Аннотация: Мрачный такой рассказик. Предположительно - завершающий цикл (которого собстна и нет пока...) При обнаружении бесхозных абшибок просьба не трогая их сообщить автору
Линия жизни
(1388 год, Север, окрестности Города Городов)
Мы легли на дно,
Мы зажгли огни,
Во вселенной только мы одни...
А. Васильев
1. Мелкая соль
Не сновидение жизнь. Бейте же, бейте тревогу!
Ф. Г. Лорка
Снежная буря рассыпалась искрящейся пылью, и они увидели в отдалении высокие шпили, походящие на перевернутые сосульки.
- Езэркаиль, - без малейшего удовлетворения сказал Нойт.
Хлоэ зачерпнула пригоршню снега и поднесла к лицу. Удивленно заморгала.
- Это соль! - она на всякий случай слизнула с ладони несколько самых крупных песчинок. - Просто очень мелкая соль!
Нойт пожал плечами.
- Здесь было море. Море высохло, соль осталась. Обычное дело.
- Ну да... - неуверенно хмыкнула Хлоэ. - Куда теперь?
Нойт указал на высокие, блестящие на солнце шпили. Они пошли, увязая в мелкой, рассыпчатой соли по щиколотку, а кое-где почти по колено. Нойт, и без того угрюмый последние несколько дней, стал совсем мрачен и неразговорчив. На робкие расспросы присмиревшей Хлоэ он почти не отвечал, по крайней мере, делал это односложно. Наконец совсем смолкла сама Хлоэ. Теперь она шла, опустив глаза в землю, наблюдая за тем, как пересыпаются крупицы соли. Езэркаиль приближался, но радости это не доставляло. На вопрос "Что ты будешь делать дальше?" Нойт не ответил вообще.
На третий день рассыпчатая соляная пустыня кончилась, и началось твердое плато, которое Хлоэ ехидно обозвала Берегом Поваренной Соли. Идти стало значительно легче.
- Думаю, к завтрашнему вечеру мы уже доберемся до города, - сказал Нойт, опускаясь на соляную глыбу. - Нет смысла спешить. Отдохнем здесь.
Хлоэ сбросила куртку, села на нее, подбирая ноги, и прикрыла глаза.
- Не верится, что мы нашли Езэркаиль, - пробормотала она.
- Закат, - совершенно невпопад шепнул Нойт.
Хлоэ распахнула глаза. Запад залило багрянцем, снизу у самого горизонта он уходил в почти полную, локальную черноту без полутонов; выше, над заревом, шла широкая полоса постепенно тающего розового цвета. Последний луч солнца ударил в один из шпилей. Хлоэ показалось, что она слышит звон. Она обернулась.
Нойт был занят неуместно прозаическим делом: нарезал толстыми ломтями хлеб. Сырная голова, водруженная на плоскую глыбу соли, служащую столом, почти сливалась с ней по цвету. Нойт обтер "стол" ломтем хлеба, и сразу откусил почти половину.
- Очень вкусно, кстати.
Кажется, своеобычное доброе расположение духа к нему вернулось. Хлоэ как можно внимательнее вгляделась. Коса Нойта растрепалась, а он ничего не делал, чтобы поправить волосы. Дурной знак.
Хлоэ медленно взяла кусок хлеба, потянулась за сыром и наткнулась на ледяную, гладкую, как полированный мрамор, руку Нойта. Тот отодвинулся первым, позволяя Хлоэ взять сыр.
- Пойдем дальше на рассвете, - сказал Нойт, чтобы только заполнить паузу.
Совсем стемнело. Шпили Езэркаиля слабо мерцали в густых сумерках, но совсем не давали света. Скорее, намечали направление. Единственно возможное здесь направление. Ворочаясь с боку на бок на толстом шерстяном плаще, Хлоэ тщетно пыталась уснуть. Когда это не удалось, перевернулась на спину и уставилась на небо.
Звезд не было.
Сплошное бархатистое полотно темно-синего цвета, и ни звезд, ни луны, ни облаков. Как будто там - сплошная пустота. Хлоэ хотела задать вопрос, протянула руку, чтобы тронуть Нойта за плечо, но никого рядом не обнаружила.
Встревоженная, она вскочила и нашарила в сумке фонарь. Кругом было пусто и тихо, только ветер пересыпал крупицы соли.
- Нойт! - крикнула Хлоэ.
Не было даже эха.
- Нойт!
Она подхватила с земли плащ, поудобнее перехватила фонарь и пошла в сторону города - единственное, куда Нойт мог пойти. Светящиеся шпили Езэркаиля почти не становились ближе. Иногда - и вовсе таяли в ночной беззвездной темноте. Крики "Нойт!" сжирала ужасающая тишина.
Кажется, она шла уже годы. Единственные часы остались в кармане у Нойта. Впрочем, Хлоэ почему-то показалось, что время здесь не имеет значения. Или - имеет, но совсем иное?
Она устала и сбила ноги о неровности соляного плато. Но хуже всего был страх: он подкрался совсем незаметно, и теперь исподтишка покусывал. Почему-то казалось, что Нойта уже нет, и Хлоэ вечно идти вперед, к городу, которого нет. Она не была уверена, что существуют миражи в таких вымороженных соляных пустынях.
Нойт аккуратно положил кинжал на землю. Ровно посредине Солнечных ворот Езэркаиля, так что рассветные лучи, проходя через множество шпилей, резанули по обнаженному клинку. Опустился около стены, прижавшись к ней затылком, и закрыл глаза.
- Итак, ты дошел сюда, чтобы наконец-то разобраться с нашим соглашением, - усмехнулась Черная.
Она ничуть не изменилась с тех пор, когда Нойт видел ее в последний раз. Те же длинные черные волосы, стекающие как вода по обнаженному телу. Те же ледяные черные глаза, режущие, как ножи.
- Я выполнил свою часть сделки - принес тебя сюда. Теперь твоя очередь, Корокколен.
Черная присела на корточки и, подцепив его подбородок, заставила Нойта поднять голову. Глаза открылись сами по себе.
- Пошли. Ты ведь знаешь, что на границе я все еще бессильна. Пошли к площадям.
Нойт поднялся, выворачиваясь из ледяных рук Корокколен. Он пошел, спиной чувствуя ее присутствие - как нож под лопатку. Езэркаиль проглотил двух гостей, стукнули ворота. На секунду Нойт ощутил укол совести - бросил Хлоэ посреди пустыни совсем одну. Она вернется, тотчас же решил он. Найдет дорогу отсюда. В конце концов, это ее дар - находить и открывать пути.
Они прошли под причудливо изогнутыми арками мертвого города, по полированным розоватым мостовым. Резкий запах соли - до боли родной морской запах - почти вышибал слезу из нойтовых глаз. Только присутствие за спиной Черной не давало ему расслабиться и вдохнуть полной грудью. Сейчас не время для ностальгии.
Я даже рада, что связалась именно с тобой, - подумала Корокколен. - Ты был омерзительнее их всех! Глупый мальчишка, искренне верящий, что спасаешь мир.
Ага, - согласился Нойт, ныряя в темноту коротенького тоннеля. - Я достаточно наказан за самонадеянность, не находишь?
Зар и Акана давно наплодили подобных себе. Чего ты боишься?
Подобных себе...
Нойт моргнул. Уже рассвело, а до шпилей Езэркаиля оставалось все так же далеко.
- Странный сон...
Он запустил пальцы в распущенные волосы, пытаясь унять головную боль. Зар и Акана. Когда он видел их в последний раз? Когда Зар уносил медальон, а Акана - тот жуткий пояс. Скупо поцеловались и разошлись в разные стороны. И с огромным наслаждением "наплодили себе подобных", как сказала Черная во сне.
Нойт заплел косу, поплотнее запахнул куртку и пошел дальше, на ходу разгрызая успевший засохнуть ломоть ржаного хлеба. Здесь, рядом с городом городов время не имело значения, и вещи менялись быстрее, чем это принято. Или скорее - иначе, чем это принято. Хлеб стал почти каменным, а куртка - казалось - была только что сшита. И запах соли, разлитый в неподвижном воздухе.
Нойт поднял голову, надеясь увидеть солнце. Его не было. Как и ночью, небо было пусто.
Хлоэ нашарила в кармане куртки маленькое, вялое яблочко и с отвращением надкусила его. Ела она скорее потому, что было надо, при этом не испытывая голода и почти не чувствуя вкуса.
Рассветное солнце подкрасило соляную пустыню розовым, но шпили Езэркаиля по-прежнему остались ледяными и серебристыми. И все такими же далекими.
- Сколько можно! - Хлоэ в раздражении зашвырнула яблоко как можно дальше; оно покатилось, рассыпая в разные стороны соляную пыль, и сгинуло в какой-то едва заметной ямке.
Она подняла голову, надеясь понять, сколько же сейчас времени. Небо озаряло ровным светом, но солнца не было. Только сплошной шелковисто-голубой купол.
- Вот ведь! - Хлоэ в раздражении запахнула плащ и прибавила шагу.
Кажется, из-за этого город только отдалился. А потом он вдруг оказался у самого ее носа: величественные стены из полированной соли. Где-то в их глубине горел огонь, изредка тонируя глыбы красным и оранжевым.
- Езэркаиль...
Хлоэ была невольно восхищена. Она точно не представляла, на что будет похож город. Вблизи он оказался сказочным замком и праздничным пирогом со сливками, детской игрушкой, вроде тех, что прячут в музыкальные шкатулки. Стены звенели - тихо, на уровне слышимости. Как очень дорогое стекло. Хлоэ осторожно толкнула ворота и ступила на городскую мостовую.
Корокколен появилась незамедлительно, как только он прошел под Солнечными воротами. Ее чернота - черное платье, черные волосы, черные глаза и сжатые в руках черные ножны - четко выделялась на фоне полупрозрачных хрустальных стен, зажимающих маленькую превратную площадь.
- Не хмурься, - сказала она. - И не вздыхай. Это не сон, на этот раз.
- Начнем? - устало спросил Нойт.
- Не здесь, - покачала головой Корокколен.
Она склонилась над фонтаном, умывая бледное лицо. Вода окрасилась кровью.
- Ты был очень жадным, мальчик.
Нойт достал из-за пазухи портсигар и уныло изучил три последние сигареты. Выудил одну и раскурил.
- Ты слишком многого от меня требуешь. Тебе больше по нраву Зар и Акана?
- Да, мы уже говорили о них, - кивнула Черная. - Они то, что люди называют вампирами. Бессмертные, притягательные... убийцы.
- Меня это должно вдохновлять? - мрачно спросил Нойт.
Корокколен прекратила плескаться в фонтане и подняла, наконец, голову. Она была так же прекрасна, как и четыреста лет назад. Время не оставило следов на ее бледном лице, только глаза стали еще злее.
- Пошли, - бросила она. - Мне здесь не нравиться. Пошли, закончим наши дела.
Город казался вымершим. Вымершим и залитым сахаром, потому что где-то там, за поблескивающей полупрозрачной оболочкой скрывались настоящие стены, крыши, флюгера и вывески. Кто-то опрокинул котелок с горячим сиропом, город засахарился, а люди не выдержали жара.
Хлоэ стало по-настоящему страшно. Она попыталась восстановить в памяти карту Езэркаиля, срисованную со стены колодца, но перед глазами встало лишь бессмысленное пересечение цветных линий. Здесь цвета не было вообще - только серовато-голубоватый блеск соли-сахара, покрывающей все.
Тогда она пошла наугад, стараясь развеять страх песенкой, как-то услышанной у Нойта. Хотя, выбор был явно неудачный.
- Иногда вдруг подкрадется под окно буря,
Принесет песок и камни, слова, обрывки.
Тогда в доме тихо ждут окончанья пытки.
Хлоэ сглотнула. Эха, несмотря на пустоту кругом, не было вовсе.
Она вновь крикнула "Нойт!", но почти не услышала своего голоса.
Нойт вскинул голову и прислушался. Кажется, едва заметный ветер донес чей-то голос, отчаянно зовущий его. Корокколен остановилась, занеся и так и не опустив ногу на мостовую, и нахмурилась.
- Ты привел кого-то за собой?
Нойт покачал головой, продолжая вслушиваться.
Кругом была тишина, совершенно невероятная и глухая.
- Показалось, - решила Корокколен, наконец-то наступая на брусчатку. Подбитый каблук лязгнул.
Она шла вперед уверенно, словно помнила дорогу. А Нойт решительно не узнавал города, сердцем понимая, что когда-то жил здесь. Засахаренность и мертвенность стен сбивала с толку.
Некстати повернув голову влево, Нойт увидел застывшего в дверном проеме трактирщика. Дородный мужчина болтался внутри соляной глыбы, заполнившей проем, как мушка в янтаре. Нойт моргнул, преодолевая отвращение, и виденье пропало. Кругом был только блеск соли на невидимом солнце, и мрачные глухие тени у самой земли.
