Ах, как безутешно плакала эта девушка! Медвежонок тщетно пытался протянуть к своей хозяйке непослушные набитые поролоном лапки, чтобы успокоить. Он понимал ее горе...Все-все рассказывала своему пушистому другу Марина...
Маринка росла нелюбимым ребенком. Первые годы жизни у нее еще был папа, от которого ей перепадала кое-какая ласка. В памяти остался очень высокий смуглый мужчина, который разговаривал с ней, как с большой, и гладил по голове.
- Малыш ты мой, - улыбался он.
Когда Маринке исполнилось четыре, родилась сестренка, и почти сразу отец ушел из семьи. Мать, которая и раньше не очень-то жаловала Маринку, теперь всю свою нежность и любовь отдавала младшей дочери, беленькой и голубоглазой, как она сама. А у Маринки с отвращением находила черты отца и называла старшую дочь дурнушкой.
Год за годом мать баловала сестричку, капризную и крикливую, дарила ей игрушки. Чтоб обратить на себя хоть какое-то внимание матери, Маринка, подрастая, взвалила на себя всю домашнюю работу и в классе стала лучшей ученицей, но мать по-прежнему попрекала ее за отцовские глаза, волосы и жесты.
Когда Маринка была одна в квартире, она осторожно трогала пышные волосы сестренкиных кукол, перебирала нарядные кукольные платья, гладила сестренкину лохматую игрушечную собачку. Как Маринке хотелось свою игрушку! И больше всего не куклу, а что-нибудь мягкое, пушистое, к чему можно было бы прижаться под одеялом и поплакаться в ушко, рассказать, как прошел день...Мишку! Маринка мечтала о Мишке...
После восьмого класса Маринка ушла из дому, стала учиться, работать и жить в общежитии. С парнями не встречалась, считая себя некрасивой - у нее был смуглое лицо с крупными неправильными чертами. С возрастом Марина еще больше стала похожа на отца, к тому времени умершего от раннего инфаркта, только осталась маленького роста. Может, виной тому недостаток любви, недоласканность в детстве...
К двадцати годам ей удалось получить однокомнатную квартирку. И вот тут-то она встретила Сашу...Саша был намного старше, и это было здорово, он стал для Маринки не только бесконечно любимым мужчиной, но как бы немножко заботливым папой. Саша и похож был на отца высоким ростом и смуглой кожей. Только черты лица у него были тонкие и правильные...
Саша таскал легкую Маринку на руках, был нежным и внимательным.
--
Малыш, - повторял он, - как же я тебя люблю...
А однажды, приехав из короткой командировки, развернул празднично хрустящий целлофан, и вручил восхищенной Маринке медвежонка...
Медвежонок хорошо помнит тот взрыв благодарной радости, который ошеломил и Сашу, и самого Мишку. Мишутка не забыл даже запах духов Маринкиной кофточки, когда прижав его пластмассовым носом к плечу, девушка в восторге кружилась по комнате. Получив в двадцать лет то, о чем мечтала с детства, Маринка целовала Мишку в удивленные пластмассовые глазки, гладила его пушистый белый животик, теребила лапки.
***
Маринка расцветала на глазах от счастья и уже мечтала о ребенке, но Саша был против детей, да и вообще жениться не спешил, а через год укатил работать в Москву, пообещав попозже забрать Маринку. Она ждала. Перед сном, сжав Мишутку в объятиях, рассказывала ему про свою жизнь и свою огромную любовь к Саше...
Этот телефонный звонок и дрожащий голос Маринки у Мишки до сих пор звенят в ушах. Он отчетливо помнит каждое слово.
- Не приедешь? Никогда? Женился? Но ведь я...у меня... - Маринка уже всхлипывала, не в силах сдержаться. Мишка сам чуть не плакал вместе с хозяйкой. Он-то знал, как не ко времени бросает ее Саша... Маринка была беременна...
Маринка еще много раз пыталась дозвониться до Саши, но отвечала молодая женщина. А когда наконец удалось услышать Сашу, он закричал таким чужим злым голосом "Это телефонный терроризм!", что Маринка выронила трубку. Все было кончено. Нужно было учиться жить без Саши.
Девушка с красными, полными слез глазами, повернулась к Мишке, и медвежонка обжег ненавидящий взгляд... Маринка больно ухватила его за лапу и понесла к мусорному ведру, но по пути передумала, открыла антресоли, размахнувшись, забросила медвежонка, и сразу прихлопнула дверцы. Мишка сильно стукнулся головой, зато от удара его отбросило к дверцам, и теперь в щель между ними он мог наблюдать за происходящим в квартире.
Бледная от токсикоза Маринка, как тень, двигалась по комнате и все вечера просиживала, обхватив голову руками, иногда произнося вслух терзавшую ее мысль: "оставить? - не оставить?" К концу месяца все немногочисленные Маринкины подружки высказали единогласное мнение: "аборт". Но Маринка уже приняла решение...
***
Медвежонку через щель хорошо было видно нового горластого квартиранта и хлопотавшую вокруг него Маринку. Когда младенец спал, то и медвежонок с высоты, и Маринка рядом - вглядывались в тонкие правильные черты малыша, любовались нежностью его смуглой кожи и появившимися позже темными шелковыми кудряшками...
Мишка с удовольствием наблюдал, как быстро подрастает малыш. Вот уже он улыбается маме, а вот увлеченно трясет погремушкой в виде лисички. Вот уже начал садиться, а вот и пополз...
Пришло лето, первое в жизни маленького Костика. Однажды медвежонок заметил, как Маринка, надев на Костика нарядный легкий костюм для прогулки, что-то ищет на полках.
--
Куда же она запропастилась? - сердилась Маринка. Вдруг она подняла голову и медвежонок увидел ее озабоченные глаза.
--
Неужели положила на антресоли?
Маринка широко распахнула дверцы Мишкиной темницы, и медвежонок свалился прямо под ноги удивленного Костика.
- Бу-у,- радостно засмеялся малыш. Маринка тут же хотела забросить Мишку обратно, но Костик с плачем уцепился за медвежонка. Пришлось взять Мишутку на прогулку.
Сидя в коляске возле Костика, довольный медвежонок прижимался пушистым боком к своему новому другу, подставляя второй бок позабытому солнцу.
***
Мишка блаженствовал - они с Костиком стали неразлучны. Медвежонок все время был рядом с малышом. Костик подолгу не выпускал Мишку из рук - теребил пальчиками его глаза и нос, таскал за густой мех, тискал пухлыми ручками. Иногда, заигравшись на ковре, засыпал, положив голову на мягкую Мишкину спину.
Ночью теперь они спали втроем - Костик сжимал в объятиях Мишку, и их обоих обнимала Маринка. Медвежонок был абсолютно счастлив. Тем более, что однажды ночью он ясно услышал, как Маринка виновато прошептала ему в лохматое ушко: "Прости, я тебя больше никогда не брошу, Мишутка".