Чоргорр : другие произведения.

История с фотографией, часть 2 Подворотня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Скрежет ключа в замке, грохот лифта, визг петель подъездной двери. Звуки нещадно драли нервы, время стало густым и вязким. Шаг на улицу... Ромка стоял, небрежно облокотившись о крышу машины, что-то набирал на пейджере -- или что за штучка у него в руках? Сунул устройство в карман, сделал шаг навстречу, улыбаясь и начиная что-то говорить. Оставшееся между ними расстояние старик преодолел, кажется, одним прыжком. Плечи -- высоко: схватил Ромку за руки повыше локтей, встряхнул, уставился снизу вверх, выкрикнул: -- Живой! Чертяка! Как же я за тебя перепугался!"

История с фотографией

Часть 2

Подворотня

   Октябрь 1996
   Погода для середины октября стояла удивительно мерзкая. Утром Семёныч шёл на работу под проливным дождём. К вечеру резко похолодало. Ветер швырял в лицо снежную крупу, перехватывал дыхание, выжимал слёзы из глаз. Бывшие лужи -- чёрная наледь на асфальте -- караулили неосторожного пешехода.
   "Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Нет, с поправкой на современный город, приличная собака хозяина на улицу не вытащит". А надо с работы добрести до метро, от метро -- до дому, да ещё завернуть по дороге в продуктовый магазин. Хромая нога ныла как зуб, плохо слушалась. Старик тяжело опирался на трость. Обычно ходил без неё, но по совету Ромки, забежавшего попечатать в ночную смену, прихватил из портретного реквизита.
   Подумал об ученике -- на сердце потеплело. Месяц назад в уме не держал: делить с кем-то лабораторию, учить. А привязался к странноватому и жутковатому типу, как к собственному ребёнку. Возвращению Ромки с конференции радовался, будто празднику. "Жаль, за диссертационными хлопотами ему сейчас не до фотографии. И не до наших прочих, ещё более интересных дел. Хотя в диссертации ли дело? По словам Гены, аспирант прёт к защите, как танк: ничем не своротишь. Может, у него на личном фронте нелады?" Таким злым и встрёпанным, как перед отъездом в Вену, старик Ромку больше не видел. Но парень явно подрастерял свою великолепную, жизнерадостную невозмутимость, ходил хмурым и озабоченным. Или просто устал сверх меры?
   Семёныч жалел, что не остался ночевать на работе. Делал так иногда, когда засиживался допоздна. Или в "нелётную", как сегодня, погоду. Попили бы чаю, поболтали за жизнь. Может, Ромка проговорился бы, наконец, что его гнетёт. Вместе подумали бы, а то и попробовали что-то сделать. Потом Семёныч завалился бы на диванчик и "отбыл в Храпово", а Роман сел печатать.
   Однако на утро субботы старик запланировал домашние дела и визит в сберкассу, а планы менять не любил до крайности. Потому ковылял по вьюжной, тёмной Москве, мысленно костеря собачью погоду и собственное упрямство. Нырнул в метро: оазис тепла и света. Привычный маршрут, пустые, по позднему времени, вагоны. Угрелся на жёстком сиденье, укачало, убаюкало мерным перестуком колёс. Задремал. Был спокоен, знал, свою остановку не проспит.
   В какой-то момент сквозь дрёму учуял огонёк рядом: живой, весёлый, жаркий. Не из тех, на которые срабатывает пожарная сигнализация. Из тех, что ходят в толпе, как обычные люди: две руки, две ноги, туловище, голова. Обязательно рыжая. Открывая глаза, Семёныч знал, кого увидит. Точно! Только с возрастом ошибся. Не взрослый -- подросток лет четырнадцати. Свободно расположился на сиденье напротив. Модные джинсы, курточка, лопушастые наушники дорогого плеера. Читал какую-то книгу в пёстрой обложке, улыбался, покачивал головой в такт музыке. Медные кудри, тонкое, будто из старинного фарфора, лицо, крупные, на вырост, красивые руки.
   Мальчик почувствовал чужое внимание. Взлетели вверх пушистые ресницы, карие глаза встретились с выцветшими голубыми, смерили старика снисходительным взглядом. По губам скользнула едва заметная высокомерная улыбка. Снова носом в книгу, и никакого дела до случайного попутчика.
   Старик тоже усмехнулся про себя. Конечно, у рыжика есть основания для чувства превосходства. Его огонёк горит ярко, молодая сила кипит в крови, жизнь только начинается. А Семёныч большую часть своей прожил. Можно терзаться сожалениями, но лучше радоваться тому, что осталось. Тем более, с появлением Романа, каждый день старого фотографа стал захватывающе интересным.
   Даже то, что Семёныч спокойно разглядывал рыжего, а не выскочил из вагона на ближайшей станции, было результатом общения с учеником. Старик принципиально не приставал с расспросами, а Ромка выдавал информацию гомеопатическими дозами. Однако за время общения собственный опыт Семёныча сложился с его словами и оговорками в захватывающую картину. Она была далека от полноты, но как же это увлекательно -- на восьмом десятке неторопливо открывать для себя новый мир.
   "В Москве живёт много магов: так издавна повелось. Для колдовства мы пользуемся магической энергией разных типов, кому какая больше подходит. Это врождённое. Моя энергия тёмная, твоя зелёная. Чем больше в маге энергии, тем заметнее аура для других магов. Мы прячемся от людей, которые не умеют колдовать, но не друг от друга. Это трудно: ты, Семёныч -- гений маскировки! Но на самом деле, незачем уходить в такое глубокое подполье. Есть три больших клана, каждый из которых держит монополию на свой тип энергии. Ты можешь объявиться у зелёных, зарегистрироваться и спокойно покупать артефакты, вроде тех, что я тебе приношу. Там, правда, сидят редкостные зануды, советская бюрократия отдыхает. Зато глазам радость: все сплошь зеленоглазые блондинки, одна другой краше..." На этих словах сердце Семёныча ёкнуло, вспомнил Люду. Роман продиктовал телефон, объяснил, что и как говорить. Старик несколько раз уже собирался позвонить, но притормаживал: "Не время!"
  
   Рыжик вышел на той же станции, что Семёныч. Свернул в лабиринт ларьков у метро, и старик потерял его из виду. Ветер по-прежнему бесчинствовал. "Но ведь можно не мучиться! Старый дурень, когда же до тебя дойдёт?" Создал перед собой незримую упругую полусферу, вроде большого зонта. Она надёжно защищала от ледяных порывов, от летящей в лицо крупы. Из рук, в отличие от обычного зонтика, не вырывалась, послушно скользила впереди. Ромка наверняка подсказал бы, как это называется, посмеиваясь над изобретателем очередного велосипеда. А старик подумал, что знает способ мгновенно оказаться дома. Кажется, они называют это порталами. Ученик пару раз проникал так в мастерскую, пока охрана волынила с пропуском. Ещё раньше Семёныч наблюдал такой способ перемещения в исполнении рыжих. И, между прочим, пару раз проделал подобное сам, спасая жизнь. Мерзкая погода была всё-таки недостаточным поводом для столь серьёзного колдовства. Во-первых, исчезновение пешехода посреди улицы может кто-нибудь заметить. Во-вторых, надо ещё зайти за продуктами...
   Снова столкнулись с рыжиком в круглосуточном. Семёныч быстро купил батон и пакет кефира на ужин, сыр и колбасу на завтрак. А парнишка остался выбирать новомодный йогуртовый торт. Из тех, что, по мнению Семёныча, надо есть, намазывая на хлеб. У метро мальчик успел обзавестись изящно упакованным горшочком с алым цикламеном. Старик тихонько хмыкнул: "Подарки барышне, которая бережёт фигуру и не любит срезанные цветы?"
   Третий раз шустрый паренёк обогнал неторопливо бредущего Семёныча у самого дома. Оставалось свернуть с улицы в арку и пересечь двор. "Забавно будет, если он в наш подъезд, к соседской дочке" Подумал, улыбнулся, и вдруг замедлил шаг, ощутив тревожную дрожь невидимых нитей, скрепляющих мир.
   Ноги среагировали быстрее рассудка, как всегда. Полгода назад Семёныч, не думая, развернулся бы и пошёл в обход. Лишних триста метров, зато дома без приключений. Какая разница, что за неприятность поджидает на привычном пути? Компания хулиганов: "Дед, закурить не найдётся?" Кирпич с крыши? Особо скользкий и зловредный лёд? Да хоть собачья какашка под ногу: мелочь, а противно...
   "Нет, на этот раз что-то более... любопытное!" Нити сплетались в яркий, замысловатый узор. Рядом с угрозой -- нешуточной -- маячила большая удача. Каким-то образом в дело был замешан Ромка. "Странно, он ведь остался печатать в лаборатории?" Подробностей старик разобрать не смог. Однако продолжил путь. Только сорвал с куста и положил в карман три белых ягоды.
   Огонёк нырнул в подворотню, до которой Семёнычу оставалось ещё метров двадцать. Вспышка! Алое пламя: могучее, яростное, мгновенно сдутое порывом тёмного ветра. И сразу к живой, но лишённой сил жертве хищно потянулся клубок Тьмы. Копия того, что свил гнездо в лаборатории Семёныча. То ли позволил приручить себя, то ли сам приручил старого фотографа. Тьма охотилась, и это было страшно: до слабости в коленях, до холодного пота. Но охотилась-то на другого! Была, была у старика возможность пойти кружной дорогой...
   Инстинкт самосохранения твердил: "Обойди и забудь!" Распоясавшееся любопытство подзуживало: "Выясни, что происходит!" Подняла голову совесть: "Там ребёнок в опасности, а ты, старый пень, о чём-то думаешь?" Совесть и любопытство мигом нашли общий язык.
   Оставшееся до арки расстояние старик не пробежал, но очень быстро проковылял. Почти как полвека назад. Жаль, вместо автомата -- авоська с продуктами да трость. И волшебный "зонтик". И пара-тройка других, возможно, полезных фокусов. Прежде, чем соваться за угол, Семёныч прижался спиной к стене, перевёл дух, осторожно выглянул. Пустая подворотня, позёмка по асфальту, но чёткое ощущение присутствия.
   "Навели морок?" -- сморгнул, вгляделся. Да, вон они стоят, двое. На полпути от входа до выхода из арки. Мальчишка и высокий, худой мужчина в тёмном. Роман?! Вроде разговаривают. Мирно. Только на противоположной стене дымится опалённая краска, и обтекают остатки торта, рыжик норовит продавить лопатками стену, а у мужчины в руке нож, ненавязчиво направленный в солнечное сплетение собеседника.
   Первый импульс: выскочить из-за угла, заорать. Второй: пока не заметили, развернуться и тихо обойти безобразие дальней дорогой. Семёныч медлил. До рези в глазах вглядывался в тёмный силуэт, обрисованный светом единственной лампочки в дальнем конце прохода. Не мог понять: Ромка перед ним, или кто другой, похожий? От этого многое зависело. "Если пойду мимо, они внимания не обратят. Подумают, я через морок не вижу. Может, опознаю".
   Семёныч выключил свою защиту от ветра. "Не умею я такое. Я простой, простейший московский обыватель". Наступил левой ногой на хвостик шнурка правого ботинка, потянул. Повод вовремя остановиться? Или лёгкое вмешательство в узор судьбы, которое позволит ему в нужный момент... Что? Сам пока не понял.
   Вывернулся из-за угла, тяжело, медленно захромал мимо тех двоих. Подойдя вплотную, убедился: высокий -- не Роман, хотя запросто может оказаться его братом. В неудобном ракурсе, при скудном свете, портретист смог уловить различия двух похожих, но, без сомнения, разных лиц. Стрижка, одежда тоже отличались. Голос -- мягкий, вкрадчивый -- другой. Семёныч облегчённо вздохнул. Подумал, не пора ли остановиться, завязать шнурок, а заодно послушать, о чём говорят? Или, наоборот, лучше прибавить шагу?
   И нечаянно встретился взглядом с рыжим. Девять из десяти его сверстников, попав в подобный переплёт, давно обделались бы. Этот даже слезу не пустил. Ярости и гордости в нём было больше, чем страха. Миг на осознание, что прохожий не просто засмотрелся на граффити на стене, а видит. Презрительный прищур: мол, ступай мимо, всё равно не поможешь. Даже надежды на помощь в карих глазах не мелькнуло, странно... Рыжий на миг отвлёкся, и снова всё внимание на грозного собеседника:
   -- Ты думаешь, это тебе сойдет с рук, нав?
   -- Можешь потом пожаловаться кому-нибудь. Если сможешь разговаривать, -- чёрный нож взлетел к лицу мальчишки, чиркнул по щекам и кончику носа: из крошечных порезов выступили три одинаковые рубиновые капли.
   -- Придурок! -- буркнул себе под нос Семёныч. В адрес кого из присутствующих, неведомо. И тут же, громко, -- Эй, ты, отпусти ребёнка!
   Высокий обернулся к старику: как бы лениво, но очень быстро. Рыжик тряпичной куклой сползал по стене. Убит, ранен, в обмороке? Глядя на запрокинутое бледное лицо, Семёныч забыл про возраст и хромую ногу. Забыл про магию, свою и чужую. Его просто понесло: вот отморозок с ножом, готовый пускать кровь, вот в руке крепкая палка. Подскочил, со всей дури саданул тростью по пальцам, сжимающим чёрный клинок. То есть, замахнулся...
   Удар встретил пустоту. Пусто, темно и холодно стало вдруг Семёнычу, а у горла он ощутил бритвенно острое лезвие. Услышал спокойный, слегка удивлённый голос откуда-то из-за спины:
   -- Чел, ты что, взбесился?
   Семёныч боялся дышать, боялся сглотнуть. Не знал, что ответить. Понимал, что вляпался, и сейчас его, очевидно, прирежут, как барана. Желал провалиться сквозь землю, а лучше оказаться в безопасном месте. Он мог это сделать: именно сейчас! Достаточно бросить на асфальт трость, и...
  
   Последние недели вымотали Ромигу до предела: поездка на конференцию, диссертационные хлопоты... Нав всегда относился к этой человской ерунде спокойно, без пафоса. Игра -- она игра и есть. Но делать что-либо спустя рукава не умел. Собственно, диссертация была почти готова. А беготня по кругу с бумажками лишь набирала обороты. "Забавно. Только смотри, Ромига, не убей кого-нибудь ненароком".
   Чтобы сбросить напряжение, тренировался, фехтовал. Или ходил в лабораторию к Семёнычу печатать фотографии. Воплощал самые сложные замыслы, где требовалась кропотливая работа, магия и ловкость рук.
   Наглотался стимуляторов вместо того, чтобы спать. Уж больно дурные повадились наву сниться сны. Отдыха не приносили, наоборот. Содержание упорно не запоминалось, несмотря на все Ромигины усилия. "Лучше честный кошмар, чем эта тошнотная дрянь. Хоть эрлийцам жалуйся! Но ведь не бывает у нашего генстатуса проблем с психикой, почти никогда". Искал следы магического воздействия -- не нашёл. Похоже, самое время обратиться к Сантьяге или кому-то ещё из старших сородичей. Тем более, накрывало его даже в Цитадели, защитой которой навы справедливо гордились. А гипотеза Терги про дурные шутки кого-то из своих критики не выдержала. Однако всякий раз, когда Ромига собирался пойти со своей проблемой к комиссару, что-то его останавливало. Упорство, желание во что бы то ни стало разобраться самому...
   А на очередном фото из летней экспедиции над привольной степью величаво плыли гряды облаков. Как тысячелетия назад в окрестностях великого Уратая, никогда не виденного Ромигой наяву -- Терга делился воспоминаниями.
   Нав прикрыл глаза, сравнивая пробный отпечаток с тем, что стояло перед внутренним взором. Вспомнил ветер на разгорячённом лице, шёпот ковыля, отзвуки дальнего грома. Поймал настроение, понял, где усилить, где чуть пригасить акценты светов и теней, чтобы равнина задышала неколебимым покоем, а могучие белые громады понесли угрозу: лёгкую, едва ощутимую. Угадай, фотограф, точную меру. Пусть бумажный прямоугольник станет живым окном в тот день. И все подобные. Бывшие, будущие...
   Грохот в первой комнате. Нав молнией метнулся из-за стола в пустое только что помещение. На полу сидел Семёныч. Судорожно прижимал к груди сетку с продуктами, по-рыбьи хватал ртом воздух, натужно кашлял:
   -- Там, в аптечке... Нитроглицерин... Дай!
   Смертельно напуган. Дрался. На шарфе -- кровь. Как попал в лабораторию, не ясно: дверь заперта, портала Ромига не почуял. Да умеет ли старик строить порталы? Но энергию где-то потратил всю, подчистую. "Ладно, сперва приведу в чувство, потом буду разбираться".
   -- Хорошо, что ты здесь! Что это не ты. Там такой, как ты, на мальчишку напал. Рыжего. С ножом. Я отбить хотел. А он...
   "Ещё интереснее!" -- уши нава начали заостряться. Ромига вложил в одну руку Семёныча упаковку лекарства, в другую артефакт с энергией Колодца Дождей, не разряженный экономным стариком до конца. Криво ухмыльнулся, заметив, что энергия пошла в дело первой: "Маг! Дорвался до халявы на старости лет? На приключения потянуло?"
   Подхватил чела под мышки, поднял, бережно усадил в кресло. Расстегнул на старике пальто, размотал шарф. Осмотрел порез под подбородком. Острое лезвие едва задело складки дряблой кожи: промыть, залепить пластырем, и все дела. Но материал для генетического поиска на чьём-то ноже остался.
  
   Ромига дал старому фотографу возможность слегка отдышаться: "Сердечного приступа не будет, и хорошо!" Пододвинул стул, сел напротив, чтобы видеть глаза.
   -- А теперь, Семёныч, рассказывай по порядку. Что произошло? Я тебе помогу, буду вопросы задавать. Просто отвечай. Где "там"?
   Старик пожевал губами, снял очки, положил на стол: пальцы дрожали. Осторожно потрогал пластырь на шее.
   -- Возле моего дома, под аркой.
   -- Кто на кого напал?
   -- Тьма на огонь. А выглядело... Тип, очень похожий на тебя, с чёрным ножом, прижал в подворотне рыжего мальчишку лет пятнадцати. Первый момент я почувствовал, но глазами не видел, они за углом были. Колдовали сильно, оба. Увидел, когда уже разговаривали. Потом тот, с ножом, порезал рыжему лицо, потом... Не разглядел я, очень быстро всё. Увидел, мальчишка падает, и бросился. Хотел нож выбить, а он -- раз, и у меня за спиной, и нож к горлу.
   -- Закономерный результат. А здесь-то ты как оказался? -- это был, на самом деле, главный вопрос.
   -- От проходной думал, мечтал: хорошо бы порталом -- сразу домой. А когда тот, в чёрном, меня схватил, я понял: получится. Только не домой. Бросил трость, и сразу здесь.
   -- Просто бросил трость? -- чёрные глаза расширились от удивления, вспыхнули живейшим интересом. Но Семёныч был не в той кондиции, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.
   -- Нет, всю дорогу хотел побыстрее в тепло и плёл что-то. Ещё сделал себе вроде зонтика, от снега с ветром.
   -- Семёныч, скажи, ты раньше такие порталы строил?
   -- Раз -- на фронте, точно.
   -- Расскажи.
   -- Бомба блиндаж разнесла, все ребята погибли, а я оказался в тридцати ярдах без единой царапины. Очень хорошо помню: сижу, пишу письмо домой. Усталый, сонный. Мысли разбегаются, муторно, хочу встать и на воздух выйти, только сил нет. В полузабытьи стал вместо слов каракули какие-то чиркать, без ума, без смысла. Бумаги -- в обрез, друг трясёт за плечо, стыдит. А я скомкал лист, и в печку. Чувствую, так надо. Бумага резво занялась, друг ругается... Смотрю, сижу в окопе под бровкой, а от блиндажа в небо клочья летят. Шесть человек нас там было. Всех помню...
   -- Семёныч, а не точно?
   -- Кажется, однажды из-под машины вывернулся. Но тогда был сильно подшофе. Ручаться не стану и подробностей не помню. Ром, кто это был?
   -- Мой соплеменник. Зря ты полез в чужую драку, Семёныч. Шансов у тебя против нас -- никаких. То, что ты исхитрился унести ноги, одно из самых невероятных событий, которые мне довелось наблюдать. Но второй раз вряд ли получится. А он тебя ищет и обязательно найдёт. Думаю, в течение ближайшего получаса. Самое позднее, до утра. Давай я постараюсь уладить это недоразумение, а ты пока немного отдохнёшь.
   -- Как найдёт? По отпечаткам на трости? Но у меня пальцы ни разу не катали. Или магически?
   Вместо ответа нав пшикнул старику в лицо из маленького аэрозольного баллончика, невесть как возникшего в руке. "Пыльца Морфея" подействовала мгновенно: "Хорошо быть запасливым". Глаза Семёныча закрылись, тело обмякло, дыхание стало глубоким и ровным. Ромига чуть подумал и добавил ещё снотворного, пусть чел поспит до утра. Если догадки верны, предстоял сложный торг. Конечно, здорово, что Семёныч нарвался на тёмного, а не на чуда или зелёную ведьму. Но лучше бы по старой привычке обходил тайногородцев десятой дорогой.
   Следующие пять минут Ромига действовал как умелая и заботливая нянька. Снял с сонного Семёныча верхнюю одежду, ботинки, уложил на диван, укрыл пледом. Вот только выражение лица нава не вписывалось в образ няньки. И уши: то принимающие нормальную форму, то вновь заострявшиеся.
   "С фото на сегодня придётся завязать. Досадно, если он придёт часа через два. Но если это тот, про кого я думаю, будет скоро". Ромига заварил себе чаю, уселся в кресло, закинул длинные ноги на стол и стал ждать, похрустывая пряниками. После второго по счёту хмыкнул и тщательно закрыл себя от магического сканирования.
   Задумался: "А ведь я чуял, что-то будет. Очень не хотел отпускать чела домой. Когда понял: нет, не останется, подсунул трость, с которой он при мне ни разу не ходил. Ух ты, как интересно! Я тоже поучаствовал в строительстве геомантского портала? А похоже!"
   Вообще, "совместное творчество" у них с Семёнычем случалось часто. Сплошь и рядом горе-геоманты осознавали, что наворотили, задним числом.
   Например, нав был уверен: их первый совместный аркан на удачную учёбу по-прежнему не завершён. В узоре не хватает нескольких узелков, завяжутся они в будущем. Когда и как, пока не видел. Главная причина держать чела под контролем, не отдавать даже своим! Сдувать пылинки, даже если захочется убить. Ромига не исключал, что последний узел окажется именно такой: смерть старика. Знал, огорчится подобному раскладу, но рука не дрогнет. Вздохнул, глядя на мирно посапывающего Семёныча: "А в лучшем случае, есть у тебя ещё лет десять-двадцать. Как невыносимо мало отмерил вам Спящий!"
   Нав пережил уже несколько поколений младших рас. Провожал за грань возлюбленных, друзей, товарищей по совместным проектам. Отчего вдруг накатила такая тоска? Незнакомое, мутное, вязкое, тягучее ощущение бессмысленности всего вообще. Сам не рад был, что связался с этим челом и магией мира: "Связал себя, буквально..."
   А ещё, несмотря на эрлийские стимуляторы и крепчайший чай, Ромига мучительно хотел спать: "Когда ж ты явишься, любитель разгуливать с ножичком по подворотням?"
   Нав разозлился, и злость потеснила тоску, вернула рабочий настрой. Старательно, буквально по секундам, Ромига принялся восстанавливать в памяти свои мысли, ощущения, действия перед уходом старика домой. В очередной раз попробовал соотнести свой опыт с тем, что читал в библиотеке Цитадели. И внезапно увидел, нашёл, зацепил ускользавшую связь между теорией и практикой. Понял, как сделать шаг вперёд: не первый, не последний, маленький очередной шаг. Улыбнулся победно, отхлебнул остывшего чаю, закусил пряником. Сонливость и хандра разом развеялись.
   Прикинул, какими изменениями в комнате сможет отправить пустую чашку со стола в раковину. Левитировать её туда или отнести руками выходило проще, но в данном случае, не важно: "Сейчас попробую... А, нет, буду гостя встречать".
   Почуял зарождающийся портал на доли секунды раньше и немного иначе, чем привык. А вот кто выйдет из портала, угадал чисто дедуктивным методом:
   -- Идальга, как поживает юный чуд? Ты оставил несчастного ребёнка одного в наших тёмных, страшных, ужасных Подвалах?
   Гость, если и удивился присутствию другого нава, не подал виду. Заскользил по комнате, осматривая фото на одной стене, полочки с сувенирами на другой, стеклянный шкаф со старинной фототехникой, спящего Семёныча, соплеменника в кресле. В отличие от Ромиги, он явно не привык -- или не считал нужным -- скрывать неповторимую пластику и стремительность движений, свойственную их расе. В остальном двое тёмных были очень похожи: лица, фигуры, манера одеваться. Все навы, на взгляд постороннего, будто горошины из одного стручка. Впрочем, Идальга, дознаватель Тёмного Двора, выглядел старше Ромиги.
   Этот нав слыл в Тайном Городе (и даже среди своих) одиозной личностью. Умело поддерживал репутацию безбашенного маньяка, способного чисто ради развлечения затащить к себе в Подвалы и замучить до смерти любого разумного, оставаясь неуловимым и безнаказанным. Исключение делал лишь для соплеменников, но чёрная кровь на нём тоже была. Кровь и смерть. Однажды, давно, Ордену удалось добиться казни нава за нарушение Кодекса. Идальга был тем, кто привёл приговор в исполнение. Говорили, именно тогда дознаватель не то, чтобы тронулся умом, но стал смотреть на многие вещи чересчур своеобразно. В том числе, на рыжих мальчиков. Это не мешало Идальге отлично справляться со служебными обязанностями, а Ромиге дружить с "чокнутым навом". Хотя дружба их иногда закладывала крутые виражи.
   Осмотр помещения занял у Идальги пару секунд, после чего гость спокойно ответил на повисший в воздухе вопрос:
   -- Чуд никуда не денется. Я пришёл за челом. А вот ты что тут делаешь?
   -- Тебя жду. Присаживайся, угощу. Чаю? Или чего покрепче?
   -- Коньяк. Здесь есть, полагаю?
   -- Есть. Сейчас налью. Но больше тебе ловить здесь нечего. Чел -- мой. Я его сам разрабатываю и никому не отдам, -- Ромига посмотрел на сородича с явным, неприкрытым вызовом.
   Не вставая с кресла, добыл из тумбочки под столом два тонкостенных пузатых бокала. Глянул на свет. Взял из другого ящика пару салфеток для протирки оптики, навёл идеальный блеск на чистое и без того стекло. Протянул руку подальше под стол, вытащил бутылку:
   -- Французский? -- достал вторую, -- Или армянский? Рекомендую, настоящий: Семёнычу друг из Еревана прислал.
   -- Давай, раз рекомендуешь. Семёныч, значит, -- Идальга тонко улыбнулся в сторону диванчика со спящим челом. -- Он геомант?
   -- Геомант. Час с четвертью, как ушёл порталом прямо из твоих рук. С чем я тебя искренне поздравляю!
   Дознаватель пожал плечами и больше никак не среагировал на колкость Ромиги. С первых секунд Идальга отметил осунувшееся лицо сородича, резковатые движения, слегка изменившийся тембр голоса. От цепкого профессионального внимания не ускользнули и более тонкие сигналы, доступные лишь магу. "Устал, на взводе. На стимуляторах -- довольно давно". Идальга наблюдал не раз, как Ромига, всерьёз увлечённый чем-либо, норовит выкроить из суток больше двадцати четырех часов, а когда не получается, экономит на сне. Понятия о допустимом дискомфорте у него, на взгляд дознавателя, всегда были экстремальные. Но навский организм способен вынести без ущерба очень серьёзную нагрузку. Опасную черту Ромига не переходил, и сейчас -- тоже. Но профессиональную интуицию дознавателя что-то тревожило.
   Идальга ещё раз, неторопливо, обошёл комнату, сунул нос в печатную:
   -- Тёмная энергия, Колодец Дождей, и колдовали регулярно. А это твои фото?
   -- Мои. Думал, спокойно попечатаю. Нет, тебя принесло.
   -- Отличная у вас тут мастерская. Даже удивительно, -- дознаватель вернулся обратно. -- То есть, не дашь с челом поработать?
   -- Только по прямому приказу комиссара.
   -- Даже так? -- вскинул бровь Идальга, устраиваясь на стуле и беря бокал.
   -- Даже, так, -- твёрдо, с вызовом ответил Ромига.
   Дознаватель внимательно посмотрел в черные глаза собрата, усмехнулся:
   -- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. А то влипнешь с этим геомантом в какую-нибудь историю, мне потом разбираться по службе.
   Заметил начавшие заостряться уши Ромиги и перевёл разговор на другое. Похвалил коньяк: "Правда, хорош!" Помянул некоторые совместные проекты. А потом два нава долго и со вкусом обсуждали фототехнику. Дознаватель совсем недавно начал пользоваться этой человской придумкой для документирования своих исследований. А Ромига серьёзно занимался научной фотографией все годы в МГУ. Биологические объекты не снимал, только свою археологию, но всё равно мог подсказать немало полезного.
   С одной стороны, увлечённый рассказчик, с другой -- внимательный слушатель. Уж что-что, а слушать, исподволь задавая наводящие вопросы, Идальга умел. Собственно, Ромига умел немногим хуже. И не сомневался, что с научной фотосъёмки (а была ли она Идальге, в самом деле, так уж интересна?) дознаватель вывернет обратно на чела-геоманта, который дрых себе без задних ног под тёплым, уютным пледом.
   Благородный напиток тем временем довольно быстро перекочёвывал из бутылки в навские желудки. Ромига заметно "поплыл", хотя обычно напоить его бывало не просто.
   Идальга спросил про какую-то очередную техническую подробность.
   -- Вот на этот вопрос я тебе не отвечу. Не знаю, -- Ромига задумчиво покачал головой, -- Нет, на своей предметке я с такой проблемой не сталкивался... Утром Семёныча спрошу. Он говорил, снимал когда-то для криминалистов. Может, подскажет что...
   -- Можно, я сам его спрошу? А, Ромига? Чтоб не играть, как эти челы говорят, в испорченный телефон.
   -- Не надо. И напугал ты его. И вообще в этой истории двух навов уже многовато. Точно, многовато!
   -- А одного не маловато? -- рассмеялся Идальга. -- У тебя вид, будто в конце большого "похода очищения". Помнишь, как мы Истинного Бруджа по Европе гоняли?
   -- Что характерно, не поймали. Но весело было! -- Ромига облокотился на стол, склонил голову на плечо, глаза затуманились воспоминаниями вперемешку с алкоголем.
   Взгляд пленного Саббат метался с одного нава на другого: оба улыбались. Один -- отстранённо-задумчивой, холодной улыбкой. До масана ему словно не было дела. Всё внимание на многопалый лист люпина, который нав медленно обрывал, будто человская девка -- ромашку. Почему-то это невинное дейст-вие в исполнении задумчивого нава показалось масану невыразимо жутким. Заглянул в глаза второго: весёлые, мечтательные, любопытные. У юнцов с кривыми иглами такие бывают, хотя это вроде не про тёмных. Нав жизнерадостно оскалился:
   -- Ты как хочешь умереть, кровосос? Интересно или быстро?
   Масан задрожал.
   -- Соображай скорее, или мы кинем жребий. У тебя есть выбор, кто из нас станет тебя допрашивать. Если он, то получится интересно. Сначала -- очень больно и страшно. Много раз проклянёшь миг своего рождения, родителей и самого себя. Потом вдруг поймёшь, что привык, и тебе нравится. Будешь лизать ему руки, если он позволит: умолять о продолжении. Расскажешь все свои и чужие тайны, пожалеешь, что знаешь мало. А он будет тебе улыбаться и вытягивать остатки жизни из твоего тела. Рано или поздно всё кончится. Хочешь?
   Расширенные от ужаса красные зрачки проследили, как слетает на землю из тонких пальцев задумчивого очередная зелёная полоса. А весёлый вдруг подмигнул:
   -- Выбери меня, я не такой затейник. Да и возиться лень. Просто заберу твою память и сразу убью. Быстро.
   Масан сглотнул, облизнул пересохшие губы:
   -- Я выбираю тебя. Быстро!
   Задумчивый отвлёкся от ощипанного на две трети листа, глянул на пленника, кажется, с брезгливой жалостью:
   -- Ты представляешь, как работает "Игла инквизитора"?
   Масан опустил веки, не в силах совладать с голосом или кивнуть.
   -- И ты, вольный охотник ночи, согласен превратиться в слюнявого идиота?
   Слова задумчивого пробудили в пленнике остатки чувства собственного достоинства. Отвратительно! Но масан был взрослый и опытный, понимал: в обоих вариантах, предложенных проклятыми навами, лица не сохранишь.
   -- Я могу сам, добровольно, ответить на все ваши вопросы. Знаю, вы почувствуете: вру я, или нет. Потом убивайте.
   -- О, как любопытно! Давай попробуем, а, Идальга?
   Задумчивый -- Идальга? Тот самый навский дознаватель? А оказывается, паниковать сильнее всё равно некуда.
   -- Он выбрал тебя, Ромига. Вот и разбирайся с ним дальше, как знаешь. Я понаблюдаю.
   Весёлый ухватил масана за плечи, встряхнул, усадил обездвиженное, проткнутое колом тело поровнее:
   -- Твоё имя?
   -- Шарль Малкавиан.
   -- Возраст?
   -- Двести тридцать шесть лет.
   -- Место рождения?
   -- Орлеан.
   -- Родители?
   -- Ровенна Бруджа и Бенедикт Малкавиан.
   -- Родные братья и сёстры? -- нав спрашивал быстро, монотонно, не давая пленнику времени на размышления. Да и вопросы простые, чего раздумывать. Про родных, про двоюродных, про троюродных...
   Масан не уловил момента, когда перед глазами замельтешила серебристая канитель, усыпляя внимание, затягивая из ужасной реальности в красивый и уютный иллюзорный мирок. Чья-то рука на волосах: лёгкое, почти ласковое прикосновение... Он даже не осознал, что вместо очередного вопроса звучит формула "Иглы". Не попытался защититься, а потом было поздно.
   Ромига быстро, сосредоточенно считывал информацию. Молниеносный взмах катаны, и пустая голова покатилась по земле. Нав аккуратно вытер клинок, передёрнул плечами, будто от озноба, нахмурился:
   -- И этот, кажется, ничего не знал про старого Бруджу!
   -- А ты сомневался? Зато отнял у меня игрушку. Чем компенсируешь?
   -- Он сам выбрал меня, а не тебя.
   -- Ну-ну. Зачем тебе вдруг понадобилась его память?
   -- Разобрало любопытство: посмотреть на нас глазами этого масана. На мир вообще. Почувствовать, как он жил, чем дышал.
   -- Ясно с тобой, коллекционер душ! Я думал, масанов у тебя много.
   -- Нет. Мы их всегда слишком быстро убивали. Есть одна масанка, мой первый самостоятельный опыт с "Иглой". Девочка настолько боялась "купания в лучах славы", что умоляла меня оглушить её, чем угодно. Я так удивился, что исполнил просьбу, а заодно, попытался понять. Вычерпал до дна, но всё равно не понимаю. До сих пор. Я бы выбрал: впервые в жизни увидеть солнце и встретить смерть в ясном сознании. Точно бы выбрал!
   -- Ты -- да, -- улыбнулся Идальга.
   Дознаватель выглядел довольным, будто сытый кот. А от веселья Ромиги не осталось следа. Он стоял, пошатываясь, как пьяный, зябко обхватив себя руками за плечи. В широко раскрытых глазах плескалась чужая жизнь. "Игла инквизитора" справедливо считается трудным заклинанием. Не только из-за сложности формулы и большого расхода энергии. Маг, пустивший её в ход, всегда оказывается на некоторое время "не в своём уме": прямо и буквально. У одних это неприятное время -- секунды. У других -- часы. Кто-то может вообще не прийти в себя без посторонней помощи. Идальга спокойно забавлялся ситуацией, зная, что Ромигу всегда корёжит, но справляется он сам, и достаточно быстро.
   -- Иди, переваривай своего масана.
   -- Да, может, ещё выловлю из старых воспоминаний что-то полезное. Всё-таки там мать -- Бруджа.
   -- Кстати, ты так хорошо загипнотизировал несчастного Шарля, что уже незачем было жечь ему мозги. Мог действовать экономнее, как я тебя учил. Отдал бы потом мне, целенького.
   -- Мне всё ещё плохо даётся мягкое сканирование.
   -- Учись. Пора бы уже.
   -- Я решил дословно соблюсти всё, что обещал. Не жадничай, Идальга, их ещё пять штук. А я устал играть доброго при тебе.
   -- Сыграй, для разнообразия, злого. Или иди уже, отдыхай!
   Полная луна плыла над полями, лугами и перелесками, цвели люпины. До рассвета оставалась пара часов: в конце июня ночи коротки.
  
