Иорданская Дарья Алексеевна : другие произведения.

Глава третья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    в которой Ализея вращается в высшем свете, Алиса - в неподходящем, а отец Ренни узнает много нового о времени... ну и о себе

III

  
   Когда Фоун злится, она запирает дверь спальни, а на каждую стену вешает по рябиновой ветке. Но что она выставляет любовника - полбеды. Она молчит. Даже во Дворце Грез, где всякое слово оборачивается серьезной бедой, она говорила. А когда злится - молчит. Время вдруг становится густым и тягучим. Тогда он садится и начинает считать секунды. Но в этот раз она спрашивает из-за закрытой двери:
   - Почему они получают на душу чужие грехи?
   - Свои они оставили дома.
   - Но это неправильно!
   Фоун готова была обменять свою невинность на жизнь чужого человека, и тогда это не было смешно. Это и сейчас не смешно.
   - Тебе так понравилась Алиса Мобри? - спрашивает он.
   Щелкает замок, дверь приоткрывается. Фоун - в своей полупрозрачной сорочке с кружевом - стоит, положив руку на дверную ручку. Она бледна.
   - Я так боюсь, - говорит она.
  
  

Для того, чтобы во что-то верить,

вовсе необязательно знать,

правда ли это.

Туве Янсон

  
   Наутро обе газеты Солано напечатали в колонке происшествий по короткому сообщению о найденном теле, но этим все и ограничилось. Как значилось в обеих заметках, ожидался приезд в Солано ищеек из Татрионы, а господа из Башен никогда не отличались поспешностью. Алиса отодвинула в сторону кашу и подперла щеку рукой.
   - Может вам сверху цветочек из варенья рисовать, как ребенку? - предложила Богли.
   Алиса хмыкнула.
   - Вы сама не своя со вчерашнего утра!
   Алиса посмотрела на кольцо для вертела и содрогнулась. Дело ведь было не только и не столько в найденном теле, а в полковнике Ройсе. Лучше бы она и не вспоминала об их связи!
   В дверь аптеки сперва постучали, а потом затрезвонил колокольчик. Богли выглянула в торговые помещения и вернулась с улыбкой.
   - Там полковник Ройс с огромным букетом оранжерейных роз, - Богли широко развела руки. - Во-от с таким.
   А он неотразим, - с сарказмом подумала Алиса. - Зажать женщину в коридоре, а потом притащить веник цветов, которые та ненавидит. Кто устоит?
   - Алые и оранжевые, - напомнила Богли. - Ваши любимые. Размером с блюдце.
   Алиса скривилась. Не было ничего неестественнее и гаже оранжерейных роз. магия, вмешиваясь в естественные дела Природы, только уродует.
   - Я ненавижу оранжерейные розы! Особенно оранжевые!
   Богли уставилась на нее изумленно.
   - У вас же растут два куста!
   - Для крема от морщин, - проворчала Алиса. - Вот что, Богли. Выстави его и больше не пускай ни под каким предлогом. А я тогда съем эту бесову кашу, которую ты каждый день варишь.
   Богли посмотрела на нее с еще большим удивлением.
   - Он обидел вас?
   - Я сама себя обидела, - вздохнула Алиса. - У меня дела сегодня, так что присмотри за магазином.
   Идея, высказанная вчера этой странной девчонкой, была по-своему привлекательна. Пока ищейки соизволят прибыть в Солано, след уже простынет, и все позабудут про девушку со странными раскосыми глазами. К тому же, подумала Алиса, смерть проститутки роняет тень на ее клиентов. Если среди них были богатые люди, расследования как такового вообще не будет. Это почему-то отдалось в груди Алисы болью.
   И было еще кое-что... Тот шквал чувств, что охватил ее, когда она прикоснулась к руке мертвой девушки; та боль все еще отдавалась эхом где-то в костях. Никто не должен так страдать.
   Это было достаточно неразумно, но Алиса собиралась посетить публичный дом, и у нее даже был пристойный повод. В конце-концов, проститутки - клиентки не хуже прочих. А для аптекаря, пожалуй, и лучше. Алиса взяла из кладовой кое-какие баночки и флаконы, аккуратно уложила их в корзину, переслоив льняными салфетками, и накинула плащ. День был ветреный. Предоставив Богли разбираться с полковником Ройсом, Алиса выскользнула через дверь кухни и поспешила покинуть аптекарский квартал. В конце улицы она столкнулась с Липпет.
   Девушка была в своем обычном, застегнутом на все пуговички, костюме, на голове - аккуратная маленькая шляпка с фазаньим пером.
   - Госпожа Мобри! - девушка, подобрав юбку, перебежала улицу. - Рада встрече. Вы выглядите гораздо лучше.
   Алиса благодарно кивнула.
   - Вы начали бы с заведения Марш, или с Лебедя?
   - Что?! - опешила Алиса.
   Девушка взяла ее под руку и терпеливо, с мягкой улыбкой, повторила:
   - Заведение Марш или Лебедь? Вы бы откуда начали?
   - Ниоткуда!
   Липнет сунула свой любопытный нос в корзину.
   - Поэтому у вас сплошь противозачаточное и тонизирующие настои?
   Алиса против воли покраснела.
   - Фоун, - с улыбкой сказала девушка. - Меня зовут Фоун. А то я прямо слышу, как вы зовете меня "Лииииппет". Дурацкая фамилия!
   - Фоун, - сдалась Алиса. - Я начала бы с Лебедя, он ближе.
   В Солано, несмотря на скромные размеры города, было два публичных дома. Видимо, чтобы приезжие ни в чем не чувствовали себя ущемленными. Алиса, конечно же, ни в одном из них не бывала, но подозревала, что кое-кто и ее клиенток там работает. Если она и ожидала от "гнезда порока" что-то особенного, то была жестоко разочарована. Лебедь напоминал обычную гостиницу, разве что в отделке злоупотребляли плюшем. На стенах гостиной висели фотографические портреты полуодетых красавиц. Никого похожего на вчерашнюю девушку тут не было. Возможно, портрет успели убрать, но Алисасклонна была думать, что и не могло повезти с первого раза. Но, по крайней мере, она неплохо заработала, когда в гостиной появились позевывающие девушки, а Фоун Липпет удовлетворила свое любопытство. В стайке небрежно одетых женщин (многие лишь накинули халатик поверх корсета и полупрозрачных панталон) она выглядела как галка среди попугаев. Ее даже хотели пощупать из любопытства. Алиса пресекла это и потащила Фоун за собой.
   Заведение госпожи Марш, расположенное в нескольких кварталах от Лебедя, отличалось куда большей элегантностью. Алиса с немалой неловкостью вступила в огромную приемную, заставленную диванами и столиками. Портреты здесь тоже были, но не фотографические, а живописные, и множество пухлых альбомов, переплетенных в красноватую кожу. Открыв один, полный снимков, Фоун сказала "Ого!", и Алиса поспешила его захлопнуть, чувствуя, что развращает дитя.
   - Вам что-то нужно?
   Алиса резко обернулась и уставилась на строго одетую женщину. Она была в жестком корсете, поднимающем грудь, в застегнутом под горло жакете и прямой юбке, подчеркивающей длину ног. Образу не хватало только хлыста, чтобы стегать непослушных мальчиков. А с портрета за ее левым плечом смотрели знакомые глаза.
   - Это же...
   Женщина обернулась и удивленно посмотрела на портрет.
   - Дина? Вам нужна Дина? Зачем?
   - Это ее убили вчера у ручья! - не подумав выпалила Алиса.
   Словно шторы задернулись. Взгляд женщины стал холоден и почти зол, и она сказала:
   - Убирайтесь.
   За спиной ее показался огромного роста мужчина, и Алиса, схватив Фоун за руку, выскочила из особняка и остановилась только на соседней улице. Ввалившись в чайную, она перевела дух.
   - Ну, по крайней мере, мы узнали имя. Дина...
   - Можем и больше узнать, - Фоун вытащила из складок юбки фотокарточку.
   Алиса посмотрела на пышную сочную блондинку в одном белье и в таком же тугом жестком корсете, как и у давешней женщины, развалившуюся на кушетке. Возбуждающе это было, или просто пошло?
   - Эдита Шенк, - ухмыльнулась Фоун. - Когда я ее знала, ее звали Эдита Шенк, а не как тут написано "Азимира", и она была горничной. Вороватой. Она будет говорить.
   - Как? Нас и на порог не пустят!
   - Купим ее, - предложила Фоун. - У госпожи Марш дорогое заведение, она присылает девочек куда пожелаешь, только заплати.
   Алиса рассмеялась наивности девушки.
   - Мы, я очень рада, живем в свободомыслящей стране, но и тут женщине нельзя купить проститутку.
   - Значит, ее купит мужчина, - Фоун улыбнулась зловеще. - Предоставь это мне.
  

