Общество любителей российской словестности
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ТАТЬЯНА ХРУЦКАЯ
ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ РОССИЙСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ...
Санкт-Петербург
2014 год
"Один говорил: наша жизнь - это поезд,
другой отвечал: это перрон...
и оба сошли,
и каждый пошёл своей дорогой,
а поезд пошёл своей..."
2014 год - Год культуры, 2015 год - Год литературы.
"Ты, русское слово, ведёшь за собой..."
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН (1799-1837 гг.)
Романы, повести, путешествия
Пушкин - это наше всё...
АРАП ПЕТРА ВЕЛИКОГО. Железной волею Петра преображённая Россия.
Он увидел, что новый образ жизни, ожидающий его, деятельность и постоянные занятия могут оживить его душу, утомлённую страстями, праздностью и тайным унынием. Мысль быть сподвижником великого человека и совокупно с ним действовать на судьбу великого народа возбудила в нём в первый раз благородное чувство честолюбия...
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная...
Разве ты не знаешь, что долгая печаль не в природе человеческой, особенно женской; подумай об этом хорошенько...
Ей было около 16 лет, она была одета богато, но со вкусом...
А, право, жаль сарафана, девичьей ленты и повойника. Ведь посмотреть на нынешних красавиц, и смех, и жалость: волоски-то взбиты, что войлок, насалены, засыпаны французской мукою, животик перетянут так, что еле не перервётся, исподницы напялены на обручи: в колымагу садятся бочком; в двери входят - нагибаются. Ни стать, ни сесть, ни дух перевести. Сущие мученицы, мои голубушки...
Он роду не простого, он сын арапского салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник выручил и подарил его царю. Старший брат арапа приезжал в Россию с знатным выкупом и...
Нельзя надеяться на женскую верность; счастлив, кто смотрит на это равнодушно! Но ты!.. С твоим ли пылким, задумчивым и подозрительным характером, с твоим сплющенным носом, вздутыми губами, с этой шершавой шерстью бросаться во все опасности женитьбы?..
РОМАН В ПИСЬМАХ. Теперь я живу дома, я хозяйка, и ты не поверишь, какое это мне истинное наслаждение. Я тотчас привыкла к деревенской жизни, и мне вовсе не странно отсутствие роскоши. Деревня наша очень мила. Старинный дом на горе, сад, озеро, кругом сосновые леса, всё это осенью и зимою немного печально, но зато весной и летом должно казаться земным раем... Уединение мне нравится на самом деле как в элегиях твоего Ламартина.
Пиши мне, мой ангел, письма твои будут мне большим утешением. Что ваши балы, что наши общие знакомые? Хоть я и сделалась затворницей, однако ж я не вовсе отказалась от суеты мира - вести об нём для меня занимательны...
Я познакомилась с семейством... Отец балагур и хлебосол; мать толстая, весёлая баба, большая охотница до виста; дочка стройная меланхолическая девушка лет семнадцати, воспитанная на романах и на чистом воздухе. Она целый день в саду или в поле с книгой в руках... У неё я нашла целый шкап, наполненный старинными романами. Я намерена всё это прочесть и начала Ричардсоном...
Чтение Ричардсона дало мне повод к размышлениям. Какая ужасная разница между идеалами бабушек и внучек!..
Способы нравиться в мужчине зависят от моды, от минутного мнения... а в женщинах - они основаны на чувстве и природе, которые вечны...
У нас зима: в деревне это целое событие. Это вовсе переменяет образ жизни. Уединённые гуляния прекращаются, раздаются колокольчики, охотники выезжают с собаками, - всё делается светлее, веселее от первого снега. Я никак этого не ожидала. Зима в деревне пугала меня. Но всё на свете имеет свою хорошую сторону...
Я читаю очень много. Ты не можешь вообразить, как странно читать в 1829 году роман, писанный в 775-м. кажется, будто вдруг из своей гостиной входим мы в старинную залу, обитую штофом, садимся в атласные пуховые кресла, видим около себя странные платья, однако ж знакомые лица, и узнаём в них наших дядюшек, бабушек, но помолодевшими. Большею частью эти романы не имеют другого достоинства. Происшествие занимательно, положение хорошо запутано, - но Белькур говорит косо, но Шарлота отвечает криво. Умный человек мог бы взять готовый план, готовые характеры, исправить слог и бессмыслицы, дополнить недомолвки - и вышел бы прекрасный, оригинальный роман. Скажи это от меня моему неблагодарному Р. Полно ему тратить ум в разговорах с англичанами! Пусть он по старой канве вышьет новые узоры и представит нам в маленькой раме картину света и людей, которых он так хорошо знает...
