Ранняя осень набросилась на Москву с такими страстью и напором, что не справлялись погодные генераторы и терморегулирующие комплексы. Шелестящее зеленое море парков расцветилось винно-красным и канареечно-желтым. Местами моросил дождь. Панорамные окна башен-новостроек будто подернулись пеленой слез, затуманились. Киберуборщики бестолково суетились, пытаясь разобраться с лужами и палой листвой.
Агния собирала вещи.
Я оставался ждать назначения.
Премьер Зубаков, играя морщинами на бугристом лбу, чеканя слова, твердил с панели визора о росте валового внутреннего продукта.
Я сидел на кушетке с "икс-троникой", делая вид, что занят похождениями мультяшного волка - ловлю корзиной яйца, перепрыгиваю метающих арбузы гиппопотамов и медведей-мотоциклистов. Согласно боевой задаче, изложенной в анимированном ролике, преследую зайца.
На самом деле я слился на четвертом уровне.
Поверх погасшего экранчика "икс-троники" смотрел, как Агния пытается уместить в рюкзак юбилейное издание "Страны багровых туч" с золотым обрезом.
- Она-то зачем? - не удержался я. - Все равно, что на Клондайк везти ПСС Джека Лондона. Некогда же будет... Оставь тут. Отдам, когда вернешься.
Агния посмотрела меня. Сдула со лба выбившуюся рыжую прядь.
Ничего не сказала.
В ее болотно-зеленых, с янтарной искрой, глазах, и так читалось предостаточно. И про наши былые литературные дискуссии. И про все остальные наши дискуссии. И про Клондайк. И про Джека Лондона. И про перспективу ее возвращения сюда. Ко мне.
Вздохнув, я пробежался пальцами по клавишам "Икс-троники".
Волк нетерпеливо подергивался на стартовой позиции уровня. Мигал, жмурился, клацал зубами и призывно качал корзиной.
Я начал заполнять ее яйцами. В конце концов, за каждое давали целых двадцать очков.
***
Через день после отъезда Агнии я нашел на опустевшей книжной полке ее сережку.
Забыла ли? Или оставила нарочно? На память?
Сейчас я перебираю ее в пальцах. Маленькая стеклянная капсула с замком-петлей. Длинный тонкий крючок, вдеваемый в мочку уха - фиксатора у него нет, очень легко потерять.
Внутри капсулы - крохотные гранулы, частицы плодородного слоя нашей планеты. Забавный сувенир выпускников-почвоведов. Зримое напоминание о корнях, о нашей общей Родине, о Земле...
Сирена даст нам команду на взлет. До нее считанные минуты.
Эти крайние мгновения томительны, растянуты. Каждый по-своему справляется с лихорадочным огнем, с истомой и скукой бесконечных секунд.
Я, к примеру, верчу в пальцах, разглядываю сережку Агнии.
Стартуем в 17:00 по Москве, с палубы "Алексея Косыгина". Девятке наших "мигов-80" предстоит работать по северному полюсу. По южному - натовцам. Китайцы координируют нас своими орбитерами.
На командно-диспетчерском карнавал-ад с бубенцами и сковородками. Метеорологи нервничают. Штабные суетятся. На полетах - лично генерал-полковник Окунев, главком Марсианской ГВ.
- Сегодня, ребятишки, - замкомэска дует на кофе, щурит воспаленные от недосыпа глаза. - Мы делаем историю.
Психологи из санчасти и пси-спецы контрразведки не спускают с нас глаз. Синоптики, блестя глазами, пророчат СМУ, хотя еще часов шесть назад были самые заурядные ПМУ.
Стальные птицы медленно покидают ангары. Сипло поют турбины, заводя мелодию высоты. Сигнальщики дают отмашку лампами, след от которых алыми и изумрудно-зелеными змеями рассекает сумерки.
Мой штурман Валера Корнеев по кличке "Корн", проверив бомболюки, бьет по рукам с техником, нагоняет меня, тыкает углом планшета под локоть:
- Настроение?
- Бодрое. Как сам?
- Трепещу весь! Давай только, Тоныч, не как в тот раз, когда всю ночь до утра потом схему чертили на ватмане и перед комиссией отчитывались?
- Радостно, как эпиляция бороды пассатижами!
- Чертовски верно, дружище.
Бьем кулаком о кулак, надеваем на головы гермошлемы. По приставным забираемся в кабину. Даю отмашку техникам. Пристегиваемся, включаю связь:
- Контроль, я - Герань, запрос на запуск?
- Герань, запуск разрешаю! Выруливай...
Воздух дрожит и колеблется. "Алтей" в мерцании габаритов уходит на взлет. Впереди два борта:
"Бадан, по полосе..."
"Витекс, по полосе..."
Корн что-то пыхтит, суеверно постукивает по гермошлему сложенными фигой пальцами - три раза.
Ждем.
- Бадан, взлет...
- Витекс, форсаж!
- Поехали, ну? - шепчу я одними губами.
- Герань, на взлет, - раздается, наконец, долгожданное. - Впереди свободно!
"Миг" стартует. Мы идем на взлет.
Раскинув крылья с красными звездами, несем в когтях 50-тонные сияющие плоды.
Марс бросил вызов нам. Мы бросаем вызов Марсу.
Небесный лилипут, злой карлик - не смотри нас так угрюмо своим алым оком. Не швыряй в нас клубами бурой пыли. Подумай, с кем связался? У тебя даже массы меньше чем у Земли в десять раз. Холодное небесное тельце. С замерзшей водой. Без признаков жизни.
Мы научим его дышать.
Корн крутит настройки:
- Тоныч, крыло шестьдесят, скорость - тысяча. Разворот на боевой выполняем через пять минут. Крен держи больше, чтоб не проскочили.
Нижний край двести, неровный. Пыльная буря, видимость в пределе.
Мы идем над холодной пустыней, покрытой льдом и пылью. Интенсивное ультрафиолетовое излучение Солнца на поверхности не дает шанса ни единому живому организму. Атмосфера разряжена до предела. Ее, считай, нет. Случись льду растаять - превратиться в клубы пара, не в жидкость.
Но Марс не всегда был таким, сухим и безжизненным. На нем есть высохшие русла рек. Бассейны озер и морей разбросаны по нему.
Он нужен нам. Здесь будет наш новый дом.
- Глянь по таблице время задержки с двухсот?
- Нормально, пять секунд.
Доходим до цели в общем боевом порядке.
Для успеха нам нужно только два слагаемых - температура и плотность атмосферы.
Мы согреем Марс. Сделаем это легко и быстро.
- Контроль, вышли на точку "Мелофон". Визуально наблюдаю цель. Отсчет пошел. Двадцать один, двадцать два, двадцать три...
Нажатие гашетки, лязг створок бомболюков, свист ветра в стабилизаторах...
Синтез одного ядра атома гелия из двух ядер атомов дейтерия. В сжатом и разогретом дейтериде лития-6 - реакция слияния. Испускаемый нейтронный поток инициирует реакцию расщепления тампера. Лучистый светозарный огненный шар затмит звезды... И мир никогда уже не будет прежним.
Мы запускаем цепную реакцию.
Уже существующие на планете элементы создадут волшебную мантилью, которая укроет безжизненные пустыни. Пойдут дожди. Начнется строительство инфраструктуры. Пойдет снег. Начнется терраформирование.
Лесники-тераформаторы, почвоведы, селекционеры при помощи генной инженерии сделают Марс зеленым, как наша Родина. Как наша Земля.
- Молодцами, Герань! Шесть нулей! Отличная работа!
***
Там, откуда я родом, говорят "поехали!" и бросаются с головой в омут.
Там говорят "мы покажем вам кузькину мать" и становятся живым примером для последующих поколений. Там говорят "звездам числа нет, бездне - дна". И всегда это звучит как вызов.
Это все гены. Мы поколениями смотрели в небо, утопая голенищами в навозе и прелой соломе. Смачно схаркнув под ноги, протерев глаза, бормотали себе под нос: "экой чорт выдумал такую красоту!"
Мы мечтали о них. Хотели зачерпнуть ладонью всей этой искристой россыпи, разметанной по черному бархату. Они мерцали нам сверху, будто подмигивали своими холодными глазками, маленькими и равнодушными. А мы - делили свою землю, навозом и прелой соломой засыпанную, по квадратам, и потом по ним же садили картечью, били реактивной артиллерией, жгли напалмом и жахали управляемыми ракетами.
Шли вперед, как умели. Те, кто начал это движение, остались далеко позади, загаженными птицами памятниками и безымянными бугорками мха среди болот.
Шли вперед, сквозь войны, эпидемии и бунты. А Мечта оставалась - одна на всех. Дурацкая и настоящая. Все эти мерцающие россыпи над нашими головами. Подмигивали, намекали нам на что-то. Ты всегда возвращаешься к истокам, всегда верен своей мечте - какой бы глупой и детской она не была. Иначе, какой смысл во всей этой гребатории, верно?
Нам нужна была вся Вселенная, целиком и полностью, без дураков. Все это пряталось где-то внутри с самого начала. Все эти парни в дебрях еловых лесов, в меловых темницах монастырей. Гипнотическая композиция рублевских икон и бряцанье доспехами на поле Куликовом. Нам было слишком тесно и мало - этого, земного. Мы абстрагировались. Велиречивым бояном растекались по Мировому древу, дикими волчьими стаями рассыпались по степям и снегам, и шире и дальше и выше - под самые облака.
Мы просто верили в Будущее. Стояли по колено в соломе и навозе, а смотрели - вперед и вверх. Один парень придумал ракеты, второй - как их строить. Потом еще один улыбнулся, махнул рукой и полетел вперед и вверх. По пути к далеким звездам. И тогда все поняли, что наступает НАШЕ будущее.
И теперь у нас есть все эти механические помощники, информационные сети, у нас есть достижения медицины и экологическое равновесие. У нас нет войн, Планета - с большой буквы - одна на всех. И целый самосвал полной свободы. Хочешь творить - твори. Хочешь любить - люби. Хочешь лепить глиняные горшки - мы синтезируем тебе тонны этой глины. Хочешь пиликать на скрипке с утра до вечера - у тебя всегда найдется пара слушателей. Они будут слушать тебя просто из деликатности. Потому что так воспитаны.
Я родом из России, планета Земля. Из поколения, дотянувшегося до звезд.
***
На панели визора в кают-компании - бугристая физиономия премьера Зубакова. Твердит об успешном старте первого этапа терраформирования Марса, об интеграции, об эффективном сотрудничестве в технологическом и экономическом аспектах...
- Я прямо готов расцеловать эту его бородавку, - Корн пшикает кольцом пивной банки, поднимает ее, роняя на ковролин хлопья пены. - Мы сделали это, а?
- Верно, дружище.
Я чокаюсь с ним своей банкой, делаю глоток, блуждая рассеянным взглядом по ленинской комнате. У нас тут и стеллаж, уставленный багровыми корешками классиков, и бюст Циолковского, и кадка с мохнатой пальмой, и фонотека с ностальгическими пластинками психоделического рока - от "Песняров" до "Аквариума", и обязательные репродукции Куинджи и Дейнеки на стенах, и мини-бильярд и даже массивный автомат для газировки с сиропом. Все, чтобы почувствовать себя как дома.
- Кто это, кто это, Антоха? - частит Корн. - Это ведь та, про кого я подумал, да?! Да?!
Я медленно отставляю банку на стол. Выбираюсь из уютного плена кресла.
- Эй-эй, Антоха, чего это у тебя с лицом? Ты только тут не падай, слышишь? По этому полу Жора своими сапогами ходил, он антисанитарный! Верно, Жора? Может проводить тебя до КаПэ?
Изображаю что-то вроде улыбки. Прикладываю палец к губам:
- Корн, умоляю...ни слова!
- Вас понял, Герань! Затыкаюсь!
У Агнии новая стрижка - короткая, озорно-мальчишеская. Косая челка падает на глаза. Глаза - все те же. Глубокие зелено-янтарные омуты, в которых хочется утонуть. Коллапсары зрачков, в которых хочется потеряться навсегда.
- Ты забыла у меня свою сережку.
- Я ничего не забываю, Дерябин.
- Так и думал. Хотелось так думать, во всяком случае...
- Рада тебя видеть.
- Я-то как рад. Думал, ты все еще на Поясе Астероидов.
- Прилетели только сегодня. Проверили первичную разведку. Развернули "Челюскинца", обживаемся. Теперь тут предстоит много работы.
- Знаю, мне уже товарищ Зубаков сообщил по новостям.
- Ох, Антон... В своем стиле!
- Ох, Агния! Как всегда - обворожительна в гневе!
- Мы тут разворачиваем клим-купол. На равнине Элизий, у самых Борозд Гефеста. Это я к тому... Что тебе теперь, наверное, полагается отпуск?
- Так точно, две недели.
- Знаешь, у нас тут, конечно, от добровольцев нет отбоя, но работы хватает. Работы ужас как много. Я помню про ваши традиционные крымские недели с Корнеевым, но... ты ведь еще помнишь, как водить краулер?
- Мне надо подумать над этим предложением, дорогая моя.
- Ну, тогда, дорогой мой... до связи?
- До связи, Агния.
Я некоторое время смотрю на экран, все еще слышу эхо ее последней фразы, сказанной, прежде чем отключить визор: "люблю тебя".
- А я тебя, - беззвучно шепчу в ответ.
Я вытаскиваю из нагрудного кармана футлярчик, в котором хранил все это время ее сережку. Бережно вытаскиваю, смотрю на свет ламп - на запаянные в стекло крошечные гранулы земной почвы.
Возвращаюсь в кают-компанию:
- Есть неплохая мысль по поводу отпуска, Корн.
- У меня тоже. Как насчет такого: рвануть в Крым, все две недели не вылезать из гамака, на визоре - "Старики" и "Тихоход". И целое море пива и горные хребты шашлыков, а? Каково?
- Кое-что получше...
- Готов воспринимать, Контроль. Излагайте вводную.
- Две недели в респираторе и защитном костюме, тучи красной пыли, очень тесно и холодно, компот из концентрата и замороженные котлеты. Каюты с низкими потолками. Работа с утра до вечера. Искусственный свет. Отвратительный кофе. Но... совершенно фантастические закаты. А уж люди какие приятные! И, кстати...
- И кстати...?
- Ты же еще помнишь, как водить краулер?
Он щурится, качает вихрастой головой, сминает пивную банку гармошкой. Встает с кресла:
- Герань... готовность два!
- Форсаж! - улыбаюсь я, ударяя со штурманом кулаком о кулак.
2. Инна Шилова, Сельхозспецстрой РФ, сектор "Равнина Элизий"
- Я люблю тебя, - сказал Матвей.
Отстранившись от микроскопа, я поправила защитные очки.
Очки были желтые и добавляли всему, что видишь, какое-то радостное, солнечное настроение. Но с тем выражением, которое было на лице у Матвея, не под силу было справиться даже моим волшебным желтым очкам. На лице его, помимо всегдашней мрачности, теперь читалось отчаяние, совершенная безысходность, предельная печаль...
- Извини, что?
Зря переспросила. До меня-то смысл сказанного уже дошел. А вот на Матвея теперь стало страшно смотреть:
- Давно хотел сказать... И вот... Я подумал, что...
Он скомкал окончание фразы, сделал неопределенный жест рукой, указывая в сторону панорамного окна станции.
За окном падал снег. Ну да, конечно...
Снег шел всю неделю. Первый снег планеты. Знак грядущих перемен. Самое время делать решительные поступки. Закрывать гештальты.
Я не знала, что ответить. Расправила несуществующую складку на рукаве белого рабочего комбинезона.
Матвей мое молчание понял по-своему:
- Извини, что отвлек... Просто, мне было важно, чтобы ты знала. Если ты когда-нибудь... Я буду всегда... Словом... Извини, Инна.
Окончательно смутившись, он вышел. Аккуратно задвинул за собой переборку.
На рабочем столе, между стеллажей с пробирками, остались принесенные им цветы.
Мне не дарили цветов со времен защиты диплома.
Здесь им просто неоткуда было взяться.
Им - тем, о которых слагали песни поэты. Те, чей аромат смешивался с дыханием любовников. Те, в ком прячет румянец волнения счастливая невеста. Те, что погожим весенним днем пестреют в женских волосах и на ровных линиях бульваров. Как и сто, и двести лет назад. Единый символ для беды и радости. Купающийся в золотой заре утра на открытом лугу и драпирующий траурный креп. Символ тления и скоротечности жизни. Символ бессмертия и нерушимых уз, связывающих сердца.
Я и не знала, что на Марсе есть цветы.
Матвей отвечал за оранжерею. Это было его царство - душное, пряно пахнущее, наполненное тихим жужжанием аппаратуры. Рукотворные джунгли - чередование полной влажного шепота листьев полутьмы и яркого света люминесцентных ламп.
У меня было свое царство - рассредоточенное в стерильной белизне лаборатории, запечатанное в капсулы и контейнеры. Поданные требовали внимания и заботы. Им не было никакого дела до смятения моих чувств. Им было неведомо само понятие "чувства".
Интересно, знакомо ли оно матвеевым цветам?
Я вернулась к микроскопу.
***
За обедом я решила поговорить с Агнией, Кейтлин и Беллой. Никогда не любила слушать советов, а еще больше - советовать самой. Но теперь мне определенно нужен был совет.
У девочек, оказывается, были свои новости:
- Твой приезжает, Шилова! - засверкала зеленющими глазами Агния. - Совершенно точно! Антон звонил полчаса назад. Повезет сначала к Шубину, потом к Харту, а затем сюда, на Элизий. Он снимает какую-то документалку, будет освещать продвижение терраформинга. Антошка у него вроде гида.
- Предупредить бы туриста, чтоб пристегнулся, - вставила ехидная Кейтлин.
Агния показала ей язык.
- До сих пор вспоминаю нашу поездку за фильтрами, - кивнула Кейтлин. - Антон классный! Вот только порой забывает, что теперь у него в распоряжении краулер с живыми пассажирами, а не истребитель с боеголовками. Особенно на спусках.
- За что и люблю, - подытожила Агния.
- Везет же! - зажмурилась Белла. - У Агнии - военный, летчик! У Кейтлин - селекционер! Ученый! А теперь вот и к Инке едет... И кто!! Звезда визора! Мне бы вот тоже найти...
- А ты нарисуй Саймону "валентинку"... Еще одну.
- Ему только его "макаки" интересны.
Я отставила чашку с какао. Побарабанила пальцами по краю стола.
Белла продолжала, ее понесло:
- Сам Кирилл Гуляев на нашей станции! Первый канал!! С ума сойти! Девчонки мы все прославимся и станем ужасно популярными!
- Он едет снимать не нас, - сказала я. - Он едет снимать снег.
Повисла гнетущая пауза. Все думали о том, что долгожданный климатический сдвиг предвещает скорый переезд. А ведь мы почти привыкли к нашему "Элизию четвертому", притулившемуся на краю кратера, присыпанного красной пылью, искрящегося ледниками, имя которому заменял шестизначный номер. Между собой мы называли его "сахарница".
Мы уже начали чувствовать себя здесь, как дома.
- Лучше бы Антон привез нам Редклиффа, - хмыкнула ехидная Кейтлин.
- У тебя слабость к старичкам! - мстительно заметила Агния.
- Я выросла на его фильмах! - возмутилась Кейтлин. - И кстати он, если верить визору, в неплохой форме.
- А я вот себе никогда не нравлюсь на записи, - сокрушенно сказала Белла. - Какая-то я не киногеничная.
Видимо, мне все-таки не удалось справиться с лицом. Белла погасила улыбку. Кейтлин озабоченно нахмурилась. Агния спросила:
- Подружка, ты чего? Ты ж сама нам о нем столько рассказывала... Про все эти его артхаусные шедевры. Сама я не сказать, чтоб фанатка, но в твоем пересказе все это выглядело довольно эффектно... И вот сказочный принц сам мчится к тебе...
- На белом краулере!
- Управляемым летчиком-истребителем!!
- Ох, девочки, - только и смогла сказать я в ответ.
Я передумала просить совета.
***
За панорамным окном падали снежинки. Первый этап терраформирования.
Я смотрела в микроскоп.
На станции Элизий-четыре все заняты своим важным делом.
Найар, Кейтлин и Саймон отвечают за функционирование внутренних систем и связь, руководят стальной армией киберов-"макак".
Джонни-Джей и Парсонс отвечают за аккумуляторы и электропитание станции, следят за реактором и солнечными батареями.
Я, Агния, Матвей и Белла составляем прогнозы погоды, пытаемся сладить с вздорным характером планеты, насылающей на нас - то магнитную, то песчаную бури. Исследуем добытые "макаками" образцы. Ходим на поверхность в громоздких скафандрах.
Куча дел. Большая ответственность.
Наша задача - превратить Марс в новый дом человечества. Сделать его нашим другом.
В этом деле у нас были помощники. Я смотрела в микроскоп на одного из них.
Изящный темный завиток, тонкий нитяной изгиб на светлом фоне.
Поедая выращенные Матвеем и Беллой водоросли, они будут вырабатывать кислород. Они научат Марс дышать.
За панорамным окном лаборатории шел снег - медленно падали снежинки. Они чем-то разительно отличались от земных. Как в том анекдоте про фальшивые елочные игрушки. Только наоборот. Необыкновенно крупные, пушистые, искрящиеся. Они сообщали нам о том, что планета меняется.
Серии комбинированных бомбардировок с нависших в атмосфере крейсеров ВКС пробили в коре гигантские кратеры. Пыль и пар смешались с нищей атмосферой планеты. Закипели скованные льдом океаны, двинулись с мертвой точки, образуя бескрайние поля жидкой грязи. На эти грязевые пустыни и на обледенелые каналы двинулась лавина генетически измененных лишайников и водорослей, цепких, упорных, пожирающих на своем пути противостоящую им неорганику.
Наша станция, "Элизий-четвертый", была форсированными темпами развернута из мех-комплекса "Челюскинец" - на краю кратера, имя которому заменял шестизначный номер.
Здесь оседающая вечная мерзлота породила карстовые наслоения, похожие на взбитую пену. Нагромождения красных скал блистали белизной снежных шапок и глянцевито-черным - в местах, где оплавилась порода, и почти сплошь были затянуты темно-зеленым плащом лишайников. Стенки кратера пестрели красно-белыми полосами - ледники и нанесенная ветром пыль. Перевернутые взрывом древние камни кое-где хранили отметины мертвых морей, высохших во времена столь отдаленные, что от одной мысли начинала кружиться голова.
Мы создаем новый мир.
Мы делаем историю.
***
- Ребята сказали мне, кто приезжает. Обо всем узнаю с запозданием.
- Очень много времени проводишь в своей оранжерее. Я тебе уже говорила.
- Наверное, такая у меня роль? Молчаливый садовник, который ждет своего часа, прикрываясь тисовыми фигурами. Таясь за клумбой с флоксами. Заняв наблюдательный пост на ближайшей яблоне.
- В конце романа он окажется убийцей?
- Смотря про что роман.
- Научная фантастика, конечно.
- Не поспоришь.
- А какое у меня амплуа, любопытно?
- М-м-м... Королева червей?
- Ненавижу тебя! Еще больше, чем Беллу. У вас, садовников, какое-то особенное чувство юмора, не такое как у обычных людей.
- Мы не садовники. Мы - фермеры!
- Слушай, к чему ты завел этот разговор?
- Какой?
- О приезде Гуляева?
- Помнишь, еще в Москве, после защиты дипломов, мы ходили на его фильм. Тот, про циркового карлика, влюбленного в экзотическую танцовщицу?
- Тебе было скучно.
- Неправда!
- Ты почти не смотрел на экран. Все время вертелся.
- Я смотрел на тебя.
- Я-то думала, тебе нравится артхаус.
- Я-то думал, у нас тогда было свидание.
***
Кирилл Гуляев, звезда визора, создатель пяти артхаусных шедевров, которым я лично проставляла десяточки в сетевых рейтингах - не понравился мне с первого взгляда.
На торжественный ужин по случаю собственного приезда он явился в длинных бермудах и футболке с портретом Кафки. Под нижней губой темная полоска символической бородки. В солнечных очках!
Нагло-симпатичный, взъерошенный и шумный - он был ужасно похож на того Волка, что гоняется за Зайцем в культовой серии советских мультфильмов и сделанной по мотивам ностальгической франшизе аркадных игр для "Икс-троники".
- Привычка. Там, на Земле... Поклонники! Поклонницы, хе-хе. Знаете... Это все, конечно, очень мотивирует, это внимание, да... Но с другой стороны, вы знаете... Иногда так хочется остаться наедине с самим собой, погрузиться в себя... Впрочем, думаю, здесь, мне излишнее внимание не грозит, хе-хе...
Он стащил очки с носа и попробовал ослепить нас своей улыбкой.
Белла не сдержалась и одарила меня красноречивым взглядом.
Стало жарко щекам. Я хотела пнуть Беллу под столом, но промахнулась. Попала Саймону по колену. Он спрятал ухмылку в стакане с компотом.
***
Провожать на поверхность режиссера Гуляева вместе с его видеоботами выпало нам с Матвеем. Ирония судьбы.