Корокколен уже успела уйти довольно далеко, так что Нойту пришлось поспешно нагонять ее. Черная не испытывала ни малейшего неудобства, идя по скользкой мостовой. На перекрестке она свернула налево и остановилась у очередного фонтана, чтобы напиться. Сквозь пальцы потекла жидкая, сильно разведенная водой кровь.
- Из-за тебя я до сих пор страдаю от жажды! - проворчала она.
- Прости, - буркнул Нойт. - Когда мы наконец со всем покончим?
Корокколен хихикнула.
- Ты такой торопыга. Как это говорят у вас? Скоро только кошки родятся.
- Говорили, - мрачно поправил ее Нойт. - Теперь не говорят, кошек больше нет.
Это почему-то особенно развеселило Корокколен. Она хохотала долго, запрокинув голову и выгодно показывая гладкую шею и красивые аккуратные ключицы.
- Осталось совсем немного, малыш, немного - и мы на королевской площади. Или как ее тогда называли?
Нойт молча обогнул фонтан и скрылся под аркой.
Город был действительно страшен, потому что за сверкающим фасадом пряталось самое настоящее кладбище. Жители вымершего Езэркаиля, вмерзшие в соль, как мелкие рыбешки, застыли в неестественных позах. Они походили на кукол театра марионеток, который Нойт показывал Хлоэ в Сарасе. Кто-то вот-вот должен был дернуть за ниточки, чтобы они заплясали.
Хлоэ старалась не смотреть по сторонам и упрямо шла вперед. Мимо стен, мимо фонтанов, мимо величественных статуй, скрытых под слоями соли. Их очертания уже едва угадывались, но Хлоэ почти всегда могла с точностью сказать, что там именно статуи, а не колонны, или какие-нибудь чудовищные священные пальмы.
Она уже выбилась из сил, двигаясь на чистом упрямстве, а город все оставался таким же однообразным. Хлоэ пришлось признать, что она заблудилась; вернее - так и не нашла дорогу. Несмотря на яркое освещение, отчего-то было понятно, что скоро стемнеет, а оставаться в стенах Езэркаиля на ночь совершенно не хотелось. Хлоэ прибавляла шагу, даже пыталась бежать, и от этого еще больше путалась в переплетении улиц.
Нойт проснулся с закатом. Где-то над стенами полыхнуло красным, и неожиданно резко стемнело. Город мгновенно осветился изнутри стен мертвенным сиянием, как огромная лампа из кристалла-хоши. Корокколен, раскинув руки, лежала рядом на брусчатке, совершенно голая. Нойт смутился, хотя прекрасно понимал, что смущаться тут в общем-то нечему.
- Так ты действительно отказываешься? - лениво уточнила Черная.
- Почему я должен был передумать? - делано удивился Нойт. - Я крайне редко думаю во сне. И я пришел сюда не для того, чтобы переспать с женщиной. На подобное у меня было достаточно времени.
- Верно!
Корокколен вскочила на ноги, быстро влезла в платье и решительно затянула пояс. В какой-то момент даже показалось, что он разрежет Черную пополам. Обошлось. Надевая туфли, Корокколен нагнулась, и волосы мазнули по земле. Тут же заискрились от мелкой соляной пыли.
- Отсюда до площади рукой подать, честное слово, - уверила Черная Нойта, распрямляясь.
- Ты это уже говорила.
Черная фыркнула, подхватила его под руку и потянула за собой в светящийся переулок.
Площадь действительно оказалась очень близко - они прошли не более полуре. Прямо над ней застыл лунный диск, молочно белый и нестерпимо яркий, заставивший Нойта зажмуриться.
- Ты готов? - спросила Корокколен.
- Иначе бы я не пришел сюда, - пожал плечами Нойт и прислонился к ледяной стене.
Корокколен вытянула вперед руки, с неподдельным интересом наблюдая за тем, как они покрываются тонкой коркой блестящей соли. Лизнула мизинец.
- Впервые вижу человека, который умирал бы вот так, к вящему удовольствию обоих сторон! Ты готов?
- Хватит повторять одно и то же!!! - рявкнул Нойт.
Корокколен усмехнулась и сделала шаг вперед, коснувшись его груди кончиками оледеневших ногтей.
Хлоэ вышла из хитросплетения улиц на залитую лунным светом площадь и зажмурилась. Ярко было до рези в глазах.
Первым, что она увидела, когда смогла сморгнуть внезапно выступившие слезы, было тело Нойта, кулем лежащее у фонтана. Его гладкие волосы, растрепавшись, усыпали белую соль мостовой. Лицо и рука на их фоне казались такими же - сахарно-бледными и совершенно неживыми. Хлоэ метнулась через всю площадь и рухнула на колени. Нойт не дышал, кожа его была ледяной и гладкой, как мрамор. Как тогда, за их последним ужином.
- Нойт, - шепнула Хлоэ, смахивая слезы.
Ей никто не ответил.
- Н-нойт!
- Он умер, - безразлично сказал женский голос.
Хлоэ обернулась. Перед ней стояла черная, совершенно черная женщина - и это при том, что она была бледна, как смерть. Огромные темные глаза жутко выделялись на ее лице.
- Значит, он за этим сюда пришел? - дрожащим голосом пробормотала Хлоэ.
Ее рука непроизвольно сжала в горсти прядь каштановых волос, холодных и больше всего похожих на воду. Черная присела на корточки рядом и взяла девушку за подбородок.
- Такая хорошенькая, смелая девочка. Тебе лучше использовать свои таланты и покинуть город поскорее. И сбежать как можно дальше. Мы не закончили здесь, и теперь намерены рассчитаться за семь сотен лет задержки. Положись на мою добрую волю, девочка, и уйди так далеко, как это только возможно.
- Рассчитаться? - тупо повторила Хлоэ.
2. Приходящие в дожде и тумане
Но нет ни сна, ни забвенья...
Ф. Г. Лорка
Нас было семеро - пришедших с дождем и туманом. Мои братья и сестры, вызванные из небытия чьим-то страстным желанием поставить все с ног на голову. О, ему это удалось, хотя и не до конца.
Мы пришли, не касаясь земли.
Мы умели это, девочка.
Мы входили в каждый дом, касаясь ледяными руками спящих. Мы были всех цветов и оттенков. Мы - были. Без каких-либо условий.
Мы умели это, моя сладкая девочка.
Итак, нас было семеро на один прекрасный город. Знаешь ли, как он был хорош семь сотен лет назад, этот Езэркаиль? Тогда его называли Аль-Эр Кахим - "Великий в короне". Красавец, стоящий на берегу бирюзового моря. Город-порт, город-сахар. Сейчас - только тень его великолепия. Только соль осталась.
Нас было семеро. А в Аль-Эр Кахиме ждал вызвавший нас. И - сотни магов, ведь город славился ими повсюду. Везде, где ты только прошла, моя малышка, слышали о них. Завидовали им. Покупали и продавали их услуги. Это были маги, способные перевернуть, если надо, небо и землю. Вызвать из небытия свою смерть.
И мы умели это, моя Хлоэ.
Мы стелились туманом по улицам, мы проливались дождем на брусчатку мостовых, вы входили в тела людей, не носящих отметки. О, как же хорошо это нам давалось: входить в любую вещь, как в податливую дождевую струю. Как в клочья тумана. Мы целовали лица мертвецов и живых, готовых стать мертвецами. Это был наш город...
3. Ноктюрн
Дохнет ли ветрами стужа -
тюльпаном качнется ужас...
Ф. Г. Лорка
Город был свеж и прекрасен. По улицам гулял ночной ветерок, принося запах моря - Хлоэ отчего-то твердо знала, что это море. Город был свеж и прекрасен. Воистину - Великий в короне. Стены его были вовсе не белые - расцвеченные всеми оттенками и украшенные узорами и целыми картинами, ставни на окнах и двери также были цветные. И черепицы, блестящие, как чешуя рыбы-сакуш. Аль-Эр Кахиму мог позавидовать любой другой город: его красоте, его убранству, его жителям. Только не его судьбе, это Хлоэ точно знала.
"Почему я здесь?" - спросила она.
Никто не ответил.
Сбежала? Как можно дальше? В прошлое - куда уж дальше.
Раздались шаги. Хлоэ прижалась к стене, стараясь слиться с темнотой, и по улице, обнявшись, прошел до покалывания в пальцах знакомый человек. Длинные волосы были сплетены в косу и причудливо уложены на затылке, темный плащ - цвета было не разглядеть в сумраке ночи - летел за спиной крыльями. Походка походила на танец. Да, Нойт, которого она знала, был только тенью прошлого. Оставалось только понять - прошлого Нойта, или вчерашнего мира вообще. Дойдя до угла, он остановился и привалился к стене. Спустя полминуты появилась женщина - светящееся золото волос, звон хрусталиков на платье, легкая накидка, призванная скрывать обнаженную грудь, но плохо справляющаяся с задачей. Нойт приобнял ее за талию. Хлоэ сглотнула.
- Тебе пора определяться, Акана. Мне надоело ждать, - сказал Нойт.
Женщина расхохоталась, не боясь, что ее услышат жители окрестных домов. Где-то на верхних этажах лопнула ставня.
- Ты такой смешной! С чем, по-твоему, я должна определиться?
Хлоэ хотела подойти поближе, но тут увидела тень. Скользя вдоль стен, не касаясь земли, она походила на ленту тумана, и на капли дождя в перегретом воздухе. И на черную женщину над телом Нойта. Проходя мимо, тень обдала Хлоэ тяжелым, сладким запахом тления и волной тепла.
Мы умели это, девочка.
Мы входили в каждый дом, касаясь ледяными руками спящих. Мы были всех цветов и оттенков. Мы - были. Без каких-либо условий.
Хлоэ, позабыв про Нойта и его собеседницу-златовласку, побежала за тенью. И увидела всех семерых. Тени. Блики. Отблески. Клочья тумана и капли дождя на ресницах. Они не источали угрозу, они были ею. Стоя неровным кругом, словно на лучах воображаемой звезды, семеро слегка колыхались в ночном воздухе.
Начался дождь, первые капли упали на лицо Хлоэ - сладкие, с привкусом жасмина.
4. Реквием
Глаза мои бродят сами,
глаза мои стали псами.
Ф. Г. Лорка
День первый. Недоумение. Последняя встреча с Аканой - так было решено. Никогда больше не видеть надменную ведьму из Зеленой башни. Всех ее достоинств, красивая грудь, но ведьма притягивает. Колдовство, оно и есть колдовство.
Стояли на улице Раскулии, он - прижавшись к стене, Акана - нависая. Она выше, она, наверное, сильнее. Красивая грудь (вот и все достоинства, и, право, не так уж их и много) полускрыта газом накидки.
- Зар сделал мне предложение, - говорила она.
Нойт слушал.
- Он - замечательный человек.
- Он далеко пойдет, - сухо говорил Нойт.
- Он любит меня.
- Он богат, - подтверждал Нойт.
Размахнувшись, Акана ударила его. Нойт даже не почувствовал. В городе запахло чем-то сладким, как жасмин и неотвратимым. Надгробием. Кладбищем. Могильной ямой. Смертью, соответственно. Нойт так и застыл, стараясь не дышать, не спугнуть, а потом заговорил, чтобы не слышать. Сам и не понимал, какую чушь он несет. Только бы не слышать шепота пришедших.
День второй. Прикосновение. Нойт видел, как люди беспричинно вздрагивали, словно кто-то трогал их. Трогал холодными и влажными руками. Как и его. Проснувшись посреди ночи, он закутался в одеяло и сел на подоконник. Один. Против целого города призраков. И патока, сладкая сахарная глазурь потекла по стенам, коростой скрывая дома. Нойт моргнул. Ничего. Улица. Фонтан, струи взметаются к небу, обрываются и рассыпаются о розовый мраморный бортик брызгами. И маленькая фигурка, белая, как молоко, которая пьет воду из этого фонтана. Нойт подался вперед. Фигурка обернулась, как будто увидела его. Вспыхнули васильковые глаза.
Он вернулся в постель, закрыл глаза, но сон больше не приходил. Чьи-то липкие пальцы мазали по лицу, и спасения от них не было даже под шерстяным одеялом.
День третий. Встреча. Они не постеснялись заявиться к нему в дом. Господин Нойт, сейчас нам нужно собрать все возможные силы. Приносим свои извинения. Идемте с нами. Он промолчал, потому что идти за людьми, несколько дней назад втоптавшими его в грязь глупо. И говорить тоже глупо. А не идти - глупее всего.
Самые чуткие побежали из города уже в этот день. Встретив на площади Зара, Нойт сухо спросил:
- Ты еще здесь?
Зар помолчал, теребя золотой медальон на тонкой, как волос, цепочке.
- Извини, малыш. Я не хотел выступать так резко.
Нойт дернул левым плечом - презрительно, нервно, устало.
- Забыли, - буркнул он.
