В субботу на работу Жене всё же пришлось выйти: копирбюро пообещало утром отдать ему последнюю кальку, и надо было её срочно проверить и подписать. Сидел, стараясь не отвлекаться: мысли были совершенно о другом, а надо расправиться с ней побыстрей. И сразу домой: дел еще достаточно.
Но закончил проверку, исправил несколько ошибок, подписал, а ни Александра Михайловича, рук группы, ни Медведева не было: у начальства. И уйти нельзя: надо показать Николаю Петровичу телеграмму, полученную вчера - не удалось почему-то ему дозвониться. А она от Ани: едет. Будет вечером, и встретить её сам он не сможет: из-за этого Юркиного "девишника-мальчишника". Николай Петрович должен будет встретить её поэтому. Можно, конечно, положить кальку на стол Александру Михайловичу, а телеграмму - Медведеву, и уйти, а из дома позвонить ему. Но не хочется надеяться на телефон: как бы не получилось, как вчера. Отдать в руки, и тогда идти домой спокойно.
Выскочил в коридор покурить - и наткнулся там на них.
- А ты чего не ушел? - удивился Медведев. - Не закончил еще?
- Закончил. Только...- Женя протянул ему телеграмму. Тот прочитал:
- Ну, что я говорил? Отлично! А от Марининых родителей нет?
- Нет - к сожалению.
- Жаль!
- Николай Петрович, я узнавал: поезд приходит в девять сорок вечера.
- Ну, так я встречу. Оставь мне телеграмму: тут номер поезда. И беги уже домой.
- Александр Михайлович, я кальку вам на стол положу.
- Можешь на своем оставить: сам заберу. Домой лети, жених!
В квартире было совершенно тихо: еще никого. Что ж: пока придут ребята, и они смогут перетащить Клавин стол, успеет разобрать кровать.
Но успел только снять с неё постель и матрас, как стукнула входная дверь: послышались голоса Клавы и Толика. Женя выглянул в переднюю.
- Ты уже дома?
- Только что пришел. Сейчас кровать уже разбираю.
- Хорошо. Стол мой потом с тобой к тебе затащим.
- Еще чего: затащу с ребятами, когда придут.
- Ты малого моего к себе не заберешь? А то, что толку, что раньше отпросилась: мешать мне будет на кухне. Займи его чем-нибудь, если можешь.
- А мне как раз он нужен: помогать разбирать. Пошли.
Толик помогал старательно: принимал от Жени гайки и шарики от спинок и складывал в консервную банку. А Женя работал гаечными ключами. Дело шло медленней, чем он ожидал: её не разбирали, наверно, никогда, и что-то успело поржаветь.
В середине разборки пришел Саша. Женя поручил ему обернуть доски для сидения газетами, как посоветовал Дмитрий Сергеевич. Саша занялся этим, одновременно разговаривая.
Стал рассказывать про то, чем занимался во время фестиваля. Женя сказал, что ожидал большего от него, и Саша возразил:
- Не по площадям надо было ходить. Я ездил, куда поселили участников его - это было интересно. С нашим владением языками можно было общаться с ними, а не читать о них в газетах. Кое-что интересное узнал от них.
- С кем общался?
- В основном, с израильтянами. Несколько раз удалось побывать у них. Очень жалел, что тебе дозвониться не мог, когда шел. Тебе было бы очень интересно.
- Жаль: я не знал. А о чем они рассказывали?
- Кто о чем. Коммунисты - что это капиталистическая страна, и жизнь там плохая. А сионисты - что жизнь пока еще трудная, но зато это свое, еврейское, государство. Я кое-какую литературу у них взял.
Женя показал глазами на Толика - не стоит при нем: малыш - может случайно проговориться где-то. И заговорили о другом.
К тому моменту, когда пришли Марина с Асей, кровать уже была разобрана и доски обернуты. Стол у Клавы был очень тяжелым, из чистого дуба, и столешницы снять было невозможно - вдвоем с Сашей нести его оказалось слишком трудно. Девушки хотели помочь, но пришли почти вслед за ними Еж с Людочкой и "младшенькие" - потащили втроем. Женя нес с одной стороны; с другой Еж и Саша или Антоша, менявшие друг друга. В дверях стол приходилось класть набок: иначе не проходил.
Наконец, поставили его и отнесли к Клаве матрас и спинки с царгами от кровати. Хотели поставить стулья и положить доски, но Клава сказала, что это сделают потом без них: будет только мешать ставить на столы.
Марина и Ася между тем сложили свои наряды и Женин костюм, его шелковую рубашку, модную обувь в чемодан: одеть завтра перед тем, как ехать с дачи. Такой же чемодан принес и Еж. На "девишнике-мальчишнике" решено было быть в лыжных костюмах, хранившихся на даче: нарядными - уже на свадьбе. Еще один чемодан притащил с собой Антоша: в нем находились все заготовленные им реквизиты для какого-то священнодействия. Надо было бы отправляться: задержка была исключительно из-за Игоря и Юры.