Я не знаю другой женщины кроме тебя,

которая могла бы лгать с таким честным лицом,

хотя этот талант присущ дамам нашего круга.

"Письма к Евлалии"

  
   Город на следующий день наводнили разговоры об убитом ребенке, но какие-то... тайные. Велись они полушепотом, обрастали все новыми и все более чудовищными подробностями, и со стороны порой казалось, что люди испытывают стыд. Но в действительности дело было в другом. Богобоязненных, благопристойных обитателей Сэн-Рутена при мысли об убийстве охватывало возбуждение. Ализея ощущала его все утро, пока прогуливалась по городу. Вечером ее ждали на обед в доме мэра, но аппетит после прогулки пропал совершенно.
   - Остаться бы вам дома, госпожа... - Руссо сегодня взял на себя обязанности горничной, которую Ализея отослала с глаз долой.
   Руссо справлялся даже лучше Бетты, та все время норовила дернуть хозяйку за волосы.
   - Я бы хотел, госпожа, поговорить с вами об этой финтифлюшке...
   Ализея поймала в зеркале смущенный взгляд своего верного слуги. С того дня, когда пятнадцать лет назад она появилась на пороге заведения госпожи Мариалан, они были практически неразлучны. Он был ей отцом куда лучшим, чем ее собственный, продавший пятнадцатилетнюю дочь за тридцать золотых. Мариалан, кстати, за девственность хорошенькой девчушки получила втрое больше. Горничные приходили и уходили, а Руссо оставался.
   - Что она натворила? - поинтересовалась Ализея.
   - Сегодня ночью, - мученически вздохнул Руссо, - я ее наше в своей постели, госпожа. Голую. Должен сказать, что мода нынешних девиц наносить на свои тела татуировки ужасает. Она сказала, что я, конечно, стар, но она переспит со мной за одну услугу.
   Ализея приподняла бровь.
   - Прикрыть ее сегодня, пока она будет отсутствовать, госпожа.
   - Где?
   - Там же, полагаю, где вчера малютка-зеленщица пропустила проповедь, - с ловкостью придворного куафера Руссо сколол локоны хозяйки на затылке и украсил прическу аграфом с камнями и перьями.
   - Надеюсь, малютка Бетта не была разочарована? - хмыкнула Ализея. Руссо с достоинством промолчал. - Вот что, дорогой. Выясни для меня, куда это бегают местные девицы.
   - Госпожа, - Руссо укоризненно покачал головой. - Мы ведь приехали сюда, чтобы не иметь больше дела с полицейскими и со всеми этими ужасами!
   - Я знаю, - вздохнула Ализея. - Но неужели ты думаешь, до бедного ребенка будет кому-то дело? Жители этого городка, похоже, еще лицемернее, чем столичные. Или ты думаешь, священник будет искать убийцу?
   - Вы как всегда правы, госпожа, - вздохнул Руссо. В тоне его явственно читалось "вас саму это еще не раздражает?". - Я разузнаю все у Бетты.
   - Оно хоть того стоило? - не удержалась Ализея.
   - Госпожа, - с достоинством сказал Руссо, и больше ничего не добавил.
   Оделась Ализея сама, выбрав визитное платье в тонкую розовую полоску. Оно было строгим и элегантным, с неглубоким вырезом и рукавами ниже локтя, а подумав, Ализея добавила еще шемизетку, чтобы прикрыть грудь. Вдев пару кокетливых фарфоровых серег, она улыбнулась своему отражению.
   - Выгляжу я, как вдова?
   - Безутешная, - с совершенно непроницаемым лицом ответил Руссо.
   Впрочем, она могла бы и не стараться. У Онории Сэл, самолично открывшей дверь, было такое глубокое декольте, что видна была все не первой свежести грудь вплоть до сосков. Ализея вдруг почувствовала себя монашенкой.
   - О, дорогая госпожа Онард! - супруга мэра расцеловала ее "по-столичному" в обе щеки. - Идемте же! Я представлю вас всем!
   Мэр, Рукард Сэл, был лысоватым неприятным человечком, похотливым к тому же. Его взгляд словно бы проник без труда под шемизетку и ощупывал грудь Ализеи. Нечто подобное она ощутила вчера в церкви, когда священник застыл, не сводя глаз с ее лица. Мэра лицо интересовало в последнюю очередь.
   Доктора Донни она уже видела мельком, он в противовес мэру был худощав, элегантен, но общую картину портило небольшое пятно крови на манжете. И пахло от него какими-то лекарствами.
   Следующая гостья, вдова Роще, близкая, как утверждала Онория Сэл, подруга, была пышной, разбитной дамочкой лет сорока, с вырезом таким же глубоким, но грудью более сочной. Она бросала призывные взгляды то на доктора, погруженного в себя, то на мэра. Мэр отвечал взглядом томным и многообещающим. Ализея прикинула, какой же он любовник. Неужели так хорош, или просто в городе мало мужчин?
   - А это, - проворковала Онория Сэл, - наш дорогой сосед, граф д'Анкос и его прелестная супруга Жеанна.
   Ализея медленно сглотнула, чувствуя, как жар заливает щеки. Да что же это?! Она ведь не девочка! Но видела ли она мужчину красивее? Широкая грудь, узкая талия, ему бы отлично подошло слово "могучий", которое по поводу и без вставляли в свою речь столичные куртизанки. У него были порочные, капризные губы. Ализея едва не облизнулась, представив, как целует их. Граф медленно провел языком по нижней губе, и Ализея ощутила, как твердеют соски.
   Что за бес вселился в нее?!
   - О, святой отец! - Онория Сэл бросилась к последнему гостю. - Мы ждали только вас.
   Отец Ренни оглядел собравшихся, и Ализею словно холодной водой окатило. Граф д'Анкос разом потерял свою привлекательность, и Ализея сумела разглядеть рядом с ним тихую, снулую графиню. Идея согрешить с графом разом потеряла всю свою привлекательность. Уж не был ли отец Ренни святым, от которого бегут бесы?
