Аннотация: Когда услышал в 2005 году на РосКоне о том, что требуются рассказы о детях, решил попробовать написать что-нибудь такое. И вот что получилось...
Мальчик срывал с себя рубашку, воя от боли. Запястья застряли в рукавах. Пуговицы, это все пуговицы мешают! А что со спиной?
- Посмотри, Миха! Черт! Как же больно!
Миха готов был увидеть что угодно, пускай даже страшное. Вздувшиеся пузыри, облезающая кожа... В тот момент все затмевала неосознанная радость оттого, что этот псих Володя не окатил кипятком еще и его. А вот Славке не повезло.
- Ну, так что со спиной?... Ну же!
А со спиной ничего особого и не было. Миха внимательно оглядел раскрасневшуюся кожу, хмыкнул - насколько эта спина будет веским аргументом для Грома? Вот вопрос так вопрос. Посмотрит тот на этакую спину и скажет: "Чего-то вы мне тут лапшу, по-моему, вешаете, сукины дети!"
- Ты чего замолк? Сдох что ли там?
- Не сдох, - отозвался Миха.
- Ну так чего? Спина цела? Хотя как она может быть цела, когда так болит...
- Нормальная у тебя спина.
- Чего?! - пострадавший мальчик резко повернулся к Михе, и тут же зашипел от боли. - Зараза!
- Она чуть покраснела. Скоро пройдет.
- Ты врач что ли?!
- Нет.
- Ну а чего так говоришь? Дурак!
- Сам дурак! Чего теперь Грому скажем? Володя у нас кассету-то взял, а дать нам ничего не дал. Профукали получается?
Славка замолчал. То ли боль проходила, то ли мысль о разговоре с Громом так напугала. Да и кого эта мысль не напугает? У Грома настроение как ветер: сегодня восточный дует, 10 метров в секунду, а завтра уже северный, с порывами. К сожалению, южный случается крайне редко.
- Вот что, Миха, а мы ничего говорить и не будем. Главное на глаза не попасться. Если что, скажем, что собирались завтра с утра идти...
- Ты верно дурак, Славка!
- А чего еще делать-то?!
Лифт покачивался и скрипел. Из трех лампочек в кабине горела лишь одна. Та, что освещала сейчас полуголого Славку.
- Он каждый вечер перед сном смотрит свой чертов видик...
- Если к нему эта корова не приезжает.
Миха недовольно посмотрел на друга. Ему было очень неприятно, когда Славка, едкий и злой, называл эту полноватую, но все же очень красивую женщину коровой. У нее были такие добрые глаза, что Миха всякий раз, видя их, готов был расплакаться. Однажды она даже посмотрела на него. Прямо на него! В его глаза! И она улыбалась. Одними глазами, темно-зелеными, как сочная, только что скошенная трава.
- А надеяться, что эта корова приедет...
- Замолчи! Слышишь, замолчи!
- Все, все, молчу, - засмеялся Славка. Было видно, что через минуту-другую он снова скажет про нее что-нибудь непристойное. И тогда Миха ущипнул друга за бок. На боках кожа вроде бы не пострадала: Володя плеснул кипяток из кастрюли прямиком в спину. Однако пострадавший завопил так, что Миха не на шутку перепугался. Не перегнул ли я палку? Черт, это, наверное, так больно!
- Да я же легонько, - тихо сказал Миха.
Его друг шипел и крутился, как змея. Его тело то ныряло во мрак лифта, то вновь появлялось в свете единственной лампочки. Затем он затих. Его лицо, злое и какое-то чужое, повисло перед Михой в полумраке.
- Чего ты к ней привязался, дурачок? Ей на тебя наплевать. Да она тебя и не знает даже. Так, разок взгляд бросила...
- Она мне прямо в глаза... Вот сюда... - мальчик стукнул себя в грудь. - Сюда вот прямо...
Слов не было. Да пошел он вообще, этот дурак Славка! Чего ему объяснять то, чего он понять по своей тупости и злости врожденной не может?! На глаза навернулись слезы. Быстро, стремительно. Моргнул - и на тебе, целое море разливанное перед глазами! Слишком много сентиментальности на квадратный сантиметр. Гром говорит, что это болезнь такая, называется, типа, "хроническая мокрота". Из-за того, что у Михи глаза на мокром месте бывают от всякой ерунды, он зовет его мокрицей. Вот гад!
Лифт остановился. Дрогнул на прощание, словно лодка к берегу причалила, ударилась носом о мокрый песок. Шшшшах! Открылись двери. Ну и чего теперь делать?
- На дно надо бы залечь, - сказал тихо Славка, выходя из кабины лифта. - А завтра с утречка к Володе заглянем. У него с утра, говорят, настроение получше, приступов почти не бывает.
- А чего ж мы пошли под вечер? - съехидничал Миха. Он-то знал, почему. Потому что его другу приспичило прошвырнуться по автостоянке. Нарисовал Славка воздушные замки: мол, водители часто забывают закрывать дверцы своих машин, а внутри салонов можно и деньги найти и магнитолу свиснуть. Вот только в этот день, когда они должны были идти к Володе, чтобы поменять видеокассеты, на западной стоянке - эта та, что в самом дальнем крыле дома, - никто машину закрыть не забыл. Только время зря потратили. А все по чьей вине? Правильно, по вине Славки. Так вот он сам и получил за свою провинность сполна. Есть все-таки Бог на небесах!