Наконец-то появились и они: сначала Игорь, а вскоре за ним и Юра. Клава одела Толика, и они, подхватив чемоданы и сумки, стали спускаться вниз. А во дворе встретили только что приехавшую машину Виктора Харитоновича: из неё вылезали Тамара, Валентина Петровна и Фрума Наумовна. Пришлось задержаться и помочь разгрузить то, что они привезли, и отнести наверх. Не надолго, так как народу было много. Зато Виктор Харитонович предложил подкинуть девушек и чемоданы на вокзал; мужчины - в том числе и Толик - отправились на метро.
2
Они шли к даче, и встречные оглядывались на их веселую процессию, во главе которой шел с барабаном, подарком Медведева, на шее Толик. Дед уже ждал у калитки.
- Проходите, ребятки: голодные уже, небось.
Это точно: голодные были как волки. Быстро переоделись, и всё стало, как зимой после лыж. А стол в самой большой комнате уже ждал. И на нем никаких деликатесов, которые будут на свадебном столе - только то, что бывало зимой: горячая вареная картошка, соленые грибы и капуста, сало, обыкновенная и копченая селедка. В графине Дедова водка с корочками апельсина на дне; бутылка сливовой наливки для девушек.
Выпили за жениха и невесту, и наступило молчание - только слышно было, как трещало за ушами. Даже Толик, сидевший на коленях у Деда, глядя на других, наворачивал за обе щеки.
А Дед после всего принес жареного гуся, набитого яблоками. Специально зарезал одного из тех, что держал.
- Попробуйте, какой: орехами подкормил, - и он налил всем снова.
Но за столом долго не засиделись. Листов, любитель посидеть за ним и выпить лишнюю рюмку, на этот раз нетерпеливо на всех посматривал. И как только покончили со своими порциями, сразу встал из-за стола. За ним вскочила его команда: "младшенькие" и Саша. Взяв чемодан с заготовленным Антошей, ушли куда-то. Позвали с собой и Толика.
Еж и Игорь помогли собрать посуду и отнести её на кухню, где Ася и Люда стали мыть её. Марине и Жене делать ничего не дали - велели обоим вернуться в большую комнату и там подумать о серьезности предстоящего шага. Они не стали спорить.
Там никого не было. Они уселись на белую медвежью шкуру перед камином, в котором лежали дрова.
- Ну, что: подумаем? - сказала Марина.
- О чем? - Женя взял её руку. - Ведь мы уже муж и жена - только они не знают.
- Но завтра это будет узаконено, и ты потеряешь свободу. Не будешь больше бегать ко мне на свидания: начнется общий быт. Не боишься, Евгений Григорьевич? Смотри, еще есть возможность остановиться, пока не поздно.
- Нет её - с того момента, когда мы встретились тогда на вечере. Завтра я только получу возможность жить вместе с тобой, засыпать и просыпаться рядом, а не скрывать, как сейчас, что ты моя жена. Нам будет хорошо вдвоем, я знаю.
- А втроем?
- Еще лучше. Много, много лучше.
- Ты хочешь это?
- Еще как.
- Почему?
- Потому, что люблю тебя. И потому, что не хочу оставаться последним в своем роду, как сейчас. Понимаешь?
- Понимаю: очень. Но, наверно, нам придется потерпеть, пока я тоже закончу институт. Потерпишь?
- Постараюсь. Когда они нас позовут?
- Кто их знает? И что они вообще задумали с нами сделать? Не заставят расписываться собственной кровью? Или смешать нашу кровь и заставить обоих её выпить?
- Сейчас пойду и узнаю.
- Да, скоро вы узнаете, - раздался, как бы в ответ, голос Листова. - Приготовьтесь к обряду, который будет совершен над вами. Первое: дайте мне ваши обручальные кольца. Второе: обернитесь, как в тоги, в эти простыни.
- Поверх этого всего? - спросила Марина.
- Дайте подумать. Ну, наверно, лучше снять. Не бойтесь: там не холодно - Дед немного протопил. Обувь оставьте: не будет видно. Даю вам десять минут на это, - он оставил им еще коробку с булавками и исчез.
Появившись через десять минут, остался ими доволен, хотя то, что они сделали, трудно было назвать тогами. Марина обернулась, как в индийское сари. А Женю она одела как-то не похоже ни на что: простыня просто накинута на плечи, и края её от передних углов подвернуты к шее, образовав треугольные концы впереди - они скрещивались на груди и крепились к тому, что свисало по спине.
- М-да: может, так и лучше. А теперь позвольте завязать вам глаза: видеть вход туда, куда я поведу вас, не должны непосвященные в таинство, - и, завязав, взял за руки и медленно повел куда-то. Подвел к лестнице, и они начали спускаться.
Когда они остановились, и он снял повязки, рассмотреть, всё равно, ничего было нельзя: была полная темнота.
1
И в ней вдруг раздался таинственный голос с невероятными переходами от самого высокого до предельно низкого. "Има Сумак", узнали они.
