Игнатьев Сергей : другие произведения.

Пепел на сапогах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Длъго ночь мрькнетъ.
  Заря светъ запала,
  Мъгла поля покрыла,
  Щекотъ славий успе,
  говоръ галичь убуди.
  Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша,
  ищучи себе чти, а князю - славы.
  ("Слово о полку Игореве")
  
  ... темнота уходила постепенно, вот уже на горизонте показался край горящего круга, что медленно поднимался вверх. Тело лежало у ног, и глядя в эти мертвые глаза, можно было прочесть многое - смерть и боль, любовь и предательство, друзей и врагов. Предчувствие победы...
  Той грядущей победы, которую никогда уже не сможет увидеть человек, лежащий у моих ног. Победы, за которую всем нам суждено было заплатить сполна.
  Над головой было чужое небо - болезненно-желтое, в клочьях облаков, с красными отсветами, словно окровавленная вата на полу под госпитальной койкой.
  Чужое солнце, медленно восходящее вверх, вряд ли могло согреть меня.
  Под ногами была чужая земля - серая, потрескавшаяся, поросшая рыжей острой травой, и какими-то колючками, усеянными крошечными белыми ягодками.
  Больное небо, больная земля.
  Больной мир.
  Вдалеке, за лесом, частоколом мертвых сухих ветвей, валил тяжелый черный дым...
  Позади - за моей спиной, гулко отдавалась канонада противовоздушных батарей. Там, за непроходимыми болотистыми лесами, не считаясь с потерями, вопреки всему, напролом, высаживался второй эшелон...
  Надо было идти. Я бросил последний взгляд на догорающий флаер, раскинув крылья уткнувшийся в землю продолговатым носом, на офицера, которого я успел вытащить еще до взрыва, хотя ему было уже не помочь, и чьи мертвые глаза говорили лишь об одном - "не подведите, обер-лейтенант! сделайте то, что уже не сделать мне..."
  Зажав под мышку узкий хромированный планшет, поправив кобуру, я развернулся и пошел прочь...
  Я шел, меся сапогами чавкающую грязь, уворачиваясь от усеянных шипами ветвей, норовивших больно ударить по лицу, вслушиваясь в грохот канонады и представляя, какой ад творится там, в месте десантирования...
  Несколько раз мне приходилось огибать глубокие воронки - следы недавних жестоких бомбардировок. Местные леса были напичканы автоматизированными устройствами, предназначенными для отражения противника с воздуха - поэтому нашей авиации приходилось выжигать их гектарами.
  Усевшись на какую-то причудливую корягу, я раскрыл планшет. Пробежался пальцами по сенсору - компьютер услужливо выдал мне оперативную карту.
  Я приближался к нужной точке.
  Я шел, глядя себе под ноги, чтобы не поскользнуться на мхе, не споткнуться о трухлявые ветвистые корни, но видел только одно - мертвые глаза офицера, в которых смутными тенями навсегда ушедшего прошлого мелькнули для меня чужие смерти и чужая боль, чужие любовь и предательство, чужие друзья и враги...
  
  Колючие заросли постепенно расступались.
  Впереди показалась грязная проселочная дорога, разбитая, изрезанная какими-то странными следами, явно принадлежащими вражеской бронетехнике. Дорога, словно бы сплошь и целиком состоящая из выбоин и ухабов.
  Я пошел вдоль по ней.
  Миновав поворот, я уже начал подумывать - не употребить ли пару восстанавливающих силы капсул "Тирлича" из стандартного рациона, но мое внимание отвлек донесшийся из-за спины звук.
  Определенно, это был ровный рокот двигателей и лязг стальных гусениц.
  Я проворно обернулся, скользя свободной рукой к кобуре...
  Из-за дороги, один за другим, выезжали тяжелые бронетранспортеры. Наши, державные бронетранспортеры, с черно-бело-желтыми эмблемами на бортах. На передовом была нарисована оскаленная медвежья голова и выведено белой краской: "Бойся! Я злой!".
  Бронетранспортеры поперли вперед, с треском сминая колючие кустарники.
  Из люка передового высунулся широкоплечий загорелый парень в заломленной набекрень темно-зеленой пилотке с кокардой-черепом и в камуфляжном комбинезоне.
  - Эй, обер-лейтенант! - весело крикнул он, стараясь перекрыть рокот мотора. - Заблудился?
  Уже не обращая внимания на грязные брызги, веером летящие на мои форменные бриджи и начищенные сапоги из-под гусениц, я крикнул в ответ:
  - Капитан, не подбросишь до деревни?
  Парень белозубо ухмыльнулся и ловко вылез на броню. Бронетранспортеры замедлили ход. Ухватившись за крепкую ладонь капитана, я проворно забрался в люк.
  - Устраивайся! Капитан Егоров, отдельная егерская штурмовая бригада "Перуница". Можно просто Медведь...- капитан улыбнулся еще шире. - Это мой позывной.
  - Артем... Артем Ветлугин... - я вторично пожал руку капитана. Бронетранспортер нещадно трясло на ухабах и я пригнулся, пытаясь не стукнуться головой о приклад тяжелого пулемета, расположенный прямо надо мной. - ...Спецгруппа "Жнецы". Палата Внутренней Безопасности.
  Выражение лица капитана заметно изменилось. Солдаты, сидящие рядом, зажав между коленей штурмовые винтовки, с опаской смотрели на красные нашивки на рукавах моего порядком забрызганного грязью черного кителя.
  - Это какими же судьбами вас сюда занесло, обер-лейтенант? - спросил серьезным тоном Егоров, переходя на "вы". Мало кто любит шутить с офицерами Палаты Внутренней Безопасности.
  Я развел руками и улыбнулся, стараясь немного разрядить обстановку.
  - Часа два назад...Флаер подбили на подлете к деревне... Видимо автоматическая пушка... здесь ими все леса напичканы... Пилота и офицера по поручениям - наповал... а я так... контузией отделался. Карта, разумеется, имелась... Вышел к этой, с позволения сказать, дороге... Пошел вперед... А тут вы меня нагнали... - я помедлил. - Мне необходимо попасть в эту деревню...Эснерилле... Личный приказ командующего войсками сектора...
  Капитан задумчиво погладил ладонью чисто выбритую щеку, прищурил внимательные светло-серые глаза.
  - Но... по имеющейся у нас информации... в этой самой Эснерилле сейчас авангард наземных соединений противника...У меня приказ - выбить Чужих из деревни.
  - Неожиданно... - пробормотал я. - Кто там?
  - Эниглы... Пара взводов...Чепуха.
  - Что ж, давайте посмотрим что там происходит. - рассеянно улыбнулся я, занятый своими мыслями.
  Капитан молча кивнул. Его веселость улетучилась словно по мановению волшебной палочки, сменившись напряжением от моего присутствия.
  Я оглядывал солдат, сидящих в бронетранспортере - все они были крепкими, загорелыми парнями, хоть сейчас снимай на плакаты державной агитации. Впрочем, к чему агитация? Вот они - все уже здесь, на переднем крае войны - цвет нации, мускулистые молодые богатыри, желающие широкой грудью защитить Державу от орд чужих, (а попутно, чего уж кривить душой, обрести славу, чины, почести, удельные земли).
  Это наша война. Война стала нашим смыслом, подумал я, и мы все жаждем ее...
  Рядом с капитаном сидел совсем еще мальчик, лет 16-17, русоволосый, белокожий. Из-под воротника маскировочного комбинезона выглядывали у него петлицы прапорщика.
  - Прапорщик Валерьянов.- представил капитан. Я вспомнил, что уже слышал эту фамилию - Валерьянов был одним из влиятельнейших державных князей. И ведь тоже, не побоялся отдать сына в самое пекло, в егеря, да еще в Красный сектор. Хотя, скорее всего, мальчишка сам сбежал из отцовской усадьбы - на войну - в холодно-проницательных глазах чувствовалась порода...Такие всегда на переднем крае - пассионарии...
  Капитан представил еще двоих - фельдфебеля Деревянца, здоровенного детину с русым чубом, и парой золотых зубов, кои он немедленно продемонстрировал в радушной улыбке, и сержанта Тягачева - веселого короткостриженного крепыша с лукавым прищуром...
  - Что же они там забыли, в этой деревне? - пробурчал Егоров, чтобы нарушить повисшую напряженную тишину, нарушаемую лишь лязгом стали и ровным рокотом двигателей.
  - Несколько суток назад там прошел наш авангард - десантники... - сказал я. - Все было чисто. Я прямиком из штаба вице-адмирала князя Кирова. Там еще не успели получить информацию о прорыве.
  Медведь кивнул.
  - Командование нашей бригады было только что оповещено. - неохотно начал он. - Форс-мажор, так сказать... Полматерика держат эниглы. Да еще офионцы на орбите мешают высадке основных сил - бардак, вообще-то говоря. А тут они словно с цепи сорвались... Ударили по флангам, десантников отрезали - а затыкать прорыв как обычно егерям. Послали меня, с моей ротой. И далась им эта деревня, не деревня даже - а так, хижины на болоте...
  Я знал, зачем им эта деревня.
  Я даже знал зачем из-за этой жалкой полумертвой планетки, расположенной на задворках Красного сектора, уже третий месяц по державному времени идет кровопролитная и жестокая борьба. Я знал. Но промолчал, задумчиво глядя на капитана.
  Раздался громкий отвратительный писк.
  Прапорщик проворно раскрыл лежащий у него на коленях планшет портативной рации, протянул Егорову наушники с тонкой дугой микрофона
  Капитан подхватил гарнитуру и нацепил ее поверх пилотки.
  - Я - Дунай. Вызываю Шмелей... - донеслось из динамиков. - Шмели, прием. Как слышите меня?
  - Дунай, это Шмели... - ответил Медведь. - Слышу вас. Внимание! Пять минут до цели. Дунай, это Шмели, выходим на точку, как меня поняли?
  - Шмели, я - Дунай. Подтверждаю... - легкий треск помех. - Удачи, парни.
  Капитан стащил с головы гарнитуру рации, размашисто перекрестился:
  - Ну, с Богом...
  