Маша хорошо знает русскую литературу - вообще здесь более занимаются словесностью, чем в Петербурге. Здесь получают журналы, принимают живое участие в их перебранке, попеременно верят обеим сторонам, сердятся за любимого писателя, если он раскритикован. Теперь я понимаю, за что Вяземский и Пушкин так любят уездных барышень. Они их истинная публика...
Милая! Мне невозможно долее притворяться, мне нужны помощь и советы дружбы. Тот, от которого убежала, кого боюсь я как несчастия, здесь. Что мне делать? Голова моя кружится, я теряюсь, ради Бога реши, что мне делать. Расскажу тебе всё...
Ты заметила прошедшею зимою, что он от меня не отходил. Он к нам не ездил, но мы виделись везде. Напрасно вооружалась я холодностью, даже видом пренебрежения, - ничем не могла я от него избавиться... Сначала это льстило моему самолюбию. Я, может быть, слишком это ему дала заметить. По крайней мере он, присваивая себе новые права, говорил мне каждый час о своих чувствах и то ревновал, то жаловался... С ужасом думала я: к чему всё это ведёт! И с отчаянием признавала власть его над моей душою...
Он добьётся моей любви, моего признания, - потом размыслит о невыгодах женитьбы, уедет под каким-нибудь предлогом, оставит меня, - а я... Какая ужасная будущность! Ради Бога, дай мне руку: я тону...
Вы влюблены друг в друга - что за беда? На здоровье. Ты имеешь дар смотреть на вещи Бог знает с какой стороны. Ты напрашиваешься на несчастье - берегись накликать его...
Петербург прихожая, Москва девичья, деревня же наш кабинет. Порядочный человек по необходимости проходит через переднюю и редко заглядывает в девичью, а сидит у себя в своём кабинете. Тем я и кончу. Выйду в отставку, женюсь и уеду в свою саратовскую деревню. Звание помещика есть та же служба. Заниматься управлением трёх тысяч душ, коих всё благосостояние зависит совершенно от нас, важнее, чем командовать взводом или переписывать дипломатические депеши...
Небрежение, в котором оставляем мы наших крестьян, непростительно. Чем более имеем мы над ними прав, тем более имеем и обязанностей в их отношении. Мы оставляем их на произвол плута приказчика, который их притесняет, а нас обкрадывает. Мы проживаем в долг свои будущие доходы, разоряемся, старость нас застаёт в нужде и хлопотах.
Вот причина быстрого упадка нашего дворянства: дед был богат, сын нуждается, внук идёт по миру. Древние фамилии приходят в ничтожество; новые подымаются и в третьем поколении исчезают опять. Состояния сливаются, и ни одна фамилия не знает своих предков. К чему ведёт такой политический материализм? Не знаю. Но пора положить ему преграды.
Я без прискорбия никогда не мог видеть уничтожения наших исторических родов; никто у нас ими не дорожит, начиная с тех, которые им принадлежат. Да какой гордости воспоминаний ожидать от народа, у которого пишут на памятнике: Гражданину Минину и князю Пожарскому. Какой князь Пожарский? Что такое гражданин Минин? Был окольничий князь Дмитрий Михайлович Пожарский и мещанин Козьма Минич Сухорукий, выборный человек от всего государства. Но отечество забыло даже настоящие имена своих избавителей. Прошедшее для нас не существует. Жалкий народ!
Аристократия чиновная не заменит аристократии родовой. Семейственные воспоминания дворянства должны быть историческими воспоминаниями народа...
Говоря в пользу аристократии, я не корчу английского лорда, как дипломат Северин, внук портного и повара; моё происхождение, хоть я им и не стыжусь, не даёт мне на то никакого права. Но я согласен с Лабрюером: подчёркивать пренебрежение к своему происхождению - черта смешная в выскочке и низкая в дворянине...
