Картер Ник
Четвертый Рейх

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
   Ник Картер
  
   Четвертый Рейх
  
  
  
  Хоук потушил сигару и вывел на экран новый снимок.
  
  — Это доктор Карл Нордхейм, директор отдела медицинских исследований в Институте перспективных исследований в Гейдельберге. Он занимается исследованиями рака. Он исчез примерно в то время, когда предназначенная ему письмо-бомба взорвалась в руках его помощника.
  
  Я спросил:
  
  — Но зачем кому-то пытаться убить человека, который занимается чем-то столь же далеким от национальной безопасности, как изучение рака?
  
  — Хороший вопрос. Мы можем строить догадки, но мы хотим найти ответ. Для этого вам придётся найти Нордхейма. И у вас будет много конкурентов.
  
  — Есть какие-нибудь зацепки?
  
  На экране появилось ещё одно фото — длинноногая блондинка с волосами до плеч.
  
  — Очаровательна. Кто она?
  
  — Хельга Нордхейм. Дочь профессора.
  
  
  
  
  ПРОЛОГ
  
  Поместье Майкла Леганда, международного финансиста, находится примерно в сотне метров от узкой дороги, пролегающей через живописную французскую сельскую местность недалеко от Парижа. Я подъехал к воротам и опустил стекло своего автомобиля — заурядного седана, который обычно предоставляют журналистам с достаточной зарплатой.
  
  — Ваши документы, пожалуйста, — сказал охранник. Если бы я не был одним из нескольких десятков приглашённых представителей прессы, его просьба могла быть не столь вежливой. Леганд, как известно, управлял жестким бизнесом, держа свои интересы и сделки в максимально возможной тайне. Но сегодняшнее запланированное событие было особенным. У него было кое-что, что он хотел показать всем нам, чтобы мы могли показать миру.
  
  — Вы мистер Симоне из «Паризиан Ньюс энд Ревью»? — спросил охранник, просматривая мой пресс-пропуск. — Не припомню, чтобы я читал вас.
  
  — Я только что из «Таймс», — сказал я. — Это моё первое большое задание. Не могу дождаться, чтобы взглянуть на сюрприз Леганда. Вы видели его?
  
  Охранник вернул мне пропуск и улыбнулся.
  
  — Вы, должно быть, сошли с ума, друг мой, — усмехнулся он. — Я всего лишь охраняю вход. Я никогда не был внутри, — сказал он, указывая на массивный трёхэтажный особняк впереди. — Туда вход воспрещён. Человек может потеряться там.
  
  Я поблагодарил его и поехал дальше. Стиль Леганда, как я выяснил за время этого долгого задания, был воплощен в его поместье. Эксклюзивный, скрытный, человек, который казался скорее призрачным слухом, чем созданием из плоти и крови, он ускользал от меня в критические моменты в Марокко, Цюрихе, Макао и Стамбуле. AXE был убеждён, что Леганд является частью советской сети, занимающейся кражей и транспортировкой совершенно секретных западных военных данных в разведывательное бюро КГБ в Ленинграде, где они могли быть расшифрованы и проанализированы.
  
  Моя работа заключалась в том, чтобы прекратить эту удобную договорённость и получить последние недостающие документы, в которых содержались планы новой радиолокационной системы для обнаружения ядерного воздушного нападения. В своих путешествиях я успел нарушить разведывательную операцию Леганда, но не уничтожил его. Я плавал с «большой рыбой» международного финансового пруда, где Леганд вёл большую часть своего бизнеса, и поднял несколько волн. В ходе этого в меня стреляли, топтали и сбрасывали с движущегося поезда. Молодая, очень красивая девушка была убита, потому что она предала Леганда и сотрудничала со мной. Мы полагали, что я был такой же загадкой для моей жертвы, как и он для меня. Мы никогда не встречались лицом к лицу, и я сомневался, знал ли он, как я выгляжу. Он скоро узнает меня. Я верил, что близок к окончательному завершению задания.
  
  Я припарковал свою машину в безупречно ухоженной зоне, отведённой под автомобили прессы. Мой пропуск снова проверили, на этот раз у двери, и меня допустили. Вывеска с надписью «СМИ» и стрелка внизу направила меня через вестибюль с высоким потолком в соседнюю комнату. AXE организовал мой визит в качестве любознательного репортёра, но, поскольку я не знал никого из других репортёров в комнате, я избегал разговоров. Я провёл мысленную проверку плана особняка, сравнивая с планами, которые я изучил. Дверь слева вела в складское помещение, оборудованное буфетом.
  
  И тут в комнату вошёл Леганд. Я догадывался, что он был слишком тщеславен, чтобы не присутствовать при кульминации карьеры по приобретению и продаже с хорошей прибылью коллекции лучших в мире редких и драгоценных камней. Сегодня нам предстояло увидеть его величайшую находку, которая, как обычно, была загадкой.
  
  Леганд, худощавый и седеющий, с маленькими чёрными глазами, окидывающими лица вокруг него, занял позицию перед драпированным экспонатом на столе в центре комнаты. Предположительно, ему было чуть за сорок, но он выглядел на десять лет моложе. Режим плавания, бега и карате поддерживали его в отличном состоянии.
  
  — Я рад, что многие из вас смогли приехать сюда сегодня на эту необычную выставку, — начал он с елейным обаянием. Он ненавидел журналистов, которые часто вмешиваются в дела, как финансовые, так и личные — во всё, что он считал не их делом. Но у него тоже были методы борьбы с этим. Одна особенно раздражавшая его газета вдруг прекратила поток критики. Позже выяснилось, что газета была куплена международным издательским синдикатом, к которому Леганд имел неясное отношение. Сделка послужила уроком другим новостным группам, которые быстро обуздали репортёров: идите так далеко, но не дальше. Леганд добился своего.
  
  — Я бы не пригласил прессу, если бы не думал, что сокровище, которое теперь скрывает эта ткань, заслужит вашего интереса и интереса ваших читателей, — продолжил Леганд. — Прежде чем идти дальше, я хотел бы, чтобы вы это увидели.
  
  Он смахнул ткань, и там, стоя на маленьком пьедестале, был самый большой, яркий алмаз, который я когда-либо видел. На него упал свет прожектора, и преломления были ослепительны. Мы все стояли, глядя на камень, как будто в трансе. Леганд наслаждался каждым мгновением этой сцены, которую он организовал к своему удовольствию. Его оклеветали как злого, недобросовестного бизнесмена, а тут перед всеми нами, а вскоре и перед всем миром, было свидетельство его возможностей: он приобрёл самый ценный драгоценный камень, известный человечеству. Вспышки камеры осветили его лицо, когда фотографы прессы сгрудились рядом.
  
  — Конечно, мы не определили его рыночную стоимость, — пробормотал Леганд, облизывая губы, как кошка, которой подали блюдце чистых сливок. — Могу сказать вам, что это 112 карат и идеальная огранка. Я бы сказал, что на ценнике должно быть написано по крайней мере миллион долларов, но, естественно, я не намерен продавать.
  
  Естественно. Сказав это, он был уверен, что увидит толпу покупателей, каждый из которых стремился превзойти предложение другого. Я нацарапал несколько бессмысленных каракуль, пока слушал, как теперь благоговейная пресса выпытывает подробности.
  
  — Сегодня вечером я перевезу камень в Стамбул, — услышал я, как Леганд сказал в ответ на один вопрос. — Музей редких драгоценных камней впервые выставит его. Оттуда он отправится в Токио, Амстердам и другие остановки, которые ещё предстоит определить.
  
  Так оно и было. Стамбул. Я обнаружил российских агентов в нескольких местах, которых, как я догадывался, были возможные контакты Леганда, ведущие к КГБ. Только один казался верным, и он, кстати, действовал из Стамбула. Вопрос: как Леганд передал свои украденные данные контакту? До сих пор я не мог найти никаких средств обмена, без фактической передачи информации.
  
  Я нашёл ответ, сияющий передо мной. Этот большой, чрезмерно крупный бриллиант! Рассмотрим следующее: финансист, выступающий в качестве агента КГБ, имеет доступ к секретным военным данным, но не может пересылать их через обычные разведывательные каналы, которые вызывают подозрение и могут привести к его разоблачению. Поэтому он переводит документы в форму микроточки, прикрепляет точку на драгоценном камне, который отправляется дилеру или в музей, скажем, в Стамбуле, где точка тайно удаляется агентом, посланным для задания.
  
  Всё это означало, что я должен был завладеть этим бриллиантом своей жадной рукой, прежде чем он исчезнет по пути в Стамбул.
  
  Сессия вопросов и ответов подошла к концу, и как только это произошло, я проскользнул в складское помещение. Единственный охранник, который мог меня заметить, был отвлечён репортёром, который настаивал на том, чтобы присмотреться к большому камню, к большому раздражению Леганда.
  
  — Господин Леганд просит вас сохранять надлежащую дистанцию, — сказал охранник, крепко схватив за руку газетчика. Как только он это сделал, я вышел. В моих планах было скрываться до тех пор, пока пресса не разошлась, а затем выхватить камень. Я услышал приближающиеся шаги из другой двери и нырнул в кухонный лифт.
  
  — Вот здесь, за этой панелью, — сказал голос.
  
  — Хорошо, — ответил другой.
  
  — Когда они уйдут, просто щёлкни вот этими выключателями. Затем закрой панель и вернись на свою станцию.
  
  — Да.
  
  — Я буду наверху. В комнате D.
  
  Я слышал, как этот человек ушёл, дверь захлопнулась за ним. Другой начал бормотать.
  
  — Да, держу пари, ты будешь в комнате D, с горничной с длинными ногами. А я здесь, выполняю твою работу, ты...
  
  Было щёлкнуто несколько переключателей, и как только это произошло, я открыл кухонный лифт. Молодой охранник повернулся, чтобы посмотреть на меня. Я выпрыгнул, прежде чем он смог нормально среагировать. Быстрый удар карате отправил его на стену. Он грациозно сполз на пол. Он продремлет, может быть, час. Мне нужно было только несколько минут.
  
  Выключатели, скорее всего, активировали систему сигнализации, которая охраняла камень Леганда. Я отключил систему, затем выскользнул обратно в выставочную зону. Пресса ушла, охраны не было. Я сдёрнул ткань с алмаза, который больше не был защищён кольцом лазерных лучей, падающих с потолка.
  
  Я вытащил драгоценный камень из оправы. Он был размером с яйцо. Я достал созданный AXE скальпель из-под своей куртки и проверил основание камня. Там крошечное пятнышко было микроточкой.
  
  — Очень хорошо, мистер Картер.
  
  Я поднял глаза и увидел в дверях Леганда. Отовсюду охранники, вооружённые карабинами, бросились к нам, чтобы перекрыть любые пути отступления.
  
  — Мы подозревали, что эта выставка будет слишком соблазнительной, чтобы вы могли отказаться, — продолжал Леганд с небольшой улыбкой. — Итак, вы нашли меня.
  
  Так как я был в безвыходном положении, я подумал, что могу также извлечь максимум пользы из этого. Леганд казался разговорчивым.
  
  — Очень изобретательный метод передачи данных, — сказал я. — Ваш агент в Стамбуле извлечет точку, я полагаю.
  
  — Да. Но не конкретно эту. Она ложна, и она была прикреплена к ложному камню. Всё это было задумано, чтобы привлечь вас, мистер Картер. Это означало обман прессы, но лишь отчасти. У меня есть подлинный бриллиант этих пропорций. И я думаю, что пришло время, когда я передам его встревоженным кураторам в Музее редких драгоценных камней в Стамбуле, откуда настоящую микроточку можно доставить моим ленинградским партнёрам».
  
  — Ах, да, ваши товарищи.
  
  — Нет. Партнёры — лучшее слово. Видите ли, это для меня просто ещё одно деловое предприятие. И, могу добавить, я никогда не был настолько прибыльным.
  
  — А Елена? Это ты её отравил?
  
  Леганд раздражённо нахмурил брови.
  
  — Она приняла очень плохое решение, бросив меня, — сказал он. — Я думал, что у неё проницательный ум для бизнеса. Я был неправ.
  
  — Тут ты не ошибся, Леганд. Но, видишь ли, она предпочла мою сторону твоей, — ухмыльнулся я.
  
  Разговор был окончен.
  
  — Прикончите его.
  
  Повернувшись, он вышел, направляясь, как я догадался, к ожидающему частному самолёту во Французском международном аэропорту, примерно в двадцати милях отсюда.
  
  Ко мне подошли двое охранников.
  
  — Через ту дверь, друг мой, — сказал один.
  
  Они проводили меня обратно в кладовку, где лифт, о существовании которого я не подозревал, опустил нас в подвал.
  
  — Прямо вперёд, — последовал приказ. — В кислотную ванну.
  
  Последнее было сказано с лёгким смешком.
  
  Ванна оказалась кислотной. Огромная ванна с этим веществом была поставлена у стены. Охранники подтолкнули меня к ней, тыча стволом мне в спину. Я подошёл к ванне, наполненной зеленоватой слизью, которая вскоре могла зашипеть и запузыриться, растворяя мои кости. Когда я повернулся лицом к охранникам, я пригнулся, что было удачно, так как один охранник решил принести из меня живую жертву. Приклад его винтовки просвистел у меня над головой, а затем он ударился о мою спину, когда я подставил ему плечо. Я слышал его крики, когда он упал в ванну, которая жадно поглотила его. Другой охранник наставил на меня свою винтовку, но я отбил её пинком, затем нанес удар в стиле карате в точку прямо между его глазами. От удара его ноги подкосились; он больше не будет представлять угрозы ни для кого.
  
  Я вернулся наверх и начал искать помощника Леганда, парня по имени Эймс, который мог бы дать мне дополнительную информацию: описание самолёта его босса, маршрут и всё остальное, что могло бы оказаться полезным.
  
  У меня было мало времени. Леганд был на пути к своему самолёту, и мне пришлось бы двигаться быстро, если бы я хотел перехватить его и его камень.
  
  Проскользнув через выставочный зал, я просунул голову в вестибюль. Я видел охранника спиной ко мне и никого рядом с лестницей, ведущей на второй этаж. Быстро двигаясь, я поднялся по лестнице, прошел мимо тройки охранников и вошёл в коридор, наполненный звуками голосов. Лучше всего было скрыться из виду. Я шагнул в комнату, стены которой были завалены книгами, — библиотека финансиста, без сомнения. Другая дверь вела в комнату, из которой, казалось, доносились разгневанные голоса. Я открыл её чуть-чуть.
  
  — Если его зафиксировала камера в вестибюле, он, очевидно, скрылся в подвале, дурак! — это был Эймс, и он был зол. Он говорил об этом парне Картере. — Найди его, чёрт возьми! Просто найди его, и быстро!
  
  Начальник охраны кивнул, развернулся на каблуках и ушёл со всей нарочитой быстротой. Как только дверь закрылась за ним, я вошёл. Помощник Леганда мрачно смотрел в окно.
  
  — Что? — Я обвил рукой его горло. — Мне нужна твоя помощь, Эймс, — прошептал я. Я усилил давление, желая убедить его.
  
  — Да! — выдохнул он. — Да, да!
  
  — Когда Леганд должен отбыть?
  
  Эймс несколько раз постучал по моей руке; он не мог говорить. Я немного ослабил хватку.
  
  — Как только он прибывает в аэропорт, — ответил он. — Вы опоздаете. Вы не сможете остановить его.
  
  — Какой маршрут он выбрал?
  
  — 53-й.
  
  — Хорошо. Это был самый длинный путь; Я бы использовал его. Опишите самолёт.
  
  — Двухмоторная «Цессна». Название «Бриз» нарисовано рядом с кабиной.
  
  Я полез в свою куртку и вытащил К-капсулу, которая усыпит Эймса на время.
  
  — Позвони в гараж, — приказал я. — Скажи им, чтобы подогнали «Феррари».
  
  Мне нужно было быстро уехать. После того, как Эймс позвонил, я дал ему понюхать К-капсулу. Он направился прямо в страну грёз. Через несколько мгновений гладкая красная машина въехала перед входной дверью. Служащий как раз выходил из машины, когда я вышел. Он замахнулся на меня и оказался на земле. Я сел в машину, поблагодарил его и заставил «Феррари» реветь.
  
  Это была великолепная машина, на которой можно было преследовать кого угодно. Леганд был любителем гонок, и машина была настроена на максимально возможный предел. Повернув на 53-й маршрут, я позволил машине делать то, для чего она была создана; спидометр показывал 160 миль в час. Я должен был покрыть двадцать миль за десять минут.
  
  Подъезжая к аэропорту, я осмотрел район, зарезервированный для самолётов размером с самолёт Леганда. Я не видел его «Цессны». А потом по ближайшей взлётно-посадочной полосе промчался «Бриз». Если бы он оторвался от земли, Леганд был бы свободен, как птица. Я резко свернул налево через гравийную площадку и направился к металлическому забору, окружавшему взлётную зону. Самолёт Леганда набирал скорость.
  
  На скорости 100 миль в час я заметил слабое место в заборе — ворота с замком. Я протаранил: «Феррари» пролетел через них, как гаубичный снаряд, и вылетел на взлётно-посадочную полосу. «Цессна» собиралась взлететь, когда я резко затормозил перед ним и выскочил.
  
  Колёса маленького реактивного самолёта ударились о бок автомобиля. Когда я убрался с дороги, самолёт накренился и разбился. Он скользил, как подбитая утка, вдоль полосы примерно на пятьдесят ярдов. Я вскочил на ноги и бросился к обломкам.
  
  Сирены сработали по всему аэропорту. Аварийные бригады прибудут в ближайшее время. Я должен был получить то, что хотел, и уйти.
  
  Когда я приблизился к покорёженной «Цессне», фигура вырвалась из-под обломков. Он прыгнул в безопасное место и при этом уронил небольшую деревянную коробку. Это был Леганд. Коробка могла содержать только этот сказочный алмаз.
  
   — Я закричал. — Леганд!
  
  Он наклонялся, чтобы достать камень, но теперь он повернулся ко мне лицом, вытащив 45-калиберный пистолет из наплечной кобуры под его пиджаком. Я нырнул в сторону, когда он открыл огонь. Когда я поднялся, у меня был наготове «Люгер». Леганд стрелял плохо, и когда пули рикошетили от тротуара рядом со мной, я один раз нажал на курок. Леганд сделал последний выстрел в небо, падая навзничь, мертвый.
  
  Я схватил коробку и открыл её. Внутри был бархатный мешочек. Я расстегнул шнурок и позволил камню скользнуть в мою ладонь. Работая быстро, я оторвал микроточку лезвием стилета и прикрепил её к кончику карманной ручки. Я положил бриллиант обратно в свой мешочек, который я вернул в коробку. Бросив коробку в самолёт, я упал на пол. Когда прибыли машины скорой помощи, фельдшер выскочил и проверил Леганда. Как и он, я ожил.
  
  — Что, чёрт возьми, здесь произошло, мистер? — спросил он. — У тебя всё нормально?
  
  — Да, забудь меня, — простонал я, вставая на ноги. — Но гони за этим парнем! Он выехал на машине на взлётно-посадочную полосу, а затем застрелил этого человека, — я указал в сторону ближнего ангара, и как только неразбериха воцарилась и началась погоня, я отступил. Багажная машина проехала, и я запрыгнул на неё. Это привело меня к терминалу, где я нашёл конверт и марку. Приклеив микроточку на марку, я отправил конечный результат моего задания моему непосредственному руководителю в штаб-квартире AXE, человеку, известному и любимому как Хоук.
  
  Затем я забронировал ближайший рейс из Парижа. Мне срочно нужен был отпуск. И я точно знал, где хотелось отдохнуть.
  
  
  
  ПЕРВАЯ ГЛАВА
  
  Клариса стояла на краю трамплина. Я лежал на шезлонге на другом конце бассейна, греясь под ярким багамским солнцем и любуясь видом. Вилла, на которой я отдыхал, возвышалась над сине-зелёными водами острова Гранд-Багама. День был идеальным.
  
  — Смотри на меня, дорогой! — позвала Клариса, как будто можно было делать что-нибудь ещё. Розовое бикини, которое она носила, обнимало её гладкое, загорелое тело.
  
  Одним плавным движением она присела, затем спрыгнула с доски, совершив в мгновение изящный флип. Клариса была чемпионкой по плаванию до того, как киноиндустрия превратила её в востребованную кинозвезду. Войдя в воду, она вызвала едва ли не рябь.
  
  — Почти идеально, — сказал я, когда она всплыла.
  
  — Почти?
  
  — Ты забываешь, что Международный Чемпионат по прыжкам в воду не допускает участников, которые не играют по правилам.
  
  — Я никогда не играю по правилам, дорогой. Ты это уже знаешь.
  
  Истина. За ту неделю, что я был с ней, необычное было в порядке вещей. Клариса имела международную репутацию человека с диковинным поведением, и она была заслуженной. Рутина была её смертельным врагом. Она боролась с ней каждый день всеми доступными способами.
  
  — Моё погружение запрещено? — надулась она, шагая ко мне на мелководье.
  
  — Абсолютно. Не нырять.
  
  — Тогда я буду играть по правилам для своего Ника.
  
  Пожав плечами, завязки бикини были сняты и поплыли по её следу. Восхитительный жест. Я снял свои поляризационные очки и сел.
  
  — Ни один судья не будет подвержен влиянию естественных прелестей любого конкурента, — сказал я строго. — Ты забываешь правила, Клариса.
  
  — Да, — зло ухмыльнулась она. — Всегда.
  
  Она подняла руки и провела ладонями по пышным угольно-чёрным волосам. Полная, идеальная грудь раздвинулась, а затем бешено покачивалась, пока она трясла своей густой гривой из стороны в сторону. Брызги падали, как мелкий дождь, на мою кожу. Её смех был музыкой в тихом воздухе.
  
  Я встал на ноги. Мой купальник стал очень тесным.
  
  — Тот, кто нарушает правила, должен быть наказан, — пропел я.
  
  Её взгляд сосредоточился на одной интересной точке и остался там, когда я начал снимать свой костюм. Смех прекратился, и она сделала шаг назад, рассеянно скользя руками по гладкой поверхности бассейна.
  
  Я не стал пользоваться трамплином. Я слышал её визг в притворном испуге, когда я совершил первый прыжок дня — волнующий шок от прохладной воды против загорелой плоти. Я видел, как её коричневые ноги вспыхнули, когда она скользила по дну бассейна.
  
  — Ник! — прошипела Клариса, когда я вынырнул, глаза расширились от ожидания. Я опустил руки вокруг её талии и потянул её под себя. Лосьон сделал её скользкой, как угорь; она вырвалась, оставив меня с остатками её бикини.
  
  Мы резвились, как дельфины. Погоня закончилась там, где началась — на мелководье кристально чистого пруда. Серия покрытых ковром ступеней в углу вела к выходу, и Клариса легла на них спиной, её великолепное тело вздымалось в воде, хватая ртом воздух.
  
  — Ты должен научиться играть по правилам, — сказал я. Я положил руки ей на поясницу, и мы начали двигаться вместе.
  
  — Злодей! — пробормотала она, уходя глубже.
  
  А затем её руки были на моей шее, её бёдра настойчивы, когда мы снова утоляли то, что казалось ненасытным аппетитом друг к другу. И: «Ты так хорошо играешь в эту игру, мой чудесный Ник».
  
  Это была игра с тех пор, как мы встретились неделей ранее. Я возвращался с задания в Париж, где она заканчивала сниматься в своём последнем киношедевре. Мы случайно наткнулись друг на друга в кафе; она только что разгромила своего ведущего мужчину в, по-видимому, жестоком шахматном матче за кадром. Он раскидал фигуры и вышел.
  
  Когда помощник поднимал шахматные фигуры с пола, Клариса с хриплым смехом бросила вызов любому человеку в заведении. Через десять минут я поставил ей мат. Через час мы повторили игру в её большой, мягкой постели. Мат снова. И с чувством.
  
  Она пригласила меня на свою виллу для дальнейшего веселья и игр, и Кларисса оказалась победительницей. Мы резвились на прибое, играли в местном казино, занимались любовью на песчаном, залитом лунным светом пляже. Каждый день приносил новые чудеса. Мы были рады открыть для себя новые способы возбуждать и удовлетворять. Это была Игра. Клариса играла со страстью, которая её поглотила. Она требовала мужчину с таким же аппетитом.
  
  — Ты такой сильный, милый, — вздохнула она теперь, когда размеренный ритм наших тел создавал маленькие волны в бассейне. — Никогда не встречала человека, как ты.
  
  Солнце било безжалостно, и талантливые побуждения её тела в сочетании с естественным теплом Багамского полдня создали безумную, изысканную чувственность.
  
  Я целовал соски её груди. Она выгнула спину и стала бить по воде руками.
  
  — Да, да! — воскликнула она. — Сейчас, Ник! Пожалуйста, сейчас!
  
  Тогда мы произвели настоящий переполох, поднявшись над краем и окунувшись в забвение, которым каждый из нас пришёл наслаждаться. Парящая, стремительная, неистовая сила нашей кульминации разорвала самые корни здравомыслия, и когда всё было кончено, прохладная вода купала нас.
  
  А затем это был ход Кларисы. Резко скрестив ноги, она толкнула меня под воду. Я был не в настроении сопротивляться. Я поддался успокаивающему потоку, когда моё тело томно вертелось в углубляющейся воде. Зная Кларису, я подозревал, что это может быть уникальная стратегия эндшпиля. Уйти было легко, хотя; Я слегка укусил одну гладкую икроножную мышцу.
  
  Она дико забилась и вырвалась.
  
  — Ник, ты никогда не давал мне победить! — пожаловалась она.
  
  — Конечно, давал. Ты всегда побеждаешь.
  
  Её глаза сверкнули озорством.
  
  — А ты?
  
  — Как я могла проиграть?
  
  — Ха!
  
  Она плескалась в воде, затем запрыгнула вверх по ступенькам и выбралась из бассейна. Я смотрел, как её прекрасный круп сгибается и расслабляется, когда она шла. Она выжала воду из своих длинных чёрных волос, как из мочалки.
  
  Она подошла к краю бассейна и встала в облике амазонки передо мной. Выражение её лица было мрачным. «Какая тряпка». После того, как она была завёрнута в полотенце, она прогуливалась, обнаженная, словно спелый фрукт.
  
  — Надолго ли ты останешься, Ник?
  
  Я перевернулся в воде и всплыл, улыбаясь.
  
  — Моя любовь навсегда.
  
  — Нет, ты не будешь.
  
  — Нет, не буду.
  
  Её брови нахмурились.
  
  — Я отказала трём мужчинам сегодня утром, — сказала она. — Троим очень важным мужчинам. Очень влиятельным.
  
  Я плавал на спине, совершенно расслабленный.
  
  — Ты мне не нужна.
  
  — Не нужна?
  
  — Пока я здесь.
  
  Её руки опустились, и она повернулась, чтобы уйти. Я перехватил её в шезлонге.
  
  — Убирайся! — выплюнула она, махая рукой.
  
  Эта смутьянка привыкла иметь то, что хотела, пока ей это нравится. Я поднял её и бросил в домик.
  
  — Никто не швыряет меня, как тряпичную куклу! — вспылила она, начиная подниматься.
  
  Я встал на колени и уткнулся носом в её шелковистый живот. Её мышцы напряглись, затем расслабились, когда она скользнула пальцами в мои волосы. Я поцеловал упругую плоть её бёдер, и она тихонько мяукала. Клариса была преданной женщиной, полностью посвятившей себя наслаждению жизненными удовольствиями.
  
  Я начал перечислять удовольствия, которые подарю ей этим утром. Описание было подробным, так как я узнал, что Клариса любит такую многословную прелюдию. Я дал своему воображению бродить свободно. Когда я заставил её извиваться и задыхаться в предвкушении, я поднял её и понёс к атласной, овальной кровати, которую я узнал и полюбил.
  
  — У нас есть целый день друг для друга, — вздохнула Клариса, когда я положил её волнующую фигуру на гладкие серебристые простыни. — Сегодня, завтра, послезавтра... ты не захочешь покидать мою постель, дорогая. Никогда.
  
  Затем она принялась доказывать свою точку зрения. Под убедительным прикосновением Кларисы любой мужчина мог стать верующим. То, что мы не пытались сделать этим утром, придётся ждать до другого раза, и в другом месте — возможно, в тот день, на песке у моря. Мы стали миром для самих себя, посвящённым удовлетворению всех наших прихотей и желаний.
  
  Внезапно зазвонил телефон, два резких звонка, которые мы проигнорировали, а затем ещё два настойчивых звонка.
  
  — Нееет, — потребовала Кларисса, крепко обнимая меня, когда она лежала у меня на руках. — Они перестанут звонить.
  
  Они не переставали. Настойчивый звон продолжался, пока, наконец, я не сказал: «Ответь». Кларисса осталась на месте; её большие голубые глаза были широко раскрыты, как у ребёнка. Она начала говорить, но я быстро поцеловал её.
  
  — Отвечай на телефон, Клариса.
  
  Она помедлила, потом спустила ноги с кровати и схватила телефонную трубку.
  
  — Привет, — бросила она. — Кто? Да, минутку.
  
  Мои опасения были подтверждены. Она бросила телефон рядом со мной, темперамент примадонны, снова вырывался вперёд. Она почувствовала то, что я знал, — что этот звонок положит конец нашему славному отдыху. Клариса натянула халат, плотно облегавший её загорелое тело, и стояла, глядя в окно, когда я поднял трубку.
  
  — Картер здесь.
  
  — Здравствуйте, мистер Картер, — сказал голос с заметным немецким акцентом, который звучал так, словно доносился через длинный, жестяной туннель. — Нам удалось дозвониться до вас по первому звонку. Вы должны как можно скорее сообщить об этом в американское Посольство здесь, в Берлине.
  
  — По чьему приказу?
  
  — Мистера Хоука, сэр.
  
  — Вижу. Отлично. Я полечу следующим рейсом.
  
  — Конечно, все договорённости приняты. Ваш отъезд запланирован на полдень. Контакт — Г-н Клементс на стойке военного транспорта возле Ворот C.
  
  — Да, очень хорошо.
  
  Я положил трубку и подошёл к Кларисе. Окно выходило на прекрасные тёплые воды Карибского моря, по которому я буду очень скучать.
  
  — Ты уезжаешь? — Она сделала это больше как заявление, чем вопрос.
  
  — Да.
  
  Она начала отходить, но я развернул её и привлёк её ко мне.
  
  — У меня есть два часа, — сказал я, — и я упакую очень маленький чемодан.
  
  Твёрдость в её глазах смягчилась, и она улыбнулась. Она взглянула на смятую кровать; её улыбка превратилась в озорную ухмылку.
  
  — Тогда поторопимся и попрощаемся.
  
  Через два часа я уже был на борту своего рейса. В моей голове было полно воспоминаний о Кларисе, когда я задавался вопросом, что требовало немедленного присутствия Ника Картера в Берлине.
  
  
  
  
  Глава вторая
  
  По Кёнигсбергштрассе дул прохладный ветерок. Я поднялся по ступеням, ведущим к Американскому посольству в Западном Берлине. День был свежий и солнечный, прекрасный день, чтобы начать новое задание в старом городе, чьей красотой я восхищался.
  
  «Мистер Картер, должен поговорить с мистером Хоуком», — сказал я служащему в зоне приёма.
  
  Он кивнул и указал на лифт, стоявший рядом с двумя другими, обслуживающими здание. «База-X», — сказал он. — Это неприметная золотая кнопка в правом нижнем углу».
  
  — Данке, — я прошёл через большой вестибюль, каблуки щёлкнули по мраморному полу, и вошёл в лифт. Я нажимаю золотую кнопку, и кабина спустилась с плавным свистом. Когда двери открылись, двое вооруженных охранников стояли и настороженно смотрели на меня.
  
  «Привет, парни!» — сказал я, чувствуя себя бодрее, несмотря на их угрюмые взгляды. Они выглядели как пара крепких, серьёзных мужчин.
  
  — Пожалуйста, удостоверение личности, — сказал один.
  
  Я передал ему пластиковую карту, выданную мне в аэропорту, и он ввёл её в машину, которая высветила серию цветных огней, которые, наконец, загорелись зелёным, пропуская меня. Аппарат выдал электронный композит моего лица на металлический поднос вместе с другими деталями моего статуса.
  
  — Код? — сказал охранник, взглянув на меня, пока он проверял бумаги. — Кью-25. — Хоук, Р-7. — Хорошо, — сказал он, отпустив бетонную панель, которая скрылась в потолке, обнажив длинный, яркий коридор. — Последняя дверь справа. — Спасибо и продолжайте улыбаться, парни, — я ухмыльнулся. — Будет сделано, приятель.
  
  Я нашёл Хоука, который сидел, закинув ноги на металлический письменный стол, с длинной толстой сигарой, мрачно зажатой между зубами.
  
  — Привет, Ник, — поприветствовал он без всякого энтузиазма. — Приятного путешествия? — Он указал на кожаное кресло. Вся остальная мебель в комнате состояла из металлического шкафа и вешалки для пальто.
  
  — Вы выглядите несчастным, сэр, — сказал я.
  
  — Мне не нравится комната с таким видом, — Он стряхнул пепел с сигары и указал на окружавшие нас четыре бетонные стены. — А ещё я люблю текстуру дерева. Но в этом случае ничего не поделаешь. У этой комнаты есть свои преимущества.
  
  Он выдвинул ящик стола и щёлкнул выключателем. Я услышал жужжащий звук позади себя и повернулся, чтобы увидеть, как бетон превращается в экран. База-X была полна сюрпризов.
  
  Ещё один переключатель вывел проецируемое изображение планеты на экран. Планета казалась оплетённой чем-то похожим на гигантский клубок пряжи.
  
  «Те круглые узоры, которые мы нарисовали, — это орбиты, — объяснил Хоук. — Они принадлежат сотням спутников, управляемых крупнейшими мировыми державами, и они могут заглянуть в каждый закоулок этого глобуса».
  
  — Наверное, там, наверху, настоящая пробка по части трафика.
  
  Хоук снова раскурил сигару. — Ничто по сравнению с проблемами, которые они начинают создавать здесь. — Каким образом?
  
  — После того, как высотная воздушная разведка американских самолётов вышла из моды в пятидесятые годы, те орбитальные «птицы», на которых вы смотрите, стали очень популярны для сверхсекретного наблюдения. Их следы пересекают весь мир. Будучи беспилотными, они могут ретранслировать важные фотографии наземным подразделениям. Они особенно эффективны ночью.
  
  Резко контрастное фото нечётких чёрно-белых фигур заполнило экран.
  
  — Это инфракрасный снимок ключевого военного объекта, — продолжил Хоук. — Он был снят ночью специальной камерой, встроенной в разведывательный спутник на орбите высотой в сто миль. Намётанный глаз мог прочитать на этой фотографии чрезвычайно ценную информацию относительно концентрации людей и техники.
  
  Я был знаком с использованием инфракрасной плёнки, которая чувствительна к излучению энергии. В темноте области с большой энергией или теплом проявляются как яркие линии на чёрном фоне.
  
  — Сэр, даже лучшие частные детективы, которые пытаются найти улики измены, используют инфракрасную плёнку. В чём здесь наша особенность?
  
  Хоук потушил сигару и вывел другую фотографию на экран. — Знаешь этого человека? — спросил он.
  
  — Нет. — Лицо казалось лицом лет шестидесяти и выделялось окладистой бородой.
  
  — Будете знакомы. Это доктор Карл Нордхейм, директор медицинских исследований в Институте передовых исследований в Гейдельберге. Он признан научным гением, специализирующимся на исследованиях рака. Он исчез примерно в то время, когда письмо-бомба, адресованное ему, взорвалось в руках его помощника.
  
  Следующим был вид на разрушенную лабораторию профессора. Я присвистнул сквозь зубы. Это была работа профессионалов; никто из присутствующих не мог выжить.
  
  — Но зачем кому-то пытаться убить человека, замешанного в чём-то настолько отдалённом от национальной безопасности, как исследование рака? — спросил я.
  
  — Хороший вопрос. Мы можем сделать некоторые предположения, но мы хотим, чтобы вы нашли ответ. Чтобы сделать это, вам придётся найти Нордхейма. И у тебя будет много конкуренции. Лучшие русские и китайские агенты появились в районе Гейдельберга после бомбёжки. Что-то случилось, и мы хотим знать, что это.
  
  — Возможно, доктор разрабатывал хитрость для конкуренции, как вы выразились.
  
  — Сомнительно. Он антикоммунист, но и не явно прозападный. Держится особняком и делает работу, которую считает полезной для человечества. Нам известно, однако, что он исследовал методики, с помощью которых рентгеновская и инфракрасная фотография может быть использована для обнаружения раковых тканей человека, которые невозможно идентифицировать, кроме как с помощью хирургического вмешательства.
  
