Следователь был серьезен и собран, Андрей - серьезен и растерян.
Занятия отменили.
- Почему?
Андрей помедлил, потом выговорил:
- В наш корпус подложили бомбу.
Следователь склонил голову набок:
- Мне так и записывать?
Было слышно, как пришла мать, и как отец объяснял ей, что случилось. Мать сорвалась в истерику.
- Почему не вызвал скорую?
Андрей молчал. Когда он пришел, она была мертва. Это было видно. Или он мог ошибиться? Он не щупал ей пульс, не подносил зеркальце ко рту. Она лежала на животе... Нет, он не стал бы ее переворачивать.
- А? Почему не вызвал?
Испугался. Растерялся. Первая в жизни смерть. Переложил решение на отца.
- Я позвонил папе.
И снова переложил. Теперь его тоже спросят: "Почему не вызвали скорую?" Нет. Нет. Он должен объяснить:
- Она лежала ничком, в луже крови, не шевелилась...
- Да видел я, как она лежала, - следователь усмехнулся и закрыл блокнот.
- Оставайся у себя в комнате.
Следователь ушел разговаривать с отцом, а Андрей продолжал сидеть на кровати с опущенными между коленей ладонями. "Это все нужно перетерпеть", - думал он.
От природы замкнутый, он закрылся еще больше и ждал. События и чувства плыли где-то рядом с ним, не проникая внутрь. Мать, издающая запах корвалола. Телефонные переговоры про гроб и пирожки с рисом, которые по чьей-то рекомендации заказывали в кафе "Уют". Он сам ездил за этими пирожками, и они замечательно пахли.
Следователь приходил снова и снова. Один и с коллегами. Они больше не спрашивали про бомбу в университетском корпусе: в деканате подтвердили, что дурацкое происшествие имело место. Спрашивали про другое:
- Как твоя мама относилась к своей свекрови?
- Нормально.
- Нормально - это как? Хорошо относилась? Твоя мама говорила, что у нее нет больше сил это терпеть?
Логиновы жили на 2-й Советской тридцать лет. В четырехэтажном доме все все знали. Какой соседке говорила мать о своем долготерпении? Да любой могла. И передать это следователю могла любая. Что же касается Антонины Викентьевны, то она последние годы на выходила из дому.
Почему твой отец не разрешал бабушке гулять?
- ...
- Почему твой отец не разрешал бабушке гулять??
- Она делала, что хотела.
- И что же она делала?
Это был очень трудный вопрос. Бабушка не смотрела телевизор, не разговаривала по телефону, не вязала, не читала журнал "Здоровье". Она ела, когда ее кормили, и мылась в ванне, когда ее заставляли. И сидела в кресле. Или на кровати. Или на табуретке. Держалась очень прямо, никогда не сутулилась.
- Она делала что-то по дому?
- Нет.
- Почему? Твоя мама не разрешала ей?
Андрей смотрел на следователя с упреком и раздражением. Уже который день тот занимался Логиновыми и все прекрасно знал от сеседей, маминых коллег, от тети Кати. Единственное, что его интересовало, это как Андрей расскажет об этом. Замкнутость и раздражение легко сливались в угрюмое упрямство.
- Она делала, что хотела. И не делала, чего не хотела.
Антонина Викентьевна приехала в Питер, когда ей исполнилось двадцать, и, нежная и миловидная, почти сразу же вышла замуж за главного инженера трубопрокатного завода, на семнадцать лет ее старше. Она закончила техникум, но работать не пошла. Она не работала ни одного дня в своей жизни. Хозяйством в доме инженера занималась теща. Ее портрет стоял у отца за стеклом на книжной полке. Она готовила, стояла в очередях, ходила к внуку на родительские собрания и собирала по всему подъезду стулья, когда масштабно и сентиментально провожала его в армию. Виталик багополучно отслужил, закончил институт, и однажды привел в дом тоненькую девочку с мерцающим кошачьими глазами. Она била посуду, смущенно отказывалась поторошить рыбу, но картошку чистила хорошо. И мать Антонины Викентьевны тихо скончалась. Сдала вахту.
- Как твоя мать относилась к тому, что свекровь висит у нее на шее?
Молчала. Ныла. Терпела. Бранилась. Ссорилась со всеми домашними одновременно.
Андрей отвечал:
- Нормально относилась.
