Ольга - полная дура, если собиралась книги здесь продавать: полной цены не дадут, а то и зарежут, пожалуй.
Важно, чтобы Ольга сразу ложную приманку из банка не изъяла, но она, уверен, торопиться не станет, просто удостоверится, что кейс в ячейке. Будет выжидать, пока следствие окончится, пока похороны не пройдут. На руку мне и то обстоятельство, что она договорилась с Тимофеем месяц не видеться, опасно, мол. Значит, искать меня не будет. Ну а потом... Единственное, о чём жалею, что не увижу рожу любимой жёнушки в тот момент, когда она кейс откроет.
Частные детективы Иван Макарович и Сергей Юрьевич
- Ну, что скажете, друг мой, ничего странным не показалось?
- Есть кое-что. Вот, например, - я отыскал соответствующее место в акте медицинской экспертизы, - Здесь сказано, что печень покойного господина Волкова в отличном состоянии, молодому под стать. И я, дорогой Иван Макарович, не очень понимаю, как это может быть. Если человек регулярно и помногу пьёт, неужели это никак на внутренних органах не отразится?
- Обязательно отразится. Тут вы, Сергей Юрьевич, правы. Пить покойный начал не позднее полугода назад, точнее, полгода назад соседи об этом узнали. А ещё что?
- Вы не раз говорили, что человек не может резко изменить свой психотип. Что же получается? Жил человек себе, жил, а потом вдруг пороку предался. Так не бывает.
- Так действительно не бывает. Обычно. Но мы слишком мало знаем о Владимире Евгеньевиче, чтобы делать выводы. Жену раньше не бил? Так не было у него раньше жены. Нет, так мы никуда не придём. Для меня лично в этом плане Ольга Петровна куда более интересна.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Прежде всего, она сохранила билеты в кино, как подтверждение своего алиби. Не скажу, что это несвойственно женщинам вообще, но, как минимум, выдаёт человека основательного и предусмотрительного. Запомним пока этот момент и двинемся дальше. Какой госпожа Волкова предстаёт перед нашим мысленным взором из показаний соседей? Забитой женщиной, покорно терпящей побои мужа. А в показаниях коллег по работе она выглядит совершенно иначе: бой-баба, за словом в карман не полезет и ничего ни от кого терпеть не будет. Вот это сочетание диаметрально противоположных характеристик крайне любопытно.
- Вы хотите сказать, что где-то она естественна, а где-то играет?
- Ну конечно. И играет она именно дома, поскольку такой, какой её описали коллеги, Ольга Петровна была задолго до женитьбы. Так что, скорее всего, муж её не бил. Зачем тогда нужна была эта клевета? И уволилась дамочка внезапно. Почему?
- Стресс от потери мужа?
- Не-ет, она не слишком-то горевала. Но вернёмся пока к покойнику. То, что у него в желудке следов водки крайне мало - очень интересный факт. И след от укола заставляет задуматься.
- Да мало ли от чего он мог появиться?
- Не скажите. Укол свежий. Так откуда бы ему взяться, если капельниц покойнику непосредственно перед смертью не ставили и диабетом он не страдал? А сочетание высокого содержания алкоголя в крови с малым содержанием в желудке, заставляет меня задуматься: а не ввели ли ему водку прямо в кровь?
- Разве это возможно?
- А почему нет? Из того, что вы съели или выпили, в кровь попадает ничтожная часть. Есть формулы пересчёта. Если у вас в крови обнаружили определённое количество алкоголя, из этого делают вывод, сколько вы выпили.
- Но тогда получается...
- Разумеется. Ни о каком несчастном случае говорить уже не приходится. Но тут другой аспект выплывает. Ольга Петровна показала, что муж выпивал: когда она из дома выходила, вторую бутылку успел ополовинить. А между тем, мы имеем основания предполагать, что покойник не был пьян, иначе зачем его колоть? Что сие значит? Вариантов только два. Первый: Ольга врёт. Но трезвый человек вряд ли позволил бы колоть себя в вену, он бы сопротивлялся, а следов борьбы на трупе не обнаружено.