  — Понятно. Это всё?
  
  — Наши люди в воздушной разведке подозревают, что Нордхейм разработал нечто, что могло бы дать владельцу критическое преимущество в высотной спутниковой разведке. Нам не хотелось бы оказаться в невыгодном положении в этой области.
  
  — Какие-нибудь зацепки? — Ещё одно фото — длинноногая блондинка с волосами до плеч. — Очаровательно. Кто она?
  
  — Хельга Нордхейм. Дочь профессора. — Что это у неё в большом чемодане? — Виолончель.
  
  Я этого не знал. В задании было слишком много загадочных аспектов для начала.
  
  — Где она? — спросил я.
  
  — Дома. Под охраной полиции. Мы организовали чартерный рейс в Гейдельберг. Водитель встретит вас в аэропорту.
  
  Хоук выключил проектор, и комната снова перешла в своё исключительно бетонно-металлическое состояние.
  
  Мы пожали друг другу руки, он пожелал мне удачи — чему я всегда рад, — и я отправился в путь. Я закрыл за собой дверь и начал стучать по коридору в сторону поста охраны.
  
  «Ну, — сказал я вообще то никому, — до свидания, Берлин, привет, Гейдельберг».
  
  
  
  
  Глава третья
  
  «Добро пожаловать в Гейдельберг, мистер Картер. Желаю вам приятного отдыха».
  
  — Спасибо, мисс Джонс. Стюардесса Джонс действительно могла бы сделать мое пребывание приятным, если бы у меня было время для таких развлечений. Мы недолго болтали во время полёта, и соблазн был велик продолжить разговор за хорошей порцией немецкого пива. — До свидания, — сказал я.
  
  Неся одну сумку, я быстро прошёл через терминал и вышел на улицу. Я должен был найти машину и водителя прямо перед входом в терминал, и оба были там. Чёрный «Кадиллак» 1957 года возвышался, как жирная индейка, у бордюра. Из окна со стороны водителя выглянуло лицо и улыбнулось. Я сразу подумал о том, чтобы вернуться в терминал и арендовать неприметный седан. Но лицо показалось знакомым, и я продолжил идти к большой машине.
  
  — Пора, Ник. Слова вызвали мгновенное узнавание. — Бобо! — Приветствую, бесстрашный.
  
  Я бросил сумку на заднее сиденье и сел рядом с человеком, с которым мы пережили не одну передрягу во время прошлых перестрелок по всему земному шару. И в каждом случае, когда ситуация накалялась, и нам нужно было действовать быстро, полагаясь только друг на друга, чтобы выполнить работу и, надеюсь, выжить без серьёзных потерь, этот момент тихонько сигнализировался словами: «Пора, брат».
  
  Бобо был акробатом гастролирующего французского цирка, когда нацисты начали свою жестокую борьбу за мировое господство. Он присоединился к подпольному движению, основанному в Париже, после того, как гестапо решило, что его отец представляет угрозу безопасности гитлеровского Рейха, и казнило его за воображаемые преступления. Мать и младшая сестра Бобо были брошены в концлагерь, где и погибли.
  
  «У меня были разные таланты, которые я мог предложить Движению», — говорил Бобо. — «Я применил свои таланты там, где их лучше всего использовать».
  
  Это означало карабкаться, как кошка, по крышам и через задние дворы Франции, получая доступ в нацистские офисы, чтобы украсть и подслушать ценную информацию о распределении войск и техники.
  
  Бобо сводил с ума гестапо, когда они преследовали его неуловимую, ускользающую фигуру по всему городу. Они назвали его der Geist — Призрак, который, казалось, был везде одновременно, но был нигде, когда они расставляли ловушки. Хитрые подставы, которые Бобо ощущал, словно тихий голос предупреждал его в ночном воздухе. Ловушка захлопывалась, и фашисты врывались, чтобы не найти ничего, кроме очередного унижения, ещё одной насмешки, брошенной им в лицо.
  
  Дер Гайст был пойман только тогда, когда собрат-борец за свободу оказался предателем и выдал его. Его неделю пытали, и разгневанный нацистский полковник вырвал ему глаз из глазницы, обнаружив, что не смог сломить волю этого маленького, храброго человека. Его собирались казнить, когда французская спасательная группа успела расстрелять нацистов, когда они стояли с поднятыми винтовками.
  
  После войны он был прикреплён к различным секретным разведывательным группам, поддерживаемым французским, британским и американским правительствами. Свободно владея дюжиной языков, он был ценным человеком, которого стоило иметь на своей стороне. Его мужество и опыт не вызывали сомнений. Он оставался подтянутым, только глубокие морщины на лице говорили об износе при его профессии.
  
  — Я тебя сначала не узнал, знаешь ли, — сказал я.
  
  — Это усы, — сказал он. — Я не носил их со времён войны, но моя жена настояла. — Она в порядке, довольна детьми. Теперь у нас ещё и девочка.
  
   — Ты негодяй! Так ты получил свою девочку? — Да. Мальчик и девочка. Мы ходим в парк по воскресеньям, как и во всех других семьях. Я пью вино, запускаю воздушных змеев, смеюсь вместе с детьми, — и тут же резко повернул машину к бордюру. — Мы здесь. Оборудование, которое вы просили, ждёт вас на автобусной остановке, всего в одном квартале.
  
  — Хорошо.
  
  Я вытащил свою сумку с заднего сиденья и пошёл по улице. Когда я подошёл к автобусной остановке, человек в широкополой шляпе шагнул из дверного проёма и занял позицию в очереди на автобусной станции. У его ног была сумка, похожая на ту, которую я приготовил.
  
  — Bitte? — спросил я. — Этот автобус едет в Бремерхафен?
  
  Когда я вернулся к машине с сумкой, я почувствовал по её весу, что нужное оборудование было доставлено.
  
  — И кстати, — сказал я Бобо, когда мы направились к Оберштрассе, 14, резиденции доктора Карла Нордхейма, — откуда вы взяли эту большую чёрную машину, которую водите?
  
  — Я купил её. Теперь я владею лимузинным бизнесом. Самый высший класс. Вы должны чувствовать себя привилегированным. Я не работаю на кого попало в эти дни, знаете ли. Вы — первый за этот месяц.
  
   — Вы на пенсии? — Почти.
  
  Он всегда говорил о накоплении состояния и жизни на Французской Ривьере. Быстрые автомобили, быстрые женщины. Но у него был его мальчик и его девочка теперь, и хорошая женщина, Рене. Я представил их шестью годами ранее.
  
  — Моя жена не любит, чтобы я слишком много работал. Вот так у меня и родилась девочка.
  
  Мы оба смеялись, и это было как в старые времена, легко и свободно:
  
  — Но зачем ты вообще работаешь? — спросил я. — Почему бы тебе не отдохнуть и не следить за тем, как растут твои дети?
  
  Бобо посмеялся над этой идеей.
  
  — Я никогда не смогу разжиреть, — сказал он. — Я должен оставаться худым и подтянутым. Я бы умер от избытка вина, сыра, торта и печенья. К тому же, в этом мире ещё слишком много важной работы, если я хочу, чтобы мои дети оставались свободными. Вот почему я вызвался помочь вам. — Ты лучший мужчина, которого я когда-либо знал, — сказал я. — Что ты видел и слышал?
  
  — Три китайских агента прибыли вчера бразильским авиарейсом. Среди них я узнал Ву Фонга...
  
  Я не был рад услышать, что мистер Фонг находится на задании в Гейдельберге. Он был самым изобретательным и опасным из агентов Красного Китая.
  
  — Ходили слухи, что Фонг умер, — сказал я. — Да, я их слышал. Говорили, что он был убит в Марокко молодым русским агентом, который хотел прославиться. Верно? — Что-то такое. — Может быть, и была предпринята попытка. Но я думаю, Фонг пустил слух, что это удалось. Это бесплодная информация. — Также сообщается, что несколько важных российских оперативников здесь, в Гейдельберге. — Если это правда, то они отлично маскируются. Я ничего о них не видел и не слышал.
  
  Бобо наконец-то вырулил из пробки на открытую дорогу, которая за считанные минуты привела нас в жилой район среднего класса на окраине Гейдельберга. Мы проехали мимо Оберштрассе — утопающего в деревьях квартала кирпичных домов — и выехали на следующую улицу. Ещё один поворот привёл нас на подъездную дорожку скромного дома.
  
  — Это даст нам незаметный задний доступ к дому, который находится прямо напротив Оберштрассе, 14, — объяснил Бобо. — Нет смысла устраивать из себя выставку.
  
  Он дважды слегка ударил по клаксону, и выбежал молодой мальчик. Он помахал Бобо, потом побежал обратно во двор, поднял самодельные деревянные ворота, и мы прибыли, обходным путём, на Оберштрассе, 15.
  
  Я потащил тяжёлую сумку наверх и выглянул в окно через дорогу. Двое западногерманских полицейских стояли на страже перед домом Нордхейма. Они, судя по всему, очень скучали и были совершенно не настороже. Шторы на всех окнах в доме были зарисованы.
  
  — Это отличная точка обзора, — сказал я Бобо. — Давайте устанавливать оборудование.
  
  Я открыл чемодан и достал видеокамеру «Роллиграф-2000». Зарядив специальную плёнку «день-ночь», я закрепил её на штативе, который установил в эркере. К основанию штатива я прикрепил 180-градусный электрический сканер, подключил аппарат к розетке и направился на кухню за пивом. Камера медленно повернулась туда-сюда, записывая жизнь улицы минута за минутой.
  
  — Я так понимаю, вы ожидаете, что кто-то попытается что-то сделать в ближайшее время с мисс Нордхейм, — сказал Бобо.
  
  — Она — лучший доступный источник информации, — ответил я, наслаждаясь вкусом холодного напитка. — Насколько я могу судить на данный момент, многие действуют вслепую, включая, я надеюсь, наших русских и китайских друзей. Как давно наша девушка находится в этом доме? — С момента взрыва, позавчера. — Планировала ли полиция её перевозить? — Мне говорят, что они заберут её из дома сегодня днём для возможного опознания подозреваемого. — У них действительно есть подозреваемые? — Нет. Они хотят провести её через обычные процедуры: фото, составление фоторобота и прочее. Вдруг она даст им зацепку. — Этот парень, которого убили, помощник Нордхейма. Что ты о нём знаешь? — Имя Вильгельм Краус. Очень амбициозен. Увидел возможность продвинуться, присоединившись к исследованиям и репутации Нордхейма. Он был блестящим студентом в университете и был принят в качестве ассистента Нордхейма после окончания учёбы.
  
  Я закинул ноги на кухонный стол и откинулся.
  
  — Как он оказался не в том месте и не в то время? — Кажется, в тот день он опоздал на работу. Свидетели видели, как он ворвался в исследовательский комплекс около двадцати минут восьмого. Нордхейм был суровым начальником и не терпел опозданий. Краус, вероятно, испытал облегчение, обнаружив, что его босс ещё не приехал. — И поэтому он начал открывать почту Нордхейма. — Да. И тем самым он, по-видимому, разрушил чьи-то планы устранить доктора Нордхейма из этого мира. Почему они хотят устранить человека, чей единственный интерес заключался в том, чтобы способствовать излечению от рака, я не знаю.
  
  Я взглянул на часы. Девять утра. Улица должна ожить. Я дважды проверил систему видеозаписи и выглянул наружу. Фургон электрика был припаркован недалеко от резиденции Нордхейма. Пожилая женщина ковырялась в цветнике под номером 16. Она нервно возилась, возможно, напуганная видом двух вооружённых охранников по соседству.
  
  — Как далеко мы от нашего следующего контакта? — спросил я. — Около часа.
  
  Пятьдесят пять минут — это то, что он отсчитывал. Было приятно работать с таким профессионалом, как Бобо. Он знал свою работу и исследовал каждую деталь. Если бы он сказал мне, что, когда мы приедем, будет ливень, я бы взял свой плащ без раздумий.
  
  Мы ехали на север вдоль сверкающей реки Рейн к крошечному скоплению домов и магазинов, которое называлось Белден. Внутри ателье Отто Хёрлингера я представился и попросил костюм, который был заказан для меня.
  
  — Ах, да, мистер Картер. Он у меня здесь, — Хёрлингер ласково потер обеими руками огромный живот, пока я проверял товар. — Вы — лейтенант. Надеюсь, это не слишком высокое звание для ваших целей, какими бы они ни были.
  
  Две озорные щели для глаз уставились на меня из-за бифокальных очков в стальной оправе.
  
  — Вы также должны были снабдить меня официальными документами, герр, — сказал я.
  
   — Они в кармане рубашки.
  
  Я вошёл в раздевалку, и когда я шагнул наружу, я стал лейтенантом Вольфгангом Шмидтом, диспетчером третьего отдела Западногерманской полиции. Хёрлингер восхищался своей работой.
  
  — Ваши размеры очень необычны, — сказал он. — Я не был уверен, что они правильные, когда мне их дали. Например, ваша талия слишком мала для ваших плеч. Но специальные заказы всегда сложно подогнать. — Вы мастер, герр Хюрлингер, — сказал я, довольный результатом.
  
   — Гутен Морген. — Auf wiedersehen и удачи!
  
  Я вернулся к машине и положил свою «гражданскую» одежду в багажник. Пока Бобо давил на газ, я развернул план этажа Второго Блока Института перспективных исследований, Гейдельберг. Я обнаружил, что доктору Нордхейму была выделена Лаборатория С-6 на третьем этаже, которая включала небольшой офис, оборудованный перегородками в углу лаборатории.
  
  — Я полагаю, ребята из криминальной лаборатории в штаб-квартире полиции отлично поработали в офисе Нордхейма, — сказал я.
  
  Бобо со свистом гнал свой отлаженный «Кадиллак» по главному автобану в Гейдельберг. Он не отводил взгляда от дороги.
  
  — Да, и они обычно делают очень хорошую работу, — сказал он. — Вам будет трудно найти что-нибудь, чего не обнаружил их поиск.
  
   — Возможно. Но я должен попробовать. Мне нужно что-то существенное для работы. До сих пор всё, что я получил, — это догадки и слухи.
  
  Бобо хитро ухмыльнулся.
  
  — Я считаю Хельгу Нордхейм довольно существенной, — Я вспомнил фотографию, которую показал мне Хоук. — Любая девушка, играющая на виолончели, не может быть такой уж плохой. — Она давала сольный концерт в Филармонии вчера вечером. Он был очень хорошо посещаем. Критики считают её гением. Ей предложили тур по Европе крупным импресарио. Очень талантливая девушка.
  
  Я вспомнил каскадные светлые волосы и пышную фигуру.
  
  — Да, талантливая. — Однако с ней нужно быть осторожным. Она очень застенчива. Её отец держал её под защитой от жизни, какой мы её знаем.
  
  Как раз то, что мне было нужно: застенчивая роза посреди международного розыска. И человек, который охотится на её отца, не меньше.
  
  — Ну, — вздохнул я, — никуда не деться от факта, что на данный момент она является ключевой фигурой во всём этом. Но я ценю совет; Я буду обращаться с ней как с фарфором.
  
  Я забыл о Хельге Нордхейм, когда мы подъехали ко Второму Блоку. Западногерманский патрульный дежурил у главного входа в здание. Я думал о проникновении в здание под покровом темноты, но не мог дождаться ночи. Мне нужна информация, и нужна быстро.
  
  — Высади меня, а потом уезжай, — приказал я Бобо. — Вернись к заднему входу через пятнадцать минут. Если я всё ещё внутри, отъезжай и дай мне ещё пятнадцать.
  
  — Да, сэр? — спросил охранник, когда я выскочил из лимузина. — Шмидт, специальные расследования из Берлина, — коротко ответил я, протягивая ему свои бумаги. — Я здесь, чтобы совершить экскурсию по помещениям, связанным со взрывом.
  
  — Мне приказано не пускать никого в здание, сэр, если только они не имеют разрешения полковника Хааса, — он начал листать бумаги, которые, казалось, сбили его с толку.
  
  — На последней странице стоит подпись начальника Государственного департамента полиции, — сказал я. Человек был молод и, я надеялся, впечатлителен. — Это означает, что моё расследование является независимым. Я не отношусь ни к каким местным округам. — Да, я вижу, сэр. — Он сложил бумаги и передал их мне. — Кажется, всё в порядке. Идите прямо. Вы знакомы со зданием?
  
   — Конечно.
  
  Я прошёл мимо него и направился к лифту. Я наполовину ожидал услышать, как молодой патрульный окликнет меня сзади с ещё какими-нибудь вопросами, но он не сделал этого. Я поднялся на лифте на третий этаж и вышел в коридор. Комната С-6 находилась в конце зала. Другой патрульный стоял перед дверью, которую, по-видимому, снесло с петель и заменили. На ней остались шрамы от взрыва, неровные трещины на её поверхности.
  
  — Сэр? — сказал патрульный.
  
  Это снова мы. Я предъявил свои бумаги и пробежался по знакомым фразам. Патрульный не был убеждён. Более опытный человек, он настоял на том, чтобы позвонить в штаб-квартиру для подтверждения моего статуса.
  
  — Свяжитесь с полковником Хаасом напрямую, — сказал я. — Это проект безопасности первой линии.
  
  Это его немного смутило, но он был непреклонен.
  
  — У меня нет прямого номера полковника Хааса, но я могу связаться с ним. Пройдите в этот кабинет, пожалуйста, — Он указал на дверь напротив кабинета Нордхейма, тем самым усложняя ситуацию немало.
  
  В связи с международным влиянием этого случая, я действительно действовал независимо, но как американский агент, а не западногерманский полицейский. Мне было необходимо сохранить своё прикрытие. Я вошёл в кабинет раньше охранника. Как только он потянулся к телефону, я быстро вынул носовой платок из моего кармана. Я нащупал капсулу с анестетиком, завёрнутую в него, разорвал её и скользнул за спину охранника.
  
  Я провёл руками под ним, поднимая его с пола и закрыл лицо платком. Он боролся мгновение, затем расслабился, как только наркотик начал действовать. Я подпёр его в кресле и положил телефонную трубку. Он проснётся через час без побочных эффектов, кроме сильной головной боли.
  
  Я снял связку ключей с его пояса и вышел из офиса. Коридор был пуст; по-видимому, на территорию не был назначен другой охранник. Я открыл дверь в лабораторию и протиснулся внутрь. Я хотел уйти из здания в течение пятнадцати минут и уже провёл большую часть этого времени, играя в игры с полицейскими. Мне пришлось бы работать быстро, но я был полон решимости найти что-то важное перед моим отъездом.
  
  Я ничего не нашёл в лаборатории Нордхейма. Бобо был прав; полицейские техники сделали тщательную работу по изучению всех возможных источников. Я нашёл тайник в том, что осталось от стола профессора, но отделение было пустым. Либо кто-то попал туда до меня, либо Нордхейм не оставил после себя ничего ценного.
  
  Вернув ключи дремлющему охраннику, я пошёл по коридору к лестнице. Я слышал, как приближаются шаги, и начал отпрыгивать назад. Осознав, что лейтенант Особого Следственного Отдела не отреагировал бы так, я продолжил двигаться. Шаги звучали тяжело и тяжело на старых деревянных ступенях.
  
  — Осторожно. Смотри! Вода горячая.
  
  Предупреждение исходило от кислого вида старой женщины, чья работа заключалась в том, чтобы убирать оставшиеся отделения Второго Блока. Она тащила негабаритное ведро воды на третий этаж, закончив свою работу внизу.
  
  — Сделай мне одолжение, сынок, хорошо? — спросила она. — Подтащи это проклятое ведро на пару ступенек, ладно? Это преступно, как они заставляют работать по-старому, таких, как я.
  
  Я схватил её ведро и поднял его. Она бросила швабру и веник вслед за ним.
  
  — Вот это труженица, бабушка, — сказал я. — Так ты говоришь по-английски, а? Не думала, что ты бы поняла правильный британский. — Как ты пришла к тому, чтобы оказаться в Гейдельберге? — Это долгая история. Есть час? — Нет. — Ну, тогда я буду краткой. Мой муж служил королеве в этой ужасной стране. Однажды ночью он выстрелил себе в голову. Был втянут в грандиозный скандал. Шпионы и всё такое. Меня публично унизили. С тех пор было трудно.
  
  Я не поверил ни единому слову, но она хорошо рассказывала. Поскольку она была настроена на разговор, я спросил:
  
  — Вы были там, когда взорвалась бомба? — я кивнул в сторону лаборатории Нордхейма. — Надеюсь, я больше никогда не увижу такого! — выпалила она. — Я была внизу, прибиралась на столе мистера Клэйвена, когда я услышала то, что, как мне показалось, было концом света. Напугало меня, должна сказать. — Убил человека тоже. — Да, мистер Краус. Никогда не любила этого парня. Но я бы не пожелала ему такого ухода. — Я так понимаю, что бомба предназначалась для доктора Нордхейма. — Действительно? Фу! Мне было бы очень жаль, если бы он был там, когда он взорвался. Вот уж принц среди людей.
  
   — Вы знали его? — Конечно. Я имею в виду, мы время от времени разговаривали. Скажи, подтяни немного ведро, ладно, парень? Эта работа убивает меня.
  
  Она потерла поясницу и застонала. Её выступление становилось всё лучше. Я взял ведро, и мы медленно продолжили наш путь вдоль третьего этажа.
  
  — Значит, мистер Краус вас не слишком интересовал, а? — Нет. Но профессор, он был очаровашкой, когда хотел быть. Однако слишком много работал. Всегда выглядел немного измождённым, знаете ли.
  
   — Он всё ещё в опасности. Он объявлен пропавшим без вести, вы, наверное, слышали?
  
  Она казалась удивлённой этой новостью.
  
  — В опасности? Неудивительно, что полиция задала так много вопросов. Не помню, чтобы видела тебя раньше, — она внимательно посмотрела на меня.
  
   — Я только что сюда пришёл по делу Нордхейма.
  
  Она плеснула шваброй в ведро с водой и начала мыть зал.
  
  — Я всё сказала полиции, — настаивала она, и по её тону я понял, что у неё не было секретов.
  
   — Я уверен, что вы помогли профессору не меньше, чем могли.
  
  Она оперлась на швабру и посмотрела на меня.
  
  — Ты кажешься хорошим парнем, — сказала она.
  
   Я кивнул. — Ну, было одно. — И что же? — Ничего особенно важного. Я покажу тебе, — Она отпустила швабру и привела меня к тому, что оказалось хозяйственным шкафом. Она открыла его, взглянув на меня, пока она возилась с ключом, словно подтверждая своё доверие во мне. Я улыбнулся ей. Что знала эта старая женщина?
  
  Дверь распахнулась, и мы столкнулись с массой мётел и рабочей одежды.
  
  — Давай, — сказала она. — Проходи дальше.
  
  Я отодвинул мётлы в сторону и нашёл небольшой офис, спрятанный в задней части шкафа. Под потолком было маленькое окошко, два стула и трёхногий стол, на котором стояла тарелка.
  
  — Это моя гостиная, — объяснила она. — Я прихожу сюда, чтобы отдохнуть время от времени. Никто не знает об этом, кроме меня. А профессор...
  
   — Как он мог об этом узнать? — Я показала ему, конечно! — усмехнулась она. — Я же сказала вам, мы были друзьями. Мы сидели здесь и разговаривали. Я бы заварила чай. Это было классно. Приятно. — И что вы говорили? — Мы поговорили, да. Я говорила большую часть времени, он был тихим. Вы говорите, что он всё ещё в опасности? — Есть хорошие шансы на это. — Я не знаю, к чему катится мир, — вздохнула она, опускаясь на стул с жёсткой спинкой.
  
   — В последний раз, когда я увидела профессора, было за день до того, как эта бомба взорвалась. Видите ли, я кое-что для него припасла. — Здесь, в этой комнате. Металлический ящик. Он сказал, что в нём было что-то важное, что он не хотел держать в своём офисе или дома. — Что это было? — Не знаю. Он никогда не показывал мне его, и я никогда не просила посмотреть. Личное дело, как я поняла.
  
   — У тебя сейчас есть коробка? — Он взял его с собой, когда уезжал, — сказала она.
  
  Она начала рыться в глубоких карманах своего платья. Наконец, она достала три листка бумаги.
  
  — Он оставил это. Бросил их на пол рядом с ним случайно, наверное.
  
  Я читал рваные бумажки, которые, как казалось, были записями-напоминаниями. На каждом была дата, время и буквы SWP. Даты располагались в период за три недели до взрыва, время каждого дня было по часу.
  
  — Что означают эти буквы? — спросил я.
  
   — Не спрашивай меня, сынок, — ответила старуха язвительно. — Я же сказала тебе, что это не моё дело. Я отдаю их вам, потому что вы кажетесь хорошим парнем и, может быть, ты поможешь профессору, — она потянулась, встала со стула, снова схватившись за спину. — Теперь тебе лучше идти. Мне нужно вернуться к работе. Ммм, какая кровавая пытка!
  
  Я выбрался сквозь её камуфляж швабр и мётел, спрятав любопытные записи Нордхейма в карман рубашки моей униформы. Пожилая женщина заперла шкаф, и когда она это сделала, дверь в конце зала распахнулась. Охранник, которого я накачал наркотиками, вывалился наружу с пистолетом наизготовку. Его способность к восстановлению была явно экстраординарной.
  
  — Стой! — приказал он, продвигаясь вперёд. Он выстрелил в потолок. Уборщица вскрикнула однажды, бросилась лицом вниз на пол и закрыла уши руками.
  
  В этот момент я решил, что получил всю необходимую информацию и что настал момент для поспешного выхода. Я перепрыгнул через перила и помчался вниз по лестнице.
  
  На пролёте лестницы с первого этажа на меня выскочил очень большой, очень чёрный доберман-пинчер, передвигаясь почти бесшумно с большими, мощными прыжками. Я очень уважаю смертельную угрозу, исходящую от этой конкретной породы собак. На самом деле, я лучше встречусь с вооружённым человеком, чем с хорошо дрессированным пинчером. Этот, казалось, знал своё дело. Он не лаял и не рычал. Он просто продолжал приближаться, этот убийца пожирал землю с каждым леденящим душу прыжком.
  
  Я не мог вернуться обратно на третий этаж; охранник, которого я накачал наркотиками, вряд ли промахнулся бы по цели размером с человека в упор. Я мог бы убить его или, по крайней мере, причинить ему достаточно вреда, чтобы позволить мне пройти мимо, но я не хотел, чтобы Хоук получил телефонный звонок от своих высокопоставленных берлинских контактов с вопросом: «Скажите, один из наших парней вырубил гейдельбергского патрульного?» И, конечно же, с доберманом всё равно придётся иметь дело.
  
  Я ненадолго задумался о добермане, пока не вспомнил, что лейтенанты из отдела особых расследований не носят оружия, и я тоже. Эти несчастные альтернативные варианты пришли мне на ум так же быстро, как единая мысль.
  
  Я отбросил их все и нырнул в открытый кабинет на втором этаже. У меня было достаточно времени, чтобы оглядеть комнату и понять, что теперь не было никакого разумного пути к бегству. В этот момент преследующий его доберман разбил головой верхнее стекло двери, которую я захлопнул за собой.
  
  
  
  
  
   Глава Четвертая
  
  
  Конечно, из этой комнаты было два выхода. Ни тот, ни другой не казался разумным, но они существовали.
  
  Один был прямо за дверью. Но это означало бы необходимость пройти через моего разъяренного друга, который сейчас лежал на четвереньках после нокаутирующего удара.
  
  Другой выход — через окно кабинета. Три окна располагались в ряд на дальней стене. Все они были закрыты. Это был второй этаж. Очень неразумно.
  
  Это было все время, которое у меня было на размышления. Со фырканьем, из которого капала кровь из ноздрей, «пинчер» прыгнул на меня. К счастью, его изящные лапы слегка скользнули по натертому полу, и он атаковал не так сильно, как хотел.
  
  Он явно собирался меня убить. Его огромные челюсти раскрылись, целясь мне в горло. Я поднял руку и ударил его горлу под челюстью. Он отлетел в сторону и рухнул на спину. Удар был сильным; это чудовище, должно быть, весило не меньше ста фунтов.
  
  Повернувшись к окну, я увидел силуэт в дверном проеме. Снова раздался окрик: «Стой!». Я предполагал, что достигну ближайшего окна на полной скорости за три шага. За это время охранник успел разрядить пистолет. Все выстрелы пролетели мимо, кроме одного, который задел мое правое плечо. Я проследил за всеми пятью пулями сквозь стекло, прорываясь сквозь преграду со сжатыми кулаками.
  
  После этого моя жизнь зависела от способности завершить погружение, которое я практиковал бесчисленное количество раз за годы тренировок AX.
  
  Для начала мне нужно было расслабиться, сохраняя при этом полет под контролем. Образ Кларисы, застывшей над мерцающей идеальной поверхностью ее бассейна, мелькнул передо мной, а затем — ее точное вхождение в прохладную воду, как нож. И тут мое падение стало резким, темная земля неслась на меня. Я подтянул голову в тот самый момент, сжав колени. Удар был ошеломляющим, но я перекатился и встал на одно колено.
  
  «Ник! Сюда!» Это был Бобо. Я находился на заднем дворе Второго Объекта, и большой «Кадиллак» выглядел для меня особенно красиво. Я поднялся и побежал по густой траве. Бобо распахнул дверь со стороны пассажира. Оглянувшись назад, я наполовину ожидал увидеть «пинчера» на своем пути, но он не бросился в погоню.
  
  Я запрыгнул в машину, пока Бобо поднимал машиной тучу песка с гравийной дороги. Пока мы срывались с места, настойчивый патрульный на втором этаже успел сделать еще полдюжины выстрелов в нашу сторону. Две пули отрикошетили от лимузина, повредив его блеск. Бобо выругался, затем разразился потоком нецензурной брани, когда еще два охранника появились со своего поста у парадного входа, открыв огонь из автоматических винтовок.
  
  Бобо свернул с дорожки через полосу деревьев и кустарников. «Держись за шляпу!» — кричал он сквозь рев, и мы пробили хлипкий металлический забор, как таран с ракетным двигателем. Резкий поворот налево, и мы вырвались на свободу, просвистя на скорости 120 миль в час. Сирены преследования раздавались вдалеке, но Бобо совершил серию неуловимых поворотов, которые оставили нас в крейсерском комфорте.
  
  «Хорошая работа, — сказал я, осматривая плечо. Пуля не причинила особого вреда, оставив лишь ссадину, которую легко обработать. — Ты управляешь чертовски хорошим лимузином, брат. Кажется, ты работаешь на моего конкурента».
  
  Бобо рассмеялся. «Ты пытаешься вывести меня из бизнеса всей этой стрельбой». Он увидел струйку крови из моей раны, и его лицо стало суровым. «Тебя зацепило?»
  
  «Почти, но не совсем».
  
  «Что пошло не так?»
  
  «Наткнулся на копа с телосложением носорога. Он очнулся от приличной дозы тетрагидала на полчаса раньше положенного срока».
  
  «Ты был там долго. Я забеспокоился и пробрался сзади. Охранник, которого отправили, побежал внутрь, когда услышал первый выстрел».
  
  «Что ж, я получил то, за чем пришел», — сказал я, вытаскивая пачку бумаг из кармана. — Взгляни на них».
  
  Бобо прочел каждую, затем вернул их мне. «Много усилий ради очень малого», — сухо заметил он. — Что означают инициалы?»
  
  «Я надеялся, что ты сможешь пролить свет на этот вопрос».
  
  «Извини, Ник».
  
  «Ладно. Я всегда любил хорошие головоломки. Эта выглядит как настоящий «Щелкунчик»».
  
  «Значит, ребята из криминалистической лаборатории что-то упустили, да? Они бы не поверили, если бы я им сказал. Каждый из них считает себя помесью микроскопа и ищейки».
  
  Я открыл аптечку, которую Бобо держал в своем лимузине-танке-скорой помощи, и извлек бутылку спирта. «Думаю, мне нужно внутреннее, а не внешнее применение этого средства, — сказал я. — Я столкнулся там с очень злой собакой».
  
  «Пинчер?»
  
  «Как ты узнал?»
  
  «Полицаи Гейдельберга любят их. Они тренируют их очень хорошо».
  
  «Я заметил. Его не остановить».
  
  «В Берлине больше любят овчарок».
  
  «Ого».
  
  Я протер рану спиртом, с трудом сдерживая гримасой боль. «Оказывается, у Нордхейма был друг во Втором Объекте, — сказал я, — пожилая женщина, которая хранила для него личные вещи. Она отдала мне эти записи».
  
  «И это все?»
  
  «Боюсь, что да. Она устроила для себя импровизированный кабинет в задней части чулана для метел. Нордхейм хранил свои ценности в металлической коробке, которую она бережно охраняла. Он забрал коробку у нее за день до взрыва».
  
  «Интересно. Должно быть, он предвидел действия против себя».
  
  «Ага». С этими словами Бобо заехал на подъездную дорожку наших соседей, через их задний двор и к заднему крыльцу наших временных апартаментов.
  
  
  
  Внутри я промыл и перевязал пулевую рану. Затем я приступил к изучению видеокассет того дня.
  
  Открыв чемодан с кассетным оборудованием, я достал последний предмет — просмотрщик бобинной ленты. Я снял бобину с видеокассеты с камеры и закрепил ее на одной стороне просмотрщика. Протянув ленту через устройство и на пустую бобину, я был готов внимательно рассмотреть утренние события на Оберштрассе.
  
  Прошло примерно четыре часа с момента, как я включил видеокамеру. Каждый час на ленте был отмечен, чтобы дать мне точное представление о временном интервале. Я активировал систему записи в девять часов. Я нажал рычаг перемотки на просмотрщике, и пятнадцать минут записи промелькнули перед моими глазами. Эффект был комичным: машины проносились по этой тихой жилой улице со скоростью 200 миль в час.
  
  Следуя моему утреннему плану, просмотрщик усиливал впечатление, что моя жизнь протекает со сверхзвуковой скоростью.
  
  Примерно в девять пятнадцать, согласно записи, фургон электрика подъехал к обочине примерно в трех домах от резиденции Нордхейма. Мужчина и мальчик вылезли и направились к входной двери своего клиента. Стук, и их быстро впустили.
  
  Когда камера вернулась к дому профессора, я увидел реакцию охранников. Оба мужчины обратили внимание на приезд электриков, но как только те скрылись из виду, охранники беззаботно возобновили разговор.
  
  Понятно. Им поручили следить за дочерью известного ученого, на жизнь которого покушались. Теперь ученый считался пропавшим без вести. Он бы ловко появился через день-другой с надуманным оправданием о желании избежать огласки. (Вы знаете, как эти чудаковатые интеллектуалы всегда жалуются, что их работе мешают, и тому подобное.)
  
  Сумасшедший, взорвавший лабораторию ученого, будет пойман при попытке нанести аналогичный ущерб отделению банка Берлина. Он присоединился бы к левоэкстремистской группе, которая, естественно, отрицала бы, что когда-либо о нем слышала. У охранников не было причин ожидать быстрой, хорошо спланированной попытки похитить Хельгу Нордхейм. Однако это было именно то, что я предвидел.
  
  «Что, по-твоему, скажет тебе эта запись, Ник?» — спросил Бобо. Он протянул мне стакан белого рейнского вина. Я откинулся и сделал глоток. Вкусно.
  
  «Они собираются схватить девушку, мой друг. Я чувствую это приближение. Они должны допросить ее, как и я. Я не подозреваю, что она сообщает много информации полиции, потому что она напугана. Скорее всего, она ждет вестей от отца. Она мало что скажет, пока не получит их». Вино было прохладным и сладким. «Надеюсь, эта машина расскажет мне, что произойдет, прежде чем это произойдет». Я поставил стакан рядом и вернулся к кассетам.
  
  Электрики оставались в доме клиента до десяти часов. В это время мальчик подошел к грузовику, открыл заднюю дверь фургона и вытащил отрезок провода. Он не взглянул в сторону охранников, и они не обратили на него никакого внимания. Он вернулся в дом. Я остановил ленту и отмотал ее на несколько футов назад, чтобы приблизить люк фургона. На нарисованной от руки вывеске на борту грузовика было написано: «Хохштеддер и Ко., Ремонт и установка электрооборудования».
  
  Я записал имя в блокнот и протянул его Бобо. «Проверь, — сказал я. — Узнай, есть ли у них работа в этом месте и кто на нее назначен».
  
  «Хорошо». Когда он потянулся к телефону, я встал и подошел к переднему окну. Фургон электриков все еще стоял на том же месте. Я окинул взглядом улицу и обнаружил, что прибыл еще один грузовик. Он принадлежал маляру, работающему в угловом доме квартала. Это могло быть совпадением, но теперь два грузовика стояли по бокам от дома Нордхейма.
  