   За обедом ее посадили напротив священника между графом и мэром. Место было самое почетное, но Ализея с радостью отказалась бы от подобной чести. К обоим ее бедрам прижимались мужчины, хотя места за столом хватало. Она почти ожидала, что третий - священник, сидящий напротив - присоединиться и ногой полезет ей под юбку. Она подняла голову. Отец Ренни читал молитву.
   - А скажите, дорогая госпожа Онард, в столице сейчас так модно? - спросила вдовушка Роше, когда с молитвой было покончено, указывая на шемизетку.
   Ализея решила, что стоит пожалуй сделать доброе дело и ввести моду на шемизетки и сорочки. Если она прикроет телеса местных дам, ей это воздастся на небесах.
   - Да, любезная госпожа Роше. Кокетки предпочитают розовый или голубой газ, а на мой взгляд нет ничего лучше цвета слоновой кости.
   - Он так вам к лицу, - вдовушка попыталась прожечь взглядом стол. В эту минуту мэр будто ненароком коснулся бедра Ализеи рукой. Ализея ответила щипком. - И он так естественно смотрится, ваш румянец.
   Так неприкрыто никто уже лет десять не намекал, что что-то в облике Ализеи может быть ненастоящим. Она гордилась, и вполне заслуженно, тем, что не нуждается в ухищрениях, чтобы выглядеть привлекательно.
   - Я много гуляю, - с фальшивой улыбкой сказала она. - Это на пользу цвету лица.
   - А какие сейчас в столице в моде пряжки? - спросил граф, и его голос, великолепно поставленный, отозвался истомой во всем теле.
   - Золотые, ваша светлость. Золотые всегда в моде.
   Граф нагнулся к ее уху и шепнул:
   - А какие у вас, госпожа Онард?
   - Кхм...
   - Что вы намерены делать с бедной малюткой, отец Ренни? - спросила Онория Сэл, резко поменяв тему разговора за столом.
   - Отпеть и похоронить, - сухо ответил священник, и Ализею снова как ушатом холодной воды окатили.
   Как же все просто! Закопать ненужное дитя и забыть о нем!
   - Как, отец Ренни! - ахнула вдова Роше, решительно, самая гадкая особа в городе. - Похоронить? Но вы же не будете погребать его в освещенной земле?
   Лицо отца Ренни странно дернулось, но вдовушка этого не заметила и продолжила без смущения.
   - Незаконное, греховное дитя! У него даже нет имени! Должно быть, его мать, устыдившись, лишила дитя мучительной жизни...
   Ализею замутило при этих слова, и она почти прекратила ощущать свое тело. Все силы уходили на то, чтобы не сказать или не сделать что-нибудь неуместное. Было был неуважением к хозяйке ужина вцепиться в горло гостье. Ализея вспомнила, как плакала Хельда, не имея возможность отпеть своего несчастного ребенка, которого прежде родила без благословения.
   - Вы полагаете, что мать удушила бы своего ребенка, а затем исполосовала бы его ножом? - голос отца Ренни прозвучал мягко, даже вкрадчиво, но все застыли, глядя на столовые приборы. - И забрала на память его сердце?
   - Святой отец! - ахнула Онория Сэл.
   - И если он оставлен без имени, спокойно сказал отец Ренни, - значит сперва я дам ему это имя, а потом уже похороню дитя.
   Остаток ужина оказался безнадежно испорчен. Даже граф и мэр отодвинулись наконец, прекратив прижиматься к бедрам Ализеи. После десерта речь даже не зашла о картах, трик-траке или шарадах, все засобирались по домам.
   Выбравшись на воздух, обжигающе-холодный, Ализея подивилась темноте. В столице огни никогда не гасли, зачастую ночью было светлее, чем днем. Здесь дорогу освещал только свет звезд, а лица под ногами была скользкой. Черт бы побрал эти щегольские сапожки с чертовыми золочеными пряжками! И черт бы побрал это провинциальное общество!
   Нога поехала, Ализея поскользнулась, и упала бы, не подхвати ее кто-то под локоть. Мягкий свет переносного фонаря осветил мерцающий лед на дороге.
   - Вам нужно было взять сопровождающего, госпожа Онард.
   Снова этот мягкий, ровный голос! Ализея содрогнулась.
   - Обопритесь на меня, - сказал отец Ренни.
   Едва ли было прилично ходить под руку со священником, но Ализея занималась со святыми отцами и более предосудительными делами. Опираться на его руку оказалось приятно, отец Ренни был на голову выше Ализеи, но обладал удивительно размеренной походкой, под которую не пришлось подстраиваться. Некоторое время они шли молча.
   - Вы действительно собираетесь похоронить ребенка? - спросила Ализея. - Назвать и похоронить?
   Отец Ренни на мгновение запнулся, сбился с ровного шага.
   - Да.
   - Я могу вам помочь?
   Священник снова сбился с шага, остановился и поднял фонарь повыше, разглядывая ее лицо. Ализея не стесняясь разглядывала его в ответ. Красивое умное лицо, и глаза удивительного цвета... карие, или зеленые, или серо-голубые - сразу и не скажешь. Взгляд Ализеи невольно переместился на губы, тонкие, не такие порочные, как у д'Анкоса.
   - Как?
   Ализея, утратившая нить разговора, вскинула брови.
   - Как вы можете помочь мне, госпожа Онард? - терпеливо пояснил священник.
   - Имя ребенку должна дать женщина, разве нет? - спросила Ализея, моргнув.
   - Вы правы, госпожа Онард. Я буду благодарен, если вы мне завтра поможете. Утром, до полудня. После полудня я принимаю исповеди. Ваш дом, госпожа Онард.
   Ализея повернула голову и обнаружила, что стоит у собственной двери.
   - Благодарю, что проводили меня, святой отец. Я еще не привыкла к этим улицам.
   - Берите с собой провожатого или фонарь, - посоветовал отец Ренни и с придворной грацией, которую сложно было ждать от провинциального священника, поцеловал ей руку. - Доброй ночи, госпожа Онард.
  