С тех пор как я в деревне, я стал отменно благосклонен и снисходителен - действие моей патриархальной жизни и присутствия Лизы...
Кроме Лизы, есть у меня для развлечения Машенька. Она мила. Эти девушки, выросшие под яблонями и между скирдами, воспитанные нянюшками и природою, гораздо милее наших однообразных красавиц, которые до свадьбы придерживаются мнения своих матерей, а там - мнения своих мужей...
ПОВЕСТИ ПОКОЙНОГО ИВАНА ПЕТРОВИЧА БЕЛКИНА
ВЫСТРЕЛ. ... Недостаток смелости менее всего извиняется молодыми людьми, которые в храбрости обыкновенно видят верх человеческих достоинств и извинение всевозможных пороков...
- Вы знаете, что я служил в гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстью. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое зло.
Я спокойно (или беспокойно) наслаждался моею славою, как определился к нам молодой человек богатой и знатной фамилии. Отроду не встречал счастливца столь блистательного! Вообразите себе молодость, ум, красоту, весёлость самую бешеную, храбрость самую беспечную, громкое имя, деньги, которым не знал он счёта, и которые никогда у него не переводились, и представьте себе, какое действие должен был он произвести между нами. Первенство моё поколебалось. Обольщённый моею славою, он стал было искать моего дружества, но я принял его холодно, и он безо всякого сожаления от меня удалился. Я его возненавидел. Успехи его в полку и в обществе женщин приводили меня в совершенное отчаяние. Я стал искать с ним ссоры...
Прошло несколько лет, и домашние обстоятельства принудили меня поселиться в бедной деревеньке... Занимаясь хозяйством, я не переставал тихонько воздыхать о прежней моей шумной и беззаботной жизни. Всего труднее было мне привыкнуть проводить осенние и зимние вечера в совершенном уединении...
МЕТЕЛЬ... Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и, следственно, была влюблена...
Между тем война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоёванные песни... Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собою, вмешивая поминутно в речь немецкие и французские слова. Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество! Как сладки были слёзы свидания! С каким единодушием мы соединяли чувства народной гордости и любви к государю! А для него, какая была минута!
Женщины, русские женщины были тогда бесподобны. Обыкновенная холодность их исчезла. Восторг их был истинно упоителен, когда, встречая победителей, кричали они: ура!
Кто из тогдашних офицеров не сознается, что русской женщине обязан он был лучшей, драгоценнейшей наградою?..
Бурмин был, в самом деле, очень милый молодой человек. Он имел именно тот ум, который нравится женщинам: ум приличия и наблюдения, безо всяких притязаний и беспечно насмешливый. Поведение его с Марьей Гавриловной было просто и свободно; но что б она ни сказала или ни сделала, душа и взоры его так за нею и следовали. Он казался нрава тихого и скромного, но молва уверяла, что некогда был он ужасным повесою, и это не вредило ему во мнении Марьи Гавриловны, которая (как и все молодые дамы вообще) с удовольствием извиняла шалости, обнаруживающие смелость и пылкость характера...
Тайна, какого роду ни была бы, всегда тягостна женскому сердцу...
Бурмин нашёл Марью Гавриловну у пруда, под ивою, с книгою в руках и в белом платье, настоящей героинею романа...
ГРОБОВЩИК ... "За здоровье тех, на которых мы работаем, наших клиентов!" Предложение, как и всё, было принято радостно и единодушно. Гости начали друг другу кланяться: портной сапожнику, сапожник портному, булочник им обоим, все булочнику и так далее...
СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ ... Что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: чин чина почитай - ввелось в употребление другое, например ум ума почитай? Какие возникли бы споры! И слуги с кого бы начинали кушанье подавать?..
БАРЫШНЯ-КРЕСТЬЯНКА... Этот был настоящий русский барин. Промотав в Москве большую часть имения своего и на ту пору овдовев, уехал он в последнюю свою деревню, где продолжал проказничать, но уже в новом роде. Развёл он английский сад, на который тратил почти все остальные доходы...
Но на чужой манер хлеб русский не родится...