Потом она замолкла, и зазвучали стихи. Читал Саша: как всегда, замечательно - и как всегда, собственные. И с последними словами стихотворения "Да светит вам счастье без края!" в углах комнаты загорелись гирлянды елочных лампочек.
Свет их не был ярок, но глаза, привыкшие к темноте, смогли рассмотреть что-то стоящее перед ними, и за ним фигуру, задрапированную тканью. Сбоку стояли еще две фигуры. Пока еще трудно было точно угадать, кто это.
Сзади раздался голос Листова:
- О прекрасный, справедливый, мудрый! Пред лицом твоим двое нежных влюбленных. Они явились, чтобы принести здесь клятву вечной супружеской любви и верности перед твоим лицом и лицом своих друзей. Дозволь им приблизиться к священной чаше огня.
- Да приблизятся! - ответил тот голосом Саши
Юра взял их за руку и подвел чуть вперед.
- Пусть возьмет мальчик-с-пальчик волшебные палочку и коробочку для возжигания.
Откуда-то сзади подбежала маленькая фигурка в высокой остроконечной шапке: Толик. Он протянул руку к "прекрасному, справедливому, мудрому" и взял коробок спичек, несомненно, волшебных. Вытащил "волшебную палочку" и произнес, подражая Юре:
- О плекрасный, справедливый, мудрый! Я готов уже.
- Смотрите все! Сейчас дивный мальчик-с-пальчик совершит величайшее чудо возжигания огня. Проведи же волшебной палочкой по волшебной коробочке.
И Толик чиркнул спичкой, и "величайшее чудо возжигания огня", конечно, произошло: спичка загорелась. Сразу вспыхнул блиц фотоаппарата, и стало видно, какие огромные красные круги нарисованы у него на щеках. Он сразу отдал спичку "прекрасному, справедливому, мудрому", и тот поднес её к чему-то, стоящему на возвышении перед ним. Вспыхнуло голубое неяркое пламя, от которого шел ароматный запах: наверняка горел одеколон. Две женские фигуры, Ася и Люда, приблизились и зажгли от него свечи, которые держали в каждой руке. Подняли руки с горящими свечами, и в свете их уже можно было разглядеть многое.
"Прекрасный, справедливый, мудрый" Саша, сильно возвышался над постаментом "священной чаши огня". Наверняка, стоял на чем-то. Лицо с черной бородой; веки с темными тенями, окружающими его сверкающие глаза. "Золотые" ногти на руках, протянутых над горящим в чаше огнем. Два полотнища с узорами, наброшенные на оба необычайно широких плеча, перекрещивались на груди и спине.
Но главным украшением была его высокая шапка-тиара. Коническая, с расширением кверху, она являлась шедевром творчества Антоши и Юры. Впереди в середине её сверкала большая золотая шестиугольная звезда с расходящимися от неё золотыми лучами со знаками зодиака на концах. Внутри этой звезды два астрономических знака: красный, Марса, и синий, Венеры, - символы мужчины и женщины. Уйма надписей всевозможных цветов. Сделанные еврейскими, готическими и древнеславянскими буквами можно было прочитать - они все обозначали слово "свадьба": по-еврейски, латински, русски. Шли еще надписи грузинскими, армянскими, арабскими, индийскими буквами. Надпись какими-то руническими знаками. Китайскими и даже египетскими иероглифами; клинописью. Они, очевидно, должны были означать то же самое, хотя вряд ли были написаны правильно. Но это было не существенно: должное впечатление они производили. Несколько рядов жемчужных бус, закрепленных на короне, свисали на грудь "прекрасного, справедливого, мудрого".
По бокам стояли его помощники: Сонечка и Антоша, прекрасные своей юностью. Тонкая фигурка Сонечки обернута ниже подмышек белой тканью, опоясанной белой лентой; расплетенные волосы свисали по её голым плечам. Она держала в руках два венка поздних осенних цветов. Антоша, голый по пояс и с чалмой на голове, держал, отставив, как знамя, косу. Еще держал он какой-то бумажный свиток. Губы обоих были ярко накрашены.
- Я хочу спросить друзей этого мужественного юноши и этой прекрасной девы: все ли вы подтверждаете, что они любят друг друга, и потому достойны стать супругами? - задал вопрос "прекрасный, справедливый, мудрый".
- Я, подруга её, подтверждаю, - первая сказала Ася.
- Я, близкий школьный друг его, подтверждаю, - следующим сказал Еж.
- И я, жена его ближайшего друга, подтверждаю, - произнесла Люда.
- Я, который был раньше и снова стал его другом, подтверждаю, что никто так не достоин, как они, - сказал Игорь.
- Я тоже - сосед его, который знал его всегда, подтвежрдаю, - с серьезным видом произнес и Толик.
- А что скажешь ты, о Старейший?
- Они достойны стать супругами и родить детей. Я благословляю их брак, - сказал Дед.
- Так соедини же их руки! - и Дед соединил их.
