Inquisitor : другие произведения.

Часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  --= НЕВИДИМЫЙ ШТОРМ =--
  
  Глава 1. Искусство молчать
  Это был бред... Это был бред... Это был бред - твердил себе Вилли все время.
  Точнее, сначала это был кошмар - с того момента, когда первый террорист появился в классе и приставил пистолет к голове учителя. Этого не может быть на самом деле, это слишком страшно, чтобы быть реальностью, всего лишь громко крикни и проснешься.
  Но те, кто кричал, получали лишь удары прикладами. Кошмар продолжался очень долго - столько, сколько не может продолжаться ни один сон. В школьном подвале, куда их всех согнали, дети ничего не знали о ходе переговоров и вообще о том, что происходит наверху, но с каждым часом становилось ясно - ничего хорошего не происходит. Ничего, чего стоит ждать и на что можно надеяться. Все вспоминали газетные фотографии и телевизионные кадры из такой же школы в Потсдаме и больницы в Дрездене - не выжил никто. Все понимали: правительство, связанное международными обязательствами, не пойдет на уступки, и тогда... все невольно переводили взгляд под батарею у стены, где лежало в луже крови так никем и не убранное тело Генриха, бросившегося на одного из террористов, ударившего прикладом Герду Адлер из параллельного класса.
  Похоже, сами нападавшие так же уже поняли, что ждать нечего, их глаза стали очень нервными и злыми, а пальцы все чаще прикасались к кнопкам на поясе, подсоединенным к связкам динамита. И было страшно. Сначала. Вскоре наступила тупая безысходность и мысль, все чаще произносимая вслух, несмотря на запрет разговаривать: нас не спасут. Мы никому не нужны.
  А потом... это был бред. На тело и сознание навалилось что-то подавляющее. Совершенно непонятно, откуда в подвале появились люди в форме. Во всяком случае, не со стороны входа - сторожившие его трое террористов не успели даже обернуться, как бесшумно передвигавшийся офицер в незнакомом мундире всадил им по пуле в затылок из небольшого "парабеллума" в руке в черной перчатке. Это не была зеленая форма федеральной полиции, и тем более не спецназ в масках и бронежилетах. Кители и фуражки цвета штейнграу напоминали фильмы о мировой войне, но... да и размышления шли туго, гораздо медленнее событий. Одноклассники, похоже, не только ничего не думали, но и не видели - понял Вилли, взглянув на невидящие глаза и чуть отвисшую челюсть сидевшей напротив Гретхен. Не было слышно девичьего плача, до этого раздававшегося то в одном, то в другом конце подвала. Светловолосый парень в непонятной форме (все они передвигались и работали молча и бесшумно) аккуратно подхватил Гретхен и быстро унес за дверь кладовой, где находились другие дети. Своевременно - по лестнице сверху ссыпались новые террористы, на ходу стреляя очередями. Но с ними было что-то не так - они двигались и стреляли с явным трудом, и самое главное - они остервенело дергали кнопки шахидских поясов - и не происходило ничего.
  Офицер в хаки так же беззвучно, жестами свободной руки с разными, напоминавшими язык глухонемых комбинациями пальцев, командовал своими товарищами. Вооруженные парабеллумами и советскими Калашниковыми, они метили только в головы нападавших, чтобы не задеть динамит на их телах. Когда офицер, выйдя из-за бетонной колонны, почти в упор застрелил ворвавшегося в подвал предводителя бандитов, сверху влетела граната. Один из людей в штейнграу успел поднять ее, выбросить назад и упасть на пол. Раздался взрыв, погас свет, и стало тихо.
  Медленно рассеивался дым. Кто-то выглянул в светлый проем двери и негромко произнес: "готово". Несколько "штейнграу" поднялись в коридор, их шаги раздались над головой, было слышно, как они обходили школу. В руках остававшихся в подвале вспыхнули фонари и зажигалки. Луч света упал на лицо Вилли, который моргнул и зажмурился, и тут же услышал: "один в сознании".
  Шаги приблизились. Когда Вилли открыл глаза, перед ним было лицо наклонившегося с зажигалкой в руках офицера. У него были усы и аккуратная бородка и карие глаза, строго глядевшие из-под лакового козырька.
  - Ты все видел, парень? - Спросил его офицер. Вилли кивнул и сглотнул комок в горле. Ему снова стало страшно. Офицер улыбнулся.
  - Как тебя зовут?
  - Вилли.
  - Крепкая у тебя голова, Вилли. - Казалось, чуть удивленно произнес офицер. Так вот, запомни: ты ничего не видел и не слышал. Был без сознания. Так будет лучше для всех. Запомнил?
  - Был без сознания. - Пролепетал Вилли.
  - Правильно. А теперь иди, помоги товарищам.
  - Оберст, на верхних этажах никого! - Доложили вернувшиеся сверху. Люди в форме исчезли так же тихо, как появились - только что их шаги были за углом, в коридоре подвала - а потом стало тихо. Одно Вилли мог сказать точно - ни один из них больше не поднимался наверх, к выходу.
  Мог, но не сказал. Потом были полицейские, врачи, психологи, журналисты. То, что Вилли стал несколько нервным и задумчивым, ни для кого не было странным - как объяснил психолог, сказывалось пережитое нервное потрясение. Уже потом он узнал официальную версию, согласно которой захватчики школы в результате неожиданно возникшей ссоры перебили друг друга. Значит, так и было. Это был всего лишь бред.
  - Ты снова в интернете? - Рудольф заглянул через его плечо. Вроде бы, ты раньше не проявлял такого интереса к военной истории.
  - А теперь заинтересовался. - Ответил Вилли, перелистывая веб-страницы с фигурками в военной форме. Нет, это была не мировая война - у тогдашних солдат не могло быть на кокарде молотка и циркуля, которые тускло мерцали в свете зажигалки на фуражке склонившегося к нему офицера. Даже в этом тусклом свете его вид впечатался в память Вилли, и сейчас он скрупулезно листал исторические и ветеранские сайты, посвященные Восточной Германии, хотя и не понимал, откуда могли появится солдаты уничтоженной давным-давно страны в закрытом подвале захваченной школы. Конечно же, это был бред.
  Алые петлицы и береты десантников - похоже, но не то. Зеленые петлицы и околыши фуражек пограничников - не они. Синие двубортные кители Фольксмарине. Зеленоватая форма Народной полиции. Голубые погоны летчиков. Все не то. Неужели в Фольксармии не было такой формы, и он ошибся?
  Бред... Очередной каталог коллекционной военной формы выдал фотографию кителя с красным подбоем погон и черным околышем фуражки с молотком и циркулем. Лаконичная надпись внизу гласила: "Stasi". Конечно, это все бред...
  
  - Это бред. - Старший инспектор Штауф недовольно поморщился. - Десяток подготовленных смертников взял да и перестрелял друг друга? Кто в это поверит?
  - Это терроризм, делом занималось Ведомство Охраны Конституции. Таков их официальный вывод. - Вздохнул комиссар. - Но вскрытие тел преступников проводили судебные эксперты, и их выводы мне удалось заполучить. Все террористы были убиты из АК-47 советского производства и пистолетов "Парабеллум". В то время как они сами были вооружены пистолет-пулеметами "УЗИ" - именно из такого был застрелен погибший Генрих.
  - И дети ничего не помнят? - недоверчиво протянул старший инспектор Хальменд.
  - Ничего. Все были без сознания. Психологи объясняют это посттравматической амнезией.
  - Неужели при всем этом спецслужба...
  - Да у спецслужбы сейчас жопа играет как церковный орган! - перебил Штауф. - По городу бегает бригада с Калашниковыми, работающая лучше, чем террористы и наша хваленая спецслужба вместе взятые! Ставлю свои погоны против дохлой крысы, что Охрана Конституции сама не понимает, что произошло в школе, и заботится только о том, как прикрыть собственные задницы перед начальством!
  - Может, это и была спецслужба? Какой-то секретный отряд? - Предположил инспектор Кренц. Он был самым младшим из собравшихся и до сих пор не вмешивался в разговор коллег. Комиссар оперся локтями о стол.
  - Конрад, мы все там были. Мы все видели, что в школу после приезда полиции не заходил никто, да и не мог зайти, потому что террористы угрожали взорвать все при нашем приближении. И так же само никто из здания не выходил, до тех пор, пока мы не вошли внутрь, где нашли только бессознательных детей - и все. Так?
  - И тем не менее, есть пули от Калашниковых.
  Хальменд встал и направился к кофеварке с кружкой в руке. Рабочий день давно закончился, и детективы собрались на одно из неофициальных совещаний в кабинете комиссара, нередко затягивавшихся допоздна.
  - Ни у одного федерального подразделения Калашниковы на вооружении не состоят. Ни одна преступная группировка в последние годы не совершала преступлений с их применением. На черном рынке они так же не всплывали. Так ведь? - Комиссар поднял глаза на Кренца, отвечавшего за работу с торговцами.
  - Так. Всплыла только подготовка к новой поставке "УЗИ" вскоре после теракта, но спецслужба забрала это дело, пообещав, что пистолет-пулеметы не поступят в землю.
  - Твой информатор надежен? - Спросил комиссар.
  - Работаем уже не первый год.
  - Вот что, Конрад. - Он внимательно посмотрел на молодого полицейского. - Спецслужба спецслужбой, но не выпускай эти "УЗИ" из-под контроля.
  Встретив вопросительные взгляды подчиненных, он продолжил:
  - Вы, конечно, можете сказать, что у старика Ольденберга начались маразм или паранойя, или еще хуже - влияние левацкой пропаганды. Но я не верю спецслужбе, ребята. После прошлых терактов я говорил с коллегами из Потсдама и Дрездена. Все они уверены, что Охрана Конституции знала о готовящихся захватах. Комиссар Манфред из Потсдама лично передал им эту информацию, полученную от своего осведомителя. После этого осведомитель погиб, а теракт не был предотвращен. Манфред был в страшной ярости и во всеуслышание грозился сгноить спецслужбистов в тюрьмах. На следующий день он погиб в автокатастрофе на дороге в Берлин.
  В кармане брюк Хальменда требовательно запиликал телефон. Комиссар замолчал.
  - Да, дорогая. Я еще на службе. Знаю, дорогая... Пришлось задержаться... - отвечал инспектор возмущенному женскому голосу.
  - Выключите телефоны, ребята. - Попросил комиссар, когда Хальменд закончил. - Об этом не принято говорить вслух, но каждые лет десять-пятнадцать, когда Бундестаг собирается урезать бюджет и полномочия Ведомству Охраны Конституции, в стране появляется новая нечисть - "Серые Волки", "Красные Бригады", радикальный ислам и так далее. Я уверен, что в Гервене был запланирован тот же сценарий, что и в последних терактах. Спецслужба не стала бы спасать детей - наоборот, их спасение стало для Охраны Конституции полной неожиданностью, и, вероятнее всего, неприятной.
  Сейчас они судорожно пытаются разобраться с произошедшим, и не исключено, повторить сорвавшуюся по непонятным причинам акцию устрашения. Именно поэтому, повторяю, уделяйте максимум внимания любой активности с оружием, появлению в городе новых лиц, любому интересу к транспорту, учебным заведениям, местам массового скопления людей.
  Дверь без стука открылась. На пороге стоял дежурный лейтенант.
  - Простите, комиссар, но ваш телефон не отвечал. Двадцать минут назад на подъезде к городу взорвался грузовой автомобиль. Среди обломков пожарные обнаружили обгоревшие остатки пистолет-пулеметов "УЗИ", около трех десятков.
  
  - Это действительно интересная тема, Вилли, я рада, что ты ею заинтересовался. - Фрау Готвальд вернулась из недр школьной библиотеки с большим запылившимся альбомом с пожелтевшими страницами. - Нашей школе уже сто семьдесят лет, она был основана знаменитым профессором Миллером сразу после революции 1848-49 годов. Клемент Миллер верил, что ее создание откроет новую страницу в педагогике. Его выпускниками стали несколько десятков известных деятелей ХIХ века - ученые, художники, революционеры...
  - Значит, здание очень старое?
  - Да, очень. Конечно, не все его части - уже в ХХ веке был построен спортзал и вырыто бомбоубежище в подвале.
  - Бомбоубежище? - Переспросил Вилли.
  - Ах да, ты ведь этого уже не застал. В наше время все боялись войны. Бомбоубежища были повсюду - в школах, в подвалах домов, в государственных учреждениях и на заводах... У нас даже проводились учебные тревоги - вой сирены, и все мы прекращали занятия и спускались вниз.
  - А что там сейчас, фрау Готвальд?
  - Ничего. Оно сохранилось, но стоит пустым. Ты ведь видел железную дверь в подвале? Ключи от нее хранятся у Иоганна Штайнера, школьного мастера по ремонту. Тебе все это действительно интересно?
  - Да, фрау Готвальд. В этом году у нашей школы круглая дата, я хочу подготовить к ней иллюстрированную статью для школьной газеты.
  - Ты молодец, Вилли. Ваше поколение так редко интересуется чем-либо, кроме компьютера и телевизора... Я всегда знала, что ты одаренный мальчик. Что ж, думаю, этот альбом тебе поможет. Он был подготовлен к 150-летнему юбилею школы Миллера. Кроме того, школьной газетой занималась Герда... Думаю, ей сейчас трудно. Ты правильно делаешь, что решил ей помочь.
  