Тетя Катя утверждала, что в прокуратуре не выполнен план по убийствам. Она использовала свои связи, что-то узнавала, нажимала на кого-то. Потом объясняла Андрею:
- У папы и мамы - алиби, они были на работе. Но был сговор, и ты - исполнитель. Хотя вскрытие показало кровоизлияние в мозг и отсутствие следов борьбы.
Бабушка была маленькая, сухая, с абсолютно белыми волосами - привидение. Какая борьба? Слегка толкнуть...
Следователь задавал и такой вопрос:
- Ты любил бабушку?
Андрей отвечал:
- Это мать моего отца.
- Почему не вызвал скорую?
- Хотите, я сейчас ее вызову? - Андрей сам удивился своей грубости. Напомнил себе: "Нужно перетерпеть". Но усталость и отчаяние накопились и прорвали блокаду. Он сказал этому парню:
Вот вам же не хочется задавать мне эти вопросы. Я же вижу, что вам скучно. Но вы их задавали и будете задавать - это рабочая рутина, и вы это делаете. Бабушка была нашей рутиной. Если бы она прожила еще сто лет, я бы заботился о ней сам, а потом завещал детям.
Следователь зевнул.
- И как бы ты объяснил им это наследство?
- Это мать моего отца.
Бабушку довольно долго не хоронили, ждали ее сестру из Симферополя. Она не особенно хотела ехать, но мама уговаривала, высылала деньги на билет и в Питере снова снабдила деньгами. Андрей не понимал, зачем это нужно, почему против бессмысленных хлопот не возражает отец. А на кладбище в неловкой тишине, когда немногочисленные присутствующие ждали, кто скажет речь, он увидел, как мама берет бабушку Зину за локоть и мягко толкает вперед. Люди стояли в кругу и своими мыслями создавали кольцо напряжения - "кто-то должен". И Зина сделала шаг - вышла из круга - взяла на себя. Андрей успел заметить, как чуть расслабилась спина отца, а Ольга Никандрова из маминого профкома шумно перевела дыхание.
Бабушка Зина не знала, что сказать, но она сказала то, что нужно.
- Все вы моложе Тони, а я - старше. Я помню ее пятилетней, со светлыми косичками и доверчивыми глазками. Помню, какой красивой невестой она была на свадьбе. Она была моей сестрой. Она была матерью, бабушкой. Она была членом нашей семьи. Спи спокойно, Тонюшка. Все идет, как надо. Мы справимся.
С поминок Андрей сбежал. Пообещал матери перемыть потом всю посуду, а сам пошел к Костику. Они играли в шахматы, валяли дурака, он даже не сказал другу про похороны.
Когда вернулся, на кухне было чисто, родители смотрели телевизор. Он прошелся по большой квартире и впервые за эти дни ощутил дырку. Улыбнулся про себя: "У меня не все дома. Дырка. Зарастет?"
Через две недели снова пришел следователь, задал свои обычные вопросы. И больше не появлялся: дело закрыли.
А на эскалаторе Ася вдруг уткнулась Мишке в грудь и разревелась. Он испуганно теребил ее:
- Чего ты? Чего ты?
Она прорыдала в три приема:
- Ба! Бу! Шка-а!
Миша обнял девушку и стал гладить по голове.
- Хочешь, вместе поедем? Хочешь?
Чуть не свалились на платформу, когда закончилась эскалторная лента.
Телеграмма пришла вчера, и Ася отреагировала спокойно. А тут - на тебе. Впрочем, слезы в метро были первыми и последними. Все таки бабушка была старая, долго болела, родные давно приготовились к ее уходу. Ася была грустна, но деловита: купила билеты, собрала вещи, поручила соседке по общаге поливать драцену и уехала в Нижний. Мишку с собой не взяла.
И слава богу. В родительской квартире ночью невозможно было пройти в туалет. Приехавшие на похороны спали на кроватях по двое, на диванах - по трое. Спали на полу на матрасах и одеялах, загораживая все входы и выходы. Антону и Дёме не хватило подушек. Антон клал под голову свою куртку. Дёма спал так. Тетю Ларису уложили на Олечкину кроватку, а сама Олечка ночевала на сдвинутых стульях, и Наташа вскакивала по десять раз за ночь в страхе, что она оттуда свалилась. В доме у тети Риты была такая же картина. Только там еще дядя Игорь прохлаждался в спальнике на балконе.