  Я занял позицию перед просмотрщиком ленты и пропустил ленту дальше. Я хотел узнать, когда приехал маляр. Его не было на работе ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать часов, согласно временной отметке. Оказалось, он приехал на работу в полдень, всего за час до того, как мы выбрались из памятного Второго Объекта.
  
  Он не проконсультировался со своим клиентом перед началом работы, и в доме, который он красил, не было никаких признаков жизни. Он просто развернул брезент, смешал краски и начал наносить первый слой на крыльце, как назло. Он был либо невероятно неумелым, либо вовсе не профессиональным художником. Я навел бинокль на его грузовик; на нем не было опознавательных знаков, рекламирующих его компанию. Он также не носил характерных для его профессии пятен краски. Это был чистый, коричневый грузовик, который, казалось, встретил свой первый рабочий день.
  
  Я продолжил просмотр видеокассеты, вернувшись к кадру, записанному примерно в десять часов, и продолжил вперед. Следующие два часа отражали обычную уличную активность: доставка цветов, опустошение мусорных баков работниками санитарной службы, дюжий парень, торгующий газетами.
  
  «У меня есть кое-что об этих электриках», — прервал Бобо.
  
  «Они настоящие?»
  
  «Да. Я поговорил с менеджером "Хохштеддер и Ко.". Сказал ему, что я солидный житель Оберштрассе и заинтересован в выполнении электромонтажных работ на тысячу долларов. Увидел грузовик его фирмы на моей улице и решил узнать».
  
  «И что?»
  
  «У них двое мужчин прокладывают новую линию в подвале Шесть Оберштрассе».
  
  «Двое мужчин?»
  
  «Это то, что он сказал».
  
  Я быстро перемотал ленту обратно на девять пятнадцать утра, остановив кадр, который запечатлел обоих электриков, выходящих из фургона.
  
  «Взгляни внимательно», — сказал я.
  
  Бобо мгновение вглядывался в экран, затем встал. «Мужчина и мальчик», — произнес он, озаренный.
  
  «Да, но мальчик мог бы быть учеником. Если бы это было так, он никогда не дожил бы до экзамена на лицензию».
  
  Бобо снова склонился над просмотрщиком. «Обувь! — воскликнул он радостно. — Ребенок в туфлях. Он прокладывает новую линию в том, что, вероятно, является мокрым подвалом, и не потрудился надеть пару изолированных сапог».
  
  «И его босс тоже ничего не носит».
  
  «Вот я и...»
  
  Именно тогда раздался голос с улицы через наше окно. «Цайтунг!» — кричал он. «Цайтунг хир!» Я раздвинул шторы и посмотрел на того самого дюжего парня, который ранее был на видеозаписи, продающего экземпляры «Гейдельбергского вестника».
  
  «Это один из самых вялых разносчиков газет, которых я когда-либо видел», — сказал я, и Бобо усмехнулся.
  
  «Не похоже, что он делает много продаж. Неудивительно, при такой его скорости».
  
  Разносчик продолжал свою неторопливую прогулку, активно продвигая свой товар. Один из охранников поманил его, и он перешел улицу, чтобы войти во двор Нордхейма, где один полицейский купил газету. Я посмотрел на маляра, который мгновенно прекратил работу. Он наблюдал за сделкой, а затем вернулся к своей работе. Электриков нигде не было видно.
  
  С другого конца квартала подошел почтальон, доставляющий дневную почту. Вместо того, чтобы идти по одной стороне квартала, а затем по другой, он переходил со стороны на сторону, хаотичный маршрут, который, казалось, делал его бесполезно медленным. Его почтовая сумка была вздута, заставляя его слегка наклоняться, когда он поднимался по бесконечному ряду ступеней. Возможно, сумка была набита письмами и журналами. Возможно, она скрывала другие тяжелые предметы, которые почтальоны обычно не носят, например, трехсекционный, разобранный карабин.
  
  Я позволил шторам упасть и потер ладони о глаза. «Думаю, мое воображение разыгралось, — сказал я. — Если бы мимо прошла старушка, я бы увидел в ее зонтике специально сконструированный гранатомет».
  
  Словно по сигналу, пожилая женщина, которая ранее утром занималась садоводством возле резиденции Нордхейма, вышла из своего дома, чтобы вернуться к своей задаче. Снова она выглядела нервной, ее внимание отвлекалось от сорняков на двух охранников. Я начинал понимать, что она наслаждалась аурой опасности, которую создавало их присутствие.
  
  «На какое время назначено людям из штаба забрать нашу знаменитую виолончелистку для опознания?» — спросил я.
  
  «Они не назначали конкретного часа, — сказал Бобо, отвернувшись. — Но я звонил Крупке в офис полковника час назад, и они планировали на поздний полдень. Они могут появиться в любую минуту».
  
  «Отлично. Эта улица там буквально кишит, а мы сидим сложа руки. Твой танк «Шерман» заправлен и готов к работе?»
  
  «Рвется в бой, Ник».
  
  «Как, черт возьми, ему удалось выдержать шквальный огонь из стрелкового оружия и винтовок этим утром?»
  
  Бобо хитро улыбнулся. «Ты назвал мою детку танком «Шерман»? Именно так и есть. Я установил слой литой стали поверх кузова. Он дюйм толщиной, а это значит, что единственное, что могло бы нас остановить, — это прямое попадание из базуки».
  
  Я расхохотался и похлопал своего старого друга по спине. «Я должен был знать! Итак, у нас есть большой черный непобедимый «Кадиллак-57», да? Хорошо».
  
  
  
  Я вернулся к просмотрщику ленты и прогнал оставшиеся кадры видеозаписи. Они не показали ничего интересного. Последние несколько кадров промелькнули мимо, оставив меня теперь с теми элементами, которых я наблюдал: маляр, пара электриков, доморощенный садовод, почтальон, разносчик газет. Я должен был рассматривать всех их как потенциальных убийц и/или похитителей. Не говоря уже о других возможных оперативниках, которые могли, как и я, наблюдать из укрытия где-то на Оберштрассе, ожидая с терпением леопарда критического момента для атаки.
  
  «Ник, пора».
  
  Этот сигнал был произнесен спокойно, как всегда. Бобо отвернулся от окна и направился прямо к машине. Пока я натягивал свою пошитую в AX куртку, оснащенный различными приспособлениями, ценными для моей профессии, я увидел, как большой, ничем не примечательный седан остановился перед домом Нордхейма. Полиция не могла рекламировать свое прибытие более заметно. Конечно, они не знали о международном интересе, который вызвало их дело. Однако скоро это станет им очевидно.
  
  Я бросился вниз и открыл входную дверь достаточно широко, чтобы наблюдать за происходящим, не раскрывая себя. Одинокий мужчина в штатском вышел из седана и кивнул охранникам. Один патрульный немедленно пошел внутрь, чтобы забрать их подопечную, в то время как другой нервно оглядывался. Фамильярное ощущение ледяного головокружения подсказало мне, что мои рефлексы настроены и готовы реагировать. Я вытащил свой «Люгер» из наплечной кобуры и снял предохранитель. Сталь приклада стала теплой и удобно легла в руке.
  
  Все внимание на улице было сосредоточено на входной двери дома Нордхейма. Я заметил, что два электрика, казалось, завершили свою работу и направлялись к фургону, но их взгляды были прикованы к Оберштрассе, 10, как и у маляра, доморощенного садовода и разносчика газет, который замолчал после продажи, но остался поблизости.
  
  Только почтальон казался незаинтересованным; повернувшись спиной к сцене, он стоял у почтового ящика соседней двери и рылся в своей сумке, по-видимому, в поисках неуловимого письма или журнала. Садовод по тому же адресу поприветствовала его, но теперь стояла на коленях перед своей клумбой, как каменная статуя, загипнотизированная деятельностью у резиденции Нордхейма.
  
  И тут Хельга Нордхейм вышла из дома и направилась к машине в сопровождении патрульного. Ее светлые волосы были собраны в пучок, и на ней были темные очки. Она была на полпути по лестнице, когда почтальон развернулся. В руках у него был пистолет-пулемет, легко разбираемый для размещения внутри почтовой сумки, которую он нес. Он открыл огонь по человеку в штатском, которого отбросило назад к машине. Водитель попытался вступить в бой, но был скошен градом пуль через лобовое стекло седана. Его безжизненное тело выпало из двери на улицу.
  
  Когда я бросился к девушке, которую отбросило на оставшиеся ступени и на землю к полицейскому, я уловил движение как слева, так и справа. Газетчик полез под пальто и вытащил огромный револьвер 45 калибра, в то время как маляр прилаживал к плечу нечто, похожее на дробовик 12-го калибра. Впереди садовод повернулась и в ужасе уставилась на убийцу, который материализовался на ее переднем крыльце. Она начала кричать и не останавливалась.
  
  Разносчик направился через улицу. Он образовал одну точку смертоносного треугольника, окружавшего сцену, и теперь, когда человек в штатском и его водитель были мертвы, разносчик преследовал Хельгу. Оба полицейских были заняты лже-почтальоном.
  
  «Эй!» — крикнул я, и разносчик повернулся ко мне лицом. Его рот открылся от удивления, когда «Люгер» прыгнул в моей руке. Он опрокинулся на спину, револьвер45 калибра подпрыгнул по тротуару.
  
  Я услышал рев дробовика 12-го калибра. Выстрел зацепил одного патрульного, сражающегося с пулеметчиком, прямо между лопатками. Он кувырком слетел с верхней ступени. Другой полицейский прижался к нижним ступеням и стрелял попеременно в маляра и почтальона, который видел, как я застрелил разносчика.
  
  Когда я мчался к укрытию за машиной, он выпустил очередь пуль в мою сторону. Я бросился в сторону, пока пули впивались в землю. Я приземлился возле машины, подкатился под нее и оказался с другой стороны.
  
  «Samke chesmikl!» — крикнул почтальон, обращаясь к стрелку, который перепрыгнул через невысокий забор, чтобы получить лучший угол на оставшегося полицейского. Он говорил по-русски, как я и ожидал.
  
  Стрелок услышал предупреждение своего коллеги слишком поздно. «Люгер» снова плюнул, почти по собственной воле, как будто я просто переносил его. Единственный выстрел прилетел за доли секунды до того, как стрелок смог опустошить свой оставшийся патрон в меня. Это оставило почтальона одного против двух человек, или, по крайней мере, так должно было быть. К сожалению, шансы оставались в их пользу.
  
  Моя стрельба привлекла внимание оставшегося полицейского, что дало почтальону возможность отпрыгнуть от крыльца соседнего дома. На бегу он выпустил короткую очередь в лежащего патрульного, который не успел отреагировать на бросок убийцы. Я знал, что буду следующей целью и что мое оружие не сравнится с пистолетом-пулеметом. Лучший шанс лежал на земле в футах от меня — 12-й калибр.
  
  Я побежал за дробовиком, схватил его, развернулся и выстрелил. Дробь оторвала почтальона от его оружия, загнав его в ухоженный участок садовода. В этот момент она перестала кричать, чтобы посмотреть на труп среди своих петуний, ее глаза были широко раскрыты, как блюдца.
  
  Я преодолел ряд кустов и потянул Хельгу Нордхейм на ноги. На ее лице был шок, но когда она поняла, что я пытаюсь ее увести, она начала брыкаться и пинаться, как фурия.
  
  «Отпусти меня, чудовище!» — кричала она, целясь одним ударом в ту часть моей анатомии, которая причинила бы мне сильную боль. К счастью, она промахнулась, что вызвало целый каталог проклятий, которые, я не думал, культурная барышня когда-либо имела возможность выучить.
  
  Ее крики были прерваны визгом новой очереди выстрелов. След пуль вытатуировал переднюю часть дома 10 по Оберштрассе, и пока я тащил сопротивляющуюся виолончелистку через улицу, я посмотрел вверх и увидел, как фургон электриков несется на нас; мальчик высунулся из окна, чтобы обрушить на нас град пуль из русского карабина Р-2.
  
  Я бросил девушку, как горячую картошку, и бросился к потрепанным остаткам полицейского седана, надеясь вызвать огонь и, возможно, загнать фургон в ловушку. На бегу я полез внутрь куртки, чтобы выдернуть микро-взрывчатку. Но как только я приготовился ее бросить, я увидел, как большой мерседес Бобо выскочил с подъездной дорожки, с визгом промчался через улицу и бортом протаранил фургон, отчего того закрутило. Он перевернулся один раз и остановился на своей крыше.
  
  Я подумал, что этого может хватить, чтобы запихнуть девушку в «Кадиллак» и убраться, но нет, водитель фургона выбил дверь и вылез, стреляя. Я метнул микро-взрывчатку, которая взорвала фургон и завершила весь конфликт.
  
  Чудом садовод осталась цела, все еще наблюдая. Но когда хаос утих и пламя из фургона лизнуло верх, она поднялась на ноги. Беззвучно она побежала так быстро, как только могли нести ее короткие ноги.
  
  Я подхватил на удивление сквернословящую дочь профессора и бросился к лимузину, который, как обычно, выглядел ничуть не хуже. Забросив девушку на заднее сиденье, я запрыгнул внутрь, пока Бобо давил на акселератор. Никто из нас не хотел быть поблизости, когда двадцать семь патрульных машин, принадлежащих Гейдельбергскому полицейскому управлению, соберутся на Оберштрассе.
  
  Бобо развернул машину и понесся обратно к дороге. На мгновение я подумал, что он потерял рассудок, но потом понял, что это лучший из возможных маршрутов. Полиция действительно будет приближаться к Оберштрассе. Мы бы выехали с соседней улицы, надеясь, не вызвав подозрений. Бобо протаранил задние ворота и вылетел на проезжую часть. Наш юный друг вышел из дома, чтобы посмотреть на нас с изумлением через лабиринт статуй на лужайке.
  
  Затем Бобо продолжил движение с законной скоростью, пока вой полицейских сирен заполнял воздух. Мы достигли конца квартала, пропустили несколько проносящихся патрульных машин, затем развернулись и выехали организованно, в мирном порядке.
  
  
  
  
   Глава Пятая
  
  
  Хельга теряла сознание. «Похоже, волнение для нее было слишком сильным», — сказал я. «У тебя есть что-нибудь, чтобы привести ее в чувство?»
  
  «Я думал, это твой талант, брат». С этими словами мой старый друг достал пакет с нюхательными солями из аптечки и бросил мне. Я сломал его и поднес девушке понюхать. Она поморщилась, отворачиваясь от неприятного химиката. Ещё несколько вдохов, и она заёрзала на сиденье.
  
  «Где я?» Теперь она очнулась, моргая и пытаясь прояснить свой разум.
  
  «Всё в порядке, — сказал я. — Ты среди друзей».
  
  Она пристально посмотрела на меня.
  
   «Ты!»
  
   Я не убедил её. Она сжала руки в кулаки и начала бить меня в грудь.
  
  «Мне казалось, ты говорил мне, что Хельга Нордхейм застенчива и нежна!» — крикнул я Бобо.
  
  «Могу ли я помочь, если она отказывается быть очарованной твоим безошибочным обаянием?»
  
  В конце концов, я прижал руки девушки к её бокам и терпеливо ждал, пока она потратит то немногое количество энергии, которое смогла собрать. То, что в ней вообще оставалось боевого духа после ужасающих событий дня, было примечательно. Когда она закончила метаться, как рыба, вытащенная из воды, я спросил, за кого она нас принимает.
  
  «Я не знаю и мне всё равно! Всё, что я знаю, это то, что ты убил этих несчастных полицейских!»
  
  «Эти менты погибли от рук четырёх русских агентов, у которых была одна цель — похитить тебя».
  
  «Почему?» — спросила она.
  
  «Потому что на данный момент ты находишься в центре очень сложной проблемы. Твой отец исчез, и считается, что он обладает важными научными данными».
  
  Она села, теперь собранная и настороженная.
  
   «Мой отец изучает происхождение рака в человеческом теле. Скажи мне, какое это имеет отношение к русским?» Хороший вопрос. Я достал пачку сигарет из кармана пальто и предложил ей одну. Она отказалась с легкой улыбкой.
  
   «Как я уже сказала, мой отец ищет лекарство от рака. Он не подталкивает меня к развитию болезни».
  
  «На самом деле, я собирался бросить это», — слабо сказал я, убирая сигареты. Она озорно взглянула на меня, что свидетельствовало о том, что она, по крайней мере, больше не боится. «Я уважаю исследования твоего отца, мисс Нордхейм, — продолжил я, — но, боюсь, он замешан в чём-то, что имеет очень мало общего с излечением того, что до сих пор было неизлечимым».
  
  «Я не понимаю».
  
  Я откинулся назад и осторожно продолжил; расположение Хельги Нордхейм было нелегко завоевать. «Давайте рассмотрим недавнюю историю. Во-первых, письмо-бомба, очевидно предназначенная для твоего отца, взрывается в его лаборатории, убивая человека. Затем твой отец исчезает без объяснения причин, если, конечно, он не связался с тобой». Я взглянул на неё, но, увидев, что она не купилась на мою уловку, смотря прямо перед собой, я возобновил свой монолог. «В-третьих, я выясняю, что профессор некоторое время назад попросил уборщицу в институте сохранить металлическую коробку, содержимое которой он забрал за день до взрыва. И в-четвёртых, советские агенты пытались похитить тебя у вооруженной охраны. Мы также знаем, что несколько высокопоставленных китайских оперативников прибыли в Гейдельберг после взрыва».
  
  «Кто вы такие?» — рявкнула девушка.
  
  «Я думал, тебе всё равно».
  
  «Я хотела бы знать, с кем имею дело».
  
  «Меня зовут Картер. Ник Картер. Я американец. Моё правительство попросило меня найти твоего отца и выяснить, что он сделал такого, что вызвало такой международный интерес к его работе».
  
  «Боюсь, я не могу вам помочь», — категорически сказала девушка. «Мой отец не доверяет мне такие дела».
  
  «Ну, может быть, ты сможешь...»
  
  «Я ничего не знаю. А если бы и знала, зачем мне тебе об этом рассказывать?»
  
  «Нет причин. За исключением того, что это может спасти жизнь твоего отца».
  
  Это растопило её сдержанность. Её руки задрожали, и глаза увлажнились.
  
  «Я не знаю, кому доверять, — сказала она едва слышно. — Я не знаю...»
  
  «Они что-нибудь значат для тебя?» — спросил я, вручая ей три записки, которые я нашёл во Втором Объекте.
  
  Она осмотрела каждую. «Извините. Не могу сказать, что это. Хотя это почерк моего отца. Где ты их взял?»
  
  «В той камере хранения, о которой я тебе говорил, были эти записки и некоторые другие предметы. Как я уже сказал, твой отец удалил содержимое за день до взрыва. Эти записки упали на пол. Уборщица подняла их и сохранила. Она очень любила твоего отца».
  
  Хельга улыбнулась. «В отце всегда было что-то плутовское. Уборщица, говоришь? Он, должно быть, доверял ей. Я не могу сказать этого о многих людях, которых знал мой отец. Он не доверял большинству знакомых, а друзей у него было мало. Его опыт войны навсегда испортил его отношение к отдельным личностям, хотя он всегда хотел сделать что-то полезное для человечества. Это настроение изолировало его».
  
  «Я так понимаю, он работал на Третий Рейх во время войны?»
  
  «Да, но вовсе не по собственному выбору. В первые годы мой отец преподавал естественные науки в средней школе. Но когда дела у Рейха пошли хорошо, они попросили отца присоединиться к усилиям. Сначала он сопротивлялся, но они привыкли иметь дело с такими личностями. Они приказали эсэсовцам схватить мою мать и меня однажды прямо с улицы и посадить в тюрьму, пока мой отец не согласился сотрудничать. Он согласился, но нас всё равно держали. Они не доверяли ему. Они никому не доверяли, у кого, по их мнению, были неправильные принципы. Они держали нас там два года. Моя мать умерла от пневмонии за неделю до окончания войны».
  
  
  
  Мы подъехали к маленькому каменному дому, приютившемуся на восточном берегу Рейна, в нескольких милях за пределами Гейдельберга. Женщина и двое детей вышли нас встречать.
  
  «Папа! Папа!» — закричала девочка, которая прыгнула в объятия Бобо в тот момент, когда он открыл дверь лимузина. «Прокати меня, папа?»
  
  «Не сейчас, дитя, — твёрдо сказал он. — Мы очень устали». Его маленький сын поплёлся к нему, и он подхватил мальчика и понёс на плечах в дом. Я раскрыл объятия для теплого объятия от Рене.
  
  «Ты прекрасно выглядишь, Ник, — сказала она. — Красавчик, как всегда. Что ты делал с собой?»
  
  «То, что мне велели. Я не пенсионер, знаешь ли. Я не могу выбирать задания, как твой счастливый супруг».
  
  «Мне не нравится видеть его вовлечённым в такую опасную работу в его возрасте. Теперь он семейный человек. Но когда он сказал мне, что будет работать на Ника Картера, я подумала: "Ну, по крайней мере, он будет работать с лучшим". И это должно быть важно, если назначено сказочному мистеру Картеру», — её голос звучал тепло и чудесно, как я его помнил, когда мы впервые встретились десять лет назад. Уроженка Франции, она официально служила в американском посольстве, но тайно была одним из лучших специалистов по кодам, которых я когда-либо знал.
  
  «Итак, ты отдала пьянице своего сына на воспитание?» — поддразнил я.
  
  Когда уголки её рта приподнялись от удовольствия, она посмотрела мимо меня на Хельгу, только что выбравшуюся из лимузина. «Я не ожидала, что ты будешь не один, — сказала она. — И, конечно, она очень красива».
  
  Хельга стояла несколько раскрасневшаяся и польщенная, пока я знакомил их. Я не стал уточнять наши отношения. Как я это видел, тушить пожар, который устроил её отец, только начинало разогреваться, так что мы могли бы просто подружиться сейчас, как и потом. А Хельга была эффектной молодой женщиной.
  
  «Заходите внутрь», — предложила Рене. «Я только что закончила готовить немного сардельки».
  
  «Братвурст! — сказал я. — Хорошая француженка готовит сардельки?»
  
  «О, я всё ещё делаю суфле, но это Гейдельберг».
  
  Мы поужинали, и это была вкусная еда. Утренние события вызвали у меня бурный аппетит, а готовка Рене была прекрасным средством удовлетворения. Я узнал, что после женитьбы они были командированы в Берлин, где помогли разоблачить группу шпионов, передававших документы в микрофильме восточногерманским товарищам. Они часто ездили к Рейну по выходным и влюбились в его великолепие. Когда Бобо представилась возможность открыть службу лимузинов — в дополнение к постоянной роли агента AX по вызову, — он ухватился за неё. Они купили коттедж и решили создать семью на сардельках и суфле.
  
  Пока Рене убирала посуду с помощью Хельги, Бобо ударил футбольным мячом о пол гостиной со своим малышом Андре. Мальчик пинал мяч, подражая отцу, и падал на свою маленькую попку. Это, казалось, было для него самым веселым, потому что всякий раз, когда он оказывался на полу, он хихикал, а затем поднимался, чтобы нанести еще один удар по мячу с ямочками.
  
  Девочка, Ноэль, сидела рядом с заводной игрушкой, которая выводила барабанщика из одной двери дома, на сцену и на парад, а затем молниеносно через другую дверь, которая закрывалась за ним. Ноэль сидела загипнотизированная этим представлением, радостно хлопая, когда фигурка исчезала, затем заводила игрушку снова.
  
  Наконец Бобо убрал мяч, а Рене вывела детей играть на улицу.
  
  «Ну и куда мы идём отсюда?» — спросил я Хельгу.
  
  Вопрос поразил её. «Что ты имеешь в виду?»
  
  «Я здесь, чтобы найти твоего отца. Я хочу знать, где, по твоему мнению, он может быть».
  
  «Я же сказала тебе, я не знаю».
  
  «Он не связывался с тобой?»
  
  «Нет».
  
  «Странно, — размышлял я, потягивая изысканный кофе, который приготовила Рене. — Отец исчезает, очевидно, по собственной воле, после покушения на его жизнь. Но он не выходит на связь со своей единственной дочерью, которая, насколько он знает, может думать, что он мёртв».
  
  «Вовсе не странно, если бы вы знали моего отца так, как я, — ответила Хельга с огнем в глазах. — Он замкнутый человек. Он пережил много лишений в своей жизни. Возможно, он в беде. Он может сожалеть о том, что не захотел сообщить дочери и подвергать её опасности. Конечно, он не осознаёт, что на сцене великий Ник Картер». Изнеможённая этим взрывом, она перекинула одну красивую ногу через другую и откинулась на спинку стула, глядя на меня.
  
  «Хорошо, я верю, я верю! — сказал я. — Но мне всё ещё нужно направление. У твоего отца должно быть что-то вроде… знакомых, прошлых или настоящих, которые могли бы дать нам зацепку?»
  
  Выражение её лица смягчилось, пока она думала. Я понял, что каким-то образом хотя бы частично заслужил её доверие. Если бы она могла выбрать соломинку из ветра, мы могли бы начать действовать.
  
  «Папа был так циничен, — пробормотала она, — было так мало людей, которым он доверил бы даже небольшое откровение. Но однажды он упомянул одного человека, специалиста по боеприпасам, с которым он познакомился в годы войны. Эрлих, кажется, его звали».
  
  «Ганс Эрлих?» — вмешался Бобо.
  
  «Да, — сказала она. — Это он».
  
  «Ты его знаешь?» — спросил я.
  
  Бобо фыркнул и начал набивать табак в трубку. «Все о нём знают, но на самом деле мало кто знает самого человека. У него широко разрекламированная репутация эксцентрика. Он заработал миллионы после окончания войны на разработке перспективных систем вооружения. Многие из них были адаптированы твоей страной, Ник. Несколько лет назад он забрал свои деньги и уединился в особняке под Франкфуртом. Некоторые говорят, что роман пошел наперекосяк, что женщина была в сговоре с теми, кто хотел его уничтожить. В любом случае, он дал понять, что больше не хочет иметь ничего общего с этим миром или людьми в нём. Его не видели и не слышали пятнадцать лет».
  
  Я повернулся к Хельге. «Твой отец и он были близкими друзьями?»
  
  «Я не совсем уверена, — сказала она. — Я знаю, что нацисты использовали те же силовые методы, чтобы убедить его присоединиться к их рядам, что и с папой. Они делили лабораторию в Берлине, он и папа, и, я полагаю, они разделяли одни и те же надежды и страхи. Мой отец сказал мне, что Эрлих был храбрым человеком и замечательным ученым. Он уважал его. Но он упомянул Эрлиха только один раз, много лет назад, когда усадил меня, чтобы объяснить, что произошло во время войны, почему мы были врозь. Я сомневаюсь, что мой отец видел его с тех пор. Он больше никогда о нём не говорил. Я не знала, что этот отшельник и старый соратник моего отца — один и тот же человек».
  
  «Да, — сказал Бобо. — И я сомневаюсь, что Эрлих примет тебя при любых обстоятельствах, Ник. Его изоляция не прихоть. Я слышал ужасные истории о тех, кто пытался прорваться через его охрану. Его территория защищена дорогой электронной системой, которую поддерживает вооруженная охрана».
  
  «Но я должен его увидеть, конечно», — сказал я.
  
  В глазах Хельги отразилось удивление.
  
  «Естественно», — сказал Бобо, потянувшись к телефону. Он позвонит нашему контакту во Франкфурте для получения информации о сигнализации Эрлиха, поэтажном плане его особняка и любых других деталях, которые могут помочь мне встретиться с человеком, который посвятил себя неограниченной частной жизни на пятнадцать лет.
  
  
  
  На следующее утро я подъехал к главным воротам роскошного поместья Эрлиха.
  
  «Да?» — сказал охранник. Он не приветствовал посетителей, что соответствовало стилю Эрлиха.
  
  «Lauf, Inc.», — ответил я. «Очиститель воды». Великий Отшельник предпочитал, чтобы его вода не содержала следов загрязняющих веществ. У него развилась навязчивая боязнь за свое здоровье, и он пошел на длительные и дорогостоящие усилия, чтобы обеспечить среду, свободную от микробов. Это означало установку системы очистки для обработки его водоснабжения. Эта система днём ранее вышла из строя, и был сделан вызов для аварийного ремонта. Я решил приехать раньше официального представителя Lauf.
  
  «Покажи свои бумаги», — проворчал охранник.
  
  Я передал ему копию приказа о ремонте, которую наш человек во Франкфурте добыл и передал мне. Охранник бегло осмотрел её, затем вернулся к своей стеклянной будке. Он подозрительно посмотрел на меня, пока разговаривал по интеркому с кем-то в большом доме. Я насвистывал мелодию, пока ждал. Через минуту охранник повесил трубку интеркома.
  
  «Хорошо, — сказал он, сунув бумаги обратно мне. — Прямо, а затем налево на вторую развилку, и чтобы ты не был этому рад».
  
  Я симулировал испуг, вероятную реакцию большинства посетителей на столь грубые указания. «Конечно. Большое спасибо».
  
  Он нажал кнопку на ручном пульте дистанционного управления, и большие железные ворота медленно распахнулись. Я помахал ему и осторожно провёл свой фургон. Я видел, как ворота закрылись за мной, пока я осторожно направлялся к служебному входу. Я сомневался, что выйду тем же путем, которым вошёл. Эти ворота могли бы поддаться под ударом броневика, мчащегося на полной скорости, но мой фургон превратился бы в металлолом, если бы я попытался такой экстренный выход. Что ж, другие пути, надеюсь, представятся. Мое прощание могло бы быть даже дружеским, если бы Эрлих был не так далёк от Нордхейма, как указывала Хельга. Конечно, не было никакой гарантии, что я смогу противостоять старому специалисту по боеприпасам. Но я изучил план лабиринта резиденции Эрлиха, оценил свои шансы и решил, что они лучше, чем если бы я мог беспрепятственно пройти через парадные ворота; этот, по крайней мере, был сделан.
  
  Я подъехал к небольшой платформе на тыльной стороне дома. Другой охранник немедленно вышел, чтобы снова проверить мои документы. «Не видел тебя раньше», — сказал он, пока мы направлялись в подвал.
  
  «Всё верно, — сказал я беззаботно. — Никогда не был здесь раньше. Это довольно размах. Никогда не видел ничего подобного».
  
  «Что случилось с Генри?»
  
  «Перевели. в Мексику».
  
  «Мексика?»
  
  «Ага. Его жене нужен сухой климат».
  
  «Я не знал, что он женат».
  
  «Только что женился. Хороший парень, нам будет его не хватать».
  
  Мы подошли к генератору прежде, чем я смог наговорить себе больше неприятностей, и я открыл свой ящик с инструментами. Охранник стоял и смотрел на меня, скрестив руки. Я не ожидал, что он оставит меня одного в моей работе; подвал был одной из немногих областей в особняке, не контролируемых через замкнутое телевидение. Основная видеоконсоль, работающая днём и ночью, располагалась на втором этаже. В системе было пятнадцать камер, которые следили за стратегическими областями большого дома. Эрлих по привычке ограничился гигантской гостиной на верхнем этаже с куполообразным стеклянным потолком. Очень просторная, очень светлая, это был его единственный доступ к внешнему миру.
  
  «Как ты думаешь, сколько времени это займет?» — спросил охранник. Он казался нетерпеливым, перенося свой вес то на пятки, то вперёд, пока смотрел, как я раскладываю свои инструменты.
  
  «Около часа, насколько я могу судить. Тебе лучше снять нагрузку с ног, друг».
  
  Он подтянул штаны, заправляя при этом солидный живот под пояс. «Генри был быстрым, — сказал он. Он щелкнул пальцами. — Вот так». Ещё два щелчка.
  
  «Как я уже сказал, Генри был хорошим парнем, — сказал я, поворачивая ключ на каком то болте. — Я не такой быстрый. Но я тщательный».
  
  Охранник недовольно хмыкнул и повернулся, чтобы найти себе место. Он взглянул на меня, затем шагнул к стулу. Он так и не достиг его. В тот момент, когда он оказался ко мне спиной, я рванулся к нему, двигаясь быстро и бесшумно. Я схватился за основной нерв у основания шеи, и он упал на колени. Он пытался кричать, но говорить было невозможно. Я усилил давление. Он тяжело повалился на бок, без сознания.
  
  Я связал его и заткнул рот скотчем, а затем приступил к поставленной задаче: противостоять Гансу Эрлиху.
  
  Помимо системы очистки воды, в подвале также находились автономная система отопления и кондиционирования воздуха, воздуховоды которых образовывали удобный проход через человеческий лабиринт. Металлические каналы были достаточно большими, чтобы вместить мужчину, если он был готов пробираться, как крыса по канализации. Воздуховоды шли как по вертикальным, так и по горизонтальным маршрутам, извиваясь из комнаты в комнату и с этажа на этаж. Именно вертикальные участки представляли проблему. Как перейти с одного этажа на другой, когда ты заключён в стальной канал, ненамного шире твоих плеч?
  
  Я открыл вентиляционное отверстие в подвале, затем полез в свой ящик для инструментов, чтобы достать два электронных магнита, которые я мог активировать, нажав клавишу, встроенную в основание каждого.
  
  «Ладно, Крысёныш. В путь». Я заполз в воздуховод и начал свой подъём на первый этаж, используя мощные магниты, чтобы подниматься рука за рукой. Каждый из них мог выдержать триста фунтов, не проскользнув ни на йоту, так что мне оставалось беспокоиться только о том, чтобы не слишком грохотать и не привлечь нежелательного внимания.
  
  Поднявшись на первый этаж, я заглянул через вентиляцию в комнату и увидел трех мужчин в форме прислуги, играющих в карты за столом. Их сосредоточенность была напряжённой. Тот факт, что они меня не слышали, сказал мне, что мой план может сработать.
  
  Я поднялся на второй этаж и прошёл мимо закрытой смотровой площадки, где двое охранников лениво смотрели на группу телевизионных экранов.
  
  Я совершил последний подъём на третий этаж и убрал магниты. Когда я поспешил к обсерватории Эрлиха, я услышал глубокий хохот, смешанный с пронзительным смехом. Я остановился у ближайшей вентиляции и заглянул в кабинет с толстым ковром, письменным столом из красного дерева и бархатным диваном; это был последний пункт, где решался вопрос дня. Приземистый мужчина в тёмном костюме маневрировал с пышногрудой девушкой — его секретаршей? — в то, что скоро станет очень компрометирующим положением.
  
   «Ой, Вольфи! — хихикнула она. — Не сейчас, ещё слишком рано, дорогой». Он рассмеялся, его руки оставались активными. «Давай, Вольфи».
  
  Я продолжил, делая свой собственный вывод.
  
  Я добрался до последнего вентиляционного отверстия в системе воздуховодов и обнаружил... прутья! Эрлих ничего не оставлял на волю случая. Его мир был кошмаром судебного пристава. Это тоже не приносило мне удовлетворения. Я посмотрел через решетку и увидел струйку дыма, поднимающуюся вверх из-за толстого кресла с высокой спинкой, стоящего лицом к солнцу. Свет лился в комнату огромными снопами; казалось, источник этого дрейфующего дыма восседал на вершине горы, одинокий и недоступный.
  
  Предполагая, что только Ганс Эрлих может занимать это кресло, я повернулся к хохоту и хихиканью. Я понял, что этот человек, должно быть, был помощником Эрлиха, Вольфгангом Кройцером, что объясняло его близкое присутствие к боссу.
  
  Пара всё ещё была вместе, счастливо скакая, когда я прижался к воздуховоду и выбил вентиляцию. Девушка закричала; мужчина вскочил на ноги.
  
  «Извините, что прерываю», — сказал я.
  
  Колеблясь, Вольфи бросился к двери. Когда он распахнул ее, мускулистый агент безопасности ворвался внутрь. Я нырнул и перевернул его, перекинув через спину. Он тяжело приземлился, и я услышал его стон. Я пролетел мимо Вольфи в сторону убежища Эрлиха. Коридор был пуст, но это продлится лишь несколько мгновений; Я был уверен, что Вольфи сейчас поднимет тревогу, которая соберет толпу.
  
  Я сорвал с пояса желеобразный заряд C и разорвал пластиковую пломбу. Сжав его, как тюбик зубной пасты, я прижал его к дверной петле и бросился на пол. Заряд взорвётся через три секунды после воздействия. Когда я упал на пол, я увидел, как Вольфи выбегает из своего кабинета. Он держал маленький пистолет на вытянутой руке.
  
  Заряд С отбросил его обратно туда, откуда он пришёл. Я нырнул сквозь дым и оказался лицом к лицу в обсерватории с человеком, ради встречи с которым пошел на абсурдное количество хлопот.
  