- А теперь мы все благословим их, - сказал "прекрасный, справедливый, мудрый". И он снова стал произносить стихи, а остальные повторять за ним: строчка за строчкой. А они держались за руки и слушали с волнением: это были замечательные стихи - опять же, самого Саши, конечно.
- А теперь наступает главное: принесение клятвы. Но прежде я спрашиваю вас: хотите ли вы взять друг друга в супруги? Сейчас вы еще можете произнести "нет", если кто-то из вас испытывает сомнения в правильности этого шага. Ты, Женя Вайсман: ты хочешь взять в жены её, Марину Каган?
- Да: потому, что я люблю её.
- Теперь ты, Марина Каган: ты хочешь взять в мужья его, Женю Вайсмана?
- Да: потому, что я люблю и буду любить до конца его одного.
- Тогда приступим, - возвестил "прекрасный, справедливый, мудрый".
- О прекрасный, справедливый, мудрый! - внезапно прервал его Еж, непрерывно щелкавший фотоаппаратом все моменты священнодействия. - Кончилась пленка: надо сменить кассету. Дозволь: я быстро.
- Быть посему!
Еж быстро перемотал пленку, вставил новую кассету, и священнодействие возобновилось.
- Увенчай брачующихся, юная жрица любви и брака! - повелел "прекрасный, справедливый, мудрый", и Сонечка надела Жене и Марине венки на головы.
- Свиток мне, хранитель его! - и Антоша подал свиток. "Прекрасный, справедливый, мудрый" развернул и показал его Жене и Марине.
- Вы должны будете по очереди произнести все слова клятв, написанные невидимыми письменами на этом свитке - не убавляя ничего. Но вольны добавить то, что усилит вашу клятву. Сейчас я подержу свиток над священным огнем, и вы увидите их. - И, правда: появились коричневые буквы.
- Теперь начнем! -
2
и зазвучала прекрасная, задумчивая музыка. Анданте Концертной симфонии Моцарта для скрипки и альта .
... Они молча прочитали текст клятвы на отданном им свитке: он не был длинным.
- Ты первый, - прошептала Марина, отдавая свиток Жене. Он начал, держа его одной рукой, а другой продолжая держать её руку:
- Сегодня здесь, я, Евгений Вайсман, перед лицом всех моих друзей беру в жены любимую мной Марину Каган и отдаю себя ей в мужья. Обещаю быть верным и преданным ей, любить, заботиться и быть ей опорой в жизни. Всегда: в радости и горе, счастье и беде, рядом и в разлуке - пока смерть не разлучит нас. Призываю в свидетели тех, кто присутствует здесь. И память тех, кого нет сейчас здесь, но продолжает быть во мне - не доживших до сегодняшнего дня моей бабушки; моих отца и мамы, на которую так похожа та, которая становится моей женой; тети Беллы, её мужа дяди Коли и брата Толи.
Сменяли друг друга проникновенные звучания альта и скрипки, когда он произносил эти слова - последнюю фразу дрожащим голосом. Передал ей свиток, и она произнесла, так же - не отпуская его руку:
- Сегодня здесь, я, Марина Каган, перед лицом всех моих друзей беру в мужья любимого мной Евгения Вайсмана и отдаю себя ему в жены. Обещаю быть верной и преданной ему, любить, заботиться и быть ему опорой в жизни. Всегда: в радости и горе, счастье и беде, рядом и в разлуке - пока смерть не разлучит нас. Призываю в свидетели тех, кто присутствует здесь. Призываю в свидетели отсутствующую здесь мою маму, которая узнала и полюбила его. И обещаю помочь восстановить его род, родив ему детей, - она смотрела ему в глаза.
Они поцеловали друг друга, свернули свиток и протянули его "прекрасному, справедливому, мудрому". Но Анданте еще продолжало звучать, и пока не стихли самые последние звуки его, тот хранил молчание. Молчали и остальные. На глазах у Деда висели слезинки, и тихо плакала Ася.
- Кравчий, наполни кубок! - прервал молчание "прекрасный, справедливый, мудрый". Юра поднес к нему кавказский рог, наполненный вином, и "прекрасный, справедливый, мудрый" опустил в него обручальные кольца. Протянул рог Марине:
- Напои вином, как счастьем, мужа твоего, и пусть он напоит им тебя! И чтобы ваше счастье было полным, сделайте по полному глотку.
Марина поднесла полный рог к Жениным губам, и он выпил пряное вино, наполнявшее рог. Взял затем рог и напоил её.
И пошел рог по кругу: каждый отпивал из него. Кроме Толика: ему позволили только опустить в него палец, чтобы он не остался в стороне.
Перо было, конечно, гусиным, и бесцветные волшебные чернила вовсю пахли луком. После Жени и Марины поставили подписи остальные. Даже Толик: печатными буквами. "Прекрасный, справедливый, мудрый" свернул свиток и отдал Жене с Мариной:
- Через двадцать пять лет вы подержите его над огнем и увидите свои и наши подписи. Храните его. А сейчас мы проследуем к камину, где разожжем огонь и возвеселим души горячим пуншем и веселым пением.
