Иоселевич Борис Александрович : другие произведения.

Несостоявшееся, Но Запомнившееся

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ, НО ЗАПОМНИВШЕЕСЯ
  
  
   С ЧЕГО ЭТО НАЧАЛОСЬ
  
  
   Это было так давно, что порой кажется никогда не бывшим. Но у каждого времени есть всё же своя реальность, вехами которой могут послужить незабываемые события. Ведь даже резиновый сапог оставляет след на земле. И потому события, на первый взгляд, не выходящие за пределы одного единственного сознания, тоже откладываются в памяти и вполне могут послужить для него точкой отсчёта. Таков для меня "Кабачок 13 стульев".
  
  
   Во времена, когда можно было всё, что не запрещено, запрещённое существовало в подтексте, и читающим или слушающим доставляло огромное удовольствие не столько прочитанное или увиденное, сколько процесс расшифровки. И самые сильные, по этой части мастера сидели в разных "литах": в Горлите, Обллите и даже в Гослите.
  
  
   Тогда-то и возникла знаменитая и, кажется, до сих пор не обретшая автора поговорка: "Если нельзя, но очень хочется, то можно". А посетителям кабачка и зрителям очень хотелось одного и того же, и потому они как бы совпадали друг с другом. Целое десятилетие, если не больше, встречаясь по субботам, делали всё возможное и невозможное, чтобы мило, легко и просторно провести время.
  
   Я был как все, и в то же время не совсем, как все. Хотя бы потому, что не был бескорыстен. Им бы только посмеяться и запомнить наиболее поразившую их реплику, чтобы потом предъявлять в качестве доказательства, что и сами не лишены чувства юмора. А мне хотелось смешить самому. И я, в великой тайне от окружающих, стал сочинять нечто, напоминающее увиденное и услышанное почти до полного совпадения, не только не ощущая столь очевидную похожесть, как недостаток, но даже вменяя себе в достоинство.
  
  
   Меня не смутил даже первый неблагоприятный отзыв хранительницы моих тайных помыслов и надежд, которой, до этого момента, доверял безрассудно и безоглядно. Пока, захлёбываясь от волнения и самовосторга, читал ей свой опус, выделяя особо значимые места не только голосом, но и жестом, она глядела сквозь меня, как в пустое пространство, и, не дождавшись финальной фразы, вырвала из рук драгоценную рукопись и, скорчив, столь нравившуюся мне, как доказательство страсти, гримаску предубеждения, в этом случае показавшуюся излишней, сказала просто и убедительно: "Ерунда всё это, давай-ка лучше займёмся делом".
  
  
   Разумеется, мы занялись "делом". И хотя её мнению и вкусу я доверял, что-то подталкивало меня, совершить ещё одну попытку, уже на более высоком уровне. И ни с кем больше не советуясь, послал свой опус в московский Театр сатиры, поскольку все посетители кабачка были оттуда.
  
  
   В ту пору было не принято задерживаться с ответами. Толи установка была такая, толи вежливость не извели окончательно из человеческого обихода, но всюду, кроме очередей за дефицитом, её проявление не вызывало удивления даже у самых закоренелых скептиков.
  
  
   Правда, в моём случае поначалу могло показаться, что эта традиция будет нарушена. Но в момент, когда терпение моё было на исходе, ответ пришёл, доказав то, в чём не следовало бы сомневаться: опус неизвестного автора не только не был отправлен в корзину, но, по всему, прочтён со вниманием.
  
  
   В самой дружелюбной, я бы даже сказал, ласковой форме мне сообщалось, что присланное внимательнейшим образом читалось всеми участниками кабачка, пришедших к единодушному выводу: автор, как и его творение, достойны внимания, так что поработать над ним, с целью возможного использования, есть все основания.
  
  
   А вечером того же дня позвонил администратор театра и, в лучшем смысле этого слова, добил меня окончательно, сообщив, что приглашён в Москву для знакомства, это во-первых, а во-вторых, для заключения договора, если выяснится, что автор и театр найдут общий язык. И тут бы не упустить третье, и тоже очень важное обстоятельство, все расходы по приезду и пребыванию в столице театр брал на себя. Обратиться мне следовало к Михаилу Михайловичу Державину, номер телефона которого был мною записан. Такой вот замечательный разговор, доказывающий очевидное: даже слепая курочка иногда находит зёрнышко.
  