"Куда нам по-английски разоряться! Были бы мы по-русски хоть сыты"... Англоман выносил критику столь же нетерпеливо, как и наши журналисты. Он бесился и прозвал его медведем и провинциалом...
Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни черпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон колокольчика уже есть приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни, а посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание. Конечно, всякому вольно смеяться над некоторыми их странностями, но шутки поверхностного наблюдателя не могут уничтожить их существенных достоинств, из коих главное: особенность характера, самобытность (индивидуальность), без чего не существует и человеческого величия. В столицах женщины получают, может быть, лучшее образование; но навык света скоро сглаживает характер и делает души столь же однообразными, как и головные уборы...
Сердце её сильно билось, само не зная почему; но боязнь, сопровождающая молодые наши проказы, составляет и главную их прелесть...
"Нет ничего здоровее, как просыпаться на заре". Тут он привёл несколько примеров человеческого долголетия, почерпнутых из английских журналов, замечая, что все люди, жившие более ста лет, не употребляли водки и вставали на заре зимой и летом...
ИСТОРИЯ СЕЛА ГОРЮХИНА ... Если Бог пошлёт мне читателей...
Сему-то почтенному мужу обязан я впоследствии развившейся во мне охотою к чтению и вообще к занятиям литературным. Успехи мои хотя были медленны, но благонадёжны, ибо на десятом году от роду я знал уже почти всё то, что поныне осталось у меня в памяти, от природы слабой...
Звание литератора всегда казалось для меня самым завидным. Родители мои, люди почтенные, но простые и воспитанные по-старинному, никогда ничего не читывали...
Чтение... долго было любимым моим упражнением. Я знал его наизусть и, несмотря на то, каждый день находил в нём новые незамеченные красоты...
Быть сочинителем казалось мне так мудрёно, так недосягаемо нам непосвящённым, что мысль взяться за перо сначала испугала меня. Смел ли я надеяться попасть когда-нибудь в число писателей, когда уже пламенное желание моё встретиться с одним из них никогда не было исполнено? Но это напоминает мне случай, который намерен я рассказать в доказательство всегдашней страсти моей к отечественной словесности...
Несмотря на все возражения моего рассудка, дерзкая мысль сделаться писателем поминутно приходила мне в голову. Наконец, не будучи более в состоянии противиться влечению природы, я сшил себе толстую тетрадь с твёрдым намерением наполнить её чем бы то ни было. Все роды поэзии (ибо о смиренной прозе я ещё и не помышлял) были мною разобраны, оценены, и я непременно решился на эпическую поэму, почерпнутую из отечественной истории. Недолго искал я себе героя. Я выбрал Рюрика - и принялся за работу...
Однако ж я почувствовал, что не рождён поэтом, и довольствовался сим первым опытом.
Но творческие мои попытки так привязали меня к литературным занятиям, что уже не мог я расстаться с тетрадью и чернильницей. Я хотел низойти к прозе. На первый случай, не желая заняться предварительным изучением, расположением плана, скреплением частей и т.п., я вознамерился писать отдельные мысли, без связи, без всякого порядка, в том виде, как они мне станут представляться. К несчастию, мысли не приходили мне в голову, и в целые два дня надумал я только следующее замечание:
Человек, не повинующийся законам рассудка и привыкший следовать внушениям страстей, часто заблуждается и подвергает себя позднему раскаянию. Мысль, конечно, справедливая, но уже не новая. Оставив мысли, принялся я за повести, но, не умея с непривычки расположить вымышленное происшествие, я избрал замечательные анекдоты, некогда мною слышанные от разных особ, и старался украсить истину живостью рассказа, а иногда и цветами собственного воображения. Составляя сии повести, мало-помалу образовал я свой слог и приучился выражаться правильно, приятно и свободно. Но скоро запас мой истощился и я стал опять искать предмета для литературной моей деятельности.
Мысль оставить мелочные и сомнительные анекдоты для повествования истинных и великих происшествий давно тревожила моё воображение. Быть судьёй, наблюдателем и пророком веков и народов казалось мне высшею степенью, доступной для писателя...
Ныне, как некоторый мне подобный историк, коего имени я не запомню, оконча свой трудный подвиг, кладу перо и с грустью иду в мой сад размышлять о том, что мною совершено. Кажется и мне, что, написав Историю Горюхина, я уже не нужен миру, что долг мой исполнен и что пора мне опочить!..