- Остановись, о прекрасный, справедливый, мудрый, - прервал его Антоша. Он и Сонечка опустились на одно колено перед Сашей. - Еще не всё сделано, о величайший.
- Что - не сделано? - каким-то другим, не совсем уверенным тоном спросил Саша. Очевидно, то, что делали "младшенькие" было нежданной импровизацией. - Что, о отрок? - добавил он уже прежним тоном.
- Действие, которое подкрепит их клятвы и наши свидетельства - то, чем всегда скрепляем наши устные договоры мы с ней, - он и Сонечка поцеловались. - И чтобы быть уверенными до конца, это должны сделать все.
- Ты мудр не по летам, о юный отрок! - согласился "прекрасный, справедливый, мудрый". - Идея твоя достойна внимания: это, несомненно, сделает их клятву крепче и священней. Да будет так!
... Игорь стоявший в стороне, у столика с портативным магнитофоном, обернулся при этих словах. Кровь застучала в висках: сейчас он сделает то, о чем даже не смел мечтать - поцелует Асю. И она его.
Отвернулся, чтобы никто не заметил, как побледнел он. При этом чуть не сбросил на пол магнитофон. А он заграничный: у нас такой не так-то просто купишь - его подарила отцу Ежа, Сергею Ивановичу, какая-то иностранная делегация врачей, приезжавшая в Москву.
Он сделал так, чтобы Ася была последней, к кому он подошел. А она почти не смотрела на него, когда он приблизился: смотрела в сторону Юры, идущего к выключателю. Игорь испугался, что не сможет поцеловать её, когда свет уже загорится. Робко и осторожно коснулся её губ. Она ответила: поцеловала - как всех других. Конечно, не так, как целовала Юру.
Она крепко прижала свои губы к Юриным: будто ожидая, что и он сегодня хочет то же, что и она - скажет, что она так ждет. Ведь оба глядели на Женю и Марину - счастливых, крепко державшихся за руки, смотревших а глаза друг другу. Произносивших под музыку, сжимающую сердце, слова, которые так хотелось произнести вместе с ним.
А Юра? Поцеловал её, как других - как она его, Игоря. Как он может так? С ней - Асей? Двинуть бы ему, чтобы хоть что-то понял. Игорь сжал кулаки, сглотнул слюну.
Юра, наконец, щелкнул выключателем. При свете Женя узнал комнату в подвале, где в тот страшный год Дед собирался прятать их. Стало видно казавшееся таинственным в полутьме. Борода "прекрасного, справедливого, мудрого", нарисованная жженой пробкой; шторы, из которых сделано его одеяние, с подкладками из согнутой жести, удлинившими его плечи. Раскрашенные помадой и акварельной краской лица "младшеньких" и Толика. Обыкновенная тумбочка, задрапированная простой мешковиной - на ней догорал одеколон в старой крышке автомобильного колеса. Что великолепная тиара "прекрасного, справедливого, мудрого" изготовлена из ватмана с наклейками вырезанных откуда-то надписей на всевозможных языках.
Саша осторожно снял её и отдал Листову, а тот, забрав предварительно нитки искусственного жемчуга, протянул Марине:
- Сохраните на память - вместе со свитком.
- А может, скоро пригодится: на твоей с Асей свадьбе? - спросил его Игорь.
- Нет: второй раз будет совсем не интересно, - не обращая внимания на явный намек, ответил Юра. - Жреческое сословие, бегом марш отмываться и переодеться. И вы, Mr. and Mrs. Waissman, тоже. Бал еще не закончен. - И он убежал.
"Молодцы: талантливые ребятки. Выдумки сколько! И стихи Сашенька, как всегда, замечательные сочинил, и музыку замечательную подобрали. Да! Но только, наверно, настоящее венчание было лучше. И у нас, и еврейское - под балдахином", - размышлял Дед. Но говорить об этом не стал: далеки они слишком от этого. Как и он был долгие годы.
3
Огонь в камине разгорался. Приходившие усаживались на шкуре и переговаривались, поглядывая на возившегося с приготовлением пунша Юру. Ему помогал Еж, а потом присоединились и Саша с Антошей.
Игорь смотрел, как они выдавливали лимоны в фарфоровую супницу, клали сахар, лили горячую воду и, под конец, венгерский ром из большой бутылки с полуголой индианкой в набедренной повязке из травы на наклейке. Доводка напитка до божественной кондиции, видимо, оказалась не простой. Они пробовали, добавляли сахар или ром, снова пробовали и снова что-то добавляли.
Наконец, все, попробовав, дружно закивали и предложили попробовать Игорю: Жене ни в каких предварительных операциях сегодня участвовать не полагалось. Игорь, отведав, выразил мнение, что, точно, ничего больше добавлять не следует: пунш получился что надо. Горячий, сладкий, с ароматом рома - и крепкий в самый раз.