  - Да нет здесь ничего, Вильгельм. Только в одной из комнат директор хранит старые документы, и на время летнего ремонта мы складываем там инструменты.
  - Мне бы только пару снимков, мастер Иоганн! Для юбилейного выпуска школьной газеты, о нашей истории...
  Иоганн Штайнер взял монтировку с четырехгранным гнездом на конце и повернул четыре квадратных выступа в углах тяжелой, крашенной в красный цвет двери. В коридоре он нащупал рубильник, вспыхнул свет в забранных сеткой фонарях. Перед Вилли открылся длинный широкий коридор с окрашенными зеленой краской панелями и дверями по обе стороны. Вдоль стен коридора тянулись деревянные лавки.
  - Не похоже, чтобы оно было заброшено. Почти нет ни пыли, ни паутины.
  - Мы содержим его в порядке, на всякий случай. Так приучили наше поколение - все должно быть в порядке. Здесь был лазарет. - Мастер Иоганн открыл ключом одну из дверей. За ней стояли несколько коек, стол, железные ящики с облезающими красными крестами. В стеллаже пылились склянки с поблекшими ярлыками. Вилли сделал несколько снимков.
  - Я даже и не слыхал, что у нас в школе есть такие места.
  - Об этом сейчас мало кто помнит. Нам предлагали сдать его в аренду, но директор Каспер и управление школ отказались.
  - Мастер Иоганн, а ведь если это бомбоубежище, то здесь должен быть и второй выход? На случай, если первый окажется под завалами?
  - Точно, Вилли, был. Но он выходил за пределы школы, и пару лет назад этот коридор разрушили при рытье котлована для нового строительства. Ведь убежище давно уже снято с баланса армии - сейчас никто не ждет войны...
  Штайнер открыл следующую дверь. Коридор, начинавшийся за ней, через несколько метров упирался в грубую шлакоблочную кладку. Вилли подошел и на всякий случай даже постучал по ней - звук был глухим и тихим.
  В главном коридоре он увидел на стене застекленный стенд с надписью: "План эвакуации и размещения в убежище". На нем был план подвала и всех этажей школы. "Пригодится" - подумал парень и щелкнул цифромыльницей. Неожиданно на лестнице раздались шаги.
  - А, это вы здесь, мастер Ганс. - В подвал спустился директор школы. - А я и смотрю, почему это дверь открыта и свет горит. Привет, Вилли.
  - Добрый день, герр Каспер.
  - По ошибке отнесли в подвал прошлогодние журналы, по которым еще заполнять отчетность. - Объяснил директор, открывая своим ключом одну из железных дверей. Комната оказалась заполнена шкафами и ящиками с документами. Это была последняя комната убежища, где Вилли еще не побывал.
  - Вам помочь, герр Каспер? - Спросил он, шагнув на порог. Пахло дератизацией и старой пыльной бумагой.
  - Не стоит, Вилли, спасибо, но здесь буквально несколько папок. Да где же они... - Пробормотал директор, копаясь в бумагах. Озираясь вокруг, Вилли заметил, как между ящиками что-то блеснуло. Он поднял с пола металлическую пуговицу. На выпуклой поверхности были отчеканены циркуль и молоток.
  
  - А вот еще один интересный экземпляр - синяя форма моряка Фольксмарине с зелеными знаками отличия пограничников. Ее носили экипажи катеров береговой охраны. Не менее необычный - вот эта фуражка Фольксполицай ГДР с трехцветной федеральной кокардой. Такую носили в 1990 году, в первые месяцы после аншлюса. - Пожилой хозяин лавки военного снаряжения и коллекционных товаров не без гордости показывал Вилли свои владения. На стенах висели морские карты и учебные плакаты со схемами оружия, на полках стеклянного стеллажа - старый прибор с несколькими циферблатами, назначения которого Вилли не знал.
  В соседней комнате - рюкзаки, ботинки, ремни, комбинезоны, котелки и прочее снаряжение преимущественно для туристов и экстремалов. Здесь - на вешалках в два ряда военная форма с шнурами на погонах и серебряными катушками в петлицах. Хотя Вили и понимал, что этим мундирам немногим больше двадцати лет, из-за сходства с формой времен первой и второй мировых войн они казались очень старинными.
  - Что бы сейчас не говорили про Восточную Германию и ее вооруженные силы, но при виде этой формы чувствовалось, что история германской армии продолжается. А наш бундесвер, прошу прощения, выглядит еще большими американцами, чем сами янки. - Вздохнул торговец. Вилли перебрал взглядом ряды защитных кителей.
  - А Штази? Ведь в вашем интернет-каталоге была их форма?
  - О, знаменитая Staatssicherheit! Да, их форма не является редкостью - там служило около 90 000 человек только штатных сотрудников, что для маленькой ГДР было очень много. В несколько раз больше, чем моряков в военном флоте. Была, была целая партия. Но не так давно молодые люди выкупили все оптом - я им еще сделал скидку за крупную покупку. Кажется, исторические реконструкторы. На этот товар ведь не так много клиентов - в основном старики-коллекционеры да зарубежные туристы. Молодежь интересуется крайне редко. На нашем оптовом складе в Берлине тоже все раскупили, так что со Штази сейчас напряженка.
  Единственное, что могу предложить, - хозяин порылся в ящике и извлек из него серебристый значок: рука, сжимающая винтовку с привязанным к ней красным флагом с гербом ГДР, в обрамлении надписи: "40 лет на страже". - У этих значков довольно печальная история. Ими должны были награждать к 40-летнему юбилею Министерства Госбезопасности в 1990 году. Однако Штази так и не дожила до своего юбилея. В январе 1990 опустевшее здание Министерства на Норманенштрассе было разгромлено толпой, которая нашла склад этих значков и растащила на сувениры. С тех пор они время от времени всплывают среди коллекционеров до сих пор.
  - Сколько он стоит? - Спросил Вилли, рассматривая блестящую регалию.
  - Пять евро, но готов отдать за четыре. Что сейчас знают ваши сверстники и Восточной Германии, молодой человек? - Поинтересовался торговец, отсчитывая сдачу. - Мне как-то попался новый учебник по истории, и честно признаюсь, людям моего поколения читать его довольно странно.
  - В учебнике написано, что Восточная Германия была тоталитарным государством, а Штази - репрессивным аппаратом. Но герр Каспер преподавал нам этот период крайне неохотно и с явным неудовольствием, хотя вообще он очень любит свой предмет. Бабушка часто вспоминает, что тогда были бесплатные детские садики, низкие цены в магазинах, медицинское обслуживание и не было безработицы, бедных и богатых. А как было на самом деле? - Спросил вдруг Вилли. Вы сказали "аншлюс". Весси так не говорят. Они говорят "объединение". Штази была хорошей или плохой?
  Торговец вздохнул.
  - Эта страна была моей родиной и государством, которому я приносил присягу. Нет, нет, я служил не в госбезопасности, а на флоте. Обербоцман сторожевого корабля "Карл Либкнехт". - Он оттянул ворот клетчатой ковбойки и продемонстрировал полосатую тельняшку. - После аншлюса наш сторожевик был списан и продан на металлолом. Осси создали неплохой флот, но мы были мирной страной, и наш флот был оборонительным - сторожевики, противолодочные корабли, торпедные катера, минные тральщики. Он не годился для выполнения агрессивных задач в составе НАТО, поэтому был преимущественно пущен на слом, как и наш "Карл Либкнехт". - Обербоцман перевел взгляд на стену, где висела фотография большого военного корабля с выстроившимся на палубе экипажем. - От него остался лишь военно-морской флаг, который наш капитан стащил после аншлюса, чтобы не сдавать весси, он до сих пор хранит его у себя и утверждает, что пока сохранился флаг, живо и подразделение. Хотя что это теперь за подразделение - два-три десятка ветеранов, которые собираются выпить пива у капитана в День Моряка и на именины.
  После уничтожения Фольксмарине я пятнадцать лет плавал на голландских баржах, чтобы заработать себе на пенсию - ведь эти типы не засчитывали нам срок службы во "вражеском" флоте. Потом открыл эту лавку.
  А "Фирма"... Это была госбезопасность, молодой человек. Она не бывает хорошей или плохой, как не бывает хорошей или плохой злая собака. Но противники ее боялись и боятся до сих пор - и это свидетельство того, что наша злая собака охраняла свой двор как следует.
  - Мне нужна будет еще одна вещь. Непромокаемая обувь от комбинезона химзащиты - такая, как носят рыбаки.
  - "Бахилы"? Как же, есть, ходовой товар. Айда в соседнюю комнату.
  
  "Бахилы" хлюпали по воде, которая высоко, сантиметров на пять-десять, покрывала пол подземного коридора. Фонарь скользнул по камням сводчатого потолка, распугивая летучих мышей.
  - Мы в заброшенном коллекторе. - Артур, старший двоюродный брат Рудольфа, бывал в городских катакомбах уже не первый раз. - Он сейчас не используется после строительства новой канализации, но во время ливней может заливать и его. Именно поэтому мы проверяли прогноз, чтобы дождаться гарантированно сухой погоды.
  - Всего лишь коллектор? Красивая постройка, как для канализации. - Удивился Вилли, выхватывая фонарем сводчатые арки.
  - Это восемнадцатый век, а возможно и конец семнадцатого. Тогда просто не умели строить по другому. Основная галерея выходила в реку за городом. А этот коридор ведет к школе Миллера. - Артур свернул в одно из боковых ответвлений. Рудольф и Вилли последовали за ним.
  - Сюда выходили трубы канализации школы и окрестных домов. Вот такие круглые отверстия под потолком - это они и есть. Школа - слева от нас, параллельно коридору. Дальше - колодец с сохранившимся люком, через который мы сможем подняться наверх. Дальше есть лаз в заброшенный подвал одного из цехов разрушенной во время войны фабрики. Выход наверх из него не сохранился, и про него все забыли. Мы с друзьями там все облазили, нашли струю рабочую каску с эмблемой Трудового фронта и тайник с бумажными рейхсмарками. Но никаких ходов в школьный подвал здесь нет, мы бы о них знали. Старые городские подземелья - довольно тесная сеть, если бы существовал какой-то ход, он бы обязательно пересекался с другими помещениями.
  - А это что? - Рудольф посветил фонарем в боковую нишу в стене коридора. Внизу ниши, над полом, тускло блестели две стальные скобы, вделанные в стену.
  - Не знаю. Я раньше не обращал на это внимания. - Артур подошел и поковырял ногой пол. Вместо каменных плит старого коллектора, пол ниши был залит относительно свежим бетоном. - Похоже на часть лестницы.
  - Может, здесь был еще один выход наверх? - Вилли поднял фонарь. Луч уперся в заплесневевший свод потолка.
  - Тогда где остальные ступени? - недоверчиво спросил Артур.
  - Их могли вытащить. - Предположил Рудольф.
  - Так, что не осталось даже следов? - Лестница здесь, похоже, действительно была. Но это - не нижние ее перекладины, а верхние. - Артур задумчиво водил фонарем по квадрату серого бетона.
  
