Над головой черные густые тучи, превращающие день в ночь, но неготовые еще пролить на грешную землю капли живительного дождя. Черные вороны кружат в небе, то опускаясь как можно ниже, то взмывая в самую высь и скрываясь в темноте туч. Я улыбаюсь. Несмотря на мое положение - я улыбаюсь. Секундная тишина разрывается хрипением, перерастающим в смертельный кашель, а затем бульканье. Кто-то захлебывается собственной кровью. Еще несколько сдавленных хрипов, попытка перевернуться и отхаркнуться кровью, и наступает тишина. Только вороны в небе что-то кричат, видимо решают, кому кого.
Я ощущаю спиной холод камня, на котором лежу. Удивительно, что я могу еще что-то чувствовать - добрый знак. Передо мной черное небо с парящими в нем черными воронами, в правой руке крепко сжата рукоять испачканного в крови меча. Ветер треплет слипшиеся от крови и пота волосы, свисающие с камни. Под порывами налетающего ветра хлопает подол порванного черного платья, хлопает и падает замертво - ветер стих. Крик воронов все громче.
Я облизываю губы, но натыкаюсь языком на кровавые катышки, во рту неприятный, но до боли привычный вкус. Кряхчу и пытаюсь перевернуться на левый бок. Левая рука каменная и не слушается меня. Я кое-как переворачиваюсь, и меня бросает в жар: поле, некогда бывшее зеленой лужайкой, перемазано кровью, превращено в красно-черное место гибели сотен воинов. Они лежат друг на друге, проткнутые копьями, с вонзенными в них мечами. Перед глазами рисуется образ моего верного соратника, вбегающего в мою палатку и кричащего, что на нас напали. Я встаю с постели, отправляю в рот горсть виноградин, и отдаю приказ нападать первыми. Слышу топот сотен ног и надежду в голосе каждого моего воина. Мы были уверены, что победим, но армия противника насчитывала в два раза больше солдат. Мы перебили их всех, но какой ценой.
Звон стали стоит в моих ушах. Мой советник заставляет меня бежать, он приказывает мне, своей Госпоже. Я не прощаю такой дерзости и даю ему пощечину, и, подобрав полы платья и подняв меч, несусь на врага. Я чувствую, как сталь входит в теплую и мягкую плоть, нажимаю сильнее, после чего резко вырываю меч и вонзаю его в другого противника. Вокруг меня крики, вокруг меня кровь, но я замечаю только, как один из всадников пронзает моего советника копьем. На несколько секунд советник замирает, не понимания, что только что произошло, смотрит на свой живот, по которому расползается алое пятно. В его глазах я вижу вину и скорбь. Он падает и смотрит теперь уже невидящим взором в это самое небо. Но битва продолжается. Я с особым ожесточением убиваю одного за другим. Убиваю, убиваю, убиваю. Я не чувствую, как кинжал пронзает мою левую руку, я резко оборачиваюсь и отрубаю голову тому, кто посмел это сделать. Мои ноги подкашиваются, и я падаю на камень, теряю сознание.
Я пытаюсь встать, но ноги дрожат и не держат меня, и я снова падаю на поврежденную руку, но боли не чувствую. Вонзаю меч в сухую землю и опираюсь на него, словно на костыль, пытаюсь встать. Снова безрезультатно. Я падаю рядом с одним из тех, кого убила. Он лежит навзничь с широко распахнутыми глазами, в которых застыл ужас, ужас, который в него вселила я.
У меня нет выбора. Я не могу двигаться, у меня еще слишком мало сил. Я перекатываюсь на спину, отпускаю меч и снова смотрю в черное небо, а вороны все кружат.
- Не дождетесь! - хочу крикнуть я, но из горла вырывается какой-то непонятный рык. Я понимаю, что если продолжу попытки двигаться - я замру навсегда. Мне нужен отдых. Пусть небольшой, но вынужденный отдых, а потом, потом я смогу двигаться дальше. А потом я решу, что мне...