Господь - Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться:

Он покоит меня на злачных пажитях

и водит меня к водам тихим,

Подкрепляет душу мою,

направляет меня по стези правды

ради имени Своего.

Псалмы, 22:1-3

  
   Отец Ренни проснулся рано, было как всегда много дел: расчистить после ночного снегопада дорогу, растопить печь в церкви, чтобы к полудню, когда горожане придут на исповедь, холодный неф достаточно прогрелся. Впрочем, сама отец Ренни полагал, что если человек желает исповедаться, холод не может быть ему помехой. Для себя он приготовил термическую флягу с травяным чаем, о нее можно было согреть руки, если потребуется.
   Затем отец Ренни вышел в предел, предназначенный для справления таинств. Младенец лежал, тщательно спеленатый, завернутый в саван, и ждал. Несчастное дитя, до которого в городе никому нет дело, вспомнить о нем заставляет лишь праздное любопытство. Хотя, вполне возможно, вчера за столом сидел его отец или, если припомнить веселую вдовушку Роше, мать.
   Придет ли госпожа Онард? Отец Ренни достал серебряные часы, то немногое, что осталось от прежней жизни. Почти восемь. Слишком раннее время для столичной дамы, привыкшей засиживаться на приемах. Эту женщину нужно выкинуть из головы, она будит чувства, которые священнослужитель испытывать не должен. Чтобы провести обряд, сгодится, честное слово, любая женщина!
   - Я не опаздала?
   Отец Ренни обернулся чуть резче, чем следовало.
   - Госпожа Онард?
   Правильнее было сказать "дочь моя", но тут некстати подумалось, что она и в самом деле годится ему в дочери. Да что же это?! Двадцать лет он слишком легко соблюдал обеты (иные, признаться, со злости), и вот Господь решил испытать его?
   - Вы вовремя, - сказал отец Ренни опять же резче, чем позволяла вежливость.
   Госпожа Онард была закутана в белый атласный плащ, из-под которого выглядывал подол темно-пурпурного платья.
   - Я была в замешательстве, - улыбнулась женщина. - На таинство именования принято приходить в белом, на похороны - в темном. Пришлось найти компромисс.
   И компромисс был хорош.
   - Идемте, - сухо сказал отец Ренни.
   Зайдя в предел госпожа Онард поежилась, то ли от холода, то ли от близости смерти. Спеленатое дитя лежало на небольшом каменном постаменте и притягивало взгляд. Женщина неуверенно остановилась в дверях.
   - Принимали прежде участие в обряде, дочь моя?
   - Только в своем собственном, - нервно хмыкнула госпожа Онард. - Но я присутствовала при именовании сестры.
   - Вам только нужно коснуться ребенка и дать ему имя.
   Встав в изголовье, отец Ренни начал читать нараспев молитву, искоса наблюдая за женщиной. Зачем она вызвалась помочь? Из доброты? Он не верил в людскую доброту, только в Господню. Толкнуло ли ее на это любопытство? Видно было, что Ализее Онард страшно, если не противно прикасаться к мертвому ребенку. Протянутая рука заметно дрожала. Что эта странная женщина хочет доказать и кому?
   - Имя тебе даю Михаэль... - Ализея Онард коснулась лба ребенка, побледнела смертельно и осела на пол.
   Несколько мгновений отец Ренни насторожено смотрел на нее. Белый атласный плащ распахнулся, под ним было темно-пурпурное строгое платье как раз для похорон. Подол его при падении задрался, открыв ботиночки с модными золотыми пряжками и мало уместные на почтенной вдове алые чулки. Отец Ренни пялился на эти чулки несколько позорных мгновений, прежде, чем придти женщине на помощь.
   - Госпожа Онард! Госпожа Онард!
   Безвольное тело оказалось довольно тяжелым и лихорадочно горячим. Отец Ренни не рискнул поднимать ее, не в том был возрасте, только приподнял, поддерживая спину, и одернул юбку от греха подальше. Травяной настой пригодился: сделав глоток, Ализея Онард медленно открыла глаза. Рука ее метнулась к горлу, с губ сорвался хриплый стон.
   - Вы... - отец Ренни и сам не знал, что именно хочет спросить.
   - Я читаю людей, святой отец, - хрипло ответила Ализея Онард.
   Отец Ренни невольно отшатнулся, и женщина рассмеялась неприятным скрипучим смехом.
   - Не волнуйтесь, святой отец, я не делаю этого без разрешения. С мертвыми сложнее, они - открытая книга. Помогите мне подняться, прощу.
   Отец Ренни осторожно поставил женщину на ноги. Оглядев себя, Ализея Онард сокрушенно поцокала языком. Белый атлас ее плаща оказался безнадежно испорчен. Женщина сняла плащ и аккуратно накрыла им тело на постаменте.
   - Лучше вам взять его, святой отец. Я не уверена...