   Очередной эпизод долгой и по сей день не завершённой охоты Тёмного Двора на Александра Бруджа. А за некоторое время до того очень молодой ещё Ромига осознал: быть воином всю жизнь -- не его путь. Сам напросился в ученики и подручные к дознавателю. Запомнил Идальгу по общему курсу обучения в Цитадели. Позже увидел при исполнении служебных обязанностей. Увидел -- засмотрелся: что и как Идальга делал, а пуще, на него самого. Отголосок опасных тайн, сквозивший в холодноватой улыбке, мягко-ироничной манере вести диалог, во взгляде дознавателя не мог оставить Ромигу равнодушным. Казалось, этот нав знает нечто, ускользающее от понимания молодого гарки: про себя, про мир... И про того, кто с неуёмным любопытством заглядывал в чёрные глаза старшего соплеменника. Ромига первым сделал шаг навстречу: весело, доверчиво и абсолютно бесстрашно открылся новым знаниям и опыту, которые мог подарить Идальга. Тот ждал или попросту не возражал. Опыт получился разный, многогранный.
   Бывало, земля внезапно и жутко уходила у Ромиги из-под ног, мир терял привычные контуры, властно требуя от нава быстрых и адекватных изменений в ответ. Примерно как сейчас: "То самое ощущение, да? Пожалуй, уже не меньше месяца. Интересно..."
   На этот раз дознаватель совершенно ни при чём. "Какая игра вероятностей свела его, чуда и Семёныча в одной точке Города?" Менять мир затеяли чел с Ромигой. Кто из двоих начал и хоть чуть-чуть ведал, что творил, большой вопрос. Кто понимает происходящее сейчас? Насколько оно штатно, безопасно? Или пора тормозить? Или поздно: только вперёд, на максимальной скорости?
   Геомантия лежала вне сферы интересов Идальги. Обсуждать её имело смысл с Сантьягой. Мало того: комиссар сам предложил Ромиге перспективное направление исследований, подсказал, какие рукописи взять в библиотеке и разрешил обращаться в любое время. "Но как идти к вечно занятому боевому лидеру Нави без внятных результатов? Или хотя бы сформулированных вопросов? А с дознавателем можно посоветоваться об одном неприятном моменте. Надо только собраться рассказать..." Мысли Ромиги слегка путались. А может, не слегка. Он с трудом выпрямился в кресле.
   -- Идальга, тебе было тогда весело?
   -- Не помню. Какая разница, -- дознаватель задумчиво изучал игру бликов в бокале. Армянский коньяк они уже уговорили и перешли к французскому.
   Ромига решился. Удивляясь, даже сквозь хмель, почему это требует таких усилий.
   -- Есть проблема. Возможно, по твоей части? Скажи мне пару месяцев назад, что это проблема, обсмеялся бы. А сейчас не до смеха. Сны дурные замучили, хоть вовсе не спи.
   Быстрый взгляд в глаза: чересчур трезвый и неприятно пристальный, как показалось Ромиге.
   -- Опять твои любимые кошмары про Первую Войну, которой ты в глаза не видел? Опять просыпаешься в боевой стойке, с катаной в руках? Кстати, тогда эта была проблема, и не то, чтобы особо смешная, -- вопреки собственным словам дознаватель усмехнулся. -- Как моя голова осталась на плечах, до сих пор не пойму. То же самое?
   -- Если бы! Хуже. Просыпаюсь, будто по мне пробежал табун единорогов, а потом ещё асфальтовый каток проехал. С уверенностью: мог не проснуться вовсе. Или проснуться не дома. Что снилось, не помню.
   -- Очень интересно!
   -- Думал, не сходить ли к эрлийцам, но к тебе -- лучше.
   -- И ближе. И даже, возможно, задаром. Приходи, обследую. На предмет постороннего воздействия, и вообще.
   Произнёс короткое заклинание, прищурился.
   -- Ну ты и защиту нагородил. Перепутал меня с коллегами из Ордена? Или из Зелёного Дома? Снял бы, посмотрю по-быстрому.
   -- Не хочу сейчас, мы оба слишком много выпили. Ты думаешь, кто-то мог на меня воздействовать извне? Так, чтобы я не заметил?
   -- Ну, например, твой геомант.
   -- Вряд ли, но допустим. Как ты это определишь?
   -- Напрямую -- никак. Только по косвенным признакам. Но я ведь очень давно и хорошо тебя знаю, Ромига, -- дознаватель мягко, ласково улыбался, а в чёрных глазах промелькнул опасный холодок.
   Ромига как бы не заметил -- или сделал вид. Задумался:
   -- Я мог пропустить атаку геоманта. Да, вполне! Но эмоции-то его я читаю, как открытую книгу. Чел не умеет или не видит нужды их прятать. А я не чуял с его стороны ничего враждебного. Максимум, раздражение на мой острый язык. Поначалу он сильно боялся, потом перестал. Любопытство, удивление, восторг, дружелюбие -- щедрым потоком. Без капли подобострастия. Гордость за меня: талантливого ученика. Гордость за себя: есть, чему учить. Радость, когда у нас получается что-то интересное. Семёныч -- удивительно спокойный, уравновешенный и беззлобный для чела.
   -- Это я заметил!
   -- Эээ... Возможно, дело в том, что я не пробовал при нём кого-нибудь порезать? -- теперь уже Ромига ехидно ухмыльнулся, сверкнул глазами. -- Как бы твой чуд не скончался от скуки и одиночества раньше времени.
   Идальга посмотрел на часы:
   -- Да, хорошо посидели.
   Полез во внутренний карман пиджака. Достал маленький пузырёк, отвинтил пробку, вытряхнул на ладонь две матово-чёрных горошины. Одну бросил себе в рот, другую протянул Ромиге:
   -- Через минуту будешь трезвый, бодрый и спать не захочешь, минимум, сутки. Разгрызи, чтобы скорее подействовало. Я хочу, чтобы ты снял защиту.
   Ромига взял горошину, съел, поморщился:
   -- Почему все твои снадобья -- такая дрянь на вкус?
   -- Из профессиональной вредности. Зато действуют хорошо.
   -- Да, этого не отнять, -- Ромига ненадолго прикрыл глаза, вздохнул, потянулся, легко вставая с кресла. Простейшая разминка заняла несколько секунд.
   -- Так чел учит тебя геомантии?
   -- Да, причём абсолютно добровольно. А я постепенно рассказываю ему о Тайном Городе. Ещё немного, и он будет наш. И тут ты со своим чудом. Удивительно не вовремя! Как вас троих только угораздило? Будто в Москве мало подворотен!
   -- Значит, мало. Покажешь как-нибудь, чему он тебя научил?
   -- Да, думаю прямо сейчас. Давай так: для чистоты эксперимента вытяни из меня энергию. Заодно можешь проверить, что хотел.
   -- Вот не соскучишься с тобой, Ромига! -- хмыкнул дознаватель. -- Давненько не применял "навский аркан" по личной просьбе "объекта". А что именно ты собираешься мне продемонстрировать?
   Ромига подождал, пока отработают заклинания. Сконцентрировался, поймал нужный режим восприятия, даже не закрывая глаза. Мимоходом удивился, как ярко и чётко видит возможные изменения мира. Побочный эффект чёрного шарика или полного отсутствия магической энергии? Один вариант узора начинающему геоманту очень понравился. Хищно улыбнулся, глядя на Идальгу. Тот приподнял бровь:
   -- Ну так что?
   -- Совмещу полезное с приятным. Спроважу тебя в Цитадель. С твоей же помощью. Согласен?
   -- Допустим.
   -- Тогда встань здесь. Вот так: стой и не двигайся. А я буду строить аркан. Портал для тебя, геомантский.
   -- Чел тебя этому научил?
   Ромига не ответил. Вихрем, на боевой навской скорости, промчался по лаборатории. Переставил какие-то предметы на многочисленных полочках, выскочил в коридор и отсутствовал минут пять. Вернулся с ободранным, пыльным, рассохшимся стулом в руках. Подставил свою добычу Идальге:
   -- Садись!
   -- На это?
   -- Гарантирую, выдержит. Садись быстро, иначе ничего не получится.
   Нав с брезгливой гримасой присел на сомнительную мебель.
   -- Теперь слушай внимательно. Окажешься у себя, быстро вернёшь сюда этот стул. На сиденье положишь брусок с энергией.
   -- Это тоже часть аркана?
   -- Да.
   -- Ромига, врёшь. Причём неубедительно.
   -- Аркан завершится твоим переходом. Но я могу ждать от тебя маленькую любезность в обмен на интересный опыт?
   -- Ждать можешь, -- ухмыльнулся дознаватель.
   -- А теперь сиди и не вертись.
   Ромига перемещался по лаборатории, играя в странный пасьянс предметами и будто танцуя под одному ему слышную музыку. Подтащил стол к наглухо зашторенному окну, пару минут повозился, ликвидируя "светомаскировку". Ушёл во вторую комнату: там раздался звук чего-то бьющегося, потом воды из крана. Вернулся к Идальге:
   -- Держи. Сейчас по моей команде разорвёшь это фото напополам.
   -- Не жалко? Красивая картинка.
   -- Жалко. Не важно. На счёт ноль, рви. Семнадцать, шестнадцать, пятнадцать...
   Отступил к двери, проколол себе ножом палец, припечатал чёрным по белой краске, размазал пятно в иероглиф.
   -- Ноль!
   Звук рвущейся бумаги, и ни дознавателя, ни стула, на котором он сидел.
   "Сработало!" Ромига впервые в жизни построил геомантский портал. Осуществил мечту. Много лет терпеливого сбора информации, удачная встреча, старательная учёба, непростая ночная беседа и семнадцать минут предельной концентрации принесли результат.
   Чувствовал себя, будто из боя. Прислонившись к притолоке, безучастно смотрел, как посреди комнаты возникает портал: обычный, тёмный. Вихрь выплюнул стул, а на нём, вместо бруска, записку на половинке фото: "Жду тебя в Цитадели, у себя. Приходи, поговорим".
   Ромига выругался по-навски и по-русски. Хотел привычно испепелить бумагу, но энергии -- ни капли. Изодрал в клочья, опустился на стул. Радость успеха мешалась со злостью. Трудно сказать, на кого больше: на Идальгу, Семёныча, чудского щенка? На ту неведомую тварь, чей удар он, вероятно, пропустил.
   Мысль, что приглашение вместо батарейки может быть весёлой дознавательской шуткой, родилась и тут же сдохла. С первой до последней секунды их разговора Ромига наблюдал Идальгу за работой. Достаточно его знал, чтобы не перепутать с Идальгой развлекающимся. Дознаватель прямо назвал объектом Ромигу, хотя изначально приходил за Семёнычем. "Как бы не застрять в Подвалах надолго". Для нава в самом факте -- ничего ужасного, но когда планы на ближайшие недели расписаны буквально по часам...
   Идти к Идальге не хотелось страшно, до остервенения. А не пойти... Ромига знал: это будет величайшей, просто феерической глупостью с его стороны. Откуда вообще желание и мысли: не пойти? Но прежде надо переговорить с Семёнычем. Интуиция упорно подсказывала, атаковал не он. А как бы тоже не оказался под ударом, за компанию. "Могу ли я сейчас верить интуиции -- большой вопрос!"
   Будить раньше времени чела, обработанного "пыльцой Морфея" -- неблагодарное занятие. Нав сел ждать, постепенно доходя до точки кипения.
  
   Первая мысль Семёныча: "Какой гад отдёрнул шторы и жалюзи?" Окно в комнате не открывалось с тех пор, как фотограф оборудовал здесь лабораторию...
   "Гад" сидел на стуле посреди комнаты: мрачный, осунувшийся, серый какой-то. От усталости? От пасмурного полусвета, притворявшегося утренним? От полного отсутствия магической ауры? Острые уши, напряжённая поза, тяжёлый взгляд. Семёныч и проснулся-то, кажется, оттого, что в нём норовили проглядеть дыру. А по комнате будто Мамай прошёл: "Дрались тут что ли? Нет. Ромка, зараза, что-то плёл". Семёныч прислушался к затухающему дрожанию невидимых нитей. "Сплёл. Удачно. Но разгром учинил..."
   -- Ром, доброе утро!
   -- Утро! Добрым! Не! Бывает! -- зыркнул так, что Семёнычу второй раз за полсуток захотелось провалиться к антиподам. -- Ну какого хрена ты полез защищать этого чуда?
   -- Кого?
   -- Чуда, рыжего. Рыжие -- чуды, белобрысые -- люды, мы -- навы.
   Только что сидел на стуле -- раз, уже рядом, стоит над душой. Тот, в подворотне, двигался так же стремительно.
   Семёныч спустил ноги с дивана, ища ботинки. Не нашёл. Увидел их в противоположном углу комнаты: на крючке на вешалке, связанными за шнурки. Попытался встать, охнул от боли в затёкшей спине, осторожно опустился обратно.
   -- Что ты делал?
   -- Избавлял тебя от крупных проблем. А себя... скажем так, от лишних неприятных разговоров.
   -- Дай ботинки.
   -- Щаз! Утюг найду, шнурки поглажу, -- ещё одно молниеносное перемещение, что-то пролетело через всю комнату, шмякнулось под ноги старику.
   -- Спасибо, Ром.
   -- Не за что!
   -- Ты всегда, когда злой, так мелькаешь?
   Роман сел на стул. "Откуда здесь эта рухлядь?" уставился в глаза старику:
   -- Вот зачем ты защищал чуда? Так хорошо всё шло.
   -- Понятия не имею ни о каких чудах. Я защищал ребёнка от типа с ножом.
   -- Ребёнка? Ха! Знал бы ты...
   -- Хочешь, чтобы знал, рассказывай. Кровная месть какая-нибудь? А с ножом был твой родич?
   -- Ну, как бы...
   -- Он убьёт рыжего?
   -- Вряд ли убьёт, отделается чудик испугом. Да хрен с ним! Семёныч, скажи, тебе собственная шкура дорога? Может, у тебя запасная есть?
   -- Нету. А у тебя, Ром?
   -- Тоже нету. Но в данном случае моя шкура в безопасности, только нервы. Кажется... Ладно, я сейчас по быстрому наведу здесь порядок, а то смотреть тошно. И пойду. Если явится кто-то из наших, не вздумай оказывать сопротивление. Не лги, если будут допра... спрашивать о чём-то. Можешь играть на своей неосведомлённости и прикидываться дурачком, но не перегни палку. Держись с достоинством. Торгуйся, выдвигай условия, задавай вопросы сам. Тёмному Двору нужны такие, как ты: геоманты.
   -- Кто?
   -- Геоманты. Те, кто способен, как ты говоришь, переплетать судьбу. Менять мир, не прикладывая к этому магическую энергию.
   -- Так ты, Ром, тоже можешь.
   -- Ну, да. Иногда.
   Нав замолчал, просчитывая что-то:
   -- Нет, второй раз сегодня не получится. Вот какого тата я вчера запасную батарейку не взял?
   -- Ром, прости, что создал тебе проблемы!
   Сказал и пожалел: такая ярость полыхнула в ответ из чёрных глаз. Столько силы -- разрушительной -- было на самом деле в этом чужом, жутком существе. В котором Семёныч всё равно видел своего лучшего, а по настоящему -- единственного за всю жизнь ученика. Талантливого, весёлого и язвительного парня Ромку, у которого большие проблемы, и не поможешь тут дежурным, разменным "прости". Возможно, как-то иначе...
   -- Я могу тебе чем-то помочь?
   -- Сиди и не отсвечивай!
   Уборка в исполнении ученика всегда была элегантным шоу. На этот раз больше походило на стихийное бедствие. Семёныч забился в уголок на диване, потом, улучив момент, проскользнул в дверь и поковылял по коридору к "удобствам". На обратном пути надолго завис у окна.
   Ползли сквозь мокрую метель машины. Снег с дождём барабанил по мутным, дребезжащим от ветра стёклам, дуло в щели старых рам. Чугунная гармошка под подоконником исходила сухим, пыльным жаром. Старика слегка лихорадило, кости ныли на непогоду, но вообще, с учётом ночных приключений, чувствовал он себя на удивление сносно. А вот на душе скребли не то что кошки -- ягуары.
   Минут через десять, а может, полчаса, Семёныч как-то выпал из времени, лаборатория встретила хозяина идеальным порядком. Светила лампа над столом, окно, как всегда, глухо занавешено. Пел, закипая, чайник. Роман деловито стругал на дощечке колбасу, сыр и хлеб уже готовы к употреблению. О происшедшем напоминал лишь драный приблудный стул посреди комнаты, да полная мусорная корзина.
   -- Я разбил одну склянку с "Родиналом". Так было надо. И коньяк твой мы с приятелем почти весь выпили, -- суховато, спокойно, между прочим, сказал Роман.
   -- С тем, который...
   -- Да. Его зовут Идальга, и, возможно, тебе ещё придётся иметь с ним дело. Давай, я расскажу по порядку всё, что тебе следует знать. Вообще, ты давно бы это узнал, если б собрался позвонить в Зелёный Дом. Помнишь, я давал номер?
   Семёныч кивнул. Роман, но есть нав Ромига, рассказывал старику о Тайном Городе. О древних нечеловеческих расах магов. О том, как одна за другой сменяли друг друга их могущественные империи. О беспощадных войнах за власть над миром. Каждый раз остатки побеждённых, спасаясь от гибели, искали себе убежище -- и находили клочок земли, где победители их не обнаружат. С удивлением встречали там тех, кого сами когда-то разгромили и считали уничтоженными. Оставались жить по соседству со старыми врагами, больше опасаясь новых. О трёх Великих Домах: Навь, Людь и Чудь, сохранивших Источники магической энергии, потому формально равных. Об их жестком, порою, не мирном соперничестве уже в Тайном Городе.
   Семёныч слушал и почему-то вспоминал политинформации на фронте. Всматривался в знакомое лицо -- в очередной раз, как впервые. Принципиально нового в краткой лекции оказалось, ну, может, на треть. Остальное Семёныч так или иначе уже слышал. Или догадался. А рассказчик даже в тёплом электрическом свете выглядел серым от усталости. Беспросветно чёрные глаза запали глубже обычного, резче обозначились скулы. Ни тени улыбки, которая делала хищное лицо таким обаятельным. А ещё Семёныч слышал тревожный звон до предела натянутых нитей. Опасность где-то рядом!
   Позавтракали в угрюмом молчании. Нав начал собираться: вяло, неохотно, совсем на него не похоже.
   -- Я пока оставлю у тебя свои негативы? В следующий раз допечатаю.
   -- Оставляй, не вопрос. Когда придёшь?
   -- Не знаю. Возможно, не скоро. Семёныч, давай я тебе ещё на всякий случай пару телефонов напишу. Нашего оперативного дежурного и Идальги. Если вдруг начнёт происходить что-то странное и неприятное, а мои номера не будут отвечать, звони. Представишься, скажешь: геомант, знакомый Ромиги.
   -- В каком смысле, происходить?
   -- Ну... Почувствуешь, что нужна помощь, но бесполезно набирать 01, 02, 03.
   -- К вопросу о помощи, Ром... Ромига, я чувствую, тебе очень быстро надо попасть в какое-то место. Та самая ваша Цитадель, да? Место само по себе... Мне аж думать жутко, честное слово! Но для тебя сейчас безопаснее всего. Так?
   Гримаса недовольства промелькнула мгновенно, а была ли? Удивлённо приподнятые брови:
   -- Эээ... Допустим. И что?
   -- Если постараемся вдвоём, шустро, ты попадёшь туда сразу. Ну, порталом, как я сюда.
   Семёныч начал объяснять. Ромига сперва слушал без энтузиазма. Потом уловил намеченный стариком узор, невесело усмехнулся:
   -- Давай попробуем. Все уже покатались, мне тоже охота!
   Старику было очень не по себе. Проводив Ромигу, он решил немного полежать. Почти сразу забылся тяжёлой, вязкой дрёмой. Мелькнула мысль: "Зря. Не надо сейчас спать, опасно. Странная идея. Почему опасно-то?" Сил проснуться не хватило. Лишь часа через два Семёныч встал с дивана, чувствуя себя вдрызг разбитым: "Правда, сон не впрок!" Кое-как собрался, поехал домой.
   События прошлой ночи, да и пары последних месяцев, казались бредом. Думать, вспоминать не хотелось. А под аркой бродячий пёс долизывал остатки торта. И копоть на стене... Вялая мысль: "Интересно, куда они цветок подевали?"
   Долго, путаясь и роняя ключи, открывал дверь. Ползал по квартире как осенняя муха. Пытался делать что-то из запланированного с вечера, но всё валилось из рук. Когда за окном начали сгущаться сумерки, несколько раз подходил к телефону. Поднимал трубку, набирал пару-тройку знакомых цифр, клал обратно. Был уверен, по домашнему Ромига не ответит. Звонить надо по другому номеру с бумажки, где имя на "И", похожее на испанское. Страшному типу из подворотни. Но не дозрел.
   "Во что ты влип, Ромка? То есть Ромига. Нав... Ох, как чудно всё повернулось!" Семёныч усомнился в человеческой природе Романа Чернова едва не с первой встречи. Видел, подмечал странности, ловил намёки. Думал, гадал: нечисть, нежить? Услышав, ни то, ни другое -- просто нелюдь, никак не мог уложить в голове. Сам факт принял. Однако простой и логичный вопрос, должен ли он теперь изменить своё отношение к ученику, поставил мозги в раскорячку. А как реагировать на наличие под боком соплеменников Ромиги? Целого Тайного Города?
   Вопросы неприятно отдавали глобальностью. Трескучими фразами о судьбах человечества, с одной стороны, и врагах народа -- или рода человеческого -- с другой. Семёныч не умел, вернее очень не любил мыслить подобными категориями. За долгую жизнь много раз наблюдал, как они, распухая от демагогии, становятся прикрытием для грязных дел и личных разборок. Начинают крушить-давить всё вокруг, будто слон в посудной лавке или потерявший управление танк.
   Однако, какой дурень сказал, что слон или танк плохи сами по себе? Старик нёс в себе три фронтовых года, когда слово "враг" равнялось "убей немедленно". Враг был очевидный и понятный -- немец. Вернее, фашист: к концу войны поправка стала существенной. Но даже десятилетия спустя при звуках "шпрехен зи дойч" руки непроизвольно искали оружие. А уж "фашист" осталось худшим ругательством на всю жизнь. Лежало в голове по соседству с "нелюдью". Хотя нелюдей -- не фашистов -- Семёныч тоже встречал. За полтора года работы фотографом в уголовном розыске досыта насмотрелся на дела их рук.
   "Однако, есть разница. Родившись человеком, вытворять над себе подобными такое, до чего дикий зверь не додумается. Или не быть человеком вовсе". Во втором случае, рассуждал старик, слово перестаёт быть бранным. Ученик называл себя нелюдью совершенно спокойно. "Есть вы, челы, и есть другие разумные. Ты видел, как у меня заостряются уши. Обратил внимание, что зрачки не отражают света. Подмечал другие странности. Думал, меня так изменила моя магия? Нет, я такой с рождения. В Тайном Городе говорят: другой генстатус, другая раса или семья. По терминологии ваших учёных, другой биологический вид. При всём сходстве на вид, мы с вами не можем иметь общих детей, сильно различаемся анатомией и физиологией. Хотя люды, чуды, другие младшие расы гораздо ближе к вам, челам, чем мы, навы -- раса старшая".
   Старшие -- младшие, высшие -- низшие... Унтерменши -- уберменши... Гитлеровские ублюдки превозносили себя над прочими человеками, в итоге, затянули петлю на собственной шее. Мысль о существах, которые реально, без понтов превосходят людей силой, интеллектом, колдовскими способностями, не грела и не радовала -- пугала. Хотя... Лично для себя фотограф всегда искал дружбы тех, кто был образованнее, умнее, в чём-то сильнее его. Не лебезил, не давал вытирать об себя ноги, но изо всех сил тянулся за ними и рос сам. Что изменилось, когда связался с навом? Видел лишь одно: планка стала высока, впору учиться летать. "Ну и что, собственно?"
   Вспомнил свои ощущения от Ромки-Ромиги при первых встречах. И после того, как начали вместе плести узор на удачную учёбу. Как поначалу накатывала жуть от чужой силы. Как позже одолевали дурные предчувствия. Однако ни разу старика не коснулось сомнение в правильности того, что они делали. Наоборот, сердце радовалось. Вспомнил слова бабы Шуры: "Дар сам себя бережёт. Кому не дано, не научится. А от того, кто может научиться, грех прятать". Задумался: "А вдруг моя наука будет использована против моих же соплеменников?" Но всерьёз проникнуться опасениями так и не смог. Понял, должно произойти что-то из ряда вон, чтобы увидеть в ученике врага.
   Правда, был симпатичный Ромка, и был тип с ножом из подворотни. А за спинами обоих маячил Великий Дом Навь, он же Тёмный Двор. Насколько Семёныч понял из коротенькой лекции, Великие Дома периодически что-то делили, воевали между собой. Однако ни навы, ни их соседи-соперники давно не пытались истребить или поработить нынешних владык Земли. "В какой-то момент крепко получили по носу? Ромига вскользь помянул некий Договор, по которому тайногородцы сидят тише воды, ниже травы и не лезут в человеческую политику. Мне бы учебник истории, по которому нелюди учат своих детей. Если попрошу у нава, интересно, принесёт? Только для этого надо сперва его увидеть..."
   Семёныч вспомнил, как утром помог ученику отправиться домой. Тот шёл вроде в самое безопасное для себя место, но радости не испытывал. Прямо сказал, что опасается за целость своих нервов, а возможно, шкуры. Ожидал наказания за какую-то провинность?
   Обычно старик легко отделял пустые страхи от предчувствия неприятностей. Тому, кто способен по-своему переплетать узор судьбы, не в диковину: уловить вибрацию ниточек, тянущихся из прошлого в будущее, расшифровать эту "морзянку". Семёнычу случалось разворачивать содержание узелков -- событий в ясные видения: что было, что есть, что будет. Изредка, не по заказу...
   Попытки увидеть или почувствовать, где сейчас Ромига, и что с ним, принесли одну головную боль. Телефоны упорно не отвечали. "Позвонить по номерам с бумажки?" Семёныч глянул на часы -- четверть первого. Минуту подумал и отложил звонок до утра.
   Мозги плавились, прихватывало сердце, немела и ныла хромая нога. Вздыхая, мол, утро вечера мудренее, старик постелил себе на диване. Залез под одеяло, привычно уставился слипающимися глазами в экран телевизора. Вяло щёлкая по каналам, набрёл на что-то приключенческое. Псевдоисторическое, с примесью сказки. Не с начала, трудно вникнуть в сюжет, и желания никакого...
   Чумазые, лохматые, условно-брутальные мужики в доспехах бодро махали друг на друга мечами, время от времени истекая томатным соком и красиво оседая наземь. Дамы плакали глицериновыми слезами, заламывали руки и тут же сливались в экстазе с победителями. Скакали лошади. Горели аккуратные макетики замков и деревень...
   Семёныч сквозь дрёму отмечал: события на экране даже не пробуют казаться настоящими. Представлял, как можно иначе снять те же сцены. В героико-трагическом, "высоком штиле", дабы зрители рыдали и проникались катарсисом. Или напустить "чернухи", пусть бы самых крепких стошнило от средневекового зверства, а современность показалась уютной донельзя. Не просто представлял. Начал рисовать, выстраивать картинки под закрытыми веками. Одно из неоконченных высших -- три курса операторского во ВГИКе.
   Финальные титры, музыка. Палец машинально давит на пульте кнопку выключения. Тишина, темнота, однако старик уже то ли снимает, то ли смотрит свой собственный фильм во сне.
   Смутно мелькают сцены, лица -- ни одного известного актёра. Сюжет пока не ясен. Семёныч открывает папку со сценарием и видит вместо привычной машинописи непонятные, ни на что не похожие буквы. Папка превращается в здоровенный фолиант, руки, легко держащие его на весу, больше не принадлежат Семёнычу. Узкие, длиннопалые кисти выглядят смутно знакомыми. Старик старается сместить камеру, взять общий план, разглядеть, кто это. Характерный худощавый силуэт со спины: нав? Заглянуть в лицо не удаётся: странный, из ниоткуда, свет над страницами быстро гаснет. Смена кадра...
   Лето, самое начало. Невероятной красоты девушка изящно прислонилась к берёзовому стволу. Волны золотистых волос струятся по зелёному платью почти до земли. Юное личико с застенчиво потупленными глазками кажется знакомым: "Моя Люда?" Фотограф помнит её старше, но кажется, одно лицо! Взлетают длинные ресницы, изумрудные глаза смотрят прямо в душу. Она улыбается... Не Семёнычу, другому. Стройный, очень высокий парень в чёрном подхватывает красавицу на руки: легко, будто она ничего не весит. Ставит на пенёк, чтобы удобнее целовать. Парень сильно смахивает на Ромигу, только моложе, и вместо привычной короткой стрижки -- гладкие волосы до плеч. Золотисто-зелёное и чёрное на фоне пронизанной солнцем берёзовой рощи, очень красиво. "А девица-то знает толк в любви. Прекрасно понимает, что нужно чернявому, и сама того же хочет. М-м, шарман!"
   Тьма ночного леса. Чёрное и чёрное: два одинаково гибких, поджарых тела, два чеканных профиля. Тот же парень в объятиях подобного себе. Смеясь, запрокидывает голову, подставляет шею под поцелуи. "Эк вас занесло! А по виду вроде нормальные..."
   Серия яростных драк: чёрные против рыжих, против зелёных, против... "Ромига не говорил, что в Тайном Городе водятся настоящие вампиры. Или за пределами? Место действия -- явная Европа. Несколько веков назад".
   Семёныч силился получше рассмотреть лица и антураж, уловить хитросплетения сюжета, но картинки мелькали, как при скоростной перемотке. Ромига присутствовал "в кадре" почти всегда. Кажется, кино получалось именно про его похождения. Ещё нескольких навов Семёныч быстро научился различать, даже имена кое-как запомнил. Хотя "кино" шло без перевода или субтитров, а по-русски действующие лица говорили далеко не всегда. Навы почти не менялись от эпизода к эпизоду. Прочие персонажи появлялись и исчезали, будто роса на траве.
   Война, война, любовь, война, книги, война, допросы пленных с пристрастием, немножко любви, опять война, опять допросы. Не факт, что в хронологическом порядке, однако чем дальше, тем страшнее. Хладнокровная жестокость тёмных тварей, являемая в подробностях и с полным натурализмом, приводила нечаянного зрителя во всё возрастающее смятение. Богатый жизненный опыт Семёныча лишь усугублял ситуацию. "Нелюди во всех смыслах. Хуже гестаповцев. Натуральные демоны из ада! Хотя, возможно, их противники не лучше". Самое время проснуться, проморгаться от кошмара и поскорее забыть увиденное. Однако сон затягивал Семёныча всё глубже и всё меньше походил на кино...
   Знакомое не навское лицо. Прекрасная блондинка со связанными за спиной руками, в зелёном платье, к которому удивительно не идёт криво приколотая брошь в виде акулы. Нервно озирается по сторонам. Узнаёт или догадывается, куда попала, замирает, гордо вскинув голову.
   "Та девушка из берёзовой рощи?! Повзрослела и стала совсем, как две капли, похожа на мою Люду. Возможно, она и есть? Или просто соплеменница?" Странно, что фотограф не может определить наверняка. Был уверен: запомнил черты возлюбленной до конца дней, ни с кем не перепутает. Но уже больше сорока лет, как Люда пропала. Семёныч был уверен, погибла. Видя, где и в чьих руках она оказалась, уже не хочет знать, как именно.
   Идальга, он главный в этом филиале преисподней, Ромига у него на подхвате -- кладёт руку на голову связанной женщины, читает длинное заклинание. Семёныч видел, как такое действует: "Довольно милосердно". Со смесью тоски и надежды ждёт, когда яростно сверкающие изумрудные глаза затянет пелена безмыслия. После этого навы, как правило, просто убивают. А если и нет, жертве, превращённой в овощ, почти всё равно.
   Несколько секунд ничего не происходит. Заклинание не сработало? Лицо женщины расцветает победной улыбкой. Конечно, у неё не осталось надежды выжить, но в достатке красоты и силы духа.
   Идальга тонко улыбается в ответ и последовательно, с ошеломляющей жестокостью лишает её того и другого. Превращает в месиво из рваного мяса, крови, дерьма. Быстро, но достаточно неторопливо, чтобы она прониклась ужасом от осознания происходящего. Сломалась и успела ответить на все заданные вопросы. Потом женщина теряет способность издавать членораздельные звуки. Но ещё чувствует, что с ней делают, несколько минут. Потом изверг с довольной ухмылкой сминает в кулаке трепыхающееся среди развороченных рёбер сердце.
   Боль отзывается в груди сновидца достаточно сильно и резко, чтобы вырвать его из кошмара. Несколько минут Семёныч лежит неподвижно. Переводит дух, кое-как приходит в себя. Тянет руку на тумбочку: зажечь ночник и за лекарством. Рассасывая драже, смотрит в потолок. Цепляется взглядом за трещинки в штукатурке, мыслями -- за ремонт, который давно пора сделать. Нелады в собственном организме постепенно отпускают. Ужас, жалость и отвращение -- нет. Двое нелюдей над растерзанным телом -- если вдуматься, тоже нелюди, только другой породы -- кажутся реальнее этой квартиры, которая стала совсем пустой без жены. Кошмар явно затягивает обратно...
   "Так не пойдёт!" Старик осторожно сел на постели, сунул ноги в тапки, встал и пошаркал на кухню. Включил там свет. Всюду по пути тоже. Впервые за много лет пожалел, что бросил курить: "Сейчас бы "козью ножку", с самосадом покрепче! А впрочем, всё равно, любого никотину!". Однако даже запас "отравы для друзей" в доме извелся давно. Семёныч налил в кружку холодной воды из-под крана, жадно выпил. Присел на табуретку: ноги не держали. Упёр локти в стол, обхватил голову руками.
   Мысли-скакуны неслись бешеным галопом. "Пустым сон не был, даже не надейся!" Нет, Семёныч сомневался, что в убийственно реалистичном кошмаре явились на сто процентов реальные события. Вряд ли он видел именно "свою" Люду, а не какую-то похожую подружку Ромиги. Биография которого тянется в прошлое не на три десятка паспортных лет, а на три-четыре века, минимум. "Верить -- не верить? Верить -- не верить? А главное, если верить, как теперь относиться к этому? К этим? Пожалуй, лучше я с утра подумаю, успокоив растрёпанные чувствами нервы. Или нервами -- чувства?"
   Слабая попытка скаламбурить слегка приободрила старика. Семёныч посидел на кухне ещё час, изо всех сил стараясь отвлечься. Перечитал интересную статью в старом фотожурнале, разобрал свои заметки на полях. Замёрз как цуцик: из незаклеенных рам дуло по ногам. Накапал себе валокордину и лёг спать дальше, твёрдо уверенный, что перебил кошмар, и продолжения не будет.
   Как бы не так! Снова двое навов над людой...
   Узнал ли Ромига ту, что целовал под берёзами? Похоже, да, но это не мешало ему спокойно и очень по-деловому, иначе не скажешь, соучаствовать в её зверском убийстве. Теперь он слизывает брызги чужой крови с губ, задумчиво глядит на труп бывшей подружки. Недовольно хмурит брови, задаёт какой-то вопрос начальнику. Тот отвечает: старику кажется, с явной, неприкрытой угрозой, но на лице Ромиги лишь лёгкая озадаченность. Помощник снова говорит что-то: убеждёно, однако вполне спокойно. Слушает ответ: в ещё более опасном тоне. Замолкает. Тихонько насвистывая, как у Семёныча часто делал, смывает кровь с рук и лица. Очищает одежду: видимо, магически. Проводит ладонью над пятнами -- раз, и до безупречного чёрного.
   Сцена мирная, по-своему даже красивая. Нав смахивает на крупного кота, который только что с аппетитом сожрал мышку или птичку и тщательно вылизывает шкуру после трапезы. Молодой кот: гладкий, игривый. Уже раздумывает, на что бы ещё учинить охоту? На мелькнувшую мимо муху, на солнечный зайчик или, может, на кончик хвоста старшего товарища? Вон как забавно тот хвост подёргивается, интересно, с чего бы? А второму коту, матёрому, то ли добыча мала, то ли звёзды с утра криво встали. Косит недобрым глазом, словно бы невзначай выпускает когти. Молодой кот тянет мягкую лапку, трогает его за хвост...
   То есть, задаёт вопрос, кажется, в шутку. Идальга переспрашивает -- Ромига пожимает плечами, говорит что-то ещё. В ответе Идальги сквозь угрожающие ноты странным образом проступает довольство. Ещё одна спокойная реплика Ромиги, разговор совсем не похож на спор или ссору. Стремительный пасс старшего: "Точно -- кот лапой!" Глаза Ромиги от изумления становятся большими и круглыми. Он пытается что-то сказать, застыв столбом. Потом неведомая сила поднимает его в воздух и несёт прямиком к металлическому столу, только что отмытому от крови люды. Идальга, довольно ухмыляясь, шагает рядом. Странные, молчаливые, условно человекообразные существа, которых старик про себя окрестил "роботами", услужливо расступаются перед хозяевами.
   Семёныча там нет, он всего лишь бесплотный наблюдатель. Однако передёргивается от отвращения: "Что за привычка -- устраивать оргии рядом со свежими трупами!" Он такое уже видел. Не сомневается, что сейчас, прямо в этой пыточной, один нав с удовольствием поимеет другого. "Вот затейники, на порнушке могли бы озолотиться..."
   Судя по всему, Идальга собирается устроить развлечение не на пять минут. Для начала берёт скальпель и начинает освобождать помощника от одежды. Первыми на пол отправляются аккуратно разрезанные вдоль голенищ мягкие сапоги, потом рукава и штанины чёрного комбинезона. По мере того, как открывается кожа, поверхность стола прорастает тонкими, цепкими нитями. Они, как живые, оплетают руки и ноги нава. "Женщину гады привязывали так же. Эта дрянь мигом изрезала её до костей" Ромиге, судя по всему, тоже не нравится. Он возмущённо сверкает глазами, пока другой нав избавляет его от остатков комбинезона. Однако, очевидно, парализован и сопротивляться не может.
   Лишь надёжно закрепив Ромигу на столе и полностью раздев, Идальга снимает заклинание. Откровенно любуется, как напрягаются под кожей мускулы, ласково оглаживает. "Чёртовы извращенцы! На прекраснейшую женщину смотрели без капельки вожделения, как на кусок мяса... Или, наоборот, хоть в этом бедняжке повезло? Однако, парень, правда, хорош. На редкость гармоничное сложение. Хоть Аполлона с него ваяй -- отвязать бы только!"
   Семёнычу происходящее кажется всё более странным и опасным для Ромиги. Нав не дёргается, не пробует порвать путы. Только буравит старшего сердитым взглядом. Тот что-то говорит своему пленнику: вроде, с нотками сожаления, но физиономия довольная.
   Лёгкий, видимо, приятный массаж сочетается с каким-то напряжённым диалогом. После очередной реплики Ромига успокаивается, хотя не выглядит довольным. А Идальга продолжает задумчиво, изучающе водить пальцами по его телу, всматриваться пристально. "Нет, не похоже на ласку. Будто врач ищет следы болезни. Или оценщик -- изъяны".
   Ромига дёрнулся. Наблюдатель даже не сразу понял, с чего. А это Идальга выпустил из мягкой лапы коготок. Чёрный, стальной: полдюйма, не больше. Трогает слегка, оставляя на гладкой шкурке аккуратные, в точку, отметины.
   Семёныч с удивлением смотрит на капли, выступающие из ранок. Густые, тягучие, как живица на сосне. И абсолютно чёрные. Вспоминает, что за всё "кино" не разглядел вблизи ни одного раненного нава. "Этих вёртких, сильных тварей попробуй достань. А кровь-то у них на нашу вовсе не похожа. Мог бы давно догадаться!"
   Однако на боль Ромига реагирует вполне по человечески: поджимает пальцы на ногах, стискивает кулаки и челюсти. "Проняло? От уколов ёжишься, а когда других на куски рвал, приятно было?" Злорадная мысль, что отольются кошке мышкины слёзки, владеет Семёнычем недолго. Во-первых, старик ни разу, на самом деле, не заметил, чтобы Ромига наслаждался чужой болью. Причинял -- да, спокойно, без колебаний. А во-вторых, наву, похоже, всерьёз худо. Ничтожные ранки не выглядят проблемой, но вздрагивая и напрягаясь, он уже изорвал себе в кровь руки-ноги. Чёрная "живица" скатывается по светлой коже, застывает на тёмном металле...
   А у Идальги не сходит с лица отрешённо-задумчивая улыбка. Красивые руки легко, стремительно порхают над телом сородича, будто музыку исполняют. Старик уже совсем не понимает, что это: извращённая любовная игра, наказание, проверка на стойкость? "Но у Ромки пальцы почти не шевелятся! Останется же инвалидом!" Семёнычу всё страшнее за того, кого он совсем недавно поил чаем, кормил пряниками, учил всяким премудростям. "Ни разу не видел ничего дурного! Будь он хоть тысячу раз жестокая и опасная тварь!"
   Выгадав момент, чтобы перевести дух, Ромига слегка охрипшим, очень ровным голосом обращается к своему мучителю. Тот отвечает негромко, вкрадчиво. С улыбкой заглядывает в лицо, нежно гладит, стирая с кожи чёрные потёки и капли, будто прямо вместе с ранками. Что-то объясняет -- снова колет под рёбра чёрным остриём -- опять ласкает -- продолжает словно бы читать лекцию.
   Потом старик замечает странную вещь: кисти Идальги будто растворились в теле помощника. Ромига судорожно схватил ртом воздух и замер, затаив дыхание. Широко распахнул уже не просто удивлённые -- явно напуганные глаза. Миг, и снова нет страха. "А пора бы уже начаться панике. Почему он так безропотно, стоически терпит?" Вон, даже криво ухмыльнулся -- и тут же коротко, придушенно вякнул, первый раз за всё время. Запрокидывает голову, бьётся, выгибаясь дугой, насколько позволяют чёрные нити. Идальга говорит что-то успокаивающее. Мягким, осторожным движением отделяет от него свои руки, прижимает Ромигу к столу. Тот смотрит дикими глазами, тяжело дышит, лицо в испарине. Но цел, если не считать истерзанных в лоскуты конечностей. "А там беда. Точно останется калекой. Если вообще останется жив! Дружок-то -- маньяк и, похоже, как раз сорвался с цепи".
   Дальнейшие события подтверждают догадку. Когда после небольшой передышки Идальга частично содрал с помощника кожу, а потом вскрыл ему живот и начал вдумчиво, неторопливо потрошить, Семёныч уже не сомневался, что дело закончится трупом. "Ромка -- не жилец. Однако изверг действует так умело и аккуратно, что, при желании, растянет его агонию на много-много часов. Или дней? Трудно сказать, каков запас прочности этого организма".
   Наблюдателю, даже совсем не медику, было ясно теперь, насколько нав не похож на человека. Старик предпочёл бы обойтись без таких подробностей. Ему тошно и жутко было наблюдать, как Идальга препарирует собственного сородича: живого, в полном сознании. Ещё хлеще пробирало от ощущения, что маньяк, похоже, продолжает искренне любоваться устройством его тела. Будто последовательно составляет разные "икебаны". Причём эмоции жертвы -- тоже часть этих дьявольских композиций: недоумение, страх, ярость...
   Время тянулось и плыло, как часы на картине Дали. Вот Идальга подробно прокомментировал очередное движение скальпеля. Спросил что-то у тихо стонущего, чуть живого нава. Некоторое время настойчиво добивался внятных ответов. Услышал, удовлетворился. Провёл сгибом пальца по мокрой дорожке на виске Ромиги, подхватил бегущую из угла глаза прозрачную каплю. Попробовал на вкус, довольно хмыкнул. Подобрал вторую и поднёс к губам Ромиги. Тот послушно слизнул "угощение" и вдруг улыбнулся. Как показалось Семёнычу, счастливо и совершенно безумно.
   Что-то в мире едва уловимо сдвинулось, изменилось. Наблюдатель... нет, нечаянный свидетель этой сцены вдруг твёрдо сказал себе: "Я не хочу видеть, как Ромка спятит от боли, потом умрёт!" Сгоряча старик сделал усилие, чтобы "проявиться" прямо там, в камере пыток. Вмешаться, остановить! Хотя прекрасно помнил, как махал на Идальгу тросточкой, а после цепенел с ножом у горла. "Да и вмешиваться надо было гораздо раньше! Теперь поздно. Слишком поздно!" -- словно окатило полынной горечью.
   Семёныч не "проявился" нигде, просто проснулся. Снова пережидал боль в сердце, шаркал на кухню, зажигал повсюду свет, сидел, обхватив голову руками. Новая серия кошмара придавила его гораздо сильнее, чем расправа над зеленоглазкой. Возможно, потому, что там был "всего лишь" зверский допрос, а здесь нечто невероятно дикое и неправильное. "Будто один кот на моих глазах до смерти задрал другого... Бляха-муха, дались мне эти коты! Среди разумных опасные психи встречаются гораздо чаще! Имеет ли кошмар отношение к реальности, вот вопрос? И что делать, если да?"
   Ромига шёл к себе домой, в Цитадель. Портал на магии мира оказалось гораздо интереснее строить, чем перемещаться им. Даже при навском темпе восприятия -- никаких ощущений самого перехода. Был там: в мастерской Семёныча. Сразу здесь: в Цитадели, в каминной при рабочем кабинете дознавателя. Хозяин кабинета оказался на месте, как Ромига и рассчитывал. Вернее, просто учуял, когда они с Семёнычем строили портал. Идальга сидел в кресле, будто специально ждал гостя.
   -- Ты быстро.
   -- А у тебя тут всё по-старому, -- Ромига оглядел большую тёмную комнату, криво ухмыльнулся. -- Уютно, не то что за стенкой. Ты закончил с чудом?
   -- На данный момент, да. Готов заняться твоей проблемой, -- предвкушение в чёрных глазах, улыбка, от которой у Ромиги начали сами собой заостряться уши.
   -- Ты всё-таки видишь проблему, Идальга?
   -- Мне интереснее, насколько её видишь ты?
   -- Ровно настолько, чтобы прийти к тебе кратчайшим путём, прямо от Семёныча.
   -- Рассказал бы?
   -- Нет. Вот уж не думал, что стану тебя об этом просить. Но кажется, нам обоим будет спокойнее, если ты меня сначала понадёжнее зафиксируешь. До полной неподвижности.
   Дознаватель приподнял бровь, пристально глядя на Ромигу:
   -- Даже так?
   -- Я несколько раз ловил себя на том, что желаю очень странного.
   -- Например, чтобы я тебя хорошенько привязал? -- вкрадчиво промурлыкал Идальга.
   Ромига дёрнул углом рта:
   -- Желание, конечно, тоже из разряда странных, но... Когда ты пришёл ночью, меня подмывало подраться. Потом, в конце разговора, я всерьёз задумался: смогу ли я тебя убить. Не в смысле, "поднимется ли рука", а "справлюсь ли"?
   -- Очень интересно. Ну и?
   -- Убедил себя -- или тварь, что мне эти мысли подсовывала -- не справлюсь, точно. Особенно без энергии. И по-быстрому её слил. И очень хорошо, что ты мне "батарейку" не прислал, а я не взял запасную, -- ещё одна гримаса, отдалённо похожая на улыбку. -- Вообще, я решил: ты, со своим опытом, по любому отобьёшься, скрутишь меня и приволочёшь к себе, разбираться. Так что давай опустим промежуточные этапы. Пока я себя более-менее контролирую.
   -- Ого! Но если я по любому отобьюсь, может не надо тебя пока вязать? Посидим, выпьем чего-нибудь, поговорим спокойно?
   -- Поговорить мы ночью могли, и поговорили. Ты хотел сканировать. А я не хочу. То есть, хочу понять, что со мной творится, и что-то с этим сделать, но... Даже не опасаюсь, а знаю: буду сопротивляться. Всё бы ничего, но, с учётом моих занятий магией мира, может быть чревато. Я в норме-то этими способностями пока не очень управляю. А сейчас далеко от нормы. По хорошему, мне и портал тебе строить не надо было.
   -- Но ты же отправил меня домой, а не куда-то ещё?
   Ромига отвёл взгляд, промолчал. Его состояние нравилось Идальге всё меньше. Пока не дозрел напасть на собрата, но близок к опасной черте. Дознаватель пробовал так и этак заговорить гостю зубы, успокоить. Получалось не очень. Оба нава это понимали. Оба прекрасно знали, что следует делать дальше.
   -- Раздевайся, одежду -- в шкаф. Думаю, ты не настолько плох, чтобы срезать её с тебя на столе. Жаль портить твоё имущество, да и вообще, хочу обойтись без крайностей.
   -- А если я на этом аркан построю?
   -- А ты сможешь?
   -- Смогу. Но не буду.
   Дознаватель наблюдал из своего кресла, как Ромига снимает пиджак и начинает стягивать водолазку. Сосредоточенный взгляд "в себя", экономные движения, напряжённое как струна тело -- именно так он выглядел, когда ночью строил Идальге геомантский портал, и это настораживало. Дознаватель привык в зародыше пресекать наихудшие варианты развития событий. Потому накрыл гостя "Рыбацкой сетью" сразу по приходу, даже не разбираясь, успел ли Ромига где-то подзарядиться. Надёжное средство, но от магии мира -- как антибиотик против вируса. Однако, можно прервать цепочку действий геоманта...
   Ромига ждал, и всё равно пропустил момент, когда дознаватель возник рядом, а шевелиться стало не проще, чем мухе в янтаре. Всё, что Ромига не успел снять с себя, само опало на пол. В стене отрылся дверной проём, сила, сковавшая движения, потянула его туда. Неприятное дежа вю. Однажды, давно, Идальга славно оторвался на сдуру подставившемся молодом гарке. Теперь Ромига пришёл к дознавателю сознательно и целеустремлённо. Принёс проблему по его профилю: жаль не за шкирку, а в себе. Рассчитывал на помощь.
   Разница огромная. Но всё равно не сдержал злобного рыка, оказавшись на столе. Дёрнулся, зная, что бесполезно, а главное, незачем. Тело мгновенно оплели путы, способные удержать даже моряну в боевой шкуре: не раня, не причиняя особого дискомфорта. Проверив крепления и убедившись, что Ромига не вырвется, дознаватель улыбнулся. Мягко провёл пальцем по скуле зафиксированного нава:
   -- Забавные петли выписывает жизнь, правда?
   Ромига сглотнул, опустил веки. Вздрогнул: прохладная ладонь Идальги легла на грудь напротив сердца. Не стал вслушиваться в слова короткого заклинания, ответил на вопрос.
   -- Я тоже об этом сегодня думал. Не хотел идти. И поэтому тоже.
   -- Но пришёл ведь?
   -- Пришёл.
   Пальцы скользнули по твёрдому, как доска, животу:
   -- Боишься?
   -- Не тебя. В основном, не тебя.
   Смех, ещё один быстро произнесённый аркан. Ромига упрямо продолжил говорить.
   -- Сильно боюсь того, что со мной происходит. Ещё сильнее того, кто это со мной делает. Если я не спятил, конечно.
   -- Мне всегда нравилось твоё пристрастие к точным формулировкам. Одно удовольствие работать с таким объектом.
   "Объект" укоризненно посмотрел Идальге в глаза:
   -- Я рад, что хоть кто-то наслаждается ситуацией. Возможно, я тоже потом найду её забавной.
   -- Например, когда хорошенько выспишься. А я посижу рядом: покараулю твои сны.
   Увидев перед носом баллончик с "пыльцой Морфея", Ромига задержал дыхание. Но тут же крепко обругал себя на старонавском и вздохнул поглубже. Последние связные мысли: "Всё отлично, всё идёт по плану, лучше быть не может. Сейчас кто-то попадётся и окажется вместо меня на этом столе. Вот тогда-то мы все славно повеселимся!"
  