Издревле Горюхино славилось своим плодородием и благорастворённым климатом. Рожь, овёс, ячмень и гречиха родятся на тучных его нивах. Берёзовая роща и еловый лес снабжают обитателей деревами и валежником на построение и отопку жилищ. Нет недостатка в орехах, клюкве, бруснике и чернике. Грибы произрастают в необыкновенном количестве; сжаренные в сметане, представляют приятную, хотя и нездоровую пищу. Пруд наполнен карасями, а в реке Сивке водятся щуки и налимы...
Мужики женились обыкновенно на 13-м году на девицах 20-летних. Жёны били своих мужей в течение четырёх или пяти лет. После чего мужья уже начинали бить жён; и таким образом оба пола имели своё время власти, и равновесие было соблюдено...
БАСНОСЛОВНЫЕ ВРЕМЕНА ...
Образ правления в Горюхине несколько раз изменялся. Оно попеременно находилось под властью старшин, выбранных миром, приказчиков, назначенных помещиком, и наконец непосредственно под руководством самих помещиков. Выгоды и невыгоды сих различных образов правления будут развиты мною в течение моего повествования.
Основание Горюхина и первоначальное население оного покрыто мраком неизвестности. Тёмные придания гласят, что некогда Горюхино было село богатое и обширное, что все жители оного были зажиточны, что оброк собирали единожды в год и отсылали неведомо кому на нескольких возах. В то время всё покупали дёшево, а дорого продавали. Приказчиков не существовало, старосты никого не обижали, обитатели работали мало, а жили припеваючи, и пастухи стерегли стадо в сапогах. Мы не должны обольщаться сею очаровательною картиною. Мысль о золотом веке сродна всем народам и доказывает только, что люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения...
РОСЛАВЛЕВ ... Меня вывезли в свет зимою 1811 года. Не стану описывать первых моих впечатлений. Легко можно себе вообразить, что должна была чувствовать шестнадцатилетняя девушка, променяв антресоли и учителей на беспрерывные балы. Я предавалась вихрю веселья со всей живостью моих лет и ещё не размышляла... Жаль: тогдашнее время стоило наблюдения...
Полина чрезвычайно много читала, и без всякого разбора. Ключ от библиотеки отца её был у ней. Библиотека большей частью состояла из сочинений писателей XVIII века. Французская словесность, от Монтескьё до романов Кребильона, была ей знакома. Руссо знала она наизусть. В библиотеке не было ни одной русской книги, кроме сочинений Сумарокова, которых Полина никогда не раскрывала. Она сказывала мне, что с трудом разбирала русскую печать, и, вероятно, ничего по-русски не читала, не исключая и стишков, поднесённых ей московскими стихотворцами...
Вот уже, слава Богу, лет тридцать, как бранят нас, бедных, за то, что мы по-русски не читаем и не умеем (будто бы) изъясняться на отечественном языке... Дело в том, что мы и рады бы читать по-русски; но словесность наша, кажется, не старее Ломоносова и чрезвычайно ещё ограничена. Она, конечно, представляет нам несколько отличных поэтов, но нельзя же ото всех читателей требовать исключительной охоты к стихам. В прозе имеем мы только "Историю" Карамзина; первые два или три романа появились два или три года назад, между тем как во Франции, Англии и Германии книги одна другой замечательнее следуют одна за другой. Мы не видим даже и переводов; а если и видим, то, воля ваша, я всё-таки предпочитаю оригиналы. Журналы наши занимательны для наших литераторов. Мы принуждены всё, известия и понятия, черпать из книг иностранных; таким образом и мыслим мы на языке иностранном (по крайней мере, все те, которые мыслят и следуют за мыслями человеческого рода). В этом признавались мне самые известные наши литераторы. Вечные жалобы наших писателей на пренебрежение, в коем оставляем мы русские книги, похожи на жалобы русских торговок, негодующих на то, что мы шляпки наши покупаем у Сихлера и не довольствуемся произведениями костромских модисток...