  
   Едва сойдя с поезда, в телефонной будке на вокзале, тут же набрал нужный номер и нужный голос подтвердил, что меня действительно ждут /я бы с удовольствием добавил "с нетерпением" /, но поскольку сказано этого не было, то и добавлять нечего. Кроме того, мне был забронирован номер в гостинице, название которой позабыл, но помню только, что на выставке достижений народного хозяйства, а на вечер приготовлено место на спектакле, после которого следовало зайти в артистическую комнату, ибо это самое удобное время для разговора по душам. 
  
   Администратор, тот самый, звонок которого растрогал и воодушевил, встретил меня почти как старого знакомого, с которым давно не виделся, вручая контрамарку, добавил: "Лучшее, что смогли найти". Это оказалось правдой. Но поскольку само название спектакля вызвало некоторое недоверие, я предположил, что такая благосклонность объясняется не моими особыми достоинствами, а наличием свободных мест в партере. И если сам спектакль оправдал мои предчувствия, то насчёт публики я промахнулся. Театр был полон.
  
  
   Пьеса, сыгравшая столь роковую роль в моей случайной удаче, называлась "Интервенция". Автором её был некто Славин. И хотя в ней заняты были такие выдающиеся актёры, как Папанов, Пельцер и Миронов, оказалась сильно слабо малохудожественным произведением, но зато очень идейным и, значит, необходимым в репертуаре, согласно с требованиями того времени. Единственным убедительным в ней лицом был французский солдат, совершенно блестяще сыгранный Андреем Мироновым. Как кто-то сказал по этому поводу: в театр люди должны приходить не за идеями, а уходить с ними. Не сомневаюсь, что в театре это было известно не хуже меня, но бдительная коммунистическая партия думала по-другому.
  
  
   Особенно обидно стало за Анатолия Папанова. В то время как раз вышел на экраны фильм "Живые и мёртвые", где он сыграл одну из лучших своих ролей, и после этого вымучивать бездарную роль в бездарном спектакле показалось мне унизительным для большого артиста. После первого действия я прошёл за кулисы. Не встретив при этом никаких препятствий. Говорю это к тому, что позднее, когда по роду службы театральная среда перестала казаться мне таинственной и потому заманчивой, такой простоты в отношениях, тем паче со случайными людьми, уже не наблюдалось.
  
  
   Достаточно сказать, что спрошенного мною Державина не было в артистической комнате, но его тотчас отправились искать, и я слышал чьи-то переговаривающиеся голоса: "Поищите Мишу, к нему пришли и ждут".
  
  
   Михаил Михайлович изобразил радость по поводу моего прихода, несколько минут он расспрашивал меня о подробностях "моей творческой жизни", как вдруг ему пришло в голову спросить, отчего я не на спектакле. Неужели не понравился? И я ответил утвердительно. Добавив при этом то, о чём сказал выше: обидно, когда выдающегося актёра используют не по назначению. Несколько человек бывших тут же, с удивлением обернулись на мой голос. Наступило неловкое молчание. Обо мне, как бы забыли. Державин, о чём-то вспомнив, удалился. И я не сразу, но всё же сообразил, что лишний на этом творческом пиршестве.
  
  
   В гостинице узнал, что меня "спрашивали" и дали номер телефона администратора, на сей раз оказавшегося не столь любезным. "Что ты там наболтал, молодой человек? - разразился он. - Разве ты приехал оценивать творчество артистов? В другой раз, если, конечно, такой случай представится, будешь умнее. А пока я заказал тебе билет домой, но с таким расчётом, чтобы имел возможность побродить лишний денёк по Москве. До завтрашнего вечера гостиница оплачена. Желаю удачи, неудачник". Мои попытки хоть что-то объяснить были прерваны назидательным: "В театре даже тексты следует произносить с осторожностью, а отсебятину - тем более".
  
  
   Вот и вся история. А то немногое, что сохранилось как доказательство её невыдуманности, предлагаю вашему вниманию. Остальные сценки, а их было не меньше десятка, пропали в жизненной суете, о чём, признаться, не слишком сожалею. Не только потому, что стал трезвее оценивать собственные усилия, а по причине свойственной им, согласно духу тогдашнего времени, наивности. Остаётся только добавить для подзабывших: все эти бесконечные "пан" и "пани" объясняются тем, что начинался кабачок с инсценировок юморесок польских писателей. Потом содержание расширили, но первородная форма сохранилась.
  