  «Mein Gott. Кто ты?» — проревел он. Он стоял, блистательный в велюровом смокинге, толстые брови нахмурились над сердитыми глазами. За спиной я чувствовал небольшую орду агентов безопасности и их собак на поводках, пробивающихся ко мне.
  
  «Я здесь, чтобы просить вашей помощи в спасении жизни Карла Нордхейма, герр Эрлих».
  
  Я изложил свою просьбу просто и прямо, надеясь, что он не откажет в помощи старому другу, по крайней мере, не выслушав. У него было чертовски мало времени, чтобы обдумать это, потому что, если он не ответит быстро, я должен был заключить его в объятия за шею и попросить личного сопровождения на выход.
  
  Однако при упоминании Нордхейма гнев исчез с румяного лица Эрлиха. Он посмотрел на меня с любопытством. «Отойди в сторону», — мягко сказал он. Он поднял руку на приближающуюся толпу. Они остановились перед ним, как каменные полицейские, они как собаки грызли поводки, чтобы получить кусок от меня.
  
   «Оставьте нас в покое! Вернитесь!»
  
  Двое из них подпёрли расколотую дверь, и Эрлих повернулся ко мне.
  
   «Объяснись, — сказал он. — И пусть это будет хорошо, молодой человек. Я не привык терпеть незаконное проникновение».
  
  Он указал на стул. Я сел напротив него, пока он снова курил свою пенковую трубку, огромные облака дыма поднимались сквозь солнечные лучи.
  
  «Доктор Нордхейм, ваш бывший коллега, несколько лет занимался исследованиями в Институте Высших Исследований в Гейдельберге по причинам рака».
  
  «Да, я знаю».
  
  Это было любопытно; Хельга сказала, что её отец не общался со своим старым другом много лет. Но я пропустил это, предположив, что у научного сообщества есть свои каналы информации и что Эрлих не полностью удалился от них.
  
  «Нордхейм исчез два дня назад после того, как письмо-бомба, адресованная ему, взорвалась в руках его помощника, — продолжил я. — Его дочь боится за его жизнь. Она наняла меня, чтобы найти его».
  
  Эрлих устремил свой взгляд на какую-то далёкую точку в пространстве, как только я начал говорить, и держал его там, энергично попыхивая трубкой. «Значит, вы детектив. И вы хотите моего сотрудничества, поскольку я знал этого человека давно?» — сказал он с явным раздражением в тоне.
  
  «Мисс Нордхейм считает, что вы были довольно близки с её отцом. Она надеялась...»
  
  «Да! — сердито вмешался он. Он встал и держался по-военному, чтобы сохранить самообладание. — Я действительно очень хорошо знал Карла. Мы пережили очень трудные годы как друзья. Я уважал его с самого начала. Его гений был потрясающим».
  
  Признав это, он воткнул трубку в неровный кусок кварца, служивший пепельницей. Когда он заговорил снова, голос его стал спокойнее. «Позволь мне показать тебе образец его блеска. Как человек военный, ты можешь найти это интересным».
  
  Он прошёл через дверной проем в небольшой тир. «Как ты знаешь, моя область — боеприпасы, — сказал он, снимая со стойки винтовку, типа, которого я никогда раньше не видел. — Карл — в первую очередь медик, но он мог преуспеть во всём, что задумывал». Эрлих зарядил оружие и передал мне. «Он разработал эту винтовку во время войны, почти как диверсию. Выстрели из нее вон в ту стальную пластину».
  
  Я приложил приклад к плечу и прицелился. Я ещё не встречал винтовки, которая могла бы пробить сталь такой толщины, и сомневался, что это возможно. Я приготовился к огромной отдаче и нажал на спусковой крючок. Выстрел оглушил, но винтовка держалась на удивление устойчиво при стрельбе.
  
  «Теперь подойди и посмотри», — сказал Эрлих. Удовлетворение уже было видно по его усмешке. Мы прошли около тридцати футов до конца тира, и я увидел результат: чистый проход через двухдюймовый лист стали!
  
  «Невероятно, — сказал я, ощупывая рваные края дыры. — Из чего, черт возьми, сделана пуля?»
  
  «Особый сплав, который Карл выковал сам. Он сделал лишь ограниченное количество патронов, и я не знаю компонентов. Он никогда не говорил мне, и я никогда не спрашивал. Полагаю, я мог бы узнать, но он не хотел бы, чтобы я это сделал. Он был очень расстроен нашими исследованиями по ходу войны, как и все мы, кого шантажировали нацисты. Заходи в обсерваторию, где ты сможешь рассмотреть винтовку поближе».
  
  Мы вернулись во внешнюю комнату. Эрлих начал нервно шагать. «Карл был человеком принципов и честности, хорошим человеком. Он почти заболел из-за того, как его открытия использовались гитлеровскими безумцами. Он разработал ядовитый газ, который был ужасно смертоносным. Он пытался уничтожить его формулу, но был разоблачен. Среди нас были шпионы. Мы все стали циничными и пообещали себе, что после войны искупим вину перед наукой, продемонстрируем её человечность вместо её жестокости».
  
  Он насмешливо рассмеялся и снова раскурил трубку. «Как наивны мы были! Нас немедленно соблазнила коммерция, гигантские корпорации. Я основал свою собственную и стал богатым. Большинство из нас так и сделали».
  
  «Кто ещё был там, кроме тебя и Нордхейма?» — спросил я.
  
  Эрлих сосал трубку и хмуро смотрел на мой вопрос. «Это не имеет значения, — сказал он. Его голос снова был напряжен. — Тебя интересует Карл. Он единственный среди нас, кто отказался от хорошей жизни, чтобы заниматься исследованиями, которые не были особенно прибыльными, и преподавать. А теперь он исчез, да? Ну, я не могу сказать тебе, где он. Я могу только рассказать тебе о человеке».
  
  Слова не звучали убедительно; Эрлих становился всё более рассеянным, проводя рукой по редеющим волосам и избегая моих глаз, пока говорил.
  
  «Есть некоторые доказательства, — сказал я. — Можешь ответить, что означают буквы SWP?»
  
  Это поразило его. Он уставился на меня.
  
   «Кто... как к тебе попала эта информация?»
  
  «Нордхейм оставил в своей лаборатории несколько заметок с этими буквами вместе с датами и временем. Его дочь опознала почерк как его. Что ты знаешь об этом?»
  
  «Ничего». Он снова начал сосать трубку, которая погасла. Он тихо выругался и искал спички в куртке.
  
  «Да ладно, герр Эрлих, — настаивал я. — SWP явно что-то значит для тебя».
  
  Снова его тяжёлые брови выразили раздражение. «Мне больше нечего тебе сказать, господин...»
  
  «Меня зовут Ник Картер».
  
  «Ну, мистер Картер, я думаю, вам лучше поискать в другом месте. Я надеюсь, что смог помочь вам в ваших поисках Карла. Он, вероятно, скоро объявится, и все ваши заботы будут напрасны».
  
  «Он может просто оказаться мертвым, — сказал я. — На него уже было одно покушение. И я думаю, ты знаешь гораздо больше, чем говоришь. Почему ты не хочешь помочь своему другу?»
  
  «Я хочу! — сказал Эрлих. — Но я не могу сказать ничего больше. Я не знаю, где он, поверь мне».
  
  «Что означает SWP?»
  
  Коренастый старик раздраженно застонал и повернулся ко мне спиной. «Ты просишь меня разгласить информацию, которую я обязан хранить в секрете», — сказал он. Он провёл рукой по глазам, затем посмотрел вверх через огромный куполообразный потолок, который был разработан, чтобы позволить ему смотреть, не будучи видимым вдоль линии отвесных хребтов поблизости.
  
  Что-то снаружи, казалось, привлекло его внимание.
  
   «Что?! — выдохнул он. — Нет!»
  
  Он сделал шаг назад. Затем раздался хрустящий звук, когда купол был пробит тем, что могло быть только пулей, и Эрлих упал замертво.
  
  Я бросился к нему и посмотрел вдоль тела. Ничего. Я поднял его голову. Он, должно быть, видел своего убийцу, хотя убийца не должен был иметь возможности видеть жертву. «Кто?» — спросил я.
  
   «Кто это сделал?»
  
  Кровь пузырилась изо рта, когда ему удалось выдавить одно слово: «Кобра!»
  
   Больше ничего.
  
  Я поднял тело и отнёс его к дивану. Кобра. Ещё одна часть головоломки. Но мне предстояло очень поспешное бегство. Я решил взять с собой супер-винтовку Эрлиха. Когда я поднял её, я сразу же заметил снаряд смерти старика, вонзившийся в стену. Он срикошетил от каменного пола после прохождения через его грудь. Это была не пуля; это была стрела из закалённой стали, и, вытащив её, я понял, что она была предназначена для арбалета необычайной силы.
  
  Я отбросил стрелу в сторону и задумался, как бы мне попрощаться, не давая ясно понять, что произошло в обсерватории Эрлиха. Я достиг своей цели, более или менее по плану: встретиться с Эрлихом, узнать, что мог. Старик не сказал мне столько, сколько знал или сколько я хотел услышать, но он добавил несколько пробелов и снабдил меня любопытной нитью — Кобра.
  
  В этот момент меня должен был бы дружески проводить к моему фургону. Вместо этого я был вынужден бежать.
  
  Вернувшись в тир, я увидел, что комната была расположена в углу дома. Черепичная крыша резко наклонялась от окна к обширной территории. Высокий забор был примерно в тридцати ярдах. Я не видел поблизости охранников или собак, и не зря; забор был электрифицирован, неся заряд, который мог обездвижить взрослого человека. Я вспомнил поэтажные планы особняка и вспомнил, что управление его особыми средствами безопасности заканчивалось в двух местах: главный пульт в единственной комнате и обсерватория! В лучшем случае Эрлих отказывался лишь частично от контроля над своей особой средой.
  
  Щит управления был установлен в стене за книжным шкафом. Я сорвал его, рассыпав несколько дорогих на вид томов, и вытащил все шесть его рычагов. При последнем раздался очень громкий сигнал тревоги. Ну, они никогда не говорили мне, что работа будет лёгкой.
  
  Охранники Эрлиха и их рычащие друзья ворвались в обсерваторию, пока я выходил в окно тира, скользя ногами вперёд по скатной крыше и в цветник внизу.
  
  Позади меня поднялся гул голосов и лай. Я бросился к забору. А затем, впервые за столько дней, меня преследовала очень большая, очень злая собака. На этот раз это была овчарка. Её хозяин плёлся позади, стреляя в меня из пистолета. Выстрелы вгрызались в землю в нескольких ярдах, и я понял, что мне нужно беспокоиться только о животном.
  
  Я уверен, что они оба стали бы более осмотрительными с каждым шагом ближе к этому горячему забору. В данном случае они, должно быть, были очень удивлены, увидев, как я прыгнул на его теперь инертную проволоку, нашёл точку опоры, которая дала мне достаточно прочности, чтобы перепрыгнуть через верх, и исчезнуть в лесу. Я не ожидал погони. В конце концов, частным охранникам не платят за то, чтобы они рисковали жизнью, карабкаясь на заборы, которые в любой момент могут снова стать очень горячими.
  
  Ещё пятьдесят ярдов через лес, и я смог выскочить на шоссе и остановить проезжающую машину, которая увезла меня в нужном направлении, на юг в Гейдельберг. Через несколько миль водитель высадил меня на перекрёстке, где я смог поймать такси. Через час я достиг своего пункта назначения, причудливого каменного дома, который Бобо и его семья называли домом и где ждала Хельга...
  
  За исключением того, что когда я стоял, держа собранную супер-винтовку Эрлиха, я увидел людей в форме Гейдельбергской пожарной команды, устало копающихся в дымящихся остатках того, что было мечтой одного человека
  
  
  
   Глава Шестая
  
  Ошарашенный, я наблюдал, как они копались в щебне. Я видел, как один пожарный сделал жест другому, и оба начали отбрасывать камни и бревна, чтобы прикрыть свою находку. Они постояли и посмотрели на неё мгновение, затем подняли маленькое изувеченное тело и понесли туда, где были размещены три других. Каждое было обтянуто пластиком.
  
  Я искал кого-то, кто руководил раскопками, и заметил пожарного в белом шлеме возле тел.
  
  «Что здесь произошло?» — спросил я, хватая его за руку.
  
  Он повернулся и удивлённо посмотрел на меня. Тогда я понял, что моя хватка на нём сильнее, чем следовало. «Случайный взрыв, — сказал он. — Утечка газа».
  
  Я посмотрел мимо него на зелёные пластиковые пакеты; теперь их было четыре. «Вы знали их?» — спросил начальник пожарной охраны.
  
  «Да. Их опознали?»
  
  «Соседи проделали эту ужасную работу. Домовладелец, его жена, двое детей. Страшная трагедия, все согласны. Но жертв должно было быть пять».
  
  Я ждал несколько часов, пока они продолжали рыться среди почерневших камней, а к концу их усилий пошёл теплый моросящий дождь.
  
  Я решил уйти, когда маленький мальчик, спотыкаясь, подошёл ко мне. В руках он держал заводную игрушку-барабанщика дочери Бобо. Очевидно, она отдала ему поиграть перед «инцидентом».
  
  Мальчик держал игрушку двумя маленькими ручками, и я понял, что он предлагает её мне. Приняв её, я попытался расспросить о взрыве, видел ли он кого-нибудь в этом районе до него, но он развернулся и побежал к своему дому. Я смотрел, как он исчезает в двери, которую открыл мужчина, должно быть, его отец. Тот мгновение смотрел на меня, его лицо было торжественным и мрачным в угасающем свете дня, а потом дверь закрылась.
  
  Большой лимузин Бобо был припаркован там, где раньше был сад, в задней части дома. Машина пережила взрыв почти невредимой. Я подошел и обнаружил, что ключи были оставлены в замке зажигания. Ну, не оставил бы это для местных мародеров. Я сел и завёл двигатель, чувствуя силу, которую Бобо любил использовать в трудных местах.
  
  Я оставил машину в гараже Гейдельберга и снял комнату в «Альпенхофе». Мои кости болели от часов поиска зацепок, которые не оправдались, а также от напряжения. Теперь девушка пропала. Я заказал еду из ветчины, яиц и вина и проверил удобство большой кровати в комнате. Я не хотел спать; предстояло много работы. Я найду, кто убил моего друга и его семью. Я найду Хельгу и её неуловимого, загадочного отца. Но сон пришёл. Наконец меня разбудил официант, который придвинул мою еду. Он извинился за длительную задержку, что указывало на то, что я спал очень крепко около двух часов. Я почувствовал себя отдохнувшим и проглотил еду и напитки. Почувствовав прилив сил, я снова лёг в постель и положил барабанщика себе на грудь. Я не хотел погружаться в сантименты, но поймал себя на том, что завожу игрушку, приводя её в движение.
  
  Ангелоподобный барабанщик выскочил из левой двери, резко повернул и прошёл передо мной. Но в это путешествие он нёс больше, чем барабан. Кусок бумаги был засунут в изгиб руки. Я вытащил его и развернул. Золотая монета выпала; записка гласила: «Зибен-Эйнцен, Иерихон, Полночь». Я понял только, что кто-то хотел, чтобы я был в казино «Seven-Eleven» посреди ночи; «Иерихон» ничего для меня не значило. Золотая монета будет моим пропуском, потому что «Зибен-Эйнцен» не открывал свои двери никому, кроме самых эксклюзивных представителей западногерманского общества. Я ожидал, что золотая монета также предоставит мне скромный банкролл, скажем, пятнадцать тысяч марок, или около пяти тысяч долларов. На меня бы смотрели как на малька среди крупной рыбы, если бы я сел за стол с меньшим.
  
  Я проверил время: одиннадцать часов, затем позвонил на стойку регистрации и заказал чёрный костюм и галстук. Передо мной проплыло торжественное лицо соседа Бобо, и я задумался, может ли у него быть больше информации для меня. Сомнительно, ибо кто-то другой явно действовал за его спиной. Обращение к нему теперь только подвергнет его ещё большей опасности. Я ценил его верность соседу.
  
  
  
  «Зибен-Эйнцен» занимало третий этаж здания из коричневого камня на тихой жилой улице. Я постучал в дверь, меня впустили в фойе, я показал монету, и меня проводили в тускло освещённый зал. Голоса были тихими, смешивались со звоном дорогих фишек, переходящих из рук в руки. Я обменял свою монету у кассира на ожидаемую сумму, пятнадцать тысяч марок ярких жетонов. Я некоторое время бродил, пробуя удачу за столами для крэпса и блэкджека и ожидая, пока «Иерихон» материализуется. Моя удача казалась хорошей; я дважды набирал выигрышную руку против дилера блэкджека, и кости отлично ложились на сукно. Через несколько минут я прибавил ещё тысячу марок к своей ставке. Вот такая радость и удача рисковать тем, что не из собственного кармана.
  
  За столом для крэпса я заметил одного человека, который делал ставки против меня на каждом броске. Он стоял высокий и прямой, злобные глаза смотрели на меня, одна рука мягко поглаживала аккуратно подстриженную бородку «соль с перцем». Я попытался вспомнить его лицо, но не смог. Он поставил против, и сильно проиграл, просто потому, что без устали ставил против человека, который побеждал.
  
  «Американец не умеет проигрывать», — сказал он с интонацией, намекающей на то, что это утверждение не совсем точное.
  
  «Американцев никогда не побеждали», — сказал я. Я изобразил на лице ту же глупую ухмылку, что и у него. Пурпурная вена медленно стала заметна на его лбу, гладко выбритом черепе; ухмылка осталась.
  
  «Возможно, ещё одна игра», — предложил он, махнув рукой к маленькому столу, за которым уже сидели шесть игроков. Я мог позволить себе вызов и кивнул. Две женщины, скромно стоявшие на заднем плане у стола для игры в кости, теперь проследовали за ним. Джентльмен играл по-крупному, что меня устраивало; наличие красивых женщин никогда не переставало вдохновлять меня, и при застенчивой улыбке рыжеволосой справа от него, адресованной мне, я почувствовал, что получил некоторую поддержку с неожиданной стороны.
  
  Словно по сигналу, два места за столом освободились, когда мы подошли. Я согласился на то, что обещало быть интересным соревнованием.
  
  Череп (Скалл) тоже выглядел нетерпеливым, быстро потирая ладони и сияя на каждого из нас, его взгляд, наконец, сместился ко мне. «Что это будет, Американец? Что ты предпочитаешь?»
  
  Поскольку он делал акцент на национальности, я сказал ему прямо: «Семикарточный Стад», — ответил я с неким «своим» отношением. Когда бросают вызов, выбирай то, что было хорошим для тебя в прошлом. В моём случае это грязный, доморощенный, всеамериканский семикарточный покер.
  
  Скалл согласился, притворяясь снисходительным, чему другие игроки считали своим долгом подражать, слегка улыбаясь друг другу. Улыбки быстро исчезли, когда Череп дал им понять, что предпочитает играть с Американцем без отвлечений. Несколько крупных ставок привели к выигрышу, который мы вдвоем разделили поровну, и мы остались одни.
  
  «Как вы говорите, теперь мы можем перейти к мелким подробностям!» — предложил Скалл и зарычал на своё остроумие. Два павлина весело захихикали.
  
  Я сидел и смотрел, как работает дилер. Маленький, элегантный мужчина с тонкими усами, он вёл должным образом цивилизованную игру. Карты светились теплым и белым светом на гладкой зелени стола, и они приходили очень красиво, правда. Через тридцать минут голова Черепа приобрела высокий блеск неудовлетворения. Я оценил его как крупного игрока, который любил запугивать менее богатых игроков, заставляя их выходить из игры, делая крупные ставки на каждую карту, поглощая случайные большие проигрыши в надежде на сокрушительную победу. Но рыжая мне улыбалась, и она, должно быть, была Госпожой Удачей в горностаевой мантии, потому что я прибивал его гладкого благодетеля к стене. После часа игры дополнительные девяносто тысяч марок спокойно лежали на моей стороне стола.
  
  Скалл угрюмо сидел, когда дилер начал ещё одну руку. Его лицо просветлело, когда туз оказался перед его двумя закрытыми картами. «Я думаю, что пришло время для твоего урока», — сказал он радостно. Он поставил десять тысяч марок на следующую карту, и я уравнял.
  
  Я показал очень слабую на вид тройку треф. Но я подозревал, что Скалл становится нетерпеливым, желая раз и навсегда покончить с надоедливым американцем. Я остался в игре, и карты приходили быстро, ставки поднимались на десять тысяч марок на каждой карте, пока мой человек открывал огонь из тяжелой артиллерии. И он вытягивал соответствующие карты. Когда была роздана последняя, он показал туз, король, дама, валет, все червы. Можно было рассмотреть множество возможностей, и худшим, к сожалению, был возможный флеш-рояль.
  
  Перед ним стояла паршивая пара троек, восьмёрка и пятёрка. Я шёл длинным путем, но мои закрытые карты рассказали мне историю, и я согласился, что пришло время завершить игру. Я не хотел слишком долго задерживаться в этом развлечении, ибо «Иерихон» всё ещё не появился.
  
  Дилер дал Черепу ещё одного туза. Я наблюдал, как ещё три падают рядом с парой, которую я уже показывал. Я прикинул шансы: моему человеку нужен был туз и картинка в рукаве для сильного фулл-хауса; два туза на четверку; десятка червей для большого победителя. К нему вернулась улыбка, но более напряжённая, чем я ожидал. Он посмотрел на мою тройку троек и поставил крутые пятьдесят тысяч марок. Я уравнял его и колл.
  
  Он усмехнулся и перевернул один туз, затем медленно, очень медленно, короля. Фулл-хаус, тузы и короли.
  
  «Ты плохой учитель, мой друг», — сказал я. Я показал ему свой четвёртый туз. И быстро мою четвертую тройку. Натянутая ухмылка сказала мне, что у него нет десятки червей для роял-флеша, который, в конце концов, был единственной выигрышной игрой.
  
  Он плохо перенёс проигрыш. Он тяжело опустил оба кулака на стол, затем откинулся назад, подняв подбородок и глядя с яростью. Его глаза сияли маниакальной яркостью на протяжении всей игры, но теперь они были горящими углями, вписанными в лицо человека, который стал очень злым врагом. Я ждал, что будет дальше, но с имперским порывом он вышел из казино, волоча за собой двух своих телохранителей.
  
  «Поздравляю, месье», — сказал дилер. Его парижский акцент напомнил мне, куда пойдут мои выигрыши, всего около восьмидесяти тысяч долларов. Семья Рене осталась в Париже, семья Бобо — в Лиможе. Я приказал менеджеру казино отправить им два чека по почте, после вычета пятнадцати тысяч марок и конвертации их обратно в золотую монету, с которой я приехал. Монета будет моим талисманом на оставшуюся часть задания.
  
  Закончив свои дела в казино, развернувшиеся без признаков «Иерихон», я покинул его. Рядом с игорным залом находился небольшой ночной клуб. Я сделал три шага в клуб, когда понял, что нахожусь в правильном месте. Рекламный постер ночного развлечения: дразнящая певица из Мюнхена объявлена Иерихоном. Я занял столик, заказал выпить и откинулся в ожидании начала шоу.
  
  И это было настоящее шоу. Иерихон вышла, танцуя в лучах света, её вороново-черные волосы развевались, пока она пела от всего сердца. Глядя на её выступление, я понял, что её лицо или фигура мне знакомы. Я попытался подключиться к банку памяти из тысячи лиц из тысячи мест, контактов, с которыми я встречался мимолётно, и других, которых узнал ближе. Я потерпел неудачу. Тем не менее, знойный голос, интригующие изгибы сказали мне, что я знаю эту женщину.
  
  Она сошла со сцены во время своего второго номера, чтобы бродить среди столов, флиртуя с некоторыми мужчинами, пока их жены и подруги неловко наблюдали. Проходя мимо меня, она развернулась и села мне на колени, игриво взъерошив мои волосы, пока продолжала петь. Но когда она встала, она прошептала: «Ты меня не помнишь, Медовый мишка?»
  
  "Медовый мишка". Где я это слышал раньше?
  
  И тут, как сон, который вспоминается обрывками после пробуждения, я вспомнил ту ночь с Иерихон, которую тогда знал как Алексис. Мне было поручено разоблачить международную сеть торговцев наркотиками, которая также занималась передачей секретной военной информации очень опасным людям. Это центрировалось на бизнесмене-мультимиллионере с мировыми финансовыми интересами. Американские, французские и британские агенты были тогда задействованы. Алексис работала в её лондонском бюро, и мы, по сути, оказались в необычном месте: среди нескольких сотен ульев, которые наш человек держал в качестве хобби в своём французском поместье. Мы воспользовались ситуацией, чтобы лучше узнать друг друга, в то время как различные приспешники охотились за нами повсюду, кроме пасеки. Пчёлы зарылись в свои ульи на ночь и не мешали. Нам даже удалось попробовать немного свежего их мёда. И Алексис была действительно мечтой, её жилистое тело танцовщицы трепетало в моих объятиях.
  
  Я подождал, пока её шоу закончится, затем встал, чтобы уйти. Я не мог подойти к ней напрямую. Она явно была связана с моим заданием каким-то образом, и было бы опасно, если бы её видели со мной. Я вышел из клуба через казино, но, оказавшись снаружи, обогнул ряд домов, пробираясь через несколько задних дворов, пока не встал под окном, которое, как я надеялся, было её гримёркой. Я бросил камешек в стекло.
  
  Окно второго этажа поднялось, и на фоне света появился женский силуэт. «Ник?» — тихо позвала она.
  
  Через мгновение я был на пожарной лестнице и залез через окно. Она встретила меня объятиями.
  
  «Не забыл?» — спросила она.
  
  «Я всегда был сладкоежкой, — сказал я. — Ты была великолепна сегодня вечером».
  
  «Спасибо, — сказала она, отступая. — У меня была своя доля прикрытий в этом бизнесе, но это лучшее. Я звезда! Я могу бросить плащ и кинжал и оставаться в центре внимания. Мне нравится это чувство, приятно и тепло».
  
  «Но ты всё ещё в бизнесе?»
  
  Она села и сняла свой сценический парик. Густые, каштановые волосы рассыпались, и признание было полным. Ещё раз это была прекрасная Алексис.
  
  «Да, я всё ещё в бизнесе, — сказала она. — И я рада, что ты получил моё сообщение. Я боялась, что оно может не дойти до тебя».
  
  «Мальчик доставил его. Как ты оказалась замешана в этом?»
  
  «Я всё ещё работаю под прикрытием, Ник. Я пробилась в российскую сеть в этом секторе. Мне потребовался больше года, но теперь я одна из них, и я знаю их операции здесь. Скажи, сделай девушке одолжение, согласишься?» Она мило повернулась ко мне спиной, и я расстегнул молнию её платья. У меня было желание предложить ещё большую помощь, но она застенчиво шагнула за ширму и начала переодеваться для следующего шоу.
  
  «Как ты узнала обо мне в Гейдельберге?» — спросил я.
  
  «Ха! Ты носился, как бык в посудной лавке!» Она засмеялась. «Как я могла не услышать?»
  
  «Ты имеешь в виду парней, которых я встретил на Оберштрассе?»
  
  «Ага». Она кивнула над ширмой. «Но они не были нашими обычными оперативниками. Их специально перебросили из Москвы для этого задания. Я не скажу больше, потому что и не слышала многого».
  
  «Что ты можешь мне сказать?» Я положил ноги на журнальный столик и осмотрел комнату; она была заполнена цветами, глянцевыми фотографиями и прочей атрибутикой шоу-бизнеса. Иерихон делала это по-крупному. Мне было интересно, серьезно ли она собиралась стать штатной артисткой.
  
  «Имя Вильгельм Краус что-нибудь значит для тебя?» — спросила она.
  
  Это был интересный вопрос. Он почти заставил меня забыть о сексуальных волосах, гладкой спине, «Медовом мишке» и всём остальном. Кроме того, Алексис-Иерихон вышла из-за ширмы в облегающем черно-золотом костюме. Она закинула одну ногу на стул и поправила колготки. Я сидел, рассматривая рябь её бедра, пока говорил.
  
  «Краус — или, скажем, был — помощником учёного по имени Нордхейм, которого я очень стараюсь найти. Он был вовлечен в дело безопасности, случайно или по выбору, я пока не знаю, какой из вариантов».
  
  «А его дочь?» Она закончила поправлять одежду, и я остался с её полной фигурой. Глядя на это, я не сразу ответил. Она положила руки на бёдра и раздражённо сказала: «Хочешь говорить или смотреть». Но моё внимание ей льстило. Её глаза сияли.
  
  «Дочь тоже пропала, — сказал я. — Скажи, откуда ты так много знаешь о семье?»
  
  «Краус работал на нас».
  
  Это оторвало мои ноги от журнального столика; теперь у меня было её полное профессиональное внимание. «Для тебя, 'нас' может означать одно из двух», — сказал я.
  
  «Он был прикомандирован к Ленинградскому бюро КГБ, — объяснила она. — Он был завербован, когда был ещё студентом Института перспективных исследований, чтобы получить любую информацию, которую он сочтёт ценной. Я не руководила им напрямую, но недавно он передал мне некоторые данные. Я изменила большую часть этого и передала дальше. На самом деле меня больше интересовало выявление слабых мест в администрации Института. Краус был одним из нескольких сотрудников, которые стали угрозой безопасности для Института».
  
  «Но Нордхейм не занимался секретными исследованиями, — сказал я. — Что он мог разгласить?»
  
  «Ничего, об этом я знаю. Краус просто использовал свою должность с Нордхеймом в качестве прикрытия. Он крал из других источников». Она села перед зеркалом и начала наносить свежий макияж.
  
  «А теперь он мёртв, — сказал я. — Кажется, он открыл письмо, предназначенное его боссу. Оно, должно быть, принесло очень плохие новости».
  
  «Так я слышала. Но я думаю, что письмо попало в правильные руки».
  
  Интересно. «Почему ты так думаешь?»
  
  «Скажем так, Краус не вёл себя как верный член партии в течение нескольких месяцев до... инцидента».
  
  «Ты имеешь в виду, что твои люди отправили это письмо?»
  
  «Нет. Мы подозревали, что он нас предаёт, но у нас не было доказательств, и мы внимательно следили за ним. Я думаю, тот, с кем он имел дело, решил, что он больше не имеет значения, и поэтому он был устранён».
  
  «Но почему таким образом? Почему они просто не забрали его куда-нибудь и тихо не избавились от него?»
  
  «Я не знаю, — ответила она, — и я также не знаю, с кем он имел дело. Мы изначально думали, что это китайцы, но, оказывается, они тоже не знают, что происходит».
  
  «В этом я уверен. После взрыва они прислали одну из своих первоклассных команд. Её возглавляет оперативник по имени Ву Фонг. У меня сложилось впечатление, что они почувствовали себя обделёнными и хотели поскорее попасть в гущу событий».
  
  Другой парик встал на место, этот серый с серебряными прядями. Она снова была Иерихон, и она встала и подошла ко мне, вызывающе покачивая бёдрами. Я притянул её к себе на колени.
  
  «Во сколько следующее шоу?» — спросил я, уткнувшись носом в молочно-белую шею.
  
  «Примерно через пятнадцать минут», — промурлыкала она.
  
  «Хорошо». Я уткнулся носом более активно, проведя ртом вдоль упругой плоти её грудей, почти полностью обнажённой под платьем.
  
  Раздался тихий стук в её дверь. Мне пришлось отпустить её. Я начал вставать, на случай, если моё присутствие вызовет проблемы, но она жестом попросила меня остаться.
  
  Она открыла дверь, но никого не впустила. Протянув руку, она взяла что-то и закрыла дверь. Когда она вернулась через комнату, я увидел, что она читает записку, переданную ей.
  
  «Вот, — сказала она, протягивая её мне. — Это для тебя».
  
  
  
  В каракулях было «44 Quellenplatz». Я посмотрел на неё.
  
  «Твоя девушка ждёт тебя там, — сказала она. — Продолжай искать: она красивая виолончелистка. Ты хорошо информирован».
  
  «Это окупается, — сказала она ровным тоном. Потеплевшим голосом она добавила: — Я всегда очень ревновала к твоей лёгкости; Ник. Но будь осторожен, когда прибудешь по этому адресу. Хельга Нордхейм в руках китайцев».
  
  «Откуда ты знаешь?»
  
  «Русское бюро в этом секторе пытается найти Нордхейма, как и ты. Они мало знают о причине, но то, что я подслушала, я дала тебе. После того, как ты разрушил их план похитить девушку, они проверили свои источники в китайской сети. Но у китайцев её тоже не было, по крайней мере, до нескольких часов назад. Я вижу, что никто не получит этот адрес, пока не станет слишком поздно. Ты доберёшься туда первым».
  
  И вот теперь я знал, кто взорвал дом Бобо и забрал четыре жизни вместе с ним. Я быстро встал, потому что нужно было многое сделать. Я поцеловал Алексис, и когда я отвернулся, я увидел сожаление в её глазах.
  
  «Увидимся снова?» — спросила она.
  
  «Да. После того, как это дело будет завершено».
  
  Я спустился по пожарной лестнице на первый этаж и мягко спрыгнул на землю. Я остановился на мгновение; но всё казалось тихим и обычным. Я услышал звуки гремящей посуды в раковине, кота, вопящего: «Мяу!»
  
  Пройдя по заднему двору на улицу, я сел в машину и направился к Quellenplatz. Я оставил большую машину Бобо в гараже и взял свой маленький красный родстер, отличающийся хорошей скоростью и прекрасной манёвренностью. Пуленепробиваемый лимузин не был списан, хотя; я подозревал, что он сослужит мне хорошую службу позже.
  
  Пока я мчался к 44 Quellenplatz, примерно в пятнадцати минутах езды, я подсчитывал противников, которых мог там найти. Когда я впервые прибыл в Гейдельберг, Бобо сказал мне, что в страну замечены въезжающие три китайских агента. Среди них был оперативник по имени Ву Фонг, что означало, что была задействована приоритетная команда.
  
  Сообщалось, что Ву Фонг мёртв, но этот человек находил сбивающие с толку способы доказать, что такие сообщения ложны. Он был мастером обращения с ножом. С его помощью он мог нанести очень быструю или очень медленную, мучительную смерть, в зависимости от его цели и настроения в то время. Я был свидетелем его мастерства, видел ужасный результат допроса одного из лучших агентов AXE. Человек был оставлен со снятой кожей, как угорь, и подвешен, как говяжья туша, чтобы я нашёл его. Его черты были почти неузнаваемы.
  
  Я едва не убил Ву Фонга лично несколько дней спустя, заканчивая то же задание. Я получил информацию, которую мы оба хотели, и загнал его в угол. Он был тенью в той большой палатке, пока мы охотились друг на друга, рёв и ворчание циркового зверинца перемежались с тёмной, пыльной тишиной. Но его приспешники сплотились, готовые умереть за своего лидера. Они умерли, а Ву Фонг ускользнул. Я надеялся, что его начальство сочтет его отступление вредным для дела, но он имел влияние в Политбюро и остался одним из самых дорогих агентов своей страны.
  
  Я свернул на Quellenplatz, где было темнее, чем ожидалось. Старинные уличные фонари слабо отбрасывали конус света на тротуар. Я вышел из машины и заметил агента китайца, стоящего перед главным входом. Над ним была табличка «Курценбах. Дом Восковых Фигур». Все окна были заколочены, и я предположил, что бизнес не работал годами. Это было приятное, тихое место, чтобы заняться пытками в стиле Ву Фонга, не беспокоясь. Что ж, придется их навестить.
  
  Я не увидел других охранников и решил применить прямой подход к проблеме проникновения внутрь.
  
  Скользя тихо сквозь черноту, перенося вес на подушечки ступней, я приблизился на несколько ярдов к часовому. Затем я вышел из тени. На мгновение он не мог поверить своим глазам, как будто человек не мог представить себя таким образом. Затем его рука потянулась за пистолетом заткнутым за пояс. Я позволил своему стилету скатиться с ладони движением запястья. Он принял верный путь к сердцу азиата, и он упал, безжизненный.
  
  Я забрал его оружие и вошёл в музей.
  
  Место не было таким мёртвым, как казалось; лестницы и инструменты, разбросанные по вестибюлю, свидетельствовали о том, что идёт ремонт. Дни великой восковой фигуры ещё не закончились.
  
  Я увидел брызги света, просачивающиеся сквозь мрак. Я ожидал команду из трёх китайцев, но мне пришло в голову, что Ву Фонг мог получить дополнительную помощь от тех, кто уже действовал в секторе. Пять или шесть человек, вероятно, участвовали в уничтожении моих друзей, и это число, скорее всего, будет участвовать в ночном веселье в музее. Шансы были плохими, но я решил резко их сократить.
  