  - Ничего не случилось. - Ехидно, почто по слогам произнес комиссар Ольденберг, двумя пальцами держа сводку. - Просто взрыв загоревшегося бензобака. Просто несчастный случай. И все.
  - А что говорят ваши друзья эксперты, комиссар? Вы ведь не просто так нас собрали? - Осторожно поинтересовался Штауф.
  - Эксперты полностью подтверждают официальную версию. Бензобак действительно взорвался, после того, как левый борт грузовика пробил и внутри сдетонировал снаряд, выпущенный предположительно из фаустпатрона. Был уничтожен грузовик, ящики с тридцатью новенькими "УЗИ", несколько килограмм мощной взрывчатки, средства радиосвязи и радиоперехвата полицейской волны, и три головореза, сопровождавшие груз, вооруженные десантными ножами и пистолетами, а один из них - еще и с жетоном Ведомства Охраны Конституции.
  Инспектор Кренц присвистнул, Хальменд, недолюбливавший спецслужбу, злорадно ухмыльнулся.
  - Однако официально всего этого не было, всего лишь взорвался мирный грузовик. Но коллега Штауф был прав - спецслужбисты сильно занервничали, и это мягко говоря. Возможно, поэтому они, редкий случай, поделились с нами ориентировкой. С нами - это с руководящим составом полиции федеральной земли, так что вам я этого говорить не должен, и как вы понимаете, не говорю. Официально спецслужба не связывает эту информацию с недавними странностями, однако совпадения сами за себя говорят. Итак, Охрана Конституции требует сообщать ей любую информацию, могущую оказаться полезной в обнаружении деятельности новой подпольной левоэкстремистской организации "Неоштази".
  Полицейские переглянулись.
  - Что именно спецслужбистам о ней известно? - Уточнил Штауф.
  - То, что она существует.
  - Боюсь, что этого несколько недостаточно. - Иронично протянул Штауф.
  - Но это все, на что хватило Охраны Конституции. Три года назад один из их информаторов сообщил о вербовке в новую подпольную организацию. Ему было поручено пойти на сближение. Однако прежде чем он успел это сделать, из города исчезли вербовщик, студент который их познакомил и преподаватель университета, которого заподозрили в руководстве местной ячейкой. За истекшие три года спецслужба, несмотря на все усилия, так и не смогла найти новые следы этой организации.
  - Почему же о ней вспомнили сейчас? Может, это была любительская самодеятельность, которая давно уже развалилась?
  - Почему? - Переспросил комиссар. - Я не могу читать мысли спецслужбы. Могу только предполагать. Помните, что я говорил вам о закономерности в активизации любых экстремистских группировок?
  - Ну да.
  - А приходилось ли вам когда-либо сталкиваться с преступлениями, совершенными некой организацией "Неоштази"?
  - Нет.
  - Вот и получается: если такая организация и работает, то делает это подчеркнуто недемонстративно, что уже нетипично для разного рода политэкстремистов. Это ж не мафия, которая предпочитает вести бизнес в тишине. Политический экстремизм - это громкие акции, после которых - не менее громкие сообщения в СМИ: это мы, такие-то, совершили данную выходку в знак протеста или с такими-то требованиями. После этого правые политики требуют ужесточить закон по борьбе с терроризмом (и всеми кто попадется под руку), увеличить бюджетные ассигнования на спецслужбу и Бундесвер, и под шумок - принять участие в очередной войне НАТО с мировым терроризмом. И вот в эту привычную картину новая деталь не вписывается.
  Это конечно мои предположения, ребята, но я делаю вывод, что эти новички - единственная подпольная организация, не работающая под колпаком у Охраны Конституции.
  - Тут вот еще что, шеф. - Заговорил Хальменд. - Не знаю, связано ли это, но если в стране возникло новое движение левого толка... За последние несколько лет... Мы об этом не сообщали официально, поскольку ничего криминального по итогу не обнаружилось, но все же странно. Наш отдел курирует работу с учебными заведениями - так вот, исчезло уже около полутора десятков молодых специалистов, как правило, вскоре после выпуска, реже - студентов, отчисленных по политическим мотивам либо бросивших учебу из-за тяжелого финансового положения. Мы проверяли, это стопроцентно не были похищения или убийства с сокрытием тела - человек готовился, завершал дела, съезжал с квартиры и исчезал. Иногда говорил знакомым, что едет работать другую землю или за границу - но ни в пункте назначения, ни на таможне не появлялся.
  - Дипломированные специалисты либо студенты, отчисленные не за успеваемость. - Медленно повторил комиссар. Иными словами, молодые люди трудоустроились после выпуска. Причем сами постарались, чтобы их не искали. Так?
  - Так. У нас не было никаких причин возбуждать уголовные дела, хотя некоторые друзья и родственники и беспокоились, но ведь это взрослые люди...
  - Студенты каких специальностей? - Спросил Штауф со своего места.
  - Самых разных, в том-то и дело. Инженеры, спортсмены, психологи, специалисты по высоким технологиям и массовым коммуникациям. Но дело в том, что когда мы потом их проверяли, знакомые вспоминали, что все ушедшие симпатизировали левым взглядам. Однако не посещали никакие кружки, редко участвовали в акциях, в общем, о том, что они были левыми, спецслужба узнавала уже после их исчезновения.
  - Марк, а что ж ты раньше-то молчал? - задумчиво протянул Ольденберг. - Дело в том, что на Берлинской конференции я общался со столичными коллегами... В общем, у них те же странности. Но там "ушли" уже больше тридцати человек. Столичное отделение Охраны Конституции уже кинулось, но опять же, ни один из ушедших не был под колпаком и тем более не был информатором.
  - Иными словами, - произнес Штауф, - кто-то невидимый строит мощную организацию из подготовленных специалистов, работая на шаг впереди Ведомства Охраны Конституции?
  - И следующий вопрос: должны ли мы проинформировать о наших наблюдениях и выводах местное отделение спецслужбы? - Спросил Хальменд. В кабинете повисло молчание. Все о чем-то думали и поглядывали друг на друга.
  - Знаете, коллеги, - сказал наконец комиссар официальным тоном, - мне не попадались никакие факты, связанные с преступной деятельностью в нашем городе каких-либо левоэкстремистских организаций. Может, вам попадались?
  Штауф допил кофе, поставил кружку на стол и сказал:
  - А покойный комиссар Манфред был хорошим человеком.
  
  Рудольф вышел из ванной в папином халате (родителей не было дома) и пил чай, вальяжно устроившись в кресле у журнального столика. Вместе с чаем Герда принесла с кухни свежие, еще теплые булочки, приготовленные старой фрау Аделаидой, бабушкой Рудольфа и Артура. Артур плескался в ванной, оттирая с себя следы прелестей городского подземелья. Вилли раскладывал на столике неизвестно как стибренную кем-то из друзей Артура у коммунальных служб кальку с карты городских подземных коммуникаций. Здесь же лежала фотокопия плана школьного подземелья.
  - Вилли, ты выкопал из истории кучу вещей, о которых мы даже не подозревали. Статья для "Штудентецайтунг" об истории гимназии Миллера и окрестного района выйдет просто великолепная, достойная хорошего журнала земельного уровня. Но трудно найти черную кошку в темной комнате, если ее там нет. Мы облазили каждый метр вокруг школьного подвала, и если оттуда нет потайных выходов в катакомбы, то их таки нет. - Говорил Рудольф.
  - На уровне подвала может и нет. А лестница, уходящая в забетонированный квадрат? - Не сдавался Вилли.
  - Ты же не полезешь туда с отбойным молотком ломать бетон?
  - Вилли, - тихо вклинилась Герда,- ты можешь сказать. Что ты ищешь? Это действительно интересно, я знаю, что ты стал много времени проводить в библиотеках. Ты знаешь что-то конкретное?
  Вилли встретил взгляд ее карих глаз. Так же, внимательно и строго, смотрел на него тогда офицер в форме несуществующей армии в темном, пахнущем пороховой гарью подвале.
  "Ты ничего не видел и не слышал". Был без сознания. Так будет лучше для всех".
  Вилли очень много хотел рассказать друзьям. О том, что террористы в школе вовсе не сами перебили друг друга. О форме восточногерманской спецслужбы, массово исчезнувшей из коллекционных магазинов и появившейся на людях из подвала. О пуговице с циркулем и молотом, найденной в закрытой комнате со старыми школьными архивами. Хотел, но не мог. Странным солдатам из школьного подвала он был обязан жизнью, и Герда с Рудольфом, которые об этом не знали - тоже.
  - Узнаем, когда найдем извиняющимся голосом ответил он и обезоруживающе улыбнулся. Пока что меня интересует именно эта дырка со ступеньками. Что, если заброшенная канализация - это не единственный уровень городских катакомб?
  - Сомнительно. - Пожал плечами Рудольф. - Под канализационным коллектором в принципе ничего не может быть, его бы затапливало нечистотами, коллектор бы обвалился.
  - А если второй уровень был сооружен уже после создания новой канализации, и достаточно глубоко?
  - Версия смелая, но ее легко проверить. - Сказал вернувшийся из душа Артур. - Глубокие подземные сооружения не создавались без связи с поверхностью, для начала - вентиляционных шахт. В школьном бомбоубежище такие есть. Так ведь?
  - Да, неприметные железные грибки в школьном палисаднике. Я раньше думал что это всего лишь украшения.
  - Где еще в окрестностях есть похожие конструкции?
  - Да вроде бы нигде.
  - А где именно ты подозреваешь наличие второго уровня подземных сооружений?
  - Сейчас посмотрим. - Вилли подвинул к себе кальку. - Где именно мы нашли бетонный квадрат?
  Артур склонился над схемой и поставил на ней крестик.
  - Вот здесь. Что ту нас там сверху?
  - Школа. - Вилли наложил карту на план школы.
  - И других вентиляционных выходов точно нет? Значит, либо второй подземный уровень - это твои фантазии, либо он использует те же вентиляционные шахты, идущие на большую глубину.
  - А что такое "отсек Љ17"? - Спросила Герда, глядя на схему. Напротив крестика на кальке, на лежащем под ней плане, была обозначена комната бомбоубежища с надписью "отсек Љ17".
  - И действительно, он ближе всех к остаткам якобы лестницы. Вилли, ты же был в убежище?
  - Был. Да ничего особенного, обыкновенный отсек. Директор хранит там старые бумаги...
  
  Вычурные металлические конструкции были чуть выше человеческого роста. Вилли сидел на ветке растущего рядом дерева и ждал, пока Герда спустится с третьего этажа.
  - Ты можешь объяснить, что задумал и что все это значит? - Спросила она.
  - Все очень просто. - он постучал по циферблату часов секундной стрелкой. - камень, который ты бросила с третьего этажа, упал на землю через три секунды. Если под нами только один уровень - убежище, то мы услышим звук его падения сразу же. Если Артур был прав, и шахта обслуживает не один уровень - через пару секунд. Если больше... Понятно? - Вилли снял часы и отдал стоящей внизу девушке. - Засекай.
  Камень полетел в металлическую трубу. Прошла секунда, две, три, четыре, пять... На десятой секунде Герда подняла глаза от циферблата и вопросительно посмотрела на Вилли. Тот молча сжал губы.
  - Возможно, дно шахты просто засорено гнилой листвой и пылью, и они смягчили удар? - Спросила Герда.
  - Возможно. - Вилли разочаровано вздохнул и слез с дерева.
  
  Перед человеком в форме бригадного генерала Бундесвера стоял молодой офицер в мундире восточногерманской спецслужбы. Эта странность, однако, собеседников нимало не смущала. Генерал Фиго выругался, услышав шум и стук из-за вентиляционной решетки под потолком кабинета.
  - Вот когда-нибудь это старье развалится и рухнет нам на головы. А еще говорят, что немцы умеют строить лучше всех. - Проворчал он. - Что у тебя интересного, Вальтер?
  - Нас ищут, геноссе генерал. - Лаконично доложил Вальтер.
  - Что, серьезно? И как же вам удалось определить? Наверно, долго работали? - Серьезным голосом спросил генерал, сделав круглые глаза. Но офицер привык к ехидству шефа.
  - Были прощупаны магазин военного снаряжения, убежище школы имени Миллера, так же сегодня было зафиксировано постороннее проникновение в прилегающий к школе сектор внешних катакомб.
  - Что нашли?
  - Ничего, геноссе генерал. - Ответил Вальтер, как будто даже удивленный, что такой вопрос может задаваться.
  - Охрана Конституции?
  - Нет, геноссе генерал. - Вальтер положил на стол перед Фиго черную папку, которую до того держал под мышкой. Генерал перелистнул несколько страниц и удивленно спросил:
  - Дети??
  - Так точно, геноссе генерал. Вилли Беккенбауер - это тот, который оставался в сознании во время деблокации и видел команду оберста Шорна.
  - Доктор Бунге предполагает у него синдром Камеррера, поскольку он единственный из заложников оставался в сознании, не так ли?-
  - Так точно, геноссе генерал.
  - Паренька прощупали?
  - Да. Он чист, ни с кем не связан. На беседах в спецслужбе ничего не сказал, Охрана Конституции его проморгала, под колпак не взяла.
  Генерал поднял брови.
  - Раз так... интересный паренек. Ну что ж, раз ищет, пусть найдет, почему бы и нет? Думаю, старик возражать не будет. Причем найдет поскорее, Вальтер, а то ведь талантливый любитель может доставить неприятностей больше обученного профессионала. Мало ли какую свиту он может притащить на хвосте при такой бурной деятельности?
  - Понял, геноссе генерал. Разрешите идти?
  - Идите, Вальтер.
  Офицер щелкнул каблуками и вышел из кабинета, тихо притворив за собой дверь.
  