   - Отец Ренни кивнул, достал из рукава ключи и открыл узкую дверь, скрытую в тени между двумя массивными полуколоннами. Из проема подул ледяной ветер, сухой и мертвый.
   - Склеп?
   Отец Ренни кивнул.
   - Возьмите фонарь, - сам он подхватил на руки ребенка, закутав его с молчаливого согласия женщины в плащ. - Как видите, в Сэн-Рутене нет кладбища, только склепы под городом.
   Подняв повыше фонарь, Ализея Онард начала спускаться, с тревогой оглядывая вытертые ступени. Отец Ренни мог бы пройти здесь с завязанными глазами. Он не одну дюжину раз проходил под этими сводами, сопровождая скорбную процессию.
  
   - Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя. Вот ты возлюбил истину в сердце и внутрь меня явил мне мудрость. Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега*.
   Они шли все дальше, все сильнее углублялись в пугающий сумрак катакомб, и ноша становилась все тяжелее. Когда все положенные молитвы были прочитаны, остались только звук шагов и тяжелого дыхания. Изредка отец Ренни указывал направление, и вновь наступала гнетущая тишина. Становилось все холоднее, но Ализея Онард не жаловалась ни на усталость, ни на холод, ни на слабый запах разложения. Тишина была невыносима, а разговоры неуместны.
   - Баю-баю, спи сынок,
   Сколочу тебе гробок,
   Схороню-зарою,
   Поплачу-повою,
   Рожу тебе брата,
   Возращу счастливым
   За старшего сына.
   Голос у Ализеи Онард оказался тихий и сиплый, совсем не идущий к ее притягательному облику. А вот колыбельная пришлась кстати.
   - Мы пришли.
   Чтобы зайти в камеру, предназначенную для погребения, пришлось нагнуться, едва не сложиться пополам.
   - постойте снаружи.
   Ализея покачала головой и храбро шагнула в тесное помещение, заполненное костями. По частью, тут давно уже никого не хоронили, и все же, зрелище было неприятное. Из праха - во прах. Отец Ренни прочитал последнюю молитву и осторожно опустил тело на свободное место.
   - Сколько их здесь?
   - Достаточно, - сухо сказал отец Ренни, забирая у женщина фонарь. Руки у нее были ледяные. - Идемте, пора назад.
   Ализея Онард подобрала юбки, замешкалась, а потом, достав из рукава платок, положила его в нишу. так делали матери, надеясь уберечь и после смерти свое несчастное дитя. Она вдова, а не потеряла ли Ализея Онард заодно и ребенка?
   - У моей доброй подруги, Калинды, в последнюю эпидемию умер сын, - глухо сказала женщина. - Ему было три, прелестный малыш, мы все очень его любили. Мы несли его на кладбище Духов втроем - я, Калинда и Джанет, моя горничная. Ужасное место, это кладбище Духов, там так неуютно, так холодно.... И священник не позволил нам ни назвать, ни отпеть его...
   Ализея нервно растерла ладони и пошла быстрее, обронив: "Вы опоздаете на исповедь". Отец Ренни смотрел в ее неестественно-прямую спину. Красивая, богатая "вдова", которая пленяет с первого взгляда, носит красные чулки, помогает хоронить незнакомых детей и так недоверчива к простым проявлениям доброты. Удалилась ли она на покой? Или просто приехала отдохнуть от столичной суеты? Соблазняет ли на отдыхе сельских священников, или это выходит само по себе?
   Отец Ренни нагнал ее и обнаружил, что бледные изящные руки женщины дрожат.
   - Возьмите.
   Ализея с благодарностью приняла термическую флягу, сделала глоток и покачала головой.
   - Это не от холода.
   - Что вы увидели?
   Ализея вновь покачала головой.
   - Я все еще пытаюсь понять это, святой отец.
   Выбравшись из склепов в залитый солнцем предел, она облегченно выдохнула.
   - Желаете исповедаться?
   Уголок красиво очерченных губ дрогнул.
   - Грешна, святой отец. Вчера за ужином я четырежды хотела удавить вдову Роше.
   - Будьте снисходительны, - улыбнулся отец Ренни. - Муж оставил ей слишком много денег, это вконец испортило характер госпожи Роше.
   - А мэр и граф д'Анкос? - ответила Ализея лукавой улыбкой. - Дли них у вас тоже есть оправдания?
   - Для них? Нет.
   Ализея вдруг посерьезнела. Отец Ренни ощутил это почти физически: в пределе вдруг резко похолодало.
   - В одном я уверена, святой отец: ребенка убила не мать-грешница. Это был мужчина. У меня плохое предчувствие...
   Поклонившись, она вышла. Отец Ренни пробормотал ей вслед: "Благослови тебя Господь, дочь моя". Подозрения, что "вдова Онард" в действительности куртизанка, были в эту минуту отчего-то особенно неприятны. Этой незаурядной женщине хотелось стать другом.
  