  ***
  
  Бронетранспортеры медленно ползли вперед. Егеря наступали на деревню по обеим сторонам грязной дороги, широкой цепью, перебежками от деревца к деревцу, держа наизготовку штурмовые винтовки.
  Деревня со странным названием Эснерилле стояла прямо на болотах и представляла собой множество уродливых бревенчатых хижин, стоящих на грубо обструганных сваях, соединенных между собой системой узких бревенчатых мостков...
  Я не замечал никаких признаков жизни - ни единого живого существа, ни звука... Лишь вдалеке, за крышами, за мостками, за поросшим колючими кустарниками косогором, тихо поплескивала мутно-желтая речка...
  Егеря постепенно разгибались, опускали винтовки, вслушиваясь в тишину, вглядываясь в лабиринты узких мостков и хижин, шаг за шагом приближаясь к деревне.
  Тут я и заметил движение - в самом центре поселка, на широкой бревенчатой площадке, облепленной какими-то бараками, вполне соответствующими общему стилю деревенской архитектуры...
  Я похлопал капитана по плечу, мол, подождите атаковать - там что-то не так.
  Он молча вскинул вверх руку, сжатую в кулак, и, разжав его, расставив пальцы, сделал несколько знаков своим бойцам. Те мгновенно затихли, ожидая следующей команды.
  Я ступил на ближайший мостик, упирающийся в косогор...
  Осторожно, медленно, пошел по нему.
  Позади крались с винтовками наизготовку настороженные егеря.
  