  Глава 2. Сданные в архив
  Людвиг Шторм был стар еще в 1989 году, когда на незримых торгах сильных мира сего была отсчитана разменной монетой независимость его страны. Настолько стар, что уже никто не помнил его первого, настоящего имени. Впрочем, людям его профессии и не положено, чтобы их знали слишком многие. Его не знали и тогда, когда сам он становился все более широко известным в узких кругах, но - и для противников, и для большинства друзей - только под позывным "Леман".
  Среди событий, которыми запомнился в истории 1978 год, так и не оказалось убийства лидера одного из развивающихся, но мощных государств, решительно порвавшего с опекой капиталистического мира. Никто так и не узнал, скольким агентам с обоих сторон стоили жизни события этого горячего года. Леман валялся в госпитале два месяца, чтобы в результате получить заключение врачей: "к дальнейшей оперативной работе не годен".
  - Тебя собирали по кускам. Скажи спасибо, что вообще остался жив. Да и то дело поправимое - по нашим данным, уж очень большой зуб заимели на тебя на западе некоторые люди и структуры, причем довольно мутные и мстительные. Леману вынесен смертный приговор - неофициальный, но очень хорошо оплаченный. Поэтому ты получаешь повышение, и за границу больше ни ногой. "Леман" должен исчезнуть. - Отрезал генерал-оберст Мильке, посетивший его незадолго до выписки.
  И Леман исчез. Вместо него из больницы вышел новый начальник Главного управления архивов и обеспечения секретности Штази генерал Людвиг Шторм. Имя новый генерал выбирал себе сам, и выбирал не без нахальства: он знал, что противники оценили его работу в странах пребывания уважительным прозвищем "Невидимый шторм". Впрочем, теперь они могли вздохнуть с облегчением: по произошедшей утечке информации, "Невидимый шторм" Леман скончался от полученных ранений в военном госпитале.
  Асу разведки, привыкшему к дальним странам и хитросплетениям интриг, не просто привыкшего, а влюбленного в свою работу, в архивах было очень скучно. Но только поначалу - ведь, в конце концов, это были архивы Штази.
  Действующему офицеру внешней разведки никогда не приходилось бывать в здании Министерства на Норманенштрассе, и его здесь никто не знал. Молодые чекисты поглядывали на "архивного" генерала с некоторой жалостью.
  В кутерьме событий 1989 года никто не обратил внимания, что неприметный генерал-оберст Шторм исчез. Заметили это только позже, в 1990 году, когда толпа "правозащитников" ворвалась в здание бывшей Staatsiherheit. Руководившие штурмом агенты западногерманской спецслужбы, за спинами "возмущенного народа" ворвавшиеся в помещение сверхсекретного архива, обнаружили ряды пустых полок - архив Министерства Госбезопасности исчез вместе со своим хранителем.
  Добычей противника и бизнесом будущего "Института по изучению архивов Штази" стали малоценные доносы осведомителей, дела диссидентов и материалы "профилактической" прослушки. Иными словами, шлак, годный только для того, чтобы впечатлять экскурсантов объемами "секретной" макулатуры и поставлять неспокойным политикам порции компромата друг на друга.
  
  В уютном небольшом особнячке на побережье Одера сейчас расположилась частная психиатрическая клиника. Беспокойства окрестным жителям она не доставляла совершенно, но все же местные фермеры старались держаться подальше от такого соседства. Что вполне устраивало ее садовника и сторожа, коим числился Людвиг Шторм, а так же медсестер и больных, которыми были сотрудники Штази и несколько офицеров контрразведки. Первые месяцы, до формального аншлюса ГДР, клиника даже получала средства через бюджет Минобороны как подразделение Љ2020, причем министр Эппельман, назначенный новым демократическим парламентом, и сам не знал что скрывается за этим обозначением.
  Иногда в клинике раздавался звонок с просьбой проведать пациента 34-510. Дежурная медсестра, нимало не смущавшаяся тем, что в клинике никогда не было пятьсот десяти пациентов, записывала сообщение, и вскоре санитарная машина с "пациентом" отправлялась в неизвестном направлении. Иногда, сверившись со стоящей перед ней картотекой, медсестра отвечала, обнаружив в отметке красный или черный крест, что больной нетранспортабелен и принимает посетителей только в палате, или что больной вовсе не контактен.
  Иногда звонящий спрашивал, правда ли, что состояние такого то пациента ухудшилось. Это значило, что пленка с соответствующим номером должна быть уничтожена.
  Весь архив был переведен в микрофильмы, ящики с которыми и три кабинки с проекторами для просмотра располагались в подвале особняка. И то, в клинику поместилось отнюдь не все наследие спецслужбы, остальные его части были рассредоточены в других конспиративных хранилищах.
  Раз в месяц или два в клинике появлялся корветтенкапитан Тизендорф из бывшей армейской разведки. Он вручал Шторму пленки и дискеты, реже - бумажные папки со словами: "в 68-й каталог", "в американский сектор", "в подрывную картотеку", и просил расписаться под указанным количеством полученных единиц и датой. Когда Восточногерманского министерства обороны уже не стало и финансирование прекратилось, он же приносил конверты с различными суммами и лаконично объяснял: "просили передать". Генерал ничего не спрашивал - сейчас оставшиеся в строю коллеги стали еще более немногословными, чем того обычно требовала профессия.
  Но к поступающим в подвал новым данным он по должности имел полный доступ, и по ним он понял: не только его отдел получил приказ сохранить боеспособность после формального роспуска службы. С особым интересом он знакомился с личными делами и ходом работы членов американского подразделения, ответственного за розыск его архивов.
  Работа продолжалась. В мае 1990 года либеральное правительство ГДР отозвало зарубежных резидентов. Но оставшиеся местные информаторы, навербованная агентура, связанные с разведкой активисты рабочих и освободительных движений продолжали по радио, почтой и через курьеров выходить на связь с ведущими офицерами: "Появилась важная информация. Что предпринять?" Приученные к бдительности граждане, наблюдая за деяниями уверенных в своей безнаказанности воротил нового порядка, продолжали по старой памяти слать рапорты на старые конспиративные квартиры-"ящики", содержатели которых передавали их бывшим кураторам. Офицеры Штази в это время находились в поисках работы, попытках устроить свою жизнь в новом мире, а то и под уголовным преследованием "юстиции победителей". Но их научили не только бороться с капитализмом, но и как это делать эффективно.
  Разумеется, сохранить удалось далеко не все. Большинство незасекреченных сотрудников теперь было известно противнику, и использовать их было невозможно. Многих ключевых офицеров пришлось эвакуировать по старым каналам на подготовленные базу в Африке и на Ближнем Востоке. Многие отошли от дел, разочаровавшись после поражения или смирившись с новым режимом. Из бывших 90 тысяч остались несколько сотен активно действующих агентов.
  Однажды корветтенкапитан появился в клинике в объемистым портфелем, в сопровождении вооруженной охраны. В кабинете несуществующего главврача, который занимал Шторм, он выложил на стол несколько папок и амбарных книг, некоторые из которых - еще с золотым тиснением герба ГДР на обложках.
  - В какой отдел? - Уточнил генерал после обмена приветствиями.
  - Вам для ознакомления и принятия к сведению. - Как всегда кратко ответил Тизендорф. Шторм открыл одну из папок. Перед ним были данные и численность сохранившихся и действующих подразделений, краткая сводка ведущихся оперативных разработок, контакты и возможности согласившихся помогать предпринимателей, наиболее ценных сочувствующих и кандидатов на вербовку из среды общественных деятелей, СМИ, интеллигенции, дипломатов, правоохранительных органов.
  Ключи к руководству организацией.
  - Почему мне? - Удивленно спросил Шторм.
  - Вы остались страшим по званию.
  Людвиг Шторм понял. Недавно скончался бывший начальник разведки Вольф, прозванный "Волком Из Тени". Еще раньше, несколько лет назад, не стало "Мастера страха" генерала Мильке. Остался он, "Невидимый Шторм".
  Над бумагами он засиделся допоздна, время от времени обращаясь к Тизендорфу за необходимыми пояснениями. Только теперь он оценил полностью, что представляет собой сохранившаяся организация.
  Сохранились секретный командный бункер министерства и сеть конспиративных квартир. Сохранились склады оружия, обмундирования и оснащения. Сохранился спутник-шпион и центр управления. Сохранились банковские счета и автомобили со спецоборудованием. Словом, все, что можно было спрятать, засекретить, скрыть под землю, или вывезти за границу.
  Но было и то, что законсервировать нельзя - время.
  - Осторожность это хорошо, но вербовка ведется из рук вон плохо. Нам нужна молодежь, Эрвин.
  - Молодежь? - Поднял брови Тизендорф. - Вы уверены, геноссе генерал? Они дети своего времени, им не понять, как мы жили и за что боролись. Даже не все из наших остались верными. Далеко не все...
  - Эрвин, самым молодым из нас уже под сорок. Для солдата это пенсионный возраст. А таким как я и вовсе ставят прогулы на кладбище. Именно новому поколению создавать это "свое время" и именно им в нем жить.
  Тизендорф хотел что-то возразить, но промолчал и ответил:
  - Как прикажете, геноссе генерал.
  
  - События осени 1989 года получили название "поворота". Именно с массовых выступлений в Лейпциге и Берлине начались изменения в Восточной Германии, через год приведшие к созданию единого немецкого государства и построению в восточных землях демократического общества.
  Профессор Кляйн имел длинную окладистую бород, копну длинных торчащих во все стороны волос и высокий лоб с залысинами, которые он, по слухам, специально подбривал, чтобы быть похожим на Солженицына.
  - Одним из первых проявлений новой демократии стало открытие секретных архивов Штази для всеобщего доступа. Сегодня мы являемся первым обществом в мире, где разрешено заглянуть в материалы спецслужб. Да, Конрад? - Остановился он, заметив понятую руку. Конрад был отличником учебы и любимцем преподавателей.
  - Профессор, а почему после объединения и окончания холодной войны не было принято аналогичного решения об открытии архивов Ведомства Охраны конституции и Федеральной разведки? Почему демократия не коснулась демократических спецслужб?
  Кляйн улыбнулся.
  - Но, Конрад, ведь это - действующие оперативные службы демократического государства, задачи которых - защищать закон и права граждан. А Штази ГДР была репрессивным органом тоталитарного государства, ее архивы открыты, чтобы засвидетельствовать ее преступления против прав человека.
  - Но несмотря на то, что холодная война давно закончилась, контроль со стороны демократических спецслужб возрастает с каждым годом. Прослушивают даже разговоры с адвокатами, священниками и врачами! - Не унимался Конрад. Сидевшая рядом Марта пихнула его локтем.
  - Заткнись, Кони. Зачем тебе неприятности?
  - Это для нашей же безопасности. Мировой терроризм проникает в нашу страну, именно этим обусловлены усиленные меры безопасности на границах и внутри страны. - Развел руками профессор. Теперь подняла руку белокурая Анна из первого ряда.
  - Профессор, вы говорили, что пограничники ГДР совершали преступление, стреляя в перебежчиков через Стену. Разве государство не должно охранять свои границы?
  - Сложный вопрос, Анхен. Эта искусственная граница проходила через сердце германской нации, и солдаты стреляли в собственных граждан только потому, что те хотели жить в демократическом обществе.
  - То есть среди нарушителей границы не было контрабандистов, скрывающихся преступников, агентов западных спецслужб? - Спросила Анна.
  - Я не изучал это вопрос так глубоко, Анна. - Признался профессор Кляйн.
  - Профессор, мы говорим, что мы лучше ГДР, потому что у нас соблюдаются права человека, но ведь к ним относятся и экономические права - право на работу, зарплату, отдых, собственное жилье. Мы это декларируем, но не можем исполнить даже в Европе, а ведь есть еще Африка, Азия, Латинская Америка!
  - Да кому это все интересно... - зевнул парень с ярко окрашенными волосами.
  - Да уж не тебе, сынку фабриканта, у которого это все есть. - Парировала сидящая рядом с Анной Эльза. Раздалось хихиканье. Звонок на перемену спас профессора Кляйна от необходимости отвечать на неудобные вопросы.
  