  

Ты просишь меня, любезный верный друг,

описать тебе события,

совершившиеся со дня нашей разлуки.

Молва о некоторых из них долетала до тебя,

и таинственность, в которую они облечены,

поселяет в тебе беспокойство о моей участи.

Письмо жены Пилата Клавдии Прокулы к Фульвии, 1:1

  
  
   Уже третий раз за последние дни он проснулся с ощущением потери, какой-то недостачи. Теперь, впрочем, причины были ясны: он утратил имя, утратил родину на целый год, и вместе с тем, утратил еще что-то. С этим, последним еще предстояло разобраться.
   - Он очнулся! - пронзительный юный голос резанул по ушам и отозвался головной болью.
   Он поднял руку ко лбу и ощутил под пальцами бинт.
   - Папа! Папа! Иди сюда! Он очнулся!
   Он медленно открыл глаза, с определенным трудом сфокусировал взгляд и увидел юное веснушчатое лицо в обрамлении пары рыжих косичек. Он моргнул, и лицо сменилось другим, взрослым, мужским, но столь же веснушчатым, и в ореоле рыжих кудрей.
   - Ну, молодой человек, вы в рубашке родились!
   Молодой человек? Он хотел усмехнуться саркастически, но было больно шевелить даже губами.
   - Я Сайлас Дженкинс, а это Салли, моя дочь. Свое имя вы помните?
   Да, он его прекрасно помнил, но называть не хотел. В конце концов, разве не для того люди покидают Аркадию, чтобы начать новую жизнь?
   - Серанж, Реа Серанж, - сказал он, используя девичью фамилию матери. Ощущение было такое, словно он опустил Ринальдо Реа д'Аро в могилу. Или отпустил на волю? - Да, Реа Серанж. Что произошло со мной?
   - Вы попали под автомобиль, - сказал Сайлас Дженкинс, хотя это ничего не объясняло. - Ужасные новомодные механизмы, одни беды от них. Голову вы разбили, но в остальном целы.
   - Ага, - сказал новорожденный Реа Серанж и попытался сесть. Его замутило.
   - Лежите, лежите! - перепугался Дженкинс. - Вам нужно отдыхать, поверьте врачу. Салли сейчас принесет вам лекарство и что-нибудь легкое поесть.
   Головная боль едва позволила кивнуть.
   Он покорно лежал два дня, покорно съедал все, что приносила Салли и сносил стоически ее расспросы. Девчонка оказалась любопытна, вопросы сыпались словно плоды из рога изобилия, особенно после того, как пришлось обмолвиться, что он прибыл из Аркадии. Судя по всему, страна эта виделась местным жителям сказочной, загадочной и немного жутковатой.
   На третий день ему позволено было наконец встать, и хвала Богу за это. Вся его деятельная натура отчаянно сопротивлялась безделью. Второй самой раздражающей вещью в мире была щетина, и он выпросил у Дженкинса помазок и бритву и сел к зеркалу. И чуть не порезался. Он коснулся лица, не доверяя собственным глазам, провел пальцем по носу, по скулам, наслаждаясь пугающей гладкостью кожи. Обрести утраченную молодость, как заманчиво это для женщины. Он всегда полагал это одной из главных ловушек тщеславия. И он лелеял надежду, что неподвластен этому суетнейшему из грехов. Он, случалось, предавался гневу, чревоугодию, хранил память о похоти, боролся с ленью (особенно в морозные дни, когда ныли кости), но он никогда не мечтал вернуть себе молодость и привлекательность.
   Однако, вернул.
   Отчасти это даже было справедливо. Реа Серанж был молод, у него была вся жизнь впереди и, вот опасная мысль, он мог прожить ее, как хочет. Он прочитал короткую молитву, смиряя себя, но обнаружил, глядя в зеркало, что к смирению готов отец Ренни, и Ринальдо Реа д'Аро ничего не ждет от жизни. Реа Серанж, похоже, был неисправимым оптимистом, и как он не старался, губы раздвигались в улыбке. До сегодняшнего дня он оптимистом не был, не был он и пессимистом, скорее - плыл по течению, принимая удары судьбы. Самый сокрушительный был нанесен двадцать лет назад, и сейчас, глядя в зеркало, он думал, что легко бы с ним справился.
   Молодость тела в сочетании со зрелостью души и опытом... Будоражащий кровь коктейль, куда опаснее пряного вина.
   - Чего это ты в зеркало пялишься? - в комнату прошмыгнула Салли, как Реа уже понял за эти дни, совершенно бесцеремонная.
   - Да вот, думаю, какой же я красавчик, - хмыкнул Реа и взялся за бритву.
   - Я принесла одежду. Это моего кузена Джона. Имей в виду, у него ужасный вкус.
   - Учту, - рассмеялся Реа.
   - Я не шучу. И что ты собираешься делать с волосами? Их вообще можно расчесать?
   - Понятия не имею, - честно признался Реа. С тех самых пор, как его рукоположили в сан, он стригся очень коротко. У нового Реа Серанжа волосы отрасли до плеч.
   - Гребень, - Салли с ухмылкой протянула расческу. - Мы ждем в столовой, спускайся, как будешь готов.