Уезжать не стал, хотя можно было сбежать. Еще можно было сбежать, чувствовал он. И скоро будет уже нельзя. Просто выбрался, как обычно на выходных, к морю. Сел, зарыл босые ноги в песок и прикрыл глаза. Небо на западе наливалось сочным вишневым цветом, с отливом в какую-то блекловатую, тошнотворную сукровицу. Плохой закат. А потом на берег вышли тени, семеро высоких, бесформенных, но изнуряющее человекоподобных теней. И пошли вокруг Нойта хороводом.
День четвертый. Мор. Да, уехать больше было нельзя: у каждого из пятнадцати ворот стояли стражи, разворачивая желающих покинуть город и запрещая въезд. В Аль-Эр Кахим пришел мор, хватающий людей за руки и оставляющий кровоточащие язвы. Болезнь схватила всех за горло разом, с первой секунды стало ясно - некоторые не пострадали. Ярость толпа обреченных вымещала на счастливчиках, случайных прохожих, друг на друге. А Нойт сидел перед зеркалом, со страхом и надеждой ожидая появления язв. Все кричало, что если он не умрет сейчас, потом сделать это будет очень сложно.
День пя...
5. Ноктюрн
Сквозь тебя, сквозь меня
гонит волны свои пустота...
Ф. Г. Лорка
Они цеплялись за руки прохожих, рассекая кожу и плоть почти до кости. Они грызли кости. Люди падали замертво. Мор косил одного за другим. Море оставалось безмятежно лиловым, а горизонт - золотистым. Хлоэ, поджав ноги, села на камень. На плоский камень, похожий на стол. Здесь было море. Море высохло, соль осталась. Обычное дело. Хлоэ опустила руку в песок, наслаждаясь его мягкостью, выудила раковину. Море было прекрасно, и не хотелось смотреть на погибающий город. Но это было невозможно - обезумевшие и измученные, люди рвались к воде, словно она могла спасти их. Может быть, они ждали легендарных белых кораблей под алыми парусами, которые увезли бы их на небо? Впрочем, Хлоэ ничего не знала о местных легендах.
Тени появились на закате, когда небо над морем окрасилось кровью. Все семеро сошлись на песке, и Хлоэ впервые услышала их имена: Корокколен, Каварад, Камарагга, Каллож, Кашаг, Капультигина и Ки. Семь теней со странными именами, все больше походящие на людей, но безглазые и немые. И все же, они переговаривались на каком-то своем языке, жестами, перетеканием из плоскости в плоскость, следами на песке.
"Кто позвал вас?" - хотела спросить Хлоэ, но промолчала. И тени истаяли, возвращаясь в город туманом, дождем и смрадом.
В полночь - Хлоэ стала очень остро чувствовать время - на песок вышли другие, тоже семеро, и Хлоэ услышала их имена - глупую перекличку по списку. Зар, Акана, Тина, Вис, Вайолет, Пета и, последним, Нойт. Семь молодых, но уже смертельно уставших человек. Трое первых были в белых мантиях и с орденами, значения которых Хлое не понимала, Вис - в алом, Вайолет - в лиловом а Пета - в черном. Только наряд Нойта оставался все так же привычен: темные практичные брюки, вид которых не поменялся и за тысячу лет, белая рубашка и - неожиданность - небрежно наброшенная на плечи куртка, шитая из разноцветных ромбов. Он был ленив, он был сонлив и устал.
- И что? - спросил он, первым нарушив молчание.
Зар начал что-то говорить, но внимание Хлоэ вновь отвлеклось на еще одну - восьмую - фигуру. Черный силуэт на фоне безмятежного моря и затянутого облаками моря. Фигура, несомненно человеческая, покачивалась, словно под сильнейшими порывами ветра. Поднявшись с камня, Хлоэ пошла по берегу ей на встречу, не чувствуя ни страха, ни чего-либо иного. Силуэт дернулся. Хлоэ показалось, что она знает этого человека, но - только на мгновение. Разглядеть лицо она не успела, человек метнулся в ночную тень и пропал. Ушли и семеро заговорщиков. Вернее, пятеро. Нойт теперь лежал на песке, сунув куртку под голову, а Акана, присев рядом, гладила его по лицу. Хлоэ сглотнула образовавшийся в горле комок. Когда рука Аканы двинулась ниже, Нойт поднялся и, легко скинув ботинки, босиком двинулся к кромке прибоя, туда, где стояла Хлоэ. Их глаза встретились. Хлоэ хотела что-то сказать, но ее опередили.
- Почему? - капризно спросила Акана.
- Я уже говорил: или он, или я, - спокойно сказал Нойт, по щиколотку заходя в воду.
- Щенок! - развернувшись, Акана метнулась к городу.
Хлоэ опустилась на песок, не решаясь заговорить.
6. Реквием
У меня была милая.
У меня была мертвая рыбка под пеплом кадильниц.
У меня было целое море... Боже мой! У меня было море!
Ф. Г. Лорка
День пятый. Сговор. Они сошлись на берегу моря в полночь. Зар, Акана, Тина - магистры университета, элита, звезды. Вис - капитан аль-эр-кахирской гвардии. Вайолет - представительница одной из старейших династий города. Пета - начинающая некромантка, уже неудачница, но еще не совсем стерва. И он - изгнанный из университета за запрещенные эксперименты, брошенный любимой женщиной, слишком юный, чтобы умирать. Нойт особенно остро ощутил, что ему всего семнадцать; он моложе даже Петы, выглядевшей, как девочка-подросток.
Зар дернул свой медальон - семейную реликвию, хранящую, говорят, кое-какую магическую силу Рода. Пета накрутила локон темных волос на бледный палец. Вис и Вайолет были спокойны, Акана встревожена, Тина - зла.
- И что? - первым разорвал затянувшееся молчание Нойт.
- Мы провели расчеты, - Зар указал на Акану и Тину. - Ламкэ* перепроверили их буквально полчаса назад. Это демоны.
- При чем тут гении*? - раздраженно спросил Нойт.
- Я о другом! - Зар обжег его злым взглядом. - Кто-то призвал на нас все возможные казни!
- Зачем? Кто? Что делать? - рассудительно сформулировала Вайолет.
Все молчали. Нойт снял куртку, кинул ее на песок и лег, давая понять, что лучше будет смотреть на море, чем участвовать в споре немых. Молчание затянулось еще дольше, чем в начале. Потом они разошлись: сначала Вис, потом Тина и Пета. Следом - Вайолет и последним Зар. Акана присела рядом с Нойтом и нежно коснулась его лица. Пальцы были горячие, словно под кожей у нее полыхал пожар. Нойт и сам чувствовал нечто подобное. Кровь превращалась в пламя буквально на глазах. Может быть, это тоже следствие болезни? Рука двинулась ниже, скользя под небрежно распахнутую на груди рубашку. Нойт поднялся, скинул ботинки и поспешил нагнать уходящую в море волну.
- Почему? - надула губы Акана.
- Я уже говорил: или он, или я, - спокойно сказал Нойт (вода лижет щиколотки, как верный пес...)
- Щенок! - Акана развернулась и почти побежала к городу.
Вода нежно ласкает кожу.
Он ощутил чье-то еще присутствие, но человек исчез прежде, чем Нойт успел обернуться.
День шестой. Смерть. Он лично перепроверил все. А потом увидел их. Явились сами. Шли по разоренному городу, легко переступая через трупы. Они уже обрели плоть. И стены уже начали покрываться патокой и коростой. Людей осталось так мало, неисчислимо мало. Центр мира почти опустел.
Нойт встретился с Аканой. Просто затем, чтобы в последний раз на нее посмотреть. Ну и... Возвращаясь домой, он вдруг понял, что больше не хочет ее видеть. Совсем. Ему опостылели серебристые глаза, светлые волосы и даже - и особенно - ее красивая грудь. Дома он сел на край кровати, прикрыл глаза и попытался думать. Получалось плохо. Рука нащупала кинжал. Этим странным черным оружием была убита сама Мимолетная Королева - ничто иное не смогло повредить ее алмазной кожи. Он был волшебным, насколько волшебной может быть вещь, созданная с единственной целью - убивать. Возможно, им получилось бы резать бриллианты - Нойт не пробовал. Дело было в другом. Вещь была достаточно волшебной.
Если человек это главным образом - душа, то нельзя ли его соединить с вещью? Тогда мы будем жить вечно, меняя свои тела по собственному желанию.
Нойт посмотрел на клинок, черный, матовый и смертоносный.
Тогда мы будем...
Память рыбкой ныряет в прошлое, выискивая среди кошмаров нужные мгновения-пузыри. Память - мертвая рыбка под пеплом кадильниц.
Я не помню, что мы сделали! - с ужасом понял он. - Я не помню, что произошло в тот, седьмой, день.
7. Мелкая соль
На волю ветра, сирый мой ребенок!
Найдем, любовь, найдем, пока не поздно,
хоть тени наших лиц непогребенных!
Ф. Г. Лорка
Руки были влажными от крови. Хлоэ опустила глаза вниз и сквозь туман полудремы поняла, что сидит, зажимая рану у горла Нойта. Она подняла руки к лицу, разглядывая их. Красные. Лизнула. Кровь была сладкой на вкус, как перезревший фрукт, но пахла солью. Хлоэ уронила руки на землю, обсыпав все вокруг мелкой алмазистой крошкой, а потом начала с остервенением тереть. Кровь уже свернулась, скаталась в шарики и осыпалась на землю. Руки оказались такие бледные, что Хлоэ и не узнала их, а еще они тряслись от усталости, или от страха, или от отчаянья. Сон - путешествие в прошлое - бред - или что это там было, оставил после себя пустоту. Хлоэ вновь уронила руки - на грудь Нойта, на рану.
Он закричал. Алмазная, соляная пыль впилась в тело, разъедая его. Хлоэ взвилась в воздух и метнулась к фонтану.
- Я сейчас! Боже!
Пришлось отрывать кусок от рубашки самого Нойта - это была самая чистая ткань, которая имелась в наличии. Смочив ее, Хлоэ упала на колени в соль и принялась обтирать кровь с плеча, груди и шеи раненого. Рана была странной, очень странной. Она была смертельной, клинок раздробил кости, но Нойт дышал, стонал от боли и пытался сбросить с себя руку Хлоэ. Потом кости встряхнулись, собрались вместе и плотно спаялись. Хлоэ не поверила бы, если бы не видела собственными глазами. Она села на пятки и вытерла губы, смазывая остатки нойтовой крови.
- Ты жив, - сказала она.
- Опять, - проворчал Нойт, пытаясь сесть.
Острый удар боли заставил его упасть на спину. Мелкая взвесь соли взметнулась в воздух, окутывая его облаком. Сжав зубы, Нойт процедил несколько незнакомых Хлоэ слов, скорее всего - ругательств.
- Нужно перевязать рану, - сказала Хлоэ, поднимаясь.
Соорудить бинты было не из чего, хотя - у нее была нижняя рубашка. Мысль о том, чтобы раздеться, привела Хлоэ в замешательство. Нойт повторил ругательство и вновь попытался сесть.
- Тише!
Справившись с завязками на блузке, Хлоэ осторожно отложила ее, стараясь не засыпать солью. Потом стянула через голову рубаху и поспешно отвернулась. Логичнее было бы поступить в несколько иной последовательности, но такая мысль пришла в голову Хлоэ слишком поздно. Быстро накинув блузу (проклятая соль все-таки попала в рукава и теперь царапала предплечья), она вытащила из кармана складной нож и разрезала ветхую ткань рубахи на полосы. Нойт открыл глаза.
- Не смей! Не прикасайся ко мне!
- Тебе больно?
- Не прикасайся ко мне! - ледяным тоном приказал Нойт, пытаясь отодвинуться.
Хлоэ спокойно отвела его руки и быстро перевязала плечо. Кровь вытерла об штаны и устало рухнула на землю.
- Я думала, что она тебя убила. И она сказала мне бежать. А еще, я видела... - она опустила глаза вниз, соль мелко искрилась в непонятно откуда берущемся свете. Только сейчас Хлоэ поняла, что кругом глубокая ночь, и ничего не может быть видно. Как тогда - на берегу.
- Корокколен, Каварад, Камарагга, Каллож, Кашаг, Капультигина и Ки, - прошептала она, не поднимая головы.
- Что? - несмотря на боль, Нойт поднялся на ноги и вздернул здоровой рукой Хлоэ. - Что ты сказала?
Хлоэ уставилась в бесцветные неживые глаза, которые постепенно теплели и серели. Открыла рот, чтобы повторить, и поняла, что не станет это делать. Ей было страшно произнести вновь семь имен семи теней на ночном пляже у стен Аль-Эр Кахима. Она протянула руку, чтобы стиснуть в кулаке широкий нойтов рукав, и уронила голову ему на правое плечо.
- Тебе нельзя прикасаться ко мне, девочка, - сказал Нойт, но не стал даже шевелиться. - Для твоего же блага.
- Да? - Хлоэ разжала пальцы, слегка повернула голову и поцеловала его.