Налили его всем в стаканы; Толик раздал кому конфеты, кому яблоки. Дрова в камине трещали. Смотрели на него, лежа на шкуре и прихлебывая пунш. Все улыбались, даже Ася весело смеялась. Разговор становился всё оживленней.
- "Прекрасный, справедливый, мудрый" - кто такой? Царь Соломон, да? - спросил ребят Дед.
- Почему царь Соломон? - спросил Саша. - Чем же он такой мудрый был?
- А ты должен знать: это был еврейский царь.
- Ну и что? Я о нем только "Суламифь" Куприна и читал.
- Плохо. Ладно: сейчас схожу за книгой - прочитаю вам кое-что. Не повредит узнать.
Он вернулся с толстой книгой.
- Вот, тут о том, как явился ему Б-г во сне и что попросил он. - Дед раскрыл книгу: - "...даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло" [Царей I 3:9]. И ничего больше не просил. А Б-г ответил ему: "...за то, что ты просил этого и не просил долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе души врагов твоих, но просил себе разума, чтобы уметь судить, - вот я сделаю по слову твоему: вот Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде, и после тебя не восстанет подобный тебе" [Царей I 3:11-12]. Вот почему считают его мудрым уже тридцать веков.
- Интересно! - глаза у Саши загорелись. - Что это за книга? Библия, да?
- Да. От Анны Павловны осталась мне.
- Почитать бы её.
- Дать не могу: увидит кто - беды не оберешься. Вы же комсомольцы: вам запрещено. А когда будешь приезжать, читай. Надо её читать: не всё ведь, оказывается, только в сегодняшнее время узнали. Ладно, о серьезном сегодня больше не будем: веселитесь, а я обратно отнесу её.
- А Толик, смотрите, заснул уже, - сообщила Люда.
- Утомился наш мальчик-с-пальчик. Давай-ка, Женя, возьми мальца: я его с собой положу.
- Пусть сидит: я Толика отнесу, - поднялся Игорь.
Они осторожно раздели крепко спящего Толика. Можно было возвращаться, но Дед видел, что Игорю хочется о чем-то поговорить с ним наедине. А Игорь молчал, и Дед, чтобы начать разговор, сам спросил:
- Понравилось тебе, Игорек, что сочинили ребятки наши?
- Понравилось, - без особого восторга ответил Игорь. - Только...
- Что только? Все хорошо: я, грешным делом, аж прослезился. И Асенька тоже.
- Это и есть то, что не понравилось. Отчего плакала: оттого, что Женя с Мариной завтра уже распишутся - а когда она с Юркой, неизвестно. А ведь встречаются она с ним столько же, сколько Марина с Женей. Ну, понятно, пока учились, семью не могли содержать - ребята не женились. А кончили, работать начали, так Женя и Марина сразу в ЗАГС, а она - по-прежнему в неизвестности, в каком-то подвешенном состоянии. Не поможешь в этом деле? Может, стоит тебе поговорить с ним: чтобы перестал он её мучить.
- Нет, Игорек. Нельзя мне: а вдруг - кончит он её мучить, и начнут они мучить друг друга.
- Это почему?
- Да уж больно они разные. Может, чувствует он это, потому и тянет. Не стоит нам лезть промежду них. Пошли-ка лучше: малец, я думаю, до утра уже не проснется.
Подходя, услышали "Налей! Выпьем, ей Б-гу, еще..."
3
Пели все, глядя на огонь в камине. Сидели парами: Женя в обнимку с Мариной, Людочка - положив голову Ежа себе на колени. И Ася полулежала - голова её упиралась затылком в грудь Листика. Рядом, как всегда, неразлучные "младшенькие". А Саша в стороне: в кресле.
Дед глазами повел глазами: смотри - а ты волновался. И Игорь выпил из своего стакана, подтянул поющим. А потом, когда кончили петь Шотландскую застольную, запел первый "Клён ты мой опавший"
4
- и так что все удивились: никогда не пел он в полный голос. Даже Ася смотрела на него, пока пел, и он спел еще и "Выдался над озером алый свет зари. На бору со звонами плачет глухари".
За ним Юра - тоже на стихи Есенина: "Не жалею, не зову, не плачу"
5
. И глаза Аси опять стали грустными. Игорь поэтому сразу после Юры запел еще одну на слова Есенина: "Что же вы не пьете, дьяволы? Или я не сын страны? Или я за рюмку водки не закладывал штаны? Да, да, да, да...". Все оживились сразу, долили пунша в стаканы, дружно чокнулись ими - Ася засмеялась вновь.
Спела две туристские песни Марина: из тех, что пели в Карелии. Пару раз мелькнуло при этом перед глазами лицо Славки - она повернула голову к Жене, увидела, как он смотрит на неё: Славкино лицо сразу исчезло - и не появлялось уже больше, пока пела.