Славка смолчал. Он держал в руке сорванную рубашку. Думал, одеть или еще подождать. Двери лифта закрылись и оба мальчика оказались в полной темноте. Молчали. Лифт еще повозился и заснул, словно потревоженный зверь. Спячка у него, а тут тревожат через каждые десять минут.
Постояли еще немного.
- Ну чего? - спросил Миха. Ему любопытно было что-нибудь сказать, когда вокруг нет ничего. Нет мира, нет мальчиков, нет красок... Одна тьма. Тьма и его голос...
- Щас одену, а-то здесь прохладно...
Тьма и два голоса...
Где-то впереди зазвенела цепочка. Если не знать, что это Гоша ходит с цепью, можно было бы подумать, будто бы в подвале на цепи сидит собака. Большая такая, клыкастая собака.
- Чего притихли-то?
Это был уже третий голос во мраке. И он принадлежал Гоше. Снова зазвенела цепочка. Болтает ею в руке, наверное.
- Гром вас уже ждет.
Вот черт! Это словно приговор! И чего это ему их ждать? Чего ему без своих фильмов не сидится? Каждый вечер со своими друзьями-остолопами, что качают мышцы по 12 часов в сутки, садится перед телевизором и пялится на восточные единоборства. Кричат там в кино все, руками машут, да и ногами тоже, даже головы, бывает, отрывают. Что-то, короче, непотребное такое смотрят. А затем насмотрятся и давай, то между собой кривляться, а-то и на малолетках приемы всякие отрабатывать. Вон Славке недели две назад досталось! Синяк под глазом был знатный. Ходил потом Славка и говорил всем, что когда вырастет, такой же Грому поставит. Злой Славка, колючий, словно шиповник. Даже если бы Михе такой синяк поставили, он вряд ли бы лелеял мечту в будущем оторвать голову своему обидчику.
- И чего это он нас ждет? - осторожно поинтересовался Славка. Норов-то поубавился.
- Чего-чего! Фильм смотреть хочет.
- А как же его эта... ну... та...
- И не надейтесь, что он сегодня к ней с ночевой свалит. Не выйдет.
- Да мы и не надеемся, - продолжил Славка. - Только вот тут такое приключилось! На нас Володя набросился, кипятком меня окатил, вся спина вон в волдырях скоро будет...
- Я знаю, что он псих.
- Верно. У него как раз припадок и случился.
- А ты мне-то чего все это рассказываешь? Сейчас Грому и поведаешь.
- Блин!
Шли в темноте. Под ногами скрипели камушки и шуршал песок. Или это была бетонная пыль.
- Не завидую я вам, - сказал голос Гоши. - Они вроде как поругались. Так что Гром не в духе. Обломился ему отдых с его женщиной.
Гоша был хорошим человеком. Мальчишек он никогда не трогал. Да и вообще никого не трогал. А ценил его Гром поболее многих. Да что там многих! Более всех ценил. Почему? Да потому что все дела электрические были на нем завязаны. Тот же телевизор с видиком шиш бы когда показывали, если бы Гошка линию не провел. А скоро, говорит, могу и для Интернета провести и для телефона, только вот ни компьютера, ни телефона у них в подвале не было.
Да и зачем Грому телефон?! Сказал любому из мелких - сбегай туда-то, скажи тому-то то-то и то-то. И все. Вскорости паренек вернется и передаст ответ. Вот и весь телефон. И проводить никаких линий не надо.
Мальчики во главе с Гошей вышли из мрака и оказались в коридоре, в котором жужжали люминесцентные лампы. Этот коридор проходил через весь подвал, соединяя все залы и комнаты, в которых жили беспризорники дома Љ24. Никто из огромного дома не лез сюда, не пытался выжить шпану, а милиции тем более до малолеток не было никакого дела. Благо драк и поножовщины никто здесь не устраивал. Гром все вопросы предпочитал выяснять в гаражном массиве. А что касается паркинга и воровства, то если бы Гром прознал про выходки Славки, он бы его живьем сожрал, наверное. Ну, не сожрал, конечно, а вот фингал поставил бы. Как тогда. А может и поярче, поцветистее.
Тренажерный зал, в котором проводил много времени Гром, приближался стремительно. Еще шаг, еще... Мелькают двери, мелькают взволнованные лица. Кажется, многие уже просекли, что разговор у мальчишек с Громом будет не из приятных. Кто-то уже подтягивается поближе к залу. Всем охота посмотреть, какой акробатический прием покажет Гром сегодня и как красиво упадет провинившийся. К тому же, Славка многим тут успел насолить, так что места в первом ряду, считай, уже раскуплены.
- Игорь?
Вот незадача! Гром сегодня точно в плохом расположении духа. Раз он Гошу назвал Игорем, значит, пиши пропало.
- Кто у нас тут? А, мокрица с волчонком...
Волчонком он называл Славку. В тот раз, когда Гром поставил мальчику синяк, Славка умудрился пустить в ход зубы. Не покусал, а скорее повеселил всех.
- Ну, чего скажете?
Гром был высоким, белобрысым, коротко стриженным. У него были ослепительные зубы. И сейчас Миха смотрел именно на них, на эти ослепительные белые зубы. Съест он их! И не подавится.