  Я шел впереди, сжимая в руке табельный пистолет, глядя на центральную площадку странной деревни.
  Я всматривался в происходящее на ней, и не верил своим глазам.
  На площадке играли дети.
  Веселые бойкие дети в шортах и цветастых футболках, весело смеясь, пытались запустить воздушного змея - огромное цветное полотнище натянутое на каркас, разрисованное яркими красками, облепленное длинными яркими лентами...
  Я ощутил на щеках дуновение ветра...
  Ветер пронесся по деревне, между хижин, под мостками, между погруженных в болотный мох свай, и подхватил змея...
  Дети встретили его взлет восторженными воплями и звонким смехом...
  Наверное, я схожу с ума, подумал я.
  Я перевел взгляд на сержанта Тягачева, шедшего рядом со мной - в его глазах читалось такое искреннее изумление, что я даже не решился ничего сказать ему.
  - Господи... - пробормотал, перехватывая левой рукой штурмовую винтовку и крестясь, фельдфебель Деревянец. - Откуда тут дети?
  Я промолчал.
  Я шел вперед, к ним, веселым мальчишкам и девчонкам, играющим посреди чужой вымершей деревни.
  Может быть, я сплю, подумалось вдруг. Может быть, я погиб тогда, при крушении флаера, и те глаза, в которых я пытался прочитать боль и любовь погибшего - это были мои глаза. И на самом деле кто-то другой стоял над моим телом, встречая рассвет?... И то, что я вижу теперь - это уже видения моего личного ада, или рая, моей НЕжизни...
  - Что это, Артем? - прошептал у меня за спиной капитан Егоров. - Как это может быть?!
  Я подошел к играющим детям.
  Они не обращали ни на меня, ни на вооруженных егерей ровным счетом никакого внимания, полностью поглощенные вьющимся над крышами хижин воздушным змеем...
  Змей вился по ветру пестрым парусом, развевались длинные цветные ленты.
  Не отдавая себе отчета в собственных действиях, действуя по наитию, я протянул руку к маленькой девочке с длинными золотистыми кудрями, погладил ее по мягким, шелковистым волосам.
  Она обернулась ко мне, поглядела огромными голубыми глазищами и улыбнулась, словно жест мой показался ей очень смешным. Она смотрела не на меня - а куда насквозь.
  Она не заметила меня, скользнула шальная мысль.
  - Что вы здесь делаете? - спросил я по-русски.
  Дети не отвечали мне, продолжая смеяться, подпрыгивая на деревянном на стиле, словно стараясь дотянутся до своего воздушного змея, своего небесного посланника.
  Они не замечали нас - они, дети, играющие в пустой уродливой деревеньке на болотах, в самом центре планеты, на которой уже несколько месяцев идут ожесточенные бои, за тысячи верст от Державы - от Земли-Изначальной - колыбели людей, от индустриальной и военной державной столицы Мелиссы, где располагалась ставка Владетеля, от колоний... Здесь, в охваченном войной Красном секторе, в самом центре ада...
  Этого не могло быть, просто потому что не могло быть никогда.
  Я молча поднял руку, сжимающую рукоятку пистолета. Медленно-медленно, словно воздух сгустился вокруг меня, не пуская, не разрешая делать лишних движений... Словно чьи-то невидимые руки ласково удерживали меня, подавляли, направляли в нужном направлении.
  Но сейчас я шел наперекор невидимым благодетелям.
  - Что вы делаете?! - ломающимся голосом вскрикнул мальчишка-прапорщик где-то у меня за спиной.
  Мальчик, подумал я, он еще не знает что это... Он никогда не подвергался пси-атакам.
  Я спиной почувствовал, как кидаются ко мне егеря, чтобы схватить за руку спятившего "Жнеца", державного карателя, собирающегося убивать невинных детей...
  Они не успели.
  Я выстрелил дважды - прямо в голову светловолосой девочки.
  И в ту же секунду морок рассеялся.
  Я стоял посреди деревянной площадки, целясь в длинный шест, обмотанный какими-то мокрыми сетями...
  Не было ни детей, ни воздушного змея.
  Пустая деревня, пустая площадь.
  - Мать твою... - хрипло выдохнул фельдфебель.
  Бегло оглядывая окружающий пейзаж - хижины, мостки, желтую речку, косогор, переплетения шипастых лесных ветвей за ним, поводя из стороны в сторону пистолетом, я сделал неловкий шаг по мшистым доскам деревенской площади.
  И, уже шестым чувством ощущая, что должно произойти, во все горло заорал, срывая голос:
  - Пси-атака! Это пси-атака!!!
  Капитан, изумленно пялящийся на шесты для сушки сетей, вместо которых он несколько мгновений назад видел детей, развернулся вполоборота, ошеломленно сверкнув глазами...
  А в следующий миг деревню накрыло ударом...
  Оглушительный свист разорвал небо...
  Сотни ослепительных огненных стрел синхронно ударили сверху, прошили насквозь хрупкие домики туземцев, сминая их, разбрасывая во все стороны комья грязи и осколки деревянных перекрытий, полыхнули, раскрылись яркими полыхающими цветками пожара, мгновенно сжигая всех, кто стоял на пути...
  Я едва успел пригнуться - над головой, со свистом крутясь, пролетела вышибленная взрывом свая.
  Кто-то из егерей заорал, прыгнул с мостков в болотную грязь, пытаясь сбить охватившее пламя...
  - Все в укрытия!!!
  Мы с капитаном нырнули под один из мостиков, плюхнулись в вонючее болото, пытаясь укрыться от жесточайшего артобстрела...
  Земля гудела, дрожала от взрывов, тряслась, вновь и вновь сотрясаемая, разрываемая в клочья...
  Капитан вынырнул, отплевываясь от тягучей склизкой болотной жижи и липкой черной тины:
  - Черт, да что же это?!...
  - Это могут быть только пси-войска, понимаешь?! - заорал я в ответ, щурясь от брызг грязи, снова и снова бивших по лицу. - Нас накрыли ментальным ударом! Запудрили мозги - точечно и прицельно... Но это не могут быть эниглы! У эниглов нет пси-войск!
  - Черт... - Егоров тряхнул автоматом, высунулся из-под мостика, тут же нырнул обратно - деревню накрыло очередной волной бомбардировки... - Откуда они бьют?!
  Плескаясь в вязком болоте, которое уже начинало тянуть меня вглубь, ухватив ледяными лапами за набрякшие сапоги, я попытался прикинуть директрису стрельбы.
  - Они совсем близко... - я ткнул пальцем в сторону леса, краешек которого виднелся из нашего укрытия. - Смотри!
  Из-за переплетений сухих веток раз за разом вылетали ровные шеренги ярких огненных точек, стремительно летели вперед, разрывая воздух отвратительным свистом, обрушивались на деревню...
  - Будь я проклят, там батарея! - заорал Егоров, вырываясь из-под мостика, ныряя в высокую сухую рыжую траву.
  Не обращая внимания на царящую вокруг огненную карусель, он побежал вверх по склону, к лесной опушке...
  - Егеря!!! За мной!!!
  С отвращением сплюнув болотную мерзость, я обхватил скользкие бревна мостика, подтянулся, и, крича во все горло, чтобы не оглохнуть от грохота канонады, последовал за капитаном...
  Мы бежали через лес, спотыкаясь о коряги, тяжело дыша, сжимая во взмокших от волнения ладонях оружие, отплевываясь от мириад каких-то отвратительных мелких мошек, мигом взвившихся нам навстречу. Здесь, в чаще, стелился туман, пахло гнилью, и проще простого было заблудится в переплетениях чахлых деревцев - не деревьев даже, а каких-то уродливых шипастых скелетов деревьев...
  Мы бежали, ориентируясь лишь на гулкое уханье орудий энигловской батареи.
  - Вперед! Вперед! - заорал на бегу Медведь, поудобнее перехватывая автомат.
  Из тумана навстречу нам выскочило несколько фигур - с темными лицами, в куртках и штанах из тертой рыжей кожи, в высоких ботинках.
  Тот, что бежал впереди - с причудливыми орнаментами, нашитыми на рукава, без головного убора - голову его облепляли какие-то мокрые перья, распахнул уродливую пасть и хрипло заорал, тараща маленькие зеленые глаза, и передергивая затвор короткого автомата:
  - Хуман дер аштарахх! Айнер да гранх! Да гранх!!!
  - А-гонь!!! - заорал на бегу Медведь. - Вали гадов!
  Он упал на грязную болотистую землю, и, матерясь, полоснул по эниглам длинной автоматной очередью.
  Примеру командира последовали егеря - затрещали резко и громко штурмовые винтовки, сквозь туман понеслись яркие трассы пуль... Эниглы с криками начали стрелять в ответ, кто-то упал, хватаясь за пробитую грудь, и возле самого моего уха что-то отвратительно свистнуло...я отскочил к стволу дерева, прижавшись к нему плечом, выглянул...вскинул пистолет, и начал стрелять по мелькающим впереди фигурам, пока серия холостых щелчков не возвестила, что кончилась обойма.
  А потом все побежали. И я тоже побежал, и споткнулся об энигла с нашивками на рукавах - офицера. Он зажимал темными ладонями развороченный пулями живот, таращил на меня маленькие ярко-зеленые глазки.
  Обхватив мой сапог рукой, он просипел что-то неразборчивое.
  Я замахнулся на него - разряженным пистолетом... а он, он зажмурил свои глазки, отняв от залитого черной кровью мундира свободную руку, попытался заслониться, другой рукой продолжая цепляться за мою ногу.
  И кто-то из пробегавших рядом егерей, кажется фельдфебель, на ходу выстрелил одиночным в голову энигла - он дернулся, затих, рука безвольно соскользнула с моего сапога...
  Я побежал дальше, и туман неожиданно рассеялся... Мы выскочили на косогор, и здесь стояли пять или шесть орудий - узких стальных труб, направленных в небо, и эниглы в своих рыжих кожаных куртках суетились вокруг них...
  Егеря сразу же начали стрелять - ошалелые Чужие не успевали поворачиваться.
  Кто-то из них вскинул вверх руки, но тут же был отброшен пулями на лафет одного из орудий.
  Все кричали - стреляющие егеря, падающие на землю эниглы...
  И Медведь, перемазанный болотной грязью, сверкающий совершенно безумными глазами, с ненавистью и азартом орал совсем рядом со мной:
  - Бейте! Бейте их!!!
  И я закричал тоже, закричал на наречии эниглов, стараясь перекрыть многоголосый хор криков:
  - Анхайме! Анхайме! - и хватая Егорова за капюшон, заорал ему в ухо. - Ние да гранх!!! Ние да гранх!!! - он кончено не понял, и я закричал по-русски. - Не стреляйте! Они сдаются!!
  Капитан наконец понял. Схватил за рукав кого-то из своих людей, что с остервенением колотил прикладом упавшего на землю энигла - кажется это был Тягачев.
  - Прекратить! Они сдаются!
  Чужие стояли на коленях, в грязи, положив руки на затылок, смирившись со своей участью. А от дула ближайшего орудия еще веял, овевая мое лицо теплом, сизый дымок...
  Деревянец подхватил за шиворот энигла, на чьей распахнутой куртке было нашито большее количество узоров.
  Тот прищелкнул тяжелыми челюстями, подавив болезненный вскрик. Он был ранен.
  Внешне они были похожи на людей. Из всех рас Чужих именно эниглы были наиболее близки нам. И, наверное именно из-за этой умозрительной схожести, они были самыми непримиримыми и жестокими нашими врагами.
  Вытянутое темное лицо, злые зеленые глазки, прочерченные черными полосками зрачков, тоненький носик, то ли свалявшиеся перья, то ли мокрая шерсть, выбивающиеся из-под вязаной шапочки... и только челюсти начисто отметали мысли о близости людям - уродливые, угрожающие, насекомьи жвала.
  - Пси-войска, говоришь? - сквозь зубы пробормотал капитан, и ударом приклада под ребра заставил энигла с хрипом и кашлем согнуться пополам. - Давай, Артем, спроси у этого ублюдка - кто нам попытался мозг вскрыть?
  - Ниишиях ди арре ту пси-вархайн? - спросил я, глядя в полные боли зеленые глазки.
  Пленный офицер Чужих ответил хрипло и отрывисто. Ему было трудно говорить.
  - Он говорит, что у них нет пси-солдат, и они не воюют, используя методы, достойные только трусливых и бессильных... - перевел я Егорову слова энигла.
  - Ах вот как?! - с наигранным весельем переспросил Егоров, и замахнулся на офицера. - А кто же это был тогда?
  - Ди арре пси-вархайн мииэ дархантэ иллиеннах? - спросил я.
  Ответ вражеского офицера удивил меня.
  - Ну что этот урод хрипит? - с нетерпением осведомился Егоров.
  - Говорит, он не знал, что мы попали под пси-атаку. Они тут сидят на косогоре, приказано держать въезд в деревню. Мы вошли в нее - они атаковали. Вопрос про пси-войска ему не понятен.
  - Врет, сука... - фельдфебель улыбнулся, сверкнув золотым зубом, и передернул затвор. - Я его сейчас пристрелю, гада...
  Энигл испуганно следил за действиями Деревянца.
  - Подождите...мне кажется, он сказал правду.
  - Что? - капитан удивленно воззрился на меня.
  - Я думаю, что знаю, кто это мог быть... - неуверенно сказал я. - Кто "заплел нам мысли"...Кстати, именно из-за этих существ я здесь.
  - Мутишь ты чего то, обер-лейтенант. - недовольно пробурчал Медведь, но все же не стал учинять расстрел, и, вскинув автомат на плечо, скомандовал своим егерям. - Уходим в деревню. Заберите пленных и трофеи.
  - Раненных гадов добить? - осведомился фельдфебель.
  Медведь переглянулся со мной и отрывисто приказал:
  - Нет, раненых тоже забрать.
  Деревянец с сомнением пожал плечами, тряхнул русым чубом и, пробурчав "будет сделано", начал раскуривать сигарету, пряча огонек зажигалки в широких загорелых ладонях.
  