А за ней Саша вдруг запел "Тумбала-тумбала-тумбалалайка, тумбала-тумбала-тумбалала. Шпил балалайка, тумбалалайка, шпил балалайка, фрейлех зол зайн"
6
. Его поддержали "младшенькие", Женя с Ежом: столько раз слышали, как поют её Рувим Исаевич с Фрумой Наумовной. Поддержала Марина, слышавшая её от родителей. И все вскочили - закружились в танце.
Сели, разгоряченные на шкуру, допили то, что оставалось в стаканах. Юра предложил было налить еще, но Люда остановила его:
- Девочки, пошли спать, а? А то завтра будем выглядеть, как пугала.
- Правильно! - поддержала её Ася. - Пойдем, Марин: нам с тобой ведь подкрутиться еще надо - я бигуди с собой прихватила. А вы спать немедленно ложитесь: завтра рано вас поднимем.
Женя, Саша и Игорь решили остаться спать там же - на шкуре у камина . Еж остался с ними - не пошел ночевать в комнату, в которой летом спали он и Люда: "мальчишник" так "мальчишник". И Антоша тоже.
Притащили диванные подушки, одеяла и улеглись. Антоша от выпитого пунша мигом заснул. Остальные лежали молча, глядя на догорающие в камине угли.
- А вы молодцы: такое соорудить, - первым нарушил молчание Женя.
- Thank you very much [Благодарю вас]! - ответил Юра. - Вся сила в помощниках: на редкость способные оказались, особенно "прекрасный, справедливый, мудрый" Александр Соколов с его дивными стихами.
- И в величайшем режиссере Джордже Листоу, - добавил Саша.
- Выдвигаю предложение канонизировать данный обряд - и использовать его в дальнейшем как обязательный для оставшихся среди нас холостяков, - заявил Еж.
- Правильно: в следующей свадьбе обязательно его используем, - тут же поддержал Игорь. - Юры и Аси, я думаю.
- Сомневаюсь, что это может быть скоро, - возразил ему Юра.
- Почему? Зачем тянешь? Хочешь, чтобы отбили у тебя? Не будь дураком!
- Что? Да как вы смеете в подобном тоне разговаривать со мной. Да вы...! Сударь, я требую немедленного удовлетворения. Извольте выйти вместе со мной: не стреляться же здесь - разбудим Антона Сергеевича.
- Антошку разбудишь - ха! - засмеялся Еж.
- Пролить кровь перед моей свадьбой? - вступил, сохраняя принятый Листиком тон, Женя. - Вы должны немедленно помириться и пожать друг другу руки.
- Отлично: я согласен принести свои извинения, - согласился Игорь.
- Я отвергаю их. Извольте вам выйти вон! - Юра встал и, накинув на плечи пиджак, направился к двери. По дороге вытащил из кармана сигареты и спички. - Я жду вас. И помните: стреляемся без секундантов.
... Игорь вышел следом за ним. Юра ждал его снаружи. Протянул ему пачку, подставил свою сигарету прикурить.
Ночной воздух был холоден. Курили молча. Игорь молчал, ожидая, когда Юра заговорит. Иначе, зачем он устроил эту петрушку с дуэлью без секунданта?
- Понимаешь, капитан: ты добрый - и стремишься всем помочь. В данном случае Асе: оттого уже дважды намекаешь, что мне надо поскорей жениться на ней, - заговорил Юра. - Ну, допустим: распишемся мы - а что дальше?
Ведь мои обстоятельства не те, что у Жени. У него своя комната в Москве, а у меня что? Оттуда ей ездить в Москву в институт невозможно; значит, по-прежнему придется в общежитии жить. Видеться только по выходным, а где, спрашивается? Ведь наедине и побыть негде. А ей туда ко мне ездить да по грязи до меня топать - тоже не лучший вариант.
И еще одно - не менее важное. Оклад у меня как начинающего специалиста ведь девятьсот рублей только. Да минус налоги: что остается? Подработать там пока почти не удается, а матери мне послать хоть двести рублей надо обязательно: один я у неё - кто еще ей поможет? Получается, что пока учился, больше даже имел: стипендия повышенная да подработать благодаря Жене не так уж редко удавалось. И с такими, понимаешь, деньгами жениться, семью заводить? Чтобы её родители уже не только ей, а, получается, и мне материально помогали? Знаешь, не пойдет так: я не смогу.
Так что... Похоже, ты понял, почему я тяну.
- Да уж.
- Тогда докуриваем, и обратно.
Вернувшись, он заговорил тем же тоном:
- Позвольте вам сообщить: недоразумение улажено. Я согласился принять объяснения, что слова, которые я счел оскорбительными для моей чести, были сказаны не по злобе, а сдуру. Мы помирились и хотим скрепить это доброй чашей пунша. - Он разлил по стаканам остатки пунша, и все дружно допили его.
- А теперь, братцы, спать. Аська ведь если сказал, что рано вставать - рано и поднимет, - выключил торшер и улегся.
Но заснул Юра не сразу. Еще думал. О том, что Игорь, кажется, поверил. Конечно, то, что сказал ему, чистая правда. Но не вся: самое главное не в этом. Но какое ему дело, в конце концов? И скоро Листов уже спал, как и остальные.