Не удержавшись на ногах, они упали на колючую соль. Нойт зашипел от боли и отстранился, пытаясь натянуть на раненое плечо рубашку. Хлоэ огляделась в поисках куртки или плаща. Ничего не было. А где-то там, давно на пляже Аль-Эр Кахима осталась лежать на песке шитая из разноцветных лоскутков мягкая куртка. Зато на мостовой обнаружилось сморщенное вялое яблоко, видимо, выкатившееся из ее кармана. Разрезав его, Хлоэ протянула Нойту половинку. Отбросив с лица длинные посеребренные солью пряди, он надкусил плод и медленно прожевал, кривясь. На самом деле яблоко было очень даже сладким и не вызвало оскомины, только скуку.
- Нам нужно найти укрытие. Потом я провожу тебя до ворот из города, - Нойт поднялся, делая знак Хлоэ следовать за ним.
- Я не со!.. - начала она, но Нойт был уже далеко.
Заходить в дома не хотелось. Совсем. Потому что там, в темноте, в патоке и коросте древнего проклятья застыли жильцы. Какие-то семь сотен лет назад город был завален зловонными трупами, и даже крысы его покинули.
- Я не пойду туда, - сухо сказала Хлоэ и тут же пояснила, - там трупы.
Нойт посмотрел на нее сначала с недоумением, потом со страхом.
- Трупы?
- Мертвецы, жители Аль-Эр Кахима, не успевшие его покинуть.
- Что еще ты знаешь? - Нойт прислонился к глянцевой ледяной стене и попытался разыскать в карманах сигареты, но безуспешно. На лбу мелкими бисеринками выступил пот.
"Он же мертв!" - подумала Хлоэ, стискивая кулаки и впиваясь ногтями в ладони. - "Он должен быть мертв! Но он дышит, и он стоит передо мной, и я видела его на улицах того города!"
- Что еще ты знаешь? - повторил Нойт, а может быть, это все звучал тот его вопрос?
- Я... - это ведь глупо звучало! "Я видела город Аль-Эр Кахим за шесть дней до его гибели. А что случилось дальше?"
- Дальше? - Нойт свел брови. Между ними пролегла складка. На лице отразилась боль.
Впервые Хлоэ подумала, что он должен быть еще очень молод. Должен был быть. Но эта юность терялась за его уверенными манерами и насмешкой. Теперь не было ни уверенности, ни насмешки, только мальчишка, потерявшийся в огромном мертвом городе.
- Она обманула меня, - сказал Нойт, закрывая глаза. - И я ничего не помню.
"Если человек это главным образом - душа, то нельзя ли его соединить с вещью? Тогда мы будем жить вечно, меняя свои тела по собственному желанию", - прошептал он.
- И что это значит?
- Пошли в дом, - сухо сказал Нойт.
Рука его крепко сжала запястье Хлоэ. Ступени, множество ступеней, заиндевевшие стены. И пустая комната, присыпанная то ли пеплом, то ли солью. Скомканное одеяло на полу - клетчатое, с махрами по краям. Хлоэ попыталась стряхнуть этот пепел-пыль-соль, а Нойт поднял одеяло. Оно было все таким же мягким и пахло духами Аканы. Скомкав, Нойт закинул его в дальний угол и подошел к окну. Улица, фонтан, темнота ночи. И маленькая фигурка с молочно-белыми волосами и васильковыми глазами. Теперь она стояла рядом с ним, легко касаясь кончиками пальцев его запястья. И больше всего хотелось обнять ее. Обнять - значит погубить. А одеяло пахло Аканой. Наверное, Езэркаиль не знал, что такое время.
- Как ты оказалась там? - спросил он, кивая на улицу.
- Не знаю, - прекрасно поняв вопрос, пожала плечами Хлоэ и сунула руки в карманы.
И одеяло пахнет прошлым. Лилиями, которые так любила Акана, и которые он просто ненавидел. Надо было сжечь это проклятое одеяло в тот день. Камин ведь горел! Или - нет? Он ничего не помнил. Память рыбкой ушла на дно, под угли, запеклась и накрылась пеплом. Странная ассоциация.
- Я ничего не помню, - беспомощно повторил Нойт, посмотрев на Хлоэ. - Я был дураком, понадеялся на Черную и принес ее в Езэркаиль. И сам не умер, и тебя погубил. Прости.
- Зачем тебе умирать? - удивилась Хлоэ, опускаясь на край кровати.
- Я устал. Альерская чума уже успела стать легендой, а я все хожу и хожу, в поисках этого проклятого города! Я пережил сотни, тысячи провожатых. Я пришел сюда с тобой, и вот - все позабыл! Все!
Значит этот лед, и эта соль - та дрянь, из которой лепят легенды? - подумала Хлоэ. Она забралась в постель с ногами, жаль, что одеяло лежало так далеко в углу. Да и пахло от него резко и назойливо - какими-то давно уже не существующими цветами.
- Семеро выживших оказались обречены на вечную жизнь, - Нойт сполз на пол и прижался затылком к стене. - В нашей крови яд вечности. Именно так Лил пробралась в колодец, полный воды - она разрезала мне руки и выпила мою кровь.
Кровь? Хлоэ машинально коснулась угла рта. Кровь.
Яд вечности - образ, всплывший из чьих-то древних, позабытых стихов.
- Последнее, что я помню - это клинок. Что же я собирался сделать? - Нойт поднял руку, взъерошивая волосы. - Проклятье!
- Тебе нужно отдохнуть, - вскочив, Хлоэ потянула его за рукав. - Может быть, тогда ты вспомнишь?
Нойт вздохнул, но послушался, рядом свернулась калачиком и сама Хлоэ, ежась от холода. На плечи ей опустилось резко пахнущее цветами одеяло.
- Может, и вспомню, - шепнул Нойт.
8. Осокорь*
Повернись к стене и промолви: "я сплю, я сплю".
Одеяло серого цвета, и сам ты стар.
Может, за ночь под веком я столько снов накоплю,
что наутро море крикнет мне: "наверстал!"
И. Бродский
- Приходящие в дожде и тумане,
Покидающие границу
Света и звука...
Странно. Тревожно, странно и очень тихо. Тяжелый том лежит на коленях, от него пахнет кожей, металлом и пылью. Страницы плотные, темные, с едва различимыми от времени буквами. Сколько лет этой книге? Неизвестно. Как она оказалась в лавчонке? Неизвестно.
Перо дрогнуло, оставляя на листе белой - по сравнению со страницами древней книги ослепительно белой - бумаги причудливый росчерк. У него всегда был такой почерк - щегольской. За это и не любят: за щегольство, за снобизм, за девичье длинную косу, за извечную уравновешенность. А никто не понимает, что так - надо.
Еще строка.
- Да, звали?
Нойт успел это позабыть - потолок в комнате был с разводами желтоватого и лилового; в дождь крыша довольно часто протекала. Хотя, какие тут дожди? Последние сотни лет тут только ветер и безвременье. Пятна, тем не менее, остались, хотя их и залакировало сахаром-солью. Вон то, в дальнем углу, похоже на бабочку-муссовку. А рядом - пальма, увешенная орехами и обезьянами.
Сон не идет, и ровным счетом ничего не вспоминается. Ровным счетом ничего. Видимо, ему не дано, как Хлоэ, ходить в прошлое и слушать. Хотелось послать ее, но это было бы подло.
Нойт скосил глаза на девушку. Серебристые волосы, как обычно, в жутком беспорядке рассыпаны по темным подушкам и, кажется, светятся в темноте. Она не спит, но затаилась, словно чего-то ждет. Протянув руку, Нойт натянул на ее плечи одеяло, и подоткнул его, как отец - любимой дочери.
- Обрекающие на гибель,
Разрывающие на части,
Полубоги...
Над ним смеялись все в университете. Еще бы, стишки пописывает! Им - всем им, и узколобым академикам, и тупым, бесталанным студентам, и дуре-Акане с красивой грудью, даже будущему Великому Магистру городу, всемогущему Зару - им невдомек было, что эти стишки обладают куда большей силой, чем все их заклинания, сферы, амулеты и размахивания посохом. Только книга, невесть как попавшая в заштатный магазинчик на самых городских задворках, была с ним согласна.
Он был зол, очень зол.
Росчерк. Идеально ровные строки на идеально белой бумаге.
- Мы здесь. Хватит.
Сон упорно не шел. Нойт в раздражении швырнул подушку себе на лицо и с силой ударил по ней кулаком. Рядом раздался тихий смех Хлоэ. "Пошла к черту!" - едва не посоветовал Нойт.
Так, надо начать с начала. Логично. Что он вообще может сказать о себе?
Нойт заговорил вслух, прислушиваясь к собственным словам. Вероятно, на лигойском, потому что сначала Хлоэ недоуменно хмыкнула, а потом в васильковых глазах появилось понимание.
- Меня зовут Таншин Нойт. Я родился на западе, в Агринии, которой не существует вот уже лет пятьсот - ее разрушили набеги кочевников. В Аль-Эр Кахим я приехал, чтобы учиться в Университете, и был лучшим из всех. Но меня выгнали, потому что я замахнулся на нечто запретное. У меня было двое... друзей - Зар и Акана. И...
Он осекся и вновь уставился на потолок.
- Как звали твоих родителей? - спросила Хлоэ.
- Не помню, - просто ответил Нойт.
- Почему тебя выгнали?
- Не помню, - Нойт моргнул и сел, хватаясь за внезапно занывшее плечо. - Видишь, я ничего не помню!
- Откуда ты знал, кто приведет тебя к Езэркаилю?
Он посмотрел на Хлоэ - лохматый котенок, свернувшийся калачиком под пледом. Она смешно морщила нос и щурилась на вспышки непонятного света за окном.
- Было известно, что путь в город знает только синеглазая сирота, - ответил Нойт, отворачиваясь и от окна, и от Хлоэ.
- Расплывчатое описание, - хмыкнула она.
- Безымянные, лишенные света,
(неназванные забытые...)
Убитые.
Заклинаю огнем и ветром,
Углями с пепелища моего дома,
Звуком грома!
Хотелось пообещать, что все заплатят за унижение. Что он докажет свою правоту. Что... что еще? Ровные строки на бумаге. Книга. И писал ее кто-то, имевший не менее аккуратный, изящный почерк. Вот такой завиток над буквой "в" даже ему не удавался.
- Мы пришли, мы здесь!
Нойт встал. Медленно подошел к окну, нашарил листок, придавленный шторой. Не стал его читать. Вместо этого прикурил сигарету - предпоследнюю - и уныло уставился за окно. На одинокий фонтан и россыпь огней вдалеке.
- Мы пришли, мы здесь!
Открывайте дверь.
На границе рассвета и яви -
Пламя.
И шорох. И - запах жасмина, перебивающий запах любимых Аканой лилий. Ощущение невероятной силы. Он закрыл глаза, наслаждаясь этим едва знакомым чувством. Кто-то дает ему настоящее сокровище...
- Уходящие с ударом полудня...
Хлоэ застонала во сне. Езэркаиль - далеко не самое лучшее место для отдыха. Слишком много призраков и воспоминаний. Нойт оторвал взгляд от заоконного сумрака, расчерченного вспышками света и посмотрел на девушку. Серебряные волосы рассыпались по темной подушке, походя на разлитое молоко. Нойт хмыкнул.
"Истечет срок, и в город придет звезда с серебром в волосах и льдом в глазах. И истечет срок, и придут в город семеро, поклониться звезде. И поднимется город мертвых и охватит весь мир и сделает своим. И будет звезда иметь власть над миром, и семеро будут служить ей и получать силу от служения."
Нойт закрыл книгу, старательно клея на лицо презрительную усмешку. Легенды. Легенды и мифы. Боги и бессмертные герои. Чушь! Ни один настоящий колдун - а он колдун из самых истинных - не верит в пророчества. Он их создает.
Вновь пахнуло жасмином. Почему-то - геранью. И - солью. Или кровью?
Они пришли.
Он вспоминал, укладывая кусочки мозаики один к одному, мрачнел, курил. Многое виделось в горячечной полудреме этой ночи. Но события последнего, седьмого дня, так и оставались скрытыми в памяти. Нойт посмотрел на Хлоэ, беспокойно спящую в темноте. Волосы, казалось, светились. Ее место в головоломке так и не было определено, и это беспокоило не меньше седьмого дня.
Нужно действовать по порядку, - решил Нойт и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
9. Медленный вальс
Этот вальс, этот вальс,
полный смерти, мольбы и вина,
где шелками играет волна.
Ф. Г. Лорка
Нойт опять пропал. Хлоэ испытала скорее злость и досаду, чем страх. Этот человек был невыносим - тут уж ничего не поделаешь. Он умел исчезать. Скорее всего, это вообще было единственное, что он умел.