  ***
  
  Капитан сидел на каких-то плохо обструганных бревнах, ковыряя в консервной банке здоровенным зазубренным ножом.
  От догорающих хижин веяло сладковатым запахом пожарища.
  - Опять тушенка... - недовольно пробурчал Егоров с набитым ртом.
  Медведь швырнул в болото пустую банку, вытащил из-за пазухи плоскую металлическую фляжку, со вкусом приложился к ней, и жестом предложил мне.
  Я сделал глоток, и еще ощущая на губах приятный ягодный вкус, и почувствовав, как внутри, словно в результате высокоточной бомбардировки, стремительно разливается приятное тепло, восхищенно выдохнул...
  - Хороша? - оскалился капитан. - Брусничная настойка, домашняя...
  - Хороша. - согласился я. - Забористая...
  - Это еще что... - Медведь мечтательно потянулся, разминая уставшие мышцы. - Вот закончится все это...Давай ко мне в Беловодье...у меня там усадьба - сосновые боры, озера... пчельники, яблоневые сады... Какие там яблоки, Артем - наливные, одно слово. Чего-то там только нет...
  Я кивнул. Конечно, Беловодье - одна из самых развитых державных колоний, воплощенная мечта о стародавнем славянском рае на земле. Ни военных заводов, ни рудников, ни крупных космодромов - только усадьбы и приветливая, расположенная к человеку и нетронутая им природа...
  - Идешь по лесу... - продолжал Медведь. - Тишина, только мох под ногами шелестит, да хвойные иглы, и птички в густой листве переговариваются... Идешь, слушаешь тишину. Слушаешь лес... И если хочешь найти ответ - найдешь его... Там, один, но не в одиночестве. Там откроешь для себя истину...только там.
  - Истину... - эхом прошептал я.
  Я протянул капитану его фляжку и поднялся во весь рост.
  - Медведь, а где ты говоришь эти местные, лодочники?...
  Капитан покачал головой, мол, "бесполезно тебе рассказывать - ты все равно все время о своем", завинтил фляжку:
  - Да, Тягачев их нашел - забились в какой-то гнилой сарай на самом краю - от обстрела прятались. Их тут двое на всю деревню, как я понял. - он поднялся с бревен. - Пошли, покажу...
  Аборигены сидели рядышком на лесенке одной из хижин, с опаской поглядывая на винтовки и пятнистые маскировочные комбинезоны присматривающих за ними егерей. Бледные, с белыми (не седыми даже - а белыми) волосами, точно такими же ресницами и бровями, в каких-то грубых хламидах бурого цвета, они жались друг к другу, понуро глядя под ноги.
  Капитан кивнул поприветствовавшим его егерям, и опустился на корточки напротив низеньких ступенек лестницы.
  - Ну и видок у них... - сказал он по-русски, с сомнением качая головой и глядя на лодочников прищуренными глазами. - Больные какие-то, что ли...
  - Не больные... - пояснил я. - Такая у них пигментация кожи.
  - Пигментация... - усмехнулся Медведь. - Говорю же - больные... Ну что, с их языком ты конечно тоже знаком, господин полиглот?
  Я с улыбкой кивнул.
  - Да, хорошие специалисты в Палате Внутренней Безопасности.
  - Не хорошие... - иронично поправил я. - Лучшие...
  Я повернулся к местным. Спросил на местном наречии, с трудом стараясь избежать угрожающе-приказного тона:
  - У вас есть лодка?
  Один из альбиносов приложил руку к сердцу. Этот жест, насколько я помнил, означал "да".
  - Мне необходимо подняться вверх по реке... - продолжил я. - можете помочь мне в этом?
  Аборигены переглянулись. Один пробурчал что-то на ухо другому, но его собеседник энергично замахал на него руками. Хлопая себя то по подогнутым коленям, то по сердцу, бормоча что-то совсем непонятное себе под нос, морща детское личико и хмуря белесые брови.
  Капитан и его егеря было подались вперед, недвусмысленно приподнимая приклады автоматов, но я остановил их жестом.
  Наконец перепалка лодочников прекратилась.
  - Мы поможем вам, господин офицер. - сказал тот, что выглядел более радушным. - Но это может быть опасно для вас, господин офицер.
  - Неважно. - повелительно прервал я. - мы отправляемся немедленно. Готовьте лодку.
  - Куда ты направляешься? - поинтересовался капитан, когда я последовал к пристани вслед за лодочниками.
  - Совершу небольшое путешествие на лодочке. - усмехнулся я.
  - Чего? - капитан нахмурил густые брови. - Артем, ты в порядке? Контузило тебя что ли?
  - Медведь... - я подошел к нему и поглядел прямо в жесткие серые глаза. - Это мое задание.
  - Ясно. Тогда удачи, обер-лейтенант.
  - Спасибо, капитан.
  