В зале находилось примерно пятеро друзей Грома. По крайней мере, Гром так их называл, но, по сути, все эти мускулистые парни слушались белозубого бога беспрекословно. Все потому, что Гром был не только силен, но и умен. Чертовски умен.
За спиной слышалось дыхание - болельщики. Или точнее, зрители.
- У Володи случился припадок, - начал было Славка и покосился на друга. Это он чего? Хочет сказать, я свое сказал, теперь, мол, ты давай? Хитер, волчонок! Ну уж нет, раз начал, вот и расхлебывай. А другу скажи спасибо, что про твой рейд на западный паркинг тот ни словом не обмолвится.
- И? Чего дальше-то? - Гром сделал несколько шагов по направлению к мальчикам. Стало страшнее. Намного страшнее, чем было.
Славка, видя, что Миха молчит, продолжил:
- Он кассеты твои взял, хотел было нам дать те, что ты просил, но тут...
- Так-так, самое интересное начинается, - усмехнулся Гром. - Не торопись. Поподробнее рассказывай.
- Ну... - Славка замялся, собирался, наверное, с духом. - Так вот. Он уже пошел к стеллажу, на котором у него там кассеты всякие. И уже сказал, что, мол, есть то, что Гром просил...
- А что я просил? - неожиданно перебил Славку Гром.
Стало ясно, что он издевается. Просто хочет поиздеваться над волчонком.
- Ну эту... - Славка слегка покраснел, замотал руками. - Ну... как ее...эротику...
- О! Ты сказал, почти не покраснев, - кивнул Гром. Его "шестерки" заржали. Некоторые, кстати, продолжали толкать железо, несмотря на забавное зрелище. - Так.
- И он уже взял какую-то кассету с полки, но тут случился припадок.
- Стоп! Не пойдет! - вновь перебил Гром. - Как проходил припадок? Расскажи поподробнее. У него изо рта поперла пена? Он схватил себя за шею? Или у него стали крутиться глаза вокруг своей оси, и он заговорил на непонятном языке?
Славка молчал. Он видимо пытался досконально вспомнить, как вел себя псих Володя.
- Он очень замотал головой... Очень-очень...
Все засмеялись. И те, что были в зале, и те, что были в коридоре. Все вспомнили и узнали повадки местного дурачка.
- Он замотал головой и говорит: "У меня вода закипела".
- И чего? - казалось, даже Грому стало интересно, что же на сей раз выкинул Володя.
- И пошел в кухню. А потом выбегает оттуда и ко мне...
- С кассетами? - спросил кто-то и засмеялся.
- Нет, с кастрюлей. А в кастрюле кипяток...
Тут уж все расхохотались. Итак уже было понятно, чем вся эта история закончилась.
- Он обварил меня кипятком, - обиженно сказал Славка. Видимо, он уже начал надеяться, что гнев Грома их минует. Напрасно.
- Сильно обварил? - спросил Гром.
- До сих пор ноет.
- Если не сможешь спать лежа, придется как лошади, стоя, - сказал Гром. Снова раскат смеха. "Шестерки" довольно лыбились.
Гром некоторое время походил из стороны в сторону. Затем подошел к Михе и спросил:
- А ты чего молчишь, мокрица?
- Все так и было, - сказал Миха. - Завтра с утра отойдет, и мы кассеты возьмем.
- А что я буду сегодня смотреть? А?
Лицо Грома менялось. Если совсем недавно он был улыбчивым, почти как веселым, то тут, внезапно все переменилось. Вот он истинный Гром, вот его истинное лицо. В такое смотреть страшно.
- Что ты молчишь?
Миха ждал, что сейчас получит удар. Хорошо бы не в нос, не в переносицу. Уж больно это болезненно. Если получить удар в нос, то слезы из глаз тут же брызнут. И Гром начнет кричать, что он, Миха, слезливая мокрица. А он не хотел плакать перед Громом. Он ни перед кем не хотел плакать.
- Мы можем опять к нему сходить. Прямо сейчас, - предложил вдруг Славка. Миха про себя сказал ему спасибо. Не ожидал он, что этот злюка станет переводить агрессию со своего друга на себя. Ведь друг другом, а бить по морде будут именно тебя. Хотя...
Хотя ничего ровным счетом не изменилось. Гром все так же нависал над мокрицей, и мальчик чувствовал, как сердце уходит в пятки. Оно действительно проваливалось куда-то вниз. Пока что дошло до живота. Если эта сцена затянется, то так и до пяток не далеко. Но Гром отчего-то медлил.
Зол он был на свою Ниночку. И, возможно, да даже и скорее всего, хотел выместить эту злобу сейчас на своих молокососах. Стоял и придумывал, что бы такое для них устроить, чтобы никому не завидно было.
Все молчали. Ждали, до чего же додумается Гром. Белобрысый бог подвала дома Љ24.
- Итак, - начал он. Ну что же, послушаем свой приговор. - Вы безмозглые тупые ублюдки, которые не ценят того, что я забочусь о них, обеспечиваю одеждой, едой и прочим. Ты помнишь, где я тебя подобрал, мокрица? Помнишь? Хочешь вернуться туда, где приходится вылавливать тухлую рыбу из помоев? Или чего? Вспоминаешь теплый сарай у кухни?