  Я приблизился к свету и на расстоянии примерно в десяти ярдах смог заглянуть сквозь скелетные остатки разбитых стен и дверных проёмов. Хельга сидела, привязанная к стулу с жесткой спинкой. Сзади китаец схватил её за волосы, чтобы откинуть её голову назад и вверх. Перед ней стоял стройный, необычайно высокий азиат, знакомое лицо которого я жаждал увидеть снова.
  
  
  
  Глава Седьмая
  
  Ву Фонг, как и ожидалось, имел много помощников. Ещё двое агениов были под рукой, злорадно ухмыляясь, пока он терроризировал девушку. Хельга начинала терять самообладание, и я не мог её винить. В конце концов, эти люди уже убили четырех человек, и она, вероятно, была свидетелем каждого мгновения. Она должна была знать, что у неё мало шансов остаться в живых, даже если бы она сказала им то, что они хотели знать. И, конечно же, она не могла этого сделать.
  
  «Он не связывался с Мелом», — настаивала она, её голос слегка дрогнул, когда Фонг вытащил нож, поднёс его к её блузке и ловко срезал пуговицу. «Я не знаю, где мой отец. Я говорю вам правду!»
  
  Я боялся, что ей поверят и решат больше не терять времени. Это вызвало бы проблемы, так как я не понимал, как именно собираюсь быстро расправиться с четырьмя профессиональными китайскими агентами, не причинив вреда моей девушке.
  
  «Ну же, — уговаривал Фонг. — Мы не хотим причинить тебе вред. Но нам нужно знать о твоём отце. Расскажи нам».
  
  Чик, и ещё одна пуговица присоединилась к первой. Хельга теперь тяжело дышала, в глазах был испуг. Её грудь вздымалась, когда она напрягала верёвки.
  
  Это произвело эффект, на который её похитители остановились, чтобы посмотреть. Фонг провёл холодным лезвием по её коже. «Я не знаю, — выдохнула она. — Я ничего не могу вам сказать... чёрт возьми!» Она вызывающе посмотрела на него.
  
  Он улыбнулся и позволил ножу выставить чуть больше её ослепительного декольте. Интерес, казалось, перешёл от вопросов безопасности к более личным делам. Двое китайцев на заднем плане подошли ближе, чтобы лучше рассмотреть шоу. Недолго осталось до того, как всё стало бы очень противным.
  
  Эту группу из четырех человек нужно было разделить, если у меня был хоть какой-то шанс вытащить Хельгу оттуда целой. Я пробрался сквозь завалы, надеясь, что они не заметят мою фигуру, плывущую сквозь туманную тьму. Я достал две оксидные гранаты изнутри моего пиджака. Бросил их как можно дальше по прилегающему коридору. Они загорятся через десять секунд и заполнят область дымом.
  
  Это даст мне время отступить назад и занять позицию для жесткой атаки. Она должна быть быстрой и чистой, иначе шансы снова обернутся против меня.
  
  «Я устал от этого, маленькая девочка», — сказал Фонг. По его тону я понял, что игра окончена. Его приспешники подошли ближе, ожидая сигнала своего хозяина для начала веселья. Агент за спиной Хельги начал хихикать, когда она извивалась против его хватки, мышцы на её шее напряглись от усилия.
  
  Фонг внезапно выпрямился и фыркнул, словно учуяв какой то запах. Оксидные гранаты делали свою работу. Он повернулся и посмотрел в сторону коридора, а затем отправил двух своих людей исследовать. Они ворчали, недовольные тем, что им временно отказывают в хорошем времяпрепровождении с девушкой, но они сделали, как им было сказано, исчезнув в коридоре.
  
  И вот я столкнулся с двумя из них, это равные шансы. Был импульс подстрелить их, как глиняных голубей. Но я не хотел начинать стрельбу. Между нами были обломки, от которых пуля могла отрикошетить. Мне пришлось схватиться врукопашную, и это соответствовало моему настроению: воспоминание об их зверстве, которое так легко унесло четыре жизни, пронеслось передо мной. Я вышел из засады и прыгнул на китайца, который держал Хельгу.
  
  Он развернулся с кошачьей быстротой, чтобы схватить винтовку со стены напротив. Я почувствовал рывок Люгера в руке, и агент был прижат к стене; он упал лицом вниз, и остался только Фонг, его черты исказились от ярости, когда он повернул ко мне Хельгу.
  
  Тут я услышал два мощных взрыва, пронёсшихся по комнате.
  
  Двое китайцев, посланных для расследования, вернулись, один из них с дробовиком. Выстрел разорвал большой кусок пола рядом со мной. Я выстрелил на бегу; пуля зацепила приклад дробовика, взорвала его, а затем отбросила человека. Я взглянул на его друга, который был теперь близко ко мне, он спешно вытащил нож. Я обошел лезвие, но он ударил меня по ноге и меня подняло вверх и назад. Хельга потеряла равновесие, когда я упал на пол.
  
  Я быстро перекатился в сторону и вовремя встал на ноги, чтобы увернуться от удара карате, направленного мне в голову. Я услышал, как воздух со свистом вышел из лёгких азиата, когда его импульс пронёс его мимо. Затем я ударил его по шее. Удар сломал несколько позвонков и снова оставил меня с одиночным противником.
  
  Ву Фонг столкнулся бы с моим Люгером, но выстрел из дробовика спас его. Хельга была на другом конце комнаты, и использовать пистолет было неразумно. Фонг принял классическую боевую позицию и начал двигаться влево, тщательно ставя одну ногу за другой. Я знал его репутацию бойца; он был экспертом, обучавшимся в необычных додзё Пекина. Но у меня был свой чёрный пояс, и мы посмотрим, кто победит в этом соревновании.
  
  Мы наступали друг на друга, как два осторожных кота, ищущих момент, который можно было бы использовать. Он сделал два обманных движения, затем атаковал, ударив ногой в колено и начав серию толчков кулаками мне в голову. Я уклонился от удара и бросился на него, его кулаки безобидно хлестали меня. Я врезался локтем ему в рёбра и услышал, как он хрюкнул от боли. Я причинил ему боль, я видел, как боль зафиксировалась, когда он снова повернулся ко мне лицом. Я выдержал то, что, возможно, было его лучшей атакой, возможно, сломав ему ребро вдобавок. Мне пришлось поколебать его уверенность.
  
  Он решил, что воспользуется этим, и начал свою собственную атаку карате. Ему удалось блокировать несколько хороших толчков и сбить меня с ног. Я откатился в сторону и он едва промахнулся, когда мой череп был чуть не раздавлен каблуком, который прорезал мне ухо.
  
  Мы врезались в свалку, которая была музеем, опрокинув несколько восковых фигур. Булава, металлический шар с шипами, прикреплённый к трёхфутовой стальной рукоятке, освободилась с лязгом и покатилась прямо перед ногами Ву Фонга. Он немедленно потерял интерес к дальнейшему рукопашному бою.
  
  Схватив булаву, он начал угрожающе размахивать ею над головой. Шар со свистом пролетел через наполненный пылью воздух, его смертоносные шипы, казалось, увеличивались по мере того, как оружие набирало скорость.
  
  «Я оставлю тебя на корм собакам, Картер, — сказал Фонг. — Ты вмешивался в мои дела в последний раз».
  
  Я отступил назад, сохраняя почтительное расстояние между моим черепом и вращающейся булавой. Я почувствовал препятствие позади себя и повернулся, чтобы взглянуть на него. Как и Фонг, я пригнулся, а затем булава пронеслась над моей головой огромной дугой. Я упёрся в стол, но поймал движение Фонга, как только оно началось. Я сделал сальто через стол и почувствовал, как шипы мяча просвистели у моего носа. Слишком близко. Он расколол стол, осколки полетели. Фонг сделал ещё один заход булавой. Я пригнулся, но ещё один нисходящий взмах заставил меня растянуться назад снова. Размахивая булавой, он опрокинул ближайшую восковую фигуру. Затем он разбил её, и оружие, которое она держала, тяжелый четырехфутовый меч, упало на пол.
  
  Фонг обрушил булаву с невероятной скоростью в последний раз. Шипы должны были разорвать мне кишки. Вместо этого они врезались в деревянные рейки пола с ударом артиллерийского снаряда. А затем Фонг отшатнулся, задыхаясь собственной кровью. Он посмотрел на свою грудь, чтобы увидеть причину своего беспокойства: он бросился вперёд, когда размахивал булавой, в результате чего он оказался насаженным на меч. Он смотрел на меня пустым взглядом, как будто ждал объяснений, затем опрокинулся на пол.
  
  Я встал и подошёл к Хельге; она сидела беспомощно в эпицентре бури. Она была невредима, за исключением нервного переживания. Я взял её за руку и повёл в вестибюль, перешагивая через пару трупов по пути.
  
  «Они убили Бобо и его семью», — сказала она.
  
  «Да, знаю. За это отомщено».
  
  К счастью, русские всё ещё были в пути, и мы уехали.
  
  «Как ты меня нашёл? — спросила Хельга. — Эти люди напали на нас так быстро, и они не могли оставить след».
  
  Я подумал об Иерихон. «Птичка напела мне на ухо».
  
  «Что ж, я рада, что ты услышал правильную мелодию. Они хотели знать, где найти моего отца. Я продолжала говорить им, что ничего не знаю, но они мне не верили. Думаю, они собирались убить меня».
  
  «В конце концов, но не сразу».
  
  Она вздрогнула и опустилась на сиденье. Её руки начали дёргаться, а затем и всё тело начало трястись. Она пережила тяжёлое время и держалась молодцом. Теперь, когда ужас начал отступать, её нервы предали её. Я притянул её к себе и обнял одной рукой.
  
  «У тебя бывают скачки напряжения, когда ты пытаешься расслабиться, — объяснил я. — Не беспокойся об этом, просто поддайся этому».
  
  Она вздохнула, и я почувствовал, как напряжение начало уходить из неё.
  
  «Тебе удалось увидеть Эрлиха?» — резко спросила она.
  
  «Да. Это было нелегко, но я добрался до него. Он мёртв».
  
  «Мёртв? Как?»
  
  «Кто-то, стоящий на гребне над обсерваторией, пронзил его арбалетной стрелой».
  
  С этими словами она прижалась ближе. «Как ужасно! Ник, что происходит? Во что я ввязана?»
  
  «Хотел бы я знать. У Эрлиха были очень добрые слова о твоём отце, но он, похоже, не хотел много говорить. Ты сказала мне, что они не виделись годами, но он знал, что твой отец занимал должность в Институте и знал о его исследованиях».
  
  «Он мог узнать об этом, читая профессиональные журналы».
  
  «Так я и думал. Но когда я спросил его, что означают буквы SWP, он очень напрягся. Я уверен, что он знал, но не считал безопасным говорить мне. Я надавил на него, и он уже собирался ответить, когда его прервали».
  
  «Но я не понимаю, как такой человек, как Эрлих, который сделал образ жизни из одиночества, может быть каким-либо образом связан с исследованиями моего отца», — сказала она.
  
  «Думаю, старик часто выходил из дома. Он, вероятно, носил мантию, а если и не носил, сомневаюсь, что кто-нибудь узнал бы его. Дошло до того, что мало кто знал, как он выглядит».
  
  Я проехал мимо группы магазинов и со скрежетом остановил машину. Хельга посмотрела на меня озадаченно.
  
  «Голодна?» — спросил я.
  
  На её лице появилась улыбка, и мы выскочили из машины. Мы вошли в первую: пекарню, купили горячего, свежеиспеченного хлеба. Затем в магазин, специализирующийся на сырах, за щедрым кускрм Мюнстера. И, наконец, в распределительный дом местной винодельни, где мы выбрали винтажную бутылку.
  
  «Куда теперь?» — спросила Хельга, когда мы снова были в пути.
  
  «Конечно, ко мне».
  
  
  
  
  Глава Восьмая
  
  Я собирался вставить ключ в замок комнаты, когда понял, что это не лучшая идея. Я установил импульсное устройство в дверной косяк, когда уходил. Оно всё равно будет излучать сигнал, даже если бы в комнату не входили. Мог бы также узнать, не навещал ли меня кто-нибудь, пока я отсутствовал. Или не ждали ли они внутри, чтобы поприветствовать меня после тяжёлой ночной работы.
  
  Я снял приёмник и щёлкнул переключателем вперёд. Я должен был увидеть, как красный свет регулярно мигает на лицевой панели. Мигающего света не было.
  
  «В чём дело? — спросила Хельга. — Мы не заходим?»
  
  «Молчи и отойди назад». Она отошла без промедления, уже привыкнув к любопытным процедурам мужчин моей профессии.
  
  Я вставил ключ, повернул, потом пнул дверь открытой. Я держал Люгер наготове, бросив своё тело вперёд в комнату. Я ударился о пол, затем перекатился на бок, чтобы уйти от света, хлынувшего из зала. Я ожидал горячего приёма, но был только звук капающей воды из раковины в ванной. Держась низко, я дотянулся и включил свет. Комната была в хаосе, моя одежда разбросана, игрушка-барабанщик была разбита вдребезги о пол.
  
  Кто-то очень усердно искал то, чем, по их мнению, я обладал.
  
  «Боже мой, что случилось с этим местом?» Хельга встала в дверях и с интересом наблюдала за происходящим.
  
  «Кто-то позвонил и узнал меня», — сказал я. «Но это их не обескуражило».
  
  «Как ты думаешь, кто это был?»
  
  Я проверил раздвижную стеклянную дверь, ведущую на балкон. Она была заперта. Неудивительно; они ушли раньше, чем я вошёл, и через парадную дверь. «На данный момент это мог быть кто угодно, — сказал я. — Китайцы, русские. Но не кажется логичным, что это был кто-то из них. Насколько я могу судить, мы были на шаг впереди них большую часть пути. Они в игре, но они в такой же темноте, как и любой из нас».
  
  «Кто ещё остался?»
  
  «Я хотел бы знать. Кем бы они ни были, они не любители. Этот замок был взломан чисто, профессиональная работа».
  
  Мы убрали комнату, затем разложили наши деликатесы на низком столике перед диваном.
  
  «Очень интересно», — сказала Хельга, жуя хлеб с сыром и запивая его несколькими глотками вина.
  
  «Что именно?»
  
  «Ну, тот факт, что кто-то взломал твою комнату сегодня вечером, ищет то, что, по их мнению, ты нашёл первым. Кто бы это ни был, они думают, что у тебя что-то есть».
  
  «Правда?» Сыр был вкусным. Я слушал девушку только вполуха.
  
  «Конечно, они так думают. Не думаю, что они ожидали, что вы сможете расспросить Ганса Эрлиха, но вы это сделали, и это было опасно, поэтому они устранили его, прежде чем он дал вам информацию, которую вы хотели».
  
  Она констатировала очевидное, но была права: Эрлих был ключом, а теперь он мёртв. Если я хотел узнать, что он знал об этом деле, мне придётся искать в другом месте. Вопрос был: где?
  
  Что ж, девушка, сидящая передо мной, могла дать некоторые ответы. «Этот парень Краус, который работал на твоего отца, что ты о нём знаешь?»
  
  «Папе он лично не нравился, но Вильгельм был блестящим учеником, который хотел стать участником исследований моего отца, — сказала она. — Папа оценивает людей по делам, а не по личности. Он чувствовал, что Краус может ему очень помочь».
  
  «Это было правдой, он был таким. Но я никогда не доверяла ему, и не думаю, что папа тоже. Краус всегда казался каким-то чрезмерно амбициозным. У тебя было ощущение, что он сделает всё, чтобы продвинуться вперёд».
  
  Это описание прозвучало в точку. «Я полагаю, что помощник твоего отца шпионил в пользу русских».
  
  Девушка чуть не подавилась вином. «Краус — шпион? — пробормотала она. — Что у моего отца могло быть интересного русским? Если только, конечно, они не хотят разработать лекарство от рака раньше всех».
  
  «Сомневаюсь, что это была его функция. Он начал красть информацию в Институте в то время, когда он был студентом. Он работал на твоего отца, потому что эта работа не вызывала подозрений. В то же время это позволяло ему продолжать передавать жизненно важные секреты наряду со своими другими работодателями. Он оказался очень компетентен в обеих ролях».
  
  «Но как он вписывается? Как ты думаешь, мой отец его вычислил?»
  
  «Возможно. Но мне лучше знать, кто решил уволить Крауса. Ты сказала, что он казался чрезмерно амбициозным, и это так. Русские подозревали, что он их обманывает, что он заключил сделку с другой стороной и не отдал им всё, что нашёл».
  
  «Китайцы?»
  
  «Это кажется наиболее вероятным ответом. Но русские проверили сеть своих соседей и не смогли найти никаких доказательств того, что Краус имел там дело».
  
  «Но они всё равно убили его?»
  
  «Нет, они этого не делали. Но кто-то, чёрт возьми, сделал. Так же, как кто-то убил Эрлиха. И арбалетом, не меньше».
  
  «Я думала, что такие вещи вышли из моды со времён Камелота».
  
  Я налил вина каждому из нас, потом спросил: «Хельга, если твой отец наткнулся на что-то, что имеет решающее значение для мировой безопасности, он добровольно связался бы с западногерманскими чиновниками? Или у него было бы больше шансов иметь дело с прокоммунистическими интересами?»
  
  Она совсем не оценила эту линию расспросов. Ударив стаканом о стол, она мрачно смотрела на меня, её прекрасные глаза сверкали.
  
  «Мой отец не приверженец образа жизни, который заключает в тюрьму, пытает и убивает, — сказала она. — Он и не политик. Он учёный, и он работает на благо всего мира. Если его исследования будут успешными, результаты могут повлиять на всё человечество. У болезни нет идеологии. Рак — это враг, которого мой отец пытается победить».
  
  Это была чудесная речь, полная ярости и преданности. Я хотел верить каждому её слову. Я хотел верить, что это не поза, что она была так же не осведомлена о затруднительном положении своего отца, как казалось.
  
  «Тогда как ты объяснишь отсутствие твоего отца, которое по стечению обстоятельств началось накануне того, как прибыло письмо-бомба, чтобы взорвать его офис и убить его помощника? Почему его не было в лаборатории в тот день, Хельга?»
  
  Она пыталась сохранять жёсткий вид, невозмутимый моими трудными вопросами, но её нижняя губа начала дрожать, пока она сидела в поисках объяснения.
  
  «Хорошо, хорошо, — сказала она наконец. — Может быть, папа замешан в грязном деле, но это не его рук дело. Я не могу представить, почему он ушёл или куда он отправился, но знай, что он не имел ничего общего с убийством кого-либо. Он скорее умрёт, чем свяжется с этим. И вы обвиняете его в очень ужасных вещах. Вам не приходит в голову, что его исчезновение может быть не добровольным. Это причина, по которой он не связался со мной, потому что не может?»
  
  Именно так я и думал. Сначала казалось, что старик мог быть схвачен либо китайцами, либо русскими. Возможно, он разработал радикально новое приложение для высотного наблюдения с помощью камер, оснащенных какой-то специальной плёнкой, как подозревали Хоук и его друзья из ARA. Такое изобретение имело бы большую ценность для коммунистической власти, и поэтому они похитили его. Так почему же все они после этого охотились за дочерью за информацией? Нет, его у них не было, но у кого он был?
  
  Инквизиция закончилась. Я обнял девушку и притянул её к себе. Она вздохнула, глядя на меня полными, красными и интригующими губами. Я поцеловал её и был рад, что, наконец, мы оказались в нужном месте в нужное время. Мы быстро нашли кровать; это было большое, широкое, удобное место, чтобы провести некоторое время.
  
  Её гладкое тело прижалось ко мне. Мы оба обнажились, пока катались по толстому матрасу. Простыни были чистыми и хрустящими. Вино, действующее на пике после музея восковых фигур, оставило её немного опьянённой, и она хихикнула, когда я погладил её бёдра.
  
  «Спорим, ты никогда раньше не занимался любовью с виолончелисткой», — подразнила она.
  
  «Неправильно, — сказал я, покусывая её шею. — Я однажды знал молодую леди, нанятую Кливлендской филармонией. Она была прекрасной виолончелисткой. Чёрт, я чуть не порвал струны».
  
  Это вызвало взрыв смеха, который вскоре прекратился, и она вздрогнула, когда я начал всерьёз исследовать её тело, позволяя своему языку наслаждаться всеми соблазнительными изгибами. Я провёл ртом по гладкой плоти её груди, и она застонала от счастья.
  
  «Ооо, Ник, я так давно тебя хотела».
  
  «С каких пор?» Я мог бы и спросить. Удивительно, что можно узнать из иногда правильно поставленного вопроса.
  
  «С тех пор, как ты увёл меня от этих русских и бросил на заднее сиденье той машины. Ты не представляешь, как я была рада выбраться из всего этого дерьма со стрельбой».
  
  «Я не хотела видеть, как ты злишься и причиняешь кому-то боль».
  
  И ты делал своё дело. Её бёдра открылись, и я провёл рукой по тёплой ..... .
  
  «Чёрт возьми! Ник, не заставляй меня ждать дольше!»
  
  Поскольку она настаивала, я проскользнул между этими тонкими ногами и вошёл, но медленно. Она зашипела, как кошка в тепле; выгнула спину ко мне, когда я исследовал её глубже. «О, дааааааа! — настаивала она. — Это так хорошо, Ник! Ты, конечно, умеешь доставить удовольствие!»
  
  Всегда приятно это слышать; и я погрузился глубже, тепло её тела заставляло мой разум танцевать, пока мы попадали в сладкий ритм. Её руки царапали мою спину, и она стиснула зубы, когда большая кровать скрипела от наших усилий. Я подсунул свои руки под её ягодицы, сжимая её упругость, когда она качалась против меня.
  
  Некоторые женщины излучают ауру откровенной сексуальности, но когда ты, наконец, соблазняешь их, фасад рушится, и они такие же тёплые, как эскимо на Северном полюсе. Сексуальность Хельги была приглушена несколько консервативным стилем. Она лягнулась, как дикая кобыла подо мной, её огромная масса светлых волос сотрясалась над простынями. Я обвил её руками, и наши тела двинулись с неотложностью. Мы скользили сквозь облака изысканного удовольствия, притягивая; толкая, дёргая, ведя.
  
  Мы пронеслись через галактику ощущений, наконец, погружаясь, как огненные звёзды, кувыркаясь и извиваясь, пока сладкое удовлетворение охватывало нас. После этого мы лежали как одно целое, полные довольства. Весь мир перестал существовать для нас во время нашей любви, и теперь он казался другим миром, когда наши души и тела нашли друг друга.
  
  Дело Нордхейма всё ещё будет ждать нас, потребует наших усилий. Но я не мог не насладиться этим.
  
  «Мммммммм, это было так мило», — промурлыкала Хельга подо мной. Я поддерживал себя на локтях, как подобает джентльмену. Мы наконец расстались и я потянулся за сигаретой. Я предложил одну Хельге, и на этот раз она согласилась.
  
  «Ты ведёшь меня по трудному пути», — подразнила она. А потом она прижалась ко мне, положив голову мне на грудь.
  
  Черты её лица казались вылепленными художником, и я смотрел на их плавный поток: орлиный нос, сладострастные губы и эти невероятно мягкие, золотые волосы.
  
  «Я могу забыть обо всех этих неприятных делах с оружием, смертью и шпионажем здесь, с тобой», — сказала она.
  
  «Аналогично. Всё очень просто».
  
  «Но оно не забудет нас, не так ли?»
  
  «Забудет?»
  
  Она улыбнулась, выражая своего рода смирение. «Что будет, то будет. Не очень глубоко, но верно». Она выдохнула струю дыма и повернулась, чтобы прижаться губами к моей груди. Тепло её тела разбудило огонь, который всё ещё тлел. Я обнял её и поцеловал. Она подняла одно колено и втиснула его между моих ног, издавая маленькие животные звуки, когда поняла, что мы вовсе не закончили с текущей деятельностью.
  
  «Ты фантастический», — пробормотала она. «Я не могу двигаться выше тебя сейчас, чтобы начать ещё одну схватку». Затем она начала поршневое движение, которое слегка поцеловало меня, когда снова нашла цель, и такой сильный восторг. «Ты меня убьёшь, Ник. Это то, чего ты хочешь, не так ли? Ты пытаешься покончить со мной самым ужасным образом...»
  
  Я усмехнулся, чувствуя себя королём в своём замке. «Это не значит, что это плохой способ, не так ли?»
  
  Снова её рот сомкнулся на моём, и ведущие движения наших бёдер стали быстрее, когда мы снова погрузились в очередной вкусный полёт. Я схватил её за талию и выгнул спину, когда мы взорвались вместе, раскачивая эту большую кровать, как будто мы намеревались уничтожить её и нас самих.
  
  Но мы выжили, и когда мы снова приземлились, Хельга легла рядом со мной и погрузилась в сон. Я слегка поцеловал её, затем натянул штаны и вышел на балкон. Ночь была тихой и прохладной. Неоновые огни Гейдельберга расстилались передо мной замысловатым, блестящим узором. Я посмотрел дальше, в тёмный лес, и ещё дальше, на мерцающий Рейн, и был очень доволен, что нахожусь в этом Старом городе.
  
  Я уже собирался войти обратно в комнату, когда заметил газету, которую оставили на маленьком столике, за которым стояли два стальных стула. Предыдущий арендатор, по-видимому, завтракал на балконе перед тем, как покинуть номер. Большая фотография на первой полосе привлекла моё внимание. Над ней заголовок гласил: «Известный архитектор Жертва самоубийства».
  
  Я вернулся к кровати и обнаружил, что Хельга шевелится. Она села и подмигнула мне. «Я чувствую себя новой женщиной», — сказала она, проводя руками по своим волосам. Она нахмурилась и внимательно осмотрела свою сумочку, решив, что лучше дать ей немного нежности, и сдёрнула её с ночного столика, рассыпав содержимое по полу.
  
  «Посмотри, какой неловкой ты меня сделал, милый», — засмеялась она.
  
  Я наклонился, чтобы помочь ей собрать невероятное количество вещей, которые ей каким-то образом удалось утрамбовать в свою сумку, когда один предмет, в частности, привлёк моё внимание. Её кошелёк распахнулся, и на полу лежала фотография в пластиковой оболочке, на которой доктор Карл Нордхейм стоит с тремя другими мужчинами, все одетые в белые халаты научных работников.
  
  «Можно посмотреть на это?» — спросил я Хельгу, и она кивнула.
  
  Я внимательно рассмотрел пожелтевшую фотографию. Она была датирована чёрными чернилами: «Берлин, 1939». Двое из мужчин улыбались; оставшаяся пара, казалось, торжественно изучала фотографа. Одно счастливое лицо принадлежало отцу Хельги. Другое принадлежало человеку, которого я встретил: Гансу Эрлиху.
  
  «Кажется, твой отец доволен этой фотографией, — сказал я. — Что это за группа?»
  
  «Это было сделано в первые годы войны, — объяснила Хельга. — Эти четверо мужчин работали как единое целое на Третий рейх. В те времена моему отцу было трудно изобразить весёлое лицо. Он ещё не узнал, как действовали нацисты. Моя мать была заключена в тюрьму, но он хотел верить, что это временно, что всё будет хорошо, если он будет сотрудничать. Он думал, что будет заниматься фундаментальными аналитическими исследованиями, а не разработкой новых способов уничтожения жизни».
  
  «Я понимаю. А кто эти двое других?»
  
  «Не знаю, — сказала она, беря расчёску и протаскивая её сквозь взлохмаченные волосы. — Папа никогда не упоминал их».
  
  Я держал фотографию прямо перед собой. Один мужчина был высоким и статным, с густой головой струящихся чёрных волос и проницательными глазами. Другой был коротким, угрюмым, мрачным на вид. Я видел это лицо раньше, я это понял. Толстые щёки, тёмные от щетины; редеющие, тонкие волосы. Но, конечно! Я спрыгнул с кровати и вышел на балкон. Я приложил фотографию Хельги рядом с фотографией, размещённой на первой полосе вчерашней газеты.
  
  Лицо самоубийцы было постаревшим, глубокие морщины отражали течение сорока лет. Но выражение не оставляло сомнений: ещё одного из бывших соратников доктора Карла Нордхейма по службе в Третьем рейхе постигла безвременная смерть.
  
  
  
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
  Умершего архитектора звали Герхардт Ангст, и газетный отчёт о его самоубийстве сообщал, что захоронение состоится на кладбище «Вязовая лужайка» примерно в пяти милях от Гейдельберга.
  
  В восемь часов утра следующего дня я свернул на длинную проезжую часть, разделяющую благоустроенную территорию кладбища. Я чувствовал себя нелепо заметным в ярко-красном «Триумфе», проезжая мимо блестящих, чёрных лимузинов, припаркованных в стороне. Управляющий этим заведением точно обозначил место захоронения Ангста на аккуратной карте, висящей на стене его кабинета рядом с главными воротами. «Прямо вниз, налево, направо, и вы не сможете его пропустить».
  
  Я следовал этим указаниям и наткнулся на другую группу мрачных лимузинов. Группа провожающих окружила могилу, слушая, как член духовенства завершает несчастную церемонию. Я припарковался и подошёл к ним так же ненавязчиво, как это было возможно. Я сканировал лица, пока не нашёл то, что искал: сына Ангста, Яна.
  
  Ритуал был завершён, и скорбящие начали расходиться, пока не остался только один человек. Он стоял перед свежей могилой, сложив руки перед собой, склонив голову. Прошло несколько минут, прежде чем он понял, что он не один, рассеянно подняв глаза и заметив мою фигуру. Он смотрел на меня мгновение, пытаясь определить, кто я, а затем сказал: «Да? Кто вы?»
  
  «Меня зовут Ник Картер, — ответил я, подойдя ближе к нему. — Когда вы закончите, я бы очень хотел с вами поговорить».
  
  Он вопросительно посмотрел на меня, снова посмотрел на могилу своего отца, потом отвернулся и начал идти к оставшейся машине, припаркованной недалеко от моей. «О чём вы хотите поговорить, мистер Картер?» Он надел чёрную узкополую шляпу, из-под которой выбивались длинные тёмные волосы. На вид ему было лет двадцать пять.
  
  «О вашем отце», — ответил я.
  
  «Вы его знали? Я не помню, чтобы когда-либо вас видел».
  
  «Нет. Но я так понимаю, что когда-то он был помощником учёного Карла Нордхейма».
  
  «Нордхейм? Да, я знаю это имя. О нём совсем недавно было что-то в газетах. Его убили, не так ли?»
  
  «Похоже, на него было совершено покушение. С этого момента он официально числится пропавшим без вести».
  
  Мы дошли до его машины, но он не сел, повернувшись, чтобы опереться на неё рукой. Его лицо было бледным и измождённым. В его голосе не было никакой силы.
  
  «Какое отношение этот Нордхейм имеет к моему отцу? — слова звучали медленно, как будто с большим усилием. — Чем я могу вам помочь?» — спросил он.
  
  «Точно сказать не могу. Они знали друг друга много лет назад, когда нацисты заставляли их проводить исследования для Рейха. Наверняка ваш отец говорил о тех годах?»
  
  Лёгкая, горькая улыбка быстро исчезла. «Никто, кто пережил те мрачные дни, много не говорит о них, мистер Картер. Вы американец, не так ли?» — спросил он вдруг, но опять без большого интереса. Я кивнул, и он был удовлетворён, дело было закрыто. «Я не помню, чтобы мой отец говорил конкретно о каком-либо Нордхейме. В основном он пытался забыть всё, что произошло в те годы. Конечно, он не мог, но он мало делился со мной своим опытом».
  
  Я вытащил групповой портрет Хельги из кармана рубашки и протянул ему. «Узнаете ли вы кого-либо из мужчин, стоящих с вашим отцом?»
  
  Его интерес возрос. Он отошёл от машины и внимательно рассмотрел фото. «Этот мужчина, — сказал он, постукивая пальцем по одному из изображений. — Он приходил в дом однажды ночью несколько недель назад, чтобы поговорить с отцом. Папа не хотел его видеть и сказал ему уйти, но человек настаивал, и его впустили. Они заперли дверь в кабинет, и я не слышал их разговора. Но это тот человек».
  
  Я подошёл к нему и увидел, что он указывает на фигуру Ганса Эрлиха, отшельника, который, предположительно, никогда не осмеливался покидать своё богатое поместье. Что привело его в резиденцию Ангста?
  
  «Этот человек был убит на днях», — сказал я.
  
  Ангст уставился на меня широко открытыми глазами. «Как? Кто он? Я не читал никаких сообщений об этом».
  
  «Это был Ганс Эрлих, эксцентричный миллионер. Он жил в уединении и не был на публике около пятнадцати лет. Но он посетил вашего отца, и то, что они обсуждали, должно было иметь очень большое значение».
  
  «И вы говорите, что его убили?»
  
  «Когда я стоял рядом с ним. Кто-то пустил стрелу арбалета ему в грудь».
  
  «Боже».
  
  Он ничего не сказал о других мужчинах на фотографии. «Какие-нибудь другие лица выглядят знакомыми?» — спросил я.
  
  «Нет», — ответил он, протягивая мне фотографию. Его лицо стало более живым. Я, должно быть, задел нерв. «Как вы думаете, почему этот человек, Эрлих, был убит?»
  
  «Я считаю, что он был вовлечён в вопрос безопасности, касающийся крупнейших держав мира. Он стал опасен, и он был устранён».
  
  Ангст начал ходить взад-вперёд, наконец, взглянув на меня, его черты оживились и заметно просветлели. «Я не знаю вас, мистер Картер, но вы начинаете придавать вес подозрению, которое у меня было с тех пор, как я пришёл домой и нашёл моего отца мёртвым от пули в его виске».
  
  Я ждал, но он, казалось, не был уверен, стоит ли продолжать, настороженно глядя на меня. «И ваше подозрение?» — сказал я.
  
  «Что мой отец не убивал себя. Что его убили».
  
  «А если вы правы?»
  
  «Что вы думаете?» — сказал он, его голос стал жёстким. «Я хочу, чтобы их нашли».
  
  «Хорошо. Но мне нужно больше узнать о связи вашего отца с Эрлихом. Скажите мне, почему нацисты поручили архитектору сотрудничать с группой учёных?»
  
  «Мой отец спроектировал многие сооружения, построенные Рейхом. Некоторые из них были исследовательскими центрами, которые были уникально замаскированы, достаточно прочны, чтобы противостоять бомбардировке. И были помещения штабов на фронте, которые должны были иметь очень прочную конструкцию. Все они были практически непроницаемы».
  
  Ангст вынул длинную тонкую сигару и закурил её, сильно затягиваясь, стиснув зубы. «Они воспользовались гением моего отца, и они использовали его, чтобы увековечить свои ужасы».
  
  «Он не мог сопротивляться?»
  
  «Вы явно не знакомы с нацистским методом работы. Они редко угрожают тем, кто им нужен, личным вредом. Они находят любимого человека».
  
  Я понял и пожалел, что спросил. Вся исследовательская группа Нордхейма, по-видимому, была набрана таким же образом. Сотрудничество, или всё ценное для них будет уничтожено. Очень брутально, очень эффективно. «А были ли у вашего отца какие-нибудь бумаги, чертежи каких-либо его проектов для Рейха?» Мне нужны были вещественные доказательства, что-то, что дало бы мне определённое направление.
  
  «Ну, он однажды сказал мне, что сделал свою работу так хорошо, что многие из его крепостей не были обнаружены Союзниками после войны. Они были построены в невообразимых местах, но он никогда не говорил ни о чём из них. Он сказал это с горечью, говоря о работе, которую он ненавидел, которую он был вынужден делать».
  
  «Тогда нет ничего полезного?»
  
  Ангст рывком распахнул дверь своей машины и, поставив одну ногу внутрь, сказал: «Может быть, — сказал он, впервые открыто улыбаясь. — У него были разные бумаги, запертые в сейфе, спрятанном за моим портретом в его кабинете. Я не открывал его после его смерти, но держу пари, что смогу найти комбинацию где-нибудь. Вы знаете адрес?»
  
  Я кивнул и помчался к «Триумфу». Наконец-то зацепка, которую можно взломать. Что в нём? Содержимое этого сейфа расскажет.
  
  Я запрыгнул в машину, включил зажигание, и раздался взрыв, который прозвучал так, будто несколько десятков гранат взорвались передо мной. Ударная волна прошла, затем из неба посыпались обломки. Я повернулся и увидел, что от седана Яна Ангста остался лишь голый, пылающий остов.
  
  Я не остановился, а завёл машину и поехал. Мне нужно было скорее добраться до дома Ангста. Этот сейф ждал того, кто сможет открыть его первым. Было известно, что Герхардт Ангст представлял угрозу, но знали ли они о сейфе?
  