  - Дети, не издевайтесь над Кляйном. Он честный человек, хоть и со своими взглядами, но такова учебная программа, а он не хочет лишиться кафедры.
  - Мой дедушка был пограничником и за всю свою службу не взял ни одной взятки. А сейчас нас учат, что они были преступниками. - Угрюмо произнесла Анна.
  - Историю пишут победители, и с этим ничего не поделаешь. - Вздохнул профессор Виннер. В его кабинете собрались пять человек: Эльза, Анна, Конрад и еще одна пара со второго курса.
  - Тогда получается, что побежденные - мы? - Спросил Конрад. Виннер промолчал.
  - Кстати, Конрад, работы профессора Фогеля сейчас у тебя? - Спросил он. Студент кивнул.
  - Не возвращай их в библиотеку. - Сказал Виннер. Конрад удивился:
  - Почему это?!
  - Вышло распоряжение об изъятии из библиотеки Университета Гервена материалов тоталитарной пропаганды. Книги академика Фогеля включены в их число. Пусть лучше они останутся у тебя.
  Конрад вскочил.
  - Но они не могут так поступить! У меня же дипломная работа по Восточной Германии. Я не могу написать ее только по западногерманским источникам!
  - Профессор Кляйн говорит, что после объединения мы построили новое демократическое общество. - Сказала Анна. - Почему же... Почему так... - Она запнулась.
  - Почему весси приперлись к нам в страну и учат нас, как нам в ней жить? - С прусской прямолинейностью докончила Эльза.
  - Герр Виннер, вы ведь были секретарем факультетской организации Союза Свободной Немецкой Молодежи. Неужели все действительно было так, как рассказывает Кляйн?
  - Было по разному. - Виннер снял и протер очки в металлической оправе. - У нас тоже не допускали в библиотеки "неправильные" книги. Но в то же время наш Союз был реальной силой, студенты были активными, интересовались происходящим в стране. К нам прислушивались даже ректор и Совет Университета, студента не могли отчислить без нашего согласия.
  - А давайте возродим организацию, профессор Виннер! - Предложил Конрад. - Я знаю, кто из ребят нас поддержит. И начнем работу с того, что воспрепятствуем зачистке библиотеки!
  - А потом поднимем вопрос о плате за обучение - в этом году ее снова повысили. И о сокращении учебных мест - почему нам заявляют, что стране не нужно столько людей с высшим образованием? - Поддержал его парень со второго курса.
  - Возродить Союз Свободной Молодежи? - Удивился профессор.
  - А почему нет? Ведь в этом названии нет ни слова политики. - Невинно улыбнулась Эльза.
  - Хотя кое-кто позеленеет от злости от такого названия. - Улыбнулся в ответ Конрад.
  - Вот именно. - Сказал Виннер. - Зарегистрировать новую молодежную организацию - не проблема. Но это название и такая программа вдобавок - это клеймо "гедеэровца" на всю оставшуюся жизнь. Мне то уже никуда от этого не деться, но нужно ли это вам?
  - Но ведь мы и есть гедеэровцы! Почему мы позволили весси сделать это слово ругательным? - Спросила Эльза.
  - Ну что ж... - Виннер хотел сказать "дети", но остановился. - Как я уже сказал, официально зарегистрировать организацию - не проблема . Я проконсультируюсь с товарищами, как это сделать лучше.
  Товарищем, с которым решил проконсультироваться профессор, был полковник бывшей Народной Армии Шредер, глава местного Общества взаимопомощи и защиты прав бывших военных и государственных служащих - беспокойной организации, уже имевшей опыт, как выражался сам Шредер, "самозащиты граждан от демократии".
  Он появился у Виннера вечером, в компании незнакомого профессору человека в плаще.
  - Привет, Эрих. Знакомься - это наш коллега, капитан Эрвин Тизендорф.
  - Мы подумали над вашей проблемой, профессор. - Продолжил Тизендорф, когда они присели у стола. - Это хорошо, что вам удалось собрать такую талантливую и неравнодушную молодежь. Но нам кажется, официальную организацию регистрировать не стоит...
  
  Школа Миллера стояла в тихом квартале старого Гервена, двор, палисадники и решетчатая чугунная ограда отделяли ее от респектабельной Линденштрассе. Слева от нее располагался двухэтажный офис солидного адвокатского дома "Биргер, Биргер и Левенхоф", справа - здание делового клуба, противоположную сторону Линденштрассе занимали магазинчики, парикмахерские, студии нескольких художников и дизайнеров. Жизнь на этой улице замирала вскоре после окончания рабочего дня. Иногда допоздна горели окна делового клуба, у фасада которого не разъезжались престижные авто, или полуночничали подгулявшие художники, но в целом это был очень тихий квартал, не считая недавних событий в школе, о которых, к огорчению назойливых репортеров, здесь предпочитали не вспоминать.
  Сзади кирпичная стена отделяла школу от Гервеналлее, застроенной жилыми домами в несколько этажей довоенного или ГДРовского времени, а кое-где - и частными коттеджами с садиками.
  Напротив калитки в стене имелся вход в школу, который, хотя и считался черным, но именно им пользовались большинство проживающих на Гервеналлее учеников. Школьным двором и калиткой в задней стене пользовались и припозднившиеся прохожие, вечером возвращавшиеся домой с Линденштрассе. И конечно, никому, кроме Вилли Беккенбауэра, ученика выпускного класса, не пришло бы в голову, сидя ночью на ветке старого бука в школьном дворе, считать, сколько человек из вошедших в школьный двор выходили из него с другой стороны.
  Считать было неудобно, и найти подходящее место для наблюдений - тоже. Калитка располагалась посередине кирпичной стены а дверь, ведущая коридор школы - ближе к углу здания, так что с Гервеналлее она не просматривалась, заслоненная высокой стеной.
  Топ-топ-топ... - раздалось снизу. Со стороны Линденштрассе показался полнеющий мужчина с двумя пакетами из круглосуточного супермаркета. Протопав по буковой аллее вдоль боковой стены школы, он скрылся за углом здания. От угла до калитки, как днем подсчитал Вилли, - двадцать шесть-тридцать "топов" - и дальше удаляющиеся шаги по Гервеналлее. Вилли взглянул на часы. Сверкнувшие в лунном свете стрелки показали двадцать минут пополуночи. Очевидно, рабочий возвращался с ночной смены.
  С тихим шорохом шин на Линденштрассе остановился автомобиль. Светловолосый парень в джинсовом костюме, пройдя по аллее, на углу замер и подозрительно огляделся. Вилли прислушался. Десять. Двадцать. Тридцать шагов. Калитка. Шаги удалились. Припаркованный автомобиль остался возле решетки на Линденштрассе.
  Нетвердой походкой, мурлыкая что-то под нос, проходит и сворачивает за угол подгулявший бюргер. Его шаги, путающиеся и неуверенные, считать трудно. Пятнадцать... Двадцать.. Тридцать пять... Калитка. Гервеналлее.
  Потянуло ночной прохладой. Вилли достал из-под куртки предусмотрительно захваченный термосок и плеснул в колпачок горячего чаю. На этот раз шаги раздались со стороны Гервеналлее. Шаги и тихие голоса. Из-за угла показался недавний парень в джинсовом, на этот раз - в обнимку с невысокой девушкой в светлых брюках. На Линденштрассе они сели в автомобиль, который тихо ускользнул к центру города.
  Вилли зевнул и потому не сразу услышал следующие шаги. Тоже со стороны калитки и черного хода, но не издалека, с улицы, а сразу, как будто шагавший возник из ниоткуда. Десять, одиннадцать, двенадцать... шагавший появился из-за угла и уверенно направился в сторону Линденштрассе. Вилли замер и прижался дереву, когда человек проходил под ним. Если он не ошибся в своих подсчетах, с вечера - точнее, с 10 с небольшим часов - из ниоткуда появились, направившись к воротам либо к калитке, уже шесть человек. "Ниоткуда" находилось в двадцати шагах от калитки, или в двенадцати шагах от угла школьного здания. Иными словами, "ниоткуда" находилось у двери черного входа.
  Сама дверь при этом ни разу не скрипела и не хлопала. Впрочем, смазана она была, как Вилли убедился еще днем, отлично. Не было слышно так же стука или звонка. Значит... значит, она была не заперта в ожидании гостей.
  Так ли это - можно было проверить только одним способом. Набравшись решимости, Вилли вздохнул и, оглядевшись по сторонам, принялся слезать с дерева.
  Украдкой, стараясь держаться в тени буков, он двинулся вдоль стены серого здания. Неожиданно темная тень заслонила лунный свет, и прежде чем лн успел среагировать, с последнего бука мягко спрыгнула человеческая фигура и ладонью зажала рот пытавшемуся закричать от испуга Вилли.
  - Молчи, дурень. - Шепотом сказал нападавший. Голос был знакомый. Только тут Вилли понял, что спрыгнувшая с дерева фигура была почти на голову ниже его.
  - Герда? Что ты здесь делаешь? - Отдышавшись, прошептал он. Сердце бешено колотилось, ноги подкашивались, перед глазами летали цветные пятна от пережитого шока.
  - Хотела бы то же самое спросить у тебя, но ты же не стал мне ничего рассказывать. - Ответила девушка. Она была одета в черные брюки и такую же куртку с накинутым капюшоном, из-под которого на бледном узком лице блестели взволнованные глаза. Если ее и можно было принять за террориста, то только с большого перепугу.
  - Так ты следила за мной?
  - А что мне еще оставалось делать? Вилли, я понимаю, что ты что-то знаешь и не хочешь говорить. Ответь мне хотя бы на один вопрос, доя меня это важно. То, что ты ищешь, эти люди, выходящие их школы, странности в подземельях - это имеет отношение к нападению на школу, гибели Генриха, и к тому что террористы в подвале перебили сами себя?
  Герда все еще держала его за плечи, как будто боялась, что он убежит. В памяти Вилли снова мелькнули крик Герды и тело убитого одноклассника в луже крови. Он внимательно посмотрел ей в глаза и вместо ответа медленно молча кивнул. Она так же кивнула в ответ.
  - Обязательно было меня так пугать? - Уже вслух спросил он.
  - Еще два шага - и ты бы вышел в зону видимости видеокамеры у входа.
  - Ты права. - Согласился Вилли. - Но как иначе попасть вовнутрь?
  - Сегодня я забыла закрыть окно в нашем классе на первом этаже, перед тем как отнести ключ герру Касперу. - В глазах Герды мелькнул лукавый огонек.
  - Но на окнах же сигнализация.
  - Срабатывает только на сильное сотрясение, если окно разбить или взломать. Если аккуратно открыть незапертую створку, ничего не будет, иначе она срабатывала бы даже от ветра.
  - А в классе - датчик движения - вспомнил Вилли.
  - Инфразвуковой. - Так же со знанием дела шепнула девушка. - Срабатывает на изменение скорости возврата излучаемых им волн. Нормальная скорость отражения волн - чуть меньше секунды. Если двигаться не быстрее шага в секунду - датчик тебя не заметит, сочтет неподвижной поверхностью.
  - Ты что, все подготовила заранее??
  - А что, ты думал, что самый умный?
  - Тебе влетит. - Прошептал Вилли.
  - А тебе разве нет?
  Окно отворилось с громогласным, как им показалось, скрипом.
  - А на звук он не реагирует? - Спросил Вилли, косясь на мигающий в углу красный глаз датчика.
  - Нет. - Ответила Герда. - Но все равно не шуми.
  - По одному шагу, как в покадровой перемотке, на цыпочках пробираясь между партами, они подошли к двери. Красный глаз датчика мерно мерцал в углу. Со стены осуждающе смотрел портрет выдающегося педагога ХIХ века Клемента Миллера. Очень аккуратно, чтобы не лязгнул, Герда повернула рычажок замка и на сантиметр приоткрыла дверь.
  Первое, что он увидели - в конце темного коридора на фоне окна, силуэт охранника. Хотя пост охраны располагался в вестибюле возле центрального входа, он почему-то стоял здесь - возле черного входа и первой от него двери по коридору, ведущей на лестницу подвала.
  - Нам вниз. Нужно как-то проскользнуть мимо него. - Шепнул Вилли. Герда отстранила его от двери и открыла ее чуть шире. Класс, где они находились, был расположен как раз на углу здания, со стороны центрального фасада. Прямо от него коридор поворачивал и вел к вестибюлю.
  - Приготовься - Шепнула Герда. - Из класса - очень медленно. По коридору - очень быстро Ты первый.
  - Тебе не страшно? - Удивился Вилли.
  - Нет.
  И тут он с удивлением понял, что и сам не боится. Умом, конечно, он понимал, что можно доиграться, но страха не было. Было очень интересно, а еще был какой-то, ранее неизвестный, охотничий инстинкт. Герда просунула за дверь руку, так что она оказалась уже вне сферы действия датчика, быстро швырнула в центральный коридор двадцатицентовую монету, и тут же плотно закрыла дверь. Монета звонко лязгнула об пол. Они слышали, как охранник - предварительно со щелчком закрыв замок черного хода - прошел мимо них и повернул в центральный коридор. В дверной щели мелькнул луч фонарика. Шаги удалялись.
  - Беги.
  Бесшумно затворив дверь в класс, Герда пустилась следом за ним. По счастью для них, охранник не оглянулся. Дверь в подвал была не заперта.
  - Старый фокус, но на него всегда попадаются. - Улыбнулась запыхавшаяся Герда, оказавшись уже на лестнице.
  - Наш ночной сторож - военный пенсионер. Был бы помоложе, непременно бы нас услышал. По-моему, мы неслись как бегемоты. - Покачал головой Вилли. Они осторожно заглянули вниз. Темный коридор подвала с дверями кладовых и мастерских по бокам был пуст. В конце его ярко светилась широко распахнутая дверь бомбоубежища.
  - Ну что? - Нерешительно спросила Герда.
  - Возвращаться поздно. - Тихо ответил Вилли. Над головой раздались шаги охранника, возвращавшегося на свой пост к черному ходу. - Пошли.
  Они медленно двинулись по коридору, в котором, в случае опасности, некуда было бы ни бежать, ни спрятаться. Вилли первым заглянул в коридор бомбоубежища и сразу отпрянул. Освещенный коридор был пуст. Только возле двери в отсек Љ17 стоял вооруженный автоматом часовой в уже знакомой ему форме Штази ГДР.
  Неожиданно раздавшийся голос из динамиков под потолком бомбоубежища заставил их подпрыгнуть.
  - Жаль вас разочаровывать, молодые люди, но вас здесь уже ждут. Так что можете заходить не стесняясь.
  Первым побуждением было бежать назад со всех ног. Но там охранник - вспомнили они, переглянувшись. В глубине бункера скрипнула дверь. Снова выглянув в щель между дверью и железным проемом, Вилли увидел, что дверь в отсек Љ17 открыта, а рядом с невозмутимым часовым стоит еще один светловолосый молодой человек в форме - тот самый, который во время боя здесь, в подвале, унес из под обстрела бессознательную Гретхен. И тут он успокоился. Этих людей он не боялся.
  - Ты со мной? - Тихо спросил он у Герды. Девушка кивнула. Одновременно они шагнули в светлый коридор.
  - Ну здравствуй, Вилли Беккенбауер. Упрямый же ты оказался парень. Меня зовут Эрих - прошлый раз у нас не было времени познакомиться.
  Ему было не более 25 лет. Он никак не мог работать в Штази - подумал Вилли. И тем не менее, на плечах у него были погоны штабс-фельдфебеля с красной выпушкой МГБ.
  - Искал ты нас довольно усиленно, и думаю, имеешь ряд вопросов. Сегодня ты сможешь их задать, хотя и не обещаю, что наши командиры ответят тебе на все их них. Кто с тобой?
  - Я Герда Адлер. Я тоже была в подвале во время захвата. - Шагнула вперед девушка.
  - Пойдемте. - Жестом он пригласил их в отсек Љ17. Закрыв дверь отсека, он подошел к шкафу с документами, который неожиданно отъехал в сторону. За ним оказалась раздвижная дверь лифта. Штабс-фельдфебель нажал единственную круглую кнопку без надписи, и лифт медленно тронулся вниз. Стены кабины были окрашены в защитно-зеленый цвет, а на задней стене был установлен железный маховик.
  - Ручной двигатель. На случай перебоев со светом. - Объяснил Эрих, заметив заинтересованный взгляд Вилли. Ехать пришлось долго - не меньше трех минут. Когда дверь открылась, их обдал волной холодный воздух подземелья. Вилли понял, что они находятся намного глубже катакомб, по которым он лазил вместе с друзьями. Внизу их снова встретили часовые, железные двери и каменные коридоры, в которых без провожатого они бы непременно заблудились. Коридор вывел их в большой туннель с разделительной полосой, как будто по нему ездили машинами, затем снова были коридоры, облицованные металлическими или фанерными панелями с дверями по бокам.
  Пару раз они пересекали залы с зачехленной техникой. Иногда навстречу попадались люди в "восточной" униформе, разного пола и возраста. Эрих шагал уверенно, привычно ориентируясь в лабиринте подземелья, время от времени кивком головы или под козырек здороваясь со встречными.
  - Кто это? - Тихо спросила Герда, когда мимо прошла очередная группа девушек в серо-зеленых мундирах.
  - А на кого похожи? - Ответил Вилли.
  - Но их же давно нет? - Вилли только развел руками. В то же время, как заметил Вилли, многие коридоры и помещения, мимо которых они проходили, были неосвещены и по виду необитаемы, а лампы под потолком горели через одну. Наконец очередной коридор вывел их в комнату с пультом связи старого образца, на поверхности такие уже не использовались - за которым сидел человек лет тридцати с погонами офицера. Когда он поднялся из-за своих тумблеров и телефонных трубок, Вилли с удивлением заметил на его кителе знак, быть которого не могло в природе. Похожий он видел в коллекционной лавке у обербоцмана, но с небольшим отличием - блестящая надпись вокруг эмблемы Штази гласила: "Ministerium für Staatssicherheit. 60 лет на страже". С любопытством посмотрев на Герду и ее спутника, он открыл лакированную дверь за своей спиной.
  - Вот я ж говорил, что не в меру талантливые любители обязательно притащат кого-нибудь на хвосте. - Вздохнул при их появлении хозяин кабинета, единственный среди присутствующих в форме бундесвера. - Почему вас уже двое?
  Сидевшего рядом с ним полковника Штази Вилли узнал - это был именно тот офицер, который разговаривал с ним в подвале. Однако сейчас на его лице отражалось все возраставшее удивление.
  - Герда? - Неуверенным голосом спросил он наконец, как будто не узнавая спутницу Вилли.
  - Папа? - Не менее удивленно спросила девушка.
  - А... ты разве не спишь? - спросил наконец полковник.
  - А ты разве работаешь не инженером в авиакомпании?
  - Там плохо платят, юная фройляйн. - Ответил за растерявшегося оберста хозяин кабинета. - Приходится подхалтуривать. Не осуждайте его, в стране, знаете ли, экономический кризис.
  