Мокрица по имени Миха вздрогнул. Ему вдруг показалось, что Гром проник в его мозг, порылся в его воспоминаниях и извлек одну из десятков, а может и сотен жемчужин, мерцающих в лунном свете. Как мог он знать?! Как мог он уколоть иголочкой в самое сердце?! А, может, он действительно бог? Иначе как же мог он знать про долгие зимние ночи, когда приходилось сидеть в заброшенном сарае. Тот сарай находился рядом с кухней какого-то заведения, вроде как клуба. На кухне было очень жарко. Так жарко, что горячий воздух проникал даже в сарай, через какие-то щели. И для Михи сидеть в тепле, когда на дворе мороз, было просто сказкой. Он укутывался в какое-то тряпье, сваленное в сарае, смотрел на заснеженную дорогу через крохотную щель в двери и изредка выдыхал горячий воздух из легких в эту щелочку. Из его рта вырывался пар. Тоненькой струйкой. А Миха, сидя в тепле, улыбался.
Как мог Гром увидеть это? Или он не видел? А что?! Он мог вовсе этого не видеть! Черт! Купился! Он просто сказал про сарай. Он не знал ничего про те счастливые вечера в одиночестве. Он ничего не знал про струйки пара изо рта. Он просто спросил: "Вспоминаешь теплый сарай у кухни?" Вот и все! Ничего божественного. Не было его рядом, когда Миха засыпал в том сарае, не было его рядом, когда он мечтал, чтобы стать поваренком на кухне. Почему на кухне? Да потому что там тепло, там чертовски тепло! Даже жарко! Но это и хорошо!
- Что может быть проще? Пойти к Володе и поменять у него кассеты? Я спрашиваю вас: "Что?" Так нет же! Вы умудрились провалить такое простейшее дело! Это дело, к слову сказать, можно провернуть за десять минут. Вы же мотались... Сколько они мотались?
- Два часа.
Это еще кто? Кузя? Ну-ну, стукачок! Все хочет подлизать Грома получше, чтобы тот по холке погладил. А не погладит! Вот могу зуб дать! Будет случай, так выберет того же волчонка, что за руку укусил, а Кузю бросит, даже не пожалев. А что стукачей-то жалеть?! Нечего.
- Два часа, - медленно повторил Гром. Миха испугался, представив, что белобрысый докопается до правды в истории с паркингом. А что если за ними следил Кузя? Вот незадача! Это будет полнейшим провалом. И чего он Славку послушал? Какого черта! Ведь знает же, что тому не везет по жизни. И если выбьют Михе сейчас зуб, или глаз подобьют, будет чертовски обидно - он же в первый раз в этот паркинг отправился. И сдался он ему?!
- Два часа, - повторил Гром. Казалось, он соображает, где же они были эти два часа. И Миха уже читал на его лице мысль: "А не в паркинг ли вы ходили, ублюдки?"
Сердце билось в животе. Во рту сухость, словно в пустыне. И озноб, еле заметный, но начинает бить. Лишь бы никто не заметил. Лишь бы не заметили, что ему страшно!
- Я решил, - Гром неожиданно улыбнулся. - У вас есть шанс доказать, что вы не зря жрете свой кусок хлеба в нашей большой семье. Все просто. Вы принесете мне глиняного воина старика Урфина...
Все застыли. Казалось, даже воздух перестал двигаться. А кто-то из задних рядов зрителей, что толпились за спинами двух мальчиков, даже присвистнул. И было от чего. Это задание без преувеличения было самым страшным и опасным из всего, что мог придумать Гром. Чертов сукин сын! Да что там опасным! Оно было последним. Последним потому, что живым от старика Урфина никто не возвращался. И теперь была очередь мокрицы и волчонка. Теперь они не вернуться от старика Урфина!
- Гром! - выдавил из себя Гоша. - Ты к ним слишком жесток.
Вот за что все молокососы любили Гошу. Он мог дать затрещину или даже угостить пинком под зад, если провинился, но чтобы отправлять деток на верную погибель... Просто он знал грань между затрещиной и смертью. А Гром не знал.
- Игорь, позволь мне самому разобраться.
Всегда корректен, всегда. Чтобы он Гоше чего не так сказал! А ведь другого за такое замечание мог бы и прибить. Вон, взять даже одного из его друзей, так называемых. Да раздавит и не моргнет. Крикнет: "Ты куда лезешь, шакал!" Вот и вся критика.
- У вас сроку до полуночи. Бегом!
Миха посмотрел на Славку. Тот зло щерился, словно бы хотел снова попробовать вцепиться зубами Грому в руку.
- Бегом, я сказал! - крикнул Гром. Раскаты грома, блин!
И они рванулись прочь. Словно собакам сказали: "Фас!" Бегом, значит надо бежать. А кругом улыбающиеся рожи, кто-то свистит, кто-то смеется, кто-то, впрочем, жалеет их. Или Михе показалось, что в чьих-то глазах мелькнуло сострадание, кто-то их пожалел? Наверное, показалось.
Бежать, бежать. Это стыдно, но надо. Так надо. И пусть за спиной крики и свист, пусть над ними смеются, но бег, хоть он и постыден, хоть он и является слабостью, но он и спасителен. Бег - это избавление. От смеха и жестокости. Бежать!