   Двое навов сидели в кабинете, мирно беседовали. Идальга выглядел усталым, Ромига, наоборот, слегка повеселел.
   -- Значит, ты так ничего и не нашёл?
   -- Практически ничего. Если бы не самое первое сканирование, в мастерской чела, мог бы сказать, ты в норме.
   -- А там что было?
   -- Крайне необычный рисунок энергетических потоков. Но что это, зачем, чьё, и как работало, остаётся только догадываться. Я с подобным не сталкивался. Ни разу, что при моём опыте удивительно. Возможно, надо было сразу забирать тебя сюда. А утром ты пришёл, смотрю: злой, вымотанный, взвинченный до предела. Почти нормальный Ромига, -- дознаватель задумчиво потёр висок.
   -- Совсем ничего, даже следов?
   -- Я не нашёл. Пойду сейчас донимать вопросами Куби. Хотел проконсультироваться с Сантьягой, но его нет в Цитадели.
   -- Как обычно! Три дня назад я отдал ему промежуточный отчёт. Он сказал, прочитает, если будут вопросы, пригласит меня. Так с тех пор и жду.
   -- Про геоманта написал?
   -- Естественно! Мои диссертационные дела и прочая текучка комиссара не слишком интересуют. Получается, это тоже.
   -- Не верю!
   Ромига сердито сверкнул глазами:
   -- Чтоб я тебе врал, да без энергии... Кстати, может, дашь "батарейку"?
   -- Потерпи.
   -- Потерплю, конечно. Вопрос, сколько. Слушай, а вдруг то, что ты искал, не проявляется, когда я на нуле?
   -- Как раз думаю об этом. Обещаешь посидеть здесь и не откалывать никаких геомантских штучек, пока я отлучусь в библиотеку?
   Ромига кивнул:
   -- Обещаю. А надолго?
   -- Часа на два. Потом проведём ещё несколько тестов.
   -- Подожду. Ничего совсем уж неотложного я на сегодня не планировал. Более-менее важные дела завтра с обеда. И то, надо будет, позвоню, перенесу. Сомневаюсь, что мы что-то найдём, но с радостью посвящу день разъяснению этой ситуации.
   -- С радостью? Сомневаешься? -- дознаватель прищурился.
   -- Ну... Что бы ко мне ни липло, похоже, оно меня отпустило. Совсем. Но следы давай поищем.
   -- Отпустило, говоришь? Уверен? А можешь определить, когда?
   -- По моим ощущениям, практически сразу, как сюда пришёл.
   -- А чего тогда дёргался?
   -- По инерции. И по старой памяти. Самому сейчас смешно.
   Смешно наву, на самом деле, не было, и другой нав это прекрасно видел, но воздержался от комментариев:
   -- Ладно, я пошёл. Жди. Колдовать не советую, спать пока тоже. Возьми, что ли, книжку почитай. А лучше сядь и запиши, что с тобой было. Со всеми подробностями. Где у меня бумага, знаешь.
   Отсутствовал Идальга не два часа, а все четыре. Однако когда вернулся, застал Ромигу за написанием отчёта. Настолько увлечённого делом, что даже не среагировал на портал за спиной. Почуял, но не стал оборачиваться. Идальга тихо подошёл, заглянул ему через плечо. Иероглифы стремительно стекали с пера на бумагу, выстраивались красивыми ровными строками: почерк у Ромиги всегда был -- загляденье. Даже теперь, когда рука спешила за ускользающей мыслью, временами спотыкалась, на ходу правила написанное.
   Ромига буркнул:
   -- Погоди минут десять. Как раз, заканчиваю.
   Дознаватель скользнул прочь, мягко опустился в кресло. Разминал кисти рук, задумчиво разглядывал сосредоточенный профиль соплеменника.
   Короткий энергичный росчерк -- подпись в конце. Ромига закрыл колпачком "паркер", обернулся:
   -- Будешь смотреть?
   -- Давай.
   Очень быстро, как могут читать только навы по-навски, Идальга пролистал солидную стопку. Вернулся к паре моментов. Хмыкнул:
   -- Замечательный отчёт. Вкупе с тем, что я успел перелопатить в библиотеке, наводит на некоторые мысли. Но всё равно пока ничего не понятно. Продолжим?
   -- А у меня есть выбор? -- Ромига улыбнулся, слегка натянуто.
   -- Как минимум, три варианта. Можем прямо сейчас, совместными усилиями, попробовать расколоть проблему и, если повезёт, взять кого-то за жабры. Можем сперва дождаться Сантьяги: доложить ситуацию, попросить совета. Можем оставить всё, как есть, в надежде, что тебя отпустило совсем, и некоторое время понаблюдать.
   -- Мне больше нравится первый вариант. Думаю, если остались следы вмешательства, надо искать их как можно быстрее.
   -- Я не сомневался, что ты выберешь. Снимай костюмчик и пошли: привяжу тебя ещё раз. Вижу, неприятно, но давай соблюдать технику безопасности. Потом расскажешь, кстати, почему так неприятно, если отпустило. Сейчас ещё закажу обед, а то мы в трудах на благо Нави совсем оголодаем.
   -- Прямо уж, на благо Нави! -- усмехнулся Ромига, раздеваясь и убирая вещи в шкаф.
   -- А то нет? Подцепил неведомо что, непонятно где. Притащил домой. Разберёмся -- научимся чему-нибудь новому, полезному. Статью напишем. Кто-то прочитает и не будет, как мы сейчас, блуждать в тумане.
   -- Знаешь, Идальга, странно. С одной стороны, я уверен, в данный момент никакого воздействия нет. С другой, вспоминаю человскую шутку: "Вась, я медведя поймал!" "Тащи его сюда!" "А он не пускает!"
   -- Мы не челы. Возможно, это про того, кто решил, что смог наложить руку на нава?
   -- Хорошо бы. Какие тесты ты надумал? Мне надо будет помогать тебе?
   -- Не всё ж отсыпаться, пока я работаю. Слушай общий план, остальное -- по ходу.
   Дознаватель начал объяснять, с удовольствием подмечая, как глаза Ромиги разгораются весёлым и злым азартом, совсем как встарь. Нав внимательно слушал Идальгу, высказывал по ходу дельные идеи, шутил... Выскользнул из-под руки, мягко подталкивающей в спину -- Идальга вскинул бровь, но не стал комментировать. Шагнул к столу, лёг, позволил пристегнуть себя. Дознаватель держал наготове обездвиживающие заклинания, но в ход пускать не стал. Сейчас не чуял в сородиче опасной для себя агрессии. Азарт, доверие, желание сотрудничать... А под всем этим -- страх. "Или след былого страха? Сейчас посмотрим!"
   -- Предупреждаю, может быть неприятно.
   -- Кто бы сомневался! -- чуть расширенные глаза, шальная улыбка. -- Работа у тебя такая. Знал, к кому иду в гости.
   -- Ромига, шутки закончились! Слушай внимательно. Ты прекрасно знаешь разницу между "неприятно" и "опасно". Знаешь, я сказал! Если возникнет малейшее чувство, предчувствие, что что-то не так, говори сразу. Мы пока не понимаем, с чем столкнулись. Твоё общее состояние и потоки магической энергии я проконтролирую, будь спокоен. Но если замешана геомантия, не отслежу. Чела на помощь не позовём: он первый под подозрением. Значит, эта часть на тебе: контролируй, насколько сможешь. Понял?
   -- Понял. По-моему, пока всё так... Но спроси меня ещё раз про геомантию и предчувствия. После тестов.
   -- Стоп! Почему не сейчас?
   -- Не додумал. Это прошлые дела. Давние. Просто вспомнил. Погнали?
   -- Докомандуешься у меня!
   Глаза в глаза, две очень похожие ухмылки. Тёмный туман потек из пальцев Идальги, потянулся из углов. Резкие слова аркана и пассы дознавателя закрутили его коконом вокруг двух навов. Несколько мгновений кокон менял конфигурацию, структуру и плотность, потом сгустился возле тела Ромиги и исчез: то ли рассеялся, то ли втянулся под кожу. На этом зрелищная часть закончилась. Началось самое трудное и интересное: как часто бывает, безо всяких внешних эффектов. Дознаватель держал ладони у висков собрата и тихим, спокойным голосом задавал вопросы. Тот отвечал: так же негромко и ровно. Полчаса беседы, больше похожей на игру в ассоциации, ещё один аркан. Ромига дёрнулся в путах, выругался, Идальгу тоже заметно тряхнуло. У обоих на миг заострились уши. Ещё пара заклинаний, снова -- долго -- спокойные вопросы-ответы. Усталый вздох: почти синхронно.
   -- Закончили, -- Идальга отнял руки от головы Ромиги, встряхнул кисти, улыбнулся. -- Хорошо поработали. Думаю, нашли всё, что ещё можно найти. Утром у меня были сомнения на твой счёт. Хотел исключить психическое расстройство. Штука у нашего генстатуса редкая, но не невозможная. Теперь почти уверен: тебя действительно кто-то цеплял. Но идеально зачистил следы, остался только эмоциональный фон. Тебе очень худо пришлось сегодня на рассвете? -- полувопрос, полу-утверждение.
   -- Да. Досадно, что я ничего не смог вспомнить про свои сны. Интересно, что это была за техника? "Заговор Слуа" мог дать такой эффект? Как думаешь?
   Дознаватель не ответил. Задумчиво покачал головой. С неожиданно тёплой улыбкой провёл кончиками пальцев по ключицам Ромиги, по напряжённым мышцам груди, по контуру рёбер.
   -- Иногда я очень жалею, что тогда, после первого твоего вопроса, не закинул тебя в портал.
   -- Иногда я очень жалею, что наши дороги расходятся всё дальше, -- в тон ответил Ромига. -- Но в данный момент я хочу одного. Будь другом, отвяжи, а?
   -- Помнишь, ты предлагал мне после тестов спросить тебя о каких-то предчувствиях?
   -- А помнишь, ты говорил про обед? Жрать хочется. Думаю, тебе тоже.
   Идальга рассмеялся, освобождая Ромигу из креплений.
   -- Хитрый! Обед и передышка не помешают нам обоим. Вообще, я решил: дальше будем беседовать не здесь, а в более комфортной для тебя обстановке.
   -- Спасибо за заботу! -- буркнул Ромига.
   За иронией -- смесь облегчения и горечи. Потянулся, встряхнулся, разминая затёкшее тело. Встал, расправил плечи, несколько раз глубоко вздохнул. Дознаватель оценил его упорные и почти успешные попытки собраться, зная: нав еле держится на ногах. И сам тоже изрядно вымотался.
   Шепнул заклинание, материализовал чёрный, как сама Тьма, мягкий плед. Закутал Ромигу, подтолкнул в быстрый портал. Уже усаживая сородича в кресло в кабинете, услышал запоздалое:
   -- Пусти, я сам! Сколько раз просил: не трогай!
   Задумчиво произнес:
   -- Давно ты этого не вспоминал. Ведь разобрались, и времени прошло...
   -- Да, разобрались! Разобрались! Просто сегодня, в связи со всей этой кутерьмой, вдруг вспомнил шкурой, и дошли некоторые аспекты. А раз ты плотно влез в эту историю... Угораздило поохотиться на чуда!
   -- Чуд-то при чём?
   -- Совершенно ни при чём. Чуд просто очень удачно шёл куда-то. Ты на него в удачном месте решил поохотиться. Семёныч удачно возвращался с работы. Всё одно к одному -- и к лучшему, на самом деле. Как всегда. Надо только уметь видеть.
   -- Ты ешь, давай!
   К креслу подкатился столик с загодя заказанным обедом. Обильным, как раз на двух голодных навов. Идальга пододвинул своё кресло, сел, поднял крышку супницы, принюхался. А Ромига смотрел на судки, распространявшие аппетитные запахи, словно позабыл, что со всем этим делают. Или не хотел лишний раз шевелиться, пережидая боль.
   -- Ну-ну. Можно подумать, я тебя не только резал, но и поленился лечить. А всего-то немножко поколдовали, -- Идальга разложил еду по двум тарелкам, снял пробу со своей порции, довольно облизнулся. -- Может, тебя с ложки покормить, а?
   Сердитый взгляд.
   -- Спасибо, сам как-нибудь справлюсь, -- Ромига стряхнул с плеч плед, взял столовый прибор -- рука не дрожала.
   Дознаватель плеснул себе в бокал вина, понаблюдал, как товарищ шустро расправляется с первым блюдом.
   -- Спиртного не предлагаю. Для тебя это сейчас перебор. А лечебный коктейльчик могу смешать. Хочешь?
   Ромига утвердительно кивнул, ухмыльнулся.
   -- Что-нибудь с дерьмом мантикоры? Чтоб испортить удовольствие от вкусного обеда? Имей в виду, я сейчас дракона в чешуе съем, не поморщусь.
   -- Шутишь, значит живой.
   Живой... Сердце мерными ударами гонит по жилам чёрную кровь. Сытный обед и энергия вдоволь быстро возвращают силы.
   Ромига откидывает голову на спинку кресла, закрывает глаза. Можно расслабиться: в безопасности, в средоточии родной Тьмы. И нав рядом -- свой, до капли такой же чёрной крови. Как бы ни язвили и не подначивали они друг друга сейчас, что бы ни происходило между ними в прошлом...
   Ромига больше трёх веков отчаянно сожалел, что однажды не зашил себе рот. Собственными руками, суровой ниткой, тупой, ржавой иглой. Вышло бы не так больно, неизмеримо меньше, да дело в другом. Ясный и понятный мир тогда накренился, дал трещину, зацементировать которую до конца Ромига так и не смог. Просто привык. Научился жить почти как раньше. Веселее: шальной Стрелой, летящей куда попало, странным образом, всегда на благо Нави. Думал, иначе уже не будет. Однако вляпался с разлёта в новую проблему, и вдруг страшный, неудобоваримый опыт, которым дознаватель тогда наградил молодого помощника, обрёл смысл и ценность, идеальным образом вплёлся в узор судьбы.
   "Вот ведь как бывает! Интересно", -- нав открыл путь воспоминаниям, от которых много лет отгораживался. Сам полностью открылся им, своей волей проживая заново то, что по первому разу обрушилось на него стихийным бедствием. Увидеть, осознать, выцепить важное, ранее упущенное... Вспоминать уже почти не страшно. Поймал себя на мысли, что готов и наяву ещё раз пройти то испытание, просто незачем, да и невозможно. Ничего в жизни не повторяется: к сожалению или, в данном случае, к счастью.
   Очередная война Великих Домов. Для Тёмного Двора -- вторая по неудачности на Ромигиной памяти. Зелёные исхитрились сговориться с рыжими. Клин между ними Сантьяге вбить не удалось: жмут, напирают общими усилиями. Сезонный спад мощности Источника не позволяет тёмным задействовать големов. Наёмники -- всего лишь наёмники, челы. Среди гарок, увы, неизбежные при таком раскладе потери. Погибшие не были близкими друзьями Ромиги, но всё равно три знакомых имени отзываются где-то внутри болью и холодом. И яростью: могучей, умело направляемой в нужное русло расчётливым и изощрённым умом. На победу...
   В этой войне Ромига не участвует в боях, служит Нави помощником дознавателя. Уже несколько лет он рядом с Идальгой почти неотлучно, как полагается ученику мастера. Дознаватель доволен, Ромиге интересно. Подвалы, наводящие ужас на весь Тайный Город, предоставляют его неуёмному любопытству обильную пищу.
   На этот раз наёмники приволокли в Цитадель зелёную ведьму. Фата, аналитик, с большой вероятностью владеет очень ценной информацией. Молода и для фаты, и для аналитика, значит, талантлива. Глупо, нелепо, досадно попалась. Готова погибнуть во имя своего Великого Дома, но страстно желает жить. Красива, как истинная люда, прекрасно сознаёт свою красоту. Сильна и уверена в своих силах.
   "Игла инквизитора" не даёт результатов: кто-то из иерархов зелёных очень старательно защитил аналитика от сканирования мозга. Ещё одно подтверждение: знает действительно много. Есть смысл повозиться, доставая всё. И хорошо бы, быстро. Князь, советники или комиссар с большими шансами пробьются через магическую защиту, но им сейчас не до того. Значит, ломать ведьму дознавателю с подручным, доступными средствами.
   Зелёное платье люды -- обрезками на полу. Нагое тело на столе. По рукам и ногам бегут мурашки, видно, как бьётся пульс под нежной кожей. Прекрасное лицо надменно-невозмутимо, яростно сверкают изумрудные глаза. А над верхней губой уже выступают предательские капельки пота. Сама по себе Цитадель давит на люду, да ещё наводящая жуть обстановка и двое навов. Идальга привязывает ведьму одним из самых жестоких способов, ранящим при малейшем рывке. Даёт указания помощнику:
   -- Будешь держать ей голову. Проследишь, чтобы не теряла сознание и не закрывала глаза.
   Ромига наматывает на кулак роскошные светлые волосы, встречается взглядом с зелёной. Просверк взаимного узнавания... Ничего не значит! Большинство тайногородцев так или иначе знакомы. Губы зелёной шепчут имя нава: уже интереснее, но всё равно он её не помнит. Одна из симпатичных феечек на ночь-другую? Бывало. Возможно. Да, кажется, встречались лет пять назад.
   Сейчас ведьма не вызывает у Ромиги ни малейшего желания. Во-первых, вчера погибли трое его соплеменников, и по счёту должен кто-то заплатить. Во-вторых, он увлечён работой, что ему прелести какой-то бывшей феечки? В-третьих, Ромигу не возбуждают трупы, а эта красивая самка мертва с того момента, как оказалась здесь. Просто носитель информации, который надо считать с минимальным затратами магической энергии, времени, труда. Три века назад по-человски в таких формулировках не думали, по-навски -- запросто.
   Идальга подмечает всё, в том числе переглядывание напарника с "объектом". Приподнимает бровь.
   -- Знакомая?
   -- Вроде того. Лет пять или шесть назад крутил с ней, недолго. Была тогда феей, и весьма хороша в постели. Звать -- Вилена, но это мы и так знаем.
   -- Вот не понимаю, зачем ты спишь на стороне со всяким разным, когда свои есть, дома, -- Идальга скользит взглядом по стройной фигуре помощника, затянутой в чёрный комбинезон. Хищно облизывается.
   -- Сам-то ты, Идальга, таскаешь к себе юных чудов. Некоторых даже отпускаешь потом. Всегда хотел спросить, на развод, что ли? -- не лезет за словом в карман помощник.
   -- Нет, для поддержания нашей ужасающей репутации. Они под заклятием обещания, никому ничего не рассказывают. Но всё отлично помнят.
   Выражение глаз у Идальги с самого утра очень неприятное. Сквозит холодом, беспокоит. Отчего так? От известий о потерях? После беседы с комиссаром тет-а-тет? Ромига не слышал, о чём говорили, но понял: ожесточённо спорили. Тихий голосок интуиции: "Осторожнее на поворотах!" Хотя, что ему, наву, осторожничать? А люде -- поздно. Любопытно, сколько она продержится?
   -- Кончай трёп, работаем. По ходу, если дам знак, подыграй "доброго". Но скорее всего не понадобится. Просто держи её, смотри и учись.
   Люда не понимает разговора на навском. Она лишь вглядывается в агатово-чёрные глаза двух врагов и видит у младшего -- памятного по четырём жарким и сладким летним ночам -- недобрый, но в общем, равнодушный, чисто практический интерес. А у второго, постарше -- свою лютую смерть. Видит и цепенеет. Всё тело разом покрывается испариной от макушки до пяток. Сама ещё не поняла, но уже почти сломалась.
   Там же, некоторое время спустя, Идальга наговаривает текст донесения и отправляет "стрекозу" порталом к Сантьяге. Искомую информацию они получили, и много сверх того. Люда мертва. Опознать то, что от неё осталось, можно только по окровавленному белокурому скальпу в руке одного из навов. Оба с головы до ног забрызганы кровью. Кто сказал, что на чёрном красного не видно? Ромига слизывает терпко-солёную каплю с нижней губы, смотрит на стол, морщится.
   -- Големы здесь сейчас приберут. Пошли мыться, -- говорит Идальга.
   -- Я всё-таки не понял, зачем так грубо? -- спрашивает помощник. -- Ты ведь наверняка чувствовал, она готова была расколоться ещё тогда, когда ты её привязывал. Можно было сработать... как-нибудь поаккуратнее.
   На губах дознавателя улыбка, в глазах -- лёд.
   -- Пожалел знакомую? Или просто красивое тело?
   -- Практического смысла не вижу. Понимаю, если б мы её растерзали на крепостной стене, на виду у зелёных. Чтобы привести их в ярость и заставить делать ошибки в бою. Или для запугивания второго пленника, которого хотим оставить целым. А так... Не понимаю. И она уже всё выболтала. Даже то, чего не знала. А ты продолжал её рвать.
   -- Я тебе потом объясню, Ромига, сейчас нет настроения. Лучше помолчи. Иначе плохо будет уже тебе. Очень плохо. Считай это первым предупреждением.
   Подобного тона от старшего Ромига ещё не слышал. Выражение глаз такое... нет, видел иногда. Как-то само получалось: сразу находил себе дела подальше от Подвалов. На этот раз общая ситуация не позволяет уйти с боевого дежурства. Да и что за ерунда? Наву -- нава бояться? Хотя, помимо богатейшего фольклора про дознавателей вообще и этого в частности, кто-то из гарок от Идальги почти всерьёз шарахался.
   -- В смысле, первым?
   -- Раз! Всего предупреждений бывает три, по одному на вопрос. После третьего начинаются неприятности. И учти, Ромига, я не шучу.
   Ромига призадумался, замолчал. Оба нава быстро привели себя в порядок, големы очистили помещение. Хорошо бы ещё отлучиться пообедать, пока нету следующих "объектов". Если Ромиге не отказали способности предсказателя (слабенькие, но уж какие есть), на несколько часов они с Идальгой свободны. Правда, он предвидит что-то вообще несусветное. Какая опасность? В родной Цитадели? Ну не до такой же степени всё плохо с этой войной? И опасность вроде не для всей Нави -- для него лично. Может, вдвоём с Идальгой.
   -- Идальга, всё-таки не пойму, какой единорог тебя сегодня боднул?
   -- Это вопрос?
   -- Ну, наверное, да.
   -- Два! Ещё раз предупреждаю: помолчи, худо будет! И не говори потом, что я тебя не предупреждал!
   -- Да что ты мне сделаешь-то?
   Идальга ударил "навским арканом" и своим любимым, отработанным, лишающим способности двигаться.
   -- Эй! Потише, я ведь тоже могу...
   Ромига посмотрел в глаза сородича и не захотел заканчивать фразу. Тем более, прозевав внезапную атаку, он не мог ничего.
   Ускользающая улыбка, антарктический холод в глазах дознавателя:
   -- Ромига, я предупреждал, не нарывайся. Три раза предупреждал!
   Молодой нав без капли энергии растянут на столе, с которого големы недавно унесли изуродованный труп люды.
   Убрали и лоскуты, только что бывшие комбинезоном гарки. За испорченную одежду Ромига всерьёз зол: "Я тебе это припомню!"
   Тонкие струны, которыми он привязан, врезаются в кожу. Неприятно, но терпимо, пока не шевелишься. Нав слишком хорошо знает эту систему и того, кто привязал, чтобы пробовать освободиться силой. Раздражён неуместной, несвоевременной выходкой старшего товарища. Но, в общем, спокоен. С любопытством ждёт, что будет дальше.
   Ловкие, прохладные пальцы Идальги путешествуют по обнажённому телу, гладят кожу, разминают мышцы, легонько прижимают чувствительные точки. Ромиге уже случалось млеть, таять, растекаться лужицей под этими руками. И сейчас приятно, даже несмотря на усиливающуюся боль от вязок: "Мучительно приятно, что-то в этом есть". Только взгляд -- отрешённый, холодный, взгляд препаратора -- обескураживает. "Это же нав! Сородич никогда не сделает мне дурного!" А сердце отчего-то пропускает удар...
   -- Идальга, ты знаешь, я не люблю такие игры. И работы у нас немерено.
   -- А мы работаем. С чего ты взял, что я играю? Ты задал свои вопросы, навёл меня на кое-какие мысли. Теперь моя очередь спрашивать. Но сначала подготовим, так сказать, почву.
   "Работаем, так работаем!" -- привязанный нав разом успокаивается. Пробовать чёрную сталь на собственной шкуре -- приятного мало, но заживёт, и боли гарка не боится. Немного потерпеть на благо Нави, что может быть проще...
   Ромига с интересом ждёт, какой инструмент пустит в ход дознаватель. Вспоминает его же лекции по методам ведения допросов -- и противостоянию им.
   -- Идальга, ты что, решил повторный экзамен по своему предмету устроить? Практический?
   -- Да. Мне кажется, некоторых вещей ты не понял. Например, кто здесь задаёт вопросы.
   Остриё возникает между пальцами Идальги, впивается в тело. Ожидаемо, но всё равно внезапно, и больно, аж дыхание сбивается. Всего на миг, Ромига сразу берёт себя в руки. Маленький скальпель оставляет ещё несколько сочащихся чёрным, быстро затягивающихся отметин. Несколько ожогов почти нестерпимой боли, куда там тренировочной катане. И даже "Журавлиному клюву", которым его раз достал в бою зелёный дружинник. "Это ж надо: так хорошо знать, куда ткнуть!" -- с оторопью и опасливым восхищением думает Ромига.
   Передышка: короткая, но достаточная, чтобы в полной мере ощутить струны, врезавшиеся в руки и ноги. И снова жгучие прикосновения чёрного жала. Крохотные ранки почти мгновенно заживают, но Идальга тут же наносит новые, в каком-то завораживающем ритме. Через некоторое время, достаточное, чтобы гарка привык, начинает с ритма сбиваться. Боль, боль, ожидание, боль... Ромига, как всякий нав, отлично владеет своим телом. До сих пор был уверен, что умеет гасить неприятные ощущения даже без магии. Вовремя вдохнуть и выдохнуть, расслабить мышцы, переключить внимание... Проклятый рваный ритм сводит его умения почти на нет. Боль захлёстывает. Но он сохраняет внешнюю невозмутимость, как положено воину Тёмного Двора. Как учили. Собирается с силами, говорит подчёркнуто спокойно:
   -- Идальга, может, хватит? Я понял, что был не прав. Готов принести извинения.
   -- Да как раз, прав. Минимальные воздействия дают отличный эффект. Сам же чувствуешь, что прав. Сейчас попробуем немного иначе.
   -- Идальга, давай заканчивать!
   -- Мы ещё толком не начинали, -- дознаватель улыбается, заглядывает в глаза связанного помощника. -- Это так, лёгкая разминка. Дальше я буду иногда комментировать свои действия, так интереснее.
   Влажной салфеткой стирает чёрную кровь, ласково проводит рукой.
   -- Видишь, на тебе уже всё зажило. На люде -- или ещё на ком из младших -- пришлось бы пустить в ход чуть-чуть магии, но тоже быстро бы следов не осталось. Особенно если взять тонкий стилет, шило или иголку. Будешь использовать этот приём, имей в виду: у разных генстатусов болевые точки расположены чуть по разному. Я пока воздействовал на те, которые есть практически у всех. А вот так, так и так, -- Ромига не выдерживает, вздрагивает, -- с кем-то, кроме нас, делать бесполезно. Зато люд взвоет, если ткнуть его сюда, сюда и сюда, -- уколы, по сравнению с предыдущими, почти не ощущаются. Чуд зубы в крошку сотрёт вот от такого. Челы... Ладно, с ними не интересно. Коллеги из Ордена и Зелёного Дома тоже отлично знают все эти тонкости.
   Снова прохладные прикосновения салфетки, можно перевести дух. А струны, которыми привязан нав, от непроизвольных рывков уже дошли до костей. Раны быстро затягиваются, но проволока врастает в тело до следующего движения. Мысль на заметку: "Младших, если, правда, неохота калечить, надо фиксировать по-другому".
   -- Когда не жаль энергии, очень интересные вещи делаются с помощью эрлийских арканов. Особенно хорош "скальпель Бокуса". Следов на шкурке вообще не оставляет, а какие открываются возможности... Помнишь формулу? Первым, конечно, приходит в голову подержать объект за сердце. Вот так. Но это банально. Гораздо интереснее воздействовать на прочие органы.
   Нав замирает, чувствуя шарящие внутри себя руки. Ощущение дикое, жуткое. Однако Ромиге вновь становится любопытно: сквозь оторопь и боль. Он понимает, что Идальга, в общем, повторяет материал своих же лекций. Слушая дознавателя, молодой гарка тогда задавался вопросом: "Как это ощущается?" На миг теряет концентрацию, и тут же болезненно вскрикивает, со всей навской силы рвётся в путах.
   -- Тихо! Пока достаточно. Запомни, как это чувствуется. Мы ещё вернёмся к этому нервному узлу чуть позже.
   Идальга аккуратно извлекает руки из тела Ромиги. На коже, как положено, не остаётся следов. Боль, скрутившая внутренности, постепенно отпускает. Из-под вязок сочится кровь: густой, медленной лавой. Дознаватель проводит пальцем по одному из потёков:
   -- Как удобно, что прочность костей у всех созданий Спящего пропорциональна физической силе. Достаточно было подобрать толщину струны и схему крепления, чтобы никто не освободился, отрезав себе конечности. Вообще, стопы и кисти -- сокровище для того, кто хочет обойтись малыми воздействиями. Лицо тоже. Работать так грубо, как я обошёлся с зелёной, в самом деле не обязательно. Есть ограничения, если хочешь, чтобы объект сохранил способность видеть, говорить, пользоваться письменными принадлежностями. В нашем случае, они минимальны. Ладно, это отдельная тема, на следующий раз.
   Ромига вздыхает с облегчением: "Следующий раз? Закончили?" Дознаватель улыбается:
   -- Устал? -- в глазах всё та же полярная ночь.
   -- Да. Крайне познавательно, но по-моему, уже перебор.
   -- А по-моему, самое интересное только начинается. Хочу показать тебе разницу между аккуратными и грубыми методами, которую ты пока не понимаешь. Она больше психологическая... Но не будем забегать вперёд.
   Заклинание Идальги полностью снимает неприятные ощущения от вязок. Остальное вроде само прошло. Ромига расслабляется под руками дознавателя, которые снова стали ласковыми. Нежность прикосновений особенно остро воспринимается на фоне предшествующего. Нав закрывает глаза, плывёт по течению, пока оно несёт его спокойным плёсом...
   Предчувствие очередной боли -- за миг до касания скальпеля. Любопытство: "Что ещё придумал Идальга?" Длинный разрез рассекает кожу. Пальцы дознавателя разводят края раны, вклиниваются между кожей и мышцами, скользят дальше: отделяя одно от другого, задерживаясь возле нервных окончаний. Вверх и вниз по торсу, на бока, за спину. Ромига корчится, тихо рычит сквозь стиснутые зубы. Мысль, что его собственная шкура сейчас отправится вслед за комбинезоном, уже не кажется абсурдной и невозможной.
   -- Идальга, нав, что ты делаешь? -- голос срывается на сиплый шёпот.
   -- Ничего такого, что ты бы не смог выдержать, нав. Тебе сейчас не намного больнее, чем когда я колол остриём. И кстати, я не разрешал задавать вопросы.
   Жёсткие пальцы разминают и теребят мускулы напрямую, не через кожу. Ладонь скользит по обнажённым мышцам живота. Будто примериваясь, сильно нажимает там и тут. Боль уже стала постоянным фоном, очередное мелькание скальпеля почти ничего не добавляет. Узкая, гибкая кисть ныряет в аккуратный разрез. Знакомое движение чужих пальцев среди внутренностей: всё глубже. Волна дикой боли. Ожидаемая.
   -- Почувствовал разницу?
   -- Не знаю.
   -- Плохой ответ. А так?
   -- Больно, Идальга. Остановись! Хватит!
   Усмешка:
   -- Плохой ответ. Ладно, идём дальше.
   Длинное, уверенное, неторопливое движение скальпеля. Идальга откладывает инструмент, с усилием широко раздвигает мышцы, погружает обе руки в нутро Ромиги. Глубоко, кажется, почти по локти. Копошится пальцами в горячем, скользком, вздагивающем, живом. Вытаскивает одну руку, стряхивает капли чёрной крови. Хватает обмякшего нава за волосы, приподнимает ему голову:
   -- Смотри внимательно. Не смей закрывать глаза. Страшно, правда? А почему страшно, знаешь? Разрешаю не отвечать. Вопрос риторический. Любое живое существо знает: увидеть своё тело изнутри -- к верной смерти. Это крепко сидит даже у нас. Хотя после всего, что я до сих пор делал, даже чел может выжить. Если принять меры от шока, заражения и зашить раны. Но это так, к слову. А теперь ещё раз сравни ощущения. Где у нас тут твои нервы?
   Ромига хрипит, скалит зубы. На невозмутимость у гарки давно не хватает выдержки. В умелых лапах дознавателя Тёмного Двора она кончилась в рекордные сроки. Закономерно! Слишком хорошо этот чокнутый нав знает, как устроены соплеменники снаружи и внутри. Правду про него говорили. Ромига за шуточки принимал, хотя мелькало это раньше: дикий, опасный холод в глазах, от которого хотелось убраться подальше. Но любопытно было...
   "Тьма не воюет с Тьмой. Как же он?" Ярость вспыхивает, заглушая ненадолго все остальные чувства, и это здорово. Но что Ромига сейчас может? Только ругаться. Разом вспоминает все известные "загибы" на стронавском. Вдохновенно сочиняет три с половиной новых. Интуиция подсказывает: "Не озвучивай, хуже будет!" Позволяет себе прохрипеть лишь короткое и относительно безобидное:
   -- Чтоб ты в асурский портал провалился, экспериментатор!
   Липкая от крови рука отпускает волосы, ласково гладит заострившееся ухо:
   -- Я давно ждал этого момента. Всё-таки ты удивительно терпеливый, доверчивый и любопытный. Тебя на одном этом можно к татской матери завести. А теперь будет ещё интереснее. Поработаем с каждым органом по отдельности. Жаль, ты голодный, некоторых эффектов не удастся достичь. Двигаемся дальше.
   Ромига мотает головой, рычит в лицо дознавателю только что придуманную брань. Не всю, на сколько хватает срывающегося дыхания. Идальга смеётся, в глазах -- полюс, ледяная зимняя ночь.
   Ярость Ромиги мгновенно вспыхнула и так же быстро отгорела: бессильное шипение угольков, залитых свирепыми волнами боли. Они накатывали с такой силой, что молодой нав в какой-то момент полностью отключил самоконтроль, позволяя этим волнам просто подхватить и унести себя.
   Оказалась, неплохая идея. Поплыл по течению, почти растворился. "Я дома, меня здесь точно не убьют и не искалечат, а со всем остальным можно разобраться позже". Мучение обязательно закончится, надо просто ждать.
   Какой-то частью сознания продолжал фиксировать происходящее: "Я над этим подумаю потом. Всё проанализирую, что и как происходило, досконально. Даже запишу, может быть". Слушал Идальгу. Не задумываясь, впопад или не очень, отвечал на вопросы. На каком-то уровне радовался: "Благодарение Спящему, нет нужды ясно соображать, чтобы не расколоться во вред своему Дому. Как та злополучная ведьма. А мне-то плевать, что лопочет заплетающийся язык. И даже без разницы уже, как среагирует на ту или иную фразу сволочь со скальпелем. Хотя он и просто пальцами много интересного делает. Вот это, к примеру, приятно... Кто бы подумал!" Оказывается, можно таять в чужих руках и так тоже: растянутым, распластанным, практически вывернутым наизнанку. Раскачиваться на безумных качелях между болью и наслаждением. Ромига наблюдал подобное во время работы дознавателя, ловил в отзвуках чужих эмоций. Каждый раз удивлялся. Теперь перестал.
   В том числе потому, что сил на удивление не осталось. А через какое-то время их не стало ни на муку, ни на блаженство. Вялые мысли: "Побыстрее бы всё закончилось. Попросить остановиться? Просил, не слушает. Сознание потерять? Не даст, тоже пробовал!" Бессилие, беспомощность. Со всеми потрохами -- в руках существа, забывшего по каким-то свои причинам, кто он Ромиге, и кто Ромига ему.
   Неспособность ни действием, ни словом повлиять на ситуацию не злила уже -- порождала тоскливый ужас и отвращение. Безжалостный и ласковый проводник с ледяными глазами подвёл Ромигу вплотную к границе, из-за которой даже навы возвращаются с трудом. Такими, как были, не возвращаются точно. Ромига засмотрелся во Тьму, и его потянуло туда насовсем, без возврата. Он не хотел, боялся, но сделал шаг вперёд. Сам...
  