Воспоминания светской жизни обыкновенно слабы и ничтожны даже в эпоху историческую. Однако ж появление в Москве одной путешественницы оставило во мне глубокое впечатление. Эта путешественница - m-me de Stagl... Мужчины и дамы съезжались поглазеть на неё и были по большей части недовольны ею. Они видели в ней пятидесятилетнюю толстую бабу, одетую не по летам. Тон её не понравился, речи показались слишком длинны, а рукава слишком коротки...
Все говорили о близкой войне и, сколько помню, довольно легкомысленно. Подражание французскому тону времён Людовика XV было в моде. Любовь к отечеству казалась педантством. Тогдашние умники превозносили наполеона с фанатическим подобострастием и шутили над нашими неудачами... Молодые люди говорили обо всём русском с презрением или равнодушием и, шутя, предсказывали России участь Рейнской конфедерации. Словом, общество было довольно гадко.
Вдруг известие о нашествии и воззвание государя поразили нас. Москва взволновалась... Народ ожесточился. Светские балагуры присмирели; дамы вструхнули. Гонители французского языка взяли в обществах решительный верх, и гостиные наполнились патриотами... Все закаялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну...
Нет, я знаю, какое влияние женщина может иметь на мнение общественное или даже на сердце хоть одного человека...
Приезд государя усугубил общее волнение. Восторг патриотизма овладел наконец и высшим обществом. Гостиные превратились в палаты прений. Везде толковали о патриотических пожертвованиях...
Наполеон шёл на Москву; наши отступали...
Она не постигала мысли тогдашнего времени, столь великой в своём ужасе, мысли, которой смелое исполнение спасло Россию и освободило Европу...
Нет сомнения, что русские женщины лучше образованны, более читают, более мыслят, нежели мужчины, занятые бог знает чем.
Разнеслась весть о бородинском сражении...
О, мне можно гордиться именем россиянки! Вселенная изумится великой жертве! Теперь и падение наше мне не страшно, честь наша спасена; никогда Европе не осмелится уже бороться с народом, который рубит сам себе руки и жжёт свою столицу...
ДУБРОВСКИЙ... В девять часов утра заблаговестили к обедне, и всё потянулось к новой каменной церкви, построенной Кириллой Петровичем и ежегодно украшаемой его приношениями. Собралось такое множество почётных богомольцев, что простые крестьяне не могли поместиться в церкви и стояли на паперти и в ограде. Обедня не начиналась, ждали Кириллу Петровича. Он приехал в коляске шестернёю и торжественно пошёл на своё место, сопровождаемый Мариею Кирилловной. Взоры мужчин и женщин обратились на неё; первые удивлялись её красоте, вторые со вниманием осмотрели наряд. Началась обедня, домашние певчие пели на клиросе...
Обедня кончилась. Кирилла Петрович первый подошёл ко кресту. Все двинулись за ним, потом соседи подошли к нему с почтением. Дамы окружили Машу. Кирилла Петрович, выходя из церкви, пригласил всех к себе обедать, сел в коляску и отправился домой. Все поехали вслед за ним. Комнаты наполнились гостями... Барыни сели чинным полукругом, одетые по запоздалой моде, в поношенных и дорогих нарядах, все в жемчугах и бриллиантах, мужчины толпились около икры и водки, с шумным разногласием разговаривая между собою. В зале накрывали стол на 80 приборов. Слуги суетились, расставляя бутылки и графины и прилаживая скатерти. Наконец дворецкий провозгласил: "кушание поставлено", - и Кирилла Петрович первый пошёл садиться за стол, за ним двинулись дамы и важно заняли свои места, наблюдая некоторое старшинство, барышни стеснились между собою, как робкое стадо козочек, и выбрали себе места одна подле другой. Против них поместились мужчины. На конце стола сел учитель подле маленького Саши.
Слуги стали разносить тарелки по чинам...
Князю было около 50-ти лет, но он казался гораздо старее. Излишества всякого рода изнурили его здоровье и положили на нём неизгладимую печать...
ПИКОВАЯ ДАМА... Пиковая дама означает тайную недоброжелательность...
Старая графиня сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали её. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета. Графиня не имела ни малейшего притязания на красоту давно увядшую, но сохраняла все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад.
- Пришли мне какой-нибудь новый роман, только, пожалуйста, не из нынешних.