  ХОББИ
  
  
   У пана Гималайского появилось увлечение.
  
  
   - Благотворно сказывается на здоровье, - охотно пояснял он посетителям кабачка. - Кроме того, модно.
  
  
   - Ах, боже мой! - разволновалась пани Тереза. - Вы сказали "модно"? Владек, ты слышишь?
  
  
   - Не глухой, - отвечал печальный пан Владек, но пани Тереза не обратила внимания на его сарказм.
  
  
   - Всё начинается с пустяков, - объяснял пан Гималайский, - но постепенно коллекция разрастается до размеров, когда не заметить её невозможно. Другими словами, бросается всем в глаза. С этой минуты вы становитесь знаменитостью.
  
  
   - Заманчиво, - хмыкнул пан директор. - Я уважаю простые решения, дающие прекрасные результаты. А что, если сразу приобрести большую коллекцию?
  
  
   - Как приятно, пан директор, лишний раз убедиться в вашей проницательности, - пан Гималайский пришёл в восторг, что так легко и просто обрёл сообщника. - Но для этого нужны большие деньги.
  
  
   - Это меня не пугает, - отмахнулся пан директор. - Конечно, денег у меня меньше, чем в банке, но больше, чем об этом догадывается жена.
  
  
   - Позволю себе заметить, пан директор, такие деньги кого хочешь испугают. Вот, к примеру, эти две марки. Какая, по-вашему, красная им цена?
  
  
   - Четыре копейки.
  
  
   - Так и я думал, пока не поумнел. Они стоят пятьдесят рублей каждая, да и то по знакомству. Если бы эти марки покупали вы, то содрали бы в три дорога.
  
  
   - Слушай, Владек, слушай! - толкнула пани Тереза супруга. - Вот разговор настоящих мужчин.
  
  
   - Слушаю, - отвечал печальный пан Владек.
  
  
   - Скажите, пожалуйста, - почесал затылок, ошеломлённый пан директор. - А вот эта монета?
  
  
   - Целое состояние, - гордо сказал пан Гималайский.
  
  
   - Старинная?
  
  
   - На ней ничего не написано, но продавец клятвенно уверял, что ей, по меньшей мере, тысяча сто лет.
  
  
   - Ого! Вот если бы женщины ценились так же, - позволил себе шутку пан директор, - им бы цены не было.
  
  
   - Слышишь, Тереза? - пан Владек толкнул в бок супругу, но ответа не дождался.
  
  
   - И во что вам обошлась эта древность? - обычное любопытство пана директора явно перерастало в откровенный интерес.
  
  
   - Сравнительно не дорого. По тысяче рублей за каждый год.
  
  
   - И вы сразу же заплатили?
  
  
   - У меня не было выхода, иначе досталась бы другому.
  
  
   - Но откуда у вас такие деньги?
  
  
   - Насобирал. Продал своё пальто и шубку жены, чтобы внести залог. А уж после машину и дачу тестя.
  
  
   - Слышишь, Владек, - воскликнула пани Тереза, - другие распродают то, что ты не способен даже купить!
  
  
   - Слышу,- печально подтвердил пан Владек.
  
  
   - А что это? - снова пан директор.
  
  
   - Этикетка, - последовал ответ, но сказано было в таком тоне, что спросивший затрепетал от уважения.
  
  
   - Неужели такая ценная?
  
  
   - Вы ещё спрашиваете! От любимого виски самого Кромвеля. Заплатил двести пятьдесят рублей. Не верите? Вот глядите, на оборотной стороне написана именно та сумма, которая вас заинтересовала.
  
  
   - Но это ваша рука.
  
  
   - Правильно, моя. Но ведь и деньги тоже.
  
  
   В разговор вмешался пан Зюзя.
  
  
   - Что касается моего пёсика Фафика, я бы не продал его и за миллион.
  
  
   - А я бы не купил даже бесплатно, - ответил, как отрезал, раздражённый вмешательством пан Гималайский. - Тоже мне предмет для коллекционирования: собака, не имеющая среднего образования. И это в наше время, когда каждая собака...
  
  
   - Она будет его иметь! У нас с ней всё впереди.
  
  
   - Вы оптимист, дорогой мой пан Зюзя, - пан Гималайский был само сочувствие. - Сколько вы потратили сил и денег на воспитание вашей
  дворняжки... А зачем? Собирали бы спокойно марки или бутылки из-под кока-колы, или театральные билеты на спектакли, которые не состоялись,
  или, на худой конец, пригласительные билеты на поминки. Это развивает, образовывает, даёт моральное удовлетворение, наконец, осознание того, что вы не последний человек в обществе...
  