  ***
  
  Мы плыли в лодке, утлой однодеревке, по мутной желтой реке, плыли в плену тумана.
  Я вспомнил древнюю северную легенду - про викингов, чья ладья блуждала в тумане, а когда наконец вышла из вязкого мглистого плена к родным берегам, сошедшие на каменистую землю воины не нашли в селении не единого знакомого лица. Лишь из расспросов узнали они - те, кого ныне видят перед собой - правнуки их правнуков, ибо не одна сотня лет минула с тех пор, как они вышли в плавание...
  Так же чувствовал себя и я, в компании двух маленьких бледных аборигенов, в длинной, узкой лодочке, похожей скорее на высохший и свернувшийся лепесток какого-то экзотического цветка. Здесь, плывя в каком-то междумирье, в густом белесом мареве, я уже не мог быть уверен, что выйду именно на тот берег, который мне нужен...
  Ничто не нарушало звенящей тишины, кроме тихого звона каких-то мелких-мелких мошек, да тихого плеска весел, что сжимали в худых ручках аборигены.
  Однако, туман начал постепенно рассеиваться, а вместе с ним таяли и мои видения.
  Наконец впереди показалась и моя цель. Храм Утхарх.
  Он, разумеется, не был отмечен на картах командиров державных войск, воевавших на материке.
  Только на карте, сохраненной в памяти компьютера, доставшегося мне от погибшего офицера по поручениям. И теперь мигала она на экране раскрытого планшета, лежащего на моих коленях - яркая оранжевая точка - она, моя личная цель.
  Храм Утхарх стоял на самом краю косогора, скрытый колючими зарослями, переплетениями ветвей... мне казалось, что этой нарочито случайной запутанностью, кружевами кривых игл, сухих изломанных сучьев и тонких шершавых стволов, местные леса напоминают гнезда каких-то чудовищных зверей. Храм казался частью леса, частью этого гнезда.
  Я велел лодочникам, с суеверным ужасом в глазах поглядывавшим на храм, ждать меня возле берега, и быть готовыми отплыть в любой момент. Они лишь привычно ткнули себя кулачками в левую сторону груди, не сводя болезненных воспаленных глаз с Храма...
  Архаичное, странное сооружение... Словно гигантский муравейник, вырастающий прямо из земли.
  Изрытый ходами, уводящими глубоко под землю, чужой, недоступный для человека, не предназначенный для него.
  Меня уже ждали.
  - С чем пришел ты? - спросило меня стоящее у низкого входа криволапое существо с длинным резным посохом.
  При попытке описать Утхарх всегда возникает соблазн сравнить эту расу Чужих с лемурами. Громадные желтые глаза, поросшая шерстью мордочка, заостренные уши... Их можно было назвать симпатичными...
  - Я пришел... чтобы задать вопрос... - медленно ответил я, тщательно выговаривая каждое слово, стараясь не запутаться в сложной фонетике Чужих.
  - Слушаю тебя, Потусторонний...
  - Спрашиваю тебя... - отчеканил я, почти безупречно, словно на филологическом семинаре в Академии. - Почему Утхарх вредит Человеку?
  - В Утхарх нет вреда Человеку. - безразлично моргнув огромными шафранными глазами, сказал жрец.
  Я помедлил, попытался более точно расшифровать слова жреца - получилось, что он говорил о нейтральном отношении к нам. В нас нет вреда - мы не испытываем к вам ненависти, не желаем причинить вам вред...
  Я судорожно сжал пальцы, но сдержался. Чертов лемур...
  - Утхарх заплел мысли Человека. - сказал я. - Эниглы вредили Человеку, когда его мысли еще были заплетены, принося смерть. Но ты говоришь, что в Утхарх нет вреда Человеку?!
  Жрец помолчал, смотря сквозь меня, а затем сказал с какой-то непередаваемо-тоскливой интонацией:
  - В Утхарх нет вреда. Утхарх заплетает мысли, чтобы сохранить Зерно Жизни.
  Я прищурился. Что еще за Зерно?...
  - О чем ты говоришь, Утхарх?
  - Человек есть вред Зерну Жизни...Человек принес на эту землю свою войну.
  - Жрец... - я усмехнулся. - Войну на эту землю принесли не только люди, но и эниглы. И Офион, и Манкши, и даже Диадары поучаствовали... Так почему же вред Утхарх приносит только человеку?
  - Закрой глаза, Потусторонний. - устало попросил жрец.
  Пожав плечами, я исполнил его просьбу.
  Сначала я не чувствовал ничего. А потом, медленно-медленно, плавно, начал видеть картинки... они проплывали перед мной странным хороводом, чередовались, будто во сне, будто проецируясь откуда-то на внутренней стороне век...
  - Славия!
  - Держава!!! - тысячи рук, вскинутых в победном салюте.
  Тысячи глаз, с восторгом пожирающих Державного Владетеля.
  И нестерпимо яркие блики на золоте куполов древних соборов, на соборных крестах и венчающих шпили Резиденции державных двуглавых орлах.
  - Славия!
  - Держава!!!
  И стальные иглы звездолетов, пронзающих бескрайнюю синеву неба. И горячий, раскаленный воздух над космодромом, дрожащий от низкого гула чудовищных двигателей...
  - Славия!
  - Держава!!!
  И Владетель, на трибуне, украшенной державным орлом, в красно-белом мундире лейб-драгун, на фоне развевающегося державного штандарта и офицеров в парадной форме, увешанных сверкающими орденами...
  - Война... - тихо-тихо, очень грустно прошептал в моих мыслях Утхарх. - Вы несете войну. Вы несете нам Своего Бога, свои Устои, свою ненависть и любовь...Вы хотите склонить нас, как склонили до этого тех, кто жил вместе с вами. Вы стали Единым целом, но тех, кто был непохож на вас, вы стерли, уничтожили.
  - Ты же знаешь нашу историю... - я попытался пробиться сквозь обволокший мое сознание вязкий туман видений, попытался ответить Чужому. - Борьба, Утхарх...Она - смысл нашей жизни... Все самое прекрасное, самое ценное, что есть у нас - родилось из борьбы... пусть эта борьба порой была поединком со своей собственной тенью...
  Внезапно, я начал понимать. Я начал чувствовать, ощущать приближении чего-то очень важного, какой-то истины, что давно не давала мне покоя, приходя в лихорадочных снах и сумбурных видениях, но каждый раз покидала, едва я пробуждался, ускользала от меня, махнув на прощание распушенным хвостом...
  Утхарх покинул мое сознание - я знал это.
  Мысли принадлежали мне самому и никому другому...
  Война. Держава. Вселенная. Люди. Чужие.
  Звезды.
  Бег, стремительный бег навстречу звездам.
  Мы бежим, мы несемся вперед...
  Безумный хоровод миллиардов разноцветных клочков. Лихорадочная пляска осколков реальности...
  Где Сон? Где Явь? Как отличить их друг от друга?
  Я ли сплю? Или спит весь мир вокруг меня? Или я - всего лишь один из промежуточных образов в чьем-то сне? Кто поможет мне ответить на этот вопрос, самый главный вопрос во Вселенной? Кто, кроме меня? Ведь уж я-то точно настоящий? Или...
  Мы несемся вперед в бешеной круговерти звезд и галактик, несемся вперед сквозь время, уже не слыша за какофонией разнообразных звуков самого страшного - невесомого шелеста песка... песка, что скользит сквозь пальцы, что отмеряет стремительный бег нашей жизни.
  Куда мы несемся? Куда мы бежим? И куда бежали те, кто был до нас? Куда спешили наши предки?
  Листья осыпались, поменяв свой цвет с зеленого на рыжий. Листья сгнили и ушли в землю, а весной через них проросли цветы новой жизни.
  Осыпались окопы минувших войн. Ржавчина съела ряды колючей проволоки и густой мох скрыл хрупкие кости умерших, ушедших в небытие.
  И лишь звезды, лишь звезды все так же холодно и безразлично мерцают в ледяной бездне.
  Звезды в Бездне.
  Главный мираж этого мира.
  Его главная тайна. Его главное проклятье. И главный ориентир в этом безумном беге...
  - Звезды... - прошептал я, жмуря глаза. - Звезды...Конечно...
  Я открыл глаза.
  Утхарх больше не было рядом.
  ...Громадный муравейник по-прежнему возвышался передо мной, но жреца не было. И не было ни входа, ни выхода из храма.
  Он провалился сквозь землю - ничего кроме этой банальщины, не приходило мне в голову.
  - Иди за тенью, Потусторонний... - прошептал мне скользнувший по лицу ветер.
  Я предпочел ничему не удивляться.
  И пошел...туда, куда падала моя тень, спиной к солнцу, мимо громадного земляного конуса храма чужих...
  