Хлоэ покинула дом, понятия не имея, что собирается делать. Город за ночь неуловимо изменился, став еще неуютнее, и девушка почти силой удержала себя от того, чтобы спрятаться в стенах. Солнца - того странного, золотящего освещения, не было, над Езэркаилем нависли тучи, зацепившись за шпили. Последние Хлоэ старательно сосчитала - сорок семь. Чем они были в Аль-Эр Кахиме? Неизвестно. Дальше изучать город не хотелось, и Хлоэ пошла, не обращая внимание на направление. Она твердо знала: захочется найти Нойта - найдет.
Сегодня город был особенно пустынным и мрачным. Соляно-сахарные коконы на стенах не блестели, а как бельма слепо щурились на улицы. Теперь Хлоэ не боялась случайно разглядеть в дверных проемах застывших людей. Город действительно вымер, и даже призраков здесь не осталось. Впрочем, еще можно было наткнуться на Корокколен, а, возможно, и на всех семерых.
Тень Хлоэ заметила у одного из фонтанов на большой площади. Тень эта - черный силуэт на фоне белесых стен - была смутно знакома, но невозможно было сообразить откуда. Издалека наблюдая, как черная фигура наклоняется к воде, Хлоэ морщила лоб. Наконец вспомнила: силуэт на фоне моря на пляже Аль-Эр Кахима. Вот такой же - колышущийся, тонкий, хрупкий. Осторожно подкравшись между колоннами (соляными столпами, не дай то бог?), Хлоэ сумела разглядеть человека. Высокая, сухая старуха - когда капюшон упал, стало видно, что волосы у нее совершенно седые - одета во все черное, только у горла узкая полоска белого воротника. Вскинув голову, старуха увидела Хлоэ и странно улыбнулась.
- Здравствуй, Звездочка.
Голос оказался низкий, глубокий и совершенно не старушечий. Очень сильный голос, который мог бы принадлежать певице, или ведьме.
Старуха опустилась на бортик фонтана, пряча лицо от брызг, и внимательно оглядела Хлоэ. Глаза были светло-серые, холодные и цепкие, подмечавшие, кажется, любую деталь. От их взгляда Хлоэ вздрагивала, как от ножевых ударов.
- Я и не чаяла когда-нибудь увидеть тебя, Звездочка! Вот так встреча! Как тебя зовут?
Хлоэ промолчала.
- Не хочешь говорить? - усмехнулась старуха. - Ну-ну... Ладно, тогда сначала я представлюсь. Меня зовут Вильан.
Она выжидающе посмотрела на девушку. Ответного представления не последовало. Хлоэ предпочла молчать. Вильан улыбнулась шире, но едва ли теплее.
- Можешь не говорить, Звездочка, это как раз значения не имеет. Я многое про тебя могу узнать только по биению твоего сердца.
Кажется, ведьма и впрямь прислушалась. Хлоэ обмерла. Чего нужно было этой черной незнакомке в мертвом городе?
Выражение лица Вильан изменилось - теперь она досадовала на что-то.
- Во-от как? Ты намереваешься скрываться от меня? Любопытненько... подойди сюда, девочка!
Последнее было явным приказом, и ноги Хлоэ сами потянули ее к старухе. Нет! - рявкнула девушка мысленно. - Нет! Развернувшись, она побежала по узким извилистым улицам, надеясь найти Нойта. Она знала, что Вильан бежит следом, тяжело припадая на левую ногу, как будто видела это затылком. И ведьма могла бы нагнать Хлоэ. Петляя как заяц, девушка все больше и больше запутывалась. Она не могла даже сообразить, где находиться. И наконец ноги вынесли ее на площадь двенадцати фонтанов.
Вильан так и сидела на бортике одного из них, посасывая короткую трубку. Она улыбнулась Хлоэ и похлопала по мозаичному парапету рядом с собой.
- Отдышись уж, Звездочка. Не бойся ты так! Я не собираюсь причинить тебе вред. Я, скорее всего, не смогу это сделать, - Вильан внимательно изучила лицо Хлоэ. - Не понимаешь?
Она была не так уж стара и вовсе не седа. У нее просто были серебряные, как и у Хлоэ, волосы, и глаза были почти что синие. Они вообще были смутно похожи. Но от Вильан все равно пахло опасностью, как жгучим перцем. Опустив руку в фонтан, женщина рассеяно болтала пальцами, и холодные колючие брызги касались кожи Хлоэ. Это было неприятно. Хлоэ отодвинулась подальше, но брызги, казалось, могли долететь и до края площади. Жаться к стенам домов было бы еще неприятнее, и Хлоэ взяла себя в руки.
- Меня зовут Хлоэ. Чего вы хотите от меня?
Вильан улыбнулась - сладко, пугающе, как кошка.
- Ничего. Скорее уж я нужна тебе. Всякий знает: в мертвый город придет Звезда и...
Она осеклась, внимательно оглядываясь. Хлоэ уже знала, почему Вильан замолкла. Она в последнее время очень остро чувствовала все: время, людей, мелочи. Корокколен, Каварад, Камарагга, Каллож, Кашаг, Капультигина и Ки вот-вот должны были выйти на площадь. Хлоэ огляделась, ища пути к отступлению, потом побежала, полагаясь только на чувство направления. Нет, не найти Нойта, просто - сбежать. Ноги, верные ноги вынесли ее к воротам. Портал украшен гирляндами засахаренных фруктов, сверху прямо в сердце Хлоэ целится глянцевый ангел, острие стрелы блестит под невидимым лучом солнца. Приложив ладони к дереву створки, скрытому за солью-сахаром, Хлоэ отдышалась; хотела толкнуть, но замерла, так и не начав движения. Семеро еще не пришли в город. Тут были только трое, и их можно было уже услышать, ощутить, может быть, даже увидеть. Корокколен - черная из клинка; Смерть? Нет... Хлоэ зажмурилась, перекатывая на кончике языка семь имен, вспоминая безглазые лица с зашитыми ртами. Она слишком многое знала и помнила, и это пугало, очень пугало. Она даже Вильан вспомнила - здесь, у этих холодных ворот под строгим взглядом стеклянного ангела. Они уже встречались раньше, где - не сказать.
Я не уйду из города, - поняла Хлоэ. - Мне нет отсюда дороги. Кто-то, - она поправилась, - Вильан знает, зачем я здесь. Возвращаться на площадь к двенадцати фонтанам, серебряноволосой ведьме и Семерым не хотелось, но у Хлоэ совсем не было выбора.
Потом, уже отвернувшись от ворот, она услышала музыку: тихий голос кольчеты* выводил мелодию на три четверти; казалось, она была однообразна, но иногда смычок соскальзывал как-то по-особому, привнося в вальс странные нотки. Хлоэ потерла лоб, дернула себя за серебряные патлы, нашарила в кармане заколку. Она уже и не могла сказать, куда ей идти: к двенадцати фонтанам, на поиски Нойта, за этой тихой мелодией? Вздохнув, Хлоэ зажмурилась, заткнула уши, крутанулась трижды на каблуках и пошла наугад, ничего не видя и не слыша.
10. Реквием. Недоумение
Life without the sunlight.
Love without your heartbeat.
I...
I can't live within you.
David Bowie*
Разница между пустынностью и пустотой была весьма любопытна, и теперь Нойт наконец ее понял. Улица Раскулии была пуста. Вакуум, кажется так это зовется у ученых. Нойт прижался к стене и прикрыл глаза. Да, именно так он стоял, разговаривая с Аканой, глядя в едва прикрытый газом низкий вырез ее платья, потому что смотреть на лицо не было сил. Все началось с того разговора: запах жасмина и легкая поступь Семи. Открыв глаза, Нойт ничуть не удивился. Акана нависала над ним, ничуть не изменившаяся. Ей по-прежнему был двадцать один год, и она была все так же хороша. Пальчики оближешь! И грудь!.. Нойт вздохнул и перевел взгляд на лицо женщины. Акана улыбнулась, едва раздвигая тонкие, бескровные губы. Что-то выпило всю жизнь и краски из ее лица, и Нойт готов был спорить: он знает, что. Взгляд скользнул вниз, но на этот раз не стал задерживаться на груди. Да, пояс на месте, кроваво-красной змеей стянул талию.
- Ну и ты не сдохни, ночная тень, - мрачно отозвался Нойт, удерживаясь от ребячливого желания показать змеюке язык.
- Ночная тень? Какая прелесть! - губы Аканы дрогнули. - Значит, ты смог найти дорогу в Езэркаиль.
- У меня был проводник, - кивнул Нойт, отворачивая лицо.
- А я убила тысячу своими руками, - почти похвасталась Акана, но как-то блекло. и губы были тонки и бескровны, и золото волос потускнело.
- Я слышал, что есть два пути, - сухо кивнул Нойт.
- О! - Акана мечтательно прижмурилась и стала странно похожа на худую, голодную крысу, сидящую перед мышеловкой. - Путей тысячи!
Их только два, - не ответил ей Нойт. - Мой, и все остальные.
- Скоро все соберутся, - сказала Акана. - Такие как ты, и такие как я.
Ее тень дрогнула. Как же звали того (или ту? то?) что скрывалось в поясе-змее за личиной тяжелой медной пряжки? Корокколен, Каварад, Камарагга, Каллож, Кашаг, Капультигина и Ки.
- Зар уже здесь, - сказала Акана. - Ходит по городу. Он убил тысячу двух. Обогнал меня, подлюка!
(- Он - замечательный человек.
- Он далеко пойдет, - сухо говорил Нойт.
- Он любит меня.
- Он богат, - подтверждал Нойт.)
- Ты просто гений, Нойт, знаешь об этом? - говорит Акана, и впервые в ее бесстрастном голосе мелькает нотка хоть какого-то чувства. Зависти, на данный момент.
Знаю, - не отвечает Нойт. - Я - ценное приобретение. Я вещь. Я - абака, которая никогда не даст ошибиться. Жалко, что я все это вспомнил.
- Знаю, - ответил Нойт. - Мне уже говорили.
Точно! Говорили! Пепел, скрывающий тот седьмой день дрогнул и начал осыпаться. Он что-то предложил, его назвали гением. Кажется, это сказали Зар, охочий до подвигов Вис и, почему-то, честолюбица Пета. Последняя, скорее всего, с такой же как и у Аканы завистью.
Пахнет жасмином: приторно-сладкий, томный запах, струящийся по улицам и ласкающий лицо. От этого запаха становиться больно, и Акана стоит так близко... от нее как всегда пахнет лилиями. Он ненавидит запах лилий, потому что это - любимые духи Аканы. И ее ненавидит. А еще - жасмин и этот город. Потом приходит тревожный запах соли и старости, и Нойт приходит в себя. Акана почти на голову его выше, так что упругая грудь упирается в плечо. Запах лилий туманит голову, но теперь уже не способен бороться с соляным привкусом крови на губах. Когда рука Аканы с аккуратными, длинными, а главное - острыми ногтями приподняла его подбородок, надрезая гладкую почти девичью кожу, Нойт вывернулся. Бледная костистая рука, разом потерявшая все свое очарование, уперлась в стену. Акана ощерилась. Нойт, стараясь не поворачиваться к ней спиной, поспешил свернуть с Раскулии в один из узких, темных проулков.
- Пойдем со мной! - крикнула ему вдогон Акана. - Пойдем! Я все эти годы вспоминала тебя!
А я - нет! - не ответил Нойт, прибавляя шагу.
11. Реквием. Прикосновение
(Медленный вальс)
Приближается сумрак
в лавровом венке.
Ф. Г. Лорка
Корокколен сидела на водостоке, походившая на черную горгулью, или на ростр корабля. Русалка, да и только, кем бы они не были, эти русалки. Чернь смотрела сверху на серебро, серебро - снизу - на чернь.
- Ты еще здесь, девочка? - Корокколен нежно, сладко улыбнулась, и из проулков пахнуло могилой. Тени в дверных проемах дернули руками и ногами, как марионетки в неумелых руках кукловода.
- Здесь, - кивнула Хлоэ. - Ты играла?
Корокколен вздрогнула.
- Нет. А что играли?
Хлоэ напела. Она больше не боялась ни Черной, ни Вильан, ни города. А вот Черная чего-то испугалась, хотя и пыталась не подать виду.
- Расскажи еще о себе. Вы пришли в этот город, а кто вас позвал?
Корокколен помрачнела.
- Один из нас, - неохотно ответила она. - Один из нас.
- Тень? - Хлоэ вздернула бровь.
- Мы не тени, - возразила Корокколен. - Мы... Семеро.
Едва ли это объясняло хоть что-то. Семеро, приходящих в дожде и тумане. Корокколен спрыгнула, и они с Хлоэ несколько секунд смотрели друг другу в глаза.
- Ты смелая стала, - сказала Черная. Скрестила руки на груди. - Напой мне еще раз песенку.
Хлоэ мурлыкнула напев на три четверти.
- Время соли - всего понемногу:
Время оно и время боли,
Время горечи и покоя,
Наступающего за гробом,- шепнула Корокколен.
- Заступает на вахту полночь
И из соли метет сугробы, - закончила Хлоэ.