  Глава 3. Свободный мир
  Пятизвездочный отель "Хайфа" в тихом пригороде Бонна, несмотря на свою фешенебельность, не особо часто встречался в рекламных каталогах и туристических путеводителях. Немногочисленные, но постоянные и обеспеченные клиенты и без того знали это респектабельное заведение с вышколенной и немногочисленной обслугой. Вывеска с золотыми литерами располагалась, по странности, только в фойе за дверями, а табличка с адресом на здании и вовсе отсутствовала, что для педантичных немцев вообще-то редкость. Но чего не сделаешь, чтобы оградить отдых уважаемых и зачастую достаточно известных клиентов от внимания надокучливых репортеров. В конце концов, даже в наши либеральные дни недостаточно политкорректные избиратели могут многого не понять и не простить, а кое-чего может не простить даже крайне политкорректная федеральная прокуратура.
  Впрочем, комфортабельные номера и залы отеля предназначались не только для светских развлечений, но и для деловых мероприятий, зачастую не менее любящих тишину. В одном из них принимал сегодня участие и руководитель Службы Охраны Конституции герр Дитрих Карленхабер. Среди собравшихся он был единственным госслужащим - семнадцать мужчин в дорогих костюмах, собравшиеся в конференц-зале отеля, были хотя и не обременены официальными титулами и должностями, но не без оснований считали себя настоящими хозяевами этой страны.
  - Речь не идет о сомнениях в вашем профессионализме, герр Карленхабер. - Спокойно, почти ласково вел наиболее молодой, и в то же время наиболее властный из собравшихся, человек с почти европейской внешностью, но заметным акцентом. - Но наши старшие партнеры волнуются из-за происходящих в этой стране неясностей. А вы сами представляете, чем чревато их волнение. На Гервенскую акцию деньги выделялись дважды. Немалые деньги, за которые ожидалось получить столь же высокий результат.
  Интересно, почему у них - дорвавшихся, воцарившихся, посвященных - у всех такие невыразительные лица? - вдруг совершенно не в тему подумал Карленхабер. - Вот, казалось бы, человек шагнул на заоблачную, не видимую простым смертным вершину социальной иерархии, перед которой даже он, Карленхабер, вынужден стоять навытяжку и отвечать без запинки. Ну, ладно там сознание величия, историческая ответственность и прочая лирика... Но счастье, простое человеческое счастье, или не простое и даже не совсем человеческое, то, ради чего шли по головам, по трупам, по собственному достоинству и собственным мечтам... Неужели даже они, имеющие все - все, кроме... Но тогда для чего вообще все?
  Он оглядел присутствующих. Генеральные секретари фондов с солидными, но невнятными названиями, банкиры - преимущественно из международных банков, уж вовсе скромняги, из всех титулов взявшие себе лишь должность "попечителя футбольного клуба".
  И почему среди них - семнадцати здесь присутствующих - только четверо - немцы? - Снова возник у него в голове запрещенный вопрос. Нет-нет, разумеется - все они доподлинные немцы, и даже смуглолицый турецкий миллиардер Рахим Саид - полноправный немец (а так же, как по долгу основной работы знал Карленхабнер - полноправный англичанин, панамец, израильтянин и турок).
  Задавать и даже думать подобные вопросы - грех, антисемитизм, неполиткорректность. Карленхабер был одним из тех немногих, кто знал слишком много, чтобы волей-неволей задумываться над подобными вопросами - конечно, молча и про себя. Впрочем, ответов на них он не давал даже про себя и даже молча. Ибо хотя и считается, что устройств по чтению мысли пока не изобрели, но - мало ли?
  - В Гервене возникли непредвиденные форс-мажорные обстоятельства. - Вслух произнес он.
  - Дважды? - с нажимом переспросил собеседник.
  - Дважды. - без эмоций подтвердил директор.
  - Ваша Служба затем и существует, чтобы предвидеть и пресекать подобные непредвиденные явления, разве нет? - вмешался банкир с политкорректным профилем.
  - Да. Но боюсь, в данном случае мы имеем дело не просто с самодеятельностью...
  - Мы изучили присланные вами материалы. - Резким голосом сообщил толстеющий герр в парижском пиджаке, представляющий консорциум заокеанских медиа-магнатов. - Должен заявить, что ссылки на сохранившуюся активность агентов "Штази" - бред, которым мы иногда пугаем обывателя, но который не собираемся потреблять сами. Штази распущена двадцать лет назад, признана преступной организацией, ее руководители отданы под суд, ее ветераны исключены из всех сфер общественной и политической жизни. - Несмотря на безапелляционный тон, в глазах хозяина четвертой власти читалась неуверенность. Он сам был из восточных, из тех, до кого в свое время не дотянулись длинные руки генерала Мильке, и воспоминания юных дней заставляли его заметно нервничать. Карленхабер знал это и не удержался от искушения.
  - Иногда созданные нами для других пугала имеют свойства оживать...
  Шпилька попала в цель, медиа-магнат сник и не ответил, задумавшись о чем-то своем.
  Каждый из них где-то сломался на кривой дорожке к этому Олимпу, - подумал директор, - или их предварительно сломали, прежде чем принимать в круг, допускать к рычагам и давать право голоса, чтобы не вздумали дернуться. И они сами - тоже винтики невидимой и непонятной машины, такой страшной и мерзкой, что даже думать об этом не хочется.
  - Мы изучили предоставленную вами информацию, - без эмоций повторил слова медийщика моложавый человек с акцентом. - Ситуация, если она такова как вы описываете, действительно представляет угрозу. Но неужели в вашем ведомстве нет специалистов соответствующего уровня по вопросам коммунизма?
  - Видите ли, в последние двадцать лет мы не рассматривали его всерьез как угрозу в объединенной Германии...
  - А до этого?
  - Ранее именно этими вопросами занималось Управление Внутренней Разведки, полностью расформированное и сокращенное за ненадобностью после 1989 года. Возглавлявший его бригадный генерал Норберт Фиго был действительно экспертом в проблематике такого рода...
  - Прекрасно. Где он сейчас?
  - Видите ли, он... исчез.
  Присутствующие переглянулись.
  - Насколько нам известно, сотрудникам такого уровня исчезать запрещено.
  - Видите ли, генерал отличался довольно сложным характером, и держать его в рамках правил всегда было довольно трудно... Во время Холодной войны такие люди были нужны, но после 1989 года тогдашнее руководство сочло за лучшее побыстрее от него избавиться.
  - Ладно, черт с этим взбалмошным генералом. Насколько я понимаю, все материалы его разогнанного ведомства сейчас находятся в вашем распоряжении?
  Директор Карленхабер замялся. Не объяснять же уважаемым людям, что документы сокращенного Управления в 1990 году принимали на хранение, под роспись за число дел, но разумеется, не открывая самих папок с грифом "совершенно секретно". И как через несколько месяцев, когда уже простыли следы хлопнувшего дверью сокращенного генерала, за какой-то надобностью полезли в архив и обнаружили во всех папках точно соответствующее указанному в описи число листов с полиграфическим изображением фиги...
  