Ася приехала в ночь. Место ей было припасено, но спала она плохо. В комнате, где они размещались вшестером, стояла страшная духота, а окна из-за Олечки не открывали.
Утром в совмещенный санузел, естественно, выстроилась очередь. Впрочем, никто не роптал.
Мать голосила и слонялась по квартире в черном платке. От домашних хлопот женщины ее зачем-то отстранили. Тетя Лариса, как всегда, захватила власть и распределила всех по местам. Видимо, она считала, что сейчас главное мамино дело - горевать. И она горевала, искренне, по-детски, за себя и за обеих сестер. "А ведь они осиротели", - подумала Ася.
Мужчины и женщины приходили и уходили, ели, принимали решения, спешили по поручениям. Было известно, что собрано какое-то немыслимое количество денег и похороны будут с размахом.
Самое несуетное место было - у бабушки. Ася сначала боялась туда заходить, но сделав это один раз, успокоилась. Покойница не пугала и не вызывала любопытства. То, что она лежала в гробу, и свечи, и траурная одежда привносили в жизнь Аси торжественность и значительность. И это ей нравилось. Она приходила в бабушкину комнату и сидела. Иногда заглядывал кто-то еще, вздыхал, говорил пару слов шепотом.
На кладбище только родственников было человек двадцать. Остальных Ася в лицо не знала. Брат Антон подсказывал:
- Это с маминой работы. Это Саша Лукин, наш сосед по гаражу, с транспортом помог. Этих мужиков не знаю, это тети Ритины.
- А пионеры? - спросила Ася про подростков, смачно матерившихся и сплевывавших на землю.
Это не к нам.
Но и мужики, и "пионеры", и пенсионеры - все оказывались к ним. Процессия получилась внушительная. Рядом с могилой установили гроб, распорядитель похорон начал панихиду. Распорядитель был наемный. Ася краем уха слышала, что самый лучший в городе, с которым тетя Лариса договорилась о двойной ставке. Первым получил слово дед Сергей. Он, как всегда, говорил очень медленно, с трудом заканчивая предложения. На словах "наша маленькая Ниночка" Ася прослезилась. Она оглянулась вокруг - многие плакали. Потом выступил дядя Витя - хорошо, тепло, с чувством. Потом - тетя Лариса - косноязычно, но решительно. Потом - генерал Семушкин (конечно, без него не обошлось). У Аси уже гудели ноги, а Антон периодически растирал уши: долго стоять без шапки на ноябрьском ветру - удовольствие небольшое.
- Когда уже это кончится? - тихонько простонала Ася.
Брат хмыкнул.
- Хорошо твоей Наталье - дома с Олечкой осталась. Не хотела бы я, чтоб меня так хоронили.
- Тебе-то что? Лежи отдыхай. А людям приятно.
В это время распорядитель объявил выступление редактора заводской газеты. Симпатичная кругленькая женщина читала по бумажке:
- Нина Исаевна Короткова, тогда еще Нина Лыкова, пришла к нам на завод девятнадцатилетней неопытной ученицей. Но уже тогда...
Потихоньку пробрались к Дёме. Тот и вовсе был одет легко и уже постукивал зубами. Тетя Лариса, озабоченная более важными вещами, не проконтролировала, что наденет ее шестнадцатилетний сын.
- Слышь, Демьян, - пристал к нему Антон, - а ты бы хотел себе такие похороны?
Замерзший парень ответил вполне предсказуемо:
- Я завещаю, чтоб меня кремировали.
Антон обнял двоюродного брата, чтобы согреть. Ася полезла в объятия с той же целью. Группа закачалась и повалилась на ограду соседней могилы. Давясь хохотом, поднялись на ноги и воровато оглянулись - как публика. Старшие ничего не заметили или сделали вид. Только всевидящая Лариса грозно сдвинула брови.
На кладбище никого специально не приглашали, но на поминки настойчиво звали всех, кто был хотя бы знаком с бабушкой Ниной или членами ее семьи. Тетя Лариса хотела все устроить в кафе. Но мама сказала: "Тогда соседи не придут" - и столы накрыли дома. Их накрывали шесть раз. Люди шли волнами, выпивали, не чокаясь, молча ели, подходили с соболезнованиями. Родственники сели последними. Смертельно уставшие, рухнули на стулья, налили водки и утопили ложки в борще. И только женщины, ответственные за кухню, продолжали суетиться как заведенные и легли далеко заполночь.