- Откуда ты знаешь? - спросила Корокколен, и в голосе ее прозвучало мягкое любопытство.
Хлоэ пожала плечами. Спросила в свою очередь:
- А что это?
Теперь уже Черная пожимала плечами, спокойно улыбаясь. Пахло сладко - разрытой могилой и фруктами, тронутыми гниением, - и снова звучала тихая, нежная музыка. Теперь уже ее слышала и Корокколен; слышала и слушала, склонив красивую голову к левому плечу так, что длинные черные волосы стелились по мостовой, и мелкие искры соли путались в них.
- Это вальс, - сказала она наконец. - Такой танец. Красивый. Но, кажется, в Аль-Эр Кахиме его не танцевали, считали неприличным. Его очень любят Звезды, я слышала.
Здравствуй, Звездочка...
- Что за Звезды? - спросила Хлоэ, лениво, словно это совсем ее не волновало.
Корокколен покачала головой.
- Уходи из города, пока можешь. Дойди до ворот, толкни створки и иди по соляной равнине, пока не наткнешься на какое-нибудь людное место. Трое из нас уже здесь, еще четверо на подходе.
Она вновь вспрыгнула на водосток, потом перебралась на крышу, подбирая длинную юбку.
- Почему ты не стала убивать его? - спросила Хлоэ, глядя снизу вверх и щурясь из-за мелких соляных искр, взметнувшихся под подолом черной юбки.
- Убить я могу только живое, - Корокколен едва заметно кивнула и скрылась за коньком крыши. До Хлоэ донеслось уже совсем глухо, словно нехотя: - Неживое живым делать - это к кому-нибудь посильнее.
Оставшись в одиночестве, Хлоэ прислушалась. музыки слышно не было, исчезли запахи. На Езэркаиль медленно опускались сумерки; день прошел в бесмысленной беготне.
- Чертовщина какая-то! - разозлилась Хлоэ. - Пойду-ка я к площадям.
Доверившись ногам, она пошла вперед, напевая странную мелодию на три такта. Время горечи и покоя, наступающего за гробом... Не дай то бог!
12. Реквием. Встреча и другая встреча
Звезды
ни с кем не помолвлены.
Ф. Г. Лорка
Нойт сделал набрал полные горсти и сделал глоток, вода оказалась солоноватой, но не как морская, а, скорее, как кровь. и привкус железа был весьма явственный. Сплюнув, Нойт пробормотал несколько ругательств. хотелось есть; хотя время и не имело здесь совсем никакого значения и, казалось, голода и жажды не должно существовать. мертвый город давил, будил смутные желания и исключительно неприятные воспоминания. вот например: площадь, фонтан, Зар с золотым шариком-медальоном на тонкой цепочке. Интересно, как зовут ту (того?) кто сидит в золотишке?
- Ты здесь? - спросил Зар.
Ха! Действительно, знакомо. Почти...
И еще.
- Прости, малыш.
Зар был куда менее сентиментален, чем Акана, и не стал церемониться. Нойт едва успел отскочить, когда черная тень рванула на него, стремясь вдавить в полированную соль стены. Женщина, действительно, женщина с кровавыми волосами и очень белой кожей, и, тем не менее, совершенно черная. тень.
- Пей, Кальпутигина! - то ли приказал, то ли взмолился Зар.
- Она свободна, - согласилась Кальпутигина.
Вот как, значит... Нойт огляделся. бежать было некуда. позади стена, впереди чернильная тень с чудовищным, похожим на размокший леденец именем и бывший друг. Вокруг - город-покойник. Прикрыв глаза, Нойт ушел от второго выпада тени. третий удар пришелся по уже раненой шее, но боли не было. то ли рана зажила совсем, то ли Нойт попросту умер. А потом разом с четырех сторон рявкнули:
- Нет!
Узкая голубая улица, бросающая отсветы на серебристые волосы Хлоэ. Или это ее волосы серебрят соляные стены?
Кривой проулок, густая тень и красивая грудь Аканы. И тень за ее спиной. Как тебя зовут, тень?
Фонтан. На краю, положив ногу на ногу, сидит тень из давнего прошлого. И снова пахнет пылью книжного магазинчика на задворках великого города.
Крыша. И Черная, гаргульей цепляющаяся за ненужный тут водосток.
- Так, - сказал Нойт, закрывая глаза.
Черная спрыгнула на мостовую совсем без звука - было только колыхание воздуха. Старуха поднялась - был шелест брызг по ее плащу. Акана, громко ударяя каблуками, вышла на плозадь. Хлоэ судорожно вздохнула.
- Я вижу, все собрались? - спросила тень из далекого прошлого.
- Нет, - покачала головой Корокколен. - Мы ждем четверых.
Нойт прислонился спиной к стене и раскрыл наконец глаза. они стояли над ним, как тогда... когда? воспоминание ушло, едва задев - как пером по щеке. Хлоэ присела рядом и положила руку на плечо. Нойту на секунду показалось: если сейчас Кальпутигина, или Корокколен, или тень за спиной Аканы вновь метнуться к нему, девочка будет отбиваться зубами и ногтями.
- Пошли, - сказала Хлоэ. - А вы стойте тут.
Нойт с удивлением понял, что девчонку послушались. Она спокойно пошла в голубоватый переулок, и где-то на краю городу, у одних из ворот, зазвучала нежная мелодия на три такта - вальс.
Девочка с глазами из самого синего льда...
А. Васильев
Четыре тени собрались на перекрестке. Каварад, Камарагга, Каллож и Ки. Четыре человека обступили Хлоэ. Вайолет, Вис, Тина и Пета. Некромантка поклонилась первой.
- Здравствуй, Звезда.
Хлоэ замерла. вновь зазвучала музыка и запахло солью - иной, кровяной солью. Четверо и четверо строго смотрели на нее. Четырнадцать странных странников собралось здесь. и еще - Вильан, невесть каким ветром занесенная в город. Где же проводники этих?
- Мы убили тысячу, чтобы иметь возможность поклониться тебе, - сказала Пета, взявшая на себя роль глашатая. Даже не сказала - провозгласила, похвалилась.
Хлоэ похолодела. Четверо и четверо улыбнулись. заискивающе.
Звезда. ну да, конечно. Звезда.
- Все, как он сказал: истечет Срок, и в Город придет Звезда с Серебром в волосах и Льдом в глазах, - провозгласила Пета нараспев. Остальные немы? А Пета просто кромешная дура! - И истечет Срок, и придут в Город Семеро, поклониться Звезде. И поднимется Город Мертвых и охватит весь Мир и сделает Своим.
Заглавные буквы явственно ощущались в ее словах. как будто она их выписывала. Хлоэ слушала дуру-Пету, глядя на небо. Звезд не было. Были две с серебром в волосах, а со льдом в глазах не было никого. У нее, Хлоэ, глаза васильковые. она настаивает.
- И будет Звезда иметь Власть над Миром, и Семеро будут Служить Ей и получать Силу от Служения.
Хлоэ молчала. вновь запахло кровью. Четверо и четверо влюбленно смотрели на нее. Хотелось бы знать, что за сила, и что за служение. Если такой город - пустой, мертвый, дырка - если такой город будет править миром, что же это будет?
- Пустите меня! - закричала Хлоэ.
Четверо разом расступились. Четверо остались стоять, еще недостаточно облеченные плотью. Хлоэ пробежала сквозь них, не ощутив ничего - только легкий укол отвращения.
Это не про меня! - шепнула Хлоэ. И побежала дальше, дальше, туда где Нойт. Только он сможет ей все объяснить. Он ведь все знает!
13. Реквием. Мор, или сговор
Я дал тебе счастье, я дал тебе нитки,
Сделай хоть малость - найди себе иголку!
Тикки А. Шельен
- Истечет срок, и в город придет звезда с серебром в волосах и льдом в глазах. И истечет срок, и придут в город семеро, поклониться звезде. И поднимется город мертвых и охватит весь мир и сделает своим, - Хлоэ сама поразилась тому, как точно запомнила эти слова. - И будет звезда иметь власть над миром, и семеро будут служить ей и получать силу от служения.
Нойт невозмутимо расчесывал волосы, совсем ее не слушая. Нет, слушал, конечно, размышлял. Лицо побледнело, или это голубые отсветы со стен?
- Откуда ты... Где ты это услышала? - тихо, запинаясь спросил Нойт.
Хлоэ зашла к нему за спину, отняла гребень, разделила длинные густые волосы на три пряди (тихая мелодия на три такта) и принялась заплетать косу. Очень тщательно, очень ровно, очень медленно.
- Это сказала Пета, злоупотребляя Заглавными Буквами и кривляясь.
Уголки нойтовых губ дрогнули. Вновь воспоминание мазнуло по щеке и пропало.
- Проклятье! Не помню!
Хлоэ расправила ленту на косе Нойта и легко коснулась кончиками пальцев его уха. Ей иногда казалось, что она - не совсем она, а кто-то другой. Ну и бред!
- Обернись, - попросила она, - и скажи, что это не про меня. Потому что семеро - вернее, четырнадцать - думают, что это я - Звезда. И Вильан говорит то же самое.
Нойт обернулся. Глаза у Хлоэ были синие и холодные, и где-то в глубине плескалось отчаянье. "Скажи, что это не про меня!" Что я тогда натворил? - спросил Нойт. - Или это уже не я?
- Скажи, что это не я! - попросила Хлоэ. - Потому что я слишком много знаю, и скоро будет уже поздно вообще что-либо говорить.
Она оглядела голубоватые стены безразличным взглядом.
- Город умирает. Совсем. И эта проклятая музыка - то тут, то там. Вальс...
- Это не ты, - сказал Нойт. - Мне как можно скорее нужно все вспомнить. Пошли.
- Куда? - Хлоэ с некоторым недоумением посмотрела на его протянутую руку. Совсем недавно Нойт избегал касаться ее.
- К морю.
Хлоэ, недоумевая, пошла за ним. К морю. К бесконечным просторам серебристой соли. На песке, перемешанном с крупкой, валялась куртка, шитая из разноцветных шелковых ромбов. Нойт нагнулся, чтобы поднять ее, и тихо рассмеялся. Тихо и нервно.
Езэркаиль не имеет понятия о том, что такое время, - подумала Хлоэ. - Сколько времени прошло там, за его стенами? Час, неделя, тысяча лет? Может, ей некуда возвращаться.
Нойт опустился на песок, на расстеленную куртку, смотря куда-то на горизонт. Небо было такого же цвета, как и бесконечная соляная равнина, и горизонт казался белесым шрамом.
- Мама моя!
Я забыл! Я совсем ничего не помню!
Только волны,
И волны, волны, волны, волны... - Нойт едва улыбнулся. - Не помню... Я что-то придумал. Что-то жуткое. Как всегда.
Хлоэ присела рядом. Проследила за его взглядом. Ветер неспешно пересыпал крупинки соли. Мела поземка. Забавно.
- Корокколен связана с кинжалом? - предположила Хлоэ, кончиками пальцев коснувшись нойтовой ладони. В качестве поддержки.
Он моргнул. Вздрогнул. Быстро, по-птичьи повернул к ней голову.
- Т-точно! Хлоэ!
Он едва не поцеловал ее, но, к сожалению, сдержался. Хлоэ ощутила странную смесь торжества и разочарования.
Ощущение невероятной силы. Он закрыл глаза, наслаждаясь этим едва знакомым чувством. Кто-то дает ему настоящее сокровище...
- Нам нужно... Я пойду в город, Хлоэ. А тебе лучше уходить. Доберись до судоверфи и...
- Опять?! - Хлоэ стиснула кулаки. - Ты никогда не считался с моим мнением! Ты! Ты купил меня и до сих пор полагаешь, что вправе распоряжаться?! Ты!
Нойт ошарашено моргнул. Хлоэ стояла, растрепанная, как всегда, васильковые глаза часто моргали, стараясь скрыть злые слезы. Да что с ней? Развернувшись на мысках, Хлоэ решительно пошла через высохшее море, даже не попрощавшись.
- Удачи, - сказал Нойт. - Прости.
Злость испарилась так же внезапно, как и пришла. Хлоэ упала на колени, царапая ладони крупной солью, не обратила ровным счетом никакого внимания на жжение. Царапина, наверное. Прикрыла глаза. Ведь правда. Можно уйти. Джойслин, скорее всего, ждет ее - он обещал. Хотя, Джойслин не из тех людей, кто держит свое слово. Можно дойти до самой столицы, обосноваться там. Можно...
Город за спиной шевелился. Он умирал и оживал одновременно. Хлоэ вдруг представился мир, охваченный этим городом. Мир, залитый сахаром и лаком. И мертвецы-марионетки в дверных проемах. Ощутив позыв тошноты, Хлоэ судорожно прижала руки ко рту. Соль. Резкий вкус соли, или крови.
- Это не я... - жалобно шепнула она. - Не я! Слышите!!
Крик проглотила пустыня, и вновь стало тихо. С трудом поднявшись, Хлоэ пошла обратно, к городу. В
Вновь - вальс.