  - Сформулированные Геббельсом законы прилежно усвоены и освоены в технологиях пропаганды и коммерческой рекламы. Если тезис повторяется достаточно часто, долго и безапелляционно, тем более - из многих источников, очень быстро он проходит следующие стадии: из неприемлемого и отторгаемого он становится просто спорным, затем спорным, но привычным, обыденным, общеизвестным, а значит - почти общепринятым, а значит, наверно, истинным - ведь большинство не может ошибаться. Такова простейшая схема манипуляции сознанием, не представляющая ничего сложного при наличии материальных ресурсов. Сложность лишь в одном...
  Эта методика обработки действует приблизительно на 80% населения. У разных народов и социальных групп эта цифра может колебаться, но некоторое меньшинство пропаганде не поддается, либо поддается лишь на короткое время.
  Слушатели заинтересовано подняли головы. На лекциях профессора Винера всегда было тихо, почти не было даже непременных смешков, записочек и перешептываний между девушками и парнями. Студенты довольно быстро поняли, что лекции Виннера - это не та информация, которую можно найти в книгах и даже в интернете. Тем более - здесь, где все было по другому, нежели в многолюдных аудиториях Гервенского университета.
  - Вы хотите знать, почему? Причины различные. - Продолжал Виннер. - Приверженность другим мировоззренческим, политическим, религиозным идеалам, несовместимым с пропагандируемыми тезисами. Врожденный либо привитый образованием аналитический склад мышления, как результат - привычка анализировать и контролировать собственные подсознательные побуждения, как естественные, так и привитые извне. Наконец, свойственное некоторым чувство противоречия, желание поступать не так, как все окружающие.
  Виннер прошелся между рядами парт, заглянул в конспекты слушателей - успевают ли?
  - Пока все понятно? - спросил он, отдельно взглянув на паренька возле окна. Вилли был принят не из университета, а прямо из школы - таково было решение командования. Тогда же, вместе с ним, пришла Герда.
  Слушатели кивнули.
  - А теперь поставьте себя на место главы тоталитарного государства, которому хочется заставить подчиняться всех, однако привычными средствами он этого достичь не может. Что может быть применено?
  - Концлагеря. - Ответил Конрад. - Для всех слишком самостоятельных.
  - Верно. И так не раз происходило в истории. - Подтвердил профессор. - Ну а если правительство не может или не хочет пачкаться откровенными репрессиями, другие варианты? Фройляйн Герда, что бы сделали вы?
  - То, что рекламщики называют "позиционирование товара для специфической целевой аудитории". - Ответила обычно молчаливая школьница. - Для интеллектуалов пишутся книги, где нужным тезисам придается вид научных доктрин и результатов серьезных исследований. Для верующих - организовывается специальное пророчество, подкрепленное выборкой цитат из священных книг. Для нонконформистов - нужно будет объяснить, что именно предлагаемая модель поведения и есть настоящий бунт против большинства стран, эту идеологию не принявших, против истории, где господствовали другие системы.
  Профессор уважительно и чуть удивленно кивнул, внимательно посмотрев на девушку. Юная школьница отщебетала это все, как стихотворение наизусть и была искренне довольна похвалой преподавателя. Вчерашние школьники делали огромные успехи, да и внешне, в серо-зеленой форме курсантов Фольксармии, ничем не отличались от более старших студентов.
  - Браво, Герда. Ну а кроме психологических и карательных средств?
  - Биохимические. Наркотики, алкоголь, порносайты. Несогласные будут все же меньшинством. Постоянная конфронтация с обществом - это стресс, и у них будет искушение снимать напряжение такими способами.
  - Верно. Ну а теперь обобщите составленный вами портрет тоталитарного государства и подумайте, не напоминает ли оно вам какие-либо аналогии в истории?
  Аудитория на минуту задумалась, затем на лицах студентов отразилось удивление, и наконец их разобрал смех.
  - Вот именно. - С улыбкой кивнул профессор. Эрих Виннер был единственным в Академии, кто продолжал носить штатский костюм по привычке интеллигента, питающего некую настороженность к армии - даже к своей собственной. Молодежь же, напротив, не без удовольствия франтила в стянутых ремнями старомодных кителях, всегда отутюженных и с начищенными пуговицами.
  - Есть, впрочем, еще один способ воздействия, широко неизвестный. Тем не менее, с ним вы тоже можете столкнуться в ходе дальнейшей работы. А именно - технические средства воздействия на психику. Но об этом вы подробно узнаете на лабораторном занятии у доктора Сюзанны Кройнер. Можете быть свободны.
  Через мгновение звук молодых голосов нарушил тишину в коридоре и на улице. Профессор собрал бумаги и выглянул в окно, глядя на разбежавшуюся по залитому солнцем двору молодежь, зеленую стену лесопосадки и виднеющийся из-за нее флагшток с трехцветным полотнищем с эмблемой молота и циркуля.
  Даже без них германский триколор смотрелся довольно странно на земле, которая уже несколько десятилетий принадлежала соседней стране. И в этой стране те, кому положено знать все обо всех конечно, знали о необычной организации, выкупившей земельный участок с корпусами давным-давно опустевшего военного городка. Называлась она, помнится, "Международный немецкий фонд социальных исследований".
  Сидят в старых корпусах люди. В честно выкупленном объекте недвижимости, за который честно платится в казну земельный налог и коммунальные платежи. Изучают труды Маркса и Сунь Цзы, Шпенглера и Тойнби, Коран и Талмуд. Любознательные, стало быть, люди. Это плохо. Умножающие знания - умножают печали. Причем не только себе, но и окружающим.
  Порядку и безопасности данной страны эти люди угрожать не собираются. Более того, на территории данной страны эти, весьма беспокойные для кого-то люди будут вести себя тише воды, ниже травы. Ими руководят профессионалы, а таковы законы дела. И по тем же профессиональным законам - местные профессионалы им мешать не будут.
  Кучу разведок и охранок подводили именно их большие знания и иллюзия, которую дает знание. Иллюзия контроля. И желание, которое знание тайн возбуждает - желание знания еще больших тайн: "А что дальше? Подождем-ка и посмотрим..."
  
  И вчерашние школьники, и студенты гуманитарного факультета крайне приблизительно ориентировались в тонкостях естественных наук, и Сюзанне Кройнер приходилось максимально понятливо доносить до них свой предмет, вырисовывая на доске параболические графики и растолковывая простейшие, с ее точи зрения, формулы.
  - Звуковые волны, то есть колебания воздуха с определенной частотой, - довольно небольшая часть спектра колебаний, воспринимаемая человеческим слухом. Но любому рок-музыканту известно, что даже с помощью обычных инструментов и звукоусиливающей аппаратуры можно сгенерировать ультразвуковые и инфразвуковые волны, не воспринимаемые слухом, но воспринимаемые организмом, нервной системой и подсознанием слушателей. Поведение масс на рок-концертах - одно из проявлений этого влияния.
  Доктор Кройнер, подтянутая черноволосая фрау лет 35, всегда представала курсантам в неизменном белоснежном халате и строгих блузках либо водолазках под горло. Её тонкое лицо и спортивная фигура выглядели бы вполне женственно, если бы не всегда затянутые в строгий хвост волосы, привычка игнорировать косметику и украшения и прохладно-строгий взгляд из-под узких очков. Что привело ее в число сотрудников "Лесной академии" Штази, не знал никто.
  - Существуют и другие технические способы воздействия на психику, например, химические. Распылением галлюциногенов, либо средств, вызывающих депрессию, панику, умственное расстройство, можно, например, легко лишить вражеские войска способности к сопротивлению. Недостатки химических средств: ненадежность путей распространения по воздуху или воде. Легкость защиты от них - обычный противогаз или фильтры. Наконец, легкость их обнаружения. В условиях международных конвенций о запрете химического оружия не каждое государство захочет попадаться на его применении.
  - Сегодня... - в строгих глазах Сюзанны Кройнер мелькнуло то выражение, с которым фокусник достает кролика из шляпы, - мы познакомимся с работой техники, влияющей на сознание и подсознание человека, и с эффектом нейтрализации этого влияния. Мы можем гордиться тем, что этот эффект, впервые в мире, был открыт именно восточногерманским ученым. Хотя, в силу ряда обстоятельств, данное открытие и не получило широкой огласки...
  
  Он был там. Он был там еще до прилёта Горби, до судьбоносной пресс-конференции Гюнтера Шабовски, до отставки кабинета генерала Штофа. Он был там тогда, когда все еще настороженно прислушивались - не раздастся ли сквозь гневное скандирование многоголосой толпы нарастающий рокот, и не вырулит ли из-за поворота колонна русских танков, как это уже было в 1953-м, как это было в Венгрии в 1956-м, как это было в Праге в 1968.
  Он был там, он дышал этим воздухом, совсем не похожим на обычный холодный ветер берлинской осени. Он кричал, и слышал, как там, с другой стороны Стены, тысячи собравшихся западных берлинцев кричат вместе с ними: "мы - один народ!".
  Он был там, как и тысячи других, потому что их звала она - единая, сильная, свободная Германия. Выстояв часы и сутки под ветром и дождем, он возвращался в небольшую холостяцкую квартиру в университетском городке, и устало упав в кресло, первым движением открывал ящик стола, где лежала невзрачная картонная папка. Он знал - скоро время придет. Уже несколько лет он трепетно хранил свою тайну. Нет, он не отдаст ее этим - говорливым партийным работникам и не вымершим со сталинских времен динозаврам с фанатичной искрой в глазах и золотым шитьем генеральских мундиров, так похожих на фашистские... Казалось, все самое плохое, что породил двадцатый век, соединилось в этом режиме, окопавшемся в маленькой стране в самом центре Европы, огородившемся бетонными пограничными укреплениями, ощетинившемся танками и ракетами...
  Нет, только новая, справедливая Германия примет его открытие.
  Он знал, что у этих целый оборонный институт, скрытый в лесах под Берлином, безуспешно бьется над решением неразрешимой задачи. Разумеется, уже не воздействия - для всех технически развитых стран, в том числе и Восточной Германии, изготовление средств дистанционного управления сознанием, которые журналисты окрестили психотронным оружием, было уже вопросом позавчерашнего дня. Но - защита от этого грозного воздействия пока что оставалась проблемой для всех. Об этом ему проговорился старенький профессор, который после десяти лет безрезультатных исследований плюнул на работу в закрытом "ящике" и вернулся читать лекции оболтусам-студентам. Вообще-то профессор давал подписку, и рассказывать об этом не должен был, но однажды в юбилей, после бутылки шнапса в очень узком кругу, у него развязался язык.
  Так же профессор рассказал, что шел по очень интересному, как ему сначала казалось, пути исследований - настроить нейроны головного мозга, которые тоже изучают волны определенной частоты, так, чтобы сделать его невосприимчивым для волн воздействия. Теоретически все было гладко, но человеческая голова - не передатчик, резистор в нее не встроишь, и работает она лишь на той частоте, которую в нее заложила матушка - природа.
  Хотя эта тема и не входила в направление его работы, он запомнил даже цифры заветного, так и не достигнутого диапазона, которые назвал профессор. Он даже не знал, что эти цифры отложились в его голове, пока однажды не столкнулся с ними снова...
  Открытие пришло внезапно.
  Он испытывал новую модель обыкновенного электроэнцеалографа, разработанную в его лаборатории. Точнее, не совсем обыкновенного - усложненная модель считывала все показатели состояния головного мозга, вплоть до внутричерепного давления. Испытания проходили в одной из психиатрических клиник, подшефных медицинскому факультету. И именно тогда на одном из экранов мелькнули цифры, которые так и не удалось получить спецам из закрытого НИИ.
  Первая мысль, которая мелькнула у него в голове - исследования оборонщиков увенчались успехом, а здесь, в психиатричке, спрятаны жертвы их зловещих экспериментов. Но поговорив с врачом, он убедился, что больные со странными показателями мозговой активности поступили в совершенно разное время из разных мест.
  Тогда он повторил испытание прибора на родной кафедре биофизики, попросив пройти обследование несколько десятков студентов. По счастью, на его активность никто не обратил внимания - кому интересны испытания медицинского энцефалографа? Активность студенческих мозгов была в пределах нормы. Если не ниже - философски добавил он про себя, вспоминая прием экзаменов.
  Кроме одного.
  Кроме аспиранта Хельмута Кранмера, который вообще-то отличался большими странностями, что ему, впрочем, прощали, возлагая на его талант большие надежды.
  -Коллега Кранмер, разрешите деликатный вопрос?
  - Да, доктор Бунге?
  - Не мое конечно дело, но не было ли у вас проблем по части невропатологии... или психиатрии?
  - В детстве были. В моей медицинской карточке это есть. А что?
  - Да некоторые второстепенные показатели отличаются от большинства. Впрочем, не думаю, что это должно вас беспокоить...
  Из утвержденной к производству модели он изъял лишний экран и ненужную функцию. Результаты исследований в картонной папке легли в ящик стола, и ждали своего часа. И час пробил, хотя и не совеем так, как ожидал он и его единомышленники.
  В месяцы "переходного периода" он искренне старался не замечать странностей новой демократии. "Это необходимо", "это временно", "это неизбежная плата за свободу", "это пережитки старого режима" - убеждал он себя.
  Он молчал и тогда, когда по требованию федерального правительства была назначена проверка преподавательского состава Университета имени Гумбольдта на соответствие новым требованиям.
  Из двухсот с лишним профессоров Университета проверку прошли только 18 .
  Доцент кафедры биофизики, доктор наук Теодор Бунге в их число не попал.
  Раньше на лабораторном корпусе, в котором он до сегодняшнего дня трудился, висел огромный красный лозунг с белыми литерами "победа коммунизма неизбежна!" и круглой эмблемой с циркулем и молотом. Лозунг этот доктора Бунге всегда подсознательно раздражал. Сейчас на корпусе, напротив которого он сидел, висел красный лозунг с белыми литерами: "всегда кока-кола!" и круглой эмблемой с изображением бутылки. Против кока-колы он ничего не имел, но транспарант этот его, возможно по аналогии, настораживал.
  - Доктор Бунге? - Перед ним стоял человек в осеннем пальто и хорошем костюме. Его выговор не был диалектом уроженца Берлина. Весси?
  - Да, это я. Чем могу быть полезен?
  - Генри Карпентер, доктор наук. Давно следил за вашими исследованиями и хотел с вами познакомиться. Вы позволите?
  Американец присел на скамейку.
  - Я тут познакомился с программой конференции, на которую вы заявили очень интересный доклад. Мы, знаете ли, тоже разрабатываем эту тему, поэтому для меня очень интересно пообщаться с коллегой. Я работаю в лаборатории одного частного концерна, название которого вы вряд ли слыхали. Тема, которую вы затронули, давно уже интересует наше правительство.
  - Вы работаете на правительство? - Насторожился Бунге.
  - О, у нас, в мире свободной предпринимательской инициативы, все по другому. - Мягко улыбнулся американец. - Мы - независимая организация, но выполняем и заказы из Вашингтона. А так же от других правительств стран свободного мира, если того требует рынок. Наверно, для вас это пока странно, но вы привыкните. Мы имеем для вас выгодное предложение, доктор. Предложение, которого, думаю, в этой стране вам никто не сделает. Наше руководство готово предоставить вам лабораторию, все необходимое обеспечение и оклад, достойный вашего профессионального уровня, для продолжения специальных исследований.
  - На условиях?
  - Никаких условий. - Широко улыбнулся доктор Карпентер. - Вы просто работаете на результат, интересный нам обоим. Ну и конечно, думаю, вы сами понимаете, что эти исследования не должны быть широко афишируемыми. Несмотря на царящую у вас здесь эйфорию, холодная война еще не закончилась. От России можно ожидать чего угодно, а есть еще Китай, Югославия, Иран, Северная Корея...
  - А есть правительства стран свободного мира, готовых хорошо платить за эксклюзивные разработки?
  Карпентер снова улыбнулся:
  - С вашим умом вы у нас далеко пойдете, коллега.
  - Я могу обдумать ваше предложение?
  - Конечно. Мы понимаем, что столь серьезные решения наобум не принимаются. Вот моя визитка. Думаю, мы в скором времени встретимся. - И доктор Карпентер, представитель солидного, хотя и малоизвестного концерна, тепло пожал руку безработному немцу в ветровке и поношенных джинсах.
  Теодор Бунге подхватил потертый кожаный портфель и зашагал вдоль по аллее. Генри Карпентер свернул за угол и сел на боковое сиденье ожидавшего там автомобиля.
  - Он согласится. Никуда не денется. - Сказал он человеку за рулем.
  Не следует слишком строго осуждать доктора Карпентера за его ошибку. Куда уж было уверенному в себе американцу в дорогом пальто до прожженного диссидента, проведшего жизнь за игрой в кошки-мышки с самой страшной спецслужбой Европы. Теодор Бунге даже глазом не повел в сторону двух топтунов под своим подъездом, неумело маскировавшихся под телефонных монтеров. Он саркастически ухмыльнулся над почти незаметными следами обыска в его кабинете, механически отметив, что былая "Фирма" работала намного чище.
  Закрывая ящик стола, он всегда вкладывал в щель между корпусом и передней стенкой ящика пфенниговую монету. Если этого не заметить и ящик открыть, монета падала вовнутрь. Секрет был в общем-то наивный, на что ему ненавязчиво намекнул некий неизвестный штазист, во время негласного обыска вложивший вместо пфеннига свернутую купюру в пять марок. И доктор Бунге придумал новый метод - он оставлял монету в ящике, и проводивший обыск агент, уже знакомый с секретом, обнаружив ее во время обыска, непременно, закрывая ящик, вкладывал ее "на место".
  В общем, для доктора Бунге не составило бы труда даже сказать, сколько именно топтунов прошлись по его кабинету. Как и то, что ушли они несолоно хлебавши - почему-то в последние дни чувство неясной тревоги заставляло его непременно носить картонную папку при себе, в портфеле.
  Но долго так продолжаться не могло. То, что выступить на конференции ему не дадут, Теодор Бунге понимал заранее. А если даже он и успеет обнародовать свои данные - тут же авторитетные "эксперты" объяснят, почему они являются фантастикой и серьезного внимания научной общественности недостойны. А сами данные в это время попадут в умелые ручки доктора Карпентера и иже с ним... Да уж, попробовали бы они так похозяйничать здесь во времена Фирмы. Эта мысль натолкнула доктора Бунге на следующую, довольно неожиданную. Он задумчиво посмотрел за окно, на бесцельно копавшихся под подъездом филеров. Затем вздохнул и с портфелем под мышкой направился на пятый этаж подъезда. На звонок открыл лысеющий бюргер в очках и свитере, с чашкой чая в руке. Его невзрачный облик не выпячивала даже заметная под цивильным свитером выправка - среди немцев, особенно восточных, очень многие мужчины приобретали ее кто во время армейской службы, кто в Дружинах Рабочего Класса.
  - Добрый день, герр Кнаббе. Понимаю, что это довольно странно прозвучит, но думаю, мне нужна ваша помощь.
  Герр Кнаббе с лицом человека, привыкшего не удивляться ничему, молча пропустил гостя, и закрыл дверь, быстрым взглядом окинув подъезд вверх-вниз.
  Герр Кнаббе, как и доктор Бунге, был безработным. С недавних пор.
  