  
   - Я и без того не последний, - воспротивился очевидному навету пан Зюзя.
  
  
   - Не хочу вас разочаровывать, - прочувствовав своё превосходство, мягко сказал пан Гималайский, - мы с вами говорим о разных обществах. В том, о котором речь, марка, принадлежавшая в своё время наследному принцу Тринидада стоимостью в семьсот рублей, сделало бы вас равноправным его членом.
  
  
   - Слушай, Владек, и запоминай, - вздохнула пани Тереза. - Слёзы навертываются на глаза, когда начинаешь понимать, сколько и чего упустили в жизни.
  
  
   Пан Владек счёл лучшим способом сохранить спокойствие в семье, промолчать.
  
  
  ПАН СПОРТСМЕН И ДРУГИЕ
  
  
   В этот раз появление пана Спортсмена в кабачке "13 стульев" внесло неожиданное оживление в стройные ряды присутствующих, которых, казалось, нельзя удивить ничем. Их насторожило уже то, что на обычное приветствие, пан Спортсмен ответил небрежным кивком.
  
  
   - Что с вами, пан спортсмен, - поторопился удивиться кто-то. - Похоже, вы зазнались?
  
  
   - Значит, у меня есть к тому причины, - последовал ответ.
  
  
   - Тогда поскорее введите нас в курс дела, - послышались голоса. - Умереть от любопытства, самое последнее, чего бы нам хотелось.
  
  
   - Вы и вправду ничего не знаете? - накалял обстановку пан Спортсмен. - Об этом трубят на каждом перекрёстке, а вы занимаетесь самоедством и ничто, кроме собственных мыслей, вас не интересует. Так вот, довожу до вашего сведения, я стал чемпионом мира.
  
  
   Когда шоковое состояние сменилось обычным недоверием, посыпались вопросы, ответы на которых превратили происходящее в пресс-конференцию, неотъемлемую спутницу всякой победы. И открыл её, в полном соответствии со своим положением, пан Директор.
  
  
   - По какому виду спорта?
  
  
   - По этому... Как его... Эх, чёрт, забыл. На языке висит, а вспомнить не могу.
  
  
   - Как же так, пан Спортсмен? - веско сказал пан Директор. - Такое не забывается. Однажды, а это было лет сорок тому назад, я выиграл партию в городки, и помню об этом до сих пор.
  
  
   У пана Спортсмена был вид мокрой курицы.
  
  
   - Может быть, я ещё вспомню, - тихо сказал он.
  
  
   - Бог мой, какая напасть, - продолжил тему пан Вотруба. - Видимо, неожиданная слава вскружила человеку голову. Ничем иным такую забывчивость не объяснить.
  
  
   - Очень может быть, - ухватился за спасительную ниточку пан Спортсмен. - Просто после победы мне надо остыть, успокоиться и тогда...
  
  
   - Лично меня это не удивляет, - не позволяя себя прервать, продолжал пан Вотруба. - О похожем случае прочёл однажды в газете. Некий спортсмен, побивший какой-то рекорд, на радостях забыл свою фамилию. Все спрашивают, как тебя зовут, молодец? А он только руками разводит: не помню - и все тут!
  
  
   - Как видно, нечто подобное произошло и со мной, - обрадовался неожиданной поддержке пан Спортсмен.
  
  
   - Но вы должны обязательно вспомнить, - вмешался в разговор пан Юзеф, буфетчик. Предчувствуя увеличение выручки, он ни в коем случае не был заинтересован в том, чтобы столь счастливо подвернувшаяся возможность, угасла, не принеся результата. - Иначе, как же мы торжественно отметим...
  
  
   - Да, да, я вас понимаю, - вздыхал пан Спортсмен. - Я стараюсь...
  
  
   Однако, буфетчик настаивал:
  
  
   - Хотя бы смысл его помните?
  
  
   - Нет, смысла я никогда не помнил. / И вдруг радостно /. Кажется, поймал! Начинается на букву "г".
  
  
   - Гимнастика! - тут же подключился пан Владек, а пани Тереза с гордостью поглядела на мужа.
  
  
   Пан Спортсмен делает жест, означающий отрицание.
  