  Он сидел на поваленном дереве, ожидая меня.
  Под ногами стелился туман, где-то совсем рядом нудно гудел рой этих отвратительных навязчивых до бешенства местных мошек.
  Сначала я не узнал его - поразился, увидев здесь, посреди чужого мира, в глубине чужого леса... Его - русоволосого мальчика лет 14-ти, в белой рубахе, сандалиях и коротких серых полотняных штанах.
  Только его глаза сказали мне, кто он. Сказали, что все правильно, и именно так должно и быть.
  Глаза, памятные по ликам в храмах Троицкой Обители, в которой проходила моя юность...Громадные серо-голубые глаза, в которых так причудливо смешались страдание, терпение, и любовь, безграничная любовь ко всему живому, всему сущему в этом мире, всему, созданному волей Небесного Творца.
  - Ты хотел видеть меня? - спросил Он.
  Я с трудом поборол острое желание упасть перед ним на колени, коснуться губами узких мальчишеских рук. Тех самых рук, что обстругивали в дикой лесной чаще бревна, из которых была возведена Обитель. Тех самых рук, что сотни лет назад благословляли на священную битву русское воинство...
  - Владыко... - прошептал я, не в силах побороть волнение. - Господи... Это вы?!
  - Я. - просто улыбнулся мальчик.
  - Но...вы...здесь?!
  - Артем... - ласково, как если бы разговаривал с непонятливым ребенком, начал Он. - Я везде, где есть те, кто помнит меня. Кто верит мне. Везде, где я нужен... Я всегда с тобой. Даже в этом мире, пусть он и кажется тебе чужим.
  Я не смог произнести ни слова в ответ. Держась за шершавый древесный ствол, опустился на массивные корни, не сводя глаз с того, кто всегда был для меня идеалом.
  - Ты ведь пришел сюда, чтобы найти ответ, верно? - спросил Он.
  Я кивнул.
  - Тебя послал патриарх... - продолжал мальчик, словно бы читая все в моих глазах, постепенно раскручивая нить моей памяти. - Церковь совместно с Палатой узнала об этом святилище Утхарх... Ни Офион, ни их союзники эниглы, не смогли установить точное место. А "Жнецам" это удалось - ценой больших жертв...
  Мне нечего было возразить, нечем было поправить Его слова. Все было именно так.
  - Ты искал Точку Отсчета...
  Я вздрогнул. Даже это было ему известно. То, о чем знали три или четыре человека во всей Державе.
  - Да.
  - Она не здесь, Артем... - грустно улыбнулся мальчик. - Утхарх так ревностно оберегают это место, не потому что они пытаются скрыть от людей и их врагов какую-то страшную тайну. Они просто боятся за себя. Они, вечные нейтралы, служители своего собственного культа. Потому они пытались опутать мысли и вам, и эниглам... Но вы слишком давно воюете, слишком давно убиваете друг друга... Ваша ненависть сильнее гипнотических усилий Утхарх. Когда ты стрелял в ту девочку с золотыми волосами, пусть она и была плодом твоей фантазии - ты доказал это. Ваша ненависть побеждает все...
  Мальчик замолчал, с жалостью и печалью глядя на меня.
  Как же я мог, подумал я... Как? Неужели я так сильно изменился за каких-то полгода, проведенных на войне?...
  - Я... Владыко, я... - я замялся, мысли вились лихорадочным роем, хотелось сказать все, объясниться, оправдаться перед ним - перед моим Святым. - Я просто...просто пытался понять...найти ответы... там, на Земле, уже после Обители, в Академии, когда мы расстались с Надей...я понял, что мир рухнул, я потерял всякий смысл... мне было больно, холодно...я хотел понять, для чего живу, найти смысл, а может - просто отвлечься... Я много читал...искал истину... однажды Его Святейшество сказал мне - ты ищешь свой собственный смысл. Это важно. Но подумай, в чем наша миссия? Нас, тех, кого объединяет Церковь? И я понял...точнее - начал понимать...
  Мальчик внимательно слушал мою сбивчивую речь, и смотрел на меня - совсем не детскими глазами - а Его, Его очами, очами Мудрого Старца.
  - Я подумал...в чем смысл? Я захотел...захотел обнять небо. Я бы хотел слиться с ним...Я понял - мне не было и не будет дано истинного счастья среди людей. Пока я не найду ответ на вопрос - во имя чего? Ради чего? Однажды, лишь однажды обожгло меня страшной, пугающей мыслью - что если это не мой мир? Я не помню своего детства...Не помню, откуда пришел сюда? И зачем? Я всю свою жизнь искал что-то Вечное, Абсолютное, Всеобъемлющее. Что-то, что даст мне ответ. Общий принцип. Меру всех вещей...Я лишь хотел понять - что мера всех вещей? Я ли?...или Небо надо мной? Патриарх сказал мне тогда - ты начинаешь понимать - у меня есть для тебя миссия. Есть Путь для тебя...И рассказал мне про Точку Отсчета.
  Мальчик кивнул.
  - Странная легенда. Про одну-единственную точку во всей вселенной, ту, с которой все началось... Ту, где можно найти связь с Всевышним. Ту, где он услышит тебя. Ты имеешь в виду эту легенду?
  - Да...Поэтому, когда я увидел Вас...
  - Артем... - мальчик встал с поваленного дерева и подошел ко мне. - Артем, ты не понял... Утхарх не могли вывести тебя ко мне. Я - просто часть тебя... Также, как и путь к Точке Отсчета...
  - Но она есть? - цепляясь за последнюю соломинку, как цепляется просыпающийся человек за цветные осколки разрушенного сна, дарившего ему исполнение всех скрытых желаний и грез. - Она существует?
  - Если ты веришь в нее... - прошептал мальчик. - То - да...
  Я открыл глаза.
  ...Громадный муравейник по-прежнему возвышался передо мной. И не было видно ни входа, ни выхода из храма...
  И не было жреца.
  Он провалился сквозь землю - ничего кроме этой банальщины, не приходило мне в голову...
  Я задумчиво посмотрел на земляной конус.
  Спустившись по болотистому склону к ожидающим меня лодочникам, приказал им плыть обратно в деревню.
  
