Я повесила на плечики последний костюм. Время неумолимо приближалось к полуночи. Давно отшумели овации. Подгулявшие после премьеры актеры ушли, захватив остатки пиршества домой. Сторож - старик в бордовом сюртуке, с шутовским колпаком на седой голове, с вечно трясущимися руками, несколько раз заглядывал в костюмерную, уговаривая меня уйти. Но премьера была большой. Костюмов много, а завтра снова спектакль. И дома... Что ждет дома? Одинокая клеть с окном в тупик. В глухую стену огромного заводского цеха? Я решила остаться, перебрала, почистила и погладила костюмы. Я нередко ночую в театре. В костюмерной у меня стоит банкетка, которая некогда играла скромную роль в больших спектаклях. И мою душу несостоявшейся актрисы греет мысль, что на ней в звездных ролях возлежали лучшие актеры старого театра.
Наконец, я легла. Укрылась покрывалом из "Двенадцатой ночи". Спать совсем не хотелось. Где-то шуршали мыши, скрипели древние деревянные перекрытия. Я декламировала про себя монолог Офелии. Никогда мне не сыграть ее. Никогда! И леди Макбет тоже не сыграть. Никого не сыграть. Потому что я - заика. Я могу только прикасаться к великому и прекрасному своими руками, подшивая, подглаживая или стирая костюмы.
По стене, словно ленивая муха, ползло одинокое пятно света. Оно появилось из ниоткуда. Я заворожено следила за ним. Свет выхватывал из темноты лица знакомых и незнакомых мне актеров. Когда-то я собрала эти портреты и беспорядочно развесила на стенах. Их хотели выбросить потому, что они выцвели, поблекли. Некоторые актеры уже забыты, других помнят. Осветившиеся лица на стене оживали, подмигивали, презрительно ухмылялись, скалились. Мне стало страшно. Во-первых, я не знала, откуда этот свет. Во-вторых... Не знаю, что во-вторых. Просто страшно и все!
Я села, нащупала выключатель, нажала. Ничего не произошло! Верхний свет не загорелся, а таинственное пятно все приближалось! Вскочив на ноги, я бросилась из комнаты. Мои шаги гулко раздавались под высоким потолком. Оглянулась - сзади ощерила страшную пасть темнота. Сбоку на стене злобно ухмылялся второстепенный, неинтересный актер в пятне непонятного света. Я побежала вдоль открытых дверей лож. Казалось, из каждой выглядывало чудовище и отражалось на стене все в том же пятне света.
Откуда-то сверху полилась беспокойная музыка. Изредка раздавались литавры, плакал и ныл рояль, скулила скрипка. Звуки музыки и стук моих каблуков переплелись в какой-то странный танец с рваным ритмом. Неожиданно послышались уверенные и спокойные шаги. Из темноты впереди показалось пламя свечи. Я спряталась в ближайшей ложе, вжалась в стену и замерла. Оглянулась: в каждую ложу заходил со свечой в руке сторож. Он поднимал огонек высоко над головой, всматривался в партер и выходил. Шел к следующей ложе, проделывал те же движения и так же выходил. Возникшее во мне желание броситься ему на шею исчезло.
Я еще плотнее прижалась к стене, затаила дыхание. Сторож вошел, поднял вверх свечу, взглянул в партер и прошептал: "И здесь ее нет" . Когда он обернулся, на меня взглянули слепые бельма совершенно незнакомого мне человека. Он вышел, не заметив меня, и пошел дальше, проделывая тот же ритуал в каждой следующей ложе. Я подождала, пока он отойдет, выбралась в коридор и побежала к выходу, очень быстро, я задыхалась, но, казалось, не сдвинулась с места.
Тем временем, по правую руку от меня, между рядами кресел появился мерцающий огонек свечи, пятно света слева освещало все новые и новые лица. Мелькали двери, ухмылялись портреты. Я добежала до входа в партер тогда, когда оттуда вышел незнакомый старик. Он направился к выходу из театра, я же бросилась в партер, в надежде, что он туда не вернется. А за сценой есть черный ход.
Литавры гремели все чаще, рояль захлебывался, скрипка удушливо свистела. Я влетела на сцену. В центре в коконе паутины лежал настоящий сторож. Я попыталась его разбудить, но он был холоден. Я вскрикнула и услышала хохот. В дверях в партер стоял мой преследователь. Он высоко поднял свечу. Холл за его спиной лизали языки пламени. Глаза мужчины были открыты и пелена бельма с них спала. Теперь это были бездонные черные ямы, и из них тоже вырывалось пламя.
Я побежала, захлебываясь в крике, к выходу. Он спокойно шел сзади, с каждым шагом приближаясь ко мне. Ужас окончательно навалился на меня. Музыкальная какофония слилась с треском горящих кресел, занавеса, кулис. Из всех щелей повалил густой дым. Сквозь вонь гари пробивался тонкий аромат восковой свечи. Я упала и поползла, каждое движение давалось все с большим и большим трудом. Я оглянулась. Надо мной возвышался этот странный человек. Он наступил одной ногой мне на юбку, вторую поднял над моей головой. "Нашел, - шептал он счастливо, - нашел". Нога медленно приближалась к моему лицу. Я зажмурилась. Раздался треск.
Очнулась в больнице. Говорят, сторож повесился на сцене. Его нашли мертвым в бордовом костюме шута. Но до того, как повеситься, сторож поджег театр. А я осталась жива потому, что упала под статуей каменного гостя, и именно на него рухнул потолок. Но я-то знаю, что это не так!