   -- Эй, Ромига, ты где? Не фони так, опять без энергии останешься! -- тот же самый, знакомый голос.
   Нав вынырнул из воспоминаний, открыл глаза: в уютном кресле, в каминной Идальги. По углам большой комнаты растревожено вихрились тени.
   -- Вспоминаю нашу с тобой "весёлую" беседу.
   -- Зачем? Мы триста лет как всё разъяснили, разобрали и закопали.
   -- Не всё. Одну важную деталь я упустил, а сегодня вспомнил. Самое окончание. А там очень интересная вещь получилась. Я, собственно, про неё и говорил: спроси после тестов.
   -- Ну так рассказывай уже. А то я могу потерять терпение, -- Идальга усмехнулся.
   Ромига не поддержал шутливый тон. Отрицательно помотал головой:
   -- Ты тогда поставил меня перед крайне неприятным фактом. Между мной и смертью -- ничего, кроме твоей взбесившейся воли. Моя жизнь в твоих руках, вся, как есть. Я по-настоящему, всерьёз поверил, что ты, нав, меня, нава, вот так убиваешь. И сам дозрел до желания убить тебя за это. Упёрся в это желание, как в обсидиановую стенку: если так, зачем дальше быть, вообще? И тут вдруг обнаружил, что могу влиять на ситуацию. Даже теми ничтожными средствами, что остались в распоряжении. Подтолкнуть события в ту или другую сторону. Увидел... Энергию ты первым делом вытянул. Состояние -- не предсказательский транс. Однако увидел. Что сказать, как посмотреть, какие выдать реакции тела, чтобы ты продолжил уже с обсидиановым ножичком. Чтобы издохнуть, наконец, побыстрее в твоих руках. Или самому умереть и тебя за собой утянуть. Или остаться в живых, а тебя угробить. Ясно видел во Тьме узор светящихся нитей, узлы -- события. Три варианта. Ужасом накрыло, аж дышать совсем позабыл. Хотя и так не слишком получалось. Подумал, с ума схожу, как некоторые твои подопечные. Но на всякий случай начал искать и как-то выстраивать четвёртый вариант. Чтобы тебя отпустила твоя ледяная пустыня, а ты меня отпустил. Слышу очередное: "Я не разрешал терять сознание!" Что-то ответил, не помню. У тебя вроде из глаз холод ушёл, беспокойство появилось: "Ромига, ты меня слышишь? Потерпи ещё немножко, всё закончилось. Это уже лечение. Скоро будешь в порядке". Кажется, ты тогда опять начал комментировать, что и как делаешь. Я смысла не улавливал, просто за звук голоса цеплялся. Без разницы уже, сталь или эрлийский бальзам, и сколько ещё ты будешь во мне ковыряться. Радость без краёв: живые, оба! Облегчение всё перекрыло. Тёплым ветром подхватило и унесло. Списал потом видение с нитями на бред, забыл. Старался тот эпизод пореже вспоминать. А сейчас он всплыл, и я понимаю, что это было.
   -- То есть, я чуть не нарвался на месть геоманта? Ты захотел меня уничтожить и придумал способ. А потом испугался и много лет его старательно забывал?
   -- Да. Хотя история не знает сослагательного наклонения. Увидеть узор -- одно, построить аркан, отслеживая на ходу все изменения -- другое. Это я теперь заявляю уже с некоторым знанием предмета. И как ты же говорил: "Видеть способ -- мочь -- хотеть -- сделать". Меня огорошило первым. Обнаружил выход, где помыслить не мог. Даже несколько выходов, на выбор. Мог ли воспользоваться теми, где были наши смерти? Непростые цепочки. Изменить мир, когда в распоряжении лишь собственное тело. Неподвижное, в крайне плачевном состоянии? Будь на твоём месте не нав, попробовал бы. И захотел бы, и начал делать. Могу, не могу, выяснил по ходу. Но передо мной был нав. И сам я жить очень хотел. И тебя уже само по себе отпускало. И ты ведь никого из наших, ни разу так не убил.
   -- В обстоятельствах, как с тобой -- нет.
   -- А главное, что хочу сказать. Сейчас я уверен: я ни за что не ушёл бы от того, кто охотился на меня во сне, кабы не тот опыт. Потому, собственно, и вспомнил, будто не прошло триста лет с хвостом. По ощущениям очень похоже. Только ещё хуже. Атакует чужак, а мне нечего ему противопоставить. Совсем. Все привычные методы защиты не работают, вообще не понимаю, где я и что. Но как-то я от него, кажется, отбивался...
   Ромигу трясло, речь становилась всё менее связной. Дознаватель подумал: надо бы скормить сородичу ещё одно снадобье и укладывать спать, а самому покараулить, не сунется ли неведомый враг. Но сказал:
   -- А я ведь советовал тебе по горячим следам: разберись, что за обсидиановая заноза в тебе сидит, жить спокойно мешает? Постарался бы, вспомнил всё, мог выйти на магию мира гораздо раньше. Не говоря уже, перестал бы от меня по углам прятаться.
   -- Мог, не мог... Всё происходит вовремя, Идальга. Вовремя и правильно. Знал бы ты, какое это удивительное ощущение. Тогда я тоже поймал немного. Ты как раз потом спрашивал, чего я отключился с такой счастливой физиономией? А я забыл. Помнил только боль, ужас и то своеобразное удовольствие, которое ты даришь своим жертвам. Вот это обидно, да! И то, теперь уже нет. Дал бы ты мне какую снотворную отраву, отдохнуть явно надо, а вряд ли усну. С утра подумаем над нынешними делами. Может, Сантьяга вернётся, доложим ему всё.
   -- Вот и мысли у нас с тобой опять сходятся. Отраву дам. Хотя есть гораздо более естественный и приятный способ снять напряжение, -- Идальга задумчиво смерил Ромигу взглядом.
   -- Не сейчас. Не с тобой.
   -- Уверен? -- дознаватель перехватил взгляд собрата.
   -- Не дави, Идальга. Имей в виду, если надумаешь брать силой, я, конечно, постараюсь расслабиться и получить удовольствие. А не разозлиться и не ударить по тебе. Но ничего не гарантирую, -- зажмурился, тряхнул головой. -- Асурский свет, что-то меня ещё несёт по ухабам... Лучше не надо.
   Идальга помолчал, позволяя словам Ромиги растаять в воздухе. Потом усмехнулся:
   -- В любом случае, спать будешь у меня. Там же, где тогда отлёживался.
   -- Я мог бы уже пойти в свои апартаменты.
   -- Завтра. А сегодня я посижу рядом, послежу, чтобы никакие враги не поганили твой сон.
   -- А почему бы тебе не посидеть у меня?
   -- Ты будешь отдыхать, я -- работать. Кому из нас должно быть удобнее?
   -- Ладно, уговорил! -- Ромига зевнул, потёр слипающиеся глаза. Удивлённо хмыкнул. -- Хорошо поболтали, даже снадобья твои сэкономили.
   -- Тратить ещё на тебя...
   Ромига уснул, едва коснулся подушки: усталые дух и тело жаждали покоя. Идальга, присев на другую сторону широкой кровати, наблюдал, как расслабленно разгибаются сжатые в кулак пальцы, как сон смягчает резкие черты, делая лицо нава моложе, словно не пролетели мимо эти три с лишним века. Вслушивался в тихое, ровное дыхание. Осторожно сканировал эмоциональный фон. Мог поручиться: Ромига смотрит очень мирные и приятные сны. Даже чересчур благостные, после всего, что было. Потому дознаватель не терял бдительности. Но вотще!
   Час, другой, третий: бой больших напольных часов, приглушённый магией до едва слышного звона, равными порциями отмерял ночь. Идальга закинул ноги на постель, подложил под спину подушки, устроился поудобнее. Был уже почти уверен: снова никого и ничего не поймает. Позволил себе немного расслабиться, тоже дать волю воспоминаниям.
  
   Ясный, но холодный и ветреный июнь тысяча шестьсот какого-то года по человскому летоисчислению. Дознаватель доводил до ума снадобье, которое по сей день считал одной из лучших своих разработок. По много часов не выходил из лаборатории, построенной во внутреннем дворике Цитадели, на отшибе от прочих помещений. Незапланированных эффектов его эксперименты давно не приносили, но и запланированные бывали те ещё.
   Идальга внимательно изучал на просвет длинную тонкую пробирку с прозрачным раствором. Нестерпимая вонь явно магического происхождения перехватывала дыхание, выжимала слёзы из глаз, но хозяин лаборатории не обращал на неё никакого внимания. А вот молодой нав, заглянувший с улицы, невольно отшатнулся и дёрнул дверь, чтобы закрыть её с той стороны. Однако набрался решимости и переступил порог. Осторожно, с интересом принюхался. Не выдержал смрада. Сдавленно кашлянул, пробормотал аркан, защищающий обоняние от шока.
   Идальга не глядя на посетителя, занимался своим делом. Гость проверил действие аркана. Глубоко вздохнул -- как перед прыжком в воду -- и вошёл в комнату. Поздоровался. Хозяин лаборатории, довольно хмыкнув, отставил в сторону опытный образец. Только после этого обернулся:
   -- Чем обязан?
   Ромига -- увидев лицо, Идальга сразу вспомнил имя -- не стал тянуть с ответом. Произнёс с волнением, хотя очень старался скрыть эмоции и выглядеть спокойным:
   -- Я слышал, тебе нужен помощник?
   -- На время. А что ты умеешь и почему решил прийти ко мне, гарка?
   Ромига ответил явно заранее заготовленной, отрепетированной тирадой:
   -- Обожаю выведывать тайны, разгадывать загадки, идти по едва заметному следу, находить скрытое. Я уже пробовал, у меня хорошо получается. Можешь спросить командира арната, он подтвердит. Но я действовал наобум и наугад, а хочу знать и уметь. Это ведь часть твоей работы, да? Можешь научить?
   -- То есть, на самом деле, ты хочешь учиться?
   -- Да! Для служения Нави. И для себя -- тоже, мне самому это очень интересно. Узнавать новое... -- гладкие заготовленные фразы у гарки закончились, или беседа свернула не в ту сторону, как он рассчитывал. Смущённо улыбнулся, стрельнул любопытным взглядом на дознавателя и по сторонам.
   Стоять на месте явно невмочь: сторожким шагом заскользил по периметру большой комнаты, внимательно озираясь, но ничего не трогая. Хозяин, размышлял над продолжением эксперимента, краем глаза приглядывал за гостем. Отметил общее впечатление взъерошенности от этого нава. Дело не в причёске, по-навски аккуратной, какая бы человская мода ни бралась за основу. Хотя довольно длинные волосы Ромиги в самом деле разлетались при каждом стремительном повороте головы. Порывистые, резковатые движения выдавали избыток энергии: не магической, просто жизненной. И то ли неумение, то ли нежелание брать её под жёсткий контроль. Нав остановился в трёх шагах от хозяина кабинета, заглянул в глаза. Тот усмехнулся самым краешком губ.
   -- Что тебе интереснее всего в данный момент?
   -- Мягкие способы сканирования мозга, -- чуть напряжённо ответил молодой нав, не сводя взгляда с Идальги.
   Дознаватель пожал плечами:
   -- Это описано в книгах.
   -- Описано, -- покладисто согласился Ромига. -- Но я подумал, что гораздо лучше учиться у одного из авторов метода. И... Тебе ведь нужен помощник?
   -- Занятно, -- дознаватель, щелкнув пальцами, зажег несколько свечей у дальней стены, призвал к себе высокую бутылку. -- А зачем тебе мягкое сканирование?
   Ромига внимательно следил за его действиями. Помолчал пару минут, наблюдая, как Идальга что-то смешивает, рассматривает на просвет, снова смешивает.
   -- Мне интересно. Я люблю изучать всё новое, а что может быть лучше чужого опыта и чужих воспоминаний?
   -- Может, свои? -- вскинул бровь Идальга, впервые с начала разговора взглянувший на гарку с любопытством.
   -- Вообще, да, конечно! Но я никогда не смогу находиться одновременно в разных местах. Заглянуть в прошлое до своего рождения. Прожить жизнь масана, чела или какой-нибудь феечки... Довольно много вещей, которые невозможно узнать через свой опыт, а хочется.
   -- Ясно, -- дознаватель подошел к гарке, держа в руке небольшой флакон, закрытый стеклянной пробкой. Посмотрел в любопытные чёрные глаза, хищно улыбнулся. Протянул емкость Ромиге:
   -- Определишь, что это -- попробуем поработать вместе.
   И произнёс аркан, напрочь выветривший вонь из комнаты. Ромига, очевидно, распознал заклинание: тут же снял свою защиту. Вытащил пробку, потянул носом воздух над флаконом, нахмурился. Внимательно посмотрел на свет прозрачную как слеза жидкость. Рискнул попробовать: одну каплю, не больше (у навских мастеров снадобий считается допустимым, но не приветствуется). Покачал головой, осторожно спросил:
   -- Вода?
   -- Яд, -- ухмыльнулся в ответ дознаватель. -- А может, и вода. Выпьешь?
   -- Не Золотой Корень точно. Может, и выпью.
   -- Может, или выпьешь? -- Идальга откровенно развлекался, наблюдая за сомнениями гарки. -- Что, понюхать и лизнуть -- все способы определить содержимое?
   Ромига не сдержался, фыркнул, глаза вспыхнули, но явно не злостью -- азартом. Оглядел стол дознавателя более внимательно, выискивая хоть что-то узнаваемое в ряду одинаковых с виду, неподписанных колб. Зацепился за характерный цвет порошка в пробирке, потянулся -- отдёрнул руку. Глянул на хозяина лаборатории.
   -- Можно?
   Тот пожал печами, мол, разбирайся сам. Ромига взял пробирку, рассмотрел порошок вблизи, осторожно понюхал. Удовлетворенно хмыкнул. Взял с подставки другую пробирку: пустую. Отлил туда немного жидкости из флакона и всыпал чуть-чуть порошка. Понаблюдал, как он, не изменённый, оседает на дно. Нахмурился.
   -- Вариантов два. Возможно, это вода, потому тиарон не прореагировал с ней. Либо там может быть что-то из длинного списка веществ, также не реагирующих на тиарон, -- Ромига, рассуждал вслух и поглядывал на Идальгу, явно надеясь поймать в поведении собеседника подсказку, да не на того напал. -- Две страницы список. Но при этом оно без вкуса и запаха...
   -- У тебя еще тридцать секунд.
   Нав закрыл глаза и прошептал короткий аркан, начав сканирование загадочной жидкости. Результат его озадачил, потому что он повторил исследование: быстрее, но тщательнее.
   -- Здесь вода. И что-то, чего я не могу опознать, но оно определенно там есть. Если ты мне дашь еще десять минут...
   Идальга смерил Ромигу внимательным взглядом и кивнул:
   -- Хорошо. Если по истечении десяти минут ты скажешь, хотя бы приблизительно, что там, попробуем поработать. Вопросов не задавать!
   Навы все знакомы между собой хотя бы шапочно. Наблюдая за кандидатом в помощники, дознаватель соотносил всё, что помнил и слышал об этом наве, с тем, что происходило перед глазами.
   Ромига показал неплохие результаты, когда дознаватель вел у молодых гарок курс лекций по своему "предмету". Запомнился рекордным количеством и отменным качеством задаваемых вопросов. Даром, что все навы любознательны, а смолоду -- особенно. Эрига, мастер снадобий и эликсиров, тоже отзывался о нём положительно. "Правильно применит полученные знания, сможет если не определить вещество -- на это вряд ли хватит стандартного курса -- но приблизительно разобраться, как оно действует".
   Пальцы Ромиги мелькали над реактивами, периодически замирая рядом с жидкостью: он сканировал её снова и снова. Чёрные глаза азартно прищурены, на губах то появляется, то исчезает улыбка. Движения стали плавными, точными, как в бою, и такими же стремительными. Спешит уложиться в отведённые десять минут? Нет, скорее, увлёкся задачей настолько, что остальное временно перестало иметь какое-либо значение. Даже исход "экзамена".
   Нав уже не искал подсказок нигде, кроме исследуемой субстанции. Всё внимание на кончиках пальцев, в звуках произносимых арканов. На висках от напряжения выступили капельки пота. Дважды останавливался, хмурился, морщился. Немного поразмыслив, отливал из флакона новые порции жидкости в пустые пробирки: экономно, по чуть-чуть. Начинал заново смешивать реактивы и колдовать.
   Ход мыслей Ромиги довольно ясно читался по его действиям. Идальга видел: среди многих путей определения вещества во флаконе гарка выбрал один из самых простых и точных. На основе знаний или интуиции, не важно. Молодой нав Идальге откровенно понравился: "Жажда знаний и сообразительность в сочетании с некоторой бесшабашностью будут отличным подспорьем в нашей работе. Тем более, на ближайшие годы предсказатели обещают очень жаркое время".
   -- Пора!
   Ромига отставил очередную пробирку. Взял со стола флакон с поубавившимся содержимым, проверил, хорошо ли заткнута пробка, повернулся к Идальге. Вздохнул, пожал плечами:
   -- Вещество мне неизвестно. И вряд ли я смогу определить формулу, даже если ты дашь мне ещё время. Но насколько я понял, оно изменяется, когда попадает в кровь. Во что превращается и как после этого действует, не знаю. Выяснил только, что оно не реагирует на нас.
   -- Правило первое: когда мы работаем, ты слушаешься беспрекословно, -- отчеканил дознаватель, подходя к Ромиге вплотную и пристально глядя в глаза, -- Сначала делаешь, что я говорю, потом можешь спросить, что это было и зачем. Правило второе: вопросы задавать можно. Правило третье: испытательный срок -- две недели.
   Ромига не сразу осознал смысл слов Идальги. Не сдержался, переспросил:
   -- А ты сможешь понять за две недели, подхожу я тебе, или нет?
   -- Я это пойму в первый день. Оставшиеся тринадцать будут возможностью тебе исправиться или провалиться, -- пожал плечами дознаватель, забирая флакон из пальцев теперь уже помощника и возвращая на место. -- Найди и привези мне молодого чела. Невысокого и голубоглазого. Пол не важен.
   Час спустя гарка явился с переброшенным через плечо бесчувственным телом. Аккуратно сгрузил свою ношу -- паренька бедного крестьянского вида -- в указанное место.
   -- Где и как ты его взял?
   -- Высмотрел на тракте странника, одиночку. Понаблюдал, как он устраивается спать под кустом. Незаметно подошёл и слегка придушил, чел даже не успел испугаться.
   -- А испугался бы он, и что? -- изучающий взгляд.
   -- С испугом на штанах его было бы не так удобно тащить, -- усмехнулся Ромига. -- И ты не дал указаний на сей счёт, а я подумал: напугать, если понадобится, гораздо проще, чем успокоить.
  
   Идальга посмотрел на безмятежно спящего рядом нава, вздохнул: его тоже накрыло дежа вю.
   Да, напугать проще, чем успокоить. И ломать проще, чем чинить. Даже если ломаешь аккуратно, в расчёте на последующую починку. Конечно, в тот день, о котором сегодня так много вспоминали, дознаватель не собирался убивать помощника. И слишком хорошо знал своё дело, чтобы допустить его случайную гибель. Что бы там ни мерещилось Ромиге...
  