Трещали лампы, гулкие голоса утонули где-то за спиной, словно бы весь мир погрузили в аквариум. Мальчики вбежали в темноту. Миха остановился - здесь бегать опасно, можно свалиться и сломать ногу.
- Славка? - спросил он у тьмы.
- Да здесь я, здесь, - ответил друг. Он тяжело вздохнул, пытаясь успокоить сердце. Их сердца сейчас были словно баскетбольные мячики, которые без остановки бьют об пол площадки. Тук-тук! Тук-тук!
Миха пошел вперед. Здесь было легко сориентироваться: иди прямо и наткнешься на двери лифта. Он так и делал. Шел и шел, пока его руки, вытянутые вперед, не уперлись в холодное железо. Миха пошарил по стене и нашел кнопку вызова. Вдавил посильнее.
Железные потроха гиганта ожили, заворочались, в его чреве что-то истошно завопило, засвистело. Стало жутко. Сотни раз Миха ездил на лифте, но этот момент - когда стоишь во мраке и одним движением руки оживляешь этого спящего монстра, - всегда заставлял его холодеть от страха. Он боялся признаться даже себе в том, что каждый раз, когда он ждет прибытия кабины, он боится... Боится, что в этой кабинете будет кто-то. Он не знал, кто там мог быть и кого бы он испугался, будь он там. Может, старик Урфин со своей армией глиняных воинов, а может быть некий дух дома, потревоженный его вмешательством.
- Думаю, надо делать отсюда ноги, - сказал Славка.
Это предложение было столь неожиданным, что Миха некоторое время просто молчал, пытаясь разобраться в своих чувствах. А что? Это очень простое решение. Взять и плюнуть на всю эту "дружную" семью Грома. Надо же подумать, он кормит и одевает, а мы - бездушные ублюдки! То, что одежду, в которую сейчас был одет Миха, дал ему один из членов семьи - верно. Но до этого он же не ходил голым. Была и у него своя одежда. Ну, чуть похуже, поизношеннее, но все равно одежда. А еда. Когда он жил в сарае у кухни, бывало так пировал, что даже вспомнить приятно. И не всегда там тухлая была рыба! Далеко не всегда.
- Согласен?
Славка ждал ответа. Лифт замер где-то близко, немного подумал - пускать мальчиков или нет, - и, наконец, отворил свои стальные двери.
- По-моему, это не очень хорошая мысль, - отозвался Миха.
- Чего тут не очень хорошего-то? - удивился Славка. - Ты помнишь толстого Лешу, а нашего брадобрея Саныча? Помнишь? Где они сейчас?
Миха помнил этих людей. Когда-то и они были членами большой "дружной" семьи Грома. Это было очень давно. Толстого Лешу Миха видел всего лишь однажды. Тогда он только пришел в дом Љ24, точнее, тогда его только-только откопал Гром. Белобрысый бог предложил жить в хорошем доме, спать на теплой постели и есть два раза в день. Для любого жителя Нижнего Города это было совсем неплохое предложение. Миха не мог отказаться. К тому времени одиночество слишком отяготило его. Нет, он любил быть один, но когда это продолжалось месяцы и месяцы, один за одним, даже в таких нелюдимых существах, как он, просыпается потребность в общении, в семье, блин.
Так вот, тогда-то он и увидел впервые толстого Лешу. Он даже не знал, за что этого парня отправили к неизвестному и, судя по рассказам молокососов, страшному Урфину. Урфин представлялся ему в то время неким исчадием ада, пожирающим людей. И когда Леша не вернулся, он поверил в сверхъестественную силу этого старика.
А затем был Саныч. О, этот проходимец был виновен! Это знали все. Подкупил его верно божок другого дома - то ли Мик Луха из того огромного дома Љ30, что через два двора стоит, то ли Мастер из дома Љ36, что у самой магистрали. Оба они неровно дышали к ребятам Грома, да и к его уютному подвалу тоже. Вот и нашли слабое звено - брадобрея Саныча. Вот только брадобрей из него оказался хреновый - не знал точно, как резануть, чтобы насмерть. Шею-то вспорол он Грому, а артерию чудом, просто чудом не задел. Волновался сильно, боялся, значит. Так что махнул почти не глядя и бежать. Дурак!
Отделали его по первое число. Но убивать не стали, а отправили к Урфину. Гром сказал тогда: "Принесешь мне глиняного воина, и я отпущу тебя!" Уж не знаю, отпустил бы он Саныча или нет, но тот не вернулся. Охрана на входах его не видела, дозорные со 120 этажа тоже не приметили. Не стало Саныча. Сожрало его исчадие ада!
- Урфин делает из людей этих самых глиняных воинов, - сказал Славка, заходя в кабину лифта. - Я это знаю.
У Михи по спине пробежали мурашки. Он слышал про это, он знал, что в магию старика Урфина верит даже сам Гром. Когда он напивается, то шутя говорит о том, что, мол, Урфин - это более древний бог, чем он, Гром.
- Понимаешь, Миха? - не унимался Славка. - Он превратит нас в две глиняные статуэтки. Хочешь этого, да?
Миха не хотел впадать в панику. Он глубоко вдохнул и вдруг сказал:
- Ты думаешь, что Леша и Саныч просто убежали?