   Реа вытер лицо, провел по гладко выбритому подбородку и несколько минут смотрел на свое отражение. Потом он взялся за гребень и с трудом расчесал густые, спутанные за дни лежания в постели волосы. На лбу, совсем рядом с виском (вот ведь пронесло!) темнела ссадина. Реа коснулся ее осторожно. Она что-то напоминала, эта маленькая, почти зажившая ранка. Смежив веки, Реа ощутил нежное прикосновение к коже чутких пальцев. Вот уже несколько ночей ему снилось то, что недопустимо для пожилого священника, но вполне нормально для молодого человека неопределенных занятий. Вновь взглянув на себя, он решил, что Реа Серанж, похоже, авантюрист.
   Одежда, принесенная Салли, отличалась и от того, что он привык носить последние 20 лет (конечно, странно бы было, если бы Салли Дженкинс принесла ему сутану), и от того, что носили в Аркадии миряне. Костюм был темный, почти черный, и состоял из длинных брюк и строгого прямого камзола. Реа надел рубашку, застегнул пуговицы - по четыре на каждом манжете! - и накинул камзол. Из зеркала смотрел незнакомый молодой человек, довольно наглый на вид.
   - У тебя есть дело, - напомнил себе Реа, неодобрительно хмыкнул и пошел вниз.
   Все в доме Дженкинса было странно, но ничто не удивляло по-настоящему. диковинные светильники, лишенные свечей, давали ровный свет, мебель была аскетичной, словно в монастыре, а платья Салли... надень такое тринадцатилетняя девчушка в Аркадии, и репутация ее была бы погублена навсегда: юбка обнажала щиколотки в трогательных белых носочках. И шум за окнами был странный. Движимый любопытством, Реа выглянул наружу, всмотрелся в безумное столпотворение, где были люди, собаки, лошади и странные безлошадные экипажи. Это походило на Ад, и это было нормально. Все, что изумляло в первое мгновение, быстро становилось привычным. Тут, наверное, следовало поблагодарить опаловый перстень.
   - Обед стынет, - напомнила Салли.
   Реа кивнул и прошел следом за ней в столовую.
   Смущенный Дженкинс сидел во главе стола, заставленного блюдами - Реа сразу почувствовал себя почетным гостем - и глядел на все это изобилие как-то растерянно. Пахло так, что слюнки потекли непроизвольно, и Реа судорожно сглотнул. Уже лет двадцать он не ел жареного мяса, а мясной бульон - подкреплявший в эти три дня его силы - мог себе позволить только во время болезни. И самое страшное, сейчас он готов был изменить всем своим обетам. Это было огромное, мучительно-яркое искушение.
   - Я не знал... - пробормотал Дженкинс. - Видите ли, мы немного знаем об Аркадии. Да признаться, ничего. Я должен был спросить, возможно, вы не едите мяса, как последователи Абрасса.
   - Вы правы, - кивнул Реа. - Не ем.
   - Но это же глупо! - фыркнула Салли. - В Аркадии коров не держат что ли?
   Дженкинс одернул дочь, сразу же надувшуюся от обиды. Реа ободряюще улыбнулся ей и положил себе на тарелку тушеные овощи.
   - Держат, конечно. Но я должен соблюдать взятые на себя обязательства. Видите ли... я священник.
   - Не похожи, - решительно сказала Салли. - Священники все старые и лысые.
   Ее бедный отец в ужасе зашелся в кашле.
   - Ну, у всех людей была когда-то молодость, - улыбнулся Реа. - Прекрасные овощи.
   - А кому, позвольте спросить, поклоняются в Аркадии? - как можно более тактичным тоном спросил Дженкинс. - Абрассу?
   - Единому. У него нет имени и формы, и он отец всего сущего, - Реа мысленно отругал себя за забывчивость и мысленно же прочитал запоздалую молитву.
   - Мы с дочерью не очень религиозны, - извинился Дженкинс. - Я человек науки, прогресс отодвигает религию на второй план.
   Реа скептически хмыкнул.
   - В Башнях, конечно, веруют, там поклоняются Абрассу, но...
   - Папе не нравится Абрасс, - пояснила Салли. - Говорит, что ко-щун-ст-вен-но поклоняться вору.
   - И что он украл?
   - Магию, - удивленно ответила Салли. - Вернул ее людям, отобрав ее у узурпаторов-фейри.
   - Отдал ее Башням, - напомнил Дженкинс. - И те не спешат делиться.
   Беседа ща обедом напоминала необычайно сложный танец. Фигура за фигурой, Дженкинс и Реа выспрашивали друг у друга подробности. За пару часов Реа узнал столько нового, что снова разболелась голова. Извинившись, он поднялся в отведенную ему комнату.
   Еще утром Салли принесла его сумку, найденную где-то неподалеку от того места, где его "сбил автомобиль", что бы это не значило. Одежды и личных вещей там не было, только бумаги. Достав тетрадь, Реа коротко записал свои наблюдения, чтобы хоть как-то разобраться в том, что узнал сегодня.