  «Триумф» прекрасно реагировал, когда я мчался по извилистым улочкам и дорогам к резиденции Ангста. Я прибыл в течение пяти минут и припарковал машину у соседнего подъезда. Пробравшись по территории дома, я подошёл к окну кабинета на втором этаже, где архитектор встречался с Эрлихом. Не было никаких признаков злоумышленников. Тем не менее, я не воспользовался прямым входом, так как кто-то уже наверняка знал, что произошло вмешательство в это дело, и это должно было быть рассмотрено. Я не попадусь в ловушку. Обнаружив водосточную трубу, ведущую на крышу над кабинетом, я решил, что это лучший способ попасть туда, куда я хотел. Подтягивая себя рука за рукой, я заглянул в кабинет и заполз внутрь. Молодой Ангст сказал, что сейф спрятан за портретом, и я нашёл его там. Я распахнул окно. Возможно, комбинация шифра была спрятана где-то в беспорядке на столе, но я не мог тратить время на поиски чего-то, что не должно было быть найдено. Я взломаю сейф.
  
  Я сложил ладонь над тумблером, который был одним из вариантов со скольжением и замком, довольно необычный тип, встроенный в более дорогие, нестандартные устройства. Это не облегчило бы мою работу. Приложив ухо близко к сложенной ладони, я начал вращать тумблеры. Я прошёл полный оборот, затем начал с нуля. Я пошёл вправо, вправо, вправо, и на четвёртой цифре я услышал другой звук, чем на первых трёх. Я должен был дважды проверить это, хотя, и повторил процесс, снова услышав почти незаметное изменение высоты тона, которое сказало мне, что я на правильном пути.
  
  Я начал искать следующую ключевую цифру. Я терпеливо повернул тумблер влево. Я заблокировал все звуки, которые могли бы помешать моей концентрации. Это означало, что я был широко открыт для внезапного визита недружественных людей, но это был единственный способ попасть в этот сейф.
  
  И затем я уловил второе изменение высоты тона, когда тумблер зафиксировался на следующей цифре комбинации: двадцать пять. Две цифры есть, осталась одна. Я на мгновение отступил, мои уши теперь ловили звуки, которые я обычно мог бы не заметить, но я не услышал ничего подозрительного и вернулся к работе.
  
  Я ещё раз повернул тумблер вправо, дальше, дальше, и нашёл! Я крутил тумблер так медленно, что, когда замок щёлкнул, я тихо выругался и начал сначала, прокручивая первые две цифры, а затем медленно. Я искал последний элемент в комбинации. Я нашёл его в тридцать два. Быстро: вправо четыре, влево двадцать пять, вправо тридцать два. Я схватился за ручку сейфа и резко дёрнул её вниз. Ка-чанк! Я распахнул дверцу.
  
  Внутри было почти пусто, в нём была только небольшая пачка бумаг, перевязанных резинкой. Я сорвал ленту и обнаружил, что документы были чертежами, рваными и потрёпанными. Я только что открыл их, когда услышал: дверь машины хлопнула на подъездной дорожке ниже кабинета. Конкуренция прибыла.
  
  У меня не было много времени, но я бы не потел над комбинацией этого сейфа, чтобы убежать сейчас. Я просмотрел планы и по их обозначениям увидел, что юный Ангст был прав: его отец тайно хранил чертежи для нескольких исследовательских центров, построенных для нацистов во время войны. Я полагал, это были места, которые Союзники так и не нашли. Одно рукописное обозначение особенно привлекло моё внимание. Тёмными жирными штрихами было: САМОУНИЧТОЖЕНИЕ РАЗВОДНОЙ МОСТ ВЫПУСК №2.
  
  Времени на осмотр уже не было. Шаги были слышны на лестнице, ведущей в кабинет. У меня было два варианта. Я мог взять планы с собой, или я мог оставить их и последовать за тем, кто их найдёт, к тому, что, как я надеялся, может быть источником этой тайны. Я положил планы обратно в сейф, захлопнул дверцу и повесил портрет. Бросаясь к окну, через которое я вошёл, я посмотрел вниз на подъездную дорожку и увидел человека, одетого в тёмный костюм, стоящего у серого седана. Я проверил следующее окно и увидел, что там никого нет, и вылез. Не было водосточной трубы, за которую можно было бы держаться, что означало, что мне придётся висеть на подоконнике на руках. Я закрыл окно за собой и болтался там, пока трое мужчин, одетых как тот, кого они оставили, входили в кабинет.
  
  Я слышал только гул их голосов, когда они начали обыскивать комнату. Им потребовалось всего четыре минуты и тридцать секунд, чтобы найти сейф, и они взялись за него, как опытные медвежатники, которые были уверены в своих силах. Один человек, маленький, очкастый парень с узкими плечами и лысеющей головой, казался особенно искусным. Я смотрел, как он приложил стетоскоп к тумблеру и пошёл тем же путём, который я прошёл. Однако его слух, должно быть, был немного нарушен, потому что ему потребовалось больше времени, чем ожидалось, чтобы выполнить работу. Наконец, он распахнул дверь сейфа. Мои руки начали чувствовать мой вес и было бы легко просто отпустить и мягко опуститься на землю. Но сцена передо мной была слишком интересной, чтобы уходить, и она стала ещё интереснее, когда я наблюдал, как маленький человек извлекает чертежи. Почти не взглянув на них, он приложил пламя зажигалки к одному краю. Они загорелись, и он бросил их в камин кабинета, где они быстро сгорели. После установки картины маслом обратно на сейф, трое мужчин ушли.
  
  Я решил, что больше не нужно висеть на руках у окна второго этажа, и спрыгнул. Я растоптал несколько тюльпанов, когда спустился, но это обеспечило мягкое приземление. Заглянув за край дома, я увидел, что шофёр ничего не слышал. Он был занят вращением барабана своего 38-го калибра. Приятный способ убить время.
  
  Его друзья вышли из дома и поднялись в седан. Все выглядели довольными. Я слышал, как маленький человек рассмеялся, когда машина развернулась на дороге. Я выскочил на дорогу и помчался.
  
  Я хотел узнать их пункт назначения. Им поручили работу, и они сделали её хорошо. Чьи приказы они выполняли? Я надеялся, что они приведут меня к ответу. Мчась через лужайку, я сел в свой «Триумф» и бросился в погоню. Они на мгновение скрылись из виду, но я помчался по тихим улицам и заметил их через четверть мили. Я держался далеко позади, не желая себя рекламировать.
  
  Через двадцать минут они съехали с дороги и припарковались возле пивоварни, известной своими тёмными и светлыми сортами. Все четверо ввалились внутрь. Я колебался, чувствуя себя мухой, втянутой в паутину. Они могли ждать внутри с неприятным приёмом для меня. Ну, если бы это было так, лучше быть готовым нырнуть в любом направлении, как только я войду за ними. Я припарковался рядом и начал подниматься к пивоварне.
  
  «Я не думаю, что вы хотите туда войдти», — раздался голос, когда я начал подниматься по длинной лестнице к двери.
  
  Я повернулся и увидел широкоплечего мужчину, жующего сигару, который продвигался сверху ко мне.
  
  «Я хочу пить», — сказал я. «Это выглядит так же хорошо, как и любое другое место, где можно выпить пива».
  
  «Это так, мой друг». Он улыбался теперь, но я не думал, что у него есть к этому желание.
  «Но вы не почувствуете себя как дома».
  
  «Почему бы и нет?»
  
  «Эксклюзивный клуб. Только для членов».
  
  Он стоял на несколько ступенек выше меня, нависая надо мной, как титан. Казалось, что только мужчины, отобранные для вступления в «Сыновья Баварских Пивоваров», могли пройти через тяжёлые деревянные двери, чтобы выпить. Но мои четыре индюка влетели внутрь, и я не собирался наблюдать за ними через окно.
  
  «Как вступить?» — спросил я.
  
  «Вы не вступите. Единственный способ, которым вы можете войти, это если у вас есть членское разрешение, которое позволяет вам посещать. Как вот это у меня».
  
  Он выудил синюю карточку, запечатанную в пластик. Как только он протянул её передо мной, я нырнул под его руку, повернулся и перевернул его направив кубарем вниз по ступенькам и в гравий парковки. Он немного постонал, потом замолчал. Удар перехватил у него дыхание. Он останется без сознания достаточно долго, чтобы я мог одолжить его карту «Баварских Пивоваров» и заказать пенного пива внутри.
  
  Я посадил его за ближайший ряд кустов, где он мог бы выспаться. Раздвинув сводчатую дверь, я вошёл в огромную комнату, которая казалась почти кромешной тьмой. Она освещалась естественным дневным светом, а пасмурный день снаружи придавал ей жуткий полумрак.
  
  «Сэр?» — раздался голос. Ещё один вышибала, этот ещё крупнее первого. Я небрежно вынул свою синюю карточку из кармана пальто и показал её ему в лицо. Он кивнул, и я подошёл к бару. Когда я это сделал, мои глаза привыкли к тусклому свету, так что, когда я снова услышал пронзительный смех маленького человека, я смог его разобрать. Он сидел со своими сопровождающими за огромным круглым столом в углу комнаты.
  
  Я занял место в баре и заказал кружку их лучшего тёмного. Оно было холодным и пенистым, переливаясь через край глиняной кружки. Вкусное зрелище. Я сделал несколько глотков и решил, что Пивовары хорошо поработали здесь. Четверо медвежатников, похоже, тоже хорошо проводили время после полудня. Они быстро наполняли свои кружки из огромных кувшинов, поставленных перед ними дерзкой, темноволосой официанткой, чей наряд открывал пару красивых ног, пока она неторопливо прохаживалась среди столов.
  
  Мои четыре друга выглядели так, словно у них развивались идеи в её направлении. Один ущипнул её, когда она принесла им ещё один кувшин. Она весело завизжала, затем отошла от него. Вышибала сделал несколько шагов к ним. Маленький человек сказал что-то своему развратному коллеге, который свирепо посмотрел на вышибалу, затем с отвращением махнул рукой вслед девушке.
  
  У меня была одна кружка, потом другая, и ещё. До меня начало доходить, что здесь для меня ничего нет, что эти люди просто сделали работу и удалились на послеобеденное пьянство и никуда меня не приведут в этот день, когда большие деревянные двери распахнулись. Свет хлынул внутрь, и все головы повернулись. В дверях стоял плечистый человек, у которого я забрал его входной билет.
  
  Он не выглядел довольным.
  
  Другой вышибала бросился к нему, пока широкоплечий стоял, моргая, осматривая комнату, пытаясь узнать человека, так бесцеремонно швырнувшего его в кустарник. Поскольку я был тем человеком, я встал и начал приближаться к тому, что выглядело как ближайший выход.
  
  Гул голосов поднялся, когда несколько членов подошли к нему и потребовали сообщить смысл такого беспорядочного вторжения. Ему не платили за то, чтобы он шатался по помещению, как пьяный олух.
  
  «Он здесь!»
  
  Я услышал его рёв. «Он вырубил меня и забрал мою карту! Я говорю вам, что он здесь!»
  
  Я повернул ручку двери и толкнул. Она не открылась. Отступив, я сделал резкий удар карате. Замок щёлкнул, и я бросился через дверной проём. Я надеялся, что это даст мне выход, но я оказался в другой комнате, ведущей в никуда. Она служила раздевалкой для официанток; Я застал миниатюрную, длинноногую девушку раздетой. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а затем закричала. Это добавило правильный штрих к слиянию со сценарием, и я с отвращением понял, что мне придётся делать другой «номер с окном».
  
  К сожалению, его стекло было толстым, почти непрозрачным. По крайней мере, это окно было на первом этаже. Я схватил с пола маленькую табуретку и замахнулся. Табурет предшествовал моему прыжку через окно и не дал мне порезать руки. Я вскочил на ноги и увидел, что моя машина находится лишь на небольшом расстоянии. Двое мужчин, однако, бежали в том же направлении с каждого из моих флангов. Это будет гонка. Пока я бежал, я видел, что не выиграю. Мои два преследователя слишком быстро приближались. Я немного замедлился, подманивая их. Каждый опустил плечо, и когда я это увидел, я включил форсаж. Они столкнулись, как два персонажа немой комедии, и упали в кучу. Это дало мне достаточно времени, чтобы запрыгнуть в мою машину, чей верх я, к счастью, оставил опущенным. Двигатель взревел, и я распылил кучу песка и гальки в лица оставшихся ни с чем гончих.
  
  Я взглянул в своё зеркало заднего вида, когда оторвался, и увидел, что только одна машина собиралась гнаться за мной: серый седан с четырьмя мужчинами в нём. Отлично. У меня не было возражения в их преследовании, так что мы могли бы также поменяться ролями. Я не знал местные дороги как свои пять пальцев, но я рассчитывал на чутьё и реакцию, чтобы провести меня через худшие испытания.
  
  Серый седан оказался «Мерседесом», и они очень быстро подошли на расстояние удара. Я немного замедлился, чтобы им было немного легче, не желая портить охоту, якобы заблудившись. Один высунулся из окна со стороны пассажира и начал стрелять из маленькой пушки; по крайней мере, так это звучало. Я услышал пинг! и панг! пуль, рикошетящих от моей машины и окружающего ландшафта.
  
  Я держал перед ними достаточно безопасное расстояние. У их водителя были трудности с более крутыми поворотами, поскольку мы мчались по горному маршруту. Наконец, мы дошли до места, где дорога раздваивалась, и это дало мне возможность поиграть. Я свернул вправо, что вынудило другого водителя ехать за мной. Затем я свернул влево, ударил по тормозам и стал смотреть, как «Мерседес» пролетает мимо. Срезав кусок травы, я намеревался оказаться позади преследователей.
  
  Это позволило бы мне подстрелить одну из их шин, что, скорее всего, направило бы их в дерево. Тогда я мог бы иметь дело с каждым из них по отдельности, так как я не стал бы вылезать из автомобиля на скорости 75 миль в час.
  
  У меня однако не было возможности сделать что-либо из этого. Их водитель не обращал внимания на дорогу впереди, возможно, намереваясь отомстить за своё замешательство в том, что его перехитрили. Он пропустил следующий поворот и на полном ходу врезался в ограждение. «Мерседес» перевернулся и взорвался синим пламенем. Я видел, как он рухнул вниз по длинной насыпи, падая в Рейн.
  
  Казалось, что никто не мог выжить, но я заметил одного человека, лежащего в стороне. Он был выброшен взрывом. Я прыгнул через уступ и побежал к нему.
  
   Я потряс его.- «На кого ты работаешь?»
  
  Его лицо было ужасно, обугленное пламенем. Его веки трепетали, когда он смотрел на меня. Рука схватила меня за рукав, затем поползла к моему горлу. Даже при смерти его рефлексы были в норме. Я отвёл его руку в сторону. Этот жест, казалось, успокоил его, и он утих. Тем не менее, несколько капель ненависти остались.
  
  «Кобра будет…» — он сглотнул. «Кобра убьёт…»
  
  И это было последнее, что он сказал. Я позволил ему выкатиться из моих рук и вернулся к своей машине. Я развернулся и поехал обратно в Гейдельберг. Кобра, подумал я. Кто или что носило это имя? Это было предсмертное слово Ганса Эрлиха, и теперь этот человек навязчиво произносил последнюю угрозу.
  
  Я не сомневался, что это угроза. Если бы он прожил ещё мгновение, я был уверен, что слова были: «Кобра убьёт… тебя!»
  
  
  
  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
  Когда я вернулся в отель в полдень, Хельга всё ещё лежала в постели и крепко дремала. Мне не нравилось оставлять её одну, но я не счёл разумным брать её с собой. Поэтому я оборудовал переднюю и балконную двери импровизированной сигнализацией, которая разбудила бы спящего медведя. И я сунул ей под подушку недавно купленный револьвер 45-го калибра, если кто-то осмелится прийти. Всё, что ей нужно было сделать, это направить его в общем направлении на нападавшего и несколько раз нажать на спусковой крючок. Вот и всё.
  
  Я сел на край кровати и провёл пальцами сквозь её прекрасные светлые волосы. Она пошевелилась, резко повернулась и проснулась с широко открытыми глазами.
  
  «Что ты пытаешься сделать, напугать меня до смерти?» — надулась она.
  
  «Доброе утро», — сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать её тёплую щеку. Её руки обвились вокруг моей шеи, и, посмеиваясь, она потянула меня в постель к себе. Я не сопротивлялся.
  
  «И чем ты занимался до сих пор в этот день?» — спросила она. Её сенсационное тело действовало на меня, и я не чувствовал желания вдаваться в подробности утренних занятий. Гораздо лучше запустить руку над выпуклостью шёлкового бедра, что я и сделал. Она ещё больше поощряла такие вещи, прижимаясь ближе.
  
  «Я задала тебе вопрос», — напомнила она.
  
  «Да ты и это сделала», — сказал я. Моя рука теперь дрейфовала по собственной воле, ощупывая, сжимая, лаская. Её дыхание участилось, и я почувствовал, как её рот тёплый на моей шее, когда её язык лизнул меня.
  
  Её голос был слегка хриплым в этот раз: «Я хочу знать, чем ты занимался».
  
  «Просто бизнес».
  
  «Ммммммммм...»
  
  Это последнее было в ответ на часть бизнеса, в которую я был глубоко вовлечён. Её плоть была горячей от моего прикосновения, и я хотел её. «Ты знаешь, как заставить мужчину возжелать, когда он возвращается домой», — сказал я.
  
  Её руки начали стягивать мою одежду, и в мгновение ока их уже не было на мне. Затем последовал пылающий, бушующий союз, руки и ноги переплелись друг о друга, когда мы пронеслись через очень горячее занятие любовью. Ни у кого из нас не было настроения что-либо продлевать, поэтому мы просто взяли то, что хотели. Когда волна схлынула, мы лежали спокойно.
  
  «Я беспокоилась о тебе, дорогой», — сказала она.
  
  «Ты спала».
  
  «Я просыпалась пять или шесть раз, надеясь найти тебя здесь. Ты в порядке?»
  
  Я усмехнулся. «Разве ты не могла этого казать?»
  
  «Я могла сказать». Ещё один поцелуй в шею, на этот раз с укусом. У девушки были определённые склонности к вампиризму. Мне это нравилось.
  
  «Говоря об укусах, я встретил некоторых друзей Кобры сегодня утром», — сказал я.
  
  Хельга перестала целоваться и уставилась. « Кобра?..»
  
  «Да. Единственная подсказка Эрлиха. Его наследие мне». Я взял пожелтевшую фотографию доктора Нордхейма и друзей. «Давай, соня. Давай приготовим себе завтрак».
  
  Хельга знала о прекрасном ресторане с видом на Рейн, и мы поехали туда. Мы заняли столик, который дал нам прекрасный вид на реку, лежавшую внизу, как мерцающая голубая лента. Я заказал рекомендуемое экзотическое приготовление яиц и вина, рекомендованное моим спутником; она привлекала внимание со стороны каждого мужчины в зале, не говоря уже о нескольких порочных женщинах.
  
  «Ты сегодня очень красивая, дорогая», — сказал я с притворной строгостью.
  
  «Спасибо, господа», — улыбнулась она. «Я получаю лучший уход в последнее время. Я чувствую, что у меня нет проблем в мире».
  
  «И не надо. Всё будет хорошо».
  
  Не было ничего особенного, что привело бы меня к такому выводу, но сияние Хельги было особенным тем утром, и я ничего не хотел этому препятствовать. Принесли нашу еду, и я проглотил её. Я был слишком голоден, чтобы смаковать каждый кусочек. Когда мы закончили, мужчина с фотоаппаратом на шее подошёл к нашему столику, слегка поклонился и спросил, не хотим ли мы, чтобы он сделал нашу фотографию. Хельга сразу согласилась. Мы счастливо улыбнулись, когда погасла вспышка.
  
  «Одну минуту, и вы получите свою фотографию», — пробормотал фотограф.
  
  Прошло шестьдесят секунд, о чём сигнализировал короткий писк с камеры. Фотограф снял бумагу с отпечатка, который он вручил мне.
  
  «Я думаю, что вы найдёте качество удовлетворительным, мистер Картер», — сказал он. Я был потрясён тем, что он знал моё имя, но когда я поднял голову, он уже повернулся и ушёл. Я сидел, глядя на фотографию, которая не включала ни Хельгу, ни меня.
  
  «В чём дело, Ник?» — спросила она. «Вам не нравится?»
  
  «Вы знаете этого человека?» — спросил я, протягивая ей отпечаток. Она нахмурилась, глядя на него, а затем покачала головой и отдала фотографию.
  
  «Что случилось с ней?» — спросила она.
  
  Я не ответил, озабоченный выражением лица, которое смотрело на меня с отпечатка. Чёрный цвет волос, проницательные глаза казались странно знакомыми. Узнавание пришло как острая пощёчина.
  
  Я достал групповое фото Нордхейма и поместил его рядом с этим суровым портретом. Да! Этот мужчина и четвёртый учёный в группе Нордхейма были одним и тем же. Я попросил AX Research Assist просканировать их гигантские фотофайлы в поисках человека, который может быть известен как «Кобра». Они пришли для меня с честью, как обычно.
  
  Я перевернул отпечаток и провёл по нему свинцовым карандашом. Появились слова: «Герберт Круп, офицер СС, прикомандированный к Берлину, 1938–44 гг., известный как Кобра, предположительно погиб, 1945 год».
  
  Глядя на смотрящее на меня лицо, я мог увидеть, как он получил своё прозвище; злобные глаза невероятной интенсивности, казалось, оказывали почти гипнотический эффект. И тут я понял, что сам попал под этот взгляд не так давно, почувствовал, как его злоба повернулась ко мне, и посмотрел прямо во зло, что горело из тёмных глаз. Эти глаза смотрели на чисто выбритый череп неудачливого игрока, которого я встретил в «Зибен-Эйнцен».
  
  Я сунул обе фотографии в карман пальто и поднял глаза, увидев, что фотограф остановился возле дверного проёма. Я взглянул на Хельгу, и он кивнул. Он будет следить за ней, пока я совершу короткое путешествие, которое, как я надеялся, даст мне ещё один кусок головоломки.
  
  «Куда ты идёшь?» — сказала Хельга, когда я встал на ноги.
  
  «Мне нужно разыскать старого друга, — ответил я. — Оставайся здесь. Человек вон там у двери, фотограф, позаботится о тебе, пока меня не будет».
  
  Она, похоже, не была рада такому повороту событий.
  
  «Ник, — сказала она. Но я был на пути к выходу, задаваясь вопросом, что Джерико знала об этом человеке по имени Кобра. Она наверняка должна была быть знакома с этим лицом так часто, как оно должно было восхищаться ею.
  
  Я помчался к «Зибен-Эйнцену» и снова проник в раздевалку Джерико. Взобравшись по пожарной лестнице, я присел на корточки у её окна и слегка постучал. Тишина. Я подошёл к окну, и оно открылось. Я просунул одну ногу в комнату, затем нырнул внутрь.
  
  Когда я это сделал, я почувствовал, что атака началась справа от меня. Я частично заблокировал удар рукой, но тяжёлый предмет попал мне между плеч. Это поставило меня на колени. Я инстинктивно поджал плечо и кувыркнулся прочь и на ноги. Я смотрел на комнату сейчас, как будто всё было под водой. Нападавший снова бросился на меня, держа что-то похожее на дубинку. Он собирался прикончить меня.
  
  Я пошатнулся, как будто сильно оглушённый, а затем отбил удар жёстким стилем карате, когда он попал в зону поражения. Моя пятка попала ему по груди. Он ударился об окно, разбив его. Я дёрнул его обратно в комнату, и он снова ударил, развернувшись, чтобы разбить мой череп. Я пригнулся и подшёл под него в простом, но эффективном движении дзюдо, которое отправило его кубарем на спину. Он лежал и тихо стонал.
  
  Я бросился в его сторону. «Где Джерико?» — потребовал я.
  
  Он посмотрел на меня остекленевшими глазами. «Ты?» — сказал он. «Я думал, что они вернулись».
  
  «Она мертва. Они убили её».
  
  Я понял, что этот человек, вероятно, был посыльным, который доставил адрес, где я нашёл Хельгу и её китайских похитителей. «Кто?» — повторил я. «Кто убил её?»
  
  «Я не знаю». Теперь он был на ногах, потирая затылок, где он ударился о пол.
  
  «Они пришли поздно ночью. Я был снаружи, внизу, в зале. Я слышал выстрел. Глушитель. Чак! Они выстрелили ей один раз, сюда», — он поместил палец в центр своего лба. «Когда я взломал дверь, они ушли».
  
  «Они не обыскивали это место?»
  
  «Нет».
  
  Значит, Алексис была убита ни по какой другой причине, кроме как помешать ей разгласить что-либо ещё, что она знала. Меня, должно быть, видели входящим в её гардеробную. Кто-то наблюдал за мной тщательно, и теперь я был уверен, что это не могли быть русские или китайцы. Моим невидимым врагом должен был быть Кобра, считавшийся мёртвым, но очевидно живой и здоровый в современной Германии.
  
  «Вы узнаете этого человека?» — спросил я, показывая фото мистера Крупа коллеге Джерико.
  
  «Я так не думаю».
  
  «Присмотритесь. Глаза, и представьте, что череп выбрит наголо».
  
  «Да, я видел его! — сказал он. — Он был без ума от Джерико. Присылал цветы и подарки. Она видела его однажды, но он ей не понравился».
  
  «Под каким именем он сюда ходит?»
  
  «Здесь нет имён. Все в этом казино анонимны. Это часть аттракциона. Они могут приходить и уходить, когда им заблагорассудится, и они защищены. Мы узнаём, кто они, только если они полезны для нас. И этот человек не был полезен Джерико».
  
  Мне больше нечего было у него узнать, поэтому я оставил его в комнате, где Алексис лелеяла мечты о славе, как ослепительная Джерико. Автографы, лесть, убийство.
  
  Когда я вернулся в ресторан, Хельга терпеливо ждала. Мой контакт с AX стоял, охраняя её, как наседка охраняет цыплёнка.
  
  «С возвращением», — едко сказала она, когда я сел. «Как долго вы можете оставаться?»
  
  «Достаточно долго для десерта». Я заказал штрудель и чашку кофе.
  
  «Веселились?» Ей не нравилось быть покинутой, что казалось вполне естественным. Я начал думать, что она не нуждалась в человеке моей профессии в своей жизни.
  
  «Я не искал хорошего времяпровождения, — сказал я. — Я пошёл за некоторой информацией».
  
  «Более-менее».
  
  «Не могли бы вы объяснить мне? Для начала, кто этот человек на фотографии, которую вы мне показали?»
  
  «Его зовут Кобра. Когда-то он был сотрудником твоего отца». Я вернул ей групповой портрет. «Вы можете видеть его в крайнем левом углу. Я подозреваю, что он выдавал себя за учёного, когда это фото было сделано в '39-м. Он был приписан к СС из Берлина с того года».
  
  «Почему его поместили в группу моего отца?» — спросила Хельга.
  
  «Вероятно, это было одно из его первых назначений. Нацисты никогда бы не позволили трём учёным, которых они шантажировали, проводить исследования для них, действовать независимо. Кобра, наш молодой полковник Крупп, в то время майор, был там, чтобы убедиться, что всё пошло по плану».
  
  «И вы думаете, что мой отец связан каким-то образом с этим ужасным человеком?» Она, казалось, рассердилась на инсинуацию.
  
  «Возможно, да». Принесли штрудель, и я обратил на это моё внимание. «Мммм, вкусно».
  
  «Значит, ты всё ещё думаешь, что папа — злодей во всём этом?» — настаивала Хельга.
  
  Я пытался игнорировать её и наслаждаться одним из самых восхитительных впечатлений в Германии. Но она сделала это очень сложным. Чтобы я подозревал её отца в проступке, было клеветой, и она не потерпела бы этого. Она сидела, кипя, пока я доедал, бросив салфетку на стол в тот момент, когда я сунул в рот последнюю порцию штруделя.
  
  «У меня такое чувство, что ты готова уйти», — сказал я.
  
  В ответ последовал испепеляющий взгляд. Я встал, заплатил по счету, и мы направились к двери.
  
  Выйдя на яркое солнце, мы почти наткнулись на старика, несущего пару роскошных рекламных щитов спереди и сзади. Он споткнулся от нас и рухнул на тротуар.
  
  «Ой, мне так жаль!» — воскликнула Хельга. Она помогла ему встать и получила благодарность за свои усилия в виде нескольких коротких проклятий. Старик был крепок и не чувствовал боли.
  
  Он поправил свои рекламные объявления так, чтобы они не стали слишком глубоко впиваться ему в плечи, затем продолжил свой путь по улице. «Крепость Дюркгейма! Крепость Дюркгейма!» — причитал он в интересах любых туристов, которые могут быть заинтересованы в экскурсии. «Три марки за волнение вашей жизни!»
  
  Много обещаний за такую дешёвую цену. Я собирался уйти, когда часть надписи на рекламном щите, казалось, ошеломила меня. Смелыми штрихами она провозгласила: «Удивительная демонстрация с Тором, Мастером Средневекового Арбалета!»
  
  Я стоял как завороженный, пока Хельга не дёрнула меня за руку.
  
  «Куда теперь, мистер Картер?» — спросила она.
  
  Я обнял её за талию и направился к «Триумфу». «Так бы ты хотела немного осмотреть достопримечательности?»
  
  
  
  
  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
  Я поехал по автобану Нойн на север в сторону Крепости Дюркгейм. Хельга была мрачна, а у меня было слишком много в голове, чтобы беспокоиться об её чувствах.
  
  «Расскажите мне, что вы знаете об этой невероятной туристической достопримечательности, которую мы собираемся посетить», — сказал я.
  
  Она смотрела прямо перед собой, предаваясь темпераменту, который, скорее всего, развила как музыкальный вундеркинд. Её слова были кратки и эффективны:
  
   «Крепость Дюркгейм — это то, что вы, американцы, называете замком. Я бы сказала, что она относится к пятому или шестому веку».
  
   «Кому он принадлежит, любовь моя?»
  
   Это вызвало на меня мрачный взгляд. Она играла роль примадонны как профессионала.
  
   «Формально, государству. Однако несколько лет назад он был куплен частной корпорацией. Они потратили довольно много денег на ремонт, особенно в салоне. Крепость была в очень плохом состоянии. Государство её запустило».
  
   «А потом они открыли двери для публики?»
  
   «Да. Но если они занимаются этим как бизнесом, я не понимаю, как им удалось выжить. Они открываются поздно, закрываются рано, и они дают вам очень мало за ваши деньги. Место по-прежнему выглядит грязным и неряшливым, но они, тем не менее, держат его открытым».
  
   «Кто руководители в корпорации?»
  
   «Это точно неизвестно. Я полагаю, вы могли бы узнать, если бы спросили некоторых из ваших контактов в правительстве. Газеты только сообщили, что группа видных европейских бизнесменов выставила деньги и инкорпорировалась. Никто особо не заботился о деталях. Считалось, что государство получило лучшую сделку».
  
  И тут впереди замаячила крепость Дюркгейм, её готические вершины, очерченные на твёрдом, голубом небе. Вокруг неё был ров, наполненный водой, поверхность которого была испещрена зелёной слизью. Подъёмный мост был опущен, и я проехал через его скрипучие доски, чтобы попасть в пыльный двор, служивший парковкой..
  
  «Вы как раз вовремя, чтобы присоединиться к следующему туру», — сказал дежурный. «Прямо вот здесь…»
  
  Он указал на небольшую группу, собравшуюся под аркой. Пока мы шли к ним, я внимательно посмотрел на знак, который привлёк моё внимание, когда я въехал во двор. Он был помещён недалеко от подъёмного моста, через то, что выглядело как какая-то панель переключателей, установленная в стене старого замка. Панель была окружена сверхпрочной проволочной сеткой и закреплена несколькими замками. Знак предупреждал: «Опасно! Высокое напряжение!» Тем не менее, я не мог видеть никаких линий электропередач, ведущих к панели, что затруднило бы создание вообще какого-либо напряжения. Что было ясно, так это то, что руководство не хотело, чтобы кто-либо находился рядом с этой панелью.
  
  Хельга и я присоединились к ожидающей группе, увеличивая её число до девяти. Она была точна в своей оценке делового состояния крепости; они наверняка теряли деньги, получая по три марки за туры, на которые было так мало платных клиентов. Наш проводник, худощавый, мрачный парень, показал нам путь вперёд, монотонно рассказывая об интересных характеристиках замка.
  
  «Обратите внимание на интересные изгибы в проходе здесь», — пробормотал он, ведя свою жалкую кучку экскурсантов через тёмный, затхлый интерьер. «Пожалуйста, посмотрите...»
  
  Мы вошли в другой двор, на этот раз длинный и узкий. В дальнем конце была разноцветная мишень, и наш проводник объявил, что теперь мы станем свидетелями, как рекламируется, удивительной демонстрации навыка стрельбы из лука у Тора, который стоял рядом. Тор был очень большой и очень некрасивый. Он не выглядел заинтересованным в своём призвании, сердито глядя на нас, как будто омрачённый нашим присутствием.
  
  «Эта крепость когда-то была защищена почти исключительно солдатами, вооружёнными этим страшным оружием», — продолжал проводник, указывая на великолепный арбалет, который Тор держал в своих больших руках похожих на окорока
  
   «Этот человек происходит от тех прекрасных воинов, и он увековечивает традицию арбалета».
  
  После этой реплики Тор вставил стрелу в арбалет, взвёл его, прицелился в цель метрах в тридцати, и выстрелил. Стрела просвистела на прямой в сердце цели. Прямо в точку.
  
  «Это потрясающе», — сказала Хельга.
  
  Я подошёл поближе, чтобы лучше рассмотреть смертельное снаряжение Тора. Когда он готовился вставить другую стрелу в боевое положение, я сказал: «Похоже, будто она может проткнуть почти всё».
  
  Проводник шагнул вперёд, чтобы прервать меня, но Тор поднял руку, и парень остановился. «Да, почти всё», — ответил он глубоким, хриплым голосом. Он поднял арбалет к плечу.
  
  «Скажем, двухдюймовую пластину из защитного стекла?»
  
  Бровь приподнялась, когда лучник вгляделся в свою цель.
  
  «Возможно». Палец сомкнулся над спусковым крючком, а вторая стрела выпрыгнуал с невероятной силой. Тор опустил лук и посмотрел на меня.
  
  «Это равноценно любому огнестрельному оружию», — сказал он.
  
  «Не сомневаюсь, — сказал я. — Однажды я видел, как человек был сражен арбалетным болтом точно таким же, как тот, который вы выпустили. Он прошёл сквозь его грудь, как нож сквозь масло. Никогда не видел ничего подобного, до сих пор».
  
  На это не было ответа. Гид шагнул вперёд и быстро объявил, что выставка арбалета завершена. Тор собрал свой арсенал стальных стрел-болтов и ушёл. Покровители остались в недоумении, стоит их денег эта экскурсия по Крепости Дюркгейм.
  
  «Сюда, сюда», — болтал проводник, нажимая на публику…
  
  Но меня больше не интересовало следование официальному маршруту. Я взял Хельгу за локоть, и мы нырнули в тень под арку.
  
  «Куда мы идём?» — спросила она.
  
  «Я хочу уйти от всего этого, — сказал я. — Давай оглдимся вокруг, а если они спросят, мы заблудились».
  
  «Хорошо», — радостно сказала она, снова соглашаясь на немного приключений. Мы последовали за серией арок вглубь крепости. Сырая кладка, казалось, тянулась холодными пальцами, чтобы окутать нас.
  
  Мне показалось, что я увидел движение в тени слева от нас, и стал разбираться. Мы сделали три шага в том направлении, когда земля ушла из-под нас с тихим свистом! Это было похоже на спуск на лифте, минус лифт. Мы приземлились в толстую сеть, типа обычно натянутой под цирковыми выступлениями на канатной дороге. Нас швыряло, как пробки на разъярённом море на несколько мгновений. Когда сеть остановилась, я увидел двух мужчин, стоящих в стороне.
  
  Хельга сразу узнала одного. «Папа!»
  
  Я изучал другого. Его череп блестел в ярких огнях того, что стало современными, обновлёнными помещениями. Его глаза блестели, как у его тёзки: Кобры.
  
  «Добро пожаловать, мисс Нордхейм», — раздался тяжёлый голос. «И мистер Картер. Так мило, что вы сюда заглянули». Широкая улыбка следовала за ним, когда он наслаждался этим зрелищем, с мрачным юмором.
  
  Я мог бы убить его и уйти от его охраны в весёлой погоне, потому что я заметил отверстие в тылу, которое выглядело так, будто у него были такие возможности. Но моё удивительное падение было интересным поворотом. Я хотел информации; какой лучший способ получить её, чем от самого источника? Я помог Хельге выбраться из сети, потом спрыгнул вниз, чтобы упасть рядом с ней. Она бросилась в объятия отца. Охранник, который воткнул карабин в мою спину, предложил мне остаться на месте. Кобра сложил руки и посмотрел на меня, не обращая внимания на воссоединение на его стороне.
  