Славка вздрогнул. Было ясно, что он об этом и не подумал. Черт возьми, об этом и сам Миха вроде как и не думал. Так вот, вырвалось, словно кто другой его языком воспользовался.
- Так может и нет никакого старика Урфина, - осторожно предположил Миха. Мысль, развиваясь и преображаясь, неожиданно становилась просто фантастической. Ему вдруг стало так легко, что захотелось рассмеяться. Вот в чем разгадка. Это проверка человека, это проверка, трус он или нет. На вшивость. - Понимаешь? Ты понимаешь, Славка? - на губах Михи заиграла улыбка.
- Но... Разве может так... А Саныч?
- Что Саныч?
- Ну... Он же предатель! Он же должен был умереть! Ты думаешь, Гром так запросто отпустил бы его? Не думаю.
Миха задумался. Конечно, не мог. Но он мог...
- ...просто сказать нам, что Саныч ушел к Урфину и не вернулся. А сам со своими парнями всадил тому перо в гаражном массиве. Ведь может так быть?
- Так может, - кивнул Славка. Казалось, он был сильно смущен подобными предположениями друга.
Лифт остановился. Двери открылись...
- Мы приехали на первый этаж, - констатировал Миха.
Славка молчал. Новые обстоятельства, открывшиеся ему только что, вносили существенные коррективы. А Миха стоял и думал, откуда в нем эта смелость, откуда в нем этот напор? Ради чего он, собственно, придумывает столь невероятные вещи, чтобы остаться в доме Љ24? Ради чего? Что его здесь держит? Гром? Дружная семья? Теплая постель и миска еды?
Через секунду он дрогнул, в душе, сдался. Он словно бы испугался самого себя. Чего это я так зарвался?! Развенчал Урфина, который живет в этом доме сотню лет, если не больше. Может и верно говорит Славка - бежать и все? Правда, на дворе зима. Не лучшее время для побега. Но ведь можно вернуться в тот сарай, если его еще не снесли. Там тепло. Тесно, темно, гадко, но тепло. Или уйти вместе со Славкой на свалку. Хотя там сейчас, наверное, ужасно холодно.
- Пошли! - сказал Славка.
- Куда? - не понял Миха. Он все еще думал, где им лучше провести первую ночь.
- Как куда? К Урфину!
Вот черт! Этот волчонок загорелся идеей узнать правду про старика с 35 этажа. Какая глупость!
- Я просто предположил, - сказал Миха. - Я ведь не уверен, что это так и есть. Понимаешь?
- Понимаю, чего же не понимать, - усмехнулся Славка. Неприятно усмехнулся. Такие злые молокососы свергают богов, именно такие, с таким же блеском голодных, жестоких глаз! - Пошли, я говорю!
Он нажал на кнопку 120-го этажа. Это предел, это свод неба в доме Љ24. Лифт выше 120 этажа не ходит. Почему? Все дело было в бражниках...
- Стоп! - Миха выставил руку, и двери лифта вновь открылись. - Давай-ка подумаем хорошенько!
- Брось, Миха! Ты чего? Это же наш шанс утереть нос этому белобрысому уроду! Представь, если Урфина и в самом деле нет. Представь! Все сбегают от страха перед мифом, который придумал сам Гром. А мы придем, мы вернемся и посмеемся над ним, мы унизим эту тварь в глазах всей семьи.
Славка живет местью, черт, он питается ею, и верно может преодолеть пустыню Гоби, питаясь одной лишь своей ненавистью.
- Ты струсил?
- Да нет же...
- Струсил! Твою мать, да ты просто струсил! - Славка засмеялся.
- Заткнись!
- Трус!
- Я сказал, заткнись, иначе...
- Что "иначе"? - Славка заглянул в самые глаза другу. Или не другу? Можно ли жить под землей, словно непохороненные трупы, и говорить о дружбе? К тому же человек, лелеющий в своем сердце месть, словно ручную кобру, вряд ли может иметь друзей. Если они встанут на его пути, на пути его мести, чего будет стоить дружба?! Укус кобры и все кончено.
- Что "иначе"?
- Замолчи! - прошипел Миха. - Ты бы не мне доказывал, какой ты герой, а кому другому...
Вот это был укол! У Славки даже щека дернулась. На, получили!
- Мне как раз плевать, герой ты или нет. Я тебя знаю хорошо. Я знаю, на что ты способен и на что не способен...
- Ну же, скажи! - крикнул Славка. Дверь вновь попыталась закрыть их в животе кабины, но теперь уже Славка поставил руку. - Ну? Давай!
- На что ты не способен?
- Да!
- Ты?
- Да, черт возьми! Чего придуряешься!
- Простить ты не способен, придурок!
Славка осекся. Он нахмурился, посмотрел на Миху. Ни слова не сказал. Просто перевел взгляд на кнопки и нажал на 120 этаж.
Миха попытался поставить руку и снова остановить лифт, но его одернул друг. Он сказал:
- И я знаю, на что ты способен. Просто в очередной раз докажи мне это. И все.
Миха промолчал. Двери закрылись. Тогда, в тот момент, в кабине произошло нечто такое, отчего у Михи чуть было не навернулись слезы. Да шут его знает, от чего опять! Может быть от того, что на первом этаже было сильно накурено. А, может, оттого, что в тот момент два человека сказали друг другу нечто такое, отчего меняются миры, отчего история делает головокружительные повороты, отчего, в конце концов, люди становятся богами.