- Его могли одурманить. Снотворным.
- Следов снотворного также не обнаружено, равно как и свежих травм. Значит и не оглушали нашего покойника. Так что первый вариант не проходит. Второй проще и интереснее. Ольга не врёт, она действительно видела, как муж пьёт. Но тогда мы с неизбежностью приходим к выводу, что наш покойник не Волков.
- А кто? Его же не только жена опознала, но и мать.
- Скажите, Сергей Юрьевич, вы часто обгорелые трупы видели? Вот то-то. Из опыта знаю, что для человека неподготовленного это очень не просто. Поэтому обе дамы на опознании разглядывали тело не слишком внимательно. Но дело даже не в этом. Мы все почему-то упорно упускаем из виду ещё одного персонажа нашей истории. Двоюродного брата, Тимофея Кузякина.
- А он-то тут причём?
- Вот и Роман наш, свет Антонович так решил. Всего раз Тимофея Ивановича побеспокоил, да и то, скорее формально, для галочки. А вот извольте полюбопытствовать: так наши кузены выглядели в детстве, а вот так сейчас.
И с выражением лица покериста, чей блеф блестяще удался, Иван Макарович выложил на стол три фотографии. С первой на меня смотрели два паренька лет двенадцати. Настолько одинаковые, будто бог их по одним лекалам кроил. Две другие фотографии являли людей за тридцать, на первый взгляд разных. Но, если Тимофея Ивановича побрить и коротко подстричь...
- М-да. Даже и не предполагал, что они так похожи. Значит, вы думаете?..
- Конечно, Сергей Юрьевич, конечно. Видимо Владимир Евгеньевич заговор против себя раскрыл и принял превентивные меры. Только вот вопрос: а зачем Ольге Петровне нужно было убивать мужа? Она ведь серьёзно готовилась, пыталась соседей к себе расположить, общественное мнение формировала. Да и Тимофея, вероятнее всего подговорила, то есть, говоря сухим юридическим языком, образовала преступную группу. Для чего всё это, как думаете?
- Насколько понимаю, жёны заказывают мужей из мести, когда иначе освободиться не могут или из-за наследства.
- Верно. Но месть, скорее всего, не наш случай. Если об изменах говорить, то скорее Ольгу Петровну можно заподозрить, уж больно бл----ая у неё физиономия, извините за грубое слово. Развод тоже сложностей не сулил: нечего супругам делить. А наследства просто нет, не имел Владимир Евгеньевич ничего такого, что могло бы вызвать корыстный интерес.
Но, и это самое занятное, мать покойного рассказала мне, что кое-чего она после смерти сына в квартире не обнаружила. А именно: пропали три старинные немецкие книги, привезённые из Германии после войны отцом Галины Ефремовны. И эти книжки (внимание) - единственное, насчёт чего их хозяйка ничего определённого сказать не может. Возможно потому, что она никогда не рассматривала их как некую ценность, в память об отце хранила. Вот и давайте предположим...
- Извините, что перебиваю, Иван Макарович, но не много ли предположений? Как-то не научно...
- Ну почему? Научно обоснованные гипотезы никто не отменял. На основе фактов делаются предположения, затем выдвигаются гипотезы, потом проверяются. Попробуем, что мы теряем? Итак, предположим (надеюсь, никого этим не обидим), что книги ценные или даже очень ценные. Тогда странности в поведении Ольги Петровны перестают быть таковыми, обретают смысл.
Допустим (опять предположение, вы уж извините), что Ольга эти книги опознала, каким-то образом поняла, что они антикварные. Теряюсь в догадках, где простая парикмахерша научилась разбираться в раритетах, но не суть. Может в Интернете случайно наткнулась. Куш большой, соблазн лапу на ценности наложить ещё больше, а как? При разводе она их не получила бы. Украсть? Где гарантия, что муж не заметит, а заметив, в милицию не побежит? Нет такой гарантии и быть не может. А вот если муж умрёт, тогда другое дело, особенно если умрёт в результате несчастного случая.
