Аннотация: Часть I "Орочанин" Егору досталось наследство.
Старый дом, сложенный век назад из стволов кедра, обветшал за столетие, но не сдался - все также темнел почерневшими от времени бревнами среди желто-коричневого разнотравья, заполонившего территорию заброшенной деревни. На шиферной крыше рос мох, а ставни, рассохшиеся и перекосившиеся, плохо закрывали пыльные стекла, за которыми в унылом полумраке тонули комнаты.
Егор приехал сюда в конце сентября, когда природа буйствовала яркими осенними красками, а первые заморозки неуверенно жались к еще теплой земле.
Дом достался ему в наследство от деда, которого он пару раз видел в детстве. Его отец женился на матери против воли деда, и тот навсегда порвал отношения с его семьей. А теперь на тебе - эта недвижимость в наследство в деревне, где кроме пары тройки пьющих местных аборигенов других людей и не было.
Внутри дом пах нежилым - влажной сажей, глиной, пылью.
Добирался Егор до деревни сначала на поезде, потом на автобусе, и километров 7 еще протопал пешком. И по любому ему предстояла не одна ночевка в этом забытом Богом уголке.
Странным было то, что дом деда не был разграблен.
-Нехорошее там место, - почесывая недельную щетину, - поведал ему местный алконавт. - Года три назад мой товарищ зашел в него нормальным, а вышел не в себе, теперь мы туда ни ногой.
Егор отмахнулся от этого бреда, списав все на деградацию местных личностей.
Целый день ушел на то, чтобы привести в порядок печь и немного убраться.
Уже в сумерки усталый, он упал на старый диван, и провалился в сон, как в забытье.
Дед последние годы жил за границей у старшего сына и почему завещал дом Егору, было объяснимо - кому в сытой Европе нужно заброшенное жилье в какой-то Тмутаракани?
Спалось на новом месте плохо. Во сне диван оживал и пытался сложиться пополам, чтобы сдавить Егора, а по дому шастали мертвецы.
Утро плеснуло малиновым светом в пыльные стекла.
Второй день ушел на ревизию имущества.
В доме были: пара старых шкафов набитых всяким хламом, обеденный стол, древняя панцирная кровать с никелированными спинками, ламповый телевизор, кухня со старой посудой и дровяным самоваром - похоже, дед не особо придавал значение быту.
Ближе к вечеру Егор залез на чердак. Пучки давно засохших трав, всякий ненужный хлам вроде сношенных сапог и туфель, несколько изъеденных молью ковров. Среди прочего, заваленный гнилыми рыболовецкими сетями и дубовыми вениками для бани, оказался и картонный ящик с бумагами, который Егор стащил вниз.
Электричества в доме, понятное дело, не было - не Европа, но пара свечей все же нашлась и, как стемнело, Егор уселся у протопленной печи в кресло-качалку - тоже старинное, плетенное из лозы, и при трепещущем свете желтого огонька принялся разбирать ящик.
Газеты прошлого века, письма с пометкой на конвертах "Авиа", несколько книг, кипа журналов семидесятых годов, писчая бумага, несколько склянок с высохшими чернилами, несколько чернильных ручек советской эпохи и что, самое интересное, десяток толстых тетрадей, по всему - дневниками деда.
У старика был отличный почерк, хотя окончил он всего-то четыре начальных класса, а потом ушел в трудовую жизнь.
Дневники начинались с 1915 года.
Егор перелистывал дневники, мельком знакомясь с их содержанием, большей частью состоявшем из записей о погоде, посевах, ценах на зерно и товары. Среди дневников была одна тетрадь, сшитая суровой ниткой с истрепанными пожелтевшими листками, с бледными каплями то ли высохшей и обесцвеченной крови, то ли чернил. Завернута она была в промасленную бумагу и перевязана крест-накрест жгутом.
Она тоже была заполнена почерком деда, но каким-то рваным, неровным, местами скачущим, словно писались строки на колене или камне, к тому же, химическим карандашом, отчего буквы местами были то четкими, то еле различимыми.
Придвинув поближе свечу, Егор начал читать.
Запись начиналась с половины предложения.
"...надо торопиться и тому несколько причин, самые главные -приближающаяся зима и японцы, рвущиеся к Благовещенску.... Товарищ Фёдор отдал приказ погрузить все золото и серебро, а это 25 ящиков, на "Орочанина". Грузим ночью, чтобы не так бросалось в глаза...."
Дальше текст был размыт и возобновлялся через несколько строк.
"...флотилия состоит из 17 пароходов с баржами, нагруженными боеприпасами и оружием. Мы оставляем город, но отступаем временно и еще вернемся в борьбе за власть Советов!
К утру на "Орочанина" были загружены продукты, оружие и золото. В составе флотилии после полудня мы вышли на фарватер, а флотилия растянулась на несколько километров... В ночь мы не рискнули проходить под Зейским мостом и караван встал на якоря. Зря. Оказалось, весь берег усеян японцами. Похоже, будет бой... Отказал двигатель и судно не слушается руля, мы отбили японцев, но повреждения непоправимы. На ремонт нет времени, нам сообщили, что сверху в нашу сторону двигаются башенные лодки с японским десантом... Уходим в одну из протоков Зеи у селя Андреевка. Придется сгружать золото с канонерки в..."
Листок был наполовину оборван и окончание предложения утеряно, а рукописные строчки продолжились уже со следующей странички.
Егор отложил тетрадь в сторону. Перевалило далеко за полночь, свеча догорела и хотелось спать, все же день выдался тяжелый.
В протопленном доме было почти уютно, и в этот раз он провалился в обычный сон, где смешались тяготы дня, воспоминания и дневниковые записи деда...