Аннотация: Часть третья, история первая. Та же столица, но спустя еще сто лет. Те же проблемы, знакомые герои. Что касается героинь, тут наблюдается некоторая эскалация Да, Мэнджи отрабатывает по полной. Не правда ли, он душка?
ГОСТИНИЦА НА ОКРАИНЕ
...и добродетелью ее было упрямство,
в общем, ничем больше о-Каба не могла похвастать.
Мо Белый Феникс,
из воспоминаний о третьей супруге
1.
Нога все еще болела после бесславного падения, к тому же, Микан испытывала неприятный страх перед лестницами. Ступенек было всего семнадцать, но в прошлый раз она преотлично с них слетела и шмякнулась на татами холла. Благо еще, не впечаталась виском в бронзовую курильницу.
- Ну, твари под лестницей, я иду! - объявила Микан и начала спускаться. - Я слышу! Необязательно так барабанить в дверь!
Дом был старый и ветхий, перила шатались, а ступени жутковато скрипели под ногами. Тем не менее, Микан успешно спустилась и откинула задвижку. В комнату ворвался холодный весенний воздух.
- Хотите, чтобы я дала вам бобов*? - озадаченно спросила Микан.
Сегодня был канун Суэцубун, а мужчина, стоящий на пороге, выглядел странно. Как ряженый. У него был красный зонт из бамбуковых пластинок, крашенные в белый цвет волосы, огромные солнечные очки, аметист в ухе, рюкзак со множеством карманов и шикарная хаори времен, наверное, императора Дайниши Рью. Микан даже посмотрела на ноги незнакомца, но гэта не было; вместо деревянных сандалий - драные кроссовки цвета хаки. Незнакомец молча протянул размокший от дождя листок бумаги.
- Вы все еще сдаете комнаты?
Микан тупо уставилась на собственноручно написанное объявление.
- Эм, да... только.... Да, проходите. Чего на дожде-то стоять?
Она посторонилась, пропуская гостя. Мужчина закрыл зонт, отряхнул его от капель, вошел и осмотрелся. Потом оглядел саму Микан и отчего-то сокрушенно покачал головой.
- Вы должны знать... - Микан поморщилась. - Два месяца назад один из жильцов упал с лестницы и умер. Несчастный случай, конечно. Но пошли дурацкие слухи о призраке...
- Людям надо бы поменьше смотреть телевизор, - пожал плечами незнакомец.
- Я тоже так думаю.
- Значит, вы берете 500 кинсу в месяц? - уточнил мужчина.
Пятьсот кинсу в месяц... когда здесь жило полдюжины постояльцев, и каждый платил по пятьсот кинсу, Микан едва сводила концы с концами. Сейчас эти деньги ее не спасут. Впрочем, не помирать же с голоду, отваживая гостя за гостем.
- Да, именно столько, - кивнула она. - Меня зовут Мокуёби Микан.
Она протянула руку. Мужчина неуверенно, осторожно коснулся ее пальцев.
- Нэнгецу Мэнджи.
- Я покажу вам комнату. Можете оставить зонт здесь, - Микан указала на курильницу.
Уцепившись за перила, она начала подниматься. Судя по скрипу ступеней, мужчина не отставал.
- Дом очень старый. До реставрации здесь была чайная, потом редакция газеты. Потом здесь устроили студенческое общежитие. Бывают проблемы с электричеством, и вода не очень хорошая. Зато, - жизнерадостно закончила Микан, - отличный вид из окна.
Она распахнула дверь. Съехав, жильцы забрали все, что можно, чуть ли не бумагу со стен содрали. Посреди комнаты одиноко лежал скрученный футон. Нэнгецу Мэнджи огляделся, скинул рюкзак и снял свои очки, делающие его похожим на стрекозу.
- Сойдет.
Микан, не скрывая своего любопытства, изучила его лицо. Помимо крашеных белых волос у этого панка были лиловые линзы и татуировка в виде свастики на виске. Микан еще подумала, что делать ее должно быть, было больно.
- На кухне холодильник и микроволновка, - сказала Микан, отводя взгляд. - Плитка не очень хорошо работает.
- Я не готовлю, - пожал плечами мужчина.
- Ванная внизу.
- Да-да.
Судя по интонации, жильцу не терпелось избавиться от назойливой квартирной хозяйки. Микан поморщилась. С другой стороны, пора уже было привыкнуть. В этих трущобах редко селились люди приветливые и благонадежные. Хорошо бабулино наследство! Прямо как в манге какой!
- Если будут вопросы, моя комната в конце коридора, - сказала Микан и вышла.