Они поджидали его на перекрестке. Шестеро и шестеро, и стоящая особняком Черная - острие кинжала, вбитого в белую стену. Она была мрачна, как впрочем и всегда. Нойт внимательно изучил тени, колышущиеся за спинами его друзей. Бывших друзей. Тогда, в тот седьмой день, когда его план удался, его назвали гением. Нойту льстило быть всеобщим любимцем. Печально, с тех пор он сильно повзрослел. Шестеро убийц стояли перед ним, колыхались шестеро теней, пахло жасмином, Корокколен, необычайно материальная, привалилась к стене.
- Ты решил присоединиться к нам? - спросила Акана. Ее голос пытался соблазнить, скорее по привычке, но уже не оказывал необходимого действия. Противный голос, визгливый.
- Пророчество сбывается, - Пета предпочла давить на иные его слабостилоэ, недоумевая, пошла за ним. .а на его протянутую руку. . - Что ты знаешь про эту девочку?
Нойт смотрел на них, переводя взгляд с человека на тень, с человека на тень. Шестеро, шестеро и одна. Тринадцать. Хорошее число.
- Пророчество? - переспросил он как можно беспечнее. - Истечет срок, и так далее?
Пета раздраженно дернула щекой. Тень за ее спиной пошла рябью. Как тебя зовут, тень?
Шестеро судорожно цеплялись за такие ценные для них вещи. Зар теребил медальон, Акана оглаживала пряжку пояса, та же Пета растерянно вертела на запястье свой простоватый стеклянный браслет.
Мысли уходили куда-то в сторону. Например, он размышлял, что никогда не дочитывал книги до конца, зато привычно первым делом заглядывал на последнюю страницу. У него неизменно складывались превратные представления о их содержании. На последней странице того древнего фолианта было - "неживое сделать живым". Что ж, ему это удалось.
- Безымянные, лишенные света,
(неназванные забытые...)
Убитые.
Заклинаю огнем и ветром,
Углями с пепелища моего дома,
Звуком грома! - мурлыкнул он.
Корокколен смотрела осуждающе. Она вообще была в стороне. Странно.
- И что же вы намерены делать? - спросил Нойт, вытряхивая последнюю сигарету.
14. Реквием. Смерть
Сколько на твоих часах?
Я хотел бы допеть.
Сколько на твоих часах?
Без семнадцати смерть.
К. Комаров
У Вильан был хороший голос - для пения. Богатые интонации, иногда - неожиданные ноты. Контральто - кажется, так это называется. Глубокий и низкий голос.
- Раскрой мне свои объятья,
женщина в белом платье.
(Едины в трауре дети,
когда купаются в свете).
Хлоэ испытывала к ней неприязнь, совершенно непонятную, чуждую, но очень острую. Вот Вильан подняла голову, увидела, улыбнулась, но петь не перестала.
- Целуй меня слаще в губы,
женщина с белой кожей.
(Для траура все едины,
для склепа мы все похожи).
Хлоэ сунула руки в карманы и к собственному удивлению обнаружила кусочек розового кварца. Когда он был подобран, и где? В пустыне около оазиса Шимаа? У корабелов? Может быть, еще в Сорне? Хлоэ не удивилась бы, если бы этот камень был найден ей еще в далеком детстве, когда следом за своим хозяином она шла от дома к дому, прося милостыню. Кварц был теплый. Прозрачный. Розовый. Матовый. Полная противоположность стылой патоке городских стен.
Хлоэ стояла, сжимая камень в кармане, Езэркаиль заходился в агонии, Вильан пела низким, красивым голосом.
- Будь со мной до рассвета,
девка с пустыми глазами.
(Смерть нас помирит, мой ангел,
и на руках укачает).
Улыбка Вильан была сладкой, как приманка в мухоловке. А взгляд - как у паука.
- Звездочка! Ты все-таки пришла. А мы тебя ждали.
- Мы? - камень впился в ладонь. Кажется, кровь потекла. Странно, а казался таким гладким и округлым.
- Мы, - Вильан зажмурилась от непонятного удовольствия, и допела:
- Раскрой мне свои объятья,
счастье с кинжалом в сердце,
дай, я в крови искупаюсь,
в меду, истоме и перце.
Плохая песня. Очень плохая песня. Та мелодия - на три такта - была лучше.
Город воркотнул, стены, кажется, начали сдвигаться.
- Ему не нравиться та мелодия, - строго предупредила Вильан. - Езэркаиль вообще не любит музыки. И стихов.
Ты же пела, - не сказала Хлоэ. Это стоит запомнить.
- Хорошо, что ты, наконец, с нами, Звездочка, - Вильан похлопала по бортику бассейна рядом с собой. Брызги фонтана блестели в ее серебристых волосах. - Значит и этот самодовольный мальчишка, и шестерка его идиотов приятелей были не зря. Ты с нами, королева.
Город стиснул Хлоэ. Стало трудно дышать.
- Королева чего? - спросила она. А потом пахнуло жасмином и солью, и вопрос стал нелеп.
Лакированный спрут, он приветлив и смазан,
И сегодняшний бал он устроил для вас.
А. Башлачев
Все склонялись перед ней, роняя куски плоти на землю. Вздымались тучи соли. Мертвецы-марионетки в дверных проемах. Мужчины и женщины, лишенные лиц. Безглазые, страшные покойники.
Нравится, Звездочка?
Нравиться быть королевой мертвецов?
А еще - он стоял перед ней. Бред! Какой-то бред!
Он был глянцевый, лакированный, прекрасный. Он протягивал ей сильную, гибкую руку, и под кожей не угадывалось костей. Морское чудовище, о котором травят байки сухопутные корабелы. Как они говорили? Спрыт? Спрут - поправил тогда Нойт и улыбнулся.
Хлоэ отступила назад.
Он все протягивал руку, но теперь на безглазом лице читалось раздражение. Ладони Хлоэ разом сделались влажными, кажется, от страха. Или от непонятного возбуждения. Где-то там, за гранью наваждения, Вильан раздраженно рявкнула: Бери! Дура! Я проделала такую работу! Стены города сжали ее, выдавливая сок. Хлоэ давно уже мутило: от города, от мертвецов, от запаха соли и жасмина, от спрута-города-покойника.
Рука-щупальце обвилась вокруг ее талии, притягивая к глянцевому трупу. Почему-то в самый неподходящий момент Хлоэ посетили весьма игривые мысли. Щупальца. Ну да... Против своей воли, против всякой логики она хихикнула. Спрут раскрыл пасть, готовый проглотить ее. Нет... заговорил. Хлоэ не поняла ни слова.
- Вот видишь, не я вам нужна. Я не понимаю, что ты говоришь.
- Не страшно, - уверенно сказала Хлоэ. Бравада, это правильно. Это... - Я не боюсь. Что может быть ужаснее того сумасшедшего педанта? Святые угодники! Да он каждое утро расчесывал свои волосы! Он косы по сто раз переплетал!
- Он все за меня решал! Баста! Никто больше этого не будет делать! - Хлоэ хихикнула.
Как ненормальная. Хотя, о какой норме может быть речь? Ее держит в тисках мертвый город, больше всего похожий на какое-то древнее чудище. А еще он разговаривает. Хуже того - она разговаривает с ним!
И тогда Хлоэ затараторила:
- Застываю,
Женою Лота,
Оглянувшейся на свой город;
Лозняком на краю болота;
Лезвием у горла;
Кромкой берега;
Безумной Лоттой.
Езэркаиль действительно не любил стихов.
Из легких от тисков разом выдавило весь воздух. Но и задыхаясь, Хлоэ продолжила.
- Прохожу в городские ворота,
Порожняком,
Не платя охранникам пошлин.
Засыпаю
Пустыни пеплом.
Собираю морские камни,
Чтобы завтрашним утром ранним
В чем-то светлом
Себя побить камнями.
Он отшвырнул хохочущее, брызжущее слюной тело. Его, покойников, марионеток, нити, Вильан где-то далеко, у фонтана, трясло. Колотило, как в лихорадке.
- Неспеша прохожу в ворота,
Не платя городу пошлин.
Визг. Хлоэ открыла глаза. Визжит Вильан, которая недавно пела таким глубоким контральто. Мерзко, истошно верещит.
- Ты убьешь его!
Сомневаюсь, - подумала Хлоэ. Ответила.
- С удовольствием.
Шестеро и шестеро ждали. Один и одна мрачно наблюдали за ними. У Нойта кончились сигареты, чтобы занять себя хоть чем-то, он принялся чертить на песке завитки.
Пью молодое вино ночи,
Бьющее в голову, и еще немного в печень.
Здравствуй, смерть, заходи, садись, покурим,
Бери стакан, не тушуйся. Я достану, пожалуй, свечи.
Завиток "и", короткий росчерк, мало похожий на точку. Его удивляло, что Корокколен стоит рядом с ним, а не слушает что-то неведомое вместе с остальными. Черная опустилась на песок, расплескав подол по искристой соли. Как в лужу дегтя опустилась.
- Я не могла бы исполнить свое обещание. В любом случае, - она посмотрела на свои руки. - Я не могу тебя убить.
Ты ко мне? Ах, опять не ко мне?
Это, знаешь, уже досада.
Сколько лет меня дразнишь и ходишь мимо.
- Вы все давно уже умерли. Посмотри! Тела! Только тела! Что осталось от твоей Аканы кроме...
- Красивой груди? - закончил он. - А разве раньше там было что-то еще? Скажи, чего ты боишься?
- Мы все угодили в одну ловушку, - пробормотала Корокколен.
Нойт вернулся к строкам на песке. Так...
Скажи, ну кому это надо?
Ну кому, ну, скажи, кому понравиться?
Вечная жизнь ничуть не лучше обычной,
Едва - на порядок дольше.
15. Приходящие в дожде и тумане
Потому что они не заснут,
если не сделают зла...
Притчи, гл 4, 16
Со стороны все это казалось очень странным: шестеро молодых людей с отрешенными лицами сидели кругом на земле, а за спинами из колыхались все менее зыбкие тени. Веки людей дрожали, по бледной щеке Вайолет скатилась слеза. Нойт обошел их по кругу, избегая подходить слишком близко. Шестеро его давних - бывших - приятелей, кажется, не дышали даже.
- Что они делают? - спросил Нойт.
Корокколен, как единственная, бодрствующая здесь, ответила:
- Зовут. Ты позвал нас, а они теперь зовут его.
- Ясно, - кивнул Нойт, сильно кривя душой. Ничего не было ясно.
Прошелестела юбка. Корокколен застыла за его спиной, совсем как шесть теней, но куда более плотная, реальная, живая.
- Зачем спрашивать, Таншин Нойт? Просто - вспомни. Вспомни все до конца.
Хлоэ бежала, мелкая соль осыпалась у нее под ногами. Улицы становились уже буквально на глазах, а крыши срастались, перетекая друг в дружку. Это было премерзкое зрелище, заставляющее бороться с тошнотой и паникой. Город-спрут-покойник вознамерился проглотить ее, сделать своей. Стеклянный кокон с затухающей звездой внутри - то еще сокровище. Хлоэ знала, куда бежать. К морю.
- Хочется выйти к морю.
И что б у меня на ногах были туфли из розовой кожи.
На туфли убью я с десяток невинных прохожих -
на модные лодочки, туфли из розовой кожи!
Голос ее на бегу срывался, но - какая разница? Главное, Езэркаиль терпеть не мог стихов.
Вспомни. Легко сказать - вспомни. Нойт зажмурился. Пахнуло жасмином, тленом, кровью, солью и лилиями. Последним - особенно отчетливо, из выреза платья Аканы. Нойт всегда ненавидел этот запах, а еще - агрессивный красный цвет и...
Город шевельнулся. Площадь стала значительно меньше. Распахнув глаза, Нойт ощутил, как его охватывает паника. Шестеро сидели, молча, и шестеро теней молчали над ними. Корокколен исчезла, скорее всего - ушла крышами. Они - эти крыши - потянулись друг к другу и начали срастаться. Больше всего поразило беззвучие, отсутствие так уместного сейчас чавканья.
Зачем спрашивать? Надо просто вспомнить.
Нойт уцепился за карниз, подтянулся и взобрался на водосток. Подобные вещи были для него совершенно просты, пожелал бы, и по гладкой отвесной стене забрался. Почему в последние годы он избегал делать то, что отличает от нормальных людей? Из-за Хлоэ? Вот ведь чушь!
Устроившись на водостоке, Нойт приказал себе вспоминать. Все. Раскручивать в обратную сторону эту дикую, неправдоподобную историю - назад, к славному городу Аль-Эр Кахиму, его прекрасным улицам и веселым жителям. Где вы? Где вы все? Нойт вытянул руки, пытаясь поймать воспоминание. Запах, цвет, Акана...
Пойдешь ко мне на перстень?