   После неполных двух часов, ставших для молодого нава очень-очень длинными, -- двое суток глубокого, беспробудного сна. Огромное количество энергии и лечебные арканы, плотным коконом окутывающие израненное тело, помогали быстрой навской регенерации. Так, чтобы проснулся уже совершенно здоровым.
   На исходе второго дня дознаватель тихо позвал помощника по имени. Дождался, пока черные глаза откроются и обретут более-менее осмысленное выражение. Кивнул на столик рядом с кроватью.
   -- Пора просыпаться, Ромига. Поешь.
   Нав осторожно сел, поморщился от пробежавшего по коже озноба, но боли, против ожидания, не было. Вообще никаких неприятных ощущений. Только голоден он был, как голодный нав. Мельком глянул на исчезающие, едва заметные полоски шрамов на предплечьях, на Идальгу, снова на свои руки, на столик со снедью, опять на Идальгу. Дознаватель невесело усмехнулся.
   -- Я тебя три раза предупреждал, плохо будет!
   Ромига молча кивнул. Посмотрел Идальге в глаза, сразу отвёл взгляд. Молча придвинул к себе тарелку с аппетитно дымящейся едой, отхлебнул питьё из высокого стакана, начал есть. Не быстро, не медленно, обстоятельно, будто выполнял важную работу. Идальга устроился в кресле напротив, терпеливо ожидая, пока собрат насытится. Потом подошел к помощнику:
   -- Мне необходимо проверить твое состояние. Я буду задавать вопросы, ты отвечать. Быстро и четко. Договорились?
   -- Да, -- Ромига опустил веки, избегая взгляда в упор, вздрогнул от прикосновения, но больше никак не проявил своих чувств.
   Их и не было, почти. Когда закончили, Ромига, против обычного, задал всего один вопрос: устало, тускло:
   -- Можно я ещё немного посплю?
   Дождался утвердительного кивка дознавателя. Свернулся клубком, натянул одеяло на голову и сразу уплыл в забытьё. "А не лучше ли поднять его прямо сейчас и всерьёз поговорить?" Но сигнальный артефакт возвестил, что подвалила очередная работа. Идальга ругнулся про себя и оставил помощника.
   Вернувшись часа через три, застал Ромигу уже не спящим. Гарка старательно выполнял разминку без оружия, благо свободное пространство комнаты позволяло. Босой, в домашней одежде Идальги, которую нашёл тут же. Волосы растрепались, сосредоточенное лицо в бисеринках пота. Точные, мягкие, свободные движения: может, чуть медленнее и старательнее обычного. Завершил серию упражнений, плавно обернулся к вошедшему дознавателю. Скользнул навстречу, остановился на расстоянии шага и вытянутой руки. Молодой хищник: сильный, ловкий, агрессивный. Угрюмый чёрный взгляд мог бы всерьёз напугать кого-то более робкого. Идальге просто не понравился, заставил подобраться, отвечая на вызов. Ромига мгновенно сник: опустил глаза, уступил дорогу хозяину комнаты, присел на постель. Тряхнул головой, с силой потёр лоб тыльной стороной ладони, нервно скривил губы. Идальга ждал, когда он заговорит, но Ромига словно язык проглотил.
   Дознаватель задумчиво покачал головой и вышел из комнаты. Через несколько минут вернулся с большой кружкой чего-то горячего, протянул её помощнику. По-свойски уселся на постель возле Ромиги, но не вплотную, а чтобы видеть лицо. Тот, по укоренившейся привычке, осторожно потянул носом клубящийся над кружкой пар, лизнул жидкость, вздохнул и начал пить. Когда прикончил больше половины, дознаватель перехватил взгляд сородича и мягким, но не терпящим возражения тоном начал говорить.
   -- Я хочу, чтобы ты меня сейчас очень внимательно выслушал. Ромига, очень внимательно! И запомнил, что я скажу. И пропустил через себя, проанализировал.
   Идальга на мгновение замолчал. Ромига приоткрыл рот что-то сказать, но дознаватель, не позволяя ему вставить хоть слово, продолжил.
   -- То, что случилось, не является нормой. Я предупреждал тебя. У меня иногда бывает такое настроение, что я просто не различаю, кто рядом. Никогда не доводил дело до чего-то непоправимо ужасного, но приятного мало. И да, ты фактически нарушил первое правило: слушаться беспрекословно. Я как бы наказал тебя. Только наказание не соответствовало провинности. Ты, конечно, сам это понимаешь. В данной ситуации виноват только я. Надо было отправить тебя после первого вопроса, -- Идальга глубоко вздохнул, -- Возможно, когда-нибудь этот опыт тебе пригодится. Но сейчас я хочу, чтобы ты вынес из произошедшего только одно. То, что я делал с тобой -- это было неправильно. И я приношу свои извинения.
   Ромига залпом допил кружку. Низко-низко склонил голову, занавесив глаза волосами. Пробурчал едва слышно:
   -- Я принимаю твои извинения. Да, получается, я нарушил первое правило. Прости, Идальга. Я был уверен, что уже действует второе. Не услышал в твоих словах приказа. Услышал приглашение к разговору. Уж как ты обычно приказываешь, я за несколько лет выучил. Это было другое. Я видел, что с тобой что-то не так. Подумал, в крайнем случае, ну, ударишь. Мне ничего не сделается, а тебе полегчает. Дурак!
   -- Дурак. А сейчас давай на кухню, там остатки шуркя тебя ждут. И возьми себя в руки, у нас до сих пор война идет.
   -- Это приказ -- идти на кухню? Или можно спросить?
   -- Спрашивай, -- Идальга улыбнулся. -- Второе правило.
   -- Сколько времени прошло?
   -- Чуть больше двух суток.
   -- Что происходит за стенами? Все наши живы?
   -- Раненых довольно много, но потерь больше не было. Вообще, чуды вышли из игры, а людов мы дожимаем. Сведения, которые мы с тобой добыли, оказались очень ценными.
   Ромига поднял голову. Криво, жутковато ухмыльнулся. Подумал и спросил ещё:
   -- Идальга, скажи, сколько энергии ты вбухал, чтобы за два дня поставить меня на ноги? Будто вообще ничего не было?
   -- Много. Но ты мне нужен на ногах. А если сам вспомнишь и проанализируешь, что я с тобой делал, увидишь: повреждения не так велики, как должны были показаться с твоей стороны.
   -- Вспомнить -- это приказ? Может ещё отчёт тебе написать? -- вяло ощетинился нав.
   -- Нет. Это не рабочая ситуация. Это эксцесс. Как ты поступишь с полученным опытом, исключительно твой выбор. Хочешь, забудь как дурной сон. Хочешь, вспоминай. Хочешь, запиши: для себя, не для меня.
   Ромига задумался, замолчал. Выпрямил спину, зажмурился, несколько раз глубоко вздохнул. Потом сверкнул глазами зло, азартно. Улыбнулся:
   -- Знаешь, было бы смешно собирать куски чужой памяти и выбрасывать свою. Я предпочту вспомнить и помнить всё важное, что со мной происходит.
   Идальга посмотрел на помощника с лёгкой, ускользающей усмешкой:
   -- Почему-то я не сомневался в твоём выборе. Но учти, Ромига, будет больно. Забывать спокойнее... А сейчас марш на кухню, доедай шуркь! Это приказ!
   Ромиге только предстояло обнаружить, какой неудобной ношей бывает своя память. Идальга знал: молодой нав будет спотыкаться, падать под тяжестью этого груза, завязываться в узел от боли в давно заживших ранах, но упрямо не откажется от принятого решения. Даже чувствуя, что сил быть последовательным -- вспомнить всё -- не хватает.
   Временами дознаватель испытывал к помощнику искреннее, глубокое сочувствие. Иногда холодный исследовательский интерес. Но в любом случае, активно помогал: "У меня принцип: сам обижу, сам пожалею и утешу". Так он, помнится, сказал Терге...
   Старый мастер фехтования учуял неладное, когда через несколько дней Ромига явился на общую тренировку мрачный, задумчивый, на себя не похожий. Когда вызвался на спарринг с Тергой, чего раньше не делал. Когда стал биться не по-учебному, а будто в последний раз, в каком-нибудь отчаянно безнадёжном сражении. Почти сразу получил глубокую отметину на бедро, но словно не заметил, даже не замедлил темпа. Не остановился, когда клинок Терги коснулся шеи, намечая смертельный удар. Среагировал лишь на окрик об окончании поединка и витиеватую брань. После уворачивался от попыток замазать ему порезы эрлийским бальзамом со словами: "Я сам!"
   Терга был очень средним магом для нава. Однако следы мощных лечебных арканов разглядел. Расспрашивать Ромигу ни о чём не стал, но факты сопоставил. Перехватил Идальгу в коридоре:
   -- Что, дознаватель, опять приспичило в чёрной крови руки погреть? Не сдержался? Такого хорошего мальчика Тьма тебе в ученики дала, и что ты с ним сотворил?
   Дознаватель ухмыльнулся старшему сородичу.
   -- Это ты про Ромигу, что ли? Мальчик нарвался сам, Терга. Очень старательно нарывался. Не послушал прямых предупреждений.
   -- Знаю я, как ты предупреждаешь, когда тебя несёт. С твоей харизмой получаются по форме -- предупреждение, по сути -- предложение, от которого почти невозможно отказаться. Молодые, горячие, вроде Ромиги, ведутся, а ты рад. Я тоже с гарками много неприятных вещей делаю. Но они всегда сами против меня выходят и знают, на что подписываются.
   Спор между этими двумя навами шёл уже не первый век.
   -- Терга, сколько раз я тебе говорил, мне добровольцы не интересны. А с Ромигой ничего страшного не случилось. И впредь не случится, я за этим прослежу.
   -- Имей в виду, я тоже буду приглядывать за вами обоими.
  
   Идальга справился с ситуацией. Они вместе с Ромигой справились, в конечном итоге. Хотя было не просто: мелькали в памяти разные эпизоды... Дознаватель вернулся от воспоминаний к текущим делам. К очередной странной истории с бывшим помощником, в которую его самого затянуло чуть больше суток назад.
   Осторожно провёл рукой над головой лежащего рядом нава. Тот вздохнул, улыбнулся, неразборчиво пробормотал что-то сквозь сон. Снилось ему по-прежнему что-то мирное, спокойное и привольное... Как медленно текущая под звёздами широкая река. Идальга почти поймал картинку, не прикладывая никаких усилий. Будто сам Ромига поделился.
   И всё-таки, кто мог атаковать бывшего помощника? Маги, которым, в принципе, по силам воздействовать на разум нава, в Тайном Городе наперечёт и на виду. При том, безумцев, готовых без веской причины нападать на тёмных, перевели много поколений назад. Незнакомый метод воздействия наводил на мысль о недобитых асурах, татах, скрывающемся неведомо где Хранителе Чёрной Книги. О самородках из челов... Вряд ли это сделал геомант. То, что видел Идальга при первом сканировании, было похоже на очень странное, но воздействие классической магии. Кроме тёмной энергии -- самого Ромиги -- там присутствовало ещё что-то: тонкий, исчезающий след. Слишком ничтожный, чтобы определить Источник. Чего добивался от нава неведомый враг? Мастерски разбередил старые болячки, а дальше? Складывая так и этак имеющиеся факты, Идальга снова и снова возвращался к тому, что информации мало. Чтобы получить новую, нужна новая атака. На Ромигу или на кого-то ещё. Но сегодня, видимо, уже можно расслабиться.
   Часы едва слышно пробили пять раз, когда дознаватель тоже позволил себе задремать. В миг перехода между явью и сном уловил незнакомое ощущение: слегка пугающее, но скорее приятное. Слишком мимолётное, чтобы зафиксировать и рассмотреть, что это было.
   Тёплый ветер в лицо: пряный, пронизанный чужими, странными запахами. Отблеск большой воды под небом, в котором светили две луны и яркие, близкие звёзды. Ни одного знакомого созвездия. Высокие, наву по плечи, росистые травы. Примятая, тёмная от сбитой росы полоса: кто-то прошёл совсем недавно...
   Озираясь в незнакомом месте, быстро оценивая обстановку, Идальга знал, что дремлет: чутко, не теряя связи с реальностью, как обычно спят навы. Ощущал своё тело на кровати, слышал тиканье часов, дыхание сородича рядом. Но в то же время, стоял посреди чужой степи, глядя на след Ромиги. Да. Кто именно пробил здесь стёжку, он не сомневался -- знал. "Любопытно".
   Чувство опасности молчало, но дознаватель сразу вспомнил те времена, когда был гаркой. Тем более, в этом сне оказался соответствующим образом одет и экипирован. Заскользил по следу товарища бесшумной стремительной тенью, не забывая подмечать всё вокруг. Звуки и запахи. Изысканную красоту невиданных цветов. Силуэт мелкой твари, четырёхкрылой и хвостатой, мелькнувшей на фоне лунного диска, того что побольше и пожелтее.
   Идти оказалось неожиданно тяжело. Почва -- мягкая, неровная, сплошь изрытая чьими-то норами. Местами она по-болотному хлюпала под ногами, буйная растительность смыкалась стеной в полтора роста, заслоняя горизонт. Лишь узкая прогалина, где недавно проломился Ромига.
   Волосы дознавателя быстро намокли от росы. На голову сыпались то ли пыльца, то ли семена и какая-то мелкая живность, неудачно коротавшая ночь в травяных метёлках у него на пути. Отводя от лица тугие стебли, Идальга чувствительно порезал палец об острый лист растения, похожего на осоку. Рассмотрел пилообразный край с хитрыми зубчиками. Хмыкнул, сорвал лист и сунул в карман: принести домой, глянуть в лупу. С досадой вспомнил, что это всего лишь сон. Сделал себе пометку, зарисовать по памяти и обдумать, не пригодится ли в работе.
   Заросли стали почти непроходимыми и резко оборвались у приречной отмели. Осторожно раздвинув высокие травы, Идальга сразу увидел Ромигу, сидящего на камне у воды. Медленные волны лизали носки его сапог. По сну -- или что это было за место -- он тоже бродил в облачении гарки.
   Почуяв чужое присутствие за спиной, Ромига подскочил сразу в боевую стойку. В правой руке катана, в левой мгновенно созрела "Шаровая молния", и "Навский аркан" наготове. Рассмотрев дознавателя, разом успокоился. Убрал оружие, фыркнул с явным облегчением.
   -- Опять ты? Слушай, Идальга, ну что ты за нав? Нигде от тебя покоя нет!
   -- А ты кого ждал?
   -- Никого. Здесь обычно не бывает разумных, кроме меня. Надеялся спокойно поразмыслить в тишине и одиночестве.
   Несмотря на ворчливые нотки, Идальга чувствовал: Ромига рад его появлению. Как гостеприимный хозяин -- нежданному, но желанному гостю.
   -- Самый интересный вопрос: здесь -- это где?
   -- В моём любимом сне.
   Дознаватель аккуратно достал из кармана листок с краями-пилами. Провёл ногтем по зубчикам, приподняв бровь, глянул на Ромигу. Тот узнал растение:
   -- Осторожнее с этой осокой. Злая травка, режет до кости. Кстати, я замечал: если сразу после этого проснуться, с большой вероятностью успеешь увидеть царапину.
   -- На ком будем эксперимент ставить?
   -- Хочешь, ставь на себе. А я хочу дождаться рассвета. Или хотя бы захода лун. Красиво здесь, правда?
   Идальга кивнул, однако не стал отвлекаться на пейзаж от более интересного объекта. Разглядывал соплеменника по принципу: "найди десять отличий от Ромиги наяву". Нет, ничего нового. Ромига и во сне -- похоже, одном на двоих, но этим мага не удивишь -- был тот же самый. Возможно, чуть добродушнее, спокойнее, веселее.
   -- Возвращаемся к вопросу: где здесь? Воображение у тебя, конечно, богатое. И всё это, -- дознаватель широким жестом обвёл берег, залитый светом двух лун, -- на мой взгляд, подходит тебе, как по мерке. Но слишком уж оно плотное, подробное, настоящее для простого сна. Не удивлюсь, если раньше в этот мир можно было построить портал Большой Дороги.
   Ромига озадаченно огляделся по сторонам:
   -- Думаешь, это настоящее место? Мне оно снится, сколько себя помню. Чаще, когда устал, или не совсем в порядке, или надо серьёзно подумать.
   -- Как сейчас?
   -- Ну да...
   -- Ты что-то специально делаешь, чтобы увидеть этот сон?
   -- Ничего. Достаточно просто захотеть. А иногда он сам снится. Каждый раз немного по-разному. Вот сейчас и мы, и всё вокруг реально до неправдоподобия. Так редко бывает. Чаще обычный смутный сон. А раз было... Надоело уже вспоминать ту историю... Но когда я, наконец, потерял сознание у тебя на столе, тоже улетел в эти степи. Ветром над верхушками трав, будто без тела совсем. Знаешь, престранное ощущение: быть повсюду и нигде. Видеть землю из-под облаков, и в то же время путешествовать по лабиринту жилок на крыле какой-то букашки. Мир был, как сегодня: настоящий, яркий, а от меня почти ничего не осталось. Тогда это было очень кстати. Не надо мучительно собираться с силами, чтобы сделать следующий вдох. И не болит ничего даже не потому, что зажило -- нечему болеть.
   Нав поморщился. Резко наклонился, подбирая с песка плоский камушек, со всей силы запустил его по речной глади:
   -- Всё-таки ты, Идальга, бываешь поразительной сволочью!
   -- А я не знаю другого нава более злопамятного, -- хмыкнул дознаватель. Вторая вереница расходящихся кругов разбила лунные дорожки. Но подсчёт "блинам" ни один из собеседников вести не стал.
   -- Я вспоминаю потому, что мы заговорили о странностях этого места. А так раствориться в нём у меня не получалось ни до, ни после. Потом ты меня разбудил... Потом, засыпая вновь, я жаждал вернуться в то уютное рассредоточенное состояние. Не вышло. Просто обнаружил себя сидящим на берегу, на своём любимом камне. Зато появилась уверенность: если захочу очень-очень сильно, смогу уйти сюда насовсем.
   -- Каким образом?
   -- Мне в тот момент тоже померещилось, что этот мир реальный, как наша Земля. И что можно запросто исчезнуть из Цитадели и оказаться здесь.
   -- Любопытно. А что ты думаешь об этом сейчас?
   -- Информации мало, -- фыркнул Ромига. -- До недавнего времени держал за бред, вместе с нитями во Тьме. Но если то, в итоге, оказалось отражением вполне реальных вещей -- возможно, это тоже?
   -- Почему не рискнул попробовать?
   Ромига улыбнулся, очень не весело. Вздохнул:
   -- Я слыву авантюристом, сорвиголовой. Заслуженно. В тот момент я отчаянно желал оказаться как можно дальше от тебя. Заодно, от всех навов и прочих разумных. Участь отшельника в необитаемом мире казалась вполне привлекательной. Но прикинул, вдруг желание со временем пройдёт, а обратной дороги я не найду никогда? Эта мысль удержала от поспешных проб. А следующая привела в дикую ярость: что твоя выходка и моя реакция на неё отрывают меня от единства Нави. Сгоряча решил вызвать тебя на дуэль по правилам. Мигом проснулся. В Цитадели, конечно! Подскочил, начал разминку. Убедился, руки-ноги действуют, нигде ничего не болит, вообще, бодр и свеж. Даже волосы ты мне отмыл от крови и аккуратно расчёсал. От таких мелких проявлений твоей заботы стало ещё тошнее. Как же я хотел поквитаться! Не убить тебя. Естественно, нет! Но причинить очень сильную боль. Ещё раз подумал, представил: от симметричного ответа, даже если смогу с тобой справиться, радости не получу. А вот от хорошей драки...
   На лице Идальги промелькнуло хищное выражение:
   -- Что остановило? Почему не вызвал?
   -- Ты пришёл, я сделал ещё одно неприятное открытие. Понял: боюсь. До холодного пота, до слабости в коленях. Как сроду никого, ничего не боялся. Конечно, по опыту спаррингов с тобой, ещё и рассудком понимал: порежешь опять, почти наверняка! Утащишь к себе лечить, и всё по новой. Зачем мне это?
   -- Умный! -- хмыкнул дознаватель.
   -- А потом я напился твоего зелья. Оно мгновенно сняло ярость и страх. Спокойно принял от тебя извинения. И как бы инцидент исчерпан, или надо новый повод для драки сочинять... Ты же именно на это рассчитывал?
   -- Да. Предугадать вероятный ход твоих мыслей было легко. Я решил, с тебя хватит. Вторая серьёзная трёпка подряд будет перебором, с любой точки зрения. Рад был, что ты проявил здравомыслие.
   -- Здравомыслие? Ну да...
   Они стояли бок о бок у кромки воды. Идальга мягко, осторожно обнял Ромигу за плечи, легонько встряхнул, притянул к себе:
   -- Может, достаточно вспоминать? -- с интересом ожидал реакции.
   Ромига поднял поникшую было голову. Глубоко вздохнул. Усмехнулся. Сам положил руку на плечо сородича.
   -- Кажется, отпустило, -- помолчал, глядя на клонящиеся к горизонту луны. -- Интересно, видим ли мы этот сон -- один на двоих? Будем ли помнить наш разговор, когда проснёмся?
   -- У тебя есть сомнения в том или другом?
   -- Нету. Ни малейших. А всё равно рассказываю вещи, которые никогда не стал бы говорить тебе наяву. Забавно, правда?
   -- Так ты меня затем сюда и пригласил. Разве нет? Пообщаться "на своей территории". Даром, что она асур знает, где и что такое. Даром, что некий враг атаковал тебя именно во сне. Я же говорю: ты всегда отличался разумной осторожностью, Ромига!
   Ирония дознавателя плеснула через край, Ромига сердито фыркнул.
   -- Но ты ведь сам рискнул прийти? Может, я тебя и приглашал, но силком в свой сон не тащил.
   -- Ну допустим. Если уж следить за точностью формулировок, я воспользовался дверью, которую ты оставил приоткрытой. И пока не жалею. Ещё один интересный вопрос, кого ты собирался бить? До того, как узнал меня?
   -- Тут иногда бродит всякое зверьё. Крупное и довольно агрессивное. Но ждал я того же, кого ты дома караулишь. Хотя, судя по предыдущим разам, драться с ним... -- Ромига оборвал фразу, скривился.
   -- Вспомнил что-то новое про своего врага?
   -- Увы, практически ничего. Как же я хочу посмотреть ему в лицо и сойтись в поединке! Наяву или во сне, что бы из этого ни вышло. Да только он хитрый. Атакует где-то между сном и бодрствованием. В миг перехода. Даже не знаю, как назвать. Далеко не всякий раз, когда засыпаешь и просыпаешься, бывает такое состояние. Но когда сюда попадаю -- обязательно.
   -- Это ты тоже очень подробно доложишь комиссару. А я дополню. "Он", говоришь?
   -- С равной вероятностью может быть "она" или "оно". Я ни разу не уловил внятных примет. Не уверен даже, существо это или сущность. Чего он от меня хотел, тоже не понимаю. "Заговор Слуа" обычно накидывают с конкретной целью. А тут... Будто кто-то экспериментировал или просто игрался наугад. Но силища там и магическое мастерство... Просто не представляю, кто это мог быть в Тайном Городе! -- нав передёрнул плечами, поёжился -- не от холода.
   -- Боишься его? -- Идальга мог не спрашивать, чувствовал Ромигин страх, однако было интересно, как товарищ ответит.
   -- Говорил же утром, боюсь. Надеюсь, это не станет помехой, когда придёт время с ним сцепиться. И уж точно не помешает мне искать разгадку этой загадки. Пока сидел тут один, пытался разложить по полочкам: у кого есть возможности, у кого есть мотивы?
   -- Что надумал, поделишься?
   -- Возможности... По ощущениям от атаки -- это кто-то очень серьёзный, на уровне иерархов. Мотивы... Ордену и Зелёному Дому я дорогу давно не переходил, даже на глазах не маячил. Сам знаешь, меня очень не любят Саббат, но им не достать меня магически, -- то ли ухмыльнулся, то ли оскалился Ромига. -- Кто остаётся? Первые, таты, Хранитель Чёрной Книги.
   -- Мы с тобой мыслим в одном направлении.
   -- Как обычно!
   -- Слушай, может ты в метро Хранителю ногу отдавил и не извинился? -- подмигнул Идальга.
   -- Скорее, Лорда Тать грязью из-под колёс облил. Кроме шуток. Я всерьёз озадачился вопросом: это что-то личное, персонально ко мне -- или начало атаки на Навь?
   -- Если второе -- почему выбрали тебя?
   -- На фоне наших мог показаться относительно лёгкой добычей. Много болтаюсь вне Цитадели и за пределами Города. Имею репутацию средненького мага и бойца, а также шалопая по жизни.
   -- Тебе удобно с такой репутацией?
   -- До сих пор не жала и не тёрла.
   Дознаватель отстранил от себя Ромигу, смерил взглядом:
   -- Ну-ну!
   -- А если брать личные мотивы... Помнишь, я в восьмидесятом ездил в Петербург? Проверял очередную гипотезу о местонахождении библиотеки Иоанна Грозного?
   -- Так не нашёл же ничего. Даже следов.
   -- Не нашёл. Однако пару раз было чувство, будто подобрался вплотную к кому-то. Или чему-то. Только разглядеть не смог. Но меня самого вполне могли разглядеть, запомнить и затаить зло. А если библиотека вернулась к тем, кто положил ей начало -- им-то особого повода для зла на нас не надо. Я -- конкретный нав, который сунулся. Правда, времени прошло уже изрядно. Почему именно сейчас?
   -- Почему? Знаешь, Ромига, я подозреваю: атака на тебя связана с магией мира.
   -- Но ты же сам говоришь, воздействовал на меня, скорее всего, не геомант?
   -- Не твой Семёныч. Вероятно, не геомант вообще. Я про другое. Что, если прицельно атаковали геоманта -- тебя? Именно этой осенью ты начал практиковать магию мира. На данный момент, единственный среди нас. И вообще, насколько мне известно, среди магов Тайного Города.
   -- О моих успехах знают Сантьяга, мой чел и ты. Чел вчера впервые в жизни услышал слово "геомантия", от меня же.
   -- Вашу с ним активность кто-то мог засечь.
   -- Другой геомант? Я не умею чувствовать рядом никого, кроме Семёныча. Но я пока не ставил такой задачи. А в принципе, уверен, это возможно. Надо попробовать...
   -- После беседы с комиссаром!
   -- Само собой. Или, допустим, кто-то давно наблюдает за челом, -- мысли Ромиги летели вскачь.
   -- Кто его учил, ты знаешь?
   -- Геомантии -- двоюродная бабка, в детстве. Она, похоже, самоучка. По крайней мере, о своих учителях внучатому племяннику не рассказывала. И никаких книг от неё не осталось. Из тайногородцев у Семёныча в начале пятидесятых был недолгий контакт с людой. Фата Людмила нашла и приворожила обычного слабенького мага, работающего на бойком месте. Хотела использовать, показала какие-то мелочи, но быстро погибла в конфликте из-за контрабанды энергии. Помнишь ту историю? Семёныч "лёг на дно", как он сам говорит. Много лет тщательно избегал всех магов, кого мог учуять...
   С середины реки по водной глади кругами побежали волны. Потом раздался мощный "плюх", низкий вибрирующий рёв разорвал ночную тишину.
   Идальга насторожился:
   -- Нас сейчас попытаются сожрать?
   -- Нет, это травоядная тварь: здоровая, но не агрессивная. Что-то её спугнуло. Сейчас уйдёт подальше и заляжет. Слышишь?
   В самом деле, плеснуло ещё несколько раз: слабее, дальше. Затихло, только круги продолжали лениво расходиться на тёмной воде. В зарослях исполинских трав тоже завозился кто-то крупный. Ромига замер, понизил голос почти до шёпота:
   -- А вот это может быть интересно. Тут вообще раздолье для охотника. Надо как-нибудь попробовать задремать рядом с Ангой. Думаю, ему понравится.
   -- Может не понравится кому-то ещё, -- в тон Ромиге, тихо и вкрадчиво, ответил Идальга.
   -- Думаешь, Зворге? Так и три головы на одной подушке -- не проблема. Мне не жаль их обоих сюда пригласить. Если получится, конечно.
   Пыхтение и топот неведомого зверя стали быстро удаляться.
   -- Маньяк ты, Ромига.
   -- От маньяка слышу!
   Два весёлых оскала, две пары азартно прищуренных глаз. Миг, и навы стояли друг против друга, хищно пригнувшись. Традиционный знак -- приглашение к поединку без оружия и магии -- Ромига подал на долю секунды раньше дознавателя. Серия стремительных выпадов, ударов и блоков... Бросок... Сцепившийся чёрный клубок покатился по песку. Ещё мгновение спустя младший нав сидел на спине старшего, заломив ему руку так, как даже у самых гибких и тренированных существ конечности не гнутся. Ждал капитуляции, чуть отвлёкся на подозрительный шорох позади -- Идальге этого хватило, чтобы вывернуться из захвата и взять реванш. Теперь уже Ромига, уткнувшись лицом в песок, чувствовал, как хрустят суставы. Попробовал освободиться, но дознаватель слабины не давал и не делал ошибок. Постепенно усиливал давление, с интересом ожидая, какова будет реакция? Они давно не сходились ни в спаррингах с оружием, ни в таких вот приятельских потасовках. Ромига, убедившись, что вырваться не сможет, а связки вот-вот не выдержат, спокойно сказал:
   -- Сдаюсь. Пусти, -- действительно, спокойно. Даже миг задержки и лёгкое усиление нажима, которые позволил себе Идальга -- любопытства ради -- не отозвались злостью или страхом. Дознаватель довольно хмыкнул и ослабил захват. Откатился в сторону, сел. Ощупал собственную руку, дающую о себе знать весьма неприятным образом:
   -- Вправь. Плечо и локоть. Если хочешь, я потом разомну тебе спину.
   Ромига отплевался от скрипящего на зубах песка, умылся водой из реки. Присел рядом со старшим товарищем. Исполнил его просьбу аккуратно и со знанием дела, обычного на тренировках. Мог бы просто дёрнуть, но сперва умелым массажем расслабил мышцы. Суставы с тихими щелчками, почти безболезненно, встали на место. Помассировал ещё немного, сводя на нет остатки неприятных ощущений. Идальга узнавал свою науку, с интересом подмечал приёмы, которых Ромига нахватался где-то ещё. А главное, купался в волнах заразительного жизнерадостного спокойствия, которое младший соплеменник сейчас буквально источал во все стороны. Улыбнулся.
   -- Хорошо. И я чувствую, тебя отпустило окончательно?
   Ромига молча кивнул. Где-то очень далеко большие напольные часы пробили семь раз.
   -- Или это только место такое специальное? Твой любимый сон?
   Нав широко, довольно ухмыльнулся:
   -- И место. И отпустило. Нам домой не пора?
   -- Пора. Тебе придётся доработать отчёт. Я тоже запишу впечатления.
   -- Думаю, нам лучше просыпаться не одновременно. Сначала -- ты, потом -- я. На всякий случай.
   -- Логично.
   Идальга ещё разок осмотрелся по сторонам. Пристальным, подмечающим все детали взглядом охватил и дикий пейзаж под двумя лунами, и сидящего на песке Ромигу. Глубоко вздохнул, с удовольствием наполняя лёгкие влажным, захолодавшим к утру воздухом. Эта реальность явно не желала его отпускать. Правда, намекала, что может принять насовсем?
   -- Закрой глаза, так легче уйти отсюда, -- посоветовал младший товарищ.
   Дознаватель, хмыкнув, последовал совету: "В самом деле..."
   Часы показывали пять минут восьмого. Рядом, уютным клубочком, спал Ромига. Идальга, прошептав аркан, медленно провёл над ним ладонью: "В полном порядке. Но дрыхнет без задних ног, как говорят челы. Понятно теперь, где бродят эти самые ноги, и не только они. Любопытно... Да, пожалуй, такими странными делами я в постели ещё не занимался". Блеснул в улыбке крепкими зубами, позвал:
   -- Ромига, просыпайся! Сам говорил, пора.
   Услышав своё имя, нав открыл глаза, вовсе не сонные. Взгляд -- тот же самый, что на берегу: спокойный, весёлый. Подмигнул:
   -- Хорошо погуляли?
   -- Вполне. Мне понравилось.
   -- Мне тоже.
   Идальга, придав лицу выражение скучающего безразличия, пристально разглядывал бывшего помощника. От подобного внимания дознавателя многие тушевались, включая навов. Но Ромиге сегодня утром всё было нипочём.
   -- Сейчас ненадолго схожу к себе, переоденусь. Потом позавтракаем у тебя, если не возражаешь. И засядем писать отчёты. Хорошо бы Сантьяга поскорее вернулся!
   -- Не опасаешься получить от него разнос за самодеятельность?
   -- Опасаюсь, конечно! -- чёрные глаза смеялись.
   -- Берегись, Ромига. Я теперь точно выяснил, где ты прячешь свой запас избыточной жизнерадостности. Смотри, разорю тайничок. Или придумаю, как тебе туда доступ перекрыть.
   -- А надо?
   Старому фотографу этой ночью тоже снились необыкновенно яркие и захватывающие сны. Его самого, как действующего лица, в них, по счастью, не было. И без того, очнувшись от кошмара, долго собирал в кучку силы и мысли. Был до предела зол и напуган. Понимал, что вряд ли ляжет сегодня ещё раз спать. И вообще подумает в следующий раз постелить в другой комнате. Но заставил себя подробно вспомнить, что видел за всю ночь. Пробовал сложить из разрозненных сцен целостную картину и соотнести с реальностью.
   Картина упорно не сходилась. Семёныч захватил довольно много подробностей: городских видов, быта, костюмов. Вполне достаточно, чтобы привязать войны и стычки нелюдей к событиям человеческой истории. С точностью не до года, но до века. Соседи тайногородцев как раз избавлялись от боярских шапок, долгополой одежды и бород. Нелюди человской моде следовали, по необходимости. Навы -- меньше других. "Вот уж кто зимой и летом одним цветом..."
   Ромига из сна отличался от того, которого знал Семёныч. Во-первых, выглядел моложе: повадками, мимикой. Во-вторых, носил довольно длинные волосы. Кабы не последний эпизод, старик не усомнился бы, что виденные им события произошли, плюс-минус, где-то в петровские времена. "Но вчера от меня уходил совершенно живой Ромка. А нав, которого я видел во сне, явно умер. Не мог он пережить такое!" Старик подумал, не заснуть ли в третий раз, чтобы убедиться наверняка? Идея пугала. Семёнычу было настолько нехорошо, что засомневался: проснётся ли живым сам?
   "А по времени, как ни крути, не вяжется..." Вспомнил прежние случаи, когда ему являлись во сне реальные события: "Воображение сплошь и рядом дорисовывало и подправляло, то есть здорово всё искажало. Что, если и тут антураж -- враньё, а событие произошло... происходит? Маньяк убивает Ромку прямо сейчас?!" -- старик охнул, схватился за сердце. -- "Он ведь именно к нему пошёл! И боялся... Стоп, Миша, спокойно! Это, конечно, худший вариант. Но не единственно возможный. В любом случае, паникой ты никому не поможешь. Вспомни, сколько раз ты говорил это Ларисе и действовал хладнокровно, пока она... Ладно, не тем будь помянута".
   Старик взял себя в руки. "Как следует поступить? Во-первых, убедиться, что непотребство на самом деле происходит, а не померещилось. Во-вторых, остановить и нейтрализовать маньяка. В-третьих, помочь жертве, если это ещё возможно". Семёныч ясно сознавал, что второй, а тем более, третий пункт ему не по силам. "Для начала надо проверить подозрения. Потом, если они подтвердятся, поднять тревогу. Подключить кого-то, способного справиться с одним навом и оказать медицинскую помощь другому. А начнём, пожалуй, с пары телефонных звонков. Может, всё разрешится проще простого?
   Часы показывали без четверти семь: "Утро уже, а темень, глаз коли. Надеюсь, Ромига не прибьёт меня за ранний подъём". Но по обоим знакомым телефонам никто не брал трубку. Семёныч долго слушал гудки, несколько раз набирал снова. "Увы! Просто -- не разрешилось".
   Нав, уходя, сказал: "Семёныч, вот тебе телефоны нашего оперативного дежурного и Идальги. Если начнёт происходить что-то странное и неприятное, а мои номера не будут отвечать, звони". Семёныч положил перед собой бумажку: "Странное, неприятное... Ну и кому звонить? Неизвестному наву, которому надо каким-то образом объяснить проблему, чтобы не послал сразу? Или главному подозреваемому?" Старик слабо представлял себе порядки внутри Тёмного Двора. Потому решил опереться на свой житейский, человеческий опыт: "Если бы мне во сне примерещилась такая беда между соседями, я бы всё-таки позвонил сперва им, а уже потом участковому".
   По номеру Идальги -- длинные гудки. Долго. "Может, попробовать попасть, куда я отправил Ромку? Смогу ли построить туда портал? А заодно узнать, нужно ли вообще его строить? Самый прямой способ..." Но разглядеть узор судьбы Семёныч был сейчас не в состоянии, чутьё забила паника, напрочь. "Мать твою! Миша, ты хочешь выяснить, что с ним? Или давай уже, геройски отступай оврагами. Как прошлый раз, когда пропала и погибла твоя Люда. Нет, Ромка жив, точно. Не знаю, хорошо ли, но жив. Однако портала к нему не построю". Ещё подумав, старик сказал себе, что внезапно вламываться в чужой дом -- в принципе, дурная идея. Даже к соседям. А уж навы точно сперва пришибут, потом посмотрят, кого. "Оставим на крайний случай".
   Тревога не ушла, но вроде поугасла. "Возможно, это всё-таки одни мои нервы. Которые я сам себе накрутил". Позабытая возле уха трубка равномерно гудела. Старик посмотрел на неё с недоумением, собрался уже положить, и тут на другом конце провода ответили.
   -- Слушаю, -- мягкий, тихий, спокойный голос. Знакомый по нескольким фразам, услышанным в подворотне, а гораздо лучше по сну.
   Сердце ухнуло в пятки:
   -- Идальга?
   -- Да. Чем обязан?
   -- Эээ... Меня зовут Михаил Семёнович Сошкин. Фотограф, знакомый Ромиги. Он вчера дал мне ваш телефон, на всякий случай.
   Пока старик думал, как сформулировать свой вопрос, нав заботливо спросил:
   -- Что-то случилось?
   -- У меня -- нет.
   -- А у кого?
   -- Ну... Я вчера целый день ждал звонка Ромиги. Оба домашних не отвечают. Я уже начал беспокоиться всерьёз. Уходил от меня он очень расстроенным. Может, вы знаете, где он?
   -- Знаю, конечно.
   -- Он у вас?
   -- Был где-то здесь, сейчас посмотрю, -- в голосе нава послышалась лёгкая усмешка, Семёныч вздрогнул.
   -- Он... Эээ... Может взять трубку?
   -- Сию секунду -- нет.
   -- Почему?
   -- Ну, просто, не может. Если есть какие-то вопросы или проблемы, обращайтесь ко мне, -- нав говорил совершенно спокойно, без тени напряжения.
   -- Я хочу услышать именно Ромигу.
   -- Тогда придётся подождать или перезвонить позже.
   -- Через сколько времени -- позже?
   -- Минут через десять. А лучше через полчаса.
   -- Я подожду на проводе.
   -- Михаил Семёнович, с вами точно всё хорошо?
   -- Со мной -- да!
   -- Если нужна какая-то помощь, говорите, не стесняйтесь. Ромига для того вам мой телефон и дал.
   -- Я хочу слышать Ромигу. Почему он не может подойти?
   -- Вышел, -- усмешка в голосе нава стала явственной, на заднем плане раздалось словно бы металлическое звяканье. Семёныч, обмирая, вспомнил черные скальпели, крючья...
   -- Идальга, он в порядке?
   -- Да, -- фоном, кажется, кто-то что-то наву сказал. Семёныч весь обратился в слух, но говорили слишком тихо и далеко от трубки, чтобы узнать голос, а тем более, различить интонацию и слова. Идальга что-то коротко ответил. Не по-русски, именно этот язык постоянно звучал во сне.
   -- Я хочу его услышать и убедиться, что с ним всё в порядке, -- упорствовал Семёныч, вне себя от беспокойства.
   -- Я же говорю, он вышел, -- ещё одна реплика в сторону, -- Вот интересно, чел, почему тебе недостаточно моего слова? Говорю же, с ним всё хорошо. Лучше давно не было.
   Старику померещилась счастливая, безумная улыбка заживо выпотрошенного нава. Решил идти напролом, раз уж позвонил. Набрал в грудь побольше воздуха:
   -- Отправляясь к вам, Ромига всерьёз боялся за свою шкуру. Я хочу убедиться...
   Смех на том конце провода заставил человека похолодеть. Ничего общего с демоническим хохотом или злорадным хихиканьем. Воспитанный обладатель приятного, хорошо поставленного голоса от души радовался отменной шутке. Отсмеявшись, Идальга спросил:
   -- Только за шкурку? А то, что в шкурке, вам с ним не нужно? -- кажется, рядом фыркнули и что-то сказали. Кажется, весело. Если бы Семёныч прислушался чуть внимательнее...
   "Урою за Ромку! Не с тросточкой, как дурак. Придумаю способ!" Вслух же старик проговорил, собрав всю доступную ему твёрдость:
   -- Мне нужен живой и здоровый Ромига! В здравом уме и трезвой памяти! И слушай меня внимательно, Идальга, если ты его ранил или покалечил, у тебя уже серьёзные проблемы. Если убил, ты покойник!
   Слова рождались сами собой. Семёныч не брал на понт, не блефовал. Был уверен, что говорит стопроцентную правду. Лишь произнеся вслух, почувствовал, что гроза пройдёт мимо Идальги: его сейчас карать совершенно не за что. Почувствовал, но раскрутившийся маховик тревоги мешал поверить сразу.
   Идальга помолчал и ответил, с неуловимо изменившейся интонацией.
   -- Грозен ты, геомант. Только напрасно позволяешь эмоциям захлёстывать разум и зрячую силу дара. Построить стоящий аркан за пару мгновений тебе не под силу, а помешать сможет даже не нав -- любой маг. Учти на будущее: хочешь делать, не предупреждай, -- затем снова пауза, короткая, как вдох, -- впрочем... Откуда такие подозрения, мне интересно. Ладно, Ромиге потом расскажешь. Передаю ему трубку.
   "Ох, кажется, я брякнул лишнего!"
   -- Семёныч, привет. Ну ты даёшь! Что за муха тебя укусила? -- Ромкин голос в трубке: бодрый, звучный, полный жизни. Слегка обеспокоенный, сквозь явно отличное настроение.
   -- Здравствуй, Ром. Знал бы ты, как я рад тебя слышать! -- от облегчения у старика даже голова закружилась.
   -- Семёныч, ты меня пугаешь. Что случилось?
   -- Да наверное, всё-таки ничего. Просто очень переволновался за тебя.
   -- Это я понял. Зачем Идальге-то угрожать?
   -- От нервов. Померещилась всякая чертовщина. Пожалуйста, передай ему мои извинения. Был не прав.
   -- Что за чертовщина?
   -- Расскажу при встрече.
   -- Хорошо. Сможешь быть на Соколе примерно с одиннадцати до часу?
   -- Постараюсь.
   -- Тогда созвонимся позже, скажу точное время. Думаю, я сам подъеду за тобой на машине. Ты пока посиди дома. А лучше приляг, отдохни. С книжкой какой-нибудь, или с журналом, -- знакомый голос звучал уютно, успокаивающе, как мурчание большого кота. Кошмар отодвинулся, но не забылся. Не утратил привкуса подлинной, всамделишней реальности. "Интересно, что это было? Отдохну немного и ещё раз подумаю спокойно".
   А двух навов ждал завтрак, работа с записями и доклад комиссару. Идальга веселился, глядя на озадаченного сородича:
   -- Всё-таки твой чел -- бешеный. Интересно, что ему померещилось?
   -- Увижу, выясню. Самому любопытно. Я его в таком состоянии не наблюдал ни разу, -- Ромига нажал "отбой", задумчиво повертел в руках телефонную трубку, кинул на диван. Вернулся он к середине разговора Идальги со стариком и был, мягко говоря, удивлён. Впрочем, настроения ему это не испортило, наоборот: как большинство загадок, требующих разрешения.
   Сантьяга принял их в десять. Первым делом спросил Ромигу, почему тот показал, но так и не отдал ему предыдущий отчёт? Нав опешил второй раз за утро.
   -- Как, не отдал? Вы тогда срочно уезжали на переговоры в Орден. Сказали, что просмотрите позже и вызовете меня для беседы. Я, уходя, положил папку вам на стол.
   -- Всё правильно, сказал. Но больше я вашего отчёта не видел. Помощники тоже. Я предположил, что вы забрали его на доработку. Удивился, почему так надолго? Это не в вашем стиле, -- по губам комиссара скользнула тень саркастической улыбки.
   -- Нет, не забирал. Я положил его вот сюда, -- нав указал на угол стола. -- И тоже больше не видел. Ждал вызова и удивлялся, почему вы тянете? -- брови Ромиги от изумления норовили уползти на затылок.
   Идальга рядом тихонько фыркнул, давя смешок -- Сантьяга сразу переключился на него:
   -- Вы снова затеяли какой-то совместный проект? Что-нибудь вроде снадобья, которое позволяло во сне путешествовать по человским гаремам? Пришли похвастать результатами?
   -- Нет, Ромига подцепил что-то интересное.
   -- Пропажа отчёта -- часть этого интересного? -- взгляд комиссара, с начала разговора благодушно-ироничный, стал серьёзным. -- Кто будет докладывать первым?
   Идальга пожал плечами, с лёгкой ухмылкой глянул на младшего сородича. Ромига поморщился. С одной стороны, дух и тело продолжали ликовать: "Отпустило!" С другой, неведомая вражья сила ушла сама. Значит, может вернуться, и он снова перестанет контролировать свой разум, чувства, поступки? Авантюрист Ромига нередко действовал вслепую, по наитию. По велению шила в заднице и мизинца на левой ноге, как его иногда упрекали. Однако раз за разом убеждался, что это его собственные, верные мизинец и шило. Тьмою рождённые, вместе со всем остальным. Совсем другой расклад -- попасть под влияние чужака. Не от себя, а с его подачи вытворять что-то несусветное. Возможные последствия и меры противодействия Ромига ещё не успел обдумать, но уши острились от сдерживаемой ярости. Коротко кивнув, подтвердил:
   -- Думаю, да, часть. Мне очень не хотелось обсуждать с вами мои дела, комиссар. Вообще, попадаться на глаза. Вероятно, я неосознанно выстроил аркан на магии мира, чтобы вы не прочитали отчёт. А началось всё, насколько могу судить, перед моим отъездом в Вену. Здесь, в Цитадели, -- Ромига замолчал, восстанавливая в памяти то недоброе утро.
   -- Присаживайтесь поудобнее, оба. Похоже, разговор будет долгим, -- Сантьяга поставил локти на стол, опустил подбородок на сплетённые пальцы.
   Ромига чувствовал, что его внимательнейшим образом сканируют оба собеседника. Неуютное ощущение. Скрытная, независимая навская натура возмущённо топорщила иголки. Дисциплинированный воин Тёмного Двора смирил себя перед осознанной необходимостью. Вздохнул, будто перед прыжком в холодную воду, и начал рассказывать по порядку. Начал с того недоброго утра, когда нешуточно удивил Тергу. Закончил сегодняшним паническим звонком Семёныча. Перевёл дух, посмотрел на собеседников, с интересом ожидая реакции. Комиссар и дознаватель молча переглядывались между собой.
   Выдержав паузу, которой, без сомнения, гордился бы человский драматург, Сантьяга сказал:
   -- Ромига, вы совершенно правильно решили привезти сюда этого фотографа. Возьмите в гараже служебную машину и отправляйтесь за ним. Вернётесь, дайте знать: мы с Идальгой будем ждать вас в малой переговорной. А потом я с вами поговорю лично.
   Около одиннадцати Ромка, как обещал, позвонил Семёнычу: "Через двадцать минут заеду". Старик, на мгновение задумавшись, достал из шкафа свой лучший костюм. Тот, в котором ходил на встречи ветеранов да по всяким бюрократическим инстанциям. Тёмно-синий пиджак с привинченными раз и навсегда орденскими планками, брюки, белоснежную, отглаженную впрок рубашку, красивый, дорогой, но не броский галстук в полоску. Всё висело на одной вешалке, бери и надевай. В коробке ждали начищенные ботинки. "Летние. Но раз поедем на машине, всё равно". За модой Семёныч давно не следил, гардероб обновлял изредка. Но всегда покупал качественные вещи и после смерти жены сам держал их в порядке.
   Проверил, чисто ли выбрито лицо, оделся, пригладил седой пух на голове, сбрызнулся любимым одеколоном. Смерил взглядом двойника в зеркале. Оттуда на него посмотрел бойкий, решительно настроенный дед. По виду не заподозришь, что провёл всю ночь в кошмарах, с перепугу нагородил невесть чего, и до сих пор в смятении.
   Семёныч плохо понимал, как посмотрит теперь в глаза наву, если сны были правдивы. От мысли даже не о делах -- об обитании в одном городе с жуткими тварями -- тянуло блевать. Все убеждения, взгляды старика, накопленные за долгую и непростую жизнь, властно требовали: их таких просто не должно быть в природе. "Ну, так их и стёрли с лица Земли. Задолго до моего рождения. Остатки загнали в резервацию, в заповедник. И век бы я о них не знал, кабы не прикормил одного. Вот ведь треклятое любопытство! Сколько раз зарекался".
   Хотя, если отбросить эмоции и отмотать человеческую историю на те же два-три века назад, ничего выдающегося в жестокости навов не было. Большинство производили впечатление расчётливых и целеустремлённых существ. Чуждых сентиментальности, совершенно не привыкших стесняться в средствах, но... Экономных? Склонных к минимализму? В применении насилия, в том числе. Из всех, кто снился Семёнычу, явным и откровенным живодёром был один. Тот, из подворотни.
   Старик в упор не понимал, что за дурацкая прихоть свела Ромку с этим типом? На фоне обычной, довольно агрессивной манеры общения навов между собой, Идальга выглядел очень сдержанным и спокойным. "Как истинный маньяк! Но надо ж маломальского чутья и глаз лишиться, чтобы не заметить! Или влюбиться, будто глупая пятиклассница! Впрочем, гораздо непонятнее другое: каким образом Ромка выжил? И почему его мучитель до сих пор жив и на свободе? Мало того, они каким-то образом продолжают общаться. Не понимаю!"
   Так или иначе, старик был уверен, что нечаянно увидел нава Ромигу в один из худших моментов его жизни. Наблюдал и ничем не смог помочь. "Реально не мог, это случилось чёрте когда. Но всё равно, как-то чудовищно неловко... Может, всё-таки не было ничего?"
   А во двор -- готовый к выходу Семёныч караулил у окна -- вплыла роскошная машина: чёрная, лаковая, обтекаемая. Пять лет назад старик отдал сыну свой "жигулёнок" и вздохнул с облегчением. Водить с хромой ногой было тяжело, да и ни к чему уже. С тех пор перестал следить за автоновинками, "иностранцев" кое-как узнавал лишь по эмблемам. "Лейбочку" на радиаторе издали, конечно, не разобрать, но стремительные и хищные обводы блестящего кузова говорили сами за себя. Такой автомобиль просто обязан стоить целое состояние.
   Семёныч почуял, как привык чуять приближение ученика: эта роскошь по его душу... Точно. Машина затормозила у подъезда, водительская дверца распахнулась, оттуда выскользнула знакомая долговязая фигура. Нав задрал голову и стал шарить взглядом по окнам. Старик до хруста стиснул челюсти, судорожно вцепился в край полуотдёрнутого тюля. Поймал себя на очевидной бессмысленности жеста. Ромка снизу уже смотрел в лицо, ухмылялся, махал рукой: мол, вижу тебя, спускайся, жду! Семёныч, сбросив оцепенение, помахал в ответ и двинулся из квартиры, на выход.
   Скрежет ключа в замке, грохот лифта, визг петель подъездной двери. Звуки нещадно драли нервы, время стало густым и вязким. Шаг на улицу... Ромка стоял, небрежно облокотившись о крышу машины, что-то набирал на пейджере -- или что за штучка у него в руках? Сунул устройство в карман, сделал шаг навстречу, улыбаясь и начиная что-то говорить. Оставшееся между ними расстояние старик преодолел, кажется, одним прыжком. Плечи -- высоко: схватил Ромку за руки повыше локтей, встряхнул, уставился снизу вверх, выкрикнул:
   -- Живой! Чертяка! Как же я за тебя перепугался! -- на весь двор.
   Брови молодого мужчины, который приехал за старым хрычом на шикарной "тачке", поползли вверх, челюсть -- вниз. Мироновна из своего окна на первом этаже точно это видела. Она всегда подозревала, что сосед-ветеран с пятого этажа на самом деле буржуй и контра. Нет бы наслаждаться заслуженным отдыхом на пенсии, как-никак на шесть лет старше её. А до сих пор носится колбасой по каким-то непонятным делам. Теперь у Мироновны не осталось ни малейших сомнений, и она горела желанием поделиться открытием с подружками. Жаль, погода разогнала их с любимой скамеечки у подъезда.
   Ромига поморщился:
   -- Семёныч, извини, но твоё поведение требует, наконец, объяснений, -- стрельнул недобрым глазом на колыхнувшиеся в окне шторы. -- Садись в машину, и поехали. По дороге расскажешь, что стряслось.
   Старик с некоторым трудом разжал пальцы. Хотелось, на самом деле, вцепиться и не отпускать. Сгрести в охапку. Чувствовать и осязать: живого, настоящего, здорового и крепкого. "Не важно, что кровь у него чёрная. Важно, что мы вместе плели узоры судьбы. И ещё сплетём!"
   "Однако, Идальга по телефону сказал чистейшую правду. Ромка в порядке, как давно не был". Семёныч сам видел: непонятная угроза, нависшая над учеником в последние недели, истаяла, ушла за горизонт. Очень хотелось надеяться, что навсегда. Всё прочее, по большому счёту, яйца выеденного не стоило. По самому-самому большому...
  
   Машина изнутри смахивала на самолёт или, может, космический корабль. Старый фотограф утонул в удобнейшем сиденье. Ромка уверенно, непринуждённо вырулил со двора. Протиснулся впритирку между двумя "газелями", загородившими проезд, выехал на улицу. Водил машину так же, как двигался сам -- залюбуешься. Но у Семёныча хмельная радость первых мгновений встречи пошла на убыль.
   Нав чуть повернул голову:
   -- Ну, и что это было? Кто тебя так напугал, и почему ты наехал на Идальгу?
   -- Мне приснилось... Рискну предположить, по мотивам твоего прошлого, в декорациях петровских времён. Тебе ведь не тридцать лет на самом деле, а гораздо больше, да?
   -- Допустим. Ну и? -- руки на руле не дрогнули, чёрные глаза продолжали пристально следить за дорогой, голос -- спокойный, ровный, даже чересчур.
   Семёныч сообразил, что начал рассказ не с того:
   -- В последние дни с тобой было неладно. Настроение скверное, и что-то ещё. Я, сколько ни старался, ничего конкретного почуять не смог, только опасность. Но у тебя чутьё получше моего, потому лезть с предупреждениями не стал. С расспросами, тем более. А вчера утром стало совсем худо, и ты ушёл домой, в свой Тёмный Двор.
   Нав кивнул, негромко поправил.
   -- Мы говорим, в Цитадель. Дальше!
   -- Мне показалось, ты опасался, помимо прочего, схлопотать от своих. А ночью... У меня бывают такие сны, очень яркие и как бы вещие. Только с ходу не поймёшь: из прошлого, настоящего или будущего. В общем, я увидел много разного про Тайный Город, про который ты рассказывал. В основном, войны. Не скучно живёте, уважаемые нелюди, будто скорпионы в банке.
   Ромка прищурился, дёрнул углом рта, но смолчал. Семёныч смотрел на него -- видел красивого, холёного водителя роскошной машины, а память без спроса подсовывала другие картинки, аж замутило. Старик сглотнул и, призвав на помощь весь нажитый за долгий век цинизм, тихо сказал:
   -- А потом я увидел, как твой приятель-маньяк поиграл с тобой в анатомический театр. Я проснулся, потому что очень не хотел смотреть это кино до конца. Как он тебя убьёт.
   Нав присвистнул, виртуозно вписываясь в крутой поворот:
   -- О, как интересно! А с чего ты взял, что он меня убьёт?
   -- Да дело ж явно к тому шло! Ты в таком состоянии был... Я испугался, что это происходит сейчас, что моё дурное предчувствие сбылось вот так. Ну, и кинулся звонить.
   -- Ура! Вот теперь-то, наконец, картина ясна! -- Ромка ухмыльнулся во все зубы: весело, зло, бесшабашно. -- То, что тебе приснилось, было давно, -- старик ждал продолжения: "и неправда", но нав поставил точку. -- Никто никого не убил. К счастью. А в последнее время у меня действительно были неприятности. Мы с Идальгой сейчас стараемся размотать, какие. Похоже, на меня довольно странным образом покушались. И об этом с тобой желает поговорить наш комиссар.
   -- Кто?
   -- Комиссар Тёмного Двора, Сантьяга. Он отвечает за безопасность Нави: всех нас вместе и каждого по отдельности. Я тебе про него не буду рассказывать, сам сейчас увидишь, -- подвижное Ромкино лицо на миг обрело нехарактерное, восторженно-почтительное выражение, которое тут же скрылось за дежурной ухмылочкой. -- Мы уже почти приехали, но можешь, если хочешь, пока позадавать мне вопросы. Чувствую, невтерпёж!
   Вопросов у Семёныча был вагон и маленькая тележка. Один, кажется, следовало окончательно закрыть, чтобы дальше об него не спотыкаться:
   -- Ром, если то было, как ты выжил?
   -- Семёныч, ты даже не представляешь, насколько мы живучие. А Идальга лечит так же мастерски, как калечит.
   -- То есть, это у вас нормальные домашние разборки? Скажи ещё, тебе понравилось...
   Кончик Ромигиного уха дрогнул, заостряясь. Семёныч понял, что второй раз за утро сморозил лишнее. Однако нав, выдержав паузу, всё-таки ответил:
   -- Его здорово занесло тогда. Это было... неприятно. Но с тех пор прошло много времени. Мы помирились и расставили все точки. Я тебе настоятельно не советую копаться в той истории. А про остальное, что тебе снилось, поговорим. Устроим вечер вопросов -- ответов. Мне тоже любопытны кое-какие подробности твоего прошлого.
   -- Извини... Ром, можно ещё вопрос?
   -- Ну?
   -- Ты случайно не был военкором в Отечественную? Руслан Кандауров, он же Родион Кириллович Чернов?
   -- Ага, был. А ты, Мишка, в сорок третьем бегал хвостиком за рыжим сержантом, а в сорок пятом я учил тебя заряжать трофейную "Лейку". Забавно жизнь кругами ходит, правда?
   Старик ошеломлённо молчал. Сны -- снами, догадки -- догадками, а наяву признать в Ромке фронтовика и получить подтверждение... За разговором машина въехала в ворота большого здания, которое Семёныч привык считать "почтовым ящиком". Место всегда ощущалось крайне неуютным. Бывая на Соколе по делам, старался не ходить по этой стороне Ленинградки. Сейчас отчётливо понимал, почему. То тёмное, что было в ученике, к чему Семёныч в итоге более-менее притерпелся, здесь нависало гигантской, угрожающей глыбой.
   Подземный гараж без единой лампочки освещали только фары. Ромка припарковал машину на свободное место, выключил зажигание и свет. Тьма сомкнулась вокруг, наполняя сердце фотографа, привыкшего проявлять плёнки в кромешной темноте, первозданной жутью. Всего на миг. Нав пробормотал что-то, и в воздухе вокруг машины повисло несколько бледных огоньков. Тени вокруг вели себя престранно, но Семёныч не успел вглядеться. Ромига предупредительно распахнул дверь с его стороны:
   -- Приехали, вылезай. Ремень-то отстегни!
   Старик с опаской ступил на гладкий, очень чистый асфальтовый пол. Огляделся, насколько хватало света. Автомобили: ровными рядами, роскошные, чёрные, и ни единой живой души. Нав крепко взял его за руку повыше локтя, в воздухе перед ними завертелся чёрный вихрь. Шаг, несколько мгновений захватывающего дух полёта, и вот они выходят из такого же вихря в совершенно другом помещении.
  