На следующий день Ася встала очень поздно и обнаружила, что никто еще на уехал. На кухне заседал клуб зятьев во главе с Асиным папой. Он, а также дядя Игорь и Валерий (новый муж Ларисы) что-то пили из кружек, заедая остатками вчерашнего изобилия.
- А все остались, да? - спросила Ася, протирая левый глаз.
- Много будушь знать, плохо будешь спать, - недовольно пробурчал папа.
- Ясно, - еще раз сказала Ася и ушла в пустую-просторную бабушкину комнату.
Ясно ей было следующее: мужчины не знают, что собираются сегодня обсуждать у тети Риты. Так как та самая повестка дня формировалась штабом в лице двоюродных брата и сестры: дяди Вити - Виктора Короткова и, как вы все уже догадались, тети Ларисы - Ларисы Кортковой, сменившей двух мужей, но не сменившей девичьей фамилии. Зятьев не-Коротковых приглашали уже на сам совет. На этих семейных сборищах, конечно, не велось никаких протоколов, но по факту было очевидно, что их жены-Коротковы (даже сменившие фамилии) имеют решающий голос, а их мужья - совещательный. Только без обид. Любой мог опереться на силу клана. Если, конечно, соблюдал семейные ценности в широком смысле этого слова.
В одном из альбомов хранились фотографии с юбилея бабушки Аннушки. Аннушка была второй женой Асиного двоюродного деда. Он женился на ней в пятьдесят лет, уже имя внуков и через четыре года умер. А вот Аннушка прожила еще три десятилетия, опекаемая пасынками и их семьями. У нее, кажется, были сестра и племянник где-то на Урале, но на том дне рождения, когда ей исполнилось восемдесят, присутствовали только родственники мужа. В том числе красавица балерина Полина Лебедева (Короткова по бабке), приехавшая по этому случаю специально из Перми.
Вернулась из магазина мама, обсудила с Ритой по телефону вечернее меню и снарядила сумку с соусами, специями и скатертями.
- Ася, поедешь сейчас к тете Рите, отвезешь ей, тут, она просила...
- Откуда ты знаешь?
- Что?
- Ну, откуда ты знаешь, что я сейчас буду делать? - Асю периодически злила привычка матери распоряжаться ею без всяких предварительных консультаций. Но мама не понимала. Она чуть виновато улыбнулась:
- Ну, ты же все равно сейчас ничего не делаешь.
Ася обулась, надела куртку, намотала шарф. В коридор выглянул отец:
- По дороге обратно зайдешь в магазин. Купишь мне сигарет.
- Еще один все про меня знает... - пробурчала подневольная дочь, принимая решение забыть об отцовской просьбе.
Но это было еще не все. Получив свои скатерти, тетя Рита тоже сделала уверенное предсказание:
- У нас останешься.
- Зачем?
Дядя Витя сказал. - И ушла на кухню.
Ася перевела дыхание. Она догадалась, в какой связи понадобилась дяде Вите, и следующие час-полтора ей предстояло нервничать.
Вот дед Сергей прошел в большую комнату. Прикатил на своей машине богатый дядя Николай, он привез старшего сына с семьей. Тетя Рита впустила в дом Асиных родителей. Мама, Рита и Лариса - родные сестры - сразу же прошли на кухню, и их долго не могли оттуда дозваться. Постепенно собрались все.
Из "зала", как его называли хозяева, раздавались голоса, смех, звук передвигаемых стульев. А за стенкой Ася пыталась играть с Соней, своей троюродной племянницей, но отвлечься не получалось: "Ну, чего я волнуюсь? Бред какой-то!"
К счастью, позвали ее довольно быстро. Все смотрели приветливо. Дядя Витя усадил на стул и спросил:
- Когда свадьба?
Ася покраснела и ответила:
- Летом.
- Летом? Это хорошо, - поддержал ее дядя Витя.
- Летом - овощи и фрукты, - согласилась тетя Лариса. -Назначайте с Мишей дату, будем готовиться.
В сознании Аси всплыло давно принятое решение, и она заставила себя сказать:
- Мы с Мишей не хотим большой свадьбы.
Виктор оглянулся на присутствующих, чтобы оценить произведенный эффект, и с улыбкой покачал головой.
- А какую свадьбу вы хотите?
Смотреть родне в глаза Ася не решилась и произнесла, уставившись в собственные колени:
- Мы хотим зарегистрироваться в Питере, посидеть с близкими друзьями в кафе и съездить в свадебное путешествие.