  «Папа, я думала, ты умер!» — рыдала Хельга. Она прижалась лицом к широкой груди отца. «Я не знала, что делать».
  
  Он гладил её длинные волосы, его глаза наполнялись эмоцией момента. «Я боялся за тебя, тоже, дочка. Мне сказали, что ты была похищена. Я рад, что мы смогли спасти тебя».
  
  Хельга отстранилась и покачала головой. «Нет, нет, — сказала она, но…»
  
  Я уже был нарисован как злодей в этой сцене, я догадался об этом. Но Хельга попыталась, и это её успокоило.
  
  «Он не похищал, — сказала она, кивнув в мою сторону. — Он не раз спасал мне жизнь».
  
  «Да, я уверен, что так и было, — вмешался Кобра. — Вы представляли для него ценность».
  
  Он не ожидал, что её протест…
  
  Она посмотрела на эту зловещую фигуру, но не была запугана.
  
  «Вы не понимаете, — продолжала она, поворачиваясь к отцу. — Он…»
  
  «Неважно, неважно, — сказал он. — Всё кончено сейчас, во всяком случае».
  
  Но Кобра был в знакомом мне настроении; он хотел состязания- с американцем.
  
  «Всё кончено, — сказал он, — если, конечно, мистер Картер не другого мнения».
  
  «Что я? — сказал я. — Что я могу здесь сказать? Вы, кажется, уже убедились в профессоре, и он всё, что имеет значение для вас. Вы устранили остальных; Эрлиха, Ангста».
  
  «Ангста?» — спросил профессор. Он повернулся к Кобре. «Вы не сказали мне, что Герхард умер. Когда?»
  
  «Когда он перестал быть ценным, как сказал бы полковник Крупп», — сказал я.
  
  «Вы не можете нас обмануть, мистер Картер, — вернул Кобра. — Вы добились успеха с этой девушкой, но ваша уловка не сработала. Мы знаем вашу цель».
  
  «И это?» — спросил я.
  
  «Чтобы украсть ионное изобретение моего коллеги для военного учреждения вашей страны, чтобы они могли лучше вести войну в этом мире».
  
  Ответ номер один: Нордхейм изобрёл какое-то устройство, которое пользовалось большим спросом. Но необходимо было знать больше. К счастью, Хельга задала вопрос за меня.
  
  «Чего они все хотят от тебя, папа? Чем всё это вызвано?»
  
  «Это в интересах мира, дочь, — сказал он. — Но Герберт показал мне, что, чтобы служить миру, вы должны победить тех, кто пропагандирует насилие. Этот человек, — сказал он, указывая на меня, — наш враг. Он, как и другие, должен быть побеждён».
  
  «Но почему?» — настаивала Хельга.
  
  Он держал её на расстоянии вытянутой руки, затем отошёл, ходил взад и вперёд, пока говорил. Его слова приходили с большой энергией, и я не сомневался в его убеждённости.
  
  «Несколько недель назад, экспериментируя с тем, что я надеялся, будет гибридом инфракрасного и рентгеновского излучения, я наткнулся на тревожное открытие. Я обнаружил, что устройство, которое я сделал, мешало ионному составу атмосферы. Возмущение сделало инфракрасную плёнку бесполезной. Это выглядело так, как будто я сам стал причиной своей неудачи».
  
  Теперь он остановился и провёл рукой по густым, седым волосам. «Но когда я обдумал последствия этого, то стал думать, что это не тотальная потеря. Я знал, что все военные страны используют инфракрасную плёнку для наблюдения. Возможно, моё изобретение могло бы служить хорошей цели. Так я всё раскрыл нашей группе».
  
  «Группе, отец?»
  
  «Учёные за мир во всём мире», — пояснил он. «Вы знаете, как я отношусь к войне. Вы знаете о моей приверженности гуманитарным причинам. Что ж, я вместе с моими бывшими соратниками из Рейха объединились, чтобы сформировать организацию, посвящённую установлению мира и прекращению войн. Это было два года назад».
  
  Был вопрос к хорошему профессору на этом этапе.
  
  «Насколько я понимаю, Эрлих и Ангст также были членами этой мирной группы?»
  
  «Да! — сплюнул Нордхейм. — Пока ты не уничтожил их!»
  
  «Но Ник этого не делал», — сказала Хельга.
  
  «Мистер Картер не убивал их лично, — произнёс Кобра, не доверяя Нордхейму. — Но кровожадные, воинственные мошеннические силы, которые он представляет и с которыми он состязается, были наиболее эффективными в убийстве двух членов SWP. Такова программа, не так ли, мистер Картер? Чтобы получить ионное изобретение, одновременно уничтожая единственную организацию на этой планете, посвящённую миру?»
  
  «От бывшего офицера нацистской СС в твоих словах есть какое-то фальшивое звучание, полковник», — сказал я.
  
  Это дало Нордхейму толчок. «Что он имеет в виду, СС, Герберт?»
  
  «Не обращайте внимания на его обман, профессор, — заверил Кобра. — Это его профессия. Наша благороднее. Мы сделаем мир безопасным для всех его народов».
  
  «А это изобретение, доктор Нордхейм, — сказал я, — добьётся этого?»
  
  «Это будет один из многих шагов в этом направлении, — сказал профессор. — Мы знаем, что великие державы мира в значительной степени полагаются на инфракрасную плёнку для сбора данных о своей боевой деятельности. Эти данные скоро больше не будут для них доступными. Видите ли, моё изобретение не позволит изображению регистрироваться на их инфракрасной плёнке!»
  
  Третий ответ: устройство Нордхейма сделает невозможным высотную разведку ночью, позволяя врагу перераспределить людей и технику, не будучи обнаруженным спутником. И поэтому русские и китайцы так стремились захватить профессора; как и мы, они осознали последствия его работы в этой области. Если бы было преимущество, которое можно было получить, они хотели этого.
  
  «Вы уверены, что ваша цель будет достигнута, профессор?» — спросил я.
  
  И снова Кобра вышел на первый план. «Мы совершенно уверены, — сказал он. — И с нас достаточно вашего вмешательства. Вы больше не будете вторгаться в наши планы. Уберите этого человека!»
  
  Хельга была удивительно нейтральной, когда мы оспаривали наши пункты, но теперь она заговорила.
  «Нет, подожди!»
  Я недоумевал, что заставило её так долго ждать. Она могла бы придать моим словам больший вес её отцу. Вместо этого она хранила молчание во время критических моментов.
  
  «Почему вы должны убить его?»
  
  «Он не пострадает, — сказал её отец. — Мы не убийцы. Мы должны быть агрессивны в нашей борьбе, но не должно быть бездумного разрушения, которое представляет этот человек».
  
  
  «Конечно, — поддержал Кобра. — Мы только задержим его. Мы не можем отпустить его сейчас на свободу. Он бы погубил нас. Позже, возможно. Ты понимаешь…»
  
  «Да, — сказала Хельга. — Я понимаю». Она смотрела на меня сейчас, и её глаза не выражали сочувствия. «Тебя интересовала только твоя цель, не так ли? В поисках моего отца и выполнения твоего задания? Я был средством для достижения цели».
  
  Я попытался вернуться к её раненому женскому самолюбию, но Кобра позаботился о том, чтобы у меня не было возможности сказать это. Его кивок привлёк ещё четырёх охранников в помощь тому, кто продолжал тыкать карабином в мой позвоночник. Я должен был сделать ход свой сейчас.
  
  Я поднял руки, как бы в знак подчинения, и сделал шаг вперёд, рассчитывая на этот жест, чтобы расслабить охранника позади меня. Через долю секунды я резко опустил одну руку, когда я повернулся. Удар откинул ствол винтовки в сторону.
  
  Однако у охранника был палец на спусковом крючке, и карабин выстрелил. Нордхейм отмахнул подальше свою дочурку, когда приспешники Кобры приблизились.
  
  «Не стрелять!» — приказал Кобра, что улучшило мои шансы. Я догадался, что он не хотел никакого вреда для Нордхеймов в этот критический момент, а это означало, что ему всё ещё нужно было что-то от старика. Как что? Ионное изобретение? Я предполагал, что профессор уже сделал этот элемент доступным для SWP.
  
  Я мог бы подумать об этом в более спокойный момент, однако. В своё время пришлось иметь дело с Коброй. Я отбросил двух нападавших, прыгнув на уровне плеч, чтобы нанести удар, который отбросил одного на другого и отправил их обоих на землю.
  
  Я собирался бежать к тому, что, как я надеялся, будет выходом, когда всё в моих глазах почернело.
  
  
  
  Следующий голос, который я услышал, был хриплым, быстро узнанным. Хотя моё видение было размытым, я знал, что мне не понравится то, что я увижу, когда мог видеть.
  
  «Я спросил, как ты сейчас себя чувствуешь, умник?» — продолжал он. Я продолжал моргать и качать головой, пока не смог чётко сфокусироваться на том громадине, который вырисовывался передо мной. Раньше Тор казался большим, но теперь он выглядел великаном. Кнут свисал с одной руки. Его ноги были широко расставлены, когда он ухмылялся в ликовании.
  
  Я был прикован к стене, мои запястья и лодыжки крепко удерживались наручниками. Помощник Тора, сухой старик, шуршала по призрачной комнате, как кормящаяся крыса.
  
  Тор с удовольствием повторил свой вопрос. Я пытался усмехнуться, но, должно быть, это была скорее гримаса.
  
  «Я чувствую себя довольно хорошо, — ответил я. — Я думаю, что хотел бы заказать ужин сейчас».
  
  Большому человеку это не понравилось. Он ударил рукоятью кнута поперёк моего лица. Я вовремя склонил голову набок, чтобы избежать действительно неприятного удара, но всё же плучил его в шею и плечо. Я ждал, когда он попытается ударить снова, но его помощник уронил поднос с ножами позади него, и он повернулся, чтобы щёлкнуть концом хлыста по спине дряхлого человека. Крик, за которым последовало катание по полу, пока боль утихла.
  
  «А теперь принеси сюда эти ножи!» — приказал Тор. «И не бросайте их снова, если вы хотите ещё попробовать это!» Хлыст трещал в вонючем воздухе.
  
  Кобра, возможно, отремонтировал части старой крепости, но он не вмешивался в причудливую свирепость подземелья замка, где оказался. Я задавался вопросом, как я был поражён чем то, вспоминая внезапный удар, который перерезал короткий мой побег.
  
  «Ты чем меня отключил?» — спросил я, и Тор казался довольным. Он напыщенно достал болт - стрелу арбалета, притупленную твёрдым резиновым покрытием.
  
   «Ты не видел меня, — объяснил он. — Но я ждал, пока ты попытаешься сбежать. Это был очень простой выстрел. Направлен по голове, но попал в шею».
  
  Ой. Ну это оказалось просто.
  
  «Значит, у тебя есть я, где ты хочешь меня сейчас, а?»
  
  «Правильно. Вы враг Рейха. Вы должны быть казнены. Это моя работа».
  
  Я не был уверен, что правильно расслышал. «Ты сказал, Рейх?»
  
  Он ухмыльнулся мне, обнажив несколько гнилых зубов. Человек прожил очень тяжёлую жизнь. Слишком плохо для меня; Я должен был заплатить за это.
  
  «Скоро будет новый порядок, — начал он, — возродится Четвёртый рейх. Мы исправим прошлые ошибки. Мы истинные лидеры».
  
  Оставшиеся части головоломки начали вставать на место сейчас. Крупп, по-видимому, считал себя последним наследником Гитлера. Он соберет новое руководство, чтобы вернуть нацистским принципам их надлежащее место в порядке вещей. «Учёные за мир во всём мире» были подделкой, но Нордхейм этого не знал, ни знали Эрлих или Ангст, пока не стало слишком поздно. Это мы предполагали, что Кобра взял с каждого члена своей группы их таланты. Эрлих, промышленник, внёс свой вклад деньгами; Ангст, необходимой архитектурной экспертизой, чтобы превратить старую крепость в современное тайное укрытие; Нордхейм,как технологический гений отдал своё изобретение.
  
  Помощник теперь поднёс коллекцию закалённых ножей своему хозяину. Тор оглядел их, затем выбрал тот, которым помахал у меня под носом.
  
  «Я многому научился во время войны, — сказал он. — Я преуспел в том, чтобы заставить мужчин делать то, чем они никогда не верили, что они могут сделать. Они говорили то, что у них было на уме, и что поклялись хранить в тайне. Ни один человек, никто не сопротивлялся до конца. Все они узнали свои пределы»
  
  
  Его талант не был исключительным. Это было доступно многим. Знак человека, искусного в такого рода вещах, была определённым видом удовольствия. Каждый наслаждался своим ремеслом. И я стоял прикованный для этого, беспомощный, пока он готовился к пыткам.
  
  
  Я натянул цепи, надеясь схватиться за… освободить хотя бы одну руку и обрушить её на его череп. Но болты держались крепко.
  
  «Я узнал от одного турка, что ножом можно пользоваться очень долго, чтобы убивать человека, — продолжил Тор. — Он не имел дело с быстрой смертью». Серебряный клинок мелькнул перед глазами. Я ожидал, что он вскоре начнёт вырезать глаз из моей головы. «Он знал, как заставить мужчину почувствовать лезвие».
  
  При этом нож был прижат к плоти моей груди чуть ниже моего сердца. Ловким движением лезвие скользнуло под кожу, и тогда всё пронзила страшная боль, когда Тор снял с меня кожу, как если бы я был спелым яблоком. Когда он закончил, я посмотрел вниз, чтобы найти, что работа была сделана практически без кровопролития. Этот монстр хорошо усвоил свои навыки.
  
  Когда меня наняли оперативником к Дяде Сэму, я знал, что любое задание может оставить меня холодным трупом в тёмном переулке вместо здорового отдыха на песках Акапулько. Но чтобы закончить жизнь, очищенный как апельсин в каком-то богом забытом подземелье?
  
  Так что вы можете понять, что я был очень рад увидеть, как Кобра выползает из какой-то трещины в стене. Возможно, я ещё найду выход из этого положения.
  
  «Добрый вечер, мистер Картер». Елейно произнес он. «Надеюсь, вы не слишком пострадали». Он с восторгом смотрел на сырой участок плоти, которую Тор обнажил.
  
  «Это было слишком давно в прошлом».
  
  «Как это было с Краусом, ассистентом профессора?»
  
  Кобра улыбнулся. «Краус предоставил мне некоторую ценную информация. Но он был жадным человечком без ваших способностей».
  
  «Так что такое?»
  
  «Ему заплатили причитающуюся ему заработную плату, — заключил Кобра. — Он пропал. Это был также удобный способ убедить уважаемого коллегу, что его жизнь в опасности».
  
  «Тогда письмо-бомба было адресовано Краусу, не Нордхейму?»
  
  «Конечно. Я принял меры предосторожности, предупредив профессора за ночь до этого, что наши враги планировали убить его. Он здесь с тех пор. Он убеждён, что наше дело правое, и он верен своим принципам».
  
  «А Эрлих? Ангст и его сын?»
  
  «Эти партнёры больше не были безопасными. Они угрожали благополучию Рейха, как и молодой Ангст. Гансу даже удалось раскрыть мою истинную личность. Но я напугал его настолько, что он продолжал молчать».
  
  «А если Джерихо стала помехой, её тоже?»
  
  Опять улыбка. «Вы не представляете, как она любила тебя. Ей не нужно было вмешиваться. На самом деле она знала очень мало. Я только хочу, чтобы она питала ко мне такую же нежную привязанность».
  
  «Но она не знала…»
  
  «Кем я был? Нет. Она просто хотела помочь тебе. Я хорошо использовал Крауса, и она действительно поняла, что он обманывал русские. Она не знала, что он работает на меня, однако. И тогда я последовал за тобой после нашей карточной игры. Твоё свидание с ней указало, что она также стала опасна».
  
  Кобра пододвинул Тора поближе и я почувствовал, что мой период отдыха закончился. Но Кобра казалось, наслаждался этой сценой, раскрывая подробности своего грандиозного плана человеку, который, согласно повестке дня, вскоре станет трупом.
  
   Я сказал. - «Ты не можешь всерьёз верить, что твоя разношёрстная банда головорезов может захватить власть в Германии»
  
  «Во что я верю, тебя не касается».
  
  
  
  
  С этим эффективным разворотом, Кобра повернулся и ушел. Я наблюдал, как Тор и его друг боролись в тени чем-то похожим на большую коробку. Как они вытащил на свет, я увидел, что это гроб.
  
  Мой гроб.
  
  «Ак — настоящий мастер», — сказал Тор о своём помощнике. «Он потратил много времени на это. Вам будете очень комфортно в новом доме».
  
  Это вызвало плаксивое хихиканье старика. Я повернулся, чтобы проверить слова Тора и слишком поздно увидел хлыст кнута, снова хлещущего меня. Не то чтобы я мог бы многое сделать по этому поводу в любом случае. Он ударил меня ещё несколько раз на всякий случай, в то время как Ак принёс верёвку. Когда они думали, что я был в надлежащем состоянии бесчувствия, я был связан.
  
   Тор схватил меня, как если бы был мешком картошки, и бросил меня в гроб, который они протащили через комнату к дальней стене. Ак оперся на рычаг и сегмент стены медленно ушел в пол.
  
  «Давайте посмотрим на него!» — предложил Ак. Тор не возражал Гроб подняли и наклонили вперёд, позволив мне увидеть тёмные воды Рейна мчащиеся далеко внизу.
  
  «Для тебя это будет очень приятно, — сказал Тор. — И они никогда не найдут никаких следов. Прощай, мой друг».
  
  Гроб опустили и поставили крышку на место. Я мог слышать, как пара праздновала, когда они забивали каждый гвоздь с любовью. Но не возражал против их долгой возни. Это дало мне больше времени, чтобы отработать свои возможности. Когда они связали меня, я набрал столько воздуха в мою лёгкие, насколько это возможно, и напряг каждый мускул. Просто перед тем, как закрыть гроб, я расслабился, потом вдохнул больше свежего воздуха. Это должно дать мне некоторое время.
  
  Я почувствовал, как поднимают гроб. Меня ждало долгое погружение.
  
  «Покойся с миром!» — прозвучали финальные слова, и я стремительно устремился в воды реки.
  
  Спуск казался бесконечным. Я перевернулся вверх тормашками несколько раз на каблуках и пытался подготовиться к удару... Он выжал из меня драгоценный воздух. Потом всё стихло, так как я погружался на дно Рейна.
  
  Веревки были завязаны так туго, как могла позволить сила Тора, и вонзились в мою плоть, когда я начал серию движений, которым меня научил великий мастер таких побегов. Это был Ай Чин, и он подружился со мной во время трудного задания на Востоке примерно десятью годами ранее.
  
  Ай Чина нельзя было сдержать никакими средствами. Он разработал технику, которая требовала общая концентрация и способность вывихнуть очень многие суставы тела. Напрягая мышцы, когда меня связывали, я получил важную меру свободы. Теперь пришлось начать освобождаться
  
  Я прикинул, что мне хватит по крайней мере воздуха на пять минут. Я сосредоточился на том, чтобы сердце билось как можно реже при надавливании на ключевые суставы. Сначала я освободил правое плечо в места, которое позволило мне освободиться от верёвок с той стороны. Это была не безболезненная техника. Выворачивать суставы было очень неприятно.
  
  Медленно задыхаясь в гробу на дне река тем более, однако я продолжал прилагать усилия давления на ключевые суставы в моих плечах и руках пока они не уступили.
  
  Я не надеялся полностью освободиться, но не был должен. Я хотел только иметь возможность получить достаточной гибкости, чтобы дотянуться до каблука ботинка рукой. Прошло две минуты, потом три. Упражнения заставили моё сердце биться чаще, независимо от того, как сильно я пытался сдержать это. Пот начал литься, и мне уже почти не хватало воздуха.
  
  Наконец, я смог ослабить верёвки вокруг моей верхней части тела. Я сдвинул несколько костей с места в процессе, затем вставил их обратно, несмотря на страшную боль. Я обратил внимание на мою ноги. Я согнул колено и схватился за окружающие верёвки правой рукой. Я ослабил их. Теперь осталось немного времени. Это надо будет сделать быстро. Я согнул колено и потянулся к моей правой пятке.
  
  Я отключился на несколько секунд, но когда я пришёл к, я почувствовал, как моя рука коснулась моего ботинка. Я направил мои пальцы к каблуку. Он выскочил. Внутри был взрывной заряд, который я активировал. Это было рассчитано к задержке в три секунды. Я выпрямил своё тело, упираясь ногами в дно гроба. Если бы заряд не взорвался, я был бы мертвецом.
  
  Резкий хлопок раскачал гроб. Я выдавил его дно, которое заряд очень хорошо разбил. Вода хлынула внутрь, заблокировав мой выйти на мгновение. Когда гроб наполнился, я смог выкрутиться. Я оттолкнулся от дна реки, чтобы всплыть на поверхность. Веревки ещё больше ослабли, но я знал, что не смогу плыть очень хорошо, когда я доберусь до поверхности. Я бы побеспокоился об этом после того, как наполню свои лёгкие свежим, животворным воздухом.
  
  Я вырвался на поверхность и всосал воздух в большом глотке. У меня была свободна теперь одна рука. Именно эта рука был внезапно схвачена двумя руками, которые начали тянуть меня. Я мог видеть только деревянные борта лодки, качающейся, как пробка, в неспокойной воде.
  
  
  
  
  
  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
  «Немного прохладно для плавания, не так ли?»
  
  Голос принадлежал Хельге. Она помогла мне влезть в лодку, и я освободился от веревок.
  
  «Какого черта ты здесь делаешь?» — спросил я.
  
  «Занимаюсь рыбалкой, — сказала она.
  
   — Довольно неплохой улов, не скажешь?»
  
  Я схватил весла со дна лодки, вставил их в уключины и сильно погрёб к берегу реки напротив крепости.
  
  «Судя по твоему выступлению ранее, — сказал я, — я думаю, ты могла бы захотеть бросить меня обратно».
  
  «О, это, — сказала она. — Это было для обмана Кобры».
  
  
  «А твой отец?»
  
  «Он думает, что я улеглась спать на ночь. Я просто скажу им, что прогулялась подышать свежим воздухом».
  
  Мы причалили к берегу, и выбрались на берег.
  
  «Там наверху, — сказала Хельга, указывая на что-то похожее на маленький коттедж. — Это летний дом, который был покинут годами. Там мы будем в безопасности».
  
  Дом был заколочен, но я пнул дверь, и мы вошли внутрь. Старая свеча осталась на столе. Хельга приложила спичку к фитилю. Место было затянуто паутиной, но выглядело замечательно.
  
  «Что они с тобой сделали?» — Хельга задохнулась от ужаса. Она заметил участок плоти, вырезанный Тором на моей груди.
  
  «Хобби одного из людей Кобры, болвана, который показывал нам арбалет».
  
  Она вытащила бутылку с дезинфицирующим средством и немного бинтов, которые она достала из аптечки в моей машине. Я также видел, что она принесла рулон свежей одежды.
  
  «Откуда ты это знаешь?» — Я спросил глядя, как она работала над порезом. Мы нашли пыльный матрац в углу. Я растянулся на нём, пока она занималась моей раной.
  
  «Я немного замешкалась и услышала как один охранник сделал замечание, которое меня озадачило, — сказала она. — Кое-что об американце и избавлении от него в Рейне. Я имела довольно хорошее представление, что они говорили о том, и куда они собирались положить его. Так что я пробралась на улицу, остановилась у машины, затем нашли лодку, привязанную к причалу. Я тогда гребла, когда увидела, как они выбросили эту коробку. Я не думала, что ты сможешь выбраться оттуда».
  
  «Я бы не хотел делать это каждую ночь. Ой!» От дезинфицирующего средства был ожог.
  
  «Что заставило тебя заподозрить Круппа?»
  
  «Не меня. Я доверяла тебе. Что сделало Крупп фальшивым. Это было трудно проглотить, потому что это означало, что он выставляет моего отца дураком».
  
  С меня было достаточно медицинского ухода, и я потянул её вниз на импровизированную кровать.
  
  «Ты прекрасна, женщина», — сказал я.
  
  «Не сейчас, дорогой, — возразила она. — Не после всего, через что ты прошёл. Позвольте мне закончить…»
  
  Она была тёплой и удивительно возбуждающей в моих руках, и наши рты сомкнулись. Она боролась немного поплакала, но сердце её было не к склонно к этому.
  
  «Ох, Ник, — вздохнула она, когда мы разорвали поцелуй. — Я была так напугана. Я знала, что они хотели убить тебя, но ничего не могла сделать или сказать. Папа убежден, что Крупп имеет в виду хорошее дело».
  
  Я откинулся назад и обдумал то, что я узнал непосредственно перед тем, как меня бросили в реку.
  
  «Может быть ваш отец уже передал ионное изобретение Кобре?»
  
  «Я не знаю. Он отказался говорить об этом. Он полностью доверяет ему. Он ослепил себя, чтобы всё, кроме того, что он воспринимает как истину. Крупп кажется иметь над ним какую-то власть. Что он хочет?»
  
  «Он хочет воскресить нацистов, — сказал я. — Он строит Четвёртый рейх».
  
  Взгляд Хельги был недоверчивым. «Невозможно», — пробормотала она.
  
  «В современной Германии, может быть. Но где-то ещё в мире, возможно, да».
  
  «Где?»
  
  «Мы не стали до этого доходить. Он решил, что это пора заканчивать разговор».
  
  Некоторое время я созерцал изогнутое тело Хельги и решил, что пора покончить с этой версией. Должно быть, она прочитала моё намерение в моих глаза, потому что она прижалась ближе. Я наклонился к задуть свечу.
  
  «Ты превращаешь меня в распутную женщину», — она дразнила, когда я целовал мягкую выпуклость её живота. Её тело работало чудесным образом. Снова, мир и его заботы отстранились от нас.
  
  
  У некоторых женщин есть талант, а Хельга была такой благословенный. Она была заряжена некоторым волнением, которая заставляла мужчин гоняться за ней и любить каждое мгновение с ней. Ибо когда она была завоёвана, она была приз который стоит иметь. Она не сомневалась и поддавалась пламенным порывам секса. Ей нравилось давать, так и брать.
  
  «Если вас запрут в другом гробу, — сказала она, — ты лучше убедись, что я с тобой. По крайней мере, мы могли бы уйти в сиянии славы».
  
  Разумная просьба: ящик для двоих. Если я должен был бы иметь компанию в таком ужасном месте, это может быть и Хельгой. Я исследовал волнистость её тела, пока она не начала корчиться, затаив дыхание.
  
  «Не играй больше, Ник, — умоляла она. — Я нуждаюсь в тебе сейчас».
  
  Она протянула руку и сжала меня, добавив акцент. Я понял. Мне нравится прямота в женщина, и сообщение Хельги прозвучало громко и ясно. Я расслабился между её бёдрами и прощупал влажный жар её...
  
  «О-о-о, дааа!» — прошипела она, прижимаясь к мне. Я легко вошёл, и мы начали медленное, ритмичное движение. Когда темп ускорился, мы растворились друг в друга. А затем последовал бессмысленный дрейфовать на каком-то облачном веществе, которое мы зарезервировали для нашего удовольствия. Опыт был знакомым, но не менее интенсивно, чем когда мы впервые проплыл сквозь него.
  
  «Ты делаешь мне так хорошо, дорогой», — сказала Хельга.
  
   Лесть доставит вас повсюду. У девушки было особый способ заставить меня почувствовать, что я предлагаю именно то, что она требовала от мужчины. И это, в свою очередь, делает основу для очень хороших рабочих отношений.
  
  Наконец, наши аппетиты требовали полного удовлетворения. идентификация. Это было похоже на длинную серию движений, которые яы надеялся, что будет катиться бесконечно над нами. Когда у всех всё стихло, мы лежали, переплетённые во тьме, слушая шум ветра мимо закрытого дома.
  
  «Я не хочу туда возвращаться», — резко сказала она.
  
  «Но надо».
  
  «Почему?»
  
  «Для того, чтобы я мог прийти и спасти тебя».
  
  Она игриво укусила меня за шею. Это послало дрожь по моему позвоночнику. «Ты сумасшедший, Ник», — сказала она.
  
  «Ещё одна летучая мышь - вампир», — сказал я.
  
  Она сделала паузу, размышляя о том, что может случиться, если она вернется в крепость.
  
  «Планирует ли Кобра убить моего отца?»
  
  «Что вы думаете?»
  
  Вопрос решился сам собой.
  
  «Но, может быть, он отказаться от этой абсурдной схемы». Она хваталась за соломинки. С таким человеком, как Кобра, их не было.
  
  «Хельга, считают, что это Крупп приказал убить Эрлиха, — сказал он. — Вы видели демонстрацию Тора. Эти стальные болты были точно такими же, каким убили Эрлиха. У меня была возможность изучить болт, прежде чем я оставил его».
  
  «А Ангста?»
  
  Я закурил сигарету. Девушка не могла толком полностью осознать, что её отец сохранял верность человеку, способному на убийства. Я не сомневался, что профессор был обманут. Он был просто не из тех, кто станет переубеждать себя с причиной, по которой он полагался на методы Кобры и средства для достижения своих целей. Тем не менее, его гуманитарные импульсы не были заданы в твёрдой реальности. Он был обманут, причём по-крупному. Он этого не осознавал, и его дочь не очень хотела это видеть. Но Кобра не будет поступать милосердно со стариком, как только его полезность будет исчерпана.
  
  «Вы не верите, что Ангста убили?»
  
  Она нахмурилась и отвела взгляд. «Газеты сообщили, что он покончил жизнь самоубийством».
  
  «Я присутствовал на его похоронах, Хельга. Я встретил его сына. Когда я рассказал ему об Эрлихе, я задел его нервы. У полиции не было никаких указаний на то, что Герхардт Ангст был убит, и они пришли к выводу, что он убил сам себя. Сын не согласился с этим».
  
  «Почему? Какие у него были доказательства?»
  
  «Очень малые, пока мы не поговорили. Он просто не хотел поверить, что его отец сделал бы такое. И это было достаточной причиной».
  
  «Но вы сказали что-то, что его убедило?»
  
  Я схватил сумочку и открыл её. «Посмотрим на твою старую фотографию — сказал я. Она пошалила в сумке, и нашла её. «Сын Ангста сказал, что его у отца был посетитель незадолго до его смерти. Как и профессор, Герхардт Ангст редко принимал посетителей, но он видел этого человека».
  
  Я поставил палец под фигурой на портрете на которую указал сын.
  
  «Но это Ганс Эрлих! — сказала Хельга. — Я думала, что он отшельник».
  
  «Был. Но визит к Ангсту он считал важным. достаточно важным, чтобы на время отказаться от своего образа жизни. Наверное, он выходил из дома чаще, чем кто-либо знал. Если он был членом SWP, он посещал их встречи. Это было бы нетрудно. А простая маскировка. Большинство людей забыли, на кого он был похож. В доме Ангста он даже не потрудитесь замаскироваться».
  
  «Итак, он посетил Герхардта Ангста, — сказала Хельга, почти как бы убеждая себя. — Но почему?»
  
  «Сын не слышал их разговора. Они говорили в течение часа, затем Эрлих ушёл. Важно дело в том, что встреча устанавливает связь между двумя мужчинами. И мы уверены, что один из них был убит Коброй».
  
  Хельга встала и натянула на себя рубашку, которую я привез. Она выглядела восхитительно. Я смотрел её бёдра согнулись под ней, когда она подошла к окну. Открыв окно, она стояла, глядя в бурную ночь.
  
  «Что ещё молодой Ангст тебе сказал?»
  
  «Эта дополнительная информация, вероятно, может быть я нашёл в сейфе его отца, который он не открывал с момента смерти. Я мог бы узнать больше от него, но так и не получил шанса. Мы сели в наши машины, но когда он начал свой…»
  
  Она отвернулась от окна, чтобы посмотреть на меня. Её не нужно было рисовать картину. События предыдущих дней ознакомили её с техникой убийств. Да, его машину взорвали, сказали её глаза.
  
  «А сейф?» — спросила она.
  
  «Я взломал его. Сын догадался, что его отец держал некоторые планы исследовательских центров Второй мировой войны скрытыми в нём. Они были настолько искусно спроектированы Ангстом, что они так и не были обнаружены союзниками».
  
  «Ты нашёл их там?»
  
  «Да. Но как только я это сделал, в гости пришли четверо "друзей". Я оставил в сейфе чертежи, затем посмотрел, как они открывают сейф. Но любопытная вещь произошла, что они сделали с чертежами. Они сожгли их без колебания. Они знали, чего хотят, где найти, что с этим делать».
  
  «Кто они?»
  
  Я просто сидел и ждал. Она задавала мне вопросы теперь, когда она ответила на них в своем уме раньше. Только один человек мог знать об этих планах. Это был тот самый человек, который зависел от денег Эрлиха для финансирования его плана, который теперь отчаянно нуждался в ионном устройстве Нордхейма.
  
  Хельга взглянула на меня, затем посмотрела на пол.
  
  «О, Ник, — сказала она так, словно собиралась плакать.
  
  Я протянул к ней руки. Я засмеялся, потянув её подбородок, чтобы вытереть слезы, которые катились вниз её щеки.
  
  «Поверь, любовь моя, — сказал я. — Мы здесь мы имеем дело с очень смертоносным замыслом».
  
  «Чем ты планируешь заняться?»
  
  
  
  Я лег на спину и посмотрел в потолок. Ей удалось задать один вопрос, на который в тот момент у меня не было готового ответа. Но надо было задать вопрос. И ответить. Я должен был проникнуть в то, что, как я подозревал, будет сверхсложной сетью безопасности. У Кобры было много аремени и он потратил небольшое состояние на защиту своих инвестиций.
  
  Но почему бы просто не зайти к нему?
  
  Верно, Картер. Просто отрасти пару крыльев и пролети над стенами. На первый взгляд это казалось невероятным. Но я заметил, что Кобра не имеет много охранников и персонала. Это потому, что те, кто его обслуживает, должны быть безусловно лояльны и преданы. Поэтому нельзя было поставить большое количество охранников и вахтенныж дежурных. Высокие стены Крепости Дюркгейм были построены на несколько сотен лет раньше, чтобы защищать людей внутри. На них можно было взобраться. Это может быть достигнуто очень легко, особенно если всего несколько охранников «Кобры» вели наблюдение за каждым дюймом длинных стен.
  
  Я представил, как я взбираюсь по веревке в самую темную часть одной из этих стен, пока я не понял, что охрана Кобры — недоукомплектованная или нет — никогда не пропустит такое прямомое нападение. Стены были бы под наблюдением. Если бы человек появится на любой части их поверхности какая-то система сигнализации заметит его и передаст сообщение охраннику, который может поднять тревогу.
  
  Нет, Картер, ты не сможешь взобраться ни на одну стену замка, как принц Валиант двадцатого века. Потребуется больше, чем гимнастика, чтобы проскользнуть через Защиту Кобры. Если бы я не работал один, мог бы поиграть с несколькими возможностями, но в конце концов у меня осталось одно обстоятельство: я бы должны оказаться сразу за этими стенами и в некоторых вариантах мог сломать себе при этом шею.
  
  Я оглядел ветхий дом в поисках телефона. Я заметил один на столе у камина. Я встал и надел сухую одежду, которую Хельга. нашла для меня. Подойдя к телефону, я поднял его трубку. Она естественно молчала. Я выдернул провод телефона из розетки. Хельга посмотрела на меня удивленно. Я нашёл кухонный нож и провода...
  
  «Скоро вернусь, — сказал я. — У меня есть важное вызов».
  
  Я вышел на улицу и залез на крышу. Воздушный телефонный кабель, обслуживающий этот район, проходил вдоль берега реки и прямо над старым домом. Я сел на дымоход и, так осторожно, врезался в кабель под напряжением. Пара резиновых перчаток оставленная на крыльце коттеджа дала мне достаточно защита. Когда я подключился, я набрал Double-Z 23.
  
  Телефон дважды звонил, потом ответили.
  
  «Извините, неверный номер», — раздался мужской голос, но он не повесил трубку.
  
  «Q-25 по заданию "Хок", R-7», — сказал я быстро.
  
  Тишина, за которой последовала серия щелчков, как мой звонок был передан дальше. Другой голос, на этот раз женский, подключился к линии.
  
  «Да, Q-25? Что мы можем сделать для тебя?»
  
  «Ну, если бы я был в городе, ты могла бы выпить со мной, милая. Но так как я сижу на крыше внизу по реке, вы могли бы сказать мне, где я могу найти координаты спецэффектов и оборудования для этой зоны».
  
  Это вызвало гортанный смех. «И где ты, Q-25?»
  