Дохромав до своей спальни, она рухнула на низкий диван и потянулась за пультом. Канал культуры в который раз показывал материал о выставке археологических находок. Пару раз мелькнула на экране Сибилл, но камера на ней задерживаться не стала. С тех пор, как канал перешел в руки Ниннику-сан*, иностранцев показывали мало. Сама госпожа Гинкуро появилась на экране в красно-белом томэсодэ и с постной миной на красивом лице.
"Все носишь траур по бабушке?" - фыркнула Микан.
Семейство Гинкуро она не любила, за исключением покойной бабушки Сакаки, и пары людей со старой фотографии. Микан, конечно, не знала их, но Сакаки-сан так рассказывала о своих родителях, что их нельзя было не полюбить. Не в силах больше видеть лицо Ниннику, Микан переключила телевизор на театральный канал, где как раз показывали "Шафран". Цуки-но Гин-но Ши только начал свой знаменитый монолог "Развязывая даме пояс...". Микан потянулась за телефоном. Сибилл ответила почти сразу.
- Мика-чан! Неделю тебя не слышала!
Это золотоволосая и зеленоглазая гайдзинка с внешностью фарфоровой куклы и мозгами Белого Феникса неизменно поднимала настроение. Сама она никогда и ни при каких обстоятельствах не впадала в уныние.
- Тебя сейчас показывали по ТВ... минуты полторы, - сказала Микан.
Сибилл расхохоталась.
- Ох, ты бы видела, как эта ведьма от меня оператора гоняла! Алло? Меня слышно? Треск какой-то.
- Слышно, - успокоила ее Микан.- Ты сейчас где?
- Алло? Алло?
Связь оборвалась. Это означало, что Сибилл скорее всего на раскопках, или, как она сама говорила, занимается "разграблением могил". Значит, она далеко, тратит дотацию семьи Гинкуро.
Микан вдруг стало одиноко. Она с трудом подняла себя с подушек и похромала вниз, заваривать чай, как учила Сакаки-обасан.
Когда за хозяйкой закрылась дверь, Мэнджи поморщился. Еще одна неприятность в его планы не входила. С ней, впрочем, можно разобраться, когда с домом будет покончено. Стянув хаори, Мэнджи вытащил из кармана брюк зажигалку. Пламя затрепетало, сделалось синим и погасло. Сложив пальцы в сложную фигуру, Мэнджи забормотал заклинание. Дом тряхнуло, послышался звон бьющейся посуды и короткий возглас.
- Сопротивляешься?!
Мэнджи ощутил давно забытый азарт. Этот дом, памятный кусочек той самой столицы, построенной над ядовитыми испарениями болот, осмеливался диктовать свои условия.
Посмеиваясь, Мэнджи вышел в коридор. Чайная Гачо-хаха почти не изменилась. Если бы не следы запустения, можно было вообразить, что внизу сейчас советник Незумиро неспешно пьет чай, поджидая шпионов. Или же Асунаро Аджисай выслеживает якубогами, это искусство принесло ей в старости славу. На худой конец, можно было представить, что в двери вот-вот войдет их правнучка, все еще бледная после болезни, но такая решительная. Чайная Гачо-хаха была тесно связана с воспоминаниями о людях, а этого Мэнджи не любил. Сам он слишком давно уже не был человеком.
Он спустился вниз, прислушиваясь. Дом скрывал все звуки, маскировал скрипом старых половиц, но все же можно было уловить далекий стук сердца. Раз-два-три-четыре... Мэнджи, пока шел через залу, насчитал пятнадцать слабо различимых ударов.
Из кухни выглянула хозяйка, встрепанная, посасывающая обрезанный палец.
- Землетрясение?
Мэнджи пожал плечами. Ему не хотелось разговаривать с девушкой, тем не менее, информации недоставало.
- Значит, этот парень, о котором вы говорили, свалился с лестницы?
- И сломал себе шею, - мрачно кивнула хозяйка. - Вы из тех, кому нравятся кровавые истории, Нэнгецу-сан?
Мэнджи поморщился. Фамилию он выбрал наугад, и далеко не самую удачную.
- Да нет. Просто...
- Он умер прямо там, где вы стоите, - сказала девушка. - Зловещего кровавого пятка, как видите, нет. Хотите чаю?
Мэнджи качнул головой. Девушка пожала плечами и вернулась на кухню.
Заклинатель еще раз обошел комнату, ступая мягко с мыска на пятку и прислушиваясь. У дома была просто отвратительная аура. По-настоящему чуткий человек не смог бы долго здесь жить. Мэнджи вытащил из кармана бубенец на красной нити и поднял над головой. Звяк.
Уходя, он приклеил на нижнюю ступень лестницы небольшую печать.