- А нас, значит, не пригласишь? - спросил дед Сергей. - И мать с отцом тоже?
- Знаешь что, Анастасия... - голос Лирисы зазвенел угрожающе.
- Я знаю, - мягко перебил ее брат. - Мы сейчас устроим перекур. Правда? - обратился он к Асе.
Гости зашумели, мужчины потянулись на балкон. Всем все было ясно: девочка упрямится, Витя хочет поговорить с ней наедине и, конечно, уговорит. А пока - перекур.
Ася обреченно поплелась за дядей на кухню.
- Что так? - спросил он, опустившись на табурет.
И не было против него оружия. Потому что он не собирался давить, как Лариса, или причитать, как мама. Его искренне интересовал вопрос: "Что это она так?"
- Ну не люблю я большие свадьбы, - на этот раз она смотрела на угол стола. - Очень много формальностей, ритуалов, людей много, денег много зря выбрасывается. Не хочу. Это все-таки моя свадьба. Моя личная жизнь.
Дядя Витя начал рассудительно:
- Если у вас есть деньги на кафе и на путешествие...
- Есть! - Ася вздернула подбородок, но глаза поднять не спешила.
- ...то никто вам не мешает в него поехать. Но я думаю, от вас не убудет, если вы еще посидите за семейным столом здесь, в Нижнем.
- Да какой в этом смысл?! - взмолилась Ася.
- А что ж ты хочешь, чтобы мы только на похороны вместе собирались? У нас последняя свадьба пять лет назад была, когда Рома женился. И тот уже развелся, паразит. Вас с Мишей три года ждем. Все хотят праздника. Мы, конечно, отметим девяностолетие деда Сергея, но это мероприятие, так сказать, больше для старшего поколения. А на свадьбу молодежь приедет. И пермяки, и москвичи. Ты Полину не хочешь увидеть?
- Хочу, - нехотя сказала Ася.
На самом деле она уже сдалась.
- Мы ведь просто порадоваться за тебя хотим. Раздели с нами радость. Вот увидишь, ее меньше не станет. Добро?
- Мне нужно посоветоваться с Мишей, - уцепилась Ася за последнюю возможность.
- Посоветуйся. Хорошее дело. А сейчас за себя скажи: согласна?
- Согласна, - Ася выдохнула, выпрямилась и посмотрела перед собой почти прямо.
- А если что, сюда Мишу привози. Поговорим с ним, - добавил дядя Витя, вставая...
Потом старшие решали другие вопросы - чей-то будущий ремонт и платное обучение в вузе. Уже когда сели за стол, Рита сговаривалась с Николаем об организации лечения в московской кардиологической клинике. Ася не узнала, кого они собирались лечить: ее послали ставить чайник.
После чая (и полбутылки водки) дядя Николай ушел в дальнюю комнату и там самостоятельно запел:
Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня
Из-за похорон песен и танцев не предвиделось, но песня была печальная, а Коля упрям во хмелю, поэтому замечания ему никто не сделал. Через некоторое время Ася заметила, что к солидному баритону присоединился тенорок дяди Игоря. Допев про "жену-красавицу", они перешли на Есенина:
Отговорила роща золотая
Березовым веселым языком
Ася пробралась к ним и обнаружила, что они сидят, не зажигая света. Она опустилась на диван, а когда глаза привыкли к темноте, разглядела в кресле невестку Николая Альбину с Соней на руках.
В дверь позвонили - пришел Антон с женой и дочерью. Есть они отказались и сразу пошли туда, где поют. Оля споткнулась о ковер - Наташа зажгла свет - и репертуар стал более мажорным. В конце концов в небольшую комнату набились все и без аккомпанимента, но привычно слаженно и красиво спели весь семейный репертуар от "По Дону гуляет" до новой песни Ротару на украинском языке про "родыну" и "калыну".
После одиннадцати Асина мама начала поднимать свое семейство, другие тоже засобирались, но кто-то громко воскликнул:
- Давайте еще одну, последнюю! - и дядя Коля затянул любимую "отходную":
Бывайте здоровы,
Живите богато,
А мы уезжаем
До дому, до хаты.
Мы славно гуляли
На празднике...
Смущенный хор запнулся и развалил песню. Но тетя Лариса, имевшая из слуха и голоса только чувство ритма, начала куплет сначала и трагично-победительно продекламировала: