Аннотация: Лесопарк подходил вплотную к порту. На деревьях гнездились многочисленные вороны. В полете их стаи напоминали низко идущие черные тучи. Ворон Федька был так же черен и с виду мрачен, как и его собратья
Лесопарк подходил вплотную к порту. На деревьях гнездились многочисленные вороны. В полете их стаи напоминали низко идущие черные тучи. Ворон Федька был так же черен и с виду мрачен, как и его собратья. Но было в нем что-то особое, какой-то недостаток что-ли. Его не тянуло к собратьям, с ними Федьке было неловко. К их дочерям и сестрам не то чтобы совсем не тянуло, но не то, не то. Постепенно Федька отбился от стаи и зажил один. В районе порта ловкому ворону добыть ломоть еще теплой пиццы или чуть обкусанный гамбургер было несложно. Жизнь была сытой, но пустой.
От нечего делать Федька часто летал на берег. Океан выбрасывал на песок тоже много интересного. На берегу водились многочисленные, шумные и подвижные чайки, ослепительно белые. Федька из любопытства крутился возле них. Они его не гнали, но и не принимали. Подражая чайкам, ворон даже научился выхватывать рыбу из воды. Резко пикировал, едва касался поверхности лапами и клювом выхватывал зазевавшуюся рыбешку. Хотя с пиццей, которую можно было вволю есть на террасе портового кафе, никакого сравнения.
Среди чаек тоже была одна, такая, с вольтами в голове. С виду все как надо, ослепительно белая, ловкая и сильная, но держалась особняком. Как проницательный читатель догадался, Федька и Надька познакомились на пляже в один прекрасный день и понравились друг другу. Они совместно добывали пищу и часами лежали рядом на пляже, как пара обуви, только один башмак угольно черный, второй сверкал белизной.
Долго так не могло продолжаться и Федька предложил Надьке совместно оборудовать гнездо и соединить судьбы окончательно. Надька наотрез отказала, "Ты такой невозможно черный, ничего из этого не выйдет." Хорошая жизнь для Федьки кончилась. Он по-прежнему проводил время с Надькой по-приятельски, но это его больше не устраивало. Он стал чахнуть, и даже чизбургер из Макдоналдса не радовал его. Надька все видела и тоже тосковала. Черное и белое.
Федька умирал. Может, от любви, может, от неправильного окраса перьев. И тут ему невероятно повезло. Он увидел Бога. Не смейся, читатель. Автор тоже агностик и знает, что Бога скорей всего нет. Тем более невозможно Его увидеть. Вы и я никогда Его не увидим. Но тот, кто не может не увидеть, кто иначе погибнет- тот увидит. Шанс есть во всяком случае.
Федька увидел и сразу узнал. Из тучи вывалилась черная точка, быстро снизилась по плавной кривой и оказалась небольшим коршуном, немного больше самого Федьки. Коршун скользил в небе, и вокруг Него воздух дрожал, светился, сухо потрескивал от бесконечного напряжения. Федька видел неподвижные глаза и даже аккуратно прижатые лапы удивительной птицы. Он взмолился, "О Бог, Ты никогда не бывал в таком положении, но Ты все знаешь. Гибну. Помоги, сделай меня белым как снег или хоть беловатым, как полицейская машина. Тогда Надька согласится." До этого Федька никогда не разговаривал с Богом и на ответ не надеялся. А коршун, не отклоняясь от описываемой им окружности, неторопливо, добродушно-иронически качнул крыльями. Восторг пронзил Федьку, от незнакомой радости сердце забилось иначе. Все тонуло в радости ответа Бога, цвет уже не имел значения и Надька тоже. Все же ворон взглянул на себя. Ослепительная, неземная белизна оперения резанула глаза.
Коршун пошел на второй круг. Оцепенев от счастья и благодарности, ворон не отрывал от него взгляда. Пролетая над самой кромкой воды, Он снова качнул крыльями, хоть Федьке уже не о чем было просить. Качнув, чуть нырнул - и вдруг взмыл свечой, мгновенно ушел в облако. Оно засияло, задрожало, затрещало как гигантская шаровая молния, потом нехотя погасло. Бог исчез.
Федька взмыл вверх и двумя взмахами новых, могучих, ослепительно белых крыльев достиг пляжа, где обычно встречался с Надькой. Она и сейчас была там, изумленно и радостно бросилась навстречу Федьке - абсолютно черная, черная как антрацит, как ночь, как паровоз ФД. Только клюв и когти на ее стройных лапах светились нежным теплым янтарем.