Прислонившись к облупленной бетонной стене, на него насмешливо смотрел человек неопределенного возраста, с недельной щетиной, давно немытой и нечесаной шевелюрой. С виду, типичный бомж, запитый и заброшенный всеми и вся. Вот только одно но... Глаза... Они, казались, принадлежат совершенно другому человеку. Темно-коричневые и блестящие, как омытые дождем маслины, глаза смотрели в упор на Семена, излучая такую энергию, что он невольно остановился.
- Да бросил я, - ответил он, хотя в другом случае просто послал бы бедолагу куда подальше.
- Правильно сделал, - улыбнулся бомж. - Я бы тоже бросил, да не могу - туда пускают только тогда, когда от тебя пахнет табаком.
Он наклонился к урне, стоящей рядом, достал окурок, сунул его в рот и чиркнул спичкой.
- Куда? - не понял Семен.
Он не разговаривал с посторонними, тем более, такими, но тут был иной случай.
- В необъективную реальность, - отлип от стенки человек. - Хочешь посмотреть, как там?
Семен хотел было ответить отказом, но магнетизм чужой энергии вдруг сдавил его горло, а когда отпустил, вместе с глубоким судорожным вздохом он произнес короткое "да".
- На! - сунул бомж ему в рот окурок. - Затягивайся и считай до трех!
Никто не назвал бы Семена слабым человеком, напротив, он умел подавлять других, внушать им свое мнение, заставлять делать им нежелаемое. Но тут, как ребенок, послушно сжал губами слюнявый мундштук, и затянулся.
- Раз, два... - гулко забилось его сердце в такт вдохам и выдохам.
На счет три его так крутануло вокруг своей оси, что мир слился в пеструю непрерывную ленту, а потом вовсе в черно-белое пространство в виде трубы, по которой его мигом увлекло вниз на офигенной скорости.
- Что за дела? - промелькнула испуганная мысль.
Труба неожиданно закончилась, и он вывалился в свинцово-темное небо, пробил темные, полыхающие молниями облака, и свергся вниз подобно булыжнику, брошенному с борта самолета.
Шмяк! Его тело стукнулось о склон каменистого холма - не слишком сильно для такого затяжного полета, кубарем скатилось вниз и застряло в зарослях колючего безлистного кустарника.
- Ёпрст! - зло выругался он, поднявшись на карачки и крутя головой по сторонам. - Куда это меня занесло?
- Еще одного перебросило, - донесся до него громкий голос. - Давай его сюда!
Крепкая рука ухватила Семена за шиворот и подняла вверх, словно весил он, как морковка, выдернутая из грядки.
- Грешничек! - расплылась в хищной улыбке харя, в которой смешались черты свиньи, собаки и человека. - С прибытием!
И когтистая лапа, державшая Семена, разжалась.
Перед ним стоял бес, в существование которого он не верил.
- Так, - почесал тот подбородок, - что там у него?
- Вот, - сунул ему под руку свиток из желтой бумаги бес помельче, скорее всего, подросток.
Старший тряхнул свитком, и тот распустился на всю длину.
- Ого! - присвистнул он. - Твоё эго распугало бы даже стаю голодных львов! А какова гордыня! Придави ею слона, получилась бы лепешка, настолько она тяжела. А где любовь к ближнему? - заскреб он пальцем по пергаменту. - Выгорела, и пепла не осталось. А как насчет "не укради"?..
- Я что, в аду? - с испугом осмотрелся Семен. Вокруг расстилалась безжизненная земля.
- Милай! - расхохотался тот, что старше. - Ада давно нет. Реформы у нас! Теперь тут другое, демократическое и справедливое общество. Так что ты оказался не в худшей из ситуаций. Попади к нам раньше, так были бы котлы, смола, кипящая лава. А тут - прямо рай! - И он обвел пространство перед собой рукою.
Местность не смахивала на райские кущи. Кущи были, но серые, колючие, большими шарами то тут, то там возвышающиеся над такой же серой каменистой землей, из щелей которой местами струился то ли дым, то ли газ.
- Бери в разработку! - скомандовал старший младшему. - Определи место в бараке и работу.
Барак был ужасен! Трехъярусные деревянные нары без признаков матрацев и одеял, ужасная теснота, вонь немытых тел, всё это повергло в шок Семена.
Место ему выделили в углу, на третьем ярусе, где вонь была особо густа и смрадна.
И начались трудовые будни. Грешников поднимали в пять часов утра, весь день они работали кто на каменоломнях, кто на химическом производстве, выбор был невелик. Кормили скудно - утром оловянная мятая миска с жижей и куском хлеба, который не лез в горло. В обед добавлялось "второе" - черпак отварного зеленого мусора из картофельных шкурок, свекольной ботвы и травы. Вечером давали "кофий" сваренный, видимо, из сухого навоза.
- Будьте благодарны вашему Хозяину! - хохотали бесы. - Если бы не он, не его реформы и новации, жариться бы вам на сковороде в кипящем кокосовом масле, а не жрать халявную баланду!
Через неделю Семен понял, что доходит. Сил становилось все меньше, пропорционально уменьшался и вес. Из бодрого цивильного пухлячка он превратился в худющего оборванца. Не многие в бараке выживали больше двух месяцев. Их тела, высохшие до состояния мумий, сжигались на кострах сразу за территорией лагеря. И он не был огорожен - бежать из ада не имело смысла.
- Боже, - в минуты отчаяния как-то взмолился Семен. Местное солнце не заходило никогда, светя тускло, поэтому в бараке постоянно стоял полумрак. - Прости грешника, вытащи меня отсюда! Я исправлюсь!
Барак тряхануло, как от небольшого землетрясения.
Утром бесы выстроили обитателей барака и долго пытали, кто вздумал молиться? Не добившись правды, зло погнали работать. Тех, кого заставали за попыткой читать молитвы ждало самое жестокое наказание - их изгоняли из коллектива. Через сутки бедолага помирал от жажды где-нибудь в десятке километрах от лагеря.
Семен понимал опасность своих поступков, но продолжал просить Творца об избавлении от мук телесных. И однажды свершилось - серое небо разверзлось, луч света упал на каменистую почву, и голос, от которого затрепетало сердце, сказал: "Возвращайся и исправляйся!".
В обычный мир Семен вернулся в обычном виде - упитанный, хорошо одетый, но измененный внутри. Какой? Спросите его при встрече сами...