В последнее время Микан дурно спалось. Она ворочалась, то и дело вставала и напряженно вслушивалась в тишину. Дом кряхтел, как дряхлый старик, каким он, собственно, и был. За окнами проезжали машины. В какой-то миг все затихло, и необычайная немота охватила старую гостиницу. Микан поднялась и, подойдя к окну, подняла бамбуковые жалюзи. Улица тонула в тумане, из которого вырывался тусклый желтый свет фонарей. И он двигался. Сразу же представилась процессия (раньше улица принадлежала ведь Веселому кварталу): подвыпивший аристократ покидает прекрасную ойран*, слуги его несут фонари и мечи.
Снизу донеслись звуки, заставившие Микан насторожиться. Можно было поклясться, что там внизу кто-то болтает и звенит посудой. Потом послышался тихий голос сямисэна. Весьма озадаченная, Микан накинула поверх пижамы халат и вышла в коридор. По галерее, ведущей к лестнице, бродили яркие всполохи света. Подойдя к перилам, Микан в изумлении замерла. Всю комнату заливал яркий свет множества ламп в расписных бумажных абажурах. За низкими столиками сидели мужчины в старинной одежде, меж столов сновали девочки в серых в полоску кимоно с лаковыми подносами в руках. С небольшого возвышения за всем наблюдала средних лет дама в пышном шиньоне и строгом темно-синем кимоно с незнакомыми гербами.
- Я сплю, - сказала Микан и, прихрамывая, начала спускаться.
Стали различимы слова в общем гомоне. Понимала их Микан плохо, хотя многие казались знакомы. Бабушка Сакаки любила вспоминать традиционный говор столицы. Странный жаргон, диковатую помесь древних, преувеличенно-вежливых оборотов и словечек, которые употребляют купцы и ремесленники. И звучащую под аккомпанемент сямисэна песню Микан тоже слышала. Ее бабушка исполняла каждый раз на новый год.
Спускаясь все ниже, она оглядывала толпу. Возможно, где-то там сидели сейчас и родители бабушка Сакаки. Может быть, вон та красивая пара в ярких одеждах. Впрочем, нет, они совсем не были похожи на фотографию. Да и наряды на них были куда более старого покроя. В мужчине было что-то лисье. А вон еще забавная пара: высокий, необыкновенно красивый мужчина в черном (Микан, пожалуй, видела столь же совершенное лицо только у своего нового постояльца), а с ним юноша лет пятнадцати в вышитом кленовыми листьями кимоно. А потом Микан увидела за одним из столиков своего постояльца. Одет он был странно, в разноцветный халат, украшенный причудливым северным орнаментом. В его необычные белые волосы вплетены были яркие бусины и бубенцы. Худая бледная рука, окаймленная тяжелым бирюзовым, рукавом неспешно тянулась за чашкой. Это плавное движение завораживало, и отчего-то трудно было отвести взгляд. Микан споткнулась на той же самой злополучной ступеньке, что и в прошлый раз, и кубарем полетела вниз.
Открыла глаза.
- Вы в порядке?
Нэнгецу помог ей подняться. Кружилась голова. Комната тонула в сумраке, от видения, тех огней и голосов не было и следа.
- Э-э-э... я упала? - спросила Микан, тряся головой.
- Вроде того, Мокуёби-сан. Поднимайтесь, осторожнее, я отведу вас наверх.
Микан выпрямилась с огромным трудом и тут же пошатнулась. Нэнгецу поддержал ее, руки у него были ледяные.
- Идемте, Мокуёби-сан. Поменьше наступайте на больную ногу.
Постоялец медленно, очень бережно повел ее к лестнице, ступени скрипели и всхлипывали под его осторожными шагами. Вот она, седьмая снизу, десятая сверху, издает истошный жуткий вопль.
- СТОООООООЙТЕ!
Крик прорезал ночную тишину, перебудив, наверное, весь район.
- Ахиру-сан? - ошеломленная, пробормотала Микан.
Перед ней, белое, как мел, похожее на нити тумана или - отчего-то - на клочья марли парило приведение. Микан невольно обернулась назад, на то место, где умер Будо Ахирую Потом на его призрак. Ахиру выглядел ужасно даже для покойника.
-Я поняла, - пробормотала Микан. - Это кошмар.
Ахиру сделала шаг вперед и наступил (ну, строго говоря, ногу него не было), и наступил на ту самую ступеньку. Она издала жуткий скрип. Нэнгецу вставил вперед руку. В его узкой белой кисти была зажата рукоять кинжала, которая истаяла буквально на глазах.
- Дерьмо! - ругнулся Нэнгецу и, сжав Микан в объятьях, отскочил назад. - У тебя есть нож?