Г. Л. Олди, М. и С. Дяченко, А. Валентинов
Пахнуло жасмином, тленом, кровью, солью и лилиями. Последним - особенно отчетливо, из выреза платья Аканы. Нойт всегда ненавидел этот запах, а еще - агрессивный красный цвет и этот ее пояс. Она теребила пряжку, когда говорила.
- Любопытная теория. Сработает?
- Безусловно, - сказал Нойт.
Они стояли кругом, каждый прижимал к себе что-то ценное, важное, особенное. Нойт рассеяно поглаживал кинжал, Акана - терзала пряжку своего пояса, Зар вертел в пальцах медальон. И прочее, и прочее, и прочее.
- Начнем? - предложил Зар, который и тут намеревался вырваться на первый план.
Нойт разозлился, очень разозлился. Победу привычно вырывали у него из рук. Потеснив старого приятеля, он положил на стол древний фолиант и свои записки.
- Все здесь. Эти силы можно усмирить, нужно только... - Нойт развел руками. - Достаточно соединить душу с вещью, и она уже не будет представлять опасности. Эти существа станут рабами вещей, а мы - мы будем повелевать.
Рабы рабов вещей слегка раскачивались из стороны в сторону. Город сжимал их, готовился совсем раздавить. Поднявшись на ноги, Нойт легко побежал по крышам. Надо вывести всех из города. Вывести, пока не придумано что-то.
- К морю! - крикнула Корокколен. - Я приведу их!
Нойт в который раз не успел спросить, какой Черной резон: та уже скрылась в сгустившейся тьме проулка.
Зачем спрашивать, если нужно вспоминать?
На этот раз Нойт обошелся без доморощенных стишков: заклинание было составлено соответствующим образом, на прекрасном, древнем, но ныне уже совершенно мертвом языке. Мерцали вещи-жертвы, колыхались тени и слова звучали зловеще. Аль-Эр Кахим трясло, как при землетрясении. Нет, скорее - как при жестокой лихорадке. Город напоминал теперь выкинутое на берег морское чудовище, гигантского спрута.
Прозвучало последнее слово, семеро теней с беззвучными криками втянулись в груду бесполезного хлама. Город дрогнул, по стенам потекла патока.
Что я на...
Соль стекала. Обнажались скелеты домов. Езэркаиль таял, Аль-Эр Кахим гнил, на их месте возникало что-то третье, жуткое, голодное. Хлоэ давно уже выбралась на крышу и бежала, оскальзываясь на черепице. Голос становился все звонче и звонче.
Хочется выйти к морю.
И чтобы на плечи накинуть пиджак из сосновых иголок.
И мне все равно, что никто за такой не возьмется -
сама его сделаю, руки от крови отмою.
Ворота становились все ближе, тихо звучала мелодия на три такта. Лихорадочное веселье, дикое и совершенно неуместное, будоражило кровь Хлоэ. Она бежала. Вперед. По крышам.
Что я наделал? - спросил Нойт. - В какую ловушку я угодил?
Никто не отвечал. Город таял, гнил, рассыпался, срастался, превращаясь в комок трясущегося камня. Площадь двенадцати фонтанов пока что уцелела, хотя количество фонтанов и сократилось в полтора раза.
- Я не смогла их вывести, - сказала Корокколен почти виновато. - Теперь ты должен сделать хоть что-то?
- Да? - усомнился Нойт. - Я уже сделал. Многое. Сначала я позвал вас, злой, разобиженный на весь свет ребенок. Потом я запер вас, изуродовал своих друзей и уничтожил свой город. Что еще я должен сделать? Устроить конец света? А может быть ты, о многомудрая, ответишь мне, что я вообще такое сотворил? Потому что я ничерта не понимаю! Совсем!
Корокколен хихикнула, как-то против воли. Приблизилась и ласково коснулась щеки Нойта.
- Зачем спрашивать? Просто - делай. Потому что если ты этого не сделаешь, то - вечная смерть будет похуже вечной жизни. И не только для тебя, а для всех. И ваши имена будут произноситься с дрожью. Зар, Акана, Тина, Вис, Вайолет, Пета и Нойт. Приходящие в... И Хлоэ.
- Умрет? - глухо спросил Нойт.
- Это ты просто умрешь, - пожала левым плечом Корокколен. - А она останется здесь. Внутри.
- Хлоэ, - сказал Нойт. Запоздало добавил, - Что делать?
Как хочется к морю!
И чтобы по улицам узким!
И чтобы по городу южному с запахом сосен!
И чтобы прохожие мне улыбались призывно!
А я б только шла в новых туфельках к южному морю...
Хлоэ отдышалась. Осталось - всего ничего. Осталось только спрыгнуть на песок и уйти, по бесконечному голому морю. А Езэркаиль-покойник пусть остается за спиной. Она замерла, вслушиваясь. Всхлипнула кольчета, оборвался вальс. Город потек пахучим гноем, и пахло при этом жасмином, и солью и тем проклятым одеялом.
- Нойт!
Хлоэ резко повернулась и побежала обратно.
Он так и не понял, что случилось. И никогда не поймет. Вот - он был мелкой частичкой целого, огромного и невероятно могущественного. Миг, и он опять песчинка. Таншин Нойт, никому не нужный подросток. Трясло. Кинжал-Корокколен оказался вдруг горячим, как только что из горнила, раскалился даже добела. Плечом Нойт ощущал грудь Аканы, но это уже нисколько не возбуждало, даже рождало какое-то раздражение.
- Пошли, - сказал командирским тоном Зар. - Мы должны уходить.
Марионеткой с натянутыми до предела нитями замер в дверном проеме лавочник.
- Ты с нами? - спросила практичная Пета.
Нежно дохнула в ухо лилией Акана, и грудь надавила сильнее.
И он...
16. Еще шумит листвою дуб...*
Не много ли на себя берешь, дядя?
Г. Л. Олди
- Вы со мной? - улыбаясь спросил Нойт, спрыгивая на обнаженную мостовую.
Для него это пустяк был - с крыши на землю сигануть. Боль даже не пошла дальше лодыжек. Он стоял, слегка покачиваясь, а шестеро и шестеро смотрели на него, наконец открыв глаза. И шестеро друзей были бледны, а шестеро теней - слишком плотны и реальны. И Корокколен опасно замерла за спиной.
- Я придумал еще более интересную штуку! - пропел Нойт. - Такую веселую штуку. Вы со мной?
Было страшно, на самом деле. Потому что - вдохновение. И ужасно не хватает листка бумаги, или хотя бы песка под ногами. Но под ногами тает соль и обнажается брусчатка площади. Двенадцать пар глаза следят за его безумными глазами, и это тоже - жутко.
- Вы со мной? - в третий раз спрашивает Нойт.
За спиной дышит Корокколен. Шестеро и шестеро тоже вздыхают а потом - очень медленно - кивают.
- Ты уже мертв, - подбадривает Черная. - Это совсем не страшно.
- К чему спрашивать, можно просто вспомнить? - язвительно спросил Нойт и протянул руку.
Страшно закричала Вильан.
Страшно закричала. И город тряхнуло, как судорогой свело. Крыша выскользнула из-под ног Хлоэ. Скатившись на землю, Хлоэ только локоть ушибла, и больше ничего. И вкус сладкой нойтовой крови на губах. Ухмыльнувшись по недоброму, Хлоэ вскочила на ноги и побежала по узким, извивающимся улицам. Стены домов пытались ударить ее побольнее.
- Оставь их мне! - шепнул город.
- Оставь его! - крикнула Вильан.
- Я ступаю в запретный край,
Город соли, наплаканной прошлым,
Как не пошло.
Застываю
Женою Лота,
Когда тихо вступаю в город.
Я пришла за своим, город!
Погасил фонари кто-то,
Горизонт погорел полынью
С одного моего слова.
Голос в конце дал петуха, но это было уже не важно: перед Хлоэ раскинулась площадь.
Он стоял, гибкий и обольстительный, и протягивал черную руку. Корокколен за спиной шумно дышала. Не бери! Не смей! - дышала она.
- Не много ли на себя берешь, мальчик? - спросил он.
- Все что пожелаешь! - шептал он. - Все получишь!
- Пойдешь со мной, малыш.
Натянутые до предела нити оборвались, и марионетки-покойники посыпались на землю. Больно кольнуло в сердце.
- Всех не удержишь, а я - я удержу, - ласково сказал он. - В себе удержу, спрячу, укачаю. Всех. И тебя.
Как в могиле? - не спросил Нойт.
Рука тянулась к нему, похожая на щупальце спрута.
- Я пришла за своим, город!
Погасил фонари кто-то,
Горизонт погорел полынью
С одного моего слова.
Звонкий, болезненно громкий голос Хлоэ резанул по ушам, и Нойт пришел в себя. Он отступил на шаг, едва не налетев на Корокколен. Он ровным счетом ничего не ответил. Он повернулся к шестерым своим бывшим друзьям, к шести теням, встал вполоборота к Корокколен и тихо спросил:
- Вы - со мной?
- Да, - выдохнули шестеро и шестеро.
- Пока, да, - улыбнулась Корокколен.
Что-то оборвалось. Что-то оборвалось и завершилось без ее участия. Рухнули последние остатки чудовищных чудес, и город обернулся древними, выветренными руинами Аль-Эр Кахима, которым уже лет семьсот, и которые опасны только ветхими стенами и рушащимися ступеньками. Но неприятное чувство осталось. Потому что первым, что она увидела, было тело Нойта, кулем лежащее у развалин фонтана. Его гладкие волосы, растрепавшись, усыпали песок. Лицо и рука казались сахарно-бледными и совершенно неживыми. Хлоэ упала на колени, касаясь бледной кожи.
- Он жив, - сказала Корокколен, присаживаясь рядом. Отчего-то ее голое, белое тело совершенно не смущало. - Я седая...
Она с печальным видом повертела в руках прядь длинных волос.
- Он, впрочем, тоже. Отчасти. Отпусти меня, Звездочка, а?
Хлоэ осторожно отвела пепельную прядь от лица Нойта, не прислушиваясь особенно к окружающему миру.
- А? - переспросила она.
- Отпусти меня, - почти жалобно попросила Корокколен. - Я не причиню вам вреда.
Она не обратила внимание на исчезновение Черной, слишком занятая. Нужно было подложить под голову Нойта свернутую куртку, как-то прикрыть его от солнца, осторожно отогнать наглого скорпиона. Неожиданно она сообразила, что не спросила: что теперь? Не задала ни один их тысячи вопросов.
- Ну и пусть! - отмахнулась Хлоэ.
Нойт все еще был без сознания. Нет, скорее - заснул. Солнце, огромное, круглое, больше всего похожее на апельсин, клонилось к закату. Хлоэ наклонилась, нежно коснулась губами губ Нойта и шепнула:
- Проснись, пожалуйста. Нам пора.
Хорошо, что он не ответил: да, Звездочка.
Было холодно. Пахло раскаленным песком: за день нагретым почти до превращения в стекло, но теперь умирающим. Нойт открыл глаза и уставился в огромное, усыпанное звездами небо. Звезды были какие-то другие, не как их запомнил Нойт. А может, опять прошли сотни лет? Он бы не удивился. Буря в голове медленно улеглась.
И что теперь? - мрачно подумал Нойт. - Совсем плохо теперь.
Он осторожно сел и уткнулся взглядом в прямую спину, усыпанную искрами серебристых волос.
- Не спеша прохожу в ворота.
Я люблю тебя...
Как нескоро
мы найдем другой тайный город... - тихо сказал Хлоэ, не оборачиваясь. - Куда теперь пойдем?
От нее почему-то всегда пахло горько - мятой, полынью, и молоком. В волосах еще оставались резкие нотки соли, но они почти истаяли. Пошатываясь, Нойт добрался до плоского камня, на котором сидела девушка, упал на песок и бессильно уронил голову на колени Хлоэ. Теплая рука нежно коснулась его виска.
- А куда ты хочешь, девочка? - тихо спросил Нойт.
- На юг! - радостно шепнула Хлоэ. - Теперь на юг! К морю!
Обязательно, - подумал Нойт. - Только посплю...
- Поднимайся, лентяй! - фыркнула Хлоэ, вздергивая его на ноги с неожиданной силой. Или это он так ослабел? - И не вздумай умирать! Я на тебя тут столько страха истратила!
- Конечно, девочка, - кивнул Нойт, накидывая на плечи свою старую, разноцветную куртку. - А знаешь...
Искать город, в котором умереть,
Не зазорно,
И не страшно, -
И не важно,
Что таких городов не одна сотня,
Ведь какой-то из них лучший!
Хлоэ радостно улыбнулась. И они пошли.
Окончено: 28. 06. 2006
Примечания:
* Ламкэ - букв. "прекрасная госпожа", вежливое обращение к женщине
* Даймон (греч.), гений (римск.) - божество-покровитель человека
* Осокорь - черный тополь, высаживался по берегам рек для укрепления русла
* Кольчета - струнный смычковый инструмент, по звуку - тоньше альта, но ниже скрипки