Вот почему Ольге Петровне обязательно нужно было опорочить мужа в глазах соседей. Даже если труп явно не криминальный, расследование всё равно проводят, чтобы ошибки исключить. И понятное дело, случайную смерть алкоголика расследуют далеко не столь тщательно, нежели смерть добропорядочного гражданина. А теперь я вас удивлю, подкрепив гипотезу некоторыми фактами. Первое. За день до смерти господин Волков арендовал ячейки в двух разных банках. И в обоих случаях он оговорил право доступа к ячейкам ещё для одного человека. В одном банке для жены, в другом для кузена. Второе. После того, как Тимофей Кузякин дал показания следователю, он в своей квартире больше не появлялся. Третье. Спустя десять дней после смерти господина Волкова, господин Кузякин вылетел в Лондон. Загранпаспорт оформил за неделю, не пожалев тридцати тысяч рублей, хотя естественным порядком получил бы почти бесплатно. Правда, за месяц. Значит, время парня отчего-то поджимало.
И, наконец, четвёртое. Три дня назад на аукционе Сотбис были проданы за один миллион сто тысяч фунтов три раритетные книги. В заметке отмечается, что это первый случай, когда эти книги продавались комплектом, оттого и сумма такая. Ну и как вам факты? На мой взгляд, неплохо нашу гипотезу подкрепляют.
- Я понял. Вы хотите сказать, что Владимир Волков жив, а вместо него похоронен его двоюродный брат?
- Ну да. Логика приводит нас к такому выводу.
- Допустим. А зачем, по-вашему, Владимир Евгеньевич (если, конечно, вы правы и он жив) эти ячейки арендовал?
- Это просто и косвенным образом тоже мою гипотезу подтверждает. Если господин Волков комплот жены и кузена раскрыл и решил сыграть на опережение, он должен был контролировать процесс. То есть знать точно, когда Тимофей придёт его убивать. Думаю, Владимир поступил так: объявил жене, что случайно, совершенно случайно обнаружил, какие ценности просто так, без всякой охраны валяются в квартире. Ну и снёс пока в банк, а завтра поиском покупателя займётся. Допустить этого Ольга никак не могла.
- Ну и что нам теперь делать?
- Ничего. Перед клиенткой я отчитаюсь, успокою Галину Ефремовну. Её ведь более всего напрягало, что она оказалась плохой матерью, вырастила сына пьяницей и дебоширом. Вот я её и успокою: не пьянь Владимир Евгеньевич, а напротив, весьма трезвомыслящий человек.
- И всё? Но как же так? Преступник должен быть наказан!
- Сергей Юрьевич, дорогой вы мой человек. Давайте без пафоса обойдёмся. Как вы собираетесь доказывать, что по паспорту Тимофея Ивановича Кузякина в Лондон вылетел Владимир Евгеньевич Волков? В сложившейся ситуации я такой возможности не вижу.
-Ну да, они похожи, но неужели нет возможности?.. А пальцы? Пальчики-то у них наверняка разные.
- Верно, разные, но как их разделить, как соотнести определённые отпечатки с конкретным человеком? С законом братья никогда не конфликтовали, в милицейской базе их дактилокарт нет. Допустим, мы обследуем обе квартиры и, разумеется, найдём две группы отпечатков. Но как определить где чьи? Оба друг у друга в гостях наверняка бывали, оба в обеих квартирах наследили. А кроме того, если даже мы могли бы что-то доказать, из Британии, как с Дона, выдачи нет.
Сноски:
1. Роман Антонович ошибочно считает, что "час быка" это время с 4-00 до 5-00. На самом деле, с 1-00 до 3-00. В древнем Китае сутки были разделены на двенадцать двухчасовых отрезков, посвящённых животным китайского календаря.
2. "Атриум" - бизнес-центр в Москве, около Курского вокзала.В нём, среди прочего, имеется несколько кинозалов "Формулы кино".
3. Эмболия - закупорка сосуда принесённой током крови частицей: оторвавшимся тромбом или пузырьком воздуха, случайно или преднамеренно попавшим в сосуд при уколе.