  ***
  
  Я молча сидел на краю пристани, свесив ноги в облепленных грязью сапогах, угрюмо глядя, как внизу медленно движется мутно-желтая безымянная речка.
  - Шмели, я Дунай! Шмели, я Дунай!
  - Слышу вас, Дунай! - затягиваясь сигаретой, сидящий рядом со мной Егоров приложил к уху гарнитуру рации.
  - Шмели, по направлению к квадрату 3-14 движется авангард десантных соединений противника. Как меня поняли?
  - Понял вас, Дунай. - капитан сплюнул. - Жду ваших указаний.
  - Шмели, это массированное наступление Офиона. Приказываю держать деревню до подхода основных сил.
  - Так точно. - зажав в зубах сигарету, Медведь отдал наушники прапорщику, держащему раскрытый планшет рации. - Вот так вот, Артем... Попали мы, как всегда - на передний край.
  Он полез за пазуху - за своей фляжкой с брусничной настойкой.
  - Это еще что... - блеснул золотыми зубами Деревянец. - Вот помню на Китеже десантировались восемь дивизий Манкши - вот это была бойня... все джунгли выжгли к чертовой матери... от края до края - эти белые песочные пляжи, и на сколько глаз хватает - торчат черные обугленные сучки - все, что от пальм осталось... и прибой, красный от крови... Мне за ту кампанию лично Державный Владетель орден "Боевой Славы" вручал... Построили весь батальон - кто остался в живых... и подъезжают офицеры, свита, а он - в простом мундире, и лицо такое - не усталое, а как бы очень мудрое... хотя молодой он, но видно - на нем все держится, а без него всем мы - никто. Раздавят нас без него. Вышел, встал перед строем и говорит нам "Спасибо вам, братья". Так и сказал... А я стоял и плакал...
  Все молчали, видимо пытаясь представить себе плачущего фельдфебеля...У меня не получилось.
  - Был я на Китеже до войны... - задумчиво стряхивая пепел с сигареты, сказал Тягачев. - Ничего особенного... вот у нас, на Мелиссе - это да...заводы, космодромы, стекло, бетон, сталь... все это сверкает на солнце. Смотришь на них, и видишь - вот она, Сила наша, Державная...
  - А я не хочу обратно. - негромко сказал прапорщик. Все присутствующие повернулись к нему - он заметно смутился, но продолжил. - Не хочу туда. Домой. Мой дом здесь, с вами... И я тут буду, пока гадов чужих не раздавим. Всех до последнего... - он хотел сказать еще что-то, но совсем смутился и замолчал.
  Еще я заметил - он избегает смотреть мне в глаза. Я был для него карателем, нацепившим черный мундир с нашивками "Жнецов", а вот все остальные, егеря - братьями, настоящими боевыми товарищами, надежными друзьями, которых во все времена так требует мальчишеское сердце.
  Медведь покачал головой.
  - Нет, парни...Что ни говори, а мое Беловодье - ничто мне не заменит. Вот разберемся тут, и всех зову к себе - в усадьбу. Вот там отдохнем... Баня, леса, охота... Отдохнуть от этой мясорубки, очистится чтоли...
  Он не успел договорить.
  Как-то странно дернув головой, он посмотрел на меня удивленными глазами, и медленно осел на доски пристани.
  Прямо посередине его лба темнело пулевое отверстие, из которого побежала по молодому загорелому лицу тонкая темно-красная струйка.
  - Снайпер!!! - заорал Деревянец, пригибаясь, и перехватывая винтовку. - Снайпер слева!
  - Господин капитан!... - на выдохе прокричал прапорщик. Я кинулся к нему, повалил на пристань, он бился, пытался вырваться, но я не пускал, только торопливо шептал ему на ухо:
  - Тише, тише, Валерьянов! Это снайпер, понимаешь?!
  Я услышал глухой щелчок, совсем тихий, долетевший откуда-то издалека.
  На пристань упал еще один из егерей. Он почти успел пригнуться, лишь голова его мгновение была повыше перил - снайперу хватило этого мгновения.
  - Где он, Олег?! - крикнул, прижимаясь к дощатому настилу, сержант Тягачев.
  Деревянец приник к оптическому прицелу, и торопливо бормотал себе под нос, как будто бы проводя какие-то вычисления.
  - Слева за рекой... За раздвоенным стволом - на пять минут...- прокричал он. - Тягач, Артем... можете отвлечь его?
  - Что надо делать?! - я приподнял голову. Мальчишка-прапорщик перестал биться, затих, вжимаясь в доски, и лишь изредка всхлипывал.
  - Двигайтесь по мосткам от пристани до площади, стреляйте - чтобы шуму побольше. Солнце против него - дернется - засеку блик.
  - Давай! - я похлопал Тягачева по плечу. - Сержант, пошли!
  Мы дружно вскочили, и истошно крича, гремя сапогами по гнилым мшистым доскам, на бегу стреляя из автоматов, побежали по мосткам...
  За нашими спинами Деревянц выстрелил одиночным.
  - Есть! - хрипло заорал он. - Я его снял!
  В тот же миг из зарослей за речкой, откуда выстрелил в капитана Егорова снайпер, открыли беглый огонь.
  Пули взвизгнули над нашими головами, мы с сержантом бросились на доски, пытаясь сориентироваться, занять позицию поудобнее.
  Лес ожил. Ощетинился десятками, а может быть сотнями стволов - невидимые враги открыли по пристани ураганный огонь...
  Щепки отлетали от деревянных перил, от свай, и еще несколько егерей попадали, хватаясь за грудь или голову, пробитые пулями...
  Мы начали стрелять в ответ.
  Раскатистым эхом на той стороне реки раздалась искаженная динамиками команда. Я узнал наречие, на котором она была отдана - нас атаковали офионцы...
  - Это Офион! - закричал я на ухо лежащему рядом со мной Тягачеву.
  Он не ответил. Молча лежал в лицом вниз, сжимая в побелевших пальцах штурмовую винтовку.
  Я потянул его за плечо, переворачивая на спину.
  Лицо сержанта было залито кровью. Потускневшие глаза безразлично смотрели в небо.
  
  ***
  
  Я сидел, прислонившись к стене хижины, сжимая автомат, смотрел на свои сапоги, облепленные грязью, щедро присыпанные пеплом.
  Пепел...
  Офионцы откатились обратно в лес - первая волна наступления - разведка боем, откатились, оставив на обугленных мостках деревни, и в мутных водах речки совсем немного своих бойцов - облаченных в массивную броню, в глухих шлемах с выпуклыми обзорными линзами, с головы до ног опутанных проводами и какими-то шлангами...
  Их первая волна откатилась назад - а от роты егерей осталось человек пятнадцать-двадцать, не больше...
  Пепел...
  И никуда уже нельзя было укрыться от этого пепла - он витал в воздухе, настырно лез в ноздри, в рот, вызывая резкий кашель. Он укрывал поле боя, болото, косогор, и то, что осталось от деревни Эснерилле, серой пеленой...
  Пепел на сапогах.
  Вот она, наша победа.
  Победа любой ценой.
  Ожила рация - затрещала, захрипела, астматически кашляя.
  Прапорщик, сидящий рядом со мной, помедлил, поглядел на меня, и все же и протянул ее мне - старшему по званию.
  - Шмели, Шмели! Я - "Сварог"! - сквозь шум помех долетел хрипловатый, хорошо поставленный голос. - Слышите меня, Шмели? Говорит вице-адмирал Киров...
  - Да, Вадим Юрьевич...
  - Артем?! - донеслось из динамика. - Слава Богу!... Артем, эскадра на подходе, к вам прорываются десантники... продержитесь еще час. Прошу тебя! Мы уже идем, сынок. Вы вытащим вас оттуда!
  - "Сварог", это Шмели. - сказал я твердо. - Просим огневую поддержку в квадрате 3-14.
  - Артем?!
  - "Сварог", вызываю огонь на квадрат 3-14. - повторил я. - Вызываю огонь на себя.
  Я щелкнул миниатюрным тумблером, отключая связь.
  Победа любой ценой... Пусть даже ценой жизни, верно?
  В дыму, застилавшем противоположный берег желтой речушки, двигались, переговариваясь отрывистыми, искаженными динамиками голосами, стреляя по деревне, высокие фигуры, закованные в броню. Со скрипом и лязгом шли через выжженный лес боевые машины Офиона...
  