- Нож?
- Да. Который не пачкали в крови, - деловито сказал Нэнгецу, втаскивая ее на кухню, и захлопнул дверь. На косяк он поспешно наклеил разрисованную красными чернилами полоску бумаги.
Микан рухнула на табурет и принялась с остервенением растирать колено, хотя ныло вовсе и не оно.
- Это привидение.
- Юрэй. Несчастный мятущийся дух, полный ненависти, - со странной улыбкой сказал Мэнджи. - Нож.
- Х-хлебный подойдет? - Микан указала на стойку. - Третий справа. С красной рукоятью.
Нэнгецу осторожно вытащил нож и взвесил его в руке. Он странно смотрелся - дикий чужеродный предмет, дешевка с пластмассовой рукоятью.
- Его точно не пачкали кровью? - уточнил постоялец.
- Я им даже пальца ни разу не обрезала! - фыркнула Микан, уже вполне в себя пришедшая.
- Сидите. Я сейчас.
Сунув нож в рукав кимоно - а Нэнгецу был, как это не странно сейчас смотрелось, в старинном кимоно - странный постоялец вышел. Микан потянулась к кофеварка. У нее на лестнице стоит призрак. Ну и что? Это ведь старый дом, отчего бы тут не завестись привидению?
Мэнджи медленно вошел в комнату, ступая с пятки на носок. Нож в рукаве холодил кожу. Очень недурная сталь, хотя рукоять и паршивая - их пластмассы.
Дом больше не обманывал его видениями прошлого и миражами. Унылые обветшалые стены, подранные татами, полустертые ступени лестницы. На одной из них стоял призрак, обликом больше похожий на гневного демона.
- Мукаппара*, - сказал Мэнджи, присаживаясь на пол. Нож все так же холодил запястье, скрытое тяжелым рукавом.
- А тебя что держит на земле, беловолосый? - едко спросил призрак.
- Глупые разговоры, - Мэнджи едва заметно улыбнулся.
Стукнула дверь кухни. Госпожа Мокуёби, конечно же, вышла, движимая любопытством.
- Это ее дом убил меня! - сказал призрак. Он попытался прыгнуть вперед.
Мэнджи нарисовал в воздухе знак барьера и жестом велел Мокуёби не двигаться. Не то, чтобы призрак мог сделать девушке хуже, просто Мэнджи не терпел безобразных драк. Впрочем, Мокуёби никак не отреагировала, только фыркнула негромко:
- Что ж, ты сам выбрал дом с наиболее низкой рентой.
- Это ее дом убил меня! - повторил призрак на очень высокой, омерзительной ноте и снова рванул вперед.
Его не пустила то ли ступень, то ли выставленный йома-тай барьер. Мокуёби ойкнула, однако осталась сидеть. Мэнджи вытащил из-за пазухи печать и протянул ее девушке.
- Держите. И сидите тихо.
Поднявшись, Мэнджи вытащил из рукава нож и приблизился к лестнице. Задача была необыкновенно проста, потом что призрак уже показался. Не нужно было вызывать духа, выманивать из теней угрозами и посулами. Дух стоял, словно прикованный к ступени. Мэнджи подсчитал: седьмая снизу, десятая сверху.
- Успокойтесь, Ахиру-хан, и расскажите мне, что произошло. Как вы умерли?
Это были неосторожные слова. Именно поэтому Мэнджи и ненавидел духов, одержимых мукаппара. То, что помогало разговориться несчастным призракам, запросто могло привести злобного духа в ярость. Дом тряхнуло. Мэнджи поежился. Странное дело, этот дом, полный призраков и воспоминаний, пугал его. А его мало что в этом мире еще могло напугать. Тут было слишком уж много привидений. Мэнджи коснулся ступени, края белого траурного одеяния призрака. Печать, ранее наклеенная на ступень, была надорвана и обуглилась по краям. Мукаппара сделал еще одну попытку вырваться.
- Расскажи, как ты умер, - повторил Мэнджи, - по-хорошему. Я очень не люблю разговаривать по-плохому. Этот нож, конечно, мало похож на мукей-то, но я сумею им воспользоваться.
- А что держит здесь малышку Мокуёби? - хихикнул вдруг призрак. - что держит ее в этом холодном, пустом и страшном доме?
- Хэй! - возмутилась девушка. - Я живая, между прочим!
- Мокуёби-хан, - мягким, но довольно опасным тоном напомнил Мэнджи, - вы обещали сидеть тихо.
- Да, конечно.
- Так мы действуем по-хорошему, или по-плохому? - повторил Мэнджи, удобнее перехватывая нож.
Призрак обвел комнату мрачным взглядом и опустился на ступень.