  «Крепость Дюркгейм. Довольно красивое место. Вы должны назначить встречу».
  
  «Звучит чудесно, — сказал голос. Я мог слышать как перелистываются страницы. — Ваши координаты 52 Юнгштрассе, Мангейм».
  
  «Отлично, — сказал я. — А где же этот Мангейм, скажите пожалуйста?»
  
  «Ты говоришь так, будто у тебя проблемы, Q-25», — дразнил голос.
  
  «Ничего, с чем бы я не справился, милая».
  
  Пауза. «Мангейм находится прямо на восток по автобану Зибен, около тридцати минут на машине».
  
  «Спасибо».
  
  «Удачи, Q-25».
  
  Я бросила трубку и слез с крыша. Новости были хорошие. Я смогу добраться туда этим вечером и, надеюсь, получить оборудование, необходимое для осуществления моего плана.
  
  Хельга оставалась в постели во время моей прогулки. Это было хорошим, тёплым местом, чтобы вернуться.
  
  «Что теперь, Ник?» — спросила Хельга.
  
  Это дразнящее тело было слишком близко для её вопросов. имелся только один ответ. Я обнял её вокруг талии и потянул к себе.
  
  
  
  
  «Теперь, — сказал я ей, — вы идёте назад в замок ».
  
  Это было, если бы я облил её холодной водой. Немного раз меня тошнит от способности собственного чувства реакции.
  
  «Ты скоро придёшь за мной?» — спросила она.
  
  «Да. Но сначала нужна подготовка. Когда ты вернешься останься с отцом. Скажи ему, что ты не можешь жить без него. Так я смогу найти вас обоих».
  
  Я нежно поцеловал её, и она с неохотой начала одеваться.
  
  Я переплыл реку, чтобы высадить Хельгу на берег, затем направил лодку дальше вниз по течению, прежде чем избавиться от неё. Я сел на автобус в город и пошёл прямо в свой гостиничный номер, где переоделся. Мой наряд на вечер был бы базовым чёрным, Стандарт для ночных операций. Я взял лимузин Бобо из гаража и поехал по автобану Зибена в небольшой дом в Мангейме. Я позвонил в колокольчик несколько раз, прежде+ вошёл в дверь.
  
  «Да?»
  
  «Картер».
  
  Я показал охраннику свою пластиковую карту напротив окна. Специально матовое стекло сделало видимым знак отличия AX. Он посмотрел на меня, затем открыл дверь.
  
  «В подвале, — сказал он. Высокий, угловатый, жилистый, он проследовал за мной по серии скрипящих деревянных ступенек в грязную мастерскую. — Что такое тебе нужно?»
  
  «Быстрый вертикальный подъём примерно на пятьдесят футов. Он не может быть слишком шумным. В доме будет охрана».
  
  Он немного фыркнул и медленно покачал головой.
  
  «Вы могли бы дать мне немного больше времени для чего-то подобного, знаете ли, — сказал он, глядя на меня.
  
  «Извини. Но это только что понадобилось. Ты знаешь, как случаются такие вещи».
  
  «Правильно. Я уже должен привыкнуть к этому». Он повернулся и подошёл к тому, что выглядело как куча мусора, предназначенного для сталелитейных заводов и переработки. После грохота и стука, он снял пару переоборудованных подводных кислородных баллонов.
  
  «Я сделал это на прошлой неделе. Тебе должно подойти».
  
  Он накинул свои ремни мне на плечи и застегнул пряжки.
  
  «Как это работает?»
  
  «Я могу гарантировать, что полетит, — сказал он, просияв. — Назовите это моим X-10 Jet-Pac. Имеет приятный вид, тебе не кажется?»
  
  «Потрясающе. Должно быть подобного пока ни у кого нет Теперь, если вы просто покажете мне, как им пользоваться»
  
  Оказалось, что X-10 Jet-Pac был сделан по заказу отдела исследований и разработок месяцем ранее. Он был испытан один раз, за несколько дней до моего приезда.
  
  «Мой двоюродный брат попробовал это, — сказал изобретатель. — Он не сильно пострадал. Но я смог увидеть, к чему нужно было приложить больше усилий, прежде чем я мог позволить одному из вас, парни, рискнуть своей блестящей карьерой».
  
  Обнадеживающе.
  
  Я прошёл курс обучения работе с двигателями Jet-Pac. Это был заправлен специальным желеобразным препаратом, который хранился в трубчатой камере сгорания. Два бака содержали чистый водород. Когда газ впрыскивается в камеру сгорания, резкая реакция дала бы мне ровно пять секунд высокоскоростной вертикальной тяги на скорости пятьдесят миль в час.
  
  «Когда вы захотите полететь, — посоветовал он мне, — просто нажмите эти две кнопки здесь». Каждая была в конце отрезка шланга, ведущего к бакам с водородом. «Это обеспечит первоначальную искру. Вот этот рычаг, от самой струи, позволит вам ориентироваться. Но когда она вспыхнет, держись крепче».
  
  «Ты имеешь в виду, молиться»
  
  Опять весёлое выражение лица. - «В зависимости от обстоятельств…»
  
  «Хорошо, очень хорошо, — я выскользнул из X-10, который был положен в полиэтиленовый пакет. Мы потопали обратно по лестнице. и дверь была открыта для меня.
  
  «Когда это сработает, выбросьте и забудьте об этом, — сказал он, когда я вышел из дома. »
  
  Я показал ему большой палец вверх, когда он смотрел вслед мне. Бросив Jet-Pac на заднее сиденье, я ускорил Cadillac к тому месту, что ожидалось окончательное свидание с подставным лицом формирующегося Четвёртого рейха.
  
  
  
  
  
  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
  На берегу Рейна я стоял, прислушиваясь к приливам и отливам реки, когда она омывала каменистые берега. Тени были самыми глубокими у подножия западной стены крепости Дюркгейм. Я настроил свой Jet-Pac, ища любого из прихвостней Кобры. Я знал, что ближайший охранник дежурил на парапете в тридцати ярдах вдоль южной стены.
  
  Супервинтовка Эрлиха была навешена на моё плечо. Я подумал, что она может пригодиться. Я уже собирался взлететь, как услышал треск сапог по рыхлому гравию.
  .
  
  Ко мне приближался один из людей Кобры. Он сопровождал, как и предполагалось, молодую деревенскую девушку, которая судорожно хихикала, когда он вёл её вниз к вдохновляющему виду на Рейн, освещённому полнолунием в ту ночь.
  
  Лунные лучи также отлично справились с задачей освещения моего X-10 из нержавеющей стали. Когда охранник протащился футов на десять, я увидел, как он остановился и указал на мою форму. «Вас ист дас?» Я слышал, как он спросил девущку, как будто она знала. Она пробормотала что-то в ответ, и он подошёл ближе, потянувшись к своей кобуре, чтобы вынуть пистолет. Я думал об открытии огня с моего люгера Вильгельмины, но это было бы разрушением моих планов на вечер. Я позволил ему продвинуться ближе, ближе. Он подогнул носок сапога под мой живот и опрокинул этим ударом меня на спину, как будто я был мёртв.
  
  Когда я упал, я выбросил руку и взмахнул ногой от земли. Он перевернулся на спину, ноги взлетели высоко в воздух. Я услышал глухой удар!, который был треском его черепа, встречающегося с камнем. Я сел и увидел девушка смотрит на меня с открытым ртом. Без крика она повернулась и побежала назад в свою деревню, лежавшей на дальнем краю широкого поля. В следующий раз она послушает мамин совет и останется дома.
  
  Я заткнул ему рот и связал её потенциального любовника. Джет-Пак не становился легче, поэтому снова взял позицию, рассчитанную мной, которая даст мне лучший угол подъёма.
  
  «Пора, брат, — пробормотал я про себя, надавил обоими большими пальцами на пусковые клавиши. Момент, не было ничего, кроме резкого шипения, как будто водород выходил из бака. А потом реация произошла, и меня подбросило ввысь на быстро увеличивающейся скорости. Я чувствовал себя человеком-ракетой. Мне пришло в голову, что было бы неплохо, если бы кто нибудь пилотировал мой полёт, так как я был единственным членом экипажа на борту. Я опустил руку на рычаг, куда мне указали. Я резко повернул вправо. Если бы я держал прежний курс, мой корабль оказался бы где-то в середине Рейн. Я манипулировал рычагом, когда я всё ещё больше скорости. Полет был великолепным.
  
  Мой координатор проинструктировал меня заглушить рычаг прямо вниз, чтобы перекрыть поток водорода в камеру сгорания. Я сделал это, когда был примерно в пяти футах от вершины стены. Это позволило бы мне грациозно скользить по стене и мягко приземлиться вдоль своего рода подиума, на котором когда то размещались в древности солдаты замка.
  
  Рычаг сломался у меня в руке.
  
  Я проклял Джет-пак, координатора зоны и крепость Дюркгейма, когда я безумно вильнул в воздухе. Я больше не поднимается, но двигался горизонтально по краю замка. Я мог упасть, как человеческая жужжащая бомба, в двор внизу, когда закончилось топливо в Х-10 пронеслось у меня в голове. Вместо этого меня понесло на деревянную крышу, покрывающую всю длину подиума. Удар оторвал Jet-Pac от меня назад и заставил меня подпрыгивать, как тряпичную куклу. Крыша была слегка наклонена, из-за чего устройство Х-10 заскользило к краю. Если бы оно упало, это было бы замечено охраной. То есть, если звук моей жёсткой посадки ещё не разбудил половину крепости.
  
  Забыв про пульсацию, которая сказала мне, что моя правая нога может сломаться, я побежал по крыше и схватил Х-10 как раз в тот момент, когда он собирался упасть. Я перетащил его на возвышенность, где положил на торчащий выступ. Затем я откинулся и проверил своё состояние. Я почувствовал ногу. Это был довольно сильный удар, но всё было в порядке. Я проверил локоть, который, как я думал, мог был сломан, но с ним тоже было нормально. Даже супервинтовка была цела. Я слушал, чтобы узнать, дал ли я о себе знать. Не было криков, никакие шаги не слышались. Я сделал этот прыжок благодаря баллонам из стали и желе, которые лежали в обломках рядом.
  
  Я подполз к краю крыши и перевернулся и поглядел вниз по парапету. Я поднял глаза, чтобы увидеть что мне удалось разбудить одного из местных жителей. Охранник шёл в мою сторону. Он был был слишком далеко, чтобы что то заметить, но он слышал шум. Он хотел знать, что это было. Я низко пригнувшись за внушительным каменным блоком, одним из серии, установленной на стене, для защиты крепостных лучников. Пришедший охранник суетится.
  
   Он оказался рядом, и я резко его ударил . Моя нога оказалась на его подбородке. Он упал, как мешок с цементом. Я подпрыгнул и побежал в сторону откуда он пришёл. В конце стены, наткнулся на другого охранника.
  
  Он был так же удивлён увидеть меня, как и я его. Когда он потянулся за пистолетом, я выхватил Хьюго и послал стилет в его сердце. Получив его оружие, пошёл дальше Наконец я добрался до угловой башни и погрузился внутрь. Я всё время чувствовал, что думаю о Чёрном рыцаре Камелота. Факелы были установлены в стенах башни. Их пламя жутко мерцало, когда я спускался по ступенькам. Я пришёл на площадку и решил её исследовать. Повернувшись внутрь, было неожиданно наткнулся на лифт. Я ожидал, что это приведёт меня к Хельге, её отцу и полковнику Герберту Круппу.
  
  Я не мог, однако, просто нажать кнопку вниз и зайти. Вот почему я вынул меч из металлической хватки ближайшей фигуры бронированного рыцаря, который развалился. Я засунул меч между дверями лифта. Они сопротивлялись, затем распахнулись. Я нырнул в лифт и нажал на кнопку.
  Лифт начал опускаться, я подождал пока он немного опустился вниз и ухватившись за кабель над лифтом стал спускаться вместе с ним.
   Я думал, что буду спускаться до конца, и спускался этаж за этажом, обнаружилось, что Кобра находится глубоко под землёй. Лифт проехал с десяток остановок. Примерно на полпути, я услышал знакомый голос:
  
  «Вы меня разочаровываете, герр Крупп. Я думала, ты понял, что он на твоей стороне».
  
  
  Хельга давала Кобре попробовать её собственную месть. По-видимому, его подозрение усилилось.
  «Я хочу знать, почему ты вышла из своей комнаты сегодня вечером без разрешения», — сказал он, как командир.
  
  «Я не знала, что для этого нужно разрешение и почему. Я просто искала девушку обслуживающую номер».
  
  «Снаружи?» — вмешался другой голос.
  
  «Это старый замок». Я искала эту девушку.
  
  «Хватит играть!» — сердито сказал Кобра. «Возьми её внутрь и запри дверь».
  
  
  Это был сигнал, чтобы сойти с кабеля. Я скользнул немного и упал на вершину лифта, который тут же дёрнулся вверх. Лифт был вызван телохранителями Хельги. Я удерживал мою позицию, пока они поднимались на борт. Кнопка было нажата, и мы поднялись на следующий этаж.
  
  Я заглянул через потолок в кабину. Каждый охранник крепко схватил одну из хорошеньких рук Хельги. Если бы она сопротивлялась, они могли бы просто поднять её и нести её как багаж. После того, как они вышли, я выбил панель в потолке и спрыгнул вниз в кабину. Я засунул дуло моего пистолета между дверями, которые распахнулись. Вошел в сверкающий коридор, созданный на капиталы Кобры, помещения были безупречны и ярко освещённы. Спрятанный глубоко под поверхностью, это был дорогой, безупречный ад. Налево увидел как охранники втолкнули Хельгу в комнату и закрыли дверь дверь за ней. Я прогуливался внизу, задаваясь вопросом, как я собираюсь освободить её, не подняв слишком большой шум. Внутри мужчины смеялись. Я услышал всхлип девушки. Держа винтовку Эрлиха подвешенной через плечо, я трижды постучал в дверь.
  
  «Кто это?» — спросил один охранник.
  
  «Полковник желает видеть девушку».
  
  Повисла пауза: «Тогда почему ты не гудел?»
  
  Место было оснащено домофоном, который было бы обычным способом предупредить их.
  
  «Это важно, — сказал я строго. — Она должна быть доставлена».
  
  Они бы не поверили ни единому слову. Проверяя их подозрения, один начал открывать дверь. В тот момент, когда защёлка была отпущена, я вскочил и сильно ударил обеими ногами в дверь, охранник упал от удара на пол.
  
  «Ник!» — воскликнула Хельга, выворачиваясь из рук другого охранника. Он торопливо вытащил пистолет и я смотрел, как он поднимает его ко мне. Но моя рука была уже на Люгере выхваченном из наплечной кобуры. Мой палец сомкнулся на спусковом крючке сжался так же, когда он выровнял свой пистолет. Его кинуло спиной к стене, когда он стрелял, пуля разорвала потолок прямо над моей головой.
  
  «Смотри!»
  Это предупреждение пришло от Хельги, и не зря. Другой охранник поднимал свой пистолет, который улетел при моём входе. Его рука сомкнулась на нем примерно в время, когда Хельга закричала. У него не было возможности успеть выстрелить. Люгер снова качнуло в моей руке, и Хельга бросилась к мне.
  
  «Я думала, что ты никогда сюда не попадёшь, — сказала она. задыхался. — Они собирались... Собирались-»
  
  Её одежда была в беспорядке. Охранники собирались воспользоваться привилегией своего положения.
  
  «Теперь всё в порядке, — успокоил я. — Мы собираемся уходить отсюда. Где твой отец?»
  
  «Он в своей комнате. Второй уровень».
  
  Я высунул голову из двери и проверил прихожую.
  
  «Почему ты не осталась с ним, как я сказал тебе?»
  
  «Они схватили меня, как только я вернулась в крепость. Они хотели знать, почему я ушла из моих апартаментов. Кобра никогда не упускает этого».
  
  Я схватил её за руку и вызвал лифт. Чудесным образом двери открылись. Мы коснулись кнопки индикатора. Мы отправили его на два полёта вверх. Когда двери распахнувшись, мы столкнулись с тем, что выглядело как бесконечные ряды лабораторного оборудования.
  
  «Это неправильно, — сказала Хельга., что было аккуратное заявление.
   Мы не нашли её отца опирающегося на лабораторный стол. Мы были бы запрыгнуть обратно в лифт, когда я услышал голоса - это звучало знакомо.
  
  «Папа!» Хельга тихонько заплакала.
  
  Конечно же, он вышел на сцену слева от самого фронта лаборатории. Там была построена платформа чьим фоном была масса школьных досок. У одной из тех досок, совещающаяся с тремя другими учёным в белых куртках был Кобра.
  
  Я посмотрел вверх и увидел, что балконоподобный массив мест выходил на огромную лабораторию. Это было бы дайте нам лучшую точку обзора.
  
  «Ну давай же!» — сказал, волоча за собой Хельгу, низко согнувшись за столы, мы бросились к лестнице. Мы поднялись вверх за очень короткое время. Несмотря на напряжённый подъём, Хельга была быстро рядом со мной, легко дыша. Мы пробирались между сиденьями, опуская головы, пока не оказались достаточно близко, чтобы просмотреть ход разбирательства.
  
  «Но вы не ответили на мои вопросы», — говорил Нордхейм. — «Где моя дочь?»
  
  Кобра казался раздражённым. Его соратники отвернулись, пока их лидер имел дело с настойчивым отцом
  
  «Я поместил её в другую часть крепости, — сказал он.
  
  «Куда? И почему ты сделал это без моего ведома? Она моя дочь, Герберт».
  
  Герберт быстро терял терпение. Но, примечательно, он сохранял хладнокровие. Я был уверен, что ему больше не был нужен его партнёр, Нордхейм вполне мог быть стёрт с лица земли в тот момент. Но Кобра сдерживал себя. Он был готов ждать того, что он хотел, и это должно было быть ионным устройством Нордгейма.
  
  «Мы обсудим это позже, профессор, — произнёс он. Дотянувшись до доски, он схватил серебряное кольцо и задёрнул подробную карту местоположения, которую я не мог разобрать.
  
  «Время пришло, Герберт». Старик на этот раз заигрывал с огнём. Кобра кружился, ощетинившись от ярости. Я почувствовал, как Хельга зашевелилась рядом со мной. Она боялась за своего отца, и не без оснований. Крупп источал непреодолимое пугающее настроение. Нордхейм почувствовал это и сделал шаг назад. Но я видел, как он набрался храбрости, челюсть вызывающе выдвинулась вперёд.
  
  Кобра не впечатлился. Массивная, бритая голова приобрела багровый оттенок, когда он посмотрел на своёго оппонента.
  
  «Она там, где я хочу, чтобы она там была, — сказал он. — Она в безопасности. Это всё, что вам нужно знать».
  
  «Это? — Нордхейм возмутился. — А что ещё есть то, что мне не нужно знать, по-вашему?»
  
  «Я имею в виду вот что, Герберт». Нордхейм показал то, что казалось ординарным деловым конвертом.
  
  «Должен ли я знать об этом?»
  
  На мгновение Кобра как будто погрузился во тьму, как мы на балконе. В конверте что был открыт, я не мог различить ничего. Пока Нордхейм не перевернул его набок вверх. Сунув палец в маленькую щель в углу, спросил он: «Мне открыть её, как его, должно быть открыл Краус? И вот старик наткнулся на то, что для него, должно быть, был сокрушительным открытием.
  
  «Положи это, дурак!» — приказал Кобра. Белые куртки рассредоточились, не желая видеть фейерверк из первых рук.
  
  «Знаете, для человека, претендующего на целеустремлённость, пацифистских принципов, ваш интерес к исследования вызывают недоумение, — продолжил Нордхейм. — Я немного покопался, когда не смог найти мою дочь. Я наткнулся на Сектор С. Они забыли запереть дверь. Я нашёл довольно много интересного остались... Эта бомба в письме была одной из этого. Так это ты убил Крауса, не так ли?»
  
  Ответа не последовало.
  
  Он двигаться, чтобы открыть конверт. Белые халаты направился к дверям. Кобра медленно дрейфовал в сторону. Я видел, как он сунул руку под край стола и нажал на кнопку. Профессору лучше было поторопиться.
  
  Удовлетворённый теперь, когда ситуация была в его руках, Кобра расслабился.
  
  «Да, мы устранили Крауса, — сказал он, улыбнулась. — Он стал нам уже не нужен. Вы очень скрытный человек, Карл. Были вещи, которые даже Краус не мог узнать о ваших исследованиях. ионное устройство, например. Он потерпел неудачу, и его неудача повлекло за собой его смерть. Он этого не понимал мы не могли вознаградить его за то, чего он не сделал. Его некомпетентность была невыносимой».
  
  «Что вы имеете в виду, мы?» Приём Кобры почти разоружил старика. Он стоял как бы в ступоре, письмо болталось теперь в одной руке.
  
  «Все мы, — сказал Кобра. — Ганс, Герхардт, вы, я. Учёные за мир во всём мире».
  
  Он обращался теперь со стариком, дразня его, как хулиган играя с лёгкой жертвой.
  
  «Ты хочешь сказать, ты защищал наше дело? Это безумие».
  
  
  «Конечно, вы не ждёте, что я просто передам его вам? Я был прав, скрывая это. Я чувствовал, что это слишком важное открытие для любого человека. У тебя его не будет».
  
  «Это будет стоить вам вашей дочери».
  
  Угроза поразила Нордхейм, как удар между глаза. Он отшатнулся, затем поднял смертоносный конверт перед ним.
  
  «Больше не будет ужасов, — сказал он. Кобра напрягся, сомкнув руки в кулаки и наклоняясь вперёд. Внизу Тор зарядил стрелу в свой арбалет. — Я убью нас обоих, Герберт. Отпусти мою дочь. Отпусти нас отсюда».
  
  Неуверенность в тоне Нордхейма указывала на то, что он блефовал. Я понял его, и Кобра тоже. Тор решил не стрелять, возможно, опасаясь срабатывания бомбы.
  
   — Кобра сказал: - «Тогда вперёд. Взорви нас обоих к чёрту»,
  
  Руки профессора тряслись. Он был готов исполнить свою угрозу, затем решил отойти в сторону.
  
  «Мой аппарат не полностью оборудован, — сказал он. И тогда он выхватил кулон, который висел на золотой цепочке на его шее. — Вы обыскивали каждый уголок города в поисках этого моего изобретения, — сказал он. Резким рывком он разорвал подвеску.
  
   — Оно было перед тобой всё время, Герберт! Оно здесь, среди этих камней. Ты думал, что оно большое. Но это маленькая трубка, которая может активировать аппарат, вставив его в обычное радио. Оно здесь! Но тебе это ни к чему!»
  
  Он поднял кулон над головой, готовый разбить его об пол. Когда он это сделал, Тор вставил стрелу в арбалет, приставленный к плечу, и прицелился в доктора Карла Нордхейма.
  
  
  
  ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  
  Я перепрыгнул через край балкона ногами вперёд на большую спину Тора. Удар выбил воздух из него в один большой выдох. Арбалет упал. Впереди я услышал грохот подвески Нордхейма о пол.
  
  
  — Кобра закричал. — «Ты дурак, Карл!... Ты сможешь умереть за это!»
  
  Я поднял глаза и увидел, как он дёргает ящик стола и достает пистолет. Нордхейм стоял, словно окаменел, когда оружие было поднято на него. Это было только пистолет 22-го калибра, но на таком расстоянии вполне смертелен. Кобра, несомненно, заметил, как я спускаюсь с балкона. Несмотря ни на что, он хотел завершить казнь
  
  Я взял великолепный арбалет Тора и согнул палец на спусковом крючке. Я прицелился, и пока Кобра навёл ствол пистолета на лоб профессора. Болт со свистом вылетел из арбалета с замечательной силой, которую я видел раньше. Он легко пробил смотровой купол Эрлиха. Теперь между ним и Коброй не было барьера. Болт прошел через его шею и разбил черную доску сзади. В то же мгновение пистолет выстрелил, сбив Нордхейма с ног. Кобра пошатнулся спиной к столу. Он уставился на меня, из его раны хлестала кровь, когда я бежал вперёд. Пистолет снова был поднят, но выстрела не последовало. Кобра соскользнул на колени, потом упал лицом вниз, умирая.
  
  Я помог профессору подняться на ноги и осмотрел его рану. Пуля застряла в его рука возле плеча. Это была наименьшая из его забот. Пробраться мимо вооружённой охраны Кобры было нашей задачей. Это была самая насущная проблема.
  
  «Прости, — сказал он мне, обхватив рукой моё плечо, когда мы направились к лифту. — Я причинил много неприятностей».
  
  Я не хотел извинений. Он сделал ошибку, пусть поймет это.
  
  «Чувствуете ли вы себя достаточно сильным, чтобы выбраться отсюда?» — спросил я.
  
  Его дочь бросилась вниз по лестнице, когда мы подошли к лифту.
  
  «Посмотри на неё, — сказал он. — Я не хочу видеть, как ей больно».
  
  Я ценил его чувства, что у нас есть есть большой шанс, если бы Кобра предупредил всю свою систему безопасности, когда он нажал эту скрытую кнопку. Меня воодушевил тот факт, что до сих пор только Тор на него отреагировал.
  
  Мы поднялись на лифте на уровень земли. Я ожидали увидеть охрану, чтобы приветствовать нас когда двери открылись. Но стрелков не было.
  
  Но когда мы вышли, я обернулся и увидел джип, заполненный с охранниками в шлемах, мчащимися к нам через широкие арки.
  
  «Ложитесь!» — приказал я. Мои два заряда попали в него, когда я сбрасывал с плеча винтовку Эрлиха. Я схватил её и встал на одно колено. Два охранники в задней части джипа стали стрелять в нас из карабинов. Пули рвали стены и пол. Они приблизились с точностью до десяти ярдов. Я нацелился на в самую переднюю часть машины, выстрелил один раз, затем ещё раз. Джип резко свернул в сторону и остановился. Его пассажиры начали выскакивать, когда я отправил ещё один выстрел в него. Пуля пронзила сталь и пробила бензобак. Бензобак вспыхнул и последовал взрыв.
  
  Я не стал дожидаться, пока рассеется дым.
   «Пойдём!» — крикнул я, и Нордхеймы поднялись на ноги. Я проскользнул за столб, чтобы выглянуть во двор. Бронированный Каддилак сидел в одиночестве у стены примерно в пятидесяти футах от неё. Несколько охранники были около двора, хотя я мог видеть больше снующих вдоль стен наверху. Недалеко от автомобиля была панель переключателей с предупреждением, «Опасно! Высокое напряжение!» Без линий электропередач, я был убеждён, что знак был уловкой.
  
  Я вспомнил любопытную запись на одном из чертежей Ангста: САМОУНИЧТОЖЕНИЕ ВЫПУСК РАЗВОДНОГО МОСТА 42. Мост был готов поднятыся, эффективно блокируя единственный путь. Но если этот исследовательский центр был одним из тех разработан Ангстом и так и не обнаружен ... ну, это стоило того.
  
  «Мы идём к машине, — сказал я Нордхеймам. — Когда скажу, двигайтесь так быстро, как только можете. Забирайтесь внутрь и оставайтесь там, несмотря ни на что».
  
  Я ещё раз проверил двор. Двое охранников расположились возле подъёмного моста. Другой стоял у машины. Ещё двое покинули свои посты. и скрылись в крепости, улучшив этим наши шансы.
  
  
  
  Девушка и её отец направились к автомобилю. Я побежал вперёд и в сторону, надеясь привлечь любое внимание, может обратиться к нам. Двое мужчин у подъёмного моста увидели нас раньше одиночного охранника возле машины. Они закричали, и он повернулся, яростно стреляю над моей головой. Я ответил одиночными выстрелами, а не желая потратить впустую драгоценные боеприпасы. В обойме было шесть пуль. Я использовал три на джип. Четвёртый сбил охранника с ног.
  
  «Входтеи, быстро!» — толкнул я Нордхеймов в заднее сиденье старого Кэдди, когда к нам побежали охранники. Они открыли шквальный огонь со стен, но нам было безопасно, потому что выстрелы рикошетили, от металлического каркаса непобедимого лимузина Бобо, как и обещал мой друг. Я сдёрнул микровзрывчатку с пояса и метнул в быстро приближающихся охранников. Он взорвался в непосредственной близости от них, обеспечивая неожиданное прикрытие для быстрого рывка к панели переключателей.
  
  Пятой пулей я снёс замки с панели. Отодвинув проволочную сетку в сторону, я открыл дверцу с двумя выключателями. Я потянулся к ним, но был остановлен стрелой арбалета. Он промахнулся всего на несколько дюймов, выбив вместо этого - кусок камня из стены. Я рассчитал его угол, который вёл к вершине западной стены. Там, готовя второй выстрел, стоял Тор. Моя последняя пуля отправила его на другую сторону и в реку ниже.
  
  Повернувшись к панели переключателей, я дёрнул вниз оба рычага. Несколько мгновений ничего не было. Но когда мчался к машине, услышал, из глубины старого замка первую детонацию. Моё подозрение было подтверждено; один переключатель активировал систему структур, установленную нацистами. Это должно было сработать в случае захвата вражескими войсками научно-исследовательского центра, который во время войны имел военно-научные данные слишком ценные, чтобы быть захваченными противником. Кобра сохранил систему нетронутой, возможно, чтобы не оставить следов своей штаб-квартиры отправляясь в свою кампанию в Южной Америке.
  
  Я сел в машину и завёл двигатель. Когда я посмотрел в сторону подъёмного моста и увидел, что второй рычаг сработал, как я и надеялся. Замок механизм запущен, мост медленно опускался. Я нажал на педаль акселератора и мотор взревел вынося машину на дневной свет. Я не мог позволить себе ждать, пока мост будет полностью опущен. Машина ринулась через двор.
  
  Заряды самоуничтожения взрывались как вереница петард. Здание позади нас внезапно вспыхнуло, как будто оно получило прямое попадание от полной нагрузки Б-52. Рядом с нами начались взрывы вдоль северной и южной стен. Ине было интересно, доберёмся ли мы до разводного моста когда это тоже разнесется. А потом я увидел открытую площадку перед нами. Оставшаяся часть армии Кобры поставила три джипа в линию у разводного моста. А испепеляющий залп винтовочных пуль пришёл как горячий язык огня. Это должно было стать последним испытанием бронированного автомобиля моего старого друга. Не было никакого обхода через эту баррикаду, и уж точно не было остановки.
  
  «Пора, брат». Я схватился за руль и увидел как несколько охранников нырнули в сторону, когда я навалился на ряд джипов. Мой большой чёрный лимузин как танк пошел на столкновение. Автомобиль протаранил баррикады, как непреодолимая сила, отбросил джипы в сторону и стремительно мчатся к мосту, который, к несчастью, был опущен только наполовину.
  
  Стены по обе стороны моста начали рассыпаться под натиском ещё более оглушительных взрывов. Я помчался на машине вверх по рампе и катапультировался по дуге над рвом. Я мог видеть зелёную слизь внизу. Передняя часть автомобиля начала наклоняться вперёд, из-за чего передние колёса хлопнулись вниз первыми. После этого удара последовал ещё один - задняя часть лимузина приземлилась. Три тела внутри машину почти не пострадали.
  
  Но мы сделали это, и я встал с пола, чтобы увидеть Хельгу, растянувшуюся на переднем сиденье сказочного, фантастического лимузина Бобо.
  
  Я спросил: «Ты в порядке?»
  
  «Да, да!» — выдохнула она. Я проверил её отца, который, похоже, тоже пережил наш полёт. Осколки от разрушения позади нас начал падать с неба, и я попытался перезапустить двигатель, заглохший от нашей двухточечной посадки.
  
  Он завелся с ужасным грохотом. Я нажал на педаль газа, и мы умчались. Повернувшись, я увидел что три последних взрыва происходят в быстрой последовательности. При этом они похоронили Крепость Дюркгейм навсегда.
  
  
  
  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  
  Я подбросил монету в воздух, схватил её и шлёпнул ею по тыльной стороне левой руки. Я накрыл её, и Карл Нордхейм фыркнул: «Голова! Я покупаю!» Итак, золотая монета, которую я спрятал тогда в мой вечер в Зибен-Эйнжан оказалась удачной под самый конец моего назначения.
  
  Мы заплатили за проезд в ещё одну мощную немецкую крепость. Но там, не было ни Кобры, ни его прихвостней, ничто не могло прервать приятный ужин. Хельга предложила место, которое дало нам замечательный вид на сверкающий Рейн. Я потянулся за счётом, но Нордхейм не хотел ничего слышать об этом, что привело к решающему броску монеты.
  
  Наш официант принёс бренди, и пока мы отхлебнули, профессор сказал: «Ник, мы обсудили весь этот маскарад Кобры и мою глупость. Но как вы чувствовали, что ионное устройство не достанется ему, что всё ещё что-то поставлено на карту?»
  
  «Когда началась стрельба после того, как мы с Хельгой сначала зашли туда, он очень беспокоился о твоём здоровья, — ответил я. — Это сказало мне, что ему всё ещё нужно что-то от вас, скорее всего ваше изобретение. Я догадался, что он искал устройство, который, как он думал, может хранить ваша дочь для вас. Но у меня вопрос, профессор. Почему Ганс Эрлих нанёс Герхардту Ангсту визит в его домой незадолго до убийства Ангста? Он хотел эти чертежи?»
  
  Нордхейм казался поражённым.
  
  «Значит, вы знали о чертежах? — сказал он. — Да, Ганс просил их. Герберт — я бы сказал, Кобра — настаивал на том, чтобы они быть уничтожены. Я должен был тогда насторожиться, после он так бурно отреагировал, когда Герхардт отказался на одной из наших встреч. Я думал, что он нападёт на него. И, конечно же, в конце концов он это сделал».
  
  «Значит, Кобра хотел уничтожить все доказательства подземного исследовательского центра Ангста, предназначенного для нацистов в Дюркгейме?»
  
  «И об его обновлении, которое он также спроектировал, — спросил Нордхейм. — Мы вчетвером купили замок как корпорация. Наши личности были сохранены в секрете. Ганс вложил большую часть денег. А Ганс, боялся, что Крупп может навредить Герхардту. Он посетил его, чтобы обратиться за чертежами. Он боялся, что проблема может сорвать наши усилия. Он тоже верил в SWP. У нас были такие грандиозные планы. Мы собирались принести мир на землю. Но Герхардт держался твёрдо. Он сказал, что у него проекты надёжно спрятаны в его сейфе, и они останутся там. Они были его частью. Он бы не отдал их никому. Так же, как я не отдам моё изобретение, который я хранил в коробке, спрятанной во втором блоке».
  
  Я взглянул на Хельгу, глаза которой говорили об уверенности. удовольствия, которые не включали обсуждение события, которые уже произошли. Но она бы должен подождать. Был ещё один пункт, который был интересен мне.
  
  «В своих исследованиях, профессор, вы когда-нибудь проводили эксперимент с прицелом, который позволил бы стрелку преодолеть действие защитного щита из стекла?»
  
  Опять удивлённое выражение.
  
  «Да, на самом деле я собрал что-то подобное во время войны. Крупп передал его нашему начальству. Почему это тебя интересует?»
  
  «Ник, разве Ганс Эрлих...» — вмешалась Хельга.
  
  Я оборвал её.
  
  «В сейфе Ангста также находились планы на этот прицел, профессор, — солгал я. — Я считаю, что они были твоими».
  
  «Возможно, — размышлял Нордхейм. — Но что хотел бы Герхардт сделать с ними?»
  
  Хельга резко поднялась когда хозяин, которого Нордхеймс хорошо знал, забрёл поздороваться.
  
  «Вилли, выставочные залы всё ещё открыты для публике?» — спросила она его. Он сообщил, что они закрыто на день, но если она пожелает просмотреть их, она может это сделать. Он вручил ей тяжёлый ключ, затем взял стул, чтобы пообщаться с профессором.
  
  «Пойдём, дорогой, — сказала Хельга, хватая меня за руку, чтобы поднять меня.
  
   — Давай сделаем ещё осмотр достопримечательностей».
  
  Она подвела меня к массивной дубовой двери, которую мы открыли. Она открывалась в сияющую комнату, наиболее эффектная особенность приносила табличку, утверждающую, что это было вот тут - Фридрих I из Дома Гогенцоллернов провёл вечер 1 ноября 1709 года».
  
  «Разве это не просто чудесная старая кровать?» — спросила Хельга, плюхнувшись на матрац с балдахином. — «Она имеет древнюю историю».
  
  Она легла на спину, её блестящие золотые волосы развевались напротив сатинового покрытия. Я повернулся и пошёл к двери, которую я снова запер. Ухмыляясь, Хельга открыла мне руки, когда мы готовились попробовать из первых рук утешение, которое история нашла столь привлекательным.
  
  КОНЕЦ
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"