  ...Стальная громада, массивно-изящная машина смерти, надвигалась прямо на меня, перебирая суставчатыми стальными лапами-ходулями, увязая в болоте, с хрустом проламывая горящие деревенские мостки.
  Я с трудом поднялся, опираясь на хлипкие перила, выдернул чеку из последней гранаты.
  Главное - подпустить поближе, повторял я про себя.
  Примерно полчаса назад я видел, как фельдфебель Деревянец бросился прямо на одну из таких машин, истратив все патроны, оставшись на пристани один... я не успел добежать до него. Он взял все последние свои гранаты, и кинулся вперед, навстречу своей смерти... офионская машина, мятая, закопченная, покореженная, так и торчала теперь из речки, и валил от нее густой черный дым. А от пристани не осталось ничего, кроме обугленных свай.
  Главное - подпустить поближе...
  Я начал считать, чуть шевеля пересохшими губами и глядя на шевелящиеся стальные конечности...
  Раз...
  Два...
  Три...
  Я швырнул гранату в ощетинившуюся пушками и какими-то гибкими щупами стальную башню. Лязгнув, она покатилась по скошенной броне...
  ...И взорвалась, ярко полыхнув, корежа металл, заставляя вспыхнуть продолговатый топливный бак, принуждая ходячую машину чужих пошатнуться, и пару раз неуклюже переступив стальными ногами, начать крениться набок.
  Со скрипом распахнулся люк, из него, один за другим, с тяжелыми всплесками спрыгнули в болото офионцы, в обтягивающих серых комбинезонах, без брони.
  Один, увидев меня, распахнул розовую пасть и злобно зашипел, подбираясь и двигая своими уродливо-красивыми гребнями-перепонками, шаря чешуйчатой лапой по поясу в поисках кобуры.
  Я срезал всех троих Чужих, бултыхающихся в тине и болотной слизи, длинной хлесткой очередью из автомата.
  И глядя, как болото начинает медленно втягивать в себя обмякшие тела, отбросил ставший бесполезным и ненужным автомат с опустевшим рожком.
  А потом низкое больное небо разорвали стальные иглы высокоточных ракет...
  "Сварог" все таки ударил по нам, по горстке людей, со всех сторон окруженных Чужими и потерявших всякую надежду на спасение.
  Вице-адмирал Киров сделал то, что должен был сделать. То, что попросил сделать я.
  Ракеты со свистом обрушились на лесок, по которому наступали к реке офионцы, полыхнули, ослепляя...оглушили, нестерпимым грохотом, превратив противоположный берег в сплошной море огня, в кромешный ад, стену багрового пламени, за которой мигом стих истошный визг изжаривающихся прямо в своих бронированных комбинезонах офионских десантников.
  А потом волна огня и пепла, поток раскаленного воздуха, смели меня с обугленных мостков в болото...
  Я попытался вдохнуть, но язык и небо обожгло нестерпимым жаром...я подавился им, захрипел, но тут же в мои рот, в горло, в легкие, хлынула ледяная болотная жижа... Я попытался бороться с трясиной, что мигом потянула меня к дну, в непроглядный чернильный мрак, я пытался разбить ее лихорадочными ударами рук и ног...
  Я рвался вверх, задыхаясь, мечтая лишь об одном - еще раз глотнуть раскаленного воздуха, и пусть он даже сожжет меня - пусть, лишь бы еще раз вдохнуть...воздуха! Воздуха!
  Жить!
  Дышать!
  Жить!!!
  ЖИТЬ!
  Я вырвался из глубины, с громким плеском ударил руками по тине и мху, и дышал, дышал, хватая обожженным ртом горячий воздух, кашляя, отплевываясь, давясь водой, и над головой, там, наверху - было небо - почти черное по сравнению с полыхающим вокруг ослепляющим пламенем...
  
  ***
  
  Егеря, те кто остался в живых, выходили с разных сторон к косогору, где стояли горелые державные бронетранспортеры, выходили - измученные, еле живые, с закопченными черными лицами, в горелых пятнистых комбинезонах.
  Я похлопал по плечу прапорщика Валерьянова, перемазанного грязью и сажей, взъерошенного мальчишку в маскировочном комбинезоне егеря.
  - Мы победили... - тихо, едва слышно сказал он, глядя на меня. - Да?
  В его глазах застыли слезы.
  Я кивнул.
  Мы победили. Как всегда. И неважно - какой ценой... главное - что победили. Вот только почему, когда я смотрю на этого мальчика посреди кровавого ада войны, на моих глазах тоже появляется предательская влага?...
  А из-за леса, с той стороны, откуда мы наступали утром, раздавались автоматные очереди, треск деревьев, сминаемых широкими стальными гусеницами, и гулкие орудийные выстрелы...
  Через лес, добивая остатки офионцев, наступали Наши.
  Лязгая гусеницами, продирались сквозь горящий лес тяжелые танки.
  Широковой цепью шли десантники в бронированных комбинезонах, глухих защитных масках.
  Они шли по этой чужой отравленной земле как хозяева. Они привыкли побеждать.
  Наступали, поводили из стороны в сторону дулами огнеметов и штурмовых винтовок, презрительно оглядывали уродливый, выжженный дотла пейзаж надменно сощуренными прозрачными глазами.
  Десантники. Гвардия Державного Владетеля. Лучшие из Лучших.
  Полковник Нересов, командир 13-го гвардейского, герой, красавец, в распахнутой длиннополой серой шинели с оранжевыми отворотами, в одетой набекрень низкой черной папахе с золотым державным орлом - в парадной форме, наплевав на осторожность, шел, не обращая внимания на пепел и грязь, переступая через трупы офионцев, чуть прихрамывая на левую ногу - скрипучий стальной протез, равнодушно отдавая своим людям какие-то указания, указывая роскошной длинной тростью.
  Подойдя ко мне, он оперся на трость и молча вскинул правую руку, отдавая салют. Его солдаты один за другим подходили следом, и повторяли жест своего командира.
  Я ничем не ответил на его жест. Я думал совсем о другом.
  Из свиты полковника вышел вперед человек в длиннополом черном плаще с капюшоном, расшитым причудливыми фиолетовыми орнаментами, в глухой черной маске, повторяющей очертания лица - на ней играли блики полыхающего вокруг пламени.
  Я кивнул иноку - служителю державной Церкви, посланнику Патриарха.
  Мы отошли в сторону.
  - Как ты? - глухо, из под маски, спросил меня инок.
  - Со мной все в порядке, отче... - я помедлил, с отвращением стирая с лица сажу. - Но Храм... мы все-таки ошиблись.
  Инок понял меня.
  - Значит Точка Отсчета не здесь?
  - Нет. Но теперь я знаю, где искать ее...
  - Ты устал, Артем... - инок положил руку, затянутую в черную бархатную перчатку, на мое плечо. - Пойдем...
  Я согласно кивнул.
  Дым стелился над остатками деревни...Дым стелился над остатками леса.
  Густой, черный дым.
  Выжившие егеря, перемазанные сажей, израненные, едва способные держаться на ногах, улыбались, курили, смотрели в стремительно темнеющее чужое небо...
  Я вдруг ощутил всю ирреальность происходящего.
  Я, здесь и сейчас, в чужом мире, под чужим небом...
  Один на один со своими мыслями...
  Я смотрел в чернеющее над головой небо.
  В нем медленно-медленно загорались крошечные еще, робкие холодные огоньки. Искры во тьме.
  Это сон, подумал я. Я брежу, или сплю, не иначе.
  А мы все, мы, люди - мы всего-навсего Рабы Грёз. Вот кем мы стали.
  Люди заблудились в пестрых фальшивых мирах, и уже не хотят возвращаться обратно, к проверенным и испытанным истинам - к запаху земли после дождя, к теплу женских рук, к по-детски чистой радости Творения...
  Людям стало неуютно в Реальном мире.
  В Мире Разноцветных Миражей они сильны, там они рискуют и побеждают. Там - их счастье, их слава, их жизнь...
  Армады кораблей, сходящиеся в ледяной иссиня-черной бездне...
  Продирающиеся сквозь чужие враждебные леса егеря...
  С азартом выжигающие чужих десантники...
  А там, вдали - еще миллионы людей...
  Мы сами придумали себе такой мир - жестокий, веселый, страшный... Придумали эту войну на смерть. Только для того, чтобы забыть самих себя, чтобы отвернуться от света, согревавшего нас когда-то...Чтобы нестись навстречу безразличным ледяным искрам чужих звезд...
  Мы возродили из праха Державу, сдунув пыль с древних символов, развернув истлевшие летописи и в них, в причудливых переплетениях кириллической вязи, найдя свое будущее...
  Но все, что нам нужно - вернуть утраченное. Все что нам нужно - это смысл.
  - Я найду его... - прошептал я. - Найду нашего Бога. В той точке вселенной, где он сможет выслушать меня, где долетит до него мой слабый голос... где я смогу спросить его. Скажи, ответь - во имя чего? Во имя чего жить нам? К чему стремится?
  Пусть это будет мой ответ... Мой путь. Я пройду его весь, до конца, только ради этой секунды - когда с моих губ слетит вопрос к Нему...
  ...День заканчивался.
  День медленно умирал. Свет, отступающий, терпящий поражение, уходящий под напором наступающей тьмы, медленно догорал где-то на горизонте, не желая отдавать тяжелую победу своей извечной противнице, последними закатными лучами пытаясь остановить, удержать, зацепиться за край горизонта. Из последних сил стараясь победить, хотя все было кончено.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"