- По-хорошему, - улыбнулся Мэнджи и тоже присел ступенью ниже. Нож он опять спрятал в рукав. - Как вас зовут?
- Будо Ахиру, - холодно, с прежней враждебностью ответил призрак.
- Как вы умерли, Ахиру-хан?
Призрак неприятно улыбнулся.
- Что это тебе даст, пожиратель горестей?
- Как вы умерли, Ахиру-хан?
Мэнджи неспешно поднял руки и сплел пальцы. Призрак скривился.
- Хорошо, Хитан, я расскажу. Я был в своей комнате...
- Третья слева по коридору, - вставила Мокуёби.
Призрак ожег девушку острым злым взглядом, а следом за ним и Мэнджи. Смутившись, та сделала вид, что закрывает рот на молнию.
- Девушка будет молчать, - пообещал Мэнджи. - Продолжайте, Ахиру-хан.
Краем глаза йома-тай заметил, как, не поднимаясь с колен, Мокуёби подбирается ближе.
- Я услышал шум внизу, голоса и музыку: флейту и сямисэн, и пошел вниз. И на этой проклятой ступеньке...
- Словно кто-то за ногу дернул! - вскричала Мокуёби и тут же схватилась за лодыжку.
И призрак, и Мэнджи шикнули на нее одновременно. Потом вдруг призрак кивнул.
- Да. Словно кто-то за ногу схватил. Холодными пальцами.
- Вы покинете этот мир, если и пообещаю отомстить за вашу гибель, Ахиру-хан? - спросил Мэнджи.
- Только пообещаете?
Мэнджи поднялся и сделал несколько шагов туда-обратно.
- В этом доме слишком много призраков. Мне тяжело будет сладить со всеми.
- Но вы обещаете отомстить? - призрак нахмурился. - Можно ли вам верить?
Мэнджи протянул духу левую руку, где на ладони красовалась татуировка-свастика. Призрак коснулся тонких, слегка дрожащих пальцев заклинателя, пощекотал татуировку. Потом сказал с протяжным вздохом:
- Хорошо. Я уйду. А ты семь дней будешь зажигать благовония. И на день поминовения ставит фонарь*.
- Одним больше, - пожал плечами Мэнджи. - Одним меньше.
Призрак разжал пальцы и исчез. Мэнджи незамедлительно наклеил на ступень сразу три печати и обернулся.
- Он... ушел? - спросила девушка.
- Да. И больше не вернется. Могу я посмотреть вашу ногу?
- Что?
- Вашу забинтованную ногу.
Микан дохромала до лестницы и присела на ступеньку, протянула ногу. Постоялец бережно взял ее и аккуратно ощупал забинтованную лодыжку. Движения его было очень уверенными, как у всякого профессионала. Словно он только тем и занимался, что изучал подобные травмы.
- Вы врач, Нэнгэцу-сан? - спросила Микан.
- Нечто вроде. Хотя, скорее, я фармацевт, - Нэнгэцу присел рядом и положил ногу девушки себе на колено. - Позвольте, я сниму бинты. Осторожнее, сидите смирно.
Пальцы, прикасающиеся к голой коже, были холодными. Нэнгэцу аккуратно размотал бинт и отложил его в сторону. К собственному изумлению Микан увидела на лодыжке темно-синие следы чьих-то пальцев.
- Ч-ч-что это?! - почти взвизгнула она.
Нэнгэцу воткнул нож в ступеньку и вытащил из широкого рукава курильницу и кожаный чехол с благовонными палочками. Секундой спустя в комнате запахло сандалом, кардамоном и сосновой смолой.
- Это следы руки призрака. Могу спорить, у господина Ахиру были такие же. Именно так призрак сбросил вас с лестницы.
Микан коснулась синяков.
- Меня, значит, тоже...
- Мне очень жаль, Мокуёби-хан...
Голос постояльца прозвучал тихо и необычайно серьезно, так что Микан поежилась.
- Это не шутка, Мокуёби-хан, к сожалению. Этот дом полон призраков, и вы - один из них. Уйдите, отправляйтесь на покой; это поможет мне очистить дом.
Микан рявкнула "Псих!" и побежала вверх по лестнице, не обращая внимание на боль в лодыжке. Влетев в свою комнату, она упала на диван и потянулась за телефоном. Первая мысль была нелепа: позвонить бабушке. Но бабушка, ведь, умерла. Микан уткнулась лицом в подушку и расплакалась.