   В относительно небольшой комнате царил полумрак. Стены и потолок терялись в тени, светильник непривычной, изысканно-простой формы лил неяркий направленный свет на низкий столик в центре. Вокруг -- четыре массивных кресла. В двух из них, закинув длинные ноги на стол, расположились двое навов. Лица обоих были Семёнычу знакомы. Смотреть на Идальгу вживую, с близкого расстояния, было тошно. Может, они с Ромигой и помирились лет двести назад. Но рыжика-то он ловил вчера, и вряд ли для чего хорошего. Потому Семёныч сосредоточил внимание на другом наве. Оно того стоило.
   Видимо, это и был Сантьяга, главный по безопасности. Слово "комиссар", в понимании Семёныча, с его обликом вязалось плохо. Естественно, кроме "комиссаров в пыльных шлемах", бывают ещё "комиссары Каттани". Но всё равно этому наву лучше подошло бы "шеф", "босс" и даже "биг босс". Первым делом у старика мелькнула мысль, что жемчужно-серый костюм, сногсшибательный галстук, лаковые ботинки этого нава, в общей сложности, подороже машины, на которой его сюда привезли. А запонки и булавка для галстука выйдут в пару-тройку таких. Мало, что всё это безумно дорогое, так ещё подобрано в безупречный ансамбль, и к лицу. Которое само по себе притягивало взгляд. Семёныч задумался, как передать эту невероятную харизму в портрете, если "биг босс" когда-нибудь соизволит сфотографироваться у него. С изумлением поймал себя на том, что стоит навытяжку и ест глазами чужое начальство. Даром, что давным-давно не трепетал ни перед властью, ни перед большими деньгами, и впредь не собирался.
   Ромига что-то быстро сказал на родном наречии, босс коротко ответил. "Невежливо говорить в присутствии человека на языке, которого он не знает! Только плевать эти навы хотели на наши понятия о вежливости". Босс перевёл взгляд чёрных, глубоко посаженных глаз на гостя:
   -- Добро пожаловать в Цитадель. Меня зовут Сантьяга, комиссар Тёмного Двора.
   -- Михаил Сошкин, фотограф.
   -- Присаживайтесь, располагайтесь с комфортом.
   Ромига усадил Семёныча в кресло -- удобнейшее, хотя явно рассчитанное на рослых навов -- и молча занял соседнее. "Кажется, мне таки вежливо дают время осмотреться и отдышаться".
   -- Михаил Семёнович, я попросил Ромигу привезти вас для небольшой беседы. Полагаю, вы догадываетесь, о чем пойдет речь?
   Старик пожал плечами:
   -- Роман, то есть Ромига, сказал, что вы собираетесь поговорить со мной о нападении на него. Вряд ли я смогу рассказать об этом что-либо интересное. Такое, чего не знал бы сам Ромига. Но я готов ответить на вопросы.
   -- Если вас не затруднит, я вначале попросил бы вас немного рассказать о себе. Вы ведь не только фотограф? И вы смотрите на меня так, будто узнали. А я не припомню, чтобы мы встречались раньше.
   "Почуял!" После общения с Ромигой старика это не удивило. Способность пугаться тоже, похоже, взяла отгул. Да и ничего страшного с ним пока не происходило, только место само по себе жутковатое. Старик вспомнил вчерашнее Ромкино наставление: "Не лги. Держись с достоинством. Торгуйся, выдвигай условия, задавай вопросы сам. Тёмному Двору нужны такие, как ты, геоманты" Искоса глянул на ученика в соседнем кресле: тот сосредоточенно возился с новенькой электронной игрушкой, не реагируя на происходящее вокруг. Идальга тоже как-то слился с фоном. Оба присутствовали при разговоре, но активно участвовать, похоже, не собирались. Или им босс не велел? Семёныч светски улыбнулся Сантьяге:
   -- Я видел вас издали, и мы не были представлены. Лет двадцать-тридцать назад я много вращался среди московского бомонда. Тусовался, как говорят теперь мои внуки. На открытии какой-то выставки мне показали вас и рассказали, что вы -- меценат, поддерживаете молодые дарования. Я в тот момент уже никак не тянул на молодое дарование и не нуждался в меценатах. Высокое искусство -- без меня, а ремесло в руках неплохо кормило. Официальная работа, плюс "леваки". Причём заказчики находили меня, а не наоборот. В общем, я тогда не стал к вам подходить, но хорошо запомнил. Самое удивительное, вы с тех пор ничуть не изменились.
   Нав кивнул, улыбнулся. Семёныч ощутил знакомый "рентген". В исполнении Сантьяги -- гораздо мягче, чем в Ромигином, но старик подозревал, "просвечивают" его глубже. Впрочем, он был спокоен. Сказал чистую правду, хотя и не всю. В сегодняшнем ночном кино, про войны нелюдей, Сантьяга тоже был. И раньше похожий франт в светлом костюме промелькнул в паре странных снов. А на выставке фотографа отпугнула тёмная навская аура. Осторожность в тот раз перевесила любопытство, ушёл от греха.
   -- Я вижу, вы воевали? -- сменил тему Сантьяга, скользнув взглядом по орденским планкам на груди старика.
   -- Да, призвался в начале весны сорок третьего, демобилизован по ранению незадолго до Победы. И знаете, с самого начала мне удивительно повезло. Нашим отделением, а потом взводом, командовал настоящий чуд. Его звали Ричард. Он был отличным командиром, и я с тех пор ощущаю некоторый долг по отношению к рыжим. А ещё очень не люблю, когда обижают детей в подворотнях, -- Семёныч кинул недоброжелательный взгляд на Идальгу.
   Тот остался безучастен, будто вообще не о нём речь. Обменялся с Сантьягой парой реплик по-своему и опять слился с полумраком комнаты. Старик ждал вопроса, Сантьяга переспросил:
   -- Ричард, говорите?
   -- Да. Самое забавное я не сразу вспомнил: мы с Ромигой тогда тоже ненадолго пересеклись. По документам у них с рыжим были другие имена, но я подслушал, как они называют друг друга. Кроме имени, больше я про Ричарда ничего не знаю. Он немножко выделял меня из-за моих способностей. Вероятно, со временем рассказал бы про ваш Тайный Город. Но не сложилось.
   -- Вы уже тогда знали про свои магические способности?
   -- Я ими просто пользовался, с раннего детства, -- старик мог бы сказать, что за месяц общения с Ромигой узнал об этих вещах больше, чем за всю предыдущую жизнь. Но тогда выходило непонятно, кто кого учит. "Впрочем, это наши с ним дела и расчёты..."
   Навы переглянулись, обменялись несколькими фразами по-своему. Ромига спрятал штучку, с которой игрался, в карман пиджака. Сказал по-русски, видимо, персонально для Семёныча:
   -- Прошу прощения, у меня через полчаса важная встреча. Если никто не возражает, я откланяюсь.
   Старик, может, и хотел бы возразить, но в этом месте явно не он диктовал правила. Только спросил:
   -- Ты там бросил всё. Когда придёшь допечатывать?
   Нав подмигнул:
   -- Будешь сегодня после шести в лаборатории, увидимся, -- встал с кресла и почти мгновенно исчез в портале.
   Семёныч вздрогнул: это ему сейчас завуалировано пообещали, что вечером отпустят? Или как? Переводя взгляд с одного из оставшихся собеседников на другого, подумал, что в кои-то веки изменил правилу: "Прежде, чем куда-то влезть, подумай, как будешь выбираться обратно?" У этой комнаты, кажется, даже нормальных дверей не было. "Хотя, дело не в дверях. Большой босс и спец по допросам с пристрастием... Зашибись, компания для приятной беседы!" Впрочем, Идальга замер в кресле с таким отсутствующим видом, что даже внимание на нём сосредоточить было трудно. А Сантьяга -- яркий, будто свет в конце тоннеля -- вежливо и очень понимающе улыбнулся:
   -- Михаил Семёнович, у вас нет причин беспокоиться о своей безопасности. Мы все здесь заинтересованы, чтобы Ромига продолжал работать с вами. Давайте поговорим о некоторых подробностях этой работы. Вы обсуждали с ним, что пользуетесь двумя разновидностями магии?
   -- Да. Геомантией и той, для которой нужна специальная энергия. Великие Дома продают её за деньги, как электричество или бензин, -- старик, когда хотел, легко осваивал и пускал в ход новую терминологию. -- Интересно, члены семейств, или как это у вас называется, получают её бесплатно?
   -- В пределах разумного, да. Но для вас, Михаил Семёнович, данный вопрос не актуален. Во-первых, у вашей семьи, челов, давно нет своего Источника. Во-вторых, лично вы без него легко обходитесь, -- Сантьяга тонко улыбнулся.
   Старик вздохнул, вспомнив, как жадно вцепился в подаренный Ромигой кувшинчик. Как едва не нырнул в кейс, в котором нав тот кувшинчик притащил...
   -- Однако, я уверен, мы могли бы найти точки соприкосновения, -- продолжил Сантьяга. -- Вы говорили, что берёте заказы и живёте с этого. Речь шла о фотографии, но другие ваши способности тоже востребованы. И могут быть оплачены гораздо выше.
   Нав сделал паузу, явно ожидая ответа. Семёныч не стал долго раздумывать:
   -- Фотография хорошо меня кормит. На хлеб с маслом хватает всегда, а большего мне не надо. Притом, я занимаюсь делом, на котором, как говорят, съел собаку. Могу твёрдо гарантировать заказчику результат. Да ещё оно мне самому нравится.
   -- А ваши магические действия не дают желанного, предсказуемого результата?
   -- В пределах фотолаборатории -- дают почти всегда. Вероятно, с чьей-нибудь точки зрения, я забиваю гвозди микроскопом. Но микроскоп мой, и сам я получаю от этого максимум пользы и удовольствия, -- Семёныч широко, открыто улыбнулся.
   -- А за пределами? -- нав был настойчив.
   -- Менять что-то в большом мире гораздо труднее, -- старик сказал, и сам, впервые за много лет, задумался: а собственно, почему? "Мне ли не знать, стены печатной -- зыбкая, условная граница. Узор, который я плету, чтобы проявитель в кювете держал нужный градиент температуры, может отозваться чем угодно, в любом углу мироздания. Я это всегда знал, и меня это нисколечко не пугало. Просто чуял иногда, что лучше остановиться и запороть отпечаток: не последний, леший с ним. Может, дело в том, что я брался за большие, сложные узоры лишь по жестокой нужде, а значит, в растрёпанных чувствах? Когда мысли тоже путаются, и трудно планировать свои действия? Да ещё дело касается людей: существ более своевольных, чем молекулы и фотоны?"
   Нав не торопил вопросами. Семёныч додумал мысль, выпрямился в кресле и продолжил:
   -- Думаю, по большому счёту, дело в недостатке тренировки. Но всё равно там, где действуют люди... разумные существа, стопроцентной гарантии никогда не будет. И ещё очень важно. Чтобы всё получалось, я должен быть лично заинтересован в результате, но не сходить по нему с ума от беспокойства.
   Сантьяга чуть подался навстречу собеседнику:
   -- В некоторых случаях даже небольшая вероятность получения результата ценна для нас. А при постоянном сотрудничестве с Великим Домом Навь мы можем обеспечить вам очень серьёзную личную заинтересованность. Магическую энергию нужного типа -- всегда в достатке, здоровье, долголетие, знания, защиту от всяких превратностей.
   Семёныч неопределённо хмыкнул. То, что большой босс норовил его скупить, оптом и на корню, было крайне лестно. Пряники нав сулил вкусные. Вероятно, даже без "кидалова". И до принудительного навязывания "крыши" не опустится. Но фотограф привык работать на себя и не хотел сажать себе на шею даже очень хорошего босса.
   -- Уважаемый Сантьяга, я обдумаю ваше предложение самым тщательным образом. Пока готов говорить об отдельных заказах. Заодно обкатаем наше сотрудничество. Оцените сами, что я могу, а за что не возьмусь ни за какие коврижки.
   -- Например?
   -- Например, я совершенно точно не возьмусь за устранение... кого-либо.
   -- С чего вдруг такие мысли?
   -- С вашей должности. И я знаю, Великие Дома враждуют, воюют между собой.
   -- Логично, -- усмехнулся нав. -- Договорились, я не буду предлагать вам подобных заказов. Хотя не вижу причин для такой категоричности. Челы -- соплеменники, но на войне вас это не останавливало. Чуды, допустим, давний долг. А что вам за дело до людов, масанов, прочих генстатусов?
   -- Я был солдатом, и сейчас готов защищать тех, кого посчитаю нужным. Если припрёт, хоть оружием, хоть колдовством. Но я никогда не буду киллером! Ни за деньги, ни за прочие блага.
   -- Михаил Семёнович, не кипятитесь, -- тонкая улыбка. -- Вашу позицию я понял. Мне любопытно прояснить мотивы некоторых поступков. Вчера вечером вы с риском для жизни кинулись защищать одного незнакомого нелюдя от другого. Чем несказанно удивили обоих. А как бы вы поступили, если бы опасность угрожала знакомому наву?
   Идальга, которого с начала беседы было не слышно, не видно, вдруг язвительно фыркнул:
   -- А за Ромигу, например, меня обещали убить.
   Семёныч от неожиданности чуть не поперхнулся. Пока искал слова, Сантьяга вновь перехватил инициативу в разговоре:
   -- Михаил Семёнович, желаю выслушать вашу версию. Подробно, с начала.
   Старик тяжело вздохнул и начал повторять то, что говорил Ромиге в машине. На этот раз его направляли уточняющими вопросами, и он быстро выложил про свои сны гораздо больше, чем сам хотел помнить. Дойдя до издевательств Идальги над Ромигой, с трудом сдерживал ярость. Излагал подробности сухо и точно, будто в полиции, а внутри всё кипело. Но Сантьяга излучал столь неколебимое спокойствие и ровный деловой интерес, что Семёныч, рассказывая, тоже постепенно успокоился. Сам удивился, насколько полегчало на душе. Кошмар отпустил, даром что основное действующее лицо сидело в кресле напротив. Да ещё спросило, пристально глядя в глаза:
   -- А хорошо ли вы спали последние сутки, не считая этих кошмаров?
   Вопрос был неожиданный, Семёныч помялся и ответил:
   -- Прошлой ночью дрых, как убитый. Я так понимаю, Ромига усыпил, чтоб я у вас под ногами не путался. Потом проводил его, почувствовал себя не очень хорошо. Вздремнул немного. Проснулся с дурной башкой. С учётом всех событий, не удивительно. Дальше -- рассказал уже.
   Навы переглянулись, перебросились короткими фразами. Сантьяга улыбнулся и сказал:
   -- Михаил Семёнович, я готов предложить вам первое задание. Очень простое и необременительное. Вы будете работать с Ромигой, как работали, на прежних условиях. Но если заметите, что с ним или с вами происходит нечто странное, немедленно сообщите мне, -- нав протянул старику изысканную чёрную визитку, -- или Идальге. А ещё Идальга проведёт с вами небольшую медицинскую диагностику. Прямо здесь, в конце нашей беседы. И позже, с периодичностью, о которой вы с ним договоритесь. Оплата -- устранение обнаруженных недугов. Сразу или в лечебном заведении, куда мы вас направим. Там трудятся лучшие врачи Города.
   -- Что за диагностика? -- насторожился старик. Он слышал от Ромиги, что Идальга лечит так же хорошо, как калечит. Но не горел желанием проверять на себе мастерство этого "специалиста широкого профиля". Однако Сантьяга излучал столько уверенной доброжелательности, а чутьё на опасность, которому старик привык доверять, помалкивало.
   Идальга улыбнулся:
   -- Для начала вам нужно будет ответить на некоторое количество вопросов.
   -- А чем я, по-вашему, занимаюсь всё утро? -- возмущённо прервал его Семёныч.
   Нав, как ни в чём не бывало, продолжил:
   -- Короткие абстрактные вопросы. Быстрые простые ответы, что первое в голову взбредёт, одним словом или фразой. Ни о чём личном спрашивать не буду. Могут быть странные физические ощущения, но обещаю: ничего болезненного.
   Старик посмотрел на Сантьягу:
   -- На какой срок мы договариваемся? Сколько времени мне приглядывать за Ромигой и ходить на обследования?
   -- Допустим, до Нового Года. Вы согласны?
   -- Да.
   -- Тогда Идальга сейчас проведёт диагностику и отвезёт вас домой. Или в лабораторию, как пожелаете.
   Семёныч посмотрел на часы, дело к обеду:
   -- Да наверное, лучше в лабораторию. Дождусь там Ромигу. Мне что-то надо делать? -- старик перевёл слегка растерянный взгляд с одного нава на другого.
   -- Просто сидите в кресле.
   Семёныч ощутил неуютное касание тёмной магии. Сознание слегка поплыло, и стало всё равно. Услышал ровный голос нава, собственные ответы, словно откуда-то со стороны... Всё быстро прошло: "Правда, не больно и не страшно". Вслух тут же спросил:
   -- Вы нашли, что искали?
   Идальга довольно ухмыльнулся:
   -- Здравый ум и твёрдую память. А также стенокардию, начальную стадию артрита, проблемы с предстательной железой. Но для вашего возраста и генстатуса вы в отличной форме.
   -- Полагаю, нас ждут годы плодотворного и очень интересного сотрудничества. До свидания, Михаил Семёнович, -- сказал Сантьяга. Выдержал секундную паузу и добавил. -- В дальнейшем мы будем заключать контракты, как принято в Тайном Городе. У вас будет время разобраться в тонкостях.
   Навы легко встали из кресел. Семёныч тоже выкарабкался из своего, вспомнив ощущение детства -- мебель не по росту. Дверь в комнате нашлась. Сантьяга распахнул её и вышел первым, светлый костюм тут же канул в темноту неосвещённого коридора. Идальга зажёг огоньки в воздухе и, аккуратно придерживая старика за плечо, повёл куда-то по бесконечно длинным, теряющимся во мраке переходам и лестницам. Семёнычу было не страшно, но как-то всё более муторно. Хотелось побыстрее на воздух, на свет.
   -- Куда мы идём?
   -- В гараж, за машиной.
   -- А почему не порталом? Как Ромига?
   -- Зачем энергию зря тратить?
   -- Темно -- тоже экономия?
   -- Нет, нам так нравится.
   -- А посетителям?
   -- А посетителям не нравится, -- в неверном свете магических огоньков блеснули в ухмылке зубы.
   Старик не нашёлся, что сказать, но и молчать было невмоготу, потому обрадовался, когда Идальга задал вопрос сам:
   -- Где находится твоя мастерская? Адрес?
   Семёныч отбарабанил на автомате, как отвечал по телефону новым заказчикам, потом удивился:
   -- А... Эээ... Вы же там были?
   -- Я был порталом по удаленному поиску. Там иная система, нежели названия улиц и номера домов.
   Они вышли из каких-то дверей и оказались в гараже, вероятно, том же самом. Света хватало, максимум, на пару шагов. Фары стоящих машин отсвечивали, будто глаза зверей в ночном лесу, смутно мерцали чёрные лаковые бока и стёкла.
   -- У вас тут, как в КГБ, все машины одной модели и расцветки? -- ушлый Семёныч прекрасно знал, что расхожий миф не соответствует действительности, да и глаза-фары явно принадлежали разному "зверью". Однако сил никаких, захотелось поддеть невозмутимого спутника. Даром что это, очевидно, нездоровое занятие.
   Реакции Идальги старик не уловил, ибо под потолком мгновенно вспыхнули ряды ярких ламп. С отвычки свет ударил по глазам так, что пришлось зажмуриться. Семёныч ещё несколько ярдов прошёл вслепую, направляемый навом. Осторожно открыл глаза, оглянулся по сторонам. Все машины в гараже были тёмные, но не обязательно чёрные, и впечатляли разнообразием дорогих, "породистых" форм.
   Идальга добыл из кармана ключи, нажал на брелок. В ответ мигнуло фарами и басовито заурчало мотором нечто низкое, спортивное, по-акульи обтекаемое, в размытых чёрно-красных разводах. Мастерски исполненный узор, несмотря на полную абстрактность, вызывал чёткие ассоциации не с огнём или лавой -- с текущей кровью. "Красивая машина, выпендрёжная и очень хищная!" Нав скользнул длинными пальцами по алой полосе на блестящем капоте, ухмыльнулся, подмигнул.
   Семёныча вдруг осенила хулиганская мысль: попросить подбросить его не в лабу, а домой. Потом под мороком подслушать, о чём будут судачить дворовые кумушки. "Совсем сбрендил, старый! Или окончательно и бесповоротно провалился в Ромкино "Кащеево царство", где действуют свои законы и правила, незнакомые и непривычные?" Вот, даже элементарное дело: сесть в машину. А без вопроса не обойдёшься:
   -- Как сюда садятся?
   Обе двери чёрно-красного авто плавно отошли вверх. Идальга в мгновение ока очутился на водительском месте и бесстрастно наблюдал, как старик, кряхтя, втискивает себя в салон. Семёныч, когда умостился, отметил: удобно. Хотя не привык располагаться на сиденье так низко и почти лёжа. Двери плавно закрылись, машина сорвалась с места, круто поворачивая и стремительно набирая скорость в узком проходе между рядами. Лампы погасли, зато впереди распахнулись ворота -- выезд.
   Пассажир пошарил справа ремень -- не нашёл:
   -- Тут пристёгиваются?
   -- Нет. И ремней нет.
   -- Ну да! На дорожную инспекцию тебе с перебором... -- Семёныч осёкся, но тут же продолжил. -- Мы ведь перешли на "ты" при первой встрече? -- нав слегка кивнул, ухмыльнулся, и старик спросил вдруг, шалея от собственной то ли смелости, то ли безрассудства. -- Идальга, зачем тебе тот мальчишка?
   -- Развлечься.
   Они миновали внешние ворота Цитадели и вырулили на Ленинградку.
   -- Он живой?
   -- Да.
   Пока Семёныч искал, как сформулировать следующий вопрос, Идальга продолжил с усмешкой:
   -- И даже здоровый. И даже счастливый -- сейчас. А почему такая заинтересованность именно в чудах? Из-за того Ричарда?
   Старик услышал то, что надеялся услышать. По крайней мере, самого худшего с рыжиком не случилось. Теперь рад был сменить взрывоопасную тему:
   -- Да, из-за Ричарда. Кстати, при первой встрече, он тоже показался мне изрядным отморозком.
   -- Почему?
   -- Ездил за дезертирами один. Привёз... ну, типа, рожки да ножки. Сказал, волки дезертиров съели. А чувствовалось, сам... То есть, не сам съел, просто вывел в расход, один -- четверых.
   -- Так это признак не отморозка, а нормального воина. Если б то не дезертиры были...
   -- У вас, в Тайном Городе, как-то иначе относятся... к формальностям, что ли. Те дурни были не жильцы, понятное дело. Но...
   -- К каким формальностям? За предательство -- смерть на месте. Особенно если предают челы.
   Семёныч вздрогнул. Полвека назад, рядом с бравым командиром, новобранец Мишка ловил то же неуютное ощущение. Будто на него, на других "челов" смотрят, как на расходный материал. Причём последнего сорта.
   -- Знаешь, мне показалось, он их не просто порвал, а с удовольствием. Это напугало. Но своих бойцов берёг. И как-то так выходит, лучшего командира у меня не было. Я у Ричарда очень многому научился. Не магии, просто воевать. Здорово выручало потом.
   -- А чудов ты только так видел?
   -- Не только. В пятидесятом убегал от таких же рыжих. При мне спекулянта шлёпнули, с которым я должен был встретиться.
   Идальга хмыкнул:
   -- То есть отношение неоднозначное. Кстати, "ребенку", которого ты вчера "спасал", двадцать.
   -- Но выглядит-то -- дитя дитём!
   -- Не ведись на внешность.
   Машина резко затормозила возле проходной, с лёту вписавшись в свободный промежуток на парковке. Обе двери начали подниматься, нав спросил:
   -- На Ромигу пропуск заказан?
   Старик понял, что провожать его намерены до дверей лаборатории. Сей почётный эскорт, то ли конвой начинал раздражать. Но Семёныч ещё не решил, как относиться к Идальге, и разговор казался незавершённым:
   -- Ячейка четыреста сорок девять. Дёрни рычажок и скажи номер вахтёрше. Возьмёшь карточку, на обратном пути отдашь.
   Из машины вышла точная копия Романа Чернова. Миновали проходную, сели в лифт. Попутчиков не было, нав сбросил морок, и пока кабинка ползла на пятый этаж, Семёныч спросил:
   -- Ромига сказал, у тебя с чудами счёты?
   Идальга ответил совершенно спокойно:
   -- Да. Однажды, давно, мне из-за чудов пришлось убить нава. Друга.
   Стоял и смотрел: бесстрастно, сверху вниз. Ждал реакции? Старика мороз пробрал по коже. Как-то вдруг стукнуло в голову: Ричардовы "волки", возможно, избавили взвод от расстрела тех самых дезертиров. По фрицам Мишка палил без колебаний с первого боя. Радовался, когда попадал. А кабы пришлось начать с дурных, незнакомых, но в каком-то смысле, всё-таки своих ребят? Позже на войне бывало всякое, о чём до сих пор тяжело и тошно вспоминать. "Но чтобы друга, своими руками... Нет!"
   Семёныч посмотрел на Идальгу с сочувствием. Но нуждался ли нав в сочувствии какого-то "чела"? Как он вообще относился к этому факту своей биографии? За интонацией, мимикой, взглядом старик совершенно не улавливал чувств собеседника. Попробовал заглянуть глубже -- с Ромигой иногда получалось -- упёрся, будто в ледяную стену. Идальга легко, высокомерно улыбнулся: заметил потуги колдуна-недоучки? Семёныча обожгло неловкостью, аж глаза прикрыл. И вдруг по полной программе заработало чутьё. Нити судьбы сплетались вокруг Идальги в искажённый, запутанный, рваный узор. Задевать торчащие концы всё равно, что взрыватели мин. Но старик понял: если он будет просто идти своей дорогой -- уверенно, прямо, не сворачивая -- этот нав для него не опасен. Для Ромиги тоже. Скорее, наоборот.
   Лифт со скрежетом остановился на нужном этаже. Теперь Семёныч показывал дорогу, Идальга шагал рядом, с лёгким интересом озираясь по сторонам:
   -- Мне почему-то сначала показалось, твоя лаба в подвале.
   Старый фотограф пожал плечами: ему многие говорили, что он обустроил себе натуральный бункер. Привычно отпер дверь, пропустил гостя в комнату, как совсем недавно Ромигу. И этот нав тоже уверенно скользнул в комнату, не дожидаясь, пока хозяин зажжёт свет. После кромешной темноты в коридорах Цитадели, не удивляло. Пока Семёныч возился с застрявшим в замке ключом, Идальга устроился в его любимом кресле, да ещё стул под ноги подставил. Старик украдкой вздохнул. Посетители и заказчики у него, бывало, засиживались: под интересный разговор, или просто ждали, пока фотограф сделает свою работу. Семёныч задал себе вопрос: "Чего ради Идальга собрался тут задержаться? По тому, что мы обсуждали с большим боссом, осталась пара недорасставленных точек. Но он явно не спешит".
   -- Решил дождаться Ромигу? Сдать меня с рук на руки?
   Нав кивнул. Под неотрывным, изучающим взглядом Семёнычу ощущал себя довольно неуютно. Чуял, его каким-то образом продолжают "проверять на вшивость", но вдаваться в детали не желал. А вот привычка предлагать посетителям угощение брала своё, но Идальга опередил:
   -- Здесь есть чай?
   -- Само собой. Как раз хотел предложить. Сейчас чайник поставлю, -- Семёныч обрадовался привычной рутине, будто манне небесной, сознавая, насколько последние события вышибли его из колеи. Очень хотел уже остаться в безопасном месте один, расслабиться, отдохнуть...
   Пока старик ходил в печатную за водой, Идальга покинул кресло и бродил теперь по комнате, пристально разглядывая фотографии на стенах.
   -- Думаю, эти тебя больше заинтересуют, -- Семёныч достал из папки с недавними фото портреты Ромиги. Включил лампу, чтобы лучше было видно. Нав долго, но опять, как показалось старику, совершенно бесстрастно, смотрел на отпечатки.
   -- Интересные. Особенно этот, с бабочкой.
   Семёныч числил портрет с бабочкой среди своих величайших фотографических удач. Но подражая сдержанности гостя, ограничился коротким:
   -- Ромиге понравились.
   Идальга ещё некоторое время смотрел на фото.
   -- Здесь Ромига удивительно похож сам на себя. Без маски, -- быстрый прямой взгляд в глаза фотографу.
   Семёныча подхватила вдруг азартная волна. Он понял, что очень хочет сфотографировать и этого нава тоже. И хорошо бы, их блистательного босса. А может, потом другие заказчики из Цитадели потянутся? Себя ему по-прежнему проще было видеть в качестве фотографа, портретиста...
   Чайник закипел. Старик пошарил в холодильнике, там нашлось немного сыра, кусок варёной колбасы, полпалки копчёной: "Точно с Ромкой было неладно, раз не доел!"
   -- Пошарь в тумбочке под столом, там должен быть пакет с хлебом и пряники. А после чая хочешь сфотографироваться? Сколько у тебя времени?
   -- Я жду Ромигу. Он придёт после шести. Сейчас -- три.
   -- Ага, -- старик деловито заваривал чай и продолжал приглядываться к Идальге, уже чисто профессиональным взглядом. Все виденные навы были похожи, как близкие родственники. А в то же время, очень разные. Хотелось передать это в портретах.
   За чаем потекла почти нормальная светская беседа. Потом Идальга задал неожиданный, профессионально-фотографический вопрос. Мол, нужно заснять изменение цвета и прозрачности химического раствора по времени. Причём, вещество боится яркого света, а цветопередача должна быть точной. Семёныч вспомнил времена, когда сидел в этой же комнате штатным сотрудником НИИ, а не арендатором. Тогда ему часто ставили подобные заковыристые задачки. Начал уточнять условия эксперимента, требования к результатам съёмки. Увлёкся:
   -- Погоди, но твой приятель Ромига умеет с лёту, на ходу увеличивать светочувствительность плёнки. Очень сильно, ступеней на пять.
   -- Я тоже умею, но начинаются проблемы с цветом. Мне как раз Ромига посоветовал тебя спросить. Как бы ты решил задачу без магического влияния на плёнку?
   За обсуждением разных источников света, фонов, цветокалибровочых шкал чай и еда практически закончились. Семёныч развернул студию и усадил нава позировать. Не то, чтобы совсем забыл подворотню и свои сны. Если мастерство при фотографе, на нескольких кадрах то лицо Идальги непременно проявится. Но общался с опасным навом уже свободно, даже не без удовольствия. Закончил съёмку:
   -- Проявлю, напечатаю контрольки, передам с Ромигой. Кстати, не забудь, его пропуск у тебя. Вы там как-нибудь так, без накладок...
   -- Не учи, -- ухмыльнулся Идальга. -- А на результат съёмки я сам зайду посмотреть. В конце недели. Понравится, сделаю заказ на печать.
   -- Правильно! И нам же с тобой ещё надо договориться о диагностике. Лечение, между прочим, вы тоже обещали. Вот, нога третий день покоя не даёт. Ещё чаю хочешь? -- Семёныч с величайшим трудом сдерживал зевоту. Удовлетворил творческий зуд, более-менее успокоился, теперь в сон клонило просто со страшной силой. Полубессонная ночь, сложный разговор, фотосессия...
   -- Нет. А вот ты явно хочешь прилечь на диван и вздремнуть. На мой взгляд, отличная идея. Ни в чём себе не отказывай, -- ухмылка нава стала шире, а у старика глаза слипались всё сильнее. -- Совершенно необязательно развлекать меня до прихода Ромиги. Я просто посижу и подожду. Кстати, не говори ему, что комиссар поручил тебе за ним приглядывать.
   -- Ладно...
   После давешних кошмаров Семёныч предпочёл бы некоторое время вовсе не видеть снов. Он думал об этом, на автопилоте переодеваясь из парадного костюма в штаны и свитер, обычно сходившие за пижаму. Он ещё помнил это, закутываясь в плед и устраиваясь поудобнее. Благополучно провалился во временное небытие: тёплое, уютное, безопасное. А когда оно начало расцветать яркими красками, обретать очертания и подробности, уже позабыл свои страхи. Ощущение мира, расслабленного ничегонеделанья, даже лёгкой скуки, сопутствовало ему на тихих, чистеньких улочках европейских городов. И здесь, и дома, в Тайном Городе -- сновидец точно это знал -- уже несколько десятилетий не воевали. Конец девятнадцатого века выдался удивительно спокойным.
   Был ли доволен этим спокойствием темноволосый господин, чьи элегантные ботинки бесшумно ступали по брусчатке, а чёрные глаза свысока посматривали на горожан? Идальга, нав, дознаватель Тёмного Двора, отдыхал от трудов, путешествуя по Европе. Сегодняшнее "ночное кино" было о нём, но пока безо всяких ужасов. Вероятно, дело в лёгкой, не напряжённой отстранённости. Или в том, как неведомый режиссёр отобрал и смонтировал картины. Но выходила увлекательная история про талантливого, байронически загадочного врача-психиатра с небольшой практикой в одном из старых прибалтийских городков. Сюжет сна пунктиром очертил несколько лет. Доктор И. помогал самым тяжёлым пациентам, от которых давно отказались коллеги. Приобрёл в заинтересованных кругах известность, начал становиться живой легендой -- и оставил практику, исчезнув из городка так же таинственно, как появился. Наработал экспериментальный материал к очередному исследованию -- отбросил более не нужную личину.
   Теперь под его подошвами плавилась от жары флорентийская мостовая. Семёныч никогда не был в Италии наяву. Но знал, что это именно Флоренция, как много чего интересного знал в этом сне. Даже иностранные языки понимал, будто кто-то позаботился снабдить сон синхронным переводом.
   На одной из улочек Идальга вдруг резко затормозил у двери ничем не примечательного дома. Прикрывшись мороком, сделал короткий портал через дверь. Скользнул во внутренний дворик. На террасе, густо увитой виноградом, в низком плетеном кресле, с бокалом вина в руках сидел другой нав. Поджарый, гибкий, как все они. Выглядел лет на двадцать пять, если не знать, кто это. Из одежды на нём были только тёмные широкие брюки. Странноватого вида подвеска на шее: чёрный камушек в форме мельничного жернова, нанизанный на тонкую цепочку. Солнце, пробиваясь сквозь листву, бросало на незагорелую кожу узор, сродни ягуаровым пятнам. Нав отдыхал со вкусом, толком, расстановкой, однако явление сородича не застигло его врасплох. Поднял бокал, улыбнулся, глядя на приближающегося Идальгу:
   -- Хотел подойти незаметно? Я тебя почуял ещё на улице. Может, в другой раз получится.
   -- Альега, ты же почти без энергии, -- с лёгкой досадой отозвался гость.
   -- Тренировка, -- нав чуть подался вперёд. -- Что тебя сюда занесло, дознаватель? По делу?
   -- Скука, -- нав остановился в паре шагов от Альеги, смерил взглядом развалившегося в кресле нава. -- А ты на задании?
   -- Что бы еще я забыл в таком пекле? -- поморщился Альега. Встал, подхватил со стола кувшин с вином, кивком пригласил гостя в дом, где царила уютная темнота и прохлада. Раздобыл второй бокал, налил вина Идальге, ещё себе.
   -- Мне нравится это пекло, -- тихо фыркнул Идальга. -- Куда лучше, чем хмарь в Восточной Европе. А как тут с развлечениями?
   -- Тебе руки погреть или переспать? -- Альега вопросительно выгнул бровь.
   -- Развлечься, -- неопределенно ответил дознаватель, стоя у окна и задумчиво глядя на улицу сквозь жалюзи.
   -- Кстати! -- Альега отставил бокал и, скрывшись в соседней комнате, продолжил разговор оттуда. -- Ты как раз вовремя! У меня есть к тебе вопрос по специальности.
   -- По моей? -- Идальга последовал за соплеменником и остановился в дверях, наблюдая, как Альега копается в невысоком комоде. Содержимое изящного предмета мебели было весьма любопытным...
   -- По твоей, -- кивнул нав и протянул дознавателю небольшой стеклянный флакон с притёртой пробкой, -- Меня вот этим собирались отравить.
   -- Челы?
   -- Ну, а кто еще? -- пожал плечами Альега. -- Но человские яды я все знаю, а это что-то необычное.
   -- И кто же тебя хотел убить? -- дознаватель забрал склянку из пальцев Альеги и вышел на свет. Рассмотрел прозрачную жидкость сквозь стекло.
   -- Местная политика. Я его допросил, но он не смог сказать, кто эту штуку изготовил...
   Идальга кивнул, продолжая осмотр яда. Вытащил пробку, понюхал, а затем, прищурившись, просканировал жидкость. Очень задумчиво произнес:
   -- Я придумал этот яд три века назад. Однако рецептура никогда не выходила за пределы Цитадели.
   -- То есть, его изготовил кто-то из наших мастеров снадобий? -- Альега присел на край стола, внимательно глядя на собрата.
   -- Или они, или еще кто-то из навов. Правда, он сложный. Базового курса для правильной смеси не хватит. Но, я подозреваю, тот, кто отдал его челам, понятия не имел, против кого яд используют.
   -- А он на нас действует?
   -- Нет. В том и прелесть, -- Идальга заткнул флакон, перекинул Альеге. -- Ты узнал, у кого несостоявшийся отравитель получил это?
   Вид у нава был слегка озадаченный:
   -- Ну, как тебе сказать... В общих чертах. Я же допрашивал самыми простыми методами. Но там узнавать нечего. Чел просто пошел и задорого купил яд в одной из лавок.
   -- Ты там был?
   -- Зачем? -- Альега пожал плечами, -- Я тогда не представлял, что корни этой жидкости растут из Цитадели. А где закупаются местные отравители, мне было не слишком интересно.
   -- Ясно. Пойдешь со мной теперь?
   -- Конечно! -- нав скрылся в глубине дома и через пять минут появился уже полностью одетым. -- Ну и жара...
   Прошли узкими улицами почти к центру города. Альега внимательно присматривался к номерам домов и вывескам. Остановился у одной из лавок, на пороге которой низенький, почти шарообразный мужчина восточного вида расточал цветы красноречия, восхваляя пожилой паре англичан достоинства какого-то ковра.
   -- Здесь, -- тихо сказал Альега. -- Нам нужен хозяин лавки, Хасим. Он официально торгует арабскими и персидскими коврами, а из-под полы -- ядами. Похоже, это он, -- нав пригляделся к торговцу чуть внимательнее. -- Чел, чистокровный. А на шаса похож -- до смешного. Думаю, вдвоём нам тут делать нечего.
   -- Само собой. Иди вперёд, догоню.
   -- Хорошо.
   Двойник Идальги продолжал неспешно прогуливаться по улице вместе с приятелем. Сам Идальга стремительно скользнул за спину торговца и скрылся в лавке. Через пару минут англичане ушли. К неудовольствию Хасима, без ковра. Пожилой араб собрался присесть на пороге в ожидании новых покупателей. Но уловил в помещении, где никого не должно было быть, подозрительный шорох. Поминая недобрым словом котов и крыс, тяжко переваливаясь с боку на бок, Хасим пошёл смотреть, в чём дело...
   Альега в соседней лавке самозабвенно сбивал цену на приглянувшуюся бутылку вина. Время от времени весело толкал локтём в бок своего молчаливого и слегка заторможенного спутника. Тот отзывался односложными репликами невпопад и снова впадал в задумчивость. Потом вдруг ловко уклонился от очередного тычка.
   -- Бери вино и пойдём. Я знаю, куда нам дальше, -- и быстро вышел из лавки.
   Когда Альега рассчитался за желанную бутыль и последовал за товарищем, Идальга сосредоточенно работал над наведением дальнего портала. Лицо у дознавателя было очень довольное.
   -- Яд ему привезли из Парижа. Сейчас выясним на месте, кто из темных мог подкинуть тебе такой... сюрприз.
   -- Ты вот так рискнешь построить портал в Париж? Когда ты там был в последний раз? -- ухмыльнулся Альега.
   -- Лет пятьдесят назад. Но у меня там маячок стоит. И вроде его кто-то недавно подзарядил.
   Перед навами закрутился черный вихрь.
   -- Могли бы пойти из моего дома. И так энергия почти на нуле, -- ругнувшись, Альега принял меры, чтобы никто на улице не заметил их внезапного исчезновения.
   В точке выхода было темно. Это не удивило навов и не доставило им неудобств. Идальга огляделся:
   -- Здесь явно есть жилец. Из наших.
   -- Ты знаешь, кто?
   -- Если я правильно понял, да.
   Идальга с Альегой вышли из небольшой пустой комнатки, где стоял маячок, и проследовали по коридору к широкой лестнице. Почти сразу у них на пути выросла фигура еще одного нава. Судя по одежде, нежданный визит соплеменников поднял его с постели:
   -- Идальга? Вот скажи, почему каждый раз, когда я собираюсь спокойно выспаться в этом доме, тут же валишься ты. Как драконий помёт на голову! -- Ромига, а это был именно он, пригладил взъерошенные со сна волосы.
   -- Не каждый, а всего второй. Может, третий, -- рассмеялся дознаватель, хлопая бывшего ученика по плечу.
   Ромига разглядел второго гостя.
   -- А ты же вроде в Италии...
   -- Был, -- весело отозвался Альега.
   -- Там я его и встретил, -- Идальга уверенно прошёл в гостиную, сел на диван.
   Сквозь прикрытые шторы пробивались лучики полуденного солнца, почти такого же яркого, как во Флоренции. В комнате было прохладно, сухо, чисто, но как-то не по-жилому. Чувствовалось, что хозяин дома наведывается сюда лишь изредка.
   -- Между прочим, мог бы вина предложить, -- хмыкнул дознаватель.
   -- Так вы же со своим пришли! Альега, у тебя слишком мало энергии, чтобы спрятать от меня бутылку под мороком. Раскупоривай давай.
   -- А в твоём баре ничего интересного? -- прищурился Идальга. -- Если помнишь, я предпочитаю итальянцам -- французов.
   -- Посмотри сам. Всё на прежних местах, -- Ромига, устроившись в кресле, украдкой зевнул. Задумчиво перевёл взгляд с одного гостя на другого. -- Что случилось-то? Вы же не просто так забежали вина выпить. Портал был дальний. Значит, по делу.
   Идальга открыл резной шкаф, в котором магически поддерживалась нужная температура. Отыскал своё любимое вино, призвал бокалы. Альега, налив себе и Ромиге из флорентийской бутылки, начал рассказ издалека: с попытки отравления и последующего допроса отравителя. Ромига слушал хмуро, а когда Идальга покачал в воздухе тем самым флаконом, не сдержал ругательства.
   -- Тебе это знакомо, -- тут же с усмешкой заключил дознаватель.
   Альега вскинул бровь и прекратил рассказ, глядя на Ромигу. Тот нахмурился ещё сильнее, явно смущенный:
   -- Я делал этот яд. Вот конкретно, этот.
   -- И как он попал к челам? -- Идальга передал флакон Ромиге.
   Ромига глотнул вина, поморщился.
   -- Самым идиотским способом, какой только можно придумать. Меня здесь не было пару месяцев, голем разрядился: я как-то недосмотрел. Вернулся в дом -- просто подзарядил его. Спустя неделю обнаружил, что кое-какие вещи из кабинета пропали. В том числе, шкатулка с моей старой коллекцией ядов. А генетический материал голем к тому времени основательно вычистил. Времени на расследование тоже не было, отложил на потом. Хорошо, там все яды, кроме этого, -- Ромига сердито встряхнул злополучный флакон, -- были человские. По всему миру собирал образцы. Некоторые довольно редкие. Кстати, этот пузырёк -- единственный неподписанный. Видимо, сначала проверили, потом продали.
   -- Ну ты и... -- Альега расхохотался, не закончив фразу.
   -- Суслик, -- фыркнул дознаватель. -- Ладно, здесь есть еда? Раз уж разобрались с тем, кто раздает на сторону мои яды, можно приятно провести время.
   Ромига сверкнул на сородичей бедовым, весёлым взглядом:
   -- Вообще, вы очень вовремя пришли. Вчера закончил одно интересное дельце, сегодня собирался вернуться в Цитадель. Самое время для небольшой пирушки.
   -- Кому в Цитадель, а кому обратно во Флоренцию, жариться, -- вздохнул Альега. Отставил пустой бокал, встал с кресла, гибко потянулся. Поддёрнул чересчур свободные брюки. -- Ромига, дай шило.
   -- Зачем тебе?
   -- Дырку в поясе проковырять.
   -- Материализуй, -- фыркнул хозяин дома.
   -- У меня же почти нет энергии, -- пожал плечами нав и недоумённо уставился на давящегося от хохота Идальгу.
   Ромига тоже удивлённо вскинул брови, и тогда дознаватель, материализуя на ладони тонкое черное шило, подмигнул Альеге:
   -- У Ромиги шило не извлекается.
   -- Даже твоими методами? Ты пробовал? -- округлил глаза Альега.
   Идальга кивнул. Ромига несколько мгновений напряжённо молчал, силился сочинить достойный ответ ехидным собратьям.
   -- Он не пробовал. Он очень даже старался. Но нет, не извлекается!
   Дружный хохот -- уже втроём.
   Навы смеялись так заразительно, что тот, кому они снились, тоже улыбнулся. Бахрома пледа защекотала нос и щёку. Семёныч заворочался, приоткрыл один глаз -- увидел сидящего за столом Ромигу. Нав сосредоточенно грыз пряник и читал какую-то распечатку, время от времени чиркая по ней остро заточенным карандашом. Первая мысль фотографа: "Эх, жаль, красивый кадр пропадает". Потом пробудившееся чутьё доложило, что, кроме него и Ромиги, в лаборатории никого. Идальга ушёл, старика это откровенно порадовало.
   Все навы были ему интересны и симпатичны, как ни странно. И в общем, и по отдельности. Но такой, чьё присутствие не тяготило ни при каких обстоятельствах, всего один. Ещё наполовину в объятиях дремоты, Семёныч смотрел на ученика и думал, что даже среди людей -- челов, как говорят Ромигины соплеменники -- мало с кем ощущал такое родство. "Любопытно, насколько это взаимно?" Человек почему-то вспомнил пёструю кошку Муську, которая целое деревенское лето души не чаяла в его пятилетней дочери. Пела песенки, приносила мышей, пыталась воспитывать, будто своего котёнка. Вздохнул...
   Ромига поднял голову от распечатки, посмотрел внимательно.
   -- Проснулся? Как самочувствие? Никто в моё отсутствие не обижал?
   -- А ты видел Идальгу? Он тебя дождался?
   -- Нет, ушёл раньше.
   Старик спустил с дивана ноги, сунул в ботинки. Наклонился завязать шнурки, привычно кряхтя. Однако движение далось неожиданно, непривычно легко. Семёныч распрямился, встал, потягиваясь. Прошёлся по комнате туда, сюда: нога, искалеченная полвека назад, прекрасно гнулась и не ныла. Совсем! Вообще, чувствовал он себя так, будто разом сбросил десяток лет. Притом, страшно хотел есть.
   -- Ром, ты из продуктов ничего не принёс? А то я что-то проголодался, как сто китайцев.
   Нав смерил старика долгим, изучающим взглядом, довольно ухмыльнулся.
   -- Вот пряники. Ветчина -- в холодильнике. Вижу, на этот раз кошмары тебя не мучили?
   -- Нет. Вы, когда хотите, умеете сниться очень весело.
   -- Мы?
   -- Навы. Твой Идальга, некто по имени Альега, ты...
   -- Расскажешь?
   -- Ромига, у тебя есть дом в Париже?
   -- Слушай, откуда вдруг манера: отвечать вопросом на вопрос? Не замечал за тобой раньше.
   -- А раньше я просто не задавал вопросов, -- хитро прищурился Семёныч. -- Так был дом?
   Ромига кивнул.
   -- Мне снилось, ты сказал, что кое-кто валится туда, будто драконий помёт на голову. Всякий раз, когда ты хочешь спокойно отдохнуть.
   -- А поподробнее?
   -- А ты расскажешь мне про Навь, про свой Тёмный Двор? -- Семёныч внимательно смотрел на ученика.
   Вот только что нав веселился, задорно сверкая глазами: свой в доску, замечательный парень Ромка. Услышав вопрос, разом отдалился: таинственный и опасный чужак, нелюдь. Рядом с Сантьягой и с Идальгой такое ощущение не покидало, Ромига давал почувствовать время от времени:
   -- Смотря, что ты захочешь про нас узнать. Кажется, ты и так подсмотрел немало. До крайности любопытно, как ты это делаешь.
   Семёныч пожал плечами:
   -- Не знаю, как. Само получается. Так рассказать тебе сон?
  