Они ехали вверх. Возносились все выше и выше. Сердца их стучали в бешеном ритме. Они направлялись туда, откуда никто не возвращался. И они хотели себе доказать, что они могут пойти туда, откуда никто никогда не возвращается.
Десятый, двенадцатый, пятнадцатый... Огонек перескакивал с квадрата на квадрат. На части кнопок указатели номера этажей уже почти стерлись, но мальчики считали про себя. Семнадцатый, тридцать пятый, шестьдесят третий, девяносто восьмой, сто первый...
Сто двадцатый! Прибыли!
Лифт замер. Через секунду-другую он откроется на границе миров. И они увидят...
- Упс!
На площадке стояли двое - одного Миха знал, - он спал в его комнате, у стенки, и звали его вроде как Семен, - а вот другого видел впервые.
- Чего надо, мелюзга? - спросил незнакомый парень, направляя арбалет в непрошенных гостей.
- Успокойся, брат, это же волчонок с мокрицей, - сказал Семен, отводя от мальчиков оружие напарника. - Все путем!
Незнакомец вроде как успокоился, но арбалет в сторону не отложил. На поясе у Семена Миха приметил короткий кинжал.
- Что хотели-то? - спросил Семен. В его зубах была сигарета, и он щурился от едкого дымка.
- Мы идем к Урфину! - сказал Славка.
Семен так и разинул рот. Сигарета упала на пол, но он даже не обратил на это никакого внимания. Незнакомец с арбалетом отшагнул назад.
- Брешете, суки! - рявкнул он.
- Нас послал к нему Гром, - сказал Славка. - Мы идем за глиняным воином.
Картинка была забавная. Эти двое дозорных со 120 этажа, с самого верхнего рубежа мира Грома, не могли вымолвить ни слова.
- Ну, мы пошли, - сказал Славка. Надо отдать ему должное, он держался молодцом. Голос почти не дрожал.
Мальчики подошли к железной двери, за которой находилась лестница.
- Открывайте что ли! - сказал он.
Незнакомец засуетился, стал выуживать из карманов ключи, а Семен схватил мальчиков за плечи:
- Вы с ума сошли! За что вас Гром так?
- За видеокассеты, - усмехнулся Славка.
- Черт! Дурной, совсем дурной! - покачал головой Семен.
- Это все она, шлюха чертова! - запричитал незнакомец. Казалось, теперь он боится Урфина поболее самих молокососов.
- Не говори так! - сказал тихо Миха.
- Что? - не понял незнакомец с арбалетом.
- Ничего, - встрял Славка, дергая друга за рукав. - Давайте уже, открывайте! Помирать так поскорее.
Все замолчали. Незнакомец достал, наконец, ключи и отдал их Семену.
- Может, чего придумаем? - шепотом предложил Семен. Он покосился на незнакомца. Тот развел руками. - Мы поможем вам бежать. Попытаемся помочь...
- Нет, - неожиданно громко сказал Славка. - Мы пойдем туда.
- Матерь Божья! - взмолился незнакомец. - Они уже с катушек съехали!
- Не порите чушь! - одернул мальчишек Семен. - Вы совсем что ли придурки?! Этот старикан делает из людей глиняные фигурки воинов, а затем разыгрывает в своем саду баталии. Это же все знают! Мы пропускали туда Лешу, мы пропускали туда Саныча...
- Саныча ты пропускал? - спросил Миха.
- Ну, не прямо таки я. Наши ребята из дозорных. И ни тот, ни другой не вернулись. А когда меня еще здесь не было, говорят, к Урфину посылали еще с десяток человек. И никто... Слышите? Никто из них не вернулся. Так что хватит играть в героев!
- Нет уж! - Славка снял руку дозорного со своего плеча. - Мы туда пойдем!
Вот чертов сукин сын! Захлебнется в своей мести, в своей жестокости, но вместе с собой утащит и Миху. А стоит ли слушать его? Не везет ему, никогда ему не везло! Отчего это теперь должно повезти? Но Славка так уверен, он так непоколебим, что признавать свою слабость сейчас нет сил. Это же будет настоящим позором! Будут говорить: "Один из них пошел, ну, тот что волчонок был, а другой - нет. Испугался. Да и что с него было взять, мокрица он и есть мокрица!"
Блин печеный!
- Мы идем! - сказал Миха. Щеки горели, страх, казалось, расцветает в животе колючим, острым цветком. Растет, растет, пока не вспорет ему кишки и не выйдет наружу.
- Молчите! - сказал Семен испуганно.
- Пусти ты их! - отмахнулся незнакомец. - Нет молокососов, нет проблем.
- Дурак ты! - шикнул Семен.
- Сам дурак! Против Грома попрешь? Я тебе не помощник.
Славка усмехнулся и выдернул ключи из рук Семена:
- Нет молокососов, нет проблем.
Он ловко вставил ключ в скважину, повернул его и дернул дверь. Незнакомец встал с арбалетом на изготовку, а Семен положил руку на кинжал.
- Прощайте! - сказал Славка.