Вывернув одежду наизнанку, Мэнджи спустился вниз, сел на пол и разложил перед собой на драных циновках баночки с благовониями, порошками и смолами. Открыв чернолаковую коробку и вооружившись длинной ложкой, он принялся смешивать снадобья. Дом заволновался. Поднялся сквозняк, раз за разом мешающий зажечь лучину. Когда это наконец удалось, ступени вспыхнули малиновым огнем. Боль ядовитой стрелой ударила в ребра. Мэнджи едва не упал.
- Что-то я ослабел...
Выпрямившись, йома-тай взял в руки кисть. Поспешно надписав дюжину печатей, он обклеил ими стены. Дом всхлипнул. Призраки рванули вперед, и за краткий миг Мэнджи сумел их пересчитать. Не меньше дюжины. И еще одна наверху, наверняка, рыдает в своей комнате.
Мэнджи видел самых разных призраков, терзаемых тоской, ненавистью, нерешенными проблемами. Впервые он столкнулся с привидением, которое не верило в собственную смерть. Это обещало доставить еще немало хлопот.
Микан проснулась в отвратительном настроении. Вчерашнее происшествие (его реальность почему-то не ставилась под сомнение) и глупая шутка постояльца не шли из головы. Во сне за Микан гонялось целое сонмище духов и призраков с явным желанием принять насильно в свою холодную полупрозрачную компанию. Уворачиваясь от них, из дымных рук и необычайно гибких шей, Микан свалилась с дивана и проснулась. Время было уже довольно позднее. Поднявшись, Микан доковыляла до ванной и умылась, но легче от этого не стало. По всей видимости, ей сейчас требовалась большая доза очень крепкого кофе.
Уже на лестнице Микан учуяла густой удушливый запах благовоний, как в храме. Почти забыв о боли в лодыжке, она слетела вниз в твердой решимости выставить наглого постояльца за дверь. Нэнгэцу встретил ее в дверях кухни, преградил путь белым бумажным веером, разрисованным странными знаками. В другой руке у него была кружка с ухмыляющимся мультяшным котом пронзительно-зеленого цвета, так что заклинатель духов выглядел весьма комично.
- Я живая, - сухо сказала Микан, отодвинула Нэнгэцу и прошла на кухню. - Собирайте свои вещи и выметайтесь.
Включив кофеварку, она раскрыла холодильник и тут же зажала нос: в лицо пахнуло гнилью. Холодильник был почти пуст, только засыхал на дверце лимон, и тлела на тарелке недоеденная глазунья. Как будто холодильник не открывали по меньшей мере неделю.
- Это реальность, - печально сказал Нэнгэцу. - Ты окружила себя иллюзиями и воспоминаниями, но реальность увы такова: тени и тлен.
- Я живая! - отрезала Микан и захлопнула холодильник.
Накинув куртку, она открыла дверь и спустилась на дорожку, усыпанную прошлогодними листьями. Ниже по улице находилась лавка, торгующая лапшой. Поднявшись на холм - для этого нужно было обогнуть старую гостиницу и миновать небольшое святилище - можно было позавтракать в иностранном ресторанчике. Блинчики там были отменные.
Микан толкнула калитку.
За ней клубился туман, густой и влажный. Неестественный.
- Хреновая реальность, - пробормотала Микан и упрямо пошла вперед.
Она все прибавляла шагу, пока не вырвалась из густой мороси. Вокруг было поле, поросшее темной, сепийного цвета травой и золотистыми метелками хаги. Границы поля отмечала стена малинового тумана. Небо было красным, и луна на нем была черной.
- Совсем хреновая реальность, - простонала Микан, падая на колени.
Все было очень настоящим: холодный ветер, перебирающий траву, эта самая трава, касающаяся кожи Микан, запах гари, и соленый привкус на губах, и далекая музыка.
- Это печальный мир, где бродят души, не желающие покинуть живых, - сказал Нэнгэцу. - Здесь всегда осень, всегда холодно, дует ветер и звучит похоронная музыка.
Микан наконец узнала мелодию - погребальный танец "Покидаю скорбный мир", который бабушка сама себе заказала на похороны, о чем отдельно упомянула в завещании.
- Я. Не. Мертвая, - спокойно и раздельно произнесла Микан, поднялась на ноги и побежала.
Холодный ветер разрывал легкие, нога ныла и подламывалась, словно кто-то сдавливал и сдавливал ее в лодыжке ледяными пальцами. Микан ударилась о стену тумана, вдавилась в нее и побежала в вязком, густом и тяжелом дыму.
- Я. Не. Мертвая. Ни. Разу. Не. Мертвая. Нисколько. Не мертвая!
Бормоча это, как заклинание, микан бежала и бежала вперед, пока не ощутила, что дорога поднимается в гору. Прибавив еще шагу, она вырвалась из тумана и замерла посреди улицы. Знакомый Старый Город; шумные студенты; спешат по делам курьеры; школьники прогуливают занятия. Хотя Новый год был только вчера, все украшения уже убрали. Старая вишня роняет лепестки на асфальт.