  
   - Гири! - предположил пан Директор, и не был осмеян только потому, что присутствующие уважали должность больше, чем её носителя.
  
  
   - Прыжки в длину, - снова пан Вотруба.
  
  
   - Причём здесь буква "г", - пан Зюзя на секунду оторвался от своих мыслей об Фафике, но тут же сморозил глупость: - Баскетбол!
  
  
   Как ни странно, это слово возбудило в голове пана Спортсмена цепочку ассоциаций, и он, радуясь, как младенец, материнской груди, закричал:
  
  
   - Эврика! Биатлон!
  
  
   - А это, что за зверь? - хором поинтересовались присутствующие.
  
  
   - Это, когда стоишь на лыжах, а стреляешь из ружья.
  
  
   - По зайцам? - заинтересовался пан Вотруба.
  
  
   - Сам вы заяц, - не сплоховал пан Спортсмен, мгновенно обретший бодрость духа.
  
  
   - Я же говорил, как мало нужно человеку, чтобы зазнаться, промямлил пан Вотруба.
  
  
   - Но позвольте, пан Спортсмен, - пан Директор, осмотрелся, дабы убедиться, что все внимают его словам, - насколько нам всем известно, вы не только не умеете стрелять, но и стоять на лыжах.
  
  
   - Теперь, когда я стал чемпионом, это не имеет никакого значения.
  
  
   - По-моему, он прав, - отозвался пан Юзеф, - наше дело отметить событие, а не вникать в никому не нужные подробности.
  
  
   Все охотно согласились со столь разумным предложением, и только пан Директор, как и положено ему по должности, не проявлял особенной радости.
  
  
   - Насколько я понимаю, - произнес он, испытующе вглядываясь в пана Спортсмена, - вы теперь что-то из себя представляете?
  
  
   - А как же! - охотно подтвердил пан Спортсмен. - Теперь со мной нельзя обращаться так, как прежде. Теперь я вам не какой-нибудь "подай-принеси", а личность, которая сама может потребовать, чтобы ей принесли и подали.
  
  
   Такая откровенная наглость окончательно убедила сомневающихся, если таковые и были, в его чемпионстве. Все замерли.
  
  
   - Откровенно говоря, вы мне в конторе теперь не нужны. Я давно собирался вас уволить, не было подходящего случая. Сейчас, из уважения к вашему новому званию, мне бы не хотелось прибегать к грубым приёмам. Может быть, уйдёте сами, по собственному, так сказать, желанию? И причина у вас для этого имеется: для профессионального совершенствования вам необходимо больше свободного времени.
  
  
   Как всегда некстати, вмешался пан Вотруба.
  
  
   - Мне кажется, уважаемый пан Директор, в этом вопросе торопиться не следует. Проявим, хотя бы на время, благоразумную сдержанность. Если мы его отпустим, любая другая организация тут же предложит свои услуги. Какой директор не мечтает иметь под своим началом чемпиона мира...
  
  
   - Тем более, взбодрился, совсем было скисший пан Спортсмен, - что меня уже кое-куда приглашали и даже предлагали, но я, как патриот нашей конторы, отказался.
  
  
   Мнение пана Вотрубы поддержали и остальные сотрудники, а громче других пан Юзеф, у которого на глазах таяла надежда на предстоящий банкет. К тому же виновник переполоха очень кстати заявил, что и на этом рабочем месте его профессиональная деятельность не пострадает. У него и без того свободного времени вагон и маленькая тележка.
  
  
   - Поскольку такое единодушие не часто встречается в нашем коллективе, - сказал находчивый пан Директор, - я меняю свою точку зрения, хотя в глубине души... Впрочем, моя душа не имеет к происходящему никакого отношения. Пан Вотруба, пишите приказ. Я продиктую.
  
  
   Пар Вотруба принял положение "на старт".
  
  
   - Пишите так... / На секунду задумавшись, пан Директор отчётливо произнёс /: - Освободить пана Спортсмена от всяких служебных обязанностей с одновременным повышением ему зарплаты. Написали? Давайте подпишу.
  
  
   - А как же с фондом? - робко поинтересовался пан Вотруба.
  
  
   - С каким ещё фондом?
  
  
   - Зарплаты, разумеется.
  
  
   - Чепуха! - сказал, как отрезал пан Директор. - Я лично не жалею государственных денег на поддержку физкультуры и спорта.
  
   Борис Иоселевич
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"