здравствуй вновь, мой голубоглазый,ты решил теперь взять всё сразу -
заполняй пустоту под кожей, сколько сможешь в себе унести...
только снова мне вырвать нечего из души своей изувеченной,
так что просто держи за плечи до тех пор, пока хватит сил.

психопатия не диагноз, как рассказывал доктор хаус,
а разграбленная могила, разворованный ночью храм
и эмоций обыкновенных неприсутствие в наших венах
объясняется тем, что стены с потолком лишь достались нам.

в новогоднюю ночь так тихо внутри нашей с тобой шутихи, 
в уголочке лежим под ёлкой на залитом вином полу.
нас зажгут и мы в небо встроимся, миллионами искр раскроемся,
а пока под раммштайн мы молимся синим гремлинам в том углу.

сквозь улыбки сквозит презрение, мы как добрых два привидения:
нас убили в разное время, вскрыв губами и выпив сок, 
потому мы такие гулкие, словно эхо в пещере ктулху, 
засекреченные шкатулки с заграждением пуль в висок.

мы мечтали когда то искренне про взаимную недоисповедь,
где всё вышепчут пальцы тонкие от начала и до конца...
но вплести свои сны в чужие не дают нам сердца скупые,  
наши слепоглухонемые
обескровленные
сердца.

                                                             ***

Хватит стучаться в гости, здесь ни один не знает 
азбуки Сэма Морзе, только узоры Брайля,
жаркий каминный пленник не для твоих ладоней 
и колокольчик древний не по тебе зазвонит
в сумерках ароматных с привкусом пьяной вишни.

Не начинай обратно в споре своём с Всевышним
резать смычком по струнам, падать на гильотину,
пить из колодцев лунных, плакать над пианино - 
ведь доказать причастность к прячущим лица теням 
можно лишь чёрно-красным, но не прозрачным в вене.

Хватит стучаться в гости, хватит ломиться в двери,
здесь ни о чём не просят, здесь никому не верят,
каждому своя доля, каждому свои вилы,
глуп тот, кто ищет боли чтобы набраться силы -
боль окаймляет сталью, делает душу резче,
но за её медали выплата - человечность.

В страхе остаться прахом не соверши ошибки:
вычисли степень мрака за теплотой улыбки -
помни про крест на шее, про ширину дороги,
вверх, там где небо тлеет с ветром иди и с богом,
хватит ругаться глухо, пальцы сбивать не стоит.

Здесь не услышат стука.
Здесь тебе не откроют.



                                                          ***

времена красноглазой вечности
покрывали нас медной патиной
брали в плен с последними встречными
закаляли в гееннах кратеров

потонув в своей безграничности
обозвав дар богов везением
мы искали аспект величия
на руинах лжи во спасение

до сих пор в смелом флирте с пропастью 
нам хватало ума и наглости 
уклониться с кошачьей ловкостью
от теории вероятности

но теперь по канату скользкому
мы идём с зашитыми веками 
в пустоте над чумными звёздами
и зараженными планетами



                                                                     ***

В стране зарниц жил юный принц, колючий словно ель,
с туманами из под ресниц, холодный как метель.

Принц рос среди весенних звёзд и шепчущей травы:
спал в лабиринтах диких роз, укутываясь в сны,
бродил в тиши ночных аллей, средь мотыльков слепых,
где полумрак от фонарей скрывал его шипы.

Принц жёг их пламенем свечи, рвал кожи перламутр:
шипы алели как мечи и остриём вовнутрь
росли, поэтому наш принц немного странным был -
сам не давался никому и трогать не любил.

Принц пил с садовником мескаль, пел песни ни о чём,
искал подснежники в февраль с придворным палачом;
шизофренией болен принц - вздыхал придворный врач: 
рыдал придворный портретист, скорбил в углу палач. 

А шизофреник слал врачей: растрёпанный, босой 
взлетал с серебряных качель и танцевал с грозой.

Низал на паутины нить смех земляничных фей,
скреплял пыльцой и шёл дарить их матери своей -
в платок рыдающая мать не находила слов
и принц бледнел, и шёл искать предел своих миров.

Отсчитывал шприцами ход безумный циферблат,
часы то двигались вперёд, то снова шли назад -
на шпилях башенных бойниц, одет лишь в шёлк волос
искал себя послушно принц в замёрзших лужах слёз.

Чем дальше вглубь, тем меньше шанс вернуться на тропу,
но принц прокладывал свой галс сквозь мертвецов толпу,
он шёл на запах будто зверь и радугой искрил,
нашёл рисованную дверь, нашёл - и отворил.

Светилась мягко зелень глаз и узких губ оскал 
урчал - и вторил в диссонанс звон бьющихся зеркал,  
сверкал алмазной крошкой снег за ширмами портьер,
где Рождество срывалось в бег по статуям химер.

Расплёл принц цепь в косе, допел 
и вышел на балкон.
Кричали все. 
А принц летел.
И знал, что он дракон.