   Слушая подробный и красочный пересказ старикова сна, подавая нужные реплики, тёмный старательно сдерживал и скрывал растущее раздражение. На этот раз реальные эпизоды замысловато переплелись с фантастическими, но всё равно реальности было слишком много. Навь ревностно хранит свои тайны. Это знают все, кто хоть немного имел дело с этой расой. Ромигу, мягко говоря, не радовало, что чел так запросто заглядывает в его прошлое. Причём Семёныч не использовал известные заклинания сканирования памяти, нав готов был в этом поручиться. "Может, сегодня Идальга сам подкинул картинок, нарочно. Но я-то вчера -- нет".
   Вероятно, это было сродни видениям предсказателей. Практически наверняка, связано с магией мира. Особенно злило Ромигу, что Семёныч проваливается в прошлое бесконтрольно. "Само у него получается! Всё-таки челы, даже лучшие из них -- ошибка Спящего! Хотя, если подумать, мой собственный путь в геомантию -- тоже сплошное "само получилось". От начала, с того дня, как нарвался на скальпель Идальги и впервые увидел нити во Тьме. Вон и парижский особнячок, где мы с дознавателем окончательно помирились, всплыл, как по заказу..."
   Приняв извинения наставника, гарка не сомневался, что следы пережитого изгладятся за несколько дней. Но для этого, вероятно, следовало сразу всё забыть, как дурной сон. А чем больше Ромига вспоминал и осмысливал, тем поганее ему становилось. Когда осознал, что опасается не то что медитировать -- закрывать глаза, ожидая увидеть во Тьме, которая всегда с собой, нечто лишнее, понял: без помощи не обойдётся. Однако полной неожиданностью стало, что помощь нужна, а просить и принять её он не готов.
   Идальга свою помощь прямо навязывал. Очень быстро и добросовестно привёл в порядок Ромигино тело. Теперь давал понять, что не отпустит помощника от себя, пока тот полностью не оклемается. Ромига достаточно у него учился. Рассудком понимал, может найти исцеление духа здесь же.
   Нужно только довериться заботе в глазах, которые навсегда запомнил ледяными, равнодушными. Дать волю отчаянной, как никогда, жажде ласковых прикосновений. "Или чего-нибудь поострее!" Ромига чувствовал, что имеет все шансы пристраститься к безумному коктейлю из наслаждения и страдания, который так мастерски мешает дознаватель. Готов сам щедро добавить туда ненависти: к себе, наставнику, ко всему миру. "Но мы же навы, а не гиперборейцы какие-нибудь!"
   Ромига не понимал, что с этим делать. Стиснув зубы, беспрекословно слушался приказов старшего. Работал в архиве, в лаборатории. Ассистировал во время допросов и экспериментов над пленными. И даже сородичу было почти невозможно уловить его эмоции: эхо эмоций "объектов", плюс много-много истинно навской ярости. А густые волосы надёжно прикрывали кончики ушей.
   Находиться рядом с наставником в свободное время -- тоже приказ, хотя раньше это было просто жизнью. Вот Ромига привычно забегает на кухню, где дознаватель готовит шуркь, один из вкуснейших в Цитадели. Молодой нав хватает кусочек мяса с разделочной доски, кидает в рот. Облизывается с весёлой ухмылкой, почти как прежде:
   -- Вкусно!
   -- Эй, погоди, пока заправлю в котёл, -- Идальга улыбается в ответ, и тут же откладывает стряпню.
   Полшага, и он рядом. Шёпот аркана. Одна ладонь мягко скользит по спине, другая по животу и груди Ромиги. Снизу вверх, неторопливо, с лёгким нажимом. Потоки энергии пронизывают тело. Ромига блаженно щурит глаза, тянется, только что не мурчит от удовольствия... Вздрагивает, каменеет, лицо коверкает гримаса. Хриплый, перехваченный голос:
   -- Не трогай меня!
   Шаг, разворот. Тьма потекла из сжатых кулаков, сгустилась в два чёрных клинка.
   -- Ромига?
   Клинки исчезают, нав рывком пододвигает стул, почти падает на него, роняет руки между колен, волосы скрывают низко склонённое лицо:
   -- Не могу! Ты меня вот этими пальцами за сердце хватал и кишки вытягивал, а теперь гладишь. Всё внутри сжимается, и рассудок отказывает. Не прикасайся ко мне, Идальга! А то не знаю, что я сделаю. С тобой или с собой, как получится...
   Идальга держит паузу, ждёт, что ещё скажет помощник, но Ромига молчит. Дознаватель пожимает плечами и продолжает, как ни в чём не бывало, готовить шуркь.
   Несколько минут тишины, собраться с силами и мыслями.
   -- Идальга, я тебя очень прошу, отпусти меня обратно в арнат. Я не хочу учиться у тебя. Я не могу с тобой работать. Мне даже находиться рядом с тобой тошно. А уж заходить в помещение для допросов...
   -- В таком раздрае точно не отпущу. Успокоишься немного, тогда обсудим наши дальнейшие планы. Пока освобождаю тебя от всей работы, кроме архивной. Недели за две приведёшь в порядок все записи?
   -- А ты дашь мне снадобье, которое первый раз было в кружке? Сам бы смешал, да не разобрал рецептуру на вкус.
   -- Для чего?
   На вопросы, заданные в таком тоне, Ромига за годы ученичества привык отвечать быстро и точно.
   -- Чтобы противоположные желания не рвали меня на части. А то я вообще перестал понимать, чего хочу. Эмоции мешают думать, будто я чел какой-нибудь. Не представлял даже, что такое может быть.
   Дознаватель вздохнул, поморщился:
   -- Ничего удивительного, первый в жизни серьёзный шок.
   -- Идальга, зачем ты со мной такое сделал?
   -- Могу ответить, но предупреждаю, это будет моё "зачем". Тебе оно, в лучшем случае, бесполезно. Уверен, что хочешь знать?
   До сей поры любознательность Ромиги не ведала границ.
   -- Нет. Я сейчас мало в чём уверен, но это мне не любопытно -- совсем. Странно даже...
   Старший нав хмыкнул:
   -- На мой взгляд, ничего странного, очень здраво. Могу посоветовать: придумай, создай, а лучше, просто вспомни своё "зачем".
   -- Что значит, вспомни?
   -- Ромига, я наблюдал авантюрные твои поступки, но не видел бессмысленных. Предполагаю: когда ты старательно нарывался на неприятности, твоё "зачем" у тебя уже было. Мало того, мне кажется, ты что-то нашёл: перед тем, как потерял сознание. Вспомни, чему ты тогда улыбался?
   -- Тому же, чему прочие твои "объекты"? -- брезгливо скривил губы Ромига.
   -- Нет. На внешние раздражители ты уже слабо реагировал. Это было что-то твоё.
   Ещё один тоскливый вздох:
   -- Не помню. Или не понимаю. Потому прошу того зелья, успокоиться и разобраться.
   -- Зелья не дам. Готов помочь справиться с эмоциями. Единственное условие: не хватайся за катаны и не наворачивай на себя сто слоёв защиты, когда я к тебе прикасаюсь.
   -- Говорил же, не могу! Да и что ты сделаешь? Воспоминания и память тела никуда не денутся.
   -- Я могу основательно подправить твою реакцию на происшедшее. Будешь просто помнить, без особых эмоций. И жить, как жил. Задача не намного сложнее, чем быстро исцелить раны. Если бы ты не топорщил иголки, я бы уже сделал это: тихо, исподволь.
   -- Жить, как жил... Нет, Идальга. В том-то и дело! Я больше не хочу быть тем любопытным, восторженным и доверчивым идиотом, который сдуру оказался на твоём столе. В этом-то всё и дело!
   Ромига растянул работу в архиве не на две недели -- на все пять. Возня с документами оказалась на удивление увлекательной. "Их же, волей-неволей, надо прочесть и вникнуть. Не понимаю, почему большинство соплеменников поручают это големам? Хотя Куби, конечно, выше всяких похвал" На самом деле, Ромига продолжал учиться. Находил в записях Идальги ответы на свои личные, животрепещущие вопросы, обдумывал, примерял на себя -- что-то в картинке упорно не сходилось.
   Второй месяц сосредоточенно скрипел пером по пергаменту, ел и спал. Ещё ходил на тренировки: по мере того, как таяла необработанная часть архива, всё чаще. Терга, мастер фехтования, стал заметно выделять его среди прочих гарок. С одной стороны, ничего удивительного, Ромига сам постоянно рвался спарринговать с ним. С другой, за полтора десятка поединков, кроме самого первого, Терга ни разу не коснулся его клинком. Будто отбросил в самое начало обучения. Это было... что говорить, обидно. Тем более, молодой нав, как ни старался, тоже не мог его достать.
   В очередной раз возвращая тренировочные катаны на стойку, усталый, взмыленный Ромига буркнул себе под нос:
   -- Я совсем никудышно бьюсь, да?
   Вздрогнул, услышав за спиной такой же негромкий ответ Терги:
   -- Нет, вполне хорошо, для просто нава. Для гарки так себе. Но будешь тренироваться каждый день, быстро восстановишь форму. И технику подтянешь. Потенциал у тебя отличный.
   Ромига резко обернулся, встречая взгляд старшего сородича:
   -- Тогда почему ты бережёшь меня, будто новичка?
   -- Потому что убедился: никакая рана не приведёт тебя в замешательство и не остановит. Ты будешь сражаться, пока способен хоть как-то держать оружие или строить арканы. Этому тебя учить не надо. А мучительством для удовольствия я не занимаюсь.
   В последней фразе прозвучала явная ирония. Молодаой нав смутился. Он никому не рассказывал, что у них вышло с Идальгой. Не потому, что тайна. По большому счёту, у навов нет тайн друг от друга. Однако в частную жизнь без крайней нужды не посвящают и не лезут. То дело было их двоих.
   -- Если ты спаррингуешь со мной, ища себе новой боли, ты пришёл не туда, -- продолжил Терга.
   Кажется, у Ромиги даже щёки потемнели. В словах Терги была доля истины. Немалая!
   -- Пойдём, пообедаем. И поговорим заодно, -- тяжёлая рука мастера фехтования легла Ромиге на плечо, увлекая к выходу из зала. -- Шуркь вкуснее у дознавателя, но, на мой взгляд, он сильно перебарщивает с приправами.
   Молодой нав едва не впервые разглядел на лице Терги что-то похожее на улыбку и рискнул возразить:
   -- Я бы хотел сперва привести себя в порядок... После тренировки.
   -- Не очень-то у тебя получается, -- Терга прищурился, смерив сородича взглядом. -- Но для обеда и так сойдёт.
  
   Ромига вернулся в архив, тихонько насвистывая. Он был сыт, слегка пьян и почти доволен жизнью. Зажёг свечи на рабочем столе, наполнил чернильницу. Чуть не выронил бутыль с чернилами, ощутив рядом присутствие другого нава. Идальга был в архиве! Вышел из-за стеллажа, провёл кончиками пальцев по аккуратно подписанным корешкам папок. Окинул взглядом тощую стопку неразобранных документов на столе:
   -- Я вижу, ты подошёл к делу очень ответственно. Однако совсем не торопишься. Сколько времени тебе понадобится, чтобы закончить?
   С утра Ромига планировал растянуть остаток работы ещё на неделю. Но Терга так увлекательно делился воспоминаниями о приключениях и путешествиях, о давних временах и дальних краях... Гарка прежде не подозревал в угрюмом, строгом мастере фехтования такого замечательного собеседника и рассказчика. А теперь стены архива вдруг показались ему тесными, переживания последних недель -- мелкими, преходящими.
   -- Завтра к вечеру закончу. А что, появилась новая работа для меня?
   В присутствии наставника Ромигу привычно потряхивало. Однако говорил он спокойно, смотрел в глаза прямо, почти без усилий.
   -- Вопрос не в работе, а в твоей готовности её выполнять. Я хочу, чтобы ты помог мне провести серию экспериментов над чудом.
   -- Уж с кем-кем, а с рыжими ты всегда справлялся без меня, -- фыркнул Ромига.
   Дознаватель ответил с ухмылкой:
   -- Когда развлекаюсь, да. А сейчас я испытываю новое снадобье, которое довольно любопытно модифицирует магические способности. Ты же, между прочим, натолкнул на мысль. Уверен, тебе будет интересно.
   Ромига слушал и думал: "Да, интересно. Очень. Только мне совершенно не хочется принимать в этом участие. Но опыты Идальга задумал сложные, небезопасные. И помощника он себе искал не для того, чтобы сэкономить на библиотечном големе. Либо я смогу делать то, за что взялся, напросившись к нему. Либо надо уже принимать окончательное решение и уходить".
   -- Идальга, когда ты планируешь начать? Архив не живой, подождёт. В отличие от чуда.
   -- Чуд тоже никуда не денется. Но у меня всё готово.
   -- Тогда и я готов, хоть сейчас.
   Первая серия опытов шла по плану. Идальга берёг ценный "объект", аккуратно прощупывая реакции на разные раздражители. Роль помощника пока сводилась к наблюдению. Держать защиту понадобится позже, когда они будут на время снимать с пленного рыцаря-мстителя "Рыбацкую сеть". Ромига внимательно отслеживал эмоции и ощущения чуда, типичные до полной предсказуемости. Сильный, мужественный воин и маг упустил возможность геройски погибнуть в бою. Теперь задыхался от бессильной ярости в руках врагов, способных даже эту ярость обратить себе на пользу. Чуд очень старательно глушил в себе боль, тоску, страх. Но Ромига видел их, как на ладони. И сам слишком хорошо знал: "объект" держится ровно до тех пор, пока Идальга не принялся за него всерьёз. Перед жестоким мастерством дознавателя не устоять было даже гарке, куда там рыжему рыцарю.
   Ромига всё хуже различал грань, что воспринимает от чуда, что ощущает сам. Рассудка не терял: помнил об эксперименте, о поставленной задаче, продолжал выполнять её, но чувства шли вразнос.
   Слова дознавателя:
   -- Пока достаточно. Сделаем перерыв, -- прозвучали музыкой для двоих.
   Чуд не сдержал облегчённого вздоха. Нав сделал быстрый портал в кабинет Идальги, где дал, наконец, выход ярости. Тяжёлое кресло полетело в стену, распалось на куски, сразу подожжённые "дыханием дракона". Ромига подхватил один из пылающих обломков и, не чувствуя жара, принялся крушить им всё вокруг.
   Идальга спокойно вошёл через дверь. Увидел разгром. Ни слова не говоря, очутился за спиной бушующего помощника. Сгрёб его за пояс и за волосы -- зашвырнул в ещё один портал.
   Кувырком вылетев оттуда, Ромига крепко впечатался лбом во что-то твёрдое. Постоял на четвереньках, слегка оглушённый, зато не сомневаясь, у кого именно сыплются из глаз искры. Потушил тлеющую ножку от Идальгиного кресла и покрывало на кровати, об угол которой приложился. Собственной, в собственных апартаментах: жажда разрушений сразу прошла. Нав поднялся на ноги. Сгоряча начал строить обратный портал, но сообразил, что это равносильно вызову на поединок, а он возвращался разговаривать. Пошёл пешком.
   Как назло, повстречал в коридоре знакомого:
   -- Эй, Ромига, что у тебя с лицом? Кто тебя так?
   Нав потрогал лоб -- обнаружил здоровенную шишку, рассечённую кожу, кровь. "Ерунда!" Фыркнул в ответ:
   -- Мебель. Неудачно вышел из портала, -- и поскорее миновал озадаченного соплеменника.
   -- Ну и что это было? -- Идальга успел не только потушить пожар и выветрить дым -- расположиться с комфортом и бокалом коньяка на случайно уцелевшем среди разгрома диване. Ромига зло позавидовал спокойствию наставника.
   -- Сорвался. Приношу извинения, что попортил тебе обстановку.
   -- Ущерб компенсируешь.
   -- Да, естественно.
   -- Но на вопрос ты не ответил. С тобой -- что произошло?
   Дознаватель приглашающим жестом указал на свободную часть дивана. Ромига остался стоять, выдохнул:
   -- Нам надо заканчивать совместную работу, Идальга. Думаю, это уже попросту опасно.
   -- Сядь. И объяснись.
   Сидеть -- нет, напряжение требовало выхода. Ромига закружил по комнате, пиная обугленные обломки:
   -- Я теряю края. Чувствую себя заодно с "объектами". Будто всё, что мы делаем с ними, творится со мной. Пока сидел в архиве, думал, пройдёт. Но нет, сегодня то же самое. Надеюсь, со временем привыкну. Я же нав, я сильнее младших. Но пока слишком неприятно, -- всё-таки присел на диван, постепенно успокаиваясь.
   -- Вижу, что неприятно, -- Идальга материализовал зеркало, подставил Ромиге. -- И ещё раз предлагаю свою помощь.
   Ромига будто не расслышал, с отвращением разглядывая свою разбитую, измазанную кровью и копотью физиономию. Это в таком виде он бегал по Цитадели!? Зажмурил глаза: отгородиться от позора хоть на миг. Вздрогнул. Под веками вместо родной, привычной Тьмы снова мелькала какая-то, будто, паутина. А дознаватель смотрел на помощника с растущим интересом. Небось уже держал наготове свой безотказный обездвиживающий аркан? Ромига скрипнул зубами:
   -- Идальга, я не готов принять помощь. Вообще ничью. А станешь помогать насильно, не починишь, доломаешь окончательно.
   -- Откуда такая странная мысль? Про насильственную починку?
   -- Я же знаю, ты в любой момент способен сделать со мной всё, что пожелаешь или сочтёшь нужным. Но во имя Тьмы-прародительницы прошу: не трогай!
   -- Ты тоже много на что способен, если захочешь. Например, взять себя в руки. Разгулявшиеся эмоции -- нормальная реакция молодого организма. Однако меня удивляет твоё упорное нежелание с этим что-то делать.
   -- Я делаю.
   -- Мало. Не всё возможное. Почему-то отказываешься от самого лёгкого и простого. Чуть-чуть потерпеть, даже не боль. Не хочешь помощи -- почему? Боишься -- чего? Разберись.
   -- Я разбираюсь.
   Ромига едва не сказал вслух: "Чувствую себя непонятным артефактом, готовым взорваться в любой миг. Это пугает сильнее, чем то, что ты уже сделал, или можешь сделать со мной". Но за подобным признанием с неизбежностью следовало разбирательство. Которое, как показалось Ромиге, столь же неизбежно спровоцирует взрыв. "Лучше я попробую разъяснить это сам. Осторожно, без спешки".
   -- На мой взгляд, ты не разбираешься, а тянешь время, -- Ромига ощутил растущее недовольство собеседника. Похоже, Идальга начал терять терпение. Асур знает, чем это грозило им обоим.
   -- Может быть...
   -- Ладно. Иди-ка ты, нав, погуляй ещё. Приведи себя в порядок, закажи шасам новую мебель, как была. А я пока отправлю чуда отдыхать, займусь тут ремонтом и тоже подумаю. Чего точно не желаю, навредить тебе. Обещаю, без твоего согласия больше ничего с тобой делать не буду.
  
   Выполнив оба поручения, Ромига решил посидеть ночью, побыстрее закончить надоевшую работу в архиве. Вышел из портала -- с удивлением заслышал где-то рядом голоса и смех, почуял дразнящий аромат шуркя. Обычно запертая, заговоренная на полную непроницаемость дверь в кабинет Идальги оказалась приоткрытой. Беседовали где-то за ней. Дознаватель и кто-то незнакомый... Нав! Незнакомый нав -- само по себе любопытно. К тому же, речь шла о человских пиратских сокровищах. Собеседники увлеклись, потому не почуяли появление ещё одного тёмного. А может, не обратили внимания. В любом случае, трудно было придумать занятие глупее, чем подслушивать за дверью. Либо сразу идти прочь, либо закрыться со своей стороны и засесть за работу.
   Предчувствие перемен, будто струя свежего воздуха в Лабиринте. Ромига решительно распахнул дверь. Замер на пороге каминной, где толком не прибрались, зато с явным удовольствием принимали гостя. Спросил:
   -- Я не помешаю?
   -- О, Идальга, твой шуркь безотказно приманивает едоков, как всегда! Это и есть тот самый помощник? -- незнакомец разглядывал Ромигу добродушно, но очень бесцеремонно: тот ощутил себя, будто голым.
   -- Ромига, заходи. А то, пока мнёшься в дверях, мы с Альегой всё съедим, -- ухмыльнулся Идальга.
   -- И выпьем, -- в противовес собственным словам, нав по имени Альега призвал третий бокал, щедро плеснул туда из пузатой бутыли, отправил Ромиге. Помощник дознавателя принял угощение, попробовал. Не вино -- что-то более крепкое, резкое, приторное. Скорее вкусное, чем наоборот.
   Новый вкус, новое лицо сородича... Ромига, как ни молод был, начал ценить такие моменты и совпадения. Удивился, насколько мало в Альеге магической энергии, ему самому было бы уже неуютно. С любопытством рассматривал загорелое лицо, непривычные для Города человские одежды. В излюбленной навами цветовой гамме, но всё равно слишком пёстрые и пышные.
   -- А я слышал о тебе сегодня. От Терги. Мол, до сих пор есть навы, которых вероятнее встретить где-нибудь в пустыне или среди айсбергов, нежели в Цитадели.
   -- Это он верно подметил, -- прищурил чёрный глаз Альега. -- А ты домосед?
   -- Я бывал в походах очищения.
   -- Гарка? Портал до места -- бой -- портал обратно? Иногда тренировочные базы?
   -- Примерно так, -- кивнул Ромига.
   -- А хочется большего? Я тут предложил Идальге совместное путешествие. Раньше он бывал лёгок на подъём. А мне скоро понадобится напарник нав.
   -- Я и сейчас не тяжелее, -- вставил дознаватель. -- Но ближайшие годы моё место в Цитадели. Поищи других. Если тебе нужен напарник со способностями ищейки, попробуй пригласить Ромигу. Это его любимое дело, и у него отлично получается.
   Идальга с Альегой многозначительно переглянулись. Потом Ромига поймал взгляд наставника: холодноватый, отстранённый. Разозлился: "Идальге надоело возиться, и он решил отправить меня восвояси?" Быстро успокоился: "Да, это выход из тупика, куда мы, очевидно, забрели. Очень хороший выход. Мне нравится".
   -- Альега, а можно поподробнее? Кого или что ты собираешься искать?
   Через неделю Ромига встречал ночь на палубе человского судёнышка, идущего вниз по Волге. Месяц спустя двоих навов видели в Тамани. Через полгода поручение комиссара, ради которого Альеге понадобился напарник из своих, было выполнено, и они расстались. Однако в Город возвращаться Ромига не спешил. Появлялся в Цитадели на день-два и снова исчезал: иногда сам по себе, иногда с заданием. Стал ещё одним навом, которого проще встретить в джунглях или посреди человского муравейника на другом краю Земли, чем дома. Годы шли, складывались в десятилетия. Полные приключений, находок, разгаданных и неразгаданных тайн...
  
   -- Так значит, присказка про шило в одном месте у вас тоже в ходу? -- подмигнул старик. -- Эй, Ром, ты чего? -- весёлый, довольный жизнью Семёныч не сразу обратил внимание на форму ушей собеседника, не уловил резкую перемену его настроения.
   -- Чел, ради безопасности... Не только твоей. Я бы взял с тебя обещание, что ты перестанешь смотреть сны про меня. Про всех нас.
   Старик втянул голову в плечи, побледнел под колючим, полным угрозы взглядом нава. Твёрдо ответил:
   -- Извини, Ром, я не даю невыполнимых обещаний. Даже влюблённым женщинам. Тем более, друзьям и деловым партнёрам. Постараться могу. Ты не волнуйся, я умею хранить чужие секреты.
   -- Вот и поклянись, что никому, кроме меня, про свои сны сообщать не будешь. Ни сам факт, что видел, ни содержание. И скрепим заклятием.
   -- Это как?
   Нав подбросил на ладони чёрную фигурку. Давно таскал в кармане про запас. Внезапно пригодилась.
   -- Накрой рукой артефакт, произнеси обещание и поклянись своим сердцем. Нарушишь слово, сразу умрёшь.
   -- Ром, ты уверен, что это хорошая идея? А если я разгляжу опасность для тебя? В настоящем или будущем? У меня бывает.
   -- Обсудишь со мной, в чём проблема?
   -- А если... Вдруг ты будешь далеко? А я не сумею позвать помощь, когда она тебе нужна?
   Нав скривился, будто от кислого.
   -- Опыт показывает, ты всё равно не способен отделить правду от своих фантазий, прошлое -- от настоящего и будущего, оценить реальную опасность. А я не хочу, чтобы "скрытая камера" всё время подсматривала за мной и транслировала, кому попало.
   -- Не кому попало! Твоим родичам: Сантьяге, Идальге...
   -- Достаточно, что они знают про наши с тобой дела наяву. Наверняка не только с моей стороны, но и с твоей тоже? Идальга не просто так сюда приходил?
   Старик совсем съёжился, чувствуя себя между молотом и наковальней. Навский гнев, направленный на тебя лично -- это уже не просто тёмная сила рядом. Даже не разъярённое кем-то другим опасное существо.
   Ромига жёстко, неприятно усмехнулся:
   -- Я разрешаю тебе им отчитываться. Из-за чужака, который лезет ко мне в мозги, вынужден жертвовать приватностью, как ни противно. Но снами, видениями, предчувствиями про меня ты будешь делиться только со мной. Или мне проще тебя прибить прямо сейчас.
   На правой ладони Ромиги ждала чёрная фигурка. В левой наливался силой и опасностью огненный шарик. Старый геомант замер на распутье. Вопреки очевидному, Семёныч не верил, что Ромка его сейчас убьёт. Но чуял: давай клятву или нет, в перспективе так и так неладно. Подобностей не улавливал. Тяжело вздохнул, сдаваясь.
   -- "Предоставляю тебе совершенно свободный выбор между пером и верёвкой", да?
   Уши нава поубавили в остроте:
   -- Семёныч, ты умный чел. Прикинь, что бы ты выбрал для себя? Потенциальный риск? Или постоянную жизнь, как на витрине?
   -- Все мои тайны -- палые листья да прошлогодний снег. Однако... Я бы тоже выбрал риск. Ладно, расскажи, как действует эта хреновина?
   Показалось, или нав тихонько, облегчённо вздохнул?
   -- Задавай вопросы.
   Семёныч не постеснялся выспросить о заклятии обещания всё, что пришло в голову. Тянул время: вдруг сможет различить будущие подводные камни, обходные пути мимо них? Увы, нет. Понял, что пора. Накрыл артефакт подрагивающей от волнения ладонью. Ощутил холодок неизвестного материала, тепло и твёрдость Ромкиной руки:
   -- Даю тебе слово: отныне все сны, которые вижу про тебя, буду обсуждать только с тобой или молчать. Клянусь своим сердцем и жизнью!
   Будто электрический разряд стрельнул от фигурки, заставив старика охнуть, затрясти кистью. Нав, как ни в чём не бывало, сжал артефакт в кулаке. Спрятал опасную штуковину во внутренний карман пиджака:
   -- Вот и славно. Одной проблемой меньше, -- посмотрел челу в глаза спокойно и радостно, словно не было разговора с угрозами вот только что.
   Семёныч не умел так быстро переключаться с безмятежности на бурю, и обратно. Да и засела занозой одна фраза.
   -- Ром, ты сказал: "Чужак, который лезет в мои мозги"? Это то самое покушение на тебя, из-за которого сыр-бор?
   -- Да, -- сухая констатация факта, и ни черта не прочесть в черноте навских глаз.
   -- То-то ты совсем смурной ходил, -- старик взял кружку с полуостывшим чаем, жадно отпил глоток. -- А раньше с тобой такое бывало?
   Едва заметный отрицательный кивок.
   -- Семёныч, скажи, когда и как ты заметил, что со мной неладно?
   -- Перед Австрией. Ты тогда прибежал от Гены допечатывать фото. Злой, как чёрт. Молоко рядом поставь, скиснет. Ты и Гену напугал. Он мне позвонил предупредить...
   -- А как обстояли дела с нашими узорами, помнишь? Что-то менялось? Или ты сам что-то плёл?
   -- Там... Знаешь, Ром, я сунулся, но ничего внятного не смог уловить. Что-то странное было. Опасное. Не предчувствие -- явная угроза рядом. И очень чужое. Как дрель в симфоническом оркестре. Или капроновый шнурок в персидском ковре.
   -- Любопытно. Ты это почуял только тогда, когда я пришёл от Старостина?
   -- Позже тоже. То сильнее, то слабее. Очень сильно перед тем, как мы с тобой отправили тебя домой.
   -- А сейчас?
   -- Сегодня -- нет, -- старик вздохнул. -- Но я сам не в кондиции. Слишком хорошо себя чувствую, спасибо твоему приятелю. С отвычки сбивает с толку.
   Ромига фыркнул: и тут они забавно совпали с челом. Отдохнувший, под завязку полный магической энергией, нав почти перестал видеть "паутинку" и ни за что не построил бы сейчас геомантский портал в Цитадель. Это вписывалось в общие представления о магии мира и магии Источников, но Ромига хотел знать точнее. Хотел владеть своими способностями, а не ждать, когда они сами проявятся: вдруг, да с подвывертом. "За три века набродился в тумане, спиной вперёд. Хватит!" Пытливый ум намечал эксперименты, которые предстояло обсудить с Сантьягой, а к реализации привлечь Идальгу, если тот согласится.
   Что согласится, Ромига не сомневался. Навь загружала дознавателя работой лишь во времена больших войн. Прочее время Идальга занимался исследованиями, век от века всё более далёкими от извлечения информации. Любимый конёк -- яды и противоядия. Новейшее увлечение -- арканы и снадобья для тонкого воздействия на тело, психику, магические способности разных генстатусов. "Именно то, что нужно. Плюс Идальгино безотказное чутьё на опасность. Думаю, оно нам пригодится. Атака-то вряд ли последняя".
   Ромига залпом допил чай. Протянул руку, призывая с полки кувшинчик из-под зелёной энергии:
   -- Я говорил, что эти штуки можно заряжать? Возьму пустой, в следующий раз принесу полный.
   -- Возвратная тара? Хорошо.
   -- Семёныч, скажи, когда у тебя вдоволь энергии, тебе проще или сложнее плести узоры судьбы?
   Чел снял очки, задумчиво почесал дужкой за ухом:
   -- Ну ты и вопросы задаёшь, Ром... Кстати, ты не против, что я к тебе по-старому обращаюсь?
   -- Я -- за. Режим секретности -- тем более. Так как? Легче или труднее?
   Старик помолчал, вслушиваясь в себя. Протянул:
   -- Трудно сказать. Слишком многое разом поменялось, и продолжает меняться, -- водрузил очки обратно на нос, растерянно заглянул собеседнику в глаза. -- До того, как ты объявился, мои возможности спокойно покрывали потребности. Очень скромные, как я теперь вижу. Много лет не задумывался о своих пределах. А сейчас, кажется, горы готов своротить. Но готов или кажется, на самом деле, не знаю... Так что, извини, точного ответа на вопрос у меня нету.
   Нав с любопытством наблюдал за челом. Жалел, что не умеет читать мысли. Ловил смутные, хаотично мелькающие образы-воспоминания, сумбур эмоций. Этой каше следовало отстояться в тихом месте. Семёныч, видимо, пришёл к тому же выводу.
   -- Ром, ты бы допечатал начатое. А я поеду домой.
   -- Лучше я тебя сам сейчас отвезу. На машине.
   Старик открыл рот -- возразить, но вдруг расцвел шкодной, мальчишеской улыбкой.
   -- Отвези, буду очень признателен. Машина та же, что утром?
   Ромига вспомнил любопытный взгляд из-за занавесок на первом этаже, понимающе подмигнул.
   -- Ага!
  
   На самом деле, дознаватель не собирался дожидаться Ромигу в мастерской старика. Сделал, что хотел, и ушёл. На вечер были другие планы. А разобравшись со всеми делами, отправился к комиссару с докладом.
   -- Начать с интересного, или по порядку?
   -- С интересного.
   Вопрос и ответ не первый век заменяли этим двум навам приветствие.
   -- Я более чем уверен, старика цеплял тот же дух, что Ромигу. Воздействие было кратким, чел не сопротивлялся, поэтому след совсем слабый. Не обследовав перед этим Ромигу, я бы ничего не нашёл. Но след есть, очень характерный. Видимо, я вспугнул его, когда первый раз сканировал Ромигу. Атаковать меня напрямую дух не захотел или не смог. Провоцировал Ромигу на нападение, но не преуспел. Чтобы убраться восвояси, ему нужен был "перевалочный пункт", а чел удобно подвернулся. Сам чел для Ромиги не опасен.
   -- Чел не опасен, да. Возвращаемся к интересному. На Ромигу нападал некто достаточно сильный, чтобы покопаться у нава в памяти, разбередить неприятные воспоминания и вызвать нужные реакции. Так?
   -- Примерно так. Кто это, и какие у него силы, мы пока не знаем даже приблизительно. Я не смог определить источник магической энергии в момент воздействия. По остаточным следам, тем более. Мне это очень не нравится. На ум приходят асуры, таты, Хранитель, Странники... И еще один вариант, который пользуется одной с нами энергией.
   Уши комиссара на миг заострились, в глазах сверкнули жёлтые искры:
   -- Мы обсуждали эти варианты утром. Кроме Странников. Идальга, почему вы вдруг вспомнили их?
   -- Предполагаю, что наша Шальная Стрела каким-то образом летает во Внешние Миры.
   -- Да, я помню эту вашу гипотезу. На мой взгляд, она чересчур смела. Ромигины сны -- очень интересный феномен. Вероятно, как-то связаны с его способностями. Но даже если нав нашёл такую оригинальную лазейку во Внешние Миры, Странники вряд ли могли его засечь. Тем более, напасть. Магов среди них не было, а воздействие, сами говорите, магическое. Вот некто другой извне... Но это даже большая терра инкогнита, чем асуры. Без новых сведений мы можем гадать до пробуждения Спящего. Но обратите внимание: Ромига утверждает, что давал отпор, а его атаковали снова и снова, и так продолжалось две недели.
   -- По моим данным, получается то же самое.
   -- У нава было достаточно времени понять, что он не справляется сам. Однако нав не пошёл за помощью, а наоборот, старательно избегал всех, кто мог засечь воздействие и вмешаться.
   -- Это вообще в Ромигином стиле, -- фыркнул дознаватель.
   -- Мы ещё поговорим с ним об этом. Но тут, я подозреваю, некто виртуозно использовал его особенность. Создал мотивацию и предоставил свободу творчества. Фокус с пропавшим отчётом меня особенно впечатлил.
   Идальга кивнул, поморщился:
   -- Похоже, наша с Ромигой встреча -- единственный прокол этой враждебной сущности. Меня удивляет другое. Если бы я, к примеру, ставил целью подчинить "объект" и принудить к неким действиям, зачем две недели вхолостую играть на настроении? Атаковал, сломил сопротивление, добился своего. Либо, если не справился, зачистил следы и отступил.
   -- Подозреваю, именно так поступил бы наш последний вариант. Мощная атака, на полное подчинение, и сразу какие-то действия, ради которых всё затевается. Вопрос, достаточно ли сил. Но в любом случае, тот вариант вряд ли стал бы тянуть полмесяца. А вот вы, Идальга, как раз склонны поиграть. Без очевидной цели, не торопясь и со вкусом. И с Ромиги станется нарваться на ещё одного экспериментатора, -- иронично прищурился комиссар.
   Ответный оскал дознавателя мог сойти за улыбку только среди своих.
   -- Сейчас не время обсуждать мои эксперименты.
   Сантьяга резко подался вперёд:
   -- А твои развлечения? Мне не понравилась охота на чуда при случайном свидетеле. Ещё больше не понравился стариков сон. Он видел то, что действительно произошло, не так ли?
   -- Да. Но я сильно удивлюсь, если до тебя не доходили отголоски той истории.
   -- Не из первых уст, -- комиссар пристально смотрел на Идальгу, -- Ромига напросился сам, из любопытства?
   Дознаватель хмыкнул:
   -- Этот нав мог... Но нет. Меня понесло, он не остановился вовремя с какими-то дурацкими вопросами. Для нава опасности в моих действиях не было. Я калечу и убиваю, только если сам того захочу, -- Идальга внезапно нахмурился. -- Но именно тогда Ромига едва не проявил себя как геомант.
   -- Сколько раз я тебе говорил: ты переоцениваешь свою способность держать всё под контролем. И знаешь ведь, чем может закончиться охота на тайногородцев в мирное время.
   Идальга зло фыркнул:
   -- Меня ни разу не поймали. И не поймают.
   -- Если бы геомант ударил, Навь могла потерять двоих сразу.
   -- Вероятно. Но он ведь не ударил.
   -- А если бы Ромига пожаловался на тебя, я бы лично заинтересовался твоей анатомией, -- в руке комиссара на мгновение возник чёрный стилет.
   Взгляд, полный знаменитого навского упрямства.
   -- Если бы. Но мы с Ромигой прекрасно разъяснили между собой этот маленький инцидент.
   Пауза в несколько ударов сердца.
   -- Хорошо же вы развлекались в Цитадели, пока мы воевали, -- теперь в глазах Сантьяги блеснул смех.
   -- Мы развлекались, добыв информацию, которая позволила Нави победить, -- невозмутимо парировал Идальга.
   Комиссар Тёмного Двора со вздохом стряхнул с рукава несуществующую пылинку. Упорством и упрямством он точно не уступал строптивому сородичу. Одному из немногих, с кем в личной беседе иногда переходил на "ты", потому что так удобнее было спорить. И некоторые вещи Сантьяга мог повторять до бесконечности, но не в ущерб основной нити делового разговора.
   -- Всё-таки любопытно, зачем этому существу, или духу, понадобился "перевалочный пункт" в лице чела? Если воздействие было кратким, куда он девался потом? Что общего у Ромиги и чела?
   -- Геомантия? -- предположил дозанватель.
   -- Самое очевидное. Заодно объясняет, почему не атаковали вас, Идальга.
   Дознаватель задумчиво хмыкнул:
   -- Ещё на Ромигу и Семёныча нападали во сне. По крайней мере, по первому разу. А я тогда не спал.
   -- Тоже логично. И снова всплывают эти сны. Я настоятельно рекомендовал бы вам тему для совместного исследования. Но думаю, Ромига придёт сам, с готовой программой. Сначала ко мне, потом к вам.
   -- Посмотрим, что это будет за программа... Откровенно говоря, я бы Ромигу попросту не выпускал из Цитадели. Да только поговорил с Тергой час назад. Он подтвердил, первая атака была здесь. Защита Цитадели не помешала зацепить нава.
   -- Пожалуй, это серьёзный аргумент за того, кто пользуется нашей энергией, -- нахмурился комиссар.
   -- Да уж... А Терга вообще сперва подумал на меня, -- невесело усмехнулся дознаватель. -- Разыскивал, чтобы разобраться. Но меня тогда не было в Городе. К сожалению.
   -- Ромига Тергу потом тоже избегал?
   -- Да. Исхитрялся ходить на тренировки и не совпадать по времени.
   -- Вот любопытно, если бы чел не организовал вам с Ромигой встречу, сколько ещё могло тянуться это избегание всех и вся?
   Идальга пожал плечами:
   -- При образе жизни, какой Ромига ведёт, хоть месяц, хоть год. Думаете, чел мог свести нас намеренно?
   -- Вряд ли. Однако он оказался в нужное время, в нужном месте, и волей-неволей помог Ромиге сорваться с крючка. Вероятно, в следующий раз Ромига станет прятаться от него тоже.
   -- Ожидаете, это не последняя атака? Может, подключите своих новых аналитиков? Или задачка посложнее, чем разорять человские казино?
   Комиссар улыбнулся:
   -- Обязательно подключу. Пусть тренируются, считают вероятности. И сам займусь, вместе с помощниками. Перетрясём Город на предмет всего странного, похожего на наш случай. А вы, Идальга, присмотрите за Ромигой лично, как друг. И постарайтесь почаще бывать в лаборатории чела. При малейшем подозрении на атаку -- сразу ко мне.
   Дознаватель серьезно кивнул. Помедлил мгновение, легко поднялся с кресла и ушёл порталом в свои апартаменты.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"