4
Медведев увидел, что Аня спускается, оглядываясь, из вагона.
- Аня! Анечка! - крикнул он. Она услышала: лицо её выразило легкое недоумение.
- Коля, а Женечка где? - спросила она сразу после того, как они расцеловались.
- Женя? Уехал за город: друзья его что-то такое придумали. Увидишь его завтра: на свадьбе. А сейчас ко мне, - он подхватил её небольшой чемодан.
Она закидала его вопросами, когда машина тронулась. Он подробно отвечал. Сказал о том, как все готовятся к Жениной свадьбе, сколько делают всего.
- Мамы его друзей и соседи, чтобы молодежь повеселилась сегодня отдельно, даже освободили их от готовки того, что нельзя заранее делать. Ну, там салаты, пироги и всякое такое.
- Лариса тоже там?
- Нет, - он нахмурился: вопрос, очевидно, не был ему приятен. - Лариса пошла в парикмахерскую: делать укладку.
- Ой, как бы я хотела к ним присоединиться! Представляю, как это весело: стряпать вместе накануне свадьбы, разговаривать. Коля, а не отвезешь меня лучше туда? Пожалуйста!
- Да мы уже почти ко мне приехали.
- Коль, ну - я тебя очень, очень прошу!
- Так уж и быть, - сказал он и развернул машину.
- Доставил вам подкрепление. Принимайте! - сказал он открывшей им дверь Клаве.
- Меня зовут Аня. Я...
- Я знаю: Женя нам всё рассказал про вас. Правда, хотите помочь что-то делать?
- Да. Передник лишний у вас для меня найдется?
- Найдем.
- Кто там? - послышалось с кухни.
- Подкрепление прибыло, - ответил Медведев.
- Отлично: еще подкрепление. Посмотрим, какое, - и в коридоре появились четыре женщины - все в передниках, с кухонными ножами в руках. Лицо одной из них показалось Ане знакомым.
- Вы мама Марины? - спросила она.
- Не только: я еще и теща Жени, - ответила она, улыбаясь. Остальные дружно засмеялись: обстановка была именно та, которую Аня и предвкушала.
- Это Аня, - сообщила им Клава, и все женщины кивнули: значит, знали, кто она такая. Весело представились ей.
- Нужна какая-нибудь помощь от меня: я на машине? - спросил Медведев.
- Нет: спасибо, - ответила Тамара. - Виктор мой этим занимается. Вот: повез папу Марины к Фруме Наумовне, да застрял там чего-то.
- Когда мне заехать за ней?
- Зачем? Кончим неизвестно во сколько. А место переночевать тут есть: у меня. Езжайте спокойно, Николай Петрович, - сказала Клава.
- Да вы проходите вот сюда, - показала она Ане на свою комнату, когда Медведев вышел. - А передник вам я сейчас принесу.
И Аня включилась через несколько минут в общую работу. Взяла поначалу на себя резку овощей для салата.
Вскоре появился еще один незнакомый человек: муж Тамары. С огромной кастрюлей в руках.
- Рахиль Лазаревна! Докладываю: супруга вашего доставил в полной сохранности. Бабушка его и меня накормила, и сейчас он играет с супругом Фрумы Наумовны в шахматы. Бабушка меня не отпускала, пока не вынула сдобное тесто из духовки. Вот, держите, а я опять пошел вниз: там еще есть, что принести.
Работа кипела, и на кухне было жарко: все конфорки и духовка были включены. Но, делая непрерывно, не прекращали разговаривать, и Аня быстро почувствовала себя совсем своей с ними всеми.
Когда кончила резать вареные овощи, предложили передохнуть. Тамара повела её показать свою комнату с модной новой мебелью и большим количеством хрусталя.
- А Женя в какой комнате живет? - спросила Аня.
- В той, - показала Тамара. - Хотите посмотреть?
- Да.
- Ну, так зайдите. Свет только там включите. А мне надо уже на кухню.
Аня нащупала на стене выключатель, щелкнула им. Комната - больше Клавиной и Тамариной - заставлена двумя раздвинутыми столами. Диван, сдвинутая мебель. Фотографии на стене: среди них его - Толи.
Его лицо - дорогое, родное: она уже больше ничего не видела. Смотрела, и слезы катились из глаз. Старалась сдерживать рыдание: не надо, чтобы кто-то услышал - в такой день, накануне свадьбы его младшего брата.
Заставила взять себя в руки, вытерла слезы. Мельком посмотрела на другие фотографии: седой женщины с маленьким мальчиком на коленях и другим, постарше, стоящим рядом - Толей; мужчины и женщины вместе с Толей; той же женщины, но совсем седой, с Толей в военной форме и Женей. Это его мама - та, которая ждала его с ней, Аней. Еще фото очень красивых мужчины и женщины.
И опять взгляд на его большое фото: он - её Толя. Как живой: она прикоснулась к нему губами. И повернулась: надо идти - помочь.