Миха промолчал. Он почувствовал, что рука Семена вложила в его карман что-то тяжелое и холодное. Он шагнул за другом в другой мир, в мир, в котором царили бражники. Напоследок оглянулся: два бледных лица, стрела арбалета, направленная прямо в спину Михе. Несколько шагов вперед и за спиной захлопнулась стальная дверь. Все, теперь они одни.
Мокрица опустил руку в карман и почувствовал холод стали...
Здесь было тихо. Гнетущая тишина. Мутный свет из окон. Те же двери квартир, что и на других этажах, но мальчишки знали, что здесь живут не обычные люди, а некие опасные создания - бражники.
Миха еще несколько раз обернулся на стальную дверь. Это была частичка того мира, в котором все было понятно, ясно, все было близко. Пусть и тумаки от Грома и его друзей, но затем смех, шутки, похлебка и мягкая теплая постель. А что здесь? Наверное, смерть.
- А кто эти бражники то? - шепотом спросил Миха. Он без конца озирался и вытирал кулаком нос. Славка молчал. И с чего Миха решил, что его друг хоть что-то знает про бражников? Откуда ж ему знать? Даже в мире Грома больше говорили про старика Урфина, нежели про этих мистических существ. В подвале существовало чуть ли не табу на разговоры о бражниках. Что они делали, кто они такие были? Чем они живут, раз никогда не покидают дома Љ24? С Урфином все ясно. Его дом находится в Верхнем Городе, там, где течет другая жизнь, где, можно сказать, живет другая цивилизация. Кто его знает, что это за Верхний Город, но он точно есть. Иной раз сквозь пелену смога прорывается радиосигнал. И там все время играет музыка... А вот кто такие бражники? Люди, мутировавшие в смоге? Или порождения самого смога, поделившего мир надвое? Неизвестно.
Послышался шорох. Миха замер. Он посмотрел на друга, но тот продолжал двигаться. Неужели он ничего не слышит?
Миха на цыпочках быстро догнал Славку. Схватил того за плечо:
- Ты слышишь?
Волчонок отдернулся и ответил:
- Нас уже ждут.
- Чего? - зашипел Миха. - Кого это ждут? Кто ждет? Ты чего?
Но Славка шел вперед, не останавливаясь и не сбавляя скорости, словно уже знал, куда идти и что его там ждет. У мокрицы все похолодело в животе. Его стальной цветок стал стремительно разрастаться, и от его шипов становилось по-настоящему больно. Неужели этот цветок сможет его разорвать? Миха без конца крутил головой. Что там за его спиной? Обернется, а видение, нарисованное фантазией, - с острыми зубами, длинными черными волосами, цепкими лапами и волочащимся хвостом, - исчезает. Поворот и оно, еле уловимое, тает в уголках испуганных глаз. Черти, черти! Этот шорох все усиливается, словно кто-то шепчет, кто-то что-то говорит. Где говорит? Наверное, за дверьми. Миха покосился на двери, мимо которых они проходили. Ему на миг показалось, что нечто метнулось по ту сторону дверного глазка. Мурашки пробежали по спине. Да что там мурашки! Волосы на затылке зашевелились и захотелось крикнуть. Крикнуть, чтобы разорвать эту гнетущую тишину, в которой, словно в складках тяжелых и просторных одежд, могут скрываться сотни ужасных существ. Это они, это те самые бражники! Они стоят по ту сторону дверей и смотрят на них, на двух мальчиков, что отправились к сатане в пасть.
Миха видел, он увидел эту картинку, словно листал какой-нибудь дурацкий журнал. Толпы людей, разодетых во фраки, дамы в вечерних платьях, в руках мужчин сигары, а женщины держат такие тонкие мундштуки, которые он видел в каком-то фильме из коллекции Грома. И все они молча, без единого звука замерли за дверьми и следят за двумя мальчиками. Кто же тогда шепчет? Это голод раздирает их тела, это жажда шепчет их губами...
- Мокрица, мокрица, - шепчут их губы. - Останься с нами. Мы будем твоей новой семьей.
Вот уж не надобно такого счастья! Жить в зоне 9 этажей - с 120-го по 129-й. Бррр! Между небом и землей, в вечной тишине страха, в вечной ауре смога...
- Мокрица-а-а...
Кто звал его? Их голоса, их голоса. Черт!
Миха заспешил, стараясь ухватиться за руку Славки, но вдруг понял, что волчонка перед ним уже нет. Стоп! Остановился, бессознательно задрожал всем телом. Он пытался себя уговорить, что так он показывает свой страх, но ничего не смог поделать. Его трясло. Слух обострился. Теперь он улавливал движение воздуха, а голоса призрачных бражников стали еще громче. Они обволакивали Миху, они теперь были везде - в его голове, в его руках, в его ушах, в его груди.
Сделал несколько шагов назад. Но разве мог он проскочить Славку? Разве мог он, мокрица, пройти мимо и не заметить? Вряд ли. Остановился. Что же делать? Посмотрел вниз - лестница уходила за поворот, и что было там, за этим поворотом, было даже страшно себе представить. Все эти толпы бражников идут следом, все они проснулись, вышли из своих берлог и теперь идут по их теплым, живым следам.
Миха развернулся и побежал наверх. Достиг того места, на котором он понял, что остался один. Огляделся, посмотрел на двери...