Упала звезда - неплохая примета накануне Нового года, если не зазеваться и задумать то, во что не веришь сам.
Нина проводила взглядом прочерченный в небе след и продекламировала: "Если звёзды зажигаются, значит, это кому-то нужно". "Не любит", - подумал Геращенко, но, с упорством безнадежно больного, верящим в скорее выздоровление, сказал:
- В принципе вы правы, я не из тех, кто достаёт с неба звёзды. Но происходит это исключительно из предосторожности, поскольку неизвестно, что с ними делать потом.
Нина покосилась на спутника, сдула с варежки снег прямо ему в лицо, рассмеялась и направилась к выходу из парка. Окоченевший Геращенко с окоченевшей берёзовой веточкой в руке обречённо поплёлся следом.
- Вы только не подумайте, будто я такой уж никчема, каким кажусь, - бормотал он, едва поспевая за ней и с трудом двигая окоченевшими губами. - Кое-какие достоинства числятся и за мной.
- Какие именно? - не оборачиваясь, поинтересовалась Нина.
- Всех не упомянуть, да это и не важно. Важно, что я люблю вас. Выходите за меня, убедитесь в этом сами.
- Геращенко, - улыбнулась Нина, - что вы прочитали за последние сто лет?
- Почему сто? - обиженно разомкнул губы Геращенко. - Мне только тридцать.
- Что вы читали? Перечисляйте, я буду загибать пальцы.
- Гм... Например?
- Например!
- Маркиза де Сада... - неуверенно припомнил Гаврющенко, но неожиданно просветлел, как будто освещённый изнутри карманным фонариком, и выпалил: - "Всадник без головы", автора не помню.
- Понравилось?
- Кто?
- Прочитанное. Что же ещё!
- Идейный роман. Про гражданскую войну.
- Где?
- Кажется, в Америке.
- О, господи! - Нина резко остановилась, и взгляд, которым окинула Гаврющенко, менее стойкого, поразил бы насмерть. - Давайте поступим так, идейный вы мой, сейчас разбежимся, а повезёт встретиться, дам ответ на ваше, в общем-то, лестное предложение.
- Я не привык ждать везения, - напыжился Гаврющенко. - Выходите за меня - и точка! Зарабатываю я дай бог каждому, накупите своих дурацких книг вволю. - И, поскольку Нина молчала, продолжал: - А, может, у вас уже кто-то имеется?
- Кто, например?
- Откуда мне знать: звездочёт или стриптизёр? Сейчас этих знаменитостей не перечесть, и, пользуясь своей популярностью, хватают своими загребущими лапами всё, что плохо лежит.
- Означает ли это, уважаемый ухажёр, что вы ревнуете, поскольку считаете, "плохолежащее" своей собственностью? Кстати, у вас такой вид, будто из кармана исчез бумажник, в который только что положили крупную купюру.
- Крупное держу не в бумажнике, а в банке.
- В таком случае, где вы намерены держать меня?
- Издеваетесь?
- Ничуть. Просто реагирую на ваши ответы. Сами сказали...
- Я ничего такого не сказал, просто чувствую опасность оказаться в дураках. Иначе бы у вас не было никакого резона отказываться от моего предложения.
- Никто не бывает в дураках всегда, но каждый иногда.
- Но вот, опять вы со своими подвохами.
- Это не я, это англичане так мрачно шутят.
- Думаю, плохо будет не англичанам, а мне.
- Гаврющенко, мы с вами знакомы всего ничего, даже обращаемся друг к другу на "вы", но уже успели утомить меня так, как будто мы женаты, по крайней мере, год.
- Так я и думал, у вас кто-то есть.
- Нет у меня никого, кто мог бы представлять для вас опасность, - рассердилась Нина, чувствуя, как безнадёжно транжирит те крохи юмора, которыми одарила её природа. - Говорю честно, как на духу.
- Честно - это хорошо, - важно согласился Геращенко, и его внезапно потемневшие глаза нависли над головой Нины, как две скрещённые молнии. - И я честно скажу, что не намерен дольше терпеть ваши оскорбления и насмешки. А посему, несмотря на мою любовь к вам, а возможно именно поэтому, не советую чрезмерно увлекаться свободой слова.
В этот момент Гаврющенко был страшен и... привлекателен. "В гневе начал он чудесить"... - припомнилось ей, с детства приученной извлекать из поэзии, подходящие к случаю, эстетические красоты. Они мгновенно обменялись взглядами, словно на огромной скорости, одна мимо другой, пролетели две кометы из круга "расчисленных светил". При этом ход его мыслей, думается, объяснять нет надобности, её же... Впрочем, оставим при ней эту тайну, памятуя, только что сделанное Гаврющенко, предупреждение, а потому автору остаётся одно: отвести себе скромную роль протоколиста.
- Эх, чему быть, тому не миновать! - Нина с удивлением вслушивалась в звуки собственного голоса. - Пойду я за вас, Гаврющенко, хоть вы не подарок и не предел девичьих грёз. Зато на земле стоите крепко, а заштормит, будет за что ухватиться.
- А как же звёзды на небе? - сдерживая восторг, полюбопытствовал обретший уверенность Гаврющенко. - Мне показалось, тот, кто их зажигает...
Доставать с неба звёзды буду сама! - парировала Нина, проявив неосознанную попытку хоть как-то подпортить откровенное Гаврющенково торжество. - Взберусь к вам на плечи - и достану. Ведь даже для того, чтобы ввинтить лампочку, нужна стремянка.
Но Гаврющенко, кажется, больше не озадачивался Нининой страстью к самовыражению. С безоглядностью победителя воспринимал он не психологическую, а исключительно событийную сторону происшедшего. Переполненный счастьем, как ведро водой, он внимательно вглядывался во, внезапно очистившееся, без облачных помарок небо, пытаясь разглядеть, среди множества Нининых звёзд, одну-единственную, свою.