- Как это, бабушка?
- То есть такой роман, где бы герой не давил ни отца, ни матери и где бы не было утопленных тел. Я ужасно боюсь утопленников!
- Таких романов нынче нет. Не хотите ли разве русских?
- А разве есть русские романы?.. Пришли, батюшка, пожалуйста, пришли!..
Графиня, конечно, не имела злой души; но была своенравна, как женщина, избалованная светом, скупа и погружена в холодный эгоизм, как и все старые люди, отлюбившие в свой век и чуждые настоящему...
- Кто не умеет беречь отцовское наследство, тот всё-таки умрёт в нищете, несмотря ни на какие демонские усилия...
ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ... Однажды утром Чарский чувствовал то благодатное расположение духа, когда мечтания явственно рисуются перед вами и вы обретаете живые, неожиданные слова для воплощения видений ваших, когда стихи легко ложатся под перо ваше и звучные рифмы бегут навстречу стройной мысли. Чарский погружён был душою в сладостное забвение... и свет, и мнения света, и его собственные причуды для него не существовали. Он писал стихи...
- Что? - спросил импровизатор. - Каково?
- Удивительно, - отвечал поэт. - Как! Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха и уже стала вашею собственностью, как будто вы с нею носились, лелеяли, развивали её беспрестанно. Итак, для вас не существует ни труда, ни охлаждения, ни этого беспокойства, которое предшествует вдохновению?.. Удивительно, удивительно!..
- Всякий талант неизъясним. Каким образом ваятель в куске каррарского мрамора видит сокрытого Юпитера и выводит его на свет, резцом и молотом раздробляя его оболочку? Почему мысль из головы поэта выходит уже вооружённая четырьмя рифмами, размеренная стройными однообразными стопами? Так никто, кроме самого импровизатора, не может понять эту быстроту впечатлений, эту тесную связь между собственным вдохновением и чуждой внешнею волею - тщетно я сам захотел бы это изъяснять...
КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА... Береги честь смолоду...
- Я был занят службой: солдатушек учил.
- И, полно! Только слава, что солдат учишь: ни им служба не даётся, ни ты в ней толку не ведаешь. Сидел бы дома да Богу молился; так было бы лучше...
Я был произведён в офицеры. Служба меня не отягощала. В богоспасаемой крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов. Комендант по собственной охоте учил иногда своих солдат; но ещё не мог добиться, чтобы все они знали, которая сторона правая, которая левая, хотя многие из них, дабы в том не ошибиться, перед каждым оборотом клали на себя знамение креста...
Я стал читать, и во мне пробудилась охота к литературе. По утрам я читал, упражнялся в переводах, а иногда и в сочинении стихов... Опыты мои, для тогдашнего времени, были изрядны... Однажды удалось мне написать песенку, которой я доволен. Известно, что сочинители иногда, под видом требования советов, ищут благосклонного служителя... Стихотворцам нужен слушатель...
От песенок разговор обратился к стихотворцам, и комендант заметил, что все они люди беспутные и горькие пьяницы, и дружески советовал мне оставить стихотворство, как дело службе противное и ни к чему доброму не доводящее...
Как мужчины странны! За одно слово, о котором через неделю верно б они позабыли, они готовы резаться и жертвовать не только жизнью, но и совестью, и благополучием тех, которые...
Буде лучше меня найдёшь, позабудешь,
Если хуже меня найдёшь, воспомянешь.
Буди во всём воля Господня! Бог лучше нашего знает, что нам надобно... Покоримся воле Божией...
Жизнь моя сделалась мне несносна. Я впал в мрачную задумчивость, которую питали одиночество в бездействии. Любовь моя разгоралась в уединении и час от часу становилась мне тягостнее. Дух мой упал. Я боялся или сойти с ума, или удариться в распутство. Неожиданные происшествия, имевшие важное влияние на всю мою жизнь, дали вдруг моей душе сильное и благое потрясение...
Пугачёвщина... Оренбургская губерния в конце 1773 года. Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших ещё недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Крепости выстроены были в местах, признанных удобными, и заселены по большей части казаками...
Убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачёв, учиняя непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвёл возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя грабежи и смертные убийства...
Прощай! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе!..