Микан медленно пошла сквозь толпу, куда более бесплотную, чем давешний туман. Войдя в кофейню под яркой вывеской "Крепери д'ор", она опустилась на стул, погладила край круглой теплой столешницы, сделанной под мрамор. Официанты не замечали ее, проскальзывая мимо. Пахло кофе и клубничным джемом.
Нэнгэцу протянул ей чашку капуччино и опустился на соседний стул.
- Можно мне вернуться в мои иллюзии?
- Увы, нет, Мокуёби-сан. Покидайте этот мир, а я успокою духа, захватившего ваш дом.
Микан сделала большой глоток кофе, горьковатого, с восхитительным богатым ароматом.
- Фигушки, - произнесла она с удовольствием.
- Что?
Нэнгэцу вскинул голову. Звякнули бубенцы, вплетенные в косицу у виска.
- Не люблю облегчать людям работу, - хмыкнула Микан. - Это развращает.
Нэнгэцу (про себя Микан начала уже звать его потихоньку просто Мэнджи, это имя странным образом шло беловолосому) повернулся и даже за руку ее взял. Пальцы были длинные, крепкие и теплые. Хорошие руки.
- Мокуёби-сан, поймите, этот мир не создан для призраков. Все, что вы будете испытывать, это скорбь и одиночество.
- Это мое обычное состояние, - фыркнула Микан. - Давайте так: вы изгоните этих призраков, и тогда уже мы поговорим. И - никаких больше вонючих благовоний в моем доме!
Мэнджи испытывал раздражение. Это было весьма необычно, ведь уже много лет, даже веков он не испытывал сколько-нибудь сильные эмоции. Он удивился - почти изумился - когда, придя в недавно отстроенную Щюфу, встретил Асунаро Аджисай. Он испытывал горечь, когда Юмэко оказалась проклята. Юмэко вообще была его любимицей, Мэнджи ценил ее способность плыть по течению, плавно огибая все препятствия. И вот сейчас он был разозлен. Честно сказать, последний раз Мэнджи был так разозлен когда... нет, и не вспомнить.
- Вот благовония.
Мокуёби бросила на кухонный стол четыре связки палочек.
- Обошла все четыре местных храма. Что ты будешь с ними делать?
- Я бы просил толику уважения, - проворчал Мэнджи.
- С радостью бы, но Нэнгэцу - фальшивое имя. Мне не нравятся псевдонимы.
- Можешь тогда звать меня Нагарэмоно.
Мэнджи занялся изучением палочек - были они весьма паршивые - когда девчонка сказала:
- Это тоже фальшивка.
Мэнджи не стал никак на это реагировать. Слишком многое надо было сделать. Для начала - пересчитать призраков, узнать их имена, облик, причины, держащие их здесь. Уговорить всех этих озлобленных и напуганных духов оставить мир живых. Найти первопричину. Устранить первопричину.
Как ни странно, последнее было проще всего. Это требовало грубой силы, безжалостного вмешательства. На самом деле, это походило на убийство, которое всегда обходилось много проще, чем дипломатические переговоры. Наверное поэтому Мэнджи за свое бесконечно долгое существование встречал столько воинов, и ни одного толкового дипломата.
- Чаю хотите? - спросила Микан, и йома-тай понял, что такт ему в скором времени точно понадобится.
- Нет.
Мэнджи разложил на кухонном столе веера - три белых и один ярко-красный - и принялся растирать тушь. Кисти, увы, были такие же паршивые, как и благовония, они оставляли на бумаге грязноватый след и тонкие щетинки. Иероглифы вышли кривыми. Мэнджи потряс рукой, пытаясь расслабить пальцы, почти сведенные судорогой. Что-то темное, отвратительное, таящееся в сердцевине дома мешало ему делать свою работу.
На стол с негромким стуком опустилась ноздреватая керамическая чашка. Запахло чаем, лепестками вишни и имбирем.
- У вас не могло остаться чая, госпожа Мокуёби, - проворчал Мэнджи. - Вы умерли полмесяца назад, дом опустошили и заперли.
- У меня хорошие иллюзии, Незнакомец-хан, - фыркнула девушка.
Мэнджи вздрогнул. Подобное обращение вышло давно уже из употребления, и только он его изредка использовал. Современные жители Щюфу едва ли о нем подозревали. И только настырная мертвая девчонка, сама того не зная, бередила воспоминания.
Мэнджи сделал глоток. Чай был восхитителен и медленно успокаивал, оставляя свою горечь на языке. Без преувеличения, заклинатель лет сто не пил такого.