   Здесь не верили в Единого. Более того, Реа с трудом мог себе такое представить, но здесь едва ли вообще во что-то верили. Здесь поклонялись научному прогрессу, а еще магии, которую олицетворяли Башни, обучающие колдунов и колдуний. Дженкинсу не нравились эти самые Башни, но Реа так и не понял, в чем причина. Возможно в том, что как и в Аркадии, здесь магии также не хватало на всех. Реа поежился, давно забытый холодок пробежал по позвоночнику. Много лет он не вспоминал, каково ему было утратить врожденную силу.
   Взгляд его упал на вторую тетрадь, которую он зачем-то прихватил из дома. Вот еще одна болезненная потеря: память. Он написал эту тетрадь, но так и не вспомнил, как, когда и почему.
   Опустившись в кресло, он открыл тетрадь наугад и понадеялся, что пара случайно прочитанных фраз пробудит хоть какие-то воспоминания. Только выбор фрагмента оказался неудачен.
   "Она красива, физически красива, со всей ее грацией, она излучает сияние, но не это самое главное. Она умна. В ней есть тактичность, которую сложно ждать от женщины ее профессии. Она часто сидит напротив, вертя в руках чашку шоколада, вытянув ноги, и задравшийся подол открывает нахальные алые чулки. Она этого не планирует, но когда обнаруживает - не смущается. Она просто поджимает ногу и продолжает разговор, и стыдно указать ей, хотя бы намекнуть на то, как она соблазнительна. Грешит - кто искушается..."
   Реа захлопнул тетрадь и запихнул ее в сумку. Сжечь, сжечь от греха подальше!
   Всю ночь ему снилась эта незнакомая женщина из тетради, с молочно-белой кожей, с волосами винно-черными, сидела на краю постели, обнаженная, и с какой-то горькой нежностью гладила его по руке.
   Реа проснулся совершенно разбитый, утомленный борьбой. Он умывался долго, тщательно оделся, и спустился вниз. Дженкинс оглядел его с головы до ног и хмыкнул.
   - Кофе вам сан позволяет, святой отец?
   Греча руки о чашку с кофе и наблюдая, с каким энтузиазмом Салли уплетает тосты с джемом, Реа собрался с мыслями.
   - Сайлас, не окажете ли вы мне услугу? Я прибыл из Аркадии, чтобы разыскать одного человека.
   - Ваш заблудший прихожанин? - иронично поинтересовался Дженкинс.
   - Кх. В каком-то смысле, - Реа подумал, что ужасно раздражает одна только необходимость искать неизвестно кого неизвестно где.
   - И как его зовут?
   - Граф Аминкур д'Анкос, но он мог сменить имя, наверняка сменил. И, предупреждая ваш вопрос, Сайлас, я не знаю, как он сейчас выглядит. Он маг.
   Эта ложь далась Реа до противного легко. Вероятно, способность врать с завидной легкостью вернулась вместе с молодостью. Это было довольно неприятное открытие.
   - Зачем вы ищите этого д'Анкоса? - спросил Дженкинс.
   Реа посмотрел на Салли, беспечно уплетающую завтрак. Пугать ее не хотелось, врать еще раз - тоже.
   - Он убийца. Опасный.
   - Салли, свари-ка нам еще кофе.
   Девочка удивленно посмотрела на отца, но под его строгим взглядом взяла кофейник и убежала. Столь же строго Дженкинс посмотрел и на Реа.
   - Вы, кажется, сказали, что служите церкви.
   - Граф убивал детей, а по законам Аркадии такие преступления расследует церковь.
   -И как же вы намерены искать здесь, в чужой стране человека, который мог сменить и имя, и внешность? - нахмурился Дженкинс, разом растеряв всю сердечность.
   - Здесь мне нужна ваша помощь, Сайлас... Не происходило ли поблизости жестоких убийств, которые не сумели бы раскрыть?
   Дженкинс прикусил губу, после чего заметил хмуро:
   - Вы довольно циничны для священника.
   - Увы.
   - Я посмотрю, что может найтись в газетах.
   - Благодарю, - Реа поднялся. - Не буду больше мешать вам.
   Он вышел из столовой в довольно широкий уютный холл и столкнулся с Салли. Девочка старательно делала вид, что не подслушивала разговор минуту назад, да и вообще, занята кнопками и ручками на крышке массивного ларца, стоящего на столике возле лестницы. Мгновение, и холл затопил приятный звук. Он напоминал церковное богослужение, и в то же время, был бесконечно далек от него. Реэ ощутил престранное ощущение, словно этого величественного звучания, этого глубокого женского голоса ему не доставало всю жизнь.
   - Что это, Салли?
   - Ария Моны из новой оперы "Похищенная королем фей", - с готовностью отозвалась девочка. - У Челесты Дэрроу восхитительный голос!
   - Опера?
   - Ну да, ее совсем недавно написали. "Похищенная", прямо скажем, не лучший роман на свете. По мне, так слишком мелодраматичный.
   - Роман?
   - Вы знаете, что вы странный? - сощурясь, поинтересовалась Салли.
   - Да, я начинаю в этом убеждаться, - кивнул Реа. - Так что за опера?
  
  
   * Псалмы, 5:7-9
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"