  Давно уже можно было провести автоматическую систему полива, которая даже подачу воды включает и выключает в положенное время, но пенсионер, живший в одном из аккуратных коттеджей Бад-Годесберга, предпочитал каждый вечер со шлангом и ножницами выходить в небольшой палисадник, к ярким клумбам и кустикам живой изгороди. Не так уж много радостей остается в столь преклонном возрасте. Правда, и тревог не так уж много... Вернувшись из палисадника, он долго, со старческой тщательностью мыл руки, выпил несколько таблеток и капсул из бесчисленных пузырьков в ванном шкафчике, деликатно выпроводил устроившегося в кресле за столом породистого кота и уже успел открыть пожелтевшую книгу в старомодном переплете, когда раздалась легкая трель в прихожей. С недовольным вздохом старик поднялся и пошаркал открывать дверь.
  - Дитрих? Не ожидал, не ожидал. Но приятно, что не забываете старика.
  - Ну что вы, герр профессор, ваши уроки были для нас бесценными...
  Пропуская вошедшего, профессор скептически поджал губы - гость был отнюдь не лучшим его учеником. Хотя лучшие почему-то не делали столь успешной карьеры в Ведомстве, а если и делали - то не задерживались на высоких постах надолго.
  - Кончай льстить, Дитрих, я учил тебя не этому. Что случилось на этот раз?
  - О чем вы, профессор, я просто решил навестить старого учителя...
  - И восполнить те уроки, которые ленился изучать в Школе Ведомства. В тебе вспыхивает сентиментальность каждый раз, когда у твоих бездарей начинают гореть пятки. Итак?
  ... - В том-то и дело, что эта организация профессионально прекращает контакты всех своих членов. По официальной версии, они уезжают на учебу или работу.
  - А семьи?
  - Похоже, их кадровики намеренно подбирают наиболее удобных для конспирации кандидатов на вербовку. Есть сироты и социальные сироты. Но наибольшая их часть - это, так сказать, наследственные "осси". Дети рабочих и профсоюзных активистов, офицеров Фольксармии и Фольксмарине, партийных активистов СЕПГ и Фрайдойчеюгенда, ученых, писателей, журналистов той Германии. Их родители не будут задавать вопросов.
  - Вы смогли просчитать, кто у них у руля?
  - Не смогли. - Признался Карленхабер.
  - Среди стариков было не так много руководителей, обладающих достаточным авторитетом, чтобы повести за собой кадры, и в то же время дерзостью, чтобы пойти на это самим и талантом не завалить дело... Мастер умер. Волк умер. Остаются Шванитц и Гросманн...
  - Постоянное наблюдение за ними ничего не дало.
  - И не могло дать. Шванитц и Гроссманн заняты легальной деятельностью - огрызаются в левой печати, издают сборники документов, отмазывают своих от показательных процессов. То есть знают, что за ними и без того присматривают во все глаза и уши. Ни один профессионал не стал бы совмещать открытую и тайную борьбу.
  - Но кроме них, в Штази было четыре десятка руководителей с "альтлариш" ...
  - Большинство из них были обыкновенными кабинетными чиновниками, расписывавшими бумаги, - отмахнулся хозяин. - Впрочем, наши крысы не лучше. Послушай... Помнится, после падения Стены, но еще до Объединения трое генералов восточной Фирмы пустили себе по пуле в лоб. А проверить бы - никто из них часом не промазал?
  - Никто. Мы проверяли - мертвее не бывает.
  - Ну хоть на это у вас ума хватило... Значит, вы кого-то не учли. А никто из этих сорока не лег на дно особо старательно?
  - Никто. Разве что Шторм. Он так и не объявился - не только в Республике, но, по нашим данным, и нигде в мире. Не воспользовался даже амнистией, которую Конституционный суд присудил восточным агентам в 1996-м. Так что есть сомнения, что он вообще жив. Но Шторм был всего лишь архивариусом.
  - "Всего лишь"... - протянул хозяин. Небось за его головой шла самая большая охота после ареста Мастера. Вы проверили тот вариант, что он не только выжил, но и при делах?
  - Но ему, если он жив, уже около восьмидесяти.
  - Так проверили?
  - Люди такого уровня редко ввязываются в авантюры. Мы, право, не думали, что в этом есть необходимость...
  - Ты вообще редко думаешь. Дитрих. Ума не приложу, кто ставит вас на такие должности...
  
  Предложение гера Виннера было неожиданным. Очень неожиданным. Пугающе неожиданным. Да, то что предлагали они, тоже сулило потенциальные неприятности с полицией и спецслужбой - но все же, это просто участие в работе оппозиционной организации. Защита тех убеждений, которые созревали у нее уже давно.
  И совсем другое дело - шаг за черту. В подполье. Тем более - в Штази. Анна, как и многие осси, не очень верила западным страшилкам про Фирму, но все же предложение стать одной из них вызывало у нее трепет. Она помнила рассказы дедушки и хорошо представляла, что такое жизнь под погонами.
  Анна медленно шла по людному тротуару. Неоновые вывески и освещенные витрины завлекали клиентов, автомобили с негромким шорохом сновали мимо, ее обгоняли возвращавшиеся домой прохожие, не имевшие ни малейшего понятия о выборе, который предстояло сделать девушке. Мегаполис жил обычной жизнью... От которой она откажется, если примет предложение нелегалов. От права беззаботно бродить по вечерним улицам, не оглядываясь украдкой через плечо и не высматривая в витринах отражение потенциального "хвоста". От возможности расслабиться с друзьями в баре, не боясь подшофе выболтать лишнего. От простого, но важного чувства, что асфальт под ногами - это твой город, и ты - одна из этих людей вокруг, и хоть в жизни пока не все гладко, но перед тобой лежат довольно неплохие возможности...
  Ведь можно действовать в тех же целях легальными методами, не порывая с карьерой, семьей, гарантиями... Они живут в демократическом государстве, и Конституция дает на это право.
  - Анна?!
  - ...Эрика?
  - Привет, подруга! Запропала ты, сколько не виделись!
  
  - Как, ты не читаешь "Absatz"? Вообще? Шутишь, подруга, все модные девушки должны читать Absatz. Или хотя бы говорить, что читают, - подмигнула Эрика. - Это самый статусный глянец в Гервене. И именно там я рулю отделом рекламы, - тараторила она, пока официант расставлял чашки на столике.
  - Кто-то у нас еще читает что-либо кроме интернета? - спросила Анна.
  - Ты не сечешь подруга, дело в бренде! Ведь на крышке ноутбука не написано, что ты читаешь, сидя в кофейне с вайфаем. А золотой молодежи всегда хочется зарисоваться. И всем кто под нее косит - тоже. Поэтому брендовыем изданиям мало угрожает конкуренция порталов. Конечно, дела не всегда идут хорошо, но у меня есть еще и Рашид. - довольно улыбнулась Эрика.
  - Рашид?
  - О, я тебя с ним познакомлю. Дикарь, конечно, но зато богат как Крез. Кажется, у его отца какой-то доходный бизнес на востоке.
  - А ты его любишь, Эрика?
  - Что? Ты о ком?
  - Ну, о твоем Рашиде.
  - А, да нет конечно. Но у него есть деньги, и он не так уж плох в постели, хотя и грубый скот. А ты уже подцепила кого-нибудь?
  Анна неопределенно пожала плечами.
  - Эх, Анхен, в наше время жизнь нужно хватать за гриву, иначе она так и промчится мимо. Кстати, ты же уже выпускаешься? У нас ожидается расширение штата к осени, и я могу замолвить за тебя словечко. Ты же писала новеллы на первом курсе? Рекламные статьи для богатых лохов - не совсем то, но ты быстро освоишься. Кстати, чем большая дрянь продукция, тем лучше производители платят за рекламу, так что, если постарается, через пару лет уже будешь ездить на работу на Мазератти. К слову сказать, у Рашида есть друзья, и белокурые немецкие девушки пользуются у них огромным успехом. Просто удивительно, что такая красотка как ты до сих пор одна. Но в общем, не думай долго, с твоими данными и с твоими мозгами у тебя ждет несомненный успех!
  Анна посмотрела вслед подруге, чему-то грустно улыбаясь, вздохнула и вытащила из сумочки телефон.
  - Профессор? Я подумала. Я согласна на ваше предложение.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"