- Меня бабушка научила, - улыбнулась Мокуёби.
Мэнджи искоса на нее посмотрел. Потом протянул веера.
- Прибейте это над любыми дверьми или окнами по четырем сторонам света. Красный должен быть на западе. Гвозди - серебряные.
- И где я их возьму? - поинтересовалась девушка, приподнимая левую бровь. Глупая позерская привычка.
Мэнджи подтащил к себе рюкзак и принялся рыться в карманах. На столе выросла гора цветных лент, мотков шерсти, обрезков металла и игл для акупунктуры. В самом последнем кармане под обломками сандалового веера обнаружился мешочек лилового шелка с двумя дюжинами серебряных гвоздиков.
- Надеюсь, молоток у вас есть, - проворчал Мэнджи.
- Есть, Незнакомец-хан, - хмыкнула девушка. - Для отбивания мяса.
- Зовите меня Мэнджи, Мокуёби-сан, - сдался заклинатель.
Девушка победно хмыкнула, подхватила гвозди и вышла.
Бабушка Сакаки любила повторять: "Не можешь изменить, наслаждайся". Вера в это позволила ей успешно пережить разочарование в своих детях. Микан к этой сентенции относилась всегда с большим сомнением, но сейчас склонна была с ней согласиться. Иначе было просто не протянуть. Дом казался страшным и незнакомым, его наполняли звуки и странные запахи, забиваемые вездесущим, густым и тяжелым ароматом благовоний. Микан возненавидела его за несколько часов. Еще она злилась, и находила мелкое удовольствие в издевательствах над Мэнджи. Словом, вела себя, как настоящее приведение. И в точности с убеждением бабушки.
Высыпав гвоздики на ладонь, Микан изучила их внимательно. Литые, острые, со сложными иероглифами, вырезанными на шляпках. Они выглядели странно, слегка то ли обжигали, то ли холодили кожу и излучали невероятную силу. Микан они пугали и, возможно, должны были отпугнуть прочих призраков.
Со своей участью, похоже, она начала смиряться. Покидать этот бренный мир, впрочем, пока не собиралась. Упрямство всегда отличало ее и часто помогало выдержать самые трудные ситуации.
Прибив последний - красный - веер на западной стене, Микан привалилась к столбу. Кружилась голова. То ли заклинания работали, то ли происходила еще какая-то гадость. Свет медленно померк, комнаты затопило красным. Запах благовоний стал еще тяжелее и гуще. По старым истертым временем циновкам поползло что-то совсем уж жуткое. Микан оттолкнулась от столба и понеслась на кухню под надежную защиту заклинателя. У лестницы на нее напали.
Такого бурного эффекта Мэнджи не ожидал. Воздух потяжелел, наполнился могильным смрадом и жуткими омерзительными совершенно звуками. Свет сделался кроваво-красным. Схватив со стола хлебный нож, Мэнджи выбежал из кухни.
По залу скользили разъяренные тени. Мокуёби, сжавшись в комок, сидела в углу, выставив, защищаясь, руку. Мэнджи по правде говоря надеялся, что сутры на веерах отправят ее душу на свободу. С другой стороны, он вообще не ожидал такой жуткой и опасной реакции.
Завидев его, Мокуёби порывисто вскочила на ноги и бросилась через комнату. Современные девушки, насколько мог судить Мэнджи, были невероятно раскованы. Мокуёби по крайней мере беззастенчиво повисла у него на шее и шмыгнула носом. Аккуратно обняв ее за талию, Мэнджи выставил вперед нож и быстро начертил самым кончиком острия защитный знак. Краснота немного потускнела и постепенно сошла на нет. Духи исчезли. Выдохнув с неожиданным облегчением, Мэнджи опустил нож и отлепил от себя девушку.
- Вы это нарочно, Мэнджи-сан? - хмуро спросила она.
Мэнджи врать не любил, поэтому просто промолчал. Помрачнев еще сильнее, девушка отряхнулась, дохромала до лестницы и села на ступеньку, седьмую снизу и десятую сверху. Мэнджи опустился на циновку и изучил острие ножа. Самый кончик обуглился, и на нем запеклась кровь.
- Проклятье! - Мэнджи вонзил нож в татами.
Теперь от него не было никакого прока. Окропленный кровью клинок только притягивал зло и придавал духам силу. Значит, надо было разыскать новый нож и, желательно, хорошей стали и нужной формы.
- Есть здесь поблизости мастеровитый оружейник? Они вообще еще остались? - спросил заклинатель.
- Вы нарочно сунули мне эти веера? - ледяным тоном спросила Мокуёби.